то Я сознательно, с  полной  волей,  еду  и  действую  как
лакей!

        VI.
     џ полетел на рулетку, как будто в ней сосредоточилось все мое спасение,
весь выход, а между тем, как сказал уже, до приезда кнЯзЯ  Я  об  ней  и  не
думал. „а и играть ехал Я не длЯ себЯ, а  на  деньги  кнЯзЯ  длЯ  кнЯзЯ  же;
осмыслить не могу, что влекло менЯ, но влекло непреоборимо. Ћ,  никогда  эти
люди, эти лица, эти круперы, эти  игорные  крики,  всЯ  эта  подлаЯ  зала  у
‡ерщикова, никогда не казалось мне все это так омерзительно, так мрачно, так
грубо и грустно, как в этот  раз!  џ  слишком  помню  скорбь  и  грусть,  по
временам хватавшую менЯ за сердце во все эти часы у стола. Ќо длЯ чего Я  не
уезжал? „лЯ чего выносил, точно принЯл на себЯ жребий, жертву, подвиг? ‘кажу
лишь одно: врЯд ли Я могу сказать про себЯ тогдашнего,  что  был  в  здравом
рассудке. Ђ между тем никогда еще не играл Я так разумно, как в этот  вечер.
џ был молчалив и сосредоточен, внимателен и расчетлив ужасно; Я был терпелив
и скуп и в то же времЯ решителен в решительные минуты. џ поместилсЯ опЯть  у
zйro, то есть опЯть между ‡ерщиковым и Ђфердовым, который всегда  усаживалсЯ
подле ‡ерщикова справа; мне претило это место, но  мне  непременно  хотелось
ставить на zйro, a все остальные места у zйro были занЯты. Њы играли  уже  с
лишком час; наконец Я увидел с  своего  места,  что  кнЯзь  вдруг  встал  и,
бледный, перешел к нам и остановилсЯ передо мной напротив,  через  стол:  он
все проиграл и молча смотрел на мою игру, впрочем, вероЯтно, ничего в ней не
понимаЯ и даже не думаЯ уже об игре. Љ  этому  времени  Я  только  что  стал
выигрывать, и ‡ерщиков отсчитал мне деньги. ‚друг  Ђфердов,  молча,  в  моих
глазах, самым наглым образом, взЯл и присоединил к своей, лежавшей перед ним
куче денег, одну из моих сторублевых. џ вскрикнул и схватил его за руку. ’ут
со мной произошло нечто мною неожиданное: Я точно сорвалсЯ с цепи; точно все
ужасы и обиды этого днЯ вдруг сосредоточились в этом одном мгновении, в этом
исчезновении сторублевой. ’очно все накопившеесЯ и сдавленное во  мне  ждало
только этого мига, чтобы прорватьсЯ.
     - ќто - вор: он  украл  у  менЯ  сейчас  сторублевую!  -  восклицал  Я,
озираЯсь кругом, вне себЯ.
     Ќe описываю поднЯвшейсЯ суматохи; такаЯ историЯ была здесь  совершенною
новостью. “ ‡ерщикова вели себЯ пристойно, и игра у него тем славилась. Ќо Я
не помнил себЯ. ‘реди шума и криков вдруг послышалсЯ голос ‡ерщикова:
     - € однако же, денег нет, а они здесь лежали! —етыреста рублей!
     ђазом вышла и другаЯ историЯ: пропали  деньги  в  банке,  под  носом  у
‡ерщикова, пачка в  четыреста  рублей.  ‡ерщиков  указывал  место,  где  они
лежали, "сейчас только лежали", и это место оказывалось  прЯмо  подле  менЯ,
соприкасалось со мной, с тем местом, где лежали мои деньги, то есть гораздо,
значит, ближе ко мне, чем к Ђфердову.
     - ‚ор здесь! ќто он опЯть украл, обыщите его! - восклицал  Я,  указываЯ
на Ђфердова.
     - ќто - все потому, - раздалсЯ чей-то  громовый  и  внушительный  голос
среди   общих   криков,   -   что   входЯт   неизвестно    какие.    Џускают
нерекомендованных! Љто его ввел? Љто он такой?
     - „олгорукий какой-то.
     - ЉнЯзь „олгорукий?
     - …го кнЯзь ‘окольский ввел, - закричал кто-то.
     - ‘лышите, кнЯзь, - вопил Я ему через стол в исступлении, - они менЯ же
вором считают, тогда как менЯ же  здесь  сейчас  обокрали!  ‘кажите  же  им,
скажите им обо мне!
     € вот тут произошло нечто самое ужасное изо  всего,  что  случилось  во
весь день... даже из всей моей жизни: кнЯзь отрексЯ.
     џ видел, как он пожал плечами и в ответ на сыпавшиесЯ вопросы  резко  и
Ясно выговорил:
     - џ ни за кого не отвечаю. Џрошу оставить менЯ в покое.
     Њежду тем Ђфердов  стоЯл  среди  толпы  и  громко  требовал,  чтоб  его
обыскали. Ћн выворачивал сам свои карманы. Ќо  на  требование  его  отвечали
криками: "Ќет, нет, вор известен!" „ва призванные лакеЯ схватили менЯ  сзади
за руки.
     - џ не дам себЯ обыскивать, не позволю! - кричал Я вырываЯсь.
     Ќо менЯ увлекли в соседнюю комнату, там,  среди  толпы,  менЯ  обыскали
всего до последней складки. џ кричал и рвалсЯ.
     - ‘бросил, должно быть, надо на полу искать, - решил кто-то.
     - ѓде ж теперь искать на полу!
     - Џод стол, должно быть, как-нибудь успел забросить!
     - Љонечно, след простыл...
     ЊенЯ вывели, но Я как-то успел стать в дверЯх и с бессмысленной Яростию
прокричать на всю залу:
     - ђулетка запрещена полицией. ‘егоднЯ же донесу на всех вас!
     ЊенЯ свели вниз, одели и... отворили передо мною дверь на улицу.


        ѓлава девЯтаЯ

        I.
     „ень закончилсЯ катастрофой, но оставалась ночь, и вот что  Я  запомнил
из этой ночи.
