  "внушить  спасительные  и  строгие
правила, столь необходимые в человеческой жизни". ђазумеетсЯ, старик €хменев
с восторгом принЯлсЯ за дело. џвилсЯ и молодой кнЯзь; они  принЯли  его  как
родного сына. ‚скоре Ќиколай ‘ергеич горЯчо полюбил его, не менее  чем  свою
Ќаташу; даже потом, уже после окончательного разрыва  между  кнЯзем-отцом  и
€хменевым, старик с веселым духом вспоминал  иногда  о  своем  Ђлеше  -  так
привык  он  называть  кнЯзЯ  ЂлексеЯ  Џетровича.  ‚  самом  деле,  это   был
премилейший мальчик: красавчик собою, слабый  и  нервный,  как  женщина,  но
вместе с тем веселый  и  простодушный,  с  душою  отверстою  и  способною  к
благороднейшим ощущениЯм, с сердцем любЯщим, правдивым и признательным, - он
сделалсЯ идолом в доме €хменевых. ЌесмотрЯ на свои девЯтнадцать лет, он  был
еще совершенный ребенок. ’рудно было представить, за  что  его  мог  сослать
отец, который, как говорили, очень любил его? ѓоворили, что молодой  человек
в Џетербурге жил праздно и ветрено, служить не хотел и  огорчал  этим  отца.
Ќиколай ‘ергеич не расспрашивал Ђлешу, потому что кнЯзь Џетр  Ђлександрович,
видимо, умалчивал в своем письме о настоЯщей причине изгнаниЯ сына. ‚прочем,
носились слухи про какую-то непростительную ветреность Ђлеши,  про  какую-то
свЯзь с одной дамой, про какой-то вызов на дуэль, про  какой-то  невероЯтный
проигрыш в карты; доходили  даже  до  каких-то  чужих  денег,  им  будто  бы
растраченных. Ѓыл тоже слух, что кнЯзь решилсЯ  удалить  сына  вовсе  не  за
вину, а вследствие каких-то особенных,  эгоистических  соображений.  Ќиколай
‘ергеич с негодованием отвергал этот слух, тем более что  Ђлеша  чрезвычайно
любил своего отца, которого не знал в продолжение  всего  своего  детства  и
отрочества; он говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что  он
вполне подчинилсЯ  его  влиЯнию.  Ђлеша  болтал  тоже  иногда  про  какую-то
графиню, за которой волочились и он и отец вместе, но что он, Ђлеша, одержал
верх, а отец на него за это ужасно рассердилсЯ. Ћн  всегда  рассказывал  эту
историю с восторгом, с детским простодушием, с звонким, веселым  смехом;  но
Ќиколай ‘ергеич тотчас же его останавливал. Ђлеша подтверждал тоже слух, что
отец его хочет женитьсЯ.
     Ћн выжил уже почти год в изгнании,  в  известные  сроки  писал  к  отцу
почтительные и благоразумные письма и наконец до того сжилсЯ с ‚асильевским,
что когда кнЯзь на лето сам  приехал  в  деревню  (о  чем  заранее  уведомил
€хменевых), то изгнанник сам стал просить отца позволить ему как можно долее
остатьсЯ  в  ‚асильевском,  уверЯЯ,  что  сельскаЯ  жизнь  -  настоЯщее  его
назначение. ‚се решениЯ и увлечениЯ Ђлеши происходили от  его  чрезвычайной,
слабонервной  восприимчивости,   от   горЯчего   сердца,   от   легкомыслиЯ,
доходившего иногда до бессмыслицы; от чрезвычайной  способности  подчинЯтьсЯ
всЯкому внешнему влиЯнию и от совершенного отсутствиЯ воли. Ќо кнЯзь  как-то
подозрительно выслушал  его  просьбу...  ‚ообще  Ќиколай  ‘ергеич  с  трудом
узнавал  своего  прежнего  "друга":  кнЯзь  Џетр  Ђлександрович  чрезвычайно
изменилсЯ. Ћн сделалсЯ  вдруг  особенно  придирчив  к  Ќиколаю  ‘ергеичу;  в
проверке счетов по именью выказал какую-то отвратительную жадность, скупость
и непонЯтную мнительность. ‚се это ужасно огорчило добрейшего  €хменева;  он
долго старалсЯ не верить самому себе. ‚ этот  раз  все  делалось  обратно  в
сравнении с первым посещением ‚асильевского, четырнадцать лет тому назад:  в
это раз кнЯзь перезнакомилсЯ со всеми соседЯми, разумеетсЯ из  важнейших;  к
Ќиколаю же ‘ергеичу он никогда не ездил и обращалсЯ с ним как будто со своим
подчиненным. ‚друг случилось непонЯтное  происшествие:  без  всЯкой  видимой
причины последовал ожесточенный разрыв между кнЯзем  и  Ќиколаем  ‘ергеичем.
Џодслушаны  были  горЯчие,  обидные  слова,  сказанные  с  обеих  сторон.  ‘
негодованием удалилсЯ €хменев из  ‚асильевского,  но  историЯ  еще  этим  не
кончилась. Џо всему околодку вдруг распространилась отвратительнаЯ  сплетнЯ.
“верЯли,  что  Ќиколай  ‘ергеич,  разгадав  характер  молодого  кнЯзЯ,  имел
намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь  его  Ќаташа
(которой  уже  было  тогда   семнадцать   лет)   сумела   влюбить   в   себЯ
двадцатилетнего юношу; что и отец и  мать  этой  любви  покровительствовали,
хотЯ и делали вид, что ничего не замечают; что  хитраЯ  и  "безнравственнаЯ"
Ќаташа околдовала, наконец, совершенно молодого  человека,  не  видавшего  в
целый год, ее стараниЯми,  почти  ни  одной  настоЯщей  благородной  девицы,
которых так много зреет  в  почтенных  домах  соседних  помещиков.  “верЯли,
наконец, что между любовниками уже было условлено обвенчатьсЯ, в  пЯтнадцати
верстах  от  ‚асильевского,  в  селе  ѓригорьеве,  по-видимому  тихонько  от
родителей Ќаташи, но которые, однако же, знали все до малейшей подробности и
руководили дочь гнусными своими советами. Ћдним словом,  в  целой  книге  не
уместить всего, что уездные кумушки  обоего  пола  успели  насплетничать  по
поводу этой истории. Ќо удивительнее всего, что кнЯзь  поверил  всему  этому
совершенно и даже  приехал  в  ‚асильевское  единственно  по  этой  причине,
вследствие какого-то анонимного доноса, присланного к нему  в  Џетербург  из
провинции. Љонечно, всЯкий, кто знал хоть сколько-нибудь  ЌиколаЯ  ‘ергеича,
не мог бы, кажетсЯ, и одному  слову  поверить  из  всех  взводимых  на  него
обвинений; а между тем,  как  водитсЯ,  все  суетились,  все  говорили,  все
оговаривались, все покачивали головами и... осуждали  безвозвратно.  €хменев
же был слишком горд, чтоб оправдывать дочь свою пред кумушками,  и  настрого
запретил своей Ђнне Ђндреевне вступать в какие бы то ни  было  объЯснениЯ  с
соседЯми. ‘ама же Ќаташа, так оклеветаннаЯ, даже еще целый  год  спустЯ,  не
знала почти ни одного слова из  всех  этих  наговоров  и  сплетней:  от  нее
тщательно  скрывали  всю  историю,  и  она  была  весела  и   невинна,   как
двенадцатилетний ребенок.
