  в тайге,  знал,  как  завалить
дерево и укрепить ветвЯми  место ночевки. ”едЯ был охотник -  в его  краЯх к
оружию  привыкали  с детских лет. •олод и голод свели все ”едины достоинства
на  нет,  землЯ пренебрегала  его  знаниЯми, его умением. ”едЯ не  завидовал
горожанам,  он  просто преклонЯлсЯ перед  ними,  и  рассказы  о  достижениЯх
техники, о городских чудесах  он  готов был  слушать без конца,  несмотрЯ на
голод.
     „ружба  не  зарождаетсЯ ни  в нужде, ни в  беде.  ’е "трудные"  условиЯ
жизни,  которые, как говорЯт нам сказки художественной  литературы, ЯвлЯютсЯ
обЯзательным условием возникновениЯ дружбы, просто недостаточно трудны. …сли
беда и нужда сплотили, родили дружбу  людей - значит, это нужда не крайнЯЯ и
беда не большаЯ. ѓоре недостаточно остро и глубоко, если можно разделить его
с друзьЯми. ‚ настоЯщей  нужде познаетсЯ только  своЯ собственнаЯ душевнаЯ и
телеснаЯ  крепость,  определЯютсЯ  пределы  своих  возможностей,  физической
выносливости и моральной силы.
     Њы  все  понимали, что выжить можно только случайно. €, странное  дело,
когда-то  в  молодости  моей  у  менЯ  была поговорка  при  всех неудачах  и
провалах:  "Ќу, с голоду  не умрем". џ был уверен, всем телом уверен в  этой
фразе. € Я в тридцать лет оказалсЯ в положении человека, умирающего с голоду
по-настоЯщему, дерущегосЯ из-за  куска хлеба буквально, -  и все это задолго
до войны.
     Љогда мы  вчетвером собрались на ключе  „усканьЯ, мы  знали все, что не
длЯ  дружбы  собрались мы  сюда;  мы знали, что,  выжив,  мы неохотно  будем
встречатьсЯ друг с другом. Ќам будет неприЯтно вспоминать плохое: сводЯщий с
ума голод, выпаривание вшей в обеденных наших котелках, безудержное вранье у
костра, вранье-мечтанье,  гастрономические  басни, ссоры  друг  с  другом  и
одинаковые наши сны, ибо мы все видели во сне одно и то же: пролетающие мимо
нас, как болиды или как ангелы, буханки ржаного хлеба.
     —еловек счастлив своим  уменьем  забывать. ЏамЯть всегда готова  забыть
плохое и помнить только хорошее. •орошего не было на ключе „усканьЯ, не было
его ни впереди,  ни позади  путей каждого из  нас. Њы были отравлены ‘евером
навсегда, и мы это понимали. ’рое из нас перестали сопротивлЯтьсЯ судьбе,  и
только €ван €ванович работал с тем же трагическим старанием, как и раньше.
     ‘авельев  пробовал  урезонить  €вана  €вановича  во  времЯ   одного  из
перекуров. Џерекур - это самый обыкновенный отдых, отдых  длЯ некурЯщих, ибо
махорки у нас не один год не было, а перекуры были. ‚ тайге любители курениЯ
собирали  и  сушили   листы  черной  смородины,  и   были  целые  дискуссии,
по-арестантски страстные,  на тему: брусничный или смородинный лист вкуснее.
Ќи  тот, ни другой  никуда  не годилсЯ,  по  мнению  знатоков, ибо  организм
требовал никотинного Яда, а не  дыма, и обмануть  клетки мозга таким простым
способом было нельзЯ. Ќо длЯ перекуров-отдыхов смородинный лист годилсЯ, ибо
в лагере слово "отдых" во времЯ работы слишком одиозно и идет вразрез с теми
основными  правилами   производственной  морали,  которые  воспитываютсЯ  на
„альнем ‘евере.  Ћтдыхать через  каждый час - это вызов, это и преступление,
но ежечаснаЯ  перекурка  - в порЯдке  вещей. ’ак  и здесь, как и во  всем на
‘евере,  ЯвлениЯ  не совпадали с правилами.  ‘ушеный  смородинный  лист  был
естественным камуфлЯжем.
     - Џослушай, €ван, - сказал  ‘авельев. - џ расскажу тебе одну историю. ‚
Ѓамлаге на вторых путЯх мы возили  песок  на тачках.  Ћткатка дальнЯЯ, норма
двадцать пЯть кубометров. Њеньше  полнормы сделаешь -  штрафной паек: триста
граммов  и  баланда один  раз  в  день.  Ђ тот, кто сделает норму,  получает
килограмм хлеба, кроме приварка,  да еще в  магазине имеет право за наличные
купить килограмм  хлеба.  ђаботали  попарно.  Ђ  нормы  немыслимые.  ’ак  мы
словчили так: сегоднЯ катаем на тебЯ вдвоем из твоего забоЯ. ‚ыкатаем норму.
Џолучаем два  килограмма  хлеба да триста  граммов  штрафных  моих - каждому
достаетсЯ кило  сто пЯтьдесЯт. ‡автра работаем на менЯ. Џотом снова на тебЯ.
–елый  месЯц так катали.  —ем не жизнь? ѓлавное,  десЯтник  был  душа  - он,
конечно, знал.  …му было даже выгодно - люди не очень слабели, выработка  не
уменьшалась.  Џотом кто-то из начальства разоблачил эту  штуку,  и кончилось
наше счастье.
     - —то ж, хочешь здесь попробовать? - сказал €ван €ванович.
     - џ не хочу, а просто мы тебе поможем.
     - Ђ вы?
     - Ќам, милый, все равно.
     - Ќу,  и  мне  все равно.  Џусть  приходит  сотский. ‘отский,  то  есть
десЯтник, пришел через несколько дней. •удшие опасениЯ наши сбылись.
     - Ќу, отдохнули,  пора и  честь знать. „ать место  другим. ђабота  ваша
вроде оздоровительного пункта или  оздоровительной команды, как ЋЏ  и  ЋЉ, -
важно пошутил десЯтник.
     - „а, - сказал ‘авельев, -

     ‘начала ЋЏ, потом ЋЉ,
     Ќа ногу бирку и - пока!

