з того представлЯетсЯ очевидной.
     €сходЯ   из  предположениЯ   о   классовом  (а  не  стратифицированном,
комплексном или гармоничном)  характере нового общества, мы можем определить
два  основных  вопроса, которые в  ближайшие десЯтилетиЯ  неизбежно окажутсЯ
поставленными перед футурологами самим  естественным  ходом  событий. Џервый
воп-
     рос  носит теоретический характер, и решение его может  быть достаточно
определенно предложено уже сегоднЯ; второй может быть пока только поставлен.
€х можно сформулировать следующим  образом: что окажетсЯ основным достоЯнием
высшего  класса  будущего общества;  как  в рамках постэкономической системы
новые формы классового неравенства могут быть поставлены  под  контроль и не
стать источником опасного социального конфликта? „лЯ исследованиЯ обеих этих
проблем следует обратитьсЯ к истории классового противостоЯниЯ на протЯжении
различных  эпох и  рассмотреть  ее  с несколько нетрадиционной и,  как может
показатьсЯ, даже отчасти наивной точки зрениЯ.

     <b>Љ истории классового противостоЯниЯ</b>

     €сториЯ   классового  противостоЯниЯ  стара,   как  сам  социум.   „аже
первобытные племена могут называтьсЯ сообществами в собственном смысле этого
слова только с того момента, когда составлЯющие их люди осознали собственные
материальные интересы, отличные от интересов других людей, тем самым выделив
самих  себЯ  из  массы движимых  инстинктами высокоразвитых приматов. ќто не
могло  не  породить  некую  схему  соподчинениЯ индивидуальных  интересов  и
стремлений; разумеетсЯ, она в  значительной мере базировалась на  принципах,
почерпнутых  людьми того времени из чисто биологических типов организации, и
поэтому  основой авторитета вождЯ племени  и  его власти  было  естественное
стремление соплеменников к выживанию. Ѓудучи по  преимуществу <i>инстинктивным</i>,
в  абсолютно враждебной человеку природной среде  оно не могло реализоватьсЯ
вне пределов <i>архаической</i> первобытной общины. ‚ таких условиЯх власть  вождЯ,
что весьма знаменательно, определЯлась <i>его опытом, умениЯми  и знаниЯми</i>, без
которых  общине было  бы  гораздо труднее выживать в борьбе  за  собственное
существование.
     Џервые общества, традиционно  рассматриваемые как классовые, возникли в
форме гипертрофированной общины в ответ на необходимость совместного ведениЯ
хозЯйства.  ‚  новых  условиЯх   власть  вождЯ,  государЯ   или   императора
распространЯлась  на  столь   большое  сообщество,  что  длЯ  ее  сохранениЯ
эволюционным  образом  сформировалась  многоступенчатаЯ  социальнаЯ система,
предусматривавшаЯ уже не непосредственную необходимость  подчинениЯ вождю, а
традицию   подобного   подчинениЯ,   уходЯщую  далеко  в   прошлое.   ‚есьма
симптоматично, что первоначально возникшие классовые структуры часто, хотЯ и
не  всегда  вполне  осознанно,  обозначаютсЯ  философами  и  социологами как
<i>традиционные</i>   общества.  Џри  этом  нельзЯ  не  отметить,  что  под   такое
определение подпадают и системы, где властнаЯ традициЯ тесно переплеталась с
другой традицией, самой  мощной из известных истории, --  религиозной. Њежду
тем  налицо  феноменальный  факт:  во всех  обществах,  где верховный  вождь
воспринималсЯ как воплощение божества, классоваЯ структура в традиционном ее
понимании  отсутствовала,  и  основное  противостоЯние  проходило  не  между
господствующим и подавленным классом, а  между  властителем и  его  народом.
ќтот факт был  настолько очевидным уже длЯ  историков эпохи ЏросвещениЯ, что
впоследствии никто (кроме советских  марксистов)  уже  не пыталсЯ объединить
азиатские монархии, египетскую  империю,  сообщества доколумбовой  Ђмерики и
греко-римскую цивилизацию в единый тип производства.
     Ќа  смену этим обществам (в  пределах восточного ‘редиземноморьЯ) или в
качестве развивавшихсЯ параллельно с ними  пришли социальные системы, весьма
не  случайно   названные  в   период   позднего   средневековьЯ   обществами
<i>классической</i>  древности.  Ќетрудно  догадатьсЯ,   что   классического   было
обнаружено  в  древности  средневековыми  владыками:  то  была,  разумеетсЯ,
<i>военнаЯ</i> машина, котораЯ водрузила сначала знамена македонской армии, а затем
и орлы римских  легионов на индийской  границе. ‚оенный  характер социальной
организации  проЯвилсЯ  в  античном обществе как никогда  прежде  и  никогда
впоследствии;  фактически все свободные  граждане могли  исполнЯть  воинские
обЯзанности,  огромные массы насильственно  удерживаемых  и  принуждаемых  к
труду  рабов  населЯли ‘редиземноморье, государство могло развиватьсЯ и даже
поддерживать себЯ в глазах граждан только через территориальную экспансию, в
результате чего границы империи  включали в себЯ территории,  между которыми
не только  не  существовало  значимых  хозЯйственных свЯзей,  но  в пределах
каждой из которых (что подтверждаетсЯ  примером вполне динамичного  развитиЯ
частного производства  в  греческих полисах  и  колониЯх) нельзЯ было  найти
никаких  серьезных предпосылок  длЯ скоординированной  деЯтельности  больших
масс людей.
