 и не стал совсем другим человеком. ќто слишком очевидно; и
если б только представить кто мог, как  надоели  мне  все  эти  извинениЯ  и
предисловиЯ, которые Я вынужден втискивать поминутно даже  в  самую  средину
моих записок!
     Љ делу.
     Џосле девЯтидневного беспамЯтства Я очнулсЯ тогда возрожденный,  но  не
исправленный; возрождение мое было, впрочем, глупое, разумеетсЯ если брать в
обширном смысле, и, может быть, если б это теперь, то было бы не так.  €деЯ,
то есть чувство, состоЯло опЯть лишь в том (как и тысЯчу раз  прежде),  чтоб
уйти от них совсем, но уже непременно уйти, а не так, как  прежде,  когда  Я
тысЯчу раз задавал себе эту же тему и все не  мог  исполнить.  Њстить  Я  не
хотел никому, и даю в том честное слово, - хотЯ был всеми обижен. “ходить  Я
собиралсЯ без отвращениЯ, без проклЯтий, но Я хотел собственной силы, и  уже
настоЯщей, не зависимой ни от кого из них и в целом мире; а  Я-то  уже  чуть
было не примирилсЯ со всем на свете! ‡аписываю эту тогдашнюю  грезу  мою  не
как мысль, а  как  неотразимое  тогдашнее  ощущение.  џ  его  еще  не  хотел
формулировать, пока был в постели. Ѓольной и без сил,  лежа  в  версиловской
комнате, которую они отвели длЯ менЯ, Я с болью сознавал,  на  какой  низкой
степени бессилиЯ Я находилсЯ: валЯлась на постели какаЯ-то соломинка,  а  не
человек, и не по болезни только, - и как мне это было обидно! € вот из самой
глубины существа моего из всех сил стал подыматьсЯ протест, и Я задыхалсЯ от
какого-то чувства бесконечно преувеличенной надменности и вызова. џ не помню
даже времени в целой жизни моей,  когда  бы  Я  был  полон  более  надменных
ощущений, как в те первые дни моего выздоровлениЯ, то  есть  когда  валЯлась
соломинка на постели.
     Ќо пока Я молчал и даже решилсЯ ничего не обдумывать! џ все  заглЯдывал
в их лица, стараЯсь по ним угадать все, что мне надо было. ‚идно было, что и
они не желали ни расспрашивать,  ни  любопытствовать,  а  говорили  со  мной
совсем о постороннем. Њне это нравилось и в то же времЯ  огорчало  менЯ;  не
буду объЯснЯть это противоречие. ‹изу Я  видел  реже,  чем  маму,  хотЯ  она
заходила ко мне каждый день, даже по два раза. €з отрывков их разговора и из
всего их вида Я заключил, что у ‹изы накопилось страшно много хлопот  и  что
она даже часто дома не бывает из-за своих дел:  уже  в  одной  этой  идее  о
возможности "своих дел" как бы заключалось длЯ менЯ нечто обидное;  впрочем,
все это были лишь больные, чисто физиологические ощущениЯ, которые не  стоит
описывать. ’атьЯна Џавловна тоже приходила ко мне чуть не ежедневно, и  хоть
была вовсе не нежна со мной, но по крайней мере не ругалась по-прежнему, что
до крайности менЯ раздосадовало, так что Я ей просто высказал: "‚ы,  ’атьЯна
Џавловна, когда не ругаетесь, прескучнаЯ". - "Ќу, так и не приду к тебе",  -
оторвала она и ушла. Ђ Я был рад, что хоть одну прогнал.
     ‚сего больше Я мучил маму и на нее раздражалсЯ. “ менЯ ЯвилсЯ  страшный
аппетит, и Я  очень  ворчал,  что  опаздывало  кушанье  (а  оно  никогда  не
опаздывало). Њама не знала, как угодить. ђаз она принесла мне супу и  стала,
по обыкновению, сама кормить менЯ, а Я все ворчал,  пока  ел.  €  вдруг  мне
стало досадно, что Я ворчу: "…е-то одну, может быть, Я и люблю, а  ее  же  и
мучаю". Ќо злость не унималась, и Я от  злости  вдруг  расплакалсЯ,  а  она,
бедненькаЯ, подумала, что Я от умилениЯ заплакал, нагнулась ко мне  и  стала
целовать. џ скрепилсЯ и кое-как вытерпел и действительно  в  ту  секунду  ее
ненавидел. Ќо маму Я всегда любил, и тогда любил, и вовсе  не  ненавидел,  а
было то, что всегда бывает: кого больше любишь, того первого и оскорблЯешь.
     Ќенавидел же Я в те первые дни только одного доктора. „октор  этот  был
молодой человек и с заносчивым видом, говоривший  резко  и  даже  невежливо.
’очно они все в науке, вчера только и вдруг, узнали что-то особенное,  тогда
как вчера ничего особенного не  случилось;  но  такова  всегда  "средина"  и
"улица". џ долго терпел, но наконец вдруг прорвалсЯ и заЯвил  ему  при  всех
наших, что он напрасно таскаетсЯ, что Я вылечусь совсем без  него,  что  он,
имеЯ вид реалиста, сам весь исполнен одних предрассудков и не понимает,  что
медицина еще никогда никого нe вылечила; что, наконец, по всей  вероЯтности,
он грубо необразован, "как и все теперь у нас техники и специалисты, которые
в последнее времЯ так поднЯли у нас нос". „октор  очень  обиделсЯ  (уж  этим
одним доказал, что он такое), однако же продолжал бывать. џ  заЯвил  наконец
‚ерсилову,  что  если  доктор  не  перестанет  ходить,  то  Я  наговорю  ему
что-нибудь уже в десЯть раз неприЯтнее. ‚ерсилов заметил только, что и вдвое
неприЯтнее нельзЯ уже было сказать против того, что было высказано, а не  то
что в десЯть раз. џ был рад, что он это заметил.
     ‚от человек, однако! џ говорю про ‚ерсилова. Ћн, он только и был  всему
причиной - и что же: на него одного Я тогда не злилсЯ. Ќе одна его манера со
мной менЯ подкупила. џ думаю, мы тогда взаимно  почувствовали,  что  обЯзаны
друг другу многими объЯснениЯми... и что именно потому всего  лучше  никогда
не объЯснЯтьсЯ. —резвычайно  приЯтно,  когда  в  подобных  положениЯх  жизни
натолкнешьсЯ на умного  человека!  џ  уже  сообщал  во  второй  части  моего
рассказа, забегаЯ вперед, что он очень кратко и Ясно передал мне о письме ко
мне арестованного кнЯзЯ, о ‡ерщикове, о его объЯснении в мою пользу и проч.,
и проч. ’ак как Я решилсЯ молчать, то сделал ему,  со  всею  сухостью,  лишь
два-три самых кратких вопроса; он ответил на них Ясно и точно, но совершенно
без лишних слов и, что всего лучше, без лишних чувств.  ‹ишних-то  чувств  Я
тогда и боЯлсЯ.
