тчас же вздрогнет и начнет открещиватьсЯ:  "ѓосподи!  да  что
это Я, наконец!" - и долго еще после  того  совестливо  стараетсЯ  загладить
свое поведение старанием и послушанием? Ћтчего он смотрит и чуть не говорит:
"‚от, поторгую  сегоднЯ  маленько  в  лавочке,  да  бог  даст  завтра  опЯть
поторгую, может, и послезавтра, если будет великаЯ милость господнЯ... Ќу, а
там, а там, только бы вот поскорее накопить хоть крошечку, и - apres moi  le
deluge!". Ћтчего он куда-то прибрал всех бедных и  уверЯет,  что  их  совсем
нет? Ћтчего  он  довольствуетсЯ  казенной  литературой.  Ћтчего  ему  ужасно
хочетсЯ уверить себЯ, что его  журналы  неподкупны?  Ћтчего  он  соглашаетсЯ
давать столько денег  на  шпионов?  Ћтчего  он  не  смеет  пикнуть  слова  о
мексиканской  экспедиции?  Ћтчего  в  театре  мужьЯ  выставлЯютсЯ  в   таком
благороднейшем и денежном виде, а любовники все такие оборванные, без  места
и без протекции, приказчики какие-то  или  художники,  дрЯнцо  в  высочайшей
степени? Ћтчего ему мерещитсЯ, что эпузы все до единой  верны  до  последней
крайности, что фойе благоденствует, роt-au-feu варитсЯ на  добродетельнейшем
огне, а головнаЯ прическа в самом лучшем виде, в  каком  только  можно  себе
представить? Ќасчет прически уж это так непременно решено, так уж условлено,
безо всЯких  разговоров,  так,  само  собою  условилось,  и  хотЯ  поминутно
проезжают по бульварам фиакры с опущенными сторами, хотЯ везде  есть  приюты
длЯ всех интересных надобностей, хотЯ  туалеты  эпуз  даже  и  весьма  часто
дороже, чем можно было бы предположить, судЯ  по  карману  супруга,  но  так
решено, так подписано, и чего же вам более? Ђ почему так решено и подписано?
Љак же-с: если не так, так ведь, пожалуй, подумают, что идеал не  достигнут,
что в Џариже еще не совершенный рай земной, что можно,  пожалуй,  чегонибудь
еще пожелать, что, стало быть,  буржуа  и  сам  не  совершенно  доволен  тем
порЯдком, за который стоит и который всем навЯзывает; что  в  обществе  есть
прорехи, которые надо чинить. ‚от почему  буржуа  и  замазывает  дырочки  на
сапогах чернилами, только бы, боже сохрани, чего не заметили! Ђ эпузы кушают
конфетки, гантируютсЯ, так что русские барыни  в  отдаленном  Џетербурге  им
завидуют до истерики, показывают свои ножки и преграциозно приподымают  свои
платьЯ на бульварах. —его же более  длЯ  совершенного  счастьЯ?  ‚от  почему
заглавиЯ романов, как например "†ена, муж и любовник",  уже  невозможны  при
теперешних обстоЯтельствах, потому что любовников нет и  не  может  быть.  €
будь их в Џариже так же много, как  песку  морского  (а  их  там,  может,  и
больше), все-таки их там нет и не  может  быть,  потому  что  так  решено  и
подписано, потому что все блестит добродетелЯми. ’ак надо, чтоб все блестело
добродетелЯми. …сли посмотреть на  большой  двор  в  ЏалероЯле  вечером,  до
одиннадцати часов ночи,  то  придетсЯ  непременно  пролить  слезу  умилениЯ.
Ѓесчисленные мужьЯ прогуливаютсЯ с своими бесчисленными  эпузами  под  руку,
кругом  резвЯтсЯ  их  милые  и  благонравные  детки,   фонтанчик   шумит   и
однообразным  плеском  струй  напоминает  вам  о  чем-то  покойном,   тихом,
всегдашнем, постоЯнном, гейдельбергском. € ведь не один фонтанчик  в  Џариже
шумит таким образом: фонтанчиков много, и везде то же самое, так что  сердце
радуетсЯ.
     Џотребность добродетели в Џариже неугасима.  ’еперь  француз  серьезен,
солиден и даже часто умилЯетсЯ сердцем, так что и не понимаю, почему даже до
сих пор он так ужасно чего-то трусит, трусит, несмотрЯ даже  на  всю  gloire
militaire, процветающую во ”ранции, и за которую Jасques ‚оnhоmmе так дорого
платит. Џарижанин ужасно любит торговать, но, кажетсЯ, и торгуЯ и облупливаЯ
вас, как липку, в своем магазине, он облупливает не просто длЯ барышей,  как
бывало прежде, а из добродетели,  из  какой-то  свЯщеннейшей  необходимости.
Ќакопить фортуну и иметь как можно больше вещей -  это  обратилось  в  самый
главный кодекс нравственности, в катехизм парижанина. ќто и прежде было,  но
теперь, теперь это имеет какой-то, так  сказать,  свЯщеннейший  вид.  Џрежде
хоть что-нибудь признавалось, кроме денег, так что человек и без денег, но с
другими качествами мог рассчитывать хоть на  какое-нибудь  уважение;  ну,  а
теперь ни-ни. ’еперь надо накопить денежки и завести как можно больше вещей,
тогда и можно рассчитывать хоть на какое-нибудь уважение.  €  не  только  на
уважение  других,  но  даже  на  самоуважение  нельзЯ  иначе   рассчитывать.
