тское
чувство,  жившее еще вчера между ними,  было опоганено,  к тому же —еглинцев
давал  два  днЯ  назад  ’ерехову  слово  не  приставать  к  Ђрсеньевой,   не
ввЯзыватьсЯ в  ее  жизнь  со  своими  минутными  желаниЯми,  но  вышло,  что
—еглинцев наврал,  и  ’ерехов знал уже,  что  не  сможет простить —еглинцеву
этого предательства,  этого враньЯ,  и Ђрсеньева была сейчас ему противна со
своими  клЯтвами и  причитаниЯми о  воронежском летчике,  ’ерехов чувствовал
себЯ одураченным и  проклинал тот день,  когда сжалилсЯ над монашеской долей
скромницы,  закутанной в  цветастый платок,  и  увел ее из веселой гогочущей
компании.
     "Џогоди,  -  сказал себе ’ерехов,  -  чего ты заводишьсЯ.  Њало ли чего
могла натрепать ‘озина..."
     € он, остановившись, свернул к женскому общежитию.
     Џостучав в дверь Ђрсеньевой,  ’ерехов заробел и обрадовалсЯ тишине. „лЯ
очистки  совести  он  постучал  еще  раз,   и   тут  за  дверью  завозились,
зашептались,  огорчив ’ерехова,  потом снова все стихло,  и все же звЯкнул в
замке ключ, и нагловатое от растерЯнности лицо —еглинцева увидел ’ерехов.
     —еглинцев  был  пьЯн,   покачивалсЯ  чуть-чуть,  стоЯл  выпЯтив  грудь,
обтЯнутую голубой латаной майкой.
     - —то тебе? - покривилсЯ —еглинцев.
     - Џочему ты не на работе? - спросил ’ерехов, ничего иного не пришло ему
в голову. - € почему она...
     - Ђ  надоела нам  твоЯ  работа!  -  сказал —еглинцев,  с  удовольствием
протЯнув "р",  словно бы прорычав, и замолчал, новое подходЯщее слово искал,
чтобы им  свою  независимость высказать,  проЯвить свое  презрение ко  всему
тЯгомотному на свете. - ђ-р-развлечьсЯ надумали.
     - ‚аше дело,  -  сказал ’ерехов,  сдерживаЯ себЯ.  -  Ќо помнишь, какое
обещание ты мне давал два днЯ назад?
     - Ђ плевал Я на это обещание! Џоложил Я на него! € на тебЯ, понЯл?
     - “ходи отсюда!
     - „а? - засмеЯлсЯ —еглинцев. - ‘ейчас! ќто тебЯ ‘евка, что ли, прислал?
’ы  ему  скажи,  что  он  растЯпа и...  Ќадо было...  Ќу  ты  полегче...  Ќу
отпусти... Ћтпусти, говорю!
     ’ерехов вытолкнул —еглинцева в  коридор,  и хотЯ тот,  дергаЯсь,  злЯсь
уже,  намерен был проЯвить свою бычью силу, но ноги его подвели, шальными их
сделал хмель, болталось тЯжелое тело от стены до стены, и ’ерехов гнал, гнал
—еглинцева на крыльцо, и нуднаЯ мысль о предательстве не покидала его. € все
же  на  крыльце  —еглинцев вывернулсЯ,  вырвалсЯ  и  коротким  слева  врезал
’ерехову по  корпусу.  ’ерехов,  не  успев  защититьсЯ руками,  раскинув их,
отлетел к  перилам крыльца,  доски скрипнули глухо,  и  ’ерехов,  спружинив,
кинулсЯ на —еглинцева и  не ударом,  а  толчком правой руки и  плеча сбросил
—еглинцева  с  крыльца,  и  тот,  пошатавшись на  полусогнутых,  свалилсЯ  в
подсыхающую грЯзь.
     - ‚се,  -  сказал ’ерехов,  - завтра твои приЯтели уезжают, и ты с ними
уедешь.
     Ћн стоЯл,  напрЯженный,  знал,  что сейчас —еглинцев встанет,  вскочит,
броситсЯ на  него,  и  он  был готов встретить его медвежьи лапы.  —еглинцев
поднЯлсЯ медленно.
     - €  уеду.  „урак,  что  Я  вам  тут помогал.  Ќадоели вы  мне,  понЯл?
Ћпротивели! Ќужны вы мне очень! Ќужна мне эта Ђрсеньева! Ќужна мне эта...
     - “ходи, - сказал ’ерехов, - собирай манатки.
     Ѓыло удивительно,  но  —еглинцев уходил,  не  бунтовал,  не дралсЯ,  не
выказывал своей былинной мощи,  не куражилсЯ и  не рвалсЯ к  Ђрсеньевой.  Ћн
уходил, и ’ерехов понЯл, что он и в самом деле уйдет и уедет.
     "Ќу и  хорошо,  -  подумал ’ерехов,  -  ну и пусть проваливает со своим
€спольновым".
     ’ерехов повернулсЯ резко,  пошел в сырую темноту коридора,  и два шага,
сделанные по доскам крыльца,  дались ему тЯжко,  это было странно,  но спину
холодило ощущение незащищенности,  будто бы человек с  зарЯженным карабином,
расставивший ноги,  осталсЯ сзади.  Ђ  в  коридоре,  в  его затухшей тишине,
пришло иное чувство, и оно было не лучше прежнего, теперь казалось ’ерехову,
что  стоит он  в  подвале высоченного недостроенного им  дома,  и  дом  этот
валитсЯ на него,  на восьмом скелетном еще этаже подвели сварщики, разошлась
арматура,  и все перекосилось, загремело, полетело к черту, нет, полетело на
него,  все эти панели,  серые неровные стены, красноватые оконные рамы, мука
цемента из порванных мешков, забытые молотки и рубанки, обрывки замусоленной
бумаги,  в  которой был  завернут завтрак монтажника,  вонючие остатки этого
завтрака,  огрызок Яблока  и  ЯичнаЯ  скорлупа,  все  это  летело,  стонало,
рассыпалось,  и ’ерехов ничего не мог поделать, рукой двинуть не мог, как во
сне...
     „верь в  комнату осталась открытой,  и  ’ерехов вошел к  Ђрсеньевой без
стука.
     Ђрсеньева сидела, голову положив на стол, заслонив лицо ладонЯми.
     - “  нас  с  вами  была договоренность,  -  сказал ’ерехов.  -  ‚ы  эту
договоренность нарушили.  џ прошу вас уехать из поселка, вернутьсЯ на работу
в совхоз.
     - Ќет!  -  поднЯла заплаканное лицо Ђрсеньева,  зашептала с мольбой:  -
Ќет, нет!
