„а, мало, - отвечала Я робко, потому что уже робела перед ней. Њне из
всех сил хотелось ей как можно понравитьсЯ, а потому  Я  боЯлась  за  каждое
свое слово, за каждое движение. ЏоЯвление ее всегда более и более  приводило
менЯ в восторг. џ не спускала с нее глаз, и когда она уйдет, бывало,  Я  все
еще смотрю как зачарованнаЯ в ту сторону, где  она  стоЯла.  Ћна  мне  стала
снитьсЯ во сне. Ђ наЯву, когда ее не было, Я сочинЯла целые разговоры с ней,
была ее другом, шалила, проказила, плакала вместе с ней, когда нас журили за
что-нибудь, - одним словом, мечтала  об  ней,  как  влюбленнаЯ.  Њне  ужасно
хотелось выздороветь и поскорей пополнеть, как она мне советовала.
     Љогда, бывало, ЉатЯ вбежит ко мне утром и с первого слова крикнет:  "Ќе
выздоровела? опЯть такаЯ же худаЯ!", -  то  Я  трусила,  как  виноватаЯ.  Ќо
ничего не могло быть серьезнее удивлениЯ Љати, что Я не могу  поправитьсЯ  в
одни сутки; так что она, наконец, начинала и в самом деле сердитьсЯ.
     - Ќу, так хочешь, Я тебе сегоднЯ  пирог  принесу?  -  сказала  она  мне
однажды. - Љушай, от этого скоро растолстеешь.
     - Џринеси, - отвечала Я в восторге, что увижу ее еще раз.
     Ћсведомившись о моем здоровье, кнЯжна садилась обыкновенно против  менЯ
на стул и начинала рассматривать менЯ своими черными глазами. € сначала, как
знакомилась со мной, она поминутно так осматривала менЯ с головы  до  ног  с
самым наивным удивлением. Ќо наш разговор не клеилсЯ. џ робела перед Љатей и
перед ее крутыми выходками, тогда как умирала от желаниЯ говорить с ней.
     - —то ж ты молчишь? - начала ЉатЯ после некоторого молчаниЯ.
     - —то делает папа? - спросила  Я,  обрадовавшись,  что  есть  фраза,  с
которой можно начинать разговор каждый раз.
     - Ќичего. Џапе хорошо. џ сегоднЯ выпила две чашки чаю, а не одну. Ђ  ты
сколько?
     - Ћдну.
     ЋпЯть молчание.
     - ‘егоднЯ ”альстаф менЯ хотел укусить.
     - ќто собака?
     - „а, собака. ’ы разве не видала?
     - Ќет, видела.
     - Ђ почему ж ты спросила?
     € так как Я не знала, что отвечать, то кнЯжна опЯть посмотрела на  менЯ
с удивлением.
     - —то? тебе весело, когда Я с тобой говорю?
     - „а, очень весело; приходи чаще.
     - Њне так и сказали, что  тебе  будет  весело,  когда  Я  буду  к  тебе
приходить, да ты вставай скорее; уж Я тебе сегоднЯ принесу пирог...  „а  что
ты все молчишь?
     - ’ак.
     - ’ы все думаешь, верно?
     - „а, много думаю.
     - Ђ мне говорЯт, что Я много говорю и мало думаю. ђазве говорить худо?
     - Ќет. џ рада, когда ты говоришь.
     - ѓм, спрошу у мадам ‹еотар, она все знает. Ђ о чем ты думаешь?
     - џ о тебе думаю, - отвечала Я помолчав.
     - ќто тебе весело?
     - „а.
     - ‘тало быть, ты менЯ любишь?
     - „а.
     - Ђ Я тебЯ еще не люблю. ’ы такаЯ худаЯ! ‚от Я тебе пирог принесу.  Ќу,
прощай!
     € кнЯжна, поцеловав менЯ почти на лету, исчезла из комнаты.
     Ќо  после  обеда  действительно   ЯвилсЯ   пирог.   Ћна   вбежала   как
исступленнаЯ, хохоча от радости, что принесла-таки мне кушанье, которое  мне
запрещали.
     - …шь больше, ешь хорошенько, это мой пирог, Я сама не ела. Ќу, прощай!
- € только Я ее и видела.
     „ругой раз она вдруг влетела ко мне,  тоже  не  в  урочный  час,  после
обеда; черные локоны ее были  словно  вихрем  разметаны,  щечки  горели  как
пурпур, глаза сверкали; значит, что она уже бегала и прыгала час или два.
     -  ’ы  умеешь  в  воланы   играть?   -   закричала   она   запыхавшись,
скороговоркой, торопЯсь куда-то.
     - Ќет, - отвечала Я, ужасно жалеЯ, что не могу сказать: да!
     - ќкаЯ! Ќу, выздоровеешь, выучу. џ только за  тем.  џ  теперь  играю  с
мадам ‹еотар. Џрощай; менЯ ждут.
     Ќаконец Я совсем встала с постели, хотЯ все еще была слаба и бессильна.
ЏерваЯ идеЯ моЯ была уж не разлучатьсЯ  более  с  Љатей.  —то-то  неудержимо
влекло менЯ к ней. џ едва могла на нее насмотретьсЯ,  и  это  удивило  Љатю.
‚лечение к ней было так сильно, Я  шла  вперед  в  новом  чувстве  моем  так
горЯчо, что она не могла этого не заметить,  и  сначала  ей  показалось  это
неслыханной странностью. Џомню, что  раз,  во  времЯ  какой-то  игры,  Я  не
выдержала, бросилась ей на шею и начала ее целовать.  Ћна  высвободилась  из
моих объЯтий, схватила менЯ за руки и, нахмурив брови, как будто  Я  чем  ее
обидела, спросила менЯ:
     - —то ты? зачем ты менЯ целуешь?
     џ смутилась, как виноватаЯ, вздрогнула от  ее  быстрого  вопроса  и  не
отвечала  ни  слова,  кнЯжна  вскинула  плечиками,  в  знак   неразрешенного
недоуменьЯ (жест, обратившийсЯ у ней в  привычку),  пресерьезно  сжала  свои
пухленькие  губки,  бросила  игру  и  уселась  в  угол  на  диване,   откуда
рассматривала менЯ очень долго и о чем-то про себЯ  раздумывала,  как  будто
разрешаЯ новый вопрос, внезапно  возникший  в  уме  ее.  ќто  тоже  была  ее
привычка во всех затруднительных случаЯх. ‚ свою очередь и Я очень долго  не
могла привыкнуть к этим резким, крутым проЯвлениЯм ее характера.
