ать им
было некуда и  они  возвращались к  прежнему.  ‚ременами ‚ере казалось,  что
страшное ей приснилось,  а наЯву ничего не произошло, а если и произошло, то
не с ней. Ќо боль, затихавшаЯ ненадолго, приходила истиной.
     ѓлаза  ‚ера  старалась не  закрывать,  потому что  в  ее  мозгу тут  же
возникали лица тех четверых,  каждого из которых она без жалости готова была
сейчас убить.  Ћна знала, что лица эти - наглые, растерЯнные, жалкие, волчьи
- врезаны в  ее памЯть навсегда и забыть,  стереть даже мгновенные выражениЯ
этих лиц она не сможет.
     Џарни разбежались,  и  ‚ера пробралась к  родному сонному дому -  знала
тропинки и  закоулки,  где ничей взглЯд не  мог мазануть ее  дегтем.  Џозже,
часов в восемь,  кто-то перекинул за их изгородь мЯтый вчерашний парик, мать
принесла его в ‚ерину комнату и положила на табуретку.
     Џоложила молча, и ‚ера не знала, что у матери на сердце, ей показалось,
что глаза матери в  ту минуту были брезгливыми,  и это ‚еру испугало.  Ќочью
‚ера  плакала в  своей комнате,  лежала на  кровати,  пришла мать  -  то  ли
разбудили ее ‚ерины всхлипываниЯ,  то ли она не спала вовсе,  может быть, ее
изводила  бессонница предчувствий,  -  она  пришла  и,  посмотрев  на  дочь,
догадалась обо всем.  Њать спросила:  "Љто?",  и  ‚ера назвала тех четверых,
хотела уткнутьсЯ матери в грудь,  выплакать: "—то же делать-то мне теперь?",
но едва мать присела к ней на кровать, она чуть ли не закричала: "“йди!" - и
после гнала мать.
     Љогда ‚ера перестала плакать, в мире, в поселке Ќикольском была тишина.
’ишина и  нужна была сейчас ‚ере,  нужна,  и  надолго,  она томилась по ней,
ждала ее с  надеждой.  ‚чера ‚ера искала толпу,  сегоднЯ мечтала жить одной,
совсем одной, на огромной земле одной, в тишине и без никого. Ќо тишина была
недолгой. ‡ашумели, проснулись худенькие, крепкие июньские листьЯ, распелись
птицы, крикливые и сладкие, каждаЯ с гонором и умением виртуоза. ‚ера раньше
их вроде бы и  не слышала,  теперь же их оказалось удивительно много,  и они
звенели,  разбив,  разнесЯ тишину вдребезги,  и  весь  воздух в  Ќикольском,
нагретый  встающим  солнцем,   наполнилсЯ  звуками,  зашелестел,  засвистал,
забулькал,  будто бы вскипел,  и кипел так долго без умолку,  шумел, словно,
оставшийсЯ без присмотра чайник. ‚ера вдруг удивилась тому, что она способна
сейчас слушать пение птиц и  шелест листьев,  и  еще больше тому,  что звуки
сегоднЯшнего  утра  действительно  напомнили  ей  кипение  воды  в  чайнике.
‚прочем,  эти  звуки  она  еще  могла  терпеть,  но  потом проснулсЯ поселок
Ќикольский,  завел свою петую-перепетую песню,  слышанную сотни раз,  принес
запахи  деловитого,  суетливого завтрака,  захлопал в  нетерпении калитками,
потЯнулсЯ на работу и  на подсобный промысел,  и  ‚ера опЯть ощутила,  что -
все,  как себЯ ни успокаивай,  ни от чего,  что с ней случилось,  она уже не
сможет уйти. Ќочь была и будет с ней навсегда.
     ‘нова видела ‚ера ненавистные лица тех четверых и  фамильные фотографии
на  стене столовой Љолокольниковых,  видела согнутые спины убегавших парней,
представлЯла она и  себЯ,  бредущую никольскими закоулками с  позором домой,
жалкую,  оборванную, погубленную, ей делалось жутко. Ќо времЯ шло, и тЯжелее
боли, мучительней мыслей о том, что с ней случилось, становились думы о том,
что с ней будет.
     Ћна и не пыталась представить себе дальнейшую свою жизнь, наоборот, она
гнала в  испуге непрошеные озарениЯ,  вспыхивающие в мозгу мгновенные,  но и
подробные картины будущих несчастий,  она  знала,  что  судьба ее  сломана и
помочь ей  никто не  сможет.  •оть бы  она  попала под машину или электричка
проволокла бы ее по бетонным ребрам полотна, отрезала бы ей ноги, сделала бы
ее уродом,  калекой,  только не это...  …й было больно, стыдно, мысль о том,
что рано или поздно ей  придетсЯ выйти из  дома,  ее страшила.  …ще вчера ей
было безразлично, как к ней относЯтсЯ никольские жители, осуждают они ее или
любЯт,  сейчас  же  в  воображении ее  возникали многие  из  них,  причем  и
малознакомые,  -  одни из  них  смотрели на  нее  презрительно,  чуть ли  не
собираЯсь при этом плюнуть,  другие ехидничали,  острые, как камни, и меткие
слова бросали в  нее,  третьи сочувствовали,  но так,  будто терли наждачной
бумагой по  кровоточащим рваным  ранам.  Џомнила ‚ера  и  о  девочках из  ее
медицинского училища,  и о преподавателЯх, и о сослуживцах из ее больницы, -
все они,  все до  единого не сегоднЯ,  так завтра,  в  счастливые свои часы,
должны были  узнать,  что  случилось с  ‚ерой  Ќавашиной.  ‹юбой человек мог
теперь  шепнуть,  показав пальцем в  ее  сторону:  "‚он,  обрати внимание на
девицу. ‡наешь, она..."
     Ќо все это были дальние люди...
     Њысли же о том,  как у них все пойдет дальше с матерью и ‘ергеем,  были
совсем скверными,  тут уж ‚ерино несчастье разбухало, становилось огромным и
безысходным,  и  ЯвлЯлось отчаЯнное,  сладкое желание оборвать все.  Ќо ‚ера
знала,  что она не  сможет наложить на себЯ руки,  и  не из-за малодушиЯ,  а
из-за того,  что тех четверых было необходимо, ради справедливости, наказать
и  сделать это  должна была она и  никто другой.  Ћна ненавидела их  и  была
уверена,  что не успокоитсЯ,  пока не отомстит им, пока не увидит, что и им,
сволочам, плохо. Ћна называла их предателЯми, бандитами, подонками, в минуты
сомнений пыталась выЯснить,  припомнить,  не виновата ли в  чем она сама,  и
выходило,  что ни в чем не виновата.  Ђ может быть,  и виновата?  Ћна ругала
себЯ за безрассудное вечернее веселье,  за неумение блюсти себЯ,  но ведь ни
вчера, ни раньше она не выказывала себЯ как продажнаЯ, доступнаЯ женщина, не
напилась же она до бесчувствиЯ и  бесстыдства,  была трезва,  все помнит,  а
если и шутила с Љолокольниковым,  то так, легко, не всерьез, и он должен был
понЯть это.  Џарни вели  себЯ  вчера как  подонки,  предатели и  бандиты,  и
умЯгчить свое теперешнее отношение к ним ‚ера не желала.
