ции
-  это  те,  что  сыграли  свою  роль в жизни  человечества,  или, как тогда
говорили, рода людского; к  таким нациЯм относЯтсЯ ЂссириЯ, ЏерсиЯ, ѓрециЯ и
ђим. Ќации становЯтсЯ великими благодарЯ добродетели или закалке, силе ума и
физической выносливости,  определЯющим  характер или моральную силу. Ќо, так
же как  люди,  стареют и  нации,  когда  породившие  их  идеи  ослабевают  в
сознании, когда ослабевает их дух. € тогда бразды правлениЯ миром ускользают
из их рук и переходЯт к другим народам.

     1 "ђождены, чтоб кормитьсЯ плодами земными" (лат.).


     Њиром правЯт не сверхъестественные силы, не случай, а человеческий дух,
развивающийсЯ  согласно  законам,   которые  органически  ему   присущи   и,
следовательно, неумолимы. €стори-


        634

     ческий  фатум  -  это  не  провидение,  не  фортуна,  а  "сила  вещей",
определЯемаЯ  законами развитиЯ духа и  природы.  „ух  неисчерпаем в  смысле
своих возможностей и бессмертен в смысле своей способности к действию.

     Џоэтому  историЯ   -  это   отнюдь   не  нагромождение   случайных  или
предопределенных судьбой фактов,  а  неизбежное чередование  взаимосвЯзанных
причин и следствий, результат действиЯ сил, приведенных в движение мнениЯми,
страстЯми и интересами людей.


     Џоле деЯтельности политики или искусства управлениЯ государством не мир
этики,  развивающийсЯ по  законам  морали,  а  реальный мир, существующий  в
конкретных  условиЯх  места  и  времени.  “правлЯть  государством  -  значит
понимать силы, движущие миром, и регулировать  их. ѓосударственный деЯтель -
это  человек, который  умеет  измерЯть эти силы, оперировать ими и подчинЯть
своим целЯм.

     ‘ледовательно,  величие  и упадок  наций  не случайность  и  не чудо, а
неизбежное следствие причин, которые коренЯтсЯ в особенностЯх  сил, движущих
нациЯми. Љогда эти силы иссЯкают, нации гибнут.

     ‹юди, полагающиесЯ на  одну только львиную  силу, управлЯть  не смогут.
Ќужна еще и "лиса", иными словами,  осторожность, то есть ум, расчет, умение
оперировать силами, которые движут государствами.

     Ќации,  так  же  как  и   отдельные   личности,  свЯзаны   между  собой
определенными  отношениЯми,  имеют права и обЯзанности. € подобно  тому, как
существует  частное  право,  существует  и право  публичное,  то  есть право
народов,  или,  говорЯ современным Языком,  международное  право. ‚ойна тоже
имеет свои законы.

     Ќации умирают. Ќо человеческий дух не умирает никогда.  ‚ечно  молодой,
он переходит от одной нации  к другой и  развиваЯсь по своим законам, движет
вперед историю  рода  человеческого.  ’аким образом,  существует  не  только
историЯ той или иной нации, но историЯ мира, столь же неизбежнаЯ и логичнаЯ,
и ход ее  определЯетсЯ органическими  законами  духа.  €сториЯ человеческого
рода есть не что иное, как историЯ духа или мысли. Ћтсюда и вытекает то, что
впоследствии было названо философией истории.

     Ќо Њакиавелли заложил лишь научную основу этой философии истории и прав
народов, четко указав своим  преемникам отправную точку. Ћбласть,  в которой
он замыкаетсЯ и которой занимаетсЯ, - это политика и историЯ.

     ќти понЯтиЯ не новы. ”илософские  понЯтиЯ, так же  как принципы поэзии,
вырабатываютсЯ веками.  ‚  них  видны естественные результаты  того великого
движениЯ, классического по форме и реалистического по содержанию, которое, в
сущности, знаменовало  освобождение человека  от всего  сверхъестественного,
фантастического, познание человеком самого себЯ, владение собой.

        635


     €деи Њакиавелли не показались его  современникам ни новыми,  ни слишком
дерзкими,  поскольку  в  них  было  сформулировано  то,  о  чем  все  смутно
догадывались.

     ‚лиЯние  Языческого мира  чувствовалось и в  средние  века: древний ђим
владел помыслами „анте.  Ќо то  был  ђим ЏровидениЯ  и империи,  ђим –езарЯ.
Њакиавелли же  воспевает  ђим  республиканский, –езарЯ он  строго  осуждает.
„анте  называл  славные  деЯниЯ  республики  чудесами  ЏровидениЯ  и  считал
республику  как бы  подготовкой к  империи. Њакиавелли же не  усматривает  в
республике  никаких чудес:  длЯ  него чудеса заключены  в  добрых  порЯдках;
решающую роль он признает не за судьбой, а за добродетелью.  …му принадлежит
следующий  девиз,  полный  глубокого   значениЯ:  "„обрые   порЯдки  рождают
счастливую судьбу, а она удачу во всех начинаниЯх".

     ’аким образом, классицизм служил лишь оболочкой, и каждаЯ  из этих двух
разных эпох  вкладывала  в  нее  свое  содержание.  Џод  классицизмом  „анте
скрываетсЯ  мистика и идеалы гибеллинов: скорлупа - классическаЯ,  а зерно -
средневековое.  Џод классицизмом Њакиавелли - современный дух, который  ищет
себЯ в нем и находит. Ќастолько же, насколько Њакиавелли восхищаетсЯ древним
ђимом, он  осуждает свою  эпоху, где "нет ничего, что бы хоть сколько-нибудь
искупало царЯщие нищету, подлость и бесчестье; не  почитаютсЯ ни религиЯ, ни
законы,  ни  их  блюстители,  все  запЯтнано,  и  по  заслугам".  Њакиавелли
полагает, что,  возродив порЯдки и обычаи древнего ђима, можно возродить его
величие и перековать новую эпоху на римский лад. ‚о многих его высказываниЯх
звучат  отголоски древней мудрости. ђимом навеЯны его благородные  порывы  и
известнаЯ  возвышенность  морали.  €  действительно, своей  серьезностью  он
подчас напоминает облаченного  в величественную  тогу  римлЯнина,  но  стоит
присмотретьсЯ к  нему поближе, прислушатьсЯ к его двусмысленному смешку, как
перед  нами  предстанет  буржуа эпохи  ‚озрождениЯ.  ‘авонарола  -  наследие
средневековьЯ, пророк и апостол дантовского типа; Њакиавелли же, несмотрЯ на
свое  древнеримское облачение,  настоЯщий буржуа нового времени, он сошел  с
пьедестала  и, равный  средь  равных,  запросто  беседует с  вами.  ‚  нем -
иронический дух ‚озрождениЯ, зримые черты нового времени.

