Ћлег Џавлов. Љарагандинские девЯтины

Ћцените этот текст:
Ћлег Џавлов. Љарагандинские девЯтины

---------------------------------------------------------------
© Copyright Ћлег Џавлов, 2001
Ћлег Џавлов: home page
© Copyright изд."–ентрполиграф"
Џовести последних дней / ’рилогиЯ.
---------------------------------------------------------------

Џовести последних дней / ’рилогиЯ.
„ействие трилогии разворачиваетсЯ на задворках некогда могучей €мперии
в трагическое и абсурдное времЯ ее распада. ѓерои Ћ.Џавлова - подневольные
служивые люди. Ћдин день лагерного охранника в романе "„ело Њатюшина".
Џутешествие армейской похоронной команды с грузом "200" в повести
"Љарагандинские девЯтины". †итие простого и грешного русского капитана в
повести "ЉазеннаЯ сказка"... Џисатель создает атмосферу экзистенциальной
смещенности восприЯтиЯ мира и показывает сложные переплетениЯ человеческих
судеб на фоне жестокой, почти фантастичной истории страны и народа.
1. ЉазеннаЯ сказка
2. „ело Њатюшина
3. Љарагандинские девЯтины

* ЉЂђЂѓЂЌ„€Ќ‘Љ€… „…‚џ’€Ќ› *

ЏЋ‚…‘’њ

Ѓ›’€…

Ќа ветру и холоде в городе еще торговали арбузами, а Љараганда плыла и
плыла на степных ветрах в будущую зиму... —то ни утро пугливо разбегались
облака, повылезшие за ночь как из щелей на черствые звездные крошки.
Ћткрывалось широкоэкранное черно-белое небо ноЯбрЯ. €з каменной глыбы днЯ
наружу выходил холод и бродил сумрачно по улицам, проспектам, площадЯм, на
просторах которых волны ветров качали плотами одинаковые порыжевшие шеренги
деревьев. Џолк тюремно-лагерной охраны перешел на зимнее времЯ, как бывало
это и всегда: в установленный нормативом срок, по приказу. Љонвоиры,
караульные добре
ли шинельками, привыкали к исподнему белью. “прЯмо ожидали
наступлениЯ каждого нового днЯ лишь те, кто отбывал лечение в полковом
лазарете.
†ители лазарета редко когда производили шум громче мышиного. „уши здесь
тихушничали, лекарственные. ѓромко было от мышей: вечно прожорливых, серых
вездесущих тварей, что к холодам перекочевали из сада, где собрали весь
урожай, в подпол и в простенки этого баракоподобного зданиЯ - судьбоносного,
однако, и длЯ них. ‡аключенных в лазарете мыши развлекали, а то и утешали,
заводЯ когда хочешь и с кем хочешь сердечную дружбу, если позвали дружить
хоть коркой хлеба. Ћни рождались тут же, где-то под полом и в простенках, но
редко попадали в виде трупиков на глаза, если только не на глаза того, кто
со страстью охотника истреблЯл их день за днем - начальника медицинской
части - человека, с казавшейсЯ иностранной фамилией, болезненно ненавидЯщего
все живое, что издавало в этом здании хоть сколько-то самостоЯтельный звук.
Њыши в лазарете грызли так много разных лекарств, точно болели всем
сразу, но еще и про запас, чтобы не болеть когда-нибудь потом. ’олько одного
анальгина сжирали они за год несколько мешков. Ћт таблеток мыши то храбрели
до одури, то умнели, делаЯсь математиками, но только вот не дохли, ведь все
медикаменты когда-то и прошли проверку на них, на мышах, прежде чем получить
путевку в промышленное производство. ‚ этом отдавал себе отчет и человек по
фамилии €нститутов. Ћни были единственные, кто мог что-то веско заЯвлЯть
этому врачу в погонах, гулЯЯ по лазарету как на свободе.
Ќачальник медицинской части подневольным служакой ни по складу, ни по
духу своему не был. ‘лужить когда-то завербовалсЯ как зубной техник, имеЯ
образование выше среднего, чем сильно отличал cебЯ от остальных людей, а
когда ему казалось, что приходило времЯ напомнить, с кем здесь имеют дело,
произносил внушительно: "џ, как человек с образованием выше среднего..."
Љак всЯкого вольнонаемного, его произвели длЯ однообразиЯ и ровности
рЯдов в младший офицерский чин. ‚ульгарного должностного повышениЯ своими
трудами или талантами €нститутову добиватьсЯ так и не пришлось. Љогда
бесповоротно спилсЯ прежний начмед, назначили начальником лазарета
трезвенника-зубодера: мужчину среднего роста, с аккуратно подстриженными
усиками, матовой кожей и руками, что были коротки да неприметны, но обросли
мышцами с помощью почти каждодневных силовых упражнений. €нститутов
брезгливо, а то и пугливо не выносил ни в чем простоты, поэтому упражнениЯ с
гирей, например, назывались "гиревым спортом", а если делал простой укол, то
это становилось "амбулаторной процедурой". •отЯ во всей фигуре зубодера было
что-то пудовое, сам он старалсЯ подчеркнуть свое изЯщество, красоту - но
красотой и силой дышали только природно черные, сверкающие, как антрацит,
глаза трезвенника. ’о они вдруг сжимались от обиды и злости мелкими
бесенЯтами, то со дна их величаво всплывали два холеных, круглых, пышных
беса, если начмед бывал всем доволен и почивал как на лаврах.
€нститутов имел привычку судить о людЯх, уподоблЯЯ при возмущении их
личности героЯм литературных произведений, даже не обЯзательно
отрицательным. Ќикакой человек не был длЯ него новостью. Ћн как бы говорил
этим с раздражением: были такие и до вас. ќто не значило, что много в своей
жизни читал или повидал. Ћднако имел представление, успел всего понемножку
нахвататьсЯ, кривЯсь, уже как широко начитанный человек, от вида живых людей
все равно что от фальши. ‘пиртного начальник медицинской части не терпел на
дух; казалось, что трезвость жизни была одним из главных его принципов,
даже, возможно, нравственных. Ћн был Язвенником, но скрывал это, потому что
стыдилсЯ наличиЯ в своем организме столь заурЯдной примитивной болезни.
‘пирт в лазарете всегда имелсЯ в наличии. Џотому бывало удивительно, что
спирт в наличии есть, а начмед расхаживает как аккуратное насекомое, хоть
через улицу, где обреталось общежитие работников строгого режима и выпить
всегда бывало нечего, все были безобразно пьЯны и слышалсЯ вой песен,
истошные вопли, детские плачи, фанфары бьющейсЯ и небьющейсЯ посуды.
ЊедицинскаЯ служба €нститутова была одной судорожной гонкой. ‹ечить не
успевал. Џочти все времЯ отнимали ответственные и двусмысленные дела, может
быть, и схожие с болезнЯми, но лишь тем, что пахло от них смертельным
исходом. Ќе ему было ведомо, что движут в подобных случаЯх людьми усердие,
корысть или страх - сам он желал отделатьсЯ от болезненных поручений просто
как можно быстрее и всЯкий раз только из-за брезгливости все исполнЯл в
лучшем виде, исхитрЯЯсь при том сверкать стерильной чистотой и оправдываЯ
полностью одно из названий, данное врачам, - "люди в белых халатах".
€нститутов с презрением ощущал, что его используют длЯ своих целей в
качестве чистильщика по таким делам, когда сами боЯлись замаратьсЯ, но мог
только неслышно бунтовать в душе или никчемно страдать, презираЯ
вышестоЯщих. •оть, видно, такаЯ была его натура: cтрадаючи все же исполнЯть,
а исполнЯючи - страдать.
‡убы он давно ленилсЯ лечить или, опЯть же, брезговал нечищеных
пропахших ртов, предпочитаЯ выдирать начисто, особо низшим чинам, не
стеснЯЯсь причинить боль. ‚ своей работе стоматолога повседневно то причинЯЯ
боль, то избавлЯЯ от нее, сам лично мало что испытывал - работал. ‚ таких
случаЯх он так и говорил: "—то поделать, голубчик, терпи - Я врач, а не
боль". Љ нему шли со страхом, наверное, перед самой властной над людьми
болью. ’репетали перед ним, молились на него, хоть это только зубнаЯ боль
внушала страх. ‡убодер временами ощущал в себе эту упоительную власть над
людьми, но не знал, чего возжелать, и пристрастилсЯ разве что к истреблению
мышей.
€нститутов соблазнЯлсЯ подсыпать этим тварЯм отравы или зарЯдить тупую
мышиную гильотину не от скуки бытиЯ - и если истреблЯл, то не ведал уныниЯ.
Ћн любил на свете только себЯ, но даже не той кровной слепой любовью, какой
любЯт свою же плоть, а сладострастно, похотливо, будто одна плоть вожделела
непрестанно другую, более прекрасную. Ћднако весь его рай на земле рушили
каждодневно мыши, что движимы сами бывают разве только испугом. Ћсобо он
мучилсЯ и страдал, когда находил прЯмо в своих карманах свежий мышиный помет
, который был не только что белого цвета, но даже по форме представлЯл собой
таблетки.
‚о всем были виноваты только эти серые вездесущие существа. ’о он
бормотал: "Ћни хотЯт менЯ убить" - и глЯдел затравленно, исподлобьЯ, весь
жалкий да несчастный, то жалобно доносил кому-то вслух: "Ћни реального
участиЯ в общественной жизни не принимают!" Ђ сам факт, что не мог он
справитьсЯ с кражей, когда эти твари ежеминутно нагло что-то в лазарете
воровали, окончательно сводил его с ума. ‘еренькие маленькие твари был
причиной уже его, €нститутова, мучений, наподобие именно тех, когда мучаютсЯ
зубами и чудитсЯ, что всЯ жизнь жалко содрогаетсЯ, подвешеннаЯ на дыбу
каким-то болевым червЯчком, всего-то фасоном с глисту. Ћн понимал, о чем они
пищат. ђазличал чуть не каждую в лицо, точно знаЯ, что юркнула под шкаф в
его кабинете именно та мышь, которую на прошлой неделе он видел в
процедурной или еще где-то. Џомнил в точности, какаЯ и сколько украла, что
позволила себе и какой от нее в общем и целом имеетсЯ вред. Ћн видел в мышах
рассадник всех заразных болезней, вплоть до холеры и чумы, заЯвлЯЯ
отчего-то, что мыши существуют и питаютсЯ только в помойках, хотЯ жили и
питались они рЯдом с ним, а то прЯмо-таки с ним, в его кабинете и его же
забытым на столе кусочком печенца. ѓлавнаЯ же вина всех этих тварей,
очевидно, состоЯла в том, что они, по убеждению €нститутова, замышлЯли его
убить. € ему, бывало, мерещилось как в бреду, что вскарабкаютсЯ однажды по
телу, перегрызут горло или вены, а то проникнут прЯмо в рот, поэтому начмед
в каком-то высшем смысле не столько был обуреваем живодерской страстью
истребить весь их род, сколько спасал неустанно собственную жизнь.
Ќо редко какаЯ химическаЯ отрава со вкусом селитры на них действовала,
будто грызуны давно открыли противоЯдие в лекарствах, которыми закусывали в
лазарете. €нститутов на свои кровные накупил мышеловок и начинЯл их с тех
пор приобретаемой на свои же средства вкусной пахучей наживкой. ЉаждаЯ
втораЯ мышь, наученнаЯ опытом, терпеливо объедала эти капканы, угощаЯсь за
его же счет, и она, эта каждаЯ втораЯ, спешила произвести на свет что ни
месЯц новый и новый приплод. Џолучалось, что их невозможно было истребить,
если только не истребить всех сразу - к примеру, поджечь лазарет. Ѓлиже к
ночи, когда начмед покидал место сражениЯ за свою жизнь, строем как на парад
приходили мыши. …ще не тушили свет, хоть все лежали на своих койках и готовы
были отойти ко сну. ‚друг по ровному обширному пространству линолеума,
похожие серыми шкурами на солдат в шинелЯх, начинали плыть как на параде их
шеренги. Ќаверное, в парадах участвовали самые закаленные в сражениЯх,
движениЯ их были решительны и слаженны. ЏройдЯ круг, мышиное ополчение под
всеобщий гогот исчезало. Џотом тушили свет, в блаженной тиши засыпали, а
мыши где-то сражались, отважно выживали до утра.
Љошки и коты, которых €нститутов то и времЯ подселЯл в лазарет длЯ
ловли мышей, долго не задерживались и бесславно сбегали через день-другой,
вскарабкиваЯсь по ЯблонЯм в саду и с них падаЯ вопЯщими кометами на родной
асфальт. ‘ тех пор, как сбежал первый из кошачьих, которого успели назвать
Ѓарсиком, такое имечко лепилось как-то само по себе и к остальным. Ѓарсиков
ласкали. „авали молоко. Ќо животные все равно хотели на волю. Ќачмед не
любил, к слову сказать, почти всех животных, как если бы все они так или
иначе происходили от ненавистных ему мышей. Љошек, что тоже питались на
помойках и нагло что-то у кого-то всегда крали, он бы с удовольствием душил
и вешал, если бы не заимел в них нужду - и сам отлавливал на помойках,
проносЯ в лазарет тайком на дне своего портфелЯ, упакованных брезгливо в
целлофан. Ѓарсиков после удушливых мучений в его портфеле никакаЯ сила не
удерживала в стенах лазарета, где обычно пустовали все палаты, кроме одной.
ЋстатьсЯ без больных начмеду было никак нельзЯ. Љто давно выздоровел -
откормилсЯ до стыдливых девичьих румЯнцев на пышущих щеках - осуждены
оказывались на вечное лечение. Љто-то должен был ежедневно наводить
стерильную чистоту, которой бы он любовалсЯ, а также слушать его поучениЯ и
трудитьсЯ длЯ своего же блага - но не санитары, наглые от бездельЯ, которых
он сам боЯлсЯ, и потому это были мастеровитые покорные пареньки, что
числились у него не один месЯц по штату заразно больных и чьи недуги плавно
перетекали в хроническую форму. ‚ своих частЯх они охранЯли осужденных за
преступлениЯ и ходили кто в конвоЯх, кто в караулах, но с тех пор, как
очутились в лазарете, по месЯцу и дольше не имели выхода наружу. ђодились
они кто где, но в одно времЯ. ’ак что почти всем исполнилось по восемнадцать
лет, когда пришел срок. Џоначалу в массе себе подобных, замаскированных под
цвет травы и земли, они то бежали, то ползли, то отборно вышагивали в одном
направлении, но не различали ни себЯ, ни себе подобных и не понимали своей
участи. ќто был и не отрЯд, и не стадо, и не толпа - а народ, со своим
заданием, но и характером. ђебЯчливо доверчивый - и уже порЯдком забитый.
Ќеимоверно выносливый - и стонущий, изнывающий чуть что жалобой. †ивучий - и
ленивый. Љазалось, все они вслед за теми, кто родил их, Явились на свет
только длЯ того, чтобы возмужать и успеть до смерти оставить после себЯ по
такому же доверчивому, выносливому, стонущему, живучему, ленивому ребенку.
Њногие из тех, кого сопроводила судьба в лазарет, уже насмешливо
рассказывали одинаковые скучные истории, как едва не погибли. Џомалкивал в
углу лишь тот, кто хотел на себЯ наложить руки. € мучилсЯ один на всех
настоЯщий герой, горевший с оружейным складом и не давший огню доигратьсЯ до
взрыва после того, как сам же соорудил поджог, изобретаЯ из рубильника
высокого напрЯжениЯ бытовой кипЯтильник.
•оть жизнь на больничной койке была куда питательней, чем в казарме и
тем более бараке, от слов "больничный режим", "больничный контингент" у
вчерашних караульных и конвоиров неразумно шумело в головах, так что
нестерпимо хотелось на волю. ‚сЯ здешнЯЯ блажь делалась вдруг отраженной от
смрадной тюрьмы и поганого лагерЯ, уже с их режимами, контингентом и черной
пропащей дырой. Ћщущение ходьбы впереди самого себЯ по узкому и прЯмому
коридору, как под конвоем, было малопривычным. ‘амодовольные хозЯевитые
взглЯды забредавших с воли гнетуще стрЯхивали с плеч былую осаночку.
•алатец, выданный в лазарете, отчего-то унижал.
ЋфицерскаЯ палата, что всегда была наполнена нежилой пустотой да
мышами, однажды затаилась отдельно гнетущим молчанием. € с тех дней, как в
лазарете поселилсЯ молоденький лейтенант, стало тЯгостно даже без особых
причин. Ќового больного в день поступлениЯ сопровождали двое офицеров,
непохожие на медицинских работников, притом такие же нездешние, с панцирными
от загара лицами. ‚се приехавшие были еще свободны от шинелей. ‘лужили,
стало быть, на краю степей, где солнце пекло как в пустыне, что весной, что
осенью, а от однообразиЯ и тоски, бывало, сходили с ума. €з такого далека
лейтенанта везли в Љараганду почему-то под конвоем из одних офицеров, чтобы
поместить в простой лазарет. ‘опровождающие ждали истуканами, пока не
получили выгоревший пыльный офицерский мундир, похожий на слезшую чулком
шкуру. ‘ мундиром на руках они тут же энергично исчезли во исполнение
пославшей их неведомой воли. ‹ейтенанту, чей мундир зачем-то куда-то увезли,
лишаЯ то ли одежды, то ли свободы, выдан был в каптерке лазарета больничный
халат, просторный, но такой ветхий, что смотрелсЯ офицер побирушкой даже в
огороженном наглухо забором пустынном садике, где его видели, когда проникал
на воздух покурить. ‚идели также каждое утро в комнате быта, где он умывалсЯ
с тщательностью бритьЯ.
Ќачмед хозЯйничал в лазарете как у себЯ дома и нельзЯ было ступить шагу
без его домовитых попреков с понуканиЯми. Ќаверное, не родилось женщины, что
могла бы осилить это злое бабство, отчего €нститутов, сколько ни вылезал из
кожи вон, стараЯсь нравитьсЯ и девушкам и женщинам, прозЯбал бесплодным
холостЯком. ‘ въедливостью евнуха начмед не только приводил в порЯдок людей
и предметы, но и озвучивал свой же порЯдок занудными речами. ЏоЯвись в
лазарете что живое или даже неживое, €нститутов заводил тут же собственное
мнение, а все должны были доставлЯть ему удовольствие, не только исполнЯЯ
его правила, но и слушаЯ его речь. Ћ поЯвлении лейтенанта, однако, он хранил
опасливое молчание и старательно уберегал себЯ от соприкосновений с этой
новой личностью, как если бы странного молодого человека поместили в лазарет
нарочно длЯ того, чтобы не лечить. ЉакаЯ тогда нужда была содержать его в
лазарете, начмед, без сомнениЯ, хорошо знал, отчего сторонилсЯ офицерской
палаты, произнесЯ лишь раз или два c оглЯдкой в eе сторону: "’оже мне
ђаскольников..."
Љогда €нститутов вздумал окружить вновь прибывшего еще и подобием
карантина, его взглЯд сам собой прицепилсЯ к одному из подневольных солдат,
что уже был занЯт работой и одиноко возвышалсЯ на малЯрных козлах под
потолком.
Ќачмед на минутку замлел, когда пронзил совестливый щекотливый холодок,
но пышно глуповато произнес: "•олмогоров! Ќу-ка, голубчик, спустись с
небес..." ’от послушно оторвалсЯ от работы и неуклюже спустилсЯ с высоты
малЯрских козел - полуголый и мазанный с ног до головы побелкой, похожий на
садово-паркового болвана из гипса. ѓлЯдЯ раздраженно на статую с опущенными
руками, €нститутов насупилсЯ, буркнул: "Ќу, голубчик, будет еще работа:
подавай в офицерскую палату завтрак, обед, ужин и уноси грЯзную посуду,
когда наш новый больной поест".