     Ђ ’ерехов произнес свои слова официальным свинцовым голосом, правильный
человек просыпалсЯ в нем,  тот самый, что завелсЯ в нем на случаи разговоров
с Ђрсеньевой и которого он не любил.
     - „умаю, что дальше находитьсЯ здесь вам не имеет смысла.
     - Ќет, нет, нет...
     ‚ глазах ее были слезы, стыд и испуг.
     "—ерт знает что!  -  думал ’ерехов.  -  Љакими словами Я  говорю ей все
это... „аже на "вы" перешел..."
     Ќо  правильный человек был доволен,  он рос на дрожжах и  готовил новые
дидактические выражениЯ.
     - Ќет, нет! ‚ы менЯ не прогоните. џ не могу отсюда уехать. џ не могу...
’ерехов, не могу...
     - “  менЯ договоренность не только с  вами,  но и  с начальником поезда
Ѓудковым, а он предвидел, что так обернетсЯ, и взЯл с менЯ слово...
     ’ерехову хотелось курить,  и,  хотЯ он  собиралсЯ прекратить разговор и
уйти,  неожиданно длЯ себЯ он  присел на  стул и  не спеша достал сигарету и
спички.  ‚прочем,  говорить что-либо еще он был не намерен. Ћн курил, сам не
понимал,  зачем осталсЯ здесь,  почему не предпочел сырости зеленоватых стен
голубое сухое небо.
     - џ не могу...  -  прошептала Ђрсеньева. - џ любое слово могу дать... џ
не обману тебЯ, ’ерехов, Я никого не обману...
     - Ќет, достаточно, вполне...
     - „лЯ менЯ это жизнь, ты понимаешь, ’ерехов, ты не можешь мне простить?
’огда Я...
     - „ело не в прощении...
     Џравильный человек торопил,  гнал его,  пыталсЯ поднЯть со  стула,  все
существенное,  с его точки зрениЯ,  было выговорено, наконец-то указано этой
на дверь,  но ’ерехов сидел и  курил и ругал себЯ за то,  что не может найти
слова,  которые помогли бы и ему и Ђрсеньевой.  „ело действительно было не в
прощении,  не в требовании жестоких клЯтв, а в чем-то другом. ‘ознание этого
бессилиЯ ’ерехова мучило,  и тут он уцепилсЯ за мысль, подсказанную ‘озиной,
и выговорил опЯть свинцово, только чтобы не молчать:
     - Ђ   все  ваши  слова  о   любви  к  летчику...   ЋжиданиЯ  письма  до
востребованиЯ на абаканской почте...
     ‘казав это, он снова возмутилсЯ Ђрсеньевой.
     - џ врала, Я все врала...
     Ћна  поднЯлась быстро со  своего стула  и,  обойдЯ стол,  села  рЯдом с
’ереховым, глЯдела своими заплаканными глазами в его сердитые глаза.
     - џ все врала...  џ все выдумала...  Ќикого у менЯ не было...  € никто,
кроме отца с матерью, не мог прислать мне письмо...
     - Ќо...
     - Ќе гони менЯ, ’ерехов... џ тут хоть чуть-чуть оттаивать начала... Ќо,
понимаешь, Я женщина... ’ы не представлЯешь, что было в моей жизни и от чего
не отвыкнешь сразу...
     - ЊенЯ...
     Ћн хотел сказать,  что все это его не волнует,  но он понЯл, что сказал
бы неправду, и замолчал. …го несколько озадачивало столь близкое соседство с
Ђрсеньевой,   ему  вдруг  показалось,  что  сейчас  она  что-нибудь  выкинет
неожиданное,  от чего он растерЯетсЯ вконец.  "ЉрасиваЯ,  - думал ’ерехов, -
плачет вот,  а все равно красиваЯ..." "Ђга! - возмутилсЯ правильный человек.
- ђазжалобила тебЯ красиваЯ баба!"
     - ’ы в кино не мечтала сниматьсЯ? - все еще сурово спросил ’ерехов.
     ЏытаЯсь представить затейливую юность ее,  он однажды подумал,  что она
из тех девиц, которые живут ожиданием одного прекрасного днЯ, когда подойдет
к  ней  знаменитый режиссер и  пригласит сниматьсЯ в  кино,  в  главной роли
вместе с ‹ановым.  Њысль эта тихо обосновалась в тереховском мозгу, и теперь
ему казалось,  что так оно и было, может быть, Ђрсеньева сама рассказывала о
своей  мечте,  ’ерехову многое объЯснЯющей,  и  он  ждал  подтверждениЯ этой
версии, впрочем, не знаЯ, зачем нужно ему это подтверждение. Џросто разговор
толоксЯ в неловкости, и его надо было продолжить или оборвать.
     - Ќет, - удивилась Ђрсеньева, - Я не мечтала о кино.
     - „а? - недоверчиво спросил ’ерехов. - ђазве ты мне не рассказывала?..
     - џ ничего такого не рассказывала...
     - Ќу,   может  быть,   -  сказал  ’ерехов,  сказал  миролюбиво,  и  она
почувствовала,  что нет в  нем прежней решительности и суровости,  что он не
знает,  как с  ней быть,  но уж на своих первых грозных словах врЯд ли будет
настаивать, и ’ерехов понЯл, что она это почувствовала.
     - ‡наешь,  как все это шло... Џосле школы... €ли нет, еще в школе... Њы
были такие провинциальные пижоны...  ‡наешь,  как до  провинции докатываетсЯ
мода...  “ж если в  Њоскве брюки узкие,  то у нас они в обтЯжку...  € так во
всем...   Ѓыла  у   нас  компаниЯ...   •отели  мы   выглЯдеть  современными,
презирающими обывателей вокруг,  переступившими пороги  их  морали...  Њы  и
переступали...  Њне все нравилось, Я уж и сейчас не знаю, как мне относитьсЯ
к  себе той поры,  осуждать мне себЯ или жалеть,  но тогда мне было хорошо в
той  бесшабашной  разгульной  жизни.  Ћтец  с  матерью  догадывались о  моей
карусели,  но  кроме менЯ  у  них  -  четверо,  жили небогато,  они  у  менЯ
железнодорожные рабочие,  о том,  как деньги добывать,  они заботились, а на
менЯ  рукой  махнули.   џ  сама  себе  из  старенького  перешивала,  знаешь,
наладилось  у  менЯ,   может,   из  менЯ  бы  портниха  приличнаЯ  могла  бы
получитьсЯ... џ не надоела?..
     - Ќет, говори, - сказал ’ерехов.
     - ‚от  так  и  жили мы...  —еловек пЯтнадцать было в  нашей компании...
Њальчишки и  девчонки...  Џотом нас назвали притоном,  но  какой там притон,
мальчишки и  девчонки хорошие,  не знаю,  как сейчас они...  “став у нас был
шуточный,  со  всЯкими благородными даже  принципами,  ну  и  с  веселыми...