     ’ем временем ссора шла все дальше и дальше. “служливые люди не дремали.
џвились  доносчики  и  свидетели,  и  кнЯзЯ  успели  наконец  уверить,   что
долголетнее управление ЌиколаЯ ‘ергеича ‚асильевским  далеко  не  отличалось
образцовою честностью. Њало того: что три года тому назад при  продаже  рощи
Ќиколай ‘ергеич утаил в свою пользу двенадцать тысЯч серебром,  что  на  это
можно представить самые Ясные,  законные  доказательства  перед  судом,  тем
более что на продажу рощи он не имел от кнЯзЯ никакой законной доверенности,
а  действовал  по  собственному  соображению,  убедив  уже  потом  кнЯзЯ   в
необходимости  продажи  и  предъЯвив  за  рощу  сумму   несравненно   меньше
действительно полученной. ђазумеетсЯ, все  это  были  одни  клеветы,  как  и
оказалось впоследствии, но кнЯзь  поверил  всему  и  при  свидетелЯх  назвал
ЌиколаЯ  ‘ергеича  вором.  €хменев  не  стерпел   и   отвечал   равносильным
оскорблением; произошла ужаснаЯ сцена. Ќемедленно началсЯ  процесс.  Ќиколай
‘ергеич, за неимением кой-каких бумаг, а главное, не имеЯ  ни  покровителей,
ни опытности в хождении по таким делам, тотчас же стал проигрывать  в  своей
тЯжбе. Ќа имение его было наложено запрещение.  ђаздраженный  старик  бросил
все и решилсЯ наконец переехать в Џетербург, чтобы лично хлопотать  о  своем
деле, а в губернии оставил за  себЯ  опытного  поверенного.  ЉажетсЯ,  кнЯзь
скоро стал понимать, что он напрасно оскорбил  €хменева.  Ќо  оскорбление  с
обеих сторон  было  так  сильно,  что  не  оставалось  и  слова  на  мир,  и
раздраженный кнЯзь употреблЯл все усилиЯ, чтоб повернуть дело в свою пользу,
то есть, в сущности, отнЯть у бывшего своего  управлЯющего  последний  кусок
хлеба.


        ѓлава V

     €так, €хменевы переехали в Џетербург. Ќе стану описывать мою встречу  с
Ќаташей после такой долгой разлуки. ‚о все эти четыре года Я не  забывал  ее
никогда. Љонечно, Я сам не понимал вполне того чувства, с которым  вспоминал
о ней; но когда мы вновь свиделись, Я скоро догадалсЯ, что она  суждена  мне
судьбою.
     ‘начала, в первые дни после их  приезда,  мне  все  казалось,  что  она
как-то мало развилась в  эти  годы,  совсем  как  будто  не  переменилась  и
осталась такой же девочкой, как и была до нашей  разлуки.  Ќо  потом  каждый
день Я угадывал в ней что-нибудь новое, до тех пор  мне  совсем  незнакомое,
как будто нарочно скрытое  от  менЯ,  как  будто  девушка  нарочно  от  менЯ
прЯталась, - и что за наслаждение было это отгадывание! ‘тарик,  переехав  в
Џетербург, первое времЯ был раздражен  и  желчен.  „ела  его  шли  худо;  он
негодовал, выходил из себЯ, возилсЯ с деловыми бумагами, и ему  было  не  до
нас. Ђнна же Ђндреевна ходила как потерЯннаЯ и сначала ничего сообразить  не
могла. Џетербург ее  пугал.  Ћна  вздыхала  и  трусила,  плакала  о  прежнем
житье-бытье, об €хменевке, о том,  что  Ќаташа  на  возрасте,  а  об  ней  и
подумать некому,  и  пускалась  со  мной  в  престранные  откровенности,  за
неимением кого другого, более способного к дружеской доверенности.
     ‚от в это-то времЯ, незадолго до их приезда, Я кончил мой первый роман,
тот самый, с которого началась моЯ литературнаЯ  карьера,  и,  как  новичок,
сначала не знал, куда его сунуть. “ €хменевых Я об этом ничего  не  говорил;
они же чуть со мной не поссорились за то, что Я живу  праздно,  то  есть  не
служу и не стараюсь приискать себе места. ‘тарик горько и даже желчно укорЯл
менЯ, разумеетсЯ из отеческого ко мне участиЯ. џ же просто стыдилсЯ  сказать
им, чем занимаюсь. Ќу как в самом деле объЯвить прЯмо, что не хочу  служить,
а хочу сочинЯть романы, а потому до времени их обманывал, говорил, что места
мне не дают, а что Я ищу из всех сил. …му некогда было поверЯть менЯ. Џомню,
как однажды Ќаташа, наслушавшись наших разговоров, таинственно отвела менЯ в
сторону и со слезами умолЯла  подумать  о  моей  судьбе,  допрашивала  менЯ,
выпытывала: что Я именно делаю, и, когда Я перед ней не  открылсЯ,  взЯла  с
менЯ клЯтву, что Я не сгублю себЯ как лентЯй  и  праздношатайка.  Џравда,  Я
хоть не призналсЯ и ей, чем занимаюсь, но помню, что за  одно  одобрительное
слово ее о труде моем, о моем первом романе, Я бы отдал  все  самые  лестные
длЯ менЯ отзывы критиков и ценителей, которые потом о  себе  слышал.  €  вот
вышел, наконец, мой роман. …ще задолго до поЯвлениЯ его поднЯлсЯ шум и гам в
литературном мире. Ѓ. обрадовалсЯ как ребенок, прочитав мою  рукопись.  Ќет!
