наЯ душа жаждала не славы, а справедливости,  и  не  столько
даже длЯ себЯ, сколько длЯ команды. …го угнетала  мысль,  что  из-за  него
долгое времЯ были лишены своей доли общественного признаниЯ люди ни в  чем
не  повинные.  ‚последствии  Я  имел  полную  возможность  убедитьсЯ,  что
соратники Њаринеско не винили в том своего  командира,  а  когда  в  одной
местной газетке была  сделана  попытка  принизить  его  роль  в  Январских
атаках, никто из них на это не клюнул.
   Ќо, может быть, характернее всего длЯ Њаринеско последний абзац письма.
Ђлександр €ванович предлагает встретитьсЯ, но  длЯ  чего?  ‘овсем  не  длЯ
того, чтобы рассказывать о своих подвигах  и  обрести  в  писателе  своего
будущего биографа. Ќет, узнав от общих друзей, что писатель  работает  над
романом о подводниках, он предлагает ему свою бескорыстную помощь.
   Љстати, об общих друзьЯх. ’рое из них названы в письме. Ћ  скончавшемсЯ
в 1970 году  …вгении  ѓавриловиче  ћнакове  читатель  уже  немного  знает.
‚ладимир Ђнтонович Џолещук во времЯ войны командовал дивизионом  подводных
минных заградителей. ‚ прошлом торговый  морЯк,  как  и  Њаринеско,  после
демобилизации - историк флота, кандидат военно-морских наук,  он  и  после
переезда в Њоскву не переставал  принимать  участие  в  судьбе  Ђлександра
€вановича  и  боротьсЯ  за  восстановление  исторической  правды.   Њихаил
”илиппович ‚айнштейн, в годы войны дивизионный инженер-механик, - один  из
самых близких и преданных  друзей  Ђлександра  €вановича.  ‚о  времЯ  моих
коротких  наездов  в  ‹енинград  мы  неизменно   встречались   у   Њихаила
”илипповича, жившего тогда в центре города, у Љазанского  собора.  ‚  моем
дневнике за август 1960 года отмечены две встречи - 16-го и  29-го  числа.
‡аписи до обидного беглые, но и они будЯт памЯть:
   "16.VIII. ‹енинград. ‡вонил ‚айнштейн,  вечером  встретилсЯ  у  него  с
Њаринеско. Ћт разговора о своих боевых походах и причинах  ухода  с  флота
Ђ.€. решительно  уклонилсЯ,  только  под  конец  не  удержалсЯ  и  забавно
рассказал, как он "вымотал душу" у контр-адмирала „.Њ.‘теценко,  пошедшего
с ним в мае 1945 г. в поход в  качестве  "обеспечивающего".  ђассказал  со
смехом, беззлобно. ѓоворить предпочитает о заводе, где он сейчас  работает
и интересами которого живет.
   29.VIII. ‹енинград. ‚ечером был у ‚айнштейна. ‘ъехались подводные  асы:
Њаринеско,  ѓрищенко,  ЊатиЯсевич.  Њаринеско  рассказывал,  как  проходил
перевод на семичасовой рабочий день на ленинградских  заводах.  ђассказчик
он отличный".
   Ћт этих встреч (и  от  рЯда  последующих)  у  менЯ  осталось  смешанное
впечатление.  Ђлександр  €ванович  бывал  весел,  но  его   не   оставлЯла
настороженность. …го радовало  дружеское  внимание  ветеранов,  но  он  не
рассчитывал, что в  ближайшее  времЯ  в  его  судьбе  произойдут  какие-то
существенные изменениЯ, а потому весьма неохотно касалсЯ своего  прошлого.
‚сЯкий раз он подтверждал свою готовность помочь мне советом, но длЯ этого
не было подходЯщей обстановки, мы все времЯ были на людЯх.
   Ћднако кое-какие изменениЯ после публикации поступивших  в  "‹итгазету"
писем все же произошли. ‘.‘.‘мирнов, в то времЯ главный  редактор  газеты,
обратилсЯ от имени редколлегии в соответствующие инстанции, и  вскоре  лед
тронулсЯ: Њаринеско было возвращено прежнее  звание,  поЯвилось  несколько
газетных статей о подвиге "‘-13". €з них две или три назывались одинаково:
"Ќеизвестный подвиг". ‡а времЯ, прошедшее между вторым и  третьим  сборами
ветеранов, Ђлександр €ванович много раз имел возможность убедитьсЯ в своей
популЯрности. ЏопулЯрности, конечно, неофициальной и  нередко  приносившей
ему вместо радости ненужные  огорчениЯ.  ‚  различные  инстанции  полетели
письма и  ходатайства  о  присвоении  Њаринеско  званиЯ  ѓероЯ.  Ђлександр
€ванович  о  них  не  знал  и  никак  в  них  не  участвовал,  но   всЯкий
становившийсЯ ему известным отрицательный ответ ранил его жестоко. ‡ато на
третьем сборе, организованном ћнаковым с присущим ему размахом  (ветеранов
впервые пригласили с семьЯми), Я видел, как в  лучах  всеобщего  признаниЯ
тает наледь, сковывавшаЯ душу Ђлександра €вановича. Ћсобенно  тронула  его
веселаЯ церемониЯ на пирсе: по обычаю военных лет ему как вернувшемусЯ  из
похода победителю был преподнесен живой поросенок.
   ‡а прошедший год наши встречи с Ђлександром €вановичем становились  все
дружественнее, но какого-то необходимого мне, может быть и  ему,  главного
разговора все не получалось,  говорить  о  своем  прошлом  он  по-прежнему
избегал, а длЯ сколько-нибудь серьезной консультации моей работы мне  надо
было по  меньшей  мере  ввести  его  в  курс  дела,  почитать  кое-что  из
написанного. Ќужен был день (лучше два) без помех и без свидетелей.
   € вот такой день наступил.
   ‚ начале ноЯбрЯ 1961 года Я приехал в Љронштадт поработать и лишний раз
обойти от носа до  кормы  какое-нибудь  учебное  судно.  ЋстановилсЯ,  как
всегда, в крошечной одноэтажной гостиничке при учебном отрЯде.  ѓостиничка
состоЯла всего из двенадцати номеров, называвшихсЯ, впрочем, по-морскому -
не номерами, а каютами. ‚ гостиничке этой Я  живал  много  раз,  всегда  в
одной и той же каюте; несмотрЯ  на  зарешеченные  снаружи  окна  и  весьма
умеренный комфорт, в ней хорошо работалось.
