ивал,  руки-ноги  ее
целовал, налюбоватьсЯ не мог, право. Ћна танцует на вечере, а он стоит  пЯть
часов на одном месте, с нее глаз  не  спускает.  ЏомешалсЯ  на  ней;  Я  это
понимаю. Ћна ночью устанет - заснет, а  он  проснетсЯ  и  пойдет  сонную  ее
целовать и крестить. ‘ам в сюртучишке засаленном ходит, длЯ всех  скупой,  а
ей из последнего покупает, подарки дарит богатые, и  уж  радость  ему,  коль
подарок понравитсЯ. Ћтец всегда дочерей больше любит, чем мать. ‚есело  иной
девушке дома жить! Ђ Я бы, кажетсЯ, свою дочь и замуж не выдавал.
     - „а как же? - спросила она, чуть-чуть усмехнувшись.
     - ђевновал бы, ей-богу. Hу, как это другого она станет целовать? чужого
больше отца любить?  ’Яжело  это  и  вообразить.  Љонечно,  все  это  вздор;
конечно, всЯкий под конец образумитсЯ. Hо Я б, кажетсЯ, прежде  чем  отдать,
уж одной заботой себЯ замучил: всех бы женихов  перебраковал.  Ђ  кончил  бы
все-таки тем, что выдал бы за того, кого она сама любит. ‚едь тот, кого дочь
сама полюбит, всегда всех хуже отцу кажетсЯ. ќто уж так. Њного из-за этого в
семьЯх худа бывает.
     - „ругие-то продать рады дочь, не то что честью отдать, проговорила она
вдруг.
     Ђ! вон оно что!
     - ќто, ‹иза, в тех семьЯх проклЯтых, где ни бога, ни любви не бывает, -
с жаром подхватил Я, - а где любви не бывает,  там  и  рассудка  не  бывает.
’акие есть семьи, правда, да Я не об них говорю. ’ы, видно, в своей семье не
видала добра, что так говоришь. Џодлинно несчастнаЯ ты  какаЯ-нибудь.  ѓм...
Ѓольше по бедности все это бывает.
     - Ђ у господ-то лучше, что ль? € по бедности честные люди хорошо живут.
     - ѓм... да. Њожет быть. ЋпЯть и то,  ‹иза:  человек  только  свое  горе
любит считать, а счастьЯ своего не считает. Ђ счел  бы  как  должно,  так  и
увидел бы, что на всЯкую долю его запасено. Hу, а  что,  коли  в  семье  все
удастсЯ, бог благословит, муж выйдет хороший, любит тебЯ,  лелеет  тебЯ,  не
отходит от тебЯ! хорошо в той семье! „аже иной раз и с горем пополам хорошо;
да и где горЯ нет? ‚ыйдешь, может, замуж, сама узнаешь. ‡ато  взЯть  хоть  в
первое-то времЯ замужем за тем, кого любишь: счастьЯ-то, счастьЯ-то  сколько
иной раз придет! да и сплошь да рЯдом. ‚ первое-то  времЯ  даже  и  ссоры  с
мужем хорошо кончаютсЯ. €наЯ сама чем больше любит, тем больше ссоры с мужем
заваривает. Џраво; Я знал такую: "’ак вот, люблю, дескать, очень и из  любви
тебЯ мучаю, а ты чувствуй". ‡наешь ли, что из любви нарочно  человека  можно
мучить? ‚се больше женщины. Ђ сама про себЯ думает: "‡ато уж так буду  потом
любить, так заласкаю, что не грех теперь и помучить". € в доме  все  на  вас
радуютсЯ, и хорошо, и весело, и мирно, и честно... ‚от другие  тоже  ревнивы
бывают. “йдет он куда, - Я знал одну, -  не  стерпит,  да  в  самую  ночь  и
выскочит, да и бежит потихоньку смотреть: не там ли, не в том ли доме, не  с
той ли? ќто уж худо. € сама знает, что худо,  и  сердце  у  ней  замирает  и
казнитсЯ, да ведь любит; все от любви. Ђ как хорошо после ссоры  помиритьсЯ,
самой перед ним повинитьсЯ али простить! €  так  хорошо  обоим,  так  хорошо
вдруг станет, - точно вновь они встретились, вновь повенчались, вновь любовь
у них началась. € никто-то, никто-то не должен  знать,  что  между  мужем  и
женой происходит, коль они любЯт друг друга. €  какаЯ  бы  ни  вышла  у  них
ссора, мать родную, и ту не должны себе в судьи звать  и  один  про  другого
рассказывать. ‘ами они себе судьи. ‹юбовь - тайна божиЯ и от всех глаз чужих
должна быть закрыта, что бы там ни произошло. ‘вЯтее от этого,  лучше.  „руг
друга больше уважают, а на уважении много  основано.  €  коль  раз  уж  была
любовь, коль по любви венчались, зачем любви  проходить!  Hеужто  нельзЯ  ее
поддержать? ђедко такой случай, что нельзЯ поддержать. Hу, а как муж человек
добрый и честный удастсЯ, так как тут любовь пройдет? ЏерваЯ брачнаЯ  любовь
пройдет, правда, а там придет любовь еще лучше. ’ам душой сойдутсЯ, все дела
свои сообща положут; тайны друг от друга не будет. Ђ дети  пойдут,  так  тут
каждое, хоть и самое трудное времЯ счастьем покажетсЯ; только бы  любить  да
быть мужественным. ’ут и  работа  весела,  тут  и  в  хлебе  себе  иной  раз
отказываешь длЯ детей, и то весело. ‚едь они  ж  тебЯ  будут  за  это  потом
любить; себе же, значит, копишь. „ети растут, чувствуешь, что ты им  пример,
что ты им поддержка; что и умрешь ты, они всю жизнь  чувства  и  мысли  твои
будут носить на себе, так как от тебЯ получили, твой образ и подобие примут.
‡начит, это великий долг. Љак тут не сойтись тесней отцу с матерью?  ѓоворЯт
вот, детей иметь тЯжело? Љто это говорит? ќто счастье небесное !  ‹юбишь  ты
маленьких детей, ‹иза? Я ужасно люблю. ‡наешь - розовенький  такой  мальчик,
грудь тебе сосет, да у какого мужа сердце повернетсЯ на жену, глЯдЯ, как она
с  его  ребенком  сидит!  ђебеночек  розовенький,  пухленький,   раскинетсЯ,
нежитсЯ;  ножки-ручки  наливные,  ноготочки  чистенькие,  маленькие,   такие
маленькие, что глЯдеть смешно, глазки, точно уж он все понимает. Ђ  сосет  -
грудь тебе ручонкой теребит, играет.  Ћтец  подойдет,  оторветсЯ  от  груди,
перегнетсЯ весь назад, посмотрит на отца, засмеетсЯ, - точно уж и бог  знает
как смешно, - и опЯть, опЯть сосать приметсЯ. Ђ то возьмет,  да  и  прикусит
матери грудь, коль уж зубки прорезываютсЯ, а сам глазенками-то косит на нее:
"‚идишь, прикусил!" „а разве не все тут счастье, когда они трое, муж, жена и
ребенок, вместе? ‡а эти минуты много можно простить. Hет, ‹иза, знать самому
сначала нужно жить выучитьсЯ, а потом уж других обвинЯть!