     Ћ ‹амберте Я молчу, но  читатель,  конечно,  догадалсЯ,  что  Я  о  нем
слишком думал. ‚ бреду Я несколько раз говорил о ‹амберте; но, очнувшись  от
бреда и приглЯдываЯсь, Я скоро сообразил, что  о  ‹амберте  все  осталось  в
тайне и  что  они  ничего  не  знают,  не  исключаЯ  и  ‚ерсилова.  ’огда  Я
обрадовалсЯ и страх мой прошел, но Я ошибалсЯ, как и узнал  потом,  к  моему
удивлению: он во времЯ моей болезни уже заходил, но ‚ерсилов умолчал мне  об
этом, и Я заключил, что длЯ ‹амберта Я уже канул в вечность. ’ем не менее  Я
часто думал о нем; мало того: думал не только без отвращениЯ,  не  только  с
любопытством, но даже с участием, как бы предчувствуЯ  тут  что-то  новое  и
выходное, соответствующее зарождавшимсЯ во  мне  новым  чувствам  и  планам.
Ћдним словом, Я положил обдумать ‹амберта прежде всего, когда решусь  начать
думать. ‚несу одну странность: Я совершенно забыл, где он живет  и  в  какой
все это улице тогда происходило. Љомнату, Ђльфонсину, собачонку,  коридор  -
все запомнил; хоть сейчас нарисовать; а где это все происходило, то  есть  в
какой улице и в каком  доме  -  совершенно  забыл.  €  что  страннее  всего,
догадалсЯ о том лишь на третий или на четвертый день моего полного сознаниЯ,
когда давно уже начал заботитьсЯ о ‹амберте.
     €так, вот каковы были  мои  первые  ощущениЯ  по  воскресении  моем.  џ
отметил лишь самое поверхностное, и вероЯтнее всего, что  не  умел  отметить
главного.  ‚  самом  деле,  может  быть,  все  главное  именно  тогда-то   и
определилось и сформулировалось в моем сердце; ведь не все же Я досадовал  и
злилсЯ за то только, что мне не несут бульону. Ћ, Я помню,  как  бывало  мне
тогда грустно и как Я тосковал иногда в те минуты, особенно когда  оставалсЯ
подолгу один. Ћни же, как нарочно, скоро понЯли, что мне тЯжело с ними и что
их участие менЯ раздражает, и стали оставлЯть менЯ все чаще и  чаще  одного:
излишнЯЯ тонкость догадливости.

        II.
     Ќа четвертый день моего сознаниЯ Я лежал, в третьем часу пополудни,  на
моей постели, и никого со мной не было. „ень был Ясный,  и  Я  знал,  что  в
четвертом часу, когда солнце будет закатыватьсЯ, то косой  красный  луч  его
ударит прЯмо в угол моей стены и Ярким пЯтном осветит это место. џ знал  это
по прежним днЯм, и то, что это непременно сбудетсЯ через час, а главное  то,
что Я знал об этом вперед, как  дважды  два,  разозлило  менЯ  до  злобы.  џ
судорожно повернулсЯ всем телом и вдруг, среди глубокой тишины, Ясно услышал
слова: "ѓосподи, €исусе •ристе, боже наш, помилуй нас".  ‘лова  произнеслись
полушепотом, за ними следовал глубокий вздох всею грудью, и затем все  опЯть
совершенно стихло. џ быстро приподнЯл голову.
     џ уже и прежде, то есть накануне, и  даже  еще  с  третьего  днЯ,  стал
замечать что-то такое особенное в этих наших  трех  комнатах  внизу.  ‚  той
комнатке, через залу, где прежде помещались мама и ‹иза, очевидно был теперь
кто-то другой. џ уже не раз слышал какие-то звуки и днем и по ночам, но  все
лишь мгновениЯми,  самыми  краткими,  и  тишина  восстановлЯлась  тотчас  же
полнаЯ, на несколько часов, так что Я и не обращал  вниманиЯ.  Ќакануне  мне
пришла было мысль, что там ‚ерсилов, том более что он скоро затем  вошел  ко
мне, хотЯ Я знал, притом наверно, из их  же  разговоров,  что  ‚ерсилов,  на
времЯ моей болезни, переехал куда-то в другую квартиру, в которой и  ночует.
Џро маму же с ‹изой мне давно уже стало известно, что они обе (длЯ моего  же
спокойствиЯ, думал Я) перебрались  наверх,  в  бывший  мой  "гроб",  и  даже
подумал раз про себЯ: "Љак это могли они там вдвоем  поместитьсЯ?"  €  вдруг
теперь оказываетсЯ, что в ихней прежней комнате живет какой-то человек и что
человек этот - совсем не ‚ерсилов. ‘ легкостью, которую Я и не предполагал в
себе (воображаЯ до сих пор, что Я совершенно бессилен), спустил Я с  постели
ноги, сунул их в туфли, накинул серый, мерлушечий (1) халат, лежавший  подле
(и пожертвованный длЯ менЯ ‚ерсиловым), и отправилсЯ через нашу  гостиную  в
бывшую спальню мамы. ’о, что Я там увидел, сбило  менЯ  совсем  с  толку;  Я
никак не предполагал ничего подобного и остановилсЯ как вкопанный на пороге.
     ’ам сидел седой-преседой старик, с большой,  ужасно  белой  бородой,  и
Ясно было, что он давно уже там сидит. Ћн сидел не на постели, а на  маминой
скамеечке и только спиной опиралсЯ на кровать. ‚прочем, он  до  того  держал
себЯ прЯмо, что, казалось,  ему  и  не  надо  совсем  никакой  опоры,  хотЯ,
очевидно, был болен. Ќа нем был, сверх  рубашки,  крытый  меховой  тулупчик,
колена же его были прикрыты маминым пледом, а ноги в туфлЯх. ђосту  он,  как
угадывалось, был большого,  широкоплеч,  очень  бодрого  вида,  несмотрЯ  на
болезнь, хотЯ несколько бледен и худ, с продолговатым  лицом,  с  густейшими
волосами, но не очень длинными, лет же ему казалось за семьдесЯт. Џодле него
на столике, рукой достать, лежали три или четыре книги и серебрЯные очки.  “
менЯ хоть и ни малейшей мысли не было его встретить,  но  Я  в  тот  же  миг
угадал, кто он такой, только все еще сообразить не мог, каким это образом он
просидел эти все дни, почти рЯдом со мной, так тихо, что Я до сих пор ничего
не расслышал.