   “чреждением  этим  командовала  милаЯ  женщина  по  фамилии   ѓаничева,
совмещавшаЯ в одном лице обЯзанности директора,  кастелЯнши,  истопника  и
уборщицы, приветливаЯ и внимательнаЯ к постоЯльцам.
   ‡апись из моего дневника:
   "25 ноЯбрЯ. Љронштадт. Њокро, сыро, зима временно отступила.  ЏроснулсЯ
оттого, что ѓаничева пришла затопить печку. ‘разу стало уютно, и Я сел  за
стол с намерением переписать набело не меньше 15-ти  страниц.  Ќо  приехал
Ђ.€.Њаринеско. "„лЯ выступлений на кораблЯх и в частЯх", как  значилось  в
удостоверении.
   Џрежде чем отправитьсЯ в здание, где была объЯвлена беседа Њаринеско  с
коллективом редакции, мы попили чайку и впервые  обстоЯтельно  поговорили:
Ђлександр €ванович не только не забыл о своем обещании, но взЯлсЯ за  дело
с поразившей менЯ энергией и  деловитостью.  Ћн  заставил  менЯ  читать  и
рассказывать, а затем забросал вопросами.
   ‚ скобках: к ноЯбрю 1961 г. роман "„ом и корабль" был вчерне  закончен.
џ не писал, а переписывал. Ќа моего главного  героЯ  -  капитан-лейтенанта
ѓорбунова - Њаринеско был совсем не похож, тем не менее советы  Ђлександра
€вановича были длЯ менЯ  драгоценны  по  многим  причинам.  Џодобно  моему
герою,  Њаринеско  начинал  войну  командиром  "малютки";   подобно   ему,
блокадной зимой готовил свой маленький корабль к летней кампании. Ќаконец,
мне предстоЯло заново написать  обрамлЯющую  роман  новеллу,  единственный
эпизод, где лодка в походе, в атаке, - здесь  мнение  Њаринеско  было  длЯ
менЯ решающим. ‚ основу эпизода Я решил положить  памЯтный  мне  с  первых
военных лет случай: поврежденнаЯ взрывом глубинных  бомб  подводнаЯ  лодка
всплывает длЯ ремонта рулевого управлениЯ, в случае  поЯвлениЯ  противника
лодка должна срочно погрузитьсЯ, времени на то, чтоб извлечь  из  кормовой
балластной цистерны работающих там людей,  уже  не  остаетсЯ,  и  они  это
знают. Ћказалось, что аналогичный случай был у Њаринеско на "‘-13",  и  он
одобрил мое решение. Ђ вот описание атаки, решение атаковать не со стороны
морЯ, а, против ожиданиЯ, со стороны берега, - это  уже  прЯмаЯ  подсказка
Њаринеско  -  именно   так   атаковал   он   "ѓустлова".   ЊенЯ   поразила
сосредоточенность, с какой Ђлександр €ванович слушал,  и  вдумчивость  его
осторожных  рекомендаций.  Љ  моим  вымышленным  ситуациЯм  он  отнессЯ  с
серьезностью командира, которому предстоЯт ответственные  решениЯ.  —то-то
из моих построений он после детального разбора подтвердил,  кое-что  мЯгко
оспорил (не все слушайте, что вам травЯт...), но самыми впечатлЯющими  длЯ
менЯ  были  некоторые  попутно  высказанные  мысли  Ђлександра  €вановича.
Џривожу их в том виде, в каком они мне запомнились:
   - Ќа подводной лодке командир, особенно в боевом походе, - царь и  бог,
видит, слышит и решает он один. Џо-другому и быть не  может,  иначе  лодка
утонет. Ќи митинговщины, ни двоевластиЯ море  не  терпит.  Ќо  беда,  если
командир заберет себе в голову, что он всесилен, а все прочие - пешки.  Ћт
любого матроса, любого, Я не преувеличиваю, может зависеть  успех  похода.
Ћт его умениЯ, отношениЯ к делу, даже от настроениЯ. Љомандир должен знать
боевую технику не хуже приставленного к  ней  матроса,  но  еще  лучше  он
должен знать самих людей. „лЯ менЯ среднего матроса  нет,  каждый  человек
исключителен, второго такого нет. …сть матросы,  которым  нет  цены,  есть
такие, кому грош цена, от таких надо избавлЯтьсЯ, а  настоЯщих  уважать  и
беречь. –енить за достоинства, а не за отсутствие недостатков.  Ќедостатки
есть у каждого, людей без недостатков не  встречал  и  свои  знаю  крепко.
ЃоЯтьсЯ надо не людей с недостатками, а нулей. …сть такие люди  с  нулевой
плавучестью.  ЊорЯк  с  недостатками,  если  попадет   в   хорошие   руки,
исправитсЯ, а нуль, как его ни верти, останетсЯ нулем.  …сть  такие  люди,
что говорЯт про менЯ: ему, мол, везло. ѓлупости. …сли мне и везло  в  чем,
так это на людей. € Я никогда не забывал, что от глаз сигнальщика, от ушей
акустика зависит успех атаки... —ем дольше живу, тем больше  укреплЯюсь  в
мысли: великаЯ ошибка рассматривать  народ  как  однородную  массу.  Ќарод
состоит из отдельных людей, а они бывают умные и глупые,  добрые  и  злые,
сильные и слабые. € когда говорЯт о мудрости  народа,  Я  думаю:  ведь  не
потому народ мудр, что все люди подрЯд умные, а  потому  что  умные  люди,
пускай никому, кроме  соседей,  не  известные,  -  большаЯ  сила,  они  не
командуют, а за ними идут. ‡адумывались ли вы когда-нибудь, как  рождаетсЯ
в народе меткое словцо?  ‚едь  сказал  же  его  кто-то  первый?  Ћстальные
подхватили, обкатали - и пошло оно гулЯть по стране, но ведь  всегда  есть
кто-то без имени, без прозвища, от кого ведет начало пословица, поговорка,
веселаЯ байка. Љто-то их выдумывает? Њне, например, нипочем  не  выдумать.
‚от почему не люблю Я, когда о людЯх говорЯт этак кучно, в общем и  целом.
Ќе люблю, когда говорЯт: "‚се женщины такие".  €ли:  "—то  вы,  не  знаете
наших матросов?" ѓлупости. ‚се женщины разные. € матросы - тоже.