‚…—Ќ›‰ ‡“Ѓ

Њинул месЯц, как эту мертвую душу - демобилизованного со службы -
навЯзал ему принЯть в лазарет тоже начальник: хозЯйчик полигона, глухой
прапорщик Ђбдуллаев, по прозвищу Ђбдулка. ѓлухой непутевый воЯка хозЯйничал
в необитаемой степи, в сотне километров от Љараганды. Љогда-то Ђбдуллаев
служил в одной из конвойных рот, но однажды искалечилсЯ на учениЯх,
устроенных по случаю очередной годовщины ЋктЯбрьской революции. ‚ тот день
на воображаемой полосе вражеского огнЯ имели место два роковых
обстоЯтельства: первое заключалось в том, что он споткнулсЯ и упал, второе -
что на месте его падениЯ рванул как по заказу шумовой зарЯд, который
изображал взрыв, когда сотнЯ зеленых человечков изображала переход из
обороны в атаку.
Љто-то на смотровой вышке продолжал созерцать муравьиное воинственное
копошение зеленых человечков, лишь досадуЯ - и то короткое времЯ, наверное,
- когда один из этих человечков вопил да обливалсЯ кровью, не постигаЯ того,
за что же это все с ним произошло. Ђбдуллаева ждала горькаЯ судьба никому не
нужного инвалида. ‘пасли его собственные барашки, свое же маленькое радивое
хозЯйство.
Љаждому, кто должен был решать его судьбу в медицинской комиссии и в
части, он поднес по чьей-то подсказке барашка. ђассуждаЯ так, что глухим во
всех смыслах может быть и тот человек, который обладает слухом, и принимаЯ
во внимание, что жалоб собственно на потерю слуха со стороны контуженного
больше не поступало, одариваемые по очереди признавали Ђбдуллу €брагимовича
Ђбдуллаева годным длЯ продолжениЯ службы, то есть совершенно здоровым.
Џоследний, кто на свой страх и риск оставлЯл глухого служить, отдал ему на
прокорм как раз самое глухое местечко, полигон - вымерший, весь побитый
стрельбами да взрывами каменисто-песчаный участок в степи. € так бесплодное,
дикое место, где отнЯта была у него, будто полжизни, способность слышать,
превратило оглохшего зеленого человечка тоже в начальника.
—тобы к нему и впредь относились по-доброму, контуженный раз в год
заЯвлЯлсЯ к своему благодетелю и дарил что-нибудь вкусненькое.
‚сегда в подчинении Ђбдулки находилсЯ oдин солдат, столько полагалось
по штату. Ќаверное, не было в полку другого такого начальника, чтобы
командовал всего одним человеком. Ѓольшее времЯ года, свободное от стрельб -
это могли быть когда недели, а когда и целые месЯцы, - глухой жил со своей
бабой в поселке городского типа и только навещал длЯ порЯдка неблизкий
полигон, а солдат безвылазно и летом и зимой сидел в голой дикой степи и
караулил ветер. ‚сех своих солдатушек отеческий Ђбдулка любил и помнил как
сыновей, каждый из которых, когда приходило времЯ расставаниЯ, всегда
становилсЯ длЯ него последним. ‘транные были они у него - все равно что
хозЯева всего того, чем он лично командовал едва ли целый месЯц в году. Ћни
попадали к нему на полигон одинаковые - чужие, озиравшиесЯ в степи как
обреченные, но и уходили от него спустЯ годы, неотвратимо сменЯЯ друг дружку
на этом посту в степи, тоже очень похожие - родные, с просветленностью
старцев в глазах, иные побеленные в двадцать своих лет сединой. ‚от по осени
отнЯли еще одного, демобилизовали. „олжен он был давно отправитьсЯ домой. Ќо
отеческий Ђбдулка не мог отпустить сынка просто так: вздумал одарить вечным,
из железа, зубом.
‚зрыв, собственный душераздирающий вопль, вид крови, что лилась из ушей
- все ужасное, что случилось когда-то на полигоне - так напугало и
растрогало Ђбдулку, что после всЯкаЯ всЯчина производила на него именно это
впечатление вечности. Њеталлические зубы он вставлЯл себе и в прошлом, даже
один золотой, но никогда не задумывалсЯ о том, что они останутсЯ и после его
смерти. —то их, например, найдут в его могиле хоть через тысЯчу лет.
’рогательное и пугливое желание иметь в себе что-то вечное побудило Ђбдулку
вставить себе железные зубы взамен здоровых, после чего только и было в его
жизни гордости, что эти, даже нержавеющие кусочки вечности, лучисто
блестЯщие на солнце, когда контуженный гневалсЯ или улыбалсЯ во весь рот.
Ћдарить своего последнего сынка таким же зубом - было длЯ него как поделить
на двоих это торжество человеческой жизни. "Ѓез зуба ты какой человек? ’ак
себе человек, прах от праха, песок, дунет ветер - и разлетишьсЯ!" - громко
голосил Ђбдулка; как и все глухие, он не слышал того, что произносил, и
голос его выходил наружу, будто из репродуктора.
‘олдат не упрЯмилсЯ и верил, что контуженный желает только добра.
Ђбдулка заЯвилсЯ к €нститутову с тушкой Ягненка, обернутой поленцем в
мешковину, - такое щедрое подношение совершил он добровольно и только по
своей же наивности. €нститутов умаслилсЯ бы и от вида бараньей ноги, но
Ђбдулка уже так сильно тосковал по родному солдату, что никакаЯ другаЯ сила
или здравый смысл не могли бы его заставить умерить свое жертвоприношение.
‡а спиной отеческого Ђбдулки, будто чем-то провинилсЯ, нарЯженный в
парадную форму, стоЯл тот самый солдат. Ћн походил на большого ребенка, что
пребывал в растерЯнности с тех пор, как родилсЯ на свет. Џри нем был
документ, удостоверЯющий личность защитника родины, сорок пЯть рублей
денежного довольствиЯ, только полученные в полковой бухгалтерии, и
предписание, дающее право рЯдовому Ђлексею Њихайловичу •олмогорову на
плацкартный билет в любой конец широкой необъЯтной страны.
‚се смекаЯ, практичный начмед не расхваливал щедрость души Ђбдуллы
€брагимовича, но божилсЯ вставить солдату на самом видном месте самый лучший
железный зуб, что будет с ним воедино до смерти. Ђбдулка верил так легко не
слову этого человека, а закону жизни человеческой, которому сам подчинЯлсЯ,
как муравей, и нарушить который, будучи человеком, мог бы, только получаЯ
тут же взамен какое-то смерти подобное наказание. ‘огласно этому закону,
которому подчинЯлсЯ, как муравей, Ђбдулка, никакому человеку на земле -
другому такому же муравью - не дано было его обмануть, если взЯл тот за свою
работу что-то вперед, потому что не дано было бы после этого жить. †елаЯ
обрести только такую уверенность, Ђбдулка и уготовил начмеду Ягненка.
“поминание смерти, однако, растрогало Ђбдулку, и он прослезилсЯ неожиданно,
как на похоронах; контуженный умел понимать, о чем говорЯт люди, по
шевелению губ, но людей - если не забывали, что он глух, - всЯкий раз пугала
эта неожиданность чувств, с которой откликалсЯ он вдруг на что-то
обыкновенно сказанное.
‚ тот миг, когда заплакал отеческий Ђбдулка, •олмогоров едва не
расплакалсЯ, чувствуЯ себЯ сиротой. "Ђбдулла €брагимович, Я могу и без зуба,
уйдемте, без него проживу!" - воскликнул было Ђлеша. —ужой человек, которому
досталась оплата за труд, неприЯтно вздрогнул. Ќо глухой ничего не услышал,
и солдат, чувствуЯ почему-то угрызениЯ совести, осталсЯ стоЯть на месте.
„олго прощаЯсь с хозЯйчиком полигона, €нститутов поглЯдывал украдкой на
паренька, что уже раздражал его своим глупым видом. ЋпасаЯсь, что Ђбдулка
если и проститсЯ, то и вполне может снова нагрЯнуть в лазарет, начмед сразу
ж по его уходу произвел удаление намеченного под железный зуба, но выждал
день-другой и забыл про свой долг. ‚нушал поначалу, что зуб за день-другой
не сделаешь, если уж делать на века. Ђлеша с облегчением доверилсЯ начмеду.
‚ерить было ему всегда понЯтней и легче, чем не верить. ’олько обманутый
перестал бы он верить тому человеку, что даже за это времЯ успел бы обмануть
много раз.
•олмогоров уговаривал себЯ: "Ќичего, потерплю еще недельку, а потом
cЯду на поезд и уеду домой". —тобы ожидание текло незаметней, согласилсЯ
исполнЯть в лазарете работу, какую скажут. •оть и здесь оказалось, что это
не по доброй воле он помогает, а отрабатывает лично начмеду свой будущий
вечный зуб. •олмогоров мог в любой день собратьсЯ и уехать. ‚се документы
были при нем. ‚ полку он давно нигде не числилсЯ. Ќачмед готов был терпеть
его присутствие в лазарете, притом с пользой длЯ себЯ. Џросто выставить за
порог не рисковал, побаиваЯсь, что этот факт мог бы стать известен Ђбдулке.
€ во времЯ последнее позабыл пустЯковое свое "сделаю, когда захочу", а
назначал как должнику: "Ћтработаешь, тогда и сделаю". €ли того Яснее: "’ебЯ,
голубчик, между прочим, никто здесь не держит". Ќо •олмогоров как будто
нарочно все терпел и ждал обещанного.
Ђлеша, хоть и не ведал великого закона жизни, чтимого Ђбдулкой, но
верил ему - и вот уже надо было верить начальнику медицинской части,
которому поверил Ђбдулла €брагимович. Џоэтому изворотливое, ничего не
стоЯщее обещание завтрашнего днЯ - отчаЯнное обещание суетливого, загнанного
в угол человечка - вдруг обрастало человеческой роковой правдой. Ђ пока что
спрашивал Ђлешку каждый встречный, где же потерЯл он зуб, и •олмогоров
охотно вступал в разговор: "‚ырвали, чтобы новый вставить. „умал, такой
везучий, самый первый еду домой. Ђ вот решил зубы подлечить и самый
последний, наверно, уеду. ‡ато потом мороки не будет. †елезный прослужит всю
жизнь". Ќо эту его уверенность норовили поднЯть на смех: "Ђ если заржавеет?"
€ он, когда над ним все смеЯлись, тоже улыбалсЯ, но судорожной отрешенной
улыбкой, котораЯ так обезображивала его лицо, что смешки окружающих от
отвращениЯ начинали поневоле глохнуть, походить на покашливание и
затаивались. Ђлеша живо вздергивалсЯ, как лЯгушка от удара током, и
радовалсЯ, думаЯ, что все его слушают: "џ думаю, не заржавеет и не сотретсЯ,
длЯ этого жизнь слишком короткаЯ, Я же двести лет не проживу! ’акой жизни
еще и не сделали на земле!"
…му, конечно, бывало грустно, даже тоскливо, но и сквозь грусть-тоску,
как трава, пробивалось наружу, к свету, красочное удивление жизнью.
“дивление это взЯло над Ђлешей к совершеннолетию такую силу, что со стороны
он казалсЯ всем сонным, ленивым и редко какой окрик не заставал его
врасплох. ’огда он просыпалсЯ - и начинал работать, но долго, сонливо. Ђ
если, бывало, начинали подгонЯть, портила работу и все утЯжелЯла природнаЯ
его неуклюжесть, так что он уже начинал такой своей работой разрушать, а не
созидал.
„уша у •олмогорова была что добраЯ каша - вместо того чтоб
расплескатьсЯ, знай, береглась и тЯготела теплом своим к покою. Љогда
наполнЯл eе жар, то и тогда разве что пылко раздувала по-жабьи зоб. € на все
нужно ей было времЯ - и если воспылать, и чтобы остыть. Ћн тЯжело,
подневольно покидал всЯкое насиженное хоть с часок место. Ђ если сменЯлсЯ
уже ход жизни - замыкалсЯ, все еще живЯ красочными воспоминаниЯми о том, к
чему было привык. Ќо замкнутость брала власть над ним первое времЯ - до той
поры, пока не проходило беспокойство и неизвестное делалось знакомым, а
пережитое - обычным.
Ђлеша даже не всерьез, а с трепетом человека, причастного к таинству,
считал себЯ везучим и волновалсЯ, что везение может уйти так же беспричинно,
как и было дадено. Ќо что считал он везением, то чудесным было только длЯ
него, а доставалось в последние руки. ‘ебЯ он доверчиво ощущал непохожим на
других, как будто награжденным, и, замечаЯ вокруг людей с недостатками,
умудрЯлсЯ их жалеть, не чувствуЯ, что жалеть бы надо самого себЯ. ‘ первого
взглЯда в нем видели выдающеесЯ только неуклюжестью своей, угрюмое, себе на
уме, отсталое ущербное существо. Љогда на плац выгрузили пополнение,
вербовщики, набиравшие людей длЯ своих служб, разглЯдели в нем только такое,
и каждый отмахнулсЯ: "Ђ этого, тупого, отправьте Ђбдулке. Ќам такого добра
даром не надо. ’акого надо дальше откармливать!" € отправили - на санитарной
презренной машине, рейсом в один конец, без попутчиков - а Ђлеша прощалсЯ с
полком и, понимаЯ, что отправлен в особенное безлюдное место, думал о том,
как несказанно ему повезло и какое оказали за глаза то ли доверие, то ли
поощрение; других же, которых жалко было, - не иначе сослали.
„орогу на полигон знал и помнил каждый. ЉаменистаЯ, обожженнаЯ солнцем
колеЯ - летом, а зимой - узкий окоп, прорубленный трактором в мраморе
сугробов. „о ближайшего поселка, где жили люди, было километров пЯтнадцать.
Ћттуда и наезжал хозЯйчиком на мотоцикле Ђбдулка.
Љогда устраивались стрельбы, днЯ три крЯду на полигон прибывали одна за
другой роты. ђазвертывались живыми цепЯми, окапывались, постреливали, а
после полигон вымирал, пустел. ‚сех его свободных земель нельзЯ было
охватить глазом. Ћгородить такой простор также было невозможно, и потому
границы обозначали одинокие, удаленные друг от друга на расстоЯние видимости
посты - похожие на огромные бледные поганки "грибки", что прЯтали от зноЯ
или дождей дозорных, выставлЯемых на то короткое времЯ, когда от множества
промахов после автоматных очередей по степи бесцельно гулЯли пули, а
нечаЯнные мирные люди, случалось, сбивались с пути и забредали на полигон,
завороженные грозной оружейной канонадой.
•олмогорова привезли на полигон, когда уже смеркалось. ЌежнаЯ темнота
сумерек скрыла все, что так не терпелось ему увидеть. €з непроглЯдности
властным холодом веЯли ветра, глуховато завываЯ в ушах, будто в морских
раковинах. ”ары санитарной машины плавили сумеречное золотце из роЯ
песчинок, видимых только на свету. „ва человеческих голоса, шофера и хозЯина
полигона, ругались где-то в темноте, не понимаЯ друг дружку. офер, такой же
подневольный служивый паренек, гаркнул на прощание с мертвецкой веселостью,
убегаЯ в кабину: "Ќачальник-то у тебЯ глухой! Ћн такой, хоть в уши ори - не
услышит. •очешь - матери его, братишка. ќй, Ђбдулка... “род! ђаздолбай!
‚онючка!"
Љогда смерклось на том месте, где с минуту назад тепло фырчал мотор и
пусто светили фары, нахлынуло одиночество. Ќа островке, где с Ясностью маЯка
невозмутимо росло над темной гулкой степью белое башенное строение, что
горело низкими, почти вровень с землей, окошками и было увенчано на верхушке
мощным прожектором с подбитым глазищем, остались стоЯть двое: Ђлеша, только
что заброшенный на остров, и тот дикарь, в домашней простецкой одежде и в
обутых на босу ногу шлепанцах, которого обсмеЯл на прощание шофер.
Љоренастый, небритый, похожий то ли на банщика, то ли на могильщика,
стращаЯ громким лаем неразборчивых слов, он потащил •олмогорова в башню.
Ђлеша попал в большую пустую комнату, коробчатой формы с незаметной железной
лестницей, что уводила наверх в погашенный проем в потолке. •озЯин полигона,
оказалось, на ночь глЯдЯ торопилсЯ уехать. Ђбдуллаев все оставлЯл, но
ругалсЯ в сердцах так, как если бы застал в помещении вопиющий беспорЯдок. €
виной тому был он, Ђлеша - не понимающий, что будет здесь располагатьсЯ на
ночлег. Љонтуженный громыхал всем, что попадало под руку, и голосил,
добиваЯсь, чтобы тот хоть разок кивнул головой, подал знак: "’ут спать,
понимаешь? …да-вода, белье-мыло завтра привезу - понимаешь? ќй, ты глухой?
’ебе говорю!" “езжаЯ, Ђбдулка запер снаружи дверь, отключил свет. Ђлеша
лежал на койке, будто в тюремной камере, и уснул только под утро, когда в
оконцах забрезжил свет и успокоил душу. Ќачальник примчалсЯ на полигон ни
свет ни зарЯ - и устроил побудку своему новому работнику. Џрошло еще
несколько дней. •олмогоров молчаливо и безропотно исполнЯл все, что говорил
делать злой крикливый человек, который перед тем как исчезнуть в конце
каждого днЯ запирал его в башне на замок. Љак-то во времЯ работы •олмогоров
обратилсЯ к начальнику со спины, и когда Ђбдулка ни раз, ни другой не
обернулсЯ на его зов - а он-то звал его все громче и громче - Ђлеша вдруг
осознал, что хозЯин полигона не слышит его слов. Ћн постоЯл еще безмолвно, а
потом, одолеваЯ боЯзнь, тронул за плечо: Ђбдулка резко обернулсЯ и со
зверским выражением лица вскочил на ноги - но тут же смущенно поник, видЯ
растерЯнного, слабенького от своей догадки паренька. € утешил, как смог: "’ы
и Я, мы с тобой - будем как одна душа, сынок. …сли что, не бойсЯ, толкни -
глухой Я, но не баба, трогать можно". •олмогоров только и вымолвил:
"„Яденька, а вас как хоть зовут? Љак мне обращатьсЯ к вам? Џонимаете?" "—то
говоришь? —то сказал?!" - раскричалсЯ опЯть Ђбдулка, но когда уЯснил, о чем
спрашивают, снизошел: "Њного говоришь... ЉакаЯ тебе разница? џ тебе как
отец. ќто и знай. ".
ђассуждать вслух Ђбдулке все же нравилось. Ђлеша, слыша казавшийсЯ
потусторонним голос глухого, с жалостью думал о себе: "Њне-то и поговорить
не с кем". Ћн осознал это - весь срок своего молчаниЯ - и чувствовал, что
Явь уже превращаетсЯ в кружащее блуждание немых чувств, мыслей. Љогда
пожалел себЯ, что-то скользкое да Ядовитое змейкой обвило сердце, искушаЯ:
глЯди, он голосит без умолку, ему хорошо, а тебе плохо и лучше не будет.
Ђбдулка еще долго выслеживал, покрикивал, не даваЯ роздыху, желаЯ
завершить испытаниЯ. ‡агружал работой, самой бестолковой, чтобы тот ничего
не съедал зазрЯ, но и при каждом случае упрекал Ђлешу, что слишком много
ест, а надо есть понемножку: поменьше класть в рот да подольше разжевывать.
‚ другой месЯц, уже на сбереженных начальником запасах, Ђлеша наелсЯ
вдоволь, так что был очень счастлив - и Ђбдулка праздновал свою правоту.
•олмогоров сроднилсЯ с глухим, поневоле проникаЯсь тем отеческим, что было
сокрыто в человеке, который сначала длЯ его же пользы урезал рацион, а после
щедро удвоил, спасаЯ от голода.
Ћни уже не раз объезжали хозЯйство, разбросанное по степи километров на
пЯть. ЏрЯмо от порога смотровой башни начиналось стрельбище. Ѓыло безлюдно,
пустынно и все это рукотворное ухоженное поле боЯ походило на огромных
размеров мулЯж под открытым небом. ѓоризонт заслонЯли рыхлые рыжие сопки - в
двух километрах прЯмой видимости. ќто видимое пространство и должно было
простреливатьсЯ в каждой своей точке. …го оплетали паутиной непонЯтные пути
сообщений - узкие извилистые линии траншей. …ще дальше миражом ЯвлЯлсЯ в
голой степи игрушечного вида городок, состоЯщий из четырех панельных коробок
и подобиЯ площади. ‚се дома были ростом в три этажа. Ћконные проемы зиЯли,
что выколотые глазницы. ‚сЯкаЯ дырка в стене была обЯзательно обожжена. ‚се
кругом пахло гарью, хоть не было видно того, что могло бы гореть. ‚ерно,
жгли здесь то, что свозили и хотели уничтожить, превращаЯ в пепел и сажу.
Џлощадки стрельб походили на пешеходный городок длЯ детей, с
асфальтовыми дорожками и разметками, отчего могло подуматьсЯ, что здесь
изучали правила дорожного движениЯ. Љаждый такой объект был устроен
обособленно, отдельно, наподобие спортивного снарЯда, а соединЯли объекты
опЯть же асфальтовые дорожки.
ђазумность, дотошность того, как все было здесь устроено на марсианском
мертвом фоне, заворожили, как завораживает чувство ужаса. ‚ отсутствие людей
не верилось, что это все создано ими - а чудилось, что люди аккуратно были
здесь уничтожены каким-то потусторонним разумом, могущим не только
уничтожать, но и не оставлЯть следов, наводЯ свой мертвый порЯдок. €
казалось, что жизнь здесь есть, как есть она в песке, если эта песчанаЯ
мучица - прах чего-то живого. Ќа полигоне только песок змейками переползал
асфальтовые дорожки: зримо ползли они на глазах, стоило повеЯть со степи
хоть легкому ветерку. ’огда делалось до озноба ощутимо, что кругом дорожек
кишат и колеблютсЯ песчинки, безбрежнаЯ пустыннаЯ живаЯ землЯ. Ќо раз от
раза •олмогоров привык смотреть на все как на хозЯйство, обученный Ђбдулкой
управлЯтьсЯ с этим хозЯйством, не помнЯ о себе. ‚ обычный день должен он был
вымести асфальтовые дорожки на стрельбище и обойти сторожем все объекты. ‡а
день до стрельб проверЯлись и готовились к работе механизмы. Ђ в день, когда
наезжали стрелЯть, Ђлеша в поте лица ползал на брюхе по техническим
траншеЯм, встрЯхиваЯ то, что заедало, да и три стальных плоских ржавых
болвана - они же стоЯчаЯ, лежачаЯ да поЯснаЯ мишень - не могли без него. ‘
ним болваны стальные вставали из траншей, как мертвые из гробов, начинаЯ,
если надо, даже двигатьсЯ на шарнирах. ‚ нужное времЯ рвалась пиротехника и
гремели длЯ острастки взрывы.
Џогруженный в этот потешный и грозный мир, •олмогоров чувствовал себЯ
временами призраком. Ђ таков он и был, человек, о существованиЯ которого
здесь знал и помнил один глухой Ђбдулка. Ћ нем не ведали солдаты на линии
огнЯ: им невдомек было, что под теми болванами, куда они кромешно палили,
затаилась в окопчике живаЯ душа. Ђбдулка затЯгивал на нем бронежилет,
напЯливал каску и посылал со вздохом в грЯдущий кромешный ад. ђаздавались
первые выстрелы по мишенЯм, у Ђлеши застывала душа. Ћн слышал, что не
слышали там, за километр от него: как бьютсЯ в болванов пули, как, плющась и
шлепаЯ под них пометом, звЯкают да шипЯт. ‘лышал их вой, когда неслись
градом, начинал глохнуть. „уша погружалась в эту адскую музыку, дрогла в
утробной пустоте, рождаЯсь и застываЯ от ужаса, когда электрическое гуденье
вдруг напрЯгало застопоренную цепь.
…сли так случалось, что машинку заедало или в цепи не хватало тЯги,
чтобы поднЯть сваленного попаданием болвана, Ђлеша был должен подползти к
железному дружку и помочь сдвинутьсЯ своими силенками. ‘трельба умолкала,
пока ждали, когда подымутсЯ мишени. Ђлеша как будто отродЯсь знал о
несмертельной тишине, сулЯщей расслабление нервов да передышку тем, кто
стрелЯл. Ћна была в его воле, он же и дарил eе по минутам. Ќо руки во времЯ
работы все же содрогались, точно их било током, а тело корчило мучительно от
каждого движениЯ: в такие минуты, в этой тишине почему-то и вселЯлсЯ в него
страх смерти. ‹иниЯ огнЯ молчала - люди по ту сторону не замечали ничего
живого в расстрельной дали: то, что болваны вновь бесшумно ЯвлЯлись как
из-под земли, было всегда неожиданным и будоражило кровь. •оть они не
двигались и стоЯли мишенЯми под расстрел, в людЯх на мгновение возникала
легкаЯ волнительнаЯ паника, а чей черед наставал - цепенели. „ругое
творилось с Ђлешей. Ћн стремительно, уже с живучестью таракана, убегал на
четвереньках по дну траншеи в свою щель.
Ѓывали еще ночные стрельбы, когда мрак делал расстрел мишеней похожим
на охоту. Џо жестЯным болванам блуждал луч прожектора, вырываЯ их из
сумрака, и они бултыхались, как в кипЯщем котле, метались из стороны в
сторону. Љроваво-желтый воздух ночи секли трассеры, раскаленные добела
автоматные очереди. Ђлеша по три-четыре часа не вылезал из своего окопчика.
…го будто тоже искали всей сворой, убивали каждым выстрелом - и не могли
убить.
Ќо после стрельб неотвратимо погружало полигон в опустение и спЯчку.
‚озвращались по-птичьи пугливые ветра и постилали степь ровным прахом. Ђлеша
собирал отстрелЯнные гильзы - цветной метал, что после переплавки, наверное,
снова превращалсЯ в патроны - и свыкалсЯ по-звериному с тишиной. Љазалось,
вровень с небом он бродил целыми днЯми по степи. ‹ожилсЯ на землю - сколько
мог лежал. ‚ставал, брел силком на прогулку - сколько мог пройти. —тобы хоть
как-то времечко потратить готовил еду: то варил супец с тушенкой и крупой,
то погуще заваривал - и получалась каша.
Ќе в силах больше заставлЯть себЯ о чем-то думать и битьсЯ о каждую
молчаливую наедине с самим собой минутку, Ђлеша упивалсЯ легко и быстро
мечтами, а тогда уже в беспамЯтстве блуждал по степи. —аще всего в своих
мечтах он совершал подвиги, и при этом подвиг был обЯзательно ценой жизни.
Њечтал также оказатьсЯ кому-то нужным, кого-то спасал. €ли представлЯл себЯ
на войне, в бою, где в своих мечтах погибал, спасаЯ товарищей - о которых
опЯть же мечтал. ‡абываЯсь в мечтах он, бывало, день-два не притрагивалсЯ к
еде, как если бы жертвовал длЯ кого-то порцайку, и не мучилсЯ от голода. ‚
себе он чувствовал просветление, покой, и даже Ђбдулка исчезал из памЯти - а
еда становилась чем-то невыносимым, как напоминание о жизни.
Љогда вдруг наезжал Ђбдулка - в ней тоже ничего не менЯлось. Ћн мог
разве что привезти своей домашней еды в угощение и старых газет на подтирку,
из которых Ђлешка узнавал прошлые новости. ѓлухой мог бы раздобыть длЯ него
радиоприемник, о чем просил однажды Ђлеша, но ругалсЯ всЯкий свой приезд:
"‡абудь радио этот паршивый, слушать там нечего. Њного будешь знать, дурьЯ
башка, заболеешь, пропадешь. Џтица много знает, много думает? Ђ летает
высоко-высоко, далеко-далеко!"
“дивлЯло отеческого Ђбдулку и даже пугало - это что паренек жил без
писем. ‘ам не писал своим родным и от них не получал весточек. Ѓыло, еще
летом, глухой спросил: "’ы почему письмо домой не пишешь?" € услышал в
ответ: "„а чего писать, Ђбдулла €брагимович, лето - значит на огородах все
мои. “ нас без огорода не проживешь". Џотом, уже осенью, когда спросил о том
же, услышал от Ђлешки: "„а чего писать, картошку копают. “ нас без картошки
не проживешь". Љ зиме он все же, ничего не слушаЯ, посадил его за листок
бумаги и приказал уже как начальник написать забытым, как ему казалось,
родителЯм. Ђлеша долго сидел над бумагой - и написал: "‡дравствуйте, мама и
папа. џ служу родине хорошо, как вы сказали, все делаю. Њама, берегите себЯ.
Џапа, и вы себЯ берегите. џ тоже себЯ берегу. „о свиданиЯ, ваш сын Ђлексей".
Џод Ќовый год, к празднику, из родных его краев пришла посылка. Ђбудулка eе
получил, привез на полигон. ‚ ней были конфеты, печенье, варенье - все
сладкое. € письмишко: "‡дравствуй, сынок. Љушай и поделись с товарищами.
‚аренье съешьте первым, а то прокиснет, а конфеты с печеньем - потом. Њы
себЯ бережем. Ќа прошлых днЯх ощипала наших козочек. Џлатков штуки две
получитсЯ и носков еще десЯточек. ‡имой продам - будем с хлебушком. Ѓез
этого не проживешь. ‘лужи родине хорошо, как мы сказали. †дем тебЯ домой.
‚аренье съешьте первым, а то прокиснет".
Ђбдулка рассчитывал, сколько оставлЯл воды и хлеба, сколько задал
работы - и заЯвлЯлсЯ обычно по расчету. ‘нова завозил воду, хлеб, изобретал
работенку, отводил душу в жалобах про все на свете да отправлЯлсЯ домой.
Ђлеша знал эту дорогу, что вела в поселок, но искать среди людей было ему
нечего. ’ой жизни он уже сторонилсЯ.
ђаз в неделю он должен был ходить в баню. Ћколо поселка охранЯла
исправительную колонию шестаЯ караульнаЯ рота. Ѓанный день у них был по
воскресеньЯм. Ђлеша приходил с утра, никуда не сворачиваЯ, и ютилсЯ на лавке
у бани, пока мылись хозЯйчиками ротные. ‚сем чужой, терпел он насмешки да
тычки, но если не отвечал, то потому что чувствовал только удивление.
ѓолоса, скопище людей, суета - все его удивлЯло, и он молчал, глухой. Ђ все
знали с каких-то пор, что в баню ходит "глухонемой", добавлЯЯ еще с усмешкой
все равно как о дурачке: "с полигона".
…сли бы не стрельбы, что были как падение с поднебесных прогулок на дно
кромешное траншеи, то и тишь с благодатью могли бы свести с ума. ‡имой стало
жить труднее. Џрибавилось темноты и одиночества. Ќо мороз просветлЯл, рождал
в душе покой еще ощутимей, чем голод. ђазгребаЯ в одиночку снежные горы,
Ђлеша падал от изнеможениЯ и блаженно-крепко засыпал в тепле печурки, а за
ночь снова наваливало снегу и на том же месте вырастали, будто из того же
зернышка, точно такие же по очертаниЯм да размерам сугробы. ‚ башне он топил
печку, жалеЯ уголек, без чего нельзЯ было жить. Ђ когда выходил что ни день
разгребать снежные завалы там, где все должно было светитьсЯ к началу
стрельб только ровной ледЯной корочкой как на катке, неожиданно чувствовал,
что и без сизифовой этой работы не было б жизни. …му начинало счастливо
мерещитьсЯ, что кидает лопаты снега как в топку, чтобы не умереть.
‘веркающий, иссинЯ-сумеречный зимний дворец вдруг окутывало великое земное
тепло, так что Ђлеша скидывал душный тулуп, потом ушанку, а в завершение уже
по поЯс голый торжественно расхаживал по чистым легким дорожкам, веруЯ, что
обогрел землю. ‚ первую же зиму с ним свершилось это чудо: каждый новый
день, просыпаЯсь, начинал он жить как ни в чем не бывало, уже не помнЯ
вчерашнее. ‚се забывалось само собой, сгорало в душе, как уголек: прожил
день - обогрелсЯ, надо и дальше жить.
Џростое это веление снизошло на Ђлешу зимним путем, когда брел он с
санками по хлеб да по воду; отеческий Ђбдулка благоразумно отправил свой
мотоцикл зимовать в сарай и доверил самому нуждающемусЯ обеспечивать свою
первую необходимость. Ќи свет ни зарЯ Ђлеша снарЯжалсЯ в поход. Ћбитаемой
земли поселка достигал к полудню. Ќа кухне караульной роты получал мешок с
ржаными буханками, запасал полный бидонище питьевой воды. •оть он и добывал
воду из снега длЯ всех остальных нужд, питьеваЯ все равно кончалось
стремительно и не на чем было здесь сэкономить. Ѓывало, хлеба осталось еще
полмешка, а вода уже вышла. € это всегда его озадачивало: вода обычнаЯ,
оказываетсЯ, драгоценней хлеба и eе волочешь не то что одинаково с хлебом,
но и надрываешьсЯ из-за нее. ‚прЯгаЯсь в санки, Ђлеша обругивал свой тЯжкий
груз, как, наверное, тихонько бы ругалась в своей душе лошадь на груженую
телегу. Ќо если бы лошадь знала, что груз телеги состоит из сена, которым
будет она же сама кормитьсЯ, то гнев eе сменилсЯ бы радостью. Ђлеша же
по-человечески не удерживалсЯ от пылкой обиды, будто кто-то мог такое
нарочно придумать: чтоб человек волок, надрывалсЯ, а пройдЯ пЯтнадцать
километров, спустил в свою утробу то, чем надрывалсЯ, весь груз этот тЯжкий
да и путь сам же превращаЯ в ничто!
‚от по зимнему пути в никуда, груженный тем, что превращалось в ничто,
Ђлеша и обрел простое веление жизни. ђаз от раза его человеческаЯ обида
терЯла пыл. ђаз от раза он потихоньку забывал, что рожден все же человеком,
а не лошадью. € однажды ощутил себЯ совсем как лошадь, которую поЯт и кормЯт
только за то, что запрЯгают в телегу: да это ж все мое живое! это ж все
превращаетсЯ в менЯ! водичка моЯ, хлебушек - вот же они, теплеющие,
родненькие! ‚ тот миг, когда встал от усталости, чтобы перевести дух, Ђлеша
бесчувственными губами словил в морозном жгучем воздухе легкое дыхание. Ћно
скользнуло лоскутом - и вдохнуло... горЯчую влажную слабость. Џокрытый
полЯрной волной простор, куда Ђлеша вонзилсЯ подобно полюсу, желаЯ минуту
отдышатьсЯ, мерцал мириадами снежинок, что были как живые; а новые и новые
мириады тихо осыпались с вышины, где замершее далекое небо было похоже на
стоЯщие под снегом леса - где все разом трЯхнуло что-то властное, сильное.
Ќо вот одна из них растаЯла на его губах. Ђлеше даже мерещилось, что он eе
видел, когда она снижалась в кружении, но уже так одиноко, обреченно, будто
кружила и кружила над ним - знаЯ, что растает.
Ќастроение в него вселилось самое неразумное. Ћн столько до этого
прошагал, что стоЯ без движениЯ, истек по
том и мог простудитьсЯ, застываЯ на
морозе. "Џростужусь и умру!" Ђлеша вообразил, как будет метатьсЯ в
простудной горЯчке, просить пить, умирать. Ќо с отвагой ребенка стоЯл и
стоЯл посреди всей этой вечной мерзлоты, жалеЯ умершую снежинку. Ќазло
будущей простуде он уселсЯ на санки и решил, что будет пировать: жевал
мороженый ломоть хлеба и пил ледЯную воду из бидона. Љогда ж неспешно
насытилсЯ, то чинно и благородно снова впрЯгсЯ в санки и побрел дальше,
будто теперь должен был жить вечно.
Ќо то, что с ним тогда произошло, оставило и почти физический след:
теперь частенько •олмогоров забывалсЯ и на его лице сама собой застывала
улыбка. ‚ ней было нечто уродливое, как будто смеЯлось лицо, посеченное
шрамами. ‡амечаЯ это, Ђбдулка поначалу только злилсЯ, думаЯ, что Ђлеша
молчит и улыбаетсЯ как-то нарочно. •олмогоров приходил в сознание от его
окриков - и растерЯнно ничего не понимал. Ђбдулка думал, что с его
работником случилась какаЯ-нибудь душевнаЯ болезнь. ђешаЯ, что это зимовка
сделала Ђлешу таким, он успокоилсЯ: зимой пришло - весной уйдет. Ќо
задумчивость так и не проходила, и хозЯин полигона начал опасатьсЯ, что
Ђлешку когда-то незаметно контузило в траншее. Ќекоторое времЯ отеческий
Ђбдулка помучилсЯ страхами, смертельный это недуг или нет. ‘ тоской пугал
сам себЯ, что если откроетсЯ правда, то всю вину свалЯт быстрехонько на
него, скажут, Ђбдуллаев не доглЯдел. Ќо было похоже, что болезнь все же не
смертельнаЯ - а потому решил молчать и делать вид, что ничего не замечает.
€ногда из него вырывалось вдруг, когда не в силах был вытерпеть этой
улыбки, что казалась ему какой-то болью: "‘ынок, не грусти!" Ќо Ђлеша и не
думал, что грустит. "„а что вы, Ђбдулла €брагимович, не бойтесь. ќто Я
радуюсь про себЯ!" "—то радуешьсЯ? —то тебе веселого?" - спрашивал, читаЯ по
его губам, Ђбдулка. "„а как что... Ђ разве грустно должно быть? ‚он как все
хорошо кругом". "‘брендил ты, что ли?!" "„а так... Џросто так... •орошо-то
как..."
Ћднажды на исходе лета Ђбдулка примчалсЯ на полигон уже ночью и удивил
своего солдата известием: "‚ойна. Ѓрат на брата пошел". ѓлухой был потрЯсен
и напуган, он и примчалсЯ в степь не иначе спрЯтатьсЯ, но •олмогоров все же
не мог поверить в то, что он говорил. Ќочь Ђбдулка не спал. Ќесколько раз
тормошил спЯщего Ђлешку, страшась своего одиночества и тишины. "‹юди
озверели. Џочему не живут спокойно? —то хотЯт? ‡ачем нужна война?" - то ли
жаловалсЯ, то ли спрашивал. "Џоспите, Ђбдулла €брагимович... - мЯмлил Ђлеша
- ‚ы только усните, а жизнь пройдет". Ќо тот не смыкал глаз и чего-то ждал,
мучительно слушаЯ тишину. ‚ойны нигде не было. Ќа третий день из поселка за
ним пришла возмущеннаЯ жена: жадноватаЯ здороваЯ баба, у которой с глухим
было общее хозЯйство. Ћна увещевала, рыдала, грозила, кричала, даже дралась
- и заставила сбежавшего хозЯина наконец вернутьсЯ домой.
‚ тот день, когда пришел приказ о том, что Ђлексей •олмогоров отслужил
свой срок, отеческий Ђбдулка сам полез в траншеи, а ему отдал свое место -
на башне. ‚се годы, живЯ в этой башне, Ђлеша не подымалсЯ наверх, куда вела
железнаЯ лестница и где мог бывать только глухой, что ревностно берег это
свое право, запрещаЯ даже взглЯнуть или просто вешаЯ замок на железную
дверку люка.
Ћн оказалсЯ в прозрачной оболочке, сомкнутой из огромных толстых
стеклЯнных витрин, то почувствовал себЯ рыбиной в аквариуме. ’ело само собой
делалось легким, шаги по бетонному гулкому полу - плавными, сонливыми. Ђ
там, куда удивленно глЯдел из своей аквариумной толщи, как в чужой неведомый
мир, развертывались живые цепи, ползли мокрицами многотонные
бронитранспортеры: копошение воинственных человечков походило на муравейник,
ронЯЯ строй и смешно терЯЯ сугубую серьезность муштры, что спадала с
марширующих как штаны. €ли вдруг проЯвлЯлись в воздухе реактивные белесые
выхлопы автоматных выстрелов - распускались на долю секунды парашютиками из
стволов - что ощутимы были там, длЯ стрелЯющих, только как прогорклаЯ вонь.
Љогда Ђлеша был облачен во все парадное и прощалсЯ навсегда со степью,
а Ђбдулка усаживал его в мотоцикл и должны они были ехать прЯмиком в
Љараганду, где обещан был •олмогорову вечный железный зуб, - глухой
спохватилсЯ и до испуга удивилсЯ своему открытию: "‚от и все!"

‘’Ђђ›‰ ЌЋ‚›‰ „…Ќњ

Ђлеша не чувствовал, что был отдан в услужение. ЌоваЯ обЯзанность
оказалась куда душевней, чем можно было ожидать от начмеда, что изо днЯ в
день прописывал однообразные неживые работы. Ђ здесь назначено было
поухаживать за больным, подать да унести - но помочь выходило не в труд.
’олько так и не дали знать: а чем же странный лейтенант болеет? CтоЯл ведь
он крепко на ногах, умывалсЯ сам, в садик выходил покурить, но даже издалека
выглЯдел так, как если бы в лазарете, где избавлЯть и лечить должны были от
болезней - напротив, пребывал со своей болезнью один на один и не получал
хоть кого-то облегчениЯ. € на ум пришло, что гложет этого человека такой
недуг, о котором никому ничего не известно. Ќеизвестно не только больному,
но и медицине. ќтот недуг позволЯл и ходить, и есть, и курить, однако
причинЯл страданиЯ, которые лейтенант отбывал уже в безысходном одиночестве,
хотЯ мог еще их терпеть, делаЯ все то же, что и здоровые люди.
“тром, когда в лазарет принесли флЯги с едой, Ђлеша помнил о лейтенанте
и всех опередил, чтобы порциЯ больному досталась первейшаЯ, погуще. ‘ мыслью
о больном - будто солЯнка мЯснаЯ ЯвлЯлась лекарством - он уважительно понес
в офицерскую палату все то, что добыл в обжорной сутолоке у флЯг. Ќо
ожидание встречи с больным простыло в душе, когда постучалсЯ и услышал
заносчиво-повелительный голос: "Ќе заперто..." •олмогоров толкнул легкую
дверь и застыл на пороге: в углу, на койке у окна, полулежал в расхристанном
халате, привалившись спиной к стене, ненужный себе человек, казалось, даже
не военный. ‚ громоздкой холодной палате - с постеленной одной койкой в
отдалении у окна и с брошенными на произвол судьбы ничейными свободными
местами - царило ощущение беспорЯдка. ђаздетые, телесного цвета матрасы на
свободных койках источали сильный запах лекарств, будто какой-то трупный. Ћт
проема окна падал чистый белый свет, а в деревЯнную раму, как холст, прЯмо с
холода да с ветра поставлена на вид была летнЯЯ казарма: маслЯнисто-зеленый
фанерный барак, свежие кресты досок на оконцах.
‹ейтенант впилсЯ глазами в полную дымЯщуюсЯ миску. "‡драсте... „оброе
утро... ‚от завтрак ваш", - с трудом выговаривал Ђлеша. Ћфицер не
шелохнулсЯ. ‹ицо его было скуластое, с загорелой до темноты кожей. ‚се
существо вбирали округлые непроницаемо-темные глаза - почти без белков, как
у зверЯ. Ђлеша тЯжеловато прошагал палату. ‚ одной руке нес перед собой
миску, в другой - кружку с чаем и ложку. ‚се составил на тумбочку подле
койки. ‹ейтенант забылсЯ, осЯзаЯ глазами только еду. Ћн взЯлсЯ за ложку, но
рука дрожала, как если бы он совершал ею молча нечто противное, болезненное.
Ќаверное, только дрожь назойливаЯ в своей же руке пробудила едока от
забытьЯ. Ћн поднЯл голову, впилсЯ безжалостно-жадным взглЯдом уже в того,
кто стоЯл перед ним с пустыми руками, но ухмыльнулсЯ вдруг и произнес: "‚от
и он так стоЯл..." ќто был голос повелевающий, но притворившийсЯ отчего-то
тихим. Ђлеша обмер - а лейтенант выждал все равно что ответа, хоть в
произнесенных с ухмылкой словах его о ком-то неизвестном даже не звучал
вопрос.
‘ Языка сорвалось: "†елаю приЯтного аппетита".
"‚от и он так сказал.... " - услышал •олмогоров в ответ.
‘тало не по себе, тоскующим ненасытным облачком в офицерской палате
стал блуждать сладковатый душок мЯсной солЯнки: Ђлеша мигом опомнилсЯ и
оставил в покое умирающего - того, кто готовилсЯ, как ему это почудилось,
принЯть смерть и поэтому был зол на весь мир. Ќо когда •олмогоров вышел на
свободу, то чувство обреченности, отчего-то уже своей собственной, отравлЯло
каждую минуту.
‘ел завтракать - но еда казалась невкусной, словно тем временем, когда
обслуживал лейтенанта, что-то случилось и солЯнка прогоркла. ’акой же
невкусный оказалсЯ и чай - не чай, а помои. ‚оротило с души. ‘идЯ за столом
и еще чего-то дожидаЯсь, Ђлеша затосковал. Џотом очнулсЯ и вспомнил о
лейтенанте: этот уже, наверное, налопалсЯ и посуда грЯзнаЯ готова - иди за
ним убирай, раз еще живой.
‹ейтенант сыто развалилсЯ на койке. Ќо ждал прихода обслуги. Њиска была
опустошена, чай выпит. Cпокойный, с ленцой, разумный голос заполнил
неожиданно похожую на склеп палату: "Ђ вонЯет это все солЯрой. ‘только сала
ем первый раз. € эта блевотина у них называетсЯ солЯнкой. Ћни eе готовЯт на
завтрак, на обед, на ужин... Ћсенью, летом, весной, зимой... € кормЯт этим
круглый год. —то, дурик, тебЯ еще не тошнит? €ли ты всем доволен? Ћго как
глЯдит - прЯмо убивает взглЯдом, а это мне очень нравитсЯ! —то? Ќе доволен?!
’ебЯ как звать? Ќу? Ќу хочешь, отведи душу - давай, как есть, крой, только
не молчи, могила безымЯнного солдата..."
•олмогоров открыл рот: "Ђ так и звать, как и всех людей, по имени". "Ќу
и какое у тебЯ, человек, имЯ?" "Џростое. —еловеческое". "Љакое-такое?!" -
‹ейтенант взвилсЯ, аж приподнЯлсЯ на локотки. "‚ам надо в покое быть. Ѓольно
много ругаетесь". "Ѓольно? „а что ты знаешь про боль?!" - вскрикнул
лейтенант. "‡наю", - пролепетал Ђлеша, осиливаЯ волнение. "„урак, - вдруг
чуждо произнес лейтенант и, скорчившись как от удара в живот, начал цедить
сквозь обиду и злость: - •уже нас нет. Џора закрывать этот дурдом. ‹юди не
должны жить. ‚сех нас надо уничтожить. Ќет, не по отдельности, чтоб кто-то
оставалсЯ, а всех разом. ’олько всех и разом, чтобы нажать кнопку, котораЯ
там, и решить этот вопрос навсегда. Ќу, что ты пЯлишь на менЯ свои круглые
глазки? „авай, человек, шагай, жуй свою солЯнку, пока дают. Ћно верно, от
сала не умрешь, салом не убьешь. Ђ свиньЯ знала, чье мы сало съели?" ‚
последних словах голос лейтенант возвысилсЯ уже с надменной ухмылкой. Ћн
изрек: "Њертвецы ходЯт по двое". € умолк.
ђазговор, что был начат с ухмылки, кончилсЯ такой же, непонЯтно длЯ
чего рожденной внушительной пустотой. Ђлеша успел только ощутить в этой
пустоте, что чужой человек говорил с ним так, будто все о нем знал.
Ћн вышел наружу, чувствуЯ себЯ не то обманутым, не то обманщиком, и
пошагал по коридору, на каждом шагу честно воскрешаЯ в памЯти лица офицеров,
которые прошли за эти годы перед его глазами. Џолигон был местом, куда
каждый, кто обращалсЯ с оружием, будто исполнЯЯ повинность, хоть раз в год
ЯвлЯлсЯ. ‡апомнитьсЯ могли не все. Ђлеша мало что о ком знал, но близко или
в отдалении повидал, наверное, каждого. ‚ той череде лиц из прошлого -
блеклых, водЯнистых, как если бы разочарованных жизнью - лицо человека из
офицерской палаты или не Явилось, или вплывало из прошлого до того
неузнаваемое, что не имело ничего общего с оригиналом. "•олмогоров! Ќу-ка
подойди!" - ‚ ту же минуту, когда он шагал с грЯзной чужой посудой по
коридору, утром еще гладкому и тихому, раздалсЯ ревнивый нервный окрик из
распахнутого мышеловкой кабинета.
€нститутов то ли брезгливо, то ли пугливо ютилсЯ на пороге собственного
кабинета и сам же держал нараспашку дверь, выпроваживаЯ наружу маленького,
однако приметного всей своей наружностью человека.
Ќезваный гость, не снЯвший в помещении даже шлЯпы, похоже, терпел
бедствие. ‹ицо его, в котором было что-то татарское или волчье, застыло в
раздраженной гримасе. Ћн был одет со старомодной внушительностью. лЯпа,
плащ, ботинки, портфель, Явно подобранные наподобие ансамблЯ, имели табачный
и, вероЯтно, популЯрный когда-то цвет. …ще сорочка, нареченнаЯ белой, и
оранжевый галстук с пестрым цветочным узором - сам по себе вызывающе
экзотичный. ЌепонЯтно, длЯ какого случаЯ предназначалсЯ этот вовсе не
походный мужской комплект и что ж случилось с его обладателем в
действительности. Ќо вещички, должно быть, таскались много суток без смены.
‚ заскорузлом воротничке сорочки наскреблось грЯзцы, как под ногтЯми. Џлащ
чужевато болталсЯ на плечах - тусклый да процарапанный, точно общепитовскаЯ
алюминиеваЯ посуда.
ѓражданин настырно длил свое чуждое стоЯние в служебном помещении и
притом возмущенно глЯдел на €нститутова, будто требовал, чтобы тот сам
немедленно покинул кабинет. Ќачмед вышел из себЯ и закричал. "‚се, Я устал
вам повторЯть, увидите его в своей распрекрасной столице!.. Ќе здесь и не
сейчас, все, точка! Ќапрасно приехали и напрасно мутите воду, дорогой
товарищ! ‘егоднЯ он будет отправлен. ‘мотрин и переодеваний никаких тоже не
будет, это у себЯ дома делайте что хотите. ‚ам положено сына встречать по
месту жительства, а не шататьсЯ в пьЯном виде по Љараганде. ‚се мы
когда-нибудь отчего-нибудь умрем. € Я умру, и вы - вот увидите. Ђ ведь Я
лично не плачусь, не устраиваю истерик. Џоверьте, вы сейчас вредите своему
сыну, как это только возможно. ‚ы его просто, извините, позорите. ‚ы чего
дождатьсЯ хотите? ‚ милицию, в вытрезвитель попасть?! ’ак, •олмогоров,
зовите нарЯд... Џо-другому он не поймет..."
Њужчина молчаливо склонилсЯ головой, так что сделалась видной лысина
его шлЯпы, потом неожиданно-резким властным движением, поднЯл голову,
взглЯнув с неприЯзнью уже на Ђлешу, но ничего так и не ответил.
Ѓездушно-просто шатнулсЯ, будто пихнули в плечо, вышел прочь и побрел в
гулком пустом коридоре лазарета к выходу.
"’оже мне, тень отца ѓамлета! - фыркнул начмед - Ђ еще в шлЯпе... -
Џотом энергично обернулсЯ к Ђлеше и произнес, киваЯ на грЯзную посуду в его
руках: - Ќу, голубчик, это на сегоднЯ оставь, есть работа поважнее. Џоедешь
со мной".
Ђлеша ничего не отвечал и не двигалсЯ с места. €нститутов, как это уже
бывало, повторил обычные свои слова: "ѓолубчик... э-э-э... дело в том, что
оно в другом, то есть не в том... „а! ’вое дело еще обождет, обождет, а
сейчас - ну, просто неотложное есть дело. „ело жизни и смерти. ѓолубчик,
сегоднЯ не смогу, даже если бы хотел. „енька через три постараюсь, выкрою
времЯ - и займусь твоим зубом. Ќет! € прекратим этот разговор! Ќадо еще
поработать. Ќадо, надо еще - собрать все силы в кулак, поднатужитьсЯ,
поднапрЯчьсЯ, ухнуть. Ќу, если что, сам знаешь, у менЯ кто не работает, тот
не пьет шампанское. Ќеволить не буду, никаких преград. Љак говоритсЯ,
скатертью дорога..." Ќа этих словах •олмогоров вдруг как и было ему сказано
- развернулсЯ, пошагал... Ќачмед спохватилсЯ - и кинулсЯ вдогонку за Ђлешей.
"ќто было шуткой! Ѓеру свои слова обратно! - на лету покрикивал €нститутов,
прыгаЯ мЯчиком за его плечом - Њое обещание остаетсЯ в силе! ‡автра же у вас
будет вечный зуб!"
…му удалось наконец опередить и удержать •олмогорова, но тот глухо
молчал и глЯдел поверх скачущей головы начмеда в какую-то даль. €нститутов
пыталсЯ нащупать, попасть, заронить - и верещал: "ђешено! ‡уб железный,
хромированный сплавом титана, за один день, немедленно, вечный, гарантиЯ сто
лет! Ќу, голубчик, в конце концов Я прошу о помощи... —то же Я скажу
товарищу Ђбдуллаеву? Џомогите, спасите в эту трудную минуту мое честное имЯ!
Ќу дайте же сдержать слово!"
Ќачмед надрывалсЯ, только изображаЯ немощного, но цеплЯлсЯ за Ђлешку
всерьез, зубодерской своей хваткой. Ћн был почему-то нужен ему как никогда.
Ђлеша не мог бы дать утонуть на своих глазах даже кошке. Ђ уж слышать
жалобные зовы начмеда про Ђбдулку было до слез невыносимо: "Ђ что же скажет
товарищ Ђбдуллаев?" - аукалось гулко в его душе, будто это сам отеческий
Ђбдулка засел в ней длЯ наблюдениЯ да понукал теперь усомнившегосЯ Ђлешу. €
если б можно было ему что-то ответить, объЯснить, а ведь выходило так, что
Ђбдулка только и узнает, как сбежал неблагодарно от его подарка.
"‚ы какую неделю обещаете..." - дрогнул Ђлеша. Ќачмед мигом бодренько
подхватил: "‡автра же, завтра все будет сделано! ѓолубчик, ну что за
глупость? ќто говорит ваша обида. Ќадо уметь прощать. Њы все делаем общее
дело. „айте мне всего один день! ‚се давно готово с вашим зубом, осталось
только поставить его на место. ‘егоднЯ вы поможете мне, а завтра уже поедете
домой в лучшем виде. ‚от, глЯдите, вы оскорбили менЯ, а Я все готов простить
и сам упрашиваю не совершать роковой ошибки. џ упрашиваю ваc, молодой
человек, а мог бы не упрашивать! „а, да... џ трачу свой труд, свой личный
материал длЯ протезированиЯ, а вы нахально заЯвлЯете, что Я что-то с кого-то
имею. …сли вы намекаете на мЯсо, которое менЯ заставил принЯть в подарок
Ђбдулла €брагимыч, то могу поставить вас в известность, что и здесь Я ничего
не имел. Џоимел бы Я, если б ничего не сделал. Ђ Я сделал осмотр, сделал
удаление, сделал всю подготовку протеза и готов завтра же покончить с вашим
зубом. € вот ради прелестного зуба, который прослужит вам сто лет, и ради
Ђбдуллы €брагимыча, Я, человек с образованием выше среднего, должен
унижатьсЯ и упрашивать молодого неблагодарного нахала потерпеть всего-то
один день!"
‘лово за слово - и так все неотвратимо вернулось на круги своЯ...
Џолегчало, стоило вновь покоритьсЯ. € успокоилсЯ, и обрел сам себЯ. € вышло
не так, что его принудил, покорил этот человек. ќто он сам себЯ принудил и
покорилсЯ собственной воле, менЯЯ весь свой пыл собратьсЯ в дорогу сей же
час на обещание, что будет отпущен завтра.—тобы ехать с начмедом исполнЯть
какую-то работу, которую тот длЯ него напоследок подыскал, •олмогоров
облачилсЯ в парадную форму - другой одежки у него, демобилизованного, уже не
было - да залез в родимую свою шинель, что за годы службы пожухла до
песочной рыжины... ЋтслужившаЯ свой срок стойкости шинель имела наружность
затрапезную, отчего и Ђлеша снова обрел в ней затрапезный вид, но кто глЯдел
на него со стороны могли б удивитьсЯ серьезности его лица и тому, какое
воском застыло в нем нешуточное достоинство. ЋщущаЯ под eе линЯлой грубой
шкурой холодЯщую с непривычки оболочку парадного кителЯ, •олмогоров и
приосанилсЯ поневоле, да вот не понимал, что видна длЯ всех только его
зачуханнаЯ рыжаЯ шинель. Ђ кругом в приемном покое лазарета кишмЯ кишела
солдатнЯ, на что-то обреченнаЯ - кто с фурункулом, кто со свежей раной, кто
с болью. ‚се это скопище людей как с повинной ожидало поЯвлениЯ начмеда - и
Ђлеша тоже ожидал. Ћн ощущал, что всех, кто скопилсЯ в приемном покое,
должно было поглотить с минуты на минуту разочарование, если не отчаЯние.
Ќачмед уезжал в неизвестном направлении по своим делам, обрекаЯ их тоже
терпеть до завтра.
—то дорога предстоЯла долгаЯ - это единственно и знал Ђлеша с его же
слов. €нститутов сообщил об этом с той доверительной важностью, какаЯ,
наверное, должна была заменить работнику пропитание. Ќо куда ехать, на какое
времЯ, что исполнЯть - оставлЯло Ђлешку равнодушным. —то бы ни ждало,
прикован он был к завтрашнему дню, думаЯ беспробудно о своем, воображаЯ все
упоительней, каким новым и ни на кого не похожим человеком станет завтра.
„лЯ всех окажетсЯ он завтра незнакомцем. „аже сам себЯ не будет завтра
узнавать. •олмогорову казалось, что это суждено всем людЯм на земле: всегда
терпеть до завтра. —то иначе и не приходит настоЯщее, если не терпеть. —то
это даже правильно, справедливо, ведь только день завтрашний может стать
днем рождениЯ, а не сегоднЯшний, потому как нужно дать времЯ не избавитьсЯ
от чего-то, а чему-то новому в себе родитьсЯ.
€ во всех несчастных, что томились со своими болезнЯми в приемном покое
лазарета, ожидаЯ, как и он, €нститутова, вдруг померещилась Ђлеше такаЯ же
храбраЯ вселенскаЯ муть, что и в какой-нибудь взбаламученной воде. Ћн
обрадовалсЯ, да чуть и не вымолвил на радостЯх вслух: все случитсЯ завтра,
завтра мы не узнаем самих себЯ!
€нститутов заЯвилсЯ. Њельком, суетливо оглЯдел скопившихсЯ людей, но не
ухватил глазом ничего такого, что внушило бы тревогу, и воскликнул:
"‘егоднЯ, голубчики, Я боль, а не врач!" ‡а их жизни он уже не боЯлсЯ, после
чего как медицинский работник обходительно выпроводил страждущих за порог
лазарета, до завтра. ‘нова оглЯделсЯ, чисто ли на его пути. € дал Ђлеше
полный нетерпениЯ знак.
Џодле лазарета паслась похожаЯ на коровенку машина с вздутыми боками,
жующаЯ потихоньку бензин.
ќто была та самаЯ санитарнаЯ машина, единственнаЯ в полку, на которой в
прошлом •олмогоров отправлЯлсЯ в путь, еще не знаЯ, куда везут его и что с
ним будет. „ругой - разительно непохожий на того шалопутного развеселого
шоферюгу, что когда-то увозил его из полка - осанисто восседал за баранкой.
Ђлеша поздоровалсЯ, но парень не отозвалсЯ на приветствие, даже не повернул
головы.
‚ кузове •олмогоров сидел теперь как будто на жердочке, потому что
отдельное сидЯчее место длЯ санитара, которое он помнил, пропало: сбоку, где
оно когда-то было, прикреплена оказалась недвижнаЯ, стертаЯ до
трухлЯво-лаковой темноты доска - такаЯ узкаЯ, что если не вцеплЯтьсЯ руками,
то легко было соскользнуть. ‚ проходе в человеческий рост пластались
военно-полевые брезентовые носилки, где было кем-то брошено старое плотное
шерстЯное одеЯло, как будто здесь, в кузове санитарной машины, совсем
недавно спал на носилках и куталсЯ от холода в это одеЯло очень усталый или
безразличный человек.
"ЊенЯ на этой машине возили. ќто было еще до вас", - сказал •олмогоров,
думаЯ, что такой разговор понравитсЯ новому шоферу. "Џошел ты!" - отозвалсЯ
вдруг тот с отвращением, и Ђлеше сделалось не по себе от глуховатого и как
бы ноющего голоса. Ћн мог видеть только половину лица незнакомца. ѓлаз
хищно, зорко глЯдел в одну точку. Ќакрепко сомкнутые губы делали рот похожим
на шов. “грюмец напоминал Ящерицу, и, наверное, как Ящерица, был упруг и
ловок, но не то чтоб крепок, силен.
Џонуканий начальника он тоже угрюмо не услышал. Њашина тронулась с
места по его хотению, да так медленно, будто это отчаливал от берега
теплоход - или нарочно он дерзил так начмеду. "’оже мне... ‚се же ничему
тебЯ жизнь не научила, голубчик", - обиженный, пригрозил €нститутов. "’ак
точно, гражданин начальник! - рассердилсЯ парень - ‡верею, когда жизни учат.
‚зЯл бы так - и пиф-паф, сразу в лоб!" "—то?! Ћткуда огнестрельное оружие?"
- дернулсЯ в испуге начмед, но опомнилсЯ и конфузливо умолк. Ћднако парень
все же не утерпел надерзить еще словечком начмеду, пробудившему в нем что-то
злое: "Ђ откуда вы-то такие взЯлись, что жизни учите, а сами как хотите
живете? ’ы менЯ лучше не замай, Я нервный в твоем лазарете стал, наглЯделсЯ
тут всЯкого! Ђ то брЯкну в другой раз лишнего, Я ведь только, это самое,
плохие оценочки развожу... " "Ќу тише, тише, голубчик, нас же слышат..." -
забормотал €нститутов. "’ише, тише, бродЯт мыши", - процедил тот глухо
сквозь зубы и умолк.
„оехали неожиданно стремительно, так что даже стало чего-то жалко.
€нститутов выскочил и скрылсЯ в молчаливом добротном здании из красного
кирпича. Ђлеша разглЯдел проходную и двустворчатые ворота длЯ въезда и
выезда, с нагрудниками в виде красных звезд. “ проходной было безлюдно, как
если бы все попрЯтались от холода. Њинут пЯть прошло, а никто больше не
входил в здание и не выходил из него. Џростор почти дикий этого места
разбегалсЯ сам по себе, воздушный, чистый, омываЯ, чудилось, необитаемые
гранитные островки дворцов. Љаждый дом каменный, в пЯть этажей, походил на
крепость или дворец. ’акой была и всЯ Љараганда - город, выстроенный средь
степей. ‘троили его, все равно что осушаЯ море. „ворцы-острова,
крепости-плотины перегораживали не реки, а подобные рекам степные раздольные
ветра. —то ни улица, то проспект: лежат тЯжко, прЯмо - и долог их пролет как
у мостов. ‚сЯкий здесь поежитсЯ, вспомнив о доме, затоскует сиротой о
приюте.
‘квозь замыленное стекло все казалось маленьким, помещенным в
стеклЯнную банку.
"‚от где судьбы людей решают, виноватых ищут... Ђ точности нет. Љто
знает точно, кому чего причитаетсЯ и сколько? € прокурор не знает, только
делает вид. …сли бы знали, было б давно как в раю - точность и покой,
шикарный такой коммунизм. Ќе верю. Ѓудь он проклЯт, этот гражданин прокурор!
- проскрежетал, не оборачиваЯсь, шофер. - џ только высшую меру наказаниЯ
уважаю. “бил - так умри. ‘мерть за смерть. - € тут же неожиданно с азартом
возразил сам себе: - †ди, нужен им такой закон, как же! ‹юди все вонЯют. ‚
тюрЯге уж точно. Ђ кого сажают? Ѓыли бы умные или там вообще в силе, ходили
бы по другую сторону в белых фраках. Ќа себЯ кто заЯвит или хоть сам себе
сознаетсЯ, что делал или думал? Ђ притворЯютсЯ, что одни розами пахнут, а
другие вроде как вонЯют. ђешают, сволочи, кого в цветник, а кого на парашу.
—тобы одним было хорошо, надо чтобы другим обЯзательно было плохо. —то,
доходной, в лазарет пристроилсЯ? „умаешь, всю жизнь на коечке пролечитьсЯ?
‘лабый ты и глупый, что ли. Ђ может, это пробивной и умный такой?"
Ђлеша был рад сообщить: "џ отслужил, завтра сЯду на поезд и уеду домой.
‚ лазарете мне еще зуб делают, а так Я на полигоне стрельбы обеспечивал, не
отлеживалсЯ, зрЯ вы это думаете. Њое место было в окопах, менЯ поэтому мало
кто знает. Њы стрельбы с Ђбдуллой €брагимовичем обеспечивали. Њожно сказать,
два года как на войне". € получил в ответ насмешливое: "Ђ то как же,
аты-баты, все мы оттуда родом. Ђнашу курили, порох нюхали, кишки на кулак
наматывали..." "‚ы имеете в виду, что мы с вами землЯки?" "‡емлЯк, если в
капусте нашли. ’ы с какого огорода такой овощ? Љак звать-величать? - €,
услышав ответ, не успокоилсЯ: - Ќу, Ђлексей, взаймы дал, цедишь. Џо батюшке
как, спрашиваю, имЯрек?" "Ђлексей Њихайлович •олмогоров..." "Ќу вот, холмы и
горы, не родственник ты мне, а конь в пальто, ибо Я на этом свете
прописываюсь как Џал Џалыч... “своил? ќто Я так сам себЯ назвал и в паспорте
изобразил около семейного своего портрета. Ћзначает, что Џавел, сам себе
Џалыч. Ђ фамилье знаешь какое? Ћно самое... €мЯ дали - остальное сам себе
сделал. Ќу, взаймы назвали разок люди добрые Џашей, а больше не
одалживалсЯ".
"Љак же это..." - сробел Ђлеша перед таинственным Џал Џалычем, что
родилсЯ, оказалось, чуть ли не сам по себе. "Ђ так, сказал - значит решил,
решил - сделал, а не сделал, чего хочешь - умри". •олмогоров, слыша такое,
затрепетал: "‡ачем умирать, со временем все можно успеть. Ќа то она, жизнь,
и существует, мало что, главное - живой". офер поскучнел: "Ђ кто ты такой?
ЉакаЯ такаЯ жизнь? —его ждать? Ћдин бегает, вилЯет хвостом, кусок тЯпнет,
какой с неба упал, - и рад, а когда его час приходит, валЯетсЯ на земле. Ђ
другой? Ћн все себе устроит, заработает, не даст себЯ жалеть и в землю лЯжет
в новом дорогом костюме. ‚се сможет. Ћн и умереть может как свое взЯть.
ЌастоЯщий человек! Ђ то глЯдеть тошно, валЯетсЯ фраерок с дыркой в башке - а
жить хотел, небось, аж верещал. џ таких не уважаю. •отЯт жить и ничего не
сделают, никого не заставЯт, своего ничего не имеют, а так, имЯрек! ’акие и
смерть получают какую-то завалЯщую. ’акую, котораЯ как напрокат. - €
добавил, снизойдЯ, будто доверЯл нечто важное: - ‘мерть не шутит и с нею не
пошутишь. Љаждый свою получает только раз. ‘мерть - это такаЯ самаЯ рисковаЯ
и тузоваЯ игра. Џобеждай или умри. ђазок ошибсЯ или не пофартило, - и
прости-прощай. ‚се играют со всеми в эту игру. ‘амое интересное длЯ менЯ в
этой игре, что в ней почему-то больше всего подлые побеждают. ’очности нет.
„а ты не морщись, доходной, не морщись, носа не откушу! „умаешь, это Я сам и
есть подлюка?"
Ђлеша не успел ничего подумать - вырос как из-под земли €нститутов,
заставаЯ врасплох. Ѓыло ощущение, что он подполз на четвереньках и
выпрЯмилсЯ вдруг, как пружина, в полный рост. ‹ицо начмеда было
задумчиво-мрачным, возвышенным. "’ак-с, один вопросец решили. Џрелестно! -
воскликнул он среди молчаниЯ. - Џрошу обратить внимание: действую на свой
страх и риск, в полном одиночестве, почти вслепую. Џомощи ждать неоткуда,
как всегда, взвалили все на мои плечи. Ќу да ладно, трогай, голубчик... ‚
царство мертвых! •а-ха-ха... ‚ дом скорби и печали! ’уда, где нас не ждали,
но встречу, ха-ха, назначали..."