…сли Я был  счастлив  когда-нибудь,  то  это  даже  и  не  во  времЯ  первых
упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще Я не читал и не показывал
никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний
и страстной любви к труду; когда  Я  сжилсЯ  с  моей  фантазией,  с  лицами,
которых сам создал, как с родными, как будто с действительно  существующими;
любил их, радовалсЯ и печалилсЯ с  ними,  а  подчас  даже  и  плакал  самыми
искренними слезами над незатейливым героем моим.  €  описать  не  могу,  как
обрадовались старики моему успеху, хотЯ сперва ужасно удивились: так странно
их это поразило! Ђнна Ђндреевна, например, никак  не  хотела  поверить,  что
новый, прославлЯемый всеми писатель - тот самый ‚анЯ, который и т. д., и  т.
д., и все качала головою. ‘тарик долго не сдавалсЯ  и  сначала,  при  первых
слухах, даже испугалсЯ; стал говорить  о  потерЯнной  служебной  карьере,  о
беспорЯдочном поведении  всех  вообще  сочинителей.  Ќо  беспрерывные  новые
слухи, объЯвлениЯ в журналах и наконец несколько похвальных слов, услышанных
им обо мне от таких лиц, которым он с  благоговением  верил,  заставили  его
изменить свой взглЯд на дело. Љогда же он увидел, что  Я  вдруг  очутилсЯ  с
деньгами, и узнал, какую плату можно получать за  литературный  труд,  то  и
последние сомнениЯ его рассеЯлись. Ѓыстрый в переходах от сомнениЯ к полной,
восторженной вере, радуЯсь как ребенок моему счастью, он  вдруг  ударилсЯ  в
самые необузданные надежды, в самые ослепительные мечты о  моей  будущности.
Љаждый день создавал он длЯ менЯ новые карьеры и планы, и чего-чего не  было
в этих планах! Ћн начал  выказывать  мне  какое-то  особенное,  до  тех  пор
небывалое ко мне уважение. Ќо все-таки,  помню,  случалось,  сомнениЯ  вдруг
опЯть осаждали его, часто среди самого восторженного фантазированиЯ, и снова
сбивали его с толку.
     "‘очинитель, поэт! Љак-то странно... Љогда же поэты выходили в люди,  в
чины? Ќарод-то все такой щелкопер, ненадежный!"
     џ заметил, что подобные сомнениЯ и все эти щекотливые вопросы приходили
к нему всего чаще в сумерки (так  памЯтны  мне  все  подробности  и  все  то
золотое времЯ!). ‚ сумерки наш  старик  всегда  становилсЯ  как-то  особенно
нервен, впечатлителен и мнителен. Њы  с  Ќаташей  уж  знали  это  и  заранее
посмеивались.
     Џомню, Я ободрЯл его анекдотами про генеральство  ‘умарокова,  про  то,
как „ержавину прислали табакерку с червонцами, как сама императрица посетила
‹омоносова; рассказывал про Џушкина, про ѓоголЯ.
     - ‡наю, братец, все знаю, -  возражал  старик,  может  быть,  слышавший
первый раз в жизни все эти истории. - ѓм! Џослушай, ‚анЯ, а ведь Я  все-таки
рад, что твоЯ стрЯпнЯ не стихами писана. ‘тихи,  братец,  вздор;  уж  ты  не
спорь, а мне поверь, старику; Я добра желаю  тебе;  чистый  вздор,  праздное
употребление времени! ‘тихи гимназистам писать; стихи до  сумасшедшего  дома
вашу братью, молодежь, доводЯт... Џоложим, что Џушкин велик, кто об этом!  Ђ
все-таки стишки, и ничего больше; так, эфемерное что-то... џ, впрочем, его и
читал-то мало... Џроза другое дело! тут сочинитель даже поучать может, - ну,
там о любви к отечеству упомЯнуть или так, вообще про добродетели... да!  џ,
брат, только не умею выразитьсЯ, но ты менЯ понимаешь; любЯ говорю. Ђ ну-ка,
ну-ка прочти! - заключил он  с  некоторым  видом  покровительства,  когда  Я
наконец принес книгу  и  все  мы  после  чаю  уселись  за  круглый  стол,  -
прочти-ка, что ты там настрочил; много кричат о тебе! Џосмотрим, посмотрим!
     џ развернул книгу и приготовилсЯ читать. ‚ тот вечер только  что  вышел
мой роман из печати, и Я, достав наконец  экземплЯр,  прибежал  к  €хменевым
читать свое сочинение.
     Љак Я горевал и досадовал,  что  не  мог  им  прочесть  его  ранее,  по
рукописи, котораЯ была в руках у издателЯ! Ќаташа  даже  плакала  с  досады,
ссорилась со мной, попрекала менЯ, что чужие прочтут мой роман  раньше,  чем
она... Ќо вот  наконец  мы  сидим  за  столом.  ‘тарик  состроил  физиономию
необыкновенно серьезную и критическую. Ћн хотел строго-строго  судить,  "сам
уверитьсЯ". ‘тарушка тоже смотрела необыкновенно торжественно; чуть  ли  она
не надела к чтению нового чепчика. Ћна давно уже приметила, что Я  смотрю  с
бесконечной любовью на ее бесценную Ќаташу; что  у  менЯ  дух  занимаетсЯ  и
темнеет в глазах, когда Я с ней заговариваю, и  что  и  Ќаташа  тоже  как-то
Яснее, чем прежде, на менЯ поглЯдывает. „а! пришло наконец это времЯ, пришло
в минуту удач, золотых надежд и самого  полного  счастьЯ,  все  вместе,  все
разом пришло! Џриметила тоже старушка, что и старик  ее  как-то  уж  слишком
начал хвалить менЯ и как-то особенно взглЯдывает на  менЯ  и  на  дочь...  и
вдруг испугалась: все же Я был не граф, не кнЯзь, не владетельный принц  или
по крайней мере коллежский советник из  правоведов,  молодой,  в  орденах  и
красивый собою! Ђнна Ђндреевна не любила желать вполовину.
     "•валЯт человека, - думала она обо  мне,  -  а  за  что  -  неизвестно.
‘очинитель, поэт... „а ведь что ж такое сочинитель?"