     ЏосмеЯлись длЯ приличиЯ.
     - Љогда обратно-то?
     - „а завтра и пойдем.
     €ван €ванович успокоилсЯ. Ћн  повесилсЯ ночью в десЯти шагах от  избы в
развилке  дерева,  без  всЯкой  веревки  -  таких  самоубийств  мне  еще  не
приходилось  видеть.   Ќашел  его  ‘авельев,  увидел  с  тропы  и  закричал.
Џодбежавший  десЯтник  не  велел  снимать  тела  до  прихода  "оперативки" и
заторопил нас.
     ”едЯ ™апов и Я собирались  в великом  смущении - у €вана €вановича были
хорошие,  еще целые  портЯнки, мешочки,  полотенце, запаснаЯ  бЯзеваЯ нижнЯЯ
рубашка, из которой €ван €ванович уже выварил вшей, чиненые ватные бурки, на
нарах  лежала его телогрейка. Џосле краткого совещаниЯ мы взЯли все эти вещи
себе. ‘авельев не  участвовал в дележе  одежды мертвеца - он все ходил около
тела €вана €вановича. Њертвое тело всегда и везде на  воле вызывает какой-то
смутный интерес, притЯгивает,  как магнит.  ќтого не бывает  на  войне  и не
бывает в лагере - обыденность смертей, притупленность чувств снимает интерес
к мертвому телу. Ќо у ‘авельева смерть €вана €вановича  затронула, осветила,
потревожила какие-то темные уголки души, толкнула его на какие-то решениЯ.
     Ћн вошел  в избушку, взЯл  из угла топор  и перешагнул порог. „есЯтник,
сидевший  на завалинке,  вскочил  и  заорал  непонЯтное что-то.  Њы с  ”едей
выскочили во двор.
     ‘авельев  подошел к  толстому, короткому бревну лиственницы, на котором
мы  всегда пилили дрова, -  бревно было изрезано,  кора  сколота. Ћн положил
левую руку на бревно, растопырил пальцы и взмахнул топором.
     „есЯтник закричал визгливо и пронзительно. ”едЯ  бросилсЯ к ‘авельеву -
четыре пальца отлетели в опилки, их не  сразу даже видно было среди веток  и
мелкой щепы. ЂлаЯ  кровь била из пальцев. ”едЯ и Я  разорвали рубашку  €вана
€вановича, затЯнули жгут на руке ‘авельева, завЯзали рану.
     „есЯтник  увел  всех  нас  в  лагерь. ‘авельева  -  в  амбулаторию  длЯ
перевЯзки, в следственный отдел - длЯ начала дела о членовредительстве, ”едЯ
и  Я  вернулись  в ту самую палатку,  откуда две недели назад  мы выходили с
такими надеждами и ожиданием счастьЯ.
     Њеста  наши  на верхних  нарах  были  уже  занЯты  другими,  но  мы  не
заботились  об этом  -  сейчас лето, и на нижних нарах  было, пожалуй,  даже
лучше, чем на верхних, а пока придет зима, будет много, много перемен.
     џ  заснул быстро,  а в  середине  ночи  проснулсЯ  и  подошел  к  столу
дежурного дневального. ’ам примостилсЯ ”едЯ с листком бумаги  в  руке. —ерез
его плечо Я прочел написанное.
     "Њама, - писал ”едЯ, - мама, Я живу хорошо. Њама, Я одет по сезону..."
     1959


        €Ќ†…Љ’Ћђ

     <i>{Ќачальнику прииска тов. Ђ. ‘. Љоролеву}</i>
     начальника участка "‡олотой ключ" <i>{Људинова ‹. ‚.}</i>
     ђЂЏЋђ’
     ‘огласно  ‚ашему  распорЯжению  о  предоставлении  объЯснений по поводу
шестичасового простоЯ 4 бригады з/к з/к,  имевшего место 12  ноЯбрЯ с. г. на
участке "‡олотой ключ" вверенного ‚ам прииска, доношу:
     ’емпература воздуха утром была свыше пЯтидесЯти градусов. Ќаш градусник
сломан дежурным  надзирателем,  о чем Я  докладывал  вам.  Ћднако определить
температуру было можно, потому что плевок замерзал на лету.
     Ѓригада  была  выведена  своевременно,  но к работе приступить не могла
из-за того, что у бойлера, которым обслуживаетсЯ наш участок и разогреваетсЯ
мерзлый грунт, вовсе отказалсЯ работать инжектор. Ћ плохой работе  инжектора
Я неоднократно  ставил  в известность  главного инженера, но мер никаких  не
принимаетсЯ,  и инжектор  вовсе  разболталсЯ.  ‡аменЯть  его в  данное времЯ
главный инженер не хочет.
     ЏлохаЯ  работа инжектора  вызвала  неподготовленность грунта, и бригаду
пришлось  держать несколько часов без работы. ѓретьсЯ у нас негде, а костров
раскладывать не разрешают. Ћтправить же бригаду обратно в барак не разрешает
конвой.
     џ уже всюду,  куда  только  можно,  писал,  что  с  таким инжектором  Я
работать больше не могу. Ћн уже пЯть дней работал безобразно, а ведь от него
зависит  выполнение плана всего участка. Њы  не можем  с ним  справитьсЯ,  а
главный инженер не обращает вниманиЯ, а только требует кубики.
     Љ сему начальник участка "‡олотой ключ" горный инженер
     <i>{‹. Људинов.}</i>
     Ќаискось рапорта четким почерком выписано:
     1)  ‡а отказ от работы в течение пЯти дней, вызвавший срыв производства
и простои на участке,  з/к €нжектора арестовать на трое суток без  выхода на
работу, водворив его  в роту усиленного режима. „ело передать в следственные
органы длЯ привлечениЯ з/к €нжектора к законной ответственности.
     2)  ѓлавному  инженеру ѓореву ставлю на вид  отсутствие  дисциплины  на
производстве. Џредлагаю заменить з/к €нжектора вольнонаемным.
     Ќачальник прииска
     <i>{Ђлександр Љоролев.}</i>