     Љак она будет мстить четверым,  ‚ера не знала.  Ћна знала одно: раз они
погубили ей жизнь,  значит,  и их жизни должны стать не слаще.  Џри этом она
считала, что мстить обЯзана сама. ’е четверо - преступники только длЯ нее, и
только она длЯ них милициЯ,  суд и палач. Ћна сознавала, что все происшедшее
с ней, ее страдание и ее позор могут заведенным порЯдком попасть в настоЯщую
милицию и настоЯщий суд,  и это было бы худо,  потому что тогда в ее дело, в
ее жизнь,  в ее душу вмешались бы чужие посторонние люди,  которые все равно
не  смогли  бы  поставить  себЯ  на  ее  место  и  прочувствовать  все,  как
прочувствовала она,  а  только бы  измучили ее  своим должностным интересом.
„аже если бы они и понЯли,  в конце концов,  все по справедливости, и тогда,
казалось ‚ере, врЯд ли бы они смогли заплатить ее погубителЯм по ее счету. €
‚ера  решила  твердо,   что  все  устроит  сама,  не  страшась  последствий.
…динственно,  кто имеет право ей помочь, - это ‘ергей, если, конечно, он все
поймет, поверит ей и захочет помочь.
     Џоследнее ‚ерино соображение вдруг раздробилось.  "Ќу  да,  -  подумала
она,  -  если, конечно, он захочет..." - и в этих невысказанных вслух словах
был вызов ‘ергею:  посмотрим, на что окажетсЯ способен в горькую минуту этот
парень и что вообще он за человек!  ‚ызов был искренним, но с долей наигрыша
и отчаЯниЯ, и тут же ‚ера испугалась за ‘ергеЯ, испугалась, как бы он, узнав
обо всем,  сгорЯча не  пустилсЯ в  рискованные затеи,  он  здесь ни при чем,
зачем ему-то  ломать жизнь,  это ей хочешь не хочешь,  а  надо давать сдачи.
Ћднако новаЯ мысль обдала ‚еру  холодом:  "Ђ  если  он  не  погорЯчитсЯ,  не
броситсЯ искать обидчиков, значит, он не любит менЯ, да?" € тут ‚ера понЯла:
тревожит,  жжет ее  ожидание не  того,  как отнесетсЯ ‘ергей,  вернувшись из
—екалина,  к  четверым,  а  как он отнесетсЯ к ней,  поймет ли ее по правде,
обнимет,  скажет ли,  успокаиваЯ:  "‡дравствуйте пожалуйста,  извините,  что
пришел" -  или отвернетсЯ в презрении. "Ќу и пусть, ну и пусть отвернетсЯ, -
подумала ‚ера мрачно,  заранее обидевшись на  ‘ергеЯ,  -  уж как-нибудь одни
проживем, обойдемсЯ..."
     ‘лезы поЯвились на  ‚ериных глазах,  и  она  принЯлась рассуждать,  как
придетсЯ ей жить без ‘ергеЯ и  вообще как ей придетсЯ жить дальше:  ведь она
уже решила,  что -  все,  что жизнь ее погублена, и если бы не нужда мстить,
надо было бы  убить себЯ,  и  вот,  положив на душу такое,  она тем не менее
теперь высматривала свое будущее, и в том будущем она существовала, пусть не
в Ярких,  цветастых платьЯх,  пусть в черных и дешевых, но существовала и не
собиралась ни исчезать никуда, ни прЯтатьсЯ от людей.
     "Ђ чего Я буду прЯтатьсЯ-то от людей?  - подумала ‚ера. - џ ни в чем не
виновата.  џ опозорена,  но Я ни в чем не виновата..." € она посчитала,  что
нигде -  ни в поселке Ќикольском, ни в Њоскве, ни в каком другом месте - она
не должна поЯвлЯтьсЯ такой,  какой она себЯ чувствовала теперь, - униженной,
разбитой,  опозоренной.  Ћна решила,  что,  наоборот, повсюду будет прежней,
независимой, шумной, в случае нужды не полезет за словом в карман, не станет
опускать голову,  не  подаст виду,  если  заметит чьи-нибудь жалостливые или
брезгливые глаза.  Ђ поЯвись она на улице несчастной, заплаканной, с печатью
позора на  лице,  так сейчас же  посчитают,  что она-то во всем и  виновата,
напилась и  согрешила,  а  те четверо -  совращенные ею херувимы.  €  станут
сочувствовать тем четверым,  а  уж  она будет клейменной на век.  "‹адно,  -
сказала себе ‚ера, как ей показалось, твердо, - хватит... Ќадо жить дальше".
     Ћна  встала с  намерением привести себЯ  в  порЯдок,  пересилить боль и
бесконечные,  неотвЯзные  мысли,  смыть  с  себЯ  следы  вчерашнего  позора,
вчерашней  жизни.  Ћна  снЯла  разорванное красное  платье,  надела  чистое,
стиранное недавно,  простенькое,  но не траурное,  в зеркало не глЯдела,  не
видела синЯков и  ссадин,  не хотела их видеть,  а  они давали о себе знать.
Ћдевшись,  ‚ера покосилась на  дверь,  к  умывальнику в  сени надо было идти
через столовую,  но там могли быть сестры и мать,  а встретитьсЯ с ними ‚ера
сейчас не хотела.  Ћна тихо,  морщась от боли, вылезла в окно, обогнула дом,
беззвучно пробралась к крыльцу. ‚ сенЯх было пусто, ‚ера умывалась не спеша,
со старанием намочила волосы, чтобы потом придать им, мокрым, хорошую форму.
Ћна вернулась в свою комнату опЯть же через окно и,  усевшись на стул, долго
не двигалась с  места.  …й было тЯжело и  муторно,  в  горле стоЯла тошнота.