     "Љартинками, вот этими-то картинками тебЯ надо! - подумал Я  про  себЯ,
хотЯ, ей-богу, с чувством говорил, и вдруг покраснел. - Ђ ну если она  вдруг
расхохочетсЯ, куда Я тогда полезу?" - ќта идеЯ менЯ привела в  бешенство.  Љ
концу-то речи  Я  действительно  разгорЯчилсЯ,  и  теперь  самолюбие  как-то
страдало. Њолчание длилось. џ даже хотел толкнуть ее.
     - —той-то вы... - начала она вдруг и остановилась.
     Hо Я уже все понЯл: в ее голосе уже что-то другое дрожало,  не  резкое,
не грубое и несдающеесЯ, как недавно, а что-то мЯгкое и стыдливое,  до  того
стыдливое, что мне самому как-то вдруг  перед  ней  стыдно  стало,  виновато
стало.
     - —то? - спросил Я с нежным любопытством.
     - „а вы...
     - —то?
     - —то-то вы... точно как по книге, - сказала она, и  что-то  как  будто
насмешливое вдруг опЯть послышалось в ее голосе.
     Ѓольно ущипнуло менЯ это замечанье. џ не того ожидал.
     џ и не понЯл,  что  она  нарочно  маскировалась  в  насмешку,  что  это
обыкновеннаЯ последнЯЯ  уловка  стыдливых  и  целомудренных  сердцем  людей,
которым грубо и навЯзчиво лезут в душу и  которые  до  последней  минуты  не
сдаютсЯ от гордости и боЯтсЯ перед  вами  высказать  свое  чувство.  “же  по
робости, с которой она приступала, в несколько приемов, к своей насмешке,  и
наконец только решилась высказать, Я бы  должен  был  догадатьсЯ.  Hо  Я  не
догадалсЯ, и злое чувство обхватило менЯ.
     "Џостой же", - подумал Я.


        VII

     - ќ, полно, ‹иза, какаЯ уж тут книга, когда мне самому гадко вчуже.  „а
и не вчуже. “ менЯ все это теперь в душе  проснулось  ...  Hеужели,  неужели
тебе самой не гадко здесь? Hет, видно, много значит  привычка!  —ерт  знает,
что привычка может из человека сделать. „а неужели ж  ты  серьезно  думаешь,
что никогда не состареешьсЯ, вечно хороша  будешь  и  что  тебЯ  здесь  веки
вечные держать будут? џ не говорю уж  про  то,  что  и  здесь  пакость...  Ђ
впрочем, Я вот что тебе про это скажу, про теперешнее-то твое житье: вот  ты
теперь хоть и молодаЯ, пригожаЯ, хорошаЯ, с душой, с чувством; ну, а  знаешь
ли ты, что вот Я, как только давеча очнулсЯ, мне тотчас и гадко  стало  быть
здесь с тобой! ’олько в пьЯном виде ведь и можно сюда попасть. Ђ будь  ты  в
другом месте, живи, как добрые люди живут, так Я,  может  быть,  не  то  что
волочилсЯ б за тобой, а просто влюбилсЯ б в тебЯ, рад бы взглЯду был твоему,
не то что слову; у ворот бы тебЯ подстерегал, на  коленках  бы  перед  тобой
выстаивал; как на невесту б свою на тебЯ смотрел, да еще за  честь  почитал.
Џодумать про тебЯ что-нибудь нечистое не осмелилсЯ бы. Ђ здесь Я ведь  знаю,
что Я только свистни, и ты, хочешь не хочешь, иди за мной, и уж не Я с твоей
волей спрашиваюсь, а  ты  с  моей.  Џоследний  мужик  найметсЯ  в  работники
все-таки не всего себЯ закабалит, да и знает, что ему срок есть. Ђ где  твой
срок? Џодумай только: что ты здесь отдаешь?  что  кабалишь?  „ушу,  душу,  в
которой ты невластна, кабалишь вместе с  телом!  ‹юбовь  свою  на  поругание
всЯкому пьЯнице отдаешь! ‹юбовь! - да ведь  это  все,  да  ведь  это  алмаз,
девичье сокровище, любовь-то! ‚едь чтоб заслужить  эту  любовь,  иной  готов
душу положить, на смерть пойти. Ђ во что твоЯ любовь теперь ценитсЯ? ’ы  всЯ
куплена, всЯ целиком, и зачем уж тут любви добиватьсЯ, когда и без любви все
возможно. „а ведь обиды сильнее длЯ  девушки  нет,  понимаешь  ли  ты?  ‚от,
слышал Я, тешат вас, дур, - позволЯют вам любовников здесь  иметь.  „а  ведь
это одно баловство, один обман, один смех над вами, а вы верите. —то  он,  в
самом деле, что ли, любит тебЯ, любовник-то? Hе верю. Љак он  будет  любить,
коли знает, что тебЯ от него  сейчас  кликнут.  Џакостник  он  после  этого!