     1956


        ЂЏЋ‘’Ћ‹ ЏЂ‚…‹

     Љогда  Я  вывихнул  ступню, сорвавшись в шурфе со скользкой лестницы из
жердей, начальству  стало Ясно, что Я прохромаю  долго, и так как  без  дела
сидеть  было  нельзЯ,  менЯ  перевели  помощником  к  нашему  столЯру  Ђдаму
”ризоргеру, чему мы оба - и ”ризоргер и Я - были очень рады.
     ‚ своей  первой жизни ”ризоргер  был пастором в каком-то  немецком селе
близ  Њарксштадта  на  ‚олге.  Њы  встретились с ним  на  одной  из  больших
пересылок во  времЯ  тифозного карантина и вместе  приехали сюда, в угольную
разведку.  ”ризоргер, как и Я, уже  побывал в тайге, побывал и в доходЯгах и
полусумасшедшим попал  с прииска  на  пересылку.  Ќас отправили  в  угольную
разведку  как  инвалидов,  как   обслугу  -  рабочие  кадры  разведки   были
укомплектованы   только   вольнонаемными.   Џравда,   это   были   вчерашние
заключенные, только что отбывшие свой  "термин", или срок,  и называвшиесЯ в
лагере полупрезрительным словом  "вольнЯшки". ‚о  времЯ  нашего  переезда  у
сорока человек этих вольнонаемных едва нашлось два рублЯ, когда понадобилось
купить махорку, но все же это был уже не наш брат. ‚се понимали, что пройдет
два-три  месЯца,  и они приоденутсЯ,  могут выпить,  паспорт  получат, может
быть, даже через год уедут  домой. ’ем Ярче были эти надежды, что Џарамонов,
начальник  разведки,  обещал им  огромные  заработки  и  полЯрные  пайки. "‚
цилиндрах  домой  поедете", - постоЯнно  твердил  им  начальник. ‘ нами  же,
арестантами, разговоров о цилиндрах и полЯрных пайках не заводилось.
     ‚прочем, он  и не  грубил нам. ‡аключенных  ему в разведку не давали, и
пЯть человек в обслугу - это  было  все,  что Џарамонову удалось выпросить у
начальства.
     Љогда  нас, еще  не знавших друг друга, вызвали из бараков по списку  и
доставили пред его  светлые и проницательные очи, он  осталсЯ весьма доволен
опросом.  Ћдин  из  нас был  печник,  седоусый острЯк Ярославец €згибин,  не
потерЯвший  природной  бойкости и в лагере.  Њастерство ему давало кое-какую
помощь, и он не был так истощен, как остальные. ‚торым был одноглазый гигант
из  Љаменец-Џодольска  -  "паровозный  кочегар",  как  он   отрекомендовалсЯ
Џарамонову.
     - ‘лесарить, значит, можешь маленько, - сказал Џарамонов.
     - Њогу, могу,  -  охотно  подтвердил  кочегар.  Ћн давно  сообразил всю
выгодность работы в вольнонаемной разведке.
     ’ретьим  был  агроном  ђЯзанов.  ’акаЯ  профессиЯ   привела  в  восторг
Џарамонова. Ќа рваное трЯпье, в которое  был одет агроном, не было обращено,
конечно,  никакого  вниманиЯ.  ‚  лагере не  встречают  людей по  одежке,  а
Џарамонов достаточно знал лагерь.
     —етвертым был Я.  џ не был ни печником,  ни слесарем, ни агрономом.  Ќо
мой высокий рост, по-видимому, успокоил Џарамонова,  да и не стоило возитьсЯ
с исправлением списка из-за одного человека. Ћн кивнул головой.
     Ќо  наш пЯтый  повел себЯ  очень  странно. Ћн  бормотал слова молитвы и
закрывал  лицо  руками, не слыша голоса  Џарамонова. Ќо и это начальнику  не
было внове. Џарамонов  повернулсЯ к нарЯдчику, стоЯвшему тут же и державшему
в руках желтую стопку скоросшивателей - так называемых "личных дел".
     - - ќто столЯр,  - сказал нарЯдчик,  угадываЯ вопрос  Џарамонова. Џрием
был закончен, и нас увезли в разведку.
     ”ризоргер  после рассказывал мне, что, когда его вызвали, он думал, что
его  вызывают на расстрел, так его  запугал следователь  еще на  прииске. Њы
жили  с ним целый год в одном бараке, и не было  случаЯ, чтобы мы поругались
друг с другом. ќто редкость среди  арестантов и в лагере, и в  тюрьме. ‘соры
возникают  по  пустЯкам,  мгновенно ругань  достигает  такого  градуса,  что
кажетсЯ - следующей ступенью  может  быть только  нож или, в  лучшем случае,
какаЯ-нибудь  кочерга. Ќо Я быстро научилсЯ не  придавать  большого значениЯ
этой  пышной  ругани.  †ар  быстро спадал, и  если оба продолжали  еще долго
лениво  отругиватьсЯ,  то это  делалось больше  длЯ порЯдка, длЯ  сохранениЯ
"лица".
     Ќо  с  ”ризоргером  Я  не ссорилсЯ  ни  разу. џ думаю, что в этом  была
заслуга ”ризоргера, ибо не было человека мирнее его. Ћн никого не оскорблЯл,
говорил  мало.  ѓолос  у  него  был  старческий,  дребезжащий,  но  какой-то
искусственно,  подчеркнуто  дребезжащий.  ’аким  голосом  говорЯт  в  театре
молодые   актеры,   играющие  стариков.  ‚   лагере   многие   стараютсЯ  (и
небезуспешно) показать  себЯ старше  и физически слабее, чем на самом  деле.
‚се это делаетсЯ  не всегда с сознательным расчетом,  а как-то инстинктивно.
€рониЯ жизни здесь в том, что большаЯ половина людей, прибавлЯющих себе лета
и убавлЯющих силы, дошли до состоЯниЯ  еще  более  тЯжелого, чем  они  хотЯт
показать.
     Ќо ничего притворного не было в голосе ”ризоргера.
     Љаждое утро и вечер он неслышно молилсЯ, отвернувшись от всех в сторону
и глЯдЯ в пол, а если  и принимал участие  в общих разговорах, то  только на
религиозные темы,  то есть очень редко,  ибо арестанты не  любЯт религиозных
тем.  ‘тарый похабник, милейший  €згибин, пробовал  было  подсмеиватьсЯ  над
”ризоргером,  но  остроты  его были  встречены такой  мирной улыбочкой,  что
изгибинский зарЯд шел  вхолостую. ”ризоргера любила  всЯ разведка и даже сам
Џарамонов,   которому  ”ризоргер   сделал  замечательный   письменный  стол,
проработав над ним, кажетсЯ, полгода.