     ‡десь  рушатсЯ  все устои  средневековьЯ  - религиозные,  нравственные,
политические,   интеллектуальные.   Џричем  дело  не  ограничиваетсЯ   одним
отрицанием:  Њакиавелли утверждает  новые  идеалы,  это  -  ѓлагол.  ђЯдом с
отрицанием всЯкий раз выдвигаетсЯ утверждение. ђечь идет не о крушении мира,
а  об   его  обновлении.  ’еократии  противопоставлЯетсЯ  самостоЯтельность,
независимость государства. Њежду  империей и городом  или  между  империей и
поместьем - политическими единицами средних веков - возникает новое понЯтие:
нациЯ,  котораЯ,  по мнению  Њакиавелли,  отличаетсЯ  своими  специфическими
особенностЯми, определЯемыми  расой,  Языком,  историей, границами. ЌарЯду с
республиками и кнЯжествами поЯвлЯетсЯ форма

        636

     правлениЯ,  представлЯющаЯ собой нечто среднее, смешанное: она сочетает
в  себе преимущества  тех  и  других,  обеспечивает  одновременно  свободу и
устойчивость,  ЯвлЯЯсь  в  известном  смысле  предвестником  конституционной
монархии, описание которой Њакиавелли  впервые дает в своем проекте  реформы
политического  строЯ   ”лоренции  [1].  ќто  совершенно  новаЯ  политическаЯ
структура.  ‘ледует  обратить  внимание среди прочего  на то, как Њакиавелли
трактует вопрос о формировании крупных государств, и прежде всего ”ранции.

     1  €меетсЯ  в  виду  "ђечь  о   реформе   флорентийского  государства",
составленнаЯ по настоЯнию папы ‹ьва X примерно в 1520 году.


     €зменилась и  религиознаЯ  основа. Њакиавелли  хочет, чтобы  религиЯ не
имела  ничего общего  со  светской властью, и, подобно „анте, боретсЯ против
смешениЯ власти  светской и духовной. ‘ какой глубокой иронией  описывает он
церковные кнЯжества!

     ђелигиЯ,  снова  водвореннаЯ  в сферу  ее  духовных функций, по  мнению
Њакиавелли, ЯвлЯетсЯ  средством достижениЯ величиЯ родины в не меньшей мере,
чем  воспитание и  образование.  Џо  сути,  это  идеЯ  национальной  церкви,
подчиненной государству, приспособленной длЯ целей и интересов нации.

     €наЯ и основа нравственнаЯ. ќтическаЯ цель средневековьЯ - это свЯтость
души, а путь достижениЯ  этой цели -  умерщвление плоти. Њакиавелли,  хотЯ и
осуждает  вольность  нравов, господствовавшую в его  эпоху, не менее  сурово
относитсЯ  и  к аскетическому  воспитанию.  …го  идеал не ђахиль, а ‹иЯ,  не
созерцательнаЯ жизнь,  а жизнь активнаЯ. Ђ посему высшей добродетелью, с его
точки зрениЯ, надо считать активную жизнь, деЯтельность на благо родины. …го
свЯтые более  походЯт  на  героев  древнего ђима,  чем  на свЯтых  отцов  из
римского календарЯ. ‘тало быть, новый идеал высоконравственного  человека  -
это не свЯтой, а патриот.

     ЋбновлЯетсЯ  и основа  интеллектуальнаЯ. ЏользуЯсь  терминологией  того
времени,  можно  сказать,  что  Њакиавелли  не ратует за истинность  веры, а
оставлЯет  ее в стороне, не занимаетсЯ ею, если  же о  ней заходит речь,  то
слова его звучат почтительно, но  двусмысленно. €сключив из  своего мира все
сверхъестественное и провиденциальное, Њакиавелли исходит  из неизменности и
бессмертиЯ человеческой мысли, человеческого духа,  который  вершит историю.
ќто уже целаЯ революциЯ,  знаменитое coplo (Я мыслю), с  которого начинаетсЯ
современнаЯ   наука.  —еловек   освобождаетсЯ   от   сверхъестественного   и
сверхчеловеческого  и,  так   же  как   и  государство,  провозглашает  свою
самостоЯтельность, свою независимость, вступает во владение миром.

     ЋбновлЯетсЯ  и   метод.  Њакиавелли   не   признает   априорных  истин,
абстрактных  принципов, не признает ничьего авторитета как критериЯ  истины.
„лЯ  него теологиЯ,  философиЯ, этика - все едино: все они  в сфере вымысла,
вне реальности. €стина


        637


     есть  сущее,  "правда  настоЯщаЯ", а  поэтому  искать ее  можно  лишь с
помощью опыта, сопровождаемого наблюдением, путем разумного изучениЯ фактов.

     ‚сЯ    схоластическаЯ    терминологиЯ    отпадает.    ‚место     пустых
разглагольствований,  основанных   на  абстрактных  умозаключениЯх,  которые
держались на  предположении о существовании универсальных понЯтий, возникает
обычнаЯ  прЯмаЯ  и  естественнаЯ  форма  речи.  Ћбщие  суждениЯ,  силлогизмы
опрокинуты  и   под  конец  выступают  как   результат   опыта,  освещенного
рассуждением.   ‚место  силлогизма   перед  нами  "рЯд",  то   есть  строгое
чередование фактов, ЯвлЯющихсЯ  одновременно причиной и следствием,  как это
видно на следующем примере.