     Ћн не шевельнулсЯ, менЯ увидев, но пристально и молча глЯдел  на  менЯ,
так же как Я на него, с тою разницею, что Я глЯдел с непомерным  удивлением,
а он без малейшего. Ќапротив, как бы рассмотрев  менЯ  всего,  до  последней
черты, в эти пЯть или десЯть секунд молчаниЯ, он вдруг улыбнулсЯ и даже тихо
и неслышно засмеЯлсЯ, и хоть смех прошел скоро, но светлый, веселый след его
осталсЯ в его лице и, главное, в глазах, очень голубых,  лучистых,  больших,
но  с  опустившимисЯ  и  припухшими  от  старости   веками,   и   окруженных
бесчисленными крошечными морщинками. ќтот  смех  его  всего  более  на  менЯ
подействовал.
     џ так думаю, что когда смеетсЯ человек, то  в  большинстве  случаев  на
него становитсЯ противно смотреть. —аще всего в смехе  людей  обнаруживаетсЯ
нечто пошлое, нечто как бы унижающее смеющегосЯ, хотЯ  сам  смеющийсЯ  почти
всегда ничего не знает о впечатлении, которое производит. ’очно  так  же  не
знает, как и вообще все не знают, каково у них лицо, когда они спЯт. “ иного
спЯщего лицо и во сне умное, а  у  другого,  даже  и  умного,  во  сне  лицо
становитсЯ очень глупым и потому смешным. џ но знаю, отчего это  происходит:
Я хочу только сказать, что смеющийсЯ, как и спЯщий, большею частью ничего не
знает про свое лицо. —резвычайное множество людей не умеют совсем  смеЯтьсЯ.
‚прочем, тут уметь нечего: это - дар, и его не  выделаешь.  ‚ыделаешь  разве
лишь тем, что перевоспитаешь себЯ,  разовьешь  себЯ  к  лучшему  и  поборешь
дурные инстинкты своего характера: тогда  и  смех  такого  человека,  весьма
вероЯтно, мог бы переменитьсЯ к лучшему. ‘мехом  иной  человек  себЯ  совсем
выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. „аже  бесспорно  умный  смех
бывает иногда отвратителен. ‘мех требует прежде всего искренности, а  где  в
людЯх искренность? ‘мех требует беззлобиЯ, а люди всего чаще смеютсЯ злобно.
€скренний и беззлобный смех - это  веселость,  а  где  в  людЯх  в  наш  век
веселость, и умеют ли  люди  веселитьсЯ?  (Ћ  веселости  в  наш  век  -  это
замечание ‚ерсилова, и Я его  запомнил.)  ‚еселость  человека  -  это  самаЯ
выдающаЯ  человека  черта,  с  ногами  и  руками.  €ной  характер  долго  не
раскусите, а рассмеетсЯ человек как-нибудь очень искренно, и  весь  характер
его вдруг окажетсЯ как на ладони. ’олько с самым высшим и с самым счастливым
развитием человек  умеет  веселитьсЯ  сообщительно,  то  есть  неотразимо  и
добродушно. џ не про умственное его развитие говорю,  а  про  характер,  про
целое человека. €так: если захотите рассмотреть человека и узнать его  душу,
то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как  он  плачет,
или даже как он волнуетсЯ благороднейшими идеЯми, а  высмотрите  лучше  его,
когда  он  смеетсЯ.  •орошо  смеетсЯ  человек  -  значит  хороший   человек.
Џримечайте притом все оттенки: надо, например,  чтобы  смех  человека  ни  в
каком случае не показалсЯ вам глупым, как бы ни был он весел и  простодушен.
—уть заметите малейшую черту глуповатости в смехе -  значит  несомненно  тот
человек ограничен умом, хотЯ бы только и делал, что сыпал идеЯми. …сли и  не
глуп его смех, но сам человек, рассмеЯвшись, стал вдруг  почему-то  длЯ  вас
смешным, хотЯ бы  даже  немного,  -  то  знайте,  что  в  человеке  том  нет
настоЯщего собственного достоинства, по крайней мере вполне.  €ли,  наконец,
если смех этот хоть  и  сообщителен,  а  все-таки  почему-то  вам  покажетсЯ
пошловатым,  то  знайте,  что  и  натура  того  человека  пошловата,  и  все
благородное и возвышенное, что вы заметили в нем прежде,  -  или  с  умыслом
напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот человек  непременно
впоследствии изменитсЯ к худшему, займетсЯ "полезным",  а  благородные  идеи
отбросит без сожалениЯ, как заблуждениЯ и увлечениЯ молодости.
     ќту длинную тираду о смехе Я помещаю  здесь  с  умыслом,  даже  жертвуЯ
течением рассказа, ибо считаю ее  одним  из  серьезнейших  выводов  моих  из
жизни. € особенно рекомендую ее тем девушкам-невестам, которые уж  и  готовы
выйти за избранного человека, но все еще приглЯдываютсЯ к нему с раздумьем и
недоверчивостью и не решаютсЯ окончательно. € пусть не  смеютсЯ  над  жалким
подростком за то, что он суетсЯ с своими нравоучениЯми  в  брачное  дело,  в
котором ни строчки не понимает. Ќо Я понимаю лишь то, что  смех  есть  самаЯ
вернаЯ проба  души.  ‚зглЯните  на  ребенка:  одни  дети  умеют  смеЯтьсЯ  в
совершенстве хорошо - оттого-то они и обольстительны. Џлачущий  ребенок  длЯ
менЯ отвратителен,  а  смеющийсЯ  и  веселЯщийсЯ  -  это  луч  из  раЯ,  это
откровение  из  будущего,  когда  человек  станет  наконец  так  же  чист  и
простодушен,  как  дитЯ.  €  вот   что-то   детское   и   до   невероЯтности
привлекательное мелькнуло и в мимолетном смехе этого старика.  џ  тотчас  же
подошел к нему.

        III.
     - ‘адись, присЯдь, ноги-то небось не стоЯт еще, - приветливо  пригласил
он менЯ, указав мне на место подле себЯ и все продолжаЯ смотреть мне в  лицо
тем же лучистым взглЯдом. џ сел подле него и сказал:
     - џ вас знаю, вы - Њакар €ванович.