ѓ„… ‘Њ…ђ’њ, ’ЂЊ € †€‡Ќњ

Џодвальное заведение судмедэкспертизы встречало гостей и тех, кого
определЯло на постой, с радушием погребка. Ћно обреталось на задворках
белесой клинической махины, в которой что-то больное да слабое должно было
как жидкость перетекать по змеевику разнокалиберных строений, чтобы в конце
концов оздоровитьсЯ и окрепнуть. Ѓезлюдные одинаковые подъезды, входы и
выходы, которых здесь было во множестве, зиЯли готовностью служить при
пожаре и походили на тупики. Џришлось кружить в их лабиринте, тасуЯ колоду
одних и тех же зрительных картинок: асфальт, фонарь, подъезд... Џал Џалыч
терпеливо рулил на узких коротких дорожках. Ќачмед вскрикивал несколько раз,
толкаЯ его под руку: "Џроехал! „а вот же, голубчик... ‘топ, стоп!..
’ормози!"
€нститутов неуверенно выбралсЯ наружу и постучалсЯ в гулкую железную
дверь. Ћн стоЯл перед ней в наготе одиночества: напрЯженно-сутулый, голова
крепко всажена в панцирное непроницаемое туловище, откуда туго проступал
из-под плаща офицера - зеленоватого, но с коричневым тараканьим отливом -
крепкий животик.
„верь отворилась, и в щель просунулось гладкое розовощекое рыльце,
улыбчиво узнаваЯ товарища начмеда. €нститутов брезгливо сморщилсЯ и, подаваЯ
Џал Џалычу с Ђлешкой знак выходить, ловко увернулсЯ от угодливо
подставленного рыльца.
„верь морга распахнулась уже настежь, обнаруживаЯ пышущего силой,
сытостью и отчего-то угодливого молодого здоровЯка. "Њилости просим! -
слащаво пропел санитар навстречу всей унылой троице. - ‡а солдатиком своим
приехали? Cобираете в последний путь?" €нститутов заЯвил: "Џопрошу без
увертюр. “ менЯ мало времени". "„а сколько там с одним-то делов, честное
слово! - удивилсЯ всей душой cанитар. - „аже не сомневайтесь. ‚се сделаем в
один миг. ѓробик с костюмчиком при вас? Њарафетить будем?"
"ќто у вас тут частнаЯ лавочка, но не у нас! - возмутилсЯ крикливо
начмед. - “ нас свои правила, своЯ постановка вопросов". "Љак же это без
гробика?... Ќе пойму..." "Ђ кто вам сказал, что вы должны что-то понимать?
ќто совершенно не ваше дело". ‘анитар сник, приуныл: "ђаз так, разбирайтесь
сами". "‚от и разберемсЯ... и без посторонних лиц... ‘опроводите моих людей
на место... - € вдруг начмед громко назвал того, о ком помнил все это времЯ:
- Њухин ѓеннадий Ђльбертович. Џоступил на экспертизу десЯтого ноЯбрЯ.
ќкспертиза проведена. Ѓумаги из прокуратуры все со мной, так что будьте
любезны незамедлительно выдать тело". "Ђ куда ложить станете Њухина?" - еще
печалилсЯ здоровЯк. "“ нас есть все, что требуетсЯ, - напыжилсЯ начмед и,
наверное, желаЯ воодушевить своих замерших работников, призвал их с
поэтическим восторгом как вожатый: - ђебЯта! ‚ремЯ не ждет! Љ носилкам!"
Џал Џалыч озиралсЯ по сторонам, будто что-то искал, чтобы утолить
голод. Ђлеша чувствовал волнение и неловко подхватывал все движениЯ за своим
напарником, когда бралсЯ за носилки, оказываЯсь не ведущим, а ведомым. ‘вет
померк, они шагнули в темную промозглую дыру, со дна которой тЯнуло
сквознЯчком все теплее какое-то нежитье. Ќадо было согнутьсЯ, чтоб не
ушибить голову о давЯщий и округлый череп уходЯщего в глубину свода. Џрохода
хватало только одному человеку, а двое уже бы не разошлись. ‘пускались
поэтому сцепленные, как неволей, друг с дружкой. ‡а спиной Џал Џалыча ничего
не было слышно. Џод собой Ђлеша чувствовал дощатый, пружинЯщий настил с
какими-то порожками, о которые неожиданно споткнулсЯ, обмер... Ќосилки
уперлись в Џал Џалыча, что продвигалсЯ впереди, и он со злостью отпихнул их
обратно. ќтот чужой ощутимый тычок в живот заставил Ђлешку все понЯть и
поставил на шаг.
„но было уже твердокаменным, гулким. —то-то теплилось, плесневело и
живо откликалось на каждый звук. ѓлаз ухватывал в просвете только пройденный
туннельчик - теперь он задиралсЯ вверх и было видно, как тЯнулось к дневному
свету поднЯтое от настила скопище пыли, над которой легко витал светлый
призрак воздуха, что там, наверху, был холоден и сух. Ќо через мгновение
•олмогоров очутилсЯ в помещении морга - и увидал то, отчего взглЯд его
смерзсЯ, оледенел. ‚ход в это пространство открылсЯ как тайник: казалось,
отслоилась часть поросшей прахом стены, обнажаЯ зиЯющую бледной холодной
синевой зыбкость огромного зала. Ѓелые кафельные стены и полы отражали
белого накала мертвенный плоский свет, режущий как по стеклу.
•олмогоров никогда в жизни не видел покойников, не бывал на похоронах.
‡ал, обложенный с пола до потолка плитками кафелЯ, каждаЯ из которых, как
фара, излучала свой иссинЯ-белый свет, половиной пустовал - по-хозЯйски, длЯ
порЯдка, - тогда как всю другую уплотнЯли иссохшие ожидающие нагие тела,
правда, тоже в каком-то порЯдке... Љакие-то лежали на каталках: кто по
одному, кто по двое валетом, кто один на другом. ’аких груженых каталок было
штук двадцать. ‚ углу ползла на стену уже свалка: все там было сгружено
прЯмо на пол, на брезент, и покрыто, как чехлом, брезентовым полотнищем, но
с краЯ, где брезента не хватало, торчала то сиротливаЯ рука, то дровни ног.
Ђлеша расслышал сквозь гул в ушах назойливое: "Њухин... Њухин..." € увидел,
невольно обернувшись на этот зов, что шагах в двух от него - так близко -
стоЯл как ни в чем не бывало начмед и, только чуть кривЯсь от неприЯтного
запаха, снова сутЯжничал.
Џал Џалыч оглЯдывалсЯ в морге с холодком человека бывалого, но и с
любопытством. €, встречаЯ обращенный на себЯ Ђлешин взглЯд, тут же указывал
куда-то удивленными глазами, молча по-свойски обращаЯ на что-то его
внимание. “жас простыл, глаза привыкли к восковым безликим фигурам, но
•олмогоров слепцом водил по сторонам головой и удивилсЯ только тому, что
было слышно. ‘овсем рЯдом бодро, звучно каркали два голоса, поссорившиесЯ,
как вороны, среди хора голосов, сосредоточенно молчащих о своих смертЯх.
‘только наготы человеческой заставлЯло его думать отчего-то о бане. —удилось
- мороженый этот зал когда-то и выпустил банный пар. Ќо там, в банЯх, где
орущие от всего как от щекотки люди ЯвлЯлись голышом из пара все равно что
младенцы, было до блаженства легко без одежд. Ђ здесь ни одно из этих
неживых тел больше не могло ощутить той блаженной легкости, и были это,
наверное, уже не люди. Ђлеше стало удивительно ощущать себЯ посреди их
вопиющей наготы спеленатым в шинельку да еще и в мундир, а потом одежда на
нем вдруг свинцово отЯжелела и почудилось противно, что весь покрылсЯ, как
обезьЯна, рыжей шерстью - начесом рыжим с шинели.
"Њухин... Њухин..." - звучало снова и снова под сводами этого зала, где
некому было, однако, скорбеть.
‚ зале похоронную их команду, точно родственников покойного,
соболезнуЯ, поджидал еще один санитар, у которого здоровЯк, встречавший их
наверху, оказалось, был на посылках.
„Ядька находилсЯ в самом расцвете сил и выглЯдел еще здоровее своего
приспешника. €з-под белого хирургического колпака, маскирующего не иначе
лысину, простецкое расплющенное пьЯнством лицо его украшали мужественные
седоватые бачки. „олжно быть, он слышал через трубу тоннелЯ переговоры
своего поверенного с начмедом и на что-то существенное уже не надеЯлсЯ.
€нститутов принЯл мгновенно такую ж скульптурную позу, только презрительную,
скрутив также в узел натруженные ручищи зубодера, и принЯлсЯ второму
санитару с презрением диктовать его обЯзанности, требуЯ отдать тело
"военнослужащего Њухина".
Ќо великодушнаЯ улыбка, обнажающаЯ рЯд белоснежных зубов, похожих на
свиные хрЯщики, так и не сходила с лица пожилого степенного санитара. ЋщущаЯ
себЯ в белом хирургическом колпаке медицинским работником, он взирал
невозмутимо на €нститутова. "’ак значит, говоришь, Њухин? Ђ ошибки нету? ’от
он Њухин или не тот? ќто нам и важно удостоверитьсЯ, потому что так, с
кондачка, можно впасть в ошибку". "‚от сопроводительный лист! ‚от какой
Њухин! " - возвышал голос €нститутов, но обладатель парадного бюста
оставалсЯ долгое времЯ неумолим. "„окумент - это, конечно, хорошо. € если
Њухин там у тебЯ в документе числитсЯ, то выдать тело умершего его
родственникам или товарищам - это наша задача. Ќо ты, начальник, эту задачу
нам превращаешь в уравнение с тремЯ неизвестными. Ќеизвестное первое: где
гроб? Ќеизвестное второе: кто у нас родственники? €, в-третьих, где уважение
к усопшему?! “ нас здесь все такие, какими их смерть застала, а они про нее
не знали, не прихорашивались, так и где уважение - вот на что мы не слышим
от тебЯ ответа. „окумент, он, конечно, документ. ‚ажно, конечно, чтоб и
документы были исправные. Ќо ведь у нас каждый тут, кто приезжает, - с
документом, а никогда от нас так-то своих не забирали. ‚от Я и спрашиваю еще
раз, тот этот Њухин или не тот? ’ы-то ему кто будешь? Њы-то Њухиных обычно
только Њухиным выдаем. Ђ то приедут к нам завтра Њухины, скажут, выдайте - и
с уважением, и чин по чину - а мы вон с ЉолЯшей хватимсЯ, да только документ
твой и найдем вместо ихнего родного человека".
€нститутов съежилсЯ и умолк, понимаЯ, что на голос здесь не возьмешь, а
наглость в этих людЯх тем сильнее, чем громче им пенЯть на обЯзанности.
„Ядька, чувствуЯ, что сразил врачишку, тоже разочаровалсЯ, потому как все
равно ничего с этого не поимел. ’ело надо было выдать. "‹адно, мы не
жадные... - не стерпел этой смертной скуки санитар морга, и произнес
буднично, будто о потерЯнной вещи в бюро находок: - Џоищем, так найдем". €
оба здоровЯка принЯлись за работу. Ћни молчаливо стали обследовать каталки и
вошли в их гущу как в воду. „Ядьке было по поЯс. Ћн плавно разводил каталки
руками - те бесшумно расплывались лодочками - и выжидающе заглЯдывал в эту
прозрачную длЯ себЯ мертвую воду как ловец. ’о же самое делал и его
напарник, оданко нетерпеливо, без чутьЯ. Ќа каталках, наверное, покоились
те, кто прошел экспертизу и уготован был к выдаче. Љаждый вспорот от горла и
до паха, как потрошат рыбу, но после зашит - и мертвецкий этот шов зиЯл
незаживлЯемой раной. —удилось, что люди были убиты еще раз - расчетливо,
безжалостно и теперь уж навечно. € не отвращение, а ужас от содеЯнного с
ними рождал в душе что-то кровное, родное с каждым погибшим человеком.
•олмогоров пугливо почувствовал, что должен тоже вот-вот погибнуть, как
погибли все, но в этот миг раздалсЯ дурной возглас напарника, который,
словив нужную бирку, отчего-то распираем был то ли гордостью, то ли
удивлением: "‚от он! Њухин! ’от самый!"
‘анитары проводили каталку на свободное место и с внушительным видом
отошли в сторонку, намереваЯсь поглазеть, что же теперь будут без них
делать. Џал Џалыч неуверенно тронулсЯ вперед. Ћстановились с носилками подле
каталки - и снова застыли, не понимаЯ, как дальше быть. Ђлеша глЯдел в пол.
€нститутов засуетилсЯ меж них, подучиваЯ: "Ќу же, за руки, за ноги... ђаз и
два!" Џал Џалыч буркнул: "Ѓез рукавиц не буду". "ѓолубчик, ну что за
капризы? Ћтветственно, как врач, заЯвлЯю, вашему здоровью ничего не
угрожает. € товарищи санитары как медицинские работники подтвердЯт..."
"‘анитары, может, молоко получают за вредность. Ђ мне интереса нет. Ѓез
рукавиц не буду". Ќачмед страждущим дурным голоском воззвал, обращаЯсь уж
неведомо к кому, как если бы заблудилсЯ: "’оварищи! ѓде можно получить
рукавицы? ‡десь есть квалифицированные специалисты?!"
‘таршой ухмыльнулсЯ не без ехидства, но сжалилсЯ, довольный, что без
него-то все же не смогли обойтись. Њигом поЯвились рукавицы. •олмогоров с
Џал Џалычем положили мертвое тело на носилки и понесли их в предбанник. ’ам,
оказалось, было подобие узкоколейки, чтоб вытЯгивать наверх смертный груз.
‘таршой по-свойски называл это устройство "труповозкой". Ќосилки приладили
на каталку, похожую своим упрЯмством на ослицу. Ќамучились в полутьме,
вправлЯЯ в колею eе колесики - она брыкалась, будто не давала себЯ
подковать. "Ќу что за чернуха кругом? - раздалсЯ страдающий голос
€нститутова - ѓде же свет?" "‘вети, раз орешь, только этого никогда не
получитсЯ. ‘вета здесь нет потому, что не сделали, а почему не сделали,
этого уже никто не узнает, - откликнулсЯ старшой. - Ђ ты что вообще увидеть
хочешь? ‡десь оно все такое, которое белее от света не станет. €ли тебе свет
длЯ освещениЯ нужен, чтобы под ноги глЯдеть? “добно, конечно, приЯтно иметь
лампочку. Ќо проблема такаЯ: народ шастает туда-сюда. “мыкнут по доброте или
со зла кокнут, только оставь. ‘вет у нас там и пропадает, где люди есть. Ќу
хоть стой со свечкой. ’ы вот будешь стоЯть? „авай, зарабатывай, мы с ЉолЯшой
это место в охотку уступим и свою копейку за труды сдадим, свети и охранЯй.
Њы с ним во всем за удобство жизни, и если идем по этим доскам, как
слепенькие, то всегда рады прозреть и ходить со светом. •оть рожей в грЯзь
можно ударитьсЯ и со светом - главное, что у человека в душе".
Ќачали восхождение по дощатому помосту - надрывно толкаЯ перед собой
каталку, теснЯ друг дружку в узком тоннеле, спеша вырватьсЯ из тоннелЯ,
содрогаЯсь от визга колесиков. Ѓыло душно, страшновато. Ќо это длилось не
вечность, как могло почудитьсЯ, а всего несколько мускульно-ощутимых
мгновений. Љаталку толкали рывками. Ћна упиралась всеми четырьмЯ своими
копытцами. Љаждый рывок, каждое мгновение давались судорожным напрЯжением
всех мышц. Љогда вырвались на свет, на воздух, то обрели спасительно самих
себЯ, ощущаЯ такую легкость тошнЯщую, такую слабость во всем теле, будто
опустились с небес на землю. Љогда погружали носилки в машину, старшой
обругал: "„ура, ногами вперед! —еловека же грузите, а не полено. Ќадо
уважать, ему на тот свет ехать". Џал Џалыч угрюмо послушалсЯ. Ќосилки
развернули и сунули в кузов по научению санитара, отворачиваЯ глаза. Љогда
управились и можно было отъезжать, Џал Џалыч вдруг отказалсЯ сесть за руль.
ѓолос его зазвенел обиженно-надрывно, как у ребенка. € он, все равно что
ребенок, распалЯлсЯ в гневе, выкрикиваЯ неизвестно кому: "Ќу куда с такими
руками ехать? ’рупешник таскал, а теперь баранку облапать и в светлый путь?"
Cанитары с одинаковыми улыбками взирали на этот бунт, но сжалились и
повели служивых мыть руки. Џрошли тем же путем. ‘таршой повел к неприметной
дверке, за которой оказалсЯ прохладный пустынный коридор, куда выходили
двери всех здешних подвальных помещений.
‚ошли в одну из них - и очутились в ухоженной жилой комнате - с
телевизором, холодильником, занавесками на окошке, старым диваном и креслами
- но похожей из-за обилиЯ развешанных повсюду диковинных инструментов да
приспособлений на мастерскую. Џока они мыли руки, старшой с напарником
готовились обыкновенно выпить и закусить. "ѓде все же гроб его находитсЯ?
Љто его хоронит, Њухина? ‚роде служивый, а почему увозите как бесхоз? Њы с
ЉолЯшей думали, защитника родина покоили. „умали, закатЯт похороны, нам чего
за усердие перепадет. •отЯ дело Ясное, что темное, к нам на экспертизу
просто так не везут. ќх, ну молчите, молчите. „авайте хоть помЯнем молодого
человека. Ќалью по грамулечке, начальник не услышит..."
Џал Џалыч отпрЯнул: "‡а этого пить не буду". "—то? ‡накомый?" -
спохватилсЯ старшой. "‚се они мне знакомые, - ответил обиженно. - ‚сех,
знакомых этих, на кучу вашу отвозил". "Ќу и ну, даже помЯнуть своего же
воротит... Ќу тогда хоть пожуй, рулевой. •ватайте колбасу". Џал Џалыч с
достоинством сделал шаг к столу и взЯл в руки один круглЯшок колбасы,
лежащий медалькой на четырехугольнике черного хлеба. Ђлеша от давно забытого
духа колбасы качнулсЯ в eе сторону, но взЯть хоть кусочек не смог. "Ђ ты что
лыбишьсЯ?.. Ќу и нравы у вас, озверели вы там в своем обществе, как же вы
так ненавидите друг дружку?! Љолбаса при чем, eе-то за что?!" "џ не люблю
колбасу", - произнес виновато •олмогоров. € слова его то ли изумили, то ли
ужаснули санитаров.
Њладшенький почти вскрикнул от неожиданности: "ђазве можно прожить без
колбасы?!"
Ђлеша не знал, что ответить - заговорил вкрадчиво, осторожно сам
старшой: "ЌасмотрелсЯ, мамочка, небось, ему и жизнь противна, а не то что
колбаса. џсно. € на живых людей смотреть не сможет. Ќо ты думаешь, тайну
какую страшную узнал, до корней докопалсЯ? ‚от мы с ЉолЯшей и колбасу
кушаем, и жизни радуемсЯ, а почему? †ивой - так живи. Џока живы, будем
кушать и пить, любить и радоватьсЯ. Џомру, попаду на кучу - ну и потерпите,
что несколько деньков повонЯю, ну и простите, что маленько доставлю хлопот.
“ нас курорт... —то, разве корчи какие видишь или вопли слышишь, с которыми
умирали? ’ишина, покой... Ђ сколько людей, может, молили о смерти, чтобы от
мучений избавитьсЯ... Ќу вот, глЯди, избавились... ѓлаза воротишь? ќто себЯ
боишьсЯ или жалеешь. Ђ ты не бойсЯ, глЯнь-ка на смерть с уважением, с душой.
‘трашна бывает жизнь. € не мертвецы страшны - а, может, когда они людьми
были. ќто смерть на взглЯд грЯзна - а снутри она чистаЯ как слеза. € зрЯ ты,
мил человек, колбасу брезгуешь покушать. ‚ ней смысл жизни, какой-никакой, а
тоже есть, и раз на свет родилсЯ, обЯзан хотЯ бы из уважениЯ и благодарности
вкушать. Џомнить".
Џал Џалыч взЯл с усмешкой еще несколько кусочков колбасы: "Ќе
возражаете? ’огда вкушу за него этого смысла! Љолбаску копченую люблю,
помню".
Љогда выбрались тем же путем на воздух, он дожевывал колбасу и, только
затворилась за их спинами дверь морга, сообщил •олмогорову навеселе:
"‘емейка кулацкаЯ, хитрющаЯ. ђадуйсЯ, радуйсЯ, говорЯт, а у самих-то дважды
два - всегда четыре. ‘ каждого жмурика как с барана стригут, чего не
радоватьсЯ. ђЯхи отъели, тоже радостные. € водка у них, и колбаса копченаЯ.
ќто учудил ты, что отказничал, раз давали. •отЯ бы пошамкал, какаЯ она, со
смыслом-то, на вкус".
Џал Џалыч опЯть терпеливо рулил на узких коротких дорожках... “же на
выезде из лабиринта чуть было не проехали мимо другой санитарной машины.
Ќачмед опЯть вскрикнул, толкаЯ его под руку: "ѓолубчик, притормози! ‘топ,
стоп... ‚от так встреча!" ђаспахнул дверку, радостно выскочил. €з другой
санитарной колымаги, котораЯ тоже застопорила ход, вышел, радушно простираЯ
руки, давний хороший знакомый - тоже врач в погонах.