такими...  "антиалкогольными..."  и еще...  ’олько один из нас был настоЯщим
подонком,  техник с телефонной станции,  холеный такой,  с перстнем,  он был
старше нас и  развращен по-настоЯщему.  ‚от кого Я  ненавижу...  Ћн и продал
менЯ...
     - Љак продал...
     - ’ак и продал... Ќе раз уж мне он намекал о клиентуре... Ђ Я тогда уже
работала в сберегательной кассе ученицей кассирши...  Њатери собирала деньги
на  зимнее пальто...  Ћна все нам да нам,  а  сама ходила в  потертой черной
своей шинелюшке да телогрейке с  замасленными локтЯми...  Ђ у менЯ все никак
сумма не  получалась,  не  воровать же  идти...  €  вот однажды на вечеринке
техник этот уговорил менЯ, златые горы обещал, говорил: "Ќу что тебе трудно,
что ли?",  а Я пьЯнаЯ была,  веселаЯ, махнула рукой отчаЯнно: "Ђ почему бы и
нет?" ’ого тина Я и не помню почти,  и кто он был,  не знаю,  вел он себЯ со
мной жалко, оправдывалсЯ в чем-то, слово брал, что Я никому ничего не скажу.
Њне  бы  плакать,  а  Я  смеЯлась,  издевалась над  ним,  мне бы  деньги его
разорвать да в лицо бросить этому жалкому человеку, а Я их в сумочку сунула.
€ потом пошло...
     - ‚оды хочешь? ‚ыпей...
     - Ќе надо, ’ерехов, ничего не надо... Њатери пальто Я купила, принесла;
столько радостей, благодарностей и слез было, а Я думала, что бросит она мне
эту шубу под ноги и в глаза плюнет...  Ќе бросила, ничего не знала, а теперь
знает и все равно носит,  что ей еще делать... “шла Я потом из дому, комнату
снЯла,  жила в свое удовольствие...  Ђ знаешь, тогда поначалу не была мне та
жизнь тЯгостью,  наоборот,  хорошо мне было,  и не боЯлась Я ничего, уверена
была:  в случае чего выручат менЯ,  и в самом деле выручали менЯ не раз... €
оттого,  что знала Я жизнь с такой стороны,  казалось мне,  что в ней ничего
свЯтого нет,  а  потому Я  права,  вот  единственное свЯтое -  красота моЯ и
молодость моЯ,  им и надо служить... Ќичего менЯ не трогало, даже когда врач
сказала,  что  у  вас,  милаЯ,  трагедиЯ,  детей  вы  иметь  не  сможете,  Я
обрадовалась: ну и очень хорошо, спокойнее буду. ’олько иногда такаЯ тошнота
была и  тоска,  предчувствие чего-то  страшного,  но  мне казалось,  что это
просто с  похмельЯ...  Ђ страшное надвинулось,  в колонию менЯ отправили,  и
никто менЯ не выручил, кому какое дело до менЯ...
     Ћна замолчала, тонкими красивыми пальцами своими и губами показала, что
хочет  закурить.  ’ерехов протЯнул ей  сигарету,  спичку поднес,  и,  кивнув
благодарно,  она затЯнулась и  смотрела теперь в стену,  серые ее глаза были
словно затЯнуты дымом.
     - Ќикого Я  ни в чем не винила...  Ќикого ни за что не проклинала...  €
что и  как со  мной там в  колонии произошло,  ни  понЯть,  ни  объЯснить не
могу...  Ќикто там на менЯ не повлиЯл, никакие морали до менЯ не доходили, а
просто как  будто какаЯ скука на  менЯ свалилась,  так мне плохо стало,  так
противна мне сделалась прежнЯЯ жизнь и все наши провинциальные ужимки, такаЯ
тоска поедом ела менЯ по той самой любви,  которую Я презирала... ‘ловно Я с
ума  сошла...  €  всЯкие фантазии от  нечего делать начали у  менЯ в  голове
бродить, знаешь, вроде бы алые паруса вот-вот должны были поЯвитьсЯ за нашей
колючей проволокой...  ‚от  тогда  и  родилась у  менЯ  историЯ с  летчиком,
который Якобы  существует и  мы  любим друг  друга.  Џочему-то  летчик этот,
казалось,  обЯзательно должен был быть из ‚оронежа,  почему из ‚оронежа, кто
его знает?..  џ уж терпела жизнь в колонии,  думала:  вот вернусь домой, все
изменитсЯ, все иначе пойдет... „евЯтый в колонии кончила... ’ак поначалу оно
и шло...  „ома менЯ встретили хорошо.  ‘тарики у менЯ добрые,  отец, правда,
только когда трезвый,  а  мама уж так мне радовалась,  все простила,  и  как
соседи над ней из-за  менЯ измывались,  все простила,  плакала да волосы мне
ерошила, как маленькой... ‚ горком Я ходила, в горсовет, помочь мне просила,
так  мне  стыдно было,  словно бы  Я  побиралась,  при этом обещаниЯ слезные
давала, как тебе, ’ерехов...
     - „а, ты мне надавала обещаний...
     - €  мне помогли...  на работу устроили,  в  вечернюю школу определили,
даже  в  драматический кружок  при  городском  „ворце  культуры  записали...
Џочему-то все времЯ менЯ пытались перевоспитать драматическим искусством, ты
не знаешь, почему, ’ерехов? ’ут вот €лга настаивала... ЉрасиваЯ Я, что ли?
     ’ерехов пожал плечами.
     - Ќо Я уж и в драмкружок пошла,  раз мне добра хотели.  „овольна Я была
всем, но потом понимать стала, что добра-то мне хотЯт скорее потому, что так
полагаетсЯ,  а сами в душе мною брезгуют, как будто в гостЯх лЯгушку едЯт. џ
понимала,  что нЯнчитьсЯ со мной нечего,  не героинЯ Я, это Я должна у людей
прощение вымаливать.  ’олько лучше бы  все честнее было.  €  в  конце концов
сорвалась.  “ж  Я  терпела,  что  на  улицах в  спину мою  пальцами тыкают и
похихикивают...  "Џроститутка!"  Ќо вот однажды в этом несчастном драмкружке
при распределении ролей надо ж было режиссеру дать мне роль Ѓарабанщицы. —то
началось... “бежала Я оплеваннаЯ... Ђ через день в вечерней школе, чувствую,
все шепчутсЯ,  Я уж по теории своих везений сразу понЯла,  что обо мне.  ’ак
оно и было. ѓде-то кто-то видел менЯ пьЯную с мужиком. ќто была ложь, но лжи
этой с удовольствием поверили.  € делегациЯ пошла к завучу: "Ќе хотим быть в
одном классе с  этой..." ’олько одна девчонка осталась,  комсорг их,  она уж
демонстративно на парту ко мне села,  так и сидела всЯ краснаЯ, напрЯженнаЯ,
боЯлась,  как бы  Я,  больнаЯ проказой,  до  нее не дотронулась,  а  сидела,
терпела.  Ћна менЯ и доконала.  Ќапилась Я в тот вечер и погулЯла по городу,
забрали менЯ дружинники,  известна Я им была,  долго менЯ ждали, отвели душу
за нравственным разговором о  моей профессии,  а  под конец разговора решили
они менЯ остричь.  €  остригли машинкой наголо.  Ќа другой день Я  платок не
надела,  а так вот с бритой головой,  клейменаЯ, опозореннаЯ, отправилась по
городу распугивать честную публику, и так Я всех презирала и никого простить
не  могла,  так  Я  чувствовала себЯ выше всех и  такаЯ издевка была в  моих
глазах,  что никто надо мной не смеЯлсЯ, может быть, даже и пугались менЯ...
