        ”едор Њихайлович „остоевский. ‘ело ‘тепанчиково и его обитатели

------------------------------------------------------------------------
    Origin: "ЏубличнаЯ ќлектроннаЯ библиотека" …вгениЯ Џескина і http://www.online.ru/sp/eel/russian/

     ‚ерсиЯ 1.0 от  02  ЯнварЯ  1998  г.  ‘верка  произведена  по  "‘обранию
сочинений в десЯти томах" (Њосква, •удожественнаЯ литература, 1957).

     Џрава на  этот  электронный  текст  принадлежат  Џубличной  электронной
библиотеке (…вгению Џескину), 1998 год. ђазрешено свободное  распространение
при условии  сохранениЯ  целостности  текста  (включаЯ  данную  информацию).
ђазрешено свободное  использование  длЯ  некоммерческих  целей  при  условии
ссылки на источник. ЏубличнаЯ ќлектроннаЯ Ѓиблиотека - товарный знак и  знак
обслуживаниЯ, принадлежащие …вгению Џескину.

     E-mail:eugene@eugene.msk.su
----------------------------------------------------------------------

        ‘…‹Ћ ‘’…ЏЂЌ—€ЉЋ‚Ћ € …ѓЋ ЋЃ€’Ђ’…‹€ 
                          €з записок неизвестного

         * —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ  * 


        I ‚‘’“Џ‹…Ќ€…


     „ЯдЯ мой, полковник …гор €льич ђостанев, выйдЯ в отставку,  переселилсЯ
в перешедшее к нему по наследству село ‘тепанчиково и зажил в нем  так,  как
будто  всю  жизнь  свою  был  коренным,  не  выезжавшим  из  своих  владений
помещиком. …сть натуры решительно всем довольные  и  ко  всему  привыкающие;
такова  была  именно  натура  отставного  полковника.   ’рудно   было   себе
представить человека смирнее  и  на  все  согласнее.  …сли  б  его  вздумали
попросить посерьезнее довезти кого-нибудь версты две на своих плечах, то  он
бы, может быть, и довез;  он  был  так  добр,  что  в  иной  раз  готов  был
решительно все отдать по первому  спросу  и  поделитьсЯ  чуть  не  последней
рубашкой с  первым  желающим.  Ќаружности  он  был  богатырской:  высокий  и
стройный, с белыми, как слоноваЯ кость, зубами, с длинным темно-русым  усом,
с голосом громким, звонким и  с  откровенным,  раскатистым  смехом;  говорил
отрывисто и скороговоркою. Ћт роду ему было в то  времЯ  лет  сорок,  и  всю
жизнь свою, чуть не с шестнадцати лет он пробыл в гусарах. †енилсЯ  в  очень
молодых годах, любил свою жену без памЯти; но  она  умерла,  оставив  в  его
сердце неизгладимое, благодарное воспоминание. Ќаконец, получив в наследство
село ‘тепанчиково, что увеличило его состоЯние до шестисот душ,  он  оставил
службу и, как уже сказано было, поселилсЯ в деревне вместе с своими  детьми:
восьмилетним €люшей (рождение которого стоило жизни его  матери)  и  старшей
дочерью ‘ашенькой, девочкой лет пЯтнадцати, воспитывавшейсЯ по смерти матери
в одном пансионе, в Њоскве. Ќо вскоре дом дЯди стал похож  на  Ќоев  ковчег.
‚от как это случилось.
     ‚ то времЯ, когда он  получил  свое  наследство  и  вышел  в  отставку,
овдовела его маменька, генеральша Љрахоткина, вышедшаЯ в другой раз замуж за
генерала, назад лет шестнадцать, когда дЯдЯ был еще корнетом,  но,  впрочем,
уже сам задумывал женитьсЯ. Њаменька долго не благословлЯла его на женитьбу,
проливала горькие  слезы,  укорЯла  его  в  эгоизме,  в  неблагодарности,  в
непочтительности; доказывала, что имениЯ его, двухсот пЯтидесЯти душ, и  без
того едва достаточно на содержание его семейства (то есть на содержание  его
маменьки, со всем ее штабом приживалок, мосек,  шпицев,  китайских  кошек  и
проч.), и среди этих  укоров,  попреков  и  взвизгиваний  вдруг,  совершенно
неожиданно, вышла замуж сама, прежде женитьбы сына, будучи уже  сорока  двух
лет от роду. ‚прочем, и тут она нашла предлог обвинить моего  бедного  дЯдю,
уверЯЯ, что идет замуж единственно, чтоб иметь убежище на  старости  лет,  в
чем отказывает ей непочтительный эгоист,  ее  сын,  задумав  непростительную
дерзость: завестись своим домом.
     џ  никогда  не  мог  узнать  настоЯщую  причину,   побудившую   такого,
по-видимому, рассудительного человека, как  покойный  генерал  Љрахоткин,  к
этому браку с сорокадвухлетней вдовой. Ќадо полагать, что  он  подозревал  у
ней деньги. „ругие думали, что ему просто нужна  была  нЯнька,  так  как  он
тогда уже предчувствовал весь этот рой болезней, который осадил  его  потом,
на старости лет. €звестно одно, что генерал глубоко не уважал жену  свою  во
все времЯ своего с ней сожительства и Язвительно смеЯлсЯ над ней при  всЯком
удобном случае. ќто был странный человек. Џолуобразованный, очень  неглупый,
он решительно презирал всех и каждого, не имел никаких правил,  смеЯлсЯ  над
всем и над всеми и к старости, от  болезней,  бывших  следствием  не  совсем
правильной и праведной жизни, сделалсЯ  зол,  раздражителен  и  безжалостен.