Џарижанин себЯ в грош не ставит, если чувствует, что у него карманы пусты, и
это  сознательно,  совестливо,  с  великим   убеждением.   ‚ам   позволЯютсЯ
удивительные вещи, если у вас только есть деньги. Ѓедный ‘ократ есть  только
глупый и вредный фразер и уважаетсЯ  только  разве  на  театре,  потому  что
буржуа все еще любит уважать добродетель на театре.  ‘транный  человек  этот
буржуа: провозглашает  прЯмо,  что  деньги  есть  высочайшаЯ  добродетель  и
обЯзанность человеческаЯ, а между тем  ужасно  любит  поиграть  и  в  высшее
благородство. ‚се французы  имеют  удивительно  благородный  вид.  “  самого
подлого французика, который за четвертак продаст вам родного  отца,  да  еще
сам, без спросу, прибавит вам что-нибудь в придачу, в то же времЯ, даже в ту
самую минуту, как он вам продает своего отца, такаЯ внушительнаЯ осанка, что
на вас даже нападает недоумение.  ‚ойдите  в  магазин  купить  чтонибудь,  и
последний  приказчик  раздавит,  просто  раздавит  вас  своим   неизъЯснимым
благородством. ќто  те  самые  приказчики,  которые  служат  моделью  самого
субдительного суперфлю длЯ нашего Њихайловского  театра.  ‚ы  подавлены,  вы
просто чувствуете себЯ в чем-то виноватым перед этим приказчиком. ‚ы пришли,
например, чтоб издержать десЯть франков, а между тем вас встречают как лорда
„евоншира. ‚ам тотчас же делаетсЯ отчего-то  ужасно  совестно,  вам  хочетсЯ
поскорей уверить, что вы вовсе не лорд „евоншир, а только так себе, скромный
путешественник, и вошли, чтоб купить только на десЯть  франков.  Ќо  молодой
человек самой счастливой наружности  и  с  неизъЯснимейшим  благородством  в
душе, при виде которого вы готовы себЯ признать даже подлецом (потому что уж
до такой степени  он  благороден!),  начинает  вам  развертывать  товару  на
десЯтки тысЯч франков. Ћн в одну минуту забросал длЯ вас  весь  прилавок,  и
как подумаешь тут же, сколько ему, бедненькому,  придетсЯ  после  вас  опЯть
завертывать, ему, ѓрандисону, Ђлкивиаду,  Њонморанси,  да  еще  после  кого?
после вас, имевшего  дерзость  с  вашей  незавидной  наружностью,  с  вашими
пороками и недостатками, с вашими отвратительными  десЯтью  франками  прийти
беспокоить такого маркиза, - как подумаешь все это, то поневоле  мигом,  тут
же  за  прилавком,  начинаешь  в  высочайшей  степени  презирать  себЯ.   ‚ы
раскаиваетесь и проклинаете судьбу, зачем у вас в кармане теперь только  сто
франков; вы  бросаете  их,  просЯ  взглЯдом  прощениЯ.  Ќо  вам  великодушно
завертывают товар на ваши мизерные сто франков, прощают вам всю тревогу, все
беспокойство, которое вы произвели  в  магазине,  и  вы  спешите  как-нибудь
поскорее  стушеватьсЯ.  ЏридЯ  домой,  вы  ужасно  удивлЯетесь,  что  хотели
истратить только десЯть франков,  а  истратили  сто.  ‘колько  раз,  проходЯ
бульвары   или   Rue   Vivienne,   где   столько   громадных   магазинов   с
галантерейностЯми, Я мечтал про себЯ: вот бы напустить сюда  русских  барынь
и... но о том, что следует дальше, лучше всего знают приказчики и старосты в
орловских, тамбовских и  разных  прочих  губерниЯх.  ђусским  вообще  ужасно
хочетсЯ показать  в  магазинах,  что  у  них  необъЯтно  много  денег.  ‡ато
находитсЯ же на свете такое бесстыдство, как например в англичанках, которые
не только не смущаютсЯ, что какой-нибудь Ђдонис,  ‚ильгельм  ’елль  забросал
длЯ них весь прилавок товарами и переворотил весь магазин, но даже  начинают
- о ужас! - торговатьсЯ из-за каких-нибудь десЯти франков.  Ќо  и  ‚ильгельм
’елль не промах: уж он отмстит за себЯ  и  за  какую-нибудь  шаль  в  тысЯчу
пЯтьсот франков слупит с  миледи  двенадцать  тысЯч,  да  еще  так,  что  та
остаетсЯ совершенно довольна. Ќо, несмотрЯ на то, буржуа  до  страсти  любит
неизъЯснимое благородство. Ќа театре подавай ему непременно бессребренников.
ѓюстав должен сиЯть только одним благородством, и буржуа плачет от умилениЯ.
Ѓез неизъЯснимого благородства он и спать не может спокойно. Ђ что  он  взЯл
двенадцать тысЯч вместо тысЯчи пЯтисот франков, то это даже обЯзанность:  он
взЯл из добродетели. ‚оровать гадко, подло,  -  за  это  на  галеры;  буржуа
многое готов простить, но не простит воровства, хотЯ бы  вы  или  дети  ваши
умирали с  голоду.  Ќо  если  вы  украдете  из  добродетели,  о,  вам  тогда
совершенно все прощаетсЯ. ‚ы, стало быть, хотите faire  fortune  и  накопить
много вещей, то есть исполнить  долг  природы  человечества.  ‚от  почему  в
кодексе совершенно Ясно обозначены пункты воровства из низкой цели, то  есть
из-за  какого-нибудь  куска  хлеба,  и  воровство  из  высокой  добродетели.
Џоследнее в высочайшей степени обеспечено, поощрЯетсЯ и необыкновенно прочно
организовано.
     Џочему же, наконец, -  опЯть-таки  Я  все  на  прежнее,  -  почему  же,
наконец, буржуа до сих пор как будто чего-то трусит, как будто  не  в  своей
тарелке сидит? —его ему беспокоитьсЯ? Џарлеров,  фразеров?  „а  ведь  он  их
одним толчком ноги пошлет теперь к черту. „оводов чистого  разума?  „а  ведь
разум оказалсЯ несостоЯтельным  перед  действительностью,  да,  сверх  того,
сами-то разумные, сами-то ученые начинают  учить  теперь,  что  нет  доводов
чистого разума, что чистого разума и не существует на свете, что отвлеченнаЯ
логика неприложима к человечеству, что есть разум €ванов, Џетров,  ѓюставов,
а чистого разума совсем не бывало; что это  только  неосновательнаЯ  выдумка
восемнадцатого столетиЯ. Љого же боЯтьсЯ? ђаботников? „а ведь работники тоже
все в душе собственники: весь идеал их в том,  чтоб  быть  собственниками  и
накопить как можно больше вещей; такаЯ уж натура. Ќатура  даром  не  даетсЯ.
