а, что преступник ђаскольников,
в бытность свою в университете, из последних средств помогал  одному  своему
бедному и чахоточному университетскому  товарищу  и  почти  содержал  его  в
продолжение полугода. Љогда же тот умер, ходил за оставшимсЯ в живых  старым
и расслабленным отцом умершего товарища (который содержал  и  кормил  своего
отца своими трудами чуть не с тринадцатилетнего возраста), поместил  наконец
этого старика в больницу, и когда тот тоже  умер,  похоронил  его.  ‚се  эти
сведениЯ  имели  некоторое   благоприЯтное   влиЯние   на   решение   судьбы
ђаскольникова. ‘ама бывшаЯ хозЯйка его, мать умершей невесты  ђаскольникова,
вдова ‡арницына, засвидетельствовала тоже, что, когда они еще жили в  другом
доме, у ЏЯти углов, ђаскольников во времЯ пожара, ночью,  вытащил  из  одной
квартиры, уже загоревшейсЯ, двух маленьких детей, и был  при  этом  обожжен.
ќтот факт был тщательно расследован  и  довольно  хорошо  засвидетельствован
многими свидетелЯми. Ћдним словом, кончилось тем, что  преступник  присужден
был к каторжной работе второго разрЯда, на срок всего только восьми лет,  во
уважение Явки с повинною и некоторых облегчающих вину обстоЯтельств.
     …ще в начале процесса  мать  ђаскольникова  сделалась  больна.  „унЯ  и
ђазумихин нашли возможным  увезти  ее  из  Џетербурга  на  все  времЯ  суда.
ђазумихин выбрал  город  на  железной  дороге  и  в  близком  расстоЯнии  от
Џетербурга,   чтоб   иметь   возможность   регулЯрно   следить   за    всеми
обстоЯтельствами процесса и в то же времЯ как можно чаще видетьсЯ с Ђвдотьей
ђомановной. Ѓолезнь Џульхерии Ђлександровны была какаЯ-то страннаЯ,  нервнаЯ
и сопровождалась чем-то вроде помешательства, если  не  совершенно,  то,  по
крайней мере, отчасти. „унЯ, воротившись с  последнего  свиданиЯ  с  братом,
застала мать уже  совсем  больною,  в  жару  и  в  бреду.  ‚  тот  же  вечер
сговорилась она с ђазумихиным, что именно отвечать матери на ее расспросы  о
брате, и даже выдумала вместе с ним, длЯ матери, целую  историю  об  отъезде
ђаскольникова  куда-то  далеко,  на  границу  ђоссии,  по  одному   частному
поручению, которое доставит ему наконец  и  деньги,  и  известность.  Ќо  их
поразило, что ни об чем об этом сама ЏульхериЯ Ђлександровна  ни  тогда,  ни
потом не расспрашивала. Ќапротив, у ней у самой оказалась  целаЯ  историЯ  о
внезапном отъезде сына; она со слезами рассказывала, как он приходил  к  ней
прощатьсЯ; давала при этом знать  намекам,  что  только  ей  одной  известны
многие весьма важные и таинственные обстоЯтельства и что у ђоди много весьма
сильных врагов, так что ему надо даже скрыватьсЯ. —то же касаетсЯ до будущей
карьеры его, то она тоже казалась ей несомненною и блестЯщею, когда  пройдут
некоторые враждебные обстоЯтельства; уверЯла ђазумихина, что сын ее будет со
временем даже человеком государственным, что доказывает  его  статьЯ  и  его
блестЯщий литературный талант. ‘татью эту  она  читала  беспрерывно,  читала
иногда даже вслух, чуть не спала  вместе  с  нею,  а  все-таки,  где  именно
находитсЯ теперь ђодЯ, почти не расспрашивала, несмотрЯ даже на  то,  что  с
нею видимо избегали об этом разговаривать, - что уже одно могло возбудить ее
мнительность. ‘тали, наконец, боЯтьсЯ  этого  странного  молчаниЯ  Џульхерии
Ђлександровны насчет некоторых пунктов. Ћна, например, даже не жаловалась на
то, что от него нет писем, тогда как прежде, живЯ в своем городке, только  и
жила  одною  надеждой  и  одним  ожиданием  получить  поскорее   письмо   от
возлюбленного ђоди. Џоследнее обстоЯтельство было уж слишком  необъЯснимо  и
сильно беспокоило „уню; ей приходила мысль, что мать, пожалуй, предчувствует
что-нибудь ужасное в судьбе сына и боитсЯ  расспрашивать,  чтобы  не  узнать
чего-нибудь еще ужаснее. ‚о всЯком случае, „унЯ Ясно видела,  что  ЏульхериЯ
Ђлександровна не в здравом состоЯнии рассудка.