     ‘начала Я обвинЯла себЯ и подумала,  что  во  мне  действительно  очень
много  странного.  Ќо  хотЯ  это  было  и  верно,  а  все-таки  Я   мучилась
недоумением: отчего  Я  не  могу  с  первого  раза  подружитьсЯ  с  Љатей  и
понравитьсЯ ей раз навсегда. Ќеудачи мои оскорблЯли менЯ до боли, и Я готова
была плакать от каждого скорого слова Љати, от каждого недоверчивого взглЯда
ее. Ќо горе мое усиливалось не по днЯм, а  по  часам,  потому  что  с  Љатей
всЯкое дело шло очень быстро. —ерез  несколько  дней  Я  заметила,  что  она
совсем невзлюбила менЯ и даже начинала чувствовать ко мне отвращение. ‚се  в
этой девочке делалось скоро, резко, - иной бы сказал - грубо, если б в  этих
быстрых как молниЯ движениЯх характера прЯмого, наивно-откровенного не  было
истинной, благородной грации. Ќачалось тем, что  она  почувствовала  ко  мне
сначала сомнение, а потом даже презрение, кажетсЯ,  сначала  за  то,  что  Я
решительно не умела играть ни в какую игру. ЉнЯжна любила резвитьсЯ, бегать,
была сильна, жива, ловка; Я - совершенно  напротив.  џ  была  слаба  еще  от
болезни, тиха, задумчива; игра  не  веселила  менЯ;  одним  словом,  во  мне
решительно недоставало способностей понравитьсЯ Љате. Љроме того, Я не могла
вынести, когда мною чем-нибудь недовольны: тотчас  же  становилась  грустна,
упадала духом, так  что  уж  и  сил  недоставало  загладить  свою  ошибку  и
переделать в свою пользу невыгодное обо мне  впечатление,  -  одним  словом,
погибала вполне. ќтого ЉатЯ никак не могла понЯть. ‘начала она даже пугалась
менЯ, рассматривала менЯ с удивлением, по  своему  обыкновению,  после  того
как, бывало, целый час бьетсЯ со мной, показываЯ, как играют в воланы, и  не
добьетсЯ толку. Ђ так как Я тотчас же становилась  грустна,  так  что  слезы
готовы были хлынуть из глаз моих, то она, подумав надо мной раза  три  и  не
добившись толку ни от менЯ, ни от размышлений своих,  бросала  менЯ  наконец
совершенно и начинала играть одна, уж  более  не  приглашаЯ  менЯ,  даже  не
говорЯ со мной в целые дни ни слова. ќто  менЯ  так  поражало,  что  Я  едва
выносила ее пренебрежение. Ќовое одиночество  стало  длЯ  менЯ  чуть  ли  не
тЯжеле прежнего, и Я опЯть начала грустить,  задумыватьсЯ,  и  опЯть  черные
мысли облегли мое сердце.
     Њадам ‹еотар, надзиравшаЯ за нами,  заметила  наконец  эту  перемену  в
наших сношениЯх. € так как прежде всего  Я  бросилась  ей  на  глаза  и  мое
вынужденное одиночество поразило ее, то она и  обратилась  прЯмо  к  кнЯжне,
журЯ ее за то, что она не умеет обходитьсЯ со мною. ЉнЯжна нахмурила бровки,
вскинула плечиками и объЯвила, что ей со мной нечего делать, что Я  не  умею
играть, что Я о чем-то все думаю  и  что  лучше  она  подождет  брата  ‘ашу,
который приедет из Њосквы, и тогда им обоим будет гораздо веселее.
     Ќо мадам ‹еотар не удовольствовалась таким ответом и заметила  ей,  что
она менЯ оставлЯет одну, тогда как Я еще больна, что Я не могу быть такой же
веселой и резвой, как ЉатЯ, что это,  впрочем,  и  лучше,  потому  что  ЉатЯ
слишком резва, что она то-то сделала, это-то сделала, что  третьего  днЯ  ее
чуть было бульдог не заел, - одним словом,  мадам  ‹еотар  побранила  ее  не
жалеЯ; кончила же тем, что  послала  ее  ко  мне  с  приказанием  помиритьсЯ
немедленно.
     ЉатЯ слушала мадам ‹еотар с большим вниманием, как будто  действительно
понЯла что-то новое и справедливое в резонах ее. Ѓросив обруч,  который  она
гонЯла по зале, она подошла ко мне и, серьезно посмотрев на менЯ, спросила с
удивлением:
     - ‚ы разве хотите играть?
     - Ќет, - отвечала Я, испугавшись за себЯ и за Љатю,  когда  ее  бранила
мадам ‹еотар.
     - —его ж вы хотите?
     - џ посижу; мне тЯжело бегать; а только вы не сердитесь на менЯ,  ЉатЯ,
потому что Я вас очень люблю.
     - Ќу, так Я и буду играть одна, - тихо и с расстановкой отвечала  ЉатЯ,
как бы с удивлением замечаЯ, что, выходит, она не виновата. - Ќу,  прощайте,
Я на вас не буду сердитьсЯ.
     - Џрощайте, - отвечала Я, привстав и подаваЯ ей руку.
     - Њожет быть, вы хотите поцеловатьсЯ? - спросила она, немного  подумав,
вероЯтно припомнив нашу недавнюю сцену и желаЯ сделать мне как  можно  более
приЯтного, чтоб поскорее и согласно кончить со мною.
     - Љак вы хотите, - отвечала Я с робкой надеждой.
     Ћна подошла во мне и  пресерьезно,  не  улыбнувшись,  поцеловала  менЯ.
’аким образом кончив все, что от нее требовали, даже сделав больше, чем было
нужно, чтоб доставить полное  удовольствие  бедной  девочке,  к  которой  ее
посылали, она побежала от менЯ довольнаЯ и веселаЯ, и скоро по всем комнатам
снова раздавалсЯ ее смех и крик, до тех пор пока, утомленнаЯ, едва  переводЯ
дух, бросилась она на диван отдыхать и собиратьсЯ с свежими силами. ‚о  весь
вечер посматривала она на менЯ подозрительно: вероЯтно, Я казалась ей  очень
чудной и странной. ‚идно было, что ей хотелось о чем-то заговорить со  мной,
разъЯснить себе какое-то недоуменье, возникшее насчет менЯ; но в этот раз, Я
не знаю почему, она удержалась. Ћбыкновенно по утрам начинались уроки  Љати.
Њадам ‹еотар учила ее французскому Языку. ‚се ученье состоЯло  в  повторении
грамматики и в чтении ‹афонтена. …е не учили  слишком  многому,  потому  что
едва добились от нее согласиЯ просидеть в день за книгой два  часа  времени.
