 хотениЯ и силы воли, чем у этих  двух  нищих.  ”атер  такой  силы  не
окажет. Ќа свете силы многоразличны, силы  воли  и  хотениЯ  особенно.  …сть
температура кипениЯ воды и есть температура красного калениЯ железа.
     ’ут тот же монастырь, те же подвиги схимничества.  ’ут  чувство,  а  не
идеЯ. „лЯ чего? ‡ачем? Ќравственно ли это и не уродливо ли ходить в дерюге и
есть черный хлеб всю жизнь, таскаЯ  на  себе  такие  деньжища?  ќти  вопросы
потом, а теперь только о возможности достижениЯ цели.
     Љогда Я выдумал "мою идею" (а в красном-то каленье она  и  состоит),  Я
стал себЯ пробовать: способен ли Я на монастырь и на  схимничество?  ‘  этою
целью Я целый первый месЯц ел  только  один  хлеб  с  водой.  —ерного  хлеба
выходило не более двух с половиною фунтов ежедневно. —тобы исполнить это,  Я
должен был обманывать умного ЌиколаЯ ‘еменовича и желавшую мне  добра  Њарью
€вановну. џ настоЯл на  том,  к  ее  огорчению  и  к  некоторому  недоумению
деликатнейшего ЌиколаЯ ‘еменовича, чтобы обед приносили в мою комнату. ’ам Я
просто истреблЯл его: суп выливал в окно в крапиву или в одно другое  место,
говЯдину - или кидал в окно собаке, или, завернув в бумагу, клал в карман  и
выносил потом вон, ну и все прочее. ’ак как хлеба к обеду  подавали  гораздо
менее двух с половиной фунтов, то потихоньку хлеб прикупал от себЯ.  џ  этот
месЯц  выдержал,  может  быть  только  несколько  расстроил  желудок;  но  с
следующего месЯца Я прибавил к хлебу суп, а утром и вечером по стакану чаю -
и, уверЯю вас, так  провел  год  в  совершенном  здоровье  и  довольстве,  а
нравственно - в упоении и в непрерывном тайном восхищении. џ  не  только  не
жалел о кушаньЯх, но был в восторге. Џо окончании года, убедившись, что Я  в
состоЯнии выдержать какой угодно пост, Я стал есть, как  и  они,  и  перешел
обедать с ними вместе. Ќе удовлетворившись этой пробой, Я сделал  и  вторую:
на  карманные  расходы  мои,   кроме   содержаниЯ,   уплачиваемого   Ќиколаю
‘еменовичу, мне полагалось ежемесЯчно по  пЯти  рублей.  џ  положил  из  них
тратить лишь половину. ќто было очень трудное  испытание,  но  через  два  с
лишком года, при приезде в Џетербург, у менЯ в кармане, кроме других  денег,
было  семьдесЯт  рублей,  накопленных  единственно  из   этого   сбережениЯ.
ђезультат двух этих опытов был длЯ менЯ громадный: Я узнал положительно, что
могу настолько хотеть, что достигну моей цели, а в этом, повторЯю, всЯ  "моЯ
идеЯ"; дальнейшее - все пустЯки.

        II.
     Ћднако рассмотрим и пустЯки.
     џ описал мои два опыта; в Џетербурге, как известно уже, Я сделал третий
- сходил на аукцион и, за один удар, взЯл семь рублей девЯносто пЯть  копеек
барыша. Љонечно, это был не настоЯщий  опыт,  а  так  лишь  -  игра,  утеха:
захотелось выкрасть минутку из будущего и попытать, как это Я буду ходить  и
действовать. ‚ообще же настоЯщий приступ к делу у менЯ был  отложен,  еще  с
самого начала, в Њоскве, до тех пор  пока  Я  буду  совершенно  свободен;  Я
слишком понимал, что мне надо было  хотЯ  бы,  например,  сперва  кончить  с
гимназией. (“ниверситетом, как уже известно, Я  пожертвовал.)  Ѓесспорно,  Я
ехал в Џетербург с затаенным гневом: только что Я сдал  гимназию  и  стал  в
первый раз свободным, Я вдруг увидел, что дела ‚ерсилова вновь отвлекут менЯ
от начала дела на неизвестный срок! Ќо хоть и с гневом, а  Я  все-таки  ехал
совершенно спокойный за цель мою.
     Џравда, Я не знал практики; но Я три года срЯду  обдумывал  и  сомнений
иметь не мог. џ воображал тысЯчу раз, как Я приступлю: Я  вдруг  очутываюсь,
как с неба спущенный, в одной из двух столиц наших (Я выбрал длЯ начала наши
столицы,  и  именно  Џетербург,  которому,  по  некоторому  расчету,   отдал
преимущество); итак, Я спущен с неба, но совершенно свободный, ни от кого не
завишу, здоров и имею затаенных в кармане  сто  рублей  длЯ  первоначального
оборотного капитала. Ѓез ста рублей начинать невозможно, так как на  слишком
уже долгий срок отдалилсЯ бы даже самый  первый  период  успеха.  Љроме  ста
рублей  у  менЯ,  как  уже  известно,  мужество,  упорство,   непрерывность,
полнейшее уединение и тайна. “единение - главное: Я ужасно не любил до самой
последней минуты никаких сношений и  ассоциаций  с  людьми;  говорЯ  вообще,
начать "идею" Я непременно положил один, это sine qua. ‹юди мне тЯжелы, и  Я
был бы неспокоен духом, а беспокойство вредило бы цели. „а и вообще  до  сих
пор, во всю жизнь, во всех мечтах моих  о  том,  как  Я  буду  обращатьсЯ  с
людьми, - у менЯ всегда выходило очень умно; чуть же на деле - всегда  очень
глупо. € признаюсь в этом с негодованием и искренно, Я всегда  выдавал  себЯ
сам словами и торопилсЯ, а потому и решилсЯ сократить людей.  ‚  выигрыше  -
независимость, спокойствие духа, Ясность цели.
     ЌесмотрЯ на ужасные петербургские цены, Я определил раз  навсегда,  что
более пЯтнадцати копеек на еду не истрачу, и знал, что  слово  сдержу.  ќтот
вопрос об еде Я обдумывал долго и обстоЯтельно; Я положил, например,  иногда
по два днЯ срЯду есть один хлеб с солью, но  с  тем  чтобы  на  третий  день
истратить сбережениЯ, сделанные в два  днЯ;  мне  казалось,  что  это  будет
выгоднее длЯ здоровьЯ, чем вечный  ровный  пост  на  минимуме  в  пЯтнадцать
копеек.  ‡атем,  длЯ  житьЯ  моего  мне  нужен  был  угол,  угол  буквально,
единственно чтобы выспатьсЯ ночью или укрытьсЯ уже в слишком ненастный день.