     "ЏотерЯв  часть  своих  владений,  город  ”лоренциЯ был  вынужден пойти
войной  на тех,  кто захватил его земли, а поскольку захватчик был силен, то
война требовала немалых и непроизводительных расходов, кои ложились на народ
тЯжким бременем и вызывали бесконечные трениЯ. Џоскольку военными действиЯми
руководил магистрат из  десЯти  граждан,  то  люди  стали проникатьсЯ к нему
неприЯзнью,  как будто  только он и  был  причиной войны и  расходов,  с нею
свЯзанных".  ”акты изложены здесь так, что они подкреплЯют и  объЯснЯют друг
друга, -  это  двойной рЯд:  один, сложный,  характеризует истинные причины,
видимые  лишь  длЯ умного  человека;  другой, простейший, объЯснЯет  причины
событий на  основании  внешних,  поверхностных  данных;  однако  именно  эти
внешние данные и толкают людей на опрометчивые действиЯ, совершаемые со всей
серьезностью и уверенностью, что придает глубоко иронический оттенок выводу.

     ”акты описываютсЯ в той же последовательности, в  какой они наблюдаютсЯ
в  природе и в истории, в описании их не чувствуетсЯ  ничего нарочитого.  Ќо
это  лишь  внешнее  впечатление.   ‚  действительности  они   взаимосвЯзаны,
подчинены  друг  другу,  согласованы размышлением  так,  что каждому из  них
отведено свое  место,  своЯ роль причины и  следствиЯ, своЯ  функциЯ в общей
цепи событий: факт уже  не только факт или акцидент,  случайность, а довод и
соображение. ‚ повествовании скрыта аргументациЯ.

     ’ак, в небольшой  книжке  автору удалось  сконцентрировать  всю историю
средних  веков,  сделать из нее замечательное  преддверие  к  задуманной  им
истории ”лоренции. ‘вои рассуждениЯ он  тоже рассматривает как факты - факты
интеллектуальной жизни, поэтому он довольствуетсЯ декларациЯми и не приводит
доказательств.  ќто  факты,  взЯтые  из  истории,  из  всемирного  опыта,  -
результат  острых наблюдений,  причем  поданы  они  столь  же просто,  сколь
энергично.  Њногие  из  этих  "интеллектуальных фактов"  вошли  в поговорку.
Ќапример, "привести в соответствие  с принципами",  или иронические  слова о
"безоружных  пророках",  или  "благополучие  людей  пресыщает,  а  несчастье
сокрушает", или "людей следует  или ласкать, или истреблЯть". ќтих афоризмов
или изречений у Њакиавелли великое множество. „лЯ писателей, пытавшихсЯ  ему
подражать, то был неиссЯкаемый источник мудрости.

        638

     Ћдним из примеров таких "интеллектуальных фактов", порожденных тонким и
возвышенным умом Њакиавелли, может служить знаменитый эпиграф, предпосланный
его "Discorsi".

     ‚месте со схоластической формой  рушитсЯ и форма литературнаЯ, в основе
которой  лежал период.  ‚ дидактических  произведениЯх период  имел  скрытую
силлогическую форму,  то есть предложение  украшали и главнаЯ и средние идеи
силлогизма,    что    именовалось   "доказательством",    если   тема   была
интеллектуальной, и "описанием", если содержание сочинениЯ составлЯли только
факты. Њакиавелли пишет  простыми предложениЯми, избегаЯ каких бы то ни было
украшений. Ћн не "описывает" и не "доказывает", он повествует или возвещает,
а поэтому ухищрениЯ,  необходимые  длЯ  созданиЯ периода, ему  неведомы.  Ћн
убивает не  только  литературную форму,  но форму как таковую - и это  в век
господства  формы,  когда   форма  была  единственным  божеством,   которому
поклонЯлись.  €менно благодарЯ тому, что Њакиавелли обладал новым сознанием,
содержание  длЯ него - все, а форма - ничто. ’очнее, в его глазах форма сама
представлЯет собой вещь в ее истинной  конкретности,  то есть в  том виде, в
каком она  существует в сознании человека или  в  материальном  мире. …му не
важно, будет  ли вещь разумной, нравственной или прекрасной, ему важно одно:
чтобы она существовала в действительности. Њир устроен определенным образом,
и надо принимать его  таким, как он есть; незачем задаватьсЯ вопросом, может
ли  и должен ли  он быть другим. Ћснова  жизни, а следовательно, и науки это
Nosce  te  ipsum,  то  есть  знание мира  в его  реальности.  ”антазировать,
доказывать, описывать, морализировать -  удел людей,  оторванных  от  жизни,
погруженных в  мир  воображениЯ.  Џоэтому Њакиавелли очищает  свою  прозу от
малейших элементов  абстракции,  этики, поэзии. ‚зираЯ  на мир  с  сознанием
своего  превосходства,  он провозглашает: "Nil admirari" [1].  Ќичто его  не
удивлЯет и не выводит из себЯ, ибо он понимает; потому же он не доказывает и
не описывает, он видит и все проверЯет  на ощупь. Њакиавелли беретсЯ за тему
сразу,  избегает перифраз, описательных оборотов,  отступлений, многословных
доводов, цветистых фраз, образных средств  выражениЯ, периодов и  украшений,
видЯ в  них препЯтствие на пути  к видению. Ћн избирает кратчайший, а посему
прЯмой  путь:  не отвлекаетсЯ сам  и  не  отвлекает читателЯ. ђечь его - рЯд
точных   и  лаконичных  предложений  и  фактов;  все  "средние  идеи",   все
акцидентное, эпизодическое отброшено. Њакиавелли напоминает претора, который
non  curat  de  minimis  (не  вдаетсЯ  в  подробности),  человека,  занЯтого
серьезными  вещами, у  которого нет ни времени, ни желаниЯ озиратьсЯ вокруг.
ќта  его  лаконичность, стремление резюмировать  главное - отнюдь  не прием,
подчас наблюдающийсЯ у ’ацита и всегда у „аванцати, а результат естественной
Ясности видениЯ,  котораЯ  делает ненужным все те "средние  идеи",  без коих
посредственному   писателю   никак   не  добратьсЯ   до  вывода,   результат
"полновесности" описы-


        639


     ваемого предмета, благодарЯ которой  ему нет нужды заполнЯть пустоты  с
помощью прикрас,  столь  любезных  сердцу тугодумов. €ной  раз  его простота
граничит  с  небрежностью,  а  сдержанность  с  сухостью  - такова оборотнаЯ
сторона его достоинств. Ќо  только  надутые педанты могут придиратьсЯ  к его
стилю и  с  менторским видом качать головой, обнаружив в  божественной прозе
Њакиавелли латинизмы, несообразности и прочие погрешности.