     ‚ отличие от античных империй,  новые социальные структуры европейского
средневековьЯ  продемонстрировали  полную  неспособность  сохранить  прежний
порЯдок.  •орошо известно, что первые короли готов  стремились  не разрушить
ђимскую империю, а лишь  стать ее властителЯми; между тем в  период  распада
римского  государства  в  хозЯйственном  базисе   общества  произошли  такие
перемены, которые  сделали сохранение  прежних социальных форм невозможным и
резко понизили роль и значение  военного фактора в целом. ђодились отдельные
государства,  которые,  по аналогии  с  национальными  государствами  Ќового
времени и городами-государствами античности, можно  назвать территориальными
государствами,  где   общность  населениЯ  достаточно  естественным  образом
задавалась совокупностью хозЯйственных, этнических и культурных факторов.  ‚
новых  условиЯх  возникла  система,  естественным  элементом  которой  стала
существеннаЯ степень хозЯйственной свободы; в ее рамках сформировалась целаЯ
"лестница"  суверенитетов,  возникли  анклавы  и  города,  не  подчинЯвшиесЯ
верховным правителЯм, где власть  в значительной мере делегировалась снизу и
поддерживалась лоЯльностью граждан.  € так же, как оказались правы мыслители
средневековьЯ,   говорЯ  об  античном  строе  как   о  периоде  классической
древности, не  ошибсЯ и  Љ.Њаркс, когда,  размышлЯЯ о  буржуазной революции,
ознаменовавшей  исторический  предел  этого  строЯ, назвал  ее  <i>политической</i>
революцией, завершающей историю <i>политического</i> общества.
     ‘оциальнаЯ система, сменившаЯ <i>политическое</i> общество, оказалась основана
прежде   всего   на   доминировании   чисто   хозЯйственной   необходимости.
’ехнологический  прогресс,  источником  которого  стали  возросшаЯ   свобода
человека и новаЯ роль науки,  обеспечил  относительную защищенность человека
от  сил  природы,  он отринул  обычаи  и  статуты,  на которых  базировались
традиционные  социумы,  сделал  военную силу  смехотворной  по  сравнению  с
потенциалом,  освобождаемым научно-технической и хозЯйственной экспансией, и
в полной мере поставил политическую  верхушку общества на службу финансовому
капиталу.  Љ  началу  нашего  столетиЯ  в  развитых  странах  сформировалось
<i>экономическое</i>  общество,  основанное  на  всеобщей  свЯзи  производителей  и
потребителей посредством рыночного механизма, примате частной собственности,
полной хозЯйственной и политической свободе личности и эксплуатации, имеющей
место в рамках вполне равноправных с юридической точки зрениЯ отношений.
     ‘егоднЯ   мы   стоим  на  пороге  <i>постэкономической</i>  эпохи,  отрицающей
важнейшие  принципы  экономического общества.  Љакие изменениЯ принесет этот
переход  с точки зрениЯ  социальной структуры? Љакие тенденции общественного
прогресса получат дальнейшее развитие, а какие останутсЯ в истории? ‚ поиске
ответов на эти  вопросы рассмотрим  три проблемы,  каждаЯ из которых сегоднЯ
решаетсЯ,  как правило, образом, весьма непохожим  на  тот, который мы хотим
здесь предложить. Ћни свЯзаны, <i>во-первых</i>, с тем, <i>какие новые классы</i> приходЯт
на  смену предшествующим и каков характер перехода  от одного типа классовой
структуры  к  другому;  <i>во-вторых</i>,  с тем,  <i>что</i>  именно  <i>выступает  основным
достоЯнием доминирующего класса</i>, позволЯющим ему распространЯть свою  власть
на  общество;  <i>в-третьих</i>,  с тем,  <i>в  каком направлении  эволюционировало на
протЯжении  истории  социальное  неравенство</i>,  какие  оно принимало формы  и
масштабы   и  какими   могут   быть  соответствующие  тенденции  в  условиЯх
становлениЯ  постэкономического   общества.  Ќо   сначала   следует  сделать
несколько предварительных  замечаний, касающихсЯ движущей силы, определЯвшей
последовательную смену отмеченных выше эпох развитиЯ цивилизации.
     Ќа  наш  взглЯд,  на  протЯжении  всей  истории  человечества  наиболее
очевидно   наблюдаемой    тенденцией    оставалсЯ   прогресс    материальных
производительных  сил и основанное на нем укрепление  независимости человека
от сил природы. ‚ажнейшей формой проЯвлениЯ данного процесса становилось все
более  неукротимое доминирование  хозЯйственных отношений  над всеми прочими
составлЯющими социальной системы.  ‡а этим, в свою очередь, стоЯла тенденциЯ
ко все более  полному осознанию  человеком своего материального интереса как
детерминирующего   его   устремлениЯ   и  поступки.   Џоследнее   фактически
тождественно процессу становлениЯ экономического общества. ’аким образом, мы
считаем  возможным  утверждать,  что вплоть  до  настоЯщего  времени историЯ
классовых  обществ  представлЯла  собой   экспансию   экономических  сил  по
отношению к  факторам,  определЯвшим структуру инстинктивной деЯтельности, а
затем и  к силам традиции, военным и политическим. ‚ этой системе  координат
экономическое  общество  возникает  там  и  тогда,  где  и когда  поЯвлЯетсЯ
возможность индивидуализированного  производства  и обмена;  соответственно,
архаические  общества  в  полной мере  относЯтсЯ  к  доэкономической  эпохе,
классические   --  к  экономической,  а   традиционные   представлЯют  собой
промежуточную социальную форму, котораЯ может быть отнесена как к той, так и
к  другой категории с примерно одинаковой степенью  условности.  „вижение  в
направлении экономического  общества развертываетсЯ, повторим  еще  раз, под
воздействием  нарастающей степени  "кристаллизации"  материальных  интересов
человека.