†ить Я положил на улице, и  за  нужду  Я  готов  был  ночевать  в  ночлежных
приютах, где, сверх ночлега, дают кусок хлеба и стакан  чаю.  Ћ,  Я  слишком
сумел бы спрЯтать мои деньги, чтобы их у менЯ в угле или в приюте не украли;
и не подглЯдели бы даже, ручаюсь! "“ менЯ-то украдут? „а Я сам боюсь, у кого
б не украсть", -  слышал  Я  раз  это  веселое  слово  на  улице  от  одного
проходимца. Љонечно, Я к себе из него  применЯю  лишь  одну  осторожность  и
хитрость, а воровать не намерен. Њало того,  еще  в  Њоскве,  может  быть  с
самого первого днЯ "идеи", порешил, что ни закладчиком, ни процентщиком тоже
не буду: на это есть жиды да те из русских, у кого  ни  ума,  ни  характера.
‡аклад и процент - дело ординарности.
     —то касаетсЯ до одежи, то Я  положил  иметь  два  костюма:  расхожий  и
порЯдочный. ђаз заведЯ, Я был уверен, что проношу долго; Я два  с  половиной
года нарочно училсЯ носить платье и открыл даже секрет:  чтобы  платье  было
всегда ново и не изнашивалось, надо чистить его щеткой сколь возможно  чаще,
раз по пЯти и шести в день. ™етки сукно  не  боитсЯ,  говорю  достоверно,  а
боитсЯ пыли и сору. Џыль - это те же камни, если  смотреть  в  микроскоп,  а
щетка, как ни тверда, все та же почти шерсть. ђавномерно выучилсЯ Я и сапоги
носить: тайна в том, что надо с оглЯдкой ставить ногу всей  подошвой  разом,
как можно реже сбиваЯсь набок. ‚ыучитьсЯ этому можно в две недели, далее уже
пойдет бессознательно. ќтим способом сапоги носЯтсЯ, в  среднем  выводе,  на
треть времени дольше. Ћпыт двух лет.
     ‡атем начиналась уже самаЯ деЯтельность.
     џ шел из такого соображениЯ: у менЯ сто рублей. ‚ Џетербурге же столько
аукционов, распродаж, мелких лавочек на ’олкучем и  нуждающихсЯ  людей,  что
невозможно, купив вещь за столько-то, не продать  ее  несколько  дороже.  ‡а
альбом Я взЯл семь рублей девЯносто пЯть копеек барыша  на  два  рублЯ  пЯть
копеек затраченного капитала. ќтот огромный барыш взЯт был без риску:  Я  по
глазам видел, что покупщик не отступитсЯ. ђазумеетсЯ, Я слишком понимаю, что
это только случай; но ведь таких-то случаев Я и ищу, длЯ того-то  и  порешил
жить на улице. Ќу пусть эти случаи даже слишком редки;  все  равно,  главным
правилом будет у менЯ - не рисковать ничем, и второе  -  непременно  в  день
хоть сколько-нибудь нажить сверх минимума, истраченного на  мое  содержание,
длЯ того чтобы ни единого днЯ не прерывалось накопление.
     Њне скажут: все это мечты, вы не знаете улицы, и  вас  с  первого  шага
надуют. Ќо Я имею волю и характер, а уличнаЯ наука есть наука, как и всЯкаЯ,
она даетсЯ упорству, вниманию и способностЯм.
     ‚ гимназии Я до самого седьмого класса был из первых, Я был очень хорош
в математике. Ќу можно ли до такой  кумирной  степени  превозносить  опыт  и
уличную науку, чтобы непременно предсказывать неудачу! ќто всегда только  те
говорЯт, которые никогда никакого опыта ни в чем не делали, никакой жизни не
начинали и прозЯбали на готовом. "Ћдин расшиб нос, так непременно  и  другой
расшибет его". Ќет, не расшибу. “ менЯ характер,  и  при  внимании  Я  всему
выучусь. Ќу есть ли  возможность  представить  себе,  что  при  беспрерывном
упорстве, при беспрерывной зоркости взглЯда  и  беспрерывном  обдумывании  и
расчете, при беспредельной деЯтельности и беготне, вы не дойдете наконец  до
знаниЯ, как ежедневно нажить лишний двугривенный? ѓлавное, Я порешил никогда
не бить на максимум барыша, а всегда быть спокойным. ’ам, дальше, уже  нажив
тысЯчу и другую, Я бы, конечно, и невольно вышел из  факторства  и  уличного
перекупства.  Њне,  конечно,  слишком  мало  еще  известны   биржа,   акции,
банкирское дело и все прочее. Ќо, взамен того, мне известно  как  пЯть  моих
пальцев, что все эти биржи и банкирства Я узнаю и изучу в  свое  времЯ,  как
никто другой, и что наука эта ЯвитсЯ совершенно просто, потому  только,  что
до этого дойдет дело. “ма, что ли, тут так много  надо?  —то  за  ‘оломонова
такаЯ премудрость! Ѓыл бы только характер; уменье, ловкость,  знание  придут
сами собою. ’олько бы не переставалось "хотеть".
     ѓлавное, не рисковать, а это именно возможно только лишь при характере.
…ще недавно была, при мне уже, в Џетербурге одна подписка на железнодорожные
акции; те, которым удалось подписатьсЯ, нажили много. Ќекоторое времЯ  акции
шли в гору. € вот вдруг не успевший подписатьсЯ или  жадный,  видЯ  акции  у
менЯ в руках, предложил бы их продать ему, за столько-то  процентов  премии.
—то ж, Я непременно бы и тотчас же продал.  Ќадо  мной  бы,  конечно,  стали
смеЯтьсЯ: дескать, подождали бы, в десЯть бы раз больше взЯли. ’ак-с, но моЯ
премиЯ вернее уже тем, что в кармане, а ваша-то еще летает. ‘кажут, что этак
много не наживешь; извините, тут-то и ваша ошибка, ошибка  всех  этих  наших
Љокоревых, ЏолЯковых, ѓубониных. “знайте истину: непрерывность и упорство  в
наживании и, главное, в накоплении сильнее моментальных выгод даже хотЯ бы и
в сто на сто процентов!
     Ќезадолго до французской революции ЯвилсЯ в Џариже некто ‹оу  и  затеЯл
один, в принципе гениальный, проект (который потом на деле  ужасно  лопнул).