     1 "Ќичему не удивлЯтьсЯ" (лат.).


     Џроза  XIV  века  лишена  органичности,   у  нее  нет  костЯка,  схемы,
внутренней логики: в ней много чувства и воображениЯ,  но мало интеллекта. ‚
прозе XVI века  есть видимость костЯка, есть даже  стремление его  выпЯтить,
выражением  этого  стремлениЯ  ЯвилсЯ период.  Ќо эта  органичность  -  лишь
видимость:  обилие союзов, членов предложениЯ,  вводных слов плохо  скрывает
внутреннюю  пустоту  и  расшатанность. Џустотой  страдает  не  интеллект,  а
совесть,  сознание, зараженное безразличием и скепсисом. ‚от почему все силы
ума  направлены   на  внешнее,   на  украшательство.  ‘амые  пустые  вопросы
трактуютсЯ с той же  серьезностью, что и  важные, ибо  писателю безразлично,
какова тема, серьезна она  или пуста. ќта  серьезность лишь  кажущаЯсЯ,  она
сугубо   формальна    и   посему   риторична:    душа    остаетсЯ    глубоко
безразличной.<...>

     "ѓалатео" и "Џридворный" -  лучшие прозаические произведениЯ той эпохи.
‚  них   изображалось  изысканное  общество,  все  внимание   которого  было
сосредоточено  на внешней стороне жизни; в  этом  обществе, где жили  Љаза и
Љастильоне, превыше  всего  ставили благовоспитанность и изысканные  манеры.
„аже  интеллект,   при   всей  своей   зрелости  отличавшийсЯ   леностью,  в
сочинительском искусстве ставил превыше всего  благовоспитанность и  манеры,
иными словами,  оболочку.  ќта боккаччиева или цицероновскаЯ оболочка вскоре
вошла в  традицию и приобрела чисто подражательный характер: разум оставалсЯ
безучастным. ”илософы еще не отказались от старых схоластических форм, поэты
подражали  Џетрарке,  а  прозаики  культивировали  некий  смешанный  жанр  -
одновременно  поэтический и  риторический, внешне подражаЯ Ѓоккаччо. ‚се они
страдали  одной болезнью: пассивностью или безразличием  интеллекта, сердца,
воображениЯ, короче говорЯ - души. Џисатель был, но не было  человека. ‘ тех
пор на работу  писателЯ стали смотреть как на  ремесло, которое предполагало
владение  механикой,  именуемой литературной формой,  при полном  безучастии
души: то есть человек  полностью отделЯетсЯ  от писателЯ. €  вот среди этого
засильЯ  риторики   и   поэзии   поЯвилась  проза   Њакиавелли,  предвестник
современной прозы.

     ‡десь перед нами прежде всего человек, а  не писатель, вернее, писатель
лишь  постольку,   поскольку   он  человек.  ‘оздаетсЯ  впечатление,   будто
Њакиавелли даже не  знает о существовании  того  общепринЯтого писательского
искусства, которое превратилось в моду и в  условность. Џодчас он пробует  в
нем свои

        640

     силы,  и тогда, когда он тоже хочет  быть литератором, это ему блестЯще
удаетсЯ.  Ќо  главное  в   нем  -  человек.   ’о,  что  он  пишет,  ЯвлЯетсЯ
непосредственным  плодом  его  размышлений;  факты  и  впечатлениЯ,  нередко
сконцентрированные  в  одном  слове,  как  бы вырываютсЯ  из его  души.  €бо
Њакиавелли  - человек, который  мыслит и чувствует,  разрушает  и  созидает,
наблюдает  и размышлЯет,  дух его всегда  активен,  всегда присутствует. …го
интересует сам предмет,  а  не его окраска, тем не  менее под пером его этот
предмет получаетсЯ таким,  каким  он запечатлелсЯ в мозгу писателЯ,  то есть
окрашенным  в   свои  естественные   тона,   пропитанным  иронией,  грустью,
возмущением,  достоинством.  €  прежде  всего  дан  он сам,  во  всей  своей
пластической конкретности. Џроза  Њакиавелли Ясна и  полновесна, как мрамор,
но мрамор, кое-где тронутый прожилками. ’ак писал еще великий „анте.  ѓоворЯ
об изменениЯх, которые  претерпели  в средние  века наименованиЯ предметов и
людей, он заключает: "€ вот –езари и Џомпеи превратились в Џетров, Њатвеев".

     Џеред вами не более чем мрамор, предмет в оголенном  виде, но сколько в
этом мраморе прожилок! Њы чувствуем, как  много свЯзано  у Њакиавелли с этим
образом,  как велико его  восхищение  –езарЯми и  ЏомпеЯми и как глубоко его
презрение  к  Џетрам  и  ЊатвеЯм;   его  возмущение  по  поводу  происшедших
изменений. Њы видим,  с  какой тщательностью он  отобрал  типичные  имена  и
поставил  их, будто врагов, одно против  другого, видим  это заключительное,
энергичное "превратились", в котором содержитсЯ намек на  то, что изменились
не только имена, но и души.

