у по учебнику
истории и  по  желтым листам уцелевших газет.  ‹егкие,  юркие речные трамваи
проскакивали  мимо  коричневых  работЯг,   успеваЯ  прогудеть  отрывисто,  и
разодетые туристы  махали  руками  копошившимсЯ на  корме  буксира матросам.
’рамваи мальчишками были  прозваны "летчиками" за  их  легкий ход  и  за  их
имена:  "‚одопьЯнов",  "Њолоков",  "ѓромов".  € уж совсем степенно проходили
мимо буксиров белые красивые теплоходы,  волжские лайнеры, один из которых в
фильме  "‚олга-‚олга"  принЯл  на  борт  делегацию Њелководска с  затонувшей
"‘еврюги",  и на белых ослепительных боках лайнеров величаво темнело: "€осиф
‘талин",   "Љлим  ‚орошилов",   "‚Ячеслав  Њолотов",  "Њихаил  Љалинин".  Ќа
прекрасные теплоходы эти  мальчишки любили смотреть,  плавали же  к  ним без
особой охоты,  потому как волны от них были слабые.  ‚от буксиры,  когда они
шли без плотов и барж,  волны нагонЯть умели,  ревели,  стучали плицами, и в
волнах за ними покачивались счастливые мальчишки и девчонки,  сбежавшиесЯ со
всей ‚лахермы: они уже за полчаса знали, что в шлюзе стоит пустой буксир.
     Ќо пустыми буксиры бывали редко.  ђаботы у них хватало,  и они тЯнули и
толкали   мимо   булыжных   берегов   с    кустиками   акации,    посаженной
каналстроевцами,  старые  приземистые баржи,  забитые шинами,  автомобилЯми,
пшеницей,  желтым  речным  песком,  и  длинные,  стЯнутые жадными  стальными
тросами плоты.  ‚олга  работала,  тащила  на  своей  горбине всЯкие тЯжести,
доверЯла их буксирам и самоходкам.
     Љогда буксир подползал ближе и  виден был отчетливо трос,  шлепающий по
воде,  все с криком,  не сговариваЯсь,  бросались в канал,  плыли, и ’ерехов
плыл со всеми,  фыркал, резал угол, стараЯсь попасть на первую свЯзку мокрых
бревен.
     Ћн спешил, хотЯ и знал прекрасно, что плот по воде не убежит, никуда не
денетсЯ,  и  все же  старалсЯ плыть быстрее и  на  свЯзку выбиралсЯ из  воды
как-то  судорожно,  обдираЯ голые бока о  проволоку и  острые обрубки бывших
сучьев.  Ћн выпрЯмлЯлсЯ,  стоЯл,  сощурив глаза, и солнце с секунду смотрело
ему в  лицо,  а  потом надо было бежать в  конец плота,  прыгаЯ с  бревна на
бревно, потому что так было принЯто у влахермских мальчишек.
     ’ак было принЯто, и ’ерехов прыгал, балансируЯ, раскинув руки, бежал по
сосновому  бревну  и   снова  прыгал  через  зеленоватое  разводье.   €ногда
промежутки между  свЯзками были  большие,  и  прыгать было  опасно,  но  все
прыгали, и даже маленькие шкеты, и ’ерехов знал, что никто из них ни разу не
оступилсЯ и не свалилсЯ в воду. €ногда ему вдруг хотелось сорватьсЯ и упасть
в  воду  или  даже  самому прыгнуть в  зеленоватый промежуток,  самый узкий,
чувствовать, как сходЯтсЯ деревЯнные айсберги, как они собираютсЯ раздавить,
подмЯть его,  потом,  пошутив с  ними,  он  все равно бы вынырнул где-нибудь
сбоку от плота,  живучим и  смеющимсЯ.  †елание приходило,  и все же ’ерехов
прыгал четко  и  далеко,  бежал  со  всеми  мимо  крохотного шалашика,  мимо
спокойных плотогонов, жевавших жареную рыбу.
     ’ерехов первым прыгал на  концевую свЯзку,  проходил ее  уже  медленно,
ложилсЯ на бревна так, чтобы солнцу было легче жарить его тело, опускал руки
в воду, отстававшую от плота, и закрывал глаза.
     Ћн  слышал,  как  рЯдом устраивалась шумнаЯ ребЯтнЯ,  как  брЯкались на
соседние бревна ‘евка,  Ћлег и  ЌадЯ.  Ћни еще болтали с минуту,  но ’ерехов
молчал, и они замолкали.
     ’ерехов так  и  лежал,  уткнувшись носом  в  лохмотьЯ сосновой коры,  в
лохмотьЯ великана,  еще несколько недель назад росшего за Љерженцем, у града
Љитежа,  в ветлужских лесах,  слушал все звуки на берегу и на плоту - гудки,
разговоры и всплески воды,  -  а солнце жарило ему шею, спину и ноги. €ногда
’ерехов  открывал  глаза,   и  зеленые  аккуратные  берега  уплывали  назад,
утаскивали  с  собой  коричневых  купальщиков,  брезентовые копенки  сена  и
одиноких белых коз,  перенаселивших в те годы ‚лахерму.  ’ерехов поворачивал
голову,  видел сиЯющие глаза ‘евки, Ћлега и Ќади и подмигивал им и показывал
большой палец.  Ѓыло здорово,  они оставались наедине с солнцем,  с плывущим
пропеченным воздухом,  с  шелушистыми стволами великанов и  теплой  волжской
водой,  тут никакие слова ничего не могли передать.  Ђ  за мостом на берегах
кишели счастливые люди,  словно справлЯли здесь какой-то Языческий праздник,
праздник теплой воды и лета,  и ’ерехов снова подмигивал ребЯтам и показывал
большой палец.  Ђ  за мостом скоро уже был шлюз,  а  перед шлюзом их кусочек
берега,  укутанный бетоном,  и  они  снова  прыгали в  воду,  расставались с
плотом,  плыли,  фыркаЯ,  к  лотку.  ‚ремЯ было беззаботное,  без  отметок в
зачетных книжках и нарЯдов, и солнце было беззаботное, ласковое џрило.
     Џотом прыгали на берегу,  швырЯли волейбольный мЯчик,  бегали зачем-то,
дурачились,  и  все времЯ ‘евка,  Ћлег и  ЌадЯ были возле него.  ‘евка сопел
сосредоточенно,  он все делал сосредоточенно и молчаливо, словно переваривал
что-то,  даже по мЯчу бил,  задумавшись;  у Ћлега светились глаза,  а Ќадька
бегала,  успеваЯ напевать только ей известные песни,  и  длинные ноги у  нее
были ссажены на  лодыжках и  на  коленках.  ‚се они были лет на  пЯть моложе
’ерехова,  ему  вообще везло на  недоростков -  мелкота так и  вилась вокруг
’ерехова,  потому  что  он  был  знаменитым в  городе  спортсменом,  подавал
надежды,  красиво гонЯл мЯч и шайбу и нырЯл лучше всех.  € каждый раз, когда
он  поЯвлЯлсЯ на  берегу  канала,  пацаны  заискивающе просили его  нырнуть.
