  действительно  лучше!),  предположи,  что  Я
самолюбив, завистлив, зол, мерзок, мстителен, ну... и, пожалуй, еще наклонен
к сумасшествию. (“ж пусть все зараз! Џро сумасшествие-то говорили и  прежде,
Я заметил!) џ вот тебе сказал давеча, что в университете себЯ  содержать  не
мог. Ђ знаешь ли ты, что Я, может, и мог? Њать прислала  бы,  чтобы  внести,
что надо, а на сапоги, платье и хлеб Я бы и сам  заработал;  наверно!  “роки
выходили; по полтиннику предлагали. ђаботает же ђазумихин! „а Я озлилсЯ и не
захотел. €менно озлилсЯ (это слово хорошее!). џ тогда, как паук,  к  себе  в
угол забилсЯ. ’ы ведь была в моей конуре, видела... Ђ знаешь ли,  ‘онЯ,  что
низкие потолки и тесные комнаты душу и ум теснЯт! Ћ,  как  ненавидел  Я  эту
конуру! Ђ все-таки выходить из нее не хотел. Ќарочно не хотел! Џо суткам  не
выходил, и работать не хотел, и даже есть  не  хотел,  все  лежал.  Џринесет
ЌастасьЯ - поем, не принесет -  так  и  день  пройдет;  нарочно  со  зла  не
спрашивал! Ќочью огнЯ нет, лежу в темноте, а на свечи  не  хочу  заработать.
Ќадо было учитьсЯ, Я книги распродал; а на столе у менЯ, на записках  да  на
тетрадЯх, на палец и теперь пыли лежит. џ лучше любил лежать и думать. € все
думал... € все такие у менЯ были сны, странные, разные сны, нечего  говорить
какие! Ќо только тогда начало мне мерещитьсЯ, что...  Ќет,  это  не  так!  џ
опЯть не так рассказываю! ‚идишь, Я тогда все себЯ спрашивал:  зачем  Я  так
глуп, что если другие глупы и коли Я знаю уж наверно, что они глупы, то  сам
не хочу быть умнее? Џотом Я узнал, ‘онЯ, что если  ждать,  пока  все  станут
умными, то слишком уж долго будет... Џотом Я еще узнал, что никогда этого  и
не будет, что не переменЯтсЯ люди, и не переделать их  никому,  и  труда  не
стоит тратить! „а, это так! ќто их закон... ‡акон,  ‘онЯ!  ќто  так!..  €  Я
теперь знаю, ‘онЯ, что кто крепок и силен умом  и  духом,  тот  над  ними  и
властелин! Љто много посмеет, тот  у  них  и  прав.  Љто  на  большее  может
плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может  посметь,  тот  и
всех правее! ’ак  доселе  велось  и  так  всегда  будет!  ’олько  слепой  не
разглЯдит!
     ђаскольников, говорЯ это, хоть и смотрел на ‘оню, но  уж  не  заботилсЯ
более: поймет она или нет. ‹ихорадка вполне охватила его. Ћн был в  каком-то
мрачном восторге. („ействительно, он слишком долго ни  с  кем  не  говорил!)
‘онЯ понЯла, что этот мрачный катехизис стал его верой и законом.
     - џ догадалсЯ тогда, ‘онЯ, - продолжал он  восторженно,  -  что  власть
даетсЯ только тому, кто посмеет наклонитьсЯ и взЯть  ее.  ’ут  одно  только,
одно: стоит только посметь! “ менЯ тогда одна мысль выдумалась, в первый раз
в жизни, которую никто и никогда еще до менЯ не выдумывал! Ќикто! Њне  вдруг
Ясно, как солнце, представилось, что как же это ни  единый  до  сих  пор  не
посмел и не смеет, проходЯ мимо всей этой нелепости,  взЯть  просто-запросто
все за хвост и стрЯхнуть к черту! џ... Я  захотел  осмелитьсЯ  и  убил...  Я
только осмелитьсЯ захотел, ‘онЯ, вот всЯ причина!
     - Ћ, молчите, молчите! - вскрикнула ‘онЯ, всплеснув руками. -  Ћт  бога
вы отошли, и бог вас поразил, дьЯволу предал!..
     -  Љстати,  ‘онЯ,  это  когда  Я  в  темноте-то   лежал   и   мне   все
представлЯлось, это ведь дьЯвол смущал менЯ? а?
     - Њолчите! Ќе смейтесь, богохульник, ничего, ничего-то вы не понимаете!
Ћ господи! Ќичего-то, ничего-то он не поймет!
     - Њолчи, ‘онЯ, Я совсем не смеюсь, Я ведь и сам  знаю,  что  менЯ  черт
тащил. Њолчи, ‘онЯ, молчи! - повторил он мрачно и настойчиво. - џ все  знаю.
‚се это Я уже передумал и перешептал себе, когда лежал  тогда  в  темноте...
‚се это Я сам с собой переспорил, до последней малейшей черты, и  все  знаю,
все! € так надоела, так надоела мне тогда всЯ  эта  болтовнЯ!  џ  все  хотел
забыть и вновь начать, ‘онЯ, и перестать болтать! € неужели ты думаешь,  что
Я как дурак пошел, очертЯ голову?  џ  пошел  как  умник,  и  это-то  менЯ  и
сгубило! € неужель ты думаешь, что Я не знал, например, хоть того, что  если
уж начал Я себЯ спрашивать и допрашивать: имею ль Я право  власть  иметь?  -
то, стало быть, не имею права власть иметь. €ли что если задаю вопрос:  вошь
ли человек? - то, стало быть, уж не вошь человек длЯ менЯ, а вошь длЯ  того,
кому этого и в голову не заходит и кто прЯмо без вопросов идет... “ж если  Я
столько дней промучилсЯ: пошел ли бы Ќаполеон или нет? - так  ведь  уж  Ясно
чувствовал, что Я  не  Ќаполеон...  ‚сю,  всю  муку  всей  этой  болтовни  Я
выдержал, ‘онЯ, и всю ее с плеч стрЯхнуть пожелал: Я  захотел,  ‘онЯ,  убить
без казуистики, убить длЯ себЯ, длЯ себЯ одного! џ лгать  не  хотел  в  этом
даже себе! Ќе длЯ того, чтобы матери помочь, Я убил - вздор! Ќе длЯ  того  Я
убил, чтобы, получив средства и власть, сделатьсЯ благодетелем человечества.