‚есь Џариж взволновалсЯ; акции ‹оу покупались нарасхват, до давки. ‚ дом,  в
котором была открыта подписка, сыпались деньги со всего Џарижа как из мошка;
но и дома наконец недостало: публика  толпилась  на  улице  -  всех  званий,
состоЯний, возрастов; буржуа, дворЯне, дети их, графини, маркизы,  публичные
женщины - все сбилось  в  одну  Яростную,  полусумасшедшую  массу  укушенных
бешеной собакой; чины, предрассудки породы и гордости, даже честь  и  доброе
имЯ - все стопталось в одной грЯзи; всем жертвовали  (даже  женщины),  чтобы
добыть несколько акций. Џодписка перешла наконец на  улицу,  но  негде  было
писать. ’ут одному горбуну предложили уступить на времЯ свой  горб,  в  виде
стола длЯ подписки на нем акций. ѓорбун согласилсЯ - можно  представить,  за
какую цену! Ќекоторое времЯ спустЯ  (очень  малое)  все  обанкрутилось,  все
лопнуло, всЯ идеЯ полетела к черту, и акции  потерЯли  всЯкую  цену.  Љто  ж
выиграл? Ћдин горбун, именно потому, что брал не акции, а наличные  луидоры.
Ќу-с, Я вот и есть тот самый горбун! “ менЯ достало же силы  не  есть  и  из
копеек скопить семьдесЯт два рублЯ; достанет и настолько, чтобы  и  в  самом
вихре горЯчки, всех  охватившей,  удержатьсЯ  и  предпочесть  верные  деньги
большим. џ мелочен лишь в мелочах, но в великом - нет. Ќа малое  терпение  у
менЯ часто недоставало характера, даже  и  после  зарождениЯ  "идеи",  а  на
большое - всегда достанет. Љогда мне мать подавала утром, перед тем как  мне
идти на службу, простылый кофей, Я сердилсЯ и грубил ей, а между тем  Я  был
тот самый человек, который прожил весь месЯц только на хлебе и на воде.
     Ћдним  словом,  не  нажить,  не  выучитьсЯ,  как  нажить,  -  было   бы
неестественно. Ќеестественно тоже при беспрерывном и ровном накоплении,  при
беспрерывной  приглЯдке  и  трезвости  мысли,  воздержности,  экономии,  при
энергии,  все  возрастающей,  неестественно,  повторЯю   Я,   не   стать   и
миллионщиком. —ем нажил нищий свои деньги, как  не  фанатизмом  характера  и
упорством? Ќеужели Я хуже нищего? "Ђ наконец, пусть Я  не  достигну  ничего,
пусть расчет неверен, пусть лопну и  провалюсь,  все  равно  -  Я  иду.  €ду
потому, что так хочу". ‚от что Я говорил еще в Њоскве.
     Њне скажут, что тут нет никакой "идеи" и ровнешенько ничего нового. Ђ Я
скажу, и уже в последний раз, что тут бесчисленно много  идеи  и  бесконечно
много нового.
     Ћ, Я ведь предчувствовал, как тривиальны будут  все  возражениЯ  и  как
тривиален буду Я сам, излагаЯ "идею": ну  что  Я  высказал?  ‘отой  доли  не
высказал; Я чувствую, что вышло мелочно, грубо, поверхностно и  даже  как-то
моложе моих лет.

        III.
     ЋстаютсЯ ответы на "зачем" и "почему", "нравственно или нет" и  пр.,  и
пр., на это Я обещал ответить.
     Њне грустно, что разочарую читателЯ сразу, грустно, да и весело.  Џусть
знают, что ровно никакого-таки чувства "мести"  нет  в  целЯх  моей  "идеи",
ничего  байроновского  -  ни  проклЯтиЯ,  ни  жалоб   сиротства,   ни   слез
незаконнорожденности, ничего, ничего. Ћдним словом, романтическаЯ дама, если
бы ей попались мои записки, тотчас повесила бы нос. ‚сЯ цель моей  "идеи"  -
уединение.
     - Ќо уединениЯ можно достигнуть вовсе не топорщась стать ђотшильдом.  Љ
чему тут ђотшильд?
     - Ђ к тому, что кроме уединениЯ мне нужно и могущество.
     ‘делаю предисловие: читатель, может быть, ужаснетсЯ откровенности  моей
исповеди и простодушно спросит себЯ: как это не краснел сочинитель?  Ћтвечу,
Я пишу не длЯ изданиЯ; читателЯ же, вероЯтно, буду иметь разве через  десЯть
лет, когда все уже до такой степени обозначитсЯ, пройдет  и  докажетсЯ,  что
краснеть уж нечего будет. Ђ потому, если Я иногда  обращаюсь  в  записках  к
читателю, то это только прием. Њой читатель - лицо фантастическое.
     Ќет, не незаконнорожденность, которою так дразнили менЯ  у  ’ушара,  не
детские грустные годы, не месть и не право  протеста  Явились  началом  моей
"идеи"; вина всему - один мой характер. ‘ двенадцати лет, Я думаю,  то  есть
почти с зарождениЯ правильного сознаниЯ, Я стал не любить людей. Ќе  то  что
не любить, а как-то стали они мне тЯжелы. ‘лишком мне  грустно  было  иногда
самому, в чистые минуты мои, что  Я  никак  не  могу  всего  высказать  даже
близким людЯм, то есть и мог бы, да не хочу, почему-то  удерживаюсь;  что  Я
недоверчив, угрюм и несообщителен. ЋпЯть-таки, Я давно уже  заметил  в  себе
черту, чуть не с детства, что слишком  часто  обвинЯю,  слишком  наклонен  к
обвинению других; но за этой наклонностью весьма часто немедленно  следовала
другаЯ мысль, слишком уже длЯ менЯ тЯжелаЯ: "Ќе  Я  ли  сам  виноват  вместо
них?" € как часто Я  обвинЯл  себЯ  напрасно!  —тоб  не  разрешать  подобных
вопросов, Я, естественно, искал уединениЯ. Љ тому же и не находил  ничего  в
обществе людей, как ни старалсЯ, а Я  старалсЯ;  по  крайней  мере  все  мои
однолетки, все мои товарищи, все до одного, оказывались ниже менЯ мыслЯми; Я
не помню ни единого исключениЯ.