’ерехов  никогда  им  не  отказывал,  он  знал:  его  "подвигами"  малолетки
хвастают,  даже играют в "’ерехова",  как он когда-то играл в "•омича", и он
нырЯл,  проплывал под водой половину канала,  метров сорок,  плыл в черноте,
иногда касалсЯ руками камней,  из которых было выложено дно,  а потом, когда
канал, тЯжелевший с каждой секундой, начинал придавливать его к этим камнЯм,
’ерехов шутЯ  летел  вверх,  пробивал головой теплую  у  поверхности воду  и
видел,  как ребЯтишки махали ему с берега.  …ще,  по их просьбе,  он, взЯв в
руки камень посолиднее,  чтобы держал на дне,  под водой по бетонной дорожке
проходил до середины канала,  а потом бросал камень,  и канал выбрасывал его
наверх.  €ногда за ’ереховым увЯзывались ЌадЯ и ‘евка, и ’ерехов слышал, как
сзади стукали,  скрипели,  укладываЯсь, камни, брошенные ими, сначала Ќадин,
потом ‘евкин.  ‘евка качалсЯ на волнах метрах в двух сзади,  и когда ’ерехов
на глазах у публики подплывал к теплоходу, спешившему из Њосквы в Ђстрахань,
матросы орали  ему  что-то  свирепое и  махали кулаками,  а  ’ерехов все  же
успевал дотронутьсЯ рукой  до  ускользающего белого  борта,  и  ребЯтишки на
берегу приходили в восторг.
     Ќо  главные фокусы надо было показывать в  августе,  в  пору лопающихсЯ
стручков акации, когда буксиры тащили в Њоскву из-под Љамышина и ‘талинграда
баржи с  арбузами.  ‡а  баржами плелись черные пустые лодки,  на  боках барж
висели пузатые шины,  отбегавшие свое по  сухопутью.  ‹одки и  шины эти были
предателЯми,  они  помогали ’ерехову тихо  и  быстро на  ходу  забиратьсЯ на
арбузные баржи.  ’ерехов словно  снимал  вражеский пост  или,  как  Ђйртон в
"’аинственном острове",  пробиралсЯ на корабль к пиратам, плыл беззвучно и в
лодку влезал тихо,  подтЯгивалсЯ на шину и оттуда на баржу,  к юре полосатых
арбузов.  Џотом на баржу выкарабкивалсЯ ‘евка, тащил во рту деревЯшку, вроде
бы кортик,  глаза у него поблескивали озоровато и чуть-чуть испуганно. Њожно
было бы хватать арбузы и прыгать в воду сразу,  но так выходило неинтересно,
и ’ерехов с ‘евкой стоЯли и ждали до тех нор,  пока кто-нибудь из экипажа не
замечал их.  ђечники с криком выскакивали из каюты, завешанной мокрым бельем
и  рваными тельнЯшками,  неслись к ним,  матерились,  а ’ерехов с ‘евкой все
стоЯли,  со спокойными лицами,  как им казалось,  и только в самый последний
момент,  когда их  могли уже схватить,  они с  воплем прыгали вниз,  плыли к
берегу кролем, гнали перед собой арбузы по-ватерпольному.
     ђебЯтишки на  берегу съедали эти два арбуза вместе с  корками и  только
нахваливали.  Ћдин  Ћлег  Џлахтин отказывалсЯ от  протЯнутого ему  сахарного
ломтЯ,  он говорил,  что не будет есть краденое. Ћлег был сердитый, стоЯл со
сжатыми губами и  казалсЯ ’ерехову похожим на  ’имура или на  кого-нибудь из
молодогвардейцев. ’ерехову становилось стыдно, но только на секунду, а потом
’ерехов доказывал самому себе и  всем,  что дело тут не в арбузах,  а в том,
как они с  ‘евкой,  рискуЯ жизнью,  пробрались на  вражеский корабль,  взЯли
"Языка" и под непрерывным огнем фашистов доставили его на берег...
     ‚се это было очень давно,  в  детстве,  в  жаркие дни,  а  сейчас сыпал
дождь,  и  ‘евка где-то  в  тайге километрах в  сорока от ‘ейбы ковырЯлсЯ со
своим трелевочным,  а  Ћлег Џлахтин переезжал в  семейное общежитие вместе с
Ќадей.  "Ќу, хватит, хватит..." - сказал себе ’ерехов. Ќо он понимал, что уж
тут ничего не поделаешь, что все равно он будет думать об одном и хорошо бы,
скорее вернулсЯ ‘евка.
     ’ерехов прихлопнул этюдник, сунул его под мышку и пошагал в поселок.


        4

     ‚ коридоре пахло жареным мЯсом.
     „верь была закрыта,  и  ’ерехов постучал.  ‘ердитый —еглинцев высунулсЯ
через секунду и расплылсЯ в улыбке.  "Ђ-а, начальник! Љак же, ждали, ждали!"
‘уровый  ‚асилий €спольнов привстал из-за  стола  и  подалсЯ вперед,  словно
грудью желал  закрыть бутылки на  столе.  ‘оломин,  согнувшийсЯ над  плитой,
повернул голову и улыбнулсЯ заискивающе.
     - „умал,  думал и  надумал,  -  сказал ’ерехов,  -  недокормили менЯ  в
столовой.
     - Ќу чо ж, - проговорил €спольнов, - если недокормили...
     ѓлаза его смотрели прЯмо на ’ерехова, в упор и вроде бы посмеивались.
     - Ќет, - сказал ’ерехов, - уговаривать Я не буду.
     - € на том спасибо, - кивнул €спольнов.
     - ‘адись,  садись, - заспешил —еглинцев и ловко и красиво, одной левой,
за ободранную ножку подал ’ерехову стул.
     Џотом  он  оказалсЯ  у  плиты,  деловито  похлопал  ‘оломина по  плечу,
подмигнул ’ерехову, показав на ‘оломина пальцем:
     - ‚о дает! Љоком бы его на подводную лодку.
     - Ђ  тебЯ бы матросом,  гальюны чистить,  -  подсказал €спольнов,  -  и
швабру бы тебе дать...
     - Ђ  тебЯ бы  боцманом.  Ѓилли Ѓонсом!  -  обрадовалсЯ —еглинцев.  -  €
’ерехова  мы  бы  назначили кем-нибудь...  ‘тарпомом!  —тоб  он  нам  мораль
читал...
     - ‹адно, хватит, - сказал ’ерехов.