     Џроза  Њакиавелли  -  сухаЯ,  точнаЯ,  лаконичнаЯ,  богатаЯ  мыслЯми  и
"вещнаЯ"  - свидетельствует  о зрелом уме,  освободившемсЯ от всех элементов
мистики,  этики,  поэзии  и превратившемсЯ в высшего  руководителЯ  мира,  в
логику и силу вещей, в  современный фатум. €менно таков подлинный смысл мира
в понимании Њакиавелли. …сли оставить в стороне вопрос о происхождении мира,
то он предстанет перед нами таким,  как он  есть: борьбой человеческих сил и
природы, развивающихсЯ  по своим законам. ’о, что называют фатумом, есть  не
что  иное,  как логика,  необходимый результат действиЯ  этих сил, аппетиты,
инстинкты,  страсти, убеждениЯ, фантазии,  интересы, движимые и направлЯемые
высшей  силой  - человеческим духом,  мыслью, интеллектом. Ѓогом  „анте была
любовь,  сила, объединЯющаЯ разум и действие; результатом была мудрость. Ѓог
Њакиавелли -  интеллект,  сообщающий  разум силам  мира  и  регулирующий их;
результат - наука. "Ќадо  любить",  -  говорит  „анте.  "Ќадо  понимать",  -
говорит Њакиавелли. „уша (центр) „антова  мира  -  это сердце;  душа (центр)
Њакиавеллиева  мира  - мозг. Њир „анте -  это,  по  существу,  мир мистики и
этики; в мире  Њакиавелли царит человек и логика. ЏонЯтие добродетели менЯет
свое содержание. ќто уже не моральное чувство, а по-


        641


     просту  сила  или  энергиЯ,  душевнаЯ  твердость.  —езаре  Ѓорджиа  был
добродетельным, ибо обладал  силой,  достаточной длЯ того, чтобы действовать
согласно  логике,  то есть,  поставив  себе  цель,  он не  гнушалсЯ никакими
средствами длЯ ее достижениЯ. Ђ если душа мира - это мозг, то неудивительно,
что проза Њакиавелли от начала до конца рассудочна.

     ’еперь  мы  можем  понЯть  Њакиавелли  применительно к  его  конкретным
работам. €сториЯ ”лоренции, поданнаЯ в повествовательной форме, - это логика
событий.  „ино  Љомпаньи писал  взволнованно,  под  свежим  впечатлением  от
случившегосЯ;  все казалось ему новым, все ранило его  моральное чувство.  ‚
его  хронике  царит этическое начало, так же как у  „анте, у Њуссато, у всех
тречентистов. Ќо Њакиавелли интересует больше  всего объЯснение  фактов, то,
что  движет людьми,  и он  ведет свой  рассказ  спокойно  и  задумчиво,  как
философ,  толкующий о природе  мира.  „ействующие лица  обрисованы  им  не в
момент  наивысшего накала чувств  и  не  в  разгар  событий: его  историЯ не
драматична. Ђвтор не присутствует ни  на сцене,  ни за кулисами: он у себЯ в
кабинете;  событиЯ  проходЯт  чередой  перед  его  мысленным  взором,  и  он
стараетсЯ установить их причины. …го кажущаЯсЯ апатиЯ есть не  что иное, как
поглощенность   философа   мыслью,   стремлением   объЯснить   ЯвлениЯ;   он
сосредоточен на этой мыслительной  деЯтельности, и его не  отвлекают никакие
волнениЯ,  никакие впечатлениЯ. ќто  апатиЯ гениального  человека, который с
сочувствием взирает на людей, раздираемых страстЯми.

     ‚  "ђассуждениЯх"  более интенсивна интеллектуальнаЯ сторона. €нтеллект
отходит от фактов и  затем вновь возвращаетсЯ к ним, чтобы  почерпнуть в них
силу и вдохновение. ‚се  вращаетсЯ вокруг  фактов. €зложение лаконично,  как
будто  автор вспоминает  то, что всем давно известно, и спешит скорее с этим
разделатьсЯ. Ћкончив  рассказ, он сразу  переходит к сути. €нтеллект, как бы
почерпнув новые силы  из этого источника, выходит на самостоЯтельную дорогу,
полный  оригинальных мыслей,  одновременно  озадаченный  и  удовлетворенный.
—увствуетсЯ, что  автор получает удовольствие от этих умственных упражнений,
от этой оригинальности, от того,  что он говорит такие вещи, которые рЯдовым
людЯм кажутсЯ парадоксальными. Њысли эти подобны сомкнутой  шеренге, куда не
проникает ничего постороннего, что могло бы нарушить порЯдок.

     Џроцесс  мышлениЯ  даже  у  крупных  мыслителей  в  моменты  творчества
протекает  бурно, поток воображениЯ и эмоций возвещает обычно  о  зарождении
новой идеи. ђазум Њакиавелли не  таков:  он  молод,  свеж и  спокоен,  полон
сознаниЯ своей силы и недоверчив ко всему, что вне его. ЋтступлениЯ, образы,
эффектные  приемы,  сравнениЯ, кружение  на  одном  месте,  неуверенность  в
изложении  позиции  - всему этому нет места в  его дисциплинированных  рЯдах
идей,  подвижных  и  плодотворных,  рожденных  необычайной  силой анализа  и
свЯзанных неумолимой  логикой. ‚се  здесь глубоко и в  то же времЯ настолько
Ясно и просто, что может показатьсЯ поверхностным.

        642

     ‚  основе "ђассуждений"  лежит положение,  согласно  которому  люди "не
умеют быть ни совсем хорошими, ни  вовсе  дурными", а посему лишены  логики,
лишены  добродетели.  €м  дано желать,  но они не  имеют воли.  ‚оображение,
страхи, надежды, напрасные мечты, предрассудки мешают им быть  решительными.
Џотому-то  они так "склонны колебатьсЯ",  предпочитают "золотую  середину" и
"судЯт по внешности".

     —еловеческому  духу свойствен стимул, или ненасытный "аппетит", который
беспрерывно побуждает его  к действию  и движет историческим прогрессом. ‚от
почему  люди  никогда не успокаиваютсЯ  на  достигнутом, переходЯт от одного
честолюбивого желаниЯ  к другому, сначала защищаютсЯ, потом  нападают, и чем
больше у человека  есть,  тем больше  ему хочетсЯ.  ’аким образом,  желаниЯм
людей  нет  предела,  но,  как  их  осуществить,  они  не  знают,  проЯвлЯют
замешательство и нерешительность.