ђЂ‰‘Љ€… џЃ‹Ћ—Љ€

‘анитарнаЯ машина колесила по Љараганде. Ќачмед на передке затаилсЯ, не
подавал голоса, Џал Џалыч, сидЯ за рулем, глухо отгородилсЯ спиной. Ђлеша в
одиночку нес только себе понЯтную службу. ‘таралсЯ, сидел на своем насесте с
осанкой караульного пса, которому доверено стеречь, а в голове жужжала
назойливо чужаЯ неприкаЯннаЯ фамилиЯ. Џокойник просторно вытЯнулсЯ на
носилках. €з-под шерстЯного одеЯла торчали две ноги. Ќога... ноги эти сами
лезли в глаза. ‚ каждой из них (отчего-то именно так, по отдельности) было
что-то указующее, сильное, даже властное. Ђлеша подчинилсЯ, глЯдел, не
отводЯ глаз: так если тонут, если утащило с головушкой, то руку еще
вздергивают судорожно из свинцовой смертной воды.... Ђ из-под одеЯла
смертного, тоже на вид свинцового, как из-под воды, каждаЯ эдак по
отдельности торчала, налитаЯ смертным воплем, она - нога - растопырЯ толстые
обрубки пальцев, которыми нельзЯ ни за что ухватитьсЯ, даже если захотеть.
—удилось, что это сама смерть указывала из-под рогожки солдатского одеЯла -
и •олмогоров уже трусовато цеплЯлсЯ за свою скамейку, чтобы не соскользнуть.
Џриехали. ‚ажно-белый корабль, с тысЯчью, если и не больше, аккуратных
одинаковых окошек плыл по воздуху, разрезаЯ холодную хрустальную гладь
парков. ќтот корабль в его уютном плавании сопровождало еще с десЯток белых
аккуратных корабликов. ‚се дышало покоем и обслугой, даже за каждой
хрустальной люстрой деревца здесь был, наверное, отдельный уход. "‚оздух, а
воздух какой... ЉакаЯ прелесть!" - воскликнул подобострастно начмед.
“ будки, подле раздвигающихсЯ на манер кулис массивных ворот, несколько
контролеров, опрЯтные, как малыши на утреннике, заставили себЯ долго ждать.
ќто промедление внушало: попасть сюда можно только забыв о собственной
важности, что это и есть самое важное - получить разрешение на въезд.
Ќаконец, один из контролеров прошествовал к убогой санитарной машине:
"Џропуск..." "Ќет, нет, голубчик, мы не здешние - у нас командировка. Љ вам
в нейрохирургию был откомандирован наш рЯдовой, а теперь закрыть бы надо его
командировочку и вещички забрать". "‡а трупом, что ли?" - спросил контролер
напрЯмик. €нститутов заволновалсЯ: "€звините, за вещичками, а тело на
прошлой неделе мы от вас забирали длЯ судебно-медицинской экспертизы.
‘егоднЯ у нас ритуальное мероприЯтие, товарищ, и это большаЯ разница, если
вы, конечно, понимаете, о чем идет речь. ‘егоднЯ все должно быть отправлено
в Њоскву, если вы, конечно..."
Љонтролер равнодушно отвернулсЯ и гаркнул на пост: "‚анЯ, труповозка
приехала, пропусти!"
€нститутов, когда машина наконец въехала на охранЯемую заповедную
территорию, взорвалсЯ от негодованиЯ: "‚ медицинском учреждении дали место у
ворот, а уже хозЯевами себЯ чувствуют!.. Љто они такие, все эти люди без
медицинского образованиЯ? Ќу кто, спрашиваетсЯ?! ‚сю свою жизнь посвЯщаешь
медицине длЯ того, чтобы в итоге какой-то хам, который не умеет даже писать
без ошибок, хозЯйничал у ворот!" C теми словами он одиноко и гордо подсунул
голову навстречу легкому ветерку и, обдуваемый им, издаваЯ звук, похожий на
храп, вобрал в себЯ раз-другой здешний воздух.
Њашина медленно подъехала к одному из госпитальных белых корабликов; но
и он был в сравнении с заштатным лазаретом подобен исполину, имеЯ свой
отдельный изумрудный садик. ќто строение, окруженное уже приготовленными к
зиме фруктовыми деревцами, недотрогами ЯблонЯми и вишнЯми, встречало
прибытие смертного груза с такой прохладцей и так отстранено, словно вовсе
не было создано длЯ таких встреч.
€нститутов с воодушевлением ловил ноздрЯми целебный воздух. Ћни вошли в
холодно-светлый приемный покой. Ћседлав кушетку, два медбрата молодецкой
наружности азартно играли в поддавки, издеваЯсь над черными да белыми
костЯшками шашек, отвешиваЯ щелбаны, пинаЯ по доске, чтоб только скорее
проигратьсЯ.
Љогда поЯвилсЯ €нститутов, молодцы быстро угомонились. Ћдин из них
быстро оценил мелковатого человека в пожухшем офицерском плаще и уверенно
перегородил путь, задаваЯ нарочито-учтиво вопрос: "„у ю спик инглиш? прехен
зи дойч? Џарле ву де франсе?" €нститутов расстроилсЯ, но был так же учтив,
хоть и понимал, наверное, что столкнулсЯ с обслугой, состоЯщей здесь целиком
из находЯщейсЯ на излечении солдатни. "ѓолубчик, Я к заведующему..." ‘лужка
не повел бровью. "‰ес, натюрлих, говорите, Я вас слушаю. Ђндестенд?
”ерштейн?" - произнес словоохотливый молодец уже вызывающе невозмутимо. "џ с
телом, то есть с делом... …сли позволите, молодые люди, на этот раз,
очевидно, потребуетсЯ ваш непосредственный начальник", - скороговоркой,
холодновато объЯснЯлсЯ €нститутов, волнуЯсь, как бы служка совсем не уронил
его авторитет. Ќо молодец как раз не поспешил с ответом. Ћн изумилсЯ и,
обращаЯсь даже не к начмеду, а к напарнику, воскликнул: "„ас ист фантастишь!
†орж, к нам приехал ревизор!" „ружок отозвалсЯ грубовато, недовольно: "“
менЯ перерыв на обед, не пойду Я никуда. †рать хочу. ‘ерж, cходи в столовку,
возьми кефира. ’ебе Ђнтонина даст, ей ты нравишьсЯ. € еще беленького батон,
гы-гы-гы... Ђ Я ‘ветланку навещу, сахарком разживемсЯ". "‘ветка дрЯнь, девка
грЯзнаЯ, большого мнениЯ что-то о себе стала, обойдемсЯ без eе сахара, пусть
помучаетсЯ... Љ любезной моему сердцу Ђнтонине пойдите сами, скажите: Я
дурак, болван, хочу кефира и готов вас за это осчастливить, мадмуазель. Ќу а
вы что стоите? ‚ам же Ясно сказали, русским Языком: проходите, пожалуйста,
€ммануил Ђбрамович у себЯ в кабинете, прЯмо вас и ждет. „о свиданиЯ,
ауфидерзейн, адье, хаудуюду, буэносдиос, ариведерче!"
“ кабинета с табличкой "‡аведующий отделением патологоанатомии" опЯть
сидели два молодца - казалось, разительно непохожие на тех, других, потому
что, уткнув носы в толстенную медицинскую книгу, только тем и занимались,
что с умным видом зубрили одну из eе глав. Ќо хозЯина на месте не было.
€нститутов продолжил поиски. ЃлуждаЯ по отделению, они прошли комнатами
ожиданиЯ - и снова повстречали двух молодцов, как если бы они подменили тех,
что зубрили книгу у запертого кабинета: на этот раз двойнЯшки с усердием
работали, облачаЯ рыхлое мучнистое старческое тело, лежащее на стальном
столе, в пепельно-серый, с золотыми погонами, генеральский мундир. Џроцедура
подходила к завершению: медбратьЯ нахлобучивали на сухонькие цыплЯчьи ножки
почившего старика брюки с лампасами. Љогда очутились в зале, где, наверное,
должно было вскоре происходить прощание с генералом, молодцы уже и здесь
были на виду, равнЯли рЯдами стульчики перед постаментом длЯ гроба,
заслуживаЯ слезливые ласковые взглЯды родственников покойного. ‚се это
происходило в уютном по-домашнему зале, где пол был застлан ковром, так что
звуки шагов мЯгко глохли, будто по нему ходили в тапочках.
‡акруженный от хождений и душевного вальсирующего напрЯжениЯ,
€нститутов свободно плавал в здешнем голубоватом ультрафиолетовом воздухе. ‚
конце концов они очутились в помещении, где пол и стены были выложены
кафелем: это была, очевидно, покойницкаЯ, но стерильной белизны, бережливо
рассчитаннаЯ, как и все здесь, только на несколько лежачих мест. ‹авки
бетона, и верхние, и нижние, пустовали. ‚осемь вымытых бетонных полатей
крепились в два Яруса к стенам, свободное место у стены с небольшим чистым
окошком занимал опЯть же сверкающий стальной стол, где все отражалось как в
зеркале. Њолодцы, что встречались повсюду, опередили их поЯвление и теперь:
посреди покойницкой, ничего не замечаЯ вокруг себЯ, носились как угорелые от
стены к стене, пинаЯ скукоженный ботинок, заменЯющий мЯч. Џо всему было
видно, что в этом укромном местечке устроен был их собственный спортзал:
подобие штанги выглЯдывало чугунным рылом из-под лавки, в дверной проем
незаметно была вмонтирована перекладина длЯ гимнастических упражнений.
€ уже не померещилось - это были те же самые медбратьЯ, что звали друг
дружку еще в приемном покое ‘ержем и †оржем. Њогло показатьсЯ, что они-то и
поспевали всюду, хозЯйничаЯ в исполинском строении, придумав то ли в
издевку, то ли длЯ приличиЯ какого-то €ммануила Ђбрамовича.
Ћт распаренных беготней матовых тел, обнаженных до поЯса, шибало
слащаво-удушливым запахом одного и того же одеколона, что пропитывал
молодцев насквозь, как бисквит. ‚олосы у обоих опЯть же на один манер были
забраны за уши, любовно зализаны и лоснились чем-то жирным, похожим на
ваксу, так что головы сверкали на свету, как начищенные сапоги. ’от, что
верховодил, казалось, был моложе напарника. Љогда один из молодцов истошно и
сладострастно заорал "ѓо-о-ол!" - €нститутов, чье присутствие не замечали,
зычно по-судейски возвестил: "Ћтставить, футболисты! Џрекратите паЯсничать.
‚ы еще будете объЯснЯть €ммануилу Ђбрамовичу свое возмутительное поведение.
“ вас есть совесть или нет? ’оже мне братьЯ Љарамазовы... “ менЯ мало
времени. џ не намерен терпеть козлиные игрища двух избалованных наглых
юнцов". ЊедбратьЯ потухли, нехотЯ напЯлили больничные робы, такие же, в
которые облачаютсЯ хирурги - наверное, и донашиваЯ эти голубые операционные
блузы после врачей. Ћдин выжидающе насупилсЯ, а другой, что был поменьше
ростом и стройнее, холодно сторонЯсь €нститутова, ответил: "Њы не ваши. Ќам
может приказывать только €ммануил Ђбрамович, а вы, товарищ, наверное, с ‹уны
свалились". "’оварищ заведующий! €ммануил Ђбрамович!" - воззвал начмед.
‘мазливый юноша смутилсЯ и поспешил загладить свою вину: "Ќу зачем кричать?
—то вы так волнуетесь? ‘ейчас мы все организуем... ‘ильвупле..." Ћн
внушительно, ласково взглЯнул на €нститутова - и начмед неожиданно тоже
ответил ему какой-то расслабленной улыбкой.
…ще через несколько минут смазливый статный служка и похожий на
таракана, напыщенный зубодер прониклись такой взаимной приЯзнью, что уже
вдвоем вальЯжно распорЯжались в покойницкой. "‘ергей, голубчик, нам
понадобитсЯ внести тело..." - нежно, но и чуть свысока звучал голосок
начмеда. " Ќе волнуйтесь и отдыхайте", - отозвалсЯ юноша глубоким, томным
баритоном и кошачьей хищной походкой проследовал через всю покойницкую
отпирать черный ход, несЯ, будто Яичко на подносе, отрешенное мужественное
личико; при нем оказалась свЯзка ключей, котораЯ крепилась к поЯсу при
помощи карабина.
Џал Џалыч подогнал санитарную машину к черному входу. ’руп внесли, еще
прикрытый одеЯлом, и свалили с носилок. Ќоша стукнулась о зеркальную гладь
стола. ѓлЯдЯ на заплывшую грЯзью спину с выпЯченными, как цыплЯчьи крылышки,
худющими лопатками, ‘ерж вскрикнул от неожиданности: "Ќаш клиент! Ќадо же,
кто бы мог подумать... Ћтчизна не забыла своего героЯ, какие люди!
Џомню-помню, зовут нас с †оржем в оперблок. ђазведка доложила: боец
окочурилсЯ на поле боЯ. альнаЯ пулЯ, с кем не бывает. ‘кальпель хирурга не
коснулсЯ тела героЯ. ‚рачи сожгли родную хату - ура! ура! - и родина щедро
поила березовым морсом, березовым морсом... •а, мы с †ориком тоже не
спешили, у нас, пардон, был амур с одной из местных дам. € вот приходим,
культурно кладем на катафалк, культурно общаемсЯ о культуре, о литературе, о
прекрасных дамах, ехали-ехали... € вдруг клиент прибывает обратно, Я
восхищен, браво! †ора, по какой же речке ты сплавил это бревнышко? ‚оистину,
говорю Я тебе, мой наивный пожиратель кефира, есть реки, которые текут
вспЯть!"
Њедбратьев распирало и давило от хохота. Ћни хватали друг друга, точно
колошматили, в покойницкой плескалсЯ их резвый, счастливый смех. ‘тоило Џал
Џалычу угрюмо буркнуть: "‚ам бы тут лежать, валетиком", - как медбратьЯ,
выпучив от восторга глаза, ничего не в силах сказать, забились в новом
припадке смеха, наверное, живо воображаЯ эту картину.
"Ќу что же, рЯдовой Њухин, похоже, отставил неизгладимый след в памЯти
‘ергеЯ и ѓеоргиЯ", - поспешил заЯвить €нститутов в надежде, что медбратьЯ
уймутсЯ. Ќо раздалсЯ новый взрыв смеха.
"ѓлохни, ну вы, мурзилки. €ли давай, вышибу слезу. ‹юблю глЯдеть, когда
плачут", - возвысил голос Џал Џалыч.
‘ерж мигом унЯл смех и бросил в лицо чужаку пару фраз: "џ рассказываю
длЯ людей с чувством юмора. Љакого полета птица этот ваш человекомух и какой
он там подвиг совершил - нам с †оржем плевать. ’акие Њухины мрут как мухи,
чуть что - и готов клиент". "‚сегда готов!" - ответил лошадиным ржанием его
напарник, но, прерванный отчего-то мстительным взглЯдом дружка, сомкнул рот.
"‘тало быть, наш Њухин - ваш клиент", - миролюбиво изрек начмед, желаЯ
подольститьсЯ к затаившимсЯ медбратьЯм. "Ќу, не знаю... - отозвалсЯ лениво
‘ерж. - ‘ильвупле..." Ќачмед осторожно продолжил: "џ люблю, конечно, молодые
шутки, задор, смех. ‘ам когда-то был молодым и тоже, так сказать, не боЯлсЯ
смерти, дерзил ей в лицо. Ќо, как гласит русскаЯ народнаЯ мудрость, хочешь
кататьсЯ - умей и саночки возить. •ватит, посмеЯлись - пора, друзьЯ мои,
приниматьсЯ за работу. Џриводите своего клиента в порЯдок. ђабота прежде
всего!"
†орж трЯхнул головой, похожий на жеребца, сладко зевнул во всю мочь.
"Ќам нельзЯ, мы еще маленькие..." - произнес вместо него ‘ерж. ЋскорбилсЯ,
осанисто вытЯнулсЯ - и неожиданно вышел прочь. €нститутов пребывал в
замешательстве недолго: понукаемаЯ как, скотинка, в покойницкую забрела
санитарка - потухшаЯ сутулаЯ женщина в медицинском халате, что мешком
(казалось, и шитый из мешковины) вис на eе плечах. Њедбрат еще имел
оскорбленный вид, но не удержалсЯ и произнес за eе спиной: "Џрошу любить и
жаловать... Џросто крыса. ‚сЯ в белом. ђучнаЯ. Ќу, что встала? ђаботай.
‡асекаю времЯ, ставишь мировой рекорд".
Ћна обернулась и посмотрела на своего погонщика с преданностью, готоваЯ
почему-то исполнить каждое его желание. ‘ерж пугливо увернулсЯ от eе
взглЯда. Ћн раздобыл где-то магнитофон, корпус которого был весь замотан
изолентой, отчего казалсЯ раздувшимсЯ, будто щека с флюсом. ‡вуки из него
донеслись тоже наподобие зубовного скрежета. ‚друг он издал вопль, точно от
приступа боли, и ноюще снова то стонал, то взвывал, то скрежетал. ЊедбратьЯ
уселись на лавку, увлеченные новой игрушкой. ‘ерж ревниво не выпускал
магнитофон из рук, будто баюкал. Ћни что-то мурлыкали, болтали свободно
ногами, сидЯ на бетонной лавке как на качелЯх, да не уставали - клали
ритмичные поклончики.
‘анитарка голодно, светло глЯдела в их сторону и работу начала, водЯ
руками, как соннаЯ, держа в одной резиновый шланг, в другой - ветошку.
"Ћтойдите, а то Я вас всех забрызгаю", - сказала с заботой, заглЯдываЯсь так
же простодушно и на незнакомых, как будто лишних здесь людей. Ќо то, что
вода разбрызгивалась, ей было Явно приЯтно. Ћна только и желала обратить на
себЯ внимание, оказатьсЯ нужной. •оть при взглЯде на нее поневоле охватывал
за что-то стыд. ‹ет ей еще не могло быть так много, чтоб глЯдели, как на
старуху, но набрЯкшие щеки, хилые губки, вылезшие брови, морщины - все было
старушечье. € даже дрЯблый заискивающий голосок.
Ћтмыв незаметно половину, взЯлась за другую, орудуЯ шлангом да
ветошкой. ‘таралась, одна переваливала мертвое тело на спину, как манекен,
хотЯ в eе сторону никто не глЯдел, и, кажетсЯ, тоже из стараниЯ понравитьсЯ,
сочувственно-громко прокудахтала: "Ћй, а тут не отмываетсЯ! ђуки черные, ну
как у негра". "Ћна загар отмывает! Ќикогда загара не видела, тупаЯ... Ђ
человекомух где-то загорал, на солнышке нежилсЯ!" - воскликнул ‘ерж. "Ћй, а
личико какое красивое, никогда такого не видала..." "‚любилась, крыса?
Љрысам тоже нужно любви? - вскричал ‘ерж с азартом, поймав цепко eе
жалостливый взглЯд. - Ђ что, он еще хоть куда парень, смотри сколько золотца
намыла. ‡амуж бы за такого, а? ‘ первого взглЯда любовь или давно
приглЯдела?" "‡нал бы человекомух, - неуклюже подхватил †орж, заикаЯсь, -
что девушки в него влюблЯютсЯ!" "Љрыса в муху влюбилась. ‘мотрите, это
любовь, сейчас сольютсЯ в поцелуе... Ѓраво!" "“ них это, платоническаЯ, как
у —апаева с Ђнкой!" - гоготнул †орж. €нститутов брезгливо возразил: "’оварищ
санитарка работает, вкладывает в свою работу душу, что за шутки?" "‚есело,
что кто-то помер, а они живут, что ей вон жалко кого-то, а им никого не
жалко", - огрызнулсЯ Џал Џалыч, не прЯча горЯщих нелюбовью глазищ.
Ќа этот раз ‘ерж не обратил вниманиЯ на чужака - только еще громче
завопила музыка, так что в металлическом дикобразьем шуме растерзалсЯ даже
их собственный смех. "Џидоры!" - гаркнул Џал Џалыч. ЊедбратьЯ резво
соскочили с бетонной лавки и, взведенные музыкой, что вопила из магнитофона,
согнутые и ощеренные, наподобие двух озлобленных обезьЯн, ринулись в драку.
Ќа пути их, однако, вырос €нститутов, тут и обнаруживаЯ особенную силу рук:
одной рукой обхватил он ‘ержа, другой - †оржа и толкнул обоих так, что
молодцы обескураженно очутились снова на лавке. "Ќу что сказал бы €ммануил
Ђбрамович? ѓолубчики, Я не понимаю, вы в своем уме? ‘ помощью грубой
физической силы и мерзких оскорблений свои отношениЯ выЯснЯют, простите,
только закоренелые преступники", - говорил пугливо начмед.
Њагнитофон надрывалсЯ, не утихал. ЊедбратьЯ, хоть и отброшенные на
место, хозЯйчиками взирали с бетонной лавки. ‘ерж пЯлилсЯ, в издевку
изображаЯ влюбленность, на врага - с той нарочитостью, как если бы затеЯл
игру. Џал Џалыч Яростно впилсЯ взглЯдом в смеющиесЯ, по-кошачьи
непроницаемые глаза, что нисколько при этом не смутились, - настоЯщее,
казалось, даже не отражалось в них. Њедбрату нравилось то, что происходило
между ними. Џал Џалыч начал чувствовать в груди противную дрожь, как будто
холоднаЯ склизкаЯ толстаЯ жаба забралась прЯмо в душу. ѓлаза его стали
выпучиватьсЯ от напрЯжениЯ, и, помимо воли, случилось раз и два, что он
моргнул, не выдержал самого простого в этой игре испытаниЯ. € после каждого
раза медбрат изображал губами воздушный поцелуй. Џал Џалыч не вытерпел,
сдалсЯ, потупил глаза. ‘ерж продолжал глЯдеть на него, но серьезно и
пристально, делаЯ вид, что изучает, отчего тот мучилсЯ, будто другаЯ волЯ,
сокрытаЯ в нем, но как не своЯ, вынуждала подчинитьсЯ этому чужому
презрительному взглЯду.
‚ покойницкую вдруг заглЯнул вполне живой и, казалось, посторонний
человек: в меру упитанный, с рыжеватой ухоженной шевелюрой и шелковистой
бородой, расцветшей на полном жизнелюбиЯ лице, и даже умные все понимающие
глаза - две спелые Ягодины - обильно источали сладость и свет плодов
природы. "‘ергей... ѓеоргий... Њальчики, потише!" - то ли пожурил, то ли
взыскал, уже порываЯсь исчезнуть. ‚оцарилась нежданнаЯ тишина, где стал
слышен шум воды. ‘ерж и †орж стоЯли смирно, почти навытЯжку. "‡дравствуйте,
€ммануил Ђбрамович!" - успел пропеть смазливым голоском юноша. "Ќу ничего
страшного, ничего, нестрашно... Ќачалось прощание, только соблюдайте тишину.
- € обратилсЯ ко всем присутствующим: - ‡дравствуйте, товарищи, началось
прощание, Я бы просил не шуметь..."
"‡дравствуйте!" - воскликнул ответно начмед. "Ћчень рад, здравствуйте,
здравствуйте... - повторилсЯ без промедлениЯ заведующий и охотно
поздоровалсЯ с каждым из присутствующих в отдельности, кажетсЯ, даже с
мервецом, что возлежал на помывочном столе в гуще этой мирской суеты . -
‡дравствуйте. ‡дравствуйте. Ћчень рад. ‡дравствуйте... Џримите мои
соболезнованиЯ... “ нас началось прощание, к сожалению, ничем не могу
помочь, ждите своей очереди. ‘ергей, дорогуша, проследите за порЯдком".
"’оварищ заведующий! - взмолилсЯ €нститутов - ’олько один вопрос!" "Љ
сожалению, прощание уже началось, с вашим выносом тела придетсЯ повременить,
ничем не могу помочь..." "‚ы можете, можете помочь! Љ вам на баланс поступил
некоторое времЯ назад наш рЯдовой - тело присутствует здесь и сейчас. ‚от
беру тело на свой баланс, а вещичек не вижу до сих пор. „олжны были вещички
подвезти к вам же, ну так сказать, во что по такому случаю одевать. ‚ещички
на балансе там, где он служил. Џарадный мундир, галстук, ботинки - все длЯ
ритуального мероприЯтиЯ. “ вас зафиксирован был летальный исход, от вас и
должен как новенького забрать. ЋтправлЯю в Њоскву! ‚ ноль-ноль часов
двадцать пЯть минут. Џромедление, простите за каламбур, смерти подобно!"
"Џонимаю, понимаю, коллега... ‘ергей, ну выдайте, пожалуйста, эээ...
нарЯдную одежду, если Я не ошибаюсь, помогите нашим гостЯм".
"Џрелестные слова! €ммануил Ђбрамович, вы мой спаситель. …ще ведь
обЯзали к черту на кулички за гробом ехать - гроб на другом балансе. Ђ поезд
тоже ждать не будет, опоздай хоть на минуту - и тю-тю, прибудет в столицу
пустое место. Ђх, какое у нас кругом бездушие, какаЯ казенщина! Ќу разве это
рационально - все в разных местах, а Я-то один! Џредставьте себе: Я, человек
с образованием выше среднего, отЯгощенный медицинскими знаниЯми, - а
занимаюсь черт знает чем вместо того, чтобы лечить больных, спасать жизни
людей, творить добро! Џредставьте, с чем Я каждый день имею дело... ‚
лазарете, в лазарете, где должно быть хоть как-то стерильно, гадЯт на каждом
сантиметре площади. ‚оруют все, что можно сожрать. ЏортЯт все, к чему
прикасаютсЯ. € это только самые обыкновенные мыши! Ђ после последних событий
в стране просто не знаю, ради чего жить, что ждать от будущего.... Њне
кажетсЯ, все катитсЯ в пропасть". „обрейший человек незамедлительно послал
€нститутову свой тихий сочувственный взглЯд: "Ќу, что вы, коллега, себЯ надо
беречь... Ќа вас лица нет. Њедицинский работник - это не профессиЯ, это
состоЯние тела и души. Ћднако, могу сказать по личному опыту, от меланхолии
на этой планете лечит только общение с прекрасным. - € пожелал, удалЯЯсь,
почти шепотом, как детЯм: - „о свиданиЯ, товарищи, просьба соблюдать
тишину".
‡аведующий исчез в облачке личной душевной теплоты. Ќа миг в подвале
воцарилась первороднаЯ гулкаЯ тишина. "ќй, ты не слышала, что было сказано?
Ѓегом за вещами, дура. нель, шнель..." - зашипел ‘ерж на ничего не
понимающую санитарку, котораЯ под шумок, выкрадываЯ времечко, все старалась
и старалась поставить ему же в угоду рекорд. "ѓы-гыде шмотки, кы-кы-крыса?"
- сдавилсЯ вдруг и †орж, так что жилы по-бычьи вздулись на его шее. ’а
пугливо пригнулась, бросила на пол шланг, что еще держал eе как на привЯзи,
забыв в другой руке взмыленную ветошку, и, побитаЯ их словами, шмыгнула из
покойницкой. Љогда eе не стало, молодцы вновь обрели спокойствие и как ни в
чем не бывало начали развлекатьсЯ болтовней. Љазалось, они до сих пор и
оставались здесь только ради развлечениЯ.
Cквозь стены просачивалась стороннЯЯ траурнаЯ музыка. ѓустые глуховатые
звуки блуждали наподобие теней. ‘анитарка поЯвилась как-то незаметно, сама
похожаЯ на неприкаЯнную тень. ‚месте с ней поЯвилась в покойницкой поклажа в
двух худых наволочках.
€нститутов схватил узел пожирней, вытрЯхнул его содержимое на голую
бетонную лавку и обмер: из наволочки вывалилась наружу выгоревшаЯ до
проседей солдатскаЯ гимнастерка да отслужившие, такие же седые, никуда не
годные штаны. ‚се побывало в прачке, вытерпело стирку, но на гимнастерке все
же проступало во всю грудь бледно-бурое пЯтно. €з другой наволочки
€нститутов извлек гремучие солдатские сапоги, на которых запеклись искры
крови, похожие на прожженные пЯтнышки.
Ќачмед отшвырнул запачканные кровью сапоги, вцепилсЯ в гимнастерку и
заскулил, сжимаЯ eе в руках, будто свою же погибшую душонку: "Љак это
понимать, товарищи?! „олжны были парадную форму... на их балансе... " "Ђ так
и понимать, облом-с..." - ухмыльнулсЯ ‘ерж. "‚се пропало... Ќу до чего
дошли, сами нагадЯт и сами же еще раз гадЯт! - Ќачмед хныкал и хныкал, как
обворованный. - “бийцы... Ќедоумки... ’акое и в Њоскву!" Ќо раздалсЯ
вкрадчивый, сочувственный голос: "Ќу ошибочка вышла, а кто не ошибаетсЯ? ‚се
ошибаютсЯ. ЏрЯмо в двух шагах от вас, как Я вижу, стоит и молчит прекрасное
му-му. Ѓерите, все при нем, пользуйтесь, полный парадный комплект, а лично
мы с †оржем ничего никому не расскажем... Њы с †оржем не варвары... хе-хе...
- Ћн глЯдел в упор на •олмогорова и уже безжалостно, смотрЯ ему со смешинкой
в глаза, повторил: - —его пЯлишьсЯ, маленький жадный мужичок? ”орма одежды
спортивнаЯ... —еловек человеку друг - исполнЯй".
Ќачмед в изумлении обернулсЯ к Ђлеше и тотчас плюхнулсЯ перед ним на
колени, запричитав: "•олмогоров, родненький, спасай положение! Ћтдай, отдай!
…ще лучше получишь! ‡автра же поедем в этот батальон и выберешь себе самое
лучшее, самое лучшее!" Ћн вцепилсЯ мертвой хваткой в полы шинели, словно
желаЯ урвать хоть eе клок длЯ себЯ и раскачиваЯ Ђлешку столбом из стороны в
сторону. "ђаздевайсЯ, закалЯйсЯ..." - подпевали где-то за спиной начмеда
развеселые медбратьЯ.
"Ќу, что тебе стоит? - все надрывалсЯ €нститутов, слыша за своей
спиной, точно откуда-то свыше, лишь насмехающиесЯ алчные голоса. - ‘егоднЯ
отдашь, а завтра новый получишь, еще лучше. Ќу Я же не могу с себЯ снЯть, да
Я готов, но это же все белыми нитками будет шито, •олмогоров! Ќу где Я
сейчас все солдатское достану? ѓде, где?! Ђ сапоги Я сам лично отмою... Ќу,
подумай сам, разве можно солдата в моих вещах хоронить? Ќеужели тебе
товарища не жалко! Џодумай, в чем увидЯт своего сына его отец и мать. Ќу
поставь себЯ на их место, представь, что это твои мама с папой увидЯт сына
вот таким, вот таким!"
•олмогоров очнулсЯ и начал сдавать по одной вещичке на радость начмеду.
’от подхватывал их с пылу с жару да всучивал санитарке, чтоб тут же нарЯжала
другого. Ђлеша осталсЯ без рубашки, а она уже застегивала пуговки на рубашке
другому, старалась, напЯливала через голову галстук, и зелень мундира скоро
все под собой скрыла. •олмогоров, отдав с себЯ китель, рубашку, брюки,
носки, ботинки, осталсЯ босой да в исподнем. Џал Џалыч отвернулсЯ, чтоб
ничего не видеть. “ начмеда не поворачивалсЯ Язык сообщить раздетому
озЯбшему пареньку, что оставатьсЯ ему в таком виде тоже невозможно.
"„а вы не брезгуйте, юноша, это все чистое-чистое, давно отстиранное
... Ђ сапоги Я вам блестЯщие принесу, еще красивее ваших ботинков! “ менЯ
есть, приберегала прЯмо длЯ вас. € портЯночки сделаем. Њожно с полотенец
старых, вафельных, если желаете потеплей, а могу и понежне, нарвать с
простынки", - спохватилась вдруг санитарка и вышмыгнула не иначе за
блестЯщими сапогами. •олмогорова тронул eе родственный, теплый голос, и он
беспрекословно начал надевать смертную солдатскую робу. "Ќу, а теперь
запахнемсЯ в шинель, и все будет просто прелестно, прелестно! - бодрилсЯ
начмед. - ќто и называетсЯ сварить кашу из топора. Ќу что Я говорил? Ђ вот и
сапожки наши поспели..." ‚ покойницкую вбежала запыхавшаЯсЯ счастливаЯ
санитарка, прижимаЯ к грудЯм странного вида действительно блестЯщую, точно б
покрытую лаком, пару диковинных сапог.
"Ћй, бежала прЯмо как угорелаЯ! ‚от, пользуйтесь, юноша, не
сомневайтесь. ‘апоги новые, глЯньте, какие блестЯщие, их офицер играл на
трубе в оркестре!" "‚ Ящик он сыграл, а не на трубе...." - бросил со стороны
‘ерж. †енщина вспыхнула, и впервые бледное eе, некрасивое лицо зажег
румЯнец. "Ќе верьте ему! ‚се он врет! - бросилась она неожиданно в
нападение, прижимаЯ сапоги так крепко к своей груди, будто ни за что б не
отдала. - ’от мужчина вылечилсЯ и уехал. Ђ сапоги забыл. “ него их много
было. Ђ эти надевал, когда в оркестре играл".
‚се стало ново и зыбко. ‚ покойницкой пережидали все длЯщеесЯ и
длЯщеесЯ чужое прощание, отзвуки которого бродили кругом тенЯми, то
затихающими да смиренными, то горделивыми да вздымающимисЯ наподобие волн.
’ишина, в которой бродили они, поневоле делалась скорбной, так что медбратьЯ
не усидели на лавке и, изображаЯ эту самую скорбь, встали на караул у
нарЯженного в парадную форму Њухина, кривлЯЯсь: "Џрощайте, товарищ
генерал... ’оварищ генерал, мы никогда вас не забудем..." Ќачмеду снова
сделалось не по себе от этих игрищ, и он попыталсЯ их прекратить: "џ думаю,
€ммануилу Ђбрамовичу это бы не понравилось. Њолодые люди, вы все же не в
цирке".
ЊедбратьЯ только удивились, но вернулись скучно насиживать бетонную
лавку. "ђазве мы кому-то мешаем? Ќикто же ничего не видит..." - только и
спросил с удивленным видом ‘ерж, но начмед, думаЯ, что тот снова насмехаетсЯ
над ним, обиженно промолчал в ответ. Њолодцы мигом забылись, начали
пихатьсЯ, мерЯтьсЯ силами, выталкиваЯ один другого со скамьи. Ќаконец звуки
траурной музыки смолкли. €нститутов стал отсчитывать нетерпеливо минуту за
минутой. Џотом со двора послышалсЯ шум отъезжающей похоронной процессии.
‘ерж и †орж на дорожку враждебно затаились, всем своим видом
выпроваживаЯ прочь незваных наскучивших людей. Џал Џалыч отчего-то
взволнованным голосом подозвал •олмогорова. „аже €нститутов суетливо пыталсЯ
помочь уложить рЯженого в носилки, чтоб только скорее исчезнуть с этого
места. "Љакое варварство, как это все бесчеловечно... - Ќо вдруг запнулсЯ,
глЯдЯ на черное запекшеесЯ отверстие в мертвом лбу. - ‘тойте! - вскрикнул он
и принЯлсЯ судорожно рыскать по карманам своего плаща, с облегчением извлек
отыскавшийсЯ обыкновенный медицинский пластырь, отщепил белую клейкую
полоску и с непритворным страдающим видом залепил ею бурую дырку во лбу
покойника. - Ќу все. ЊоЯ совесть чиста. џ сделал все, что было в моих
силах".
Љогда уже взЯлись за ношу, к Џал Џалычу шмыгнула санитарка и сунула в
разинутый карман его бушлата круглое, крепкое, увесистое Яблоко, которое
сжимала в руке как булыжник, и тут же отбежала. ‚прЯженный в носилки, eе
избранник даже не почувствовал в суматохе, что же произошло. Ѓаба беззвучно
плакала уже в стороне от него. ‚ертела по сторонам головой, заглЯдываЯ во
все лица, и все ей, чудилось, нравились. Ќо медбратьЯ не дали ей выйти за
порог, убрали тычками с глаз и сами исчезли в той же щели, ничего не говорЯ,
закрывшись изнутри, как зверьки. "Њальчики-с-пальчики... €грунчики,
хохотунчики, везунчики, будь они проклЯты..." - заклинал Џал Џалыч, не
оглЯдываЯсь.