     Ћн плюхнулсЯ на фанерное сиденье и  стал изучать стены,  словно попал в
эту  комнату впервые.  ‘тена над  кроватью ‘оломина была  голубаЯ и  пустаЯ,
здоровый  красно-белый  плакат,  рассказывающий  стихами  о  развитии  химии
("беритесь умело...  всенародное дело"),  гвоздЯми,  накрепко был прибит над
кроватью €спольнова,  бывшего бригадира, и подчеркивал его сознательность, а
чеглинцевский  угол   занЯли   легкомысленные  фотографии  красивых  женщин,
вырезанные —еглинцевым из польского "”ильма" и журналов мод.
     - Ќичего у них жизнь, - сказал ’ерехов, - без ватников ходить могут.
     - Ћни бы и  в ватниках голые плечи показали!  -  €спольнов покосилсЯ на
женщин с презрением.
     - ‚от та симпатичнаЯ, - сказал ’ерехов, - слева.
     - Ќу!  - расплылсЯ —еглинцев. - Ѓеата ’ышкевич. “ менЯ в машине она еще
приЯтней. „итЯ большого города... Ђ эта?
     ’ерехов вспомнил,  как  вчера  толкали ребЯта  влезшую в  грЯзь  машину
—еглинцева и  как потом заглЯдывали в  кабину и  все посматривали на знойных
женщин,  приклеенных к зеленому металлу,  и голубые глаза Ѓеаты улыбались им
из  сладкой нездешней жизни.  €  тут  ’ерехов вспомнил снова весь  вчерашний
день,  и  ему стало тоскливо,  и он понЯл,  что забрел в эту пропахшую мЯсом
комнату —еглинцева поневоле, что просто он оттЯгивает визит к Ћлегу с Ќадей,
а ЯвитьсЯ к ним надо хотЯ бы из вежливости.
     - ’ы все хотел мне рассказать,  - мрачно проговорил ’ерехов, - как взЯл
этого медведЯ.
     - ‡начит, так, - сказал —еглинцев, - иду Я по лесу. „оверчивый и тихий,
- знаешь менЯ,  и тут навстречу он.  ‘ газетой в руке. "Џривет", - говорит и
протЯгивает мне лапу. џ удивилсЯ: откуда он менЯ знает? Ќо руку ему пожал. €
тут он - раз! - и на землю. ‘лабый какой-то...
     - ‡начит, с газетой...
     - ’репач,  -  захохотал €спольнов и  показал свой  золотой зуб,  -  вот
треплет!
     - Ђ чего? Ћн может, - сказал ’ерехов. - …му ничего не стоит.
     ’ерехов представил вдруг —еглинцева в  тайге,  молодца из добрых старых
сказок,  с  рогатиною в  руках,  нет,  с  руками-рогатинами,  тренированными
черными гирЯми, все же хорошо, что такие люди ходЯт по земле.
     - ‘ейчас, сейчас, - пообещал ‘оломин.
     - Ћна на четвертой стадии, - сказал —еглинцев, - уже скоро...
     ‘оломин кивнул и заулыбалсЯ ’ерехову, словно он очень любил ’ерехова и,
теперь увидев его,  не смог сдержать радости.  „линный нож ‘оломина ковырЯл,
колол  картошку и  бурые  куски  мЯса,  переворачивал их  и  играл  с  ними.
Њедвежатина была "на четвертой стадии",  а ’ерехов знал, чего стоит возитьсЯ
с  ней.  Љрасное,  порубленное на  куски мЯсо бросают в  кастрюлю с  кипЯщей
водой,  варЯт терпеливо и долго,  а потом вываливают на горЯчую сковородку с
подрумЯнившимсЯ уже картофелем и пожелтевшим луком. Џотом мЯсо надо тушить и
добавлЯть к  нему  черный перец  и  лавровый лист,  а  потом  жарить снова и
наращивать корочку, горелую, такую, чтобы хрустела на зубах. Ѓросать мЯсо со
сковородки в  кастрюлю  и  потом  обратно,  колдовать над  ним,  как  сейчас
колдовал ‘оломин, и все длЯ того, чтобы выгнать, вытравить привкусы и запахи
таежного зверЯ,  мотавшегосЯ в  бурой мохнатой шкуре,  потеплее поролоновой,
пропревшего во  времЯ  гонов  и  лазаний,  выгнать  и  вытравить непривычный
нынешним людЯм мускусный привкус природы, грубые, толстые волокна медвежьего
тела смЯгчить,  облагородить,  сделать их  похожими на мЯсо мирного теленка,
хватавшего резиновыми губами зеленую травку.  Ќичего не скажешь, далеко ушла
цивилизациЯ за свои тысЯчелетиЯ,  не дремал человек, интересовалсЯ не одними
атомами и интегралами,  торчал у очага,  изобрел сковородку, газовую плиту и
кухонные комбайны с машинками длЯ сбиваниЯ коктейлей, все утончал свой вкус,
ел  когда-то  сырое  мЯсо,  а  теперь брезгует,  даже  медвежатину стараетсЯ
превратить  в  говЯдину,  да  еще  получше  сортом,  подправлЯет природу  на
сковородке;  может, времени и усилий человек на кухне потратил побольше, чем
в лабораториЯх...
     - ‚ыпить бы, что ли, - сказал ’ерехов.
     - Ђ ты пьющий? - спросил €спольнов.
     ’ерехов нахмурилсЯ.  Џосле мирного,  вызванного ожиданием еды разговора
нагловатаЯ усмешка €спольнова и выражение его глаз удивили ’ерехова.
     ѓлаза  €спольнова  были  глазами  врага.  ’ерехов  и  чувствовал сейчас
€спольнова своим врагом.  Ћни не любили друг друга,  и оба знали это,  знали
давно, уже в те дни, когда их бригады работали бок о бок, работали славно, и
имЯ €спольнова гремело, и он произносил с трибун, обтЯнутых кумачом, длинные
и  ладные  речи.  ’ерехов не  мог  объЯснить причин  своего нерасположениЯ к
€спольнову,  просто он считал,  что нелюбовь к  человеку приходит с  первого
взглЯда, как и любовь. Ќо никогда ни он, ни €спольнов не сталкивались друг с
другом, и только глаза иногда выдавали их.
     - џ пьющий и курЯщий, - сказал ’ерехов, - и матом ругаюсь.
     - Ќе видал, не слыхал, - усмехнулсЯ €спольнов.
     Ћн  сидел напротив ’ерехова у  квадратного стола,  покрытого клеенкой и
куском  газеты,  за  зелеными бутылками "особой московской" и  кривил  губы,
развеселый здоровый парень,  с золотым зубом, как с медалью, гармошку бы ему
в белые руки, и картуз с цветком на кудрЯвый русый чуб, и хромовые сапоги, и
девок,  лузгающих семечки,  и  небо чистое со звездами,  а  не эту тоскливую
серЯтину.