€ дальше бы так потешала душу,  да мать мне стало жалко, укатила Я с ее глаз
в  Ѓрест.  ’ам подружка у  менЯ жила,  ура,  из старой компании,  добрейший
человечек,  приютила она менЯ, научила, как быть. ‚агонные гастроли мы с ней
давали. Ќо так противно было, так жутко было, и водка не выветривала ничего,
ты себе не представлЯешь...  ќто ад... Љак могла Я начать... € не плакала Я,
когда погнали в ‘ибирь...
     - —то ж ты к нам подалась?
     - Ђ всех своих соседок Я возненавидела... ‘ебЯ в них узнавала... ’еперь
Я  их жалею,  а  тогда ненавидела...  € быть вместе с ними не могла...  •оть
вешайсЯ...  Ђ про летчика воронежского Я трепала,  наверное, длЯ собственной
защиты,  да и сама себЯ баюкала...  Ќадо мной смеЯлись,  а в душе, наверное,
мне завидовали... ’олько все это чепуха!
     Ћна  вдруг поднЯла голову,  слова последние произнесла резко и  громко,
как бы, отметаЯ ими все сказанное раньше.
     - Ќичего  в  моей  жизни  не  изменитсЯ...   Ќичего...   ‘ама  во  всем
виновата...  ’ы не можешь понЯть,  ’ерехов,  как это страшно...  џ хочу быть
человеком,  ’ерехов,  а  не  могу,  не  могу,  привыкла к  другому и  уж  не
отвыкну...  „умала,  что все идет хорошо, а все пошло сначала, не вытерпела,
сама во всем виновата...  ’ы гони менЯ,  ’ерехов,  ты не верь мне,  что бы Я
тебе ни говорила, что бы ни обещала, не верь мне!
     - “спокойсЯ. Ќе надо.
     - ѓони менЯ! ѓони! € пусть никто мне не верит!
     - Ќу что ты, Ђлка, ну зачем ты...
     ’ерехов растерЯлсЯ вконец и боЯлсЯ,  как бы не началась с ней истерика.
Ќе  началась ли  уже  с  ней  истерика?  —то тут делать и  как тут быть,  но
Ђрсеньева,  словно бы предупреждаЯ его поступки,  затихла на секунду и вдруг
уткнулась носом в  его колени,  и  руки ее  были теперь у  его ног,  тЯжесть
расслабленного тела ее чувствовал ’ерехов,  видел,  как вздрагивают ее синие
плечи. Ћна плакала, но теперь уже не клЯла себЯ и не просила гнать, а просто
ревела,  отводила душу,  и ’ерехов,  пробормотав жалкие слова,  которые были
должны успокаивать Ђрсеньеву,  неожиданно длЯ  себЯ стал гладить ее  волосы,
приговариваЯ по-отечески:  "‚се  образуетсЯ",  а  потом  и  вовсе замолчал и
просто гладил ее по голове. Ћн ощутил вдруг теплоту и жалость к этой женщине
с  неустроенной жизнью,  а  у  кого она устроеннаЯ,  у  него,  что ли?  Ќет,
впрочем,  у  него все  шло по-другому,  в  иной степени,  и  сейчас его рука
успокаивала плачущую  женщину,  плачущую  девчонку.  €  он  вспомнил себЯ  в
детстве,  в  холодную зиму войны,  когда были истоплены все дрова и торфЯные
брикеты и  табуретки со стульЯми,  а немецкие минометы гремели за Ћльговским
лесом,  и страх холодил, как мороз, а изжога бубнила про последний съеденный
кусок чернЯшки, вот тогда в тишине черной комнаты подходил ’ерехов к сестре,
так и  не  пробившейсЯ на  курсы радисток из-за сердца,  тыкалсЯ носом в  ее
колени,  грелсЯ,  слышал ласковое:  "Ќу что ты,  как кутенок?",  и дрожь его
проходила. ‚оспоминание это было ’ерехову дорого, оно чем-то привЯзывало его
сейчас к Ђрсеньевой, и он, радуЯсь теплому чувству, забравшему его, гладил и
гладил густые волосы.
     ’ак он  сидел долго,  ноги его стали затекать,  но  он  не  двигал ими,
потому что Ђрсеньева уснула,  не поднЯв головы с его коленей,  успокоилась и
уснула, обхватив руками его ноги.
     Њожет  быть,  прошел  час,  а  может  быть,  два,  в  комнату никто  не
заглЯдывал,  и ’ерехов не хотел, чтобы кто-нибудь заглЯнул и обнаружил его в
странном состоЯнии,  увидел его растерЯнное лицо,  расплывшеесЯ бы  тут же в
глупой улыбке. Ђрсеньева спала спокойно, и ’ерехов боЯлсЯ потревожить ее, но
в конце концов он понЯл,  что не выдержит,  и осторожно приподнЯл Ђрсеньеву,
встал и,  ковылЯЯ,  отнес ее к постели. Ђрсеньева не проснулась, даже губами
не  пошевелила,  только  брови  поморщила.  ’ерехов увидел на  вешалке серое
пальто, припадаЯ на обе не отошедшие еще ноги, рукой касаЯсь стены, сходил к
вешалке и накрыл Ђрсеньеву пальтецом.
     ’еперь он  мог бы  и  уйти,  но он уселсЯ на прежнее место,  потому что
боЯлсЯ,   как  бы  не  проснулась  она  и  одна,  вспомнив  случившеесЯ,  не
разнервничалась бы вновь.  € еще ему казалось,  что если он уйдет сейчас, то
совершит поступок дурной, бросит Ђрсеньеву в беде. € он сидел и сидел, курил
иногда.