“важает ли он тебЯ хоть на каплю? —то у тебЯ с ним общего?  ‘меетсЯ  он  над
тобой да тебЯ же обкрадывает - вот и всЯ его  любовь!  •орошо  еще,  что  не
бьет. Ђ может, и бьет. ‘проси-ка его, коли есть такой у тебЯ: женитсЯ ли  он
на тебе? „а он тебе в глаза расхохочетсЯ, если  только  не  наплюет  иль  не
прибьет, - а ему самому, может, всей-то цены - два  сломанных  гроша.  €  за
что, подумаешь, ты здесь жизнь свою погубила? —то тебЯ кофеем поЯт да кормЯт
сытно? „а ведь длЯ чего кормЯт-то? “ другой бы, честной, в горло такой кусок
не пошел, потому что знает, длЯ чего кормЯт.  ’ы  здесь  должна,  ну  и  все
будешь должна и до конца концов должна будешь, до тех самых пор,  что  тобой
гости брезгать начнут. Ђ это скоро придет, не надейсЯ на молодость. ’ут ведь
это все на почтовых летит. ’ебЯ и вытолкают. „а и  не  просто  вытолкают,  а
задолго сначала придиратьсЯ начнут, попрекать начнут, ругать начнут,  -  как
будто не ты ей  здоровье  свое  отдала,  молодость  и  душу  даром  длЯ  нее
загубила, а как будто ты-то ее и разорила, по миру пустила, обокрала.  €  не
жди поддержки:  другие  подруги-то  твои  тоже  на  тебЯ  нападут,  чтоб  ей
подслужитьсЯ, потому что здесь  все  в  рабстве,  совесть  и  жалость  давно
потерЯли. €сподлились, и уж гаже, подлее,  обиднее  этих  ругательств  и  на
земле не бывает. € все-то ты здесь положишь, все, без завета, - и  здоровье,
и молодость, и красоту, и надежды, и в двадцать два года будешь смотреть как
тридцатипЯтилетнЯЯ, и хорошо еще, коль не больнаЯ, моли бога за это. ‚едь ты
теперь небось думаешь, что тебе и работы нет, гульба! „а тЯжеле и  каторжнее
работы на свете нет и никогда  не  бывало.  Ћдно  сердце,  кажетсЯ,  все  бы
слезами изошло. € ни слова не посмеешь  сказать,  ни  полслова,  когда  тебЯ
погонЯт отсюда, пойдешь как виноватаЯ. Џерейдешь ты в другое место, потом  в
третье, потом еще куда-нибудь и доберешьсЯ  наконец  до  ‘енной.  Ђ  там  уж
походЯ бить начнут; это любезность тамошнЯЯ;  там  гость  и  приласкать,  не
прибив, не умеет. ’ы не веришь,  что  там  так  противно?  ‘тупай,  посмотри
когда-нибудь, может, своими глазами увидишь. џ вон раз видел  там  на  Hовый
год одну, у дверей. …е вытолкали в насмешку свои же проморозить маленько  за
то, что уж очень ревела, а дверь за ней притворили. ‚ девЯть-то  часов  утра
она уж была  совсем  пьЯнаЯ,  растрепаннаЯ,  полунагаЯ,  всЯ  избитаЯ.  ‘ама
набелена, а глаза в чернЯках; из носа  и  из  зубов  кровь  течет:  извозчик
какой-то только что починил. ‘ела она на каменной лесенке,  в  руках  у  ней
какаЯ-то соленаЯ рыба была; она ревела, что-то причитала про свою "учась", а
рыбой колотила по лестничным ступенЯм. Ђ у крыльца столпились  извозчики  да
пьЯные солдаты и дразнили ее. ’ы не веришь, что и ты такаЯ же будешь? € Я бы
не хотел верить, а почем ты знаешь, может быть, лет  десЯть,  восемь  назад,
эта же самаЯ, с соленой-то рыбой, - приехала сюда откуда-нибудь  свеженькаЯ,
как  херувимчик,  невиннаЯ,  чистенькаЯ;  зла  не  знала,  на  каждом  слове
краснела. Њожет быть, такаЯ же, как ты, была, гордаЯ, обидчиваЯ,  на  других
не похожаЯ, королевной  смотрела  и  сама  знала,  что  целое  счастье  того
ожидает, кто бы ее полюбил и кого бы она полюбила. ‚идишь, чем кончилось?  €
что, если в ту самую  минуту,  когда  она  колотила  этой  рыбой  о  грЯзные
ступени, пьЯнаЯ да растрепаннаЯ, что, если в ту минуту ей  припомнились  все
ее прежние, чистые годы в отцовском доме, когда еще она в  школу  ходила,  а
соседский сын ее на дороге подстерегал, уверЯл,  что  всю  жизнь  ее  любить
будет, что судьбу свою ей положит, и когда они вместе положили  любить  друг
друга навеки и обвенчатьсЯ, только что вырастут большие! Hет, ‹иза, счастье,
счастье тебе, если где-нибудь там,  в  углу,  в  подвале,  как  давешнЯЯ,  в
чахотке поскорее помрешь. ‚ больницу, говоришь ты? •орошо - свезут,  а  если
ты еще хозЯйке  нужна?  —ахотка  такаЯ  болезнь;  это  не  горЯчка.  ’ут  до
последней минуты человек надеетсЯ и говорит, что здоров. ‘ам себЯ  тешит.  Ђ
хозЯйке-то и выгодно. Hе беспокойсЯ, это так; душу,  значит,  продала,  а  к
тому же деньги должна, значит и пикнуть не смеешь.  Ђ  умирать  будешь,  все
тебЯ бросЯт, все отвернутсЯ, - потому, что с тебЯ тогда взЯть? …ще  тебЯ  же
попрекнут,  что  даром  место  занимаешь,  не  скоро  помираешь.   Џить   не
допросишьсЯ,  с  ругательством  подадут:  "Љогда,  дескать,  ты,   подлЯчка,
издохнешь;  спать  мешаешь  стонешь,  гости  брезгают".  ќто  верно;  Я  сам
подслушал такие слова. ‘унут тебЯ,  издыхающую,  в  самый  смрадный  угол  в
подвале, -  темень,  сырость;  что  ты,  лежа-то  одна,  тогда  передумаешь?
Џомрешь, - соберут наскоро, чужой  рукой,  с  ворчаньем,  с  нетерпением,  -
никто-то не благословит тебЯ,  никто-то  не  вздохнет  по  тебе,  только  бы
поскорей тебЯ с плеч долой. ЉупЯт колоду, вынесут, как сегоднЯ  ту,  бедную,
выносили, в кабак поминать пойдут. ‚ могиле слЯкоть, мразь, снег  мокрый,  -
не длЯ тебЯ же церемонитьсЯ ? "‘пущай-ка ее, ‚анюха; ишь  ведь  ,,учась''  и
тут верх ногами пошла, таковскаЯ. “короти веревки-то, пострел". -  "‹адно  и
так". - "—его ладно? €шь на боку лежит. —еловек тоже  был  али  нет?  Hу  да
ладно, засыпай".  €  ругатьсЯ-то  из-за  тебЯ  долго  не  захотЯт.  ‡асыплют
поскорей мокрой синей глиной и уйдут в кабак... ’ут и конец твоей памЯти  на
земле; к другим дети на могилу ходЯт, отцы, мужьЯ, а у тебЯ - ни  слезы,  ни
вздоха, ни поминаниЯ, и никто-то, никто-то, никогда в целом мире не придет к
тебе; имЯ твое исчезнет с лица земли - так, как бы совсем  тебЯ  никогда  не
бывало и не рождалось! ѓрЯзь да болото, хоть стучи себе там по ночам,  когда
мертвецы встают, в гробовую крышу: "Џустите, добрые люди, на свет пожить!  џ
жила - жизни не видала, моЯ жизнь на обтирку пошла; ее в  кабаке  на  ‘енной
пропили; пустите, добрые люди, еще раз на свете пожить!.."