     - —то-то скучно стало, - неуверенно проговорил —еглинцев и покосилсЯ на
€спольнова.
     - Џить никак не начнем, - подмигнул €спольнов.
     - ‘лушай, ‘оломин... - строго сказал —еглинцев.
     - Ђга, ага, - заторопилсЯ ‘оломин.
     —еглинцев махнул рукой,  подхватил со стола водочную бутылку,  подкинул
ее и поймал,  а потом ладонью саданул по зеленому дну, раз и второй, и после
второго удара пробка вылетела резко и  со звуком,  шлепнулась на соломинскую
кровать,  капли  спрыгнули  на  клеенку,  и  —еглинцев  старательно облизнул
горлышко, крЯкнул, со вкусом понюхал рукав и выбил еще две пробки. ‘делал он
это  быстро и  красиво.  "ЏорЯдок",  -  сказал —еглинцев и  слизнул водку  с
последнего горлышка.  ‘сутулившийсЯ ‘оломин двинулсЯ от плиты со сковородкой
в руках, и пахучее жарево зашипело на столе.
     - Љушать  подано!  -  манерно наклонил голову  ‘оломин и  четыре  вилки
положил на клеенку.
     Ћн  хотел  людей  повеселить,   но  улыбка  его  была  искусственной  и
угодливой,  и ’ерехову стало неловко.  ‘оломин почувствовал это и смутилсЯ и
застыл над ’ереховым.
     - ‘адись, садись, - буркнул €спольнов. ‘казал, как приказал.
     —еглинцев кивнул и стал разливать водку в стаканы.
     ‚ыпили и начали жевать,  и наступила деловитаЯ тишина, котораЯ приходит
всегда после первой рюмки, только вилки и зубы работали. ‚ыпили еще, и стало
теплее и ленивее, и небо уже не казалось таким скучным, а —еглинцев принЯлсЯ
расхваливать жареную медвежатину,  похлопывал по-отечески ‘оломина по плечу,
и  ’ерехов с  €спольновым ему  поддакивали.  Ђ  угощение на  самом деле было
вкусным,  и  мЯсо,  и  картошка с корочкой,  и даже зеленые стрелки черемши.
’ерехов давно не ел с  таким аппетитом и  хвалил ‘оломина искренне.  ‘оломин
сидел красный от водки и довольный и все спрашивал:  "Ќу как?  Ќу как?" -  и
радовалсЯ каждому ответу.
     - Љушайте,  кушайте,  -  приговаривал ‘оломин,  а  лицо  его  при  этом
становилось таким  добрым  и  ласковым,  словно он  был  поваром,  кормившим
ревизоров из треста питаниЯ.
     ’ерехов жевал,  наклонив голову,  и  думал о том,  что он так и не смог
привыкнуть к  ‘оломину.  ‘только его уже знает,  а  привыкнуть не  может.  €
понЯть не может,  то ли это парень себе на уме, играющий придуманную им роль
маленького человечка, услужливою и безответного, или он на самом деле такой,
раб,  забитый и  тихий,  денщик делового €спольнова?  Ђ ему не так уж трудно
было  бы  стать  человеком независимым и  самостоЯтельным,  его  руки  умели
делать,  наверное,  все,  да  еще как,  вот и  повар из  него мог получитьсЯ
хороший.
     Ќо  он ходил по земле согнувшись,  а  вечнаЯ улыбка его менЯла окраску;
как  море менЯет свой цвет,  подчинЯЯсь настроению неба,  так и  соломинскаЯ
улыбка   подчинЯлась  словам  и   настроению  собеседника.   “лыбка  эта   и
возмущалась,  и радовалась,  и грустила вместе с собеседником, но всегда она
оставалась тихой и доброжелательной.  „аже когда ‘оломина ругали,  он стоЯл,
улыбаЯсь,  и  словно  бы  говорил:  "‚ы  не  расстраивайтесь,  вы  только не
расстраивайтесь.  ‚се равно какой из  менЯ может быть толк.  ‚ы  же  видите,
какой Я жалкий и безнадежный человек..."
     Ћднажды ’ерехов ездил в  Ѓратск,  на  бригадирские курсы.  Ћн  ходил по
стройке и  удивлЯлсЯ всему.  €  белой стометровой плотине,  и голубому морю,
расползшемусЯ по тайге,  и махровым малиновым цветам на проволочных ножках у
самой  воды,  и  древней  башне  Ѓратского  острога,  крепкой  и  плечистой,
отстоЯвшей триста лет на дне морЯ и  теперь переехавшей к  плотине.  ‚ековые
лиственничные бревна ее почернели,  и морщины разошлись по ним,  как по лицу
старика.  Ќо  не  море и  не  башнЯ особенно поразили ’ерехова.  ‚  вишневом
ресторане "Џадун",  поставленном к  приезду ќйзенхауэра,  деревЯнном сарае с
линолеумным полом,  ’ерехов  увидел  швейцара.  ’олстый  розовый  человек  с
короткой выщипанной бородкой в мундире с золотом стоЯл у дверей, кланЯлсЯ и,
улыбаЯсь,  принимал мелочь. ќто было глупо, но ’ерехов замер, уставившись на
швейцара.  Ћн бы замер вот так же, если бы в тайге среди елей и сосен увидел
мохнатый кактус.  Ќаверное,  ничего странного и  неестественного в том,  что
среди комбинезонов и  спецовок поЯвилсЯ мундир швейцара,  не было,  просто в
Ѓратск заглЯнула цивилизациЯ,  но ’ерехову,  привыкшему на стройках к людЯм,
уверенным в  себе,  энергичным,  сильным,  а  порой озороватым и  нахальным,
согнувшийсЯ человек с  улыбкой лакеЯ показалсЯ странным и неестественным.  €
когда ’ерехов видел ‘оломина,  он  вспоминал вишневый ресторан и  швейцара с
бородой и подвыпивших парней,  которые совали,  смущаЯсь, швейцару монеты, а
то и бумажки.
     - Џо третьей, - подмигнул €спольнов.
     - ‘лушай,  начальник,  -  сказал —еглинцев,  -  ты  бы нам какую-нибудь
машину выделил до Љошурникова. ‡авалЯщую.
     - Џешком пройдетесь, - сказал ’ерехов.
     - ќто же неблагородно.  ’ак советские люди не поступают.  Њы тебЯ поим,
кормим.
     - Љ попутной прицепитесь.
     - Ћн  Ѓудкова боитсЯ,  -  вступил €спольнов.  -  ‚друг тот узнает,  что
’ерехов дезертирам машину дает.
     - € ведь ‘оломин старалсЯ,  - —еглинцев ткнул пальцем в грудь ‘оломина,
- ночей недосыпал, все жарил...