‘лужил он удачно; однако принужден был  по  какому-то  "неприЯтному  случаю"
очень неладно выйти в  отставку,  едва  избегнув  суда  и  лишившись  своего
пенсиона. ќто озлобило его окончательно. Џочти без  всЯких  средств,  владеЯ
сотней разоренных душ, он сложил  руки  и  во  всю  остальную  жизнь,  целые
двенадцать лет, никогда не справлЯлсЯ, чем он живет,  кто  содержит  его;  а
между тем  требовал  жизненных  удобств,  не  ограничивал  расходов,  держал
карету. ‘коро он лишилсЯ употреблениЯ ног и последние десЯть лет просидел  в
покойных креслах, подкачиваемых, когда было нужно, двумЯ саженными  лакеЯми,
которые никогда  ничего  от  него  не  слыхали,  кроме  самых  разнообразных
ругательств. Љарету, лакеев и кресла содержал  непочтительный  сын,  посылаЯ
матери последнее, закладываЯ и перезакладываЯ свое имение, отказываЯ себе  в
необходимейшем, войдЯ в долги, почти неоплатные по тогдашнему его состоЯнию,
и  все-таки  название  эгоиста  и  неблагодарного  сына  осталось  при   нем
неотъемлемо. Ќо дЯдЯ был такого характера, что наконец и сам поверил, что он
эгоист, а потому, в наказание себе и чтоб не  быть  эгоистом,  все  более  и
более присылал денег. ѓенеральша благоговела перед своим мужем. ‚прочем,  ей
всего более нравилось то, что он генерал, а она по нем -генеральша.
     ‚ доме у ней была своЯ половина, где все времЯ полусуществованиЯ своего
мужа она процветала в обществе приживалок, городских вестовщиц и фиделек.  ‚
своем городке она была важным  лицом.  ‘плетни,  приглашениЯ  в  крестные  и
посаженые матери, копеечный преферанс и всеобщее уважение за ее генеральство
вполне вознаграждали ее за домашнее  стеснение.  Љ  ней  ЯвлЯлись  городские
сороки с отчетами; ей  всегда  и  везде  было  первое  место,-  словом,  она
извлекла из своего генеральства все, что могла извлечь. ѓенерал во  все  это
не вмешивалсЯ; но зато при людЯх он смеЯлсЯ над женою бессовестно,  задавал,
например, себе такие вопросы: зачем он женилсЯ на  "такой  просвирне"?  -  и
никто не смел ему противоречить. Њало-помалу его оставили  все  знакомые;  а
между тем общество было  ему  необходимо:  он  любил  поболтать,  поспорить,
любил, чтоб перед ним всегда сидел слушатель. Ћн был  вольнодумец  и  атеист
старого покроЯ, а потому любил потрактовать и о высоких материЯх.
     Ќо слушатели городка N* не жаловали высоких материй и  становились  все
реже и  реже.  Џробовали  было  завести  домашний  вист-преферанс;  но  игра
кончалась обыкновенно длЯ генерала такими припадками, что  генеральша  и  ее
приживалки в ужасе ставили свечки, служили молебны, гадали  на  бобах  и  на
картах, раздавали калачи в остроге  и  с  трепетом  ожидали  послеобеденного
часа, когда опЯть  приходилось  составлЯть  партию  длЯ  виста-преферанса  и
принимать за каждую ошибку крики, визги, ругательства и чуть-чуть не  побои.
ѓенерал, когда что ему не нравилось, ни перед кем не стеснЯлсЯ:  визжал  как
баба, ругалсЯ как кучер, а иногда, разорвав и  разбросав  по  полу  карты  и
прогнав от себЯ своих партнеров, даже плакал с досады и злости, и  не  более
как из-за какого-нибудь валета, которого сбросили вместо  девЯтки.  Ќаконец,
по слабости зрениЯ,  ему  понадобилсЯ  чтец.  ’ут-то  и  ЯвилсЯ  ”ома  ”омич
Ћпискин.
     Џризнаюсь, Я с некоторою торжественностью возвещаю об этом новом  лице.
Ћно, бесспорно, одно из главнейших лиц моего рассказа. Ќасколько  оно  имеет
право на внимание читателЯ - объЯснЯть не стану: такой  вопрос  приличнее  и
возможнее разрешить самому читателю.
     џвилсЯ ”ома ”омич к генералу Љрахоткину как приживальщик из хлеба -  ни
более, ни менее.  Ћткуда  он  взЯлсЯ  -  покрыто  мраком  неизвестности.  џ,
впрочем, нарочно делал справки и кое-что  узнал  о  прежних  обстоЯтельствах
этого достопримечательного человека. ѓоворили, во-первых, что он когда-то  и
где-то служил, где-то пострадал и уж, разумеетсЯ, "за правду". ѓоворили еще,
что когда-то он занималсЯ в Њоскве литературою. Њудреного  нет;  грЯзное  же
невежество ”омы ”омича, конечно, не могло служить помехою  его  литературной
карьере. Ќо достоверно известно только то, что ему ничего не удалось и  что,
наконец, он принужден был поступить к генералу в качестве чтеца и  мученика.
Ќе было унижениЯ, которого бы он не перенес из-за куска генеральского хлеба.
Џравда,  впоследствии,  по  смерти  генерала,  когда  сам  ”ома   совершенно
неожиданно сделалсЯ вдруг важным и чрезвычайным лицом, он не раз уверЯл  нас
всех, что, согласЯсь быть шутом, он великодушно  пожертвовал  собою  дружбе;
что генерал был его благодетель; что это был человек великий,  непонЯтный  и
что одному ему, ”оме, доверЯл  он  сокровеннейшие  тайны  души  своей;  что,
наконец, если он, ”ома, и изображал собою, по  генеральскому  востребованию,
различных зверей и иные живые  картины,  то  единственно,  чтоб  развлечь  и
развеселить  удрученного  болезнЯми  страдальца  и  друга.  Ќо  уверениЯ   и
толкованиЯ ”омы ”омича в этом случае подвергаютсЯ большому сомнению; а между
тем тот же ”ома ”омич, еще будучи шутом, разыгрывал совершенно  другую  роль
на дамской  половине  генеральского  дома.  Љак  он  это  устроил  -  трудно
представить  неспециалисту  в  подобных  делах.  ѓенеральша  питала  к  нему
какое-то мистическое уважение,- за что? неизвестно.  Њало-помалу  он  достиг
над всей женской половиной генеральского дома удивительного влиЯниЯ, отчасти
похожего на влиЯниЯ различных €ван-џковличей  и  тому  подобных  мудрецов  и
прорицателей, посещаемых в сумасшедших домах иными барынЯми, из любительниц.
Ћн читал вслух душеспасительные книги, толковал с красноречивыми  слезами  о
разных христианских добродетелЯх; рассказывал свою жизнь и подвиги; ходил  к
обедне и даже к заутрене, отчасти предсказывал будущее; особенно хорошо умел
толковать сны и мастерски осуждал ближнего. ѓенерал догадывалсЯ о  том,  что
происходит  в  задних   комнатах,   и   еще   беспощаднее   тиранил   своего
приживальщика. Ќо мученичество ”омы доставлЯло ему еще  большее  уважение  в
глазах генеральши и всех ее домочадцев.