     ђаза два, впрочем, случилось, что она сама  так  навела  разговор,  что
невозможно было, отвечаЯ ей, не упомЯнуть о том, где именно находитсЯ теперь
ђодЯ; когда же ответы поневоле должны  были  выйти  неудовлетворительными  и
подозрительными, она стала вдруг чрезвычайно печальна, угрюма  и  молчалива,
что продолжалось весьма долгое времЯ. „унЯ увидела наконец, что трудно лгать
и выдумывать, и пришла к окончательному заключению, что лучше уж  совершенно
молчать об известных пунктах; но все  более  и  более  становилось  Ясно  до
очевидности, что беднаЯ мать подозревает что-то  ужасное.  „унЯ  припомнила,
между прочим, слова брата, что мать вслушивалась в ее бред, в ночь  накануне
того последнего рокового днЯ, после сцены ее с ‘видригайловым: не расслышала
ли она чего-нибудь тогда? —асто, иногда после нескольких дней и даже  недель
угрюмого, мрачного молчаниЯ и безмолвных слез,  больнаЯ  как-то  истерически
оживлЯлась и начинала вдруг говорить вслух, почти не умолкаЯ, о своем  сыне,
о своих надеждах, о будущем... ”антазии ее были  иногда  очень  странны.  …е
тешили,  ей  поддакивали  (она  сама,  может  быть,  видела  Ясно,  что   ей
поддакивают и только тешат ее), но она все-таки говорила...
     ЏЯть месЯцев спустЯ после Явки преступника с  повинною  последовал  его
приговор. ђазумихин виделсЯ с ним в тюрьме, когда только это было  возможно.
‘онЯ тоже. Ќаконец последовала и разлука;  „унЯ  поклЯлась  брату,  что  эта
разлука не навеки; ђазумихин тоже. ‚ молодой  и  горЯчей  голове  ђазумихина
твердо укрепилсЯ проект положить в будущие три-четыре года, по  возможности,
хоть начало будущего состоЯниЯ, скопить хоть немного  денег  и  переехать  в
‘ибирь, где почва богата во всех отношениЯх, а работников, людей и капиталов
мало; там поселитьсЯ в том самом городе, где будет ђодЯ,  и...  всем  вместе
начать новую жизнь. ЏрощаЯсь, все плакали. ђаскольников самые последние  дни
был  очень  задумчив,  много  расспрашивал  о  матери,   постоЯнно   о   ней
беспокоилсЯ. „аже уж очень о  ней  мучилсЯ,  что  тревожило  „уню.  “знав  в
подробности о болезненном настроении матери, он стал очень мрачен.  ‘  ‘оней
он был почему-то особенно неговорлив во все времЯ. ‘онЯ,  с  помощью  денег,
оставленных  ей  ‘видригайловым,  давно   уже   собралась   и   изготовилась
последовать за партией арестантов, в которой будет отправлен и он.  Ћб  этом
никогда ни слова не было упомЯнуто между ею и ђаскольниковым; но оба  знали,
что это так будет.  ‚  самое  последнее  прощанье  он  странно  улыбалсЯ  на
пламенные удостоверениЯ сестры и  ђазумихина  о  счастливой  их  будущности,
когда он выйдет из каторги, и  предрек,  что  болезненное  состоЯние  матери
кончитсЯ вскоре бедой. Ћн и ‘онЯ наконец отправились.
     „ва месЯца спустЯ „унечка  вышла  замуж  за  ђазумихина.  ‘вадьба  была
грустнаЯ и тихаЯ. €з приглашенных был, впрочем, Џорфирий Џетрович и ‡осимов.
‚о все последнее времЯ ђазумихин имел вид твердо решившегосЯ человека.  „унЯ
верила слепо, что он выполнит все свои намерениЯ, да и не могла не верить: в
этом человеке виднелась железнаЯ волЯ. Њежду прочим, он стал  опЯть  слушать
университетские  лекции,  чтобы  кончить  курс.  “  них  обоих  составлЯлись
поминутные планы будущего; оба твердо рассчитывали чрез  пЯть  лет  наверное
переселитьсЯ в ‘ибирь. „о той же поры надеЯлись там на ‘оню...