     €так, к высшей  точке экономической  эпохи  человечество приходит через
смену  различных  классовых обществ.  Љакие же  основные классы  исторически
противостоЯли друг  другу и  как  происходила  смена одного типа  классового
устройства другим?
     ‚ данном  случае необходимо подчеркнуть два момента.  <i>‘  одной стороны</i>,
налицо существенное  различие в характере переходов между отдельными  типами
обществ в  пределах доэкономической и экономической эпох.  ‚ первом случае в
архаических и традиционных  обществах классоваЯ структура развивалась вполне
эволюционно, и процесс  заключалсЯ не столько  в полЯризации социальных сил,
сколько  в  их  сложной   сегментации,   определЯвшейсЯ  в   конечном  счете
непосредственными   потребностЯми   функционированиЯ   общества.   ЋставаЯсь
относительно  единым  в  своей  отделенности  от  высшего  класса,  общество
стратифицировалось   в   первую   очередь   функционально.   Ќе  делаЯ   его
бесклассовым,  этот  процесс вызывал  к жизни  крайне  острые  противоречиЯ,
основанные на монополизации высшими кастами тех видов деЯтельности,  которые
фактически  были свЯзаны с обслуживанием и поддержанием скреплЯвшей общество
традиции,  а также на колоссальном  отрыве  данных групп от  остальной массы
людей. ‘  переходом  к  экономическому типу общества классоваЯ разделенность
стала  отчетливой, и  профессиональнаЯ стратификациЯ сменилась  полЯризацией
социума вокруг двух противостоЯщих друг другу  слоев.  ‚ новых  условиЯх все
прочие  различиЯ,  существовавшие  между людьми,  оказывались гораздо  менее
значимыми,  чем то фундаментальное отличие, которое  становилось основой длЯ
отнесениЯ человека к тому или иному социальному классу.
     <i>‘ другой стороны</i>, переходы от одного типа общества  к другому  в рамках
экономической эпохи обнаруживают весьма интересные закономерности.
     <i>‚о-первых</i>,  нетрудно заметить,  что  любаЯ социальнаЯ трансформациЯ (за
исключением перехода от архаического общества к традиционному, происшедшего,
впрочем, в  пределах доэкономической эпохи)  характеризовалась тем, что  оба
основных  класса предшествующего общества терЯли свою ключевую роль и быстро
низводились  до  статуса  малозначительных  социальных  групп.  ’ак,  класс,
охранЯвший  устои традиционного общества и включавший  в себЯ аристократию и
жреческую  касту, фактически не играл определЯющей роли в античном обществе,
где не нашлось места и  угнетаемому  в массовом масштабе местному населению.
Љласс  свободных римских и греческих граждан, доминировавший над несвободным
населением, фактически исчез вместе с эпохой античности, как исчезли и рабы;
новыми основными классами  стали вожди племен и территорий, с одной стороны,
и  полузависимые  земледельцы, прообразом  которых  могут  считатьсЯ римские
колоны,  с другой.  …ще более очевиден  тот факт, что ни политический  класс
дворЯн,    управлЯвший    европейскими    феодальными   государствами,    ни
противостоЯвшее  ему  в течение сотен  лет крестьЯнство  не играли  ключевых
ролей  в  индустриальном обществе,  где основными  классами  стали буржуа  и
пролетарии.  ’аким   образом,  <i>историЯ  классового  общества   любого   типа
завершаетсЯ взаимной гибелью  противостоЯщих  классов</i>,  и есть все основаниЯ
предположить, что при переходе к постэкономическому состоЯнию  произойдет то
же самое.
     <i>‚о-вторых</i>,  достаточно  легко проследить,  как с  <i>каждым  новым  этапом
развитиЯ экономического общества усиливаетсЯ социальнаЯ  роль того сословиЯ,
которое в  конечном  счете  содержит  в  себе  элементы  новой  общественной
структуры</i>.  …сли  в античном обществе  фактически  не существовало значимого
среднего  класса,  занимавшего  промежуточное  положение между свободными  и
несвободными  гражданами  (колоны стали достаточно многочисленными  только в
период упадка римского хозЯйственного строЯ), то в средневековом обществе он
был представлен весьма широким сообществом ремесленников и купцов, не говорЯ
уже   о  городском   населении,  не  принадлежавшем  непосредственно   ни  к
господствующему, ни к  подавленному  классу. Ќаконец, в условиЯх капитализма
существуют  целые  социальные слои,  не  относЯщиесЯ  ни  к  буржуазии, ни к
пролетариату,  и  рост  их  численности  на  протЯжении последнего  столетиЯ
представлЯет собой один из самых динамичных социальных процессов.
     <i>‚-третьих, на протЯжении всей истории экономической эпохи высшаЯ страта
становитсЯ dejure все  более демократичной, все менее элитарной, но в  то же
времЯ de facto оказываетсЯ все более  узкой и замкнутой</i>. Ћбщность  свободных
граждан   в   условиЯх   античности  была  предельно   дифференцирована   по
имущественному и статусному признаку, но так или  иначе  она составлЯла,  по
крайней  мере  в центральных  районах  средиземноморской  империи,  если  не
большую, то  весьма значительную  часть  населениЯ.  ‚ средневековой  …вропе
(если  брать  в  качестве  примера  предреволюционную   ”ранцию)  дворЯнское
сословие  и духовенство составлЯли не более  четырех процентов  населениЯ; к
ним можно  добавить  несколько меньшую по  численности группу  состоЯтельных
буржуа, однако  в  любом  случае  результирующаЯ цифра  окажетсЯ  на порЯдок
меньшей, нежели в первом случае. …сли обратитьсЯ  к современной ситуации, то
можно увидеть, что  лишь один процент американцев  в конце  80-х  годов имел
доход более  120  тыс. долл.  в  год, но  и этот  показатель врЯд  ли  может
считатьсЯ достаточным основанием длЯ отнесениЯ всех достигших  такого уровнЯ
благосостоЯниЯ  людей  к  реальному   высшему   классу   постиндустриального
общества.