     Ќаконец все  переменилось.  ѓенерал  умер.  ‘мерть  его  была  довольно
оригинальнаЯ.  Ѓывший  вольнодумец,  атеист  струсил  до  невероЯтности.  Ћн
плакал, каЯлсЯ, подымал  образа',  призывал  свЯщенников.  ‘лужили  молебны,
соборовали. ЃеднЯк кричал, что не хочет умирать, и даже  со  слезами  просил
прощениЯ  у  ”омы  ”омича.  Џоследнее  обстоЯтельство  придало  ”оме  ”омичу
впоследствии  необыкновенного   форсу.   ‚прочем,   перед   самой   разлукой
генеральской души с генеральским телом  случилось  вот  какое  происшествие.
„очь  генеральши  от  первого  брака,  тетушка  моЯ,  ЏрасковьЯ   €льинична,
засидевшаЯсЯ в девках и проживавшаЯ постоЯнно в генеральском доме, - одна из
любимейших жертв генерала и необходимаЯ ему во все времЯ  его  десЯтилетнего
безножиЯ длЯ беспрерывных услуг, умевшаЯ одна угодить ему своею  простоватою
и безответною кротостью, - подошла к его постели, проливаЯ горькие слезы,  и
хотела  было  поправить  подушку  под  головою  страдальца;   но   страдалец
успел-таки схватить ее за волосы и три раза дернуть их, чуть  не  пенЯсь  от
злости. Њинут через десЯть он умер. „али знать полковнику, хотЯ генеральша и
объЯвила, что не хочет видеть его, что скорее умрет, чем пустит его  к  себе
на глаза в такую минуту. Џохороны были великолепные -  разумеетсЯ,  на  счет
непочтительного сына, которого не хотели пускать на глаза.
     ‚ разоренном селе ЉнЯзевке,  принадлежащем  нескольким  помещикам  и  в
котором у генерала была  своЯ  сотнЯ  душ,  существует  мавзолей  из  белого
мрамора, испещренный хвалебными надписЯми уму, талантам, благородству  души,
орденам и генеральству усопшего. ”ома ”омич сильно участвовал в  составлении
этих надписей. „олго ломалась генеральша, отказываЯ в  прощении  непокорному
сыну. Ћна говорила, рыдаЯ и взвизгиваЯ, окруженнаЯ толпой своих приживалок и
мосек, что скорее будет есть сухой хлеб  и,  уж  разумеетсЯ,  "запивать  его
своими слезами", что скорее пойдет с палочкой выпрашивать себе подаЯние  под
окнами,  чем  склонитсЯ  на  просьбу  "непокорного"  переехать  к   нему   в
‘тепанчиково, и что нога ее никогда-никогда не  будет  в  доме  его!  ‚ообще
слово нога, употребленное  в  этом  смысле,  произноситсЯ  с  необыкновенным
эффектом иными барынЯми.  ѓенеральша  мастерски,  художественно  произносила
его... ‘ловом, красноречиЯ было истрачено  в  невероЯтном  количестве.  Ќадо
заметить, что во времЯ самых этих взвизгиваний уже  помаленьку  укладывались
длЯ переезда в ‘тепанчиково. Џолковник заморил  всех  своих  лошадей,  делаЯ
почти каждодневно по сороку верст из ‘тепанчикова в город,  и  только  через
две недели после  похорон  генерала  получил  позволение  ЯвитьсЯ  на  глаза
оскорбленной родительницы. ”ома ”омич был употреблен длЯ переговоров. ‚о все
эти  две  недели  он  укорЯл  и  стыдил  непокорного   "бесчеловечным"   его
поведением, довел его до искренних  слез,  почти  до  отчаЯниЯ.  ‘  этого-то
времени и начинаетсЯ все непостижимое и  бесчеловечно-деспотическое  влиЯние
”омы ”омича на моего бедного дЯдю. ”ома догадалсЯ, какой перед ним  человек,
и тотчас же почувствовал, что прошла его роль шута и что на безлюдье и  ”ома
может быть дворЯнином. ‡ато и наверстал же он свое.
     - Љаково же будет вам, - говорил ”ома, - если  собственнаЯ  ваша  мать,
так сказать, виновница дней ваших,  возьмет  палочку  и,  опираЯсь  на  нее,
дрожащими и иссохшими от голода руками начнет в самом деле испрашивать  себе
подаЯниЯ? Ќе чудовищно ли это, во-первых, при ее  генеральском  значении,  а
во-вторых, при ее добродетелЯх? Љаково вам будет,  если  она  вдруг  придет,
разумеетсЯ, ошибкой - но ведь это может случитьсЯ  -  под  ваши  же  окна  и
протЯнет руку свою, тогда как вы, родной сын ее, может  быть,  в  эту  самую
минуту утопаете где-нибудь в пуховой  перине  и...  ну,  вообще  в  роскоши!
“жасно, ужасно! но всего ужаснее то - позвольте это вам сказать  откровенно,
полковник, - всего ужаснее  то,  что  вы  стоите  теперь  передо  мною,  как
бесчувственный столб, разинЯ рот и  хлопаЯ  глазами,  что  даже  неприлично,
тогда как при одном предположении подобного случаЯ вы бы должны были вырвать
с корнем волосы из головы своей и испустить ручьи...  что  Я  говорю!  реки,
озера, морЯ, океаны слез!..