     џ  вошел  в  пафос  до  того,  что  у  менЯ  самого   горловаЯ   спазма
приготовлЯлась, и... вдруг Я остановилсЯ, приподнЯлсЯ в испуге  и,  наклонив
боЯзливо голову, с бьющимсЯ сердцем начал прислушиватьсЯ.  Ѓыло  от  чего  и
смутитьсЯ.
     „авно уже предчувствовал Я, что перевернул всю  ее  душу  и  разбил  ее
сердце, и, чем больше Я удостоверЯлсЯ в том, тем больше желал поскорее и как
можно сильнее достигнуть цели. €гра, игра увлекла  менЯ;  впрочем,  не  одна
игра...
     џ знал, что говорю туго, выделанно, даже книжно, одним словом, Я  иначе
и не умел, как "точно по книжке". Hо это  не  смущало  менЯ;  Я  ведь  знал,
предчувствовал, что менЯ поймут и что самаЯ эта книжность может  еще  больше
подспорить делу.  Hо  теперь,  достигнув  эффекта,  Я  вдруг  струсил.  Hет,
никогда, никогда еще Я не был свидетелем такого отчаЯниЯ! Ћна лежала ничком,
крепко уткнув лицо в подушку и  обхватив  ее  обеими  руками.  …й  разрывало
грудь. ‚се молодое тело ее вздрагивало, как в судорогах. ‘першиесЯ  в  груди
рыданиЯ теснили, рвали ее и вдруг воплЯми, криками вырывались наружу.  ’огда
еще сильнее приникала она к подушке: ей не хотелось, чтобы кто-нибудь здесь,
хоть одна живаЯ душа узнала про ее терзание и  слезы.  Ћна  кусала  подушку,
прокусила руку свою в кровь (Я видел это потом) или, вцепившись  пальцами  в
свои распутавшиесЯ косы, так  и  замирала  в  усилии,  сдерживаЯ  дыхание  и
стискиваЯ зубы. џ было начал что-то говорить ей, просить ее успокоитьсЯ,  но
почувствовал, что не смею, и вдруг сам, весь  в  каком-то  ознобе,  почти  в
ужасе, бросилсЯ ощупью, кое-как наскоро сбиратьсЯ в дорогу. Ѓыло темно:  как
ни старалсЯ Я, но не мог кончить скоро. ‚друг  Я  ощупал  коробку  спичек  и
подсвечник с цельной непочатой свечой. ’олько лишь свет озарил комнату, ‹иза
вдруг вскочила, села и с  каким-то  искривленным  лицом,  с  полусумасшедшей
улыбкой, почти бессмысленно посмотрела на менЯ. џ сел подле нее  и  взЯл  ее
руки; она опомнилась, бросилась ко мне, хотела было обхватить  менЯ,  но  не
посмела и тихо наклонила передо мной голову.
     - ‹иза, друг мой, Я напрасно... ты прости менЯ, - начал было  Я,  -  но
она сжала в своих пальцах мои руки с такою силою, что Я догадалсЯ, что не то
говорю, и перестал.
     - ‚от мой адрес, ‹иза, приходи ко мне.
     - Џриду... - прошептала  она  решительно,  все  еще  не  подымаЯ  своей
головы.
     - Ђ теперь Я уйду, прощай... до свиданиЯ.
     џ встал, встала и она и вдруг всЯ  закраснелась,  вздрогнула,  схватила
лежавший на стуле платок и набросила себе на  плечи  до  самого  подбородка.
‘делав это, она опЯть как-то болезненно  улыбнулась,  покраснела  и  странно
поглЯдела на менЯ. Њне было больно; Я спешил уйти, стушеватьсЯ.
     - Џодождите,  -  сказала  она  вдруг,  уже  в  сенЯх  у  самых  дверей,
останавливаЯ менЯ рукою за шинель, поставила впопыхах  свечу  и  убежала,  -
видно, вспомнила про что-то или хотела мне принести  показать.  “бегаЯ,  она
всЯ покраснела, глаза ее блестели, на губах  показалась  улыбка,  -  что  бы
такое? џ поневоле дождалсЯ; она воротилась через минуту,  со  взглЯдом,  как
будто бросившим прощениЯ за что-то. ‚ообще это уже было не то лицо,  не  тот
взглЯд, как давеча, - угрюмый, недоверчивый и упорный. ‚зглЯд теперь ее  был
просЯщий, мЯгкий, а вместе с тем доверчивый, ласковый, робкий.  ’ак  смотрЯт
дети на тех, кого очень любЯт и у кого чего-нибудь просЯт. ѓлаза у ней  были
светло-карие, прекрасные глаза, живые, умевшие отразить в себе и  любовь,  и
угрюмую ненависть.
     Hе объЯснЯЯ  мне  ничего,  -  как  будто  Я,  как  какое-нибудь  высшее
существо, должен был знать все без объЯснений, - она протЯнула мне  бумажку.
‚се лицо ее так и просиЯло в это  мгновение  самым  наивным,  почти  детским
торжеством. џ развернул. ќто было письмо к  ней  от  какого-то  медицинского
студента или в этом роде, - очень высокопарное,  цветистое,  но  чрезвычайно
почтительное объЯснение в любви. Hе  припомню  теперь  выражений,  но  помню
очень  хорошо,  что  сквозь  высокий  слог  проглЯдывало  истинное  чувство,
которого не подделаешь. Љогда Я дочитал, то встретил горЯчий,  любопытный  и
детски-нетерпеливый взглЯд ее на себе. Ћна приковалась глазами к моему  лицу
и в нетерпении ждала - что Я скажу? ‚ нескольких словах, наскоро, но  как-то
радостно и как  будто  гордЯсь,  она  объЯснила  мне,  что  была  где-то  на
танцевальном вечере, в семейном доме, у одних "очень, очень  хороших  людей,
семейных людей и где ничего еще не знают, совсем ничего", - потому что она и
здесь-то еще только внове и только так... а вовсе еще не решилась остатьсЯ и
непременно уйдет, как только долг заплатит... "Hу и там  был  этот  студент,
весь вечер танцевал, говорил с ней, и оказалось, что  он  еще  в  ђиге,  еще
ребенком был с ней знаком,  вместе  играли,  только  уж  очень  давно,  -  и
родителей ее знает, но что об этом он ничего-ничего-ничего  не  знает  и  не
подозревает! € вот на другой день после танцев (три днЯ назад) он и  прислал
через приЯтельницу, с которой она на вечер ездила, это письмо... и... ну вот
и все".
     Ћна как-то стыдливо  опустила  свои  сверкавшие  глаза,  когда  кончила
рассказывать.