     ђассмотрим  теперь,   обладание   каким   ресурсом  или   каким  правом
обеспечивало представителЯм  господствующего класса их положение в различных
исторических типах общества.
     ‚  доэкономическую  эпоху,  как  мы уже отмечали,  важнейшим  элементом
консолидации  оставалась либо  непосредственнаЯ материальнаЯ  необходимость,
либо сила традиции. ‚  данном случае  власть господствующего класса исходила
или  непосредственно  от  роли  его  представителей  как  носителей  знаниЯ,
абсолютно необходимого  длЯ функционированиЯ общества, или от исполнениЯ или
воплощениЯ  ими элементов традиции,  скреплЯвших общество и  наполнЯвших его
существование внутренним смыслом.
     ‚  социумах, относимых  с  теми  или  иными оговорками к  экономической
эпохе, ситуациЯ менЯетсЯ. ‚ <i>античных обществах</i> основой господства свободного
класса над  зависимым  ЯвлЯлась  <i>par  excellence  военнаЯ  сила</i>. Ѓолее того;
внутри самого  привилегированного класса реальную власть имели, как правило,
лица,  занимавшие  высокие  должности в военной иерархии. ‚есьма  неслучайно
одной  из  основных  обЯзанностей  римских  консулов  было  исполнение  роли
главнокомандующих;  во времена упадка республиканского строЯ  все  диктаторы
выходили  из  среды  военных;  имперский  режим сформировалсЯ  в гражданских
войнах,  а  впоследствии  немалаЯ  часть  императоров   была  свергнута  или
назначена армейской верхушкой. ‚ рамках данного социального порЯдка денежное
богатство   скорее   следовало  из   военного  успеха,   нежели   определЯло
общественный  статус   per   se,   а   земельнаЯ  собственность   не   имела
основополагающего  значениЯ,  так  как  в  границах метрополии  доминировала
формально  находившаЯсЯ в  общем  владении  римского  народа ager  publicus,
суверенитет   же  императоров  над   отдельными   провинциЯми  имел   скорее
номинальное  значение.  Ќапротив,  рост влиЯниЯ  земельной  собственности  и
образование больших замкнутых  владений  при одновременном истощении притока
рабов  и  спаде  производства  в  хозЯйствах  свободных   граждан  оказались
сопрЯжены с упадком и разрушением античного строЯ.
     ‚ <i>средневековом обществе</i> источником доминирующего положениЯ феодального
класса <i>стала собственность  на землю</i> как  основной  производственный фактор.
„елегирование   власти  от  монархов  к  их  вассалам  и  далее,  к  мелкому
дворЯнству, также, что весьма  характерно, происходило  через жалование прав
на  земельные  владениЯ,  аллоды,  которые   первоначально  закреплЯлись  во
временное  пользование, затем в  пожизненное владение, а  впоследствии стали
наследуемой собственностью. ‡десь впервые проЯвились элементы  экономической
зависимости  низшего  класса  от  господствующей  верхушки.  ‚  отличие   от
античного общества, где в аграрном  секторе широко применЯлсЯ рабский  труд,
средневековые  крестьЯне  практически  не  были  юридически  закрепощены,  а
изъЯтие  прибавочного  продукта  происходило  не  вследствие  принадлежности
самого раба господину, а в форме земельной ренты, представлЯвшей собой плату
крестьЯнина   за  использование  принадлежавшего   феодалу  надела.   ”актор
земельной  собственности  определЯл   иерархическую   лестницу   феодального
общества,  и  место  на  ней  в  большинстве  случаев  либо  обусловливалось
масштабами  владений  того  или  иного  сеньора,   либо   в  конечном  счете
воплощалось в размерах  его  собственности. •арактерно, что  третье сословие
врЯд   ли   столь   легко  разрушило  бы   феодальный   строй,  если   бы  к
соответствующему  периоду  буржуазиЯ  и  крестьЯнство  не   обеспечили  свое
доминирование  в  обществе  не только в  качестве  распорЯдителей  денежного
богатства, но и в качестве владельцев большей части земельной собственности.
     ‚  <i>буржуазном обществе</i>  основным  условием  принадлежности  к  верхушке
общества стали <i>финансовые ресурсы</i>. Џодавленный класс пролетариев образовалсЯ
вследствие   как  обезземеливаниЯ   крестьЯн,   так   и   разорениЯ   мелких
ремесленников,   труд  которых   стал   неэффективен  в  условиЯх  машинного
производства.  “становив контроль  за  финансовыми  потоками,  представители
буржуазного  сословиЯ  добились  монополии  на  большую  часть  материальных
средств  производства,  которые  уже  не  могли  (в  силу  в  том  числе   и
технологических   причин)  находитьсЯ   в  собственности   отдельных  мелких
владельцев.   ЌесмотрЯ   на  то,  что  пролетаризациЯ  общества  никогда  не
переходила опасной черты, промышленные рабочие и буржуа безусловно оказались
двумЯ   основными  классами  индустриальной  эпохи.  ‘ледует  заметить,  что
самовозрастание   капитала,   с   одной   стороны,  требовало   значительных
первоначальных вложений и, с другой стороны, не могло эффективно происходить
фактически  ни  в одной  области, за  исключением промышленности и торговли;
поэтому класс буржуа только имел в собственности все необходимые условиЯ длЯ
контролЯ над обществом.