     Ћн  смотрел на  спЯщую Ђрсеньеву,  на  ее  успокоенное и  как  будто бы
счастливое лицо, мЯгкие линии ее рта и длинные подчеркнутые тушью ресницы, и
удивлЯлсЯ тому,  что он  сейчас видит ее почти совсем ребенком.  Ђ  сегоднЯ,
прежде чем рухнуть ему в колени, вовсе не была ребенком Ђрсеньева, опытнаЯ и
несчастнаЯ женщина,  клЯвшаЯ себЯ,  сидела перед ’ереховым,  и рот ее был не
мЯгок,  а  зол и  неприЯтен,  и в глазах ее и во вздрагивающих ресницах была
растерЯнность и  тоска,  не теперешнЯЯ умиротворенность ребенка.  €  ’ерехов
подумал,  что до сегоднЯшнего днЯ он толком и не знал Ђрсеньеву,  а ведь ему
казалось,  что  он  знает  ее,  и  он  набралсЯ  наглости  принЯть  на  себЯ
ответственность за ее судьбу. „а и кого он знает хорошо на ‘ейбе, так, чтобы
судить о  людЯх не прЯмолинейно и  поверхностно,  а понимаЯ всю сложность их
натур, причин их поступков и мыслей. —еловек ушагал от амебиной простоты, он
все тоньше и  тоньше,  все сложнее и  сложнее,  и  раз уж ты взвалил на свои
плечи заботу о судьбах других людей, или тебе взвалили ее, или раз уж у тебЯ
в  крови эта забота,  научись видеть сложность людских натур,  отыщи золотые
ключики к  ним,  чтобы быть в  отношениЯх с ними добрее,  нет,  чтобы быть в
отношениЯх с ними справедливее и честнее.
     ’ак  отчитывал себЯ  ’ерехов  и  огорчалсЯ своему  прежнему взглЯду  на
людей,  огорчалсЯ он и тому,  что выгнал —еглинцева, а надо с ним поговорить
по-иному,  огорчалсЯ,  что он так и не может понЯть Ћлега, и все гложет его,
’ерехова,  предчувствие недоброго, и, конечно, уж совсем плохо было у него с
Ќадей, и по его вине.
     - ’ерехов! ’ерехов! - кричали на улице. - Ќикто не видел ’ерехова?
     Ќаступила тишина и потом снова:
     - Ќикто не видел ’ерехова?
     "Ќикто не видел ’ерехова, - сказал про себЯ ’ерехов. - џ и сам не знаю,
где теперь ’ерехов..."


        26

     —еглинцев обернулсЯ, услышав крик человека, разыскивающего ’ерехова, он
бы  мог посоветовать,  где искать начальника,  но  не захотел и  пошел своей
дорогой.
     "Ќу хорошо,  -  думал —еглинцев,  -  так еще лучше будет,  а  то  уж  Я
раскаиватьсЯ начал,  до  лампочки мне эта саЯнскаЯ маета,  до  фонарЯ.  „а и
кобылу мою железную вдобавок в ремонт сдадут..."
     Ћн  уже  представил взобравшийсЯ на  гору ‘ергач и  то,  как они втроем
королЯми  пройдут  по  желтым  горбатым улицам.  €  девок  знакомых вспомнил
—еглинцев,  прикинул,  к  какой из  них отправитьсЯ в  первый день.  "‚от бы
Ђрсеньева там жила,  -  Явилась вдруг к —еглинцеву страннаЯ мысль, но он тут
же отбросил ее: - Ђ-а, пошла бы подальше эта".
     €спольнов и ‘оломин были дома, пили чай.
     - ЌаработалсЯ? - спросил ‘оломин, голос его был ласков и заботлив.
     - ЌаишачилсЯ! - гоготнул €спольнов.
     - Ќет, - сказал —еглинцев, - отдыхал Я сегоднЯ.
     - Ђ мы уже вещички все сложили, - сообщил ‘оломин.
     - Ќу и Я сейчас сложу, - сказал —еглинцев.
     - „а? - удивилсЯ €спольнов.
     - „а, - сказал —еглинцев.
     - Ђ тебе-то зачем? - быстро спросил ‘оломин, спросил испуганно.
     - Ќадо, - сказал —еглинцев и рухнул на стул.
     Ћн чувствовал себЯ разбитым и  после бешеных сейбинских дней,  и  после
сегоднЯшней ночи;  впрочем,  он понимал,  что €спольнов и  ‘оломин устали не
меньше его,  никто не  звал их,  не  тащил их во все штурмовые передрЯги,  а
усидеть дома они не могли, совесть и у них, и у него чиста, хотЯ какой смысл
думать сейчас о совести.
     - „а,  -  протЯнул —еглинцев,  -  значит,  Я  тоже с вами поеду...  ’ак
решил...
     € он длЯ весомости стукнул ладонью по колену.
     - ‚от это хорошо!  ‚от это здорово!  -  обрадовалсЯ ‘оломин,  на  месте
усидеть не смог. - ‚ась, втроем едем, ты слышал, а ‚ась, хорошо, да?
     - Љак же это ты так?  -  улыбнувшись,  повернулсЯ €спольнов, и в глазах
его —еглинцев увидел насмешку.
     - Ђ так, - сказал —еглинцев. - Ђ ну их всех! € этого...
     Ћн  вдруг замолчал и  нахмурилсЯ.  ‚аська все  улыбалсЯ с  издевкой,  и
—еглинцеву, хотЯ он и был зол на ’ерехова и простить сегоднЯшнее ему не мог,
да  и  не  собиралсЯ,  расхотелось рассказывать ‚аське,  что он решил уехать
именно из-за ’ерехова,  из-за горючей обиды,  ему нанесенной,  а не по какой
иной причине.
     - Ђ так, - сказал —еглинцев, ставЯ точку.
     - Ќу смотри,  -  кивнул €спольнов.  -  ’огда собирайсЯ.  “ тебЯ чемодан
большой,  кое-какие мои вещи возьмешь,  а  то  не поместились...  €  сходишь
машину попросишь...
     ‘лова  эти  были  вовсе  не  просьбой,   они  были  приказом,   ценными
указаниЯми,  и властный испольновский тон —еглинцева задел.  "€шь ты, что он
мне,   хозЯин,  что  ли?"  -  обиделсЯ  —еглинцев,  он  смотрел  на  ‚аську,
переставшего улыбатьсЯ,  снизу вверх, и в положении этом было что-то жалкое,
рабское, вчерашнее, от чего, как казалось —еглинцеву, он уже ушел. —еглинцев
встал медленно,  с  достоинством,  вырос громадиной над  €спольновым,  глаза
сощурил,  но во всех движениЯх его была нарочитость,  он почувствовал ее,  и
€спольнов понЯл все и усмехнулсЯ.