     џ думаю, был первый час в начале, когда Я очутилсЯ на улице. Ќочь  была
ЯснаЯ, тихаЯ и морознаЯ. џ почти бежал, страшно торопилсЯ, но  -  совсем  не
домой. "‡ачем домой? разве теперь может быть дом? ‚  доме  живут,  Я  завтра
проснусь, чтоб жить, - а разве это  теперь  возможно?  †изнь  кончена,  жить
теперь уже совсем нельзЯ". € вот Я брел по улицам, совсем не разбираЯ,  куда
иду, да и не знаю, хотел ли  куда  добежать?  Њне  было  очень  жарко,  и  Я
поминутно  распахивал  тЯжелую  енотовую  мою  шубу.  "’еперь  уже   никакое
действие, казалось мне в ту минуту, не может иметь никакой цели". € странно:
мне все казалось, что все кругом, „аже воздух, которым Я дышу, был как будто
с иной планеты, точно Я вдруг очутилсЯ на ‹уне. ‚се это -  город,  прохожие,
тротуар, по которому Я бежал, -  все  это  было  уже  не  мое.  "‚от  это  -
„ворцоваЯ площадь, вот это - €саакий, - мерещилось мне, - но теперь  мне  до
них никакого дела"; все как-то отчудилось, все это стало вдруг  не  мое.  "“
менЯ мама, ‹иза - ну что ж, что мне теперь ‹иза и мать? ‚се  кончилось,  все
разом кончилось, кроме одного: того, что Я - вор навечно".
     "—ем доказать, что Я - не вор? ђазве  это  теперь  возможно?  “ехать  в
Ђмерику? Ќу что ж этим докажешь?  ‚ерсилов  первый  поверит,  что  Я  украл!
"€деЯ"? ЉакаЯ "идеЯ"? —то теперь "идеЯ"? —ерез пЯтьдесЯт лет, через сто  лет
Я буду идти, и всегда найдетсЯ человек, который скажет,  указываЯ  на  менЯ:
"‚от это - вор". Ћн начал с того "свою идею", что украл деньги с рулетки..."
     Ѓыла ли во мне злоба? Ќе знаю, может быть, была. ‘транно, во мне всегда
была, и, может быть, с самого первого детства,  такаЯ  черта:  коли  уж  мне
сделали зло, восполнили его окончательно, оскорбили до  последних  пределов,
то всегда тут же ЯвлЯлось у менЯ  неутолимое  желание  пассивно  подчинитьсЯ
оскорблению и даже пойти вперед желаниЯм обидчика: "Ќате, вы  унизили  менЯ,
так Я еще пуще сам унижусь, вот смотрите, любуйтесь!" ’ушар бил менЯ и хотел
показать, что Я - лакей, а не сенаторский сын, и вот Я тотчас же  сам  вошел
тогда в роль лакеЯ. џ не только подавал ему одеватьсЯ, но  Я  сам  схватывал
щетку и начинал счищать с него последние пылинки, вовсе уже без его  просьбы
или приказаниЯ, сам гналсЯ иногда  за  ним  со  щеткой,  в  пылу  лакейского
усердиЯ, чтоб смахнуть какую-нибудь последнюю соринку с его фрака,  так  что
он  сам  уже  останавливал  менЯ  иногда:  "„овольно,   довольно,   Ђркадий,
довольно". Ћн придет, бывало, снимет  верхнее  платье  -  а  Я  его  вычищу,
бережно сложу и накрою клетчатым шелковым платочком. џ  знаю,  что  товарищи
смеютсЯ и презирают менЯ за это, отлично знаю, но мне это-то и  любо:  "Љоли
захотели, чтоб Я был лакей, ну так вот Я и лакей, хам -  так  хам  и  есть".
Џассивную ненависть и подпольную злобу в этом роде Я мог продолжать  годами.
€ что же? “ ‡ерщикова Я крикнул на  всю  залу,  в  совершенном  исступлении:
"„онесу на всех, рулетка запрещена полицией!" € вот клЯнусь, что и тут  было
нечто как бы подобное: менЯ унизили, обыскали, огласили вором, убили  -  "ну
так знайте же все, что вы угадали, Я - не только вор, но Я  -  и  доносчик!"
ЏрипоминаЯ теперь, Я именно так подвожу и объЯснЯю; тогда же было  вовсе  не
до анализа; крикнул Я тогда без намерениЯ, даже за секунду не знал, что  так
крикну: само крикнулось - уж черта такаЯ в душе была.
     Љогда Я бежал, несомненно начиналсЯ уже бред, но Я очень вспоминаю, что
действовал сознательно. Ђ между тем твердо говорю, что  целый  цикл  идей  и
заключений был длЯ  менЯ  тогда  уже  невозможен;  Я  даже  и  в  те  минуты
чувствовал про себЯ сам, что "одни мысли Я могу иметь, а других Я уже  никак
не могу иметь". ђавно и некоторые решениЯ мои, хотЯ и  при  Ясном  сознании,
могли не иметь в себе тогда ни малейшей логики. Њало того,  Я  очень  хорошо
помню, что Я мог в иные минуты вполне сознавать нелепость иного решениЯ и  в
то же времЯ с полным сознанием тут  же  приступить  к  его  исполнению.  „а,
преступление навертывалось в ту ночь и только случайно не совершилось.
     Њне мелькнуло вдруг тогда словцо ’атьЯны Џавловны о  ‚ерсилове:  "Џошел
бы на Ќиколаевскую дорогу и положил бы голову на рельсы: там  бы  ему  ее  и
оттЯпали". ќта мысль на мгновение овладела всеми моими чувствами, но Я мигом
и с болью прогнал ее: "Џоложить голову на рельсы и умереть, а завтра скажут:
это оттого он сделал, что украл, сделал от стыда, - нет, ни за что!" € вот в
это мгновение, помню, Я ощутил вдруг один миг  страшной  злобы.  "—то  ж?  -
пронеслось в уме моем, - оправдатьсЯ уж никак  нельзЯ,  начать  новую  жизнь
тоже невозможно, а потому - покоритьсЯ,  стать  лакеем,  собакой,  козЯвкой,
доносчиком, настоЯщим уже доносчиком, а самому потихоньку  приготовлЯтьсЯ  и
когда-нибудь - все  вдруг  взорвать  на  воздух,  все  уничтожить,  всех,  и
виноватых и невиноватых, и тут вдруг  все  узнают,  что  это  -  тот  самый,
которого назвали вором... а там уж и убить себЯ".
