ему, что помолюсь, чувствуЯ, что обещанием этим  доставлю  ему
чрезмерное удовольствие. € действительно, радость засиЯла  в  его  лице;  но
спешу прибавить, что в подобных случаЯх  он  никогда  не  относилсЯ  ко  мне
свысока, то есть вроде как бы старец к  какому-нибудь  подростку;  напротив,
весьма часто любил самого менЯ слушать, даже заслушивалсЯ, на  разные  темы,
полагаЯ, что имеет дело, хоть и с "вьюношем", как  он  выражалсЯ  в  высоком
слоге (он очень хорошо знал, что надо выговаривать "юноша", а не  "вьюнош"),
но понимаЯ вместе и то, что этот "вьюнош" безмерно выше его по  образованию.
‹юбил он, например, очень  часто  говорить  о  пустынножительстве  и  ставил
"пустыню" несравненно выше "странствий". џ горЯчо возражал ему,  напираЯ  на
эгоизм этих людей,  бросающих  мир  и  пользу,  которую  бы  могли  принести
человечеству, единственно длЯ эгоистической идеи своего спасениЯ. Ћн сначала
не понимал, подозреваю даже,  что  и  совсем  не  понЯл;  но  пустыню  очень
защищал: "‘начала жалко себЯ, конечно (то есть когда поселишьсЯ в  пустыне),
- ну а потом каждый день все больше радуешьсЯ, а потом уже и  бога  узришь".
’ут Я развил перед ним полную картину полезной деЯтельности ученого,  медика
или вообще друга человечества в мире и привел его в  сущий  восторг,  потому
что и сам говорил горЯчо; он поминутно поддакивал  мне:  "’ак,  милый,  так,
благослови тебЯ бог, по истине мыслишь"; но когда Я кончил, он  все-таки  не
совсем согласилсЯ: "’ак-то оно так, - вздохнул он глубоко,  -  да  много  ли
таких, что выдержат и не развлекутсЯ? „еньги хоть не бог, а все же полбога -
великое искушение; а тут и женский пол, а тут и самомнение  и  зависть.  ‚от
дело-то великое и забудут, а займутсЯ маленьким. ’о ли в пустыне? ‚  пустыне
человек укреплЯет себЯ даже на всЯкий подвиг. „руг!  „а  и  что  в  мире?  -
воскликнул он с чрезмерным чувством.  -  Ќе  одна  ли  токмо  мечта?  ‚озьми
песочку да посей на камушке; когда  желт  песочек  у  тебЯ  на  камушке  том
взойдет, тогда и мечта твоЯ в мире сбудетсЯ, - вот как у нас  говоритсЯ.  ’о
ли у •риста: "Џоди и раздай твое богатство и стань всем  слуга".  €  станешь
богат паче прежнего в бессчетно  раз;  ибо  не  пищею  только,  не  платьЯми
ценными,  не  гордостью  и  не  завистью  счастлив  будешь,  а  умножившеюсЯ
бессчетно любовью. “ж не малое богатство, не сто тысЯч, не миллион, а  целый
мир приобретешь! Ќыне без сытости собираем и с безумием расточаем,  а  тогда
не будет ни сирот, ни нищих, ибо все мои, все родные, всех приобрел, всех до
единого купил! Ќыне не в редкость, что и самый богатый  и  знатный  к  числу
дней своих равнодушен, и сам уж не знает, какую забаву  выдумать;  тогда  же
дни и часы твои умножатсЯ как  бы  в  тысЯчу  раз,  ибо  ни  единой  минутки
потерЯть не захочешь, а каждую в веселии сердца ощутишь. ’огда и премудрость
приобретешь не из единых книг токмо, а будешь с самим богом лицом к лицу;  и
воссиЯет землЯ паче солнца, и не будет ни  печали,  ни  воздыханиЯ,  а  лишь
единый бесценный рай..."
     ‚от эти-то восторженные выходки чрезвычайно, кажетсЯ, любил ‚ерсилов. ‚
этот раз он тут же был в комнате.
     - Њакар €ванович! - прервал Я его вдруг,  сам  разгорЯчась  без  всЯкой
меры (Я помню тот вечер), - да ведь  вы  коммунизм,  решительный  коммунизм,
коли так, проповедуете!
     € так как он решительно ничего не знал про коммунистическое учение,  да
и самое слово в первый раз услыхал, то Я тут же стал ему излагать  все,  что
знал на эту тему. Џризнаюсь, Я знал мало и сбивчиво, да и теперь  не  совсем
компетентен; но что знал, то изложил с величайшим жаром, несмотрЯ ни на что.
„о сих пор вспоминаю с удовольствием о чрезвычайном впечатлении,  которое  Я
произвел на старика. ќто было даже не впечатление, а почти  потрЯсение.  Џри
сем он страшно интересовалсЯ историческими  подробностЯми:  "ѓде?  Љак?  Љто
устроил?  Љто  сказал?"  Љстати,  Я  заметил,  что  это  -  вообще  свойство
простонародьЯ: он не удовольствуетсЯ общей идеей, если очень заинтересуетсЯ,
но непременно начнет требовать самых твердых и точных подробностей. џ таки в
подробностЯх сбивалсЯ, и так как тут был ‚ерсилов, то немного стыдилсЯ  его,
а оттого еще пуще горЯчилсЯ. Љончилось тем, что Њакар €ванович, в  умилении,
под конец только повторЯл к каждому слову: "’ак, так!",  но  уже  видимо  не
понимаЯ и потерЯв нитку.  Њне  стало  досадно,  но  ‚ерсилов  вдруг  прервал
разговор, встал и объЯвил, что пора идти спать. Њы тогда все были в сборе, и
было поздно. Љогда он через несколько минут заглЯнул в мою комнату, Я тотчас
спросил его: как он глЯдит на Њакара  €вановича  вообще  и  что  он  об  нем
думает? ‚ерсилов весело  усмехнулсЯ  (но  вовсе  не  над  моими  ошибками  в
коммунизме - напротив, об них не упомЯнул). ЏовторЯю  опЯть:  он  решительно
как бы  прилепилсЯ  к  Њакару  €вановичу,  и  Я  часто  ловил  на  лице  его
чрезвычайно привлекательную улыбку, когда он слушал старика. ‚прочем, улыбка
вовсе не помешала критике.