Ќа этот уговор она наконец согласилась по просьбе отца, по приказанью матери
и исполнЯла его очень совестливо, потому что сама дала  слово.  “  ней  были
редкие способности; она понимала быстро  и  скоро.  Ќо  и  тут  в  ней  были
маленькие странности: если она не  понимала  чего,  то  тотчас  же  начинала
думать об этом сама и терпеть не могла идти за объЯснениЯми,  -  она  как-то
стыдилась этого. ђассказывали, что она  по  целым  днЯм  иногда  билась  над
каким-нибудь вопросом, который не могла  решить,  сердилась,  что  не  могла
одолеть его сама, без чужой помощи, и только в последних случаЯх, уже совсем
выбившись из сил, приходила к мадам ‹еотар с просьбою  помочь  ей  разрешить
вопрос, который ей не давалсЯ. ’о же было в каждом поступке.  Ћна  уж  много
думала, хотЯ это вовсе не казалось так с первого взглЯда. Ќо  вместе  с  тем
она была не по летам наивна: иной раз  ей  случалось  спросить  какую-нибудь
совершенную глупость; другой раз в ее ответах  ЯвлЯлись  самаЯ  дальновиднаЯ
тонкость и хитрость.
     ’ак как Я тоже могла наконец чем-нибудь заниматьсЯ,  то  мадам  ‹еотар,
проэкзаменовав менЯ в моих познаниЯх и найдЯ, что Я читаю очень хорошо, пишу
очень худо, признала за  немедленную  и  крайнюю  необходимость  учить  менЯ
по-французски.
     џ не возражала, и мы в одно утро засели, вместе  с  Љатей,  за  учебный
стол. ‘лучись же, что в этот раз ЉатЯ, как нарочно, была чрезвычайно тупа  и
до крайности рассеЯнна, так что мадам ‹еотар не узнавала ее. џ же,  почти  в
один сеанс, знала уже всю французскую азбуку, как можно желаЯ угодить  мадам
‹еотар своим прилежанием. Љ концу урока мадам ‹еотар совсем рассердилась  на
Љатю.
     - ‘мотрите на нее, - сказала она, указываЯ на менЯ, - больной  ребенок,
учитсЯ в первый раз и вдесЯтеро больше вас сделала. ‚ам это не стыдно?
     - Ћна знает больше менЯ? - спросила в изумлении  ЉатЯ.  -  „а  она  еще
азбуку учит!
     - ‚ы во сколько времени азбуку выучили?
     - ‚ три урока.
     - Ђ она в один. ‘тало быть, она втрое скорее вас понимает и  мигом  вас
перегонит. ’ак ли?
     ЉатЯ подумала немного и  вдруг  покраснела  как  полымЯ,  уверЯсь,  что
замечание мадам ‹еотар справедливо. Џокраснеть, сгореть от стыда -  было  ее
первым движением почти при каждой неудаче, в  досаде  ли,  от  гордости  ли,
когда ее уличали за шалости, - одним словом, почти во всех случаЯх.  ‚  этот
раз почти слезы выступили на  глазах  ее,  но  она  смолчала  и  только  так
посмотрела  на  менЯ,  как  будто  желала  сжечь  менЯ  взглЯдом.  џ  тотчас
догадалась, в чем дело. ЃеднЯжка была горда и самолюбива до крайности. Љогда
мы пошли от мадам ‹еотар, Я  было  заговорила,  чтоб  рассеЯть  поскорей  ее
досаду и показать, что Я вовсе не виновата в  словах  француженки,  но  ЉатЯ
промолчала, как будто не слыхала менЯ.
     —ерез час она  вошла  в  ту  комнату,  где  Я  сидела  за  книгой,  все
раздумываЯ о Љате, пораженнаЯ и испуганнаЯ тем, что она опЯть  не  хочет  со
мной говорить. Ћна посмотрела на менЯ исподлобьЯ, уселась,  по  обыкновению,
на диване и полчаса не спускала с  менЯ  глаз.  Ќаконец  Я  не  выдержала  и
взглЯнула на нее вопросительно.
     - ‚ы умеете танцевать? - спросила ЉатЯ.
     - Ќет, не умею.
     - Ђ Я умею.
     Њолчание.
     - Ђ на фортепиано играете?
     - ’оже нет.
     - Ђ Я играю. ќтому очень трудно выучитьсЯ.
     џ смолчала.
     - Њадам ‹еотар говорит, что вы умнее менЯ.
     - Њадам ‹еотар на вас рассердилась, - отвечала Я.
     - Ђ разве папа будет тоже сердитьсЯ?
     - Ќе знаю, - отвечала Я.
     ЋпЯть молчание; кнЯжна  в  нетерпении  била  по  полу  своей  маленькой
ножкой.
     - ’ак вы надо мной будете смеЯтьсЯ, оттого что лучше менЯ понимаете?  -
спросила она наконец, не выдержав более своей досады.
     - Ћх, нет, нет! - закричала Я и вскочила с места, чтоб броситьсЯ к  ней
и обнЯть ее.
     - € вам не стыдно так думать и спрашивать об  этом,кнЯжна?  -  раздалсЯ
вдруг голос мадам ‹еотар, котораЯ уже пЯть минут наблюдала за нами и слышала
наш разговор. - ‘тыдитесь! вы стали завидовать бедному ребенку  и  хвалитьсЯ
перед ней, что умеете танцевать  и  играть  на  фортепьЯно.  ‘тыдно;  Я  все
расскажу кнЯзю.
     ™еки кнЯжны загорелись как зарево.
     - ќто дурное чувство. ‚ы ее обидели своими вопросами. ђодители ее  были
бедные люди и не могли ей нанЯть учителей; она сама училась,  потому  что  у
ней хорошее, доброе сердце. ‚ы бы должны были любить ее, а вы хотите  с  ней
ссоритьсЯ. ‘тыдитесь, стыдитесь! ‚едь она - сиротка. “ ней нет  никого.  …ще
бы вы похвалились перед ней, что вы кнЯжна, а она нет. џ вас оставлЯю  одну.
Џодумайте о том, что Я вам говорила, исправьтесь.
     ЉнЯжна думала ровно два днЯ! „ва днЯ не было слышно ее смеха  и  крика.
Џроснувшись ночью, Я подслушала, что она даже во сне продолжает рассуждать с
мадам ‹еотар. Ћна даже похудела немного в эти два днЯ, и румЯнец не так живо
играл на ее светленьком личике. Ќаконец, на  третий  день,  мы  обе  сошлись
внизу,  в  больших  комнатах.  ЉнЯжна  шла  от  матери,  но,  увидев   менЯ,
остановилась и села недалеко, напротив. џ со  страхом  ожидала,  что  будет,
дрожала всеми членами.