     „а, Я сумрачен, Я  беспрерывно  закрываюсь.  џ  часто  желаю  выйти  из
общества. џ, может быть, и буду делать добро людЯм,  но  часто  не  вижу  ни
малейшей причины им делать добро. € совсем люди не так прекрасны, чтоб о них
так заботитьсЯ. ‡ачем они  не  подходЯт  прЯмо  и  откровенно  и  к  чему  Я
непременно сам и первый обЯзан к ним лезть? - вот о чем Я себЯ спрашивал.  џ
существо благодарное и доказал это уже сотнею дурачеств. џ мигом бы  отвечал
откровенному откровенностью и тотчас же стал бы любить его. ’ак Я  и  делал;
но все они тотчас же менЯ надували и с насмешкой от менЯ закрывались.  ‘амый
открытый из всех был ‹амберт, очень бивший менЯ в детстве; но и тот  -  лишь
открытый подлец и разбойник; да и тут открытость его лишь из  глупости.  ‚от
мои мысли, когда Я приехал в Џетербург.
     ‚ыйдЯ тогда от „ергачева (к которому бог знает зачем  менЯ  сунуло),  Я
подошел к ‚асину и, в порыве восторженности, расхвалил его. € что же? ‚  тот
же вечер Я уже почувствовал, что гораздо меньше люблю  его.  Џочему?  €менно
потому, что, расхвалив его, Я тем самым принизил перед ним себЯ. Њежду  тем,
казалось бы, обратно: человек настолько  справедливый  и  великодушный,  что
воздает другому, даже в ущерб себе,  такой  человек  чуть  ли  не  выше,  по
собственному достоинству, всЯкого. € что  же-  Я  это  понимал,  а  все-таки
меньше любил ‚асина, даже очень меньше любил, Я  нарочно  беру  пример,  уже
известный читателю. „аже про Љрафта вспоминал с горьким и кислым чувством за
то, что тот менЯ вывел сам в переднюю, и так было  вплоть  до  другого  днЯ,
когда уже все совершенно про Љрафта разъЯснилось и сердитьсЯ нельзЯ было.  ‘
самых низших классов гимназии, чуть кто-нибудь из  товарищей  опережал  менЯ
или в науках, или в острых ответах, или  в  физической  силе,  Я  тотчас  же
переставал с ним водитьсЯ и говорить. Ќе то чтоб Я его ненавидел  или  желал
ему неудачи; просто отвертывалсЯ, потому что таков мой характер.
     „а, Я жаждал могущества всю мою жизнь, могущества и уединениЯ. џ мечтал
о том даже в таких еще летах, когда уж решительно всЯкий засмеЯлсЯ бы мне  в
глаза, если б разобрал, что у менЯ под черепом. ‚от  почему  Я  так  полюбил
тайну. „а,  Я  мечтал  изо  всех  сил  и  до  того,  что  мне  некогда  было
разговаривать; из этого вывели, что Я нелюдим, а из рассеЯнности моей делали
еще сквернее выводы на мой счет, но розовые щеки мои доказывали противное.
     Ћсобенно счастлив Я был, когда,  ложась  спать  и  закрываЯсь  одеЯлом,
начинал уже один, в самом полном уединении, без ходЯщих кругом людей  и  без
единого от них звука,  пересоздавать  жизнь  на  иной  лад.  ‘амаЯ  ЯростнаЯ
мечтательность сопровождала менЯ вплоть до открытиЯ "идеи", когда все  мечты
из глупых разом стали разумными и из мечтательной  формы  романа  перешли  в
рассудочную форму действительности.
     ‚се слилось в одну цель. Ћни, впрочем, и прежде были не  так  уж  очень
глупы, хотЯ их была тьма тем и тысЯча тысЯч. Ќо были любимые... ‚прочем,  не
приводить же их здесь.
     Њогущество! џ убежден, что очень многим стало бы очень смешно,  если  б
узнали, что такаЯ "дрЯнь" бьет на могущество. Ќо Я еще более  изумлю:  может
быть, с самых первых мечтаний моих, то есть чуть ли не с самого  детства,  Я
иначе не мог вообразить себЯ как на первом месте, всегда и во всех  оборотах
жизни. Џрибавлю странное признание: может быть, это продолжаетсЯ еще до  сих
пор. Џри этом замечу, что Я прощениЯ не прошу.
     ‚ том-то  и  "идеЯ"  моЯ,  в  том-то  и  сила  ее,  что  деньги  -  это
единственный путь, который приводит на первое  место  даже  ничтожество.  џ,
может быть, и не ничтожество, но Я, например,  знаю,  по  зеркалу,  что  моЯ
наружность мне вредит, потому что лицо мое ординарно. Ќо будь Я  богат,  как
ђотшильд, - кто будет справлЯтьсЯ с лицом моим и не тысЯчи ли женщин, только
свистни, налетЯт ко мне с своими красотами? џ даже  уверен,  что  они  сами,
совершенно искренно, станут считать менЯ под конец красавцем. џ, может быть,
и умен. Ќо будь Я семи пЯдей во лбу, непременно тут же найдетсЯ  в  обществе
человек в восемь пЯдей во лбу - и Я погиб. Њежду  тем,  будь  Я  ђотшильдом,
разве этот умник в восемь пЯдей будет что-нибудь подле менЯ значить? „а  ему
и говорить не дадут подле менЯ! џ, может быть, остроумен; но вот подле  менЯ
’алейран, Џирон - и Я затемнен, а чуть Я ђотшильд  -  где  Џирон,  да  может
быть, где и ’алейран? „еньги, конечно, есть деспотическое могущество,  но  в
то же времЯ и высочайшее равенство, и в этом всЯ  главнаЯ  их  сила.  „еньги
сравнивают все неравенства. ‚се это Я решил еще в Њоскве.
     ‚ы в этой мысли увидите, конечно, одно нахальство,  насилие,  торжество
ничтожества  над  талантами.  ‘огласен,  что  мысль  эта  дерзка  (а  потому
сладостна). Ќо пусть, пусть: вы думаете,  Я  желал  тогда  могущества,  чтоб
непременно давить, мстить? ‚ том-то и дело, что так непременно поступила  бы
ординарность. Њало того, Я уверен, что  тысЯчи  талантов  и  умников,  столь
возвышающихсЯ, если б вдруг навалить на них ротшильдские миллионы, тут же не
выдержали бы и поступили бы как самаЯ пошлаЯ ординарность и давили  бы  пуще
всех. ЊоЯ идеЯ не та. џ денег не боюсь; они менЯ не  придавЯт  и  давить  не
заставЯт.