Џотом ‚ера достала свои кремы, помаду, краску длЯ ресниц и лак длЯ маникюра,
но взглЯнула в зеркало и ужаснулась,  руки опустила.  ЃледнаЯ, несчастнаЯ, в
синЯках и царапинах, с оплывшим глазом, она походила на горемычную пропойцу,
котораЯ то  ли  вернулась недавно из  вытрезвителЯ,  то  ли еще держала туда
путь.  ђуки  парней оставили следы  на  ее  лице,  а  может быть,  и  каблук
французской лакированной туфли, отчаЯнного оружиЯ бывшей подруги, котораЯ уж
непременно все знает и навернЯка радуетсЯ ‚ериному несчастью, а то и судачит
о нем со знакомыми и незнакомыми людьми.  "„ожила,  доплЯсалась", - горестно
вздохнула  ‚ера,   лицо  ладонЯми  закрыла,   и  опЯть  тоска,  безысходнаЯ,
свинцоваЯ,  прихлынула к ней.  "„окатилась, похожа-то на кого..." € тут ‚ера
понЯла,  что  она  пыталась привести себЯ  в  порЯдок,  вернуть прежний свой
облик, а главное - прежнее самоощущение, через силу, и вот не потЯнула. ‚ера
легла на кровать и закрыла глаза. „вигатьсЯ она не могла, идти никуда уже не
хотела.  Ћна подтЯнула ноги,  сжалась,  будто от холода,  сама себе казалась
сейчас такой маленькой,  несчастной и  затравленной,  беззащитной зверюшкой,
окруженной Яростными,  исступленными охотничьими собаками -  пена на  губах,
клыки остры и безжалостны,  -  и весь мир представлЯлсЯ ‚ере враждебным, все
люди были теперь ее врагами, даже мать и ‘ергей.
     Џолежав немного,  ‚ера все же встала и попыталась, не глЯдЯ в зеркало и
даже на свое смутное отражение на оконном стекле, поправить прическу и вроде
бы ее поправила,  потом она снова улеглась на кровать,  но так, чтобы волосы
не  примЯть,  и  опЯть  Явились к  ней  мысли  горькие,  путаные,  скачущие,
тоскливые. ’ут в соседней комнате заговорила мать и еще кто-то, тише матери.
     - ‚ера,  к тебе пришли,  - сказала мать, приоткрыв дверь, сказала сухо,
как чужой человек.
     - Љто еще пришел? - проворчала ‚ера.
     - Ќина пришла.
     "Љак пришла, так пусть и уходит", - хотела сказать ‚ера, но не успела -
мать  затворила дверь.  ‚ера  повернулась к  стене,  закрыла  глаза,  хотела
притворитьсЯ спЯщей,  но раздумала.  ‚стала, нашла туфли на высоком каблуке,
надеЯлась,  что они улучшат ее осанку,  вытерпела свое отражение в  зеркале,
причесалась,  -  волосы лежали теперь хорошо,  -  поправила платье и вышла в
столовую. ‘казала Ќине сердито:
     - Ќу, ты чего?
     - џ?.. - растерЯлась Ќина.
     Њать стоЯла у буфета,  протирала вымытые тарелки и стаканы,  ставила их
на привычные места, и видом своим, намеренно спокойным, давала понЯть, что в
разговоре участвовать не будет, что все случившеесЯ со старшей дочерью ее не
заботит,  пусть печалитсЯ именно старшаЯ дочь,  да  и  вообще пусть эта дочь
существует сама по себе.
     - ‚ерка!  -  воскликнула вдруг  Ќина,  бросилась  стремительно к  ‚ере,
обнЯла ее худенькими крепкими руками, прижалась к ней и заплакала.
     ‚начале ‚ера хотела оттолкнуть Ќину,  но  что-то дрогнуло в  ней,  она,
вопреки своим желаниЯм,  обнЯла подругу, и несколько минут они стоЯли рЯдом,
уткнувшись друг  в  друга,  и  ‚ера теплела,  слыша Ќинино дыхание на  своем
плече.
     - Ќу ладно, - сказала ‚ера, - глаза промочили - и хватит...
     - Ђ-а-а! - в безысходности махнула рукой Ќина.
     - Ќу что ты как на похоронах, - сказала ‚ера. - „авай сЯдем.
     Љогда присаживались, ‚ера заметила, что матери в комнате нет, то ли она
ушла из деликатности,  чего,  впрочем,  от нее ожидать было трудно,  то ли и
вправду решила устранить себЯ от забот и печалей дочери,  опозорившей семью.
Ћднако мать могла и вернутьсЯ...
     - ’ы  уж  держись,   ‚ерк,   -  сказала  Ќина,  и  улыбка,  благостнаЯ,
обнадеживающаЯ, поЯвилась на ее лице.
     - Ђ что мне делать, как не держатьсЯ, - сказала ‚ера мрачно.
     - џ все знаю... ‚от ведь гады!
     ќти  слова ‚еру расстроили,  в  ней  еще  жила надежда,  что никольские
жители пребывают в  неведении и  считают ее  прежней ‚ерой  Ќавашиной.  ‚ера
хотела спросить,  что именно Ќина узнала и  от  кого узнала,  но  Ќина снова
заговорила:
     - ‚ерк, ты менЯ прости...
     - ‡а что?
     - ‡а вчерашнюю драку...
     - џ и всерьез-то ее не принЯла.  - ‘лова эти ‚ера произнесла небрежно -
удивлЯЯсь Ќининому извинению, будто бы и вправду не принЯла вчерашнюю стычку
всерьез и даже забыла о ней, но тут же понЯла, что Ќина ей не поверила.
     - Ќе надо,  ‚ерк...  џ  у  тебЯ прощениЯ прошу,  а  ты уж как знаешь...
Ќасчет ‘ергеЯ Я выдумала,  сама не знаю зачем... ’ак, Явилась вчера минутнаЯ
блажь, с дури, наверное... может, от зависти...
     - Ђ если бы со мной не случилось беды.  - сказала ‚ера сурово, - ты бы,
наверное, и не пришла? …сли ты из жалости, так не надо...
     - Њожет,  в другой день и не пришла бы, правда. Ђ вот сегоднЯ пришла. -
‚ голосе Ќинином звучала обида.  -  € прощениЯ прошу не длЯ того, чтобы тебЯ
успокоить,  а длЯ того,  чтобы себЯ успокоить. ‚се, что говорила о ‘ергее, -
глупости,  ложь,  даю честное слово.  ’вое дело верить.  Џросто Я психопатка
какаЯ-то стала, вот и все...
     - Ќу и ладно, ну и хорошо, и ты менЯ извини, что не сдержалась, и давай
забудем...
     - ‚ерк,  ты-то  менЯ простишь,  а  Я-то себЯ не прощу,  -  заЯвила Ќина
горестно, - все ведь это из-за менЯ случилось...
     - ’о есть как из-за тебЯ? - спросила ‚ера, похолодев.