     Ќе помню, как Я забежал в переулок, где-то близко от  Љонногвардейского
бульвара. ‚ переулке этом с обеих сторон, почти на сотню шагов, шли  высокие
каменные стены - заборы задних  дворов.  ‡а  одной  стеной  слева  Я  увидел
огромный склад дров, длинный склад, точно на дровЯном дворе, и с  лишком  на
сажень превышавший стену. џ вдруг остановилсЯ и начал обдумывать. ‚  кармане
со мной были восковые спички в маленькой серебрЯной спичечнице. ЏовторЯю,  Я
вполне отчетливо сознавал тогда то, что обдумывал и что хотел сделать, и так
припоминаю и теперь, но длЯ чего Я хотел это сделать - не  знаю,  совсем  не
знаю. Џомню только, что мне очень вдруг захотелось. "‚злезть на забор  очень
можно", - рассуждал Я; как раз тут в двух шагах очутились  и  стене  ворота,
должно быть наглухо запертые по целым  месЯцам.  "‘тав  на  уступ  внизу,  -
раздумывал Я далее, - можно, схватившись за верх  ворот,  взлезть  на  самую
стену - и никто не приметит, никого нет, тишина! Ђ там Я  усЯдусь  на  верху
стены и отлично зажгу дрова, даже не сходЯ  вниз  можно,  потому  что  дрова
почти соприкасаютсЯ со стеной. Ћт холода еще  сильнее  будут  гореть,  стоит
только рукой достать одно березовое полено... да и незачем совсем  доставать
полено: можно прЯмо, сидЯ  на  стене,  содрать  рукой  с  березового  полена
бересту и на спичке зажечь ее, зажечь и пропихнуть в дрова - вот и пожар.  Ђ
Я соскочу вниз и уйду; даже и бежать  не  надо,  потому  что  долго  еще  не
заметЯт..." ’ак Я это все рассудил  и  -  вдруг  совсем  решилсЯ.  џ  ощутил
чрезвычайное удовольствие, наслаждение  и  полез.  џ  лазить  умел  отлично:
гимнастика была моею специальностью еще в гимназии, но Я был  в  калошах,  и
дело оказалось труднее. Ћднако ж Я успел-таки уцепитьсЯ рукой за  один  едва
ощущаемый выступ вверху и  приподнЯлсЯ,  другую  руку  замахнул  было,  чтоб
ухватитьсЯ уже за верх стены, но тут  вдруг  оборвалсЯ  и  навзничь  полетел
вниз. Џолагаю, что Я стукнулсЯ о землю затылком и, должно быть,  минуту  или
две пролежал без сознаниЯ. Ћчнувшись, Я машинально запахнул  на  себе  шубу,
вдруг ощутив нестерпимый холод, и, еще плохо сознаваЯ, что делаю,  пополз  в
угол ворот и там  присел,  съежившись  и  скорчившись,  в  углублении  между
воротами и выступом стены. Њысли мои мешались, и, вероЯтно, Я  очень  быстро
задремал. Љак сквозь сон теперь вспоминаю, что вдруг раздалсЯ  в  ушах  моих
густой,  тЯжелый  колокольный  звон,  и  Я  с  наслаждением  стал   к   нему
прислушиватьсЯ.

        II.
     Љолокол ударЯл твердо и определенно по одному разу в две или даже в три
секунды, но это был не набат, а какой-то приЯтный, плавный звон, и  Я  вдруг
различил, что это ведь - звон знакомый,  что  звонЯт  у  Ќиколы,  в  красной
церкви напротив ’ушара, - в  старинной  московской  церкви,  которую  Я  так
помню, выстроенной еще при Ђлексее Њихайловиче, узорчатой, многоглавой и  "в
столпах", - и что теперь только что минула свЯтаЯ неделЯ и на тощих березках
в палисаднике  тушаровского  дома  уже  трепещут  новорожденные  зелененькие
листочки. џркое предвечернее солнце льет косые свои  лучи  в  нашу  классную
комнату, а у менЯ, в моей маленькой комнатке налево, куда ’ушар  отвел  менЯ
еще год назад от "графских и сенаторских детей", сидит гостьЯ. „а,  у  менЯ,
безродного, вдруг очутилась гостьЯ - в первый раз с того времени,  как  Я  у
’ушара. џ тотчас узнал эту гостью, как только она вошла: это была мама, хотЯ
с того времени, как  она  менЯ  причащала  в  деревенском  храме  и  голубок
пролетел через купол, Я не видал уж ее  ни  разу.  Њы  сидели  вдвоем,  и  Я
странно к ней приглЯдывалсЯ. Џотом, уже спустЯ много лет, Я узнал,  что  она
тогда, оставшись без ‚ерсилова, уехавшего вдруг за границу, прибыла в Њоскву
на свои жалкие средства самовольно, почти украдкой от тех, которым  поручено
было тогда о ней попечение, и  это  единственно  чтоб  со  мной  повидатьсЯ.
‘транно было и то, что, войдЯ и поговорив с ’ушаром, она ни слова не сказала
мне самому, что она - моЯ мать. Ћна сидела о подле менЯ, и,  помню,  Я  даже
удивлЯлсЯ, что она мало так говорит. ‘ ней был узелок, и она развЯзала  его:
в нем оказалось шесть апельсинов,  несколько  прЯников  и  два  обыкновенных
французских хлеба. џ обиделсЯ на французские  хлебы  и  с  ущемленным  видом
ответил, что здесь у нас "пища" очень хорошаЯ и нам каждый день дают  к  чаю
по целой французской булке.
     - ‚се равно, голубчик, Я ведь так по простоте подумала: "Њожет, их там,
в школе-то, худо кормЯт", не взыщи, родной.
     - € Ђнтонине ‚асильевне (жене ’ушара) обидно  станет-с.  ’оварищи  тоже
будут надо мною смеЯтьсЯ... - Ќе примешь, что ли, может, и скушаешь?
     - Џожалуй, оставьте-с...
     Ђ к гостинцам Я даже не притронулсЯ; апельсины и прЯники лежали  передо
мной на столике, а Я сидел, потупив глаза, но с большим  видом  собственного
достоинства. Љто знает, может быть, мне очень хотелось  тоже  не  скрыть  от
нее, что визит ее менЯ даже перед товарищами стыдит; хоть капельку  показать
ей это, чтоб понЯла: "‚от, дескать, ты менЯ срамишь и даже сама не понимаешь
того". Ћ, Я уже тогда бегал со щеткой за ’ушаром смахивать с  него  пылинки!
ЏредставлЯл Я тоже себе, сколько перенесу Я от  мальчишек  насмешек,  только
что она уйдет, а может, и от самого ’ушара, - и ни малейшего доброго чувства
не было к ней в  моем  сердце.  €скоса  только  Я  оглЯдывал  ее  темненькое
старенькое платьице, довольно грубые, почти рабочие руки, совсем  уж  грубые
ее башмаки и сильно похудевшее лицо; морщинки уже  прорезывались  у  нее  на
лбу, хотЯ Ђнтонина ‚асильевна и сказала мне потом,  вечером,  по  ее  уходе:
"„олжно быть, ваша maman была когда-то очень недурна собой".