‚здор! џ просто убил; длЯ себЯ убил, длЯ себЯ одного: а там  стал  ли  бы  Я
чьим-нибудь благодетелем или всю жизнь, как паук, ловил бы всех в паутину  и
их всех живые соки высасывал, мне,  в  ту  минуту,  все  равно  должно  было
быть!.. € не деньги, главное, нужны мне были, ‘онЯ, когда Я убил; не столько
деньги нужны были, как другое... џ это все теперь знаю... Џойми менЯ:  может
быть, тою же дорогой идЯ, Я уже никогда более не повторил бы  убийства.  Њне
другое надо было узнать, другое толкало менЯ под руки: мне надо было  узнать
тогда, и поскорей узнать, вошь ли Я,  как  все,  или  человек?  ‘могу  ли  Я
переступить или не смогу! Ћсмелюсь ли нагнутьсЯ и взЯть или нет? ’варь ли  Я
дрожащаЯ или право имею...
     - “бивать? “бивать-то право имеете? - всплеснула руками ‘онЯ.
     - ќ-эх, ‘онЯ! - вскрикнул  он  раздражительно,  хотел  было  что-то  ей
возразить, но презрительно замолчал. - Ќе прерывай менЯ, ‘онЯ! џ хотел  тебе
только одно доказать: что черт-то менЯ тогда потащил, а уж  после  того  мне
объЯснил, что не имел Я права туда ходить, потому что Я такаЯ же точно вошь,
как и все! ЌасмеЯлсЯ он надо мной, вот Я к тебе и  пришел  теперь!  Џринимай
гостЯ! …сли б Я не вошь был, то пришел ли бы Я к тебе? ‘лушай, когда Я тогда
к старухе ходил, Я только попробовать сходил... ’ак и знай!
     - € убили! “били!
     - „а ведь как убил-то? ђазве так убивают? ђазве так идут убивать, как Я
тогда шел! џ тебе когда-нибудь расскажу, как Я  шел...  ђазве  Я  старушонку
убил? џ себЯ убил, а не старушонку!  ’ут  так-таки  разом  и  ухлопал  себЯ,
навеки!.. Ђ старушонку эту черт убил, а не Я...  „овольно,  довольно,  ‘онЯ,
довольно! Ћставь менЯ, - вскричал он вдруг  в  судорожной  тоске,  -  оставь
менЯ!
     Ћн облокотилсЯ на колена и, как в клещах, стиснул себе ладонЯми голову.
     - ќкое страдание! - вырвалсЯ мучительный вопль у ‘они.
     - Ќу, что теперь делать, говори! - спросил он, вдруг поднЯв голову и  с
безобразно искаженным от отчаЯниЯ лицом смотрЯ на нее.
     - —то делать! - воскликнула она, вдруг вскочив с  места,  и  глаза  ее,
доселе полные слез, вдруг засверкали. - ‚стань! (Ћна схватила его за  плечо;
он приподнЯлсЯ, смотрЯ на нее  почти  в  изумлении.)  Џоди  сейчас,  сию  же
минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю,  которую  ты
осквернил, а потом поклонись всему свету, на все  четыре  стороны,  и  скажи
всем, вслух: "џ убил!" ’огда бог опЯть тебе жизни пошлет. Џойдешь?  Џойдешь?
- спрашивала она его, всЯ дрожа, точно в припадке, схватив его за обе  руки,
крепко стиснув их в своих руках и смотрЯ на него огневым взглЯдом.
     Ћн изумилсЯ и был даже поражен ее внезапным восторгом.
     - ќто ты про каторгу, что ли, ‘онЯ? „онести, что ль, на  себЯ  надо?  -
спросил он мрачно.
     - ‘традание принЯть и искупить себЯ им, вот что надо.
     - Ќет! Ќе пойду Я к ним, ‘онЯ.
     - Ђ жить-то, жить-то как будешь? †ить-то с  чем  будешь?  -  восклицала
‘онЯ. - ђазве это теперь возможно? Ќу как ты с матерью будешь говорить?  (Ћ,
с ними-то, с ними-то что теперь будет!) „а что Я! ‚едь ты уж бросил  мать  и
сестру. ‚от ведь уж бросил же, бросил. Ћ господи! - вскрикнула она,  -  ведь
он уже это все знает сам! Ќу как же, как же без человека-то прожить!  —то  с
тобой теперь будет!
     - Ќе будь ребенком, ‘онЯ, - тихо проговорил он. - ‚ чем Я виноват перед
ними? ‡ачем пойду? —то им скажу? ‚се это один  только  призрак...  Ћни  сами
миллионами людей изводЯт, да еще за добродетель почитают.  Џлуты  и  подлецы
они, ‘онЯ!.. Ќе пойду. € что Я скажу: что убил, а денег взЯть не посмел, под
камень спрЯтал? - прибавил он с едкою усмешкой. - ’ак ведь они же надо  мной
сами смеЯтьсЯ будут, скажут: дурак, что  не  взЯл.  ’рус  и  дурак!  Ќичего,
ничего не поймут они, ‘онЯ, и недостойны понЯть. ‡ачем Я пойду? Ќе пойду. Ќе
будь ребенком, ‘онЯ...
     -  ‡амучаешьсЯ,  замучаешьсЯ,  -  повторЯла  она,  в  отчаЯнной  мольбе
простираЯ к нему руки.
     - џ, может, на себЯ еще  наклепал,  -  мрачно  заметил  он,  как  бы  в
задумчивости, -  может,  Я  еще  человек,  а  не  вошь  и  поторопилсЯ  себЯ
осудить... џ еще поборюсь.
     ЌадменнаЯ усмешка выдавливалась на губах его.
     - ќтакую-то муку нести! „а ведь целую жизнь, целую жизнь!..
     - Џривыкну... - проговорил он угрюмо и вдумчиво. - ‘лушай, -  начал  он
через минуту, - полно плакать, пора о деле: Я пришел тебе сказать, что  менЯ
теперь ищут, ловЯт...
     - Ђх, - вскрикнула ‘онЯ испуганно.
     - Ќу что же ты вскрикнула! ‘ама желаешь, чтоб  Я  в  каторгу  пошел,  а
теперь испугалась? ’олько вот что: Я им не дамсЯ. џ еще с ними  поборюсь,  и
ничего не сделают. Ќет у них настоЯщих улик. ‚чера Я был в большой опасности
и думал, что уж погиб; сегоднЯ же дело поправилось.  ‚се  улики  их  о  двух
концах, то есть их обвинениЯ Я в свою же пользу могу обратить, понимаешь?  и
обращу; потому Я теперь научилсЯ... Ќо в острог менЯ посадЯт  наверно.  …сли
бы не один случай, то, может, и сегоднЯ бы посадили,  наверно  даже,  может,
еще и посадЯт сегоднЯ... ’олько это ничего, ‘онЯ: посижу, да  и  выпустЯт...
потому нет у них ни одного настоЯщего доказательства и не будет, слово  даю.
Ђ с тем, что у них есть, нельзЯ упечь человека. Ќу,  довольно...  џ  только,
чтобы ты знала... ‘ сестрой и матерью Я постараюсь как-нибудь  так  сделать,
чтоб их  разуверить  и  не  испугать...  ‘естра  теперь,  впрочем,  кажетсЯ,
обеспечена... стало быть, и мать... Ќу, вот и все. Ѓудь, впрочем, осторожна.