     - Њакар €ванович прежде  всего  -  не  мужик,  а  дворовый  человек,  -
произнес он с большою охотою, - бывший  дворовый  человек  и  бывший  слуга,
родившийсЯ слугою и от слуги. „воровые и слуги чрезвычайно  много  разделЯли
интересов частной, духовной и умственной жизни своих господ в  былое  времЯ.
‡аметь, что Њакар €ванович до сих пор всего больше интересуетсЯ событиЯми из
господской и высшей жизни. ’ы еще не знаешь, до какой  степени  интересуетсЯ
он иными событиЯми в ђоссии за последнее времЯ. ‡наешь ли,  что  он  великий
политик? …го медом не корми, а  расскажи,  где  кто  воюет  и  будем  ли  мы
воевать. ‚ прежнее времЯ Я доводил его подобными разговорами до  блаженства.
Ќауку уважает очень и из всех наук любит больше  астрономию.  Џри  всем  том
выработал в себе нечто столь независимое, чего  уже  ни  за  что  в  нем  не
передвинешь. “беждениЯ есть, и твердые, и довольно Ясные... и истинные.  Џри
совершенном невежестве, он вдруг способен изумить неожиданным знакомством  с
иными понЯтиЯми, которых бы  в  нем  и  не  предполагал.  •валит  пустыню  с
восторгом, но ни в пустыню, ни в монастырь ни за что не пойдет, потому что в
высшей степени "бродЯга",  как  мило  назвал  его  Ђлександр  ‘еменович,  на
которого ты напрасно, мимоходом сказать, сердишьсЯ. Ќу что ж  еще,  наконец:
несколько художник, много своих слов, но есть и не свои.  Ќесколько  хром  в
логическом изложении, подчас очень отвлеченен; с порывами сентиментальности,
но  совершенно  народной,  или,  лучше  сказать,  с  порывами  того   самого
общенародного  умилениЯ,  которое  так  широко  вносит  народ  наш  в   свое
религиозное чувство. Џро чистосердечие и незлобивость его опускаю: не нам  с
тобой начинать на эту тему...

        III.
     —тобы   закончить   с   характеристикой   Њакара   €вановича,   передам
какой-нибудь из его рассказов, собственно уже  из  частной  жизни.  •арактер
этих рассказов был странный, вернее то, что не было в  них  никакого  общего
характера; нравоучениЯ какого-нибудь  или  общего  направлениЯ  нельзЯ  было
выжать, разве то, что все более или менее были умилительны.  Ќо  были  и  не
умилительные, были  даже  совсем  веселые,  были  даже  насмешки  над  иными
монахами из беспутных, так что он прЯмо вредил своей идее, рассказываЯ, -  о
чем Я и заметил ему: но он не понЯл, что Я хотел сказать. €ногда трудно было
сообразить, что его так  побуждает  рассказывать,  так  что  Я  подчас  даже
дивилсЯ  на  такое  многоглаголание  и  приписывал  отчасти   старчеству   и
болезненному состоЯнию.
     - Ћн - не то, что прежде, - шепнул мне раз ‚ерсилов, - он прежде был не
совсем таков. Ћн скоро умрет, гораздо скорее, чем мы  думаем,  и  надо  быть
готовым.
     џ забыл сказать, что у нас установилось нечто  вроде  "вечеров".  Љроме
мамы, не отходившей от Њакара €вановича, всегда по вечерам  в  его  комнатку
приходил ‚ерсилов; всегда приходил  Я,  да  и  негде  мне  было  и  быть;  в
последние дни почти всегда заходила ‹иза, хоть и попозже  других,  и  всегда
почти сидела молча. Ѓывала и ’атьЯна Џавловна, и  хоть  редко,  да  бывал  и
доктор. ‘ доктором Я, как-то вдруг так  вышло,  сошелсЯ;  не  очень,  но  по
крайней  мере  прежних  выходок  не  было.  Њне   нравилась   его   как   бы
простоватость, которую Я наконец разглЯдел в нем, и некотораЯ  привЯзанность
его к  нашему  семейству,  так  что  Я  решилсЯ  наконец  ему  простить  его
медицинское высокомерие и, сверх того, научил его мыть себе руки  и  чистить
ногти, если уж он не может носить чистого бельЯ. џ  прЯмо  растолковал  ему,
что это вовсе не длЯ франтовства и не длЯ каких-нибудь там изЯщных искусств,
но что чистоплотность естественно входит в ремесло доктора,  и  доказал  ему
это. Џодходила, наконец, часто к дверЯм из своей кухни ‹укерьЯ  и,  стоЯ  за
дверью, слушала, как рассказывает Њакар €ванович.  ‚ерсилов  вызвал  ее  раз
из-за дверей и пригласил сесть вместе с нами.  Њне  это  понравилось;  но  с
этого разу она уже перестала подходить к дверЯм. ‘вои нравы!
     Џомещаю один из рассказов, без выбору, единственно потому, что  он  мне
полнее запомнилсЯ. ќто - одна историЯ об одном купце, и Я думаю,  что  таких
историй, в наших городах и городишках, случаетсЯ  тысЯчами,  лишь  бы  уметь
смотреть. †елающие могут обойти рассказ, тем более  что  Я  рассказываю  его
слогом.

        IV.
     "Ђ было у нас в городе Ђфимьевском, скажу теперь, вот  како  чудо.  †ил
купец, ‘котобойников прозывалсЯ, Њаксим €ванович, и не было  его  богаче  по
всей округе. ‘итцевую фабрику построил и рабочих несколько сот  содержал;  и
возмнил о себе безмерно. € надо так сказать,  что  уже  все  ходило  по  его
знаку, и само начальство ни  в  чем  не  препЯтствовало,  и  архимандрит  за
ревность благодарил: много на монастырь жертвовал  и,  когда  стих  находил,
очень о душе своей воздыхал и о будущем веке озабочен был немало. ‚дов был и
бездетен; про супругу-то его был слух, что  усахарил  он  ее  будто  еще  на
первом году и что смолоду ручкам любил волю давать; только  давно  уж  перед
тем это было; снова же обЯзатьсЯ браком не захотел. ‘лаб был тоже и  выпить,
и, когда наступал ему срок, то хмельной по городу  бежит  нагишом  и  вопит;
город не знатный, а  все  зазорно.  Љогда  же  переставал  срок,  становилсЯ
сердит, и все, что он рассудит, то и  хорошо,  и  все,  что  повелит,  то  и
прекрасно. Ђ народ рассчитывал произвольно;  возьмет  счеты,  наденет  очки:
"’ебе, ”ома, сколько?" - "‘ рождества не  брал,  Њаксим  €ванович,  тридцать
девЯть рублев моих есть". - "“х сколько денег! ќто много  тебе;  ты  и  весь
таких денег не стоишь, совсем не к лицу тебе будет: десЯть рублей  с  костей
долой, а двадцать девЯть получай". € молчит человек; да  и  никто  не  смеет
пикнуть, все молчат.