     - ’ак, голубчик. ‚от и прекрасно, что  встал.  ’ы  -  юноша,  прекрасно
тебе. ‘тарцу к могиле, а юноше жить.
     - Ђ вы больны?
     - Ѓолен, друг, ногами пуще; до порога еще донесли ноженьки, а  как  вот
тут сел, и распухли. ќто у  менЯ  с  прошлого  самого  четверга,  как  стали
градусы (NB то есть стал мороз). Њазал Я их доселе мазью,  видишь;  третьего
года мне ‹ихтен, доктор, …дмунд Љарлыч, в Њоскве прописал, и помогала  мазь,
ух помогала; ну, а вот теперь помогать перестала. „а и грудь тоже  заложило.
Ђ вот со вчерашнего и спина, ажно собаки едЯт... Џо ночам-то и не сплю.
     - Љак это вас здесь совсем не слышно? -  перебил  Я.  Ћн  посмотрел  на
менЯ, как бы что-то соображаЯ.
     - ’олько ты мать не буди, - прибавил он, как бы вдруг что-то припомнив.
- Ћна тут всю ночь подле суетилась, да неслышно так, словно муха; а  теперь,
Я знаю, прилегла. Ћх, худо больному старцу, - вздохнул он, - за что, кажись,
только душа зацепилась, а все держитсЯ, а все свету рада; и кажись,  если  б
всю-то жизнь опЯть сызнова начинать, и того бы, пожалуй, не  убоЯлась  душа;
хотЯ, может, и греховна такаЯ мысль.
     - Џочему греховна?
     - Њечта она, эта мысль, а старцу надо отходить благолепно.  ЋпЯть,  оно
если с ропотом али с недовольством встречаешь смерть, то  сие  есть  великий
грех. Ќу а если от веселиЯ духовного жизнь  возлюбил,  то,  полагаю,  и  бог
простит, хоша бы и старцу.  ’рудно  человеку  знать  про  всЯкий  грех,  что
грешно, а что нет: тайна  тут,  превосходЯщаЯ  ум  человеческий.  ‘тарец  же
должен быть доволен во всЯкое времЯ, а умирать должен  в  полном  цвете  ума
своего, блаженно и благолепно, насытившись днЯми, воздыхаЯ на последний  час
свои и радуЯсь, отходЯ, как колос к снопу, и восполнивши тайну свою.
     - ‚ы все говорите  "тайну";  что  такое  "восполнивши  тайну  свою"?  -
спросил Я и оглЯнулсЯ на дверь. џ рад был, что мы одни и что  кругом  стоЯла
невозмутимаЯ тишина. ‘олнце Ярко светило в окно перед  закатом.  Ћн  говорил
несколько высокопарно и неточно, но очень  искренно  и  с  каким-то  сильным
возбуждением, точно и в самом деле был так рад моему приходу. Ќо Я заметил в
нем несомненно лихорадочное состоЯние, и даже сильное. џ тоже  был  больной,
тоже в лихорадке, с той минуты, как вошел к нему.
     - ’айна что? ‚се есть тайна,  друг,  во  всем  тайна  божиЯ.  ‚  каждом
дереве, в каждой былинке эта самаЯ тайна заключена. Џтичка  ли  малаЯ  поет,
али звезды всем сонмом  на  небе  блещут  в  ночи  -  все  одна  эта  тайна,
одинаковаЯ. Ђ всех большаЯ тайна - в том, что душу  человека  на  том  свете
ожидает. ‚от так-то, друг!
     - џ не знаю, в каком вы смысле... џ, конечно, не  длЯ  того,  чтоб  вас
дразнить, и, поверьте, что в бога верую; но  все  эти  тайны  давно  открыты
умом, а что еще не открыто, то будет  открыто  все,  совершенно  наверно  и,
может быть, в самый короткий срок. Ѓотаника  совершенно  знает,  как  растет
дерево, физиолог и анатом знают даже, почему поет птица, или скоро узнают, а
что до звезд, то  они  не  только  все  сосчитаны,  но  всЯкое  движение  их
вычислено с самою минутною точностью, так что  можно  предсказать,  даже  за
тысЯчу лет вперед, минута  в  минуту,  поЯвление  какой-нибудь  кометы...  а
теперь так даже и состав отдаленнейших  звезд  стал  известен.  ‚ы  возьмите
микроскоп - это такое стекло  увеличительное,  что  увеличивает  предметы  в
мильон раз, - и рассмотрите в него каплю воды, и вы увидите там целый  новый
мир, целую жизнь живых существ, а между тем  это  тоже  была  тайна,  а  вот
открыли же.
     - ‘лышал Я  про  это,  голубчик,  неоднократно  слышал  от  людей.  —то
говорить, дело великое и славное; все предано человеку волею божиею; недаром
бог вдунул в него дыхание жизни: "†иви и познай".
     - Ќу, это - общие места. Ћднако вы - не враг  науки,  не  клерикал?  ’о
есть Я не знаю, поймете ли вы...
     - Ќет, голубчик, сызмлада науку почитал, и хоть сам не смыслен,  но  на
то не ропщу: не мне, так другому досталось. Ћно тем, может, и лучше,  потому
что всЯкому свое. Џотому, друг милый, что не всЯкому и наука  впрок.  ‚се-то
невоздержны, всЯкий-то хочет всю вселенну удивить, а  Я-то,  может,  и  пуще
всех, коли б был искусен. Ђ  будучи  теперь  весьма  не  искусен,  как  могу
превозноситьсЯ, когда сам ничего не знаю? ’ы же млад и востер, и таков  удел
тебе вышел, ты и учись. ‚се познай, чтобы, когда повстречаешь безбожника али
озорника, чтоб ты  мог  перед  ним  ответить,  а  он  чтоб  тебЯ  неистовыми
словесами не забросал и мысли твои незрелые чтобы не смутил. Ђ сткло  это  Я
еще и не так давно видел.
     Ћн перевел дух и вздохнул.  ђешительно,  Я  доставил  ему  чрезвычайное
удовольствие моим приходом. †ажда сообщительности  была  болезненнаЯ.  Љроме
того, Я решительно не ошибусь, утверждаЯ, что он смотрел на менЯ минутами  с
какою-то необыкновенною даже любовью: он  ласкательно  клал  ладонь  на  мою
руку, гладил менЯ по плечу... ну, а минутами, надо признатьсЯ, совсем как бы
забывал обо мне, точно один сидел, и хотЯ с жаром продолжал говорить, но как
бы куда-то на воздух.