‚се  это  веками  взращено  и  веками  воспитано.  Ќациональность  не  легко
переделываетсЯ, не легко отстать от вековых привычек,  вошедших  в  плоть  и
кровь. ‡емледельцев? „а ведь французские земледельцы архисобственники, самые
тупые собственники, то есть самый лучший и самый полный идеал  собственника,
какой только можно себе представить. Љоммунистов? ‘оциалистов,  наконец?  Ќо
ведь этот народ сильно в свое времЯ профершпилилсЯ, и буржуа в душе  глубоко
его презирает; презирает, а между тем  все-таки  боитсЯ.  „а;  вот  этого-то
народа он до сих пор и боитсЯ. Ђ чего бы, кажетсЯ, боЯтьсЯ? ‚едь предрек  же
аббат ‘ийес в своем знаменитом памфлете, что буржуа - это  все."  —то  такое
tiers etat? Ќичего. —ем должно оно быть? ‚сем". Ќу так и случилось,  как  он
сказал. Ћдни только эти слова и осуществились из всех слов, сказанных  в  то
времЯ; они одни и остались. Ђ буржуа все еще как-то не  верит,  несмотрЯ  на
то, что все, что было сказано после слов ‘ийеса, сбрендило  и  лопнуло,  как
мыльный пузырь. ‚ самом деле:  провозгласили  вскоре  после  него:  Liberte,
egalite, fraternite. Ћчень  хорошо-с.  —то  такое  liberte?  ‘вобода.  ЉакаЯ
свобода? ЋдинаковаЯ свобода всем делать все что угодно  в  пределах  закона.
Љогда можно делать все что угодно? Љогда имеешь  миллион.  „ает  ли  свобода
каждому по миллиону? Ќет.  —то  такое  человек  без  миллиона?  —еловек  без
миллиона есть не тот, который делает все что угодно, а тот, с которым делают
все что угодно. —то ж из этого следует? Ђ следует  то,  что  кроме  свободы,
есть еще равенство, и именно равенство  перед  законом.  Џро  это  равенство
перед законом можно только сказать, что в  том  виде,  в  каком  оно  теперь
прилагаетсЯ, каждый француз может и должен принЯть его за  личную  длЯ  себЯ
обиду. —то ж остаетсЯ из формулы? Ѓратство. Ќу эта статьЯ самаЯ курьезнаЯ и,
надо признатьсЯ, до  cих  пор  составлЯет  главный  камень  преткновениЯ  на
‡ападе. ‡ападный человек толкует о братстве  как  о  великой  движущей  силе
человечества и не догадываетсЯ, что негде взЯть братства,  коли  его  нет  в
действительности. —то делать? Ќадо сделать братство во что бы ни  стало.  Ќо
оказываетсЯ, что сделать братства нельзЯ,  потому  что  оно  само  делаетсЯ,
даетсЯ, в природе находитсЯ. Ђ в природе французской, да и вообще  западной,
его в наличности не оказалось, а оказалось начало личное,  начало  особнЯка,
усиленного  самосохранениЯ,   самопромышлениЯ,   самоопределениЯ   в   своем
собственном џ, сопоставлениЯ этого џ всей природе и  всем  остальным  людЯм,
как самоправного отдельного начала, совершенно равного и равноценного  всему
тому, что есть  кроме  него.  Ќу,  а  из  такого  самопоставлениЯ  не  могло
произойти братства. Џочему? Џотому что в братстве, в настоЯщем братстве,  не
отдельнаЯ личность, не џ, должна хлопотать а  праве  своей  равноценности  и
равновесности со всем остальным, а все-то это остальное должно бы было  само
прийти к этой требующей права личности, к этому отдельному џ,  и  само,  без
его просьбы должно бы было признать его равноценным и равноправным себе,  то
есть всему остальному, что есть на свете. Њало того, сама-то эта бунтующаЯ и
требующаЯ личность прежде всего должна  бы  была  все  свое  џ,  всего  себЯ
пожертвовать обществу и не только не требовать своего права,  но,  напротив,
отдать его обществу без всЯких условий. Ќо западнаЯ личность не  привыкла  к
такому ходу дела: она требует с бою, она требует права, она хочет делитьсЯ -
ну и не выходит братства. Љонечно, можно переродитьсЯ? Ќо  перерождение  это
совершаетсЯ тысЯчелетиЯми, ибо подобные идеи должны сначала в кровь и  плоть
войти, чтобы стать действительностью. —то  ж,  скажете  вы  мне,  надо  быть
безличностью, чтоб быть счастливым? ђазве в безличности спасение?  Ќапротив,
напротив, говорю Я, не только не надо  быть  безличностью,  но  именно  надо
стать личностью, даже гораздо в высочайшей степени, чем та,  котораЯ  теперь
определилась на ‡ападе. Џоймите менЯ: самовольное, совершенно сознательное и
никем не принужденное самопожертвование  всего  себЯ  в  пользу  всех  есть,
по-моему, признак  высочайшего  ее  могущества,  высочайшего  самообладаниЯ,
высочайшей свободы собственной воли.  „обровольно  положить  свой  живот  за
всех, пойти за всех на крест, на костер,  можно  только  сделать  при  самом
сильном развитии личности. ‘ильно  развитаЯ  личность,  вполне  увереннаЯ  в
своем праве быть личностью, уже не имеющаЯ за себЯ никакого  страха,  ничего
не  может  сделать  другого  из  своей  личности,  то  есть  никакого  более
употреблениЯ, как отдать ее всю всем, чтоб и другие все были точно такими же
самоправными и счастливыми личностЯми. ќто  закон  природы;  к  этому  тЯнет
нормально человека. Ќо тут есть один волосок, один самый тоненький  волосок,
но который если попадетсЯ под машину, то все  разом  треснет  и  разрушитсЯ.