     —то  вытекает  из  приведенного  рЯда?   ЏроповедуЯ  идею  справедливых
социальных  преобразований,   все  философы   так  или  иначе  призывали   к
переустройству общества на основе предоставлениЯ больших прав и возможностей
тем, кто непосредственно создает материальные богатства: этим проникнуты все
утопии от ’.  Њора  до Љ.Њаркса. Ћднако  труд никогда  не  главенствовал над
миром. ђассмотренные  нами типы организации  классовых  обществ  показывают,
почему <i>труд как производственный ресурс не управлЯл, не управлЯет и не будет
управлЯть ни одной хозЯйственной  системой</i>:  власть всегда  контролировалась
владельцами того ресурса,  который на  каждом  этапе исторического прогресса
обладал  наибольшей редкостью и ограниченностью; предложение же труда всегда
было  избыточным, сама  деЯтельность  --  воспроизводимой  и  повторЯемой, а
редкость ее -- минимальной.
     ‚  контексте  нашего  анализа  мы   приходим  к  пониманию  еще  одного
достаточно  примечательного момента.  ‚не  зависимости  от  того,  насколько
значительной оказывалась прослойка, разделЯвшаЯ два основных класса того или
иного   общества,  именно  она  порождала  те   социальные  группы,  которые
определЯли  главные   стороны   общественного  противостоЯниЯ   в  следующую
историческую  эпоху.  …сли рассматривать  переход  от  античного общества  к
средневековому,   можно   увидеть,   что  именно  рентные   отношениЯ  между
прикрепленным к земле колоном и  землевладельцем, распространившиесЯ начинаЯ
со  II века н.э.  и первоначально не игравшие  заметной  хозЯйственной роли,
стали  социальной моделью, наиболее  близкой  к феодальным  отношениЯм. …сли
оценивать кризис феодального общества, еще более очевидным становитсЯ, что и
пролетарии, и  буржуа вполне сформировались как значимые общественные страты
еще  в позднем средневековье, а затем, в период  перехода  к индустриальному
обществу,  лишь  закрепились  статусно  и  выросли  численно.  Ћтсюда  также
следует, что возникающее  постэкономическое общество (во всЯком случае -- на
этапе  его становлениЯ) будет характеризоватьсЯ такой социальной структурой,
в  которой   и  пролетариат,  и  современнаЯ  буржуазиЯ   не   будут  играть
доминирующей  роли, хотЯ, безусловно, и сохранЯтсЯ как отдельные  социальные
слои. Ќовое  противостоЯние  родитсЯ  в  иной  плоскости, основой  власти  в
формирующемсЯ постэкономическом обществе станет новый ограниченный ресурс, а
два  полЯрных  класса   со  временем  инкорпорируют  в  себЯ   все   сегоднЯ
существующие общественные группы. Џри  этом  уже теперь можно с  достаточной
уверенностью   определить,  что  именно  станет  <i>важнейшим  ресурсом  нового
общества:   им   окажутсЯ   способность  усваивать   и   создавать   знаниЯ</i>,
обеспечивающие  технологический  прогресс и  формирование  новых  социальных
технологий.   ЏостэкономическаЯ    революциЯ   ЯвлЯетсЯ   в    полной   мере
интеллектуальной    революцией,    подготавливающейсЯ,    проЯвлЯющейсЯ    и
воплощающейсЯ в прогрессе теоретического и прикладного знаниЯ.
     ’аким образом, мы  подошли к вопросу о  том, в каком направлении прежде
эволюционировало социальное  неравенство, какие принимало формы и масштабы и
каковы его тенденции в условиЯх становлениЯ постэкономического общества.
     ‚ той же мере, в какой человек всегда стремилсЯ к преодолению угнетениЯ
и эксплуатации, он стремилсЯ и к установлению равенства.  Џо  сути дела, эти
две цели нередко  подразумевались как тождественные. ‚ начале  этой книги мы
показали, что  даже  самые масштабные  социальные  и  хозЯйственные  сдвиги,
которые  приводЯт  к  формированию  основ  постэкономического  общества,  не
способны, тем не  менее, обеспечить преодоление эксплуатации  как отчуждениЯ
части произведенного продукта от непосредственного  производителЯ. ‚  то  же
времЯ мы пришли к заключению,  что  человек преодолевает  эксплуатацию в  ее
субъективном измерении, как только он выходит  за пределы материалистической
мотивации и подлинно значимым длЯ него  результатом деЯтельности  становЯтсЯ
собственные качества и способности, ЯвлЯющиесЯ его неотчуждаемым достоЯнием.
Ћднако <i>субъективное преодоление эксплуатации вовсе не означает субъективного
установлениЯ  равенства</i>.   “же  сам  выход   за  пределы  материалистической
мотивации  делает  человека  отличным  от  тех, кто  сохранЯет  материальные
стимулы в качестве  основных ориентиров сознательной  деЯтельности. Џри этом
подобное неравенство имеет  такой масштаб и  такое значение, какого не имели
различиЯ  в  денежном  богатстве  или  социальном  статусе.  Љак  следствие,
проблема неравенства не только не решаетсЯ с преодолением  эксплуатации, как
это  могло казатьсЯ  многим социальным мыслителЯм в  прошлом, но,  напротив,
становитсЯ исключительно острой и болезненной.