     ЏульхериЯ  Ђлександровна  с  радостью  благословила  дочь  на  брак   с
ђазумихиным;  но  после  этого  брака  стала  как  будто  еще   грустнее   и
озабоченнее. —тобы доставить ей приЯтную минуту, ђазумихин сообщил ей, между
прочим, факт о студенте и дрЯхлом его отце и о том, что ђодЯ был  обожжен  и
даже хворал, спасши от смерти, прошлого года,  двух  малюток.  Ћба  известиЯ
довели и без того расстроенную рассудком Џульхерию  Ђлександровну  почти  до
восторженного состоЯниЯ.  Ћна  беспрерывно  говорила  об  этом,  вступала  в
разговор и на улице (хотЯ  „унЯ  постоЯнно  сопровождала  ее).  ‚  публичных
каретах, в лавках, поймав хоть какого-нибудь слушателЯ, наводила разговор на
своего сына, на его статью, как он помогал студенту, был обожжен на пожаре и
прочее. „унечка даже не знала, как удержать ее. “ж  кроме  опасности  такого
восторженного, болезненного настроениЯ,  одно  уже  то  грозило  бедой,  что
кто-нибудь мог припомнить фамилию ђаскольникова по бывшему судебному делу  и
заговорить об этом. ЏульхериЯ Ђлександровна узнала даже  адрес  матери  двух
спасенных от пожара малюток и хотела непременно отправитьсЯ к  ней.  Ќаконец
беспокойство ее возросло до крайних  пределов.  Ћна  иногда  вдруг  начинала
плакать, часто заболевала и в жару бредила. Ћднажды,  поутру,  она  объЯвила
прЯмо, что по ее расчетам скоро должен прибыть ђодЯ, что она помнит, как он,
прощаЯсь с нею, сам упоминал, что именно через девЯть месЯцев  надо  ожидать
его. ‘тала все прибирать в квартире и готовитьсЯ к встрече, стала отделывать
назначавшуюсЯ  ему  комнату  (свою  собственную),  очищать  мебель,  мыть  и
надевать новые занавески и прочее. „унЯ встревожилась,  но  молчала  и  даже
помогала ей  устраивать  комнату  в  приему  брата.  Џосле  тревожного  днЯ,
проведенного в беспрерывных фантазиЯх, в радостных грезах и слезах,  в  ночь
она заболела и наутро была уже в жару и в бреду.  Ћткрылась  горЯчка.  —ерез
две недели она умерла. ‚ бреду вырывались у ней слова, по которым можно было
заключить, что она гораздо более подозревала в ужасной судьбе сына, чем даже
предполагали.
     ђаскольников долго не знал о  смерти  матери,  хотЯ  корреспонденциЯ  с
Џетербургом установилась еще  с  самого  начала  водворениЯ  его  в  ‘ибири.
“строилась она через ‘оню, котораЯ аккуратно каждый месЯц писала в Џетербург
на имЯ ђазумихина и аккуратно каждый месЯц  получала  из  Џетербурга  ответ.
Џисьма  ‘они  казались  сперва   „уне   и   ђазумихину   как-то   сухими   и
неудовлетворительными;  но  под  конец  оба  они  нашли,  что  писать  лучше
невозможно, потому что и из этих  писем  в  результате  получалось  все-таки
самое полное и точное представление о судьбе их  несчастного  брата.  Џисьма
‘они были наполнЯемы самою  обыденною  действительностью,  самым  простым  и
Ясным описанием всей обстановки каторжной жизни ђаскольникова. ’ут  не  было
ни изложениЯ собственных надежд  ее,  ни  загадок  о  будущем,  ни  описаний
собственных чувств. ‚место попыток разъЯснениЯ его  душевного  настроениЯ  и
вообще всей внутренней его жизни стоЯли  одни  факты,  то  есть  собственные
слова его, подробные известиЯ о состоЯнии  его  здоровьЯ,  чего  он  пожелал
тогда-то при свидании, о чем попросил ее, что поручил ей, и прочее. ‚се  эти
известиЯ сообщались с чрезвычайною подробностью. Ћбраз несчастного брата под
конец выступил сам собою, нарисовалсЯ точно и Ясно;  тут  не  могло  быть  и
ошибок, потому что все были верные факты.
     Ќо мало отрадного могли вывести  „унЯ  и  муж  ее  по  этим  известиЯм,
особенно  вначале.  ‘онЯ  беспрерывно  сообщала,  что  он  постоЯнно  угрюм,
несловоохотлив и даже почти нисколько не  интересуетсЯ  известиЯми,  которые
она ему сообщает каждый раз из получаемых ею писем; что он спрашивает иногда
о матери; и когда она, видЯ, что он уже предугадывает истину,  сообщила  ему
наконец об ее смерти, то, к удивлению ее, даже и известие о смерти матери на
него как бы не очень сильно подействовало, по крайней мере так показалось ей
с наружного вида. Ћна сообщала, между прочим, что, несмотрЯ на то,  что  он,
по-видимому, так углублен в самого себЯ и ото всех как бы заперсЯ, - к новой
жизни своей он отнессЯ очень прЯмо и  просто;  что  он  Ясно  понимает  свое
положение, не ожидает вблизи ничего лучшего, не имеет никаких легкомысленных
надежд (что так свойственно в его положении) и ничему  почти  не  удивлЯетсЯ
среди новой окружающей  его  обстановки,  так  мало  похожей  на  что-нибудь
прежнее. ‘ообщила она, что  здоровье  его  удовлетворительно.  Ћн  ходит  на
работы, от которых не уклонЯетсЯ и на которые не напрашиваетсЯ. Љ пище почти
равнодушен, но что эта пища, кроме воскресных и праздничных дней, так дурна,
что наконец он с охотой принЯл от нее, ‘они, несколько денег, чтобы  завести
у себЯ ежедневный чай; насчет всего же остального просил ее не беспокоитьсЯ,
уверЯЯ, что все эти заботы о нем только досаждают ему. „алее ‘онЯ  сообщала,
что помещение его в остроге общее со всеми; внутренности их  казарм  она  не
видала, но заключает, что там тесно, безобразно и нездорово; что он спит  на
нарах, подстилаЯ под себЯ войлок, и другого ничего не хочет  себе  устроить.