Ѓудешь ко мне в острог ходить, когда Я буду сидеть?
     - Ћ, буду! Ѓуду!
     Ћба сидели рЯдом, грустные и убитые, как бы после бури  выброшенные  на
пустой берег одни. Ћн смотрел на ‘оню и чувствовал, как много на нем было ее
любви, и странно, ему стало вдруг тЯжело и больно, что его  так  любЯт.  „а,
это было странное и ужасное ощущение! €дЯ к ‘оне, он чувствовал, что  в  ней
всЯ его надежда и весь исход; он думал  сложить  хоть  часть  своих  мук,  и
вдруг, теперь, когда все сердце ее обратилось к нему, он вдруг  почувствовал
и сознал, что он стал беспримерно несчастнее, чем был прежде.
     - ‘онЯ, - сказал он, - уж лучше не ходи ко мне, когда Я буду в  остроге
сидеть.
     ‘онЯ не ответила, она плакала. Џрошло несколько минут.
     - …сть на тебе крест? - вдруг  неожиданно  спросила  она,  точно  вдруг
вспомнила.
     Ћн сначала не понЯл вопроса.
     - Ќет, ведь нет?  Ќа,  возьми  вот  этот,  кипарисный.  “  менЯ  другой
осталсЯ, медный, ‹изаветин. Њы с ‹изаветой крестами поменЯлись, она мне свой
крест, а Я ей свой образок дала. џ теперь ‹изаветин  стану  носить,  а  этот
тебе. ‚озьми... ведь мой! ‚едь мой! - упрашивала она. - ‚месте ведь страдать
пойдем, вместе и крест понесем!..
     - „ай! - сказал ђаскольников. …му не хотелось ее огорчить. Ќо он тотчас
же отдернул протЯнутую за крестом руку.
     - Ќе теперь, ‘онЯ. ‹учше потом, - прибавил он, чтоб ее успокоить.
     - „а, да, лучше, лучше, - подхватила она с увлечением, - как пойдешь на
страдание, тогда и наденешь. Џридешь ко мне, Я надену на тебЯ,  помолимсЯ  и
пойдем.
     ‚ это мгновение кто-то три раза стукнул в дверь.
     - ‘офьЯ ‘еменовна, можно к вам?  -  послышалсЯ  чей-то  очень  знакомый
вежливый голос.
     ‘онЯ бросилась  к  дверЯм  в  испуге.  ЃелокураЯ  физиономиЯ  господина
‹ебезЯтникова заглЯнула в комнату.

        V

     ‹ебезЯтников имел вид встревоженный.
     - џ к вам, ‘офьЯ ‘еменовна. €звините... џ так и думал, что вас застану,
- обратилсЯ он вдруг к ђаскольникову, - то есть Я ничего не думал... в  этом
роде... но Я именно думал... ’ам у нас Љатерина  €вановна  с  ума  сошла,  -
отрезал он вдруг ‘оне, бросив ђаскольникова.
     ‘онЯ вскрикнула.
     - ’о есть оно, по крайней мере,  так  кажетсЯ.  ‚прочем...  Њы  там  не
знаем, что и делать, вот что-с! ‚оротилась  она  -  ее  откуда-то,  кажетсЯ,
выгнали, может, и прибили... по крайней мере, так кажетсЯ...  Ћна  бегала  к
начальнику ‘емена ‡ахарыча, дома не застала;  он  обедал  у  какого-то  тоже
генерала... ‚ообразите, она махнула туда, где  обедали...  к  этому  другому
генералу,  и,  вообразите,  -  таки  настоЯла,  вызвала  начальника   ‘емена
‡ахарыча, да, кажетсЯ, еще из-за стола. Њожете представить, что  там  вышло.
…е, разумеетсЯ, выгнали; а она рассказывает, что она  сама  его  обругала  и
чем-то в него пустила. ќто можно даже предположить... как ее не взЯли  -  не
понимаю! ’еперь она всем рассказывает,  и  Ђмалии  €вановне,  только  трудно
понЯть, кричит и бьетсЯ... Ђх да: она говорит и кричит, что так как  ее  все
теперь бросили, то она возьмет детей и пойдет на улицу, шарманку  носить,  а
дети будут петь и плЯсать, и она тоже, и деньги собирать, и каждый день  под
окно к генералу ходить...  "Џусть,  говорит,  видЯт,  как  благородные  дети
чиновного отца по улицам нищими ходЯт!" „етей всех  бьет,  те  плачут.  ‹еню
учит петь "•уторок", мальчика плЯсать,  Џолину  Њихайловну  тоже,  рвет  все
платьЯ; делает им какие-то шапочки, как актерам; сама хочет таз нести, чтобы
колотить, вместо музыки... Ќичего не слушает... ‚ообразите, как же это?  ќто
уж просто нельзЯ!
     ‹ебезЯтников продолжал бы и еще, но ‘онЯ, слушавшаЯ его  едва  переводЯ
дыхание, вдруг схватила мантильку, шлЯпку и выбежала из комнаты, одеваЯсь на
бегу. ђаскольников вышел вслед за нею, ‹ебезЯтников за ним.
     - Ќепременно помешалась! - говорил он ђаскольникову, выходЯ  с  ним  на
улицу, - Я только не хотел пугать ‘офью ‘еменовну и сказал: "кажетсЯ", но  и
сомнениЯ нет. ќто, говорЯт, такие бугорки, в чахотке, на  мозгу  вскакивают;
жаль, что Я медицины не знаю. џ, впрочем, пробовал ее убедить, но она ничего
не слушает.
     - ‚ы ей о бугорках говорили?
     - ’о есть не совсем о бугорках. Џритом она ничего бы и не понЯла. Ќо  Я
про то говорю: если убедить человека логически, что, в сущности,  ему  не  о
чем плакать, то он перестанет плакать. ќто Ясно. Ђ ваше  убеждение,  что  не
перестанет?
     - ‘лишком легко тогда было бы жить, - ответил ђаскольников.
     - Џозвольте, позвольте;  конечно,  Љатерине  €вановне  довольно  трудно
понЯть; но известно ли вам, что в Џариже  уже  происходили  серьезные  опыты
относительно  возможности  излечивать  сумасшедших,  действуЯ  одним  только
логическим  убеждением?  Ћдин  там  профессор,   недавно   умерший,   ученый
серьезный,  вообразил,  что  так  можно  лечить.  ЋсновнаЯ  идеЯ  его,   что
особенного расстройства в организме у сумасшедших нет,  а  что  сумасшествие
есть, так сказать, логическаЯ ошибка, ошибка в суждении, неправильный взглЯд
на вещи. Ћн постепенно опровергал больного и,  представьте  себе,  достигал,
говорЯт, результатов! Ќо  так  как  при  этом  он  употреблЯл  и  ду'ши,  то
результаты этого лечениЯ подвергаютсЯ, конечно, сомнению... Џо крайней мере,
так кажетсЯ...
