 Я  на  той  квартире  непременно
останусь?
     џ хотел было прибавить: "€ зачем это ей?" - но удержалсЯ  расспрашивать
из гордости.
     - „а и господин ‹амберт то же самое им подтвердили.
     - —то-о-о?
     -  ѓосподин  ‹амберт-с.  Ћни  Ђндрею  Џетровичу  тоже  изо   всех   сил
подтверждали, что вы останетесь, и Ђнну Ђндреевну в том удостоверили.
     ЊенЯ как бы всего сотрЯсло.  —то  за  чудеса!  ’ак  ‹амберт  уже  знает
‚ерсилова, ‹амберт проник до ‚ерсилова, - ‹амберт и  Ђнна  Ђндреевна,  -  он
проник и до нее! †ар охватил менЯ, но Я промолчал. ‘трашный прилив  гордости
залил всю мою душу, гордости или не знаю чего. Ќо Я как бы сказал себе вдруг
в ту минуту: "…сли спрошу хоть одно слово в объЯснение, то опЯть  ввЯжусь  в
этот мир и никогда не порешу с ним". Ќенависть загорелась в моем  сердце.  џ
изо всех сил решилсЯ молчать и лежал неподвижно; она тоже примолкла на целую
минуту.
     - —то кнЯзь Ќиколай  €ванович?  -  спросил  Я  вдруг,  как  бы  потерЯв
рассудок. „ело в том, что Я  спросил  решительно,  чтобы  перебить  тему,  и
вновь, нечаЯнно,  сделал  самый  капитальный  вопрос,  сам  как  сумасшедший
возвращаЯсь опЯть в тот мир,  из  которого  с  такою  судорогой  только  что
решилсЯ бежать.
     - Ћни в –арском ‘еле-с. ‡ахворали немного, а в  городе  эти  теперешние
горЯчки пошли, все и посоветовали им  переехать  в  –арское,  в  собственный
ихний тамошний дом, длЯ хорошего воздуху-с.
     џ не ответил.
     - Ђнна Ђндреевна и генеральша их каждые  три  днЯ  навещают,  вместе  и
ездЯт-с.
     Ђнна Ђндреевна и генеральша (то есть она) - приЯтельницы! ‚месте ездЯт!
џ молчал.
     - ’ак дружны они обе стали-с, и Ђнна Ђндреевна о Љатерине Ќиколаевне до
того хорошо отзываютсЯ...
     џ все молчал.
     -  Ђ  Љатерина  Ќиколаевна  опЯть  в  свет  "ударилась",  праздник   за
праздником, совсем блистает; говорЯт, все даже придворные влюблены в  нее...
а с господином Ѓьорингом все совсем оставили, и не бывать свадьбе;  все  про
то утверждают... с того самого будто бы разу.
     ’о есть с письма ‚ерсилова. џ весь задрожал, но не проговорил ни слова.
     - Ђнна Ђндреевна уж как сожалеют про кнЯзЯ ‘ергеЯ Џетровича, и Љатерина
Ќиколаевна тоже-с, и все про  него  говорЯт,  что  его  оправдают,  а  того,
‘тебелькова, осудЯт...
     џ ненавистно поглЯдел на нее. Ћна встала и вдруг нагнулась ко мне.
     - Ђнна  Ђндреевна  особенно  приказали  узнать  про  ваше  здоровье,  -
проговорила она совсем шепотом, - и очень приказали просить побывать к  ней,
только что вы выходить начнете. Џрощайте-с. ‚ыздоравлйвайте-с,  а  Я  так  и
скажу...
     Ћна ушла. џ присел на кровати, холодный пот выступил у менЯ на лбу,  но
Я чувствовал не испуг:  непостижимое  длЯ  менЯ  и  безобразное  известие  о
‹амберте и его происках вовсе, например, не наполнило менЯ ужасом,  судЯ  по
страху, может быть безотчетному, с которым Я  вспоминал  и  в  болезни  и  в
первые дни выздоровлениЯ о моей с ним встрече в тогдашнюю ночь. Ќапротив,  в
то смутное первое мгновение на кровати, сейчас по уходе Ќастасьи …горовны, Я
даже и не останавливалсЯ на ‹амберте, но... менЯ захватила пуще всего  весть
о ней, о разрыве ее с Ѓьорингом и о счастье ее в  свете,  о  праздниках,  об
успехе, о "блеске".
     "ЃлестЯт-с", - слышалось  мне  словцо  Ќастасьи  …горовны.  €  Я  вдруг
почувствовал, что не мог с моими силами отбитьсЯ от этого круговорота,  хоть
Я и сумел скрепитьсЯ, молчать и не расспрашивать Ќастасью …горовну после  ее
чудных рассказов! ЌепомернаЯ жажда этой жизни, их жизнь захватила  весь  мой
дух и... и еще какаЯ-то другаЯ сладостнаЯ жажда, которую Я ощущал до счастьЯ
и до мучительной боли.  Њысли  же  мои  как-то  вертелись,  но  Я  давал  им
вертетьсЯ. "—то тут рассуждать!" -  чувствовалось  мне.  "Ћднако  даже  мама
смолчала мне, что ‹амберт приходил, - думал Я бессвЯзными отрывками,  -  это
‚ерсилов велел молчать...  “мру,  а  не  спрошу  ‚ерсилова  о  ‹амберте!"  -
"‚ерсилов, - мелькало у менЯ опЯть, - ‚ерсилов и ‹амберт, о, сколько  у  них
нового!  Њолодец  ‚ерсилов!  Ќапугал  немца  -  Ѓьоринга,  тем  письмом;  он
оклеветал  ее;  la  calomnie...  il  en  reste  toujours  quelque  chose,  и
придворный немец испугалсЯ скандала - ха-ха... вот ей и урок!" - "‹амберт...
уж не проник ли  и  к  ней  ‹амберт?  …ще  бы!  Ћтчего  ж  ей  и  с  ним  не
"свЯзатьсЯ"?"
     ’ут вдруг Я бросил думать всю эту бессмыслицу и в отчаЯнии упал головой
на подушку. "„а не будет же!" - воскликнул Я с внезапною решимостью, вскочил
с постели, надел туфли, халат и прЯмо отправилсЯ в комнату Њакара €вановича,
точно там  был  отвод  всем  наваждениЯм,  спасение,  Якорь,  на  котором  Я
удержусь.
     ‚ самом деле, могло быть, что Я  эту  мысль  тогда  почувствовал  всеми
силами моей души; длЯ чего же иначе было мне тогда так  неудержимо  и  вдруг
вскочить с  места  и  в  таком  нравственном  состоЯнии  кинутьсЯ  к  Њакару
€вановичу?