     - †арил...  -  эхом произнес ‘оломин и заулыбалсЯ виновато,  словно его
уличили в чем-то нехорошем.
     - Ћн Ѓудкова боитсЯ,  -  повторил €спольнов,  a потом пригрозил пальцем
’ерехову. - Ѓудков тебе еще покажет!
     - ‹адно,  пошли вы со своим Ѓудковым к черту!  -  нахмурившись,  сказал
’ерехов и залпом выпил третий стакан.
     - Ѓудков тебе покажет,  -  €спольнов уже смеЯлсЯ. - ‘ойдетесь вы с ним,
как два петуха. ’олько он петух размером со слона!
     €спольнов смеЯлсЯ уже громко,  со злорадством, пальцами прищелкивал, до
того раззадорили его собственные слова.  ’о  ли он хотел разозлить,  завести
’ерехова  напоминанием о  начальнике поезда,  которого ’ерехов  уважал  и  с
которым никак не мог наладить отношениЯ,  к  своей досаде.  ’о ли €спольнову
доставлЯло удовольствие пророчить ’ерехову беды и неприЯтности в будущем, от
которых он, €спольнов, был уже избавлен. "џ-то знаю Ѓудкова, еще как знаю, -
говорили  глаза  €спольнова,  -  и  тебе  теперь  тоже  придетсЯ узнать  его
поближе..."  €спольнов все  смеЯлсЯ,  и  глаза  его  подмигивали,  и  пальцы
прищелкивали, а ’ерехов сидел молча и только изредка отвечал.
     ’ерехов молчал потому,  что водка и медвежатина сделали его благодушным
и спокойным,  и потому еще, что чутьем, поЯвившимсЯ у него в последние голы,
он понимал,  что в  самые ближайшие дни,  а может быть и завтра,  пойдет его
жизнь беличьим колесом и  будут в  ней крики,  обиды и  нервотрепки и вообще
начнетсЯ всЯкаЯ дребедень.  ’акое было предчувствие, и ’ерехов верил в него.
Ђ  потому  он  старалсЯ  хотЯ  бы  сегоднЯ  не  думать  о  вещах  серьезных,
отключитьсЯ от них,  расслабить мышцы, как боксер перед боем. € он молчал, и
его на самом деле не трогали уколы €спольнова,  а  €спольнов,  чувствуЯ это,
злилсЯ и  в  то же времЯ понимал,  что махает кулаками по воздуху,  и у него
пропадал интерес к разговору.  €спольнов так и успокоилсЯ и пальцами щелкать
перестал.
     ‚ыпили  еще,  и  потом  —еглинцев нагнулсЯ,  крикнул:  "Ђлле  гоп!",  и
зеленоватаЯ бутылка вылетела откуда-то из-под стола, перевернулась в воздухе
акробатом под  куполом цирка.  "Ђлле гоп!"  -  и  свечкою встала в  шершавой
ладони —еглинцева.  "Њаэстро,  музыку!" -  закричал —еглинцев и стал стучать
кулаком по дну.
     ’ерехов  смеЯлсЯ.  „вижениЯ —еглинцева были  легки  и  красивы,  и  сам
—еглинцев был  красив,  богатырскаЯ грудь  его  ходила  под  синим  лавсаном
рубашки,  и  ’ерехов с  удовольствием глЯдел  на  него.  ’ерехов смеЯлсЯ,  и
—еглинцев смеЯлсЯ,  и  ‘оломин радостно кивал  головой,  словно кланЯлсЯ,  и
ослепительные женщины  с  голыми  плечами  подмигивали  с  голубой  стены  и
смеЯлись беззвучно.  Ћтставил стакан —еглинцев и начал петь; что он там пел,
’ерехов не разбирал,  да он и не вслушивалсЯ в слова песни,  но что-то в них
было жалостливое и  грустное;  слова эти вовсе не сделали четверых за столом
грустными,  наоборот, они еще больше развеселили их, и €спольнов с ‘оломиным
стали  подпевать  —еглинцеву,  а  ’ерехов,  разомлевший,  скинувший  куртку,
громче, чем надо, стучал по столу ладонЯми.
     ЏеснЯ становилась все  быстрее и  веселее или  это  только так казалось
’ерехову.  "„авай,  начальник,  давай!" -  крикнул ему —еглинцев,  и ’ерехов
застучал ладонЯми резвее и  громче.  Џотом они  долго трепались,  вспоминали
всЯкие веселые случаи из сейбинской жизни, вспоминали только по одной фразе:
"Ђ помнишь,  когда Ѓудков приехал собрание проводить...",  "Ђ помнишь...", и
этого хватало,  и все хохотали,  а потом начинали смаковать детали.  ’ерехов
вытирал пот со лба и ворчал добродушно: "”у-ты, какаЯ горЯчаЯ печка!"
     ’ерехов сидел сытый,  довольный и теплый,  и за окном,  наверное,  была
жара,  и  ребЯтнЯ прыгала в  ленивую воду канала и визжала от радости,  хотЯ
откуда здесь мог  поЯвитьсЯ канал?  "•орошо,  что  Я  пришел сюда,  -  думал
’ерехов.  -  •орошаЯ медвежатина... € парни отличные... џ их уговорю... џ их
люблю...  Ћни останутсЯ... ѓде еще найдешь таких парней... ’аких мастеров...
€ €спольнова Я люблю... џ всех..."
     - ‚ы отличные ребЯта... - пробормотал ’ерехов.
     "’очно!  -  улыбнулась ’ерехову красиваЯ женщина с голубой стены. - ‚се
вы отличные ребЯта!" Ћна все улыбалась, и ослепительнаЯ Ѓеата ’ышкевич стала
ей кивать.  €  все красивые женщины заулыбались с голубой стены.  ѓде только
выращивают таких,  чем их только кормЯт,  чтобы они такие получались!  †изнь
пошла веселаЯ.  ’ам на голубой стене в будние, хлопотливые дни особаЯ страна
с  Яркими и  сладкими порЯдками.  €  у них тут на земле своЯ страна и сапоги
танцуют по  грЯзи.  Ђ  теперь -  пожалуйста!  -  волшебники добрые,  чего им
стоило,  граница  сметена,  выкинуты полосатые будки,  их  можно  пустить на
дрова,  и виз не надо,  шагай себе в голубую страну улыбок, рукой помахивай.
•охочущаЯ  Ѓеата  ’ышкевич  встречает тебЯ,  тысЯчи  Ѓеат  ’ышкевич,  рыжих,
медных,   лиловых,   пепельных,   встречают  тебЯ  и  поют  скачущие  слова:
"Ћтлично...  идет все отлично",  и ноги их пританцовывают ликующе, и на юных
плечах их блестит солнце, не юпитерное, жестокое, а всамделишное солнце...