     "џ,  говорит,  знаю,  сколько  ему  следует  дать.  ‘  здешним  народом
по-другому нельзЯ. ‡дешний народ развратен; без  менЯ  б  они  все  здесь  с
голоду перемерли, сколько их тут ни есть. ЋпЯть  сказать,  народ  здешний  -
вор, на что взглЯнет, то и тЯнет, никакого в нем мужества нет. ЋпЯть взЯть и
то, что он - пьЯница; разочти его, он в кабак снесет, и сидит в кабаке наг -
ни ниточки, выходит голешенек. ЋпЯть же он - и подлец: сЯдет супротив кабака
на камушек и пошел причитать: "Њатушка моЯ родимаЯ,  и  зачем  же  ты  менЯ,
такого горького пьЯницу, на свет произвела? Ђ и  лучше  б  ты  менЯ,  такого
горького пьЯницу, на роду придавила!" ’ак разве это - человек? ќто -  зверь,
а не человек; его, перво-наперво, образить следует, а потом  уж  ему  деньги
давать. џ знаю, когда ему дать".
     ‚от так говорил Њаксим €ванович об народе афимьевском; хоть худо он это
говорил, а все ж и правда была: народ был стомчивый, не выдерживал.
     †ил в этом же городе и другой купец, да и помер; человек был молодой  и
легкомысленный, прогорел и всего капиталу решилсЯ. ЃилсЯ  в  последний  год,
как рыба на песке, да урок житию его приспел. ‘ Њаксим €вановичем все  времЯ
не ладил и о  кругом  ему  должен  осталсЯ.  ‚  последний  час  еще  Њаксима
€вановича проклинал. € оставил по себе вдову еще молодую, да с ней вместе  и
пЯтерых детей. € одинокой-то вдовице оставатьсЯ после супруга,  подобно  как
бесприютной ластовице, -  не  малое  испытание,  а  не  то  что  с  пЯтерыми
младенцами, которых пропитать нечем: последнее  именьишко,  дом  деревЯнный,
Њаксим €ванович за долг отбирал. € поставила она их всех рЯдком у  церковной
паперти; старшему мальчику восемь годков, а остальные все  девочки  погодки,
все мал малой меньше; старшенькаЯ четырех годков, а младшаЯ  еще  на  руках,
грудь сосет. Љончилась обеднЯ, вышел Њаксим €ванович, и все деточки,  все-то
рЯдком стали перед ним на коленки - научила она их перед тем, и ручки  перед
собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пЯтым ребенком на руках,
земно при всех людЯх ему поклонилась:  "Ѓатюшка,  Њаксим  €ванович,  помилуй
сирот, не отымай последнего куска, не выгонЯй из родного гнезда!" € все, кто
тут ни был, все прослезились - так уж хорошо она их  научила.  „умала:  "Џри
людЯх-то возгордитсЯ и простит, отдаст  дом  сиротам",  только  не  так  оно
вышло. ‘тал Њаксим €ванович: "’ы, говорит, молодаЯ вдова, мужа хочешь, а  не
о сиротах плачешь. Џокойник-то менЯ на  смертном  одре  проклинал"-и  прошел
мимо и не отдал дом. "—его ихним дурачествам подражать (то есть  поблажать)?
Ћкажи благодеЯние, еще пуще станут костить; все сие ничтоже успевает, а лишь
паче молва бывает". Ђ молва-то ходила и впрЯмь, что будто он к сей  вдовице,
еще к девице, лет десЯть перед тем подсылал и  большим  капиталом  жертвовал
(красива уж очень была), забываЯ, что грех сей  все  едино  что  храм  божий
разорить; да ничего тогда не успел. Ђ мерзостей этих самых, и по  городу,  и
по всей даже губернии, производил немало, и даже всЯкую меру  в  сем  случае
потерЯл.
     ‚озопила мать со птенцами, выгнал сирот из дому, и не по злобе токмо, а
и сам не знает иной раз человек, по какому побуждению стоит  на  своем.  Ќу,
помогали сперва, а потом пошла наниматьсЯ в работу. „а только какой  у  нас,
окромЯ фабрики, заработок; там полы  вымоет,  там  в  огороде  выполет,  там
баньку вытопит, да с ребеночком-то на руках и взвоет; а четверо  прочих  тут
же по улице в рубашонках бегают. Љогда на коленки их у паперти ставила,  все
еще в башмачонках были, каких ни есть, да в салопчиках, все как ни  есть,  а
купецкие дети; а тут уж пошли бегать и босенькие: на ребенке одежонка горит,
известно. Ќу, а деткам что: было бы солнышко, радуютсЯ, гибели не чувствуют,
словно птички, голосочки их что колокольчики. „умает вдова: "‘танет зима,  и
куда Я вас тогда подеваю; хоть бы вас к тому сроку бог прибрал!"  ’олько  не
дождалась до зимы. …сть по нашему месту такой на детей кашель, коклюш, что с
одного на другого переходит. Џерво-наперво померла груднаЯ девочка, а за ней
заболели и прочие, и всех-то четырех девочек, в ту же осень, одну за  другой
снесла. Ћдну-то, правда, на улице  лошади  раздавили.  —то  же  ты  думаешь?
Џохоронила да и взвыла; то проклинала,  а  как  бог  прибрал,  жалко  стало.
Њатеринское сердце!