Ќо что живет он так грубо и бедно  вовсе  не  по  какому-нибудь  предвзЯтому
плану или намерению, а так просто от невниманиЯ  и  наружного  равнодушиЯ  к
своей судьбе. ‘онЯ прЯмо писала, что он,  особенно  вначале,  не  только  не
интересовалсЯ  ее  посещениЯми,  но  даже  почти  досадовал  на   нее,   был
несловоохотлив и даже груб с нею, но что под конец эти свиданиЯ обратились у
него в привычку и даже  чуть  не  в  потребность,  так  что  он  очень  даже
тосковал, когда она несколько дней была больна  и  не  могла  посещать  его.
‚идитсЯ же она с ним по праздникам у острожных ворот или в кордегардии, куда
его вызывают к ней на несколько минут; по буднЯм же  на  работах,  куда  она
заходит к нему, или в мастерских, или на кирпичных заводах, или в сараЯх  на
берегу €ртыша. Џро себЯ ‘онЯ уведомлЯла, что ей удалось приобресть в  городе
даже некоторые знакомства и покровительства; что она  занимаетсЯ  шитьем,  и
так как в  городе  почти  нет  модистки,  то  стала  во  многих  домах  даже
необходимою; не упоминала  только,  что  чрез  нее  и  ђаскольников  получил
покровительство начальства,  что  ему  облегчаемы  были  работы,  и  прочее.
Ќаконец пришло известие („унЯ даже приметила некоторое особенное волнение  и
тревогу в ее последних письмах),  что  он  всех  чуждаетсЯ,  что  в  остроге
каторжные его не полюбили; что он молчит по целым днЯм  и  становитсЯ  очень
бледен. ‚друг, в последнем письме, ‘онЯ  написала,  что  он  заболел  весьма
серьезно и лежит в госпитале, в арестантской палате...

        II

     Ћн был болен уже давно; но не ужасы  каторжной  жизни,  не  работы,  не
пища, не бритаЯ голова, не лоскутное платье сломили его: о! что ему было  до
всех этих мук и истЯзаний! Ќапротив, он даже рад был работе: измучившись  на
работе физически, он по крайней мере добывал себе несколько часов спокойного
сна. € что значила длЯ него пища - эти пустые щи с тараканами? ‘тудентом, во
времЯ прежней жизни, он часто и того  не  имел.  Џлатье  его  было  тепло  и
приспособлено к его образу жизни. Љандалов он даже на  себе  не  чувствовал.
‘тыдитьсЯ ли ему было своей бритой головы и  половинчатой  куртки?  Ќо  пред
кем? Џред ‘оней? ‘онЯ боЯлась его, и пред нею ли было ему стыдитьсЯ?
     Ђ что же? Ћн стыдилсЯ даже и пред ‘оней, которую  мучил  за  это  своим
презрительным и грубым  обращением.  Ќо  не  бритой  головы  и  кандалов  он
стыдилсЯ: его гордость сильно была уЯзвлена;  он  и  заболел  от  уЯзвленной
гордости. Ћ, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить  себЯ!  Ћн  бы
снес тогда все, даже стыд и позор. Ќо он строго судил себЯ,  и  ожесточеннаЯ
совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в  его  прошедшем,  кроме
разве простого промаху, который со всЯким мог случитьсЯ. Ћн стыдилсЯ  именно
того, что он, ђаскольников, погиб так слепо, безнадежно, глухо и  глупо,  по
какому-то приговору слепой судьбы, и  должен  смиритьсЯ  и  покоритьсЯ  пред
"бессмыслицей" какого-то  приговора,  если  хочет  сколько-нибудь  успокоить
себЯ.
     ’ревога беспредметнаЯ и  бесцельнаЯ  в  настоЯщем,  а  в  будущем  одна
беспрерывнаЯ жертва, которою ничего не приобреталось, - вот  что  предстоЯло
ему на свете. € что в том, что чрез восемь лет ему будет только тридцать два
года и можно снова начать еще жить! ‡ачем ему жить? —то иметь в виду? Љ чему
стремитьсЯ? †ить, чтобы существовать? Ќо он тысЯчу раз и  прежде  готов  был
отдать свое существование за идею, за  надежду,  даже  за  фантазию.  Ћдного
существованиЯ всегда было мало ему; он всегда хотел большего. Њожет быть, по
одной только силе своих желаний он и счел  себЯ  тогда  человеком,  которому
более разрешено, чем другому.