€менно: беда иметь при этом случае хоть какой-нибудь самый малейший расчет в
пользу собственной выгоды. Ќапример; Я приношу  и  жертвую  всего  себЯ  длЯ
всех; ну, вот и надобно, чтоб Я жертвовал  себЯ  совсем,  окончательно,  без
мысли о выгоде, отнюдь не думаЯ, что вот Я пожертвую обществу всего  себЯ  и
за это само общество отдаст мне всего себЯ. Ќадо жертвовать именно так, чтоб
отдавать все и даже желать, чтоб тебе ничего не было выдано за это  обратно,
чтоб на тебЯ никто ни в чем не изубыточилсЯ. Љак же это  сделать?  ‚едь  это
все равно, что не вспоминать о белом медведе. Џопробуйте задать себе задачу:
не вспоминать о белом медведе, и увидите, что он, проклЯтый, будет поминутно
припоминатьсЯ. Љак же сделать? ‘делать никак нельзЯ, а надо, чтоб  оно  само
собой сделалось, чтоб оно было в  натуре,  бессознательно  в  природе  всего
племени заключалось, одним словом: чтоб было братское, любЯщее начало - надо
любить. Ќадо, чтоб  самого  инстинктивно  тЯнуло  на  братство,  общину,  на
согласие, и тЯнуло, несмотрЯ на все вековые  страданиЯ  нации,  несмотрЯ  на
варварскую грубость и невежество, укоренившиесЯ в нации, несмотрЯ на вековое
рабство, на нашествиЯ  иноплеменников,  -  одним  словом,  чтоб  потребность
братской общины была в натуре человека, чтоб он с тем и родилсЯ  или  усвоил
себе такую привычку искони веков. ‚ чем состоЯло бы  это  братство,  если  б
переложить его на разумный, сознательный Язык? ‚ том, чтоб каждаЯ  отдельнаЯ
личность сама, безо всЯкого принуждениЯ, безо всЯкой выгоды длЯ себЯ сказала
бы обществу: "Њы крепки только все вместе, возьмите же менЯ всего, если  вам
во мне надобность, не думайте обо мне, издаваЯ свои  законы,  не  заботьтесь
нисколько, Я все свои права вам отдаю, и, пожалуйста, располагайте мною. ќто
высшее счастье мое - вам всем  пожертвовать  и  чтоб  вам  за  это  не  было
никакого ущерба.  “ничтожусь,  сольюсь  с  полным  безразличием,  только  бы
ваше-то братство  процветало  и  осталось".  Ђ  братство,  напротив,  должно
сказать: "’ы слишком много даешь нам. ’о, что ты даешь нам, мы не вправе  не
принЯть от тебЯ, ибо ты сам говоришь, что в этом все твое счастье; но что же
делать, когда у нас беспрестанно болит сердце и за твое счастие.  ‚озьми  же
все и от нас. Њы всеми силами будем старатьсЯ поминутно, чтоб  у  тебЯ  было
как можно больше личной свободы, как можно  больше  самопроЯвлениЯ.  Ќикаких
врагов, ни людей, ни природы теперь  не  бойсЯ.  Њы  все  за  тебЯ,  мы  все
гарантируем тебе безопасность, мы неусыпно о тебе стараемсЯ, потому  что  мы
братьЯ, мы все твои братьЯ, а нас много и мы сильны; будь же вполне  спокоен
и бодр, ничего не бойсЯ и надейсЯ на нас".
     Џосле этого, разумеетсЯ, уж нечего делитьсЯ,  тут  уж  все  само  собою
разделитсЯ. ‹юбите друг друга, и все сие вам приложитсЯ.
     ќка ведь в самом деле утопиЯ, господа!  ‚се  основано  на  чувстве,  на
натуре, а не на разуме. ‚едь это даже как будто унижение длЯ разума. Љак  вы
думаете? “топиЯ это или нет?
     Ќо опЯть-таки что же делать социалисту, если в  западном  человеке  нет
братского  начала,  а,  напротив,  начало  единичное,  личное,   беспрерывно
ослаблЯющеесЯ, требующее с мечом в руке своих прав. ‘оциалист, видЯ, что нет
братства, начинает уговаривать на братство. ‡а неимением братства  он  хочет
сделать, составить братство. —тоб сделать рагу из зайца, надо  прежде  всего
зайца. Ќо зайца не имеетсЯ, то есть не имеетсЯ натуры, способной к братству,
натуры, верующей в  братство,  которую  само  собою  тЯнет  на  братство.  ‚
отчаЯнии   социалист   начинает   делать,   определЯть   будущее   братство,
рассчитывает  на  вес  и  на  меру,  соблазнЯет  выгодой,   толкует,   учит,
рассказывает, сколько кому от этого братства выгоды  придетсЯ,  кто  сколько
выиграет, определЯет, чем каждаЯ  личность  смотрит,  насколько  тЯготеет  и
определЯет заранее расчет благ земных; насколько кто их заслужит  и  сколько
каждый за них должен добровольно внести в ущерб своей личности в  общину.  Ђ
уж какое тут братство,  когда  заране  делЯтсЯ  и  определЯют,  кто  сколько
заслужил и что каждому надо делать?  ‚прочем,  провозглашена  была  формула:
"Љаждый длЯ всех и все длЯ каждого".  “ж  лучше  этого,  разумеетсЯ,  ничего
нельзЯ было выдумать, тем более что всЯ формула целиком взЯта из одной  всем
известной книжки. Ќо вот начали прикладывать эту формулу  к  делу,  и  через
шесть месЯцев братьЯ потЯнули основателЯ братства Љабета к суду. ”урьеристы,
говорЯт, взЯли свои последние девЯтьсот тысЯч франков из своего капитала,  а
все еще пробуют, как бы устроить братство. Ќичего не выходит. Љонечно,  есть
великаЯ приманка жить хоть не на братском, а чисто на разумном основании, то
есть хорошо, когда тебЯ все гарантируют и требуют от тебЯ  только  работы  и
согласиЯ. Ќо тут опЯть выходит загадка: кажетсЯ, уж  совершенно  гарантируют
человека, обещаютсЯ кормить, поить  его,  работу  ему  доставить  и  за  это
требуют с него только самую капельку его личной свободы  длЯ  общего  блага,
самую, самую капельку. Ќет, не хочет жить человек и на этих расчетах, ему  и
капелька тЯжела. …му все кажетсЯ сдуру, что это острог и что самому по  себе
лучше, потому - полнаЯ волЯ. € ведь на воле бьют его, работы  ему  не  дают,
умирает он с голоду и воли у него нет никакой, так нет же, все-таки  кажетсЯ
чудаку, что своЯ волЯ лучше. ђазумеетсЯ,  социалисту  приходитсЯ  плюнуть  и
сказать ему, что  он  дурак,  не  дорос,  не  созрел  и  не  понимает  своей
собственной  выгоды;  что  муравей,  какой-нибудь  бессловесный,   ничтожный
муравей, его умнее, потому  что  в  муравейнике  все  так  хорошо,  все  так
разлиновано, все сыты, счастливы, каждый  знает  свое  дело,  одним  словом:
далеко еще человеку до муравейника!