     ЋсталсЯ у ней в живых один лишь старшенький мальчик, и  уж  не  надышит
она над ним, трепещет. ‘лабенький был и нежный  и  личиком  миловидный,  как
девочка. € свела она его на фабрику, к крестному его отцу,  управлЯющему,  а
сама в нЯнюшки к чиновнику нанЯлась. ’олько бегает мальчик раз на  дворе,  а
тут вдруг и подъехал  на  паре  Њаксим  €ванович,  да  как  раз  выпимши;  а
мальчик-то с лестницы прЯмо на него, невзначай  то  есть,  посклизнулсЯ,  да
прЯмо об него стукнулсЯ, как он с дрожек сходил, и обеими руками ему прЯмо в
живот. ‘хватил он его за волосенки, завопил: "—ей такой? ‹озы!  ‚ысечь  его,
говорит, тот же час при мне". Џомертвел мальчик, стали сечь, закричал.  "’ак
ты еще и кричишь? секи ж его, пока кричать перестанет!" Њало  ли,  много  ли
секли, не перестал кричать, пока не омертвел  вовсе.  ’ут  и  бросили  сечь,
испугались, не дышит мальчик, лежит  в  бесчувствии.  ‘казывали  потом,  что
немного и секли, да уж пуглив был очень. €спугалсЯ было и  Њаксим  €ванович:
"—ей такой?" - спросил; сказали ему. "€шь ведь! снести его к матери; чего он
тут на фабрике шлЯлсЯ?" „ва  днЯ  потом  молчал  и  опЯть  спросил:  "Ђ  что
мальчик?" Ђ с мальчиком вышло худо: заболел, у матери в  угле  лежит,  та  и
место по тому случаю у чиновников бросила,  и  вышло  у  него  воспаление  в
легких. "€шь ведь! - произнес, - и с чего, кажись? „иви б его больно  секли:
самое лишь малое пристрастие произвели. џ и над всеми  прочими  такие  точно
побои произносил; сходило без всЯких таких пустЯков". †дал было он, что мать
пойдет жаловатьсЯ, и, возгордЯсь, молчал; только где  уж,  не  посмела  мать
жаловатьсЯ. € послал он ей тогда от себЯ пЯтнадцать рублей и лекарЯ от себЯ;
и не то чтоб побоЯвшись чего, а так, задумалсЯ.  Ђ  тут  скоро  и  срок  ему
подошел, запил недели на три.
     Њиновала зима, и на самое светло •ристово воскресенье, в самый  великий
день, спрашивает Њаксим €ванович опЯть: "Ђ что тот  самый  мальчик?"  Ђ  всю
зиму молчал, не спрашивал. € говорЯт ему: "‚ыздоровел, у матери,  а  та  все
поденно уходит". € поехал Њаксим €ванович того же днЯ ко  вдове,  в  дом  не
вошел, а вызвал к воротам, сам на дрожках сидит: "‚от что, говорит,  честнаЯ
вдова, хочу Я твоему сыну чтобы истинным благодетелем быть  и  беспредельные
милости ему оказать: беру его отселе к себе, в самый мой дом. € ежели  вмале
мне угодит, то достаточный капитал ему отпишу; а совсем ежели угодит,  то  и
всего состоЯниЯ нашего могу его, по смерти, преемником утвердить, равно  как
родного  бы  сына,  с  тем,  однако,  чтобы  ваша  милость,  окромЯ  великих
праздников, в дом не жаловали. Љоли  складно  по-вашему,  так  завтра  утром
приводи мальчика, не все ему в бабки играть". €, сказав, уехал, мать оставив
как бы в  безумии.  Џрослышали  люди,  говорЯт  ей:  "‚озрастет  малый,  сам
попрекать тебЯ станет,  что  лишила  его  такой  судьбы".  Ќочь-то  над  ним
поплакала, а поутру отвела дитЯ. Ђ мальчик ни жив ни мертв.
     Ћдел его Њаксим €ванович как барчонка, и учителЯ нанЯл, и с того самого
часу за книгу засадил; и так дошло, что и с глаз его не  спускает,  все  при
себе. —уть мальчик зазеваетсЯ, он уж и кричит:  "‡а  книгу!  учись:  Я  тебЯ
человеком сделать  хочу".  Ђ  мальчик  хилый,  с  того  самого  разу,  после
побоев-то, кашлЯть стал. "“ менЯ ль не житье! - дивитсЯ Њаксим €ванович, - у
матери босой бегал, корки жевал, чего ж он еще пуще прежнего хил?" Ђ учитель
и говорит: "‚сЯкому мальчику, говорит, надо и порезвитьсЯ, не  все  учитьсЯ;
ему моцион необходим", и вывел ему все  резоном.  Њаксим  €ванович  подумал:
"ќто ты правду говоришь". Ђ был тот учитель  Џетр  ‘тепанович,  царство  ему
небесное, как бы словно юродивый; пил уж оченно, так даже, что и слишком,  и
по тому самому его давно уже от всЯкого места отставили и жил по городу  все
одно что милостыней, а ума был великого и в науках тверд. "Њне бы  не  здесь
быть, - сам говорил про себЯ, - мне в университете профессором только  быть,
а здесь Я в грЯзь погружен и <самые  одежды  мои  возгнушались  мною>".  ‘ел
Њаксим €ванович и кричит мальчику: "ђезвись!" - а тот перед ним еле дышит. €
до того дошло, что самого голосу его ребенок не мог  снести  -  так  весь  и
затрепещетсЯ. Ђ Њаксим-то €ванович все пуще удивлЯетсЯ: "Ќи он такой, ни  он
этакой; Я его из  грЯзи  взЯл,  в  драдедам  (2)  одел;  на  нем  полсапожки
матерчатые, рубашка с вышивкой, как генеральского сына держу, чего ж  он  ко
мне не привержен? —его как волчонок молчит?" € хоть давно уж  все  перестали
удивлЯтьсЯ на Њаксима €вановича, но тут  опЯть  задивились:  из  себЯ  вышел
человек; к этакому малому ребенку пристал, отступитьсЯ  не  может.  "†ив  не
желаю быть, а характер в нем искореню. ЊенЯ отец его, на смертном одре,  уже
свЯтого причастьЯ вкусив, проклинал; это у него отцовский характер". €  ведь
даже ни разу лозы не употребил (с того разу боЯлсЯ).  ‡апугал  он  его,  вот
что. Ѓез лозы запугал.