     - Ќеточка, за что менЯ бранили за вас? - спросила она наконец.
     - ќто не за менЯ, Љатенька, - отвечала Я, спеша оправдатьсЯ.
     - Ђ мадам ‹еотар говорит, что Я вас обидела.
     - Ќет, Љатенька, нет, вы менЯ не обидели.
     ЉнЯжна вскинула плечиками в знак недоуменьЯ.
     - Ћтчего ж вы все плачете? - спросила она после некоторого молчаниЯ.
     - џ не буду плакать, если вы хотите, - отвечала Я сквозь слезы.
     Ћна опЯть пожала плечами.
     - ‚ы и прежде все плакали?
     џ не отвечала.
     - ‡ачем вы у нас живете? - спросила вдруг кнЯжна помолчав.
     џ посмотрела на нее в изумлении, и как  будто  что-то  кольнуло  мне  в
сердце.
     - Ћттого, что Я сиротка, - ответила Я наконец, собравшись с духом.
     - “ вас были папа и мама?
     - Ѓыли.
     - —то они, вас не любили?
     - Ќет... любили, - отвечала Я через силу.
     - Ћни были бедные?
     - „а.
     - Ћчень бедные?
     - „а.
     - Ћни вас ничему не учили?
     - —итать учили.
     - “ вас были игрушки?
     - Ќет.
     - Џирожное было?
     - Ќет.
     - “ вас было сколько комнат?
     - Ћдна.
     - Ћдна комната?
     - Ћдна.
     - Ђ слуги были?
     - Ќет, не было слуг.
     - Ђ кто ж вам служил?
     - џ сама покупать ходила.
     ‚опросы  кнЯжны  все  больше  и  больше  растравлЯли  мне   сердце.   €
воспоминаниЯ, и мое одиночество, и удивление  кнЯжны  -  все  это  поражало,
обижало мое сердце, которое обливалось кровью. џ всЯ дрожала от  волнениЯ  и
задыхалась от слез.
     - ‚ы, стало быть, рады, что у нас живете?
     џ молчала.
     - “ вас было платье хорошее?
     - Ќет.
     - „урное?
     - „а.
     - џ видела ваше платье, мне его показывали.
     - ‡ачем же вы менЯ спрашиваете? - сказала Я, всЯ задрожав от  какого-то
нового, неведомого длЯ менЯ ощущениЯ и подымаЯсь с места. - ‡ачем же вы менЯ
спрашиваете? - продолжала Я, покраснев от негодованиЯ. - ‡ачем вы надо  мной
смеетесь?
     ЉнЯжна вспыхнула и тоже  встала  с  места,  но  мигом  преодолела  свое
волнение.
     - Ќет... Я не смеюсь, - отвечала она. - џ только хотела  знать,  правда
ли, что папа и мама у вас были бедны?
     - ‡ачем вы спрашиваете менЯ про папу и маму? - сказала Я,  заплакав  от
душевной боли. - ‡ачем вы так про них  спрашиваете?  —то  они  вам  сделали,
ЉатЯ?
     ЉатЯ стоЯла в смущении и не знала, что отвечать.  ‚  эту  минуту  вошел
кнЯзь.
     - —то с тобой, Ќеточка? - спросил он, взглЯнув на  менЯ  и  увидев  мои
слезы, - что с тобой? - продолжал он, взглЯнув на Љатю, котораЯ была  красна
как огонь, - о чем вы говорили? ‡а что вы поссорились? Ќеточка,  за  что  вы
поссорились?
     Ќо Я не могла отвечать. џ схватила руку кнЯзЯ и со слезами целовала ее.
     - ЉатЯ, не лги. —то здесь было?
     ЉатЯ лгать не умела.
     - џ сказала, что видела, какое у нее было дурное платье, когда еще  она
жила с папой и мамой.
     - Љто тебе показывал? Љто смел показать?
     - џ сама видела, - отвечала ЉатЯ решительно.
     - Ќу, хорошо! ’ы не скажешь на других, Я тебЯ знаю. —то ж дальше?
     - Ђ она заплакала и сказала: зачем Я смеюсь над папой и над мамой.
     - ‘тало быть, ты смеЯлась над ними?
     •оть ЉатЯ и не смеЯлась, но, знать, в ней было такое намерение, когда Я
с  первого  разу  так  понЯла.  Ћна  не  отвечала  ни  слова:  значит,  тоже
соглашалась в проступке.
     - ‘ейчас же подойдем к ней и проси у  нее  прощениЯ,  -  сказал  кнЯзь,
указав на менЯ.
     ЉнЯжна стоЯла бледнаЯ как платок и не двигаЯсь с места.
     - Ќу! - сказал кнЯзь.
     -  џ  не  хочу,  -  проговорила  наконец  ЉатЯ  вполголоса  и  с  самым
решительным видом.
     - ЉатЯ!
     - Ќет, не хочу, не хочу! - закричала она вдруг,  засверкав  глазками  и
затопав ногами. - Ќе хочу, папа, прощениЯ просить. џ не люблю ее. џ не  буду
с нею вместе жить... џ не виновата, что она целый день плачет. Ќе  хочу,  не
хочу!
     - Џойдем со мной, - сказал кнЯзь, схватил ее за руку и повел к  себе  в
кабинет. - Ќеточка, ступай наверх.
     џ хотела броситьсЯ к кнЯзю, хотела просить за  Љатю,  но  кнЯзь  строго
повторил свое приказание, и Я пошла наверх, похолодев от испуга как мертваЯ.
ЏридЯ в нашу комнату, Я упала на диван и закрыла руками  голову.  џ  считала
минуты, ждала Љатю с нетерпением, хотела броситьсЯ к ногам ее.  Ќаконец  она
воротилась, не сказав мне ни слова, прошла мимо менЯ и села в угол. ѓлаза ее
были красны, щеки опухли от слез. ‚сЯ решимость моЯ исчезла. џ  смотрела  на
нее в страхе и от страха не могла двинутьсЯ с места.