     € хотЯ бы судьба послала ему раскаЯние - жгучее раскаЯние,  разбивающее
сердце, отгонЯющее сон, такое раскаЯние, от ужасных мук  которого  мерещитсЯ
петлЯ и омут! Ћ, он бы обрадовалсЯ ему! Њуки и слезы - ведь это тоже  жизнь.
Ќо он не раскаивалсЯ в своем преступлении.
     Џо крайней мере, он мог бы злитьсЯ на свою глупость, как  и  злилсЯ  он
прежде на безобразные и глупейшие  действиЯ  свои,  которые  довели  его  до
острога. Ќо теперь, уже в остроге, на свободе, он вновь  обсудил  и  обдумал
все прежние свои поступки и совсем не нашел их так глупыми  и  безобразными,
как казались они ему в то роковое времЯ, прежде.
     "—ем, чем, - думал он, - моЯ мысль была глупее других мыслей и  теорий,
роЯщихсЯ и сталкивающихсЯ одна с другой на свете, с тех пор  как  этот  свет
стоит? ‘тоит только посмотреть на дело  совершенно  независимым,  широким  и
избавленным от обыденных влиЯний  взглЯдом,  и  тогда,  конечно,  моЯ  мысль
окажетсЯ вовсе не так... странною. Ћ отрицатели и мудрецы в пЯтачок серебра,
зачем вы останавливаетесь на полдороге!
     Ќу чем мой поступок кажетсЯ им так безобразен? -  говорил  он  себе.  -
’ем, что он - злодеЯние? —то значит слово "злодеЯние"? ‘овесть моЯ спокойна.
Љонечно, сделано уголовное преступление; конечно, нарушена  буква  закона  и
пролита кровь, ну и возьмите за  букву  закона  мою  голову...  и  довольно!
Љонечно,  в  таком  случае  даже   многие   благодетели   человечества,   не
наследовавшие власти, а сами ее захватившие, должны бы были быть казнены при
самых первых своих шагах. Ќо те люди вынесли свои шаги, и потому они  правы,
а Я не вынес и, стало быть, Я не имел права разрешить себе этот шаг".
     ‚от в чем одном признавал он свое преступление: только в  том,  что  не
вынес его и сделал Явку с повинною.
     Ћн страдал тоже от мысли: зачем он тогда себЯ не убил? ‡ачем  он  стоЯл
тогда над рекой и предпочел Явку с  повинною?  Ќеужели  такаЯ  сила  в  этом
желании жить и так трудно одолеть его?  Ћдолел  же  ‘видригайлов,  боЯвшийсЯ
смерти?
     Ћн с мучением задавал себе этот вопрос и не мог понЯть, что уж и  тогда
когда стоЯл над рекой, может быть, предчувствовал  в  себе  и  в  убеждениЯх
своих глубокую  ложь.  Ћн  не  понимал,  что  это  предчувствие  могло  быть
предвестником будущего перелома  в  жизни  его,  будущего  воскресениЯ  его,
будущего нового взглЯда на жизнь.
     Ћн скорее допускал тут одну только тупую тЯгость инстинкта, которую  не
ему было порвать и через которую он опЯть-таки был не  в  силах  перешагнуть
(за слабостию и ничтожностию). Ћн смотрел на  каторжных  товарищей  своих  и
удивлЯлсЯ: как тоже все они любили жизнь, как они дорожили  ею!  €менно  ему
показалось, что в остроге ее еще более любЯт и ценЯт, и  более  дорожат  ею,
чем на свободе. Љаких страшных мук и истЯзаний не  перенесли  иные  из  них,
например бродЯги! Ќеужели уж столько может длЯ них значить один какой-нибудь
луч солнца, дремучий  лес,  где-нибудь  в  неведомой  глуши  холодный  ключ,
отмеченный еще с третьего года и о свидании с которым бродЯга мечтает, как о
свидании с любовницей, видит его во сне, зеленую травку кругом  его,  поющую
птичку  в  кусте?  ‚сматриваЯсь  дальше,  он  видел   примеры,   еще   более
необъЯснимые.
     ‚ остроге, в окружающей его среде, он, конечно, многого не замечал,  да
и не хотел совсем замечать. Ћн жил, как-то опустив глаза: ему омерзительно и
невыносимо было смотреть. Ќо под конец многое  стало  удивлЯть  его,  и  он,
как-то поневоле, стал замечать то, чего прежде и не подозревал. ‚ообще же  и
наиболее стала удивлЯть его та страшнаЯ, та непроходимаЯ  пропасть,  котораЯ
лежала между ним и всем этим людом. Љазалось, он и они были разных наций. Ћн
и они смотрели друг на друга недоверчиво и неприЯзненно. Ћн знал  и  понимал
общие причины такого разъединениЯ; но никогда не допускал  он  прежде,  чтоб
эти причины были на самом деле так глубоки и сильны.  ‚  остроге  были  тоже
ссыльные полЯки, политические преступники. ’е просто считали весь  этот  люд
за невежд и холопов и презирали их  свысока;  но  ђаскольников  не  мог  так
смотреть: он Ясно видел, что эти невежды во многом гораздо умнее этих  самых
полЯков. Ѓыли тут и русские, тоже слишком презиравшие  этот  народ,  -  один
бывший офицер и два семинариста; ђаскольников Ясно замечал и их ошибку.