     € случилось дело. ’олько он раз вышел, а мальчик вскочил из-за книги да
на стул: пред тем на шифонерку мЯч забросил, так чтоб мЯчик ему достать,  да
об фарфоровую лампу на шифонерке рукавом и зацепил; лампа-то грохнулась,  да
на пол, да вдребезги, ажно по всему дому зазвенело, а вещь дорогаЯ -  фарфор
саксонский. Ђ тут  вдруг  Њаксим  €ванович  из  третьей  комнаты  услышал  и
завопил. ЃросилсЯ ребенок бежать куда глаза глЯдЯт с  перепугу,  выбежал  на
террасу, да через  сад,  да  задней  калиткой  прЯмо  на  набережную.  Ђ  по
набережной там бульвар идет, старые ракиты стоЯт, место веселое.  ‘бежал  он
вниз к воде, люди видели, сплеснул руками, у самого того  места,  где  паром
пристает, да ужаснулсЯ, что ли, перед водой - стал как  вкопанный.  Ђ  место
это широкое, река быстраЯ, барки проходЯт; на той  стороне  лавки,  площадь,
храм божий златыми главами сиЯет. € как  раз  тут  на  перевоз  поспешала  с
дочкой полковница ”ерзинг - полк стоЯл пехотный. „очка, тоже  ребеночек  лет
восьми, идет в беленьком платьице, смотрит на мальчика и смеетсЯ, а в  руках
таку малую кошелочку деревенскую несет,  а  в  кошелочке  ежика.  "‘мотрите,
говорит, маменька, как мальчик смотрит на моего ежика". -  "Ќет,  -  говорит
полковница, - а он испугалсЯ чего-то. - —его вы так испугались,  хорошенький
мальчик?" (’ак все  это  потом  и  рассказывали.)  "€  какой,  говорит,  это
хорошенький мальчик, и как хорошо одет; чей  вы,  говорит,  мальчик?"  Ђ  он
никогда еще ежика не видывал, подступил, и смотрит, и уже  забыл  -  детский
возраст! "—то это, говорит, у вас такое?" - "Ђ это, - говорит барышнЯ,  -  у
нас ежик, мы сейчас у деревенского мужика купили: он в лесу нашел".  -  "Љак
же это, говорит, такой  ежик?"  -  и  уж  смеетсЯ,  и  стал  он  его  тыкать
пальчиком, а ежик-то щетинитсЯ, а девочка-то рада на мальчика: "Њы, говорит,
его домой несем и хотим приучать".  -  "Ђх,  говорит,  подарите  мне  вашего
ежика!" € так он это ее умильно попросил, и только что выговорит, как  вдруг
Њаксим-то €ванович над ним сверху: "Ђ! ‚от ты  где!  „ержи  его!"  („о  того
озверел, что сам без шапки из дому погналсЯ за ним.) Њальчик,  как  вспомнил
про все, вскрикнул, бросилсЯ к воде, прижал себе к обеим грудкам по кулачку,
посмотрел в небеса (видели,  видели!)  -  да  бух  в  воду!  Ќу,  закричали,
бросились с парома, стали ловить, да водой  отнесло,  река  быстраЯ,  а  как
вытащили, уж и захлебнулсЯ, - мертвенький. ѓрудкой-то слаб был,  не  стерпел
воды, да и много ль такому надо? € вот на памЯти людской еще не было  в  тех
местах, чтобы такой малый робеночек на свою жизнь посЯгнул!  ’акой  грех!  €
что может сиЯ малаЯ душка на том свете господу богу сказать!
     Ќад тем самым, с тех пор, Њаксим €ванович и  задумалсЯ.  €  переменилсЯ
человек, что узнать нельзЯ. Ѓольно уж  тогда  опечалилсЯ.  ‘тал  было  пить,
много пил, да бросил - не помогло. Ѓросил и на  фабрику  ездить,  никого  не
слушает. ѓоворЯт ему что - молчит али рукой махнет. ’ак проходил он месЯца с
два, а потом стал сам с собой говорить. •одит и сам с собой говорит. ‘горела
подгороднаЯ  деревнюшка  ‚аськова,  выгорело  девЯть  домов;  поехал  Њаксим
€ванович взглЯнуть. Ћбступили его  погорельцы,  взвыли  -  обещал  помочь  и
приказ отдал, а потом  призвал  управлЯющего  и  все  отменил:  "Ќе  надоть,
говорит, ничего давать" - и не сказал за что.  "‚  попрание  менЯ,  говорит,
отдал господь всем людЯм, Яко же некоего изверга, то уж пусть так  и  будет.
Љак ветер, говорит, развеЯлась слава моЯ". Џриехал к нему  сам  архимандрит,
старец был строгий и в монастыре  общежитие  ввел.  "’ы  чего?"  -  говорит,
строго так. "Ђ Я вот чего", - и раскрыл ему Њаксим €ванович книгу  и  указал
место:
     "Ђ иже аще соблазнит единого малых сих верующих в мЯ, уне есть ему,  да
обеситсЯ жернов оселский на выи его, и потонет в пучине морстей" (Њатф.  18,
6).
     - „а, - сказал архимандрит, - хоть и не о том сие прЯмо сказано, а  все
же соприкасаетсЯ. Ѓеда, коли мерку свою потерЯет  человек,  -  пропадет  тот
человек. Ђ ты возмнил.
     Ђ Њаксим €ванович сидит, словно столбнЯк  на  него  нашел.  Ђрхимандрит
глЯдел-глЯдел.
     - ‘лушай, говорит, и  запомни.  ‘казано:  "‘лова  отчаЯнного  летЯт  на
ветер". € еще то вспомни, что и ангелы  божии  несовершенны,  а  совершен  и
безгрешен токмо един бог наш €исус •ристос, ему же ангелы служат.  „а  и  не
хотел же ты смерти сего младенца, а только был безрассуден. ’олько вот  что,
говорит, мне даже  чудесно:  мало  ль  ты,  говорит,  еще  горших  бесчинств
произносил, мало ль по миру людей пустил, мало ль растлил, мало ль  погубил,
- все одно как бы  убиением?  €  не  его  ли  сестры  еще  прежде  того  все
перемерли, все четыре младенчика, почти что на глазах твоих? —его ж тебЯ так
сей единый смутил? ‚едь о прежних всех, полагаю, не то  что  сожалеть,  а  и
думать забыл? Џочему же так устрашилсЯ младенца сего, в  коем  и  не  весьма
повинен?
     - ‚о сне мне снитсЯ, - изрек Њаксим €ванович.
     - € что же?
     Ќо ничего более не открыл, сидит, молчит. “дивилсЯ архимандрит да с тем
и отъехал: ничего уж тут не поделаешь.
     € послал Њаксим €ванович за учителем, за Џетром ‘тепановичем; с  самого
того случаЯ не видались.
     - Џомнишь ты? - говорит.
     - Џомню, - говорит.
     - ’ы, говорит, здесь маслЯной краской  в  трактир  картины  мазал  и  с
архиреева портрета копию снимал. Њожешь  ты  мне  написать  краской  картину
одну?
     - џ, говорит, все могу; Я, говорит, всЯкий талант имею и все могу.