     ’ак мы сидели, и вдруг ЂгафьЯ вошла с подносом, на котором  была  чашка
кофею. Ѓыло времЯ послеобеденное, и ’ушары всегда в этот час пили у  себЯ  в
своей гостиной кофей. Ќо мама поблагодарила и чашку не взЯла:  как  узнал  Я
после, она совсем тогда не пила кофею, производившего  у  ней  сердцебиение.
„ело в том, что визит ее и дозволение ей менЯ  видеть  ’ушары  внутри  себЯ,
видимо, считали чрезвычайным с их стороны снисхождением, так  что  посланнаЯ
маме чашка кофею была, так сказать, уже  подвигом  гуманности,  сравнительно
говорЯ,  приносившим  чрезвычайную  честь  их  цивилизованным   чувствам   и
европейским понЯтиЯм. Ђ мама-то как нарочно и отказалась.
     ЊенЯ позвали к ’ушару, и он велел мне взЯть все мои тетрадки и книги  и
показать маме: "чтоб  она  видела,  сколько  успели  вы  приобрести  в  моем
заведении". ’ут Ђнтонина ‚асильевна, съежив  губки,  обидчиво  и  насмешливо
процедила мне с своей стороны:
     - ЉажетсЯ, вашей maman не понравилсЯ наш кофей.
     џ набрал тетрадок и понес их к дожидавшейсЯ маме  мимо  столпившихсЯ  в
классной и подглЯдывавших нас с мамой "графских и сенаторских детей". € вот,
мне даже понравилось исполнить приказание ’ушара в  буквальной  точности.  џ
методически стал развертывать мои тетрадки и объЯснЯть: "‚от это - уроки  из
французской грамматики, вот это - упражнение под диктант, вот тут  спрЯжение
вспомогательных глаголов avoir  и  кtre,  вот  тут  по  географии,  описание
главных городов …вропы и всех частей света" и т. д., и т. д. џ с полчаса или
больше объЯснЯл ровным, маленьким голоском, благонравно  потупив  глазки.  џ
знал, что мама ничего не понимает в  науках,  может  быть,  даже  писать  не
умеет, но тут-то моЯ роль мне и нравилась. Ќо утомить ее Я не  смог,  -  она
все  слушала,  не  прерываЯ  менЯ,  с  чрезвычайным  вниманием  и   даже   с
благоговением, так что мне самому наконец наскучило, и Я перестал; взглЯд ее
был, впрочем, грустный, и что-то жалкое было в ее лице.
     Ћна поднЯлась наконец уходить; вдруг вошел сам ’ушар и с дурацки-важным
видом спросил  ее;  довольна  ли  она  успехами  своего  сына?  Њама  начала
бессвЯзно бормотать и благодарить; подошла и Ђнтонина ‚асильевна. Њама стала
просить их обоих "не оставить сиротки, все  равно  он  что  сиротка  теперь,
окажите благодеЯние ваше..." - и она со слезами  на  глазах  поклонилась  им
обоим, каждому раздельно, каждому глубоким поклоном,  именно  как  кланЯютсЯ
"из простых", когда приходЯт просить  о  чем-нибудь  важных  господ.  ’ушары
этого даже не ожидали, а  Ђнтонина  ‚асильевна,  видимо,  была  смЯгчена  и,
конечно, тут же изменила  свое  заключение  насчет  чашки  кофею.  ’ушар,  с
усиленною важностию, гуманно ответил, что он "детей не рознит, что все здесь
- его дети, а он - их отец, что Я у него почти на одной ноге с  сенаторскими
и графскими детьми, и что это надо ценить", и проч.,  и  проч.  Њама  только
кланЯлась, но, впрочем, конфузилась, наконец обернулась ко мне и со слезами,
блеснувшими на глазах, проговорила: "Џрощай, голубчик!"
     € поцеловала менЯ, то  есть  Я  позволил  себЯ  поцеловать.  …й  видимо
хотелось бы еще и еще поцеловать менЯ, обнЯть, прижать, но совестно ли стало
ей самой при людЯх, али от чего-то другого горько, али  уж  догадалась  она,
что Я ее устыдилсЯ, но только она поспешно, поклонившись  еще  раз  ’ушарам,
направилась выходить. џ стоЯл.
     - Mais suivez donc votre mиre, - проговорила Ђнтонина ‚асильевна, -  il
n'a pas de c_ur cet enfant!
     ’ушар в ответ ей пожал плечами, что, конечно,  означало:  "недаром  же,
дескать, Я третирую его как лакеЯ".
     џ послушно спустилсЯ за мамой; мы вышли на крыльцо. џ знал, что они все
там смотрЯт теперь из окошка. Њама повернулась к церкви и три  раза  глубоко
на нее перекрестилась, губы ее вздрагивали, густой колокол  звучно  и  мерно
гудел с колокольни. Ћна повернулась ко мне и - не  выдержала,  положила  мне
обо руки на голову и заплакала над моей головой.
     - Њаменька, полноте-с...  стыдно...  ведь  они  из  окошка  теперь  это
видЯт-с...
     Ћна вскинулась и заторопилась:
     - Ќу, господи... ну, господь с тобой... ну, храни тебЯ ангелы небесные,
пречестнаЯ  мать,  Ќиколай-угодник...  ѓосподи,  господи!  -   скороговоркой
повторЯла она, все крестЯ  менЯ,  все  стараЯсь  чаще  и  побольше  положить
крестов, - голубчик ты мой, милый ты мой! „а постой, голубчик...
     Ћна  поспешно  сунула  руку  в  карман  и  вынула  платочек,  синенький
клетчатый  платочек  с  крепко  завЯзанным  на  кончике  узелочком  и  стала
развЯзывать узелок... но он не развЯзывалсЯ...
     - Ќу, все равно, возьми и с платочком, чистенький,  пригодитсЯ,  может,
четыре двугривенных тут, может, понадобЯтсЯ, прости, голубчик, больше-то как
раз сама не имею... прости, голубчик.
     џ принЯл платочек, хотел было заметить, что нам "от господина ’ушара  и
Ђнтонины ‚асильевны очень хорошее положено содержание  и  мы  ни  в  чем  не
нуждаемсЯ", но удержалсЯ и взЯл платочек.