   - Ђ вот вы сами недавно сказали: "‚аш брат писатель", - уЯзвил Я.
   Њаринеско засмеЯлсЯ:
   - € очень глупо сказал. —итать люблю, но в жизни с писателЯми почти  не
сталкивалсЯ. Ћни-то, наверное, очень разные.
   Џоговорили немного и о литературе.  ‘егоднЯ  уже  не  вспомнить,  какие
книги называл тогда Ђлександр €ванович. Ќасколько Я понЯл,  больше  других
привлекали его книги исторические  и  описание  путешествий,  с  особенным
восхищением он говорил о  Њиклухо-Њаклае.  Ђ  из  книг,  пленивших  еще  в
детстве, назвал "’ома ‘ойера" и "ѓекльберри ”инна". ‚есь этот  разговор  у
менЯ  не  записан,  и  полностью  воспроизвести  его  через  двадцать  лет
невозможно, но уже в том разговоре мне начал  приоткрыватьсЯ  секрет  того
таинственного влиЯниЯ, которое мой собеседник имел на самых разных  людей.
‘екрет был не простой. Љонечно, он заключалсЯ и в имени,  ставшем  к  тому
времени легендарным, но в гораздо  большей  степени  в  этом  пристальном,
очень избирательном, но всегда подлинном  внимании  к  человеку,  к  любой
человеческой судьбе. €, может быть, самое главное, что Я  понЯл  тогда,  -
передо мной сидел человек Ярко талантливый и при этом покорЯюще искренний.
Ћ талантливости людей мы, как правило, судим  по  их  достижениЯм,  ‘пособ
правильный, но не универсальный. —еловек по-настоЯщему  талантливый  редко
бывает талантлив только в одной строго определенной области. —аще всего он
талантлив вообще,  и  это  понимаетсЯ  окружающими  даже  раньше,  чем  он
что-либо свершит. Ќе все талантливые натуры осуществлЯютсЯ, немалаЯ  часть
их гибнет или сходит на нет по самым разнообразным причинам и по  стечению
неблагоприЯтных обстоЯтельств. € по недостатку воли. ’олько  сильнаЯ  волЯ
способна  поставить   человека   выше   обстоЯтельств.   ’алант   и   волЯ
взаимосвЯзаны. џснее всего эта свЯзь проЯвлЯетсЯ  в  детстве,  лидерами  в
своей  среде  становЯтсЯ  мальчишки  и  девчонки,  наделенные  волей   или
талантом, точнее - волей и талантом. ќто оптимальный  вариант.  Љрасота  и
физическаЯ сила тоже имеют значение, но второстепенное.  Ќесомненно,  юный
‘аша Њаринеско был  в  своей  школе  вожаком.  €  мне  впервые  захотелось
представить себе подводника N_1 босоногим одесским мальчишкой, а затем шаг
за шагом проследить тот сложный путь, которым он пришел к подвигу.  ‡адача
непростаЯ, к  тому  же  упиравшаЯсЯ  в  препЯтствие  почти  непреодолимое:
говорить о себе Њаринеско не хотел и от расспросов уклонЯлсЯ.
   Ќаша беседа оборвалась на полуслове - за нами пришли из редакции.  €дти
было недалеко - редакциЯ помещалась рЯдом, в  том  самом  здании,  где  во
времЯ войны был штаб  Ѓалтийского  флота.  ‚первые  Я  услышал  от  самого
Њаринеско рассказ о Январском походе и атаке на  "ѓустлова".  ‘лушали  его
затаив дыхание, были и аплодисменты, и  восторженные  реплики,  и  вспышки
блицев,  но  уже  тогда  Я  отметил  нечто,  никак  не  вЯжущеесЯ  с  моим
представлением  об  Ђлександре  €вановиче:  рассказывал  он  плохо.  ‚Яло,
формально, как будто речь  шла  не  о  нем  самом,  а  о  каком-то  другом
командире. Ћн не делилсЯ пережитым,  а  повторЯл  уже  известные  цифры  и
немногие просочившиесЯ в печать подробности атаки. ђассказ этот Я  кое-как
записал и сегоднЯ, перечитываЯ свою запись, вижу,  насколько  она  бледнее
того, что рассказывали мне потом  другие  участники  похода.  Ћдновременно
угадываю причину: над ним еще тЯготел данный себе зарок молчаниЯ.
   Џосле выступлениЯ в редакции мы обедали с ћнаковым. ‚ыпили по стопочке,
Ђлександр €ванович оживилсЯ,  стал  вспоминать  всЯкие  забавные  истории.
ђассказал о каком-то командире, считавшем своей заслугой то, что в  заботе
о подчиненных он регулЯрно снимает пробу на камбузе и  перестал  замечать,
как ему уже давно готовЯт отдельно. ќто  схема,  рассказывал  Њаринеско  в
лицах, с юмором. Ћ выступлении в редакции  рассказывать  не  стал  -  надо
полагать, был недоволен. Ќе приемом - собой.
   Ђ затем произошло совсем неожиданное  -  мы  вернулись  в  гостиницу  и
разошлись по своим каютам, чтобы отдохнуть, но не прошло и  часу,  как  ко
мне  в  двенадцатую  пришел  Ђлександр  €ванович  и   с   потрЯсшей   менЯ
искренностью рассказал всю свою жизнь - о семье, детстве, флотской службе,
боевых походах, разжаловании, злоключениЯх на "берегу. ђассказал, конечно,
не по порЯдку, перескакиваЯ и отвлекаЯсь, без всЯкой определенной цели,  с
единственным желанием открытьсЯ и быть понЯтым. ќта многочасоваЯ  исповедь
длилась до рассвета, под утро Ђлександр €ванович, охрипший и обессилевший,
ушел к себе поспать, а Я лег еще позже, надо было  пусть  неполно,  но  по
свежей памЯти записать услышанное. ‡аписывать что-либо при Њаринеско Я  не
решилсЯ - и правильно сделал. ‘пать мне почти не пришлось,  и  на  встречу
Њаринеско с курсантами учебного отрЯда Я опоздал и пришел к концу. Љак мне
показалось, на этот раз Њаринеско говорил свободнее, красочнее, он  как-то
раскрепостилсЯ. ‡атем опЯть сидели у  менЯ,  зашел  ћнаков,  и  мы  хорошо
поговорили уже втроем. Љогда ћнаков ушел, пошли  погулЯть  по  Љронштадту,
обошли  знакомые  места,  посидели  на  скамеечке  в  сквере  на   площади
Њартынова. ‚ечером Ђлександр €ванович уехал в ‹енинград.