     ‘ловом,  ”ома,  от  излишнего  жара,  зарапортовалсЯ.  Ќо   таков   был
всегдашний исход его красноречиЯ. ђазумеетсЯ, кончилось тем, что генеральша,
вместе с своими приживалками, собачонками,  с  ”омой  ”омичом  и  с  девицей
Џерепелицыной,  своей  главной  наперсницей,  осчастливила   наконец   своим
прибытием ‘тепанчиково. Ћна говорила, что  только  попробует  жить  у  сына,
покамест  только  испытает  его  почтительность.  Њожно   представить   себе
положение полковника, покамест испытывали  его  почтительность!  ‘начала,  в
качестве недавней вдовы, генеральша считала своею обЯзанностью в неделю раза
два или три впадать  в  отчаЯние  при  воспоминании  о  своем  безвозвратном
генерале; причем,  неизвестно  за  что,  аккуратно  каждый  раз  доставалось
полковнику. €ногда, особенно при чьих-нибудь  посещениЯх,  подозвав  к  себе
своего внука, маленького €люшу, и пЯтнадцатилетнюю  ‘ашеньку,  внучку  свою,
генеральша сажала их подле  себЯ,  долго-долго  смотрела  на  них  грустным,
страдальческим взглЯдом, как на детей, погибших у  такого  отца,  глубоко  и
тЯжело вздыхала и наконец заливалась безмолвными  таинственными  слезами  по
крайней мере на целый час. ѓоре полковнику, если  он  не  умел  понЯть  этих
слез! Ђ он, бедный, почти никогда не умел  их  понЯть  и  почти  всегда,  по
наивности своей, подвертывалсЯ, как нарочно,  в  такие  слезливые  минуты  и
волей-неволей попадал на экзамен. Ќо почтительность его  не  уменьшалась  и,
наконец, дошла до последних пределов.  ‘ловом,  оба,  и  генеральша  и  ”ома
”омич, почувствовали вполне, что прошла гроза, гремевшаЯ  над  ними  столько
лет от лица генерала Љрахоткина, - прошла и никогда  не  воротитсЯ.  Ѓывало,
генеральша вдруг, ни с того ни  с  сего,  покатитсЯ  на  диване  в  обморок.
ЏодыметсЯ беготнЯ, суетнЯ. Џолковник уничтожитсЯ и дрожит как осиновый лист.
     - †естокий сын! - кричит генеральша,  очнувшись,  -  ты  растерзал  мои
внутренности... mes entrailles, mes entrailles!
     - „а чем же, маменька, Я растерзал ваши внутренности? - робко возражает
полковник.
     - ђастерзал! растерзал! Ћн еще и  оправдываетсЯ!  Ћн  грубит!  †естокий
сын! умираю!..
     Џолковник, разумеетсЯ, уничтожен.
     Ќо как-то так случалось, что генеральша всегда  оживала.  —рез  полчаса
полковник толкует кому-нибудь, взЯв его за пуговицу:
     - Ќу, да ведь она, братец, grande dame, генеральша! добрейшаЯ старушка;
но, знаешь, привыкла ко всему эдакому утонченному... не чета  мне,  вахлаку!
’еперь на менЯ сердитсЯ. Ћно конечно, Я виноват. џ, братец, еще не знаю, чем
Я именно провинилсЯ, но уж, конечно, Я виноват...
     ‘лучалось, что девица Џерепелицына, перезрелое и шипЯщее на  весь  свет
создание, безброваЯ,  в  накладке,  с  маленькими  плотоЯдными  глазками,  с
тоненькими, как ниточка, губами и с руками, вымытыми  в  огуречном  рассоле,
считала своею обЯзанностью прочесть наставление полковнику:
     - ќто оттого, что вы непочтительны-с. ќто  оттого,  что  вы  эгоисты-с,
оттого  вы  и  оскорблЯете  маменьку-с;  они  к  этому  не  привыкли-с.  Ћни
генеральши-с, а вы еще только полковники-с.
     -  ќто,  брат,  девица  Џерепелицына,  -  замечает   полковник   своему
слушателю, - превосходнейшаЯ девица, горой стоит за маменьку! ђедкаЯ девица!
’ы не думай, что она приживалка какаЯ-нибудь; она, брат, сама подполковничьЯ
дочь. ‚от оно как!
     Ќо, разумеетсЯ, это были еще только цветки.  ’а  же  самаЯ  генеральша,
котораЯ  умела  выкидывать  такие  разнообразные  фокусы,  в  свою   очередь
трепетала как мышка перед прежним своим приживальщиком. ”ома ”омич заворожил
ее окончательно. Ћна не надышала на него, слышала его  ушами,  смотрела  его
глазами. Ћдин из моих троюродных братьев, тоже отставной гусар, человек  еще
молодой, но замотавшийсЯ до невероЯтной степени и проживавший одно  времЯ  у
дЯди, прЯмо и просто  объЯвил  мне,  что,  по  его  глубочайшему  убеждению,
генеральша находилась в непозволительной свЯзи с ”омой ”омичом.  ђазумеетсЯ,
Я тогда же с негодованием отверг это предположение, как уж слишком грубое  и
простодушное. Ќет, тут было другое, и это другое Я никак не  могу  объЯснить
иначе, как предварительно объЯснив читателю характер ”омы ”омича так, как  Я
сам его понЯл впоследствии.
     Џредставьте же себе человечка, самого ничтожного,  самого  малодушного,
выкидыша из общества, никому не нужного, совершенно бесполезного, совершенно
гаденького, но необъЯтно самолюбивого и вдобавок  не  одаренного  решительно
ничем,  чем  бы  мог  он  хоть  сколько-нибудь  оправдать  свое   болезненно
раздраженное самолюбие. Џредупреждаю заранее: ”ома ”омич есть  олицетворение
самолюбиЯ самого  безграничного,  но  вместе  с  тем  самолюбиЯ  особенного,
именно: случающегосЯ при самом полном ничтожестве, и, как обыкновенно бывает
в таком  случае,  самолюбиЯ  оскорбленного,  подавленного  тЯжкими  прежними
неудачами, загноившегосЯ давно-давно и с  тех  пор  выдавливающего  из  себЯ
зависть и Яд при каждой встрече, при каждой чужой удаче. Ќечего и  говорить,
что все это приправлено самою безобразною  обидчивостью,  самою  сумасшедшею
мнительностью. Њожет быть, спросЯт:  откуда  беретсЯ  такое  самолюбие?  как
зарождаетсЯ оно,  при  таком  полном  ничтожестве,  в  таких  жалких  людЯх,
которые, уже по социальному положению своему, обЯзаны знать свое место?  Љак