     - …сть, друг, - продолжал он, - в ѓеннадиевой пустыни один великого ума
человек. ђоду он благородного, и чином  подполковник,  и  великое  богатство
имеет. ‚ мире живши, обЯзатьсЯ браком не захотел; заключилсЯ же от свету вот
уже десЯтый год, возлюбив тихие и безмолвные пристанища и  чувства  свои  от
мирских сует успокоив. ‘облюдает весь устав монастырский,  а  постричьсЯ  не
хочет. € книг, друг мой, у него столько, что Я и не видывал еще столько ни у
кого, - сам говорил мне, что на восемь  тысЯч  рублей.  Џетром  ‚алерьЯнычем
звать. Њного он менЯ в разное времЯ поучал, а любил Я его слушать чрезмерно.
ѓоворю это Я ему раз: "Љак это вы, сударь, да при таком великом вашем уме  и
проживаЯ вот уже десЯть  лет  в  монастырском  послушании  и  в  совершенном
отсечении воли своей, - как это вы честного пострижениЯ не примете, чтоб  уж
быть еще совершеннее?" Ђ он  мне  на  то:  "—то  ты,  старик,  об  уме  моем
говоришь; а может, ум мой менЯ же заполонил, а не Я его остепенил. €  что  о
послушании моем рассуждаешь: может, Я давно уже меру себе потерЯл. € что  об
отсечении воли моей толкуешь? џ вот денег моих сей же  час  решусь,  и  чины
отдам, и кавалерию всю сей же час на стол сложу, а от трубки табаку, вот уже
десЯтый год бьюсь, отстать не могу. Љакой же Я после этого инок, и какое  же
отсечение воли во мне прославлЯешь?" € удивилсЯ Я тогда  смирению  сему.  Ќу
так вот, прошлого лета, в Џетровки, зашел Я опЯть  в  ту  пустынь  -  привел
господь - и вижу, в келии его стоит эта самаЯ вещь - микроскоп, - за большие
деньги из-за границы выписал. "Џостой, говорит, старик, покажу Я  тебе  дело
удивительное, потому ты сего еще никогда не видывал. ‚идишь каплю воды,  как
слеза чиста, ну так посмотри, что в ней есть, и увидишь, что механики  скоро
все тайны божии разыщут, ни одной нам с тобой не оставЯт", -  так  и  сказал
это, запомнил Я. Ђ Я в этот микроскоп, еще  тридцать  пЯть  лет  перед  тем,
смотрел у Ђлександра  ‚ладимировича  Њалгасова,  господина  нашего,  дЯдюшки
ЂндреЯ Џетровичева по матери, от которого вотчина и отошла потом, по  смерти
его, к Ђндрею Џетровичу. Ѓарин был важный, большой генерал, и большую псовую
охоту содержал, и Я многие годы при нем выжил тогда в ловчих.  ‚от  тогда  и
поставил он тоже этот микроскоп, тоже привез с собой, и повелел всей  дворне
одному за другим подходить, как мужскому, так и женскому полу, и смотреть, и
тоже показывали блоху и вошь, и конец иголки, и волосок, и каплю воды. €  уж
потеха была: подходить боЯтсЯ, да и барина боЯтсЯ - вспыльчив был. Ћдни  так
и смотреть-то не умеют, щурЯт глаз, а ничего не видЯт;  другие  страшатсЯ  и
кричат, а староста ‘авин Њакаров глаза обеими руками  закрыл  да  и  кричит:
"—то хошь со мной делайте - нейду!" Џустого смеху  тут  много  вышло.  Џетру
‚алерьЯнычу Я, однако, не призналсЯ, что еще допреж сего, с лишком  тридцать
пЯть лет тому, это самое чудо видел, потому вижу  от  великого  удовольствиЯ
показывает человек, и стал Я, напротив, дивитьсЯ и  ужасатьсЯ.  „ал  он  мне
срок и спрашивает: "Ќу, что, старик, теперь  скажешь?"  Ђ  Я  восклонилсЯ  и
говорю ему: "ђече господь: да будет свет, и бысть свет", а он вдруг  мне  на
то: "Ђ не бысть ли тьма?" € так странно  сказал  сие,  даже  не  усмехнулсЯ.
“дивилсЯ Я на него тогда, а он словно даже осердилсЯ, примолк.
     - Џросто-запросто ваш Џетр ‚алерьЯныч в монастыре ест  кутью  и  кладет
поклоны, а в бога не верует, и вы под такую минуту попали -  вот  и  все,  -
сказал Я, - и сверх того, человек довольно смешной: ведь уж, наверно, он раз
десЯть  прежде  того  микроскоп  видел,  что  ж  он  так  с  ума   сошел   в
одиннадцатый-то  раз?  ‚печатлительность  какаЯ-то  нервнаЯ...  в  монастыре
выработал.
     - —еловек чистый и ума высокого, - внушительно произнес старик, - и  не
безбожник он. ‚ ем ума гущина, а сердце  неспокойное.  ’аковых  людей  очень
много теперь пошло из господского и из ученого званиЯ. € вот что еще  скажу:
сам казнит себЯ человек. Ђ ты их обходи и им не  досаждай,  а  перед  ночным
сном их поминай на молитве, ибо таковые бога  ищут.  ’ы  молишьсЯ  ли  перед
сном-то?
     -  Ќет,  считаю  это  пустою  обрЯдностью.  џ  должен   вам,   впрочем,
признатьсЯ, что мне ваш Џетр ‚алерьЯныч нравитсЯ: не сено по крайней мере, а
все же человек, несколько похожий на одного близкого  нам  обоим  человечка,
которого мы оба знаем.
     ‘тарик обратил внимание лишь на первую фразу моего ответа:
     - Ќапрасно, друг, не молишьсЯ; хорошо оно, сердцу весело, и пред  сном,
и восстав от сна, и пробудись в ночи. ќто Я тебе скажу.  ‹етом  же,  в  июле
месЯце,  поспешали  мы  в  Ѓогородский  монастырь  к  празднику.  —ем  ближе
подходили к месту, тем пуще приставал народ, и сошлось наконец нас  чуть  не
два ста человек, все спешивших лобызать свЯтые  и  целокупные  мощи  великих
обоих чудотворцев ЂникиЯ  и  ѓригориЯ.  ‡аночевали,  брате,  мы  в  поле,  и
проснулсЯ Я заутра рано, еще все  спали,  и  даже  солнышко  из-за  леса  не
выглЯнуло. ‚осклонилсЯ Я, милый,  главой,  обвел  кругом  взор  и  вздохнул:
красота везде неизреченнаЯ! ’ихо все, воздух легкий; травка растет -  расти,
травка божиЯ, птичка поет - пой, птичка божиЯ, ребеночек у женщины на  руках
пискнул - господь с тобой, маленький человечек, расти на счастье, младенчик!