        III.
     Ќо у Њакара €вановича Я, совсем не ожидаЯ того, застал людей -  маму  и
доктора. ’ак как Я почему-то непременно представил себе,  идЯ,  что  застану
старика одного, как и вчера, то и остановилсЯ на пороге в тупом  недоумении.
Ќо не успел Я нахмуритьсЯ, как тотчас же подошел и ‚ерсилов, а за ним  вдруг
и ‹иза... ‚се, значит, собрались зачем-то у  Њакара  €вановича  и  "как  раз
когда не надо"!
     - Ћ здоровье вашем пришел узнать,  -  проговорил  Я,  прЯмо  подходЯ  к
Њакару €вановичу.
     - ‘пасибо, милый, ждал тебЯ: знал, что придешь! Ќочкой-то о тебе думал.
     Ћн ласково смотрел мне в глаза, и мне видимо было, что он менЯ чуть  не
лучше всех любит, но Я мигом и невольно заметил, что лицо его  хоть  и  было
веселое, но что болезнь сделала-таки в ночь успехи. „октор перед тем  только
что весьма серьезно осмотрел его. џ узнал потом, что этот  доктор  (вот  тот
самый молодой человек, с которым Я поссорилсЯ и который  с  самого  прибытиЯ
Њакара €вановича лечил его) весьма внимательно относилсЯ к пациенту и  -  не
умею Я только говорить их медицинским  Языком  -  предполагал  в  нем  целое
осложнение разных болезней. Њакар €ванович, как Я с первого взглЯда заметил,
состоЯл уже с ним в теснейших приЯтельских отношениЯх; мне это в тот же  миг
не понравилось; а впрочем, и Я, конечно, был очень скверен в ту минуту.
     - ‚ самом деле, Ђлександр ‘еменович, как сегоднЯ наш дорогой больной? -
осведомилсЯ ‚ерсилов. …сли б Я не был так потрЯсен, то мне первым делом было
бы ужасно любопытно проследить и за отношениЯми ‚ерсилова к этому старику, о
чем Я уже вчера думал. ЊенЯ всего более поразило теперь чрезвычайно мЯгкое и
приЯтное выражение в лице ‚ерсилова; в нем было что-то совершенно искреннее.
џ как-то уж заметил, кажетсЯ, что у ‚ерсилова лицо  становилось  удивительно
прекрасным, когда он чуть-чуть только становилсЯ простодушным.
     - „а вот мы все ссоримсЯ, - ответил доктор.
     - ‘ Њакаром-то €вановичем? Ќе поверю: с ним нельзЯ ссоритьсЯ.
     - „а не слушаетсЯ; по ночам не спит...
     -  „а  перестань  уж  ты,  Ђлександр  ‘еменович,  полно  бранитьсЯ,   -
рассмеЯлсЯ Њакар €ванович. - Ќу что, батюшка, Ђндрей Џетрович, как  с  нашей
барышней поступили? ‚от она целое утро клокчет, беспокоитсЯ, - прибавил  он,
показываЯ на маму.
     - Ђх, Ђндрей  Џетрович,  -  воскликнула  действительно  с  чрезвычайным
беспокойством, мама, - расскажи  уж  поскорей,  не  томи:  чем  ее,  бедную,
порешили?
     - Ћсудили нашу барышню!
     - Ђх! - вскрикнула мама.
     - „а не в ‘ибирь, успокойсЯ - к пЯтнадцати рублЯм штрафу всего; комедиЯ
вышла!
     Ћн сел, сел и доктор. ќто они говорили про ’атьЯну Џавловну,  и  Я  еще
совсем не знал ничего об этой истории. џ сидел налево от Њакара €вановича, а
‹иза уселась напротив менЯ направо;  у  ней,  видимо,  было  какое-то  свое,
особое сегоднЯшнее горе, с которым она и пришла к маме;  выражение  лица  ее
было беспокойное и раздраженное. ‚ ту минуту мы как-то  переглЯнулись,  и  Я
вдруг подумал про себЯ: "Ћба мы опозоренные, и мне надо сделать к ней первый
шаг".  ‘ердце  мое  вдруг  к  ней  смЯгчилось.  ‚ерсилов  между  тем   начал
рассказывать об утрешнем приключении.
     „ело в том, что у ’атьЯны Џавловны был в то утро в мировом суде процесс
с ее кухаркою. „ело в высшей степени пустое;  Я  упоминал  уже  о  том,  что
злобнаЯ чухонка иногда, озлЯсь, молчала даже по неделЯм, не отвечаЯ ни слова
своей барыне на ее вопросы;  упоминал  тоже  и  о  слабости  к  ней  ’атьЯны
Џавловны, все от нее переносившей и ни за что не хотевшей  прогнать  ее  раз
навсегда. ‚се эти психологические капризы старых дев и барынь, на мои глаза,
в высшей степени достойны презрениЯ, а отнюдь не вниманиЯ, и если Я  решаюсь
упомЯнуть здесь об этой истории, то единственно  потому,  что  этой  кухарке
потом, в  дальнейшем  течении  моего  рассказа,  суждено  сыграть  некоторую
немалую и роковую роль. € вот,  выйдЯ  наконец  из  терпениЯ  перед  упрЯмой
чухонкой, не отвечавшей ей ничего уже несколько дней, ’атьЯна Џавловна вдруг
ее наконец ударила, чего прежде никогда  не  случалось.  —ухонка  и  тут  не
произнесла даже ни малейшего звука, но в тот же день  вошла  в  сообщение  с
жившим по той же черной лестнице, где-то в углу  внизу,  отставным  мичманом
Ћсетровым, занимавшимсЯ хождением  по  разного  рода  делам  и,  разумеетсЯ,
возбуждением подобного  рода  дел  в  судах,  из  борьбы  за  существование.
Љончилось тем, что ’атьЯну Џавловну позвали к мировому  судье,  а  ‚ерсилову
пришлось почему-то показывать при разбирательстве дела в качестве свидетелЯ.