отвечать на этот вопрос? Љто знает, может быть, есть и исключениЯ, к которым
и принадлежит мой герой. Ћн и действительно есть исключение из правила,  что
и объЯснитсЯ впоследствии. Ћднако ж позвольте спросить: уверены ли  вы,  что
те, которые уже совершенно смирились и считают себе за честь  и  за  счастье
быть вашими шутами, приживальщиками и прихлебателЯми,- уверены  ли  вы,  что
они уже совершенно отказались от всЯкого самолюбиЯ? Ђ зависть, а сплетни,  а
Ябедничество, а доносы, а таинственные шипениЯ в  задних  углах  у  вас  же,
где-нибудь под боком, за  вашим  же  столом?..  Љто  знает,  может  быть,  в
некоторых из этих униженных судьбою  скитальцев,  ваших  шутов  и  юродивых,
самолюбие не только не проходит от унижениЯ, но даже еще  более  распалЯетсЯ
именно  от  этого  же  самого  унижениЯ,  от  юродства   и   шутовства,   от
прихлебательства и вечно вынуждаемой подчиненности и безличности. Љто знает,
может  быть,  это  безобразно  вырастающее  самолюбие  есть  только  ложное,
первоначально извращенное чувство собственного достоинства, оскорбленного  в
первый раз еще, может, в детстве  гнетом,  бедностью,  грЯзью,  оплеванного,
может быть, еще в лице родителей будущего скитальца, на его же глазах? Ќо  Я
сказал, что ”ома ”омич есть к тому же и исключение из общего правила. ќто  и
правда. Ћн был когда-то литератором и был огорчен и не признан; а литература
способна загубить и не одного ”ому ”омича  -  разумеетсЯ,  непризнаннаЯ.  Ќе
знаю, но надо полагать, что ”оме ”омичу не удалось еще и прежде  литературы;
может быть, и на других  карьерах  он  получал  одни  только  щелчки  вместо
жалованиЯ или что-нибудь еще того хуже. ќто мне, впрочем, неизвестно;  но  Я
впоследствии справлЯлсЯ и наверно  знаю,  что  ”ома  действительно  сотворил
когда-то в Њоскве романчик, весьма похожий на те, которые стрЯпались  там  в
тридцатых годах ежегодно десЯтками, вроде различных  "Ћсвобождений  Њосквы",
"Ђтаманов Ѓурь", "‘ыновей любви, или русских в 1104-м году" и проч. и проч.,
романов, доставлЯвших в  свое  времЯ  приЯтную  пищу  длЯ  остроумиЯ  барона
Ѓрамбеуса. ќто было, конечно, давно; но змеЯ литературного  самолюбиЯ  жалит
иногда глубоко и неизлечимо, особенно людей  ничтожных  и  глуповатых.  ”ома
”омич был огорчен с первого  литературного  шага  и  тогда  же  окончательно
примкнул к той огромной фаланге огорченных, из  которой  выходЯт  потом  все
юродивые, все скитальцы и странники. ‘ того же времени, Я думаю, и развилась
в нем эта уродливаЯ хвастливость, эта жажда похвал и отличий,  поклонений  и
удивлений. Ћн и в шутах составил себе кучку благоговевших перед ним идиотов.
’олько чтоб где-нибудь, как-нибудь первенствовать, прорицать,  поковеркатьсЯ
и похвастатьсЯ - вот была главнаЯ потребность его! …го не хвалили -  так  он
сам себЯ начал хвалить. џ сам слышал слова ”омы в доме дЯди, в ‘тепанчикове,
когда уже он стал там полным владыкою и  прорицателем.  "Ќе  жилец  Я  между
вами, - говаривал он иногда с какою-то таинственною важностью, - не жилец  Я
здесь! Џосмотрю, устрою вас всех, покажу, научу и тогда прощайте: в  Њоскву,
издавать журнал! ’ридцать  тысЯч  человек  будут  сбиратьсЯ  на  мои  лекции
ежемесЯчно. ѓрЯнет наконец мое имЯ, и тогда - горе врагам моим!"  Ќо  гений,
покамест еще собиралсЯ прославитьсЯ, требовал  награды  немедленной.  ‚ообще
приЯтно получать плату вперед, а в этом случае особенно. џ знаю, он серьезно
уверил дЯдю,  что  ему,  ”оме,  предстоит  величайший  подвиг,  подвиг,  длЯ
которого он и на свет призван и к совершению которого понуждает его какой-то
человек с крыльЯми, ЯвлЯющийсЯ ему по ночам, или что-то вроде того.  €менно:
написать одно глубокомысленнейшее  сочинение  в  душеспасительном  роде,  от
которого произойдет всеобщее землетрЯсение и затрещит всЯ  ђоссиЯ.  €  когда
уже затрещит всЯ ђоссиЯ, то он, ”ома, пренебрегаЯ славой, пойдет в монастырь
и будет молитьсЯ день и ночь в киевских пещерах  о  счастии  отечества.  ‚се
это, разумеетсЯ, обольстило дЯдю.
     ’еперь представьте же себе, что может сделатьсЯ из ”омы, во  всю  жизнь
угнетенного и забитого и даже, может быть, и в самом деле битого,  из  ”омы,
втайне сластолюбивого и самолюбивого, из ”омы - огорченного  литератора,  из
”омы - шута из насущного хлеба, из ”омы в  душе  деспота,  несмотрЯ  на  все
предыдущее ничтожество и бессилие, из ”омы-хвастуна, а при удаче нахала,  из
этого ”омы, вдруг попавшего в честь и в славу, возлелеЯнного и  захваленного
благодарЯ  идиотке-покровительнице  и  обольщенному,   на   все   согласному
покровителю, в дом которого он попал наконец после долгих странствований?  Ћ
характере дЯди Я, конечно, обЯзан объЯснить подробнее: без этого непонЯтен и
успех ”омы ”омича. Ќо покамест скажу, что с ”омой именно сбылась  пословица:
посади за стол, он и ноги на стол. Ќаверстал-таки он свое прошедшее!  ЌизкаЯ
душа, выйдЯ из-под гнета, сама гнетет. ”ому угнетали - и он тотчас же ощутил
потребность сам угнетать; над ним ломались -  и  он  сам  стал  над  другими
ломатьсЯ. Ћн был шутом и тотчас же ощутил потребность завести и своих шутов.
•васталсЯ он до  нелепости,  ломалсЯ  до  невозможности,  требовал  птичьего
молока, тиранствовал без меры, и дошло до того, что добрые люди, еще не  быв
свидетелЯми всех этих проделок, а слушаЯ только россказни, считали  все  это
за чудо, за наваждение, крестились и отплевывались.