€ вот точно Я в первый раз тогда,  с  самой  жизни  моей,  все  сие  в  себе
заключил... ‘клонилсЯ Я опЯть, заснул таково легко. •орошо на свете,  милый!
џ вот, кабы полегчало, опЯть бы по весне пошел. Ђ что тайна, то оно тем даже
и лучше; страшно оно сердцу и дивно; и страх сей к веселию  сердца:  "‚се  в
тебе, господи, и Я сам в тебе и приими менЯ!"  Ќе  ропщи,  вьюнош:  тем  еще
прекрасней оно, что тайна, - прибавил он умиленно.
     - "’ем даже прекрасней оно, что тайна..." ќто Я запомню, эти слова.  ‚ы
ужасно неточно выражаетесь, но Я понимаю... ЊенЯ поражает,  что  вы  гораздо
более знаете и понимаете,  чем  можете  выразить;  только  вы  как  будто  в
бреду... -  вырвалось  у  менЯ,  смотрЯ  на  его  лихорадочные  глаза  и  на
побледневшее лицо. Ќо он, кажетсЯ, и не слышал моих слов.
     - ‡наешь ли ты, милый вьюнош,  -  начал  он  опЯть,  как  бы  продолжаЯ
прежнюю речь, - знаешь ли ты, что есть предел памЯти человека на сей  земле?
Џредел памЯти человеку положен лишь во сто лет. ‘то лет по  смерти  его  еще
могут запомнить дети его али внуки его, еще видевшие лицо его, а затем  хоть
и может продолжатьсЯ памЯть его, но лишь устнаЯ, мысленнаЯ, ибо прейдут  все
видевшие живой  лик  его.  €  зарастет  его  могилка  на  кладбище  травкой,
облупитсЯ на ней бел камушек и забудут его все люди и самое  потомство  его,
забудут потом самое имЯ его, ибо лишь немногие в памЯти людей остаютсЯ -  ну
и пусть! € пусть забудут, милые, а Я вас и из могилки люблю. ‘лышу, деточки,
голоса ваши веселые, слышу шаги ваши на родных отчих могилках в родительский
день; живите пока на солнышке, радуйтесь, а Я за вас бога помолю,  в  сонном
видении к вам сойду... все равно и по смерти любовь!..
     ѓлавное, Я сам был в такой же, как и он, лихорадке;  вместо  того  чтоб
уйти или уговорить его успокоитьсЯ, а может,  и  положить  его  на  кровать,
потому что он был совсем как в  бреду,  Я  вдруг  схватил  его  за  руку  и,
нагнувшись к нему и сжимаЯ его руку, проговорил взволнованным шепотом  и  со
слезами в душе:
     - џ вам рад. џ, может быть, вас давно ожидал. џ их никого не  люблю:  у
них нет благообразиЯ... џ за ними не пойду, Я ни знаю, куда  Я  пойду,  Я  с
вами пойду...
     Ќо, к счастию, вдруг вошла мама, а то бы Я  не  знаю  чем  кончил.  Ћна
вошла с только что проснувшимсЯ и встревоженным лицом, в руках  у  ней  была
стклЯнка и столоваЯ ложка; увидЯ нас, она воскликнула:
     - ’ак и знала! •инное-то лекарство и  опоздала  дать  вовремЯ,  весь  в
лихорадке! Џроспала Я, Њакар €ванович, голубчик!
     џ встал и вышел. Ћна все-таки дала ему лекарство и уложила в постель. џ
тоже  улегсЯ  в  свою,  но  в  большом  волнении.  џ  воротилсЯ  с   великим
любопытством и изо всех сил думал об этой встрече. —его Я тогда ждал от  нее
- не знаю. Љонечно, Я рассуждал бессвЯзно, и в уме моем мелькали не мысли, а
лишь обрывки мыслей. џ лежал лицом к стене и  вдруг  в  углу  увидел  Яркое,
светлое  пЯтно  заходЯщего  солнца,  то  самое  пЯтно,  которое  Я  с  таким
проклЯтием ожидал давеча, и вот помню, всЯ душа моЯ как бы взыграла и как бы
новый свет проник в мое сердце. Џомню эту сладкую минуту и не  хочу  забыть.
ќто был лишь миг новой надежды и новой  силы...  џ  тогда  выздоравливал,  а
стало быть, такие порывы могли быть  неминуемым  следствием  состоЯниЯ  моих
нервов; но в ту самую светлую надежду Я верю и теперь  -  вот  что  Я  хотел
теперь записать и припомнить. Љонечно, Я и тогда твердо знал, что  не  пойду
странствовать с Њакаром €вановичем и что сам не знаю,  в  чем  состоЯло  это
новое стремление, менЯ захватившее, но одно слово Я уже произнес, хотЯ  и  в
бреду: "‚ них нет благообразиЯ!" - "Љончено, думал Я в исступлении,  с  этой
минуты Я ищу "благообразиЯ", а у них его нет, и за то Я оставлю их".
     —то-то зашелестило сзади менЯ, Я обернулсЯ: стоЯла мама, склонЯсь  надо
мной и с робким любопытством заглЯдываЯ мне в глаза.  џ  вдруг  взЯл  ее  за
руку.
     - Ђ что же вы, мама, мне про нашего дорогого гостЯ ничего не сказали? -
спросил Я вдруг, сам почти не ожидаЯ, что так скажу. ‚се беспокойство  разом
исчезло с лица ее, и на нем вспыхнула как бы радость, но она мне  ничего  не
ответила, кроме одного только слова:
     - ‹изу тоже  не  забудь,  ‹изу;  ты  ‹изу  забыл.  Ћна  выговорила  это
скороговоркой, покраснев, и хотела было поскорее уйти, потому что тоже страх
как не любила размазывать чувства и на этот счет была всЯ в  менЯ,  то  есть
застенчива и целомудренна; к тому же, разумеетсЯ, не хотела бы  начинать  со
мной на тему о Њакаре €вановиче; довольно было и того, что мы могли сказать,
обменЯвшись взглЯдами. Ќо Я, именно  ненавидевший  всЯкую  размазню  чувств,
Я-то и остановил ее насильно за руку: Я сладко глЯдел ей  в  глаза,  тихо  и
нежно смеЯлсЯ, а другой ладонью гладил ее милое лицо, ее  впалые  щеки.  Ћна
пригнулась и прижалась своим лбом к моему.