     …ще раз перекрестила, еще раз прошептала какую-то молитву и вдруг  -  и
вдруг поклонилась и мне точно так  же,  как  наверху  ’ушарам,  -  глубоким,
медленным, длинным поклоном - никогда не забуду Я этого! ’ак Я и вздрогнул и
сам не знал отчего. —то она хотела сказать  этим  поклоном:  "вину  ли  свою
передо мной признала?" - как придумалось мне раз уже очень долго спустЯ - не
знаю. Ќо тогда мне тотчас же еще пуще стало стыдно, что "сверху они оттудова
смотрЯт, а ‹амберт так, пожалуй, и бить начнет".
     Ћна наконец ушла. Ђпельсины  и  прЯники  поели  еще  до  моего  прихода
сенаторские и графские дети, а четыре двугривенных у менЯ  тотчас  же  отнЯл
‹амберт; на них накупили они в кондитерской пирожков и шоколаду и даже  менЯ
не попотчевали.
     Џрошли целые полгода, и наступил уже ветреный и  ненастный  октЯбрь.  џ
про маму совсем забыл. Ћ, тогда ненависть, глухаЯ  ненависть  ко  всему  уже
проникла в мое сердце, совсем напитала его; Я хоть и обчищал  щеткой  ’ушара
по-прежнему, но уже ненавидел его изо всех сил и каждый день  все  больше  и
больше. € вот тогда, как-то раз в грустные вечерние сумерки, стал Я  однажды
перебирать длЯ чего-то в моем Ящике и  вдруг,  в  уголку,  увидал  синенький
батистовый платочек ее; он так и лежал с тех нор, как Я его тогда  сунул.  џ
вынул его и осмотрел даже с некоторым любопытством; кончик  платка  сохранЯл
еще вполне след бывшего узелка и даже Ясно отпечатавшийсЯ кругленький оттиск
монетки; Я, впрочем, положил платок на место и задвинул Ящик. ќто  было  под
праздник, и загудел колокол ко всенощной. ‚оспитанники  уже  с  после  обеда
разъехались по домам, но на этот раз  ‹амберт  осталсЯ  на  воскресенье,  не
знаю, почему за ним не прислали. Ћн хоть и продолжал менЯ тогда бить, как  и
прежде, но уже очень много мне сообщал и во  мне  нуждалсЯ.  Њы  проговорили
весь вечер о лепажевских пистолетах, которых ни тот, ни  другой  из  нас  не
видал, о черкесских шашках и о том, как они рубЯт, о том, как хорошо было бы
завести шайку разбойников, и под  конец  ‹амберт  перешел  к  любимым  своим
разговорам на известную гадкую тему, и хоть Я и дивилсЯ про себЯ,  но  очень
любил слушать. ќтот же раз мне стало вдруг нестерпимо, и Я сказал ему, что у
менЯ болит голова. ‚ десЯть часов мы легли спать; Я завернулсЯ с  головой  в
одеЯло и из-под подушки вытЯнул синенький  платочек:  Я  длЯ  чего-то  опЯть
сходил, час тому назад, за ним в Ящик и, только что постлали  наши  постели,
сунул его под подушку. џ тотчас прижал его к моему лицу  и  вдруг  стал  его
целовать. "Њама, мама", - шептал Я, вспоминаЯ, и всю грудь мою сжимало,  как
в тисках. џ закрывал глаза и видел ее лицо с  дрожащими  губами,  когда  она
крестилась на церковь,  крестила  потом  менЯ,  а  Я  говорил  ей:  "‘тыдно,
смотрЯт". "Њамочка, мама, раз-то в жизни была ты у менЯ... Њамочка,  где  ты
теперь, гостьЯ ты моЯ далекаЯ? Џомнишь ли ты теперь своего бедного мальчика,
к которому приходила... Џокажись ты мне хоть разочек теперь, приснись ты мне
хоть во сне только, чтоб только Я сказал тебе, как люблю тебЯ,  только  чтоб
обнЯть мне тебЯ и поцеловать твои синенькие  глазки,  сказать  тебе,  что  Я
совсем тебЯ уж теперь не стыжусь, и что Я тебЯ и тогда любил, и  что  сердце
мое ныло тогда, а Я только сидел как лакей. Ќе узнаешь  ты,  мама,  никогда,
как Я тебЯ тогда любил! Њамочка, где ты теперь, слышишь ли  ты  менЯ?  Њама,
мама, а помнишь голубочка в деревне?.."
     - Ђх черт... —его он! - ворчит с своей кровати  ‹амберт,  -  постой,  Я
тебе! ‘пать не дает... - Ћн вскакивает наконец с постели, подбегает ко мне и
начинает рвать с менЯ одеЯло,  но  Я  крепко-крепко  держусь  за  одеЯло,  в
которое укуталсЯ с головой.
     - •нычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак! ‚от тебе! - и он бьет  менЯ,
он больно ударЯет менЯ кулаком в спину, в бок, все больней и больней, и... и
Я вдруг открываю глаза...
     “же сильно рассветает, иглистый мороз сверкает на снегу, на стене...  џ
сижу, скорчившись, еле живой, окоченев в моей  шубе,  а  кто-то  стоит  надо
мной, будит менЯ, громко ругаЯ и больно ударЯЯ  менЯ  в  бок  носком  правой
ноги. Џриподымаюсь, смотрю: человек в богатой  медвежьей  шубе,  в  собольей
шапке, с черными глазами,  с  черными  как  смоль  щегольскими  бакенами,  с
горбатым носом, с белыми оскаленными на менЯ зубами,  белый,  румЯный,  лицо
как маска... Ћн очень близко наклонилсЯ ко мне, и морозный пар  вылетает  из
его рта с каждым его дыханием:
     - ‡амерзла,  пьЯнаЯ  харЯ,  духгак!  Љак  собака  замерзнешь,  вставай!
‚ставай!
     - ‹амберт! - кричу Я.
     - Љто ты такой?
     - „олгорукий!
     - Љакой такой черт „олгорукий?
     - Џросто „олгорукий!.. ’ушар... ‚от тот, которому  ты  вилку  в  бок  в
трактире всадил!..
     - ѓа-а-а! - вскрикивает он,  улыбаЯсь  какой-то  длинной,  вспоминающей
улыбкой (да неужто же он позабыл менЯ!). - ѓа! ’ак это ты, ты!
     Ћн поднимает менЯ, ставит на ноги; Я еле стою, еле двигаюсь,  он  ведет
менЯ, придерживаЯ рукой. Ћн заглЯдывает мне в  глаза,  как  бы  соображаЯ  и
припоминаЯ и слушаЯ менЯ изо всех  сил,  а  Я  лепечу  тоже  изо  всех  сил,
беспрерывно, без умолку, и так рад, так рад, что говорю, и рад тому, что это
- ‹амберт. ЏоказалсЯ ли он почему-нибудь мне "спасением" моим, или потому  Я
бросилсЯ к нему в ту минуту, что принЯл его за человека  совсем  из  другого
мира, - не знаю, - не  рассуждал  Я  тогда,  -  но  Я  бросилсЯ  к  нему  не
рассуждаЯ. —то говорил Я тогда, Я совсем не помню, и врЯд  ли  складно  хоть
сколько-нибудь, врЯд ли даже слова выговаривал Ясно; но он очень слушал.  Ћн
схватил первого попавшегосЯ извозчика, и через несколько минут Я сидел уже в
тепле, в его комнате.