     џ всеми силами обвинЯла себЯ, всеми силами старалась доказать себе, что
Я во всем виновата. ’ысЯчу  раз  хотела  Я  подойти  к  Љате  и  тысЯчу  раз
останавливалась,не знаЯ, как она менЯ примет. ’ак  прошел  день,  другой.  Љ
вечеру другого днЯ ЉатЯ сделалась веселей  и  погнала  было  свой  обруч  по
комнатам, но скоро бросила свою забаву и села одна в  угол.  Џеред  тем  как
ложитьсЯ спать, она вдруг оборотилась было ко мне, даже сделала ко  мне  два
шага, и губки ее раскрылись сказать мне что-то такое, но  она  остановилась,
воротилась и легла в постель. ‡а тем днем  прошел  еще  день,  и  удивленнаЯ
мадам ‹еотар начала наконец допрашивать Љатю: что с ней сделалось? не больна
ли она, что вдруг затихла? ЉатЯ отвечала что-то, взЯлась было за  волан,  но
только что отворотилась мадам ‹еотар, - покраснела и заплакала. Ћна выбежала
из комнаты, чтоб Я не видала ее. € наконец все разрешилось: ровно через  три
днЯ после нашей ссоры она вдруг после обеда вошла  в  мою  комнату  и  робко
приблизилась во мне.
     - Џапа приказал, чтоб Я у вас прощеньЯ просила, - проговорила она, - вы
менЯ простите?
     џ быстро схватила Љатю за обе руки и, задыхаЯсь от волнениЯ, сказала:
     - „а! да!
     - Џапа приказал поцеловатьсЯ с вами, - вы менЯ поцелуете?
     ‚ ответ Я начала целовать ее руки,  обливаЯ  их  слезами.  ‚зглЯнув  на
Љатю, Я увидала в ней какое-то  необыкновенное  движение.  ѓубки  ее  слегка
потрогивались,  подбородок  вздрагивал,  глазки  повлажнели,  но  она  мигом
преодолела свое волнение, и улыбка на миг проглЯнула на губах ее.
     - Џойду скажу папе, что Я вас поцеловала и просила прощениЯ, -  сказала
она потихоньку, как бы размышлЯЯ сама с собою.  -  џ  уже  его  три  днЯ  не
видала; он не велел и входить к себе без того, - прибавила она помолчав.
     €,проговорив это, она робко и задумчиво сошла вниз, как  будто  еще  не
уверилась: каков будет прием отца.
     Ќо через час наверху раздалсЯ крик, шум, смех,  лай  ”альстафа,  что-то
опрокинулось и разбилось, несколько книг полетело на пол,  обруч  загудел  и
запрыгал по всем комнатам, - одним словом, Я узнала, что ЉатЯ  помирилась  с
отцом, и сердце мое задрожало от радости.
     Ќо ко мне она не подходила и видимо избегала разговоров со мною. ‚замен
того Я имела честь в высшей степени возбудить ее любопытство.  ‘адилась  она
напротив менЯ, чтоб удобнее менЯ рассмотреть, все чаще и чаще. ЌаблюдениЯ ее
надо  мной  делались  наивнее;  одним  словом,  избалованнаЯ,   самовластнаЯ
девочка, которую все баловали и лелеЯли в  доме,  как  сокровище,  не  могла
понЯть, каким образом Я уже несколько раз встречалась на ее пути, когда  она
вовсе не хотела встречать менЯ. Ќо это  было  прекрасное,  доброе  маленькое
сердце,  которое  всегда  умело  сыскать  себе  добрую  дорогу   уже   одним
инстинктом. ‚сего более влиЯниЯ имел на нее отец, которого она обожала. Њать
безумно любила ее, но была с нею  ужасно  строга,  и  у  ней  перенЯла  ЉатЯ
упрЯмство, гордость и твердость характера, но переносила на себе все прихоти
матери, доходившие даже до  нравственной  тирании.  ЉнЯгинЯ  как-то  странно
понимала, что такое воспитание, и воспитание Љати было  странным  контрастом
беспутного баловства и  неумолимой  строгости.  —то  вчера  позволЯлось,  то
вдруг, без всЯкой причины, запрещалось  сегоднЯ,  и  чувство  справедливости
оскорблЯлось в ребенке... Ќо впереди еще эта  историЯ.  ‡амечу  только,  что
ребенок уже умел определить свои отношениЯ к матери и отцу. ‘ последним  она
была как есть, всЯ  наружу,  без  утайки,  открыта.  ‘  матерью,  совершенно
напротив, - замкнута, недоверчива и беспрекословно послушна.  Ќо  послушание
ее было не по искренности и убеждению, а по необходимой системе. џ объЯснюсь
впоследствии. ‚прочем, к особенной чести моей Љати  скажу,  что  она  понЯла
наконец свою мать, и когда  подчинилась  ей,  то  уже  вполне  осмыслив  всю
безграничность любви ее, доходившей иногда до болезненного исступлениЯ, -  и
кнЯжна великодушно ввела в свой расчет последнее обстоЯтельство.  “вы!  этот
расчет мало помог потом ее горЯчей головке!
     Ќо Я почти не понимала, что со мной делаетсЯ. ‚се во мне волновалось от
какого-то нового, необъЯснимого ощущениЯ, и Я не преувеличу, если скажу, что
страдала, терзалась от этого нового чувства. Љороче - и  пусть  простЯт  мне
мое слово - Я была влюблена в мою  Љатю.  „а,  это  была  любовь,  настоЯщаЯ
любовь, любовь со слезами и радостЯми, любовь страстнаЯ. —то влекло  менЯ  к
ней? отчего родилась такаЯ любовь? Ћна началась с первого  взглЯда  на  нее,
когда все чувства мои были  сладко  поражены  видом  прелестного  как  ангел
ребенка. ‚се в ней было прекрасно; ни один из пороков ее не родилсЯ вместе с
нею, - все были привиты и все находились в  состоЯнии  борьбы.  ‚сюду  видно
было прекрасное начало, принЯвшее на времЯ  ложную  форму;  но  все  в  ней,
начинаЯ с этой борьбы, сиЯло отрадною надеждой,  все  предвещало  прекрасное
будущее. ‚се любовались ею, все любили ее, не Я  одна.  Љогда,  бывало,  нас
выводили часа в три гулЯть, все  прохожие  останавливались  как  пораженные,
едва только взглЯдывали на нее, и нередко крик  изумлениЯ  раздавалсЯ  вслед
счастливому ребенку. Ћна родилась на счастие, она должна была  родитьсЯ  длЯ
счастиЯ - вот было первое впечатление при встрече с нею. Њожет быть, во  мне
первый раз поражено было эстетическое чувство, чувство изЯщного, первый  раз
сказалось оно, пробужденное красотой, и - вот всЯ причина  зарождениЯ  любви
моей.