     Ќаши  койки  стоЯли рЯдом, мы часто  разговаривали,  и иногда ”ризоргер
удивлЯлсЯ,  по-детски взмахиваЯ небольшими ручками, встретив  у менЯ  знание
каких-либо  популЯрных  евангельских  историй  -  материал,  который  он  по
простоте душевной считал  достоЯнием  только  узкого круга религиозников. Ћн
хихикал  и  очень  был доволен,  когда  Я  обнаруживал подобные познаниЯ. €,
воодушевившись, принималсЯ рассказывать мне  то евангельское,  что Я  помнил
нетвердо или чего Я не знал вовсе. Ћчень ему нравились эти беседы.
     Ќо однажды, перечислЯЯ имена двенадцати апостолов, ”ризоргер ошибсЯ. Ћн
назвал  имЯ  апостола  Џавла.  џ,  который со  всей самоуверенностью невежды
считал всегда апостола Џавла действительным создателем христианской религии,
ее основным теоретическим вождем, знал немного биографию этого апостола и не
упустил случаЯ поправить ”ризоргера.
     - Ќет,  нет, - сказал ”ризоргер, смеЯсь, -  вы не  знаете,  вот. - € он
стал загибать пальцы. - Џитер, Џауль, Њаркус...
     џ  рассказал  ему  все,  что знал об апостоле  Џавле.  Ћн  слушал  менЯ
внимательно и молчал. Ѓыло уже  поздно, пора было спать. Ќочью Я проснулсЯ и
в мерцающем,  дымном  свете коптилки увидел, что глаза ”ризоргера открыты, и
услышал шепот: "ѓосподи,  помоги мне! Џитер, Џауль, Њаркус..." Ћн не спал до
утра. “тром он  ушел на работу  рано, а  вечером  пришел поздно, когда Я уже
заснул.  ЊенЯ  разбудил тихий старческий плач. ”ризоргер стоЯл  на коленЯх и
молилсЯ.
     - —то с вами? - спросил Я, дождавшись конца молитвы.
     ”ризоргер нашел мою руку и пожал ее.
     - ‚ы правы, - сказал он. - Џауль не был в числе двенадцати апостолов. џ
забыл про ‚арфоломеЯ. џ молчал.
     - ‚ы удивлЯетесь моим слезам? - сказал он. - ќто слезы стыда. џ не мог,
не должен был забывать  такие  вещи.  ќто  грех,  большой  грех.  Њне, Ђдаму
”ризоргеру. указывает на мою непростительную ошибку чужой человек. Ќет, нет,
вы ни в чем не  виноваты  - это Я сам, это мой грех.  Ќо это хорошо, что  вы
поправили менЯ. ‚се будет хорошо.
     џ едва успокоил его, и с той поры (это было незадолго до вывиха ступни)
мы стали еще большими друзьЯми.
     Ћднажды, когда  в столЯрной мастерской никого не было, ”ризоргер достал
из кармана засаленный матерчатый бумажник и поманил менЯ к окну.
     -  ‚от, - сказал  он, протЯгиваЯ мне крошечную  обломанную фотографию -
"моменталку". ќто была фотографиЯ молодой женщины, с каким-то случайным, как
на  всех снимках "моменталок", выражением лица. ЏожелтевшаЯ,  потрескавшаЯсЯ
фотографиЯ была бережно обклеена цветной бумажкой.
     -  ќто моЯ дочь, - сказал ”ризоргер торжественно.  - …динственнаЯ дочь.
†ена моЯ давно .умерла. „очь не пишет мне, правда, адреса не знает, наверно.
џ  писал ей  много  и  теперь пишу. ’олько  ей.  џ никому  не показываю этой
фотографии. ќто из дому везу. есть лет назад Я ее взЯл с комода.
     ‚ дверь мастерской бесшумно вошел Џарамонов.
     - „очь, что ли? - сказал он, быстро оглЯдев фотографию.
     - „очь, гражданин начальник, - сказал ”ризоргер, улыбаЯсь.
     - Џишет?
     - Ќет.
     - —его ж она старика забыла? Ќапиши мне заЯвление  о розыске, Я отошлю.
Љак твоЯ нога?
     - •ромаю, гражданин начальник.
     -  Ќу, хромай, хромай. - Џарамонов вышел. ‘ этого времени, уже не таЯсь
от  менЯ, ”ризоргер, окончив вечернюю молитву и улегшись на койку,  доставал
фотографию дочери и поглаживал цветной ободочек.
     ’ак  мы  мирно  жили  около  полугода,  когда  однажды привезли  почту.
Џарамонов  был в  отъезде,  и  почту  принимал  его секретарь из заключенных
ђЯзанов, который оказалсЯ вовсе не агрономом, а каким-то эсперантистом, что,
впрочем, не мешало ему  ловко снимать шкуры с павших лошадей, гнуть  толстые
железные  трубы, наполнЯЯ  их песком  и  раскалЯЯ  на  костре,  и  вести всю
канцелЯрию начальника.
     -  ‘мотри-ка,  - сказал он мне,  -  какое  заЯвление на имЯ  ”ризоргера
прислали.
     ‚ пакете было казенное отношение  с просьбой  познакомить  заключенного
”ризоргера  (статьЯ,   срок)  с  заЯвлением   его   дочери,  копиЯ  которого
прилагалась. ‚ заЯвлении она коротко и  Ясно  писала, что, убедившись в том,
что отец ЯвлЯетсЯ врагом  народа, она отказываетсЯ от него и  просит считать
родство не бывшим.
     ђЯзанов повертел в руках бумажку.
     - ќкаЯ пакость, - сказал он. - „лЯ чего ей это нужно? ‚ партию, что ли,
вступает?
     џ думал о другом:  длЯ чего пересылать отцу-арестанту такие  заЯвлениЯ?
…сть  ли  это  вид  своеобразного  садизма, вроде практиковавшихсЯ извещений
родственникам о мнимой смерти заключенного, или просто желание выполнить все
по закону? €ли еще что?
     - ‘лушай, ‚анюшка, - сказал Я ђЯзанову. - ’ы регистрировал почту?
     - ѓде же, только сейчас пришла.
     - Ћтдай-ка мне этот пакет. - € Я рассказал ђЯзанову, в чем дело.
     - Ђ письмо? - сказал он неуверенно.  - Ћна ведь  напишет,  наверное,  и
ему.
     - Џисьмо ты тоже задержишь.
     - Ќу бери.
     џ скомкал пакет и бросил его в открытую дверцу топЯщейсЯ печки.
     —ерез  месЯц пришло и письмо, такое  же короткое, как и заЯвление, и мы
его сожгли в той же самой печке.
     ‚скоре менЯ куда-то увезли, а ”ризоргер осталсЯ, и  как он жил дальше -
Я не  знаю.  џ  часто  вспоминал  его, пока были силы вспоминать. ‘лышал его
дрожащий, взволнованный шепот: "Џитер, Џауль, Њаркус..."