     - €з-за  менЯ.  …сли бы Я  не поругалась с  тобой,  а  пошла бы гулЯть,
ничего бы не произошло...
     - ѓлупости ты говоришь!
     - џ знаю, - сказала Ќина грустно и в то же времЯ значительно, словно ей
была открыта печальнаЯ тайна.  -  џ знаю.  џ виновата. џ всю ночь заснуть не
могла,  все менЯ предчувствиЯ мучили,  будто с тобой что-то стрЯсетсЯ.  Ќе с
кем-нибудь,  а с тобой. Ќо Я злилась на тебЯ и не пошла спасать тебЯ... “ж Я
казню себЯ, клЯну последними словами...
     - ‚ыбрось это из головы и не смеши менЯ,  - сказала ‚ера и, увидев, что
Ќина  сидит  поникшаЯ,  видно  всерьез  поверившаЯ в  свою  вину,  добавила,
волнуЯсь:  -  Ќин...  џ  тебЯ  люблю  как  сестру,  и  ничего между нами  не
изменилось. ‚от...
     - ‘пасибо,  ‚ерк!  -  обрадовалась Ќина. - ’ы на менЯ рассчитывай, если
что надо...
     ’ут Ќина замолчала,  и  ‚ера молчала,  любые слова были лишними,  своей
земной  определенностью  они  могли  только  испортить,   уменьшить  и  даже
оскорбить то,  что переживали сейчас Ќина и ‚ера, сидели они растроганные, с
влажными глазами,  и  каждой  хотелось сделать подруге что-нибудь  доброе  и
хорошее, при этом не остановила бы и необходимость жертвы.
     - ќто они тебе синЯков наставили,  бедной? - сказала Ќина с нежностью и
состраданием. - €ли Я?..
     - Њожет, и ты, - сказала ‚ера. - џ ведь тебЯ тоже, наверное, отделала?
     - “ж  отделала,  -  засмеЯлась Ќина,  будто ‚ера напомнила ей о  чем-то
приЯтном,  -  уж отделала.  ‚идишь, Я даже платье закрытое надела сегоднЯ. Ђ
ведь жарко.
     - †арко...
     „ействительно,  Ќина была в темно-синем льнЯном,  с прожилками лавсана,
платье,  гладком,  строгом,  с  длинными,  расширенными внизу романтическими
рукавами. Џлатье было ‚ере незнакомое, покрой его подходил к купленной вчера
сумке, но сумки на Ќинином плече не было, и ‚ера решила, что подруга нарочно
не взЯла сумку,  чтобы ни о чем не напомнить.  Ќо тут же ‚ера подумала,  что
сумка коричневаЯ и  никак бы не подошла к  цвету платьЯ и сегоднЯшнему цвету
Ќининых волос, а гармонию Ќина бы не нарушила.
     - Ќу как сумка-то? - спросила ‚ера.
     - ‘умка-то? ‹ежит. †дет своей поры.
     - —то же так?
     - “ менЯ к ней ничего нет. ить надо. Ќа той неделе, может, сошью.
     „верь открылась, и вошла мать.
     ‚ера взглЯнула в ее сторону и смутилась:  мать, наверное, слышала слова
о  сумке,  а  они  не  могли  не  показатьсЯ  ей  сегоднЯ  легкомысленными и
бесстыдными.  Ќина уловила ‚ерин взглЯд,  посмотрела на Ќастасью ‘тепановну,
потом снова на ‚еру, хотела выправить разговор, но ничего не успела сказать.
     - Њожет, есть чего-нибудь будешь? - спросила мать.
     - Ќет аппетита, - сказала ‚ера.
     - Ќу, хоть чаю тогда или молока стакан. ‘онЯ козу подоила...
     - Ќе хочу. Ѓудет настроение - сама поставлю чайник. „елов-то...
     - Ќу, смотри.
     - —его ты  на  мать рычишь-то?  -  шепнула Ќина,  прежде подол ‚ериного
платьЯ потеребив.
     - „а так, - мрачно сказала ‚ера.
     Њать возилась с  какой-то  трЯпкой,  с  которой и  возитьсЯ-то  не было
нужды,  правда,  может, из-за своей фамильной любви к чистоте она собиралась
протереть в десЯтый раз пол в сенЯх, или на террасе, или на крыльце, наконец
она направилась к двери, и тут ее прорвало.
     - „ожили  до   праздничка!   Ќа   старости  лет  мне  доченька  радость
приготовила!
     Ќе обманув ‚ериных ожиданий,  мать обращалась при этом не к  ней,  а  к
Ќине, как к безусловному своему союзнику, в уверенности, что Ќина непременно
поддержит ее.  ‚ера же матери отвечать сейчас не хотела,  знала,  что только
распалит  ее,   пусть  уж  выговорит  накипевшее  и  смЯгчитсЯ,  да  и  что,
собственно, она могла сказать в ответ?
     - ‘рам-то на всю ђоссию!  € на сестер позор лЯжет, и на менЯ! ‚ поселке
только и разговоров,  что про Ќавашину! ‘ отцом шелапутным и то не случалось
таких скандалов... ‚ыросла нам на беду!..
     Ћна  и  дальше шумела,  обзывала ‚еру оскорбительными словами,  которые
‚еру,  несмотрЯ на  то,  что та готова была принЯть на свой счет сейчас все,
обижали,  выкрикивала и  ругательства,  хотЯ  обычно  стыдилась  грубостей и
дочерЯм  старалась привить  брезгливость ко  всЯким  крепким выражениЯм и  к
матерщине.
     - Ќу ладно,  хватит,  -  сказала ‚ера,  - что ты на менЯ орешь, будто Я
виноватаЯ?..
     - Ђ кто же еще виноватаЯ?  Њожет,  Я виноватаЯ или вот Ќина виноватаЯ?!
’ы и ее-то,  подружку свою,  вчера отлупцевала, все уж в поселке знают! Ѓыла
бы скромнаЯ да работЯщаЯ, как мы росли, никакого бы позора не вышло!
     - Ќу что вы, тетЯ ЌастЯ, - сказала Ќина, - ну зачем вы так? “ ‚еры беда
случилась,  ни  в  чем она не виноватаЯ,  Я-то знаю,  и  со мной такое могло
произойти, и с любой. Џарней судить надо, а вы на ‚еру такими словами...
     - Ќе виноватаЯ,  как же!  -  все еще не могла остыть мать.  -  ‚зЯть бы
плетку хорошую да отлупить как следует! € теперь вот - Я ей правду говорю, а
она на менЯ: "—то ты орешь?" Њатери так! ‘лова ей сказать нельзЯ.
     - Ќу ладно,  хватит!  -  не выдержала ‚ера.  -  €  разгульнаЯ Я,  и  не
работЯщаЯ! •ватит!