     - ...а ’ерехову, значит, привет?
     - —то? - спросил ’ерехов.
     - џ говорю, - сказал —еглинцев, - невеста-то твоЯ замуж выходит.
     - ЉакаЯ невеста? - удивилсЯ ’ерехов. ‘ловно бы не понЯл ничего.
     - ЉакаЯ невеста? - тоже будто бы удивилсЯ €спольнов.
     - Ќу как же!  - заулыбалсЯ —еглинцев. - ‚се тогда говорили, что она его
невеста. Џомнишь?
     - Ќадька-то?  -  спросил €спольнов и  сощурил хитроватые глаза.  -  Ђ Я
думал, что у него с врачихой, с €лгой, любовь.
     - Ќазревает! - захохотал —еглинцев.
     ’ерехов встал.
     - Ќу спасибо, - сказал ’ерехов.
     - ’ы сиди. ’ы чего?
     - Ќу привет. “ менЯ дела.
     - Њашину-то завтра подкинешь?
     - Ќу привет! - сказал ’ерехов.
     Ћн  неуклюже потопал к  двери.  ‚се начиналось снова.  Ќе  было голубой
страны и  фиолетовых волос Ѓеаты,  и  теплой печки не было.  Ѓыл сегоднЯшний
день и вчерашний день, а Ћлег Џлахтин женилсЯ на Ќаде.
     - Ќу привет, - уже неуверенно, уже закрываЯ за собой дверь, пробормотал
’ерехов.


        5

     Ќадо было идти к Ќаде и Ћлегу, утром он обещал, да если бы и не обещал,
надо  было идти.  Ќо  ’ерехов все  стоЯл под  дождем,  в  распахнутом плаще,
смотрел в небо и Языком ловил капли. Љапли казались вкусными и пахли сосной.
     ’ерехов дошагал до семейного общежитиЯ, дошагал не спеша, все надеЯлсЯ,
что дождь и холодный нервный ветер потихоньку выдуют из него хмель.  Ќо ноги
его  ступали нетвердо,  и  в  сумрачном коридоре общежитиЯ он  несколько раз
дотрагивалсЯ рукой до стены,  только так восстанавливаЯ равновесие,  а когда
кто-то  попадалсЯ ему  навстречу,  ’ерехов бормотал невнЯтное,  и  лицо  его
становилось добрым и виноватым.
     ЌадЯ была одна, сидела у окна и вЯзала.
     - Џривет, - сказал ’ерехов бодро.
     - Џавел!  Џришел!  Љакой  ты  молодец!  -  ЌадЯ  вскочила стремительно,
подлетела к ’ерехову с сиЯющими глазами,  жала ему руку и радовалась.  -  ’ы
раздевайсЯ! ђаздевайсЯ!..
     - ‘ейчас...
     ’ерехов снимал плащ долго и вешал его долго и капли стрЯхивал медленно.
     - Ђ Ћлег где? - спросил ’ерехов.
     - џ  его в  ‘основку отправила.  ‚  магазин.  Ќам в среду расписыватьсЯ
назначили.
     - ‚ среду?
     - „а. ’ы садись, садись.
     - џ сажусь.
     ’еперь,  когда  ’ерехов сел,  он,  как  и  в  комнате —еглинцева,  стал
осматриватьсЯ по  сторонам  и  отыскивать  подтверждение того,  что  в  мире
произошло событие длЯ него,  ’ерехова,  очень важное.  Џо  в  комнате ничего
такого он не увидел,  только чемодан Ћлега высовывалсЯ из-под кровати,  и на
тумбочке стоЯла фотографиЯ Ћлега, вот и все, что заметил ’ерехов.
     - „а, - сказал ’ерехов, - Я совсем забыл, Я тебЯ поздравлЯю...
     - ‘пасибо, Џавлик. ‘пасибо.
     - ’ы счастливаЯ?
     - Ђга...
     - Ќу конечно, - сказал ’ерехов.
     Ћн  еще  что-то  говорил,  и  она  ему отвечала,  и  он  снова говорил,
старательно выжевывал слова,  и все шло как нельзЯ лучше. ‚се эти несчастные
мокрые метры дороги от —еглинцева ’ерехов думал о том,  как он будет неловко
и  фальшиво произносить вежливые слова,  обозначающие его радость,  то самое
чувство,  испытывать которое он  сейчас не  мог,  и  как Ћлег и  ЌадЯ станут
неуклюже и фальшиво отвечать на его слова. Ќо ЌадЯ оказалась молодчиной, она
начала так, словно и не было никаких иных отношений между ними тремЯ, словно
все годы,  как ’ерехов,  Ћлег и  ЌадЯ знали друг друга,  они жили только длЯ
того, чтобы сегоднЯ Ћлег и ЌадЯ женились, а ’ерехов радовалсЯ этому. ’ак или
иначе,  но ’ерехов с  охотой и  даже с  облегчением принЯл ее тон и  говорил
веселые слова,  и  получалось все естественно и  хорошо.  ‘лова эти касались
только сегоднЯшнего,  ’ерехов подумал, что они с Ќадей прохаживаютсЯ шутЯ по
бревнышку, перекинутому через щель в горах, и щель эта называетсЯ прошлым, а
впрочем, может быть, прогуливалсЯ по бревнышку только один он, ’ерехов.
     - ’ы не обиделсЯ, что мы тебе не сразу объЯвили? - спросила вдруг ЌадЯ.
     - „а нет, ну что ты! ‚се понЯтно было. „авно уже.
     - Ђ как тебе Ћлег докладывал?
     - Ќу! - ’ерехов развел руками.
     - Ќет, ты просто не представлЯешь...
     Ћна так и не договорила,  и ’ерехов не понЯл,  чего он не представлЯет,
он  только почувствовал,  что  здесь,  в  этом  березовом тепле,  его  может
развезти и надо скорее выбиратьсЯ на улицу.
     - „ушно здесь, - сказал ’ерехов, - пройдемсЯ, что ли?
     ЌадЯ  кивнула,   и,  пока  она  накидывала  на  плечи  пальто,  ’ерехов
потопталсЯ  у  двери,  не  очень  Ясно  соображаЯ,  зачем  понадобилось  ему
вытаскивать Ќадю на улицу из этой благопристойной комнаты,  не думает ли он,
что на воздухе,  под дождем смогут вклинитьсЯ в их разговор иные слова? ЌадЯ
собиралась с  готовностью,  будто бы  соглашалась выслушать от  него  важные
признаниЯ.  Ђ  ’ерехов все топталсЯ,  и ничего уже не хотелось ему говорить,
только потом вспомнил, что тут его может развезти и лучше побыть на воздухе.
Ќо он не двигалсЯ, а все смотрел на Ќадю.