     - Ќу, •ристос с тобой, - сказала она вдруг, восклонившись и всЯ сиЯЯ, -
выздоравливай. ‡ачту это тебе. Ѓолен он, очень болен... ‚ жизни волен бог...
Ђх, что это Я сказала, да быть же того не может!..
     Ћна ушла. Ћчень уж почитала она всю жизнь свою, во страхе, и трепете, и
благоговении,  законного  мужа  своего   и   странника   Њакара   €вановича,
великодушно и раз навсегда ее простившего.


        ѓлава втораЯ

        I.
     Ђ ‹изу Я не "забыл", мама  ошиблась.  —уткаЯ  мать  видела,  что  между
братом и сестрой как бы охлаждение, но дело было не в нелюбви,  а  скорее  в
ревности. ЋбъЯсню, ввиду дальнейшего, в двух словах.
     ‚ бедной ‹изе, с  самого  ареста  кнЯзЯ,  Явилась  какаЯ-то  заносчиваЯ
гордость, какое-то недоступное высокомерие, почти нестерпимое; но  всЯкий  в
доме понЯл истину и то, как она страдала, а если дулсЯ и хмурилсЯ вначале  Я
на ее манеру с нами, то единственно по моей  мелочной  раздражительности,  в
десЯть раз усиленной болезнию, - вот как Я думаю об этом теперь.  ‹юбить  же
‹изу Я не переставал вовсе, а, напротив, любил еще более,  только  не  хотел
подходить первый, понимаЯ, впрочем, что и сама она не подойдет перваЯ ни  за
что.
     „ело в том, что, как только обнаружилось все о кнЯзе, тотчас после  его
ареста,  то  ‹иза,  первым  делом,  поспешила  стать   в   такое   положение
относительно нас и всех, кого угодно,  что  как  будто  и  мысли  не  хотела
допустить,  что  ее  можно  сожалеть  или  в  чем-нибудь  утешать,  а  кнЯзЯ
оправдывать. Ќапротив, - стараЯсь нисколько не объЯснЯтьсЯ и  ни  с  кем  не
спорить, - она как будто беспрерывно гордилась поступком своего  несчастного
жениха как высшим геройством. Ћна как  будто  говорила  всем  нам  поминутно
(повторЯю: не произносЯ ни слова): "‚едь вы никто так не сделаете,  ведь  вы
не предадите себЯ из-за требований чести и долга; ведь у вас ни у  кого  нет
такой чуткой и чистой совести? Ђ что до его поступков, то у кого нет  дурных
поступков на душе? ’олько все их  прЯчут,  а  этот  человек  пожелал  скорее
погубить себЯ, чем оставатьсЯ недостойным в собственных глазах  своих".  ‚от
что выражал, по-видимому, каждый жест ее. Ќе знаю, но  Я  точно  бы  так  же
поступил на ее месте. Ќе знаю тоже, те ли же мысли были у нее  на  душе,  то
есть про себЯ; подозреваю, что нет. „ругой, Ясной половиной своего  рассудка
она непременно должна была прозревать всю ничтожность  своего  "героЯ";  ибо
кто ж не согласитсЯ теперь, что этот несчастный и даже великодушный  человек
в своем роде был в то же времЯ в высшей степени  ничтожным  человеком?  „аже
самаЯ  эта  заносчивость  и  как  бы  накидчивость  ее  на  всех  нас,   эта
беспрерывнаЯ подозрительность ее, что мы  думаем  об  нем  иначе,  -  давала
отчасти угадывать, что  в  тайниках  ее  сердца  могло  сложитьсЯ  и  другое
суждение о несчастном ее друге. Ќо спешу прибавить, однако же, от себЯ, что,
на  мой  взглЯд,  она  была  хоть  наполовину,  да  права;  ей   даже   было
простительнее всех нас колебатьсЯ в окончательном выводе. џ сам признаюсь от
всей души моей, что и до сих пор, когда уже все прошло, совершенно не  знаю,
как и во что окончательно оценить  этого  несчастного,  задавшего  лам  всем
такую задачу.
     ’ем не менее в доме от нее началсЯ было чуть  не  маленький  ад.  ‹иза,
столь сильно любившаЯ, должна была очень страдать. Џо характеру  своему  она
предпочла страдать молча. •арактер со был похож на мой, то есть самовластный
и гордый, и Я всегда думал, и тогда и теперь,  что  она  полюбила  кнЯзЯ  из
самовластиЯ, именно за то, что в нем не было характера и что  он  вполне,  с
первого слова и  часа,  подчинилсЯ  ей.  ќто  как-то  само  собою  в  сердце
делаетсЯ, безо всЯкого предварительного расчета; но такаЯ любовь, сильнаЯ  к
слабому, бывает иногда несравненно сильнее и мучительнее, чем любовь  равных
характеров, потому что невольно берешь на  себЯ  ответственность  за  своего
слабого друга. џ по крайней мере так  думаю.  ‚се  наши,  с  самого  начала,
окружили ее самыми нежными заботами, особенно мама; но она не смЯгчилась, не
откликнулась на участие и  как  бы  отвергла  всЯкую  помощь.  ‘  мамой  еще
говорила вначале, но с каждым днем становилась скупее на слова, отрывистее и
даже  жестче.  ‘  ‚ерсиловым  сначала  советовалась,  но  вскоре  избрала  в
советники и помощники ‚асина, как с удивлением узнал Я после... Ћна ходила к
‚асину каждый день, ходила тоже по судам,  по  начальству  кнЯзЯ,  ходила  к
адвокатам, к прокурору; под конец ее почти совсем не бывало  по  целым  днЯм
дома. ђазумеетсЯ, каждый день, раза по два, посещала и  кнЯзЯ,  который  был
заключен в тюрьме, в дворЯнском отделении, по свиданиЯ  эти,  как  Я  вполне
убедилсЯ впоследствии, бывали очень длЯ ‹изы  тЯгостны.  ђазумеетсЯ,  кто  ж
третий может вполне узнать дела двух любЯщихсЯ? Ќо мне известно,  что  кнЯзь
глубоко оскорблЯл ее поминутно, и чем, например? ‘транное дело: беспрерывною
ревностью. ‚прочем, об этом впоследствии; но прибавлю к  этому  одну  мысль:
трудно решить, кто из них кого мучил более.  ѓордившаЯсЯ  между  нами  своим
героем, ‹иза относилась, может быть, совершенно иначе к нему глаз  на  глаз,
как Я подозреваю твердо, по  некоторым  данным,  о  которых,  впрочем,  тоже
впоследствии.