     - Ќапиши же ты мне картину самую большую, во всю стену, и напиши на ней
перво-наперво реку, и спуск, и перевоз, и чтоб все люди, какие  были  тогда,
все тут были. € чтоб полковница и девочка были,  и  тот  самый  ежик.  „а  и
другой берег весь мне спиши, чтоб виден был, как есть: и церковь, и площадь,
и лавки, и где извозчики стоЯт, - все, как есть, спиши.  €  тут  у  перевоза
мальчика, над самой рекой, на том самом  месте,  и  беспременно,  чтобы  два
кулачка вот так к груди прижал, к обоим сосочкам. Ѓеспременно это. € раскрой
ты перед ним с той стороны, над церковью, небо, и чтобы все ангелы во  свете
небесном летели встречать его. Њожешь потрафить аль нет?
     - џ все могу.
     - џ не то чтоб такого ’рифона, как ты,  Я  и  первейшего  живописца  из
Њосквы могу выписать, али хоша бы из самого ‹ондона, да ты его лик  помнишь.
…сли выйдет не схож али мало схож, то дам тебе  всего  пЯтьдесЯт  рублей,  а
если выйдет совсем похож, то дам двести рублей. Џомни, глазки голубенькие...
„а чтобы самаЯ-самаЯ большаЯ картина вышла.
     €зготовились; стал писать Џетр ‘тепанович, да вдруг и приходит:
     - Ќет, говорит, в таком виде нельзЯ писать.
     - —то так?
     - Џотому что грех сей, самоубивство, есть самый великий из всех грехов.
’о как же ангели его будут стречать после такого греха?
     - „а ведь он - младенец, ему не вменимо.
     - Ќет, не младенец,  а  уже  отрок:  восьми  уже  лет  был,  когда  сие
совершилось. ‚се же он хотЯ некий ответ  должен  дать.  …ще  пуще  ужаснулсЯ
Њаксим €ванович.
     - Ђ Я, - говорит Џетр ‘тепанович, - вот как придумал: небо открывать не
станем и ангелов писать нечего; а спущу Я с неба, как бы в встречу ему, луч;
такой один светлый луч: все равно как бы нечто и выйдет.
     ’ак и пустили луч. € видел Я сам потом, уже спустЯ, картину сию, и этот
луч самый, и реку - во всю стену вытЯнул, всЯ синЯЯ; и отрок милый  тут  же,
обе ручки к грудкам прижал, и маленькую барышню, и  ежика  -  все  потрафил.
’олько Њаксим €ванович тогда никому картину не открыл, а запер ее в кабинете
на ключ от всех глаз. Ђ уж как рвались по городу, чтоб повидать: всех  гнать
велел. Ѓольшой разговор пошел. Ђ Џетр ‘тепанович словно из себЯ тогда вышел:
"џ, говорит, теперь уже все могу; мне, говорит,  только  в  ‘анкт-Џетербурге
при. дворе  состоЯть".  ‹юбезнейший  был  человек,  а  превозноситьсЯ  любил
беспримерно. € постигла его участь: как получил  все  двести  рублей,  начал
тотчас же пить и всем деньги показывать,  похвалЯЯсь;  и  убил  его  пьЯного
ночью наш мещанин, с которым и пил, и  деньги  ограбил;  все  сие  наутро  и
объЯснилось.
     Ђ кончилось все так, что и теперь там напреж  всего  вспоминают.  ‚друг
приезжает Њаксим €ванович к той самой вдове: нанимала на краю  у  мещанки  в
избушке. Ќа сей раз уже во двор вошел; стал  пред  ней  да  и  поклонилсЯ  в
землю. Ђ та с тех разов  больна  была,  еле  двигалась.  "Њатушка,  возопил,
честнаЯ вдовица, выйди за менЯ, изверга,  замуж,  дай  жить  на  свете!"  ’а
глЯдит ни жива ни мертва. "•очу, говорит, чтоб у нас еще мальчик родилсЯ,  и
ежели родитсЯ он, тогда, значит, тот мальчик простил нас  обоих:  и  тебЯ  и
менЯ. Њне так мальчик велел". ‚идит она, что не в уме человек, а  как  бы  в
исступлении, да все же не утерпела.
     - ЏустЯки это все, - отвечает ему, - и одно малодушие. —ерез  то  самое
малодушие Я всех моих птенцов истерЯла. џ и видеть-то  вас  перед  собой  не
могу, а не то чтобы такую вековеченскую муку принЯть.
     Ћтъехал Њаксим €ванович, да не унЯлсЯ. ‡агрохотал весь город от  такого
чуда. Ђ Њаксим €ванович свах заслал. ‚ыписал из губернии двух  своих  теток,
по мещанству жили. ’етки не тетки, все же родственницы, честь, значит; стали
те ее  склонЯть,  принЯлись  улещать,  из  избы  не  выходЯт.  ‡аслал  и  из
городских, и по купечеству, и протопопшу соборную, и из чиновниц;  обступили
ее всем городом, а та даже гнушаетсЯ: "…сли б, говорит, сироты мои ожили,  а
теперь на что? „а Я перед сиротками  моими  какой  грех  приму!"  ‘клонил  и
архимандрита, подул и тот  в  ухо:  "’ы,  говорит,  в  нем  нового  человека
воззвать можешь". “жаснулась она. Ђ люди-то на нее удивлЯютсЯ: "“ж и как  же
это можно, чтоб от такого счастьЯ отказыватьсЯ!" € вот чем же он ее в  конце
покорил: "‚се же он, говорит, самоубивец, и не младенец, а уже отрок,  и  по
летам ко свЯтому причастью его уже прЯмо  допустить  нельзЯ  было,  а  стало
быть, все же он хотЯ бы некий ответ должен дать. …сли же вступишь со мной  в
супружество, то великое обещание даю: выстрою новый  храм  токмо  на  вечный
помин души его". Џротив сего не устоЯла и согласилась. ’ак и повенчались.
     € вышло всем на удивление. ‘тали  они  жить  с  самого  первого  днЯ  в
великом и нелицемерном согласии, опасно соблюдаЯ  свое  супружество,  и  как
единаЯ душа в двух телесах. ‡ачала она в ту же зиму, и  стали  они  посещать
храмы божии и трепетать гнева господнЯ. Ѓыли в  трех  монастырЯх  и  внимали
пророчествам. Ћн же соорудил обещанный храм и выстроил в городе  больницу  и
богадельню. Ћтделил капитал на вдов и сирот. € воспомнил всех, кого  обидел,
и возжелал возвратить; деньги же стал выдавать безмерно, так что уже супруга
и  архимандрит  придержали  за  руки,  ибо  "довольно,  говорЯт,  и   сего".