     - Џосмотрим, - сурово и независимо произнес —еглинцев.
     €спольнов вдруг рассмеЯлсЯ,  настроение,  знать,  у  него было хорошее.
—еглинцев покосилсЯ растерЯнно на  ‚аську и  не  нашел слов,  которые бы все
поставили на  свои места.  Ђ  €спольнов все  улыбалсЯ и  вдруг позволил себе
великодушно  похлопать  блудного  сына   или   блудного  брата   по   плечу.
Џрикосновение  его  руки  было  —еглинцеву  неприЯтно,   и   он   предпринЯл
неуверенную попытку сбросить ‚аськину руку,  но  ничего не вышло.  €спольнов
даже  пальцы напрЯг,  он  не  только держал широченную свою ладонь на  плече
—еглинцева,  он  еще  и  давил  ею,  словно бы  всю  тЯжесть своего крепкого
мужицкого тела  хотел опрокинуть на  —еглинцева,  сломать его,  вмЯть его  в
дощатый крашеный пол.  €  —еглинцеву было противно,  но он стоЯл,  как будто
загипнотизированный ‚аськиными  насмешливыми  глазами,  а  рука  тЯжелела  и
тЯжелела на его плече.
     - ‹адно, - сказал вдруг ‚аська, - надо нам с ‘оломиным прогулЯтьсЯ.
     ‘кинул он руку, и в глазах его —еглинцев прочел: "ЏобаловалсЯ и хватит.
‡най свой шесток..."
     - Људа прогулЯтьсЯ? - спросил ‘оломин.
     - Ђ горючего достать,  -  сказал €спольнов. - ђаз у нас такой праздник,
раз наш товарищ такое решение принЯл, как же тут без горючего!
     - Џошли! - обрадовалсЯ ‘оломин.
     Ћни  уходили,  оба  довольные.  ‘оломин все  оборачивалсЯ и,  казалось,
подмигивал —еглинцеву,  и  в  лице его  жила радость,  почти счастье,  он  и
вправду мог быть осчастливлен его,  —еглинцева, возвращением. Ђ —еглинцев не
улыбалсЯ,  он  все  свирепел и  свирепел,  и,  когда дверь закрылась за  его
приЯтелЯми,  он  с  досадой шибанул кулачищем по  спинке стула.  "Ђх так!  -
сказал самому себе —еглинцев. - Ђх так!"
     ‚аськина рука все  еще  давила его  плечо,  все  еще жгла его,  все еще
хотела вмЯть его в пол,  в землю, показать всем его ничтожество, и —еглинцев
знал, что ничего сегоднЯшнего он не забудет. Ќо как бы ни пыжилсЯ он сейчас,
он понимал, что пока ‚аська еще раз осадил его, еще раз поставил на место, и
в  ‘ергач он вернетсЯ не сам по себе,  не равным ‚аське,  а,  как и  раньше,
зависимым от  него  человеком.  ’акого положениЯ —еглинцев терпеть теперь не
желал,  а  раньше ведь принимал его как должное.  €  он сознавал,  что нужно
что-то придумать, что-то предпринЯть, но ничего придумать он так и не мог, а
все ходил по комнате и приговаривал про себЯ: "Ђх так! Ђх так!"
     €  тут  Явилась к  нему мысль,  котораЯ показалась ему сначала чересчур
наглой, но мысль эта постучалась снова, и он подумал: "Ђ почему бы и нет?"
     ЋглЯнувшись на дверь, он присел на корточки у ‚аськиной тумбочки и стал
перебирать всЯкое барахло.  ЉопатьсЯ долго не пришлось, потому что —еглинцев
сразу увидел зеленую коробочку с  потертыми боками.  ‚се же ‚аську,  видимо,
огорошило его,  —еглинцева,  решение, он выскочил за горючим, забыв спрЯтать
коробку,  а  он всегда прЯтал ее или прихватывал с  собой.  ‚  коробке этой,
похожей на орденскую,  обтЯнутой внутри желтым бархатом,  он держал ключи от
чемоданов,  не  хрупкие,  будто из  фольги,  а  крепкие,  корЯвые,  им самим
сработанные на совесть длЯ самодельных же замков. Љлючи эти —еглинцев знал и
без труда отыскал нужный.  "Ќадо же! - удивлЯлсЯ он. - Љак же это ‚аська так
поторопилсЯ!"
     Ћн  вытащил из-под  кровати средний ‚аськин чемодан,  не  без волнениЯ,
оглЯдываЯсь все на дверь,  отомкнул его и под рубашками, трЯпками, нательным
бельем,  новым  и  старым,  самолично  ‚аськой  отштопанным  и  отстиранным,
покопавшись, на дне чемодана обнаружил тот самый мешочек.
     —еглинцев взЯл мешочек,  выпрЯмилсЯ,  не глЯдЯ,  ногой затолкал чемодан
под кровать,  а  сам все прощупывал пальцами шершавую плотную ткань мешочка,
все мЯл ее,  и  казалось ему,  что желтоватый песок,  сыпучаЯ драгоценность,
поскрипывает от  удовольствиЯ или  испуга.  ‚спомнил —еглинцев жестокую жару
амыльского лета,  обкорЯбанные лотки,  радость в  ‚аськиных глазах  и  опЯть
сказал самому себе  с  обидой и  решимостью:  "Ђх  так!"  Ћн  ткнул  ногой в
чемоданный бок снова,  чтобы спрЯталсЯ чемодан и  не вызывал преждевременных
подозрений,  закрыл за собой дверь, с силой, но и аккуратно, и, сунув руки в
карман, независимый и небрежный, двинулсЯ по коридору, а потом и по улице.
     Ћн  шагал,  поигрывал  мешочком  в  кармане  ватника,  приговаривал длЯ
храбрости:  "‘ейчас ты у менЯ поплЯшешь",  но,  к его неудовольствию,  улица
была пустынна,  а  искать людей или  как  бы  случайно забрести на  объект и
выкинуть там штуку,  он не решалсЯ.  Ђ времЯ шло, и ‚аська мог уже вернутьсЯ
и, все понЯв, кинутьсЯ за ним вдогонку; его поЯвление было совсем ни к чему,
вспомнив о  ‚аське,  —еглинцев снова нахмурилсЯ и достал мешочек из кармана.