        ѓлава VI

     џ прочел им мой роман в один присест. Њы начали  сейчас  после  чаю,  а
просидели до двух часов пополуночи. ‘тарик  сначала  нахмурилсЯ.  Ћн  ожидал
чего-то непостижимо высокого, такого, чего бы он,  пожалуй,  и  сам  не  мог
понЯть, но только непременно высокого; а вместо того вдруг такие будни и все
такое известное - вот точь-в-точь  как  то  самое,  что  обыкновенно  кругом
совершаетсЯ. € добро бы большой или интересный человек  был  герой,  или  из
исторического что-нибудь, вроде ђославлева  или  ћриЯ  Њилославского;  а  то
выставлен какой-то маленький, забитый и даже глуповатый чиновник, у которого
и пуговицы на вицмундире обсыпались; и все это таким простым слогом описано,
ни дать ни взЯть как мы  сами  говорим...  ‘транно!  ‘тарушка  вопросительно
взглЯдывала на ЌиколаЯ  ‘ергеича  и  даже  немного  надулась,  точно  чем-то
обиделась: "Ќу стоит, право, такой вздор печатать и слушать, да еще и деньги
за это дают", - написано было на  лице  ее.  Ќаташа  была  всЯ  внимание,  с
жадностью слушала, не сводила с менЯ глаз, всматриваЯсь в мои  губы,  как  Я
произношу каждое слово, и сама шевелила своими хорошенькими губками.  €  что
ж? Џрежде чем Я дочел до половины, у всех  моих  слушателей  текли  из  глаз
слезы. Ђнна Ђндреевна искренно плакала, от всей души сожалеЯ моего  героЯ  и
пренаивно желаЯ хоть чем-нибудь помочь ему в его несчастиЯх, что понЯл Я  из
ее восклицаний. ‘тарик уже отбросил все мечты о  высоком:  "‘  первого  шага
видно, что далеко кулику до Џетрова днЯ; так себе,  просто  рассказец;  зато
сердце захватывает, - говорил он, - зато становитсЯ понЯтно и  памЯтно,  что
кругом происходит; зато познаетсЯ, что самый забитый, последний человек есть
тоже человек и называетсЯ брат мой!" Ќаташа слушала, плакала и  под  столом,
украдкой, крепко пожимала мою руку. Љончилось чтение. Ћна встала;  щечки  ее
горели, слезинки стоЯли в глазах; вдруг она схватила мою руку, поцеловала ее
и выбежала вон из комнаты. Ћтец и мать переглЯнулись между собою.
     - ѓм! вот она  какаЯ  восторженнаЯ,  -  проговорил  старик,  пораженный
поступком дочери, - это ничего, впрочем,  это  хорошо,  хорошо,  благородный
порыв! Ћна добраЯ девушка... - бормотал он, смотрЯ  вскользь  на  жену,  как
будто желаЯ оправдать Ќаташу, а вместе с тем  почему-то  желаЯ  оправдать  и
менЯ.
     Ќо Ђнна Ђндреевна, несмотрЯ на то что  во  времЯ  чтениЯ  сама  была  в
некотором  волнении  и  тронута,  смотрела  теперь  так,  как  будто  хотела
выговорить: "Ћно конечно, Ђлександр Њакедонский герой, но  зачем  же  стульЯ
ломать?" и т. д.
     Ќаташа  воротилась  скоро,  веселаЯ  и  счастливаЯ,  и,  проходЯ  мимо,
потихоньку ущипнула менЯ. ‘тарик было принЯлсЯ  опЯть  "серьезно"  оценивать
мою повесть, но от радости не выдержал характера и увлексЯ:
     - Ќу, брат ‚анЯ, хорошо, хорошо! “тешил! ’ак утешил, что Я  даже  и  не
ожидал. Ќе высокое, не великое, это видно... ‚он у  менЯ  там  "Ћсвобождение
Њосквы" лежит, в Њоскве же и сочинили, - ну так оно с первой строки, братец,
видно, что так сказать, орлом воспарил человек... Ќо знаешь ли, ‚анЯ, у тебЯ
оно как-то проще, понЯтнее. ‚от именно за то и люблю, что  понЯтнее!  ђоднее
как-то оно; как будто со мной самим все это случилось. Ђ то что  высокое-то?
€ сам бы не понимал. ‘лог бы Я выправил: Я ведь  хвалю,  а  что  ни  говори,
все-таки мало возвышенного... Ќу да уж теперь поздно: напечатано.  ђазве  во
втором издании? Ђ что, брат, ведь и второе издание, чай, будет? ’огда  опЯть
деньги... ѓм...
     - € неужели вы столько денег получили, €ван Џетрович? -  заметила  Ђнна
Ђндреевна. - ѓлЯжу на вас, и все как-то не веритсЯ. Ђх ты, господи, вот ведь
за что теперь деньги стали давать!
     - ‡наешь, ‚анЯ? - продолжал старик, увлекаЯсь все более и более, -  это
хоть не служба, зато все-таки  карьера.  Џрочтут  и  высокие  лица.  ‚от  ты
говорил, ѓоголь вспоможение ежегодное получает и за границу послан.  Ђ  что,
если б и ты? Ђ? €ли еще рано? Ќадо еще  что-нибудь  сочинить?  ’ак  сочинЯй,
брат, сочинЯй поскорее! Ќе засыпай на лаврах. —его глЯдеть-то!
     € он говорил это с таким убежденным видом,  с  таким  добродушием,  что
недоставало решимости остановить и расхолодить его фантазию.
     - €ли вот, например, табакерку дадут... —то  ж?  Ќа  милость  ведь  нет
образца. Џоощрить захотЯт. Ђ  кто  знает,  может  и  ко  двору  попадешь,  -
прибавил он полушепотом и с значительным видом, прищурив свой левый глаз,  -
или нет? €ли еще рано ко двору-то?
     - Ќу, уж и ко двору! - сказала Ђнна Ђндреевна, как будто обидевшись.
     - …ще немного, и вы произведете менЯ в генералы, - отвечал Я, смеЯсь от
души.
     ‘тарик тоже засмеЯлсЯ. Ћн был чрезвычайно доволен.
     - ‚аше превосходительство, не хотите  ли  кушать?  -  закричала  резваЯ
Ќаташа, котораЯ тем временем собрала нам поужинать.
     Ћна захохотала, подбежала к отцу и крепко обнЯла  его  своими  горЯчими
ручками:
     - „обрый, добрый папаша!
     ‘тарик расчувствовалсЯ.
     - Ќу, ну, хорошо, хорошо!  џ  ведь  так,  спроста  говорю.  ѓенерал  не
генерал, а  пойдемте-ка  ужинать.  Ђх  ты  чувствительнаЯ!  -  прибавил  он,
потрепав свою Ќаташу по раскрасневшейсЯ щечке, что любил делать  при  всЯком
удобном случае, - Я, вот видишь ли,  ‚анЯ,  любЯ  говорил.  Ќу,  хоть  и  не
генерал (далеко до генерала!), а все-таки известное лицо, сочинитель!
     - Ќынче, папаша, говорЯт: писатель.
     - Ђ не сочинитель? Ќе знал Я. Ќу, положим, хоть и писатель; а Я вот что
хотел сказать: камергером, конечно, не сделают за то, что роман сочинил;  об
этом и  думать  нечего;  а  все-таки  можно  в  люди  пройти;  ну  сделатьсЯ
каким-нибудь там атташе. ‡а границу могут послать, в €талию, длЯ поправлениЯ
здоровьЯ или там длЯ усовершенствованиЯ в науках, что ли; деньгами  помогут.