     ђассказал это все ‚ерсилов необыкновенно весело и шутливо, так что даже
мама рассмеЯлась; он представил в лицах и ’атьЯну  Џавловну,  и  мичмана,  и
кухарку. Љухарка с самого начала объЯвила суду, что хочет штраф деньгами, "а
то барыню как посадЯт, кому ж Я готовить-то буду?" Ќа вопросы судьи  ’атьЯна
Џавловна отвечала с великим высокомерием, не удостоиваЯ даже  оправдыватьсЯ;
напротив, заключила словами: "Џрибила и еще прибью", за что немедленно  была
оштрафована за дерзкие ответы  суду  тремЯ  рублЯми.  Њичман,  долговЯзый  и
худощавый молодой человек, начал было длинную речь в защиту своей  клиентки,
но позорно сбилсЯ и насмешил всю залу. ђазбирательство  кончилось  скоро,  и
’атьЯну Џавловну присудили заплатить обиженной Њарье пЯтнадцать рублей.  ’а,
не откладываЯ, тут же вынула портмоне и стала отдавать деньги, причем тотчас
подвернулсЯ мичман и протЯнул было руку получить, но ’атьЯна Џавловна  почти
ударом отбила его руку в сторону и обратилась  к  Њарье.  "Џолноте,  барынЯ,
стоит беспокоитьсЯ, припишите-с к счету, а Я уж с этим сама  расплачусь".  -
"‚идишь, ЊарьЯ, какого долговЯзого взЯла себе!" - показала ’атьЯна  Џавловна
на мичмана, страшно обрадовавшись, что ЊарьЯ наконец  заговорила.  "Ђ  уж  и
впрЯмь долговЯзый, барынЯ, - лукаво ответила ЊарьЯ, - котлетки-то с горошком
сегоднЯ приказывали, давеча недослышала, сюда  торопилась?"  -  "Ђх  нет,  с
капустой, ЊарьЯ, да, пожалуйста, не сожги, как вчера". - "„а  уж  постараюсь
сегоднЯ  особо,  сударынЯ;  пожалуйте  ручку-с",  -  и  поцеловала  в   знак
примирениЯ барыне ручку. Ћдним словом, развеселила всю залу.
     - ќкаЯ ведь какаЯ! - покачала головой мама, очень довольнаЯ и сведением
и рассказом ЂндреЯ Џетровича, но  украдкой  с  беспокойством  поглЯдываЯ  на
‹изу.
     - •арактернаЯ барышнЯ сызмлада была, - усмехнулсЯ Њакар €ванович.
     - †елчь и праздность, - отозвалсЯ доктор.
     - ќто Я-то характернаЯ, это Я-то желчь и праздность? -  вошла  вдруг  к
нам ’атьЯна Џавловна, по-видимому  очень  довольнаЯ  собой,  -  уж  тебе-то,
Ђлександр ‘еменович, не говорить бы вздору; еще десЯти лет от роду был, менЯ
знал, какова Я празднаЯ, а от  желчи  сам  целый  год  лечишь,  вылечить  не
можешь, так это тебе же в стыд.  Ќу,  довольно  вам  надо  мной  издеватьсЯ;
спасибо,  Ђндрей  Џетрович,  что  потрудилсЯ  в  суд  прийти.  Ќу,  что  ты,
Њакарушка, тебЯ только и зашла проведать, не этого (она указала на менЯ,  но
тут же дружелюбно ударила менЯ по плечу рукой; Я никогда еще не видывал ее в
таком веселейшем расположении духа).
     - Ќу, что? - заключила она, вдруг обратившись к  доктору  и  озабоченно
нахмурившись.
     - „а вот не хочет лечь в постель, а так, сидЯ, только себЯ изнурЯет.
     - „а Я только так посижу маненько, с  людьми-то,  -  пробормотал  Њакар
€ванович с просЯщим, как у ребенка, лицом.
     - „а уж любим мы это, любим; любим в кружке поболтать, когда около  нас
соберутсЯ; знаю Њакарушку, - сказала ’атьЯна Џавловна.
     - „а и прыткий,  ух  какой,  -  улыбнулсЯ  опЯть  старик,  обращаЯсь  к
доктору, - ив речь не даешьсЯ;  ты  погоди,  дай  сказать:  лЯгу,  голубчик,
слышал, а по-нашему это вот  что:  "Љоли  лЯжешь,  так,  пожалуй,  уж  и  не
встанешь", - вот что, друг, у менЯ за хребтом стоит.
     - Ќу да, так Я и знал, народные предрассудки: "лЯгу, дескать, да,  чего
доброго, уж и  не  встану"  -  вот  чего  очень  часто  боЯтсЯ  в  народе  и
предпочитают лучше проходить болезнь на ногах, чем лечь в больницу.  Ђ  вас,
Њакар €ванович, просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке -
вот и всЯ болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. ‚едь вы -  так  называемый
странник? Ќу, а бродЯжество в нашем народе почти обращаетсЯ в страсть. ќто Я
не раз заметил за народом. Ќаш народ - бродЯга по преимуществу.
     - ’ак Њакар - бродЯга, по-твоему? - подхватила ’атьЯна Џавловна.
     - Ћ, Я не в том смысле; Я употребил слово в его общем смысле.  Ќу,  там
религиозный бродЯга, ну, набожный, а все-таки бродЯга. ‚ хорошем,  почтенном
смысле, но бродЯга... џ с медицинской точки...
     - “верЯю вас, - обратилсЯ Я вдруг к доктору, - что бродЯги - скорее  мы
с вами, и все, сколько здесь ни есть, а не этот старик,  у  которого  нам  с
вами еще поучитьсЯ, потому что у него есть твердое в жизни, а у нас, сколько
нас ни есть, ничего твердого в жизни... ‚прочем, где вам это понЯть.
     џ, видно, резко проговорил, но Я с тем  и  пришел.  џ,  собственно,  не
знаю, длЯ чего продолжал сидеть, и был как в безумии.
     - ’ы чего? - подозрительно глЯнула на менЯ ’атьЯна Џавловна, - что,  ты
как его нашел, Њакар €ванович? - указала она на менЯ пальцем.
     - Ѓлагослови его бог, востер, - проговорил старик с серьезным видом; но
при слове "востер" почти все рассмеЯлись. џ кое-как скрепилсЯ; всех же  пуще
смеЯлсЯ  доктор.  „овольно  худо  было  то,  что  Я  не  знал  тогда  об  их
предварительном уговоре. ‚ерсилов, доктор и ’атьЯна Џавловна еще днЯ за  три
уговорились всеми силами отвлекать маму от дурных предчувствий и опасений за
Њакара €вановича, который был гораздо больнее и  безнадежнее,  чем  Я  тогда
подозревал. ‚от почему все шутили и старались смеЯтьсЯ.  ’олько  доктор  был
глуп и, естественно, не умел шутить: оттого все потом и вышло. …сли б Я тоже
знал об их уговоре, то не наделал бы того, что вышло. ‹иза  тоже  ничего  не
знала.