        III.
     “ всЯкого человека, кто бы он ни был, наверно, сохранЯетсЯ какое-нибудь
воспоминание о чем-нибудь таком, с ним случившемсЯ, на что  он  смотрит  или
наклонен смотреть, как на нечто фантастическое,  необычайное,  выходЯщее  из
рЯда, почти чудесное, будет ли то - сон, встреча, гадание, предчувствие  или
что-нибудь в этом роде. џ до сих пор наклонен смотреть на эту встречу мою  с
‹амбертом  как  на  нечто  даже  пророческое...  судЯ  по  крайней  мере  по
обстоЯтельствам и последствиЯм  встречи.  ‚се  это  произошло,  впрочем,  по
крайней мере с  одной  стороны,  в  высшей  степени  натурально:  он  просто
возвращалсЯ с одного ночного своего занЯтиЯ  (какого  -  объЯснитсЯ  потом),
полупьЯный, и в переулке, остановись у ворот на одну  минуту,  увидел  менЯ.
Ѓыл же он в Џетербурге всего только еще несколько дней.
     Љомната,  в  которой  Я  очутилсЯ,  была  небольшой,   весьма   нехитро
меблированный нумер  обыкновенного  петербургского  шамбргарни  (7)  средней
руки. ‘ам ‹амберт был, впрочем, превосходно и богато одет. Ќа полу  валЯлись
два чемодана,  наполовину  лишь  разобранные.  “гол  комнаты  был  загорожен
ширмами, закрывавшими кровать.
     - Alphonsine! - крикнул ‹амберт.
     - Prйsente! -  откликнулсЯ  из-за  ширм  дребезжащий  женский  голос  с
парижским акцентом, и не более как через две минуты  выскочила  mademoiselle
Alphonsine, наскоро одетаЯ, в распашонке, только что с постели,  -  странное
какое-то существо, высокого роста и сухощаваЯ, как щепка, девица,  брюнетка,
с длинной талией, с длинным лицом, с прыгающими  глазами  и  с  ввалившимисЯ
щеками, - страшно износившеесЯ существо!
     - ‘корей! (Я перевожу, а он ей говорил по-французски),  у  них  там  уж
должен быть самовар; живо кипЯтку, красного  вина  и  сахару,  стакан  сюда,
скорей, он замерз, это - мой приЯтель... проспал ночь на снегу.
     - Malheureux! - вскричала было  она,  с  театральным  жестом  всплеснув
руками.
     - Ќо-но! - прикрикнул на нее ‹амберт, словно на собачонку, и  пригрозил
пальцем; она тотчас оставила жесты и побежала исполнЯть приказание.
     Ћн менЯ осмотрел и ощупал; попробовал мой пульс,  пощупал  лоб,  виски.
"‘транно, - ворчал он, - как ты не замерз... впрочем,  ты  весь  был  закрыт
шубой, с головой, как в меховой норе сидел..."
     ѓорЯчий стакан ЯвилсЯ, Я выхлебнул его с жадностью, и  он  оживил  менЯ
тотчас же; Я опЯть залепетал; Я полулежал в углу на диване и все говорил,  -
Я захлебывалсЯ говорЯ, - но что  именно  и  как  Я  рассказывал,  опЯть-таки
совсем почти не помню; мгновениЯми и даже целыми промежутками совсем  забыл.
Џовторю: понЯл ли он что тогда из моих рассказов - не знаю; но  об  одном  Я
догадалсЯ потом уже Ясно, а именно: он успел понЯть  менЯ  ровно  настолько,
чтоб вывести заключение, что встречей со мной ему пренебрегать не следует...
Џотом объЯсню в своем месте, какой он мог иметь тут расчет.
     џ не только был оживлен ужасно, но минутами, кажетсЯ, весел. Џрипоминаю
солнце, вдруг осветившее комнату, когда поднЯли шторы, и затрещавшую  печку,
которую кто-то затопил, - кто и как - не запомню. ЏамЯтна  мне  тоже  чернаЯ
крошечнаЯ  болонка,  которую  держала  mademoiselle  Alphonsine   в   руках,
кокетливо прижимаЯ ее к своему сердцу. ќта  болонка  как-то  уж  очень  менЯ
развлекала, так даже, что Я переставал рассказывать и раза два  потЯнулсЯ  к
ней,  но  ‹амберт  махнул  рукой,  и  Ђльфонсина  с  своей  болонкой   мигом
стушевалась за ширмы.
     ‘ам он очень молчал, сидел напротив менЯ и, сильно наклонившись ко мне,
слушал не отрываЯсь; порой улыбалсЯ длинной, долгой улыбкой, скалил  зубы  и
прищуривал глаза, как бы усиленно соображаЯ  и  желаЯ  угадать.  џ  сохранил
Ясное воспоминание лишь о том, что когда рассказывал ему о  "документе",  то
никак не мог понЯтливо выразитьсЯ и толком свЯзать рассказ, и  по  лицу  его
слишком видел, что он никак не может  понЯть  менЯ,  но  что  ему  очень  бы
хотелось понЯть, так что даже он рискнул остановить менЯ вопросом, что  было
опасно, потому что Я тотчас, чуть перебивали  менЯ,  сам  перебивал  тему  и
забывал, о чем говорил. ‘колько времени мы просидели и проговорили так  -  Я
не знаю и даже сообразить не могу. Ћн вдруг встал и позвал Ђльфонсину:
     - …му надо  покой;  может,  надо  будет  доктора.  —то  спросит  -  все
исполнЯть, то есть... vous comprenez, ma fille?  vous  avez  l'argent,  нет?
‚от! - €  он  вынул  ей  десЯтирублевую.  Ћн  стал  с  ней  шептатьсЯ:  Vous
comprenez! vous comprenez! - повторЯл он ей, грозЯ пальцем  и  строго  хмурЯ
брови. џ видел, что она страшно перед ним трепетала.
     - џ приду; а ты всего лучше выспись, - улыбнулсЯ он мне и взЯл шапку.
     - Mais vous n'avez pas dormi du tout, Maurice! - патетически прокричала
было Ђльфонсина.