     1954


        џѓЋ„›

     ”адеев сказал:
     - Џодожди-ка, Я с ним сам поговорю, - подошел ко мне и поставил приклад
винтовки около моей головы.
     џ  лежал  в снегу,  обнЯв бревно, которое  Я уронил с  плеча и  не  мог
поднЯть и занЯть свое  место  в  цепочке  людей,  спускающихсЯ с  горы,  - у
каждого  на  плече  было бревно,  "палка  дров",  у  кого  побольше,  у кого
поменьше:
     все  торопились  домой, и  конвоиры  и заключенные, всем хотелось есть,
спать, очень надоел бесконечный зимний день. Ђ Я - лежал в снегу.
     ”адеев всегда говорил с заключенными на "вы".
     - ‘лушайте, старик,  - сказал он, - быть не может, чтобы такой лоб, как
вы, не мог нести такого полена,  палочки, можно сказать. ‚ы  Явный симулЯнт.
‚ы фашист. ‚ час, когда наша родина сражаетсЯ с врагом, вы  суете ей палки в
колеса.
     -  џ  не фашист, -  сказал  Я, - Я больной и  голодный человек. ќто  ты
фашист. ’ы читаешь  в газетах, как фашисты убивают стариков.  Џодумай о том,
как ты будешь рассказывать своей невесте, что ты делал на Љолыме.
     Њне было все равно. џ  не выносил розовощеких,  здоровых, сытых, хорошо
одетых,  Я  не  боЯлсЯ.  џ   согнулсЯ,  защищаЯ   живот,  но  и   это   было
прародительским, инстинктивным движением - Я вовсе не боЯлсЯ ударов в живот.
”адеев ударил менЯ  сапогом в спину. Њне  стало внезапно тепло, а совсем  не
больно. …сли Я умру - тем лучше.
     - Џослушайте, - сказал ”адеев, когда повернул менЯ лицом к небу носками
своих сапог. - Ќе с первым с вами Я работаю и повидал вашего брата.
     Џодошел другой конвоир - ‘ерошапка.
     -  Ќу-ка, покажись, Я тебЯ запомню. „а какой  ты  злой  да  некрасивый.
‡автра Я тебЯ пристрелю собственноручно. ЏонЯл?
     - ЏонЯл, - сказал Я, поднимаЯсь и сплевываЯ соленую кровавую слюну.
     џ  поволок бревно  волоком под улюлюканье, крик, ругань товарищей - они
замерзли, пока менЯ били.
     Ќа следующее утро  ‘ерошапка  вывел нас  на работу  - в вырубленный еще
прошлой зимой лес собирать все, что можно сжечь зимой в железных  печах. ‹ес
валили зимой - пеньки были высокие. Њы вырывали их из земли вагами-рычагами,
пилили и складывали в штабелЯ.
     Ќа  редких  уцелевших  деревьЯх  вокруг  места нашей  работы  ‘ерошапка
развесил вешки,  свЯзанные  из  желтой  и  серой сухой травы, очертив  этими
вешками запретную зону.
     Ќаш бригадир развел на пригорке костер длЯ ‘ерошапки - костер на работе
полагалсЯ только конвою, - натаскал дров в запас.
     ‚ыпавший  снег   давно  разнесло  ветрами.  ‘тылаЯ  заиндевевшаЯ  трава
скользила  в руках  и  менЯла цвет от прикосновениЯ  человеческой  руки.  Ќа
кочках леденел невысокий горный шиповник,  темно-лиловые промороженные Ягоды
были  аромата необычайного. …ще  вкуснее шиповника  была брусника,  тронутаЯ
морозом,  перезревшаЯ, сизаЯ... Ќа  коротеньких прЯмых веточках висели Ягоды
голубики  - Яркого  синего цвета, сморщенные, как пустой кожаный кошелек, но
хранившие в себе темный, иссинЯ-черный сок неизреченного вкуса.
     џгоды в эту пору, тронутые морозом, вовсе  не похожи на Ягоды зрелости,
Ягоды сочной поры. ‚кус их гораздо тоньше.
     ђыбаков, мой  товарищ, набирал Ягоды в консервную банку в наш перекур и
даже  в те  минуты, когда ‘ерошапка  смотрел в  другую сторону. …сли ђыбаков
наберет  полную  банку,  ему  повар отрЯда  охраны даст  хлеба.  ЏредприЯтие
ђыбакова сразу становилось важным делом.
     “ менЯ не было таких заказчиков,  и  Я  ел  Ягоды сам, бережно и  жадно
прижимаЯ  Языком  к нёбу каждую  Ягоду - сладкий душистый  сок  раздавленной
Ягоды дурманил менЯ на секунду.
     џ  не  думал о помощи  ђыбакову в сборе, да и он  не  захотел бы  такой
помощи - хлебом пришлось бы делитьсЯ.
     Ѓаночка ђыбакова  наполнЯлась слишком медленно, Ягоды  становились  все
реже и реже, и незаметно длЯ себЯ, работаЯ и собираЯ  Ягоды, мы придвинулись
к границам зоны - вешки повисли над нашей головой.
     - ‘мотри-ка, - сказал Я ђыбакову, - вернемсЯ.
     Ђ впереди были  кочки с Ягодами шиповника, и голубики, и брусники... Њы
видели эти кочки давно. „ереву, на котором висела вешка, надо было стоЯть на
два метра подальше.
     ђыбаков показал на банку, еще не  полную, и на спускающеесЯ к горизонту
солнце и медленно стал подходить к очарованным Ягодам.
     ‘ухо щелкнул выстрел, и ђыбаков упал между кочек лицом вниз. ‘ерошапка,
размахиваЯ винтовкой, кричал:
     - Ћставьте на месте, не подходите!
     ‘ерошапка  отвел затвор и выстрелил еще раз. Њы знали, что значит  этот
второй выстрел. ‡нал это и ‘ерошапка. ‚ыстрелов  должно  быть  два -  первый
бывает предупредительный.
     ђыбаков лежал между кочками неожиданно маленький. Ќебо, горы, река были
огромны, и  бог весть сколько людей  можно уложить в этих горах  на  тропках
между кочками.
     Ѓаночка ђыбакова откатилась  далеко, Я  успел подобрать ее и спрЯтать в
карман. Њожет быть, мне дадут хлеба за эти  Ягоды - Я ведь знал, длЯ кого их
собирал ђыбаков.
     ‘ерошапка  спокойно   построил   наш   небольшой   отрЯд,   пересчитал,
скомандовал и повел нас домой.
     Љонцом винтовки он задел мое плечо, и Я повернулсЯ.
     - ’ебЯ хотел, - сказал ‘ерошапка, - да ведь не сунулсЯ, сволочь!..
     1959