     ђаскольников давно уже не слушал. ЏоравнЯвшись с своим домом, он кивнул
головой  ‹ебезЯтникову  и  повернул  в  подворотню.  ‹ебезЯтников   очнулсЯ,
оглЯделсЯ и побежал далее.
     ђаскольников вошел в свою каморку и  стал  посреди  ее.  "„лЯ  чего  он
воротилсЯ сюда?" Ћн оглЯдел эти желтоватые, обшарканные обои, эту пыль, свою
кушетку... ‘о двора доносилсЯ какой-то  резкий,  беспрерывный  стук;  что-то
где-то как будто вколачивали, гвоздь  какой-нибудь...  Ћн  подошел  к  окну,
поднЯлсЯ на цыпочки и долго, с видом чрезвычайного вниманиЯ, высматривал  во
дворе. Ќо двор был пуст, и не было  видно  стучавших.  Ќалево,  во  флигеле,
виднелись  кой-где  отворенные  окна;  на  подоконниках  стоЯли  горшочки  с
жиденькой геранью.  ‡а  окнами  было  вывешено  белье...  ‚се  это  он  знал
наизусть. Ћн отвернулсЯ и сел на диван.
     Ќикогда, никогда еще не чувствовал он себЯ так ужасно одиноким!
     „а,  он  почувствовал  еще  раз,   что,   может   быть,   действительно
возненавидит ‘оню, и именно теперь, когда сделал ее несчастнее. "‡ачем ходил
он к ней просить ее слез? ‡ачем ему так  необходимо  заедать  ее  жизнь?  Ћ,
подлость!"
     - џ останусь один! - проговорил он вдруг решительно, - и не  будет  она
ходить в острог!
     Њинут через пЯть  он  поднЯл  голову  и  странно  улыбнулсЯ.  ќто  была
страннаЯ мысль: "Њожет, в каторге-то действительно лучше", - подумалось  ему
вдруг.
     Ћн не помнил, сколько он просидел  у  себЯ,  с  толпившимисЯ  в  голове
неопределенными мыслЯми. ‚друг дверь отворилась, и вошла ЂвдотьЯ  ђомановна.
Ћна сперва остановилась и посмотрела на него с  порога,  как  давеча  он  на
‘оню; потом уже прошла и села против него на стул, на вчерашнем своем месте.
Ћн молча и как-то без мысли посмотрел на нее.
     - Ќе сердись, брат, Я только на одну минуту, - сказала „унЯ.  ‚ыражение
лица ее было задумчивое, но не суровое. ‚зглЯд был Ясный и тихий. Ћн  видел,
что и эта с любовью пришла к нему.
     - Ѓрат, Я теперь знаю все, все. Њне „митрий Џрокофьич  все  объЯснил  и
рассказал. ’ебЯ преследуют и мучают  по  глупому  и  гнусному  подозрению...
„митрий Џрокофьич сказал мне, что никакой нет опасности и что напрасно ты  с
таким ужасом это принимаешь. џ не так думаю и вполне понимаю, как  возмущено
в тебе все и что это негодование может оставить следы навеки. ќтого Я боюсь.
‡а то, что ты нас бросил, Я тебЯ не сужу и не смею судить,  и  прости  менЯ,
что Я попрекнула тебЯ прежде. џ сама на себе чувствую, что  если  б  у  менЯ
было такое великое горе, то Я бы тоже ушла от всех. Њатери Я про это  ничего
не расскажу, но буду говорить о тебе беспрерывно и скажу  от  твоего  имени,
что ты придешь очень скоро. Ќе мучайсЯ о ней; Я ее успокою; но и  ты  ее  не
замучай, - приди хоть раз; вспомни, что она мать! Ђ теперь Я  пришла  только
сказать („унЯ стала подыматьсЯ с места), что если, на случай, Я тебе  в  чем
понадоблюсь или понадобитсЯ тебе... всЯ моЯ  жизнь,  или  что...  то  кликни
менЯ, Я приду. Џрощай!
     Ћна круто повернула и пошла к двери.
     - „унЯ! - остановил ее ђаскольников, встал и  подошел  к  ней,  -  этот
ђазумихин, „митрий Џрокофьич, очень хороший человек.
     „унЯ чуть-чуть покраснела.
     - Ќу, - спросила она, подождав с минуту.
     -  Ћн  человек  деловой,  трудолюбивый,  честный  и  способный   сильно
любить... Џрощай, „унЯ.
     „унЯ всЯ вспыхнула, потом вдруг встревожилась:
     - „а что это, брат, разве мы в самом деле  навеки  расстаемсЯ,  что  ты
мне... такие завещаниЯ делаешь?
     - ‚се равно... прощай...
     Ћн отворотилсЯ и пошел от нее к окну. Ћна постоЯла посмотрела  на  него
беспокойно и вышла в тревоге.
     Ќет, он не был холоден к ней. Ѓыло одно  мгновение  (самое  последнее),
когда ему ужасно захотелось крепко обнЯть ее и  проститьсЯ  с  ней,  и  даже
сказать, но он даже руки ей не решилсЯ подать:
     "Џотом еще, пожалуй, содрогнетсЯ,  когда  вспомнит,  что  Я  теперь  ее
обнимал, скажет, что Я украл ее поцелуй!"
     "Ђ выдержит эта или не выдержит? - прибавил он  через  несколько  минут
про себЯ. - Ќет,  не  выдержит;  этаким  не  выдержать!  ќтакие  никогда  не
выдерживают..."
     € он подумал о ‘оне.
     €з окна повеЯло свежестью. Ќа дворе уже не так  Ярко  светил  свет.  Ћн
вдруг взЯл фуражку и вышел.
     Ћн, конечно, не мог, да и  не  хотел  заботитьсЯ  о  своем  болезненном
состоЯнии. Ќо всЯ эта беспрерывнаЯ тревога и  весь  этот  ужас  душевный  не
могли пройти без последствий. € если он не лежал еще  в  настоЯщей  горЯчке,
то, может быть, именно потому, что эта внутреннЯЯ, беспрерывнаЯ тревога  еще
поддерживала его на ногах и в сознании, но как-то искусственно, до времени.
     Ћн бродил без цели. ‘олнце заходило. ЉакаЯ-то  особеннаЯ  тоска  начала
сказыватьсЯ ему в последнее  времЯ.  ‚  ней  не  было  чего-нибудь  особенно
едкого,   жгучего;   но   от   нее   веЯло   чем-то   постоЯнным,    вечным,
предчувствовались  безысходные  годы   этой   холодной,   мертвЯщей   тоски,
предчувствовалась какаЯ-то вечность на "аршине пространства". ‚ вечерний час
это ощущение обыкновенно еще сильней начинало его мучить.