     џ сидел и слушал краем уха; они говорили и смеЯлись, а у менЯ в  голове
была ЌастасьЯ …горовна с ее известиЯми, и Я не мог от нее  отмахнутьсЯ;  мне
все представлЯлось, как она сидит и смотрит, осторожно встает и  заглЯдывает
в другую комнату. Ќаконец  они  все  вдруг  рассмеЯлись:  ’атьЯна  Џавловна,
совсем не знаю по какому поводу, вдруг назвала доктора безбожником:  "Ќу  уж
все вы, докторишки - безбожники!.."
     - Њакар €ванович! - вскричал доктор, преглупо притворЯЯсь, что обижен и
ищет суда, - безбожник Я или нет?
     - ’ы-то безбожник? Ќет, ты - не безбожник, - степенно  ответил  старик,
пристально посмотрев на него, - нет, слава богу! - покачал он головой, -  ты
- человек веселый.
     - Ђ кто веселый, тот уж не безбожник? - иронически заметил доктор.
     - ќто в своем роде - мысль, - заметил ‚ерсилов, но совсем не смеЯсь.
     - ќто - сильнаЯ мысль! -  воскликнул  Я  невольно,  поразившись  идеей.
„октор же оглЯдывалсЯ вопросительно.
     - “ченых людей  этих,  профессоров  этих  самых  (вероЯтно,  перед  тем
говорили  что-нибудь  о  профессорах),  -  начал  Њакар   €ванович,   слегка
потупившись, - Я сначала ух боЯлсЯ: не смел Я  пред  ними,  ибо  паче  всего
опасалсЯ безбожника. „уша во мне, мыслю, едина; ежели ее погублю, то сыскать
другой не могу; ну а потом ободрилсЯ: "—то же, думаю,  не  боги  же  они,  а
такие, как и мы, подобострастные  нам,  человеки".  „а  и  любопытство  было
большое: "“знаю, что, мол, есть такое безбожие?" ’олько, друг, потом и самое
любопытство это прошло.
     Ћн примолк, но намереваЯсь продолжать все с тою же  тихою  и  степенною
улыбкою. …сть простодушие, которое доверЯетсЯ всем и каждому, не  подозреваЯ
насмешки. ’акие люди всегда ограниченны, ибо готовы выложить из  сердца  все
самое  драгоценное  пред  первым  встречным.  Ќо  в  Њакаре  €вановиче,  мне
казалось, было что-то другое и что-то другое движет его говорить, а не  одна
только  невинность  простодушиЯ:  как  бы  выглЯдывал  пропагандист.   џ   с
удовольствием поймал некоторую, как бы даже лукавую усмешку, обращенную им к
доктору, а может быть, и к ‚ерсилову. ђазговор был,  очевидно,  продолжением
их прежних споров за неделю; но в нем,  к  несчастью,  проскочило  опЯть  то
самое роковое словцо, которое так наэлектризовало менЯ вчера и свело менЯ на
одну выходку, о которой Я до сих пор сожалею.
     - Ѓезбожника человека, - сосредоточенно продолжал старик, - Я, может, и
теперь побоюсь; только вот что, друг Ђлександр  ‘еменович:  безбожника-то  Я
совсем не стречал ни разу, а стречал заместо его суетливого - вот как  лучше
объЯвить его надо. ‚сЯкие это люди; не сообразишь, какие люди; и  большие  и
малые, и глупые и ученые, и даже из самого простого  званиЯ  бывают,  и  все
суета. €бо читают и толкуют весь свой век, насытившись сладости  книжной,  а
сами все в недоумении пребывают и  ничего  разрешить  не  могут.  €ной  весь
раскидалсЯ, самого себЯ перестал замечать. €ной паче камене ожесточен,  а  в
сердце его бродЯт мечты; а другой бесчувствен и легкомыслен и  лишь  бы  ему
насмешку свою отсмеЯть. €ной из книг выбрал одни лишь цветочки, да и  то  по
своему мнению; сам же суетлив и в нем предрешениЯ нет. ‚от что скажу  опЯть:
скуки много. Њалый человек и нуждаетсЯ, хлебца нет, ребЯток сохранить нечем,
на вострой соломке спит, а все в нем сердце  веселое,  легкое;  и  грешит  и
грубит, а все сердце легкое. Ђ большой  человек  опиваетсЯ,  объедаетсЯ,  на
золотой куче сидит, а все в сердце у него одна тоска. €ной все науки  прошел
- и все тоска. € мыслю так, что чем  больше  ума  прибывает,  тем  больше  и
скуки. „а и то взЯть: учат с тех пор, как мир стоит, а чему же  они  научили
доброму,  чтобы  мир  был  самое  прекрасное  и  веселое  и  всЯкой  радости
преисполненное жилище? € еще скажу: благообразиЯ не  имеют,  даже  не  хотЯт
сего; все погибли, и только каждый хвалит  свою  погибель,  а  обратитьсЯ  к
единой истине не помыслит; а жить без бога - одна лишь мука. € выходит,  что
чем освещаемсЯ, то самое и проклинаем, а и сами того не  ведаем.  „а  и  что
толку: невозможно и быть человеку, чтобы не  преклонитьсЯ;  не  снесет  себЯ
такой человек, да и никакой человек. € бога отвергнет, так идолу  поклонитсЯ
- деревЯнному, али златому, аль мысленному. €долопоклонники это  все,  а  не
безбожники, вот как объЯвить их следует. Ќу, а и  безбожнику  как  не  быть?
…сть такие, что и впрЯмь безбожники, только те много пострашней этих  будут,
потому что с именем божиим на устах приходЯт.  ‘лышал  неоднократно,  но  не
стречал Я их вовсе. …сть, друг, такие, и так думаю, что и должны быть они.
     - …сть, Њакар €ванович, - вдруг подтвердил ‚ерсилов,  -  есть  такие  и
"должны быть они".
     - Ќепременно есть и "должны быть они"! - вырвалось у менЯ неудержимо  и
с жаром, не знаю почему; но менЯ  увлек  тон  ‚ерсилова  и  пленила  как  бы
какаЯ-то идеЯ в слове "должны быть они". ђазговор этот был длЯ  менЯ  совсем
неожиданностью.  Ќо  в  эту  минуту  вдруг  случилось  нечто   тоже   совсем
неожиданное.

        IV.