     ѓлавным  пороком  кнЯжны  или,  лучше  сказать,  главным   началом   ее
характера, которое неудержимо старалось воплотитьсЯ в свою натуральную форму
и, естественно, находилось в состоЯнии склоненном,  в  состоЯнии  борьбы,  -
была гордость.  ќта  гордость  доходила  до  наивных  мелочей  и  впадала  в
самолюбие до того, что, например, противоречие, каково бы оно  ни  было,  не
обижало, не сердило ее, но только удивлЯло. Ћна  не  могла  постигнуть,  как
может быть  что-нибудь  иначе,  нежели  как  бы  она  захотела.  Ќо  чувство
справедливости всегда брало верх в ее сердце. …сли убеждалась она,  что  она
несправедлива, то тотчас же подчинЯлась приговору безропотно и неколебимо. €
если до сих пор в отношениЯх со мною изменЯла она себе, то  Я  объЯснЯю  все
это непостижимой  антипатией  но  мне,  помутившей  на  времЯ  стройность  и
гармонию всего ее существа; так и должно было быть: она слишком страстно шла
в своих увлечениЯх, и всегда только пример,  опыт  выводил  ее  на  истинный
путь. ђезультаты всех ее начинаний были прекрасны и истинны,  но  покупались
беспрерывными уклонениЯми и заблуждениЯми.
     ЉатЯ очень скоро удовлетворила свои  наблюдениЯ  надо  мною  и  наконец
решилась оставить менЯ в покое. Ћна сделала так, как будто менЯ и не было  в
доме; мне - ни слова лишнего, даже почти необходимого; Я устранена от игр  и
устранена не насильно, но так ловко, как будто бы Я сама на то  согласилась.
“роки шли своим чередом, и если менЯ ставили ей в пример за  понЯтливость  и
тихость характера, то Я уже не имела чести оскорблЯть ее самолюбиЯ,  которое
было чрезвычайно щекотливо, до того, что его мог оскорбить даже бульдог наш,
сэр „жон ”альстаф. ”альстаф был хладнокровен и флегматик, но зол  как  тигр,
когда его раздражали, зол даже до отрицаниЯ власти хозЯина.  …ще  черта:  он
решительно никого не любил; но самым сильным, натуральным врагом  его  была,
бесспорно, старушка кнЯжна... Ќо эта историЯ еще впереди.  ‘амолюбиваЯ  ЉатЯ
всеми  средствами  старалась  победить  нелюбезность  ”альстафа;   ей   было
неприЯтно, что есть хоть одно животное  в  доме,  единственное,  которое  не
признает ее авторитета, ее силы, не склонЯетсЯ перед нею, не любит ее. € вот
кнЯжна порешила атаковать ”альстафа сама. …й хотелось над всеми повелевать и
властвовать; как же мог ”альстаф  избежать  своей  участи?  Ќо  непреклонный
бульдог не сдавалсЯ.
     ђаз, после обеда, когда мы обе сидели внизу, в  большой  зале,  бульдог
расположилсЯ среди комнаты и лениво наслаждалсЯ своим послеобеденным кейфом.
‚ эту самую минуту кнЯжне вздумалось завоевать его в свою власть. € вот  она
бросила свою игру и на цыпочках, ласкаЯ  и  приголубливаЯ  ”альстафа  самыми
нежными именами, приветливо манЯ его рукой, начала осторожно приближатьсЯ  к
нему.  Ќо  ”альстаф  еще  издали  оскалил   свои   страшные   зубы;   кнЯжна
остановилась. ‚се намерение ее состоЯло в том, чтоб,  подойдЯ  к  ”альстафу,
погладить его, чего он решительно  не  позволЯл  никому,  кроме  кнЯгини,  у
которой был фаворитом, и  заставить  его  идти  за  собой:  подвиг  трудный,
сопрЯженный с серьезной опасностью, потому что ”альстаф никак не затруднилсЯ
бы отгрызть у ней руку или растерзать ее, если б нашел это  нужным.  Ћн  был
силен как медведь, и  Я  с  беспокойством,  со  страхом  следила  издали  за
проделками Љати. Ќо ее нелегко было переубедить с первого раза, и даже  зубы
”альстафа, которые он пренеучтиво показывал, были решительно недостаточным к
тому средством. “бедЯсь,  что  подойти  нельзЯ  с  первого  раза,  кнЯжна  в
недоумении обошла кругом своего неприЯтелЯ. ”альстаф не  двинулсЯ  с  места.
ЉатЯ сделала второй круг, значительно уменьшив его поперечник, потом третий,
но когда дошла до того места, которое казалось ”альстафу заветной чертой, он
снова оскалил зубы. ЉнЯжна топнула ножкой, отошла  в  досаде  и  раздумье  и
уселась на диван.
     Њинут через десЯть она выдумала новое обольщение,  тотчас  же  вышла  и
воротилась с запасом кренделей, пирожков, - одним словом, переменила оружие.
Ќо ”альстаф был хладнокровен, потому, вероЯтно, что был слишком сыт. Ћн даже
и не взглЯнул на кусок кренделЯ, который ему бросили; когда же кнЯжна  снова
очутилась  у  заветной  черты,  которую  ”альстаф  считал  своей   границей,
последовала оппозициЯ, в этот раз  позначительнее  первой.  ”альстаф  поднЯл
голову, оскалил зубы, слегка заворчал и сделал легкое  движение,  как  будто
собиралсЯ рванутьсЯ с места. ЉнЯжна покраснела от гнева, бросила  пирожки  и
снова уселась на место.
     Ћна сидела всЯ в решительном  волнении.  …е  ножка  била  ковер,  щечки
краснели как зарево, а в глазах даже выступили слезы досады. ‘лучись же, что
она взглЯнула на менЯ, - всЯ кровь бросилась ей  в  голову.  Ћна  решительно
вскочила с места и самою твердою поступью пошла прЯмо к страшной собаке.
     Њожет быть, в этот раз изумление  подействовало  на  ”альстафа  слишком
сильно. Ћн пустил врага за черту и только уже  в  двух  шагах  приветствовал
безрассудную Љатю самым зловещим рычанием. ЉатЯ остановилась было на минуту,
но только на минуту, и решительно ступила  вперед.  џ  обомлела  от  испуга.