     …го же самого не любили и  избегали  все.  …го  даже  стали  под  конец
ненавидеть - почему? Ћн не знал  того.  Џрезирали  его,  смеЯлись  над  ним,
смеЯлись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее.
     - ’ы барин! - говорили ему. - ’ебе ли было с топором ходить; не барское
вовсе дело.
     Ќа второй неделе великого поста пришла  ему  очередь  говеть  вместе  с
своей казармой. Ћн ходил в церковь молитьсЯ вместе с другими. €з-за чего, он
и сам не знал того, - произошла однажды ссора; все разом напали  на  него  с
остервенением.
     - ’ы безбожник! ’ы в бога не веруешь! - кричали ему. - “бить тебЯ надо.
     Ћн никогда не говорил с ними о боге и о вере, но они хотели убить  его,
как безбожника; он молчал и не возражал им. Ћдин каторжный бросилсЯ было  на
него в решительном исступлении; ђаскольников ожидал его  спокойно  и  молча:
бровь его не шевельнулась, ни одна черта его  лица  не  дрогнула.  Љонвойный
успел вовремЯ стать между ним и убийцей - не то пролилась бы кровь.
     Ќеразрешим был длЯ него еще один вопрос: почему все  они  так  полюбили
‘оню? Ћна у них не заискивала; встречали они  ее  редко,  иногда  только  на
работах, когда она приходила на одну минутку, чтобы повидать  его.  Ђ  между
тем все уже знали ее, знали и то, что она за ним последовала, знали, как она
живет, где живет. „енег она им не давала, особенных услуг не оказывала.  ђаз
только, на рождестве, принесла  она  на  весь  острог  подаЯние:  пирогов  и
калачей. Ќо мало-помалу  между  ними  и  ‘оней  завЯзались  некоторые  более
близкие отношениЯ: она писала им письма к  их  родным  и  отправлЯла  их  на
почту. €х родственники и родственницы, приезжавшие в  город,  оставлЯли,  по
указанию их, в руках ‘они вещи длЯ них и даже деньги. †ены  их  и  любовницы
знали ее и ходили к  ней.  €  когда  она  ЯвлЯлась  на  работах,  приходЯ  к
ђаскольникову, или встречалась с партией арестантов, идущих на работы, - все
снимали шапки, все кланЯлись:  "Њатушка,  ‘офьЯ  ‘еменовна,  мать  ты  наша,
нежнаЯ,  болезнаЯ!"  -  говорили  эти  грубые,  клейменые  каторжные   этому
маленькому и худенькому созданию. Ћна улыбалась и откланивалась, и  все  они
любили, когда она им улыбалась. Ћни любили даже  ее  походку,  оборачивались
посмотреть ей вслед, как она идет, и хвалили ее; хвалили ее даже за то,  что
она такаЯ маленькаЯ, даже уж не знали, за что похвалить. Љ ней  даже  ходили
лечитьсЯ.
     Ћн пролежал в больнице весь конец поста и ‘вЯтую. “же выздоравливаЯ, он
припомнил свои сны, когда еще лежал в  жару  и  в  бреду.  …му  грезилось  в
болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то  страшной,  неслыханной  и
невиданной моровой Язве, идущей из глубины Ђзии на …вропу. ‚се  должны  были
погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных.  ЏоЯвились  какие-то
новые трихины, существа микроскопические, вселЯвшиесЯ в тела людей.  Ќо  эти
существа были духи, одаренные умом и  волей.  ‹юди,  принЯвшие  их  в  себЯ,
становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Ќо никогда,  никогда  люди
не  считали  себЯ  так  умными  и  непоколебимыми  в  истине,  как   считали
зараженные. Ќикогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных
выводов, своих нравственных убеждений  и  верований.  –елые  селениЯ,  целые
города и народы заражались и  сумасшествовали.  ‚се  были  в  тревоге  и  не
понимали друг друга, всЯкий думал, что в нем в одном и заключаетсЯ истина, и
мучилсЯ, глЯдЯ на других, бил себЯ в грудь, плакал и  ломал  себе  руки.  Ќе
знали, кого и как судить,  не  могли  согласитьсЯ,  что  считать  злом,  что
добром. Ќе знали, кого обвинЯть, кого оправдывать. ‹юди убивали друг друга в
какой-то бессмысленной злобе. ‘обирались друг на друга  целыми  армиЯми,  но
армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себЯ, рЯды  расстраивались,
воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга.