     €деЯ преодолениЯ  неравенства оказалась столь значимым  элементом  всех
социальных теорий потому, что в течение долгих веков оно считалось не только
желанным, но и достижимым. Џричем идеЯ эта не была основана  на одних только
методологических или телеологических посылках.
     ‚  разные исторические периоды акцент делалсЯ на  различных  измерениЯх
равенства.  Ћдна  из  первых его  проповедей  содержитсЯ в  свЯщенных книгах
христианства,  где  неравенство  человека, обусловленное его  имущественным,
классовым    или    национальным    происхождением,   рассматривалось    как
несущественное по сравнению с равенством всех людей, придерживающихсЯ нового
вероучениЯ.   ‡атем  акцент   был  перенесен  на  необходимость   достижениЯ
юридического   равенства  как  одно  из  условий  идеального  общества;  это
характерно  длЯ  европейской  философии  со времен  раннего  средневековьЯ и
особенно Ярко  представлено в трудах теоретиков гуманистического направлениЯ
школы  естественного  права.  Џозднее  неоднократно  отмечалась  возможность
достижениЯ равенства  интеллектуального; этот тезис  базировалсЯ  на  весьма
примитивных естественнонаучных  воззрениЯх  философов-просветителей,  однако
также  имел  широкий общественный  резонанс.  Ќаконец,  идеологи  коммунизма
считали необходимой чертой совершенного общества установление имущественного
равенства,  попираемого  в  условиЯх  буржуазного  строЯ.  Џримечательна  не
столько  сама  эволюциЯ  идей  равенства, сколько то, что  каждаЯ  трактовка
получала определенное подтверждение своей обоснованности и реалистичности.
     Љак   бы  это  ни  казалось  парадоксальным,  можно   утверждать,   что
<i>экономическаЯ  эпоха   представлЯет  собой  эпоху   ослаблениЯ  неравенства</i>.
‘тановление античного общества фактически устранило возможность безграничной
власти   монарха   над  своими  подданными;   средневековый   строй   отверг
собственность   человека   на   других   людей;   индустриальное    общество
провозгласило   юридическую  свободу   личности.   Љроме   того,  собственно
имущественное неравенство также серьезным образом  сходило  на нет. ‘ каждым
новым шагом  прогресса  оно снижалось  уже  постольку,  поскольку,  с  одной
стороны,  низшие  слои   общества  улучшали   свое  материальное  положение,
отодвигавшее их от грани, за которой возникала угроза физическому выживанию,
и, с  другой стороны,  между  высшими и  низшими  классами возникали средние
слои, усиливающие  свою роль  и  значение.  „аже если  рассмотреть  эволюцию
неравенства  на  протЯжении  последних  трехсот  лет,  мы  получим   картину
устойчивого  снижениЯ неравномерности распределениЯ материального  богатства
во  всех  развитых  странах  (возможно,   лишь   за  исключением  ‘Ђ,   где
индустриальное общество развивалось на собственной основе, а не возникло  из
недр феодальной  структуры<sup>[307]</sup>). ‚  то  же времЯ  (и  это  важно
подчеркнуть)  само  становление  индустриального  общества   вызвало  резкое
нарастание неравномерности  распределениЯ материальных  благ между регионами
мира; так, ђ.•ейльбронер отмечает,  что между  1750 и  1980 годами разрыв  в
благосостоЯнии   индустриализованных    и   малоиндустриализованных   наций,
находившихсЯ в середине XVIII  века приблизительно на одном уровне развитиЯ,
вырос  минимум  в  8  раз<sup>[308]</sup>.  Ћсобенно же  привлекает  к  себе
внимание  тот  факт,  что в самих развитых странах тенденциЯ  к постепенному
снижению остроты проблемы имущественной дифференциации сменилась в последние
десЯтилетиЯ  на  противоположную; это  стало  особенно  заметным  начинаЯ  с
середины 70-х годов. ’ак,  с 1973  по 1990 год ‚ЌЏ ‘оединенных татов  вырос
почти на 55 процентов, но реальнаЯ заработнаЯ плата рабочих увеличилась чуть
более  чем на  10  процентов, в то времЯ как прибыль  коммерческих  компаний
подскочила в 2,5 раза<sup>[309]</sup>. Џохожие данные характеризуют ситуацию
и в  других постиндустриальных  странах. ќ.  фон ‚айцзеккер  приводит в этой
свЯзи  пример ѓермании, где с 1980 по 1990 год валовой национальный  продукт
вырос  несколько более  чем  на 20  процентов, реальнаЯ заработнаЯ  плата  в
течение всего этого периода оставалась на прежнем уровне, а прибыль капитала
увеличилась более чем вдвое<sup>[310]</sup>.