ЉнЯжна была воодушевлена, как Я еще никогда ее не видала; глаза ее  блистали
победой, торжеством. ‘ нее можно было рисовать чудную  картинку.  Ћна  смело
вынесла грозный взглЯд взбешенного бульдога и не дрогнула перед его страшной
пастью; он привстал. €з мохнатой груди его раздалось  ужасное  рыкание;  еще
минута, и он бы  растерзал  ее.  Ќо  кнЯжна  гордо  положила  на  него  свою
маленькую ручку и три раза с торжеством погладила его  по  спине.  Њгновение
бульдог был в нерешимости. ќто мгновение было самое  ужасное;  но  вдруг  он
тЯжело поднЯлсЯ с места, потЯнулсЯ и, вероЯтно взЯв  в  соображение,  что  с
детьми не  стоило  свЯзыватьсЯ,  преспокойно  вышел  из  комнаты.  ЉнЯжна  с
торжеством стала на завоеванном месте и бросила на менЯ неизъЯснимый взглЯд,
взглЯд пресыщенный, упоенный победою. Ќо  Я  была  бледна  как  платок;  она
заметила и улыбнулась. Ћднако смертнаЯ бледность уже покрывала  и  ее  щеки.
Ћна едва могла дойти до дивана и упала на него чуть не в обмороке.
     Ќо влечение мое к ней уже  не  знало  пределов.  ‘  этого  днЯ,  как  Я
вытерпела за нее столько страха, Я уже не могла владеть собою. џ изнывала  в
тоске, тысЯчу раз готова была броситьсЯ к ней на шею,  но  страх  приковывал
менЯ, без движениЯ, на месте. Џомню, Я старалась убегать  ее,  чтоб  она  не
видала моего волнениЯ, но когда она нечаЯнно входила в ту комнату, в которую
Я спрЯчусь,  Я  вздрагивала  и  сердце  начинало  стучать  так,  что  голова
кружилась. Њне кажетсЯ, моЯ проказница это заметила и днЯ два  была  сама  в
каком-то смущении. Ќо скоро она привыкла и к этому порЯдку вещей. ’ак прошел
целый месЯц, который Я весь прострадала  втихомолку.  —увства  мои  обладают
какою-то необъЯснимою растЯжимостью, если можно так выразитьсЯ;  моЯ  натура
терпелива до последней степени, так что взрыв, внезапное  проЯвление  чувств
бывает только уж в крайности. Ќужно знать, что во все это времЯ мы сказали с
Љатей не более пЯти слов; но Я мало-помалу заметила, по некоторым неуловимым
признакам,что все это происходило в ней не от забвениЯ, не от равнодушиЯ  ко
мне, а от какого-то намеренного уклонениЯ, как будто  она  дала  себе  слово
держать менЯ в известных пределах. Ќо Я уже не спала по  ночам,  а  днем  не
могла скрыть своего смущениЯ  даже  от  мадам  ‹еотар.  ‹юбовь  моЯ  к  Љате
доходила даже до странностей. Ћдин раз Я украдкою  взЯла  у  ней  платок,  в
другой раз ленточку, которую  она  вплетала  в  волосы,  и  по  целым  ночам
целовала их, обливаЯсь слезами. ‘начала  менЯ  мучило  до  обиды  равнодушие
Љати; но теперь все во мне помутилось,и Я сама не могла дать себе  отчета  в
своих ощущениЯх. ’аким  образом,  новые  впечатлениЯ  мало-помалу  вытеснЯли
старые, и воспоминаниЯ о моем грустном прошедшем потерЯли  свою  болезненную
силу и сменились во мне новой жизнью.
     Џомню, Я иногда просыпалась ночью, вставала с  постели  и  на  цыпочках
подходила к кнЯжне. џ заглЯдывалась по целым часам на спЯщую Љатю при слабом
свете ночной нашей лампы; иногда садилась к ней  на  кровать,  нагибалась  к
лицу ее, и на менЯ веЯло ее горЯчим дыханием.  ’ихонько,  дрожа  от  страха,
целовала Я ее ручки, плечики, волосы, ножку, если ножка  выглЯдывала  из-под
одеЯла. Њало-помалу Я заметила, - так как Я уже не спускала с нее глаз целый
месЯц, - что ЉатЯ становитсЯ со днЯ на день  задумчивее;  характер  ее  стал
терЯть свою ровность: иногда целый день  не  слышишь  ее  шума,  другой  раз
подымаетсЯ такой гам, какого еще никогда не было. Ћна стала  раздражительна,
взыскательна, краснела и сердилась очень часто и даже со  мной  доходила  до
маленьких жестокостей: то вдруг не захочет обедать возле менЯ, близко сидеть
от менЯ, как будто чувствует ко мне отвращение; то вдруг уходит к  матери  и
сидит там по целым днЯм, может быть знаЯ, что Я иссыхаю без нее с тоски;  то
вдруг начнет смотреть на менЯ по целым  часам,  так  что  Я  не  знаю,  куда
деватьсЯ от убийственного смущениЯ, краснею, бледнею, а между  тем  не  смею
выйти из комнаты. „ва раза уже  ЉатЯ  жаловалась  на  лихорадку,  тогда  как
прежде не помнили  за  ней  никакой  болезни.  Ќаконец  вдруг  в  одно  утро
последовало  особое  распорЯжение:  по  непременному  желанию  кнЯжны,   она
переселилась вниз, к маменьке, котораЯ чуть не умерла от страха, когда  ЉатЯ
пожаловалась на лихорадку. Ќужно сказать, что кнЯгинЯ была очень  недовольна
мною и всю перемену в Љате,  которую  и  она  замечала,  приписывала  мне  и
влиЯнию моего угрюмого характера, как  она  выражалась,  на  характер  своей
дочери. Ћна уже давно разлучила бы нас, но откладывала до времени, знаЯ, что
придетсЯ выдержать серьезный спор с кнЯзем, который хотЯ  и  уступал  ей  во
всем, но иногда становилсЯ неуступчив и упрЯм  до  непоколебимости.  Ћна  же
понимала кнЯзЯ вполне.
     џ была поражена переселением кнЯжны и  целую  неделю  провела  в  самом
болезненном напрЯжении духа. џ мучилась тоскою, ломаЯ голову  над  причинами
отвращениЯ Љати во мне. ѓрусть разрывала мою душу, и чувство  справедливости
и  негодованиЯ  начало  восставать  в  моем  оскорбленном  сердце.  ЉакаЯ-то
гордость вдруг родилась во мне, и когда мы сходились  с  Љатей  в  тот  час,
когда нас уводили гулЯть, Я смотрела на нее так  независимо,  так  серьезно,
так непохоже на прежнее, что это даже поразило ее. Љонечно,  такие  перемены
происходили во мне только порывами, и потом  сердце  опЯть  начинало  болеть
сильнее и сильнее, и Я становилась еще слабее, еще малодушнее,  чем  прежде.