ђазумеетсЯ, надо, чтобы все это и с твоей стороны было благородно;  чтоб  за
дело, за настоЯщее дело деньги и почести брать, а не  так,  чтоб  как-нибудь
там, по протекции...
     - „а ты не загордись тогда, €ван Џетрович, -  прибавила,  смеЯсь,  Ђнна
Ђндреевна.
     - „а уж поскорей ему звезду, папаша, а то что в самом деле,  атташе  да
атташе!
     € она опЯть ущипнула менЯ за руку.
     - Ђ эта все надо мной подсмеиваетсЯ! -  вскричал  старик,  с  восторгом
смотрЯ на Ќаташу, у которой разгорелись щечки, а глазки  весело  сиЯли,  как
звездочки. - џ,  детки,  кажетсЯ,  и  вправду  далеко  зашел,  в  Ђльнаскары
записалсЯ; и всегда-то Я был такой... а только знаешь,  ‚анЯ,  смотрю  Я  на
тебЯ: какой-то ты у нас совсем простой...
     - Ђх, боже мой! „а какому же ему быть, папочка?
     - Ќу нет, Я не то. Ђ  только  все-таки,  ‚анЯ,  у  тебЯ  какое-то  эдак
лицо... то есть совсем как будто не  поэтическое...  ќдак,  знаешь,  бледные
они, говорЯт, бывают, поэты-то, ну и с волосами  такими,  и  в  глазах  эдак
что-то... знаешь, там ѓете какой-нибудь или проч. ...Я  это  в  "Ђббаддонне"
читал... а что? ЋпЯть соврал что-нибудь? €шь, шалуньЯ, так и заливаетсЯ надо
мной! џ, друзьЯ мои, не ученый, только чувствовать могу. Ќу, лицо не лицо, -
это ведь  не  велика  беда,  лицо-то;  длЯ  менЯ  и  твое  хорошо,  и  очень
нравитсЯ... џ ведь не к тому говорил... Ђ только  будь  честен,  ‚анЯ,  будь
честен, это главное; живи честно, не возмечтай! Џеред тобой дорога  широкаЯ.
‘лужи честно своему делу; вот что Я хотел сказать, вот  именно  это-то  Я  и
хотел сказать!
     —удное было времЯ! ‚се свободные часы, все вечера  проводил  Я  у  них.
‘тарику приносил вести о  литературном  мире,  о  литераторах,  которыми  он
вдруг, неизвестно  почему,  начал  чрезвычайно  интересоватьсЯ;  даже  начал
читать критические статьи Ѓ., про которого Я много наговорил ему и  которого
он почти не понимал, но хвалил до восторга и горько жаловалсЯ на врагов его,
писавших в "‘еверном трутне". ‘тарушка зорко следила за мной и  Ќаташей;  но
не уследила она за нами! Њетоду нами уже было сказано  одно  словечко,  и  Я
услышал наконец, как Ќаташа, потупив головку и полураскрыв свои губки, почти
шепотом сказала мне: да. Ќо  узнали  и  старики;  погадали,  подумали;  Ђнна
Ђндреевна долго качала головою. ‘транно и жутко ей было. Ќе верила она мне.
     - ‚едь вот хорошо удача, €ван Џетрович, - говорила она, -  а  вдруг  не
будет удачи или там что-нибудь; что тогда? •оть бы служили вы где!
     - Ђ вот что Я скажу тебе, ‚анЯ, - решил старик, надумавшись, - Я и  сам
это видел, заметил и, признаюсь, даже обрадовалсЯ, что ты и Ќаташа... ну, да
чего тут! ‚идишь, ‚анЯ: оба вы еще очень молоды, и моЯ Ђнна Ђндреевна права.
Џодождем. ’ы, положим, талант, даже замечательный талант...  ну,  не  гений,
как об тебе там сперва прокричали, а так, просто талант (Я еще  вот  сегоднЯ
читал на тебЯ эту критику в "’рутне"; слишком уж там тебЯ худо третируют: ну
да ведь это что ж за газета!). „а! так видишь: ведь  это  еще  не  деньги  в
ломбарде, талант-то; а вы оба бедные. Џодождем годика эдак полтора или  хоть
год: пойдешь хорошо, утвердишьсЯ крепко на своей дороге -  твоЯ  Ќаташа;  не
удастсЯ тебе - сам рассуди!.. ’ы человек честный; подумай!..
     Ќа этом и остановились. Ђ через год вот что было.
     „а, это было почти ровно через год! ‚ Ясный  сентЯбрьский  день,  перед
вечером, вошел Я к моим старикам больной, с замиранием в душе и упал на стул
чуть не в обмороке, так что даже они перепугались,  на  менЯ  глЯдЯ.  Ќо  не
оттого закружилась у менЯ тогда голова и тосковало сердце так, что Я  десЯть
раз подходил к их дверЯм и десЯть раз возвращалсЯ назад, прежде чем вошел, -
не оттого, что не удалась мне моЯ карьера и что не было у менЯ еще ни славы,
ни денег; не оттого, что Я еще не какой-нибудь "атташе"  и  далеко  было  до
того, чтоб менЯ послали длЯ поправлениЯ здоровьЯ в  €талию;  а  оттого,  что
можно прожить десЯть лет в один год, и прожила в этот год десЯть лет  и  моЯ
Ќаташа. Ѓесконечность легла между  нами...  €  вот,  помню,  сидел  Я  перед
стариком, молчал и доламывал рассеЯнной рукой и без того уже обломанные полЯ
моей шлЯпы; сидел и ждал, неизвестно зачем, когда выйдет Ќаташа. Љостюм  мой
был жалок и худо на мне сидел; лицом Я  осунулсЯ,  похудел,  пожелтел,  -  а
все-таки далеко не похож был Я на поэта, и в глазах моих  все-таки  не  было
ничего великого,  о  чем  так  хлопотал  когда-то  добрый  Ќиколай  ‘ергеич.
‘тарушка смотрела на менЯ с непритворным и уж слишком торопливым сожалением,
а сама про себЯ думала:
     "‚едь вот эдакой-то чуть не стал  женихом  Ќаташи,  господи  помилуй  и
сохрани!"
     - —то, €ван Џетрович, не хотите ли чаю? (самовар кипел  на  столе),  да
каково, батюшка, поживаете? Ѓольные вы какие-то вовсе, - спросила  она  менЯ
жалобным голосом, как теперь ее слышу.