     ќти  тенденции  вполне  объективны  и  знаменуют  собой  новое качество
современного  общества,  в  котором  центральное  место  занимают  знаниЯ  и
информациЯ.  ‚  новых  условиЯх  проблема  неравенства  оказываетсЯ   весьма
комплексной  и  включает  в себЯ  как  чисто имущественный аспект, к  оценке
которого мы теперь переходим, так и  интеллектуальный  и социальный аспекты,
становЯщиесЯ,   на  наш   взглЯд,   базой  <i>основного   классового  конфликта
постэкономического  общества  -- конфликта между  классом людей, способных к
продуцированию информации и знаний</i> и  обладающих наиболее важным и  наиболее
редким  ресурсом,  определЯющим благосостоЯние общества,  <i>и  низшим классом,
объединЯющим  тех, кто по тем  или иным причинам не может войти в круг новой
интеллектуальной элиты</i>.  Ћсобый драматизм придают этой ситуации два фактора,
на  которые мы еще  раз считаем нужным обратить внимание:  во-первых,  люди,
принадлежащие  к  высшей  и  низшей   стратам  постэкономического  общества,
отличаютсЯ не только ин-
     теллектуальным  потенциалом,  но  также и различными  типами  мотивации
деЯтельности,  различными  типами разделЯемых ими ценностей,  а  это гораздо
сильнее подчеркивает  масштабы  формирующегосЯ неравенства,  чем  собственно
имущественные   различиЯ;   во-вторых,  нематериалистически   мотивированные
представители  высшего  класса,  создаваЯ  уникальные  и   невоспроизводимые
продукты,  получают   в  свое   распорЯжение  большую  часть   национального
достоЯниЯ,   чем  собственники   финансового   и  промышленного  капитала  в
индустриальном   обществе.   Џоэтому,   как    мы    полагаем,   переход   к
постэкономическому   состоЯнию   представлЯет   собой   одну   из   наиболее
нестабильных  эпох  развитиЯ  цивилизации; формируетсЯ общество,  внутренние
закономерности развитиЯ которого с позиций  сегоднЯшнего днЯ выглЯдЯт весьма
неопределенно.

     <sup>[307]</sup> - ‘м. <i>Wright Mills ‘.</i> The Power Elite. P. 12-13.
     <sup>[308]</sup> - ‘м.  <i>Heilbroner R.</i> 21st Century Capitalism. N.Y.-L.,
1993. P. 55.
     <sup>[309]</sup> - ‘м. <i>Ayres R. U.</i> Turning Point. P. 119.
     <sup>[310]</sup> - ‘м.  <i>Weizaecker E., von,  Lovins A.B.,  Lovins  L.H.</i>
Factor Four. P. 279.


     <b>Љлассовый конфликт постэкономического общества</b>

     ‘оциальные противоречиЯ, возникающие  при переходе к постэкономическому
обществу,  по  уровню  своей  комплексности  превосходЯт  любой прежний  тип
социального противостоЯниЯ.
     Ћсновные противоречиЯ  экономической  эпохи  обусловливались  позициЯми
двух главных классов, располагавших, с  одной стороны, монопольным ресурсом,
без  которого  воспроизводство   существующих  порЯдков   было   невозможным
(традициЯми  и обычаЯми, военной  силой, землей или  капиталом),  а с другой
стороны  -- трудом. ЏротивостоЯщие стороны имели, как это  ни парадоксально,
больше  сходства, чем  различий.  Џрежде  всего,  это  определЯлось  сходной
системой мотивов: как представители господствующих классов, так и трудЯщиесЯ
стремились  к  максимально  возможному присвоению материальных  благ.  Љроме
того,  что особенно важно, оба  класса были взаимозависимы: ни представители
низших  слоев  общества   не  могли  обеспечить  своего  существованиЯ   без
выполнениЯ  соответствующей социальной  функции,  ни  высший  класс  не  мог
извлечь своей части национального богатства, не применЯЯ длЯ этого их труда.
     Џереход  к постэкономическому  обществу происходит в  качественно  иной
ситуации.  ЉомпозициЯ  двух  основных  классов  с  формальной  точки  зрениЯ
остаетсЯ прежней;  с одной стороны, мы  видим  новую доминирующую социальную
группу,   обладающую  контролем  за  информацией  и  знаниЯми,  стремительно
превращающимисЯ  в  основной  ресурс  производства, с другой  -- сохранЯетсЯ
большинство, способное претендовать на  часть общественного достоЯниЯ только
в   виде  вознаграждениЯ  за  свою  трудовую  деЯтельность.   Ћднако  теперь
противостоЯщие  стороны   имеют  больше  отличных,  нежели  сходных,   черт.
Џредставители  господствующего  класса  во все  большей мере руководствуютсЯ
мотивами  нематериалистического типа: во-первых, потому, что их материальные
потребности удовлетворены  в такой степени,  что  потребление уже становитсЯ
одной  из  форм  самореализации;  во-вторых,  потому,  что  пополнЯющие  его
творческие   работники   стремЯтсЯ   не   столько    достичь   материального
благосостоЯниЯ,  сколько  самоутвердитьсЯ  в  качестве уникальных личностей.
Ќапротив,  представители  угнетенного  класса в той  же  мере, что  и ранее,
стремЯтсЯ удовлетворить свои материальные потребности и продают  свой труд в
первую  очередь ради получениЯ материального вознаграждениЯ, руководствуЯсь,
таким образом, вполне экономическими в своей основе стимулами. Ѓолее того, в
новых  условиЯх   господствующий  класс  <i>не  только</i>,  как  прежде,   <i>владеет
средствами  производства</i>, либо невоспроизводимыми  по своей природе (землЯ),
либо  созданными трудом подавленного класса (капитал) на основе  сложившихсЯ
принципов   общественной   организации,   <i>но   сам   создает   эти  средства
производства, обеспечиваЯ процесс самовозрастаниЯ информационных  ценностей</i>.
’аким   образом,   низший   класс  оказываетсЯ  в   гораздо   большей   мере
изолированным, нежели ранее; он фактически не представлЯет собой длЯ высшего
класса "его иного", без которого в прежние эпохи тот не мог существовать.  ‚
результате претензии низшего класса на часть национального продукта, которые
ранее представлЯлись более чем обоснованными, сегоднЯ выглЯдЯт гораздо менее
аргументированными, и этим, на наш взглЯд, в значительной мере и объЯснЯетсЯ
нарастающее   материальное  неравенство  представителей   высших  и   нижних
общественных слоев.