‘тЯгивала материю красноватаЯ проволока,  и  не сразу раскрутил ее —еглинцев
своими  корЯвыми пальцами.  ‚сюду  вокруг была  коричневаЯ землЯ  с  черными
усыхающими лужами,  и  —еглинцев прикинул,  что желтые крупицы,  раскиданные
здесь,  будут незаметны, их украдет, проглотит мЯгкаЯ жаднаЯ землЯ. ‚переди,
у семейного общежитиЯ, начиналась деревЯннаЯ дорожка тротуара, в пЯть досок,
свежих  еще,   незатоптанных,  аж  ходить  по  ним  было  неудобно,  как  по
навощенному паркету в  музее,  эта  параднаЯ деревЯннаЯ дорожка и  приманила
—еглинцева.  Ћн шагал суровый на вид, но в нем уже пели торжество и хмельнаЯ
веселость победителЯ;  сунув руку в  мешочек,  как бы  невзначай,  как бы не
отдаваЯ отчета в  том,  что он  делает,  он прихватил жесткую горсть песка и
швырнул золото в лужу,  порЯбив рыжую воду.  "‚от так",  -  заЯвил уже вслух
—еглинцев и шагнул на деревЯнный тротуар.
     €  тут на  тротуаре он  начал швырЯть золото щедро,  будто бы скользкую
обледеневшую  улицу  презренным  речным  песком  посыпал,   чтобы  прохожие,
отвыкшие от  спасительных калош,  не  могли поломать себе ног  и  ребер,  он
швырЯл золото и  покрикивал.  ‚прочем,  все это он  делал не  спеша,  смакуЯ
каждый свой шаг и каждое свое движение, и уж в особенности с удовольствием и
как бы замедленно бросал на доски золотишко.  Ћн прошел уже весь тротуар,  а
мешочек  похудел  наполовину,   ну  чуть  побольше,   и   на  миг  —еглинцев
остановилсЯ,  оглЯдел тротуар и немного расстроилсЯ: золото лежало на дереве
и  впрЯмь  как  обыкновенный  речной  песок,   подсохший  к  тому  же,  лишь
несколькими крупинками поигрывало солнце,  и  было  досадно  сознавать,  что
сейбинские жители протопают по тротуару,  даже и  не сообразив,  что это они
вминают своими сапожищами в податливые розоватые доски. "Ќу ладно, - подумал
—еглинцев. - Ќе в этом дело..."
     ЋставшиесЯ горсти золота его смущали,  и  он  не  знал,  что ему делать
дальше,  и  тут он  увидел у  плетеного заборчика греющихсЯ на  солнце кур и
закричал обрадованно, но и с коварством:
     - –ып! –ып! –ып!
     —еглинцев смеЯлсЯ,  стоЯл, ноги в землю вмЯв, и вдруг почувствовал, что
кто-то встал сзади, он обернулсЯ и увидел ‘оломина.
     - ’ы чего? - растерЯлсЯ —еглинцев.
     - џ...  Њы уж пришли...  Њы тебЯ ждали...  ‚асЯ менЯ за тобой послал...
—то ты делаешь?  -  сказал ‘оломин. Ђ глаза его умолЯли —еглинцева не делать
того, что он делал.
     - Ђ чего Я? - сказал —еглинцев неожиданно робко.
     - ‡ачем ты, ну зачем ты так?..
     - џ  знаю зачем,  -  сказал —еглинцев уже сурово и  мешочком покрутил в
воздухе.
     ‘оломин стоЯл, покачиваЯсь, глЯдел на землю и на деревЯнный тротуар, на
желтые взблескивающие крупицы, глаза его стали влажными, он повернулсЯ молча
и неловким несчастным мужичонкой побежал к длинному мрачному дому, где сидел
сейчас ни о чем не ведавший ‚аська.
     —ерез минуту или  через две ‘оломин с  €спольновым уже неслись к  нему,
тЯжелый ковылЯющий €спольнов впереди,  а  маленький сухонький ‘оломин чуть в
отдалении.  —еглинцев напрЯгсЯ,  ноги расставил поудобнее,  чтобы сдвинуть с
места его труднее было,  богатырскую силу свою призвал ко вниманию, мешочком
же, почти опустевшим, принЯлсЯ поигрывать с большим усердием.
     - ’ы  что!  ’ы что наделал!  -  ‚аськина рука схватила руку —еглинцева,
‚аськино лицо было рЯдом,  злое, растерЯнное, надо было выдержать взглЯд его
ненавидЯщих страшных глаз, надо было выдержать и уж навсегда...
     - ‡олотишком баловалсЯ, - сказал —еглинцев. - ‚от смотри...
     €  он  сыпанул на  землю  последние горсти золотишка,  ставшего тут  же
обыкновенной грЯзью,  те  самые горсти,  что  он  берег длЯ  этой сладостной
минуты,  сберег-таки, да еще и, вывернув мешочек наизнанку, последние желтые
крошки вытрЯхнул на ‚аськины сапоги.  Ћн ждал,  что ‚аська сейчас кинетсЯ на
него,  всю силу выложит,  чтоб отомстить,  но тот все стоЯл рЯдом,  губы его
дрожали,  а  кулаки словно бы  забыли о  своем деле.  €  тут бросилсЯ к  ним
‘оломин,  встал  между ними,  глаза его  молили о  мире,  он  все  повторЯл:
"Ѓратцы, не надо. Ќе надо, братцы..."
     - Ѓуду Я еще об него маратьсЯ, - сказал €спольнов.
     - Људа уж тебе, - усмехнулсЯ —еглинцев.
     - ‘ейчас ты все соберешь! Љаждую крупицу!
     - ‘ами собирайте. …сли вам надо, - сказал —еглинцев.
     - € соберем, - кивнул €спольнов.
     Ћн пошел к деревЯнному тротуару,  и за ним, вздыхаЯ, засеменил ‘оломин,
они и  вправду,  опустившись коленЯми на  доски,  принЯлись собирать золотые
крохи,  какие-то бумажки вытащил €спольнов, кульками свернул, и в эти кульки
они клали спасенное добро, ползали по доскам, тыкались друг о друга, ловили,
ловили  желтые  песчинки,  взрослые мужики,  смеЯтьсЯ бы  —еглинцеву над  их
торопливыми и  жадными движениЯми,  а ему вдруг стало жалко их,  он и сам не
понЯл, откуда Явилась жалость.
     €спольнов выпрЯмилсЯ,  кинул  со  злостью  бумажный  кулек  с  золотыми
крохами,   махнул  рукой,  выругалсЯ  и  пошел  к  дому.  ‘оломин,  стоЯ  на
четвереньках, удивленно поглЯдел на него, сунул кулек в карман и поспешил за
€спольновым.
     Ћни преходили мимо —еглинцева, и тогда ‚аська бросил:
     - „урак. Ѓольше ничего не прибавишь. „урак, и все.
     Ћни были уже далеко. ‚аська вдруг обернулсЯ и крикнул:
     - —его стоишь-то. Џошли с нами.
     - Џошли, а? - остановилсЯ ‘оломин. - Џошли?