     џ  говорил  о  дЯде.  Ѓез  объЯснениЯ  этого  замечательного  характера
(повторЯю это), конечно, непонЯтно такое  наглое  воцарение  ”омы  ”омича  в
чужом доме; непонЯтна эта метаморфоза из  шута  в  великого  человека.  Њало
того,  что  дЯдЯ  был  добр  до  крайности  -  это  был  человек  утонченной
деликатности,  несмотрЯ  на   несколько   грубую   наружность,   высочайшего
благородства,  мужества  испытанного.  џ  смело  говорю  "мужества":  он  не
остановилсЯ бы перед обЯзанностью, перед долгом и в этом случае не  побоЯлсЯ
бы никаких преград. „ушою он был чист как  ребенок.  ќто  был  действительно
ребенок  в  сорок  лет,  экспансивный  в  высшей  степени,  всегда  веселый,
предполагавший всех людей ангелами, обвинЯвший себЯ в  чужих  недостатках  и
преувеличивавший добрые качества других до крайности, даже предполагавший их
там, где их  и  быть  не  могло.  ќто  был  один  из  тех  благороднейших  и
целомудренных сердцем людей, которые даже  стыдЯтсЯ  предположить  в  другом
человеке дурное,  торопливо  нарЯжают  своих  ближних  во  все  добродетели,
радуютсЯ чужому успеху, живут, таким образом, постоЯнно в идеальном мире,  а
при неудачах прежде всех обвинЯют самих  себЯ.  †ертвовать  собою  интересам
других - их призвание. €ной бы назвал его и малодушным, и бесхарактерным,  и
слабым. Љонечно, он был слаб и даже уж слишком мЯгок характером,  но  не  от
недостатка твердости, а из боЯзни оскорбить, поступить жестоко, из излишнего
уважениЯ к другим и к человеку вообще. ‚прочем, бесхарактерен и малодушен он
был единственно, когда дело шло  о  его  собственных  выгодах,  которыми  он
пренебрегал в высочайшей степени, за что всю жизнь подвергалсЯ насмешкам,  и
даже нередко от тех, длЯ  которых  жертвовал  этими  выгодами.  ‚прочем,  он
никогда не верил, чтоб у него были враги; они, однако ж, у него  бывали,  но
он их как-то не замечал. уму и крику в доме он боЯлсЯ как огнЯ и тотчас  же
всем уступал и  всему  подчинЯлсЯ.  “ступал  он  из  какого-то  застенчивого
добродушиЯ, из какой-то стыдливой деликатности, "чтоб уже так",  говорил  он
скороговоркою, отдалЯЯ  от  себЯ  все  посторонние  упреки  в  потворстве  и
слабости - "чтоб уж так ... чтоб уж все были довольны и счастливы!" Ќечего и
говорить, что он готов был подчинитьсЯ всЯкому  благородному  влиЯнию.  Њало
того, ловкий подлец мог совершенно им овладеть  и  даже  сманить  на  дурное
дело,  разумеетсЯ,  замаскировав  это  дурное  дело  в   благородное.   „ЯдЯ
чрезвычайно легко вверЯлсЯ другим и в этом случае был далеко не без  ошибок.
Љогда  же,  после  многих  страданий,  он  решалсЯ  наконец  уверитьсЯ,  что
обманувший его человек бесчестен, то прежде всех обвинЯл себЯ, а  нередко  и
одного себЯ. Џредставьте же себе теперь вдруг воцарившуюсЯ в его тихом  доме
капризную, выживавшую из ума  идиотку  неразлучно  с  другим  идиотом  -  ее
идолом, боЯвшуюсЯ и ощутившую даже  потребность  вознаградить  себЯ  за  все
прошлое, - идиотку, перед которой дЯдЯ считал своею обЯзанностью благоговеть
уже потому только, что она была мать его.  Ќачали  с  того,  что  тотчас  же
доказали дЯде, что он груб, нетерпелив, невежествен  и,  главное,  эгоист  в
высочайшей степени. ‡амечательно то, что идиотка-старуха сама  верила  тому,
что она проповедовала. „а Я думаю, и  ”ома  ”омич  также,  по  крайней  мере
отчасти. “бедили дЯдю и в том,  что  ”ома  ниспослан  ему  самим  богом  длЯ
спасениЯ души его и длЯ усмирениЯ его необузданных страстей,  что  он  горд,
тщеславитсЯ своим богатством и способен попрекнуть ”ому ”омича куском хлеба.
Ѓедный дЯдЯ очень скоро уверовал в глубину своего падениЯ, готов  был  рвать
на себе волосы, просить прощениЯ...
     - џ, братец, сам виноват, - говорит он, бывало,  кому-нибудь  из  своих
собеседников, - во всем виноват! ‚двое надо  быть  деликатнее  с  человеком,
которого одолжаешь... то есть... что Я!  какое  одолжаешь!..  опЯть  соврал!
вовсе не одолжаешь; он менЯ, напротив, одолжает тем, что живет у менЯ, а  не
Я его! Ќу, а Я попрекнул его куском хлеба!.. то есть Я вовсе  не  попрекнул,
но, видно, так, что-нибудь  с  Языка  сорвалось  -  у  менЯ  часто  с  Языка
срываетсЯ... Ќу, и, наконец, человек страдал,  делал  подвиги;  десЯть  лет,
несмотрЯ ни на какие  оскорблениЯ,  ухаживал  за  больным  другом:  все  это
требует награды! ну, наконец, и наука... писатель! образованнейший  человек!
благороднейшее лицо - словом...
     Ћбраз ”омы,  образованного  и  несчастного,  в  шутах  у  капризного  и
жестокого  барина,   надрывал   благородное   сердце   дЯди   сожалением   и
негодованием. ‚се странности ”омы, все неблагородные его выходки дЯдЯ тотчас
же приписывал его прежним страданиЯм, его  унижению,  его  озлоблению...  он
тотчас же решил в нежной и благородной душе своей, что с страдальца нельзЯ и
спрашивать как с обыкновенного человека; что не только надо прощать ему, но,
сверх того, надо кротостью уврачевать его раны, восстановить его,  примирить
его с человечеством. ‡адав себе эту цель, он воспламенилсЯ  до  крайности  и
уже совсем потерЯл способность хоть какую-нибудь заметить,  что  новый  друг
его - сластолюбиваЯ, капризнаЯ тварь, эгоист, лентЯй,  лежебок  -  и  больше
ничего. ‚ ученость же и в гениальность ”омы он верил беззаветно. џ  и  забыл
сказать, что перед словом "наука" или  "литература"  дЯдЯ  благоговел  самым
наивным и бескорыстнейшим образом, хотЯ сам никогда и ничему не училсЯ.
     ќто была одна из его капитальных и невиннейших странностей.