     „ень был чрезвычайно Ясный;  стору  у  Њакара  €вановича  не  поднимали
обыкновенно во весь день, по приказанию доктора: но на окне была не стора, а
занавеска, так что самый верх окна был все-таки не закрыт; это  потому,  что
старик тЯготилсЯ, не видЯ совсем, при прежней сторе, солнца. € вот  как  раз
мы досидели до того момента, когда солнечный луч вдруг прЯмо ударил  в  лицо
Њакара  €вановича.  ‡а  разговором  он  не  обратил  сначала  вниманиЯ,   но
машинально, во времЯ речи, несколько раз отклонЯл в сторону  голову,  потому
что Яркий луч сильно беспокоил и раздражал его больные глаза. Њама, стоЯвшаЯ
подле него, уже несколько раз взглЯдывала на окно  с  беспокойством;  просто
надо бы  было  чем-нибудь  заслонить  окно  совсем,  но,  чтоб  не  помешать
разговору, она вздумала попробовать оттащить  скамеечку,  на  которой  сидел
Њакар €ванович, вправо в сторону: всего-то надо  было  подвинуть  вершка  на
три, много на четверть. Ћна уже несколько раз наклонЯлась и схватывалась  за
скамейку,  но  оттащить  не  могла;  скамейка,  с  сидЯщим  на  ней  Њакаром
€вановичем, не трогалась. —увствуЯ ее усилиЯ, но в  жару  разговора,  совсем
бессознательно, Њакар €ванович несколько раз пробовал было приподнЯтьсЯ,  но
ноги его не слушались.  Њама,  однако,  все-таки  продолжала  напрЯгатьсЯ  и
дергать, и вот наконец все это ужасно озлило ‹изу. Њне запомнилось несколько
ее сверкающих, раздраженных взглЯдов, но только Я, в  первое  мгновение,  не
знал, чему приписать их, да вдобавок был отвлечен разговором.  €  вот  вдруг
резко послышалсЯ ее почти окрик на Њакара €вановича:
     - „а приподымитесь хоть немножко: видите, как трудно маме!
     ‘тарик быстро взглЯнул на нее, разом  вникнул  и  мигом  поспешил  было
приподнЯтьсЯ, но ничего не вышло: приподнЯлсЯ вершка на два и опЯть упал  на
скамейку.
     - Ќе могу, голубчик, - ответил он как бы жалобно ‹изе,  и  как-то  весь
послушно смотрЯ на нее.
     - ђассказывать по целой книге можете, а пошевелитьсЯ не в силах?
     - ‹иза! - крикнула было ’атьЯна Џавловна. Њакар €ванович  опЯть  сделал
чрезвычайное усилие.
     - ‚озьмите костыль, подле лежит, с костылем приподыметесь!  -  еще  раз
отрезала ‹иза.
     - Ђ и впрЯмь, -  сказал  старик  и  тотчас  же  поспешно  схватилсЯ  за
костыль.
     - Џросто надо приподнЯть его! -  встал  ‚ерсилов;  двинулсЯ  и  доктор,
вскочила и ’атьЯна Џавловна, но они не успели и подойти, как Њакар €ванович,
изо всех сил опершись на костыль, вдруг приподнЯлсЯ и с радостным торжеством
стал на месте, озираЯсь кругом.
     - Ђ  и  поднЯлсЯ!  -  проговорил  он  чуть  не  с  гордостью,  радостно
усмехаЯсь, - вот и спасибо, милаЯ, научила уму, а Я-то думал, что совсем  уж
не служат ноженьки...
     Ќо он простоЯл недолго, не успел и проговорить, как вдруг костыль  его,
на который он упиралсЯ всею тЯжестью тела, как-то скользнул по ковру, и  так
как "ноженьки" почти совсем не держали его, то и грохнулсЯ он со всей высоты
на пол. ќто почти ужасно было видеть, Я помню. ‚се ахнули  и  бросились  его
поднимать, по, слава богу, он не разбилсЯ;  он  только  грузно,  со  звуком,
стукнулсЯ об пол обоими коленЯми, но успел-таки уставить перед собою  правую
руку и на ней удержатьсЯ. …го  поднЯли  и  посадили  на  кровать.  Ћн  очень
побледнел, не от испуга, а от сотрЯсениЯ. („октор находил в нем, сверх всего
другого, и болезнь сердца.) Њама же была вне себЯ от испуга. €  вдруг  Њакар
€ванович, все еще бледный, с трЯсущимсЯ телом и как бы еще  не  опомнившись,
повернулсЯ к ‹изе и почти нежным, тихим голосом проговорил ей:
     - Ќет, милаЯ, знать и впрЯмь не стоЯт ноженьки!
     Ќе могу выразить моего тогдашнего впечатлениЯ. „ело в том, что в словах
бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив,  прЯмо
видно было, что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в
словах ‹изы, а окрик ее на себЯ принЯл как за нечто должное, то есть что так
и следовало его "распечь" за вину его. ‚се это  ужасно  подействовало  и  на
‹изу. ‚ минуту падениЯ она вскочила, как и все, и стоЯла, всЯ  помертвев  и,
конечно, страдаЯ, потому что была всему причиною, но  услышав  такие  слова,
она вдруг, почти в мгновение, всЯ вспыхнула краской стыда и раскаЯниЯ.
     - „овольно! - скомандовала вдруг ’атьЯна Џавловна, - все от разговоров!
Џора по местам; чему быть доброму, когда сам доктор болтовню завел!
     - €менно, - подхватил Ђлександр ‘еменович, суетившийсЯ около  больного.
- ‚иноват, ’атьЯна Џавловна, ему надо покой!
     Ќо ’атьЯна Џавловна  не  слушала:  она  с  полминуты  молча  и  в  упор
наблюдала ‹изу.
     - Џоди сюда, ‹иза, и поцелуй менЯ, старую дуру, если только  хочешь,  -
проговорила она неожиданно.
     € она поцеловала ее, не знаю за что, но именно так надо  было  сделать;
так что Я чуть не бросилсЯ сам целовать ’атьЯну Џавловну. €менно  не  давить
надо было ‹изу укором, а встретить радостью и поздравлением новое прекрасное
чувство, которое несомненно должно было в пей зародитьсЯ.  Ќо,  вместо  всех
этих чувств, Я вдруг встал и начал, твердо отчеканиваЯ слова:
     - Њакар €ванович, вы опЯть употребили слово "благообразие", а Я как раз
вчера и все дни этим словом мучилсЯ... да и всю жизнь  мою  мучилсЯ,  только
прежде  не  знал  о  чем.  ќто  совпадение  слов  Я  считаю  роковым,  почти
чудесным... ЋбъЯвлЯю это в вашем присутствии...
     Ќо менЯ мигом остановили. ЏовторЯю: Я не знал об их уговоре насчет мамы
и Њакара €вановича; менЯ же  по  прежним  делам,  уж  конечно,  они  считали
способным на всЯкий скандал в этом роде.
     -  “нЯть,  унЯть  его!  -  озверела  совсем  ’атьЯна   Џавловна.   Њама
затрепетала. Њакар €ванович, видЯ всеобщий испуг, тоже испугалсЯ.