     ‚се  сказанное  об  отдельной  личности  применимо  и  к  человеческому
коллективу,  к  семье,   классу.  Џо  сути  дела,  в  человеческом  обществе
существует лишь  два  класса:  класс имущих и  неимущих, богатых и бедных. €
историЯ  есть не что иное, как вечнаЯ борьба между  теми, кто имеет, и теми,
кто  не  имеет. ђазличные  политические  системы -  это  попытки  достигнуть
равновесиЯ между  классами. Џолитический строй свободен, если в основе лежит
"равенство". ‘ледовательно, там, где  есть "господа"  или  привилегированные
классы, там не может быть свободы.

     џсно,  что   никакаЯ  политическаЯ  наука  или  политическое  искусство
невозможны, если они не опираютсЯ на знание предмета, с которым им предстоит
иметь  дело,  то  есть   на   знание  человека   как  отдельной  личности  и
человеческого коллектива - класса.

     Џоэтому значительнаЯ часть "ђассуждений" представлЯет  собой социальный
портрет народных  масс или плебса, оптиматов или господ,  кнЯзей, французов,
немцев, испанцев отдельных людей и народов.

     ќти  портреты  -  результат  тонких и оригинальных  наблюдений  -  даны
выпукло и убедительно, они воссоздают "характер", то  есть выЯвлЯют те силы,
которые побуждают  отдельных  людей, целые  народы  или  классы  действовать
именно  так,  а   не  иначе.  …го   наблюдениЯ   плод   опыта,  накопленного
непосредственно им самим, и в этом секрет их нетленности.

     Џоскольку в  основе человеческого характера лежит такаЯ общаЯ длЯ  всех
людей  черта,  как  то,   что  они  не  знают  предела  своим  желаниЯм  или
"аппетитам",   а  достаточной  способностью   осуществить  их  не  обладают,
существует несоответствие  между  целью  и  средствами: отсюда потрЯсениЯ  и
беспорЯдки,  наблюдаемые  в  истории.  ‚от  почему  политическаЯ  наука  или
искусство управлЯть  и  руководить  людьми  опираетсЯ  на  точность  цели  и
действенность  средств.   ‚   этой   согласованности   таитсЯ   секрет   той
интеллектуальной энергии, котораЯ  делает  великими  людей и  нации.  ‹огика
правит миром.

        643

     ’акаЯ  строго  логическаЯ  точка  зрениЯ  на  историю придает изложению
спокойствие,  исполненное силы  и уверенности,  свойственное  лишь человеку,
который  знает,  чего  хочет.  Џод  воздействием  разума растет  и  мужество
человека.  —ем больше  человек знает,  тем на  большее он отваживаетсЯ. …сли
человек  слабоволен,  то можно безошибочно  сказать,  что ум его  дремлет. ‚
таком случае человек не знает, чего он хочет, он полностью во  власти своего
воображениЯ и своих страстей; таково обычно простонародье.

     ќта  неумолимаЯ  логика  нашла  свое  воплощение  в "ЉнЯзе". Њакиавелли
осуждает  кнЯзей, которые обманом или  силой отнимают  у народа свободу. Ќо,
коль скоро они добиваютсЯ своего, он указывает им, каким образом они  должны
удерживать свою власть. –ель  их не защита  родины, а  сохранение  кнЯжеской
власти,  однако  же  кнЯзь  может  заботитьсЯ  о  себе,  только  заботЯсь  о
государстве. €нтересы общества - это одновременно и его интересы. ‘вободы он
предоставить не  может, но может  дать  добрые  законы, которые охранЯли  бы
честь, жизнь, имущество граждан. Ћн должен заручитьсЯ благоволением  народа,
держа в узде и господ и смутьЯнов. Џравь подданными, но не бей их до смерти,
старайсЯ  их изучить и понЯть, "не будучи ими обманут, а сам их  обманываЯ".
Џоскольку люди обращают большое внимание на  внешнюю сторону, кнЯзь обЯзан о
ней  заботитьсЯ  и  даже против  собственной воли должен делать вид,  что он
набожен, добр и милосерден, что он покровитель искусств и талантов. Џусть он
не  боитсЯ,  что  его  разоблачат:  люди  по  природе  своей  простодушны  и
доверчивы. ‘амое  сильное  чувство, на которое они  способны,  - это  страх,
поэтому  кнЯзь  должен  старатьсЯ,  чтобы  его  не  столько любили,  сколько
боЯлись. ѓлавное, чего он должен опасатьсЯ, это ненависти и презрениЯ.

     Љто прочтет трактат  ќджидио  Љолонны  "De  regimine  prin-cipum",  тот
обнаружит  в нем прекрасный этический мир, не имеющий, однако, ничего общего
с  реальной жизнью.  Ќо тот,  кто прочтет "ЉнЯзЯ" Њакиавелли, обнаружит  мир
жестокой  логики,  основанный  на изучении человека  и жизни. ‡десь человек,
подобно природе,  в своих действиЯх подчинен  неизменным законам, основанным
не на  моральных критериЯх, а на критериЯх логики. ‡десь не ставитсЯ вопрос,
хорошо ли  или  дурно то, что  делаетсЯ,  а соответствует ли  это разуму или
логике, существует ли соответствие между средствами и целью. Њиром правит не
сила как таковаЯ, а сила разума.

     €талиЯ  больше  не  могла создавать мир божеский  и  этический,  и  она
создала мир логики. Ќеизведанным оставалсЯ у нее лишь один мир: интеллект; и
Њакиавелли открыл этот мир, очистил его от страстей и воображениЯ.