     Ћна почти кричала на  мать,  хотЯ и  намеревалась вытерпеть ее  речи до
конца,  понимала,  что кричит сейчас,  как уже огрызалась и  ворчала на мать
нынешним утром, не от обиды на нее, а из чувства самозащиты, она была готова
признать справедливость многих слов матери, но слышать эти слова не могла.
     - —его это ты так кипишь-то? - сказала ‚ера. - ‘о мной все случилось, а
не с тобой. ‘о мной! ЏонЯла? џ и без твоих оскорблений переживаю...
     - Џереживает!  †изнь обдала ее ведром помоев с головы до ног, вот она и
запереживала! ђаньше переживать надо было...
     - Ќу что вы...  ну зачем вы... - робко попыталась Ќина успокоить мать и
дочь.
     - Ќу ладно, давай кончим, - сказала ‚ера твердо. - Џотом, если желаешь,
мне все выскажешь с  глазу на глаз,  а над Ќиной-то зачем громыхать?  ‘тыдно
ведь...
     - ‘тыдно...  ‡а тебЯ стыдно!  Ќина свой человек,  а Я и при любых людЯх
правду тебе выскажу. - Њать еще горЯчилась, но уже направлЯлась к двери.
     - Џомолчи, помолчи, - шептала Ќина, дергаЯ ‚еру за платье.
     “  двери мать остановилась,  словно бы собираЯсь сказать самые важные и
грозные слова, но только махнула рукой и вышла из комнаты.
     ’ут  же  всунула в  дверь голову Ќадька,  и  наглые,  отцовские глаза в
любопытстве уставились на ‚еру.
     - Ђ ну,  пошла отсюда,  -  крикнула на нее ‚ера,  -  а то сейчас запушу
чем-нибудь! € дверь закрой.
     Џомолчав, ‚ера вздохнула:
     - ’о ли будет впереди...
     - —егой-то мать-то твоЯ? - сказала Ќина. - ‚роде бы она тихаЯ...
     - ’ихаЯ-тихаЯ, а вот иногда вскипает...
     - Ќичего,  ‚ерк,  все обойдетсЯ, - на всЯкий случай сказала Ќина, но не
очень уверенно.
     - Ђ что обо мне говорЯт?
     - ђазное говорЯт,  - уклончиво сказала Ќина. - Њногие сочувствуют тебе,
но ведь есть и знаешь какие люди -  им бы только чтобы у соседа коза в кошку
превратилась...
     ’ут Ќина замолчала,  и ‚ера не услышала,  кто именно эти люди и что они
думают и говорЯт теперь о ней, но спросить об этом у подруги не решилась.
     - Ђ узнали как?
     - —тобы в  Ќикольском,  да  и  не  узнали!  ’огда бы  светопреставление
началось!
     - Ѓоже ты мой!  -  ‚ера закрыла лицо ладонЯми. - Љак жить-то дальше? Ђ,
Ќинк?
     - Џеретерпеть надо,  ‚ерк,  - сказала Ќина убежденно, - зубы стиснуть и
перетерпеть,  а  там жить дальше.  Ќе в  монастырь же идти.  € монастырей-то
теперь нет. € потом - ты, что ль, виновата? Ќа тебе греха нет.
     - ’ы-то хоть веришь в то,  что Я ни в чем не виновата?  - сказала ‚ера,
волнуЯсь, будто от Ќининого ответа зависела теперь ее жизнь.
     - ‚ерю, ‚ерк, Я тебе как себе верю.
     - ‘пасибо, Ќин, спасибо, - обрадовалась ‚ера. - ‡наешь, как Я довольна,
что ты пришла.
     - —то же, Я не человек, что ли? - сказала Ќина растроганно.
     - Ђ Љолокольников? - спросила ‚ера.
     - —то Љолокольников?
     - Ћн как?  -  ‚ера вспомнила теперь о Љолокольникове,  к нему у нее был
особый счет.
     - Ќе знаю.  ‘бежал куда-то.  € его, и —истЯкова, и ђожнова в Ќикольском
сегоднЯ нет. Ћдин ’урчков здесь. ‘идит дома.
     - ’ы его видела?
     - ‚идела.
     ‚ера хотела сказать что-то,  но  вдруг ощутила,  что говорить ей о  тех
четверых тошно и стыдно.
     - џ  когда узнала о  тебе,  -  сказала Ќина,  -  мама принесла с  улицы
новость,  Я тут же хотела бежать к тебе,  да забоЯлась, как бы ты не выгнала
менЯ после вчерашнего.  џ сидела, переживала и тут надумала найти этих... да
в лицо каждому плюнуть.  Џошла.  Љолокольникова нет, —истЯкова нет, домашние
их взвинчены,  парни, наверное, от страха и стыда сбежали. Ћдного ’урчкова Я
и застала.  Њать его в дом менЯ не пускала, а Я громко так заЯвила: "…сли он
не трус,  то пусть сам выйдет".  ‚ышел.  Ѓледный,  лохматый.  џ  ему:  "‹еш,
правда,  что вот то-то и то-то говорЯт?" Ћн только глаза отвел.  џ ему молча
пощечину залепила и пошла.  Њать его догнала менЯ,  начала говорить, что это
жестокость, что он мучаетсЯ сам и они боЯтсЯ, как бы он в петлю не полез...
     - Ћн может, - сказала ‚ера.
     - Њожет,  -  согласилась Ќина.  -  „а  их  прибить  мало.  џ  бы  этого
Љолокольникова да ђожнова...
     - Ђ Я им устрою, - сказала ‚ера.
     ’ут  Ќина,  посмотрев  на  нее,  насторожилась.  Џоследние  слова  ‚ера
произнесла тихо,  скорее длЯ самой себЯ,  взглЯд ее был отрешенный,  а голос
спокойный и твердый,  стало быть,  ‚ера принЯла решение, и решение это уж не
мучило и  не  жгло ее,  не  кололо сомнениЯми,  оно  остыло,  лежало в  душе
холодным металлом,  и  ‚ера не  могла и  не хотела от него избавитьсЯ.  Ќина
знала, что ‚ера, шумливаЯ, горЯчаЯ, бывала прежде отходчивой, а теперь, судЯ
по всему,  она могла пойти на отчаЯнное предприЯтие и оно уж не довело бы ее
до добра.
     - ’ы что, ‚ерк, - заговорила Ќина испуганно, - ты что придумала?
     - Ќичего, - сказала ‚ера.
     - Ќет, ты брось, ‚ерк, Я ведь вижу! ’ы не хочешь мне сказать?
     - ’ы не обижайсЯ. Ќо тут дело только мое и ничье больше.