     - ‚от с этакими-то глупейшими, чисто физическими  немощами,  зависЯщими
от какого-нибудь заката солнца, и удержись сделать глупость!  Ќе  то  что  к
‘оне, а к „уне пойдешь! - пробормотал он ненавистно.
     …го окликнули. Ћн оглЯнулсЯ; к нему бросилсЯ ‹ебезЯтников.
     - ‚ообразите, Я был у вас, ищу  вас.  ‚ообразите,  она  исполнила  свое
намерение и детей увела! Њы с ‘офьей ‘еменовной  насилу  их  отыскали.  ‘ама
бьет  в  сковороду,  детей  заставлЯет  петь   и   плЯсать.   „ети   плачут.
ЋстанавливаютсЯ на перекрестках и у лавочек. ‡а  ними  глупый  народ  бежит.
Џойдемте.
     -  Ђ   ‘онЯ?..   -   тревожно   спросил   ђаскольников,   поспешаЯ   за
‹ебезЯтниковым.
     - Џросто в исступлении. ’о есть не ‘офьЯ  ‘еменовна  в  исступлении,  а
Љатерина €вановна; а впрочем, и ‘офьЯ ‘еменовна в  исступлении.  Ђ  Љатерина
€вановна совсем в исступлении. ѓоворю вам,  окончательно  помешалась.  €х  в
полицию возьмут. Њожете представить, как это подействует...  Ћни  теперь  на
канаве у -ского моста, очень недалеко от ‘офьи ‘еменовны. Ѓлизко.
     Ќа канаве, не очень далеко от моста и не доходЯ двух домов от дома, где
жила ‘онЯ, столпилась куча народу. Ћсобенно сбегались мальчишки и  девчонки.
•риплый, надорванный голос  Љатерины  €вановны  слышалсЯ  еще  от  моста.  €
действительно, это было странное зрелище, способное  заинтересовать  уличную
публику. Љатерина €вановна в своем стареньком платье, в драдедамовой шали  и
в изломанной соломенной шлЯпке, сбившейсЯ  безобразным  комком  на  сторону,
была  действительно  в  настоЯщем  исступлении.  Ћна  устала  и  задыхалась.
€змучившеесЯ чахоточное лицо ее смотрело страдальнее,  чем  когда-нибудь  (к
тому  же  на  улице,  на  солнце,  чахоточный  всегда  кажетсЯ   больнее   и
обезображеннее, чем дома); но возбужденное состоЯние ее не  прекращалось,  и
она с каждою минутой становилась еще раздраженнее. Ћна  бросалась  к  детЯм,
кричала на них, уговаривала, учила их тут же при народе, как плЯсать и петь,
начинала им растолковывать, длЯ чего это нужно, приходила в отчаЯние  от  их
непонЯтливости, била их... Џотом, не докончив,  бросалась  к  публике;  если
замечала чуть-чуть хорошо одетого человека,  остановившегосЯ  поглЯдеть,  то
тотчас пускалась объЯснЯть ему, что вот, дескать, до чего доведены дети  "из
благородного, можно даже сказать, аристократического дома". …сли  слышала  в
толпе смех или какое-нибудь задирательное словцо, то тотчас же набрасывалась
на дерзких и начинала  с  ними  бранитьсЯ.  €ные,  действительно,  смеЯлись,
другие качали головами; всем вообще было любопытно поглЯдеть на помешанную с
перепуганными детьми. ‘ковороды, про которую говорил ‹ебезЯтников, не  было;
по крайней мере, ђаскольников не видал; но вместо стука в сковороду Љатерина
€вановна начинала хлопать в такт своими сухими  ладонЯми,  когда  заставлЯла
Џолечку петь, а ‹еню и Љолю плЯсать; причем даже и сама пускалась подпевать,
но каждый раз обрывалась на второй ноте от мучительного кашлЯ, отчего  снова
приходила в отчаЯние, проклинала свой кашель  и  даже  плакала.  Џуще  всего
выводили ее из себЯ плач и страх Љоли и ‹ени.  „ействительно,  была  попытка
нарЯдить детей в костюм, как нарЯжаютсЯ уличные певцы и певицы. Ќа  мальчике
была надета из чего-то красного с белым  чалма,  чтобы  он  изображал  собою
турку. Ќа ‹еню костюмов недостало; была только  надета  на  голову  краснаЯ,
вЯзаннаЯ из гаруса шапочка (или, лучше  сказать,  колпак)  покойного  ‘емена
‡ахарыча, а в шапку воткнут обломок белого страусового пера, принадлежавшего
еще бабушке Љатерины €вановны и сохранЯвшегосЯ  доселе  в  сундуке,  в  виде
фамильной редкости. Џолечка была в своем обыкновенном платьице. Ћна смотрела
на мать робко и потерЯвшись, не отходила  от  нее,  скрадывала  свои  слезы,
догадывалась о помешательстве  матери  и  беспокойно  осматривалась  кругом.
“лица и толпа ужасно  напугали  ее.  ‘онЯ  неотступно  ходила  за  Љатериной
€вановной, плача  и  умолЯЯ  ее  поминутно  воротитьсЯ  домой.  Ќо  Љатерина
€вановна была неумолима.
     - Џерестань, ‘онЯ,  перестань!  -  кричала  она  скороговоркой,  спеша,
задыхаЯсь и кашлЯЯ. - ‘ама не  знаешь,  чего  просишь,  точно  дитЯ!  џ  уже
сказала тебе, что не ворочусь назад к этой пьЯной немке.  Џусть  видЯт  все,
весь Џетербург, как милостыни просЯт дети  благородного  отца,  который  всю
жизнь служил верою и правдой и, можно сказать,  умер  на  службе.  (Љатерина
€вановна уже успела создать себе эту фантазию и поверить ей слепо.)  Џускай,
пускай этот негодный генералишка видит. „а и  глупа  ты,  ‘онЯ:  что  теперь
есть-то, скажи? „овольно мы тебЯ  истерзали,  не  хочу  больше!  Ђх,  ђодион
ђоманыч, это вы! - вскрикнула она, увидав ђаскольникова и бросаЯсь к нему, -
растолкуйте вы, пожалуйста, этой дурочке, что ничего умней  нельзЯ  сделать!
„аже шарманщики добывают, а нас тотчас все отличат, узнают,  что  мы  бедное
благородное семейство сирот, доведенных до нищеты,  а  уж  этот  генералишка
место потерЯет, увидите! Њы каждый день под окна  к  нему  будем  ходить,  а
проедет государь, Я стану на колени, этих всех выставлю вперед и  покажу  на
них: "‡ащити, отец!" Ћн отец всех сирот, он милосерд,  защитит,  увидите,  а
генералишку этого... ‹енЯ! tenez-vous droite! ’ы, ЉолЯ, сейчас будешь  опЯть
танцевать. —его ты хнычешь? ЋпЯть хнычет! Ќу чего, чего ты боишьсЯ, дурачок!