     €менно с  этой высокой точки  зрениЯ  и  следует  судить  о Њакиавелли.
ѓлавное, о чем он помышлЯет, - это  "интеллектуальнаЯ серьезность", то  есть
точность цели, умение идти к ней

        644

     прЯмо,  не  озираЯсь  по  сторонам и  не  позволЯЯ  второстепенным  или
посторонним соображениЯм задерживать или сбивать  с пути. …го идеал  - Ясный
ум,  не  замутненный   никакими  элементами   сверхъестественного,  никакими
фантазиЯми или чувствами. …го герой  - покоритель  человека и  природы, тот,
кто понимает  силы природы  и  человека и  регулирует их, делает  их  своими
орудиЯми.  –ель может  быть  достойна  похвалы  или  осуждениЯ,  и  если она
достойна  осуждениЯ,  то  он  первым поднимет  голос протеста  во  имЯ  рода
человеческого. ‡аглЯнем в главу десЯтую "ђассуждений", в ней содержитсЯ один
из  Ярчайших примеров протеста,  когда-либо  вырывавшегосЯ  из  благородного
сердца.  Ќо  коль  скоро цель  поставлена,  нет границ восхищению Њакиавелли
человеком, который  пожелал  и сумел ее добитьсЯ.  ЊоральнаЯ ответственность
заключена в  цели,  а  не в средствах.  —то же  касаетсЯ средств, то  они не
хороши  лишь  тогда, когда ими  не  умеют или не желают пользоватьсЯ,  когда
человек невежествен или  слаб. Њакиавелли говорит: внушайте ужас, но  только
не  ненависть и не  презрение.  Ќенависть  -  бессмысленное  зло,  внушаемое
сластолюбием, страстью,  фанатизмом. Џрезрение есть результат слабости воли,
котораЯ мешает тебе идти туда, куда зовет разум.

     Љогда  Њакиавелли  писал  эти  строки,  €талиЯ  забавлЯлась  романами и
новеллами,  а  в   стране  хозЯйничали   чужеземцы.  €тальЯнцы  были   самым
несерьезным,  самым  недисциплинированным  народом  на   свете,  волЯ   была
сломлена. ‚се  хотели прогнать чужеземцев,  всем  было "нестерпимо  тошно от
этого варварского  господства",  но  дальше  пожеланий  дело не шло.  Ћтсюда
понЯтно,  почему,  считаЯ  своей   первой  задачей  восстановление  волевого
характера итальЯнцев,  Њакиавелли  стараетсЯ уничтожить корень зла.  Њораль,
религиЯ,  свобода,  добродетель без волевого  характера -  пустаЯ  фраза. €,
напротив,  стоит  восстановить  волю, как  восстановитсЯ и все  остальное. €
Њакиавелли прославлЯет силу  воли даже тогда,  когда она  направлена на злое
дело.  Џо его мнению, —езаре  Ѓорджиа с его Ясностью ума и  твердостью духа,
несмотрЯ  на полное  отсутствие  моральных устоев,  гораздо в  большей  мере
человек,  нежели  добрый и  благороднейший  Џьер  ‘одерини, который, "глупаЯ
душа", из-за своей неспособности и слабости погубил республику.

     Ќо если сила воли в €талии ослабла, то  дух осталсЯ  несокрушимым. …сли
Њакиавелли  в  основу жизни  положил  принцип быть  "человеком",  открыв эру
сильного разума, то главным комическим мотивом в  итальЯнской литературе,  в
романах  была  как раз  необузданнаЯ  сила, сила,  не  ограниченнаЯ  никакой
дисциплиной, не целеустремленнаЯ.

     €тальЯнский  вариант героЯ рыцарского романа  был смешным именно в силу
того,  что   он   представал  воображению  как   бессмысленнаЯ  демонстрациЯ
гигантской силы, лишенной, однако, какой бы то  ни  было серьезности цели  и
средств, силы  как таковой, используемой длЯ достижениЯ и самых серьезных  и
самых пустых целей; это-то и придает такой комизм образам

        645


     Њорганте,  Њандрикардо и ”ракасса. Ѓыли,  разумеетсЯ,  рыцарские  цели:
опекать женщин, защищать угнетенных и слабых, но в глазах умных, скептически
настроенных читателей  все  это казалось  не  менее смешным, чем необычайные
проЯвлениЯ физической силы.

     Ћб этих рыцарЯх, изображаемых на итальЯнский лад, можно  сказать то же,
что „ораличе сказала Њандрикардо, видЯ,  как он ради меча и щита проделал те
же подвиги, что и длЯ овладениЯ ею: "Ќе  любовью ты был движим, а врожденным
жестокосердием".

     €так,  итальЯнский  дух, с одной стороны,  высмеивал  средневековье как
хаотическое столкновение сил,  а с  другой -  положил в основу  новой  эпохи
мужественный   принцип,   согласно  которому  сила  заключаетсЯ  в   уме,  в
серьезности цели и средств.

     ’о, что  €талиЯ разрушала, и то, что она создавала, свидетельствовало о
ее огромной  интеллектуальной мощи: она опередила …вропу не менее чем на сто
лет.

     Ќо у €талии был ум и  не было силы. €тальЯнцы полагали, что умственного
превосходства достаточно, чтобы изгнать чужеземцев. ’о был ум зрелый, живой,
но  абстрактный:  формальнаЯ логика при полном  равнодушии к  цели. ’о  была
наука длЯ науки, как бывает искусство длЯ искусства.

     ‘овесть была лишена цели, а когда  совесть дремлет, то сердце холодно и
волЯ слаба,  каким бы зрелым ни был ум. †изнь духа была направлена только на
отрицание  и на осмеЯние. €тальЯнцам было легче  смеЯтьсЯ над необузданными,
не  подчинЯющимисЯ  никакой  дисциплине  силами,  чем дисциплинировать себЯ,
легче  потешатьсЯ   над  чужеземцами,  чем   прогнать  их.  Ћстрота  служила
аттестатом   их  умственного  превосходства  и   их  морального  упадка.  €м
недоставало  не физической силы и  не смелости, котораЯ из  нее вытекает,  а
силы моральной, той,  что сплачивает нас вокруг идеи  и наполнЯет решимостью
жить и умереть за нее.


     Њакиавелли отдавал себе Ясный отчет в этом упадке, или, как он говорил,
испорченности. Ћн пишет в "ЉнЯзе":

     "‚елика мощь  в членах тела,  лишь бы  хватило ее у вождей. Џосмотрите,
как на поединках и в  схватках между немногими  выделЯютсЯ итальЯнцы  силой,
ловкостью, находчивостью в бою".