     - Ќу и  глупо!  ‘ебЯ погубишь и близким отравишь жизнь.  Џодумай хоть о
матери и сестрах...  Љак они будут без тебЯ? € зачем тебе руки об этих гадов
марать? ‘уд все сделает...
     - Ќа суде менЯ измучают больше, чем их.
     - Ќет,  ‚ерк.  ‘егоднЯ  же  надо  ехать  в  район,  в  милицию,  подать
заЯвление, и к врачам. …сли не поедешь, Я сама возьму и съезжу...
     - Ќу и предашь менЯ.
     - ќту твою глупость Я всерьез не принимаю.  Џоверь,  если бы Я считала,
что ты  собираешьсЯ поступать правильно,  Я  бы  тебе помогла и  риску бы не
испугалась - когда надо, Я не трусливаЯ, ты знаешь, но тут ты не права.
     - Ќу и хорошо, - сказала ‚ера обиженно, - не права, ну и хорошо...
     - ‘разу надулась, - сказала Ќина. - ’ы хоть подумай, не спеши...
     ‚ошла мать.
     € Ќина,  и ‚ера скосили глаза в ее сторону, ожидали новой бури, но слов
никаких не было произнесено, и тогда Ќина встала.
     - Њне пора на работу.  Љак вернусь,  сразу сюда забегу.  ’ы,  ‚ера,  не
права,  ты все взвесь, - тут Ќина остановилась, испугавшись, как бы ЌастасьЯ
‘тепановна не учуЯла в ее словах чего-либо дурного или тайного, и, помолчав,
добавила: - ‚ы уж, теть Ќасть, с ‚ерой не ругайтесь. Ќе надо сейчас.
     - џ тебЯ провожу чуть-чуть, - сказала ‚ера.
     Ќина уходила,  Ќастасью ‘тепановну перед тем за плечи обнЯв:  мол, тетЯ
ЌастЯ,  все  обойдетсЯ-образуетсЯ.  ‚ера остановила подругу в  сенЯх,  стала
говорить,  смущаЯсь собственной слабости, страдаЯ оттого, что открывала Ќине
запретное, обнажала свою неотвЯзную тревогу, которую держать бы ей про себЯ,
но  и  держать про себЯ не  могла,  и  ждала теперь,  чтобы Ќина успокоила и
обнадежила ее.
     - ‡наешь,  Ќинк,  чего Я боюсь-то?  -  говорила ‚ера,  волнуЯсь.  - ‚от
‘ергей приедет и все узнает...
     - Ќу и чего?
     - Ќу, как чего? Љак у нас будет-то с ним?..
     - …сли он от тебЯ отвернетсЯ, значит, и цена ему грош. € жалеть тогда о
нем не стоит.
     - Ђ  может быть,  он и  не отвернетсЯ,  а все равно не будет уже ничего
хорошего...
     - Ќе надо, ‚ерк, вот помЯни мое слово, все хорошо у вас сложитсЯ.
     “ходЯ совсем, она шепнула ‚ере:
     - ‚ерк,  Я за тебЯ боюсь.  ‘лово дай,  что ничего не выкинешь,  пока не
вернетсЯ ‘ергей. Ђ?
     - ‹адно, - сказала ‚ера, - хватит об этом.
     Ќина ушла,  уехала,  спасибо ей,  подумала ‚ера,  в  электричке она еще
погорюет о  тЯжкой судьбе подруги,  а потом московскаЯ жизнь отдалит от Ќины
‚ерины беды,  и  ничего тут не поделаешь.  ‚ера вздохнула.  ‚ошла в комнату.
Њать сидела у стола.
     - Ќу что,  - сказала ‚ера, предупреждаЯ атаку матери, - обЯзательно при
людЯх надо устраивать крик?
     - ‘адись, - сказала мать.
     - Ќу, села. € что дальше?
     - ’ы можешь говорить мне все,  что хочешь, можешь наплевать на мать, но
дурь из головы выкинь. € не злись. Ќина тебе советовала правильно.
     - —его она такое советовала?
     - ‘ейчас же ехать в город.
     - Ќикуда Я не поеду, - хмуро сказала ‚ера.
     - Џоедешь. —то ты задумала? Њстить, что ли?
     - Њое дело.
     - Ђ обо мне с девчонками вспомнить не желаешь? —то с нами-то станет?
     - ‚ас не убудет.
     - ‚ тюрьму ведь сЯдешь!
     - џ и сЯду, а не ты с ними.
     - ‚ера, не дури, - сказала мать, - Я тебЯ прошу.
     ’ут ‚ера взглЯнула на нее и увидела,  что губы у матери дрожат, а глаза
влажны,  и  всЯкое  желание дерзить матери пропало,  следовало ей  успокоить
мать,  произнести какие-нибудь  ложные  слова,  чтобы  она  хоть  на  минуту
посчитала,   что  ‚ера  готова  отказатьсЯ  от  своих  намерений,  но  слова
подходЯщие не Явились.
     - „евчонки-то маленькие,  -  сказала мать, - а могут одни остатьсЯ. Љак
проживут-то?
     - ‘ чего вдруг одни?
     - Њне в больницу ложитьсЯ надо, - сказала мать.
     - ’ы что?
     - џ уж вам не говорила, не пугала раньше времени...
     - ‘ чего ты взЯла, что в больницу?
     - џ у врачей была. Ћбследовали и велЯт...
     - “ каких врачей?
     - “ разных. € у... - Њать замолчала.
     - € у кого? - ‚ горле у ‚еры стало сухо.
     - “ онколога.
     - Ћни что?
     - ‚ больницу велЯт ложитьсЯ. Ћперацию делать...
     - ’ы что! ’ы врешь! - крикнула ‚ера. - —тобы Я в милицию пошла, да?!
     - џ тебе никогда не врала. ‚спомни, когда Я тебе врала? ‘ отцом менЯ не
путай.
     - € за что же такие напасти на нашу семью! ‡а что!
     ‚олком  взвыть  хотелось ‚ере,  застонать на  весь  поселок Ќикольский,
тупое отчаЯние забрало ее -  что же это делаетсЯ-то и почему? Ќо мать сидела
напротив ‚еры тихаЯ,  губы ее уже не дрожали,  слез не было в  ее глазах,  а
было  спокойствие,  объЯснить которое ‚ера  могла только тем,  что  мать все
передумала о себе, ничего не став выспаривать у судьбы, а теперь ее заботило
лишь будущее дочерей,  и,  понЯв это,  ‚ера не застонала и не заплакала. Ћна
старалась теперь успокоитьсЯ,  обнадежить себЯ хоть бы мыслью о  том,  что у
матери вдруг не  самое страшное,  но  спросить о  болезни долго не решалась.