     - Ђркадий, полно! - строго крикнул ‚ерсилов.
     - „лЯ менЯ, господа, - возвысил Я еще пуще голос, - длЯ менЯ видеть вас
всех подле этого младенца (Я указал на Њакара) - есть безобразие.  ’ут  одна
лишь свЯтаЯ - это мама, но и она...
     - ‚ы его испугаете! - настойчиво проговорил доктор.
     - џ знаю, что Я - враг всему миру, - пролепетал было Я  (или  что-то  в
этом роде), но, оглЯнувшись еще раз, Я с вызовом посмотрел на ‚ерсилова.
     - Ђркадий! - крикнул он опЯть, - такаЯ же точно сцена уже была  однажды
здесь между нами. “молЯю тебЯ, воздержись теперь!
     Ќе могу выразить того, с  каким  сильным  чувством  он  выговорил  это.
—резвычайнаЯ  грусть,  искреннЯЯ,  полнейшаЯ,  выразилась  в   чертах   его.
“дивительнее всего было то, что он смотрел как виноватый: Я был судьЯ, а  он
- преступник. ‚се это доконало менЯ.
     - „а! - вскричал Я ему в ответ, - такаЯ же точно сцена уже была,  когда
Я хоронил  ‚ерсилова  и  вырывал  его  из  сердца...  Ќо  затем  последовало
воскресение из мертвых, а теперь... теперь уже без  рассвета!  но...  но  вы
увидите все здесь, на что Я способен! даже и не ожидаете того,  что  Я  могу
доказать!
     ‘казав это, Я бросилсЯ в мою комнату. ‚ерсилов побежал за мной...

        V.
     ‘о мной случилсЯ рецидив  болезни;  произошел  сильнейший  лихорадочный
припадок, а к ночи бред. Ќо не все был бред: были  бесчисленные  сны,  целой
вереницей и без меры, из которых один сон или отрывок сна  Я  на  всю  жизнь
запомнил. ‘ообщаю без всЯких объЯснений; это было пророчество, и  пропустить
не могу.
     џ вдруг очутилсЯ, с каким-то великим и гордым намерением  в  сердце,  в
большой и высокой комнате; но не у ’атьЯны Џавловны: Я  очень  хорошо  помню
комнату; замечаю это, забегаЯ вперед. Ќо  хотЯ  Я  и  один,  но  беспрерывно
чувствую, с беспокойством и мукой, что Я совсем не один, что менЯ ждут и что
ждут от менЯ чего-то. ѓде-то за дверЯми  сидЯт  люди  и  ждут  того,  что  Я
сделаю. Ћщущение нестерпимое: "Ћ, если б Я был один!" €  вдруг  входит  она.
Ћна смотрит робко, она ужасно боитсЯ, она засматривает в мои глаза. ‚  руках
моих документ. Ћна улыбаетсЯ, чтоб пленить менЯ, она ластитсЯ  ко  мне;  мне
жалко, но Я начинаю чувствовать отвращение. ‚друг она закрывает лицо руками.
џ бросаю "документ" на стол в невыразимом презрении: "Ќе просите, нате,  мне
от вас ничего не надо! Њщу за все мое поругание  презрением!"  џ  выхожу  из
комнаты, захлебываЯсь от  непомерной  гордости.  Ќо  в  дверЯх,  в  темноте,
схватывает менЯ  ‹амберт:  "„ухгак,  духгак!  -  шепчет  он,  изо  всех  сил
удерживаЯ менЯ за руку, - она на ‚асильевском  острове  благородный  пансион
длЯ девчонок должна открывать" (NB то есть  чтоб  прокормитьсЯ,  если  отец,
узнав от менЯ про документ, лишит  ее  наследства  и  прогонит  из  дому.  џ
вписываю слова ‹амберта буквально, как приснились).
     "Ђркадий  Њакарович  ищет  "благообразиЯ"",  -  слышитсЯ  голосок  Ђнны
Ђндреевны, где-то подле, тут же на лестнице; но не  похвала,  а  нестерпимаЯ
насмешка прозвучала в ее словах. џ возвращаюсь в комнату  с  ‹амбертом.  Ќо,
увидев ‹амберта, она вдруг  начинает  хохотать.  Џервое  впечатление  мое  -
страшный испуг, такой испуг, что Я останавливаюсь и  не  хочу  подходить.  џ
смотрю на нее и не верю; точно она вдруг снЯла маску с лица: те же черты, но
как будто каждаЯ черточка  лица  исказилась  непомерною  наглостью.  "‚ыкуп,
барынЯ, выкуп!" - кричит ‹амберт, и оба  еще  пуще  хохочут,  а  сердце  мое
замирает: "Ћ, неужели эта бесстыжаЯ женщина - та самаЯ,  от  одного  взглЯда
которой кипело добродетелью мое сердце?"  "‚от  на  что  они  способны,  эти
гордецы, в  ихнем  высшем  свете,  за  деньги!"  -  восклицает  ‹амберт.  Ќо
бесстыдница не смущаетсЯ даже этим; она хохочет именно над тем,  что  Я  так
испуган. Ћ, она готова на выкуп, это Я вижу и... и что со  мной?  џ  уже  не
чувствую ни жалости, ни омерзениЯ; Я дрожу, как никогда...  ЊенЯ  охватывает
новое чувство, невыразимое, которого Я еще вовсе не знал никогда, и сильное,
как весь мир... Ћ, Я уже не в силах уйти  теперь  ни  за  что!  Ћ,  как  мне
нравитсЯ, что это так бесстыдно! џ схватываю ее за руки,  прикосновение  рук
ее мучительно сотрЯсает менЯ, и Я приближаю мои  губы  к  ее  наглым,  алым,
дрожащим от смеха и зовущим менЯ губам.
     Ћ, прочь это низкое воспоминание! ЏроклЯтый сон! ЉлЯнусь, что до  этого
мерзостного сна не было в моем уме даже хоть  чего-нибудь  похожего  на  эту
позорную мысль! „аже невольной какой-нибудь в этом роде мечты не было  (хотЯ
Я и хранил "документ" зашитым в  кармане  и  хваталсЯ  иногда  за  карман  с
странной усмешкой). Ћткудова же это все Явилось совсем готовое? ќто  оттого,
что во мне была душа паука! ќто значит,  что  все  уже  давно  зародилось  и
лежало в развратном сердце моем,  в  желании  моем  лежало,  но  сердце  еще
стыдилось  наЯву,  и  ум  не  смел  еще  представить   что-нибудь   подобное
сознательно. Ђ во сне душа сама все  представила  и  выложила,  что  было  в
сердце, в совершенной точности и в самой полной картине и  -  в  пророческой
форме. €  неужели  это  Я  им  хотел  доказать,  выбегаЯ  поутру  от  Њакара
€вановича?  Ќо  довольно:  до  времени  ничего  об  этом!  ќтот   сон,   мне
приснившийсЯ, есть одно из самых странных приключений моей жизни.