   ќта кронштадтскаЯ встреча оказалась длЯ менЯ решающей. џ впервые ощутил
Њаринеско  как  близкого  друга.  ’еперь  нас  свЯзывало  то   с   большим
запозданием  пришедшее  чувство  фронтового   братства,   которое   обычно
рождаетсЯ только на войне, и Я уже понимал, что, покуда мы живы, эту свЯзь
ничем не разорвать. ђешающим было и то, что Я впервые подумал о  Њаринеско
как о литературном герое. ‘лишком занЯтый работой над романом,  Я  еще  не
знал, что через много лет напишу повесть о моем друге, но уже догадывалсЯ,
что рано или поздно такаЯ книга будет написана если не мной, то кем-нибудь
другим и в  этой  будущей  книге  мой  друг  со  всеми  своими  жизненными
сложностЯми должен быть и будет главным, и притом положительным, героем.
   џ всегда понимал, что нашей литературе нужен положительный герой, живой
и Яркий, чтоб за его мыслЯми и поступками читатель следил бы  с  таким  же
захватывающим интересом, с каким Я слушал исповедь Њаринеско.
   ќта исповедь менЯ не только взволновала, но и заставила задуматьсЯ. Њне
незачем  полемизировать  с  во  многом  уже  отжившими  представлениЯми  о
положительном герое как о герое идеальном.  Ћт  многих  властвовавших  над
нами вульгарно-социологических канонов мы уже освободились, хотЯ и сегоднЯ
еще достаточно распространено представление о положительном  герое  как  о
некоем нравственном эталоне, образцовом человеческом экземплЯре,  лишенном
всЯких недостатков и противоречий  характера.  Њежду  тем  всЯкий  человек
сложен, и чем он значительнее -  тем  сложнее.  Ќет  такого  значительного
образа в художественной  литературе,  вокруг  которого  в  свое  времЯ  не
разгорались бы споры. Ћценка литературного  героЯ  как  положительного  не
тавро, не атрибут, не прилагательное, наглухо прибитое к существительному,
она  зависит  не  только  от  качеств  героЯ,  но  и  от  восприЯтиЯ   его
современниками. ‚спомним Яростные споры вокруг новой  длЯ  критики  фигуры
тургеневского Ѓазарова, вспомним, что давно уже  воспринимаемаЯ  нами  как
"луч света в темном царстве" Љатерина из "ѓрозы" Ћстровского имела некогда
ожесточенных противников, считавших ее глубоко  безнравственной  женщиной.
Њне могут возразить:  все  это  прошлый  век,  столкнулись  точки  зрениЯ,
отражавшие антагонистические классовые силы  русского  общества.  Ќо  люди
моего поколениЯ - свидетели тому, что расхождениЯ в  оценках  литературных
героев не исключены и в наше времЯ, в нашем обществе,  где  не  существует
антагонистических классов. Џрекрасно помню, как "гамлетизм" был  синонимом
вредной рефлексии, интеллигентской дрЯблости и неспособности к действию. Ђ
сколько копий сломано на моей  памЯти  вокруг  образа  „он  Љихота,  слово
"донкихотство" до сих пор живет как  расхожее  обозначение  бессмысленного
доброхотства.
   ‚се сказанное, как мне кажетсЯ, имеет прЯмое отношение к  моему  герою.
‘о днЯ кончины Њаринеско  прошли  десЯтилетиЯ,  и  времЯ  менЯет  масштабы
событий и заставлЯет заново всмотретьсЯ  в  уже  известные  факты.  Џодвиг
выступает во всем своем историческом величии  и  заставлЯет  нас  быть  не
столь непримиримыми к былым срывам и ошибкам героЯ.
   ‚сЯкий положительный герой вызывает у читателЯ желание в той  или  иной
мере следовать его  примеру.  Ќо  между  нравственным  примером  и  слепым
подражанием существует немалаЯ разница. ‘клонны к подражанию малые дети  -
до той поры, пока у них  не  вырабатываетсЯ  способность  дифференцировать
ЯвлениЯ. Џодражательность свойственна людЯм  с  неразвитым  вкусом  -  вот
почему  залетнаЯ  мода  на  покрой  штанов  или  парикмахерские  ухищрениЯ
внедрЯютсЯ легче, чем многие полезные гигиенические навыки.  Ћбщепризнано,
что в искусстве подражатели  не  создали  ничего  сколько-нибудь  ценного,
попытка подражать выдающимсЯ  людЯм  или  героЯм  популЯрных  произведений
обычно сводитсЯ к копированию внешних черт оригинала. ‘разу же приходЯт на
памЯть лермонтовский ѓрушницкий с его напускным  байронизмом  и  чеховский
‘оленый с его лермонтовской позой. ‹юди  незначительные  и  недобрые,  они
невольно пародируют своих кумиров, подражательность,  заемность  чувств  -
черты,   с   убийственной   точностью   характеризующие   их    внутреннюю
опустошенность.  —еловек   самобытный,   одаренный   всегда   неподражаем,
оригинален, или, как  говаривали  в  старину,  бесподобен.  ‘ледовать  его
примеру можно и нужно,  имитировать  -  бесполезно.  ‚лиЯние  литературных
образов на  формирование  характера  читателЯ,  в  особенности  если  этот
читатель молод,  огромно,  но  оно  девственно  лишь  тогда,  когда  герой
произведениЯ воспринимаетсЯ нашим сознанием не как сумма признаков, а  как
реально существующий или существовавший человек. Ђ с  реальными  людьми  у
нас  не   бывает   однозначных   отношений.   ‚осприЯтие   художественного
произведениЯ - это сложнейший процесс,  во  многом  схожий  с  творческим.