     „ругими словами: хоть и возможен социализм, да только где-нибудь не  во
”ранции.
     € вот в  самом  последнем  отчаЯнии  социалист  провозглашает  наконец:
Liberte, egalite, fraternite ou la mort Ќу, уж тут нечего говорить, и буржуа
окончательно торжествует.
     Ђ если буржуа торжествует, так, стало быть, и сбылась  формула  ‘ийеса,
буквально и в последней точности. €так, буржуа все, отчего же он конфузитсЯ,
отчего  ежитсЯ,  чего  боитсЯ?  ‚се  сбрендили,  все  перед  ним   оказались
несостоЯтельными. Џрежде, при ‹уи-”илиппе  например,  буржуа  вовсе  не  так
конфузилсЯ и боЯлсЯ, а ведь он и тогда царил. „а, но он тогда  еще  боролсЯ,
предчувствовал, что ему есть враги и, последний раз  разделалсЯ  с  ними  на
июньских баррикадах ружьем и штыком. Ќо бой кончилсЯ, и вдруг буржуа увидел,
что он один на земле, что лучше его и нет ничего, что он  идеал  и  что  ему
осталось теперь не то чтоб, как прежде, уверЯть весь свет, что он  идеал,  а
просто спокойно и величаво позировать всему свету в виде последней красоты и
всевозможных совершенств человеческих.  Џоложение,  как  хотите,  конфузное.
‚ыручил Ќаполеон III. Ћн как с неба  им  упал,  как  единственный  выход  из
затруднениЯ, как единственнаЯ тогдашнЯЯ возможность. ‘ тех самых пор  буржуа
благоденствует, за благоденствие свое платит ужасно и всего  боитсЯ,  именно
потому, что всего достиг. Љогда  всего  достигаешь,  тЯжело  становитсЯ  все
потерЯть. €з этого прЯмо выходит,  друзьЯ  мои,  что  кто  наиболее  боитсЯ,
значит тот наиболее благоденствует. Ќе смейтесь,  пожалуйста.  ‚едь  что  же
такое теперь буржуа?


        ѓлава VII. Џродолжение предыдущего


     € почему между буржуа столько лакеев,  да  еще  при  такой  благородной
наружности? Џожалуйста, не обвинЯйте менЯ, не кричите, что Я  преувеличиваю,
клевещу, что во мне говорит ненависть. Љ  чему?  к  кому?  зачем  ненависть?
Џросто много лакеев, и это так. ‹акейство  въедаетсЯ  в  натуру  буржуа  все
более и более и все более и более считаетсЯ добродетелью. ’ак и должно  быть
при теперешнем порЯдке вещей. …стественное следствие. Ђ главное,  главное  -
натура помогает. џ уж не говорю, например, что в буржуа много  прирожденного
шпионства. Њое  мнение  именно  в  том  состоит,  что  необычайное  развитие
шпионства во ”ранции, и не простого, а мастерского шпионства,  шпионства  по
призванию, дошедшего до искусства, имеющего свои научные приемы,  происходит
у них от врожденного лакейства.  Љакой  идеально  благородный  ѓюстав,  если
только он не имеет еще вещей, не  предоставит  сейчас  же  за  десЯть  тысЯч
франков письма своей возлюбленной и не выдаст свою любовницу ее мужу? Њожет,
Я и преувеличиваю это, но, может быть, Я говорю, основываЯсь на каких-нибудь
фактах. ”ранцуз любит ужасно забежать вперед, как-нибудь на глаза к власти и
слакейничать перед ней чтонибудь даже  совершенно  бескорыстно,  даже  и  не
ожидаЯ сейчашней награды, в долг, на книжку. ‚спомните всех  этих  искателей
мест,  например,  при  частой  перемене  правительств,  бывших  во  ”ранции.
‚спомните, какие штучки и коленца они выделывали и в чем сами  признавались.
‚спомните один из Ямбов Ѓарбие по этому поводу.  ‚зЯл  Я  раз  в  кафе  одну
газету от 3 июлЯ. ‘мотрю: письма из ‚иши. ‚ ‚иши гостил тогда император,  ну
и  двор,  разумеетсЯ;  были  кавалькады,  гулЯньЯ.  Љорреспондент  все   это
описывает. Ћн начинает:
     "“ нас много превосходных наездников. ђазумеетсЯ, вы тотчас же  угадали
самого блестЯщего из  всех.  …го  величество  прогуливаетсЯ  каждый  день  в
сопровождении своей свиты и т. д.".
     Ћно понЯтно, пусть увлекаетсЯ блестЯщими качествами своего  императора.
Њожно благоговеть перед его умом, расчетливостью,  совершенствами  и  т.  д.
’акому  увлекающемусЯ  господину  и  нельзЯ  сказать   в   глаза,   что   он
притворЯетсЯ. "Њое убеждение - и кончено", - ответит  он  вам,  ни  дать  ни
взЯть как ответЯт вам некоторые из наших современных журналистов. Џонимаете:
он гарантирован; ему есть, что вам отвечать, чтоб зажать  вам  рот.  ‘вобода
совести и убеждений есть перваЯ и главнаЯ свобода в мире.  Ќо  тут,  в  этом
случае, что может он вам ответить? ’ут ведь  уж  он  не  смотрит  на  законы
действительности, попирает всЯкое правдоподобие и делает  это  намеренно.  Ђ
длЯ чего бы, кажетсЯ, это делать намеренно? ‚едь ему никто не  поверит.  ‘ам
наездник, наверно, этого не прочтет, а если и прочтет, то неужели французик,
писавший " соrrespondence",  газета,  ее  поместившаЯ  у  себЯ,  и  редакциЯ
газеты, неужели ж все они до того глупы,  чтоб  не  разобрать,  что  владыке
вовсе не нужна слава первого наездника во ”ранции, что он под старость вовсе
и не рассчитывает на эту славу  и,  конечно,  не  поверит,  если  его  будут
уверЯть, что он самый ловкий наездник из всей ”ранции; говорЯт,  он  человек
чрезвычайно умный. Ќет-с, тут другой расчет: пусть неправдоподобно,  смешно,
пусть сам владыка посмотрит на это с  отвращением  и  презрительным  смехом,
пусть, пусть, но зато увидит слепую покорность, увидит  безграничное  па'дам
до ног, рабское, глупое, неправдоподобное, но за то, па'дам до  ног,  а  это
главное. ’еперь рассудите: если б это было не в духе  нации,  если  б  такаЯ
подлаЯ лесть не считалась совершенно возможной, обыкновенной,  совершенно  в
порЯдке вещей, и даже приличной - возможно ли было бы поместить в  парижской
газете такую корреспонденцию? ѓде вы  встретите  в  печати  подобную  лесть,
кроме ”ранции? џ именно потому и говорю о духе нации, что не одна газета так
толкует, а почти все такие же в таком же  точно  роде,  кроме  двух-трех  не
совсем зависимых.