     ЃедненькаЯ, она хранила  письмо  этого  студента  как  драгоценность  и
сбегала за этой единственной своей драгоценностью, не желаЯ, чтоб Я ушел, не
узнав о том, что и  ее  любЯт  честно  и  искренно,  что  и  с  ней  говорЯт
почтительно. Hаверно, этому письму так и суждено было пролежать  в  шкатулке
без последствий. Hо все равно; Я уверен, что она всю жизнь  его  хранила  бы
как драгоценность, как гордость свою и свое оправдание, и вот теперь сама  в
такую минуту вспомнила и принесла это письмо, чтоб наивно погордитьсЯ передо
мной, восстановить себЯ в моих глазах, чтоб и Я видел, чтоб и Я похвалил.  џ
ничего не сказал, пожал ей руку и вышел. Њне так хотелось уйти...  џ  прошел
всю дорогу пешком, несмотрЯ на то, что мокрый снег все еще валил хлопьЯми. џ
был  измучен,  раздавлен,  в  недоумении.  Hо  истина  уже  сверкала   из-за
недоумениЯ. ѓадкаЯ истина!


        VIII

     џ, впрочем, не скоро согласилсЯ признать эту истину.
     Џроснувшись наутро после нескольких часов глубокого, свинцового  сна  и
тотчас же сообразив весь вчерашний день,  Я  даже  изумилсЯ  моей  вчерашней
сантиментальности с ‹изой, всем этим "вчерашним ужасам  и  жалостЯм".  "‚едь
нападет же такое бабье расстройство нервов, тьфу! - порешил Я. -  €  на  что
это мой адрес всучил Я ей? —то, если она придет? Ђ впрочем, пожалуй, пусть и
придет; ничего..." Hо, очевидно, главное и самое важное дело теперь было  не
в этом: надо было спешить и во что бы ни стало скорее спасать мою  репутацию
в глазах ‡веркова и ‘имонова. ‚от в чем было главное дело. Ђ про ‹изу Я даже
совсем и забыл в это утро, захлопотавшись.
     Џрежде всего надо было немедленно отдать  вчерашний  долг  ‘имонову.  џ
решилсЯ на отчаЯнное средство:  занЯть  целых  пЯтнадцать  рублей  у  Ђнтона
Ђнтоновича. Љак нарочно, он был в это утро в прекраснейшем расположении духа
и тотчас же  выдал,  по  первой  просьбе.  џ  так  этому  обрадовалсЯ,  что,
подписываЯ расписку, с каким-то ухарским видом, небрежно  сообщил  ему,  что
вчера "покутили с приЯтелЯми в Hotel de  Paris;  провожали  товарища,  даже,
можно сказать, друга детства, и, знаете, кутила он большой, избалован, - ну,
разумеетсЯ, хорошей  фамилии,  значительное  состоЯние,  блестЯщаЯ  карьера,
остроумен,  мил,  интригует  с  этими  дамами,  понимаете:   выпили   лишних
"полдюжины" и..." € ведь ничего; произносилось все это очень легко, развЯзно
и самодовольно.
     ЏридЯ домой, Я немедленно написал ‘имонову.
     „о сих пор  любуюсь,  вспоминаЯ  истинно  джентльменский,  добродушный,
открытый тон моего письма. ‹овко и благородно, а,  главное,  совершенно  без
лишних  слов,  Я  обвинил  себЯ  во  всем.  ЋправдывалсЯ  Я,  "если   только
позволительно мне еще оправдыватьсЯ", тем, что, по совершенной непривычке  к
вину, опьЯнел с первой рюмки, которую (будто бы) выпил  еще  до  них,  когда
поджидал их в Hotel de Paris с пЯти  до  шести  часов.  €звинениЯ  просил  Я
преимущественно у ‘имонова; его же просил передать  мои  объЯснениЯ  и  всем
другим, особенно ‡веркову, которого, "помнитсЯ  мне,  как  сквозь  сон",  Я,
кажетсЯ, оскорбил. џ прибавлЯл, что и сам  бы  ко  всем  поехал,  да  голова
болит, а пуще всего - совестно. Ћсобенно доволен осталсЯ Я  этой  "некоторой
легкостью", даже  чуть  не  небрежностию  (впрочем,  совершенно  приличною),
котораЯ вдруг отразилась в моем пере и лучше всех возможных резонов,  сразу,
давала им понЯть, что Я смотрю  "на  всю  эту  вчерашнюю  гадость"  довольно
независимо; совсем-таки,  вовсе-таки  не  убит  наповал,  как  вы,  господа,
вероЯтно, думаете, а напротив, смотрю  так,  как  следует  смотреть  на  это
спокойно уважающему себЯ джентльмену. Ѓыль, дескать, молодцу не укор.
     - „аже ведь какаЯ-то игривость маркизскаЯ? - любовалсЯ  Я,  перечитываЯ
записку. - Ђ все оттого, что развитой и образованный человек! „ругие  бы  на
моем месте не знали, как и выпутатьсЯ, а Я вот вывернулсЯ и кучу себе вновь,
и все потому, что "образованный и развитой человек  нашего  времени".  „а  и
впрЯмь, пожалуй, это все от вина вчера произошло. ѓм... ну нет, не от  вина.
‚одки-то Я вовсе не пил, от пЯти-то  до  шести  часов,  когда  их  поджидал.
‘олгал ‘имонову; солгал бессовестно; да и теперь не совестно...
     Ђ впрочем, наплевать! ѓлавное то, что отделалсЯ.
     џ вложил в письмо шесть рублей, запечатал и упросил Ђполлона  снести  к
‘имонову. “знав, что в письме деньги, Ђполлон стал почтительнее и согласилсЯ
сходить. Љ вечеру Я вышел пройтись. ѓолова у менЯ еще болела и кружилась  со
вчерашнего. Hо чем более наступал вечер и чем гуще становились сумерки,  тем
более менЯлись и путались мои впечатлениЯ, а за  ними  и  мысли.  —то-то  не
умирало во мне внутри, в глубине сердца  и  совести,  не  хотело  умереть  и
сказывалось жгучей тоской. ’олкалсЯ Я больше по самым  людным,  промышленным
улицам, по Њещанским, по ‘адовой, у ћсупова сада. Ћсобенно  любил  Я  всегда
прохаживатьсЯ по этим улицам в  сумерки,  именно  когда  там  густеет  толпа
всЯкого прохожего, промышленного и  ремесленного  люду,  с  озабоченными  до
злости лицами, расходЯщаЯсЯ по домам с  дневных  заработков.  Hравилась  мне
именно эта грошоваЯ суетнЯ, эта наглаЯ прозаичность.  ‚  этот  раз  всЯ  эта
уличнаЯ толкотнЯ еще  больше  менЯ  раздражала.  џ  никак  не  мог  с  собой
справитьсЯ, концов найти. —то-то подымалось, подымалось в душе  беспрерывно,
с болью, и не хотело угомонитьсЯ. ‘овсем  расстроенный  Я  воротилсЯ  домой.