     „ома, разливаЯ водку, ‚аська спросил:
     - ’ы с нами едешь? €ли это все шутки?
     - …ду, - сказал —еглинцев.
     Џили,  как на поминках. ‚ глаза друг другу не смотрели, молчали, думали
каждый о своем, и думы их были невеселыми.
     - Љак бы в колхоз к батьке не пришлось возвращатьсЯ,  - сказал ‘оломин.
- ‚ам-то хорошо. ‚ы городские.
     - Ќичего, - сказал €спольнов. - “строим...
     - € так уж Я из своей деревни смоталсЯ... Ђ Я ведь землю люблю...
     - Ѓудешь глЯдеть на свою землю с городской горы, - сказал —еглинцев.
     ‘оломин вдруг обернулсЯ к —еглинцеву, глаза его были мокрые:
     - ‡ачем ты сделал это? Ќу зачем?
     Ћн плакал.
     —еглинцев  растерЯлсЯ вконец,  он  обнЯл  приЯтелей  за  плечи,  те,  к
удивлению его, не отстранились, пьЯную доброту испытывал он к ним.
     - ђебЯта,  извините...  ‡ачем Я?.. џ же вас люблю... Ќу простите... џ ж
без вас...
     Љ нему снова пришла жалость.  Ћн жалел и ‚аську,  и ‘оломина,  и самого
себЯ, и Ђрсеньеву. Ћни пели втроем что-то тЯгучее и грустное, а ему хотелось
плакать, и он жалел всех и думал об Ђрсеньевой.


        27

     ‘евка перевез Ћлега и арапова в ‘основку.
     - ’еперь в автобазе берите машину - и счастливого пути.
     Ћлег кивнул.
     Џеред  тем  как  залезть  в  трактор,  на  той  стороне ‘ейбы,  он  все
раздумывал,  зайти ему к Ќаде на стройку или нет,  и в конце концов он решил
не  заходить,  он уже забыл,  почему он так решил,  теперь это было неважно,
теперь-то  он  понимал,  что полчаса назад он  просто не хотел втЯгиватьсЯ в
разговор или  объЯснение,  которое рано  или  поздно должно было состоЯтьсЯ.
ЌадЯ знала,  что он поедет к Ѓудкову,  ну и хорошо,  вот он и уехал, спасибо
’ерехову,  доверившему именно ему важное дело. € еще хорошо, что в последние
дни они с Ќадей так устают,  что, приходЯ с работы, падают в сон, даже слова
друг другу не успевают сказать. "‹адно, - подумал Ћлег, - оставим все это до
лучших времен.  ‚се будет хорошо.  Ђ сейчас мы объЯвили войну Ѓудкову..." Ћн
вспомнил о вчерашних событиЯх и разговорах и подумал о том, что он ненавидит
Ѓудкова.
     - Ќе спеши,  - взмолилсЯ арапов, - Я за тобой не убегу никак... €шь ты
какой прыткий...
     - €звини...
     - ‚ чайную не зайдем?
     - Њы же пообедали...
     - Ќу ладно, - сказал арапов, - как хочешь...
     - ‚от тебе раз, мы же только пообедали...
     - Ќу смотри, смотри...
     - ‚от в больницу, может, заглЯнем? € …рмаков там, и ’умаркин...
     - Ђ  чего там делать?  -  поморщилсЯ арапов.  -  –веточки им принести,
лютики, да? Џирожное купить, да? Ќебось посетителей у них хватает...
     - Ђ мы не люди, что ли? - сказал Ћлег.
     - ‚ремени у нас нет. ’емнеть скоро начнет...
     - Ќу если времени нет, - неуверенно произнес Ћлег.
     ‚  ‘основской  больнице  лежал  ’умаркин,   наверное,  уже  не  стонал,
вчерашнее чувство вины  перед  ’умаркиным уже  не  мучало Ћлега,  и  он  мог
навестить его,  а  мог  и  не  навестить.  Ќынче  было  солнце,  нынче  было
самоварное тепло, и подогретый воздух покачивалсЯ перед глазами, нынче можно
было нести пиджак в  руке и  шагать,  расстегнув ворот ковбойки.  € то,  что
вчера ныло, разрасталось в нем, давило его пудами усталости и безысходности,
нынче исчезло вовсе,  и  на душе у Ћлега было отлично,  и он шел довольный и
солнцем,  и самим собой, и всеми людьми вокруг, всеми, кроме Ѓудкова. € все,
что он  видел сегоднЯ,  нравилось ему:  и  резкаЯ голубизна неба,  и  зелень
отмытой,  обласканной водою тайги,  и краски воспрЯнувших цветов,  словно бы
прЯтавшихсЯ под серыми зонтиками в мокрые дни.
     - ’ы только посмотри,  как здорово все вокруг,  - сказал Ћлег, - и небо
какое, и воздух какой!
     - „а, - кивнул арапов, - ничего.
     € только?  ‚прочем, что он может видеть, что он может чувствовать, этот
арапов, этот сорокалетний трудЯга, которого бы пора называть на "вы", а все
называют на "ты",  этот безответный мужичонка,  измЯтый жизнью, измочаленный
заботами шумной семьи с громкоголосой главой -  гражданкой араповой. "Ќу да
ладно,  -  подумал Ћлег,  - все же он хороший человек, он добрый человек, он
бессловесный и  добрый,  а это уж не так мало".  € ему захотелось улыбнутьсЯ
арапову.
     - —то? - сказал арапов.
     - „а нет, - смутилсЯ Ћлег. - џ просто так...
     ‘евка уже,  наверное,  переполз на  своей прекрасной колымаге обратно в
поселок,  а они пока подходили к сосновскому въезду, шагать Ћлегу было легко
и приЯтно,  сапоги несли сами,  чистенькие и сухие, тоже удивлЯлись, видимо,
волшебным переменам,  ноги не уставали, и все тело, казалось Ћлегу, не могло
устать,  оно было сильным и упругим, это радовало Ћлега, и он не верил в то,
что  когда-то  чувствовал вЯлость,  боль или страх за  свое тело.  ‚се будет
хорошо,  все сейчас хорошо,  все и было хорошо.  „а.  ‚се и было хорошо,  и,
оглЯдываЯсь в  прошлое,  нырЯЯ в сыроватый и гулкий колодец,  Ћлег сейчас не
видел в  этом прошлом ничего такого,  о чем он должен был бы жалеть или чего
стыдитьсЯ.  ‚се  шло  естественно и  все на  пользу,  его и  других,  и  все
подтверждало справедливость его  давней  теории доминант.  ’еории,  конечно,
громко сказано,  а, впрочем, почему бы и не теории. Ћна Явилась ему однажды,
когда ему было противно и грустно,  что-то с ним наканун