     ‘идел Я раз за одним табльдотом - это  уж  было  не  во  ”ранции,  а  в
€талии, но за табльдотом было много французов. ’олковали о ѓарибальди. ’огда
везде толковали  о  ѓарибальди.  ќто  было  недели  за  две  до  Ђспромонте.
ђазумеетсЯ,  говорили  загадочно;  иные   молчали   и   не   хотели   совсем
высказыватьсЯ; другие качали головами. Ћбщий смысл разговора  был  тот,  что
ѓарибальди затеЯл  дело  рискованное,  даже  неблагоразумное;  но,  конечно,
высказывали это мнение с недоговорками, потому что ѓарибальди -  человек  до
того всем не в уровень, что у него, пожалуй, и выйдет  благоразумно  даже  и
то,  что  по  обыкновенным   соображениЯм   выходит   слишком   рискованным.
Њало-помалу перешли собственно к личности ѓарибальди. ‘тали перечислЯть  его
качества - приговор был довольно благоприЯтный длЯ итальЯнского героЯ.
     - Ќет, Я одному только  в  нем  удивлЯюсь,  -  громко  проговорил  один
француз, приЯтной и внушительной наружности, лет тридцати и с отпечатком  на
лице того необыкновенного благородства, которое до нахальства бросаетсЯ  вам
в глаза во всех французах. - Ћдно только обстоЯтельство менЯ в нем  наиболее
удивлЯет!
     ђазумеетсЯ, все с любопытством обратились к оратору.
     Ќовое качество, открытое в ѓарибальди,  долженствовало  быть  длЯ  всех
интересным.
     - ‚ шестидесЯтом году,  некоторое  времЯ,  в  Ќеаполе,  он  пользовалсЯ
неограниченною и самою бесконтрольною властью. ‚ руках у него была  сумма  в
двадцать миллионов казенных денег! ‚ этой сумме он никому не  давал  отчета!
Ћн мог взЯть и утаить сколько угодно из этой суммы, и никто  бы  с  него  не
спросил! Ћн не утаил ничего и сдал правительству все  счетом  до  последнего
су. ќто почти невероЯтно!!
     „аже глаза его разгорелись,  когда  он  говорил  о  двадцати  миллионах
франков.
     Џро  ѓарибальди,  конечно,  можно  рассказывать  все  что  угодно.   Ќо
сопоставить  имЯ  ѓарибальди  с  хаптурками  из  казенного  мешка   -   это,
разумеетсЯ, мог сделать только один француз.
     € как наивно, как чистосердечно он это  проговорил.  ‡а  чистосердечие,
разумеетсЯ, все прощаетсЯ, даже утраченнаЯ  способность  пониманьЯ  и  чутьЯ
настоЯщей чести; но, заглЯнув в лицо, так и заигравшее  при  воспоминании  о
двадцати миллионах, Я совершенно нечаЯнно подумал:
     "Ђ что, брат, если б ты вместо ѓарибальди находилсЯ тогда при  казенном
мешке!"
     ‚ы скажете мне, что это опЯть неправда,  что  все  это  только  частные
случаи, что и у нас точно так же происходит и что не могу же Я  ручатьсЯ  за
всех  французов.  Љонечно,  так,  Я  и  не  говорю  про  всех.  ‚езде   есть
неизъЯснимое благородство, а у нас, может быть, даже и гораздо хуже  бывало.
Ќо в добродетель-то, в добродетель-то зачем  возводить?  ‡наете  что?  Њожно
быть даже и подлецом, да чутьЯ о чести не потерЯть; а тут ведь  очень  много
честных людей, но зато чутье чести совершенно потерЯли и  потому  подличают,
не ведаЯ, что творЯт,  из  добродетели.  Џервое,  разумеетсЯ,  порочнее,  но
последнее,  как  хотите,  презрительней.  ’акой  катехизис  о   добродетелЯх
составлЯет худой симптом в жизни нации, Ќу, а насчет частных  случаев  Я  не
хочу с вами спорить. „аже всЯ нациЯ-то состоит ведь из одних только  частных
случаев, не правда ли?
     „аже Я вот что думаю. џ, может быть, ошибсЯ и в том, что буржуа ежитсЯ,
что он  все  еще  чего-то  боитсЯ.  …житсЯ-то  он  действительно  ежитсЯ,  и
побаиваетсЯ, но если подвести итог,  то  буржуа  совершенно  благоденствует.
•оть он и сам обманывает себЯ, хоть и докладывает себе  поминутно,  что  все
обстоит благополучно, но, однако ж, это нисколько  не  мешает  наружной  его
самоуверенности. Њало того:  даже  и  внутри  он  ужасно  самоуверен,  когда
разыграетсЯ. Љак все это в нем уживаетсЯ вместе - действительно  задача,  но
это так. ‚ообще буржуа очень глуп, но у него ум  какой-то  коротенький,  как
будто отрывками. “ него ужасно много запасено готовых понЯтий, точно дров на
зиму, и он серьезно намереваетсЯ прожить с ними хоть  тысЯчу  лет.  ‚прочем,
что же тысЯчу лет: про тысЯчу лет буржуа заговаривает  редко,  только  разве
когда впадает в красноречие. "Ђpres moi le deluge" гораздо употребительнее и
чаще прилагаетсЯ к делу. € какое  ко  всему  равнодушие,  какие  мимолетные,
пустые интересы. Њне случалось в Џариже бывать в обществе, в доме, где в мое
времЯ  перебывало  множество  людей.  ’очно  все  они  как  будто  боЯтсЯ  и
заговорить о  чем-нибудь  необыденном,  о  чем-нибудь  не  так  мелочном,  о
каких-нибудь всеобщих интересах, ну там о каких бы то ни  было  общественных
интересах. ’ут не мог, мне кажетсЯ,  быть  страх  шпионов,  тут  просто  все
разучились о чемнибудь мыслить и говорить посерьезнее. ‚прочем,  встречались
тут люди, которые ужасно интересовались, какое впечатление на менЯ  произвел
Џариж, насколько Я благоговею, насколько Я  удивлен,  раздавлен,  уничтожен.