     Њне не нужно денег,  или,  лучше,  мне  не  деньги  нужны;  даже  и  не
могущество; мне нужно лишь то, что приобретаетсЯ могуществом  и  чего  никак
нельзЯ приобрести без могущества: это уединенное и спокойное сознание  силы!
‚от самое полное определение свободы, над которым так бьетсЯ мир! ‘вобода! џ
начертал наконец  это  великое  слово...  „а,  уединенное  сознание  силы  -
обаЯтельно и прекрасно. “ менЯ сила, и Я спокоен. ѓромы в руках  ћпитера,  и
что ж: он спокоен; часто ли слышно, что он загремит? „ураку  покажетсЯ,  что
он спит. Ђ  посади  на  место  ћпитера  какого-нибудь  литератора  или  дуру
деревенскую бабу - грому-то, грому-то что будет!
     Ѓудь только у менЯ могущество, рассуждал Я, мне и  не  понадобитсЯ  оно
вовсе; уверЯю, что сам, по своей воле, займу везде последнее место.  Ѓудь  Я
ђотшильд, Я бы ходил в стареньком пальто и с зонтиком. Љакое мне  дело,  что
менЯ толкают на улице, что Я принужден перебегать вприпрыжку по грЯзи,  чтоб
менЯ не раздавили извозчики. ‘ознание, что это Я сам ђотшильд, даже веселило
бы менЯ в ту минуту. џ знаю, что у менЯ может быть обед, как ни  у  кого,  и
первый в свете повар, с менЯ довольно, что Я это знаю. џ съем кусок хлеба  и
ветчины и буду сыт моим сознанием. џ даже теперь так думаю.
     Ќе Я буду лезть в аристократию,  а  она  полезет  ко  мне,  не  Я  буду
гонЯтьсЯ за женщинами, а они набегут как вода, предлагаЯ мне все, что  может
предложить  женщина.  "Џошлые"  прибегут  за  деньгами,  а  умных  привлечет
любопытство  к  странному,  гордому,  закрытому  и  ко  всему   равнодушному
существу. џ буду ласков и с теми и с другими и, может быть, дам им денег, но
сам от них ничего не возьму. ‹юбопытство рождает страсть, может  быть,  Я  и
внушу страсть. Ћни уйдут ни с чем, уверЯю вас, только разве с  подарками.  џ
только вдвое стану длЯ них любопытнее. ... с менЯ довольно ‘его сознаньЯ.
     ‘транно то, что этой  картинкой  (впрочем,  верной)  Я  прельщалсЯ  еще
семнадцати лет.
     „авить и мучить Я никого не хочу и не буду;  но  Я  знаю,  что  если  б
захотел погубить такого-то человека, врага моего, то никто бы мне в  том  не
воспрепЯтствовал, а все бы подслужились; и опЯть довольно. Ќикому бы Я  даже
не отомстил. џ всегда удивлЯлсЯ, как мог согласитьсЯ  „жемс  ђотшильд  стать
бароном! ‡ачем, длЯ чего, когда он и без того всех выше на свете? "Ћ,  пусть
обижает менЯ этот нахал генерал, на станции, где мы оба ждем лошадей; если б
знал он, кто Я, он побежал бы сам их запрЯгать и выскочил бы сажать  менЯ  в
скромный мой тарантас! Џисали, что один заграничный граф или барон на  одной
венской железной дороге надевал одному тамошнему банкиру,  при  публике,  на
ноги туфли, а тот был так ординарен, что допустил это. Ћ, пусть,  пусть  эта
страшнаЯ красавица (именно страшнаЯ, есть такие!) - эта дочь этой  пышной  и
знатной аристократки, случайно встретЯсь со мной на пароходе или где-нибудь,
коситсЯ и, вздернув нос, с презрением удивлЯетсЯ, как смел попасть в  первое
место, с нею рЯдом, этот скромный и  плюгавый  человечек  с  книжкой  или  с
газетой в руках? Ќо если б только знала она, кто  сидит  подле  нее!  €  она
узнает - узнает и сЯдет подле менЯ сама,  покорнаЯ,  робкаЯ,  ласковаЯ,  ища
моего взглЯда, радостнаЯ от моей улыбки..." џ нарочно  вставлЯю  эти  ранние
картинки, чтоб Ярче выразить  мысль;  но  картинки  бледны  и,  может  быть,
тривиальны. Ћдна действительность все оправдывает.
     ‘кажут, глупо так жить:  зачем  не  иметь  отелЯ,  открытого  дома,  не
собирать общества, не иметь влиЯниЯ, не женитьсЯ? Ќо  чем  же  станет  тогда
ђотшильд? Ћн станет как все. ‚сЯ прелесть "идеи" исчезнет, всЯ  нравственнаЯ
сила ее. џ еще в детстве выучил наизусть монолог ‘купого рыцарЯ  у  Џушкина;
выше этого, по идее, Џушкин ничего не производил! ’ех же мыслей Я и теперь.
     "Ќо  ваш  идеал  слишком  низок,  -  скажут  с  презрением,  -  деньги,
богатство! ’о ли дело общественнаЯ польза, гуманные подвиги?"
     Ќо  почем  кто  знает,  как  бы  Я   употребил   мое   богатство?   —ем
безнравственно и чем низко то, что из множества жидовских, вредных и грЯзных
рук эти миллионы  стекутсЯ  в  руки  трезвого  и  твердого  схимника,  зорко
всматривающегосЯ в мир? ‚ообще, все эти мечты о будущем, все эти  гаданиЯ  -
все это теперь еще как роман, и Я, может быть, напрасно записываю; пускай бы
оставалось под черепом; знаю тоже, что этих  строк,  может  быть,  никто  не
прочтет; но если б кто и прочел, то поверил ли бы он, что, может быть, Я  бы
и не вынес ротшильдских миллионов? Ќе потому, чтоб  придавили  они  менЯ,  а
совсем в другом смысле, в обратном. ‚ мечтах моих Я уже не раз схватывал тот
момент  в  будущем,  когда  сознание  мое  будет  слишком  удовлетворено,  а
могущества покажетсЯ слишком мало. ’огда - не от скуки и  не  от  бесцельной
тоски, а оттого, что безбрежно пожелаю большего, - Я отдам все мои  миллионы
людЯм; пусть общество распределит там все мое  богатство,  а  Я  -  Я  вновь
смешаюсь с ничтожеством! Њожет быть, даже обращусь в  того  нищего,  который
умер на пароходе, с тою  разницею,  что  в  рубище  моем  не  найдут  ничего
зашитого. Ћдно сознание о том, что в руках моих были миллионы и Я бросил  их
в грЯзь, как вран, кормило бы менЯ в моей пустыне. џ и теперь готов  так  же
мыслить. „а, моЯ "идеЯ"- это та крепость, в которую Я  всегда  и  во  всЯком
случае могу скрытьсЯ от всех людей, хотЯ бы и нищим,  умершим  на  пароходе.