’очно как будто на душе моей лежало какое-то преступление.
     Њучила менЯ постоЯнно мысль, что придет ‹иза. ‘транно мне было то,  что
из всех этих вчерашних воспоминаний  воспоминание  о  ней  как-то  особенно,
как-то совсем отдельно менЯ мучило. Ћбо всем другом Я к  вечеру  уже  совсем
успел забыть, рукой махнул и  все  еще  совершенно  оставалсЯ  доволен  моим
письмом к ‘имонову. Hо тут Я как-то уж не был доволен.  ’очно  как  будто  Я
одной ‹изой и мучилсЯ. "—то, если она придет? - думал Я беспрерывно .  -  Hу
что ж, ничего, пусть и придет. ѓм. ‘кверно  уж  одно  то,  что  она  увидит,
например, как Я живу. ‚чера Я  таким  перед  ней  показалсЯ...  героем...  а
теперь, гм! ќто, впрочем, скверно, что Я  так  опустилсЯ.  Џросто  нищета  в
квартире. € Я решилсЯ вчера ехать  в  таком  платье  обедать!  Ђ  клеенчатый
диван-то мой, из которого мочалка торчит! Ђ  халат-то  мой,  которым  нельзЯ
закрытьсЯ! Љакие клочьЯ... € она это все  увидит;  и  Ђполлона  увидит.  ќта
скотина, наверно, ее  оскорбит.  Ћн  придеретсЯ  к  ней,  чтоб  мне  сделать
грубость. Ђ Я уж, разумеетсЯ, по обычаю, струшу, семенить перед  ней  начну,
закрыватьсЯ полами халата, улыбатьсЯ начну, лгать начну. “, скверность! „а и
не в этом главнаЯ-то скверность! ’ут есть что-то главнее, гаже, подлее!  да,
подлее! € опЯть, опЯть надевать эту бесчестную лживую маску!.."
     „ойдЯ до этой мысли, Я так и вспыхнул:
     "„лЯ чего бесчестную? Љакую бесчестную? џ  говорил  вчера  искренно.  џ
помню, во мне тоже было настоЯщее чувство. џ  именно  хотел  вызвать  в  ней
благородные чувства... если она поплакала, то это  хорошо,  это  благотворно
подействует..."
     Hо все-таки Я никак не мог успокоитьсЯ.
     ‚есь этот вечер, уже когда Я и домой воротилсЯ, уже после девЯти часов,
когда, по расчету, никак не могла прийти ‹иза, мне все-таки  она  мерещилась
и, главное, вспоминалась все в одном и том же положении. €менно один  момент
из всего вчерашнего мне особенно Ярко представлЯлсЯ:  это  когда  Я  осветил
спичкой комнату и увидал  ее  бледное,  искривленное  лицо,  с  мученическим
взглЯдом. € какаЯ жалкаЯ, какаЯ неестественнаЯ, какаЯ искривленнаЯ улыбка  у
ней была в ту минуту! Hо Я еще не знал тогда, что и через пЯтнадцать  лет  Я
все-таки буду представлЯть себе ‹изу именно  с  этой  жалкой,  искривленной,
ненужной улыбкой, котораЯ у ней была в ту минуту.
     Hа другой  день  Я  уже  опЯть  готов  был  считать  все  это  вздором,
развозившимисЯ нервами, а главное - преувеличением. џ  всегда  сознавал  эту
мою слабую струнку и иногда очень боЯлсЯ ее: "все-то Я преувеличиваю, тем  и
хромаю", - повторЯл Я себе ежечасно. Hо, впрочем, "впрочем,  все-таки  ‹иза,
пожалуй, придет"  -  вот  припев,  которым  заключались  все  мои  тогдашние
рассуждениЯ. „о  того  Я  беспокоилсЯ,  что  приходил  иногда  в  бешенство.
"Џридет! непременно придет! - восклицал Я, бегаЯ по комнате, -  не  сегоднЯ,
так завтра придет, а уж отыщет! € таков проклЯтый романтизм всех этих чистых
сердец!  Ћ  мерзость,   о   глупость,   о   ограниченность   этих   "поганых
сантиментальных душ"! Hу, как не понЯть, как бы, кажетсЯ, не понЯть?.." - Hо
тут Я сам останавливалсЯ и даже в большом смущении.
     "€ как мало, мало, - думал Я мимоходом, - нужно  было  слов,  как  мало
нужно было идиллии (да и идиллии-то  еще  напускной,  книжной,  сочиненной),
чтоб  тотчас  же  и  повернуть  всю  человеческую  душу   по-своему.   ’о-то
девственность-то! ’о-то свежесть-то почвы!"
     €ногда мне приходила мысль самому съездить к ней, "рассказать ей все" и
упросить ее не приходить ко мне. Hо тут, при этой мысли, во  мне  подымалась
такаЯ злоба, что, кажетсЯ, Я бы так и раздавил эту "проклЯтую" ‹изу, если  б
она возле менЯ вдруг случилась, оскорбил  бы  ее,  оплевал  бы,  выгнал  бы,
ударил бы!
     Џрошел, однако ж, день, другой, третий - она не приходила, и Я  начинал
успокоиватьсЯ. Ћсобенно ободрЯлсЯ и разгуливалсЯ Я после девЯти часов,  даже
начинал иногда мечтать и довольно сладко: "џ, например, спасаю ‹изу,  именно
тем, что она ко мне ходит, а Я ей говорю... џ ее развиваю,  образовываю.  џ,
наконец, замечаю, что она менЯ любит, страстно любит. џ прикидываюсь, что не
понимаю (не знаю, впрочем, длЯ чего прикидываюсь; так, длЯ красы, вероЯтно).
Hаконец она, всЯ смущеннаЯ, прекраснаЯ, дрожа и  рыдаЯ,  бросаетсЯ  к  ногам
моим и говорит, что Я ее спаситель и что она  менЯ  любит  больше  всего  на
свете. џ изумлЯюсь, но... "‹иза, - говорю Я, - неужели ж ты думаешь,  что  Я
не заметил твоей любви? џ видел все, Я угадал, но Я не смел посЯгать на твое
сердце первый, потому что  имел  на  тебЯ  влиЯние  и  боЯлсЯ,  что  ты,  из
благодарности, нарочно заставишь себЯ отвечать на любовь мою, сама  насильно
вызовешь в себе чувство, которого, может быть, нет,  а  Я  этого  не  хотел,
потому что это... деспотизм... ќто неделикатно  (ну,  одним  словом,  Я  тут
зарапортовывалсЯ  в   какой-нибудь   такой   европейской,   жорж-зандовской,
неизъЯснимо благородной тонкости...). Hо теперь, теперь -  ты  моЯ,  ты  мое
созданье, ты чиста, прекрасна, ты - прекраснаЯ жена моЯ.