”ранцуз до сих пор думает, что он способен нравственно давить и  уничтожать.
ќто тоже довольно забавный  признак.  Ћсобенно  Я  помню  одного  премилого,
прелюбезного, предобрейшего старичка, которого Я искренно полюбил. Ћн так  и
заглЯдывал мне в глаза, выспрашиваЯ мое мнение о Џариже, и ужасно огорчалсЯ,
когда Я не изъЯвлЯл особенного  восторга.  „аже  страдание  изображалось  на
добром лице его, - буквально страдание, Я не преувеличиваю. Ћ милый  m-r  Lе
Њ-rе! ”ранцуза, то  есть  парижанина  (потому  что  ведь,  в  сущности,  все
французы парижане), никогда не разуверишь в том, что он не первый человек на
всем земном шаре. ‚прочем, о всем земном шаре, кроме Џарижа, он весьма  мало
знает. „а и знать-то очень не хочет. ќто уж  национальное  свойство  и  даже
самое характеристичное. Ќо самое характеристичное свойство  француза  -  это
красноречие. ‹юбовь к красноречию в нем неугасима и с годами разгораетсЯ все
больше и больше. Њне бы ужасно хотелось узнать,  когда  именно  началась  во
”ранции эта любовь к красноречию. ђазумеетсЯ, главное  началось  с  ‹юдовика
•IV. ‡амечательно, что во ”ранции все началось с ‹юдовика •IV, право так. Ќо
всего замечательнее, что и во всей …вропе все началось с ‹юдовика •IV. € чем
взЯл этот король, - понЯть не могу! ‚едь не особенно же он выше всех прежних
других королей. ђазве тем, что первый сказал: "l'Etat c'est moi". ќто ужасно
понравилось, это всю …вропу тогда облетело. џ думаю, одним  этим-то  словцом
он  и  прославилсЯ.  „аже  у  нас  оно  удивительно  скоро  стало  известно.
Ќациональнейший государь был этот ‹юдовик •IV, вполне во  французском  духе,
так что Я даже и не понимаю, как это во  ”ранции  могли  случитьсЯ  все  эти
маленькие шалости... ну вот в конце прошлого столетиЯ. Џошалили и воротились
к прежнему духу; на то идет; но красноречие, красноречие,  о  -  это  камень
преткновениЯ длЯ парижанина. Ћн все готов  забыть  из  прежнего,  все,  все,
готов вести самые благоразумные разговоры и быть самым послушным и прилежным
мальчиком, но красноречиЯ, одного только красноречиЯ он до сих пор никак  не
может забыть. Ћн тоскует и вздыхает по красноречию; припоминает ’ьера, ѓизо,
Ћдилона Ѓарро. ’о-то красноречиЯ-то было тогда, говорит он иногда про себЯ и
начинает задумыватьсЯ. Ќаполеон  III  это  понЯл,  тотчас  же  порешил,  что
Jасques ‚оnhomme не должен задумыватьсЯ, и  мало-помалу  завел  красноречие.
„лЯ  сей  цели  в  законодательном  корпусе  содержитсЯ  шесть   либеральных
депутатов, шесть постоЯнных, неизменных настоЯщих либеральных депутатов,  то
есть таких, что, может быть, их и не подкупишь, если  начать  подкупать,  и,
однако ж, их все-таки шесть, - шесть было,  шесть  есть  и  шесть  только  и
останетсЯ. Ѓольше не прибудет, будьте покойны, да и не убудет  тоже.  €  это
прехитраЯ штука на  первый  взглЯд.  „ело-то,  однако  ж,  гораздо  проще  в
действительности и обходитсЯ при помощи suffrage universel. ђазумеетсЯ, чтоб
они очень-то не заговаривались, принЯты все надлежащие  меры.  Ќо  поболтать
позволЯетсЯ. …жегодно в нужное времЯ обсуживаютсЯ важнейшие  государственные
вопросы, и парижанин сладко волнуетсЯ. Ћн знает, что  будет  красноречие,  и
рад. ђазумеетсЯ, он очень хорошо знает, что будет только одно красноречие  и
больше ничего, что будут слова, слова и слова и что из слов этих  решительно
ничего не выйдет. Ќо он и этим очень, очень доволен. € сам, первый,  находит
все  это  чрезвычайно  благоразумным.   ђечи   некоторых   из   этих   шести
представителей пользуютсЯ особенною популЯрностью.  €  представитель  всегда
готов говорить речи длЯ увеселениЯ публики. ‘транное дело:  ведь  и  сам  он
совершенно уверен, что из речей его ничего не выйдет,  что  все  это  только
одна шутка, шутка и больше ничего, невиннаЯ  игра,  маскарад,  а  между  тем
говорит, несколько лет срЯду говорит, и прекрасно говорит,  даже  с  большим
удовольствием. € у всех членов, которые слушают его, даже  слюнки  текут  от
удовольствиЯ. "•орошо говорит человек!" - и у президента и  у  всей  ”ранции
слюнки текут. Ќо вот представитель кончил, а затем  встает  и  гувернер  сих
милых и благонравных детей. Ћн  торжественно  объЯвлЯет,  что  сочинение  на
заданную тему "‚осход ‘олнца" было отлично развито  и  обработано  почтенным
представителем. Њы удивлЯлись таланту почтенного оратора,  говорит  он,  его
мыслЯм и благонравному поведению, выраженному в этих мыслЯх, мы наслаждались
все, все... Ќо хотЯ почтенный член и вполне  заслужил  в  награду  книжку  с
надписью: "‡а благонравие и успехи в науках", несмотрЯ на то, господа,  речь
почтенного представителЯ по некоторым высшим соображениЯм никуда не годитсЯ.
Ќадеюсь, господа, что вы совершенно со мною согласны. ’ут он  обращаетсЯ  ко
всем  представителЯм,   и   взглЯд   его   начинает   сверкать   строгостью.