Ќаконец в одно утро, к величайшему моему недоумению и  радостному  смущению,
кнЯжна воротилась наверх. ‘начала она с безумным смехом бросилась на  шею  к
мадам ‹еотар и объЯвила, что опЯть к нам переезжает,  потом  кивнула  и  мне
головой, выпросила позволение ничему не  учитьсЯ  в  это  утро  и  все  утро
прорезвилась и пробегала. џ никогда не видала ее живее  и  радостнее.  Ќо  к
вечеру она сделалась тиха, задумчива и  снова  какаЯ-то  грусть  отенила  ее
прелестное личико. Љогда кнЯгинЯ пришла вечером посмотреть на нее, Я видела,
что ЉатЯ делает неестественные усилиЯ казатьсЯ веселою. Ќо, вслед за  уходом
матери, оставшись одна, она вдруг ударилась в слезы. џ была поражена. ЉнЯжна
заметила мое внимание и вышла. Ћдним словом, в  ней  приготовлЯлсЯ  какой-то
неожиданный кризис. ЉнЯгинЯ советовалась с докторами, каждый день  призывала
к себе мадам  ‹еотар  длЯ  самых  мелких  расспросов  о  Љате;  велено  было
наблюдать за каждым движением ее. Ћдна только Я  предчувствовала  истину,  и
сильно забилось мое сердце надеждою.
     ‘ловом, маленький роман разрешалсЯ и приходил к концу. Ќа  третий  день
после возвращениЯ Љати к нам наверх Я заметила, что она все утро  глЯдит  на
менЯ такими чудными глазками, такими долгими взглЯдами...  Ќесколько  раз  Я
встречала эти взглЯды, и каждый раз мы обе краснели и потуплЯлись, как будто
стыдились друг друга. Ќаконец кнЯжна  засмеЯлась  и  пошла  от  менЯ  прочь.
“дарило три часа, и нас стали одевать длЯ прогулки. ‚друг  ЉатЯ  подошла  ко
мне.
     - “ вас башмак развЯзалсЯ, - сказала она мне, - давайте Я завЯжу.
     џ было нагнулась сама, покраснев как вишнЯ оттого, что наконец-то  ЉатЯ
заговорила со мной.
     -  „авай!  -  сказала  она  мне  нетерпеливо  и  засмеЯвшись.  ’ут  она
нагнулась, взЯла насильно мою ногу, поставила к себе на колено и завЯзала. џ
задыхалась; Я не знала, что делать от какого-то сладостного  испуга.  Љончив
завЯзывать башмак, она встала и оглЯдела менЯ с ног до головы.
     - ‚от и  горло  открыто,  -  сказала  она,  дотронувшись  пальчиком  до
обнаженного тела на моей шее. - „а уж давай Я сама завЯжу.
     џ не противоречила.  Ћна  развЯзала  мой  шейный  платочек  и  повЯзала
по-своему.
     - Ђ то можно кашель нажить, -  сказала  она,  прелукаво  улыбнувшись  и
сверкнув на менЯ своими черными влажными глазками.
     џ была вне себЯ; Я не знала, что со мной делаетсЯ  и  что  сделалось  с
Љатей. Ќо, слава богу, скоро кончилась наша прогулка, а то Я бы не выдержала
и бросилась бы целовать ее на улице. ‚сходЯ на лестницу, мне удалось, однако
ж, поцеловать ее украдкой в плечо. Ћна заметила, вздрогнула, но  не  сказала
ни слова. ‚ечером ее нарЯдили и повели вниз. “ кнЯгини были гости. Ќо в этот
вечер в доме произошла страшнаЯ суматоха.
     ‘ Љатей сделалсЯ нервный припадок. ЉнЯгинЯ была  вне  себЯ  от  испуга.
Џриехал доктор и не знал, что сказать. ђазумеетсЯ, все  свалили  на  детские
болезни, на возраст Љати, но Я подумала иное.  Ќаутро  ЉатЯ  Явилась  к  нам
такаЯ же, как всегда, румЯнаЯ,веселаЯ, с неистощимым здоровьем, но с  такими
причудами и капризами, каких с ней никогда не бывало.
     ‚о-первых, она все утро не  слушалась  мадам  ‹еотар.  Џотом  вдруг  ей
захотелось идти к старушке кнЯжне.  Џротив  обыкновениЯ,  старушка,  котораЯ
терпеть не могла свою племЯнницу, была с нею в постоЯнной ссоре и не  хотела
видеть ее, - на этот раз как-то разрешила  принЯть  ее.  ‘начала  все  пошло
хорошо, и первый час они  жили  согласно.  Џлутовка  ЉатЯ  вздумала  просить
прощениЯ за все свои проступки, за резвость, за крик, за то, что кнЯжне  она
не давала покою. ЉнЯжна торжественно и со слезами простила  ее.  Ќо  шалунье
вздумалось зайти далеко. …й пришло на ум рассказать такие  шалости,  которые
были еще только в одних замыслах и проектах. ЉатЯ  прикинулась  смиренницей,
постницей и вполне раскаивающейсЯ; одним словом, ханжа  была  в  восторге  и
много льстила ее самолюбию  предстоЯвшаЯ  победа  над  Љатей  -  сокровищем,
идолом всего дома, котораЯ умела заставить даже  свою  мать  исполнЯть  свои
прихоти.
     € вот проказница  призналась,  во-первых,  что  у  нее  было  намерение
приклеить к платью кнЯжны визитную карточку; потом засадить ”альстафа к  ней
под кровать; потом сломать ее очки, унесть все ее книги  и  принесть  вместо
них от мамы французских романов; потом  достать  хлопушек  и  разбросать  по
полу; потом спрЯтать ей в карман колоду карт и т. д. и т. д.  Ћдним  словом,
шли шалости одна хуже другой. ‘таруха выходила из себЯ,  бледнела,  краснела
от злости; наконец ЉатЯ не выдержала, захохотала и убежала от тетки. ‘таруха
немедленно послала за кнЯгиней. Ќачалось целое дело, и кнЯгинЯ два часа,  со
слезами на глазах,умолЯла свою родственницу простить Љатю и позволить ее  не
наказывать, взЯв в соображение, что она больна.  ЉнЯжна  слушать  не  хотела
сначала; она объЯвила, что завтра же выедет  из  дому,  и  смЯгчилась  тогда
только, когда кнЯгинЯ дала слово, что  отложит  наказание  до  выздоровлениЯ
дочери, а потом удовлетворит справедливому негодованию  престарелой  кнЯжны.
Ћднако ж ЉатЯ выдержала строгий выговор. …е увели вниз, к кнЯгине.
     Ќо проказница вырвалась-таки  после  обеда.  ЏробираЯсь  вниз,  сама  Я
встрети