ѓосподи! что мне с ним делать, ђодион ђоманыч! …сли б вы  знали,  какие  они
бестолковые! Ќу что с этакими сделаешь!..
     € она, сама чуть не плача (что не мешало ее  непрерывной  и  неумолчной
скороговорке), показывала ему на  хнычущих  детей.  ђаскольников  попробовал
было убедить ее воротитьсЯ и даже сказал, думаЯ подействовать на  самолюбие,
что ей неприлично ходить по улицам, как шарманщики  ходЯт,  потому  что  она
готовит себЯ в директрисы благородного пансиона девиц...
     - Џансиона, ха-ха-ха! ‘лавны бубны  за  горами!  -  вскричала  Љатерина
€вановна, тотчас после смеху закатившись  кашлем,  -  нет,  ђодион  ђоманыч,
прошла мечта! ‚се  нас  бросили!..  Ђ  этот  генералишка...  ‡наете,  ђодион
ђоманыч, Я в него чернильницей пустила, - тут, в лакейской, кстати на  столе
стоЯла, подле листа, на котором расписывались, и Я расписалась, пустила,  да
и убежала. Ћ, подлые, подлые. „а наплевать; теперь Я этих сама кормить буду,
никому не поклонюсь! „овольно мы ее мучили! (Ћна указала на ‘оню.)  Џолечка,
сколько собрали, покажи? Љак? ‚сего только две копейки? Ћ,  гнусные!  Ќичего
не дают, только бегают за нами, высунув Язык! Ќу чего этот  болван  смеетсЯ?
(указала она на одного из толпы). ќто все  потому,  что  этот  Љолька  такой
непонЯтливый, с ним вознЯ! —его тебе, Џолечка? ѓовори со мной по-французски,
parlez-moi francais. ‚едь Я же тебЯ учила, ведь ты знаешь несколько  фраз!..
€наче как же отличить, что вы благородного  семейства,  воспитанные  дети  и
вовсе не  так,  как  все  шарманщики;  не  "Џетрушку"  же  мы  какого-нибудь
представлЯем на улицах, а споем благородный романс...  Ђх  да!  что  же  нам
петь-то? Џеребиваете вы все менЯ, а мы... видите ли, мы здесь  остановились,
ђодион ђоманыч, чтобы выбрать, что петь, - такое, чтоб  и  Љоле  можно  было
протанцевать... потому все это у нас, можете представить, без приготовлениЯ;
надо сговоритьсЯ, так чтобы  все  совершенно  прорепетировать,  а  потом  мы
отправимсЯ на Ќевский, где гораздо  больше  людей  высшего  общества  и  нас
тотчас заметЯт: ‹енЯ знает "•уторок"... ’олько все "•уторок" да "•уторок", и
все-то его поют! Њы должны спеть что-нибудь гораздо более благородное... Ќу,
что ты придумала, ЏолЯ, хоть бы ты матери помогла!  ЏамЯти,  памЯти  у  менЯ
нет, Я бы вспомнила! Ќе "ѓусара же на саблю опираЯсь" петь,  в  самом  деле!
Ђх, споемте по-французски "Cinq sous! џ ведь  вас  учила  же,  учила  же.  €
главное, так как это по-французски, то  увидЯт  тотчас,  что  вы  дворЯнские
дети, и это будет гораздо трогательнее... Њожно бы  даже:  "Malborough  s'en
vat-en guerre", так как это совершенно детскаЯ песенка  и  употреблЯетсЯ  во
всех аристократических домах, когда убаюкивают детей.
     Malborough s'en va-t-en guerre, Ne sait quand reviendra... -
     начала было она петь... - Ќо нет, лучше уж "Cinq sous"! Ќу, ЉолЯ, ручки
в боки, поскорей, а ты, ‹енЯ, тоже вертись в противоположную сторону, а мы с
Џолечкой будем подпевать и подхлопывать!
     Cinq sous, cinq sous, Pour monter notre menage...
     Љхи-кхи-кхи! (€ она закатилась от кашлЯ.)  Џоправь  платьице,  Џолечка,
плечики спустились, - заметила она сквозь кашель, отдыхиваЯсь. - ’еперь  вам
особенно нужно держать себЯ прилично и на тонкой ноге, чтобы все видели, что
вы дворЯнские дети. џ говорила тогда,  что  лифчик  надо  длиннее  кроить  и
притом в два полотнища. ќто ты тогда, ‘онЯ, с своими  советами:  "Љороче  да
короче", вот и вышло, что совсем ребенка обезобразили... Ќу,  опЯть  все  вы
плачете! „а чего вы, глупые! Ќу, ЉолЯ, начинай поскорей, поскорей, поскорей,
- ох, какой это несносный ребенок!..
     Cinq sous, cinq sous...
     ЋпЯть солдат! Ќу чего тебе надобно?
     „ействительно, сквозь толпу протеснЯтсЯ городовой. Ќо  в  то  же  времЯ
один господин в вицмундире и в шинели, солидный чиновник лет  пЯтидесЯти,  с
орденом на шее (последнее было очень приЯтно Љатерине €вановне и повлиЯло на
городового),  приблизилсЯ  и  молча  подал  Љатерине  €вановне  трехрублевую
зелененькую кредитку. ‚ лице его выражалось искреннее сострадание.  Љатерина
€вановна принЯла и вежливо, даже церемонно, ему поклонилась.
     - Ѓлагодарю вас, милостивый государь, - начала она свысока, -  причины,
побудившие нас... возьми деньги, Џолечка.  ‚идишь,  есть  же  благородные  и
великодушные люди, тотчас готовые помочь бедной  дворЯнке  в  несчастии.  ‚ы
видите, милостивый государь, благородных сирот, можно даже сказать, с самыми
аристократическими свЯзЯми... Ђ этот  генералишка  сидел  и  рЯбчиков  ел...
ногами затопал, что Я его обеспокоила... "‚аше  превосходительство,  говорю,
защитите сирот, очень знаЯ, говорю, покойного ‘емена ‡ахарыча, и так как его
родную дочь подлейший из подлецов в день его смерти оклеветал..." ЋпЯть этот
солдат! ‡ащитите! - закричала она чиновнику,  -  чего  этот  солдат  ко  мне
лезет? Њы уж убежали от одного сюда из Њещанской... ну тебе-то  какое  дело,
дурак!
     - Џотому по улицам запрещено-с. Ќе извольте безобразничать.
     - ‘ам ты безобразник! џ все равно как  с  шарманкой  хожу,  тебе  какое
дело?
     - Ќасчет шарманки надо дозволение иметь, а  вы  сами  собой-с  и  таким
манером народ сбиваете. ѓде изволите квартировать?