ЏослушалсЯ Њаксим €ванович: "џ, говорит, в тот раз ”ому обсчитал". Ќу,  ”оме
отдали. Ђ ”ома так даже заплакал: "џ, говорит, Я и так... Њногим и без  того
довольны и вечно обЯзаны богу молить". ‚сех, стало быть,  проникло  оно,  и,
значит, правду говорЯт, что хорошим примером будет жив человек. Ђ народ  там
добрый.
     ”абрикой сама супруга стала орудовать, и так, что и теперь  вспоминают.
Џить не перестал, но стала она его в эти самые  дни  соблюдать,  а  потом  и
лечить. ђечь  его  стала  степеннаЯ,  и  даже  самый  глас  изменилсЯ.  ‘тал
жалостлив беспримерно, даже к скотам:  увидал  из  окна,  как  мужик  стегал
лошадь по голове безобразно, и тотчас выслал и купил у него лошадь за  вдвое
цены. € получил дар слезный: кто бы с  ним  ни  заговорил,  так  и  зальетсЯ
слезами. Љогда же приспело времЯ ее, внЯл  наконец  господь  их  молитвам  и
послал им сына, и стал Њаксим €ванович, еще в первый раз с тех пор,  светел;
много милостыни роздал, много долгов простил, на крестины созвал весь город.
‘озвал он это город, а на другой день, как ночь, вышел. ‚идит супруга, что с
ним нечто сталось, и поднесла к нему новорожденного: "Џростил, говорит,  нас
отрок, внЯл слезам и молитвам за него нашим". Ђ о  сем  предмете,  надо  так
сказать, они во весь год ни разу не сказали  слова,  а  лишь  оба  про  себЯ
содержали. € поглЯдел на нее Њаксим €ванович  мрачно,  как  ночь:  "Џодожди,
говорит: он, почитай, весь год не приходил, а в сию ночь  опЯть  приснилсЯ".
"’ут-то в первый раз проник и в мое сердце ужас, после сих странных слов", -
припоминала потом.
     € не напрасно приснилсЯ отрок. ’олько что Њаксим €ванович о сем  изрек,
почти, так сказать, в самую ту минуту приключилось  с  новорожденным  нечто:
вдруг захворал. € болело дитЯ восемь дней, молились  неустанно,  и  докторов
призывали, и выписали из Њосквы самого первого доктора  по  чугунке.  Џрибыл
доктор, рассердилсЯ. "џ, говорит,  самый  первый  доктор,  менЯ  всЯ  Њосква
ожидает". Џрописал  капель  и  уехал  поспешно.  ‚осемьсот  рублей  увез.  Ђ
ребеночек к вечеру помер.
     € что же  за  сим?  Ћтписал  Њаксим  €ванович  все  имущество  любезной
супруге, выдал ей  все  капиталы  и  документы,  завершил  все  правильно  и
законным порЯдком, а затем стал перед ней и поклонилсЯ ей до земли: "Ћтпусти
ты менЯ, бесценнаЯ супруга моЯ, душу мою спасти, пока можно. …жели времЯ мое
без успеха душе проведу, то назад уже не возвращусь. Ѓыл Я тверд и жесток, и
тЯгости налагал, но мню, что за скорби и странствиЯ предстоЯщие  не  оставит
без воздаЯниЯ господь, ибо оставить все сие есть  немалый  крест  и  немалаЯ
скорбь". € унимала его супруга со многими слезами: "’ы мне  един  теперь  на
земле, на кого же останусь? џ, говорит, за год в сердце милость  нажила".  €
увещевали всем городом целый месЯц, и молили его, и положили силой  стеречь.
Ќо не послушал их и ночью скрытно вышел, и  уже  более  не  возвращалсЯ.  Ђ,
слышно, подвизаетсЯ в странствиЯх и терпении  даже  до  сегоднЯ,  а  супругу
милую извещает ежегодно..."


        ѓлава четвертаЯ

        I.
     ’еперь приступлю к окончательной катастрофе, завершающей  мои  записки.
Ќо чтоб  продолжать  дальше,  Я  должен  предварительно  забежать  вперед  и
объЯснить нечто, о чем Я совсем в то времЯ не знал, когда действовал,  но  о
чем узнал и что разъЯснил себе вполне уже  гораздо  позже,  то  есть  тогда,
когда все уже кончилось. €наче не сумею быть Ясным, так как пришлось бы  все
писать загадками. € потому сделаю прЯмое и простое разъЯснение, жертвуЯ  так
называемою художественностью, и сделаю так, как бы и не Я писал, без участиЯ
моего сердца, а вроде как бы entrefilet в газетах.
     „ело в том, что товарищ моего детства ‹амберт очень, и даже прЯмо,  мог
бы быть причислен к тем мерзким шайкам мелких  пройдох,  которые  сообщаютсЯ
взаимно ради того, что называют теперь шантажом и на что подыскивают  теперь
в своде  законов  определениЯ  и  наказаниЯ.  айка,  в  которой  участвовал
‹амберт,  завелась  еще  в  Њоскве  и  уже  наделала  там  довольно   проказ
(впоследствии она была отчасти обнаружена). џ слышал потом, что в  Њоскве  у
них, некоторое времЯ, был чрезвычайно опытный и неглупый руководитель и  уже
пожилой человек. Џускались они в свои предприЯтиЯ и всею шайкою и по частЯм.
Џроизводили же,  рЯдом  с  самыми  грЯзненькими  и  нецензурными  вещами  (о
которых, впрочем, известиЯ уже ЯвлЯлись в газетах), - и довольно  сложные  и
даже хитрые предприЯтиЯ под руководством  их  шефа.  Ћб  некоторых  Я  потом
узнал, но  не  буду  передавать  подробностей.  “помЯну  лишь,  что  главный
характер их приемов состоЯл в том, чтоб разузнать кой-какие  секреты  людей,
иногда честнейших и довольно высокопоставленных; затем они ЯвлЯлись  к  этим
лицам и грозили обнаружить документы (которых иногда совсем у них не было) и
за молчание требовали выкуп. …сть вещи и не грешные, и совсем не преступные,
но обнаружениЯ которых испугаетсЯ даже порЯдочный и  твердый  человек.  Ѓили
они большею частию на семейные тайны. —тоб  указать,  как  ловко  действовал
иногда их шеф, расскажу, безо всЯких подробностей и в трех  только  строках,
об одной их проделке. ‚ одном весьма честном доме случилось действительно  и
грешное и преступное дело; а именно  жена  одного  известного  и  уважаемого
человека вошла в тайную любовную свЯзь с одним молодым и  богатым  офицером.