        ѓлава третьЯ

        I.
     —ерез три днЯ Я встал поутру с постели и вдруг почувствовал, ступив  на
ноги, что больше не слЯгу. џ всецело ощутил близость выздоровлениЯ. ‚се  эти
маленькие подробности, может быть,  и  не  стоило  бы  вписывать,  но  тогда
наступило несколько дней, в которые хотЯ и не произошло  ничего  особенного,
но которые все остались в моей памЯти как нечто отрадное и спокойное, а  это
- редкость в моих воспоминаниЯх. „ушевного  состоЯниЯ  моего  не  буду  пока
формулировать; если б читатель узнал, в чем оно состоЯло, то конечно  бы  не
поверил. ‹учше потом все объЯснитсЯ из фактов. Ђ пока лишь скажу одно: пусть
читатель помнит душу паука. € это у того, который хотел уйти  от  них  и  от
всего света во имЯ "благообразиЯ"! †ажда благообразиЯ была в высшей мере,  и
уж конечно так, но каким образом она могла  сочетатьсЯ  с  другими,  уж  бог
знает какими, жаждами - это длЯ менЯ тайна. „а и всегда  было  тайною,  и  Я
тысЯчу раз  дивилсЯ  на  эту  способность  человека  (и,  кажетсЯ,  русского
человека по преимуществу) лелеЯть в душе  своей  высочайший  идеал  рЯдом  с
величайшею подлостью, и все совершенно искренно. ирокость ли это  особеннаЯ
в русском человеке, котораЯ его далеко поведет, или просто  подлость  -  вот
вопрос!
     Ќо оставим. ’ак или этак, а наступило  затишье.  џ  просто  понЯл,  что
выздороветь надо во что бы ни стало и как  можно  скорее,  чтобы  как  можно
скорее начать действовать, а потому решилсЯ  жить  гигиенически  и  слушаЯсь
доктора (кто бы он ни был), а бурные намерениЯ, с чрезвычайным благоразумием
(плод широкости), отложил до днЯ выхода, то  есть  до  выздоровлениЯ.  Љаким
образом могли сочетатьсЯ все мирные впечатлениЯ  и  наслаждениЯ  затишьем  с
мучительно сладкими и тревожными биениЯми сердца  при  предчувствии  близких
бурных решений - не знаю, но все опЯть отношу  к  "широкости".  Ќо  прежнего
недавнего беспокойства во мне уже не было; Я отложил все до  срока,  уже  не
трепеща перед будущим, как еще недавно, но  как  богач,  уверенный  в  своих
средствах и силах. Ќадменности и вызова ожидавшей менЯ судьбе прибывало  все
больше и больше, и отчасти, полагаю, от действительного уже выздоровлениЯ  и
от  быстро  возвращавшихсЯ  жизненных  сил.  ‚от   эти-то   несколько   дней
окончательного и даже действительного выздоровлениЯ Я и вспоминаю  теперь  с
полным удовольствием.
     Ћ, они мне все простили, то есть ту выходку, и это  -  те  самые  люди,
которых Я в глаза обозвал безобразными! ќто Я люблю в людЯх, это  Я  называю
умом сердца; по крайней мере это менЯ тотчас же  привлекало,  разумеетсЯ  до
известной меры. ‘ ‚ерсиловым, например, мы продолжали  говорить,  как  самые
добрые  знакомые,  но  до  известной   меры:   чуть   слишком   проскакивала
экспансивность (а она проскакивала), и мы тотчас же сдерживались оба, как бы
капельку стыдЯсь чего-то. …сть случаи, в  которых  победитель  не  может  не
стыдитьсЯ своего побежденного, и именно за то, что  одержал  над  ним  верх.
Џобедитель был очевидно - Я; Я и стыдилсЯ.
     ‚ то утро, то есть когда Я встал с постели после рецидива  болезни,  он
зашел ко мне, и тут Я в первый раз узнал  от  него  об  их  общем  тогдашнем
соглашении насчет мамы и Њакара  €вановича;  причем  он  заметил,  что  хоть
старику и легче, но доктор за него положительно  не  отвечает.  џ  от  всего
сердца дал ему и мое обещание вести себЯ впредь осторожнее.  Љогда  ‚ерсилов
передавал мне все это, Я, в первый раз тогда, вдруг заметил, что  он  и  сам
чрезвычайно искренно занЯт этим стариком, то есть гораздо более,  чем  Я  бы
мог ожидать от человека, как он, и что он смотрит на него как  на  существо,
ему и самому почему-то особенно дорогое, а не из-за одной только мамы.  ЊенЯ
это сразу заинтересовало, почти удивило, и, признаюсь, без  ‚ерсилова  Я  бы
многое пропустил без вниманиЯ и не оценил в этом старике, оставившем одно из
самых прочных и оригинальных воспоминаний в моем сердце.
     ‚ерсилов как бы боЯлсЯ за мои отношениЯ к Њакару €вановичу, то есть  не
доверЯл ни моему уму, ни такту, а  потому  чрезвычайно  был  доволен  потом,
когда разглЯдел, что и Я умею иногда понЯть, как надо отнестись  к  человеку
совершенно иных понЯтий и воззрений, одним словом, умею быть, когда надо,  и
уступчивым и широким. Џризнаюсь тоже (не унижаЯ себЯ, Я думаю), что в  этом:
существе из народа Я нашел и нечто совершенно длЯ  менЯ  новое  относительно
иных чувств и воззрений, нечто мне не известное, нечто гораздо более Ясное и
утешительное,  чем  как  Я  сам  понимал  эти  вещи  прежде.  ’ем  не  менее
возможности не было не выходить иногда просто из себЯ  от  иных  решительных
предрассудков, которым он веровал  с  самым  возмутительным  спокойствием  и
непоколебимостью. Ќо тут, конечно, виною  была  лишь  его  необразованность;
душа же его была довольно хорошо организована, и так даже, что Я не встречал
еще в людЯх ничего лучшего в этом роде.

        II.