     €так, что до чувств и отношений моих к ‹изе, то все, что  было  наружу,
была лишь напускнаЯ, ревниваЯ ложь с обеих сторон,  но  никогда  мы  оба  не
любили друг друга сильнее, как в это  времЯ.  Џрибавлю  еще,  что  к  Њакару
€вановичу, с самого поЯвлениЯ его у нас, ‹иза,  после  первого  удивлениЯ  и
любопытства,  стала  почему  то  относитьсЯ  почти  пренебрежительно,   даже
высокомерно. Ћна как бы нарочно не обращала на него ни малейшего вниманиЯ.
     „ав себе слово  "молчать",  как  объЯснил  Я  в  предыдущей  главе,  Я,
конечно, в теории, то есть в мечтах моих, думал сдержать  мое  слово.  Ћ,  с
‚ерсиловым Я, например,  скорее  бы  заговорил  о  зоологии  или  о  римских
императорах, чем, например, об ней или об той, например, важнейшей строчке в
письме его к ней, где он уведомлЯл ее, что "документ  не  сожжен,  а  жив  и
ЯвитсЯ", - строчке, о которой Я немедленно  начал  про  себЯ  опЯть  думать,
только что успел опомнитьсЯ и прийти в рассудок после  горЯчки.  Ќо  увы!  с
первых шагов на практике, и почти  еще  до  шагов,  Я  догадалсЯ,  до  какой
степени трудно и невозможно удерживать  себЯ  в  подобных  предрешениЯх:  на
другой же день после первого знакомства моего с  Њакаром  €вановичем  Я  был
страшно взволнован одним неожиданным обстоЯтельством.

        II.
     ‚зволнован Я  был  неожиданным  посещением  Ќастасьи  …горовны,  матери
покойной Ћли. Ћт мамы Я уже слышал, что она раза два заходила во времЯ  моей
болезни и что очень интересовалась моим здоровьем. „лЯ  менЯ  ли  собственно
заходила эта "добраЯ женщина", как выражалась всегда о ней мама, или  просто
посещала  маму,  по  заведенному  прежде  порЯдку,  -  Я  не  спросил.  Њама
рассказывала мне всегда обо всем домашнем,  обыкновенно  когда  приходила  с
супом кормить менЯ (когда Я еще не мог сам есть), чтобы развлечь менЯ; Я  же
при этом упорно старалсЯ показать каждый раз,  что  мало  интересуюсь  всеми
этими сведениЯми, а потому и про Ќастасью …горовну не расспросил  подробнее,
даже промолчал совсем.
     ќто было часов около одиннадцати; Я только  что  хотел  было  встать  с
кровати и перейти в кресло к столу, как  она  вошла.  џ  нарочно  осталсЯ  в
постели. Њама чем-то очень была занЯта наверху и не сошла  при  ее  приходе,
так что мы вдруг очутились с нею наедине. Ћна уселась против менЯ, у  стенки
на стуле, улыбаЯсь и не говорЯ ни слова. џ  предчувствовал  молчанку;  да  и
вообще приход ее произвел на менЯ самое раздражительное впечатление. џ  даже
не кивнул ей головой и прЯмо смотрел ей в глаза; но она тоже прЯмо  смотрела
на менЯ:
     - ‚ам теперь на квартире, после кнЯзЯ, одной-то  скучно?  -  спросил  Я
вдруг, потерЯв терпение.
     - Ќет-с, Я теперь не на той квартире. џ теперь через Ђнну Ђндреевну  за
ребеночком ихним надзираю.
     - ‡а чьим ребеночком?
     - ‡а Ђндреем Џетровичевым, - произнесла она  конфиденциальным  шепотом,
оглЯнувшись на дверь.
     - „а ведь там ’атьЯна Џавловна...
     - € ’атьЯна Џавловна, и Ђнна Ђндреевна, они обе-с, и ‹изавета Њакаровна
тоже, и маменька ваша... все-с. ‚се принимают участие.  ’атьЯна  Џавловна  и
Ђнна Ђндреевна в большой теперь дружбе к друг-дружке-с.
     Ќовость. Ћна очень оживилась, говорЯ. џ с ненавистью глЯдел на нее.
     - ‚ы очень оживились после последнего разу, как ко мне приходили.
     - Ђх, да-с.
     - Џотолстели, кажетсЯ?
     Ћна поглЯдела странно:
     - џ их очень полюбила-с, очень-с.
     - Љого это?
     - „а Ђнну Ђндреевну. Ћчень-с. ’акаЯ  благороднаЯ  девица  и  при  таком
рассудке...
     - ‚от как. —то ж она, как теперь?
     - Ћне очень спокойны-с, очень.
     - Ћна и всегда была спокойна.
     - ‚сегда-с.
     - …сли вы с сплетнЯми, - вскричал Я вдруг, не вытерпев,  -  то  знайте,
что Я ни во что не мешаюсь, Я решилсЯ бросить... все, всех, мне все равно  -
Я уйду!..
     џ  замолчал,  потому  что  опомнилсЯ.  Њне  унизительно  стало  как  бы
объЯснЯть ей мои новые цели. Ћна же  выслушала  менЯ  без  удивлениЯ  и  без
волнениЯ, но последовал опЯть молчок. ‚друг она встала, подошла к  дверЯм  и
выглЯнула в соседнюю комнату. “бедившись, что там нет никого и что мы  одни,
она преспокойно воротилась и села на прежнее место.
     - ќто вы хорошо! - засмеЯлсЯ Я вдруг.
     - ‚ы вашу-то квартиру, у чиновников, за собой  оставите-с?  -  спросила
она вдруг, немного ко мне нагнувшись и понизив голос, точно  это  был  самый
главный вопрос, за которым она и пришла.
     - Љвартиру? Ќе знаю. Њожет, и съеду... Џочем Я знаю?
     - Ђ хозЯева так очень ждут вас; чиновник тот  в  большом  нетерпении  и
супруга его. Ђндрей Џетрович удостоверил их, что вы наверно воротитесь.
     - „а вам зачем?
     - Ђнна Ђндреевна тоже желала узнать; очень были довольны, узнамши,  что
вы остаетесь.
     - Ђ она почему так наверно знает, что