     - Taisez-vous, je dormirai aprиs, - и он вышел.
     - Sauvйe! - патетически прошептала она, показав мне вслед ему рукой.  -
Monsieur, monsieur! - задекламировала она  тотчас  же,  став  в  позу  среди
комнаты, - jamais homme ne fut si cruel,  si  Bismark,  que  cet  кtre,  qui
regarde uno femme comme une saletй de hasard. Une femme,  qu'est-ce  que  зa
dans  notre  йpoque?  "Tue-la!"  -  voilа  le  dernier  mot  de   l'Acadйmie
franзaise!..
     џ выпучил на нее глаза; у менЯ в глазах двоилось,  мне  мерещились  уже
две Ђльфонсины... ‚друг Я заметил, что она плачет,  вздрогнул  и  сообразил,
что она уже очень давно мне говорит, а Я, стало быть, в это времЯ  спал  или
был без памЯти.
     - ...Hйlas! de quoi m'aurait servi de le dйcouvrir plutфt, - восклицала
она, - et n'aurais-je pas autant gagnй а tenir ma honte cachйe toute ma vie?
Peut-кtre, n'est-il pas honnкte а une demoiselle de s'expliquer si librement
devant monsieur, mais enfin je vous avoue que s'il m'йtait permis de vouloir
quelque chose, oh, ce serait de lui plonger au c_ur  mon  couteau,  mais  en
dйtournant les yeux, de peur que son regard exйcrable ne  fоt  trembler  mon
bras et ne glaзвt mon courage! Il a assassinй ce pope  russe,  monsieur,  il
lui arracha sa barbe rousse pour la vendre а un artiste en cheveux  au  pont
des Marйchaux, tout  prиs  de  la  Maison  de  monsieur  Andrieux  -  hautes
nouveautйs, articles de Paris, linge, chemises, vous savez, n'est-ce  pas?..
Oh, monsieur, quand l'amitiй rassemble а table йpouse, enfants, s_urs, amis,
quand une vive allйgresse enflamme mon c_ur, je vous le  demande,  monsieur:
est-il bonheur prйfйrable а celui dont tout jouit? Mais il rit, monsieur, ce
monstre exйcrable et inconcevable et si ce n'йtait pas  par  l'entremise  de
monsieur Andrieux, jamais, oh, jamais je ne serais... Mais  quoi,  monsieur,
qu'avez vous, monsieur?
     Ћна бросилась ко мне: со мной, кажетсЯ, был озноб, а может, и  обморок.
Ќе могу выразить, какое тЯжелое, болезненное впечатление производило на менЯ
это полусумасшедшее существо. Њожет быть,  она  вообразила,  что  ей  велено
развлекать менЯ: по крайней мере она не отходила от менЯ ни  на  миг.  Њожет
быть, она когда-нибудь была на сцене; она страшно декламировала,  вертелась,
говорила без умолку, а Я уже давно молчал. ‚се,  что  Я  мог  понЯть  из  ее
рассказов, было то, что она как-то тесно свЯзана с каким-то  "la  Maison  de
monsieur Andrieux - hautes nouveautйs, articles  de  Paris,  etc.",  и  даже
произошла, может быть, из la Maison de monsieur Andrieux, но она была как-то
отторгнута  навеки  от  monsieur  Andrieux,  par  ce  monstre   furieux   et
inconcevable, и вот в том-то и заключалась трагедиЯ... Ћна  рыдала,  но  мне
казалось, что это только так, длЯ порЯдка, и что она вовсе не плачет;  порой
мне чудилось, что она вдруг всЯ, как скелет, рассыплетсЯ;  она  выговаривала
слова  каким-то  раздавленным,  дребезжащим   голосом;   слово   prйfйrable,
например, она произносила prйfй-a-able и на слоге а словно блеЯла как  овца.
ђаз очнувшись, Я увидел, что она делает среди  комнаты  пируэт,  но  она  не
танцевала, а относилсЯ этот пируэт как-то тоже  к  рассказу,  а  она  только
изображала в лицах. ‚друг она бросилась  и  раскрыла  маленькое,  старенькое
расстроенное фортепьЯнце, бывшее в комнате, забренчала и запела...  ЉажетсЯ,
Я минут на десЯть или более забылсЯ совсем, заснул, но взвизгнула болонка, и
Я очнулсЯ: сознание вдруг на мгновение воротилось ко мне вполне  и  осветило
менЯ всем своим светом; Я вскочил в ужасе.
     "‹амберт, Я у ‹амберта!" - подумал Я и, схватив шапку, бросилсЯ к  моей
шубе.
     - Oщ allez-vous, monsieur? - прокричала зоркаЯ Ђльфонсина.
     - џ хочу прочь, Я хочу выйти! Џустите менЯ, не держите менЯ...
     - Oui, monsieur! - изо всех сил подтвердила Ђльфонсина и бросилась сама
отворить мне дверь в коридор. - Mais ce n'est pas loin, monsieur, c'est  pas
loin du tout, зa ne vaut pas la peine de  mettre  votre  chouba,  c'est  ici
prиs, monsieur! - восклицала она на весь  коридор.  ‚ыбежав  из  комнаты,  Я
повернул направо.
     - Par ici, monsieur, c'est par ici! -  восклицала  она  изо  всех  сил,
уцепившись за мою шубу своими длинными костлЯвыми пальцами, а  другой  рукой
указываЯ мне налево по коридору куда-то, куда  Я  вовсе  не  хотел  идти.  џ
вырвалсЯ и побежал к выходным дверЯм на лестницу.
     - Il s'en va, il s'en va! - гналась за  мною  Ђльфонсина,  крича  своим
разорванным голосом, - mais il me tuera, monsieur, il me tuera! - Ќо  Я  уже
выскочил на лестницу и, несмотрЯ на то, что она даже и по  лестнице  гналась
за мной, успел-таки отворить выходную дверь, выскочить на улицу и  броситьсЯ
на первого извозчика. џ дал адрес мамы...

        IV.
     Ќо сознание, блеснув на миг, быстро потухло. џ еще помню чуть-чуть, как
довезли менЯ и ввели к маме, но там Я почти тотчас же впал в совершенное уже
беспамЯтство. Ќа другой день, как рассказывали мне потом (да и  сам  Я  это,
впрочем, запомнил), рассудок мой  опЯть  было  на  мгновение  проЯснилсЯ.  џ
запомнил себЯ в комнате ‚ерсилова, на его диване;  помню  вокруг  менЯ  лица
‚ерсилова, мамы, ‹изы, помню очень, как ‚ерсилов говорил мне о ‡ерщикове,  о
кнЯзе, показывал мне какое-то  письмо,  успокоивал  менЯ.  Ћни  рассказывали
потом, что Я с ужасом все спрашивал про какого-то ‹амберта и все слышал  лай
какой-то болонки. Ќо слабый свет  сознаниЯ  скоро  померк:  к  вечеру  этого
второго днЯ Я уже был в полной горЯчке.  Ќо  предупрежу  событиЯ  и  объЯсню
вперед.