‘“™€… ‚Ћ ѓђЋЃЂ•

"—еловеку только матушкина утроба - это Ѓогом данные защита и кров. Ђ
после, как из матушкиной утробы в мир нам уготованный вышкуриваемсЯ, все
норовим обратно в норушку съюркнуть. ‚ миру все есть длЯ жизни - только eе
родимой, утробушки мамкиной, нету. ‚от в утробушке спеленат человек, а в
миру разве спеленат? ’ак и понимай... ђождение, мил человек, все нам и
освобождает, начинаЯ с ручонок! Ѓог творил нас несвободными, а мы все
делаемсЯ из-за греха первородного распеленатыми. Љак от греха спасаЯсь,
зачинаем каждый самостоЯтельно производить свой домишко, свою норушку, свою
несвободу, да толку нет... ‡десь уже истинно, все дело рук человеческих -
вот этих самых рук... ќх, грешных, проклЯтущих рук! Ќаши дома, увы, не
защита. Џодсолнухи это, где что ни семечко, то зло. ђевнуем до зависти к
чему? Љ дому чужому. ѓрыземсЯ друг с дружкой где? ‚ своих домах, где нос к
носу. ‡емлЯ огромна, а людЯм все мало места, все давЯтсЯ из-за куска. ‚
домах иконки, слыхал, вешают - это все, значит, чтоб на Ѓога потом свалить,
хоть хозЯйничают в своих четырех стенах сами. Ѓог покарает, думаешь? Ќичуть.
Ћн создатель - это правда, но как изделие может быть перед своим
изготовителем виновато? ‚от хоть эта штуковина, как может быть виновата
передо мной и какаЯ кара от моей руки-то постигнет? ђазозлит, даже сжечь не
смогу, потому не длЯ себЯ делал, а длЯ могилы, не принадлежит оно, изделие
это, мне с той секунды, как последний гвоздок в него вобью. ’ак и Ѓог - мы
ему больше не принадлежим после Ђдама и …вы. Џосле свободы нашей и греха!
Ѓыл у него сынок, длЯ себЯ делал - он ему только и принадлежал. ‘традал он,
бедный, на кресте, эх-ма до чего же страдал, когда в него создатель
гвоздочки последние вгонЯл длЯ совершенства человеческого-то житиЯ. Ќо разве
в нас вгонЯл? Ќет, мил человек, недосЯгаемо рукам создателЯ сделанное не длЯ
себЯ. € сколько ни вложишь души в изделие, а знаешь, где его конец. ‘колько
души ни вкладывай, а не будет она вечной, если не вечно то, во что вложил.
Ѓог, верю, из вечного сделан сам материала - не из таковской доски. Ќо это
если ты сам себЯ сотворил, тогда можешь и тыщу, и миллион уже на себЯ
похожих вечных сотворить. Ђ вот Ѓог, судЯ по всему, создать себе подобное не
может, потому что сам секретом этим не владеет и создан был не сам собой, а
длЯ нас, длЯ людей. ‹юди же тоже созданы не сами длЯ себЯ, а длЯ детей
своих. Ќу а длЯ чего это все вместе нужно - прости, мил человек, не моего
ума дела. ‘вое Я отработаю. ‡аделаю себе собственную домовину на покой - вот
куда вложу всю душу смертную, эх вложу! ‹ачком выглажу, помЯгчее все обложу,
все равно что снегом изнутри, - спи, Џанкратий Ђфансьевич, спи дорогой.
„еток иметь лишил менЯ Ѓог, так вот решил мою судьбу, что не имею Я, мил
человек, деток. Џотому души во мне свободной много, домовину свою изукрашу,
все равно что в рай тот самый от счастьЯ вознесусь.... € полечу, и полечу...
‚от почую, что смертушка моЯ близка, - возьмусь за дело. Ќе гроб, честно
слово, а крыльЯ сотворю! € кто позавидует? Ќикто! Ђ что потревожит? Ќичто.
Љрышечку, как дверку, затворЯт за мной. ЋставЯт одного в покое - и в
земельку, в могилку родненькую, все равно что в матушку, в утробушку...
—то-то будет с человеком после смерти, но только не ад и не рай, и ѓосподь
не вдохнет новой души вместо той, котораЯ свое тепло отдала. Њожет, к
другому создателю мы отходим в смертный час, а, мил человек? Љ тому, кто не
из плоти выстругивает, плотник, а из праха создает. Љто в прах чего-то
вдохнет - тот уже другой наш создатель, как есть другой... ’о не плотник, а
травник, разумею, ведь из могильных холмов трава ж только и произрастает. Ђ
трава длЯ чего? ’рава длЯ всего - это и лекарство, и корм, и кров, и просто
живаЯ жизнь... ‚от он, травник, небось, решает, кому какой травой быть, а
кого и червЯм-чертЯм скормить..."
Њастеровой, богатырских замашек бородатый внушительный дед - с большим
круглым лбом, что поглотил даже волосы до самой макушки, отчего на их месте
образовалсЯ будто бы еще один лоб, - рассуждал без умолку, обнимаЯ любовно
здоровые плечистые гробы, что были на голову выше его ростом.
ѓробы стоЯли рЯдами, поставленные на попа, - прислонились к стенам и
молчали.
Џосередине дощатого барака, где сапоги топтали землЯной пол и не было
окон, застыла в недоделках последнЯЯ работа мастера, будто корабль на
стапелЯх, тоже гроб. ќто и называлось "изделием". Ќедоделанный гроб был куда
торжественней готовых и смотрелсЯ значительней средь всех остальных,
поставленных обыкновенной тарой на попа. ЋткрываЯ вид на хмурое серое небо в
клочковатых облаках, ворота сараЯ были распахнуты настежь, а один совсем уж
заваливающийсЯ набок створ подперт жердью, будто безногий инвалидным
костылем.
’ут же, у самого порога, были свалены в кучу доски, бывшие когда-то
заборами, мостовыми да обыкновенной деревЯнной тарой. Ќи одной чистой, все
облепленные грЯзью, засушенные в глине, обшкрЯбанные. ’акие грЯзные, как
свиньи, и обросшие щетиной крупных, видных даже глазу заноз - что рыло у
свиней. Ќо было понЯтно, что когда мастеровой выуживал доску из кучи,
укладывал на верстак, проходилсЯ по ней с душою простеньким рубанком -
каждаЯ очищалась от грехов, обретаЯ нежный, почти телесный цвет, и делалась
гладкой все равно что человеческаЯ ладонь, также открытаЯ глазу во всех
неповторимых природных линиЯх.
‚ мастерской и пахло поэтому не гнилью или тленом.
Џахло животворЯще древесной смолой - духом царствиЯ небесного сосны и
ели, что источали из себЯ свежевыструганные доски, сколоченные в гробы.
Њастеровой подыскивал подходЯщее изделие. Џо мерке и, наверное, по
чину. Њерку ходил он снимать самолично, хотЯ €нститутов в желании начать все
скорей cам отдал подневольному лагерному мастеру приказ, какого чина нужен
гроб, и продиктовал точный медицинский рост покойника. "Њогло и обтолщить...
Њогло и усушить... ‘мотрЯ какой человек был, хороший или плохой". € с этими
словами не внЯл начальнику, проследовал широко и осанисто, как на ходулЯх, к
армейской санитарной машине, что въехала на зону, безоружнаЯ да измотаннаЯ
долгой ездой, совсем не так, как въезжали сюда такие же чужеватые грузовики,
набитые живыми охранЯемыми то ли зверьми, то ли людьми; oна не ждала
разрешениЯ на въезд и вплыла за колючую проволоку легче даже самой смерти,
ничем не потревожив здешний блеклый мир, пущеннаЯ охраной без маломальской
проверки.
ѓробовых дел мастер заглЯнул в кузов, с минуту побыл там взглЯдом
наедине с покойником и, пройдЯ с десЯть шагов обратно до сараЯ, обронил
всерьез с понЯтной только самому укоризной: "“сушилсЯ..." €нститутов стоЯл с
опущенными руками и глЯдел вслед этому непростому заключенному, c изумлением
понимаЯ, что зависит теперь даже от его не то что работы, но и мнениЯ.
"ѓолубчик, сколько вам потребуетсЯ времени, чтобы совершить эту процедуру?
Ћдного часа хватит на все про все?" "•ристос с вами, гражданин начальник.
ђабота легко споритсЯ, когда грехов за душой не водитсЯ. ќто как Ѓог
смилуетсЯ - может, час, а может, и все пЯть за наши-то грехи". "Њне, знаете,
некогда ждать милостей от вашего бога. Љ вашим личным грехам Я не имею
никакого отношениЯ, религию придумали длЯ рабов, а этот €сус •ристос мог бы
сначала писать и читать научитьсЯ, если взЯлсЯ учить морали все
человечество". "Ќу так, изделие, обтЯжка, цинковка... ђаз в Ѓога не веруете,
пачку чаЯ накиньте, а Я уж сделаю в лучшем виде, как на заказ". "Ќу что же,
о вашем вознаграждении поговорим, когда будет виден результат". "ќто,
конечно, но вы бы еще одну пачку добавили, гражданин начальник. € конфетку к
чайку. ’огда уж точно согрешу длЯ вас гробик за часок. ‚ ларьке все есть,
все купите. ќто мы, уж извините, люди последние. Ќам и умирать будет легко -
ничего нет. € дайте все же задаточек длЯ вдохновениЯ, иначе помыслы
угнетут".
€нститутов послал Џал Џалыча в ларек. „ождалсЯ, когда тот вернулсЯ,
хотел было только показать две пачки чаЯ и печенье, чтоб заманить как
наживкой в работу, но мастеровой отказалсЯ поспешать без задатка, и начмед
сдалсЯ, не в силах весь день принудить хоть кого-то исполнЯть все так, как
он этого хотел. "Ђ нам что, воздухом питатьсЯ?!" - рЯвкнул Џал Џалыч. "Ќет,
ни в коем случае! - испугалсЯ €нститутов - џ всех накормлю... Џойду в
столовую и сейчас же договорюсь насчет вас!"
Џал Џалыч был доволен: "‘крылсЯ с глаз. •оть бы хлеба кусок принес...
†ди, принесет, раз сам голодный". ЋглЯдел, ухмылЯЯсь, Ђлешку, похожего на
мародера - рыжаЯ облезшаЯ шинель, неподшитый ворот мертвецкой гимнастерки,
лаковые оркестрантские сапожки, мыски которых заострены были как у дамских
туфель - и уже с напевной грустью произнес: "Ќе жмись ты, небеснаЯ пехота.
Џодумаешь, в смертное оделсЯ, зато живой".
Ђлеша топталсЯ у входа в сарай, пока его не позвал в тепло и не
заговорил с ним мастеровой, ворочаЯ свои гробы. ‚ глубине сараЯ, оказалось,
сидел одиноко на табуретке еще один старик, в очках и без бороды - а в
остальном как сморщеннаЯ копиЯ того, что ворочал тем временем в одиночку
гробы. Ћн имел такой же формы плешь на голове и тоже был облачен в лагерный
бушлат с номернЯком на груди, но и без того всей физиономией выказывал себЯ
именно узником: хранил веское решительное молчание, как бывает, когда на все
согласны или все отрицают и ни с чем не соглашаютсЯ. …го губы были крепко
сомкнуты, даже сжаты, будто длЯ плевка. Ћчки из пластмассы были громоздки
как аквариум и лицо этого вредного старика походило на нечто
убого-аквариумное: две бесцветные рыбешки глаз, похожие на улитку угрюмые
губы, выбритые водЯнистые щеки. ‘иротливаЯ сухаЯ фигурка вопросительно
скрючилась, так что большаЯ плешиваЯ голова пала на тщедушную грудь. Ћн
сидел, по-школЯрски вобрав под табуретку ноги, а удлиненные сухие кисти рук
положил на колени. Ќо, когда бородач наконец выбрал подходЯщий по всем
признакам гроб, обнЯл его как ребенка и перенес на верстак, узники
повздорили из-за Ѓога, которого назойливо поминал гробовых дел мастер - и
cарай содрогнулсЯ от шума.
"„омики наши, норушки наши страхом полны. ќх, маточки, маточки наши,
зачем же вы нас рожали, прости ѓосподи, раз мы все где спрЯтатьсЯ ищем, в
норушку вашу съюркнуть обратно норовим... Ђ твое какое мнение, Ђмадей
„омианович?" "Џозор!" "’воЯ волЯ, Ђмадей „омианович, Я преклонЯюсь перед
твоим великим умом, благородством души и чистейшей совестью, но ты же,
родненький, это из гордости. †ивешь, сидишь туточки у менЯ на табуретке в
уголке и плюешьсЯ на все стороны, куда ни поглЯдишь. Ќе знаю, о чем ты
печалишьсЯ. „уш много загубили, так давай спасем хоть свои".
‘лезливые глазки тщедушного старика пронзительно сверкнули, а уста
сомкнулись еще тверже и брезгливей прежнего. ‚ это времЯ гробовых дел мастер
развернулсЯ, глЯдЯ прЯмо перед собой, и уткнулсЯ в Ђлешу. Ћни очутились друг
к другу так близко, точно смерились ростом: и был-то могучий старик всего
лишь по плечо •олмогорову. ‹об его, оказалось, рассекал прЯмо поперек рубец,
как если бы тюкнуло огромной стамеской. Ћт малости его и при виде в такой
близи этого младенческой нежности рубца у •олмогорова сщемило все в душе от
невольной жалости; мастеровой же поднЯл глаза удивленно вверх и тотчас
поразилсЯ, обрадовалсЯ, раскрылсЯ весь навстречу: "Ћх, какой богатырь, ну
какой большой! ђаз такой большой, давай помогай. Ђ то забастовал мой
помощник, но ты, сынок, не подумай - таких, как он, на нашей планете один
есть ум еще, ну, может, два. Џриволокли ко мне из барака тощенькое тельце за
гробиком. Њедицина ведь эту смерть засвидетельствовала. ‘тал Я укладывать, а
он и ожил! ѓлЯнул ну эдак как свЯтой, с осуждением, губки сморщил... и
плюнул мне прЯмо в глаза. Ќе знаю, какаЯ сила дернула, но случай такой
выпал, чудо на чуде поехало - охрана устала и отошла. ’ак что Я-то
кирпичиков быстрехонько наложил в гробик, крышку заколотил, а ЂмадеЯ
„омиановича у себЯ также вот в гробике хоронил-выхаживал с того света, пока
не выходил. ‚се времЯ он со мной не разговаривал - только глЯдел эдак вот и
взглЯдом грозил. ‚сю душу вымотал, во всей низости своей Я пред ним
созналсЯ. Џотом, правда, обрел он дар речи. Ђ привередливый какой, ел с
ложки и лишь теплое, селедку тепленькой ему подавал - такой организм!
‚нушал, когда в›ходил: ты же через смерть свою, считай, вечную жизнь обрел,
лежи у менЯ в гробике, дыши да радуйсЯ! Ђ он ни в какую, гордый... ‘идел вон
там на табуретке в уголке и протестовал, так что заприметили нас в дежурной
части и добавили сроку до самой смерти. ђасценили, что все это было хотЯ и
не побегом, но подготовкой к побегу. „а Я рад, Я с Ђмадеем „омиановичем в
самое тесто угодил. Ѓез его мнениЯ кто Я такой на свете был? „а вон как
крышка без колоды! Ђ что Я его половинка родимаЯ - это уж точно. Ѓез менЯ,
как есть, гнить ему давно в земле, а со мной прЯмочки из мертвых воскрес!"
•олмогорову почему-то чудилось, что когда-то все это было в его жизни -
и этот широколобый добрый старик и точно такой же рассказ о человеке,
который был мертвым, а потом вдруг ожил. ѓробовых дел мастер звал его
помочь: "Џодержи-ка, сынок нашу лодочку, а Я молоточком пройдусь, материю
набью. „ержи крепче и поворачивай, куда скажу".
Љрышки тех изделий, что стоЯли вдоль стен, были снЯты, будто пальто или
пиджаки, и накинуты полой стороной каждаЯ на свое гробовое плечико. Ђлеша
стал понимать, что помогает мастеровому и снова озарилсЯ: "Ђ Я завтра,
дедушка, сЯду на поезд и уеду домой, отвоевалсЯ..." "ќто на какой же такой
войне, сынок?" "Ќа такой, что стрелЯли в менЯ из автоматов, из снайперской
винтовки, с гранатомета!" "Ќу что же, Ѓог с тобой, воюй себе и дальше.
Ќу-ка, поворотим набок! “ф... Ќадавали ж такой материи. Ќе обтЯгиваешь, а
штопаешь".
Ќа глазах выструганное да сколоченное из приблудных досок глухо оделось
кумачом. „но мастеровой мЯгко выложил стружкой, черпаЯ eе прЯмо под
верстаком. ђазорвал надвое белое полотно, наверное, списанную простынь,
повозилсЯ, постучал молотком, и Ђлеша увидел на дне гроба подобие перины с
возвышением длЯ головы. Ќо стоило вбить последний гвоздь и расправить, где
остались, складки, как изделие само помертвело и все добро, устроенное
человеческими руками, поменЯло вид. Џростежка из стружек на дне обратилась
во что-то каменное. ЉрасиваЯ ровность обивки стала мучить взглЯд.
Њастер вышел и через несколько минут ввез на телеге сделанный из
какого-то тусклого металла продолговатый короб, похожий на большое корыто. ‚
этот короб вложили как в Яму еще пустой гроб. "Ђмадей „омианович, разведи
костерок, добудь угольков, а мы пока уложим новенького. Ќу что ты сделаешь,
молчит, бойкотирует! ‹адно, сам разведу, а вам-то, сердешный, надо с охраны
кого-то позвать. ‘кажи, Џанкратий Ђфанасьевич зовет, пусть идут шмонают, что
в изделие кладем. ќх, сам бы в него нырнул, прости ѓосподи... € начальника
своего кличьте, где он там, заказчик. Џачка чаЯ еще с него!"
‡а начмедом отправилсЯ Џал Џалыч. Ќо было ему все равно кого слушать,
куда идти и что делать: засунув руки поглубже в карманы бушлата, как если бы
озЯб, он, казалось, буднично уходил в серость и хмарь, похожий на морЯчка,
вышагивающего по палубе. ‹агернаЯ, голоднаЯ на живое зона - ощетиненнаЯ
железными рЯдами колючих проволок, прорезаннаЯ лишь узкими дорожками из
гравиЯ, насыпанными так глубоко, что сапоги, ступаЯ, вкручивались с хрустом,
точно шурупы - не пугала и даже не будоражила нервов, ставших вдруг такими
же глухими. ЋбернулсЯ он скоро и возвращалсЯ, разительно переменившись в
настроении. †адно, с упоением, вгрызалсЯ в большое крепкое зеленое Яблоко.
Џри том морщилсЯ и клацал зубами, такое оно было, видно, кислое, что даже
сводило скулы. Ќо терпел - и жевал, жевал, испытываЯ от этого восторг.
"‘унул руку в бушлат, а там Яблоко! Ќу как с неба в карман упало! џ ведь
вообще Яблок года три в упор не видел. ‚еришь? Ќу, хлебом клЯнусь! - громко
бубнил набитым ртом, а сам, будто оглох - Ќа, на! Љусай, доходной... „а на
счастье! „а кусай, некраденое!" € властно протЯгивал Ђлеше сочный, свежий
огрызок. •олмогоров заулыбалсЯ, чтоб не обидеть, но вместо рта, увернувшись,
подставил щеку, так что огрызок скользнул по лицу, оставив сырой и отчего-то
пенистый розовый след. Џал Џалыч раскровил рот. Њожет, губу прокусил, может,
стали кровоточить десны. Ћн снисходительно рассмеЯлсЯ над самим собой, когда
осознал, что поранилсЯ каким-то Яблоком, и в тот же миг одним неуловимым
движением извлек из-за голенища сапога подобие ножа - расплющенный и
заточенный железный штырь, размером с карандаш.
‡а порогом сараЯ уже попыхивал, дымил на ветер горЯчий костерок,
разведенный неопасно длЯ столЯрки в жестЯном корыте. Џал Џалыч подсел чуть
поодаль на корточки да и пригрелсЯ у огнЯ, отрезаЯ почти прозрачные лоскутки
от Яблочного огрызка и отправлЯЯ их с блаженством в рот.
‚ корытце, где обугливались аккуратные чурки, наколотые с усердием
большелобым, накалЯлись и две самодельные увесистые паЯльни - железные
прутьЯ с приваренным на конце чугунным утюжком. Ћдной такой, еще не
накалившейсЯ, гробовых дел мастер помешивал вскипающий огонь, потЯгиваЯ
знающе зардевшимсЯ носом.
„умал он, однако, не столько о костерке, сколько о готовЯщемсЯ на нем
между делом напитке: закопченнаЯ консервнаЯ жестЯнка, как обезьЯна,
свесилась над огнем и держалась хвостом перегнутой крышки за ободок корыта,
- а в ней плавилсЯ смолистый чифир. Ћн начинал дымитьсЯ, согреваЯ да ублажаЯ
живые умильные глазки мастерового. "•уже нету, когда негодным признают,
когда, как материал, пропадаешь. Џлотнику сгодилсЯ, травнику сгодилсЯ - вот
оно твое и длитсЯ житье на земле, - убаюкивал он костерок. - џ досочку
гнилую, бывает, возьму, а все о себе подумаю. Ќет, думаю, не бойсЯ, не брошу
тебЯ без пользы, какаЯ ты ни гнилаЯ, хоть щепок наделаю и чифирну".
"‚кусный твой дым..." - заговорил Џал Џалыч с мастеровым, утираЯ кислые
то ли от крови, то ли от съеденного Яблочка губы рукавом бушлата, протЯгиваЯ
сизые заскорузлые руки к огню. Џечаль в его голосе звЯкала чисто и
простовато, как стеклЯшка. "‚кусный, так угощайсЯ. Џропустим по глотку длЯ
покоЯ, еще успеем... " "ќ, нет, Я на диете. „исциплина у менЯ захромала, вот
и подтЯнул, теперь пью одни компоты из сухофруктов. Љак это ты про доски
сказал? ѓнилье, что ли, тоже приносит пользу, если к нему с душой? Ќу а где
эта польза?.. Љто здесь с душой?.. € это люди, как щепки, в руки дадутсЯ
пользу из себЯ извлекать? ‚решь. —то ни человек, что ни душа - заноза. ‘вою
же обиду не простишь, а простишь - тебЯ не простЯт, такаЯ жизнь. ќх,
путь-дорожка! “ехать не уедешь, зато каждый день можно где угодно пропасть.
Њне бы пропасть... ’ак, чтобы все кругом стало новое. ‡емлю пашем? €ли
железо куем? „а Я и то и то могу, мне без разницы, хоть на завод, хоть в
колхоз, шофера всюду нужны, а Я шофер экстракласса. Ћбожаю дорогу. •а! ‚от и
соврал, не могу этого хотеть... ђабота - волк. Љругом одно и то же. €
катишьсЯ на все четыре стороны. - Џотом сказал негромко, как если бы
жаловалсЯ: - Ћни менЯ все не любЯт". "„а ты о ком говоришь?" "Ћ людЯх,
которых много, когда ты перед ними один как перст стоишь... ‹юди - сила. ќто
люди что хочешь сделают с тобой". "‡а что же тебЯ люди не любЯт?" - удивилсЯ
гробовых дел мастер. "Џотому что Я сам их не люблю, а притворЯтьсЯ не умею,
извинЯтьсЯ не хочу... Ћни за это жить не дадут, люди, - был ответ. - Ќо ведь
это Я себЯ не люблю, противно мне каждый день от собственной вони. € этого Я
никогда не полюблю. Ђ еще боЯтьсЯ противно. џ ведь всегда и делаю, чего
боюсь. €з принципа. —тобы сильнее быть, чем свой же страх".
Џодошла охрана - двое безоружных солдат, посланные начальником караула
вместо себЯ. Ѓольшой рослый азиат, не понимаЯ, что сам-то ни длЯ кого не был
начальником - разве что длЯ маленького замусоленного своего собрата,
державшегосЯ почтительно от него на расстоЯнии, чтоб успеть и услужить, и
увильнуть от оплеухи - оглЯдел с важным видом место вокруг себЯ. "ќ-э, ты
кто такой? - избрал он мгновенно длЯ одному себе понЯтного наказаниЯ Ђлешку
- Џшел, пшел... Њене не понЯл, э?" Џал Џалыч судорожно оскалилсЯ: "—то ты,
падла, бельма пЯлишь? Ђль своих не узнаешь?!" "„а что с тобой делаетсЯ? -
вскрикнул мастеровой - ЏокрасоватьсЯ он решил, а власти привалило, как же не
угордитьсЯ... Ќо разве это хозЯин жизни выискалсЯ? ЏоглЯди, поглЯди... Ћн же
у себЯ в кишлаке с малолетства, небось, досыта не ел и только небу Ясному
радовалсЯ! Ќу, и ходит гоголем... € пусть, и Ѓог с ним, зла ведь нам не
делает вовсе! Ќу смолчим, ну подвинемсЯ, ну дорогу ему уступим - какое же
это зло? ‚едь и дите вперед пропустишь, а не обидишьсЯ, если ножкой топнет.
’ак и сжальсЯ над ним как над дитем, раз ты сильнее. Ђ если слабее, ну хоть
как Я, так уважь, облагородь!"
Џал Џалыч потерпел и сделалсЯ рассудительно-строг. "Ђлеху при мне никто
не тронет, только он мне говорить здесь может", - произнес все с той же
силой, как если б распорЯдилсЯ самой жизнью.
Ћхранник-азиат, уже испуганный, стал подавать покорные знаки -
протЯгивал навстречу по-братски руки и бормотал что-то волнительное.
Њастеровой, менЯЯ надрывное дыхание разговора, переходЯ на дело, упомЯнул
снова о запропавшем начмеде. ’омление над клокочущей пахучей чайной смолой,
сулившей ему и тепло, и отдохновение, и дармовую радость, сменилось боЯзнью
застыть на месте. Ћн пришел в суетливое муравьиное движение, вынуждаЯ
охранников занЯть свои места у цинковой ложбины, а Ђлешку с Џал Џалычем -
отправитьсЯ за телом.
ерстЯное одеЯло, всю дорогу прЯтавшее неприглЯдный груз, было
отдернуто и, скомканное, засунуто в пропахший бензином угол подальше от
глаз.
Ћни вытащили носилки и мигом очутились с ними в сарае, пробежав как под
дождем, с легкостью и в зЯбком нетерпении найти укрытие. „елать все было
освобождающе легко, ноша не тЯнула рук и не угнетала своим видом - и Ђлеша,
обнимаЯ тело с другого конца за ноги, чувствовал эту неожиданную плавность,
легкость. Џосле все они остановились, понимаЯ, что настала какаЯ-то
последнЯЯ и важнаЯ минута длЯ этого чужого мертвого тела. "•удющий же какой,
все как есть обвисло", - вздохнул мастеровой. Џал Џалыч тоскливо молчал.
"ќто оно только великоватое, а так оно новое и одетое всего два раза..." -
сказал •олмогоров, чувствуЯ вдруг свою вину. Њастеровой не понимал. "Љак
есть усох. ‡начит, хороший был человек... •орошие, они сохнут и, хоть
мертвые, смраду не имут, соломкой пахнут. - ‡апнулсЯ, глЯдЯ на заплатку из
пластырЯ, понимаЯ, что залепливала не иначе как смертную отметину во лбу. -
ЌастрадалсЯ. „ай-то Ѓог его душе пристанища. ‚от, вот... ‚от и он, касатик,
что же это так себЯ, веру-то с надеждой потерЯл". "Ђ может, он это не сам
себе пулю-то в лоб, может, ему кто помог, старший по званию... „а хоть бы
твой Ѓог! €ли он все же против был, целил в небо, а попал по лбу? —ую вонь Я
все же, ох какую вонь... ќх, что там! Ќе чую - точно знаю. ‡наю Я то,
получаетсЯ, чего Ѓог твой не знает или вид делает. ‡наю и тоже молчу в
трЯпочку. Џотому что каждому свое. Џотому что каждый за себЯ. Џотому что так
надо. Ќо Я не Ѓог. Ђ знаешь он кто? Љто пальнул - тот и Ѓог, потому что это
он точку поставил в жизни", - сказал Џал Џалыч. "Ќачальник-то ваш где,
торопыга этот, на час заказ сделал, а самого и след простыл!" - засуетилсЯ
гробовых дел мастер. "Ќа готовое прибежит, у него чутье, поэтому и
начальник". "ќто с Ѓогом тогда?" "Ђ то как же без него... —уешь ты
начальство, прЯмо как волк овечью шкуру, чего же сам не выбилсЯ? ЃоишьсЯ?..
Ќу бывай, Њухин, в этой жизни ты проиграл, фраерок". "‚от и фамилиЯ -
значит, в роду у него, у касатика, мухой по свету летали или жужжали без
умолку. ‚се мы у Ѓога летаем по свету как мушки, а где смертушка прихлопнет,
там и рай". "ќтого точно прихлопнуло. ЏопалсЯ под руку, - брЯкнул упрЯмо Џал
Џалыч. - ’еперь в Ящик твой запакуем, и будет все шито-крыто."
Cтарик обнЯл крышку гроба и накрыл ею нарЯженного в парадный мундир
мертвеца, прЯча его в темноте.
Љогда крышка легла на гроб, Џал Џалыч поневоле ухмыльнулсЯ: с боку ее,
как штамп, на кумаче обтЯжки были видны желтые серп и молот. "„ожилисЯ,
старый. ѓроб подзаборный, это понЯтно, а на обертку какое светлое будущее
пошло?" "Ђ ты не знаешь? - взметнулсЯ в сердцах мастеровой - ‚есь фабричный
материал, что был, умыкнули на радостЯх, а из клуба флагов красных притащили
целых два Ящика. –вета нет, ползут что вошь, ведь сколько лет на каждом
празднике болтались. Ќу, не углЯдел, и так из ветоши крою, ну вылезло... ќх,
это ж как оконфузилсЯ, прЯмо хоть плачь..."
"‡аколачивай быстрей, - сказал Џал Џалыч. - ѓражданин начальник всю
дорогу дрожит, куда себЯ спрЯтать не знает, приказ исполнить стараетсЯ...
ЊаетсЯ, зубодер".
Ќачмед объЯвилсЯ, когда уже цинковый короб был наполовину запаЯн.
€нститутов вбежал в сарай, отыскиваЯ глазами, могло показатьсЯ, забытую
фуражку. ђуки его были занЯты, в каждой €нститутов держал неприглЯдного вида
раздувшуюсЯ вареную сосиску. "Њожете покушать, мальчики", - произнес начмед
дрогнувшим голосом, но без тени сомнениЯ на заранее приготовленном очень
серьезном лице.
Ђлеша лоб в лоб со стариком подминал деревЯнной чуркой край чистого
цинкового листа, из которого то и мгновение выпархивал вымученный паЯльней
вздох дыма. Џал Џалыч тоже был занЯт с мастеровым - стоЯл наготове, чтоб
нести на смену выдохшейсЯ паЯльне накаленную в углЯх. ‘лова о еде поэтому
некрасиво скислись в воздухе, как и сами отварные сосиски в руках
начальника. ’олько двое ничего не делавших охранников, бывших, наверное,
тоже голодными под конец днЯ, переместили взглЯды на то, что держал
€нститутов на весу все нетерпеливей, - и, не выдержав ноши, тот заботливо
положил сосиски на чистый свободный угол замершего с недоделанным гробом
верстака.
‚ сарае осталсЯ слышен только шумок работы. €нститутов прогуливалсЯ
вдоль готовых изделий, понимающе осматриваЯ зиЯющие в них без особого смысла
пустоты. Ћт его взглЯда, конечно, не укрылсЯ сидЯщий на табуретке в углу
сараЯ, полный молчаниЯ тщедушный бесполезный старик. Ќачмед никак не мог
подумать, что тот сидел и молчал без особого смысла, а потому не преминул с
ним великодушно заговорить: "Ђ вы, уважаемый, почему не работаете вместе со
всеми?" ’от, что звалсЯ Ђмадеем „омиановичем, немедленно заЯвил из угла:
"ѓадость". €нститутов переменилсЯ в лице: "’о есть как это так, голубчик,
позвольте спросить?" "Џозор", - аукнулось невозмутимо в углу. "Ќу это уже
слишком, товарищ, вы что себе позволЯете!" ‚ ответ бесповоротно-громко
прозвучало: "•олуй!" Ќачмед надрывно позвал: "Ћхрана, заткните рот этому
заключенному!" ‚зглЯды охранников соскочили с верстака, где покоились
казавшиесЯ бесхозными две сосиски - но двое азиатов угрюмо не постигали
звучавших все это времЯ слов.
"ќто мой работник такой, мы с ним на пару... џ делаю, а он за качеством
глЯдит. ‘ кем-то всегда ведь легче! €дите проветритесь, гражданин
начальник", - сочувственно пожелал гробовых дел мастер.
€нститутов неестественно благоразумно, будто цирковаЯ лошадь на
поклоне, несколько раз боднул головой пустоту и подалсЯ задом на двор, но
вдруг подпрыгнул и вскрикнул, как если бы погибал, тыча пальцем в пол перед
собой, где шевельнулась стружка, под которой прЯталось что-то живое:
"‡апаЯть! ‡апаЯть! Ќу запаЯйте же их кто-нибудь!" ‚се застыли, скованные
этим криком. Ќо не обнаруживали кругом ничего страшного или хоть нового.
Ѓледнее покойника, начмед немощно таращил глаза и, как рыба, уже беззвучно
глотал воздух жадным ртом. "ќто он мышей до смерти боитсЯ", - ухмыльнулсЯ
Џал Џалыч.
ђабота была готова. Ќачмед скрывалсЯ в машине и ни в какую не хотел
вылезать наружу, принимать у мастерового свой же заказ. Џал Џалыч подогнал
санитарную машину к порогу сараЯ. Ћдного его недовольного взглЯда хватило,
чтоб привлечь на помощь и болтавшихсЯ без дела охранников.
Џеред тем как всем взЯтьсЯ за смертный груз, мастеровой своим личным
молчанием установил тишину и обратилсЯ заискивающе к Џал Џалычу: "‘кажи уж
чего-то на прощание. „уша просит, скажи". "Ђ длЯ чего говорить, старик?..
Џоехали". "Ћх, вы торопыги вечные... Ђмадей „омианович! ‘кажи хоть ты,
облагородь эту смертушку своим великим умом". "Џозор!" - каркнул почему-то
обиженный старик. € тогда сам гробовых дел мастер негромко, расстроенно
произнес: "Џрощай, страна огромнаЯ, несчастный человек".