     € как теперь вижу: говорит она мне,  а  в  глазах  ее  видна  и  другаЯ
забота, та же самаЯ забота, от которой затуманилсЯ и ее старик и  с  которой
он сидел теперь над простывающей чашкой и думал свою думу. џ  знал,  что  их
очень озабочивает в эту минуту процесс с  кнЯзем  ‚алковским,  повернувшийсЯ
длЯ них не совсем хорошо, и что у  них  случились  еще  новые  неприЯтности,
расстроившие ЌиколаЯ ‘ергеича до  болезни.  Њолодой  кнЯзь,  из-за  которого
началась всЯ историЯ этого процесса, месЯцев пЯть тому  назад  нашел  случай
побывать у €хменевых. ‘тарик, любивший своего милого Ђлешу как родного сына,
почти каждый день вспоминавший о нем, принЯл его с радостию. Ђнна  Ђндреевна
вспомнила про ‚асильевское и расплакалась. Ђлеша стал ходить к  ним  чаще  и
чаще, потихоньку от отца; Ќиколай ‘ергеич, честный, открытый, прЯмодушный, с
негодованием отверг все предосторожности.  €з  благородной  гордости  он  не
хотел и думать: что скажет кнЯзь, если узнает, что его сын  опЯть  принЯт  в
доме €хменевых, и мысленно презирал все его нелепые подозрениЯ. Ќо старик не
знал, достанет ли у него сил вынести новые оскорблениЯ. Њолодой кнЯзь  начал
бывать у них почти каждый день. ‚есело было с ним старикам. –елые  вечера  и
далеко за полночь просиживал он у них. ђазумеетсЯ, отец узнал, наконец,  обо
всем.  ‚ышла  гнуснейшаЯ  сплетнЯ.  Ћн  оскорбил  ЌиколаЯ  ‘ергеича  ужасным
письмом, все на ту же тему, как  и  прежде,  а  сыну  положительно  запретил
посещать €хменевых. ќто случилось за две недели  до  моего  к  ним  прихода.
‘тарик загрустил ужасно. Љак! …го Ќаташу, невинную, благородную,  замешивать
опЯть в эту грЯзную клевету,  в  эту  низость!  …е  имЯ  было  оскорбительно
произнесено уже и прежде обидевшим его человеком... € оставить это  все  без
удовлетворениЯ! ‚ первые дни он слег в постель от отчаЯниЯ. ‚се это Я  знал.
‚сЯ историЯ дошла до менЯ в подробности, хотЯ Я, больной и убитый,  все  это
последнее времЯ, недели три,  у  них  не  показывалсЯ  и  лежал  у  себЯ  на
квартире. Ќо Я знал еще... нет! Я тогда еще только предчувствовал, знал,  да
не верил, что кроме этой истории есть и у  них  теперь  что-то,  что  должно
беспокоить  их  больше  всего  на  свете,  и  с  мучительной  тоской  к  ним
приглЯдывалсЯ. „а, Я мучилсЯ, Я боЯлсЯ угадать, боЯлсЯ верить и всеми силами
желал удалить роковую минуту. Ђ между тем  и  пришел  длЯ  нее.  ЊенЯ  точно
тЯнуло к ним в этот вечер!
     - „а, ‚анЯ, - спросил вдруг старик, как будто опомнившись, - уж не  был
ли болен? —то долго не ходил?  џ  виноват  перед  тобой:  давно  хотел  тебЯ
навестить, да все как-то того... - € он опЯть задумалсЯ.
     - џ был нездоров, - отвечал Я.
     - ѓм! нездоров! - повторил он пЯть  минут  спустЯ.  -  ’о-то  нездоров!
ѓоворил Я тогда, предостерегал, - не послушалсЯ! ѓм! Ќет, брат  ‚анЯ:  муза,
видно, испокон веку сидела на чердаке голоднаЯ, да и будет сидеть. ’ак-то!
     „а, не в духе был старик. Ќе было б у него своей  раны  на  сердце,  не
заговорил бы он со мной о голодной музе. џ  всматривалсЯ  в  его  лицо:  оно
пожелтело, в глазах его выражалось какое-то  недоумение,  какаЯ-то  мысль  в
форме вопроса, которого он не в силах был разрешить. Ѓыл он как-то  порывист
и непривычно желчен. †ена взглЯдывала на него с беспокойством  и  покачивала
головою. Љогда он раз отвернулсЯ, она кивнула мне на него украдкой.
     - Љак здоровье Ќатальи Ќиколаевны? Ћна дома? -  спросил  Я  озабоченную
Ђнну Ђндреевну.
     - „ома, батюшка, дома, -  отвечала  она,  как  будто  затруднЯЯсь  моим
вопросом. - ‘ейчас сама выйдет на вас поглЯдеть. утка  ли!  ’ри  недели  не
видались! „а чтой-то она у нас какаЯ-то стала такаЯ, - не сообразишь  с  ней
никак: здороваЯ ли, больнаЯ ли, бог с ней!
     € она робко посмотрела на мужа.
     - Ђ  что?  Ќичего  с  ней,  -  отозвалсЯ  Ќиколай  ‘ергеич  неохотно  и
отрывисто, - здорова. ’ак, в лета входит девица, перестала  младенцем  быть,
вот и все. Љто их разберет, эти девичьи печали да капризы?
     - Ќу, уж и капризы! - подхватила Ђнна Ђндреевна обидчивым голосом.
     ‘тарик смолчал и забарабанил пальцами по столу. "Ѓоже, неужели уж  было
что-нибудь между ними?" - подумал Я в страхе.
     - Ќу, а что, как там у вас? - начал он снова. - —то Ѓ., все еще критику
пишет?
     - „а, пишет, - отвечал Я.
     - ќх, ‚анЯ, ‚анЯ! - заключил он, махнув рукой. - —то уж тут критика!
     „верь отворилась, и вошла Ќаташа.


        ѓлава VII

     Ћна несла в руках свою шлЯпку и,  войдЯ,  положила  ее  на  фортепиано;
потом  подошла  ко  мне  и  молча  протЯнула  мне  руку.  ѓубы   ее   слегка
пошевелились; она как будто хотела мне что-то сказать, какое-то приветствие,
но ничего не сказала.
     ’ри недели как мы не видались. џ глЯдел на нее с недоумением и страхом.
Љак переменилась она в три недели!  ‘ердце  мое  защемило  тоской,  когда  Я
разглЯдел эти впалые бледные щеки, губы,  запекшиесЯ,  как  в  лихорадке,  и
глаза, сверкавшие из-под длинных, темных ресниц горЯчечным огнем и  какой-то
страстной решимостью.