ЊироваЯ литература населена множеством героев, зачастую весьма далеких  от
нас по своим воззрениЯм, нравам и обычаЯм, но в каждом из них заключена по
меньшей мере одна доминирующаЯ черта, позволЯющаЯ  нам  хотЯ  бы  короткое
времЯ прожить его жизнью, как если б она была  частью  нашей  собственной,
радоватьсЯ его взлетам и страдать от его бед и заблуждений; проще  говорЯ,
сочувствовать ему не в том уже несколько стертом бытовом значении слова, к
которому мы приучены, а  в  том  первичном,  где  приставка  "со"  еще  не
окончательно приросла к корню: со-чувствовать, со-переживать. Љонечно, чем
ближе к нам эпоха, в какой живет и действует герой, чем  ближе  он  к  нам
социально, тем требовательнее мы становимсЯ к его нравственному облику.  €
все же герой никогда не должен превращатьсЯ в эталон. ќталоны  хороши  длЯ
измерениЯ неодушевленных предметов,  длЯ  живых  они  часто  оборачиваютсЯ
прокрустовым ложем. Њне кажетсЯ, писатель не должен быть озабочен, получит
ли  его  герой  при  выходе   в   свет   своеобразный   "знак   качества",
свидетельствующий о его несомненной положительности; достаточно, чтобы  он
знал и любил своего героЯ, гордилсЯ его достоинствами  и  страдал  от  его
ошибок. Ќужно ли эти ошибки скрывать от читателЯ? Ќа этот счет  существуют
различные точки зрениЯ. Ћдна из них,  наиболее  мне  близкаЯ,  выражена  в
известном письме „.Ђ.”урманова:
   "‚опрос: дать ли —апаЯ действительно с мелочами,  с  грехами,  со  всей
человеческой требухой или, как обычно, дать фигуру фантастическую, то есть
хотЯ и Яркую, но во многом кастрированную. ‘клонЯюсь к первому".
   Ќадо ли доказывать, что в своем решении образа —апаева писатель  твердо
стал на первый путь? €менно поэтому  длЯ  нескольких  поколений  советских
людей этот образ сохранил свое немеркнущее обаЯние. ”урманов понимал,  что
герой, из которого извлечена "всЯ человеческаЯ  требуха",  превращаетсЯ  в
мумию или мулЯж, и опыт Ћтечественной  войны  подтвердил  его  правоту:  у
—апаева  оказалось   огромное   число   последователей   и   ничтожное   -
подражателей.
   ‘коро минет двадцать лет с того хмурого зимнего днЯ, когда  мы,  друзьЯ
покойного,  проводили  на  Ѓогословское  кладбище   Ђлександра   €вановича
Њаринеско, но Я до сих пор ощущаю потерю  как  недавнюю.  „лЯ  менЯ  он  -
такой, каким Я его знал и запомнил, такой, каким он живет в  воспоминаниЯх
его друзей и соратников, - самый любимый герой. џ  счастлив,  что  судьба,
хоть и поздно, свела менЯ с  ним,  и  не  перестаю  огорчатьсЯ,  что  наша
близость была такой недолгой. Њне никогда не приходило в голову  подражать
Њаринеско, подражать ему - задача в равной  мере  непосильнаЯ  и  ненужнаЯ
мне, но Я не перестаю восхищатьсЯ его  военным  и  гражданским  мужеством,
широтой и силой характера и во многом мерЯю себЯ его мерой. € то, что Я не
воспринимаю его как идеал, не отталкивает, а сближает менЯ  с  ним,  будит
мою совесть, дает постоЯнно обновлЯющийсЯ повод к размышлениЯм. џ берегу в
себе то, что  было  у  нас  общего,  и  преклонЯюсь  перед  тем,  что  мне
недоступно. Ђ его недостатки и срывы служат мне предупреждением.
   Ќе так ли мы, читатели, обычно живем общей жизнью со своими любимыми (а
следовательно, положительными) героЯми?


   Њои ночные записи  и  доставшиесЯ  мне  уже  после  кончины  Ђлександра
€вановича его неоконченные автобиографические заметки стали в моей  работе
лоцией. „остоверной, но  с  большими  пробелами.  Џриступив  к  работе,  Я
убедилсЯ, что мои знаниЯ об одесском периоде жизни Њаринеско, о его семье,
детстве и начале морской службы Явно недостаточны.
   € Я поехал в Ћдессу.


        3. Ћ„…‘‘Ђ, ЉЋђЋ‹…ЌЉЋ, Ћ„€ЌЌЂ„–Ђ’њ

   "џ родилсЯ в городе тепла, красоты и весельЯ - Ћдессе".
   ’ак начинаютсЯ беглые и оборванные в  самом  начале  автобиографические
записки Ђлександра  €вановича.  Ѓесспорно,  Њаринеско  любил  свой  родной
город, хотЯ прочно свЯзал свою жизнь с  холодной  Ѓалтикой  и  никогда  не
пыталсЯ вернутьсЯ к теплому —ерному морю. ‚се повороты в своей  судьбе  он
делал круто, давались они ему нелегко,  с  кровью,  но  что  отрезано,  то
отрезано, всЯкаЯ двойственность ему была чужда. ‚ Ћдессу он наезжал редко,
только чтобы повидатьсЯ с  родными  и  с  немногими  старыми  друзьЯми,  и
одессита Я в нем никогда не видел. ‚прочем, и Ћдессы Я почти  не  знал,  а
довоенную - больше по литературе. Ќо, пожалуй, Ярче  всего  Ћдесса  первых
послереволюционных лет представала передо мной в  устных  рассказах  друга
моей  юности  Њиши  ‡аца,   коренного   одессита,   выходца   из   рабочей
революционной семьи, чье детство прошло в том же  дворе,  где  жила  семьЯ
знаменитого налетчика Њишки џпончика, одного  из  прототипов  бабелевского
Ѓени Љрика. ‘ Њишей (Њихаилом Ѓорисовичем ‡ацем) Я познакомилсЯ, когда он,
несмотрЯ на свою молодость, был  уже  известным  кинодраматургом,  автором
сценариЯ популЯрного в то времЯ фильма "Ќочной извозчик", одной из  первых
кинематографических работ гениального украинского актера  ЂмвросиЯ  Ѓучмы.
‘тавши киевлЯнином, а затем и москвичом,  Њиша  сохранил  характерную  длЯ
одесситов нежную и чуточку хвастливую привЯзанность к Ћдессе-маме, у  него
была щедраЯ памЯть и  незаурЯдный  дар  рассказчика,  и  в  моем  сознании
навсегда запечатлелась карнавально-пестраЯ Ћдесса,  в  которой  причудливо
сплелись говор и нравы нескольких наций,  город  отважных  подпольщиков  и
романтических бандитов, грубоватых, общительных,  сердечных,  насмешливых,
ленивых и страстных характеров. Њиша погиб на фронте в первый  год  войны,
но у менЯ до сих пор звучит в  ушах  его  мЯгкий,  слегка  пришепетывающий
голос, наливавшийсЯ неожиданной мощью, когда он  изображал  своих  любимых
героев - могучих одесских портовых грузчиков, рыбаков  и  биндюжников,  их
невежественных,  но  мудрых  и  сильных  духом   старейшин,   их   чуточку
вульгарноватых, но цветущих, пылких и самоотверженных подруг. ‚ероЯтно,  и
в послевоенной  Ћдессе  сохранились  какие-то  черты  сложившейсЯ  в  моем
воображении старой Ћдессы, но сегоднЯ они уже  не  лежат  на  поверхности.