„Ћ‹ѓ€… ЏђЋ‚Ћ„›

“ станции Љараганда-сортировочнаЯ, за глухой стеной железнодорожных
складов, своей участи дожидалась похороннаЯ команда: пожилой простодушный
прапорщик и молодой, из тихонь, солдат. Њесто встречи давным-давно затопили
сумерки. Ѓыло холодно и голодно, как в плену. ‡а шиворотом, будто вошки,
копошились кусачие страхи. —увство неизвестности сроднило чужих
разновозрастных мужчин, а издали, да еще и в темноте, могло показатьсЯ, что
это снюхались два бродЯчих пса уродской какой-то породы: роста
человеческого, бесхвостые, в серых долгополых шкурах, с котомками горбов за
спиной. Њолодой еще служил кому-то. ‘ готовностью застыл и дожидалсЯ по
стойке "смирно". €ли за неимением другого хозЯина старалсЯ так пригодитьсЯ
старшему в их компании, которому внимал, послушный как сынок, когда тот
хлопотливо рыскал в пределах двух, трех шагов - юлил по сторонам, -
временами обмираЯ, как будто услышал клич.
"€ван Џетрович, а какаЯ она, Њосква?" "‚ Њоскве все есть - вот она
какаЯ. ’ы бананы видел когда-нибудь? ’о-то, где там, а в Њоскве они есть.
Џодумаешь, на деревьЯх растут... Љак в ней люди живут, не понимаю, ведь все
уже есть, прЯмо делать нечего, только оклад знай себе получай и ходи
отоваривайсЯ". "€ван Џетрович, а мы долго будем в Њоскве?" "‘колько
вытерпим, лимитов у нас по всем статьЯм маловато. Ќа похоронах - это
день-другой, хоронЯт больно быстро. …ще у родственников погостим - так
повезло, что на этот счет с одним из них договорилсЯ. •орошо, если кормить
станут, это не знаю. …сли деньжат и провизию протЯнем, недельку поживем.
‚оздуха в легкие наберем, прикинемсЯ, что с обратными билетами был дефицит.
‚згреют, конечно, за каждый лишний денек, будь готов!" "€ван Џетрович, а Я
что буду делать в Њоскве?" "’вое дело маленькое, куда Я, туда и ты. € мое
дело маленькое, ничего такого делать не будем кроме команды. Ќо с умом
оставайсЯ своим, торопись и не спеши, а то потом скажут... ‚сегда найдут,
что сказать, станешь крайним, и попала всЯ жизнь под колеса. ‚ серединке,
серединке нужно идти, она, как у •риста за пазухой. ќто дураки пусть делают,
что хотЯт, а мы будем, что скажут".
‘ветлой туманной углубиной в небе виднелсЯ лунный зев, голодно
разинутый в сторону нескольких мелких звездочек, что болтались наживкой,
казалось, подколотые на жала рыболовных крючков. Ќо вдруг чудилось во всей
ночи что-то утробное, как если бы проглоченное. ’олько у строений с пустыми
черными оконцами, что были покинуты к этому позднему часу, остались округлые
необитаемые островки света, на каждом из которых голенькой высотной пальмой
торчал фонарный столб с одним-единственным раскаленным добела орехом на
самой верхушке. Џроглоченные мглой окрестности поминутно оглашали животные
звуки, африканские рыки да стоны, будто кругом бродили дикие голодные звери,
что были рады и сами теперь кого-нибудь проглотить. ќто до жути делалсЯ
слышным ночной жор товарной станции - многотоннажной eе утробы,
переваривающей в себе все то, что приходило поминутно в движение
нечеловеческой силой механизмов по воле управлЯющих этой силой людей. Ѓлизко
не было вокзала, вокзальной площади - лишь тюремные стены камер хранениЯ,
запертые безлюдные склады, бетонные туши тЯгловых электровозных депо,
пропахших горючим пЋтом солЯры.
ЌеприкаЯнную парочку высветил в темноте дальний свет фар. „Ядька с
пареньком позорно застыли у стены, как если бы их ограбили и раздели, а две
их безголовые тени вздыбились и шарахнулись кошками в темень. €з санитарной
машины, как из часов с кукушкой, вытрЯхнулсЯ наружу человек - в нем узнали
начальника медицинской части. Ћн вскрикнул заполошно: "’оварищи, времЯ не
ждет! Њы будем указывать путь! ‘ледуйте за мной!" € упорхнул. Њашина
тронулась по ухабам каменистого пустырЯ. ‘луживые бродЯгами трусили за нею
следом, пока не пришлось что было сил бежать.
Џри въезде на бетонный пандус - не крутую, но испещренную выбоинами
горку - усталаЯ санитарнаЯ колымага замЯлась и бегущие за ней послушливые
мужички проскочили скороходом вперед. ‚сЯ спрЯтаннаЯ жестЯным протЯжным
козырьком, откуда глЯдели как бы исподлобьЯ замки-глазища угрюмых одинаковых
складских ангаров, платформа сортировочной станции казалась далекой и
непроглЯдной. “ начала платформы грузилась арестантскаЯ сцепка из дощатых
мукомольных вагонов: в полной тиши с десЯток молчаливых грузчиков выносили
да вносили на своих плечах кашлЯвшие пылюкой мешки. Ќавьюченные мешками, они
также молчаливо расступились, пускаЯ в освободившийсЯ проход постороннюю
процессию, и выносливо ждали, глЯдЯ, как от строгой гробовидной машины,
похожей на милицейскую, бежали двое задыхающихсЯ служивых, а карательного
коричневато-зеленого окраса человековозка ехала и ехала в нескольких метрах
от них. "„езертиров ловЯт..." - повздыхали мужики и взЯлись со спокойной
совестью за работу.
Џрапорщик бежал впереди санитарной машины, погонЯЯ солдатика. ЏроцессиЯ
промахнула следующий грузившийсЯ у платформы вагон. Џаренек, а за ним и
дЯдька, бежали так безоглЯдно, боЯсь попасть под колеса, что стоило машине
затормозить у искомого склада, как они стремительно исчезли. „Ядьке еще
долго слышались за спиной окрики "к той... к той...", но бежал от них,
думаЯ, что гонЯт куда-то дальше - а это начмед напрасно орал вослед
убегающей похоронной команде: "Cтой! ‘той!" Ѓегущие скрылись в темноте,
откуда к €нститутову возвратилось лишь удивленное эхо его же собственных
воплей. ‘цепка из двух вагонов, почтового и багажного, уже cтоЯла у
платформы. ‚агоны будто дремали. Њаневровый, что вытЯнул их на погрузку и
надышал горЯчкой своих трудов, накропил горючего пота - ушел за очередной
работой, но должен был возвратитьсЯ: отчалить с этими же вагонами от
складской платформы, примкнуть их к пассажирскому составу дальнего
следованиЯ, а поезд - подать на путь отправлениЯ.
"‚ конце концов это немыслимо..." - застонал начмед, хлопаЯ немощно
ногами о гулкую платформу как в ладоши. - Ѓегите за ними... ‚ерните их...
‚перед, вперед!"
Ќачмеда послушалсЯ •олмогоров - и отправилсЯ дальше по платформе. Ћн
исчез так быстро, что €нститутов пугливо вздрогнул, ощущаЯ себЯ в окружении
всесильной темноты. "€ди ты. ‘ейчас же, за ним!" - пихнул он в темноту
поскорее Џал Џалыча, и, когда чернаЯ eе толща поглотила последнего человека,
которым мог бы еще командовать, осталсЯ совершенно один.
"џ хочу видеть своего сына", - тут же услышал покинутый всеми
€нститутов за своей спиной. Ћн в ужасе обернулсЯ. ’емнота исторгла маленькую
мрачную фигурку, при портфеле и в шлЯпе, как иногда официально заЯвлЯютсЯ к
своим детЯм отставленные их матерЯми мужчины. "—то вам здесь надо? ќто
слежка? ЏровокациЯ? „а Я милицию позову!" - пискнул начмед. "Њой сын не
может заговорить, но у ѓеннадиЯ есть Я, его отец. џ приехал в этот город за
правдой. џ инжеренер-атомщик, строитель Ћбнинской атомной станции. “ менЯ
трудового стажа сорок пЯть лет. џ участвовал в ликвидации..." "—ернобыльской
аварии, ха-ха! - судорожно развеселилсЯ €нститутов, чтоб только скорее
заткнуть маленькому человеку рот. - Ќу как же, у нас ведь теперь что ни
бомж, то ликвидатор чего-нибудь такого. € вы тоже пострадали во имЯ
человечества? ѓасили атомный пожар? Ћблучило, глЯжу, основательно, у плаща и
рубашонки лучеваЯ болезнь. Ќу вот что... ‚ы безобразно пьЯны. Ќет, вы
больной, голубчик, психический. Џрекратите шантаж и убирайтесь отсюда или
отправлю в психушку!" ѓолос маленького человека в шлЯпе задрожал, однако не
сдалсЯ: "‡овите работников милиции. џ требую предъЯвить тело моего сына!"
€нститутов попЯтилсЯ, но высокомерно усмехнулсЯ: "ќто бред. ќто чистой
воды шизофрениЯ на почве радиации, спиртного и огромного вашего отцовского
горЯ, конечно. џ был готов вам помочь как отцу. Џредлагал устроить в
гостиницу, снабдить бесплатным обратным билетом. џ в конце концов скорбел
вместе с вами, когда вы два днЯ подрЯд ходили ко мне в кабинет и злобно
мешали исполнЯть служебные обЯзанности, но такое, такое! ‘кажите на милость,
кого и как от вас прЯтали? Љак только случилось, так сразу же
телеграфировали это скорбное известие. ‡десь и сейчас Я не имею права
выдавать вам на руки даже свидетельство о смерти, но прибудет груз в эту
вашу Њоскву - все получите от наших сопровождающих, не сомневайтесь. ’ело от
вас скрывают? „а как это скрываем, если в лучшем виде длЯ похорон cами же
отправлЯем! ‘вЯтых у нас нет, а холодильных установок длЯ каждого трупа тем
более. Њертвое тело в медицинском смысле представлЯет собой скоропортЯщийсЯ
продукт. …му ехать и ехать до места захоронениЯ и надо соблюдать, знаете ли,
элементарную гигиену, а цинковаЯ составлЯющаЯ гроба - это вам, знаете ли, не
проходной двор. Љакие еще претензии? Ђх, вам же виноватых подавай... Џросто
так не можете, без дешевой шумихи? •отите какой-то остросюжетный детектив...
Ђ вам чтобы главную роль..." "џ хочу узнать правду о гибели своего сына", -
откликнулсЯ глухо непрошеный отец. " ’олько давайте без крокодиловых слез,
таковы уж мои представлениЯ об объективности. •отите знать правду? ‚ы хорошо
подумали? ‚ы этого очень хотите? Ќу раз вы так нравственно страдаете, Я
нарушу порЯдок... ѓолубчик, ваш сын был убит самим собой... Људа еще копать?
ѓлубже некуда, если докопатьсЯ хотели до правды. „а, да, ну что глаза
таращите? ‚от она, правда".
Ћбрушилось молчание. €нститутов смиренно дожидалсЯ, что приступит к
утешению наконец-то раздавленного горем отца. Ќо тот выполз из-под руин и
заныл, не вытерпливаЯ больше боли: "ѓеннадий должен был жить!" "Ќу, знаете
ли, вы бы это ему и сказали, когда он преступно овладел оружием начальника
караула, и неизвестно еще, что было в его планах, умирать или убивать. -
Ќачмеду захотелось исколоть словечками этого бесчувственного зловредного
человека. - €нженер, да еще атомщик, а рассуждаете как юродивый. ‚ы иначе
рассуждайте, мыслите шире, как человек науки... ‚ам нужны факты? Џища длЯ
ума? ‚аш сын скончалсЯ по собственному желанию. ’о, что мы не сделали из
этого шумихи, доказывает ваше право на материальную помощь и сочувствие. Ќо
длЯ вашего сына такие похороны устраивают, дают вам также право на пенсию, а
вы оскорблЯете. „а, обманщики, вписали, что погиб при исполнении, не из
жалости к вам, конечно, а чтобы не запЯтнать... ну вот. € другие факты
почему-то не оформлЯем, все хотели по-хорошему с вами, без детективов.
‚иноватых найти желаете, так не совершайте ошибочку, гражданин, а то
доищитесь, что ничего вам не должны и что сынок ваш ЯвлЯетсЯ отбросом
общества. Ћт этого лучше вам, что ли, будет?" "џ инженер-атомщик..." "‡наю,
знаю... Ђ гробик cынка родного вскрывать - это очень гигиенично? „ушу вон -
и до победного конца потрошить, потрошить?! „а вскрывайте! “станавливайте!
Џотрошите! € живи потом со своей правдочкой, пока заживо не сгниешь,
мучайсЯ... „авай разрешение от ‘ќ‘ на эту гнусную антигигиеничную процедуру
или освободи площадку длЯ работ. €ди отсюда, пьЯный скверный дурак! ‘ына не
позорь, не пачкай под конец биографию, хоть куда уж там... Ќу роди, что ли,
пока не поздно другого, новенького. ‹юби его, нежь и холь, ѓеной назови, еще
одну атомную станцию где-нибудь построишь, авось пронесет. Ђ здесь и сейчас
не пронесло - значит такой получилсЯ гороскоп. ’ы не понЯл еще? Ќе понЯл?!
’ы не в тот день родилсЯ, так чего же ты ноешь? Љаких виноватых ищешь? ’ы
сам, сам во всем виноват, скотина ты пьЯнаЯ. ‚иноват, что родилсЯ, что
жил... ќто ты, ты сам угробил своего сына в тот день, когда породил его на
свет и уготовил одно свое же нытье..."
"ЊилициЯ!" - раздалсЯ в темноте истошный крик. Њаленький человек в
шлЯпе попЯтилсЯ куда-то слепо, ткнулсЯ в стену ангара и по ней убито сполз
почти до земли. "Њи-ли-циЯ! - вдруг нараспев тоже позвал начальник
медицинской части. - Ђ где милициЯ, котораЯ тебЯ бережет? …е, голубчик,
нет". ЊаленькаЯ фигурка вжалась в стену и провисла, как будто подвешеннаЯ на
ней же кренделем. "Ћтец Њухина, встаньте, хватит приседать! - брезгливо
произнес начмед - Љак говоритсЯ, финита лЯ комедиЯ. ќто вы со своими
собутыльниками впадайте в подобную истерику. ЏьЯнство не украшает мужчину.
‚ам нужно меньше пить. Ќе пейте, если не умеете. Ђ жена ваша, мать Њухина,
знает вообще-то о смерти сына? —то-то не пойму... Ќе поехала с вами, а вы
такой, по всему видать, сильно пьющий. Ћна, что ли, тоже пьющаЯ? Ђ то ищи
вас там под забором... Ќо знайте, никто искать не cтанет. Џохороним, если
что, и без вас". €нститутов давненько не позволЯл себе такого блаженства. Ћн
все и произнес лишь длЯ того, чтобы доставить маленькому человеку страданиЯ
в самом невыносимом виде. „аже не заставить еще и еще страдать, а уничтожить
этой болью, извлекаемой из собственных же его души и мозгов, как ударами
электрошока. "Ѓольше вообще не буду им обезболивать..." - пронеслось в уме
зубодера.
‚агоны стоЯли, склад безмолвствовал, подчиненные плутали. ‚ этой
разрухе начальник медицинской части несколько раз крЯду решительно стукнул в
складские ворота, накричал на багажный вагон и заЯвил уже в аморфную толщу
мрака: "‘колько Я могу ждать? ’ак работать нельзЯ. Ќадо иметь
сознательность, товарищи, вы же все-таки рабочий класс".
‚ ответ из тамбура багажного вагона высунулась немытаЯ голова: "Ђ, и
здесь ты завелсЯ, гад-демократ... Ќу давай, кричи громче, митингуй! Ќе
успели вагон подать, сразу плохо тебе стало. Ќевтерпеж, всем недоволен,
совесть отдельную заимел. Ђ какаЯ красота была, ого-го, одно удовольствие
жить и ехать. ‡а что красоту разрушил, гадюка? ’ошно мне в твоем обществе.
€ди сам вкалывай. Ќакось, в задницу менЯ поцелуй..." "Ђаа!.. - закричал
€нститутов. - Њолчать! ‘мирно! Ќет уж, будешь работать. ‚ы у менЯ узнаете,
что такое работа... Ѓудете в камне, в камне высекать и гору, гору
громоздить, мерзавцы, из собственного дерьма!" ‘лужащего багажного вагона
как ошпарило. Ћн хлопотливо высунулсЯ из тамбура на платформу уже всем
туловищем и резво по-бабьи заголосил: "Ќу ты это зачем, хозЯин, да кто тебе
поперек? ’ебЯ хоть кто пальцем? Ћй, гадюка... Ћй, господи... Ќу ни путЯ
никакого, ни жизни вообще не стало... €ду, иду! "
€здали истошный железный визг разомкнутые затворы вагона, точно рвали
на куски живое. ђаскричалсЯ хозЯйчиком вагоноважытый. Џослышались, наплываЯ,
голоса. ’олпой нахлынули грузчики. ‚ их гуще барахаталсЯ толстый кладовщик.
‡алЯзгали замки, дыхнуло жадностью из ангара. "ќх!", "“х!", "Ђх!" - бурлили
горЯчо их, работЯг, разговорцы, вскипаЯ тут же на мелочных страстЯх. Љогда
багажный грузилсЯ, почтовый все еще пусто глазел на платформу своими
слепенькими, в бельмах решеток окошками. ‚ышли на воздух по-домашнему одетые
в спортивные костюмы люди - это были фельдъегерЯ - и, похожие однообразием
на солдат, стали важно и скучно прохаживатьсЯ парочкой у своего вагона,
охранЯЯ какую-то тайну.
‚друг все пропавшие высыпали из мрака на платформу - а рабочие
участливо пЯлились на горстку измотанных людей в армейской форме, что
пробегали на их глазах не в первый раз. "“ууу..." - задохнулсЯ €нститутов,
будто и сам долго где-то бегал. Џосле вновь ощутил блаженство, когда стоЯл в
позе надзирателЯ и даже никого не погонЯл. Ђ четверо людишек тЯгали в
раскорЯчку домину то взвешивать, то оформлЯть, то паковать, превращаЯ
цинковый саркофаг в обыкновенную тару.
"‡дравствуй, Ђльберт ѓеннадьевич!" - воскликнул простодушный прапорщик.
€ был рад, что обратил на себЯ внимание, но тут же умолк, не знаЯ, что еще
сказать.
Ќавстречу дЯдьке, оживаЯ, шагнул со стороны, казалось, невидимый до сих
пор человек. "Ћтец Њухина, встаньте на место!" - раздалсЯ немедленно приказ.
€ маленький человек в шлЯпе отрешенно отступил назад. ЏодчинилсЯ.
„Ядька смутилсЯ и Явно не ожидал, что попадет впросак. €нститутов
настиг его и зашипел, уже глЯдЯ глаза в глаза: " Љак это все понимать,
голубчик?" "’оварищ начмед, честное слово, Я и сам не знаю, как это все
понимать, - наспех повинилсЯ дЯдька. - џ так думаю, наверное, познакомилсЯ с
Ђльбертом ѓеннадьевичем сегоднЯ утром, что же в этом непонЯтного, так и надо
понимать". "„а ты какое право имел знакомитьсЯ? Ћн как здесь вообще
оказалсЯ? ’ак это ты, голубчик, подстроил?" - завелсЯ €нститутов. "’оварищ
начмед, да Я сам не знаю, как оказалсЯ, ну вот вам крест! Џознакомились мы
прЯмо сегоднЯ утром, когда Ђльберт ѓеннадьевич, если виноват, то извинЯюсь,
стоЯл, а Я-то как раз мимо с рЯдовым проходил. …му никто сказать не мог,
когда и где отправка двухсотого будет, так он прЯмо ко мне подошел и
спросил. Ќаверное, так и оказалсЯ он здесь. Ђ что он и есть отец, это Я
потом узнал. …сли б сразу знал, да разве бы проронил хоть словечко? —то Я,
правилов, что ли, не знаю? Ќе в первый раз..." "„а замолчи ты! Њолчи, понЯл,
понЯл? ‡апомни одно, только одно: с этой минуты ты держишь Язык за зубами,
молчишь как рыба. „о Њосквы близко к нему не подходи. …сли сам в поезде
привЯжетсЯ, на вопросы не отвечай. Њолчи - вот твоЯ главнаЯ задача".
„Ядька с облегчением продохнул, из уст самого начмеда слыша, что должен
делать, чтобы ничем не провинитьсЯ. "‚се. Њолчу, товарищ начмед. Ќу прЯм как
рыба, вы не сомневайтесь, - с усердием произнес он, убежденно трЯхнул
несколько раз головой, точно б давал сам себе зарок молчать и только
молчать, и чуть было не смолк, да спохватилсЯ и быстренько, хлопотливо, как
про запас, начал тараторить, выглЯдываЯ за плечом €нститутова другого
человека: "Ђльберт ѓеннадьевич, знаешь ли, моЯ как услыхала, ну прЯмо за
горло, стерва, взЯла! Љупи, говорит, в Њоскве цветной телевизор - и все. “
вас в магазине можно будет достать? Њне бы лучше телевизор все же, а не
ковер. Љовер, Ѓог с ним, уж лучше телевизор. ’ак сговорились, значит?
’елевизор? –ветной? Ћх, огромное спасибо... ќто не Я - это супруга моЯ. џ-то
ковер хотел, хоть что-нибудь. Ђ супруге далсЯ, ей-Ѓогу, этот телевизор, и
денег не жалко! ѓоворит, по хате можно в тапочках ходить, стерпим, а вот
телевизоры цветные только в Њоскве теперь продаютсЯ. Ћх, ну ты извини, такое
горе у тебЯ, ох, сыночка потерЯл, соболезную... Ћх, товарищ начмед. Ћх, ну
все, молчу".
„Ядька умиротворилсЯ и весь сразу как-то обмЯк, похожий на селедку, из
который извлекли скелетик. "Ћтец Њухина, а вы, Я глЯжу, преуспели, -
оглЯнулсЯ начмед со смертной скукой в глазах. - ’оже мне —ичиков...
Ћбещайте, что ли, "‚олгу", ну или "†игули". „ействуйте со столичным
размахом!"
ѓробовитый Ящик, не самый огромный в сравнении с другими упаковками, в
которых томились шкафы, диваны и прочий крупногабаритный людской скарб,
втащили в контейнер багажного вагона и заставлили последней стеной. ‚се
провожающие, и сам начмед, стоЯли истуканами у запертого вагона. „авно
исчезли фельдъегерЯ. ‡акрылсЯ склад.
Ќесколько мужиков-грузчиков еще простаивали в сторонке, отлыниваЯ от
работы. €х окликали откуда-то из темноты - они не шли. Љурили. Љазалось,
прицеливались папиросками, убиваЯ времЯ, и те, как ружьЯ после выстрелов,
испускали дымки, что пахли прогоркло почти пороховой вонью. Њеж тем один из
них насмехалсЯ над другим, привлекаЯ внимание. "ЌельзЯ ли потише, соблюдайте
общественный порЯдок!" - бросил в их сторону €нститутов. "Ћн жену любит! -
отозвалсЯ со смехом один, тыча уже напоказ в другого, что покорно сносил его
усмешки. - ’огда скажи мне, а зачем ты eе любишь? ‚ чем состоит смысл этой
твоей любви к жене?" "„а Я же не на рынке любовь покупал, честное слово, как
это зачем? ‹юблю, потому что хороший человек, потому что всю жизнь вместе",
- тужилсЯ тот, кому устроен был допрос. "Ђ завтра она умрет, и все. ђеализм!
Ќу и зачем ты eе любил?" "Ђ детишки? Њы родили, двое у нас, вырастим. Ќу и
пусть умрем, зато останутсЯ они после нас". "—итаешь, что в прессе пишут?
’ебе такие заголовки не попадались на глаза?.. ‘ын зарезал отца. „ети
расчленЯли своих родителей прЯмо в ванной. Ќу и как тебе это?" "„а отстань
от человека! —то заладил одно и то же, а по сопатке не хочешь, умник? Ћн
верит, любит, а ты ему в душе ковырЯешь, лишь бы все в ней расковырЯть и
сломать, - раздалсЯ возмущенный голос. - ’ебе-то зачем нужно все на свете
своими словами портить? ЉакаЯ такаЯ польза, что веры в любовь лишишь?" "Ђ на
это Я отвечу всем вам... ‚ы стройте, стройте, конечно, с верой в любовь или
хоть в черта лысого, но постройте-ка что-то нормальное, качественное, что
будет стоЯть без костылей. Ќет же, кругом все рушитсЯ и рушитсЯ, потому что
держалось на соплЯх и слюнЯх. џ, конечно, могу сжалитьсЯ. Њне можно рот и
грубой силой заткнуть, конечно. Ќо если чьЯ-то любовь к жене не выдерживает
моей свободы слова, такой брачный союз обречен. ќто аксиома. „раки,
алкоголизм, нищета - вот и всЯ любовь".
‚опросы, задаваемые от нежеланиЯ что-либо знать, действительно,
оставлЯли всех блаженных в дураках, так что, посеЯв среди себе подобных
уныние и стыд, умный рабочий похвалЯлсЯ c вальЯжной ухмылкой среди одних
дураков: "†енитесь, плодитесь... ‘начала на жен и детей поработаете, потом
на больницу - и в гроб. “ жен на кружку пива свои же кровные клЯнчите. Ќа
детей по двадцать лет горбатитесь, а они потом в загс - и фьють, еще и на
свадьбу постыдЯтсЯ вас позвать, таких. Љаждый день у вас одно и то же, жуете
макароны, тащите грыжу и ноете на жизнь, что мало она вам дала. ‹ично Я
своей жизни праздник устрою. џ свою жизнь не стану по долгам раздавать. ‚се
только длЯ себЯ. Ѓаб сколько хочешь, костюм, ресторан и на старость,
повкалываю здесь с вами, столько же еще отложу... Ђ если что поЯвитсЯ на
свет розовенькое - пусть еще спасибо скажет, в ножки поклонитсЯ, что Я его
бесплатно родил".
‚се затоптали сигаретки и тЯгостно пошли куда-то на работу. Ћн пошагал
в ту же сторону, довольный собой.
Џлатформа опустела. ‚оздух обхватила судорога ожиданиЯ, как в последний
миг отправлениЯ поезда. Ћднако два сцепленных вагона никуда не трогались,
похожие на обрубок.
"Љак Я понимаю, пора прощатьсЯ, - произнес €нститутов, но что-то
поневоле тЯготило его в собственных словах - —ерез несколько дней этот вагон
прибудет на родину ѓеннадиЯ, конечно, если только поезд не сойдет с рельс...
ђеальность больше не балует нас хорошими новостЯми. ‚се взрываетсЯ, горит,
идет ко дну. †изнь ѓеннадиЯ тоже оказалась до обидного короткой. Ћна
оборвалась трагически, в полете, но давайте не будем о грустном. ‹учше еще
раз вспомним ѓеннадиЯ. ‚спомним и проводим в последний путь минутой
молчаниЯ. ѓеннадий, прости, что не сберегли тебЯ. Џрощай, голубчик".
‚се должно было кончитьсЯ. Ћднако длилось и длилось ожидание конца.
€нститутов взволнованно отстоЯл поболее минутки, но, устыдившись вдруг, что
позволил себе расчувствоватьсЯ, глуповато не утерпел увеселить своей же
шуткой только что учиненный траур. "†елезнаЯ дорога - самый надежный вид
транспорта. —то-что, а рельсы со шпалами как были, так и останутсЯ. Ќу-с,
теперь на вокзал. ’ам проверите еще разок драгоценный наш вагончик,
прапорщик, на месте ли - ну и в столицу. –ветной телевизор... Њ-да, Я бы
тоже был не против совершить такую редкую в наши дни покупку. Ћтец Њухина,
между прочим, вы тоже поедете сейчас с нами. ‡наете ли, так будет спокойней,
а то еще уедет поезд без вас. Ђ случаем, прапорщик, билеты вам достались не
в одном ли вагоне с отцом? Ќу да ладно, узнаем... Ќа вокзал, друзьЯ мои, на
вокзал!"
Ќо загундосил плаксиво отец Њухина: "‘егоднЯ исполнилось девЯть дней,
как ѓеннадиЯ не стало. ’оварищи, прошу вас ко мне в гостиницу отметить со
мной эту дату". "Љак вам не стыдно, спекулировать на памЯти родного сына! -
взорвалсЯ начмед. - …го смерть имела место шесть дней назад. ‚от приедете в
Њоскву, там и пьЯнствуйте. Њожет, вам еще день рождениЯ сюда подать? „а
какие вообще могут быть поминки, если его еще не похоронили? Ќет, это просто
белаЯ горЯчка какаЯ-то... •ватайте этого психического, тащите в машину,
нечего цацкатьсЯ с этим алкашом". Ћднако хватать и тащить маленького
человека никто не посмел. "—то такое? ‚ы что здесь, все с ума посходили?! „а
какой он отец вообще? „лЯ него же смерть родного сына - это повод, чтобы
стакан ему налили, вот и все. Ќу так в поезде, в поезде, голубчик, бельма-то
зальешь, потерпи, а сейчас мало времени". "’оварищи, прошу вас отметить со
мной эту дату, - послышалось вновь заунывно. - џ приглашаю всех к себе в
гостиницу, здесь недалеко. „о отхода поезда еще много времени. ‚ы не
переживайте, вы все успеете". "Ђ вам что же, голубчик, некуда спешить? „а
нет, этого не может быть! Џогодите, какаЯ гостиница? Ћткуда?! “ вас же поезд
через час... Ќет, погодите, предъЯвите-ка ваш билет... ‚едь у вас имеетсЯ
билет? Ћтвечайте мне, отец Њухина, пропили деньги на обратный билет? Џодлый,
ничтожный человек, ну вы же должны присутствовать на похоронах собственного
сына!"
ЏьЯненький прЯтал глаза и бубнил, казалось, уже себе под нос:
"’оварищи... Њы с ѓеннадием приглашаем... ‚се народы мира чтЯт эту дату..."
"Ќу длЯ чего вы лжете и лжете?!" - закричал €нститутов. Ќо маленький человек
уныло смолчал. ‘опровождающий, что с усердием, как и было велено, не
открывал до сих пор рта, пугливо подскочил к начмеду и заголосил: "Ђльберт
ѓеннадьевич без билета? ђазве без билета пускают в поезд?" " ’ы-то хоть не
лезь! ’вое-то какое дело? ’оже мне, дЯдЯ ‚анЯ..." Џростодушный прапорщик
встал так, будто уперсЯ грудью в стену, и неожиданно со слезами в глазах
взбунтовалсЯ: "Ђ такое, товарищ начмед, что он в квартирку свою обещал
определить. Ђ вы молчи да молчи, сами вы, извинЯюсь, ваньку валЯете! џ на
вокзалах не предполагал ночевать. Џодумаешь, Њосква! Ђ суньсЯ, обдерут как
липку. “ менЯ с рЯдовым суточных по тридцать копеечек на личность, а вы:
молчи... € покушать не сможем по-человечески, даже если так, как собаки...
Ћн обещал, сказал, у менЯ поселишьсЯ, €ван Џетрович, бесплатно. ‘упруге
своей Я что скажу, что деньги на гостиницы профукал, ага? Ђ телевизор, а
ковер? Њы всю жизнь во всем отказывали, копили..." Ћтец Њухина подал
заунывно голос: "€ван, Я тебЯ приглашаю..." "€ не проси, убил ты менЯ,
Ђльберт. џ за тобой как за родным пошел, верил тебе, а теперь чужаЯ мне твоЯ
личность стала после такого обмана, так и знай. ’оварищ начмед, только вам
буду верить. Њожет, вы его, подлеца, в поезд засунете, а? ‚рет он, видел Я,
даже про гостиницу врет - это не номера, а вагоны какие-то на колесах.
„авайте, давайте его силком. Џусть едет, пусть хоронит сына, алиментщик
чертов!" "Ќет уж... ‚се... Џусть остаетсЯ, вот уж кого не жалко", - сказал
€нститутов.
"Џогодь, начальник. Ђ Я принимаю приглашение... Ћбожаю древние обычаи".
Ќачмед извернулсЯ, как будто ухватилсЯ за что-то руками в воздухе, и только
потому не упал. ѓлаза его немощно шарили по лицам - еще верил, что этот
голос за спиной почудилсЯ. "Џойдем, батЯ. Људа ты хотел? Ќе волнуйсЯ.
ЏомЯнем как у людей". Џал Џалыч подошел к маленькому плачущему человеку,
встал подле него, положил руку на плечо. Ћтец Њухина поднЯл голову, потом
отрешенно улыбнулсЯ сквозь слезы и произнес: "Ђтомщики, вперед!". ‚ тот миг
с его головы сорвалась шлЯпа. Њаленький человек отчего-то безразлично
посмотрел на упавший под ноги головной убор, а Џал Џалыч расстроилсЯ: "Ќу ты
шлЯпу свою подними..." Ќо подбежал €нститутов, мигом схватил шлЯпу и, не
желаЯ eе отдавать, запричитал: "Људа пойдем? Љто пойдет? ‡ачем пойдет?"
"лЯпу отдай! Ћна чужаЯ!", - рЯвкнул Џалыч Џалыч. "Ќе отдам! Ќе отдам!" -
голосил начмед. "ЃатЯ, тебе нужна эта шлЯпа? Ќу?.. ‘кажи?.." "Њне не нужна
эта шлЯпа", - раздалсЯ вЯлый, равнодушный голос. Џал Џалыч ослаб, задрожал,
и что-то молниеносное ушло сквозь него.
"ѓолубчик, ты идешь прЯмой дорогой на зону, что ты делаешь? - жалобно
скулил начмед. - „а постойте же! џ согласен, согласен! Њы едем на вокзал, а
потом куда хотите, Я тоже принимаю приглашение, стойте, у нас же есть
машина. џ приказываю остановитьсЯ... Људа же вы? Ћдумайтесь, вы же
подписываете себЯ смертный приговор... ’ы сгниешь за решеткой... Ђ ты голову
сунешь в петлю..."
Џоследним, чью судьбу предрек начмед, уже без надежды его вернуть, был
Ђлеша •олмогоров. Ћн неуклюже бежал по платформе, догонЯЯ тех, кто медленно
уходил в одну из eе длинных беспросветных сторон. €нститутов опомнилсЯ,
узнаваЯ бегущего, и то ли с радостью, то ли завистливо крикнул ему вслед: "Ђ
ты не увидишь своих зубов!" ‘тоЯщие подле него две штатные единицы из
похоронной команды дрогнули. "’оварищ начмед, все бегут, а нам куда?" -
взмолилсЯ в смЯтении простодушный прапорщик, будучи готов, если что,
побежать.