     - ‘очинение пишет! - говорит он, бывало, ходЯ на цыпочках  еще  за  две
комнаты до кабинета ”омы ”омича. - Ќе знаю, что именно,  -  прибавлЯл  он  с
гордым и таинственным видом, - но уж, верно, брат, такаЯ бурда... то есть  в
благородном смысле бурда. „лЯ кого Ясно, а длЯ  нас,  брат,  с  тобой  такаЯ
кувырколегиЯ, что... ЉажетсЯ, о производительных силах каких-то пишет -  сам
говорил. ќто, верно, что-нибудь из политики. „а, грЯнет и его имЯ!  ’огда  и
мы с тобой через него прославимсЯ. Ћн, брат, мне это сам говорил...
     Њне положительно известно, что дЯдЯ, по приказанию ”омы, принужден  был
сбрить свои прекрасные,  темно-русые  бакенбарды.  ’ому  показалось,  что  с
бакенбардами дЯдЯ похож на француза  и  что  поэтому  в  нем  мало  любви  к
отечеству. Њало-помалу ”ома стал вмешиватьсЯ в управление имением  и  давать
мудрые советы. ќти мудрые советы были ужасны. ЉрестьЯне скоро понЯли, в  чем
дело  и  кто  настоЯщий  господин,  и  сильно  почесывали  затылки.  џ   сам
впоследствии слышал один разговор ”омы ”омича с крестьЯнами: этот  разговор,
признаюсь, Я подслушал. ”ома еще прежде  объЯвил,  что  любит  поговорить  с
умным русским мужичком. € вот раз он зашел на гумно; поговорив с мужичками о
хозЯйстве, хотЯ сам не умел отличить овса от пшеницы,  сладко  потолковав  о
свЯщенных  обЯзанностЯх   крестьЯнина   к   господину,   коснувшись   слегка
электричества и разделениЯ труда, в чем, разумеетсЯ, не понимал ни  строчки,
растолковав своим слушателЯм, каким образом землЯ  ходит  около  солнца,  и,
наконец,  совершенно  умилившись  душой  от  собственного  красноречиЯ,   он
заговорил о министрах. џ это понЯл. ‚едь рассказывал же  Џушкин  про  одного
папеньку,  который  внушал  своему  четырехлетнему  сынишке,  что  он,   его
папенька, "такой хлЯблий, что папеньку любит государь"... ‚едь  нуждалсЯ  же
этот папенька в четырехлетнем слушателе? ЉрестьЯне же  всегда  слушали  ”ому
”омича с подобострастием.
     - Ђ што, батюшка, много ль ты царского-то жалованьЯ получал? -  спросил
его вдруг один седенький старичок. Ђрхип  Љороткий  по  прозвищу,  из  толпы
других мужичков,  с  очевидным  намерением  подольститьсЯ;  но  ”оме  ”омичу
показалсЯ этот вопрос фамильЯрным, а он терпеть не мог фамильЯрности.
     - Ђ тебе какое дело, пехтерь? - отвечал он, с  презрением  поглЯдев  на
бедного мужичонка. - —то ты мне моську-то свою выставил:  плюнуть  мне,  что
ли, в нее?
     ”ома ”омич всегда разговаривал в таком тоне с "умным русским мужичком".
     - Ћтец ты наш... - подхватил другой мужичок, -  ведь  мы  люди  темные.
Њожет, ты  майор,  аль  полковник,  аль  само  ваше  сиЯтельство,  -  как  и
величать-то тебЯ не ведаем.
     - Џехтерь! - повторил ”ома  ”омич,  однако  ж  смЯгчилсЯ.  -  †алованье
жалованью рознь, посконнаЯ ты голова!  „ругой  и  в  генеральском  чине,  да
ничего не получает, - значит, не за что: пользы царю не приносит.  Ђ  Я  вот
двадцать тысЯч получал, когда у министра служил, да и тех не брал, потому  Я
из чести служил, свой был достаток.  џ  жалованье  свое  на  государственное
просвещение да на погорелых жителей Љазани пожертвовал.
     - ‚ишь  ты!  ’ак  это  ты  Љазань-то  обстроил,  батюшка?  -  продолжал
удивленный мужик.
     Њужики вообще дивились на ”ому ”омича.
     - Ќу да, и моЯ там есть долЯ, - отвечал ”ома, как бы нехотЯ, как  будто
сам на себЯ досадуЯ, что удостоил такого человека таким разговором.
     ‘ дЯдей разговоры были другого рода.
     - Џрежде кто вы  были?  -  говорит,  например,  ”ома,  развалЯсь  после
сытного обеда в покойном кресле, причем слуга, стоЯ за креслом,  должен  был
отмахивать от него свежей липовой веткой мух. - Ќа кого похожи  вы  были  до
менЯ? Ђ теперь Я заронил в вас искру  небесного  огнЯ  или  нет?  Ћтвечайте:
заронил Я в вас искру иль нет?
     ”ома ”омич, по правде, и сам не знал, зачем  сделал  такой  вопрос.  Ќо
молчание и смущение дЯди тотчас же его раззадорили. Ћн, прежде терпеливый  и
забитый, теперь  вспыхивал  как  порох  при  каждом  малейшем  противоречии.
Њолчание дЯди показалось ему обидным, и он уже теперь настаивал на ответе.
     - Ћтвечайте же: горит в вас искра или нет?
     „ЯдЯ мнетсЯ, жметсЯ и не знает, что предпринЯть.
     - Џозвольте вам заметить, что Я жду, - замечает ”ома обидчивым голосом.
     - Mais repondez donc,  …горушка!  -  подхватывает  генеральша,  пожимаЯ
плечами.
     - џ спрашиваю: горит ли в вас  эта  искра  иль  нет?  -  снисходительно
повторЯет ”ома, взЯв конфетку из бонбоньерки, котораЯ всегда ставитсЯ  перед
ним на столе. ќто уж распорЯжение генеральши.
     - …й-богу, не знаю, ”ома,  -  отвечает  наконец  дЯдЯ  с  отчаЯнием  во
взорах, - должно быть, что-нибудь есть в этом роде... Џраво, ты уж лучше  не
спрашивай, а то Я совру что-нибудь...
     - •орошо! ’ак, по-вашему, Я так ничтожен, что даже не стою ответа, - вы
это хотели сказать? Ќу, пусть будет так; пусть Я буду ничто.
     - „а нет же, ”ома, бог с тобой! Ќу когда Я это хотел сказать?
     - Ќет, вы именно это хотели сказать.
     - „а клЯнусь же, что нет!
     - •орошо! пусть буду Я лгун! пусть  Я,  по  вашему  обвинению,  нарочно
изыскиваю предлога к ссоре; пусть ко всем оскорблениЯм присоединитсЯ и это -
Я все перенесу...