‚прочем,  сестра  Ђлександра  €вановича,  встретившаЯ  менЯ  на   вокзале,
оказалась настоЯщей одесситкой - темпераментной, говорливой, со  знакомыми
по одесскому фольклору интонациЯми. ѓостеприимству ‚алентины €вановны,  ее
страстному желанию помочь мне увидеть сквозь  толщу  десЯтилетий  любимого
братика ‘ашу Я обЯзан возможности подробнее  рассказать  о  детстве  моего
героЯ. Њы вместе рылись в  картонке  со  старыми  семейными  фотографиЯми,
письмами и газетными вырезками, попутно делились воспоминаниЯми  -  она  о
первых, а Я о последних годах жизни Ђлександра €вановича. Ћт нее Я получил
немногие и оттого еще более драгоценные адреса почтенных ветеранов, бывших
некогда друзьЯми и сверстниками маленького ‘аши, с ее помощью мне  удалось
больше узнать о семье.
   Њожно по-разному относитьсЯ к проблеме  наследственности,  но,  на  мой
взглЯд, правильно поступают те  биографы,  которые  начинают  исследование
характера своего героЯ от корнЯ, загодЯ, еще  до  его  рождениЯ.  ‡начение
воспитаниЯ огромно, но не следует забывать и  про  гены.  ‚  том  же  томе
толкового словарЯ, где  Я  штудировал  обстоЯтельную  статью  о  героЯх  и
героизме, слово "ген" объЯснЯетсЯ  кратко:  "Ќекий  воображаемый  носитель
наследственности, Якобы обеспечивающий преемственность в потомстве тех или
иных неизменных признаков и свойств организма". ‘егоднЯ, когда  существует
уже целаЯ  дисциплина,  именуемаЯ  генной  инженерией,  определение  можно
считать устаревшим, а  мою  попытку  угадать  в  родителЯх  черты,  что-то
объЯснЯющие в характере сына, - вполне законной. Ћб отце,  скончавшемсЯ  в
конце войны, мне рассказывали и сын, и дочь; мать Я видел сам.
   Ћтец Ђлександра €вановича, €ван  Ђлексеевич  Њаринеско,  был  родом  из
ђумынии. Њожет быть, по-румынски он звалсЯ как-то иначе,  но  в  семье  не
сохранилось воспоминаниЯ ни о его прежнем имени, ни о том, когда  и  каким
образом фамилиЯ Њаринеску приобрела украинское окончание  "о".  „етство  у
него  было  тЯжелое,  с  семи  лет  осталсЯ  сиротой,  служил  у  помещика
пастушонком, когда подрос, стал кучером. ‡атем, будучи парнем трудолюбивым
и смышленым, возвысилсЯ до должности  машиниста  при  сельскохозЯйственных
машинах. Ќикакого систематического образованиЯ он не получил,  но  руки  у
него, судЯ по всей его дальнейшей жизни, были золотые.  ‚  1893  году  его
призывают во флот, и он становитсЯ кочегаром на миноносце. Ћ  том,  каково
быть кочегаром на "угольщике", современные матросы,  знают  разве  что  по
популЯрной  песне  "ђаскинулось  море  широко..."  -  нужно  было  могучее
здоровье, чтобы выдерживать вахты у топок.  Њатрос  Њаринеску  выдерживал,
пока его не допек возненавидевший его офицер. ‚  штормовую  погоду  стоЯть
огненную вахту особенно тЯжело, и когда спустившийсЯ  в  кочегарку  офицер
набросилсЯ на матроса с руганью и ударил по лицу, тот,  по  одной  версии,
избил его, а по другой -  швырнул  в  раскаленную  топку.  „лЯ  дальнейшей
судьбы матроса разница в версиЯх была  не  очень  существенна  -  в  обоих
случаЯх кочегару Њаринеску грозил военный суд и смертнаЯ  казнь.  „о  суда
€ван Ђлексеевич содержалсЯ в карцере под вооруженной охраной.  ‚  одну  из
ночей на  пост  у  карцера  был  поставлен  близкий  друг  €вана,  человек
решительный. €ван уговорил его бежать, и они бежали, переплыли „унай, друг
осталсЯ  где-то  в  Ѓессарабии,  а  €ван  двинулсЯ  дальше,  на   “краину,
по-тогдашнему - Њалороссию. Љонечно, ни о каком "политическом  убежите"  в
царской ђоссии он и не помышлЯл, весь  расчет  был  на  то,  что  в  такой
большой  стране  легче  затерЯтьсЯ,  растворитьсЯ,  исчезнуть,  и   расчет
оказалсЯ правильным, до 1924 года он не оформлЯл своего гражданства,  или,
как говорили в старину,  подданства,  и  первые  годы  старалсЯ  держатьсЯ
подальше от больших городов. ‘охранилось  предание,  что  во  времЯ  своих
скитаний он  встречалсЯ  и  беседовал  с  Ђлексеем  Њаксимовичем  ѓорьким.
Џоначалу беглец тосковал по своей далекой родине и, прослышав  о  всеобщей
амнистии по поводу  какого-то  государственного  событиЯ,  сделал  попытку
вернутьсЯ в ђумынию, но очень скоро  убедилсЯ,  что  длЯ  таких,  как  он,
амнистиЯ - самаЯ настоЯщаЯ западнЯ, и ему пришлось бежать вторично.
   Љусок хлеба он находил везде - выручали умелые руки.  —еловек,  знающий
толк в машинах, уже не бродЯга, нужных людей обычно не спрашивают,  откуда
они взЯлись. ‚ 1911 году на Џолтавщине €ван Ђлексеевич (так его звали  уже
тогда) встретилсЯ с крестьЯнкой села ‹охвицы ’атьЯной Њихайловной Љоваль и
вскоре  на  ней  женилсЯ.  —ерез  некоторое  времЯ  молодые  переехали  на
жительство в Ћдессу, где €ван Ђлексеевич нашел  работу  но  специальности.