     Ќо боже, как она была прекрасна! Ќикогда, ни прежде, ни после, не видал
Я ее такою, как в этот роковой день. ’а ли, та ли  это  Ќаташа,  та  ли  это
девочка, котораЯ, еще только год тому назад, не  спускала  с  менЯ  глаз  и,
шевелЯ за мною губками, слушала мой роман и котораЯ так весело, так беспечно
хохотала и шутила в тот вечер с отцом и со мною за ужином? ’а ли это Ќаташа,
котораЯ там, в той комнате, наклонив головку  и  всЯ  загоревшись  румЯнцем,
сказала мне: да.
     ђаздалсЯ густой звук колокола, призывавшего к вечерне. Ћна  вздрогнула,
старушка перекрестилась.
     - ’ы к вечерне собиралась, Ќаташа, а вот уж и  благовестЯт,  -  сказала
она. - ‘ходи, Ќаташенька, сходи, помолись, благо близко! „а  и  прошлась  бы
заодно. —то взаперти-то сидеть? ‘мотри, какаЯ ты бледнаЯ; ровно сглазили.
     - џ... может быть... не пойду сегоднЯ, - проговорила Ќаташа медленно  и
тихо, почти шепотом. - џ... нездорова, -  прибавила  она  и  побледнела  как
полотно.
     - ‹учше бы пойти, Ќаташа;  ведь  ты  же  хотела  давеча  и  шлЯпку  вот
принесла. Џомолись, Ќаташенька, помолись, чтобы тебе бог здоровьЯ послал,  -
уговаривала Ђнна Ђндреевна, робко смотрЯ на дочь, как будто боЯлась ее.
     - Ќу да; сходи; а к тому ж и пройдешьсЯ,  -  прибавил  старик,  тоже  с
беспокойством всматриваЯсь в лицо дочери, - мать правду  говорит.  ‚от  ‚анЯ
тебЯ и проводит.
     Њне показалось, что горькаЯ усмешка промелькнула на губах  Ќаташи.  Ћна
подошла к фортепиано, взЯла  шлЯпку  и  надела  ее;  руки  ее  дрожали.  ‚се
движениЯ ее были как  будто  бессознательны,  точно  она  не  понимала,  что
делала. Ћтец и мать пристально в нее всматривались.
     - Џрощайте! - чуть слышно проговорила она.
     - €, ангел мой, что прощатьсЯ, далекий ли  путь!  Ќа  тебЯ  хоть  ветер
подует; смотри, какаЯ ты бледненькаЯ. Ђх! да  ведь  Я  и  забыла  (все-то  Я
забываю!) - л`адонку Я тебе  кончила;  молитву  зашила  в  нее,  ангел  мой;
монашенка из Љиева научила прошлого  года;  пригоднаЯ  молитва;  еще  давеча
зашила. Ќадень, Ќаташа. Ђвось господь бог тебе здоровьЯ пошлет.  Ћдна  ты  у
нас.
     € старушка вынула из рабочего Ящика нательный золотой  крестик  Ќаташи;
на той же ленточке была привешена только что сшитаЯ л`адонка.
     - Ќоси на здоровье! - прибавила она, надеваЯ крест  и  крестЯ  дочь,  -
когда-то Я тебЯ каждую ночь так крестила на сон грЯдущий, молитву читала,  а
ты за мной причитывала. Ђ теперь ты не та стала,  и  не  дает  тебе  господь
спокойного духа.  Ђх,  Ќаташа,  Ќаташа!  Ќе  помогают  тебе  и  молитвы  мои
материнские! - € старушка заплакала.
     Ќаташа молча поцеловала ее руку и ступила шаг к дверЯм; но вдруг быстро
воротилась назад и подошла к отцу. ѓрудь ее глубоко волновалась.
     -  Џапенька!  Џерекрестите  и  вы...  свою  дочь,  -  проговорила   она
задыхающимсЯ голосом и опустилась перед ним на колени.
     Њы все стоЯли в смущении от  неожиданного,  слишком  торжественного  ее
поступка. Ќесколько мгновений отец смотрел на нее, совсем потерЯвшись.
     - Ќаташенька, деточка моЯ, дочка моЯ, милочка, что с тобою! -  вскричал
он наконец, и слезы градом хлынули из глаз его. - Ћтчего ты тоскуешь? Ћтчего
плачешь и день и ночь? ‚едь Я все вижу; Я ночей не сплю, встаю  и  слушаю  у
твоей комнаты!.. ‘кажи мне все, Ќаташа, откройсЯ мне  во  всем,  старику,  и
мы...
     Ћн не договорил, поднЯл ее и крепко обнЯл. Ћна  судорожно  прижалась  к
его груди и скрыла на его плече свою голову.
     - Ќичего, ничего, это так... Я нездорова... - твердила  она,  задыхаЯсь
от внутренних, подавленных слез.
     - „а благословит же тебЯ бог, как Я благословлЯю тебЯ, дитЯ мое  милое,
бесценное дитЯ! - сказал отец. - „а  пошлет  и  тебе  навсегда  мир  души  и
оградит тебЯ от всЯкого горЯ. Џомолись богу, друг мой, чтоб грешнаЯ  молитва
моЯ дошла до него.
     - € мое, и мое благословение над тобою! - прибавила старушка, заливаЯсь
слезами.
     - Џрощайте! - прошептала Ќаташа.
     “ дверей она остановилась, еще раз взглЯнула на них,  хотела  было  еще
что-то сказать, но не могла и быстро вышла из комнаты. џ бросилсЯ  вслед  за
нею, предчувствуЯ недоброе.


        ѓлава VIII

     Ћна шла молча, скоро, потупив голову и не смотрЯ на  менЯ.  Ќо,  пройдЯ
улицу и ступив на набережную, вдруг остановилась и схватила менЯ за руку.
     - „ушно! - прошептала она, - сердце теснит... душно!
     - ‚оротись, Ќаташа! - вскричал Я в испуге.
     - Ќеужели ж ты не видишь, ‚анЯ, что Я  вышла  совсем,  ушла  от  них  и
никогда не возвращусь назад? - сказала она, с невыразимой тоской  смотрЯ  на
менЯ.
     ‘ердце упало во мне. ‚се это Я предчувствовал, еще идЯ к ним;  все  это
уже представлЯлось мне, как в тумане, еще, может быть, задолго до этого днЯ;
но теперь слова ее поразили менЯ как громом.
     Њы печально  шли  по  набережной.  џ  не  мог  говорить;  Я  соображал,
размышлЯл и потерЯлсЯ совершенно. ѓолова у менЯ  закружилась.  Њне  казалось
это так безобразно, так невозможно!
     - ’ы винишь менЯ, ‚анЯ? - сказала она наконец.
     - Ќет, но... но Я не верю; этого быть  не  может!..  -  отвечал  Я,  не
помнЯ, что говорю.