     ЌадЯ  подходила к  нему.  Ћна  была  красиваЯ,  красивее всех  на  этой
планете,  а какие женщины на других планетах,  никто пока не знал. € вот она
бросила все и прикатила сюда,  в эту хлЯбь,  утыканную елочками, знаешь сам,
почему все бросила и прикатила.
     ЌадЯ подходила к нему,  а с ним ничего не могло произойти, он не мог ни
исчезнуть, ни пропасть, ни сбежать, ни протрезветь.
     ЌадЯ подходила к нему,  и она была все такаЯ же,  как год, как два, как
три года назад,  и тайга совсем не изменила Ќадю,  и глаза у нее были все те
же, синие, добрые, ждущие чего-то. ’е же, да и не те.
     - ’ы чего? - спросила ЌадЯ.
     Ћна  протЯнула ему  руку,  сжала  ею  кончики  его  пальцев и  потащила
’ерехова по коридору.  Џрикосновение ее руки обожгло ’ерехова, он шел сам не
свой,  взволнованный ее  близостью,  и  ’ерехову казалось,  что Ќадины глаза
улыбаютсЯ ему. Ћн не мог идти так дальше. Ћн остановилсЯ.
     - —то это ты  вдруг со мной так?  -  сказал ’ерехов грубовато.  -  Њужа
отправила в ‘основку...
     Ќадины руки исчезли в  карманах пальто.  Ћна была теперь далеко-далеко.
‡а синими морЯми.
     - џ думала, тебЯ надо вести, - сказала ЌадЯ.
     Љоридор был пустой и гулкий,  и черные углы его шептались, наверное, за
их спинами. € улица была пустаЯ, не находились чудаки, которым доставлЯло бы
удовольствие месить грЯзь сапогами,  только они вдвоем плыли по ней, сами не
знаЯ куда.  Ђ  может быть,  это плыли деревьЯ и фанерные Ящики домов и сопки
тоже плыли.  ’ерехову теперь было все равно, ему казалось, что он успокоилсЯ
и  забыл  все,  забыл,  как  обожгла его  Ќадина рука,  и  можно было  снова
прохаживатьсЯ по бревнышку, перекинутому через прошлое.
     - ’ы чему улыбаешьсЯ? - спросила ЌадЯ.
     - џ-то? Ќу как же! - сказал ’ерехов. - џ уже хотел стрелЯтьсЯ, а теперь
вот легче стало.
     - ‘трелЯтьсЯ?
     - Ђ ты не знала?  џ еще с Ѓанщиковым договорилсЯ,  с лесорубом.  “ него
хорошаЯ бензопила.  Џоложишь под нее голову -  и привет... € еще, на крайний
случай.  ‘евка обещал менЯ переехать на  своем трелевочном.  Ќа  центральной
площади... ’умаркин сыграет на трубе... ЏредставлЯешь зрелище?
     - ’ы все дурачишьсЯ...
     - џ человек серьезный.  “ менЯ трагедиЯ...  ’ы выходишь замуж. Ђ Я тебЯ
люблю.
     ЌадЯ остановилась. Ћна стоЯла и смотрела на ’ерехова. Ћна смеЯлась, а в
глазах ее было любопытство,  и  удивление,  и  испуг,  и просьба:  "Ќе надо!
’олько не надо об этом",  все было,  и ’ерехов скорчил рожу, чтобы успокоить
ее и подтвердить, что он и вправду дурачитсЯ.
     - џ тебЯ люблю, а ты выходишь замуж...
     - ‚от ведь как, - сказала ЌадЯ и пошла дальше. - ’олько Я тебе не верю.
     - џ  сам себе не верю,  но дело не в этом...  џ тебе докажу...  •очешь,
слово дам? •очешь, поклЯнусь? —тобы менЯ исключили из профсоюза...
     ЌадЯ уже смеЯлась, значит, все шло хорошо, она принЯла игру.
     - —ем бы тебе доказать?
     - Ќу уж докажи...
     - Ђ куда мы идем?..
     - Ќе знаю. Џросто идем, и все.
     - ‘лушай,  так мы совсем залезем в грЯзь... €ли заблудимсЯ и завернем в
Њонголию... Ђ там не рубли, а тугрики... €х у менЯ нет...
     - €ди, иди и не бойсЯ. ’олько старайсЯ не шататьсЯ.
     - џ же еще и шатаюсь!..  Џогоди,  что Я?.. ђазве Я тебе еще не доказал,
что Я тебЯ люблю?
     - ‡начит, нет.
     - Ђх  так!  „а хочешь,  Я  сейчас сломаю этот кедр,  принесу его сюда и
брошу к  твоим ногам.  €ли нет,  Я  залезу сейчас на тот столб и пройдусь по
проводам высокого напрЯжениЯ. €ли...
     ЌадЯ  смеЯлась,  а  ’ерехов тараторил еще,  размахивал руками,  помогаЯ
словам,  и  если бы он мог взглЯнуть на себЯ со стороны,  то он ужаснулсЯ бы
своему преображению.  Ћн  был человек сдержанный и  скупой на слова,  а  тут
болтал,  как хороший трепач. Ќо со стороны на себЯ ’ерехов взглЯнуть не мог,
он смотрел на кран,  стоЯвший метрах в пЯтидесЯти перед ним, он видел только
этот кран,  все еще говорил,  говорил, а сам уже думал о том, что произойдет
дальше.
     - ‹адно, Я тебе сейчас... - сказал ’ерехов, - сейчас Я...
     Ћн остановилсЯ и потом, наклонив голову, быстро зашагал к крану.
     ђуки ’ерехова были уже в карманах плаща, сырых и холодных, как погреба,
сапоги его  ступали чересчур уверенно,  и  ’ерехов чувствовал,  что  ЌадЯ не
поспевает за  ним,  а  может быть,  она и  не  считала нужным поспевать.  Ќо
’ерехов не  оборачивалсЯ,  уже не  болтал,  и  с  лица его пропало выражение
веселое и озороватое.  Ћн шагал к крану, гордости их нарождающегосЯ поселка,
заснувшему в  воскресенье металлическому животному,  которое  в  будние  дни
двигалось,  вертело своей худой шеей,  скрежетало и помогало строить в тайге
первый каменный дом в  три этажа.  ’ерехов шагал деловито,  и  в  голову ему
стали лезть всЯкие неожиданные соображениЯ о машинном масле, запасных частЯх
и  нехватке кирпича.  ’олько  у  самого  крана  ’ерехов вспомнил,  почему он
свернул с дороги,  и лицо его снова стало веселым и хмельным, и, обернувшись
к  Ќаде,  ’ерехов начал раскланиватьсЯ перед ней неуклюже и  глуповато,  как
коверный в цирке.  Ћн хотел сделать реверанс,  чуть было не свалилсЯ в грЯзь
и,  удержавшись,  послал Ќаде воздушный поцелуй.  Љоверный был  старомодный,
ровесник немого кино и черных цилиндров, подвыпивший к тому же.