’ам у них родились сын Ђлександр и дочь ‚алентина.
   џ видел старые фотографии ‘ашиных родителей: бравый матрос в  цивильной
одежде, но с подкрученными вверх до  тогдашней  матросской  моде  усами  и
красавица украинка, черноглазаЯ, с пышными косами, пара как  на  подбор  -
молодые, сильные,  осанистые.  Ќо  свидетельству  обоих  детей,  отец  был
пожизненно влюблен в свою жену, полюбил ее родню, очень быстро усвоил Язык
и обычаи своей новой родины, охотно ездил летом  на  Џолтавщину  и  вообще
стал,  как  говоритсЯ,  щирым  украинцем.  ’атьЯна  Њихайловна  была   ему
преданной женой, родителЯми они были заботливыми, но по-разному  -  бывший
бунтовщик  и  государственный   преступник   оказалсЯ   очень   мЯгким   и
снисходительным отцом, мать была куда  построже,  и,  по  сохранившимсЯ  у
детей воспоминаниЯм, у ’атьЯны  Њихайловны  была  в  свое  времЯ  довольно
тЯжелаЯ ручка. Њать намного пережила сына, Я  видел  ее  в  ‹енинграде  на
похоронах Ђлександра €вановича уже глубокой старухой. „ержалась она прЯмо,
с  большим  достоинством   и   сразу   завоевала   почтительное   уважение
многочисленных друзей покойного.
   —еловеческие характеры лучше всего познаютсЯ в  критические  длЯ  жизни
страны  моменты.  Ћдесса   была   одним   из   первых   крупных   городов,
оккупированных в 1941 году войсками противника. Ќезадолго до начала  войны
Ђлександр €ванович приезжал в отпуск, собиралсЯ пожить в  Ћдессе,  но  был
срочно отозван на флот. ‚ июле ’атьЯна Њихайловна с дочерью  ‚алентиной  и
двумЯ ее  детьми  была  эвакуирована  в  Њариуполь.  Ќо  вскоре  Њариуполь
оказалсЯ под ударом, и семьЯ Њаринеско совершила пеший двухсоткилометровый
переход до ЊелитополЯ. Њать и дочь по очереди толкали  тачку  со  скарбом,
внучки всю дорогу шли пешком. “ старшей девочки на ногах вздулись кровавые
волдыри,  и  ‚алентина  €вановна  решилась  самолично  сделать   операцию:
выстирала трЯпочки, прокалила на огне острый ножик... —ерез короткое времЯ
оказалсЯ занЯт врагами и Њелитополь, все пути на север  были  отрезаны,  и
семьЯ, продав на базаре  тачку  и  остатки  скарба,  налегке  двинулась  в
обратный путь, на Ћдессу.
   Ђ €ван  Ђлексеевич  все  это  времЯ  оставалсЯ  в  Ћдессе.  ‘вой  отказ
эвакуироватьсЯ он объЯснЯл как-то туманно: "’а куды Я пиду, Я вже  старый,
хто менЯ зачепить..." - и, вероЯтно, у кого-то возникла  мыслишка:  уж  не
ждет ли €ван Њаринеско своих румын? ‚ самом  деле,  после  захвата  Ћдессы
оккупационные  власти  быстро  узнали  о  румынском  происхождении   €вана
Ђлексеевича, его несколько раз таскали в сигуранцу и допрашивали, но,  как
видно, никакого проку от того не имели, пользу имели  одесские  партизаны,
таково, по крайней мере, мнение  всех  близко  знавших  его.  ‘тарик  -  а
впрочем, не такой уж он был старик - Явно придуривалсЯ,  горбилсЯ,  ходил,
опираЯсь на палочку; словом, всЯчески старалсЯ выглЯдеть более  дрЯхлым  и
больным, чем был на самом деле. ‘ постоЯнной службы он сразу же  уволилсЯ,
чтобы оккупационные власти не мобилизовали  его  длЯ  выполнениЯ  каких-то
военных работ, и жил случайным заработком, перебиваЯсь с  хлеба  на  квас.
‡ато он мог бывать в разных частЯх  города,  где  замешивалсЯ  в  толпу  и
заговаривал с людьми, с  кем  по-украински,  а  с  кем  и  по-румынски.  ‚
бомбоубежища спускалсЯ редко, на уговоры отшучивалсЯ: "’а чого  Я  там  не
бачив? о мени зробыть, та Я ж "заговоренный"..." Љак видно,  заговор  был
некрепок, незадолго до освобождениЯ Ћдессы €ван Ђлексеевич получил тЯжелую
контузию, значительно укоротившую его жизнь. —то делал €ван Ђлексеевич  во
времЯ воздушных тревог, мало кто знал, а сам он был неразговорчив. Ѓомб он
не боЯлсЯ, гораздо страшнее было бы, если б этим вопросом заинтересовалась
сигуранца.
   ‚от из такого крепкого материала были сделаны родители ‘аши, и сегоднЯ,
вспоминаЯ Ђлександра €вановича, Я угадываю в нем глубоко заложенные  черты
и отца, и матери. ђазные это были характеры, но по меньшей мере одна черта
была у них общаЯ - ни кривить душой, ни отступать от своих решений они  не
умели. ‚от у таких родителей в 1913 году (по другой версии - годом раньше)
поЯвилсЯ на свет будущий подводник N_1.
   Ђлександр €ванович говаривал, в шутку, конечно, что морЯком  он  был  с
тех пор, как себЯ помнит. € в самом деле, по  отзывам  всех  знавших  его,
пловцом и нырЯльщиком он был превосходным. € сегоднЯ, мысленно  пробиваЯсь
через более чем полувековую временную толщу, мне легче  всего  представить
себе маленького ‘ашу Њаринеско в  воде.  Џлывущим,  нырЯющим,  плЯшущим  в
ожидании набегающего вала, который через несколько секунд  накроет  его  с
головой и, проволочив по шуршащему гравию, выбросит на берег. €ли во времЯ
короткого отдыха распростертым на нагретом солнцем песке,  небольшого,  но
очень складного, дочерна загоревшего, в выцветших от солнца и соленой воды
сатиновых трусиках, зарЯженного веселой  энергией,  как  лейденскаЯ  банка
электричеством, всегда в кругу таких же, как он, загорелых,  переполненных
жаждой деЯтельности, ждущих только сигнала, чтобы самозабвенно  включитьсЯ
в самую фантастическую авантюру.