‘казала наконец:
     - Ђ диагноз они тебе какой поставили?
     - Ћни,  может,  и сами не знают. Ќадо операцию делать, а там уж увидЯт,
доброкачественнаЯ или какаЯ...
     - Љонечно,   доброкачественнаЯ,   -  быстро  сказала  ‚ера,  -  сделают
операцию, и все обойдетсЯ... ‘колько случаев знаю!
     - „ай-то бог, - сказала мать, вздохнув.
     ‚ера встала.
     - Ќасчет менЯ будь спокойна.  Ќичего Я дурного не выкину. Ќе хотела Я в
милицию, но пойду. Џусть будет по закону.
     Њать тоже встала.
     - Ћно и лучше так.
     ‚ера бросилась к матери, обнЯла ее, заплакала:
     - —то же делать-то нам с тобой, мамочка моЯ? ‡а что же нас так?


        7

     ѓород стоЯл в тридцати трех километрах от Њосквы,  сорок, а то и меньше
минут электричкой, и норов имел уже столичный.
     Њать шла чуть впереди,  ступала твердо,  а когда оглЯдывалась,  никаких
слов не говорила дочери.  ‹ицо ее было суровым и спокойным.  ‚ера удивлЯлась
этому спокойствию матери, мать вообще казалась ей сейчас преображенной. ‚ера
привыкла видеть ее  застенчивой и  тихой на  людЯх и  уж  тем паче во всЯких
казенных  учреждениЯх,   в   крови   ее   была   робость   крестьЯнки  перед
присутственными местами,  теперь же мать стала решительной и  сильной,  даже
ступала по  земле  она  иначе,  чем  прежде,  как  будто выросла,  словно бы
стараЯсь заслонить собой дочь,  уберечь ее от дурных взглЯдов и  слов.  ‚ера
шла за ней и ощущала себЯ побитой десЯтилетней девчонкой, котораЯ без матери
- ничто,  чувство превосходства над  ней,  жившее в  ‚ере в  последние годы,
исчезло вовсе и казалось постыдным. ‚ера думала теперь о матери с нежностью,
страх,  вызванный известием о болезни матери и скорой операции,  не уходил и
холодил ее.  ’еперь,  когда она смотрела на мать,  плохо одетую,  странную в
городской толпе  в  своем  вдовьем,  провисшем на  плечах,  ношеном  платье,
тЯжелым  длЯ  ‚еры  было  воспоминание о  вчерашнем легкомыслии и  обмане  -
пообещала купить  матери что-нибудь хорошее и  нужное,  а  сама  принесла ей
беду.   ‚прочем,  несколько  успокаивали  ‚еру,  как  ни  странно,  мысли  о
собственной беде,  о собственном страдании, то есть не то чтобы успокаивали,
а как бы уравнивали в ее глазах тЯжесть их с матерью положениЯ.  € тем самым
и  смЯгчали ее  перед матерью вину.  "“  тебЯ  жизнь может оборватьсЯ,  тебе
горько, но ведь и мне не слаще, и Я страдаю..."
     ‘ердцевина города, сложенного из заводских поселков, временем и случаем
разбросанных по обе стороны железной дороги, была тесна и мала. —етыре улицы
с  учреждениЯми и  магазинами,  километра в  полтора каждаЯ,  расходились от
муравейника вокзальной площади к  излучине Њосковского шоссе.  ‚ прежние дни
‚ера облетывала городской центр и  на плЯж спускалась к  запруженной реке за
двадцать минут, нынче же - годы тЯнулись.
     Ћни с  матерью шли в  милицию.  ‚ера никак не могла взЯть себЯ в  руки,
наоборот,  она  волновалась все  больше.  ‚  милицейском доме было сумрачно,
пахло сыростью и  еще  каким-то  особым запахом,  словно бы  это  был  запах
деловитой озабоченности учреждениЯ.  ‚  коридорах было пусто,  редкие люди в
форме  и  в  штатском  шагали  мимо  быстро  и  молча.  „ежурный посоветовал
Ќавашиным поднЯтьсЯ на второй этаж и зайти в следственный отдел. Ќа лестнице
‚ера остановилась, сказала:
     - ‡аЯвление надо написать. —то же мы так, с пустыми руками, придем?
     - Џошли, пошли... ‘начала расскажешь, а потом напишешь, что скажут.
     - Ќет, надо.
     Њатери следовало бы понЯть,  что рассказывать ‚ере милиционерам о  том,
какаЯ с  ней вчера приключилась беда,  -  все равно что прикладывать к  коже
раскаленный  утюг,   куда  легче  было  бы  без  слов  положить  на  стол  в
следственной кабинете бумажку - и пусть решают, как хотЯт.
     - •орошо, - сказала мать, - пиши заЯвление...
     Ќо тут же добавила сердито:
     - „ома, что ли, не могла...
     - Њало  ли  кто  чего  мог!  -  огрызнулась ‚ера,  огрызнулась вновь от
собственной слабости.
     ‚ полутемном углу стоЯл круглый,  покрытый стеклом столик. ‚ера достала
ручку из  сумки,  но  бумаги,  естественно,  не  оказалось.  ‚ера жалостливо
поглЯдела на мать,  та вздохнула,  проворчала справедливые слова и  пошла по
коридору в соседний кабинет. Џринесла два листа бумаги.
     ‚ера ей  даже не  сказала "спасибо".  …й было сейчас не до матери,  она
мучилась над листом бумаги.
     - ‘колько ж слез-то над этим столиком пролито было,  -  сказала мать, -
сколько  ж  горЯ  человеческого тут  записано было...  ’Яжелый дом-то  этот,
слезный. Љак больница...
     - —то больница? - не понЯла ‚ера. - џ не знаю, чего писать...
     - Љак было, так и пиши...
     „олгим был  ‚ерин труд над слезным столиком,  подсказки матери казались
неразумными и только раздражали ее;  если уж рассказывать все случившеесЯ по
порЯдку,  тетради не должно было бы хватить,  но слов у ‚еры нашлось лишь на
полстранички,  и  никак  она  не  могла подобрать главное слово,  которое бы
назвало то,  что с ней сделали четверо, все выражениЯ, приходившие в голову,
были плохими -  или  обидными длЯ  нее  самой,  или уж  совсем не  крепкими.
Ќаконец ‚ера придумала:  "...и  тут  они  менЯ опозорили".  Ћна посидела над
этими словами,  кручинЯсь,  а  поставив подпись и число,  даже обрадовалась,
будто сбросила с плеч тЯжкую ношу,  но тут же расстроилась, сообразив: "—ему
радуюсь-то!"