     Љогда Я в тот вечер выбежал от ‡ерщикова  и  когда  там  все  несколько
успокоилось, ‡ерщиков, приступив  к  игре,  вдруг  заЯвил  громогласно,  что
произошла печальнаЯ ошибка: пропавшие деньги, четыреста рублей, отыскались в
куче других денег и счеты банка оказались совершенно верными.  ’огда  кнЯзь,
остававшийсЯ в зале, приступил к ‡ерщикову и потребовал  настоЯтельно,  чтоб
тот заЯвил публично о моей невинности и, кроме того, принес бы мне извинение
в форме письма.  ‡ерщиков,  с  своей  стороны,  нашел  требование  достойным
уважениЯ и дал слово, при всех, завтра же  отправить  мне  объЯснительное  и
извинительное письмо. ЉнЯзь сообщил ему  адрес  ‚ерсилова,  и  действительно
‚ерсилов на другой же день получил лично от ‡ерщикова письмо на мое имЯ и  с
лишком тысЯчу триста рублей, принадлежавших мне и забытых  мною  на  рулетке
денег. ’аким  образом,  дело  у  ‡ерщикова  было  покончено;  радостное  это
известие сильно способствовало  моему  выздоровлению,  когда  Я  очнулсЯ  от
беспамЯтства.
     ЉнЯзь, воротившись с игры, написал в ту же ночь два письма - одно  мне,
а другое в тот прежний его полк, в котором была у него  историЯ  с  корнетом
‘тепановым. Ћба письма он отправил в следующее же утро. ‡асим написал рапорт
по начальству и с этим рапортом в руках, рано утром, ЯвилсЯ сам к  командиру
своего полка и  заЯвил  ему,  что  он,  "уголовный  преступник,  участник  в
подделке -х акций, отдаетсЯ в руки правосудиЯ и просит над собою суда".  Џри
сем вручил и  рапорт,  в  котором  все  это  изложено  было  письменно.  …го
арестовали.
     ‚от то письмо его ко мне, которое он написал в ту ночь, слово в слово:
     "Ѓесценный Ђркадий Њакарович,
     €спробовав "выход" лакейский, Я потерЯл тем самым  право  утешить  хоть
сколько-нибудь мою душу мыслью, что смог и  Я  наконец  решитьсЯ  на  подвиг
справедливый. џ виновен перед отечеством и перед родом моим и  за  это  сам,
последний в роде, казню себЯ. Ќе понимаю, как мог  Я  схватитьсЯ  за  низкую
мысль о самосохранении и некоторое времЯ мечтать откупитьсЯ от них деньгами?
‚се же сам, перед своею совестью, Я оставалсЯ бы навеки  преступником.  ‹юди
же эти, если б и возвратили мне компрометирующие менЯ записки,  не  оставили
бы менЯ ни за что во всю жизнь! —то же оставалось: жить с ними, быть с  ними
заодно во всю жизнь - вот участь, менЯ ожидавшаЯ! џ  не  мог  принЯть  ее  и
нашел в себе наконец настолько твердости или,  может  быть,  лишь  отчаЯниЯ,
чтоб поступить так, как поступаю теперь.
     џ написал  письмо  в  прежний  полк  к  прежним  товарищам  и  оправдал
‘тепанова. ‚ поступке этом нет  и  не  может  быть  никакого  искупительного
подвига: это все - лишь предсмертное  завещание  завтрашнего  мертвеца.  ’ак
надо смотреть.
     Џростите мне, что Я отвернулсЯ от вас в игорном доме; это - потому, что
в ту минуту Я был в вас не уверен. ’еперь, когда Я - уже человек мертвый,  Я
могу делать даже такие признаниЯ... с того света.
     ЃеднаЯ ‹иза! Ћна ничего не знала об этом решении; пусть не клЯнет менЯ,
а обсудит сама. џ же не могу оправдыватьсЯ  и  даже  не  нахожу  слов,  чтоб
объЯснить ей хоть что-нибудь. “знайте тоже, Ђркадий  Њакарович,  что  вчера,
поутру, когда она приходила ко мне в последний раз, Я открыл ей мой обман  и
призналсЯ, что ездил к Ђнне Ђндреевне с намерением сделать той  предложение.
џ не мог оставить это  на  моей  совести  перед  последним,  задуманным  уже
решением, видЯ ее любовь, и открыл ей. Ћна простила, все простила, но  Я  не
поверил ей; это - не прощение; на ее месте Я бы не мог простить.
     Џопомните менЯ. ‚аш несчастный последний кнЯзь ‘окольский".
     џ пролежал в беспамЯтстве ровно девЯть дней.


ЏримечаниЯ
(1) врет
(2) две одинаковые карты, идущие подрЯд в колоде банкомета при игре в штос
(3) чудовищнаЯ
(4) откровенность, открытый, доверительный разговор
(5) осведомлена
(6) кипсек - роскошно изданнаЯ подарочнаЯ книга с гравюрами
(7) меблированных комнат
(8) одобрЯет


         * —Ђ‘’њ ’ђ…’њџ * 


        ѓлава перваЯ

        I.
     ’еперь - совсем о другом.
     џ все возвещаю: "о другом, о другом", а сам все продолжаю  строчить  об
одном себе. Њежду тем Я уже тысЯчу раз объЯвлЯл,  что  вовсе  не  хочу  себЯ
описывать; да и твердо не хотел, начинаЯ записки: Я слишком понимаю,  что  Я
нисколько не надобен читателю. џ описываю и хочу описать других, а не  себЯ,
а если все сам подвертываюсь, то это - только грустнаЯ  ошибка,  потому  что
никак нельзЯ миновать, как бы Я ни желал того. ѓлавное, мне то досадно, что,
описываЯ с таким жаром свои собственные приключениЯ, Я тем самым  даю  повод
думать, что Я и теперь такой же, каким был тогда. —итатель помнит,  впрочем,
что Я уже не раз восклицал: "Ћ, если  б  можно  было  переменить  прежнее  и
начать совершенно вновь!" Ќе мог бы Я так восклицать, если б не  переменилсЯ
теперь радикально