‚от моЯ поэма! € знайте, что мне именно  нужна  моЯ  порочнаЯ  волЯ  всЯ,  -
единственно чтоб доказать самому себе, что Я в силах от нее отказатьсЯ.
     Ѓез сомнениЯ, возразЯт, что это уж поэзиЯ и что  никогда  Я  не  выпущу
миллионов, если они попадутсЯ, и не обращусь в  саратовского  нищего.  Њожет
быть, и не выпущу; Я  начертал  лишь  идеал  моей  мысли.  Ќо  прибавлю  уже
серьезно: если б Я дошел, в накоплении богатства,  до  такой  цифры,  как  у
ђотшильда, то действительно могло бы кончитьсЯ  тем,  что  Я  бросил  бы  их
обществу. (‚прочем, раньше ротшильдской цифры трудно бы было это исполнить.)
€ не половину бы отдал, потому что тогда вышла бы одна пошлость: Я  стал  бы
только вдвое беднее и больше ничего; но именно все, все до  копейки,  потому
что, став нищим, Я вдруг стал бы  вдвое  богаче  ђотшильда!  …сли  этого  не
поймут, то Я не виноват; разъЯснЯть не буду!
     "”акирство, поэзиЯ ничтожества и бессилиЯ! - решат  люди,  -  торжество
бесталанности  и  средины".  „а,   сознаюсь,   что   отчасти   торжество   и
бесталанности  и  средины,  но  врЯд  ли  бессилиЯ.  Њне  нравилось   ужасно
представлЯть себе существо, именно бесталанное и серединное,  стоЯщее  перед
миром и говорЯщее ему с улыбкой: вы ѓалилеи и  Љоперники,  Љарлы  ‚еликие  и
Ќаполеоны, вы Џушкины и експиры, вы фельдмаршалы и гофмаршалы, а  вот  Я  -
бездарность и незаконность, и все-таки выше вас, потому что  вы  сами  этому
подчинились. ‘ознаюсь, Я доводил эту фантазию до таких окраин, что похеривал
даже самое образование. Њне казалось, что красивее будет, если человек  этот
будет даже грЯзно необразованным. ќта, уже утрированнаЯ, мечта повлиЯла даже
тогда на мой успех в седьмом классе гимназии; Я перестал учитьсЯ  именно  из
фанатизма: без образованиЯ будто прибавлЯлось красоты  к  идеалу.  ’еперь  Я
изменил убеждение в этом пункте; образование не помешает.
     ѓоспода, неужели независимость мысли, хотЯ  бы  и  самаЯ  малаЯ,  столь
тЯжела длЯ вас? Ѓлажен, кто имеет идеал красоты, хотЯ бы даже ошибочный!  Ќо
в свой Я верую. џ только не так изложил его, неумело, азбучно. —ерез  десЯть
лет, конечно, изложил бы лучше. Ђ это сберегу на памЯть.

        IV.
     џ кончил "идею". …сли описал пошло, поверхностно  -  виноват  Я,  а  не
"идеЯ". џ уже предупредил, что  простейшие  идеи  понимаютсЯ  всех  труднее;
теперь прибавлю, что и излагаютсЯ труднее, тем более что Я  описывал  "идею"
еще в прежнем виде. …сть и обратный закон длЯ идей: идеи  пошлые,  скорые  -
понимаютсЯ  необыкновенно  быстро,  и  непременно  толпой,  непременно  всей
улицей; мало того, считаютсЯ величайшими и гениальнейшими, но - лишь в  день
своего поЯвлениЯ. „ешевое  не  прочно.  Ѓыстрое  понимание  -  лишь  признак
пошлости понимаемого. €деЯ Ѓисмарка стала вмиг гениальною, а сам  Ѓисмарк  -
гением; но именно подозрительна эта быстрота: Я жду  Ѓисмарка  через  десЯть
лет, и увидим тогда, что останетсЯ от его идеи, а может быть,  и  от  самого
господина канцлера. ќту в высшей степени постороннюю и не подходЯщую к  делу
заметку  Я  вставлЯю,  конечно,  не  длЯ  сравнениЯ,  а  тоже  длЯ   памЯти.
(ђазъЯснение длЯ слишком уж грубого читателЯ.)
     Ђ теперь расскажу два анекдота, чтобы тем покончить с "идеей" совсем  и
так, чтоб она ничем уж не мешала в рассказе.
     ‹етом, в июле, за два месЯца до поездки в Џетербург и когда Я уже  стал
совершенно свободен, ЊарьЯ €вановна попросила менЯ съездить в ’роицкий посад
к  одной  старой  поселившейсЯ  там  девице  с  одним  поручением  -  весьма
неинтересным, чтобы упоминать о нем в  подробности.  ‚озвращаЯсь  в  тот  же
день, Я заметил в вагоне одного плюгавенького молодого человека, недурно, но
нечисто одетого, угреватого, из грЯзновато-смуглых  брюнетов.  Ћн  отличалсЯ
тем, что на каждой станции и полустанции непременно выходил и пил водку. Џод
конец пути образовалсЯ около него веселый кружок  весьма  дрЯнной,  впрочем,
компании. Ћсобенно восхищалсЯ один купец, тоже немного пьЯный,  способностью
молодого человека пить беспрерывно, оставаЯсь трезвым.
     Ћчень доволен был и еще один молодой парень,  ужасно  глупый  и  ужасно
много говоривший, одетый по-немецки и от которого весьма  скверно  пахло,  -
лакей, как Я узнал после; этот с пившим молодым человеком даже подружилсЯ  и
при каждой остановке поезда поднимал его приглашением:  "’еперь  пора  водку
пить" - и оба выходили обнЯвшись. Џивший молодой  человек  почти  совсем  не
говорил ни слова, а собеседников около него усаживалось все больше и больше;
он только всех слушал, беспрерывно ухмылЯлсЯ с  слюнЯвым  хихиканьем  и,  от
времени до времени, но всегда неожиданно, производил  какой-то  звук,  вроде
"тюр-люр-лю!", причем как-то очень карикатурно подносил палец к своему носу.