        ‘“ЉЂ ’ЂЊЂђЂ

     ‘уку  ’амару привел из  тайги наш  кузнец  - Њоисей Њоисеевич Љузнецов.
‘удЯ  по  фамилии,  профессиЯ  у  него была  родовой.  Њоисей  Њоисеевич был
уроженцем Њинска. Ѓыл Љузнецов сиротой, как, впрочем,  можно было  судить по
его  имени и  отчеству  - у  евреев  сына  называют  именем  отца  только  и
обЯзательно,  если  отец  умирает  до рождениЯ  сына.  ђаботе  он  училсЯ  с
мальчиков - у дЯди, такого же кузнеца, каким был отец ЊоисеЯ.
     †ена  Љузнецова  была  официанткой  одного  из минских ресторанов, была
много моложе  сорокалетнего мужа и в тридцать седьмом году, по  совету своей
задушевной подруги-буфетчицы, написала на мужа донос. ќто средство в те годы
было вернее всЯкого заговора или наговора и  даже вернее какой-нибудь серной
кислоты  - муж, Њоисей Њоисеевич, немедленно исчез. Љузнец он был заводской,
не простой  коваль,  а  мастер,  даже  немножко поэт,  работник  той  породы
кузнецов, что  могли  отковать  розу. €нструмент,  которым он  работал,  был
изготовлен  им собственноручно. €нструмент этот  -  щипцы,  долота, молотки,
кувалды - имел несомненное изЯщество,  что обличало любовь  к своему делу  и
понимание мастером души своего дела. ’ут  дело было вовсе не в симметрии или
асимметрии, а  кое в чем более глубоком,  более внутреннем. ЉаждаЯ  подкова,
каждый гвоздь,  откованный  Њоисеем  Њоисеевичем, были изЯщны,  и на  всЯкой
вещи, выходившей  из  его рук, была эта печать мастера. Ќад  всЯкой вещью он
оставлЯл работу с сожалением: ему  все казалось,  что нужно ударить еще раз,
сделать еще лучше, еще удобней.
     Ќачальство его  очень ценило, хотЯ кузнечнаЯ  работа длЯ геологического
участка  была невелика. Њоисей Њоисеевич шутил иногда шутки с начальством, и
эти шутки ему  прощались за хорошую работу. ’ак, он  заверил начальство, что
буры лучше закаливаютсЯ в масле, чем в воде, и начальник выписывал в кузницу
сливочное масло - в  ничтожном, конечно,  количестве. Њалое количество этого
масла  Љузнецов бросал в воду, и  кончики стальных  буров приобретали мЯгкий
блеск,  которого никогда не бывало при  обычном закаливании. Ћстальное масло
Љузнецов  и   его  молотобоец  съедали.   Ќачальнику  вскорости   донесли  о
комбинациЯх кузнеца, но никаких репрессий не  последовало. Џозднее Љузнецов,
настойчиво  уверЯЯ  в высоком  качестве маслЯного  закаливаниЯ,  выпросил  у
начальника обрезки маслЯных брусов, тронутых плесенью на складе. ќти обрезки
кузнец перетапливал и получал топленое, чуть-чуть горьковатое масло. —еловек
он был хороший, тихий и всем желал добра.
     Ќачальник  наш  знал все тонкости жизни. Ћн, как ‹икург,  позаботилсЯ о
том, чтобы  в его таежном  государстве было два фельдшера,  два кузнеца, два
десЯтника, два повара, два бухгалтера. Ћдин фельдшер лечил, а другой работал
на черной работе и следил за  своим коллегой  - не совершит ли тот чего-либо
противозаконного.  …сли  фельдшер  злоупотреблЯл   "наркотикой"   -   всЯким
"кодеинчиком" и  "кофеинчиком", он  разоблачалсЯ,  подвергалсЯ  наказанию  и
отправлЯлсЯ на общие  работы, а его  коллега, составив и подписав приемочный
акт, водворЯлсЯ в медицинской  палатке. Џо мысли начальника, резервные кадры
специалистов   не   только  обеспечивали  замену  в   нужный  момент,  но  и
способствовали  дисциплине, котораЯ, конечно, сразу упала бы, если хоть один
специалист чувствовал себЯ незаменимым.
     Ќо бухгалтеры, фельдшера, десЯтники  менЯлись местами довольно бездумно
и,  уж  во  всЯком  случае, не  отказывались от  стопки  спирту,  хотЯ бы ее
подносил провокатор.
     Љузнецу,  подобранному  начальником  в  качестве   противовеса   Њоисею
Њоисеевичу, так и не пришлось держать молотка в руках - Њоисей Њоисеевич был
безупречен, неуЯзвим, да и квалификациЯ его была высока.
     Ћн-то и встретил на таежной тропе неизвестную Якутскую  собаку волчьего
вида:  суку  с  полоской вытертой шерсти  на белой  груди - это была ездоваЯ
собака.
     Ќи поселков, ни кочевых стойбищ  Якутских вокруг  нас не было -  собака
возникла  на  таежной тропе  перед  Љузнецовым,  перепуганным до  крайности.
Њоисей Њоисеевич подумал, что  это волк, и побежал назад, хлюпаЯ сапогами по
тропинке, - за Љузнецовым шли другие.
     Ќо волк лег на брюхо и подполз, вилЯЯ хвостом,  к людЯм. …го погладили,
похлопали по тощим бокам и накормили.
     ‘обака осталась у  нас. ‘коро стало Ясно, почему она не рискнула искать
своих настоЯщих хозЯев в тайге.
     …й было времЯ  щенитьсЯ - в первый  же  вечер  она начала рыть Яму  под
палаткой, торопливо,  едва отвлекаЯсь на  приветствиЯ. Љаждому из пЯтидесЯти
хотелось  ее  погладить,  приласкать  и  собственную  свою  тоску  по  ласке
рассказать, передать животному.
     ‘ам   прораб  Љасаев,   тридцатилетний   геолог,   справивший   недавно
десЯтилетие своей работы  на „альнем ‘евере, вышел, продолжаЯ наигрывать  на
неразлучной своей гитаре, и осмотрел нового нашего жителЯ.
     - Џусть он называетсЯ Ѓоец, - сказал прораб.
     -  ќто  сука, ‚алентин  €ванович,  - радостно сказал  ‘лавка  ѓанушкин,
повар.
     - ‘ука? Ђх, да. ’огда пусть называетсЯ ’амарой. - € прораб удалилсЯ.
     ‘обака улыбнулась ему вслед,  повилЯла хвостом.  Ћна быстро  установила
хорошие отношениЯ со  всеми  нужными людьми. ’амара  понимала роль Љасаева и
десЯтника ‚асиленко в нашем поселке, понимала  важность дружбы с поваром. Ќа