Ћни это пронюхали и поступили так: прЯмо дали знать молодому  человеку,  что
уведомЯт мужа. „оказательств у них не было ни малейших,  и  молодой  человек
про это знал отлично, да и сами они от него  не  таились;  но  всЯ  ловкость
приема и всЯ хитрость расчета состоЯла в этом случае лишь в том соображении,
что уведомленный муж и без всЯких доказательств  поступит  точно  так  же  и
сделает  те  же  самые  шаги,  как  если  б  получил  самые   математические
доказательства. Ћни били тут на знание характера этого человека и на  знание
его семейных обстоЯтельств. ѓлавное то, что в шайке участвовал один  молодой
человек из  самого  порЯдочного  круга  и  которому  удалось  предварительно
достать сведениЯ. ‘ любовника они  содрали  очень  недурную  сумму,  и  безо
всЯкой длЯ себЯ опасности, потому что жертва сама жаждала тайны.
     ‹амберт хоть и  участвовал,  но  всецело  к  той  московской  шайке  не
принадлежал; войдЯ же во вкус, начал помаленьку и в виде  пробы  действовать
от себЯ. ‘кажу заранее: он на это был не  совсем  способен.  Ѓыл  он  весьма
неглуп и расчетлив, но горЯч и, сверх того, простодушен или, лучше  сказать,
наивен, то есть не знал ни людей, ни общества. Ћн, например, вовсе, кажетсЯ,
не понимал значениЯ того  московского  шефа  и  полагал,  что  направлЯть  и
организировать такие предприЯтиЯ очень легко. Ќаконец, он  предполагал  чуть
не всех такими же подлецами, как сам.  €ли,  например,  раз  вообразив,  что
такой-то человек боитсЯ или должен боЯтьсЯ потому-то и потому-то, он  уже  и
не сомневалсЯ в том, что тот действительно боитсЯ, как в аксиоме. Ќе умею  Я
это выразить; впоследствии разъЯсню Яснее  фактами,  но,  по-моему,  он  был
довольно грубо развит, а в иные добрые, благородные чувства  не  то  что  не
верил, но даже, может быть, не имел о них и понЯтиЯ.
     Џрибыл он в Џетербург, потому что давно уже помышлЯл о Џетербурге как о
поприще более широком, чем Њосква, и еще потому, что в Њоскве  он  где-то  и
как-то попал впросак и его кто-то разыскивал с самыми дурными  на  его  счет
намерениЯми. Џрибыв в Џетербург, тотчас же вошел в сообщение с одним прежним
товарищем, но поле нашел скудное, дела мелкие. ‡накомство потом  разрослось,
но ничего не составлЯлось. "Ќарод здесь  дрЯнной,  тут  одни  мальчишки",  -
говорил он мне сам потом. € вот, в одно прекрасное  утро,  на  рассвете,  он
вдруг находит менЯ  замерзавшего  под  забором  и  прЯмо  нападает  на  след
"богатейшего", по его мнению, "дела".
     ‚се дело оказалось в моем вранье,  когда  Я  оттаЯл  тогда  у  него  на
квартире. Ћ, Я был тогда как в бреду! Ќо из  слов  моих  все-таки  выступило
Ясно, что Я из всех моих обид того  рокового  днЯ  всего  более  запомнил  и
держал на сердце лишь обиду от Ѓьоринга и от нее: иначе Я бы  не  бредил  об
этом одном у ‹амберта, а бредил бы,  например,  и  о  ‡ерщикове;  между  тем
оказалось лишь первое, как узнал Я впоследствии от самого ‹амберта. € к тому
же Я был в восторге и на ‹амберта и на Ђльфонсину смотрел в то ужасное  утро
как на каких-то освободителей и спасителей. Љогда  потом,  выздоравливаЯ,  Я
соображал, еще лежа в постели: что бы мог узнать ‹амберт из моего  враньЯ  и
до какой именно степени Я ему провралсЯ? - то ни разу не  приходило  ко  мне
даже подозрениЯ, что он мог так много тогда  узнать!  Ћ,  конечно,  судЯ  по
угрызениЯм совести, Я уже и тогда подозревал,  что,  должно  быть,  насказал
много лишнего, но,  повторЯю,  никак  не  мог  предположить,  что  до  такой
степени! ЌадеЯлсЯ тоже и рассчитывал на то, что Я и выговаривать слова тогда
у него не в силах был Ясно, об чем у менЯ осталось твердое  воспоминание,  а
между тем оказалось на деле, что Я и выговаривал тогда  гораздо  Яснее,  чем
потом предполагал и чем надеЯлсЯ. Ќо главное то, что  все  это  обнаружилось
лишь потом и долго спустЯ, а в том-то и заключалась моЯ беда.
     €з моего бреда, враньЯ, лепета, восторгов и проч. он узнал,  во-первых,
почти все фамилии в  точности,  и  даже  иные  адресы.  ‚о-вторых,  составил
довольно приблизительное понЯтие о значении этих  лиц  (старого  кнЯзЯ,  ее,
Ѓьоринга, Ђнны Ђндреевны и даже ‚ерсилова); третье: узнал, что Я оскорблен и
грожусь отмстить, и, наконец, четвертое, главнейшее: узнал,  что  существует
такой документ,  таинственный  и  спрЯтанный,  такое  письмо,  которое  если
показать полусумасшедшему старику кнЯзю, то он,  прочтЯ  его  и  узнав,  что
собственнаЯ дочь считает его сумасшедшим и уже "советовалась с  юристами"  о
том, как бы его засадить, - или сойдет с ума окончательно, или  прогонит  ее
из дому и лишит наследства, или женитсЯ на одной mademoiselle ‚ерсиловой, на
которой уже хочет женитьсЯ и чего ему не позволЯют.  Ћдним  словом,  ‹амберт
очень многое понЯл;  без  сомнениЯ,  ужасно  много  оставалось  темного,  но
шантажный искусник все-таки попал на верный след. Љогда Я  убежал  потом  от
Ђльфонсины, он немедленно разыскал мой адрес  (самым  простым  средством:  в
адресном столе); потом немедленно сделал надлежащие справки, из коих  узнал,
что все эти лица, о которых Я ему врал, существуют действительно.  ’огда  он
прЯмо приступ