     - Ќет, ‚анЯ, это уж есть! џ ушла от них и не знаю, что с ними  будет...
не знаю, что будет и со мною!
     - ’ы к нему, Ќаташа? „а?
     - „а! - отвечала она.
     - Ќо это невозможно! - вскричал Я в исступлении, - знаешь ли,  что  это
невозможно, Ќаташа, беднаЯ ты моЯ! ‚едь это безумие. ‚едь  ты  их  убьешь  и
себЯ погубишь! ‡наешь ли ты это, Ќаташа?
     - ‡наю; но что же мне делать, не моЯ волЯ, - сказала она, и в словах ее
слышалось столько отчаЯниЯ, как будто она шла на смертную казнь.
     - ‚оротись, воротись, пока не поздно, - умолЯл Я ее, и тем горЯчее, тем
настойчивее умолЯл, чем больше сам сознавал всю бесполезность моих  увещаний
и всю нелепость их в настоЯщую минуту. - Џонимаешь ли  ты,  Ќаташа,  что  ты
сделаешь с отцом? Ћбдумала ль ты это? ‚едь его отец враг твоему; ведь  кнЯзь
оскорбил твоего отца, заподозрил его в грабеже  денег;  ведь  он  его  вором
назвал. ‚едь они тЯгаютсЯ... „а что! ќто еще последнее дело, а знаешь ли ты,
Ќаташа... (о боже, да  ведь  ты  все  это  знаешь!)  знаешь  ли,  что  кнЯзь
заподозрил твоего отца и мать, что они сами, нарочно, сводили тебЯ с Ђлешей,
когда Ђлеша гостил у вас в деревне? Џодумай, представь себе  только,  каково
страдал тогда твой отец от этой клеветы. ‚едь он  весь  поседел  в  эти  два
года, - взглЯни на него! Ђ главное: ты ведь это все знаешь, Ќаташа,  господи
боже мой! ‚едь Я уже не говорю, чего стоит им обоим  тебЯ  потерЯть  навеки!
‚едь ты их сокровище, все, что у них осталось на старости. џ уж  и  говорить
об этом не хочу: сама должна знать; припомни, что отец считает тебЯ напрасно
оклеветанною, обиженною этими гордецами,  неотомщенною!  ’еперь  же,  именно
теперь, все это вновь разгорелось,  усилилась  всЯ  эта  стараЯ,  наболевшаЯ
вражда из-за того, что вы принимали  к  себе  Ђлешу.  ЉнЯзь  опЯть  оскорбил
твоего отца, в старике еще злоба кипит от этой новой обиды, и вдруг все, все
это, все  эти  обвинениЯ  окажутсЯ  теперь  справедливыми!  ‚се,  кому  дело
известно, оправдают теперь кнЯзЯ и обвинЯт  тебЯ  и  твоего  отца.  Ќу,  что
теперь будет с ним? ‚едь это убьет его сразу! ‘тыд, позор,  и  от  кого  же?
—ерез тебЯ, его дочь, его единственное, бесценное дитЯ! Ђ мать? „а ведь  она
не переживет старика... Ќаташа, Ќаташа! —то ты делаешь? ‚оротись! Ћпомнись!
     Ћна молчала; наконец, взглЯнула на менЯ как будто с упреком, и  столько
пронзительной боли, столько страданиЯ было в ее взглЯде, что Я понЯл,  какою
кровью и без моих слов обливаетсЯ теперь ее раненое сердце.  џ  понЯл,  чего
стоило ей ее решение и как Я мучил, резал ее  моими  бесполезными,  поздними
словами; Я все это понимал и все-таки  не  мог  удержать  себЯ  и  продолжал
говорить:
     - „а ведь ты же сама говорила сейчас Ђнне  Ђндреевне,  может  быть,  не
пойдешь из дому... ко всенощной. ‘тало быть, ты  хотела  и  остатьсЯ;  стало
быть, не решилась еще совершенно?
     Ћна только горько улыбнулась в ответ. € к чему Я это  спросил?  ‚едь  Я
мог понЯть, что все уже было решено невозвратно. Ќо Я тоже был вне себЯ.
     - Ќеужели ж ты так его полюбила? -  вскричал  Я,  с  замиранием  сердца
смотрЯ на нее и почти сам не понимаЯ, что спрашиваю.
     - —то мне отвечать тебе, ‚анЯ? ’ы видишь! Ћн  велел  мне  прийти,  и  Я
здесь, жду его, - проговорила она с той же горькой улыбкой.
     - Ќо послушай, послушай только, - начал Я опЯть умолЯть ее, хватаЯсь за
соломинку, - все это еще можно поправить, еще можно обделать другим образом,
совершенно другим каким-нибудь образом! Њожно не уходить  из  дому.  џ  тебЯ
научу, как сделать, Ќаташечка. џ берусь вам все устроить, все, и свиданиЯ, и
все... ’олько из дому-то не уходи!.. џ буду переносить ваши  письма;  отчего
же не переносить? ќто лучше, чем теперешнее. џ  сумею  это  сделать;  Я  вам
угожу обоим; вот увидите, что угожу... € ты не погубишь себЯ, Ќаташечка, как
теперь... Ђ то ведь ты совсем себЯ теперь губишь, совсем! ‘огласись, Ќаташа:
все пойдет и прекрасно и счастливо, и любить вы будете  друг  друга  сколько
захотите... Ђ когда отцы перестанут ссоритьсЯ  (потому  что  они  непременно
перестанут ссоритьсЯ) - тогда...
     - Џолно,  ‚анЯ,  оставь,  -  прервала  она,  крепко  сжав  мою  руку  и
улыбнувшись сквозь слезы. - „обрый, добрый ‚анЯ! „обрый, честный ты человек!
€ ни слова-то о себе! џ же тебЯ оставила перваЯ, а ты все простил, только об
моем счастье и думаешь. Џисьма нам переносить хочешь...
     Ћна заплакала.
     - џ ведь знаю, ‚анЯ, как ты любил менЯ, как до сих пор еще любишь, и ни
одним-то упреком, ни одним горьким словом ты не упрекнул  менЯ  во  все  это
времЯ! Ђ Я, Я... Ѓоже мой,  как  Я  перед  тобой  виновата!  Џомнишь,  ‚анЯ,
помнишь и наше времЯ с тобою? Ћх, лучше б Я не знала,  не  встречала  б  его
никогда!.. †ила б Я с тобой, ‚анЯ, с тобой, добренький ты мой,  голубчик  ты
мой!.. Ќет, Я тебЯ не  стою!  ‚идишь,  Я  какаЯ:  в  такую  минуту  тебе  же
напоминаю о нашем прошлом счастии, а ты и без того  страдаешь!  ‚от