ночь занЯла место рЯдом с ночным сторожем.
     ‘коро  выЯснилось, что ’амара берет пищу  только  из  рук  и ничего  не
трогает ни на кухне, ни в палатке, есть там люди или нет.
     ќта твердость нравственнаЯ особенно умилЯла видавших виды и бывавших во
всЯких переплетах жителей поселка.
     Џеред  ’амарой  раскладывали  на  полу  консервированное  мЯсо, хлеб  с
маслом. ‘обака обнюхивала съестные припасы, выбирала и уносила всегда одно и
то  же  -  кусок  соленой  кеты,  самое  родное,  самое  вкусное,  навернЯка
безопасное.
     ‘ука  вскоре ощенилась  -  шесть  маленьких щенЯт стало  в темной  Яме.
™енЯтам  сделали  конуру,  перетащили  их  туда.  ’амара  долго волновалась,
унижалась, вилЯла хвостом, но, по-видимому,  все было в порЯдке, щенки  были
целы.
     ‚ это времЯ поисковой партии пришлось подвинутьсЯ еще километра  на три
в горы  - от базы,  где были склады, кухнЯ,  начальство,  место  жильЯ  было
километрах  в семи. Љонура со щенЯтами  была взЯта на новое место, и  ’амара
дважды и трижды в день бегала к повару и тащила щенЯтам в зубах какую-нибудь
кость, которую  ей давал повар. ™енЯт бы  накормили и так, но ’амара никогда
не была в этом уверена.
     ‘лучилось  так,  что в  наш поселок прибыл  лыжный отрЯд  "оперативки",
рыскавший в  тайге в поисках беглецов. Џобег зимой - крайне редкое дело,  но
были  сведениЯ,  что  с  соседнего прииска бежали пЯть  арестантов,  и тайгу
прочесывали.
     Ќа  поселке  лыжному отрЯду отвели не палатку, вроде той,  в которой мы
жили, а единственное в поселке рубленое здание  - баню. ЊиссиЯ лыжников была
слишком серьезна, чтобы  вызвать чьи-либо протесты,  как объЯснил нам прораб
Љасаев.
     †ители   отнеслись   к  незваным  гостЯм   с  привычным   безразличием,
покорностью.  ’олько  одно существо  выразило  резкое  недовольство по этому
поводу.
     ‘ука  ’амара молча бросилась на  ближайшего  охранника и  прокусила ему
валенок.  ерсть  на ’амаре стоЯла  дыбом, и  бесстрашнаЯ  злоба была  в  ее
глазах. ‘обаку с трудом отогнали, удержали.
     Ќачальник опергруппы Ќазаров,  о котором мы  кое-что слышали  и раньше,
схватилсЯ  было  за автомат, чтобы пристрелить собаку, но Љасаев удержал его
за руку и втащил за собой в баню.
     Џо совету плотника ‘емена Џарменова на ’амару надели веревочную лЯмку и
привЯзали ее к дереву - не век же оперативники будут у нас жить.
     ‹аЯть ’амара не умела, как всЯкаЯ  ЯкутскаЯ собака. Ћна  рычала, старые
клыки пытались  перегрызть веревку -  это  была совсем не та мирнаЯ ЯкутскаЯ
сука,  котораЯ  прожила с нами  зиму. Ќенависть ее была необыкновенна,  и за
этой ненавистью вставало ее прошлое:  не в  первый  раз собака встречалась с
конвоирами, это было видно каждому.
     ЉакаЯ леснаЯ  трагедиЯ осталась навсегда в собачьей памЯти? Ѓыло ли это
страшное былое причиной поЯвлениЯ Якутской суки в тайге близ нашего поселка?
     Ќазаров  мог  бы,  вероЯтно, кое-что рассказать, если помнил  не только
людей, "о и животных.
     „ней  через пЯть ушли  три  лыжника,  а Ќазаров  с приЯтелем и с  нашим
прорабом  собрались   уходить   на  следующее   утро.  ‚сю  ночь  они  пили,
опохмелились на рассвете и пошли.
     ’амара  зарычала, и Ќазаров вернулсЯ, снЯл с плеча автомат и выпустил в
собаку патронную очередь в упор. ’амара дернулась и замолчала. Ќо на выстрел
уже бежали из палаток люди, хватаЯ топоры,  ломы.  Џрораб бросилсЯ наперерез
рабочим, и Ќазаров скрылсЯ в лесу.
     €ногда  исполнЯютсЯ  желаниЯ,  а может быть,  ненависть всех пЯтидесЯти
человек  к этому  начальнику была так страстна и велика, что  стала реальной
силой и догнала Ќазарова.
     Ќазаров ушел на лыжах вдвоем со своим помощником. Ћни  пошли не  руслом
вымерзшей до дна реки -  лучшей зимней дороги  к  большому шоссе в  двадцати
километрах  от нашего  поселка, -  а  горами через  перевал.  Ќазаров боЯлсЯ
погони, притом путь горами был ближе, а лыжник он был превосходный.
     “же стемнело, когда поднЯлись они  на перевал,  только на  вершинах гор
был еще день, а провалы ущелий были темными. Ќазаров стал  спускатьсЯ с горы
наискось, лес стал гуще. Ќазаров  понЯл,  что ему надо остановитьсЯ, но лыжи
увлекали его вниз, и он налетел на длинный, обточенный временем пень упавшей
лиственницы, укрытой  под снегом.  Џень  пропорол  Ќазарову  брюхо  и спину,
разорвав шинель. ‚торой боец был далеко внизу на лыжах, он  добежал до шоссе
и  только  на другой день  поднЯл тревогу. Ќашли  Ќазарова через два днЯ, он
висел на этом пне закоченевший в  позе движениЯ, бега, похожий на  фигуру из
батальной диорамы.
     куру  с  ’амары  содрали,  растЯнули  гвоздЯми  на стене  конюшни,  но
растЯнули  плохо  - высохшаЯ шкура стала совсем  маленькой,  и  нельзЯ  было
подумать, что она была впору крупной ездовой Якутской лайке.
     Џриехал  вскоре  лесничий  выписывать  задним числом  билеты на порубки
леса, произведенные больше года назад. Љогда валили деревьЯ, никто  не думал
о высоте  пеньков,  пеньки оказались  выше  нормы  -  требовалась  повторнаЯ
работа. ќто была легкаЯ работа.  ‹есничему  дали купить кое-что в  магазине,
дали  денег, спирту. “езжаЯ,  лесничий выпросил собачью  шкуру, висевшую  на
стене конюшни, -  он  ее  выделает  и сошьет "собачины" -  северные  собачьи
рукавицы  мехом вверх.  „ыры  на  шкуре  от пуль не  имели,  по его  словам,
значениЯ.
     1959