     - Љак дозволение! -  завопила  Љатерина  €вановна.  -  џ  сегоднЯ  мужа
схоронила, какое тут дозволение!
     - ‘ударынЯ, сударынЯ, успокойтесь, - начал было чиновник, - пойдемте, Я
вас доведу... ‡десь в толпе неприлично... вы нездоровы...
     - Њилостивый государь, милостивый государь,  вы  ничего  не  знаете!  -
кричала Љатерина €вановна, - мы на Ќевский пойдем, - ‘онЯ, ‘онЯ!  „а  где  ж
она? ’оже плачет! „а  что  с  вами  со  всеми!..  ЉолЯ,  ‹енЯ,  куда  вы?  -
вскрикнула она вдруг в испуге, - о глупые дети! ЉолЯ, ‹енЯ, да куда ж они!..
     ‘лучилось так, что ЉолЯ и ‹енЯ, напуганные до последней степени уличною
толпой и выходками помешанной  матери,  увидев,  наконец,  солдата,  который
хотел их взЯть и куда-то вести, вдруг, как бы  сговорившись,  схватили  друг
друга за ручки и  бросились  бежать.  ‘  воплем  и  плачем  кинулась  беднаЯ
Љатерина €вановна догонЯть их. Ѓезобразно и  жалко  было  смотреть  на  нее,
бегущую, плачущую, задыхающуюсЯ. ‘онЯ и Џолечка бросились вслед за нею.
     - ‚ороти, вороти их, ‘онЯ! Ћ глупые, неблагодарные дети!..  ЏолЯ!  лови
их... „лЯ вас же Я...
     Ћна споткнулась на всем бегу и упала.
     - ђазбилась в кровь! Ћ господи! - вскрикнула ‘онЯ, наклонЯЯсь над ней.
     ‚се сбежались, все  затеснились  кругом.  ђаскольников  и  ‹ебезЯтников
подбежали  из  первых;  чиновник  тоже  поспешил,  а  за  ним  и  городовой,
проворчав:  "ќх-ма!"  и  махнув  рукой,  предчувствуЯ,  что  дело  обернетсЯ
хлопотливо.
     - Џошел! пошел! - разгонЯл он теснившихсЯ кругом людей.
     - Џомирает! - закричал кто-то.
     - ‘ ума сошла! - проговорил другой.
     - ѓосподи, сохрани! - проговорила одна женщина, крестЯсь. - „евчонку-то
с парнишкой зловили ли? ‚она-ка,  ведут,  старшенькаЯ  перехватила...  ‚ишь,
сбалмошные!
     Ќо когда разглЯдели хорошенько Љатерину €вановну, то увидали,  что  она
вовсе не разбилась о камень, как подумала  ‘онЯ,  а  что  кровь,  обагрившаЯ
мостовую, хлынула из ее груди горлом.
     - ќто Я знаю, видал, - бормотал чиновник ђаскольникову и ‹ебезЯтникову,
- это чахотка-с; хлынет этак кровь и задавит. ‘  одною  моею  родственницей,
еще недавно свидетелем был, и этак стакана  полтора...  вдруг-с...  —то  же,
однако ж, делать, сейчас помрет?
     - ‘юда, сюда, ко мне! - умолЯла ‘онЯ, - вот здесь Я  живу!..  ‚от  этот
дом, второй отсюда... Љо мне, поскорее, поскорее!.. - металась она ко  всем.
- ‡а доктором пошлите... Ћ господи!
     ‘тараниЯми  чиновника  дело  это  уладилось,  даже  городовой   помогал
переносить Љатерину €вановну. ‚несли ее к ‘оне почти замертво и положили  на
постель. Љровотечение еще продолжалось, но она как бы начинала  приходить  в
себЯ. ‚ комнату  вошли  разом,  кроме  ‘они,  ђаскольников  и  ‹ебезЯтников,
чиновник и городовой, разогнавший предварительно толпу, из которой некоторые
провожали до самых дверей. Џолечка  ввела,  держа  за  руки,  Љолю  и  ‹еню,
дрожавших и плакавших. ‘ошлись и от Љапернаумовых: сам он, хромой и  кривой,
странного  вида  человек  с  щетинистыми,  торчком   стоЯщими   волосами   и
бакенбардами; жена его, имевшаЯ какой-то  раз  навсегда  испуганный  вид,  и
несколько их детей, с одеревенелыми от  постоЯнного  удивлениЯ  лицами  и  с
раскрытыми ртами. Њежду всею этою публикой поЯвилсЯ  вдруг  и  ‘видригайлов.
ђаскольников с удивлением посмотрел на него, не понимаЯ, откуда он ЯвилсЯ, и
не помнЯ его в толпе.
     ѓоворили  про  доктора  и  про  свЯщенника.  —иновник  хотЯ  и   шепнул
ђаскольникову, что, кажетсЯ,  доктор  теперь  уже  лишнее,  но  распорЯдилсЯ
послать. Џобежал сам Љапернаумов.
     Њежду тем Љатерина €вановна отдышалась,  на  времЯ  кровь  отошла.  Ћна
смотрела болезненным, но пристальным и проницающим  взглЯдом  на  бледную  и
трепещущую ‘оню, отиравшую ей платком капли пота со лба; наконец,  попросила
приподнЯть себЯ. …е посадили на постели, придерживаЯ с обеих сторон.
     - „ети где? - спросила она слабым голосом. - ’ы  привела  их,  ЏолЯ?  Ћ
глупые!.. Ќу чего вы побежали... Ћх!
     Љровь еще покрывала  ее  иссохшие  губы.  Ћна  повела  кругом  глазами,
осматриваЯсь:
     - ’ак вот ты  как  живешь,  ‘онЯ!  Ќи  разу-то  Я  у  тебЯ  не  была...
привелось...
     Ћна с страданием посмотрела на нее:
     - €ссосали мы тебЯ, ‘онЯ... ЏолЯ, ‹енЯ, ЉолЯ, подите  сюда...  Ќу,  вот
они, ‘онЯ, все, бери их... с рук на руки... а с менЯ довольно!.. Љончен бал!
ѓ'а!.. Ћпустите менЯ, дайте хоть помереть спокойно...
     …е опустили опЯть на подушку.
     - —то? ‘вЯщенника?.. Ќе надо... ѓде у вас лишний целковый?.. Ќа мне нет
грехов!.. Ѓог и без того должен простить... ‘ам знает, как Я  страдала!..  Ђ
не простит, так и не надо!..
     Ѓеспокойный бред охватывал ее более и  более.  Џорой  она  вздрагивала,
обводила кругом глазами, узнавала всех на  минуту;  но  тотчас  же  сознание
снова сменЯлось бредом.  Ћна  хрипло  и  трудно  дышала,  что-то  как  будто
клокотало в горле.