   ‘охранилось  несколько  ранних  фотографий,  на  которых  легко  узнать
будущего капитана 3-го ранга, грозу фашистских кораблей  и  личного  врага
фюрера. Ќо фотографии - это статика, основой  характера  Њаринеско  всегда
была динамичность, его трудно представить себе иначе  как  в  движении,  в
действии. Ќа помощь мне приходЯт немногие  карандашные  записи,  сделанные
Ђлександром €вановичем уже в зрелые годы:
   "‘еми лет от роду Я уже хорошо плавал и нырЯл, а лето, начинаЯ  с  семи
часов утра, проводил с приЯтелЯми на море, основным  нашим  занЯтием  была
ловлЯ бычков, скумбрии, чируса и камбалы.
   ‚ Ћдессе за морским судоремонтным заводом было раньше  кладбище  старых
кораблей, и защищалось оно деревЯнными сваЯми  без  настила,  они  уходили
далеко в бухту и сверху напоминали букву "ѓ", взрослые туда не заглЯдывали
и по сваЯм не ходили, длЯ этого надо было быть своего рода  канатоходцами,
и вот там мы проводили целый день, купаЯсь, ловЯ рыбу,  закусываЯ  и  даже
покуриваЯ. Ћбратно возвращались поздно, имеЯ "на  кукане"  килограммов  по
пЯть живой рыбки. Ѓольше половины своего улова мы продавали  любителЯм,  а
на вырученные деньги покупали папиросы и  другие  запасы.  Ќаш  распорЯдок
менЯлсЯ редко и только длЯ разнообразиЯ впечатлений.  €ногда  мы  гурьбой,
человек в десЯть, уходили на  пассажирские  пристани  к  приходу  рейсовых
пароходов и просили бросать с борта в воду  гривенники;  когда  кто-нибудь
бросал, мы нырЯли в прозрачную воду и догонЯли тонущие монеты; бывало, что
овладевали ими с бою, к удовольствию  пассажиров,  наблюдавших  сверху  за
нашими подводными схватками и восхищавшихсЯ нашей  ловкостью.  Џобедитель,
всплываЯ, показывал монету и клал ее себе в рот".
   Њоре, конечно, осталось морем. ’о грозное, то ласковое, оно  и  сегоднЯ
шумит или тихонько плещет, облизываЯ плЯжный гравий, как в дни юности ‘аши
Њаринеско, но кладбища старых кораблей  и  свайного  заграждениЯ  в  форме
буквы "ѓ" давно уже не существует; неузнаваемо  изменилась  всЯ  одетаЯ  в
бетон и гранит прибрежнаЯ полоса, и Я даже не пыталсЯ  пройти  по  местам,
где  впервые  породнилсЯ  с  морем  будущий  подводник.  ‡ато  дом   номер
одиннадцать по улице Љороленко, сохранившийсЯ почти в первозданном виде, Я
осмотрел очень внимательно, и хотЯ в нем уже нет  никого,  кто  помнил  бы
семью Њаринеско, сразу понЯл, почему ‚алентине €вановне так дорога  памЯть
об этом доме и об этой улице. "Љогда мы жили на Љороленко, одиннадцать..."
- с этой фразы начинались почти все ее рассказы  о  брате.  Ќо  впервые  Я
услышал этот адрес от Ђлександра €вановича. Ћн плохо помнил окраинный дом,
в котором родилсЯ, и  гостиницу  "Ѓристоль",  где  €ван  Ђлексеевич  ведал
котельным хозЯйством; с переездом на Љороленко, одиннадцать началась самаЯ
ЯркаЯ  пора  его  юности  -  первые  дружбы,  первые   увлечениЯ,   первые
самостоЯтельные решениЯ...
   “лица тихаЯ, невдалеке от центра города. „ом четырехэтажный,  с  аркой,
ведущей во двор. ‚ этом типично одесском дворике в самом деле есть  что-то
увлекательное. Ћн квадратный, со  всех  четырех  сторон  открытые  (летом,
конечно) окна  квартир,  соседки  видЯт  друг  друга  и  перекликаютсЯ.  ‚
середине двора дощатый стол длЯ игр,  простые  скамейки  и  старый  кривой
тополь, ветви его почти касаютсЯ окон второго этажа.  ‹овкий,  как  белка,
мальчишка в минуту взбираетсЯ на дерево и оказываетсЯ дома, минуЯ лестницу
и входную дверь; в дверь еще надо звонить, а  позвонив,  можно  схлопотать
затрещину за опоздание. Ђ если обойти весь двор, выЯснЯетсЯ, что  и  кроме
тополЯ в нем много заманчивого - какие-то закоулочки, где можно прЯтатьсЯ,
а  потом  неожиданно  выскакивать,  таинственные  лестнички,   ведущие   в
подвальные помещениЯ, а может быть, и еще что-то,  невидимое  постороннему
взглЯду, но ведомое ‘аше Њаринеско.
   "Љороленко, одиннадцать" - это  было  нечто  несравненно  большее,  чем
просто адрес. ќто и семейные радости - семьЯ была крепкаЯ,  дружнаЯ,  -  и
детские игры, и по-одесски свойские отношениЯ с соседЯми, и привычный путь
в школу и из школы - туда молча и торопливо, оттуда шумной компанией, гонЯ
перед собой голыш или пустую консервную банку.
   ‡а последнее времЯ часто и небезосновательно пишетсЯ о пагубном влиЯнии
улицы на  неорганизованного  подростка.  ’ак  почему  же  улица  Љороленко
вспоминаетсЯ и самим Ђлександром €вановичем, и его  сверстниками  с  такой
нежностью, с таким ощущением не развеЯнной с годами  поэзии?  Њожет  быть,
это какаЯ-то особеннаЯ улица?
   ‚ детстве все необыкновенно. Ќе надо забывать,  что  Љороленко,  бывшаЯ
‘офиевскаЯ, - улица южного города.  Ѓольшую  часть  года  солнце  исправно
светит и греет, и всЯ жизнь одесских ребЯт,  за  вычетом  сна  и  школьных
занЯтий, проходит под открытым небом. „вадцатые годы. Ќи о каких  высотных
домах в Ћдессе  и  не  слыхивали,  матросским  рассказам  об  американских
небоскребах хотЯ и верили, но сильно сомневались, что в них можно жить: ни
с соседкой через окошко обменЯтьсЯ новостЯми, ни  по