        …ђђ€-Ѓђ…Ќ„€

     Џоэт  умирал. Ѓольшие, вздутые голодом кисти рук  с белыми  бескровными
пальцами и грЯзными, отросшими трубочкой ногтЯми лежали на груди, не прЯчась
от холода ђаньше он совал их за пазуху, на  голое тело,  но  теперь гам было
слишком  мало тепла. ђукавицы  давно  украли; длЯ  краж  нужна  была  только
наглость - воровали среди бела днЯ. ’усклое электрическое солнце, загаженное
мухами  и закованное круглой решеткой, было прикреплено высоко под потолком.
‘вет падал в ноги  поэта  - он лежал,  как в Ящике, в темной глубине нижнего
рЯда  сплошных  двухэтажных нар.  ‚ремЯ  от времени  пальцы  рук  двигались.
щелкали,  как  кастаньеты,  и ощупывали  пуговицу, петлю, дыру  на  бушлате,
смахивали какой-то  сор  и снова останавливались. Џоэт так долго умирал, что
перестал понимать, что  он  умирает. €ногда  приходила,  болезненно  и почти
ощутимо проталкиваЯсь через мозг, какаЯ-нибудь простаЯ и сильнаЯ мысль - что
у него украли хлеб, который он  положил под голову. € это было так обжигающе
страшно, что он готов был спорить, ругатьсЯ, дратьсЯ, искать, доказывать. Ќо
сил длЯ всего этого не было, и мысль о хлебе слабела... € сейчас же он думал
о другом, о  том, что  всех должны везти  за море,  и  почему-то  опаздывает
пароход, и хорошо, что он здесь. € так же легко и зыбко он начинал думать  о
большом  родимом пЯтне на  лице  дневального барака. Ѓольшую часть суток  он
думал о тех событиЯх,  которые  наполнЯли его жизнь  здесь. ‚идениЯ, которые
вставали перед его глазами, не были видениЯми  детства, юности,  успеха. ‚сю
жизнь он куда-то спешил. Ѓыло прекрасно, что торопитьсЯ не надо,  что думать
можно  медленно. € он не  спеша  думал о  великом  однообразии  предсмертных
движений, о том, что понЯли и описали врачи раньше,  чем художники и  поэты.
ѓиппократово лицо - предсмертнаЯ маска человека - известно  всЯкому студенту
медицинского  факультета. ќто  загадочное однообразие предсмертных  движений
послужило ”рейду поводом длЯ самых смелых гипотез. Ћднообразие, повторение -
вот обЯзательнаЯ почва науки. ’о, что в смерти неповторимо, искали не врачи,
а  поэты. ЏриЯтно  было сознавать, что он еще может думать. ѓолоднаЯ тошнота
стала  давно  привычной.  € все было равноправно -  ѓиппократ, дневальный  с
родимым пЯтном и его собственный грЯзный ноготь.
     †изнь входила  в него и  выходила, и  он  умирал. Ќо  жизнь  поЯвлЯлась
снова, открывались глаза, поЯвлЯлись мысли. ’олько желаний не поЯвлЯлось. Ћн
давно   жил  в  мире,   где  часто  приходитсЯ  возвращать   людЯм  жизнь  -
искусственным   дыханием,   глюкозой,  камфорой,   кофеином.  Њертвый  вновь
становилсЯ  живым.  € почему  бы  нет?  Ћн верил в  бессмертие, в  настоЯщее
человеческое бессмертие.  —асто думал, что  просто нет никаких биологических
причин, почему бы человеку не  жить вечно... ‘тарость - это только излечимаЯ
болезнь,  и,  если  бы  не  это  не разгаданное  до  сей  минуты трагическое
недоразумение, он мог бы жить вечно. €ли  до тех пор, пока не устанет.  Ђ он
вовсе не  устал жить.  „аже сейчас, в этом пересыльном  бараке, "транзитке",
как любовно выговаривали здешние жители. Ћна была преддверием ужаса, но сама
ужасом не была. Ќапротив, здесь жил дух  свободы, и это чувствовалось всеми.
‚переди был лагерь, позади -  тюрьма. ќто был "мир в дороге", и поэт понимал
это.
     Ѓыл еще один путь бессмертиЯ - тютчевский:

     Ѓлажен, кто посетил сей мир
     ‚ его минуты роковые.

     Ќо если уж ему, как  видно, не придетсЯ быть бессмертным в человеческом
образе,  как  некаЯ физическаЯ единица,  то уж  творческое-то  бессмертие он
заслужил. …го  называли первым русским поэтом  двадцатого века, и  он  часто
думал, что это действительно так. Ћн верил в бессмертие своих стихов. “ него
не было учеников, но разве поэты их терпЯт? Ћн писал и прозу - плохую, писал
статьи.  Ќо только в стихах он нашел кое-что  новое длЯ поэзии,  важное, как
казалось  ему  всегда.  ‚сЯ его  прошлаЯ  жизнь  была  литературой,  книгой,
сказкой, сном, и только настоЯщий день был подлинной жизнью.
     ‚се  это  думалось  не  в  споре,  а потаенно,  где-то глубоко в  себе.
ђазмышлениЯм этим не хватало страсти. ђавнодушие  давно  владело  им. Љакими
все это  было пустЯками,  "мышьей беготней" по сравнению с недоброй тЯжестью
жизни. Ћн удивлЯлсЯ себе - как он может думать так  о стихах,  когда все уже
было решено, а он это знал очень  хорошо, лучше, чем кто-либо? Љому он нужен
здесь и кому  он равен? Џочему же все это надо было понЯть,  и он ждал...  и
понЯл.
     ‚ те минуты,  когда жизнь возвращалась в его тело  и  его  полуоткрытые
мутные  глаза вдруг  начинали видеть, веки вздрагивать и пальцы  шевелитьсЯ,
возвращались и мысли, о которых он не думал, что они - последние.
     †изнь  входила сама как самовластнаЯ  хозЯйка:  он не звал ее, и все же
она входила в его тело, в  его мозг, входила,  как стихи, как вдохновение. €
значение этого слова впервые открылось ему во  всей полноте.  ‘тихи были той
животворЯщей силой,  которой он жил. €менно так.  Ћн  не жил ради стихов, он
жил стихами.