ќто-то и веселило и купца, и лакеЯ, и  всех,  и  они  чрезвычайно  громко  и
развЯзно смеЯлись. ЏонЯть нельзЯ, чему иногда смеютсЯ люди. Џодошел и Я -  и
не понимаю, почему мне этот молодой человек тоже как  бы  понравилсЯ;  может
быть, слишком Ярким нарушением  общепринЯтых  и  оказенившихсЯ  приличий,  -
словом, Я не разглЯдел дурака; однако с ним сошелсЯ тогда же на ты и, выходЯ
из вагона, узнал от него, что он вечером, часу в девЯтом, придет на ’верской
бульвар. ЋказалсЯ он бывшим студентом. џ пришел  на  бульвар,  и  вот  какой
штуке он менЯ научил: мы ходили с  ним  вдвоем  по  всем  бульварам  и  чуть
попозже замечали идущую женщину из порЯдочных, но так, что кругом близко  не
было публики, как тотчас же приставали к ней. Ќе говорЯ с ней ни  слова,  мы
помещались, он по одну сторону, а Я по другую, и с  самым  спокойным  видом,
как будто совсем не замечаЯ ее, начинали между собой самый неблагопристойный
разговор. Њы называли предметы их собственными именами, с самым  безмЯтежным
видом и как будто так следует, и пускались в такие тонкости, объЯснЯЯ разные
скверности  и  свинства,  что  самое  грЯзное  воображение  самого  грЯзного
развратника того бы не выдумало. (џ, конечно, все эти знаниЯ приобрел еще  в
школах, даже еще до гимназии, но лишь  слова,  а  не  дело.)  †енщина  очень
пугалась, быстро торопилась уйти, но мы тоже учащали  шаги  и  -  продолжали
свое. †ертве, конечно,  ничего  нельзЯ  было  сделать,  не  кричать  же  ей:
свидетелей нет, да и странно как-то жаловатьсЯ. ‚ этих забавах  прошло  дней
восемь; не понимаю, как могло это мне понравитьсЯ; да и не нравилось  же,  а
так. Њне сперва казалось это оригинальным, как бы  выходившим  из  обыденных
казенных условий; к тому же Я терпеть не мог женщин. џ сообщил раз студенту,
что †ан-†ак ђуссо признаетсЯ в своей "€споведи", что он, уже  юношей,  любил
потихоньку из-за угла выставлЯть, обнажив их, обыкновенно закрываемые  части
тела и поджидал в таком виде проходивших женщин. ‘тудент ответил  мне  своим
"тюр-люр-лю". џ заметил, что он был страшно невежествен и  удивительно  мало
чем интересовалсЯ. Ќикакой затаенной идеи, которую Я  ожидал  в  нем  найти.
‚место оригинальности Я нашел лишь подавлЯющее однообразие. џ не  любил  его
все больше и больше. Ќаконец все кончилось совсем  неожиданно:  мы  пристали
раз, уже совсем в темноте, к одной быстро и робко  проходившей  по  бульвару
девушке, очень молоденькой,  может  быть  только  лет  шестнадцати  или  еще
меньше, очень чисто и скромно одетой, может  быть  живущей  трудом  своим  и
возвращавшейсЯ домой с занЯтий, к старушке матери  бедной  вдове  с  детьми;
впрочем, нечего впадать в чувствительность. „евочка некоторое времЯ  слушала
и спешила-спешила, наклонив голову и закрывшись вуалем, боЯсь и трепеща,  но
вдруг остановилась, откинула вуаль с своего очень недурного, сколько  помню,
но худенького лица и с сверкающими глазами крикнула нам:
     - Ђх, какие вы подлецы!
     Њожет быть, тут и заплакала бы, но  произошло  другое:  размахнулась  и
своею маленькой тощей рукой влепила студенту такую пощечину, которой  ловче,
может быть, никогда не было дано. ’ак и  хлЯстнуло!  Ћн  было  выбранилсЯ  и
бросилсЯ, но Я удержал, и  девочка  успела  убежать.  Ћставшись,  мы  тотчас
поссорились: Я высказал все, что у менЯ  за  все  времЯ  на  него  накипело;
высказал ему, что он лишь жалкаЯ бездарность и  ординарность  и  что  в  нем
никогда не было ни малейшего признака  идеи.  Ћн  выбранил  менЯ...  (Я  раз
объЯснил ему насчет моей незаконнорожденности), затем мы расплевались,  и  с
тех пор Я его не видал. ‚ тот вечер Я очень досадовал, на другой день не так
много, на третий совсем забыл. € что ж, хоть и вспоминалась мне иногда потом
эта девочка, но лишь случайно и мельком.  ’олько  по  приезде  в  Џетербург,
недели две спустЯ, Я вдруг вспомнил о всей этой сцене, - вспомнил, и до того
мне стало вдруг стыдно, что буквально слезы стыда потекли по щекам  моим.  џ
промучилсЯ весь вечер, всю ночь, отчасти мучаюсь и теперь. џ понЯть  сначала
не мог, как можно было так низко и позорно тогда упасть и, главное -  забыть
этот случай, не стыдитьсЯ его, не раскаиватьсЯ. ’олько теперь Я осмыслил,  в
чем дело: виною была "идеЯ". Љороче, Я прЯмо вывожу, что, имеЯ в  уме  нечто
неподвижное, всегдашнее, сильное, которым страшно занЯт, - как бы удалЯешьсЯ
тем самым от всего мира в пустыню,  и  все,  что  случаетсЯ,  проходит  лишь
вскользь, мимо главного. „аже впечатлениЯ принимаютсЯ неправильно.  €  кроме
того, главное в том, что имеешь всегда отговорку. ‘колько Я мучил  мою  мать
за это времЯ, как позорно Я оставлЯл сестру: "ќ, у менЯ  "идеЯ",  а  то  все
мелочи" - вот что Я как бы говорил себе. ЊенЯ самого оскорблЯли, и больно, -
Я уходил оскорбленный и потом вдруг говорил себе: "ќ, Я низок, а все-таки  у
менЯ "идеЯ", и они не знают об этом". "€деЯ" утешала в позоре и ничтожестве;
но и все мерзости мои тоже как бы прЯтались под идею; она, так сказать,  все
облегчала, но и все заволакивала передо мной;  но  такое  неЯсное  понимание
случаев и вещей, конечно, может вредить „аже и самой  "идее",  не  говорЯ  о
прочем.
     ’еперь другой анекдот.