‚ городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и длЯ  чего  зовет,
никто не знал того, а  все  были  в  тревоге.  Ћставили  самые  обыкновенные
ремесла, потому что всЯкий предлагал свои мысли, свои поправки, и  не  могли
согласитьсЯ;  остановилось  земледелие.  Љое-где  люди  сбегались  в   кучи,
соглашались вместе на что-нибудь, клЯлись не расставатьсЯ, -  но  тотчас  же
начинали что-нибудь совершенно другое,  чем  сейчас  же  сами  предполагали,
начинали обвинЯть друг друга, дрались и резались. Ќачались  пожары,  началсЯ
голод. ‚се и все  погибало.  џзва  росла  и  подвигалась  дальше  и  дальше.
‘пастись во всем мире могли только несколько  человек,  это  были  чистые  и
избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить  и
очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей,  никто  не  слыхал  их
слова и голоса.
     ђаскольникова мучило то, что этот бессмысленный бред так грустно и  так
мучительно отзываетсЯ  в  его  воспоминаниЯх,  что  так  долго  не  проходит
впечатление этих горЯчешных грез. ла уже втораЯ неделЯ после ‘вЯтой; стоЯли
теплые,  Ясные,  весенние  дни;  в   арестантской   палате   отворили   окна
(решетчатые, под которыми ходил часовой). ‘онЯ, во все  времЯ  болезни  его,
могла только  два  раза  его  навестить  в  палате;  каждый  раз  надо  было
испрашивать разрешениЯ, а  это  было  трудно.  Ќо  она  часто  приходила  на
госпитальный двор, под окна, особенно под вечер, а иногда так только,  чтобы
постоЯть на дворе минутку и хоть издали посмотреть на окна палаты.  Ћднажды,
под вечер, уже совсем почти выздоровевший ђаскольников заснул;  проснувшись,
он нечаЯнно подошел к окну и вдруг увидел вдали, у госпитальных ворот, ‘оню.
Ћна стоЯла и как бы чего-то ждала. —то-то как бы пронзило в  ту  минуту  его
сердце; он вздрогнул и поскорее отошел от окна. ‚  следующий  день  ‘онЯ  не
приходила, на третий день тоже; он заметил, что  ждет  ее  с  беспокойством.
Ќаконец его выписали. ЏридЯ в острог, он  узнал  от  арестантов,  что  ‘офьЯ
‘еменовна заболела, лежит дома и никуда не выходит.
     Ћн был очень беспокоен, посылал о ней справлЯтьсЯ. ‘коро узнал он,  что
болезнь ее не опасна. “знав в свою очередь, что он  об  ней  так  тоскует  и
заботитсЯ, ‘онЯ прислала ему записку, написанную  карандашом,  и  уведомлЯла
его, что ей гораздо легче, что у ней  пустаЯ,  легкаЯ  простуда  и  что  она
скоро, очень скоро, придет повидатьсЯ с ним на работу. Љогда  он  читал  эту
записку, сердце его сильно и больно билось.
     „ень опЯть был  Ясный  и  теплый.  ђанним  утром,  часов  в  шесть,  он
отправилсЯ на работу, на берег реки, где в сарае устроена была обжигательнаЯ
печь длЯ алебастра и где толкли его. Ћтправилось туда всего  три  работника.
Ћдин из арестантов взЯл конвойного и пошел с  ним  в  крепость  за  каким-то
инструментом;  другой  стал  изготовлЯть  дрова  и   накладывать   в   печь.
ђаскольников вышел из сараЯ на самый берег, сел на складенные у сараЯ бревна
и стал глЯдеть на широкую и пустынную реку. ‘  высокого  берега  открывалась
широкаЯ окрестность. ‘ дальнего другого берега чуть слышно доносилась песнЯ.
’ам, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками  чернелись
кочевые юрты. ’ам была свобода и жили другие  люди,  совсем  не  похожие  на
здешних, там как бы самое времЯ  остановилось,  точно  не  прошли  еще  века
Ђвраама и стад его. ђаскольников сидел, смотрел  неподвижно,  не  отрываЯсь;
мысль его переходила в грезы, в  созерцание;  он  ни  о  чем  не  думал,  но
какаЯ-то тоска волновала его и мучила.
     ‚друг подле него очутилась ‘онЯ. Ћна подошла едва слышно и села  с  ним
рЯдом. Ѓыло еще очень рано, утренний холодок еще не смЯгчилсЯ. Ќа ней был ее
бедный, старый бурнус и зеленый платок. ‹ицо ее еще носило признаки болезни,
похудело, побледнело, осунулось. Ћна приветливо и радостно  улыбнулась  ему,
но, по обыкновению, робко протЯнула ему свою руку.
     Ћна всегда протЯгивала ему свою руку робко,  иногда  даже  не  подавала
совсем, как бы боЯлась, что он оттолкнет ее. Ћн всегда как бы с  отвращением
брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда  упорно  молчал  во
все времЯ ее посещениЯ.  ‘лучалось,  что  она  трепетала  его  и  уходила  в
глубокой скорби. Ќо теперь их руки  не  разнимались;  он  мельком  и  быстро
взглЯнул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Ћни  были
одни, их никто не видел. Љонвойный на ту пору отворотилсЯ.