     ‘овременное социальное противостоЯние  отличаетсЯ от предшествующих и в
институциональном аспекте.
     ‚о-первых, во всей  предшествующей  истории  угнетенные классы обладали
собственностью на свою рабочую силу и были лишены  собственности на средства
производства.   ‘оциалисты,  заЯвлЯвшие   о   необходимости   реформированиЯ
буржуазного строЯ, считали,  что единственной возможностью  разрешениЯ этого
противоречиЯ ЯвлЯетсЯ обобществление земли и средств производства и придание
им  статуса  так  называемой  общенародной собственности.  ђазвитие пошло по
иному пути, и сегоднЯ мы имеем ситуацию, в которой,  с одной стороны, многие
представители  трудЯщихсЯ  классов   имеют  в  своей   собственности   акции
промышленных и сервисных  компаний, а также в состоЯнии приобрести  в личную
собственность   все   средства   производства,  необходимые   длЯ   созданиЯ
информационных продуктов, представлЯющих  собой основной ресурс современного
производства. ‘ другой стороны, представители господствующих  классов  также
имеют в собственности акции и другие ценные бумаги, приносЯщие их держателЯм
одинаковый доход вне зависимости от их социального статуса; как и все другие
члены общества, они,  разумеетсЯ,  имеют  возможность  приобретать в  личную
собственность  те  средства  производства,   которые  могут  быть  применены
индивидуально.  Џо  сути  дела, <i>в течение  последних десЯтилетий практически
каждый  случай  перехода   человека   из  среднего  класса  общества  в  его
интеллектуальную  и  имущественную верхушку</i> в той  или иной мере  свЯзан  не
столько с удачной реализацией  его прав собственности на  капитальные активы
(длЯ  чего  необходимо  иметь их  изначально и  уже  принадлежать  к  высшей
страте), сколько с  <i>эффективным использованием интеллектуальных возможностей
и находЯщихсЯ в личной собственности средств производства</i> длЯ созданиЯ новых
информационных, производственных  или социальных технологий. ’аким  образом,
современный  классовый конфликт  не  разворачиваетсЯ вокруг собственности на
средства производства, а  формируетсЯ как результат неравного  распределениЯ
самих   человеческих    возможностей;    последние,   безусловно,    отчасти
предопределены принадлежностью человека к определенной части общества, но не
детерминированы  этой принадлежностью  в  полной мере. ’аково первое  весьма
заметное отличие нового социального конфликта от ему предшествовавших.
     ‚о-вторых, на  протЯжении всей экономической эпохи представители высших
классов извлекали  свои основные доходы посредством отчуждениЯ  прибавочного
продукта у его непосредственных производителей, вынужденных  уступать  часть
созданных  ими  благ   под   воздействием  прЯмого  принуждениЯ.  Ћтчуждение
прибавочного продукта  (или эксплуатациЯ)  не только играло в  истории  роль
фактора  социального  противостоЯниЯ, но  и служило  механизмом концентрации
материальных  ресурсов  и человеческих усилий там, где они  были более всего
необходимы;  эксплуатациЯ  служила  также  развитию  новых,  передовых  форм
производства,   ставших   основой   дальнейшего   прогресса.   Љак  отмечает
ђ.•ейльбронер,  "эксплуатациЯ... это темнаЯ обратнаЯ сторона цивилизации, по
меньшей мере  в части  достижениЯ ею материальных  успехов"<sup>[311]</sup>.
‘оциалисты  пытались преодолеть  эксплуатацию посредством организации нового
типа   распределительной   системы,   однако   и   эта   попытка   оказалась
несостоЯтельной. ќксплуатациЯ становитсЯ достоЯнием истории, как мы показали
выше, по мере

     <sup>[311]</sup> - <i>Heilbroner  R.  L.</i>  Behind the  Veil  of  Economics.
Essays in the Worldly Philosophy. N.Y.-L.,1988.P.87.

     того  как  менЯетсЯ   система  ценностей  человека   и   удовлетворение
материальных  потребностей  перестает  быть  его основной целью.  …сли  люди
ориентируютсЯ прежде всего на приоритеты духовного  роста и самореализации в
творческой   деЯтельности,   а   не   только   на  повышение   материального
благосостоЯниЯ,   то   изъЯтие  в  пользу  государства  или  общества  части
производимой  ими продукции, получение той или иной прибыли от  деЯтельности
их  не  воспринимаетсЯ  ими как  фактор,  кардинально воздействующий  на  их
мироощущение и действиЯ. ќта трансформациЯ освобождает  от эксплуатации тех,
кто осознал реализацию  именно нематериальных интересов в качестве  наиболее
значимой длЯ себЯ потребности. Ћказавшись за пределами этого противостоЯниЯ,
человек становитсЯ субъектом неэкономических отношений и обретает внутреннюю
свободу, невозможную  в  границах  экономического  типа  сознаниЯ.  ‚  итоге
классовый конфликт перестает быть неразрывно свЯзан с проблемой эксплуатации
и распределениЯ собственности.
     ’аким  образом,  классовое  противостоЯние,  возникающее при переходе к
постэкономическому  обществу, с одной стороны,  как никогда ранее отличаетсЯ
его  обусловленностью  социопсихологическими параметрами; с  другой стороны,
характеризуетсЯ небывалой оторванностью высшего класса от низших  социальных
групп  и  автономностью  информационного  хозЯйства  от  труда.  €менно  это
обесценивает  единственный актив,  остающийсЯ в распорЯжении низш