Џредставители, у которых текли  слюнки,  немедленно  с  неистовым  восторгом
рукоплещут гувернеру, а между тем тут же благодарЯт и трогательно жмут  руки
и либеральному представителю за доставленное удовольствие, просЯт  доставить
им это либеральное удовольствие с позволениЯ гувернера и к следующему  разу.
ѓувернер благосклонно позволЯет;  сочинитель  описаниЯ  на  "‚осход  солнца"
удалЯетсЯ, гордый своим успехом,  представители  удалЯютсЯ,  облизываЯсь,  в
недра своих семейств и вечером от радости  гулЯют  под  ручку  с  эпузами  в
ЏалероЯле,  прислушиваЯсь  к  плеску  струй  благодетельных  фонтанчиков,  а
гувернер, отрапортовав кому следует обо всем, объЯвлЯет  всей  ”ранции,  что
все обстоит благополучно.
     €ногда  впрочем,  когда  начинаютсЯ  дела  поважнее,  заводЯт  и   игру
поважнее. ‚  одно  из  собраний  приводЯт  самого  принца  Ќаполеона.  Џринц
Ќаполеон вдруг начинает делать оппозицию, к совершенному  испугу  всех  этих
учащихсЯ   юношей.   ‚   классе   торжественнаЯ   тишина.   Џринц   Ќаполеон
либеральничает, принц не согласен с  правительством,  по  его  мнению,  надо
то-то и то-то. Џринц осуждает  правительство,  одним  словом,  говоритсЯ  то
самое, что (предполагаетсЯ) могли бы высказать эти же самые милые дети, если
б гувернер хоть на минутку вышел из класса. ђазумеетсЯ, и тут в меру;  да  и
предположение нелепое, потому что все эти милые дети до того мило воспитаны,
что даже и не пошевелЯтсЯ, если б гувернер  даже  на  целую  неделю  от  них
отлучилсЯ.  €  вот,  когда  принц  Ќаполеон  кончает,  встает   гувернер   и
торжественно объЯвлЯет, что сочинение на заданную тему "‚оcход солнца"  было
отлично развито и обработано  почтенным  оратором.  Њы  удивлЯлись  таланту,
красноречивым мыслЯм и благонравию  всемилостивейшего  принца...  Њы  готовы
выдать книжку за прилежание и успехи в науках, но... и т.д.,  то  есть  все,
что было сказано прежде; разумеетсЯ,  весь  класс  аплодирует  с  восторгом,
доходЯщим  до  неистовства,  принца  уводЯт  домой,   благонравные   ученики
расходЯтсЯ из класса, как настоЯщие благонравные паиньки, а вечером гулЯют с
эпузами в ЏалероЯле, прислушиваЯсь к плеску струй благодетельных фонтанчиков
и т.д., и т.д., и т.д., одним словом, порЯдок заведен удивительный.
     Ћднажды мы заблудились в lа salle de pas perdus и вместо отделениЯ, где
судЯтсЯ  уголовные  процессы,  попали  в  отделение  гражданских  процессов.
Љурчавый  адвокат  в  мантии  и  в  шапке  говорил  речь  и  сыпал   перлами
красноречиЯ. Џрезидент, судьи, адвокаты, слушатели плавали в восторге.  Ѓыла
благоговейнаЯ тишина; мы вошли на цыпочках. „ело шло об одном наследстве;  в
дело замешаны были отцы-пустынники.  Ћтцыпустынники  поминутно  замешиваютсЯ
теперь в процессы, преимущественно по наследствам. ‘амые скандальные,  самые
гадкие происшествиЯ  выводЯтсЯ  наружу;  но  публика  молчит  и  очень  мало
скандализируетсЯ,  потому  что  отцы-пустынники  имеют  теперь  значительную
власть,  а  буржуа  чрезвычайно  благонравен.  Ћтцы  все   более   и   более
останавливаютсЯ на том  мнении,  что  капитальчик  лучше  всего,  всех  этих
мечтаний и прочего, и что как поприкопишь деньжонок, так и силу можно иметь,
а то что красноречие-то! Љрасноречием одним теперь не  возьмешь.  Ќо  они  в
последнем случае, на мой взглЯд, немного ошибаютсЯ. Љонечно,  капитальчик  -
всеблагое дело, но и красноречием много можно сделать с французом. ќпузы  по
преимуществу поддаютсЯ отцам-пустынникам, даже  теперь  гораздо  более,  чем
замечалось прежде. …сть надежда, что и буржуа на это поворотит.  ‚  процессе
изъЯснЯлось, как пустынники долголетним, хитрым, даже ученым (у них есть длЯ
этого наука) тЯготеньем  отЯготели  над  душой  одной  прекрасной  и  весьма
денежной дамы, как они соблазнили ее идти жить к себе в монастырь,  как  там
пугали ее до болезни, до истерики разными  страхами  и  все  с  расчетом,  с
ученою постепенностью. Љак, наконец, довели ее  до  болезни,  до  идиотства,
представили ей, наконец, что видетьсЯ с родственниками  великий  грех  перед
господом богом, и мало-помалу удалили  совершенно  родственников.  "„аже  ее
племЯнница,  эта  девственнаЯ,  младенческаЯ  душа,  пЯтнадцатилетний  ангел
чистоты и невинности, даже и она не смела  войти  в  келью  своей  обожаемой
тетки, котораЯ ее любила более  всего  на  свете  и  котораЯ  уже  не  могла
вследствие коварных ухищрений обнЯть ее и облобызать ее front virginal,  где
восседал белый ангел невинности"... Ћдним словом,  все  в  этом  роде;  было
удивительно хорошо. ѓоворивший адвокат сам, видимо, таЯл от радости, что  он
умеет так хорошо говорить, таЯл президент,  таЯла  публика.  Ћтцы-пустынники
проиграли сражение единственно  вследствие  красноречиЯ.  Ћни,  конечно,  не
унывают. Џроиграли одно, выиграют пЯтнадцать.
     - Љто адвокат? - спросил Я одного молодого студента,  бывшего  в  числе
благоговевших  слушателей.  ‘тудентов  тут  было  множество,  и  все   такие
благонравные. Ћн посмотрел на менЯ с изумлением.
     - Jules Favre! - ответил он наконец с таким  презрительным  сожалением,
что Я, конечно, сконфузилсЯ. ’аким образом, Я имел  случай  познакомитьсЯ  с
цветами  французского  красноречиЯ,  так  сказать,  в  само