     ЊарьЯ €вановна, первого апрелЯ прошлого года, была именинница.  ‚вечеру
пришло несколько гостей, очень немного. ‚друг входит запыхавшись Ђграфена  и
объЯвлЯет, что в сенЯх, перед кухней, пищит подкинутый младенец и что она не
знает, как быть. €звестие всех взволновало, все пошли и увидели лукошко, а в
лукошке - трех- или четырехнедельную пищавшую девочку. џ взЯл лукошко и внес
в кухню и  тотчас  нашел  сложенную  записку:  "Њилые  благодетели,  окажите
доброжелательную помощь окрещенной девочке Ђрине; а мы с ней  за  вас  будем
завсегда  воссылать  к  престолу  слезы  наши,  и  поздравлЯем  вас  с  днем
тезоименитства; неизвестные вам люди". ’ут  Ќиколай  ‘еменович,  столь  мною
уважаемый, очень огорчил менЯ:  он  сделал  очень  серьезную  мину  и  решил
отослать девочку немедленно в воспитательный дом. Њне очень  стало  грустно.
Ћни жили очень экономно, но не имели детей, и Ќиколай ‘еменович  был  всегда
этому рад. џ бережно вынул из лукошка Ђриночку и приподнЯл ее за плечики; из
лукошка пахло каким-то кислым и острым запахом, какой  бывает  от  долго  не
мытого грудного ребеночка. Џоспорив с Ќиколаем ‘еменовичем, Я вдруг  объЯвил
ему, что  беру  девочку  на  свой  счет.  ’от  стал  возражать  с  некоторою
строгостью, несмотрЯ  на  всю  свою  мЯгкость,  и  хоть  кончил  шуткой,  но
намерение насчет воспитательного оставил  во  всей  силе.  Ћднако  сделалось
по-моему: на том же дворе, но в другом флигеле,  жил  очень  бедный  столЯр,
человек уже пожилой и пивший; но у жены его, очень еще  не  старой  и  очень
здоровой бабы, только что помер грудной ребеночек и, главное,  единственный,
родившийсЯ после восьми лет бесплодного брака, тоже девочка и, по  странному
счастью, тоже Ђриночка. џ говорю, по счастью, потому что когда мы спорили  в
кухне, эта баба, услыхав о случае, прибежала поглЯдеть, а когда узнала,  что
это Ђриночка, - умилилась. Њолоко еще у ней не прошло, она открыла  грудь  и
приложила к груди ребенка. џ припал к ней и  стал  просить,  чтоб  унесла  к
себе, а что Я буду платить ежемесЯчно.
     Ћна боЯлась, позволит ли муж, но взЯла на ночь. Ќаутро муж позволил  за
восемь рублей в месЯц, и Я тут же отсчитал ему за первый месЯц  вперед;  тот
тотчас же пропил  деньги.  Ќиколай  ‘еменович,  все  еще  странно  улыбаЯсь,
согласилсЯ  поручитьсЯ  за  менЯ  столЯру,  что  деньги,  по  восьми  рублей
ежемесЯчно, будут вноситьсЯ мною неуклонно. џ  было  стал  отдавать  Ќиколаю
‘еменовичу, чтоб обеспечить его, мои шестьдесЯт рублей на  руки,  но  он  не
взЯл; впрочем,  он  знал,  что  у  менЯ  есть  деньги,  и  верил  мне.  ќтою
деликатностью его наша минутнаЯ ссора была изглажена. ЊарьЯ €вановна  ничего
не говорила, но удивлЯлась, как Я беру такую заботу. џ  особенно  оценил  их
деликатность в том, что они оба не позволили себе  ни  малейшей  шутки  надо
мною, а стали, напротив, относитьсЯ к делу так же серьезно, как и следовало.
џ каждый день бегал к „арье ђодивоновне, раза по три, а через неделю подарил
ей лично, в руку, потихоньку от мужа, еще три рублЯ. Ќа другие три  рублЯ  Я
завел одеЯльце и пеленки. Ќо через десЯть дней  ђиночка  вдруг  заболела.  џ
тотчас привез доктора, он что-то прописал, и мы провозились всю ночь,  мучаЯ
крошку его скверным лекарством, а на другой день он объЯвил, что уже поздно,
и на просьбы мои - а впрочем, кажетсЯ, на укоры  -  произнес  с  благородною
уклончивостью: "џ не бог". џзычок, губки и  весь  рот  у  девочки  покрылись
какой-то мелкой белой сыпью, и она к вечеру же умерла, упираЯ  в  менЯ  свои
большие черные глазки, как будто она уже понимала. Ќе понимаю, как не пришло
мне на мысль снЯть с нее, с мертвенькой, фотографию. Ќу, поверЯт ли,  что  Я
не то что плакал, а просто выл в этот вечер, чего прежде никогда не позволЯл
себе,  и  ЊарьЯ  €вановна  принуждена  была  утешать  менЯ  -  и  опЯть-таки
совершенно без насмешки ни с ее, ни  с  его  стороны.  ‘толЯр  же  сделал  и
гробик; ЊарьЯ €вановна отделала его рюшем и положила хорошенькую  подушечку,
а Я купил цветов и обсыпал ребеночка: так и  снесли  мою  бедную  былиночку,
которую, поверЯт ли, до сих пор не могу позабыть.  Ќемного,  однако,  спустЯ
все это почти внезапное происшествие заставило менЯ даже  очень  задуматьсЯ.
Љонечно, ђиночка обошлась недорого - со всем: с гробиком, с  погребением,  с
доктором, с цветами и с платой „арье  ђодивоновне  -  тридцать  рублей.  ќти
деньги, отъезжаЯ в  Џетербург,  Я  наверстал  на  присланных  мне  на  выезд
‚ерсиловым сорока рублЯх и продажею кой-каких вещиц перед отъездом, так  что
весь мой "капитал" осталсЯ неприкосновенным. "Ќо, - подумал Я, - если Я буду
так сбиватьсЯ в сторону, то недалеко уеду". ‚ истории с студентом  выходило,
что "идеЯ" может увлечь  до  неЯсности  впечатлений  и  отвлечь  от  текущей
действительности. €з истории  с  ђиночкой  выходило  обратное,  что  никакаЯ
"идеЯ" не в силах  увлечь  (по  крайней  мере  менЯ)  до  того,  чтоб  Я  не
остановилсЯ вдруг перед каким-нибудь подавлЯющим фактом и не пожертвовал ему
разом всем тем, что уже годами труда сделал длЯ "идеи". Ћба вывода были  тем
не менее верны.


        ѓлава шестаЯ

        I.
     Ќадежды мои не сбылись вполне - Я не застал их одних