     - Џавел,  ты зачем?  Џодожди, Џавел... - ЌадЯ уже спешила и не выбирала
мест посуше.
     ‹ицо ее показалось ’ерехову обеспокоенным,  но он махнул рукой:  терпи,
мол,  раз уж все это затеЯли. ’ерехов степенно подошел к крану, похлопал его
панибратски и вдруг по-кошачьи подпрыгнул,  уцепилсЯ за металлическую планку
и,  подтЯнувшись,  оказалсЯ на первом Ярусе решетчатой башни. Ћн цеплЯлсЯ за
новые планки,  так  и  лез,  не  сразу сообразил,  что  ему  мешает плащ,  а
сообразив,  скинул его вниз и даже не поинтересовалсЯ,  упал он на землю или
застрЯл где-нибудь.  ђЯдом шла  вверх лестница,  узкаЯ и  с  тонкими палками
ступенек,  словно веревочнаЯ,  но  лезть по ней было безопасно,  а  потому и
неинтересно.
     Њеталлические перекладины были скользкие,  и ’ерехов несколько раз чуть
было не  сорвалсЯ.  Љ  тому же перекладины шли под углом,  и  руки все времЯ
скользили по  ним.  Ќо  ’ерехов все  лез и  лез,  ему и  в  голову сейчас не
приходило,  что он может упасть и разбитьсЯ, и Ќадины испуганные крики он не
слышал.
     Ћн  поглЯдел вниз,  когда добралсЯ до стрелы.  ЌадЯ суетилась внизу,  и
понЯть выражение ее  лица было уже трудно.  ’ерехов на всЯкий случай скорчил
рожу.  ‘таромодный коверный был все же  ловким и  продолжал веселить публику
под куполом цирка.
     ‹езть по стреле было труднее.  ’ерехов навалилсЯ на нее животом и  полз
по ней,  полз долго.  Ћднажды,  когда ноги поехали куда-то вправо, ему стало
вдруг страшно,  и он замер на мокром металле, снизу могло показатьсЯ, что он
просто отдыхает и  любуетсЯ таежными видами,  а  он лежал и успокаивал себЯ.
Џотом  ’ерехов двинулсЯ дальше и  вспомнил вдруг,  как  он  в  розовой своей
юности во  ‚лахерме ночью на  спор  прошел по  дуге моста через канал.  Ќочь
стоЯла сухаЯ,  заклепки на стали,  похожие на шипы бутсов,  помогали идти, и
’ерехов брел по дуге,  засунув руки в карманы,  посвистывал,  видел метрах в
двадцати под собой лунную рЯбь на воде,  а  в  конце дуги на шоссе ждали его
осчастливленные зрители и  среди них ЌадЯ с  восторженными глазами.  …сли бы
такие глаза были у нее сейчас...
     ‚оспоминание это было совсем ни  к  чему.  ’ерехов пополз теперь злее и
ретивее,  словно там впереди,  на конце стрелы,  ждало его чудо. Ќо на конце
ничего не  оказалось,  только два стальных троса сваливались с  блока вниз и
держали над  самой землей тЯжелый крюк,  похожий на  клюв.  Џолзти было  уже
некуда, и ’ерехов не знал теперь, что ему делать дальше.
     - Џавел... - донеслось снизу, и ’ерехов вспомнил, с чего все началось.
     - ’ы все еще не веришь? - заорал ’ерехов.
     - Ќе  верю,  -  крикнула ЌадЯ.  Ћна не подзадоривала его,  просто ей не
хотелось врать.
     - Ђх так!.. - заЯвил ’ерехов.
     Ќо он не сдвинулсЯ с места, а продолжал лежать, дождь стучал по металлу
прЯмо перед ним,  и  нервные неуверенные струйки бежали к  его лицу.  ‘ерый,
словно бы сложенный из кусков мешковины,  намокшей теперь,  распласталсЯ под
ним поселок из трех улиц.  ’ерехов видел его впервые с птичьей высоты, видел
весь  разом,   и   ему  захотелось  полежать  здесь  еще  и  разглЯдеть  все
внимательнее,  чтобы потом передать на  бумаге.  Ќо  ЌадЯ  снова кричала,  и
’ерехов повторил громче:
     - Ђх так!
     Ћн напрЯгсЯ,  весь как бы съежилсЯ и  боком свалилсЯ со стрелы,  должен
был бы  врезатьсЯ в  землю у  Ќадиных ног,  но  не  врезалсЯ,  а  вцепилсЯ в
стальные тросы и  повис под самым блоком.  ‡рителей не  было,  а  то  бы они
зааплодировали. ’ерехов висел и болтал ногами, доверЯл рукам.
     - ’еперь ты мне веришь? - кричал ’ерехов.
     - ‘лезай, Џавел, слезай!
     - Ќу уж нет,  -  сказал ’ерехов. Ћн раскачивалсЯ под куполом цирка, под
самым небом.
     - ’огда Я... Я сама полезу...
     ЊаленькаЯ фигурка там,  внизу,  шагнула к крану, a ’ерехов-то прекрасно
знал, что ЌадЯ и на самом деле полезет.
     - Ќу ладно, - сказал ’ерехов.
     Ћн стал спускатьсЯ,  делать это было очень трудно,  и  ’ерехов изо всей
силы сжимал руками канаты,  скрученные из  проволоки.  ‡емлЯ была все ближе,
’ерехов меньше болтал ногами и  начал даже насвистывать,  но  вдруг руки его
ослабли чуть-чуть, и он сорвалсЯ и полетел вниз, обдираЯ ладони о проволоку.
     ЌадЯ подскочила к  нему,  хотела помочь ему встать,  но  ’ерехов быстро
поднЯлсЯ сам и  тут же в карманы куртки сунул руки,  чтобы она не увидела на
них кровь.
     - ’ы  ушибсЯ?  ’ы  сильно ушибсЯ?  -  ѓлаза  у  нее  были  испуганные и
ласковые.
     - Ќет, - заЯвил ’ерехов, - все в норме.
     - ’ы пьЯный, - сказала ЌадЯ уже сердито.
     - џ пьЯный, - кивнул ’ерехов.
     ЌадЯ отвернулась, волосы у нее были мокрые, она всегда следила за своей
прической,  а тут забыла о ней. Љогда она снова взглЯнула на него, он увидел
на ее щеках слезы, а может, это были дождевые капли.
     - ‡начит, ты мне доказал... - сказала ЌадЯ.
     - „а нет!  - замотал головой ’ерехов. - ’ы поверила, что ли? џ так... џ
пошутил... ‚ыпил Я...
     ‹адони здорово саднило,  надо было бы  смазать их йодом