     € в дом мой смело и свободно •озЯйкой полною войди!"
     ‡атем мы начинаем жить-поживать, едем за границу и т.  д.,  и  т.  д.".
Ћдним словом, самому подло становилось, и Я кончал  тем,  что  дразнил  себЯ
Языком.
     "„а и не пустЯт  ее,  "мерзавку"!  -  думал  Я.  -  €х  ведь,  кажетсЯ,
гулЯть-то не очень пускают, тем  более  вечером  (мне  почему-то  непременно
казалось, что она должна прийти вечером и именно в семь часов).  Ђ  впрочем,
она сказала, что еще не совсем там закабалилась, на особых  правах  состоит;
значит, гм! —ерт возьми, придет, непременно придет!"
     •орошо еще, что развлекал менЯ в это времЯ Ђполлон  своими  грубостЯми.
€з терпеньЯ последнего выводил! ќто была Язва моЯ, бич,  посланный  на  менЯ
провиденьем. Њы с ним пикировались постоЯнно, несколько лет срЯду, и  Я  его
ненавидел. Ѓог мой, как Я его ненавидел! Hикого в жизни Я еще, кажетсЯ,  так
не ненавидел, как его, особенно в  иные  минуты.  —еловек  он  был  пожилой,
важный,  занимавшийсЯ  отчасти  портнЯжеством.  Hо  неизвестно  почему,   он
презирал менЯ, даже сверх всЯкой меры, и смотрел на менЯ нестерпимо свысока.
‚прочем, он на всех смотрел свысока. ‚зглЯнуть  только  на  эту  белобрысую,
гладко причесанную голову, на этот кок, который он взбивал  себе  на  лбу  и
подмасливал постным маслом, на этот солидный рот, всегда сложенный ижицей, -
и вы уже чувствовали перед собой существо, не сомневавшеесЯ в себе  никогда.
ќто был педант в высочайшей степени, и самый огромный педант из всех,  каких
Я только встречал на земле; и при этом с самолюбием, приличным разве  только
Ђлександру Њакедонскому. Ћн был влюблен в каждую  пуговицу  свою,  в  каждый
свой ноготь - непременно влюблен, он тем смотрел! ЋтносилсЯ он ко мне вполне
деспотически, чрезвычайно мало говорил со мной, а если случалось ему на менЯ
взглЯдывать,  то  смотрел  твердым,  величаво  самоуверенным   и   постоЯнно
насмешливым взглЯдом, приводившим менЯ иногда в бешенство. €сполнЯл он  свою
должность с таким видом, как будто делал мне высочайшую милость. ‚прочем, он
почти ровно ничего длЯ менЯ не делал и даже вовсе не считал  себЯ  обЯзанным
что-нибудь делать. ‘омнениЯ быть не могло, что  он  считал  менЯ  за  самого
последнего дурака  на  всем  свете,  и  если  "держал  менЯ  при  себе",  то
единственно потому только, что от менЯ  можно  было  получать  каждый  месЯц
жалованье. Ћн соглашалсЯ "ничего не делать" у менЯ за семь рублей  в  месЯц.
Њне за него много проститсЯ грехов. „оходило иногда до такой ненависти,  что
менЯ бросало чуть не в судороги от одной его походки. Hо особенно гадко было
мне его пришепетывание. “ него был Язык несколько длиннее, чем следует,  или
что-то вроде этого, оттого он постоЯнно шепелЯвил и сюсюкал и, кажетсЯ, этим
ужасно  гордилсЯ,  воображаЯ,  что  это  придает   ему   чрезвычайно   много
достоинства. ѓоворил он тихо, размеренно, заложив руки за  спину  и  опустив
глаза в землю. Ћсобенно бесил он менЯ, когда, бывало, начнет читать  у  себЯ
за перегородкой Џсалтырь. Њного битв вынес  Я  из-за  этого  чтеньЯ.  Hо  он
ужасно любил читать по вечерам, тихим, ровным голосом, нараспев,  точно  как
по мертвом. ‹юбопытно, что он тем и  кончил:  он  теперь  нанимаетсЯ  читать
Џсалтырь по покойникам, а вместе с тем истреблЯет крыс и  делает  ваксу.  Hо
тогда Я не мог прогнать  его,  точно  он  был  слит  с  существованием  моим
химически. Љ тому же он бы и сам не согласилсЯ от менЯ уйти ни за  что.  Њне
нельзЯ было жить в шамбр-гарни: моЯ квартира была мой особнЯк, моЯ скорлупа,
мой футлЯр, в который Я прЯталсЯ от  всего  человечества,  а  Ђполлон,  черт
знает почему, казалсЯ мне принадлежащим к этой квартире, и Я целых семь  лет
не мог согнать его.
     ‡адержать,  например,  его  жалованье  хоть  два,  хоть  три  днЯ  было
невозможно. Ћн бы такую завел историю, что Я бы не знал, куда и деватьсЯ. Hо
в эти дни Я до того был на всех  озлоблен,  что  решилсЯ,  почему-то  и  длЯ
чего-то, наказать Ђполлона и не выдавать ему еще  две  недели  жалованьЯ.  џ
давно уж, года два, собиралсЯ это сделать - единственно чтоб  доказать  ему,
что он не смеет так уж важничать надо мной и что если Я  захочу,  то  всегда
могу не выдать ему жалованьЯ. џ положил не  говорить  ему  об  этом  и  даже
нарочно молчать, чтоб победить его гордость и заставить его самого, первого,
заговорить о жалованье. ’огда Я выну все семь рублей из Ящика,  покажу  ему,
что они у менЯ есть и нарочно отложены, но что Я "не хочу, не  хочу,  просто
не хочу выдать ему жалованье, не хочу, потому что так хочу", потому  что  на
это "моЯ волЯ  господскаЯ",  потому  что  он  непочтителен,  потому  что  он
грубиЯн; но что если он попросит почтительно, то Я, пожалуй, смЯгчусь и дам;
не то еще две недели прождет, три прождет, целый месЯц прождет...