     - Ќу вот, вроде и все.
     Љ начальнику следственного отдела очереди не было, а лучше бы она была.
“  двери ‚ера остановилась,  словно забыла что-то важное и  теперь старалась
вспомнить это важное, но мать не позволила ей отступить и открыла дверь.
     ‚ кабинете были капитан и старший лейтенант.  Љапитан сидел,  а старший
лейтенант стоЯл и как будто бы собиралсЯ уходить.
     - Њожно зайти? - спросила мать робко.
     - ‚ы уже зашли, - сказал капитан. - —то у вас?
     - ‚от. ‡аЯвление, - сказала ‚ера, подошла к столу.
     Љапитан взЯл исписанный ею листок,  стал читать.  €  старший лейтенант,
собиравшийсЯ уходить,  вернулсЯ к столу и тоже взглЯнул на ‚ерино заЯвление.
’ут пошли минуты длЯ ‚еры печальные,  ей  было стыдно и  горько,  сейчас они
прочтут,  думала она,  сейчас они все узнают о  ней и  составЯт мнение как о
последнем человеке,  как о пропащей женщине, сейчас они отчитают ее и станут
мучить  вопросами.   Ћсобенно  боЯлась  ‚ера   теперь  старшего  лейтенанта,
пожилого,  грузного,  боЯлась и стыдилась его, ей казалось, что он, читаЯ ее
заЯвление,  ухмылЯетсЯ,  не верит ей,  презирает ее,  и ему-то,  наверное, и
поручат заниматьсЯ ее делом. ѓосподи, до чего тошно!
     - „а-а, - сказал капитан.
     - ’ам,  наверное,  не  так написано,  -  заторопилась мать,  -  мы  все
расскажем. ‚ы нам объЯсните, что написать, мы перепишем...
     - „а нет, тут Ясно, - сказал капитан. - „лЯ начала Ясно.
     - ‚озраст не указан, - поднЯл голову старший лейтенант.
     - „а, да, - кивнул капитан, - вот возраст вы, пожалуйста, укажите.
     - —ей возраст? - спросила ‚ера.
     - ‚аш.
     - ќто с какого года, что ли, Я? - спросила ‚ера.
     ‚овсе она не хотела прикидыватьсЯ дурочкой, просто растерЯлась.
     - Ќу да, - кивнул капитан.
     - ‘ пЯтьдесЯт третьего Я.
     - ‘ пЯтьдесЯт третьего? - удивилсЯ старший лейтенант.
     ’ут и капитан удивилсЯ, поднЯл на ‚еру глаза, а затем они переглЯнулись
и со старшим лейтенантом. "—то ж они во мне увидели такого занимательного? -
подумала ‚ера. - ‘ какого же Я еще года должна по-ихнему быть?"
     - ЌесовершеннолетнЯЯ...  -  протЯнул старший лейтенант,  и что-то в нем
погасло.
     - „а, несовершеннолетнЯЯ, это она такаЯ здороваЯ у менЯ вымахала, не по
летам,  -  сказала мать,  заулыбалась при  этом заискивающе,  как  бы  просЯ
извинениЯ за то, что дочь ее своим видом ввела милицию в заблуждение.
     - Ќаши дети нынче быстро растут, - вздохнул старший лейтенант.
     - Ђ вот тем четверым, - спросил капитан, - а им по скольку лет?
     - Џо скольку... - задумалась ‚ера. - џ не знаю точно, по скольку.
     - Ћни взрослые или тебе ровесники?
     - Ћни взрослые,  -  сказала ‚ера.  -  Ќо  есть и  мне ровесники...  Ќу,
ђожнову вроде  девЯтнадцать.  Ђ  другим по  семнадцать.  Њы  ж  на  рождении
’урчкова гулЯли, а ему сровнЯлось семнадцать... џ разве не написала?
     - ‡начит,  Ѓорис  €ванович,  надо  направить в  прокуратуру,  -  сказал
капитан.
     —то-то изменилось в отношении к ним милиционеров,  так показалось ‚ере,
что именно изменилось - она не могла сказать, но изменилось.
     - ’ак  это...  -  неуверенно проговорила мать,  скорее всего длЯ  того,
чтобы напомнить о  себе с  дочерью и продолжить разговор,  в котором,  на ее
взглЯд, пока ничего существенного сказано не было.
     - ‘ейчас   мы   направим  вашу   дочь,   -   сказал   капитан,   -   на
судебно-медицинскую экспертизу.  ‘ержант вас проводит...  Џотом, сегоднЯ же,
наши    работники    проведут    в    Ќикольском   в    вашем    присутствии
оперативно-розыскные действиЯ на месте происшествиЯ. ‚ашим делом не мы будем
заниматьсЯ, а районнаЯ прокуратура, скорее всего следователь аталов, он вас
вызовет...
     - „а,  наверное,  аталов,  -  рассеЯнно произнес старший лейтенант, он
думал о чем-то своем и казалсЯ опечаленным.
     - Ђ когда же этих-то в тюрьму заберут?  -  спросила мать. - Ќе сегоднЯ,
что ли?
     - Џрокуратура во всем разберетсЯ,  -  сказал капитан, - она и определит
меру пресечениЯ...
     - Ќам  теперь в  прокуратуру идти?  -  уныло спросила ‚ера.  -  €  туда
заЯвление писать?
     - Ќе надо,  - сказал капитан - заЯвление мы сами передадим, прокуратура
вон, напротив.
     - ‡начит, не заберут их сегоднЯ? - расстроилась мать.
     - Ђ когда заЯвление? - спросила ‚ера.
     - ‘ейчас же и передадим.
     - Њы,  наверное,  не так написали,  - сказала мать. - ‚ы подскажите, мы
перепишем...
     - Ќичего переписывать не надо. ‚озраст мы сами пометим.
     - Ќет, - сказала мать, - почему же вы не сами, почему же в прокуратуру?
‚ера ни в чем не виноватаЯ, это они...
     - „а поймите,  -  вздохнул капитан, - есть такое положение. …сли в дело
замешаны несовершеннолетние,  то  им занимаетсЯ не милициЯ,  а  прокуратура.
ЃеспокоитьсЯ тут нечего.
     - Ќет, - сказала мать, - как же так - без милиции?..
     - ‚ы сейчас идите к врачам, - сказал капитан, - на экспертизу.
     - Џошли,  мама,  -  сказала ‚ера.  - Ќу что ты у людей отнимаешь времЯ.
‘казано тебе - займетсЯ прокуратура...
     Њать все еще стоЯла в растерЯнности, прокуратура была длЯ нее далеким и
неЯсным учреждением,  по всей вероЯтности незначительным и слабосильным,  не
имевшим погон и