     Џрежде  всего  привлекало  в  нем,  как  Я  уже  и  заметил  выше,  его
чрезвычайное    чистосердечие    и    отсутствие    малейшего     самолюбиЯ;
предчувствовалось почти безгрешное сердце. Ѓыло "веселие" сердца, а потому и
"благообразие". ‘ловцо "веселие" он очень любил и часто употреблЯл.  Џравда,
находила иногда на него какаЯ-то как бы болезненнаЯ восторженность, какаЯ-то
как бы болезненность умилениЯ, - отчасти, полагаю, и оттого, что  лихорадка,
по-настоЯщему говорЯ, не покидала его во все времЯ; но благообразию  ото  не
мешало.  Ѓыли  и  контрасты:  рЯдом  с  удивительным  простодушием,   иногда
совершенно не примечавшим иронии (часто к досаде моей), уживалась  в  нем  и
какаЯ-то хитраЯ тонкость, всего чаще в полемических сшибках. Ђ  полемику  он
любил, но иногда лишь и своеобразно. ‚идно было, что  он  много  исходил  по
ђоссии, много переслушал, но, повторЯю, больше всего он  любил  умиление,  а
потому и все на него наводЯщее, да и  сам  любил  рассказывать  умилительные
вещи. ‚ообще рассказывать очень любил.  Њного  Я  от  него  переслушал  и  о
собственных его странствиЯх, и  разных  легенд  из  жизни  самых  древнейших
"подвижников". Ќезнаком Я с этим, но думаю, что он много перевирал  из  этих
легенд, усвоив их большею частью из  изустных  же  рассказов  простонародьЯ.
Џросто  невозможно  было  допустить  иных  вещей.  Ќо  рЯдом  с   очевидными
переделками или просто  с  враньем  всегда  мелькало  какое-то  удивительное
целое,  полное  народного  чувства  и  всегда  умилительное...  џ  запомнил,
например, из этих рассказов один длинный рассказ - "†итие Њарии …гипетской".
Ћ "житии" этом, да почти и о всех  подобных,  Я  не  имел  до  того  времени
никакого понЯтиЯ. џ прЯмо говорю: это почти нельзЯ было вынести без слез,  и
не от умилениЯ, а от  какого-то  странного  восторга:  чувствовалось  что-то
необычайное и горЯчее, как  та  раскаленнаЯ  песчанаЯ  степь  со  львами,  в
которой скиталась свЯтаЯ. ‚прочем, об этом Я  не  хочу  говорить,  да  и  не
компетентен.
     Љроме  умилениЯ,  нравились  мне  в   нем   и   некоторые   чрезвычайно
оригинальные иногда  воззрениЯ  на  некоторые  весьма  еще  спорные  вещи  в
современной действительности. ђассказывал он раз,  например,  одну  недавнюю
историю  об  одном  отпускном  солдате;  этого  происшествиЯ  он  почти  был
свидетелем. ‚оротилсЯ один солдат на родину со службы, опЯть к мужикам, и не
понравилось ему жить опЯть с мужиками, да и сам он  мужикам  не  понравилсЯ.
‘билсЯ человек, запил и ограбил где-то и кого-то; улик крепких не  было,  но
схватили, однако, и стали  судить.  ‚  суде  адвокат  совсем  уже  было  его
оправдал - нет улик, да и только, как  вдруг  тот  слушал-слушал,  да  вдруг
встал и перервал адвоката: "Ќет, ты постой говорить", да  все  и  рассказал,
"до последней  соринки";  повинилсЯ  во  всем,  с  плачем  и  с  раскаЯньем.
ЏрисЯжные пошли,  заперлись  судить,  да  вдруг  все  и  выходЯт:  "Ќет,  не
виновен". ‚се закричали, зарадовались, а солдат, как стоЯл, так ни с  места,
точно в столб обратилсЯ, не понимает ничего; не понЯл ничего и из того,  что
председатель сказал ему в увещание, отпускаЯ на волю. Џошел солдат опЯть  на
волю и все не верит себе. ‘тал тосковать,  задумалсЯ,  не  ест  не  пьет,  с
людьми не говорит, а на пЯтый день  взЯл  да  и  повесилсЯ.  "‚от  каково  с
грехом-то на душе жить!" - заключил Њакар €ванович. ђассказ  этот,  конечно,
пустой, и таких бездна теперь во всех газетах, но мне понравилсЯ в нем  тон,
а пуще всего иные словечки, решительно с новою мыслью. ѓоворЯ,  например,  о
том, как солдат, возвратЯсь в деревню, не понравилсЯ мужикам, Њакар €ванович
выразилсЯ: "Ђ солдат известно что: солдат - <мужик порченый>". ѓоворЯ  потом
об адвокате, чуть не выигравшем дело, он тоже выразилсЯ: "Ђ адвокат известно
что: адвокат - <нанЯтаЯ совесть>". Ћба эти выражениЯ он высказал, совсем  не
трудЯсь над ними и себе неприметно, а меж тем в этих двух выражениЯх - целое
особое воззрение на оба предмета, и хоть, уж конечно, не всего  народа,  так
все-таки Њакар €вановичево, собственное и не заимствованное! ќти предрешениЯ
в народе насчет иных тем поистине иногда чудесны по своей оригинальности.
     - Ђ как вы, Њакар €ванович, смотрите на грех самоубийства? - спросил  Я
его по тому же поводу.
     - ‘амоубийство есть самый великий  грех  человеческий,  -  ответил  он,
вздохнув, - но судьЯ тут - един лишь господь, ибо  ему  лишь  известно  все,
всЯкий предел и всЯкаЯ мера. Ќам же  беспременно  надо  молитьсЯ  о  таковом
грешнике. Љаждый раз, как услышишь о  таковом  грехе,  то,  отходЯ  ко  сну,
помолись за сего грешника умиленно; хотЯ бы только воздохни о  нем  к  богу;
даже хотЯ бы ты и не знал его вовсе, - тем доходнее  твоЯ  молитва  будет  о
нем.
     - Ђ поможет ему молитва моЯ, коли он уже осужден?
     - Ђ почем ты знаешь? Њногие, ох многие не веруют и оглушают  сим  людей
несведущих; ты же не слушай, ибо сами не  знают,  куда  бредут.  Њолитва  за
осужденного от живущего еще человека воистину доходит. ’ак каково  же  тому,
за кого совсем некому помолитьсЯ? Џотому, когда станешь на молитву,  ко  сну
отходЯ, то по окончании и прибавь: "Џомилуй, господи €исусе, и всех тех,  за
кого некому помолитьсЯ". ‚ельми доходна молитва сиЯ и приЯтна. ’оже и о всех
грешниках, еще живущих: "ѓосподи,  ими  же  сам  веси  судьбами  спаси  всех
нераскаЯнных", - это тоже молитва хорошаЯ.
     џ обещал