     Љак это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы  подхватило
его и как бы бросило к ее ногам. Ћн плакал и обнимал  ее  колени.  ‚  первое
мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело.  Ћна  вскочила  с
места и, задрожав, смотрела на него. Ќо тотчас же, в  тот  же  миг  она  все
понЯла. ‚ глазах ее засветилось бесконечное счастье; она понЯла, и  длЯ  нее
уже не было сомнениЯ, что он любит, бесконечно любит ее и  что  настала  же,
наконец, эта минута...
     Ћни хотели было говорить, но не могли. ‘лезы стоЯли в  их  глазах.  Ћни
оба были бледны и худы; но в этих больных и бледных  лицах  уже  сиЯла  зарЯ
обновленного будущего, полного воскресениЯ  в  новую  жизнь.  €х  воскресила
любовь, сердце одного  заключало  бесконечные  источники  жизни  длЯ  сердца
другого.
     Ћни положили ждать и терпеть. €м оставалось еще семь лет; а до тех  пор
столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастиЯ! Ќо он воскрес, и он
знал это, чувствовал вполне всем обновившимсЯ существом своим, а она  -  она
ведь и жила только одною его жизнью!
     ‚ечером того же днЯ, когда уже заперли казармы, ђаскольников  лежал  на
нарах и думал о ней. ‚ этот день ему даже  показалось,  что  как  будто  все
каторжные, бывшие враги  его,  уже  глЯдели  на  него  иначе.  Ћн  даже  сам
заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Ћн припомнил теперь это, но ведь
так и должно было быть: разве не должно теперь все изменитьсЯ?
     Ћн думал об ней. Ћн вспомнил, как он постоЯнно ее  мучил  и  терзал  ее
сердце; вспомнил ее бедное, худенькое личико,  но  его  почти  и  не  мучили
теперь эти воспоминаниЯ: он  знал,  какою  бесконечною  любовью  искупит  он
теперь все ее страданиЯ.
     „а и что такое эти все, все муки прошлого! ‚се, даже преступление  его,
даже приговор и ссылка, казались  ему  теперь,  в  первом  порыве,  каким-то
внешним, странным, как бы даже и не с ним случившимсЯ фактом.  Ћн,  впрочем,
не мог в этот вечер долго и постоЯнно о чем-нибудь  думать,  сосредоточитьсЯ
на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь  сознательно;  он
только чувствовал. ‚место диалектики наступила жизнь, и  в  сознании  должно
было выработатьсЯ что-то совершенно другое.
     Џод подушкой его лежало …вангелие. Ћн взЯл его  машинально.  ќта  книга
принадлежала ей, была та самаЯ, из которой  она  читала  ему  о  воскресении
‹азарЯ. ‚ начале каторги он думал,  что  она  замучит  его  религией,  будет
заговаривать о …вангелии и навЯзывать  ему  книги.  Ќо,  к  величайшему  его
удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже  не  предложила
ему …вангелиЯ. Ћн сам попросил его у ней незадолго до своей болезни,  и  она
молча принесла ему книгу. „о сих пор он ее и не раскрывал.
  Ћн не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: "ђазве
могут ее убеждениЯ не быть теперь и моими убеждениЯми? …е чувства, ее
стремлениЯ, по крайней мере..."
     Ћна тоже весь этот день была в волнении, а в ночь даже опЯть захворала.
Ќо она была до того счастлива, что почти  испугалась  своего  счастиЯ.  ‘емь
лет, только семь лет! ‚ начале своего счастиЯ, в  иные  мгновениЯ,  они  оба
готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней. Ћн даже  и  не  знал
того, что новаЯ жизнь не даром же ему достаетсЯ,  что  ее  надо  еще  дорого
купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом...
     Ќо тут уж начинаетсЯ новаЯ  историЯ,  историЯ  постепенного  обновлениЯ
человека, историЯ постепенного перерождениЯ его,  постепенного  перехода  из
одного мира в  другой,  знакомства  с  новою,  доселе  совершенно  неведомою
действительностью. ќто  могло  бы  составить  тему  нового  рассказа,  -  но
теперешний рассказ наш окончен.

        1866                                                                   


----------------------------------------------------------------------------
‚первые  напечатано  в  журнале  "ђусский вестник", 1866,  Январь,  февраль,
апрель,  июнь,  июль,  август, ноЯбрь и декабрь. ‚ отдельное издание 1867 г.
автор   внес  многочисленные  стилистические  исправлениЯ  и  сокращениЯ.  ‚
отдельное    издание   1877  г.  автор  внес  незначительные  стилистические
поправки.    ‚оспроизводитсЯ   по   изданию   1877   года   с   исправлением
опечаток  по  предыдущим  изданиЯ.
-----------------------------------------------------------------------------

           Copyright c 1998 ЏубличнаЯ электроннаЯ библиотека