„ЋђЋ†…ЌњЉЂ

•олмогоров еще на платформе, когда грузили гроб, узнал в приблудном
этом человеке того гражданина, что заЯвлЯлсЯ поутру в лазарет. “знал не по
лицу, а по шлЯпе, когда пьЯненький привалилсЯ к стеночке, ронЯЯ голову на
грудь, отчего лицо до подбородка скрадывал шлЯпный широкополый нимб. Ђлеша
боЯлсЯ, что пьЯница подымет голову, взглЯнет и тоже его узнает. ђаз он
остановилсЯ, обернулсЯ и удивленно произнес: "‚ы кто такие? ‚ы товарищи
ѓеннадиЯ? Ђ на всех мест не хватит..." Ќо опустил голову и пошагал дальше.
Ћтец Њухина уводил бесповоротно в глубь кладбищенской по форме и по
содержанию местности, что тЯнулась вдоль нескончаемых костлЯвых трактов
железнодорожных путей. Ћстанки рельсов и шпал, заросшие травой или почти
сравненные с землей, то и дело обнаруживались под ногами.
ѓул скорых доносилсЯ, как потусторонний, из другой дали... Џал Џалыч
исколесил Љараганду вдоль и поперек, но не помнил, чтобы где-то близко
находились гостиницы. ‚окзал сам по себе обреталсЯ на краю города, где
обрывались улицы с многоэтажными городскими домами и роились ульем
деревЯнные домишки. ‚ голове Џал Џалыча мелькнула мысль, что пьЯненький и
сам теперь не ведал, куда шагал. Ќо остановитьсЯ и хорошенько допросить
того, кто вел их не ведомо куда, не нашлось духа. "“бить, что ли,
кого-нибудь?.. - процедил он сквозь зубы и невзначай, как ни в чем не
бывало, обронил уже громко через плечо: - ‘лышь, доходной, а ты, правда,
демобилизованный или так, брехнул длЯ форса?" "Џравда. ‡автра сЯду на поезд
и уеду домой..." - поспешил было •олмогоров, но споткнулсЯ на последнем
слове. Ѓеглые, они затаили каждый свое молчание.
‚друг забрезжил огоньками семафоров безмолвный простор, куда железнаЯ
дорога вытекала рекой путей перед тем, как разойтись сотней направлений во
все стороны света. Ћтец Њухина нырнул с насыпи и очутилсЯ на путЯх,
переступаЯ через рельсы так, как если бы двигалсЯ не шагами, а гребками.
‘тоило войти в пространство бездонных стальных линий - и по одной из них
безжалостно пронеслась электричка, полоснув лезвием света. Ћна прошла
стороной, но как будто мчалась кого-то убить. ‚ то времЯ, когда они уже шли
наперерез почти невидимым в ночи железнодорожным путЯм, казалось, из вышины
молниЯми выкатились два поначалу крохотных огненных шара. €х мчащийсЯ свет
неотвратимо ширилсЯ, так что рельсы кругом вспыхнули, как бикфордовы шнуры.
‚сю ширь располосовали прЯмые молнии, каждаЯ указываЯ только свой путь: они
тоже мчались, уже под ногами. —увствуЯ тошноту и страх, Џал Џалыч схватил
Ђлешку и затащил на узкий островок. Њаленький человек как ни в чем не бывало
шагал по острию стальных молний. "‘той! “бьет! Џоезд! ‹ожись!" - раздалсЯ
истошный крик. Ћтец Њухина остановилсЯ, даже обернулсЯ, но мчащиесЯ гул и
свет так поразили его, что он не двинулсЯ с места.
Љогда фигурка на рельсах остолбенела, показала себЯ гремучаЯ змеЯ
товарного состава и через какое-то мгновение вытЯнулась в последнем броске.
‚иделось воочию, что прЯмаЯ колеЯ, по которой несло поезд, сжала человечка в
своих тисках. ‚сЯ его фигурка, стоЯщаЯ метрах в ста, сделалась чернее тени.
ќлектровоз не сбрасывал скорости. —еловек не сходил с путей. Ћднако, когда
рев, огонь и вихрь вдруг свободно пронеслись стороной, а после грохочущаЯ
стремительнаЯ стена вагонов потекла своей чередой прЯмо за маленькой жалкой
фигуркой, стало до невероЯтности очевидно, что пьЯненький и не думал попасть
сознательно под поезд. ‚ихрь проносЯщегосЯ состава все же ужаснул его или
оглушил. Ћн схватилсЯ за голову, потом отнЯл руки и протЯнул их, будто шарил
вокруг себЯ - все ближе и ближе к земле, пока не опустилсЯ на колени. Ќа
земле тоже шарил руками, маЯлсЯ, ползал то взад, то вперед. ‘едые отросшие
волосы, перламутрово-стального цвета, взвихренные проносЯщимсЯ составом,
казалось, окрылили головушку, делаЯ eе похожей на большую сильную птицу. Ќо
пролетел последний вагон - и голова упала, а волосы свесились плакуче,
тоскливо, так что из-под них едва проглЯдывало лицо.
"Џропала шлЯпа... ѓде моЯ шлЯпа?" - жаловалсЯ отец Њухина, когда его
поднЯли с колен. Џал Џалыч выговорил со злостью: "„а какаЯ еще шлЯпа, сам ты
шлЯпа!" "Ђ шлЯпа моЯ где?!" - возмутилсЯ маленький человек. "‚се. ‡абудь.
Џошли быстрее!" - гаркнул Џал Џалыч. "Ћтдайте шлЯпу, ну зачем вы это
делаете, ребЯта?" - уговаривал отец Њухина. "ЃатЯ, да нету eе у нас, как ты
не понимаешь? ’ам она, шлЯпа твоЯ, куда поезд унес". "Ђаа, унес..." -
успокоилсЯ он равнодушно. "—емоданчик-то свой прими. ‚от осталсЯ, не сдуло".
"Ѓлагодарю, - произнес отец Њухина, и тЯжелый портфель повесилсЯ на руке
хозЯина. - ђебЯта, по такому случаю прошу всех пройти в реакторный зал...
‘егоднЯ исполнилось девЯть дней как не стало моего сына ѓеннадиЯ. Џрошу
отметить со мной. Џонимаете, люди сами изъЯвили желание из огромного
уважениЯ ко мне". "Џонимаем, понимаем... - ухмыльнулсЯ Џал Џалыч и шепнул
воровато Ђлеше: - Љажись, приехали. Ќу ты сам-то как? €ди, может, в
обратную. “матываешь завтра на волю - вот и уматывай. ’ебе еще шмотки надо
стребовать с этого врача, подмытьсЯ, причесатьсЯ, а мы с батЯней побредем
куда-нибудь, нам с батЯнькой далее спешить некуда". •олмогоров зашептал в
ответ, думаЯ, что тоже оказывает Џал Џалычу особенное доверие: "Ќичего, у
менЯ времени еще много. ’олько вы машину свою бросили там, на станции...
Њожет, вам и вернутьсЯ? Ђ то как же они на вокзал приедут без вас?" "Џешком
дотопают, скоренько. ѓлавное, багаж сдали, отмазались, - буркнул Џал Џалыч.
- Љак бы нам самим успеть ноги унести... Њожет, это, тоже рванем в Њоскву?
Њосква, она большаЯ, места на всех хватит". "’олько гостиница что-то далеко.
Ќаверное, этот дЯденька дорогу потерЯл? —то же это будет? …сли гости
собрались, подумают, что уехал или еще там чего, и все по домам разойдутсЯ".
"ђебЯта, не отставать, нас ждут люди!" - подал голос отец Њухина. "Ќе
отставать! ‹юди, люди! - заголосил Џал Џалыч, содрогаЯсь от хохота. - ‹юди,
Я иду к вам! џ обожаю людей!"
Ћн забыл обо всем и обо всех, следуЯ куда-то по велению дерзкого
визгливого хохота. ‚друг споткнулсЯ на рельсах. “пал. ‡атих. ЏоднЯлсЯ. €
сделалсЯ до остервенениЯ одинок. ‘ глухим рыком пинал рельсы, прежде чем
переступить через них. ’акие, побитые ударом сапога, они исчезали из его
вниманиЯ. Ћн отрешенно прокладывал себе путь через меридианы стальных
трупиков - c узкими, как у червЯков, тельцами. ‚спыхнули огни поезда. Ќо
теперь Џал Џалыч сам осталсЯ стоЯть прЯмо на путЯх, изрыгаЯ ругательства и
проклЯтиЯ. Џассажирский состав пронессЯ совсем уж в стороне от него. "„а
пошла ты, сука, сволочь, падла гадскаЯ!" - завопил он истерзанно из
последних сил, видЯ в промчавшейсЯ веренице вагонов осЯзаемо-ненавистную
смертельную колесницу.
„умалось, не могло быть иной цели в этом неприкаЯнном путешествии по
рельсам, как перейти железную дорогу, но маленький человек уводил своих
раскисших спутников все дальше по направлению движениЯ поездов.
‘тало отчего-то глуше, темнее. ум и огни относило в другую даль.
‡аблудшими существами из ночи стали выбредать отдельные вагоны и целые
составы, недвижно стоЯщие на путЯх, отрубленные от своих мчащихсЯ огненных
электрических бошек, будто убитые кем-то, кто всех опередил. Ќигде не было
видно, слышно присутствиЯ людей. Ћтец Њухина, ничего не боЯсь, вошел в
вагонный лабиринт. Cтихший Џал Џалыч малым ребенком озиралсЯ среди отстоЯ
казавшихсЯ исполинскими вагонов, внутри которых отсутствовала жизнь, думаЯ,
наверное, что очутилсЯ в своем личном аду. Ћдинаковые округлые окна мерцали
темнотой, как если бы он заглЯдывал в колодцы. ‚друг всплывали выставленные
кое-где в окнах белые планшетки с номерами вагонов - 2, 12, 6, 9, 3, 10, 8,
- где такие же числа, что и на отрывных календарЯх, каждый раз заставлЯли
пережить ужас, похожие от неожиданности на лица.
„ва состава, вдоль которых они шли по узкой утоптанной тропинке, имели
на себе также таблички с названиЯми, очень напоминающие те, что
обнаруживаютсЯ во всех населенных пунктах, где указываютсЯ названиЯ улиц.
Љазалось, каждый вагон стоЯл, как дом на своей улице.
Џо одну сторону тЯнулись голубоватые домики, на которых читалось:
"–елиноград - Ќовокузнецк". Ќо то сплющенное тоской, то стертое давностью,
то вдруг до реализма новехонькое, жизненное, сознательное, отчего буквицы,
все равно что их раздевали, даже не давали себЯ прочесть. Џо другую стоЯл
болотно-сумрачный состав "’уркестан": одногорбые крыши - вагоны, сцепленные,
наподобие верблюдов, в караван. Ђ за ними - испитые, все равно что
вагонетки, с пропиской "Љушка - ‚оркута".
‘тоило пройти состав, как начиналсЯ другой. Ћтец Њухина было свернул в
брешь между ними, но вагонам не было конца. Ћни вставали стенами там и тут,
закруживаЯ голову в своем лабиринте. € тЯнулись один за одним пройденные,
чудилось, почти настоЯщие города - всех не перечесть и не упомнить.
ќто могло привидетьсЯ потерЯвшим всЯкую надежду людЯм, если б не было
Явью: на путЯх засветились мирные живые огоньки, пахнуло печным дымком. “же
в тупике, ЯвлЯЯ собой поэтому нечто обыденно-деревенское, на пути стоЯл
состав, обросший допотопной жизнью, будто пень. €з жестЯных труб
оранжево-красных вагонов серьезно курилсЯ в ночное небо белесый дым, а с
простых деревЯнных крылечек, устроенных длЯ входа в тамбуры, тек на землю
смолистый теплый свет. Ќапротив каждого вагона - своЯ горка антрацита и
своЯ, мерцающаЯ при свете луны, как антрацит, лужа, как бывает во дворах, на
веревках, но протЯнутых от вагона к вагону, висело стираное белье: трусы,
простыни, штаны, платьЯ, рубахи. —уть не каждое окно, где занавески были
раздвинуты на манер кулис, глЯделось кукольным театриком, где бутылки,
вазочки, стаканы, как живые, играли и радость, и тоску. Ќа бортах вагонов,
во всю их ширь, читалось, намалеванное белой краской: ѓЋ‘’€Ќ€–Ђ, ѓЋ‘’€Ќ€–Ђ,
ѓЋ‘’€Ќ€–Ђ, ѓЋ‘’€Ќ€–Ђ... ‹аЯла где-то собака. ‘лышалсЯ плач ребенка. ’Януло
стрЯпней.
Ќа одном крыльце объЯвилась хозЯевитаЯ женщина с ведром, плеснула помои
в темноту. ѓлЯнула на тех, кто шел по двору, и запела: "Oй, здравствуйте,
Ђльберт ѓеннадьевич, Я вас и гостей ваших, быть может, обрызгала?"
"Ќи в коем случае, ѓалочка. Ђтомщиков земнаЯ грЯзь не возьмет. ‚се
находитсЯ у менЯ под контролем. ђадиоактивный фон в пределах нормы", -
доложил громко отец Њухина. "Ћй, Ђльберт ѓеннадьевич, а где ж на вас
головной убор?" "Џроизошла внештатнаЯ ситуациЯ, лапонька, но об этом
поговорим без свидетелей. ’ы все трудишьсЯ, хлопочешь, своих обстирываешь?"
"Ћй, да каких там своих, беженцы это, всюду от них грЯзюка. ЏрЯмо как
цыгане, Я так вам скажу, не работают, грЯзнЯт, грубЯт. ђежут друг дружку,
жгут все у себЯ и разорЯют, а потом к нам едут грЯзь разводить. ‘коро у нас,
может, вши от них начнутсЯ. € хватило ж ума у власти поселить беженцев в
одну гостиницу с пассажирами! Њы плати за купе, а им оно бесплатно - раз они
беженцы, так и все должны страдать?"
€стомленнаЯ скукой своего добротного женского тела, хозЯйка не так
возмущалась или жаловалась, сколько красовалась собой. •мурила брови,
всплескивала руками, поворачивала себЯ будто на подставке, приглашаЯ
разглЯдеть со всех боков. Ќо отец Њухина уже помрачнел и с энтузиазмом
открыл ей глаза на происходЯщее: "‚ стране термоЯдерный распад. Џо моим
прогнозам положение изменитсЯ через пЯтнадцать лет. Ќе все мы доживем до
этого времени, но Я верю в атомную энергию. ‡апасов урана у нас хватит.
Ѓудет свет, будет тепло, а это главное. Ђтомщики не подведут".
"Ћй, Ђльберт ѓеннадьевич, как же вы доступно обо всем излагаете, что
сразу делаетсЯ так логично, так логично на душе! ‘пасибо, успокоили, а то
прЯмо кошки по ней скребли. Ћй, а что Я все о своем да о своем - вас же к
месту подвига сыночка отвозили сегоднЯ!" "‘ двумЯ генералами на черной
"‚олге". Ђ это боевые товарищи ѓеннадиЯ, сопровождают менЯ. Ѓольшего сказать
не имею права. „ал подписку о неразглашении. ЋбстоЯтельства гибели моего
сына будут рассекречены через сорок три года". "Ћх, ответственное исполнил
задание, раз так секретЯт. Њожет, орден посмертно дадут, а глЯдишь, и героЯ,
Ђльберт ѓеннадьевич! Ћх, да сыночка не вернешь, вот она, наша жизнь, как
герой - так сразу умри, и пожить не положено хоть немножко". "ѓроб поездом
отправлен в Њоскву. Ђ Я в ближайшие дни самолетом, атомщики. ‘егоднЯ
исполнилось девЯть дней, как ѓеннадиЯ не стало. ѓалочка, прошу отметить со
мной эту международную дату, приглашены исключительно проверенные и надежные
люди. Џрошу прЯмо в реакторный зал... "
"‡наю, знаю... Џриду, блинков своих принесу. Ђх, Ђльберт ѓеннадьевич,
Ђльберт ѓеннадьевич!" - пропела хозЯйка. "ђебЯта, Я готов", - сумрачно
обратилсЯ отец Њухина к молодым людЯм в форме, будто находилсЯ под их
охраной. Ќо когда отошли, как ни в чем ни бывало сообщил с каким-то
похотливым восхищением: "ЉакаЯ женщина - арабский скакун! †ена полковника
космических войск. Њуж служит на Ѓайконуре, личный друг ћриЯ ѓагарина. Ћна
ему бесстрашно изменЯла в поисках настоЯщей любви. Ћн выгнал eе из дома с
двумЯ детьми. …дет к матери в “льЯновск. ‚ременно ожидает билетов. —етвертый
размер груди. “ спекулЯнтов муку достает. †арит термоЯдерные блины с Яичком
и капусточкой. ЊироваЯ закуска".
ЏьЯненький оживилсЯ - даже протрезвел, возможно, c мыслью о выпивке.
“сталость, как таковаЯ, всю дорогу не брала его своим градусом. "Џрошу
пройти прЯмо в реакторный зал", - в который уж раз проговорил он с
вызывающей щедростью, приглашаЯ поднЯтьсЯ на крыльцо одного из желто-красных
вагонов. ЊассивнаЯ железнаЯ дверь с иллюминатором, что открывала ход в
тамбур, была заперта. Ќо едва отец Њухина по-хозЯйски постучал в нее
кулаком, как по ту сторону возникло простое Ясное лицо встречающего.
"Ђльбертыч, докладываю тебе, все люди в сборе, и стол давно накрыт!
Џереживали, что с тобой. Ѓыло мнение, что ты больше не придешь. Ђ Я знал -
вернетсЯ, сдержит слово..." - восхищалсЯ добротный расторопный мужик. ‚
своей ночлежке на колесах он, должно быть, по-прежнему исполнЯл работу
проводника, но отчего-то и оделсЯ к ночи по всей форме: фуражка с путейской
кокардой - костюм, рубашка, галстук. "—то за люди? Џроверенные? Ќадежные?" -
тревожно переспросил маленький человек. "‹юди проверены и надежны. ‘тол
накрыли, собрались, ждут. Ђльбертыч, не сомневайсЯ", - заверил человек в
темно-синем костюме ведомства путей сообщений. "Ђ ты осознаешь, какаЯ
сегоднЯ дата? ђеактор должен работать на полную мощность. ‘егоднЯ
инженер-атомщик Ђльберт Њухин отдает последние почести своему сыну".
Џроводник ответил верой и правдой: "Ћсознаю. Џроводим к Ѓогу в рай, сделаем
все как положено. Ђльбертыч, не сомневайсЯ". "‹адно, это ты осознаешь, -
промЯмлил, скучнеЯ, отец Њухина. - ќти двое со мной. ’ак надо". "„а пойдем
же, чего на холоде стоЯть! Ќу, давай, портфельчик приму... ђебЯта, гостюшки,
будем как родные. ‚ы - это Я, не сомневайтесь. Ђльбертыч! Ђ где шлЯпа твоЯ?
—то еще стрЯслось?" "‘тарик, eе больше нет. ‚се. ‡абудем о ней. ‘тарик,
жизнь говно, и все в этой жизни говно. ‚се! Љроме атомной энергии, дружбы...
и смерти".
‚агон оказалсЯ плацкартным, каких тысЯчи и тысЯчи в этот же час
находилось в пути, объезжаЯ все краЯ, области, республики, города огромной
страны. Ѓудто бы протекший электрическим светом потолок. ’еснота в проходе.
’уман съестных душков, когда жареное, вареное, домашнее, покупное, пайковое
пахнет все вместе и потихоньку разлагаетсЯ в жилом тепле. ‘тыдливые
перегородки-стеночки. Џолки слева, полки справа - все свободные, без людей,
но слышались все Явственней их голоса. Ћтец Њухина шел на звук голосов так
важно, что принуждал толпитьсЯ за собой. "ќто удивительный и неповторимый
человек, - подпихивал уже со спины неугомонный проводник плацкартного. -
Њы-то что! Њы живем и спим, а такой человек живет и глаз не смыкает за нас
за всех. „ругой пристроилсЯ в торговле или еще где, длЯ себЯ одного, а такой
человек профессию выбирает, котораЯ длЯ всех тепло дает и свет. „ушой
болеет, формулирует, заЯвлЯет, творит... Ђ сколько терпит? ѓде беда какаЯ в
стране происходит - там и он, закрывает собою! ‚се свое отдал, даже сына.
ќх, не сберегаем мы такого человека, потому что себЯ бережем".
‹юди обнаружились на другой половине вагона. ‚ отсеке, где все
собрались, должно быть, квартировал отец Њухина, свою отдельную полку в нем
и называЯ "номером". …го встретили в скорбном молчании, казалось, тоже
собранном в складчину. ‚округ накрытого стола, с похоронной даже на вид
трапезой, умещалось с дюжину гостей. ‘тол был самодельным. Љто-то хитрый на
выдумку перекинул дощатый мосток между откидными столиками, что крепились по
разные стороны каждый у своего окна. ‘амодельную столешницу покрывали белые
простыни. ’ак был устроен натуральный алтарь длЯ поминок, во всю длину
которого мог бы уместитьсЯ гроб того, кого всем миром провожали. ѓости тесно
сидели вдоль него на пассажирских местах: были занЯты нижние полки, а в
проходах еще сидели на перекинутых также в виде мостков досках. Ќа верхних
полках - и на боковой верхней, то есть как бы и поперек стола - приходилась
лежать еще трем гостЯм, чьи головы беззвучно висели плафонами над застольем.
Ћдну нижнюю полку не иначе как с приходом хозЯина немедленно освободили
и дали место инженеру-атомщику. Ћн изображал, что тело его охранЯют молодые
люди в форме, и мрачновато-возвышенно молчал. ‚се это оказало на собравшихсЯ
сильное действие. ѓости застыли на своих местах, глЯдЯ с той же мрачноватой
возвышенностью на отца Њухина, тогда как сам виновник торжества углубилсЯ в
осмотр стола.
Ћтец Њухина осмотрел подношениЯ с равнодушием и гордостью сытого
человека. …го строгий взглЯд искал спиртное и соблазнилсЯ лишь тем, что было
разлито по бутылкам. Ќа шпиле одной из них, по виду - водочной, взглЯд его
совершенно застыл и так же остекленел. "‚одочка?!" - восхитилсЯ он поневоле,
завороженный. "Ќе сомневайсЯ, Ђльбертыч, она самаЯ, раздобыл по талону,
специально длЯ тебЯ. …ще консервы и подсолнечное масло из гуманитарной
помощи. ‚се свое отдал", - был рад обмолвитьсЯ на людЯх проводник, однако
зардевшийсЯ мигом от стеснениЯ. "’огда попрошу предоставить мне сто
пЯтьдесЯт грамм, - произнес отец Њухина незамедлительно. - Ќаливают всем!
ЋбъЯвлЯю готовность номер один... Џопрошу всех и каждого вслушатьсЯ".
Ћн сделалсЯ не то мерзок, не то жалок в эту минуту оживленности, хотЯ
собравшиесЯ внимали ему и готовы были только скорбеть. ‘корбь, однако, тоже
овладела его лицом, когда начал говорить о самом себе, будто и
присутствовать изволил на собственных поминках. "‚селеннаЯ состоит из
атомов, а Я, Ђльберт Њухин, в этой стране имел отношение к объединению под
названием "‘пецатом". ‚селеннаЯ без атомов - это говно. …ще час назад Я
стоЯл у гроба своего сына, и мне не было за него стыдно. ‘ын Ђльберта Њухина
стал атомом во вселенной. Ћн ушел как настоЯщий атомщик, он шагнул в свой
пылающий реактор.... Џопрошу осознать это всех и каждого. Ђ теперь Я скажу
стихами моего любимого поэта …вгениЯ …втушенко: cмерть не гавань - смерть
обрывает пути кораблей... ѓеннадий, отец с тобой. џ прощаю тебЯ за то, что
ты сделал, старик. Њы встретимсЯ во ‚селенной!"
Љогда отец Њухина после речи пополнилсЯ на сто пЯтьдесЯт граммов водки,
то утратил какой бы то ни было интерес к происходЯщему. Џо необходимости
люди еще копошились с закуской. Ћн не закусывал и уткнулсЯ взглЯдом в
опустошенный граненый стакан, так что оживление за столом неожиданно
сделалось отдельным, даже неприличным. ѓости преждевременно затихли - он все
равно продолжал находитьсЯ в полном молчании перед своим стаканом, будто в
нем собралось и все его горе. Љто-то не вытерпел этого молчаниЯ и, думаЯ,
наверное, угодить, отличилсЯ задушевным вопросом: "Cкажите, а что же
все-таки Явилось причиной гибели ѓеннадиЯ?" "Њой сын погиб, защищаЯ
демократию!" - отчеканил отец Њухина. Џлацкарта убито воспарила в каком-то
высоком падении. ‚опросов больше не было. Ќикто не смел по доброй воле
усомнитьсЯ или хоть расспросить, а тем более заикнутьсЯ о чем-то другом. ‚се
возвышенно ждали, когда кончитсЯ минута молчаниЯ, а кто-то опЯть же не
вытерпел и от переполнЯвших высоких чувств поднЯлсЯ в полный рост, как
осужденный во времЯ оглашениЯ приговора, но отец Њухина упрЯмо не размыкал
уста, так что молчание превращалось уже почти длЯ каждого в пытку стыдом.
"Ђльбертыч, что с тобой?" - испугалсЯ проводник. "Њоему сыну не было
налито водки", - заговорил тот, не менЯЯ выражениЯ лица. "„а ты что,
думаешь, кому-то этой водки жалко? ќх, ты!" ‚се вокруг вновь всполошилось:
раздобыли стакан, налили водки, а сверху положили ломтик черного хлеба. Ћтец
Њухина произнес: "Џоставьте мой стакан рЯдом со стаканом ѓеннадиЯ". Љогда
проводник бесшумно исполнил его волю, он вдруг отдал команду, пугаЯ людей:
"Џьют все!" ‘обравшиесЯ залпом опустошили стаканы, но здесь увидели, что
отец Њухина так и не притронулсЯ к своему. "Ђльбертыч?! „а что такое?"
"Ѓольше Я сегоднЯ не пью. ‘тарик, так надо. ‹юди... Џрошу всех оставатьсЯ на
своих местах".
“спокоенные гости остались на своих местах и принЯлись торопливо
закусывать. ‘еледка, холодец вмиг разошлись, а уже в довесок жевали хлеб,
грузились картошкой. ‚се главное было скоро съедено. Ќачались разговоры о
жизни и смерти. ‹юди с верхних полок первые подали голос, так как им
требовалась помощь в получении лакомых кусков. Ћни же и затеЯли
философствовать с теми, кто сидел внизу и мрачновато подавал им наверх
тарелки.
Ћдна молодЯщаЯсЯ, быстро опьЯневшаЯ дамочка осмелела и взЯлась
обслужить двух солдат на манер хозЯйки. Ќавалила полные тарелки несъедобной
водЯнистой кутьи, а следом воскликнула уже капризно, со слабостью и
сладостью в голосе: "Њужчины, почему вы не пьете?!" Џал Џалыч, которого
дамочка и одаривала притом брызжущим от недоумениЯ взглЯдом, ухмыльнулсЯ ей
в лицо и стремительно ответил: "ЌастоЯщий мужчина тот, кто пьет последним, а
трезвеет первым". "Њолодой человек, так вы настоЯщий мужчина? Ћ, кажетсЯ, Я
не представилась! …лена... Ђ вы?" "„лЯ друзей и блЯдей Я зовусь просто
ђафаэлем". „амочка сиротливо скукожилась. ‘квозь шершавый слой пудры,
подмалеванный девичьим румЯнчиком, проступили лиловые пЯтна. Ћна решила
оскорбитьсЯ не сразу и голосом надменно-равнодушной учительницы произнесла:
"Џростите, а к какому роду своих знакомых вы относите менЯ?" Џал Џалыч
помедлил, вынуждаЯ дамочку ждать, и вдруг улыбнулсЯ: "Њы не знакомы, Я с
вами водки еще не пил". "’ак совершим же это свЯщеннодействие!" - бездумно
воскликнула пьЯненькаЯ. "…лена ЏрекраснаЯ", - шепнул он так, чтоб услышала
только она. "ђафаэль, давайте подружимсЯ. „авайте выпьем, ђафаэль!" -
порхнул над застольем eе лепет. "Ќет вопросов, да еще с такой раскошной
женщиной!" - откликнулсЯ настоЯщий мужчина, и глаза его засветились
мертвенным, жестоким огоньком.
„амочка старалась придать своим неуклюжим пьЯным шатаниЯм над столом
какое-то замысловатое изЯщество. ‚альсировала она около стаканов с водкой,
отставленных рЯдышком отцу да сыну, на которые, кроме нее, никто не
заглЯдывалсЯ, довольствуЯсь самогонкой. Ћна хотела сцапать их под шумок, но
всему препЯтствовал отец Њухина, чей бессмыслено-горестный взглЯд также
блуждал около этого сооруженного на столе по его воле граненого монумента.
"Ќу почему никто не пьет эту водку, eе ведь надо будет кому-то выпить, чтобы
она не пропала?" - воскликнула наконец она. "Џайка - это свЯтое. Џайку, что
покойнику, что живому, отдай и забудь. Џонимаете, ‹еночка, здесь все глубоко
душевно, хоть снаружи вроде бы обыкновенный натюрморт. ‘такан - это могила.
—ерный хлебом накрывают - так могилу засыпают землей. ‚одка в стакане, она
же душа. Љогда испаритсЯ и стакан опустеет - все, отмытарилась, ушла. ‚
данный момент мы сидим, как олухи, и наблюдаем это природное Явление".
"•а-ха, ђафаэль, какой смешной анекдот! џ ничего не желаю знать об этих
ваших ужасах. Ќенавижу! џ, простите, еще живаЯ. џ хочу все знать о цветах, о
море, о любви..."
ќто прозвучало кощунством. Ћт дамочки, как приличные люди, отвернулись
eе соседи. Ќо слово за слово все дружно заcпорили о любви и смерти. ѓромко,
шумно - полыхаЯ Языками. € каждый выпЯчивал себЯ, будто подпрыгиваЯ и
заЯвлЯЯ, что он здесь тоже со своим мнением очень даже есть. Џоверх звучащих
голосов то и дело раздавались чьи-то уже невменЯемые крики: "‹юбовь - это
секс!", "Ѓога нет!" € еще испускал дух, стоило ему собратьсЯ с таковым,
засыпающий отец Њухина, что просыпалсЯ, однако, не согласный ни с чем и ни с
кем, и всЯкий раз прощально гудел: "џ все р-разрушу-у-у-у!"
‹юди в споре прогорали, как дровишки. ‘коро костер его сошел до
заунывного горениЯ, спорщики разбились на кучки. Љто-то вовсе с
разочарованием умолкал.
‡а окнами вагонов чернела ночь. ‡а все это времЯ более значительных
происшествий не случилось - ну разве что поЯвились на несколько минут да
исчезли блины, обещанные хозЯйкой отцу Њухина, а сама она осталась подле
него, сердитаЯ на всех, кто поел eе угощение. Ќа шум из других вагонов
забредали сторонние люди и стоЯли в тесном проходе, как в очереди, наверное,
по привычке в нее выстраиватьсЯ, но им ничего не давали - ни сказать, ни
выпить или съесть. ‘квозь очередь этих взрослых приживалок - людей спившихсЯ
и опущенных, судЯ по их виду, а также нескольких опрЯтных и бедных старух -
к поминальному столу вдруг протиснулась девочка, что была ростом с бесхозный
солдатский бушлат, в котором ходила. ђаспущенные смолистые волосы
запрЯтывали eе до плеч как в платок. ‘муглаЯ дикаЯ мордочка, что глЯдела
по-старушечьи наружу, морщилась в страдальческой гримасе. ’ычась в спины
сидЯщих за столом, девочка затЯнула хриплым, грубоватым голосом: "„ай
поесть... „ай на хлебушек..."
Џобирушку, что лезла под руку, отпихивали не глЯдЯ локтЯми - она не
обижалась, лишь, казалось, было ей удивительно, что собралось столько много
людей, чтобы поесть, и отгородились спинами как если бы от нее одной. Ћна
остановилась, довольнаЯ все же тем, что оказалось первой в очереди у стола,
подглЯдываЯ за едой. ѓолодной, ей чудилось, что большой странный стол полон
пахучих, самых вкусных Яств. €, хоть просила хлеба, глЯдЯ на разве что
замызганные остатками еды тарелки, силой воображениЯ раскладывала на них то
сладчайший виноград, то медовые соты дынь, то дымЯщиесЯ куски отварной
баранины - все, что ела когда-то давным-давно. ќто созерцание собственного
миража приЯтно усыплЯло eе - наверное, от измождениЯ она еще сильнее хотела
лечь и уснуть. Ќо что-то настойчиво пихнуло eе в бок. „евочка открыла
слипшиесЯ ото дремоты глаза и с неудовольствием увидела чью-то протЯнутую
руку, казалось, выпрашивающую уже у нее. „евочка осуждающе-строго взглЯнула
на попрошайку, которой оказалсЯ сидевший за тем же столом солдат, не замечаЯ
плитки шоколада, что выглЯдывала из прЯмого, как палка, рукава солдатской
шинели, где прЯталась почти целиком рука дающего.
‚идЯ перед собой солдата, побирушка чуть не обрадовалась, разжимаЯ
угрюмые губы, но улыбка мигом скрылась с eе просиЯвшего личика, когда
•олмогоров тоже улыбнулсЯ. Џохожий на пугало, этот солдат и улыбалсЯ, будто
нищий или уродец, который что-то клЯнчит и унижаетсЯ. ‚се эти люди, которых
звали "русские", были в eе глазах глупыми и жадными. ѓлупые, потому что их
было легко обманывать, а жадные, потому что выскребали как последние всегда
одни копейки. ‚ своей душонке она даже презирала за что-то всех русских;
теперь же, в голодной дремоте да и от безразличиЯ, она не понимала, чего
хотел от нее один из них. ЏроисходЯщее, однако, хорошенько разглЯдела
блиннаЯ вдовушка, полковничиха, что, сотрЯсаЯ воздух грудЯми так, будто
махала двумЯ кулаками, накинулась крикливо на Ђлешку: "Ќе давай, не давай ей
ничего! ѓоните, гоните eе! “ ней, может быть, вши! Ќу никакого житьЯ от этих
беженцев, совсем обнаглели... Ќарожали там у себЯ, так еще и детей их хлебом
с маслом корми!"
"Џроститутка!" - выкрикнул человечек в солдатском бушлате, озираЯсь в
окружении глупых и жадных людей, что глЯдели со всех сторон. ЋбруганнаЯ
полковничиха пугливо обмЯкла. „евочка дышала учащенно, как загнанный и
ждущий смерти зверек, хотЯ гости равнодушно осматривали eе и спьЯну мало что
понимали. Ћна что-то отчаЯнно и зло выкрикнула, проклинаЯ на своем Языке
тот, чужой, что принес ей только страх и стыд, и вдруг бросилась под защиту
к солдату, а уже под общий хохот со всей страстью обхватила его руками,
почти как влюбленнаЯ женщина, что и стало смешным. Џолковничиха не могла
поначалу выдавить из себЯ ни звука, из накрашенных кукольных глазок вылились
слезки. ’ушь потекла, отчего под глазами возникло два синюшных пЯтна. "ќто Я
проститутка? џ, Я?!" - застонала она дрожащим голосом, точно была избита.
ЊаленькаЯ побирушка, в страхе перед которой взрослаЯ домовитаЯ женщина,
казалось, и содрогалась теперь всем своим существом, мигом высунула
оскаленную мордочку и, прижимаЯсь к •олмогорову, больше ничего на свете не
боЯсь, опозорила полковничиху еще раз тем же словом.
Џолковничиха зарыдала и, прежде чем исчезнуть прочь, заверещала в
сторону гостей. "Ѓлины-то мои блЯдские вон как сожрали, не побрезговали?
‡наю, знаю, кто это грЯзное мнение обо мне распускает... Ђ сама-то кто?
Џодумаешь, образованнаЯ, тощаЯ, со вкусом! џ, может, не такаЯ тощаЯ, может,
вилЯть не умею, чем она вилЯет, зато детей своих с мужем нажила, они у менЯ
все родителЯ имеют, все ухоженные, сытые, здоровенькие. џ женщина честнаЯ...
џ хоть и нахожусь временно в разводе, но с первым встречным никогда. џ
идеала своего жду, большой любви, а она-то бросит дите и шастает по вагонам,
сучка. Ћт нее даже запах такой. “ ней, может, вши уже от этого завелись.
ѓлЯньте, глЯньте, может, полные трусы... - € схватила за грудки отца Њухина.
- Ђльберт ѓеннадьевич, вы пригласили на поминки, и Я пришла со своими
блинами, а менЯ здесь оскорбили. Ђльберт ѓеннадьевич, вы подлец! џ больше не
желаю вас после этого знать!"
ЏьЯненький покорно давал себЯ трЯсти, ругать подлецом и бесчувственно
молчал. Љогда она выскочила опрометью из-за поминального стола, уже не как
побитаЯ, а будто голаЯ, прЯча всю себЯ пугливо в своих же судорожных
объЯтьЯх, отец Њухина, должно быть, ощутил подле себЯ холодную пустоту и
тоскливо произнес: "ЉакаЯ женщина... ЉакаЯ женщина..." Ђ через минуту за
столом снова поднЯлсЯ заунывный галдеж. ‚се со всеми продолжали спорить.
„евчонка тЯжеловато вскарабкалась на колени к солдату - понукаЯ того, как
непонЯтливого, чтобы помогал, - а когда уселась, то сама отнЯла у него
шоколадку, спрЯтала eе незаметно, попросила хитро еще одну, но опЯть же
спрЯтала.
"ќто плохо, что ты матом ругаешьсЯ. „евочкам матом ругатьсЯ нельзЯ", -
сказал •олмогоров. Ћна угрюмо сомкнула губы, сползла - и пошла вразвалочку,
точно гусынЯ, наверное, туда, откуда пришла.
Љогда побирушка исчезла в сумраке плацкартного вагона, Ђлеша от мысли,
что обидел eе, затосковал и поник, вспоминаЯ, какаЯ она была слабаЯ и
голоднаЯ.
Џрошло времЯ. ‚друг что-то мЯгкое и легкое коснулось спины: это
побирушка прижалась к нему потихоньку, проверЯЯ, тот ли он человек и не
забыл ли eе, но делала вид, что никуда не уходила, а оставалась здесь же,
рЯдышком. ‚ытЯгиваЯ длинную гибкую шею, приближаЯ этим к себе роившиесЯ
звуки спорЯщих голосов, она всерьез вслушивалась, вглЯдывалась в лица, не
отрываЯ даже на миг всепонимающего пытливого взглЯда, как если бы и не
свидетелем была, а судьей.
"‚от ты и пришла..." - проговорил Ђлеша, чувствуЯ себЯ прощенным. Ћна
услышала, впилась в него таким же пронзительно-нежным взглЯдом - и
засмеЯлась, довольнаЯ собой, думаЯ, что понравилась своей красотой этому
неуклюжему доброму человеку; а успокоеннаЯ наконец, что и он никуда не
исчез, обхватила рукав солдатской шинели, точно хотела обезьЯнкой
вскарабкатьсЯ по Ђлешиной руке куда-то наверх.
Ђлеша терпел все это. Ћна снова засмеЯлась, потому что он тужилсЯ,
пыхтел, чтобы удержать eе на весу, и восхитилась сама собой: "Ђ Я вот какаЯ
тЯжелаЯ!" Џотом сильно потЯнула к себе его руку, так что •олмогорову
пришлось cдатьсЯ, и тогда уже, наверное, с желанием восхитить, воскликнула:
"‚от какаЯ сильнаЯ!" …й было отчего-то очень хорошо, и она шепнула: "Њожно,
Я только тебе потихоньку матом скажу..." ‘идЯ на коленЯх у солдата, девочка
прижалась к нему, чтобы оказатьсЯ еще ближе, и шептала, гордаЯ тем, что
делаетсЯ взрослой. Ћн не видел eе лица, ощущаЯ только теплое, мерное дыхание
где-то у виска. Џокорно слушал. € ей стало скучно, как если бы играла совсем
одна. ’ут же она все забыла и принЯлась просто болтать без умолку: "џ знаю
много солдат! Ќас солдаты сюда привезли. ‘олдаты нам есть и пить давали,
бушлат давали, таблетки... Ђ у тебЯ автомат есть? “ всех солдат есть
автоматы, Я видела. ѓде твой автомат, где?" •олмогоров почему-то соврал,
будто должен был придумать сказку: "“ менЯ есть автомат, но Я забыл его
взЯть с собой". "’ы можешь убить!" - обрадовалась девочка. Ђлеша промЯмлил:
"ќто очень плохо, когда из автомата стрелЯют в людей. ’ы лучше садись,
покушай, ты же кушать хотела". "Ђ зачем тогда у тебЯ автомат?" - упрЯмо
допытывалась побирушка. Ћн молчал, и девочка хмурилась, но, хоть и сердитаЯ,
взобралась на колени к своему солдату, чтобы тот eе угощал. € опЯть
распихала все добытое по карманам своего бушлата, будто шоколадки и куски
хлеба были кормежкой длЯ их же прожорливых ртов.
Ќа этот раз она отбывала свою крысЯчью работку почти без усердиЯ, хоть
покинула поминальный стол с одутловатыми, похожими на животики, карманами.
Ћна так и не поверила •олмогорову: подумала, что стрелЯл, а теперь вот
соврал. € сказала, снова куда-то устало засобиравшись: "џ приду к тебе, и мы
будем пить чай. ќтот поезд никуда не уедет, Я знаю, можно уходить и
приходить".
‚ полумраке, почмокиваЯ, кормились горЯчим чайком - им потчевал
проводник. ‚Яло говорили каждый о своем, а кое-где за столом уже зиЯли
пустоты. Ћтец Њухина уснул в той же позе, в которой горевал: уткнулсЯ в
стол, обнимаЯ его руками, что одеревенели за многие часы и сложились теперь
в поленницу, на которой и лежала, будто на плахе, его седаЯ грЯзнаЯ голова.
‡ато будоражил окружающих каким-то отчаЯнным весельем, цеплЯЯ да задираЯ
всех вокруг, один из его телохранителей: - Џал Џалыч, он же ђафаэль; никому
не давал покоЯ - он веселилсЯ, и все должны были веселитьсЯ, даже если не
хотели этого, а особенно жалкаЯ пьЯнаЯ дамочка, которую он никуда не
отпускал от себЯ, называЯ с хохотом …леной Џрекрасной, заставлЯЯ есть что-то
из своих рук, тискаЯ под столом. Ћна капризно отбрыкивались, но уже была не
в состоЯнии выдавить из себЯ и нескольких внЯтных фраз. Џроводник одиноко
ходил по вагону, приносил стаканы с чаем, а в промежутках, когда терпеливо
ждал, что кому-то еще захочетсЯ чайку, подсаживалсЯ к спЯщему и такому же
одинокому инженеру-атомщику, будто о чем-то с ним молча беседуЯ. Ћн
бодрилсЯ, как на работе, но испытывал от всего такое умиротворение, что был
готов бесплатно прислуживать, не ведаЯ ни уныниЯ, ни усталости. …му
нравилось сидеть подле отца Њухина и, пока тот спит, все равно что служить
этому удивительному, неповторимому человеку. Ќравилось носить стаканы по
неспЯщему ночному вагону. Ќравилось, что кругом так много надежных и
проверенных людей. —то густо-густо дымитсЯ кипЯток в стаканах и плавает,
отдаваЯ тому все соки, собственнаЯ его заварка, цены которой он, однако, не
знал. ‡а стакан чаЯ брал обычно столько, сколько давали, только бы заказали,
а иначе он отчего-то не мог. —ай вот уж год исчез из магазинов. Ћн слышал по
радио, что во всей стране не стало чаЯ. “краденные кем-то и где-то
крепенькие пачки с чаем проводник выменивал на дармовой уголек, тоже,
получалось, краденный, потому что топил он свой вагон-гостиницу пожиже - и
так заботилсЯ о постоЯльцах, полагаЯ горЯчий чай длЯ них, как и длЯ
пассажиров в пути, главным в жизни.
"„ай нам два стакана чаЯ без сахара.", - сказала важно девочка, когда
вернулась, и добротный расторопный человек счастливо ожил. "Ѓудет исполнено,
хозЯюшка. „ва стакана чаЯ с сахаром!" - скомандовал он сам себе и побежал.
•олмогоров не обрадовалсЯ eе возвращению и чего-то испугалсЯ, когда
побирушка вскарабкалась к нему на колени, желаЯ сидеть за столом только так.
Ћн не смог бы обидеть eе, но затосковал и поник уже от близости этой не по
годам взрослой, странной беспризорной девочки, чувствуЯ стыд, который пришел
вместе с ней. ‚идЯ стол перед девочкой пустым, взъЯрилсЯ Џал Џалыч и
вскричал: "ѓады, это вы жратвы жалеете длЯ нее? Ђ ну, сестренка, отнимем все
у них, тебе питатьсЯ, расти надо, а им не надо. Ћни сдохнут завтра. ‚идишь?
‚се тебе! …шь сама и никому не давай". Ћн сгреб со стола к одному краю, где
сидела девочка на коленЯх у •олмогорова, все съестное и пригрозил: "ѓлЯди,
сестренку мою не обижайте, а то нос откушу! Ћна одна мне говорить здесь
может... ЏонЯли вы все? •авай, сестренка, наедайсЯ, Я сказал! Љто eе тронет
- убью!"
„евочка молчала - этот солдат пугал eе и, казалось, был даже глупее и
жаднее всех тех, у которых отнЯл длЯ нее же еду. Љогда он оставил их в покое
и отвернулсЯ, она передвинула тарелки от себЯ - к тем людЯм, у которых он
все отнЯл. ‘ебе оставила лишь несколько кусков - и столько же отложила чуть
в сторонке, длЯ Ђлеши. Џосле помолчала и произнесла вслух то, что, наверное,
отнЯло eе покой: "ќто очень плохой человек. Џочему ты дал кричать на себЯ
этому человеку? џ сама его убью, если найду автомат". •олмогоров не знал,
что ей сказать в ответ, и спросил: "Љак тебЯ зовут?" "Ђйдым". "Ђйдым? -
переспросил •олмогоров, чтобы было о чем говорить. - ќто на дымок похоже".
"Ђ ты похож на верблюда! - буркнула она с презрением. - ’ебЯ так зовут? Ќадо
пить чай. џ люблю чай. “ нас дома все пили очень много чаЯ. Ђ у тебЯ есть
свой дом?" "…сть... ‡автра Я сЯду на поезд и уеду домой".
„евочка нахмурилась.
"’вой поезд уедет далеко?" - спросила она уже слабо, будто ей было
отчего-то стыдно спрашивать об этом. Ђлеша сладко забылсЯ, вспоминаЯ о доме,
и долго рассказывал, как если бы сидел в вагоне поезда и, не помнЯ себЯ,
ехал дни и ночи домой. Ђйдым вслушивалась, вглЯдывалась в изуродованное
судорожной улыбочкой, будто шрамом, взволнованное лицо, долго не отрываЯ
этого понимающего, пытливого взглЯда, и сама же вдруг заставила солдата
замолчать, когда вслух произнесла: "џ буду твоей женой".
"—то?! Ќу женись ты, а, ‹еха? џ хоть гульну напоследок! „уша всЯ
истрепыхаласЯ, ну как ты не поймешь? - раздалсЯ за столом радостный
страдающий вой. - ‹учше моей сестренки нету, и не думай. Њы, сиротинушки,
знаешь как любить умеем? “-у-у... ‘ердце к сердцу как гвоздем приколочено,
вот она какаЯ, наша любовь. Ђ может, брезгуешь? „а ты не глЯди, что как
чучело одетаЯ... Ћна из золота, девочка, с брильЯнтиком внутри, это Я тебе
говорю. „а женись ты, дурак, Ѓогом тебЯ прошу! “х, черт, ну ладно, кончилось
мое терпение... ‡начит, раз и навсегда, именем всех властей, черта и бога,
смерти и жизни, заЯвлЯю вас, сестренка с братишкой, как мужа и жену! Ђ вы
чего рты раззЯвили, падлы? Ќе радостно? ‚ы на поминках были гостЯми, а
теперь у нас праздник, все на свадьбе нашей гостЯт, унюхали? ’ак, всем
радоватьсЯ, а то убью! - € заорал во всю глотку: - ѓорько! ѓорько!" ‘ той же
прущей из души силой Џал Џалыч неожиданно схватил в объЯтиЯ свою дамочку,
без того растрепанную его ухаживаниЯми, и впилсЯ в eе губы, сжатые страхом.
Џоцелуй был вызывающе долог. ѓости оцепенели, но выдавливали наружу улыбки,
смешки. Ћна, …лена, спустЯ минуту ожила. ‡адергались одеревенелые ручки,
ножки, что торчали палками из удушенного по-удавьи женского тельца. ‘тало
слышно, как она жалобно ноет спертым ртом. € он, хоть получил от нее этот
первый поцелуй, разохотилсЯ, играючи, нарочно помучить: замычал в eе ноющий
рот, изображаЯ, наверное, безумную страсть. Ћна опЯть обмЯкла в объЯтиЯх -
он великодушно прекратил пытку. Љогда отпустил, вывалилась, похожаЯ на труп,
с лицом-маской, в которой будто б отверстие вырезал eе рот: жаркий и пухлый,
с пунцовыми лепестками губ. Ћни шевельнулись: "Ћтпустите... Џомогите..."
"Џоздно некурЯщую изображать, - усмехнулсЯ eе мучитель, довольный собой. -
‚ыкурим по сигареточке, и пойдешь к маме с папой.... ‘делаю тебе море любви,
все в цветах, ты же сама просила!"
Ђйдым, прЯча лицо, хрипловато пыхтела в солдатскую шинель, уткнувшись в
нее все равно что в мужнину. ‘ам •олмогоров, как потерЯнный, таращилсЯ на
своего напарника. ‘лышал, что звал он себЯ новым именем, и отчего-то с
покорностью ждал, когда тот заговорит с ним и окажетсЯ опЯть собою, прежним.
Ћднако новый герой блаженствовал. ђаскинулсЯ на полке, одну руку, что хомут,
повесил на шею бездыханной дамочке, а другой дирижировал с ухмылкой гостЯми.
’е по его желанию произносили здравицы. Џотом ему захотелось песен, и он
затЯнул надсадно: "ѓолубой вагон бежит, качаетсЯ, скорый поезд набирает
ход..." Ќе слыша, чтобы ему подпевали, состроил зверскую рожу, означающую:
"Џойте, а то убью!". ‹юди жалобно в разнобой подхватывали очень детскими
голосками: "Ђх, как жаль, что это все кончаетсЯ..." Ђ он упоительно
солировал, жмурЯсь в слезливой истоме.
Џодхватил и Ђлеша, вместе со всеми. Ћн привык слушатьсЯ своего
таинственного напарника. ’осковал хоть по какой-нибудь доброте. Њог бы,
конечно, не знать тех слов и мелодию: слышал много раз в детстве, а после,
казалось, не слышал и давно позабыл. Ќо вдруг взЯл и запел, каркаЯ на один
лад как в строю, противно длЯ музыкального слуха, зато дружно и громко.
Љогда eе солдат начал петь, девочка затихла, слыша в его груди похожий
на печной, ровный, глубокий гул. Ћна была испуганной и сердитой, а стала
доброй и счастливой. •олмогоров ощутил, что с души ушла давЯщаЯ тЯжесть, как
это было, когда Ђйдым, задыхаЯсь, вжималась в него со злостью. ѓрудь
обложило, будто ватой, приЯтное щекочущее тепло. „а, пожалуй, и овладело
Ђлешей, пока он с радостью, забываЯ себЯ, громко-громко пел. Ђ паучки цепких
проворных рук карабкались по солдатской шинели, забирались по очереди в
карманы, шарили в неожиданной пустоте... Ќе найдЯ того, о чем подумала не
иначе только от счастьЯ, Ђйдым оробела: знаЯ, что под шинелью у солдата
должно быть еще больше карманов, чем снаружи, девочка не смела прикасатьсЯ
близко к его телу. Ћна отчаЯлась плести свою паутинку. Ћтдернула руки. €, не
знаЯ слов чужой русской песни, стала ей тихонько подвывать.
‘ка-а-тертью, ска-а-атертью да-альний путь сте-е-летсЯ!
€-и у-упираетсЯ прЯмо в небосво-о-од!
Ља-а-ждому, ка-а-аждому... ‚ лу-у-учшее ве-еритсЯ!
‘вадебка играла и пела. Џод шумок этой печали-радости очнулсЯ в
полумраке плацкарты отец Њухина.
‡аспанные, пресные глаза выпучились как у рыбы и, уже обиженные,
озирали происходЯщее. Џритом, казалось, он был глух, глЯдЯ на поющие рты. Ќе
понимал, в каком времени да и месте очутилсЯ. ’олько осознал с отвращением,
опЯть же каким-то рыбьим, что находилсЯ среди людей. ‚ыуженный на сушу,
оглушенный ощущением собственной трезвости, отец Њухина изредка оживал от
вздоха и выдоха, больше не закрываЯ глаз. Ћн глотал воздух, но это не
утолЯло его жажды. Џеред ним с молчаливостью скорби стоЯли два граненых
стакана, в которых свинцово отсвечивала водка. ‘тоЯли, точно придавленные
сверху одинаковыми кусками черного хлеба, что за эти часы почерствел и стал
еще черней.
"ЃатЯнька наш приехал... - радушно приметил за столом испрЯмившуюсЯ
фигурку Џал Џалыч, он же ђафаэль. - Ќу давай, рассказывай мне, где был,
какие подвиги совершил. Ћбожаю слушать сказки. ’ак оно вроде знаешь все одно
и то же, хоть волком вой. Ђ хочетсЯ все так, как не бывает. Ќу да разве это
вопрос? ‡наю Я или нет - вот вопрос! Ђ Я-то знаю, знаю... ќх-ма! Ќу почему в
жизни точности нету, скажи? —его же ты молчишь? ‘казочку выдумал, а про
жизнь свою не поймешь или притворЯешьсЯ. Ќу это как раз поймешь, Я длЯ этого
шкурой рискнул. ѓлЯдел, глЯдел на тебЯ, когда ты по стойке "смирно" там, на
платформе, стоЯл, и подумал: не должно такого быть! џ ведь, батЯ, знаю, кто
стрелЯл, водила все и про всех знает. —уешь, какаЯ сказочка получаетсЯ?
‘коро и ты узнаешь, что
за смертушку твой сынок принЯл. Ќе хочешь, а
узнаешь. ‚се будешь знать!"
Ћтец Њухина молчал, глЯдЯ все так же в одну точку. Љазалось, он стерпел
удар палкой по спине, от которого лишь вытЯнулсЯ судорожно в росте. "Ќу
опЯть по стойке "смирно"... ’ак бы и раздавил тебЯ... Ќадоел... —ервЯк ты
или человек?!" ѓлаза, пронзительные от боли, зыркнули на этот раз прЯмо в
цель, отчего Џал Џалыч, он же ђафаэль, опомнилсЯ и умолк.
‚друг маленький человек обрел дар речи, сумрачно произнес: "ѓде моЯ
шлЯпа?" "ЃатЯ, батЯ... —то же ты за человек!.. Џропала шлЯпа. “шел ты от нее
погулЯть", - сдобрилсЯ было служивый. "’ы кто?" - раздалсЯ другой вопрос. "Ђ
Я тебе буду как привет с того света. ЊенЯ к тебе ѓена Њухин кое-чего шепнуть
послал, слыхал про такого? Џро сына родного? ’олько он не герой никакой...
Џальнул в него офицерик, вроде его же начальник, потому что захотел.
Џистолет был в кобуре. ‘илища, не то слово! •очешь - казни, хочешь - милуй,
прЯмо как Ѓог длЯ других. ђуки чешутсЯ, психуют - вот и произвел свой
выстрел, вынул разок из кобуры. ‹ечит он сейчас нервишки в лазарете, потому
что так надо. Ђ сынок твой сейчас в цинковой одежке едет червей кормить,
потому что так надо. Ђ всем только поскорей, на самом скором, чтобы жизнь
продолжалась! ’ак, по ошибке родилсЯ, по ошибке жил - все по ошибке. Ќу вот,
значит, исправили. € ты исправлЯешь, сволочь ты такаЯ, под водочку... € Я...
€ все... ’ошно жить!"
ЋпЯть разверзлась тишина, слышнаЯ до каждого скрипа, каждого шороха.
‹юди заерзали. Ќа верхних полках все слушали, но мигом притворились спЯщими.
"ђафаэль... ђафаэль..." - зовуще промЯмлила в своем дурмане дамочка, но
вдруг противно захрапела. Ќочь вошла в плацкартный вагон, как в наглухо
заколоченный гроб, наверное, входит глубоко под землей инаЯ глушь и тьма.
Ћдин из гостей, что сидел с краю, рванулсЯ - и сбежал. Љто-то хихикнул. Ѓыло
душно. "Њожет, еще чайку?" - захлопотал проводник. Ћтец Њухина вцепилсЯ в
один из стоЯщих перед ним стаканов, в котором осталась водка, и быстро
опустошил. "—то мы будем делать?" - удивилсЯ Ђлеша, глЯдЯ вокруг себЯ и
ничего не понимаЯ. "‘покойно, этот поезд идет по расписанию. Ќе суетись,
доходной, сойти успеешь. ќто легко. Ќе пропадет твоЯ путевка в жизнь.
ѓлавное, ты ведь ни при чем, запомни. ќто длЯ менЯ остановок нет, билет в
один конец, а дорожка круглаЯ, как колесо. Њне других бывает жалко, а свое
хоть в огонь. Њожет, боли не чувствую, привык. Њогу сигареты Языком тушить,
куда хочешь гвоздь в себЯ вогнать - не больно, не жалко. Ќу и ладно,
прокачусь. Ќу, пойте тогда, что ли, на прощание, вот хорошо было! Ќе
желаете? ѓордые? ’огда Я один спою... Ќе любите менЯ? € Я вас не люблю, но
Я-то длЯ вас спою, спою, ох, как спою, а вы только себЯ пожалеете"
Ќа этот раз в плацкарте даже не знали слов или мелодии той сиротской
унылой песни, которую затЯнул Џал Џалыч всем чужой как бродЯжка. ‘колько ни
было в нем воодушевленности, с голосом в одиночку не сладил. ‡атЯнул что-то
фальшивое, будто притворЯлсЯ, что поет, желаЯ, однако, распахнуть душу,
сделатьсЯ близким длЯ людей, а не то чтобы еще разок покривлЯтьсЯ,
сфальшивить. Ќо ему хватило мужества, а быть может, смиренной неожиданной
силы тЯнуть и тЯнуть мучительные длЯ самого себЯ, выходЯщие наружу,
казалось, хвастливыми да смазливыми звуки. ѓостЯми овладело равнодушное
бессилие. ‘лушали поневоле, не делаЯ никаких движений, скованные этой
паузой, наступившей в их жизни.
Ћна была долгой, так что воздух в отсеке плацкарты зарЯдилсЯ кислым и
спертым, как электричество в плоской маленькой батарейке, дыханием одного
человека.
ѓолос задрожал, стих, а потом и оборвалсЯ, когда, все приближаЯсь и
нарастаЯ, будто сквозь толщу небытиЯ к людЯм в плацкартном вагоне стал
пробиватьсЯ один и тот же стук. Ѓлизко-близко, прЯмо под оконцами, по земле
глухо и тупо ударило дробью перебежек. ђаздалсЯ одинокий окрик, что был
резок и четок - наверное, начальника, за которым кинулсЯ терзать воздух
дурной лай собак. ‚се слушали, оцепенели. ‚ пустоту вагона ворвалсЯ Яростный
топот сапог. "ЊилициЯ!" - бросилсЯ навстречу зовущий взбалмошный крик. Ќо в
том коме, что ЯрилсЯ в узкой горловине вагона, стали различимы коконы
армейских шинелей. ‹уч фонарЯ или фонарей, тоже Яростных, со зрачками как у
фар, дальним светом уже слепил и шарил по лицам. ‚се жгуче спеклось в
глазах. „ружнаЯ, сильнаЯ волна облавы обрушилась с разбегу на баррикадку
поминального стола. ђазлетались доски: одни - застреваЯ в простенках или
тычась пиками в людей, другие - ломаЯсь со звуком выстрелов под их же
напором. ‘ыпалась, визжала в давке под ногами посуда. ‚друг раздалсЯ
торжествующий клич - то ли "хватайте их, голубчики", то ли "хватайте их,
голубчиков". —ерез несколько мгновений из рева, грохота, визга вырвалсЯ
смертельный вопль. € не сразу, но по вагону заголосили эстафетой: "—еловека
зарезали!", "Ќа помощь!", "‚ашу мать, дайте же сюда света!", "…ще живой!"
ђаненного, то есть еще живого, его вынесли из вагона как тюфЯк. ‘пешили
так, будто на пожаре. Џервые минут десЯть, когда в хаосе облавы заголосили о
случившемсЯ, царила паника: казалось, обнаружили, что горЯт. ЋбмЯкшее
тЯжелое тело этого человека, чьЯ одежда покрылась на глазах кровавым огнем,
тащили, то ли спасаЯ, то ли спасаЯсь. Ћчутились с ним в темноте на голом,
промозглом пЯтачке у вагона. „ержали в незнании, куда бежать и что делать,
на весу - за руки и за ноги, потому что даже носилки требовалось откуда-то
добыть. „вое солдат комендантской роты все ослабевали хватку. ’ело у них на
руках уже не держалось, сползало, проваливалось, как в дыру. —еловек стонал
от боли и унижениЯ, чувствуЯ, что о нем забыли. Џотом отыскал в себе силы
запричитать, потому что хотел остатьсЯ жить: "ѓде "скораЯ помощь"?
ѓолубчики! ‘делайте что-нибудь... —то вы делаете? Њне больно... џ же в конце
концов умираю!" ‘тарший армейского патрулЯ измучилсЯ слышать нытье и сказал
в сердцах, будто выругалсЯ: "„а опустите вы его, надоел!.."
—то это значило, истекающий кровью не понимал, но успокоительно ощутил,
что лежит на спине, в полный рост, не чувствуЯ холода земли, на которую его
опустили. Џомощь искали срочно, здесь же, и даром терЯли времЯ. Ћтыскали
вату, бинт. —тобы хоть заткнуть рану, из которой уходила кровь, нужно было
извлечь из нее орудие убийства. ‚ груди человека все еще сидел этот
заточенный смертельный кусок железа, похожий на штырь, что был вогнан
неизвестно как опасно или глубоко, но под самый край. ‘тарший, видЯ такое,
побоЯлсЯ взЯть на себЯ ответственность. €з вагонов высыпал разбуженный
напуганный народец. ‚ толпе зевак не отыскалсЯ хоть какой-то медицинский
работник. ‘коро стало Ясно, что ночлежка на колесах не имела никакой свЯзи с
миром. Ѓыл послан бегунок на вокзал, звонить в "cкорую помощь". Ѓежал этот
солдат что было сил за помощью или берегсЯ, но по его возвращении ждали
опЯть же напрасно. ЏринЯв вызов, машина с врачом не могла найти подъездов к
этому тупику. Њожет, еще где-то плутала. Њожет, давно повернула в обратную.
’олпа на месте происшествиЯ разбрелась по вагонам - досыпать. ‘тарший
патрулЯ грелсЯ в том же вагоне, где поймали двух самоволкой ушедших от
своего начальника солдат, один из которых к тому времени был опознан как его
же убийца. †дали уже милицию, оформлЯть дезертиров. ‘нова был послан бегунок
на вокзал, теперь в дежурную часть.
’ри тела пластались у вагона под охраной оставленных на том же ветру и
холоде в окружении темноты солдат из комендантской роты. „ва живых лежали
лицом в землю, растопырЯ ноги и руки как будто на крестовине. Ћдно мертвое,
руки и ноги которого были покойно сложены, глЯдело лицом в небо. —то
начальник медицинской части карагандинского полка отдал Ѓогу душу и понЯли
по его глазам, когда они совершенно остекленели - подмерзли, что ноЯбрьскаЯ
грЯзца в ночи, мерцающаЯ кругом тем же ледЯным удивленным блеском. "‚от Я и
умер? - говорили эти глаза - ЉакаЯ паршиваЯ эта жизнь... Љакое паршивое это
небо..." €з плаща, который был на трупе, никому незаметное, выбралось,
однако, наружу живое махонькое серое существо - даже не мышь, наверное, а
мышонок, что пребывал неизвестный срок за подкладкой где-то на самом дне
этого плаща; вылез - и затрепетал, все равно что сердчишко, глЯдЯ на лицо
человека перед собой. Ћн ничего не умел, не знал и произвел осмысленное
движение, которое только мог, заложенное на всЯкий случай в его ум длЯ ухода
за собой, но было похоже, будто горевал и умывалсЯ слезками, а потом
утешилсЯ и юркнул на свободу под вонючий вагон.
"ЉончитсЯ эта ночь когда-нибудь?" - буркнул озЯбший в охранении
солдатик. "ќто утро такое. Ђ днем будет, как утром. …ще жмурика, небось,
пехать - тоже нам... Ђ эти лежат, тащатсЯ. Ќу, суки, слышь, устроим вам
баньку! “моетесь кровью попозднее, узнаете..." - отвел душу другой такой же
охранник. Ќо, видно, не полегчало. Ћн разбежалсЯ с шагов трех-четырех и
ударил сапогом лежачего.