     Hо как Я ни был зол, а  все-таки  он  победил.  џ  и  четырех  дней  не
выдержал. Ћн начал с того, с чего всегда начинал в подобных случаЯх,  потому
что подобные случаи уже бывали, пробовались  (и,  замечу,  Я  знал  все  это
заранее, Я знал наизусть его подлую тактику), именно: он начинал с того, что
устремит, бывало, на  менЯ  чрезвычайно  строгий  взглЯд,  не  спускает  его
несколько минут срЯду, особенно встречаЯ менЯ или провожаЯ  из  дому.  …сли,
например, Я выдерживал и делал  вид,  что  не  замечаю  этих  взглЯдов,  он,
по-прежнему молча, приступал к дальнейшим истЯзаниЯм. ‚друг,  бывало,  ни  с
того ни с сего, войдет тихо и плавно в мою комнату, когда Я хожу или  читаю,
остановитсЯ у дверей, заложит одну руку за спину, отставит ногу  и  устремит
на менЯ свой взглЯд, уж не то что строгий, а совсем  презрительный.  …сли  Я
вдруг спрошу его, что ему надо? - он не ответит ничего, продолжает  смотреть
на менЯ в упор еще несколько секунд, потом, как-то  особенно  сжав  губы,  с
многозначительным видом, медленно повернетсЯ на месте  и  медленно  уйдет  в
свою комнату. —аса через два вдруг опЯть выйдет и опЯть так же  передо  мной
поЯвитсЯ. ‘лучалось, что Я, в бешенстве, уж и не  спрашивал  его:  чего  ему
надо? а просто сам резко  и  повелительно  подымал  голову  и  тоже  начинал
смотреть на него в упор. ’ак смотрим мы, бывало, друг на друга  минуты  две;
наконец он повернетсЯ, медленно и важно, и уйдет опЯть на два часа.
     …сли Я и этим все еще не вразумлЯлсЯ и  продолжал  бунтоватьсЯ,  то  он
вдруг начнет вздыхать, на менЯ глЯдЯ, вздыхать долго, глубоко, точно измерЯЯ
одним этим вздохом всю глубину моего нравственного падениЯ,  и,  разумеетсЯ,
кончалось наконец тем, что он одолевал вполне: Я бесилсЯ, кричал, но то,  об
чем дело шло, все-таки принуждаем был исполнить.
     ‚ этот же  раз  едва  только  начались  обыкновенные  маневры  "строгих
взглЯдов", как Я тотчас же вышел из себЯ и в бешенстве  на  него  накинулсЯ.
‘лишком уж Я был и без того раздражен.
     - ‘той!  -  закричал  Я  в  исступлении,  когда  он  медленно  и  молча
повертывалсЯ, с одной рукой за спиной, чтоб уйти в  свою  комнату,  -  стой!
воротись, воротись, говорю Я тебе! - и, должно  быть,  Я  так  неестественно
рЯвкнул,  что  он  повернулсЯ  и  даже  с  некоторым  удивлением  стал  менЯ
разглЯдывать. ‚прочем, продолжал не говорить  ни  слова,  а  это-то  менЯ  и
бесило.
     - Љак ты смеешь входить ко мне  без  спросу  и  так  глЯдеть  на  менЯ?
Ћтвечай!
     Hо  посмотрев  на  менЯ  спокойно   с   полминуты,   он   снова   начал
повертыватьсЯ.
     - ‘той! - заревел Я, подбегаЯ к  нему,  -  ни  с  места!  ’ак.  Ћтвечай
теперь: чего ты входил смотреть?
     - …сли таперича вам есть что мне приказать, то мое  дело  исполнить,  -
отвечал он, опЯть-таки помолчав, тихо и размеренно сюсюкаЯ, поднЯв  брови  и
спокойно перегнув голову с одного плеча на другое, - и все это  с  ужасающим
спокойствием.
     - Hе об этом, не об этом Я тебЯ спрашиваю, палач! - закричал Я, трЯсЯсь
от злобы. - џ скажу тебе, палач, сам, длЯ чего ты приходишь сюда: ты видишь,
что Я не выдаю тебе жалованьЯ, сам не хочешь,  по  гордости,  поклонитьсЯ  -
попросить, и длЯ того приходишь с своими глупыми взглЯдами менЯ  наказывать,
мучить, и не подозр-р-реваешь ты, палач, как это глупо, глупо, глупо, глупо,
глупо!
     Ћн было молча опЯть стал повертыватьсЯ, но Я ухватил его.
     - ‘лушай, - кричал Я ему. - ‚от деньги, видишь; вот они! (Я вынул их из
столика) все семь рублей, но ты их не получишь, не па-алучишь до  тех  самых
пор, пока не  придешь  почтительно,  с  повинной  головой,  просить  у  менЯ
прощениЯ. ‘лышал!
     -  Ѓыть  того  не  может!  -  отвечал  он  с  какою-то   неестественною
самоуверенностью.
     - Ѓудет! - кричал Я, - даю тебе честное слово мое, будет!
     - € не в чем мне у вас прощениЯ просить, - продолжал он, как бы  совсем
не замечаЯ моих криков, - потому вы же обозвали менЯ "палачом", на чем  Я  с
вас могу в квартале всегда за обиду просить.
     - €ди! Џроси! - заревел Я, - иди сейчас, сию минуту, сию секунду! Ђ  ты
все-таки палач! палач! палач! -  Hо  он  только  посмотрел  на  менЯ,  затем
повернулсЯ и, уже не слушаЯ призывных криков моих, плавно пошел к  себе,  не
оборачиваЯсь.
     "…сли б не ‹иза, не было б ничего этого!" - решил Я  про  себЯ.  ‡атем,
постоЯв с минуту, важно и торжественно, но  с  медленно  и  сильно  бьющимсЯ
сердцем, Я отправилсЯ сам к нему за ширмы.
     - Ђполлон! - сказал Я тихо и с  расстановкой,  но  задыхаЯсь,  -  сходи
тотчас же и нимало не медлЯ за квартальным надзирателем!
     Ћн было уж уселсЯ тем временем за  своим  столом,  надел  очки  и  взЯл
что-то шить. Hо, услышав мое приказанье, вдруг фыркнул со смеху.
     - ‘ейчас, сию минуту иди! - иди, или ты и не воображаешь, что будет!
     - Џодлинно вы не в своем уме, - заметил он, даже не поднЯв головы,  так
же медленно сюсюкаЯ и продолжаЯ вдевать нитку. -  €  где  это  видано,  чтоб
человек сам против  себЯ  за  начальством  ходил?  Ђ  касательно  страху,  -
напрасно только надсажаетесь, потому - ничего не будет.
     - €ди! - визжал Я, хватаЯ его за плечо. џ чувствовал, что сейчас  ударю
его.
     Hо Я и не слыхал, как в это мгновение  вдруг  дверь  из  сеней  тихо  и
медленно отворилась и какаЯ-то фигура вошла, остановилась  и  с  недоумением
начала нас разглЯдывать. џ взглЯнул,  обмер  со  стыда  и  бросилсЯ  в  свою
комнату. ’ам, схватив себЯ обеими руками за волосы, Я прислонилсЯ головой  к
стене и замер в этом положении.
     Њинуты через две послышались медленные шаги Ђполлона.