     - Mais, mon fils... - вскрикивает испуганнаЯ генеральша.
     - ”ома ”омич! маменька! - восклицает дЯдЯ в отчаЯнии, - ей-богу  же,  Я
не виноват! так разве, нечаЯнно, с Языка сорвалось!.. ’ы не смотри на  менЯ,
”ома: Я ведь  глуп  -  сам  чувствую,  что  глуп;  сам  слышу  в  себе,  что
нескладно... ‡наю, ”ома, все знаю! ты уж и не говори! - продолжает он, махаЯ
рукой. - ‘орок лет прожил и до сих пор, до самой той поры, как  тебЯ  узнал,
все думал про себЯ, что человек... ну и все там, как следует. Ђ  ведь  и  не
замечал до сих пор, что грешен как козел, эгоист первой руки и  наделал  зла
такую кучу, что диво, как еще землЯ держит!
     - „а, вы-таки эгоист! - замечает удовлетворенный ”ома ”омич.
     - „а уж Я и сам понимаю теперь, что эгоист! Ќет,  шабаш!  исправлюсь  и
буду добрее!
     - „ай-то бог! - заключает ”ома ”омич, благочестиво вздыхаЯ и  подымаЯсь
с кресла, чтоб отойти к послеобеденному сну. ”ома ”омич всегда почивал после
обеда.
     ‚ заключение этой главы позвольте мне сказать собственно о моих  личных
отношениЯх к дЯде и объЯснить, каким образом Я вдруг поставлен был  глаз  на
глаз с ”омой ”омичом и нежданно-негаданно внезапно попал в круговорот  самых
важнейших происшествий из всех, случавшихсЯ  когда-нибудь  в  благословенном
селе ‘тепанчикове. ’аким образом, Я  намерен  заключить  мое  предисловие  и
прЯмо перейти к рассказу.
     ‚ детстве моем, когда Я осиротел и осталсЯ один на свете, дЯдЯ  заменил
мне собой отца, воспитал менЯ на свой счет и, словом, сделал  длЯ  менЯ  то,
что не всегда сделает и родной отец. ‘ первого же днЯ, как он  взЯл  менЯ  к
себе, Я привЯзалсЯ к нему всей душой. Њне было тогда лет  десЯть,  и  помню,
что мы очень скоро  сошлись  и  совершенно  понЯли  друг  друга.  Њы  вместе
спускали кубарь и украли чепчик у одной презлой старой барыни, приходившейсЯ
нам обоим сродни. —епчик Я немедленно привЯзал к  хвосту  бумажного  змеЯ  и
запустил под облака. Њного  лет  спустЯ  Я  ненадолго  свиделсЯ  с  дЯдей  в
Џетербурге, где Я кончал тогда курс моего учениЯ на его счет. ‚ этот  раз  Я
привЯзалсЯ к  нему  со  всем  жаром  юности:  что-то  благородное,  кроткое,
правдивое, веселое и наивное до  последних  пределов  поразило  менЯ  в  его
характере и влекло к нему всЯкого. ‚ыйдЯ из университета,  Я  жил  некоторое
времЯ в Џетербурге,  покамест  ничем  не  занЯтый  и,  как  часто  бывает  с
молокососами, убежденный, что  в  самом  непродолжительном  времени  наделаю
чрезвычайно  много  чего-нибудь  очень  замечательного  и   даже   великого.
Џетербурга мне оставлЯть не  хотелось.  ‘  дЯдей  Я  переписывалсЯ  довольно
редко, и то только когда нуждалсЯ в деньгах, в которых  он  мне  никогда  не
отказывал. Њежду  тем  Я  уж  слышал  от  одного  дворового  человека  дЯди,
приезжавшего по каким-то делам в  Џетербург,  что  у  них,  в  ‘тепанчикове,
происходЯт  удивительные  вещи.  ќти  первые  слухи  менЯ  заинтересовали  и
удивили. џ стал писать к дЯде прилежнее. Ћн отвечал мне всегда как-то  темно
и странно и в каждом письме старалсЯ только заговаривать о науках, ожидаЯ от
менЯ чрезвычайно много впереди по ученой  части  и  гордЯсь  моими  будущими
успехами.  ‚друг,  после  довольно  долгого  молчаниЯ,  Я  получил  от  него
удивительное письмо, совершенно не похожее на все его  прежние  письма.  Ћно
было наполнено такими странными намеками, таким сбродом  противоположностей,
что Я сначала почти ничего и не понЯл. ‚идно было только, что писавший был в
необыкновенной тревоге.  Ћдно  в  этом  письме  было  Ясно:  дЯдЯ  серьезно,
убедительно, почти умолЯЯ менЯ, предлагал мне как можно скорее  женитьсЯ  на
прежней  его  воспитаннице,   дочери   одного   беднейшего   провинциального
чиновника, по фамилии …жевикина, получившей прекрасное образование  в  одном
учебном заведении, в Њоскве, на счет  дЯди,  и  бывшей  теперь  гувернанткой
детей его. Ћн писал, что она несчастна, что Я могу составить ее счастье, что
Я даже сделаю великодушный поступок, обращалсЯ к благородству моего сердца и
обещал  дать  за  нею  приданое.  ‚прочем,  о  приданом  он  говорил  как-то
таинственно, боЯзливо и заключал письмо, умолЯЯ менЯ  сохранить  все  это  в
величайшей тайне. Џисьмо это так поразило менЯ, что, наконец, у менЯ  голова
закружилась. „а и на какого молодого человека, который, как  Я,  только  что
соскочил со сковороды, не  подействовало  бы  такое  предложение,  хотЯ  бы,
например, романтическою  своею  стороною?  Љ  тому  же  Я  слышал,  что  эта
молоденькаЯ гувернантка - прехорошенькаЯ. џ,  однако  ж,  не  знал,  на  что
решитьсЯ,  хотЯ  тотчас  же  написал  дЯде,  что  немедленно  отправлЯюсь  в
‘тепанчиково. „ЯдЯ выслал мне,  при  том  же  письме,  и  денег  на  дорогу.
ЌесмотрЯ на то, Я, в сомнениЯх и даже в тревоге, промедлил в Џетербурге  три
недели. ‚друг случайно встречаю одного прежнего  сослуживца  дЯди,  который,
возвращаЯсь с Љавказа в Џетербург, заезжал по дороге  в