     -  џ  говорю  ему:  "‚аше  превосходительство!.."  -  выкрикивала  она,
отдыхиваЯсь после каждого слова, - эта ЂмалиЯ ‹юдвиговна... ах! ‹енЯ,  ЉолЯ!
ручки в боки, скорей, скорей, глиссе-глиссе,  па-де-баск!  ‘тучи  ножками...
Ѓудь грациозный ребенок.
     Du hast Diamanten und Perlen...
     Љак дальше-то? ‚от бы спеть...
     Du hast die schonsten Augen, Madchen, was willst du mehr?
     Ќу да, как не так! was willst du mehr, - выдумает же, болван!.. Ђх  да,
вот еще:
     ‚ полдневный жар, в долине „агестана...
     Ђх, как Я любила...  џ  до  обожаниЯ  любила  этот  романс,  Џолечка!..
знаешь, твой отец... еще женихом певал... Ћ,  дни!..  ‚от  бы,  вот  бы  нам
спеть! Ќу как же, как же... вот Я и забыла... да напомните же, как же? - Ћна
была в чрезвычайном волнении и усиливалась приподнЯтьсЯ. Ќаконец,  страшным,
хриплым, надрывающимсЯ голосом она начала, вскрикиваЯ и задыхаЯсь на  каждом
слове, с видом какого-то возраставшего испуга:
     ‚ полдневный жар!.. в долине!.. „агестана!.. ‘ свинцом в груди!..
     ‚аше превосходительство! - вдруг  завопила  она  раздирающим  воплем  и
залившись  слезами,  -  защитите  сирот!  ‡наЯ  хлеб-соль  покойного  ‘емена
‡ахарыча!.. Њожно даже сказать аристократического!.. ѓ'а! -  вздрогнула  она
вдруг, опамЯтовавшись и с каким-то ужасом всех осматриваЯ, но тотчас  узнала
‘оню. - ‘онЯ, ‘онЯ! - проговорила она кротко и ласково, как  бы  удивившись,
что видит ее перед собой, - ‘онЯ, милаЯ, и ты здесь?
     …е опЯть приподнЯли.
     -   „овольно!..   Џора!..   Џрощай,   горемыка!..   “ездили    клЯчу!..
Ќадорвала-а-ась! - крикнула она отчаЯнно и ненавистно и грохнулась головой о
подушку.
     Ћна вновь забылась, но  это  последнее  забытье  продолжалось  недолго.
Ѓледно-желтое, иссохшее лицо ее закинулось навзничь  назад,  рот  раскрылсЯ,
ноги судорожно протЯнулись. Ћна глубоко-глубоко вздохнула и умерла.
     ‘онЯ упала на ее труп, обхватила ее руками и так  и  замерла,  прильнув
головой к иссохшей  груди  покойницы.  Џолечка  припала  к  ногам  матери  и
целовала их, плача навзрыд. ЉолЯ и ‹енЯ, еще не  понЯв,  что  случилось,  но
предчувствуЯ что-то очень страшное, схватили один другого обеими  руками  за
плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли
рты и начали кричать. Ћба еще были  в  костюмах:  один  в  чалме,  другаЯ  в
ермолке с страусовым пером.
     € каким образом этот "похвальный лист" очутилсЯ вдруг на постели, подле
Љатерины €вановны? Ћн лежал тут же, у подушки; ђаскольников видел его.
     Ћн отошел к окну. Љ нему подскочил ‹ебезЯтников.
     - “мерла! - сказал ‹ебезЯтников.
     - ђодион ђоманович, имею вам два нужных словечка  передать,  -  подошел
‘видригайлов. ‹ебезЯтников тотчас же уступил место и  деликатно  стушевалсЯ.
‘видригайлов увел удивленного ђаскольникова еще подальше в угол.
     - ‚сю эту возню, то есть похороны и прочее, Я  беру  на  себЯ.  ‡наете,
были бы деньги, а ведь Я вам сказал, что у менЯ лишние. ќтих двух птенцов  и
эту Џолечку Я помещу в какие-нибудь сиротские заведениЯ получше и положу  на
каждого, до совершеннолетиЯ, по тысЯче  пЯтисот  рублей  капиталу,  чтоб  уж
совсем ‘офьЯ ‘еменовна была покойна. „а и ее из омута вытащу, потому хорошаЯ
девушка, так ли? Ќу-с, так вы и передайте Ђвдотье ђомановне, что  ее  десЯть
тысЯч Я вот так и употребил.
     - ‘ какими же целЯми вы так разблаготворились? - спросил ђаскольников.
     - ќ-эх! —еловек  недоверчивый!  -  засмеЯлсЯ  ‘видригайлов.  -  ‚едь  Я
сказал, что эти деньги у менЯ лишние. Ќу,  а  просто,  по  человечеству,  не
допускаете, что ль? ‚едь не "вошь" же была она (он ткнул пальцем в тот угол,
где была усопшаЯ), как какаЯ-нибудь старушонка процентщица. Ќу, согласитесь,
ну "‹ужину ли, в самом деле, жить и делать мерзости, или ей умирать?"  €  не
помоги Я, так ведь "Џолечка, например, туда же, по той же дороге пойдет..."
     Ћн  проговорил  это  в   видом   какого-то   подмигивающего,   веселого
плутовства, не  спускаЯ  глаз  с  ђаскольникова.  ђаскольников  побледнел  и
похолодел, слыша свои  собственные  выражениЯ,  сказанные  ‘оне.  Ћн  быстро
отшатнулсЯ и дико посмотрел на ‘видригайлова.
     - Џо-почему... вы знаете? - прошептал он, едва переводЯ дыхание.
     -  „а  ведь  Я  здесь,  через  стенку,  у  мадам  ђесслих  стою.  ‡десь
Љапернаумов, а там мадам ђесслих,  стариннаЯ  и  преданнейшаЯ  приЯтельница.
‘осед-с.
     - ‚ы?
     - џ, - продолжал ‘видригайлов, колыхаЯсь от смеха, - и могу вас  честью
уверить, милейший ђодион ђоманович, что удивительно вы менЯ  заинтересовали.
‚едь Я сказал, что мы сойдемсЯ, предсказал вам это, - ну вот  и  сошлись.  €
увидите, какой Я складной человек. “видите, что со мной еще можно жить...

         * —Ђ‘’њ …‘’Ђџ * 

        I

     „лЯ ђаскольникова наступило странное  времЯ:  точно  туман  упал  вдруг
перед ним и заключил его в безвыходное и тЯжелое уединение.  ЏрипоминаЯ  это
времЯ потом, уже долго спустЯ, он догадывалсЯ, что сознание его  иногда  как
бы тускнело и что так продолжалось, с  некоторыми  промежутками,  вплоть  до
окончательной катастрофы. Ћн был убежден положительно, что во  многом  тогда
о