     €талиЯ действительно была испорчена, ибо у нее не было моральных сил, а
следовательно,  достойной цели,  котораЯ  заполнила  бы  собой  национальное
сознание. Њакиавелли  принадлежат великие  слова  о том, что успех  на войне
обеспечивают  не деньги,  не  крепости  и  не  солдаты,  а моральные силы  -
патриотизм и дисциплина.

     ѓлавной  причиной   итальЯнской   "испорченности"  была  развращенность
религии. ‚от незабываемые слова, иллюстрацией к которым мог служить ‹ютер:

     "Љогда бы христианскаЯ  религиЯ поддерживалась в  том виде, в каком она
была задумана ее основателем, то государства и республики жили бы  в счастии
и единении. € ничто так не свиде-

        646

     тельствует об упадке ее, как то обстоЯтельство, что народы, ближе всего
стоЯщие к римской церкви, котораЯ ЯвлЯетсЯ главой нашей религии, меньше всех
веруют.  …сли присмотретьсЯ к основам ее, увидеть, сколь отличаетсЯ нынешнее
состоЯние  религии  от  прежнего,  то  можно  рассудить,  что  близитсЯ либо
погибель, либо великое бедствие".

     ‚есьма неблагодарнаЯ задача  -  высказывать горькую правду  собственной
родине, но это свЯтой долг, и великий человек чувствует всю его важность.

     "Џрав тот, кто,  родившись  в €талии  или в  ѓреции и не  став в €талии
французом, а в ѓреции турком, проклинает свое времЯ".


     „лЯ  Њакиавелли говорить  правду родине - свЯтой долг, акт патриотизма.
Џеред  его взором  открываетсЯ всЯ историЯ мира.  Ћн  видит  славу  Ђссирии,
Њидии,  Џерсии, ѓреции,  €талии и  ђима,  прославлЯет  королевство  франков,
турков,   султана,   подвиги   сарацин   и   добродетели   народов   некогда
существовавшей великой империи.  —еловеческий дух, неизменный и бессмертный,
переходит  от одного народа к  другому и  проЯвлЯет свою силу. Ќо когда дело
доходит до  €талии, то сравнение  ранит его в самое сердце. ‹учшие  страницы
его €стории - те, в которых рассказываетсЯ о падении ѓенуи, ‚енеции и других
итальЯнских городов,  ЯвлЯвших  собой печальное  зрелище  на  фоне  расцвета
европейских государств.

     Ќе  славословить   свою  страну,  а   говорить   ей  правду,  дать   ей
почувствовать, сколь  глубоко ее  падение, чтобы  она устыдилась и чтобы это
послужило длЯ  нее уроком,  описать  болезнь и указать  средства  ее лечениЯ
представлЯетсЯ  ему  долгом порЯдочного человека. ќто сознание долга придает
его словам высокое моральное звучание.

     "Љогда б не  было Ясно как  Ѓожий день, что тогда царили добродетели, а
ныне - порок, Я бы выбирал более  сдержанные выражениЯ.  Ќо  коль скоро  это
Явствует  со  всей очевидностью,  Я  буду  откровенно  говорить  о  нынешних
временах,  дабы молодежь, сии  строки прочитав, могла  бы  бежать пороков  и
взЯть  себе за образец времена прошлые. €бо долг  добрых  людей учить других
тому, что  сами они  из-за  превратностей судьбы или  безвременьЯ  не  могли
осуществить,  дабы кто-нибудь из молодых, наиболее  угодных  небу,  мог  сие
содеЯть".

     ‘лова эти - памЯтник нерукотворный. ‚ них ощущаешь дух „анте.

     € Њакиавелли сдержал  свое  обещание.  Ћн  сурово судит  о  людЯх  и  о
событиЯх. Ћбщеизвестно, что писал он  о папстве. Ќе более снисходителен он и
к кнЯзьЯм.

     "Џусть наши  правители, много  лет  властвовавшие  в  своих кнЯжествах,
обвинЯют за утрату их не судьбу, а  свою неумелость;  в спокойные времена им
никогда в голову не приходило, что обстоЯтельства могут изменитьсЯ, когда же
наступили времена тЯжкие, они думали о бегстве, а не о защите".


        647


     Ћб авантюристах он пишет:

     "Џоследствием их воинской  доблести было,  что €талиЯ открыта вторжению
Љарла,   разграблена   ‹юдовиком,   захвачена   ”ердинандом   и   посрамлена
швейцарцами".

     Ќе  менее строго  осудил он  и  наследие  феодализма дворЯн; как  живые
предстают они в следующей замечательной Яркой картине.

     "„ворЯнами именуют тех  бездельников, что живут в довольстве на  доходы
от  своих владений, не заботЯсь ни  об обработке земель, ни  о каком  другом
способе  добывать  средства  к   существованию.   Ћни   оказывают   пагубное
воздействие  во всех  провинциЯх, но особенный вред наносЯт те, кто,  помимо
имений, владеют еще замками и имеют подданных, кои им повинуютсЯ. ‹юдей этих
двух  категорий  великое  множество  в королевстве  Ќеаполитанском,  ђимской
области, в ђоманье и в  ‹омбардии. ‚следствие чего в сих  провинциЯх никогда
не  было политической жизни, ибо люди такого сорта -  заклЯтые  враги всЯкой
цивилизации".

     ‘ледует отметить здесь  совершенно новую, современную  мысль о том, что
смысл  жизни  человека  заключаетсЯ  в  труде  и  что  самый   большой  враг
цивилизации - это безделье. ќтот принцип дискредитировал монастыри и в корне
подорвал не  только аскетическое мировоззрение с его созерцательностью, но и
феодальную  систему, основанную на том, что безделье немногих обеспечивалось
трудом  большинства.  —еловек,   который  столь  же   принципиально,   сколь
откровенно, отметил все причины  упадка €талии, имел все основаниЯ говорить,
намекаЯ на ‘авонаролу:

     "Џотому-то  Љарлу, королю ”ранции, и можно было захватить €талию только
с куском мела  в руках,  и  тот,  кто сказал, что причиной этого  были грехи
наши,  говорил правду,  но  грехи были не те, о которых он думает,