†€‚›… Љ †€‚›Њ

Ћн открыл глаза и подумал, что жизнь его кончилась. ‘ознание было
поражено побоЯми, после которых тело не слушалось собственной боли. Ћн лежал
на боку, должно быть, где сломано было ребро, но, очнувшись от боли, все
равно не мог пошевелитьсЯ и хотЯ бы перевалитьсЯ на спину, сделать себе же
легче. ’ам, у вагона, его пощадила судьба: удары достались тому, кто попалсЯ
первый. Џотом конвой приосанилсЯ - и повели как будто в будущее. ‡а конвоем
молчком волочилась маленькаЯ нерусскаЯ побирушка в солдатском бушлате. —его
она хотела - не понимали. Љогда стало нужным избавитьсЯ от eе чужих глазенок
- прогнали. Ђ в одном глухом местечке старший офицер вдруг дал команду
остановитьсЯ... Ѓили опЯть свои же, солдатики. Љаждый норовил ударить,
горЯчились, барабанили кулаками как попало. Ћн терпел, был покорным. џрость
навлек на себЯ другой, когда ударил в ответ конвоира. ’олько и успел разок
махнуть кулаком. ’ут же сшибли с ног, взЯли в кольцо, смешали с грЯзью - не
то что места живого не осталось, а хоть чистого пЯтнышка. Ћфицер покуривал
отдельно в сторонке, ждал: простое и по виду честное лицо было спокойно.
Ќе иначе прощенный, он стоЯл по одну сторону с офицером и заплакал,
глЯдЯ на то, как мучилсЯ другой. Ћфицер обрел дар речи: "ќтот не заплачет.
’акому в разведку ходить - стал бы героем. - „окурил и гаркнул: - Ђ ну,
орлы, разбежались, хватит с него!" ‘корченное тело бросили на земле,
отступили, а ему сказали поднЯть и волочь. ђуки с радостью вцепились в ношу,
чтобы осилить - тот, другой, цеплЯлсЯ уже в него, как если бы за жизнь, но с
проклЯтьЯми глухими и болью, издаваЯ то стон, то матерный рык. Џуть,
скрепленный такой разной судорогой двух людей, был недолог. Љонвой передал
арестованных караулу, и они превратились в заключенных. Љазалось, все камеры
пустовали. ’акой была здесь тишина. Ћна без лишнего шума пополнилась вновь
прибывшими - каждым по одиночке.
Џеред входом в камеру обыскали. ‘казали сдать шинель с ремнем. Ћн все
отзывчиво исполнил, с мыслью, что сдает верхнюю одежду как это бывает в
гостЯх. •озЯева радушно улыбались. Ћн осталсЯ в куцей загробной гимнастерке.
Ћбогретый радушием, спросил с умным понимающим видом: "Ђ обувь нужно
снимать?" Ћтветили тоже всерьез: "ќто у нас по желанию, кто как хочет". € он
по доброй воле разулсЯ. ЏрЯча глаза и еле сдерживаЯсь от смеха, пару лаковых
оркестрантских сапог быстренько прибрали к рукам. Ѓольше позаритьсЯ было не
на что. Љамеру открыли. ‡апустили в нее как маленького босиком - не говорЯ,
что же произойдет.
„верь ударила в спину, все равно что выстрел. Џол, стены, потолок,
скрепленные из одинаковых голых бетонных плит, были выстужены добела. Ћн
стоЯл и не знал, куда ступить. ѓлаза убито искали хоть какое-то тепло.
„обытое телом - мигом шло на воздух, такой пронзительно-холодный, что было
больно дышать. Џод потолком выло волчье оконце. ‘квозь дыру, затЯнутую
паутиной решетки, цедилсЯ бедный свет, принесенный c неба. ‚зглЯд потЯнулсЯ
к свету. “зкаЯ продолговатаЯ камера была поглубже могилы. Ћн дрожал, угасаЯ
силой так мучительно, как будто тлел, и глЯдел с удивлением на свет, такой
же близкий, что и далекий, от которого не было помощи, хотЯ бы тепла.
‡десь тоже был свой суд. Ѓили от времени к времени, кто заступал в
караул. Ћхранники сменЯлись каждые два часа. Ћни входили в камеру добрые.
‚се улыбались. Ѓыли навеселе. —тобы не поранить руку, обматывали кулак
ремнем. Љогда он выучилсЯ, что кулаками бьют, пока стоишь на ногах, а если
упал - пойдут сапогами, то падал под сапоги. ’ак быстрее все кончалось. ђаз
он вскрикнул, уже в полупамЯти от побоев: "„а где это Я?" “слышал: "ѓде,
где... ‚ Љараганде". €, не помнЯ себЯ, взмолилсЯ: "—то же Я вам сделал
плохого?!" ‚ ответ только рассмеЯлись. Ћ новеньких знали, что их взЯли за
убийство. Џока не сдавали как осужденных на этап, таких здесь мучили с
чувством долга. Њучили все времЯ, которому потерЯл он счет, не понимаЯ, что
это - один день или многие дни и ночи.
„уша то ли искала путь к спасению, то ли уже на прощание совершала
какой-то последний круг. Ћн видел все, что случилось в разные годы, но так,
как этого не было: хорошее и плохое, лица родных и все, что делал от них
тайком, поверх времени соединЯлось в отдельные очереди, каждое в свою. Ћт
одного было только осознание своей вины, становЯщеесЯ к концу
бесчувственным. Ћт другой вереницы долгое и такое же парализующее под конец
чувство радости. Љак если бы что-то вынуждало отдавать отчет в прожитом, но
и отчитывалось перед ним за истекший срок. ќто и осознал он вдруг с испугом,
что все мелькает - и больше не повторЯетсЯ. „уша отчаЯнно цеплЯлась за
сумбурные картинки и ощущениЯ из прошлой жизни, когда помнил себЯ просто
свободным, отчего заплакал уже не от страха или боли, а от зависти к тому,
кем был, как будто это мог быть другой человек, которому отдали его жизнь и
даже лицо. Ћн будет жить вместо него, дышать, пить. ‚ойдет сыном в дом к
отцу и матери, и его будут они до самой своей смерти любить. € он стал
бормотать, как бывало в детстве, не в силах больше быть немым, чуЯ под собой
только бетонную ледЯную плиту: "џ больше так не буду... Џростите... Џростите
менЯ, пожалуйста... џ буду самым хорошим..." ЏроваливалсЯ от изнеможениЯ в
какую-то черноту, но стоило очнутьсЯ - снова бормотал, не верЯ, что больше
никто и никогда его не простит.
"Ќу ты не понЯл до сих пор? - раздалсЯ еще раз окрик - ’ебе сказали,
сука, на выход... „урака опослЯ сделаешь, в кабинете у следователЯ".
Ћхранник чужевато стоЯл у порога и не входил в камеру. Ћн закрыл глаза,
потом открыл: охранник не двинулсЯ с места. —уть поодаль валЯлись сапоги.
ќто была пара солдатских, каких-то обношенных, которую подбросили взамен
тех, что исчезли.
"‡дравствуй, сынок, присаживайсЯ", - произнесла женщина в бедном
опрЯтном мундире. Ћна сидела за железным столом, вбитым в пол, продолжаЯ
усердно писать, и после долго не обращала на него вниманиЯ. …й было лет за
сорок. ‹ицо мЯгко округливала приЯтнаЯ недрЯблаЯ полнота. ‚олосы были просто
собраны в заколку. ѓлаза ревниво следили за буквами, что выходили из-под
руки, а потом брели, как будто в чем-то повинные, до обрыва белого листа.
Џисанина давалась хозЯйке кабинета нелегко, но ей нравилось в конце концов
заставлЯть эти буквы повиноватьсЯ себе и строитьсЯ в рЯд. Љогда она
надавливала с усилием на пишущую ручку, лицо тоже пульсировало от
напрЯжениЯ, делаЯсь на вид состредоточенно-жестоким. Ќе иначе чтобы помочь
приведенному на допрос скоротать времЯ в своем кабинете, походившем
наружностью на камеру, но заполненном ощутимо eе женским покоем, теплом,
тишиной, хозЯйка пробурчала со строгостью, подобающей вопросу: "ђассказывай,
как дошел до такой жизни, что попал в одну компанию с Ќазейкиным? Љто
прирезал начальника медицинской части? —ьЯ это была идеЯ? “ кого была
заточка? - Ќе слыша ответа, она вздохнула: - Ќу молчи, молчи... Ђ Я все
равно знаю". ѓолова ныла от каждого услышанного слова. Ћн молчал, потому что
не помнил в своей жизни человека с такой фамилией. •озЯйка начала как будто
диктовать сама себе, не отрываЯ взглЯда от стола: "Ћтпечатки пальцев,
обнаруженные на заточке, полностью совпадают с отпечатками пальцев
Ќазейкина. ЏоказаниЯ патрулЯ утверждают, что удар заточкой наносилсЯ
Ќазейкиным. Ѓудучи в состоЯнии сильного алкогольного опьЯнениЯ, Ќазейкин
выхватил заточку, нанес убитому один удар в область сердца, который и стал
смертельным. Ќу а ты куда глЯдел? —то делал? Џриказы своего командира вы
отказались исполнЯть вместе... ‚месте самовольно ушли... ‚месте распивали
спиртные напитки в эту роковую ночь... Џатруль утверждает, что и
сопротивление при аресте оказывали вы с Ќазейкиным вместе, на пару. € вот
свершилось зло. ‡ло должно быть наказано".
Љазалось, она поставила точку - и освободилась. Ћтодвинула протокол в
сторону. Љак-то неуклюже извлекла из-под стола бутылку кефира и по-домашнему
укутанную в чистую белую трЯпицу булку с крапинами изюма. €змученный и
ограбленный вид арестанта, что сам бы мог сойти за жертву какого-нибудь
преступлениЯ, нисколько eе не смущал. ‘тала как-то сосредоточенно без
настроениЯ жевать, все равно что отбываЯ еще одну нелегкую работу. ‘жевала
кусок, запила из бутылки кефиром, окрасив белой питательной молочной жижицей
губы, и вдруг просветлела, удивилась, Ясно сказала: "Љушай, кушай.... - Ќо
тут же нахмурилась, утерла губы трЯпицей, куснула булку, cпросила
безразлично: - Њожет, хочешь? Ќу, молчи, молчи... ќй, в караулке, ребЯта!
Љто там есть? Ђртурчик, миленький, войди ко мне". ‚ кабинете поЯвилсЯ
охранник, который приводил на допрос. •озЯйка деловито бубнила с набитым
ртом: "’еперь ко мне Ќазейкина ЂнатолиЯ, вот и свидимсЯ мы вновь. Ђ этого
умыть, побрить, накормить, чем там у вас есть получше, какие вещи были,
выдать и почистить, ну вообщем вернуть в божеский вид. Џотом веди тоже сюда,
кликнешь менЯ сразу в коридорчик". "Cлушаюсь, ‘ветлана €вановна!" - любуЯсь
ею, откликнулсЯ живо охранник. "Ќу вот и хорошо, что хорошо..." - ответила
уже в пустоту. Ћна сидела одиноко с умиротворением в своем опустевшем
кабинете и жевала булку, в которой так мало было изюма, что сладости во рту
приходилось очень долго ожидать, как исполнениЯ желаний. "Љушай, кушай и
никого не слушай", - сказала кому-то, кого здесь не было, если не себе
самой, похожаЯ вдруг на старушку.
Љогда она насытила, чем было, свою утробу, то встала из-за стола:
осторожно извлекла из-под него раздутый живот и поднЯлась, подымаЯ тЯжесть.
ЏотЯнулась в стороны руками, так что из-под расстегнутого мундира выпЯтилсЯ
наружу уже весь этот животворный шар из плоти eе и крови. ‡евнула. ‚
развалочку дошла до той стены, где сквозь намордник решетки было видно небо.
ѓлЯдЯ с тоской на тускловатый небесный свет, погладила несколько раз живот.
’ерпеливо вздохнула, думаЯ о своем сроке. „онесла живот до рабочего места,
думаЯ уже о деле по убийству, где еще предстоЯло добыть признание того, кто
его совершил. € замкнулась в четырех тюремных стенах.
Њногое повидавший охранник первый раз отводил заключенного прЯмо после
допроса принимать душ. „умать об этом было отчего-то тЯгостно. „авать свою
бритву, а тем более брить того, кого били и грабили - так противно, что не
слушались руки. Ќо спустЯ полчаса этот новорожденный, с блестЯщими мокрыми
волосами, зализанными на прЯмой пробор, и гладким, уже высушенным лицом
сидел в караульном помещении, будто свой, и ждал, когда поведут кормить.
‚друг он увидел, как конвой из двоих солдат толкал вперед по коридору
скованного в наручниках человека. ’от упиралсЯ и жадно материлсЯ, глЯдЯ за
плечо, чтобы видеть их лица.
‚зглЯд его, наверное, пронзал. Ћхране было не по себе. “дарить наотмашь
или оглушить окриком и усмирить не могли даже вдвоем. Њолча трудились,
потели и пыхтели. Џихали тычками, но как будто отпихивались, а он, чудилось,
наседал. ‚ нем было все - и Яростное ощущение собственной силы, и жажда
власти над этими людьми, которую можно было в тот миг утолить разве что их
же кровью. Ќе было только надежды вырватьсЯ на свободу. Ћна ударила в него,
будто молниЯ, и завопила в горле, когда не помнЯ себЯ от счастьЯ крикнул при
виде сидЯщего в ожидании человечка: "Ђлеха!" …му почудилось, что этот
человечек кинулсЯ с дальнего конца коридора на помощь, и поэтому он тоже
рванулсЯ - не навстречу, а таранить скрученным в наручниках телом
оцепеневших от внезапности происходЯщего охранников. Ќо стоило тем осознать,
что же произошло, и опомнитьсЯ от крика, который просто исчез без следа, как
они живо начали действовать: один ухватил его башку за волосы и тут же
вывернул всего с наслаждением будто наизнанку, другой ударил в живот, отчего
он весь согнулсЯ и рухнул на колени.
ЋтдышатьсЯ не дали. ‘ двух сторон подцепили как на дыбу и поволокли. Ќо
и подвешенный, полуживой, когда тащили, он как будто сражалсЯ, зло бодаЯ
лбом пустоту. Ћн не мог постичь, что это произошло только с ним. €, корчась
на этой дыбе, выкрикивал: "‹ешка, только стерпи... Ѓудет наше времЯ.... „ай
срок... Њы выйдем... Њы их сделаем... - застонал и тут же скомандовал сам
себе что было духа: - Cмерть за смерть!"
Ћхранник возвратилсЯ запыхавшийсЯ, угрюмый, повел в хозблок. „лЯ
чего-то рЯвкнул: "Љак фамилиЯ?" Ћтвет был cтонущий, запоздалый:
"•лмуоров..." ’от неожиданно процедил так же глухо: "Ђ ты ведь, думаю,
стукачок. „руга своего продал?" Љогда наложил миску каши из солдатского
котла, пихнул : "Ќа, жри!" Ќо тот, кто по его разумению предал за миску
каши, отчего-то не притронулсЯ к еде. "†ри, Я сказал". "Ќеуду". "‚ горло не
лезет? “трамбовал бы Я тебе... ‹адно, в камере утрамбуем". ЏоглЯдеть на
стукача пришли все свободные от смены. "Њы ему малость прикус уже
подправили". "‚от €уда". "‡рЯ мылсЯ и брилсЯ, тебе не жить. ‹учше вешайсЯ".
‡аставить принЯть пищу силком - замарать кашей - было нельзЯ, чтобы не
ослушатьсЯ хозЯйки. Ќо охранник припомнил eе приказ обеспечить заключенному
божеский вид: недолго думаЯ ему сказали разутьсЯ - и поставили у ржавого
корытца умывальника мыть сапоги. Ѓез щетки или хоть трЯпки это походило на
умывание. „елать это можно было заставлЯть, пихаЯ в бок, где бередили рану,
в которой уже гнездилась боль. ‘апоги блестели, но его пихали: "„авай еще
чище, иуда!" Ђ когда стало дело за шинелью, которую был приказ выдать,
заставили выщипывать с нее руками прилипшую грЯзь, а потом и соринки.
Џрошло около часа, если не больше. ‡аключенного все же надо было
возвращать на допрос. “ дверей кабинета охранник поневоле замЯлсЯ: из
следственного помещениЯ доносилсЯ рассерженный женский крик. "ќх, нельзЯ же
ей... ‘ветлана €вановна ‘ветикова - человек! Ђ вы, отребье разное, волнуете
eе. ‚се. ќтому тоже не жить. „остали. Ќочкой избавим от вас землю". Ћхранник
постучалсЯ и открыл, не дожидаЯсь вызова, дверь. Ќаружу вырвалось:
"Џодписывай, блЯдь, протокол, или жевать его будешь..." ‚ щель было видно
перекошенное лицо женщины. ЏриподнЯтаЯ гневом со стула, она заносила
сабелькой исписанную бумажку над головой сидЯщего напротив, по другую
сторону стола, человека. Ѓыло видно только его спину, но согнутую и какую-то
отчужденную, как если бы часть уже обезглавленного тела, посаженного
зачем-то на стул.
•озЯйка приостановила допрос и вышла из кабинета. ЋглЯдела арестанта -
и, довольнаЯ его видом, отпустила охранника. ‘казала, твердаЯ и властнаЯ:
"€ди за мной!" „вери распахивались одна за одной, становилось все больше
света и воздуха. "Ћбопрусь на тебЯ. џ все же в положении женщина, одной
что-то тЯжело. ‘корей бы. ’вое счастье, что дело ко мне попало, раз опЯть
отличилсЯ Ќазейкин. ‘кажи спасибо, было кому хлопотать за тебЯ. џ это давно
заметила, кто последнего не пожалеет и зубами вцепитсЯ - спасет своего. Ђ
кто мЯмлит и жалуетсЯ, зрЯ только пороги обобьет - его родной и любимый
пропадет". Ћна остановилась, отдышалась. Ќаверное, у последней двери. ‚ынула
из кармана кителЯ его военный билет. ‚ернула и сказала: "…сли в нем деньжата
были, не взыщи. Ќу, дембель, поедешь домой. Ќичего ты не видел и никого не
знаешь. ‚ этом городе тебЯ ни вчера, ни сегоднЯ не было, усвоил? - ‚друг
резко, навскидку, гаркнула: - €ли обратно хочешь?" Ћн улыбалсЯ и виновато
молчал, не понимаЯ, что хозЯйка будет лишь довольной. "Ћх, а это что такое?
ќто зубы золотые были? - спохватилась, захлопотала. Ћн отчего-то радостно
качнул в знак отрицаниЯ головой. - Ќу не взыщи, сынок, жить будешь, а зубы
что - на воле какие угодно вставишь, хоть из золота".
Ћн не сознавал, что выходит на свободу. Љогда это случилось, испугалсЯ:
открыли железную дверку, - и тут же оказалсЯ на чистой безлюдной улице, и
стало некуда идти. ‹егонько подкашивались ноги, которых не чувствовал, а в
голове ноюще звучал голос хозЯйки, обращенный уже к тому, кто получал его с
рук на руки прЯмо за воротами этого зданиЯ, снаружи из красного, будто
кровь, кирпича.
•озЯин его жизни был глух и, казалось, отказывалсЯ верить, что видел
перед собой того, о ком с любовью вспоминал все это времЯ как о сыне, хоть
больше и не чаЯл свидетьсЯ с тех пор, когда мысленно проводил уже с вечным
зубом в родные краЯ, домой. "‡ачем ты это сделал?" - вопрошали убитые горем
глаза. Ћн стоЯл и понимал, что это пришел Ђбудулла €брагимович, но сказать
ничего не мог. Њолчал. ѓлухой впилсЯ взглЯдом и мучительно ждал ответа,
только шевелениЯ губ. Љрикнул как будто в страхе, что больше не слышит: "—то
ты сказал? —то говоришь?" € увидел улыбку, обнажившую какие-то черные раны
вместо зубов, от которой уже в молчании отпрЯнул.
Ђбдулка пошагал - и не оглЯдывалсЯ. Ћн пугливо тронулсЯ следом и
тащилсЯ, наверное, за прощением, но весь путь как нарочно отставал. Љогда
шли, на улицах стало сумеречно. ‚се незнакомое и чужое долго провожало по
городу, пока в холоде и пустоте не возник железнодорожный вокзал.
‡ал ожиданиЯ кишел людьми, полнилсЯ светом. ‡а черными зеркалами окон,
что глЯдели прЯмо на перрон, слышалсЯ далекий шум. †енщины, мужчины, дети,
что искали здесь, казалось, спасениЯ, в поисках места толкались под гулким
высоким сводом, где было Ясно и пусто. €ли, найдЯ его, жались кто к багажу
тупорылых чопорных чемоданов, отчего-то сплошь черных да коричневых, кто к
скарбу, которым надрывались тюки, или просто друг к другу, чтобы не
потерЯть. “ окошка воинской кассы дышать стало свободно. Ќа этом островке
порЯдка и какого-то иного закона, чем в общих очередЯх, по требованию было
дано пассажирское место на отбывающий в полночь поезд.
Ћколо воинской кассы простаивал патруль - дежурный офицер и двое
пареньков в курсантских погонах, пахнущие одеколоном. Ћфицер приглЯдывалсЯ и
мрачнел: свежеиспеченный пассажир в уродских сапогах, у которого из-под
ворота шинели торчало также что-то уродское, а лицо было Явно побито, внушал
такое отвращение, что было поздно просить его предъЯвить документы: это
чучело само шло под арест. Ђбдулка содрогнулсЯ от взглЯда дежурного - и
попЯтилсЯ, закрываЯ собой. Џатруль обступил теперь обоих. ѓлухой потЯнул
офицера в сторонку и сообщил шепотком: "ЌельзЯ трогать, пожалуйста.
Љомиссованный это, сильно на голову больной. ‘коро поезд. „омой болеть
уезжает." ‹ицо дежурного, что было сосредоточенно-мрачным, вдруг обмЯкло и
поглупело: oн верил и кивал понимающе головой, оглЯдываЯсь уже с желанием
быть подальше от похожего на чучело солдата.
Џатруль отступил.
Ђбдулке больше нечего было делать в этом городе. €меЯ облик того, кто
остаетсЯ, он будто любЯщий, которому больше некого было любить, провожал на
вокзале только собственный час жизни. ‹ицо его было неприступно-чужим. ќто
времЯ они находились рЯдом в зале ожиданиЯ потому, что начальник ждал в
тепле свою электричку. ‚друг глухой заныл себе под нос, не сознаваЯ, что это
стало слышно: "џ хотел вам добра... џ делал вам всем добро..." ‚се такой же
каменнолицый, неожиданно умолк. Ђ когда смотрел в последний раз, сказал с
угрозой в голосе: "‡а мной не иди! Ѓольше Я тебЯ не знаю".
Ћн осталсЯ один, а тот, кто так просто и жестоко отдал спасенную жизнь,
ушел, чтобы исчезнуть уже навсегда. ‚месте с билетом в кармане оказались
деньги, десЯть рублей: красненькаЯ купюра, что была такой же последней - но
только жертвой Ђбдулки, как тот последний его ожесточенный взглЯд и
последние слова.
Ѓеспризорный и одичавший по виду солдат, что улыбалсЯ обезьЯнкой
каждому встречному, скоро успел примелькатьсЯ на вокзале, как будто искал
что-то или кого-то, но не находил. Ќесколько раз он поЯвлЯлсЯ в буфете,
озираЯ один и тот же похожий на обглоданную кость прилавок. ‚ буфете к ночи
имелсЯ в наличии лишь напиток под названием "чайный". Џаренек попросил длЯ
себЯ стакан этого чаЯ и протЯнул в расплату за копеечную жидкость десЯть
рублей. ѓолодно выпил его и ушел. Љогда поЯвилсЯ снова, спросил твердо
стакан чаЯ. Џойло было чуть теплым, но он долго хлюпал, стоЯ в сторонке, как
если бы это был кипЯток.
—то-то похожее происходило в зале ожиданиЯ, где занимал по очереди все
места, что вдруг освобождались, но после с радостью уступал их то женщинам с
детьми, то старикам. € на перроне, где с очень важным видом ходил из конца в
конец, обращаЯ на себЯ внимание тем, что встречал и провожал каждый новый
поезд, выспрашиваЯ какой и когда прибывает или отправлЯетсЯ, а после тоже
сообщаЯ об этом всем, кто зазевалсЯ или торопилсЯ узнать. ЏроходЯ мимо
патрулЯ, он старалсЯ как можно внушительней отдать честь дежурному офицеру
и, казалось, нарочно лез на глаза. ‚друг подошел и спросил разрешение отойти
по нужде, как если бы покинуть пост. „ежурный растерЯлсЯ, но все же сам
лично с боЯзливой ответной серьезностью дал ему на это разрешениЯ и даже
послал одного из курсантов, чтобы указывал путь к туалету. ‚новь он
обратилсЯ к дежурному за разрешением погулЯть на площади у вокзала - и
как-то сразу надоел. Ћфицер отмахнулсЯ и буркнул, чтобы шел, куда хочет.
‚озвратилсЯ в зал ожиданиЯ с огромной головой арбуза на руках, которую на
ночь глЯдЯ сторговали так удачно казахи, чьи затрепанные ветром бродЯчие
лавчонки, похожие на шатры, поджидали кого-то на вокзальной площади даже в
этот час. ЋбнимаЯ нечаЯнно купленный, но, по всему видно, не длЯ себЯ,
грузный старый арбуз, он опЯть ЯвилсЯ к начальнику и доложил, что купил
арбуз. Љурсанты переглЯнулись с ухмылкой. Ћфицер застыдилсЯ, нахмурилсЯ,
шикнул, отгонЯЯ от патрулЯ. Ћн подумал, что должен поделитьсЯ арбузом, и с
готовностью об этом сказал, после чего начальник просто гаркнул, чтобы
убралсЯ прочь. ЏонимаЯ, что его прогонЯют, он прижал к себе так обозливший
этих людей гостинец и задал наспех всего один вопрос, чтобы узнать, сколько
времени. ‹ицо дежурного застыло от страха, но и зловеще омрачилось. Ќа его
счастье, какой-то гражданин, скучающий поблизости от патрулЯ, слыша этот
вопрос, посмотрел на куранты, что висели в зале ожиданиЯ у всех над головой,
и тут же буднично откликнулсЯ, сообщаЯ, который час.
‡наЯ, сколько осталось ждать поезда, он побрел на перрон. ‘тоЯть на
месте было холодно, а ходить с арбузом отчего-то так же тЯгостно, как и
тЯжело. €збавитьсЯ от него он бы не посмел, потому что истратил деньги,
которые даже теперь считал не своими, а его, Ђбдуллы €брагимовича. —увствуЯ
себЯ глупым и несчастным, он подумал вдруг о девочке, котораЯ побиралась
когда-то на его глазах, потому что была голодной. Ћн не мог вспомнить, какой
же она была, только чувствовал, казалось, eе голод - и поначалу медленно, а
потом все уверенней пошел в том направлении, куда уходили чужие длЯ него
поезда. ‚се покрывали рельсы, будто волны, сверкаЯ при свете луны стальными
гребнЯми и, казалось, даже издаваЯ похожий на их дыхание тЯжелый гул. Џод
ногами глухо скрежетали зубьЯ гравиЯ. •олодность стальной реки оживала
разноцветными огоньками семафоров. ‚етер приносил то воздушную свежесть
холода и ощутимую до озноба морось, то гарь со шпал и понюшку чего-то
жженого - наверное, углЯ из печурок промчавшихсЯ вагонов. Ћн Ясно увидел
ночь, когда они шли в тот же час в том же направлении и по тому же
безмолвному простору, и осознал с удивлением, что все уже было: только не
было этого тЯжелого арбуза, который он нес длЯ девочки, почему-то помнЯ и
помнЯ о ней, а не о тех, кто тоже когда-то был.

Last-modified: Tue, 09 Oct 2001 20:54:17 GMT
Ћцените этот текст: