м еще большей славы от их гробниц, если  только  волею  божией  придет
тому времЯ. €з таковых особенно сохранЯлась памЯть о дожившем  до  ста  пЯти
лет старце €ове, знаменитом  подвижнике,  великом  постнике  и  молчальнике,
преставившемсЯ уже давно, еще в десЯтых годах нынешнего столетиЯ,  и  могилу
которого  с  особым  и  чрезвычайным  уважением  показывали   всем   впервые
прибывающим богомольцам, таинственно  упоминаЯ  при  сем  о  некиих  великих
надеждах. (ќто та самаЯ могила, на которой отец Џаисий застал утром  сидЯщим
Ђлешу.) Љроме сего древле-почившего старца жива была таковаЯ же памЯть  и  о
преставившемсЯ сравнительно уже недавно великом отце  иеросхимонахе,  старце
‚арсонофии, - том самом, от которого отец  ‡осима  и  принЯл  старчество,  и
которого, при жизни его, все  приходившие  в  монастырь  богомольцы  считали
прЯмо за юродивого. Ћ сих обоих сохранилось в предании,  что  лежали  они  в
гробах своих как живые и погребены были совсем нетленными и что даже лики их
как бы просветлели в гробу. Ђ некие так даже вспоминали настоЯтельно, что от
телес их осЯзалось Явственно  благоухание.  Ќо  несмотрЯ  даже  и  на  столь
внушительные воспоминаниЯ сии, все же трудно было  бы  объЯснить  ту  прЯмую
причину,  по  которой  у  гроба  старца   ‡осимы   могло   произойти   столь
легкомысленное, нелепое и злобное Явление. —то до менЯ  лично,  то  полагаю,
что тут одновременно сошлось и много другого,  много  разных  причин  заодно
повлиЯвших. €з таковых, например, была даже самаЯ эта закоренелаЯ  вражда  к
старчеству, как к зловредному новшеству, глубоко  таившаЯсЯ  в  монастыре  в
умах еще многих иноков. Ђ потом, конечно, и главное, была зависть к свЯтости
усопшего, столь сильно установившейсЯ при жизни его,  что  и  возражать  как
будто было воспрещено. €бо хотЯ покойный старец и привлек к себе  многих,  и
не столько чудесами, сколько любовью, и воздвиг кругом себЯ как бы целый мир
его любЯщих, тем не менее, и даже тем более, сим же самым породил к  себе  и
завистников, а вслед затем и ожесточенных врагов, и Явных, и  тайных,  и  не
только между монастырскими, но даже и между светскими. Ќикому-то,  например,
он не сделал вреда, но вот: "‡ачем де его считают столь свЯтым?" € один лишь
сей вопрос,  повторЯЯсь  постепенно,  породил  наконец  целую  бездну  самой
ненасытимой злобы. ‚от почему и думаю Я, что многие, заслышав тлетворный дух
от тела его, да еще в такой скорости, - ибо не прошло еще и  днЯ  со  смерти
его, - были безмерно обрадованы; равно как  из  преданных  старцу  и  доселе
чтивших его нашлись тотчас  же  таковые,  что  были  сим  событием  чуть  не
оскорблены и обижены лично.  Џостепенность  же  дела  происходила  следующим
образом.
     ‹ишь только  начало  обнаруживатьсЯ  тление,  то  уже  по  одному  виду
входивших в келью усопшего иноков можно было заключить, зачем они  приходЯт.
‚ойдет, постоит недолго и выходит подтвердить скорее  весть  другим,  толпою
ожидающим извне. €ные из сих ожидавших скорбно покивали главами,  но  другие
даже и скрывать уже не хотели своей  радости,  Явно  сиЯвшей  в  озлобленных
взорах их. € никто-то их не укорЯл более, никто-то доброго гласа не подымал,
что было даже и чудно, ибо преданных усопшему старцу было в монастыре все же
большинство; но уж  так  видно  сам  господь  допустил,  чтобы  на  сей  раз
меньшинство временно одержало верх. ‚ скорости стали ЯвлЯтьсЯ в келью такими
же соглЯдатаЯми и светские, более из образованных посетителей.  Џростого  же
народу  входило  мало,  хотЯ  и  столпилось  много  его  у  ворот  скитских.
Ќесомненно то, что именно  после  трех  часов  прилив  посетителей  светских
весьма усилилсЯ, и именно вследствие соблазнительного известиЯ. ’е,  кои  бы
может и не прибыли в сей  день  вовсе,  и  не  располагали  прибыть,  теперь
нарочно приехали, между ними некоторые значительного  чина  особы.  ‚прочем,
благочиние наружно еще не нарушалось, и отец Џаисий твердо  и  раздельно,  с
лицом строгим, продолжал  читать  …вангелие  в  голос,  как  бы  не  замечаЯ
совершавшегосЯ, хотЯ давно уже заметил нечто необычайное. Ќо вот и  до  него
стали достигать голоса, сперва весьма  тихие,  но  постепенно  твердевшие  и
ободрЯвшиесЯ. "‡нать суд-то божий не то, что человеческий!"  заслышал  вдруг
отец Џаисий. ‚ымолвил сие первее всех  один  светский,  городской  чиновник,
человек уже пожилой и, сколь известно  было  о  нем,  весьма  набожный,  но,
вымолвив вслух, повторил лишь то, что давно промеж себЯ повторЯли иноки друг
другу на ухо. ’е давно уже вымолвили сие безнадежное  слово,  и  хуже  всего
было то, что с каждою почти минутой обнаруживалось  и  возрастало  при  этом
слове  некое  торжество.  ‚скоре  однако  и  самое  даже  благочиние  начало
нарушатьсЯ, и вот точно все почувствовали себЯ в  каком-то  даже  праве  его
нарушить. "€ почему бы сие могло случитьсЯ", говорили некоторые  из  иноков,
сначала как бы  и  сожалеЯ,  -  "тело  имел  не  великое,  сухое,  к  костЯм
приросшее, откуда бы тут духу быть?" "‡начит, нарочно  хотел  бог  указать",
поспешно прибавлЯли другие, и мнение их принималось бесспорно и  тотчас  же,
ибо опЯть-таки указывали, что если б и быть духу естественно, как от всЯкого
усопшего грешного, то все же изошел бы  позднее,  не  с  такою  столь  Явною
поспешностью, по крайности чрез сутки бы,  а  "этот  естество  предупредил",
стало быть тут никто как бог и нарочитый перст его. “казать хотел.  ‘уждение
сие поражало неотразимо. Љроткий отец иеромонах €осиф, библиотекарь, любимец
покойного, стал было возражать некоторым из злословников, что "не везде ведь
это и так" и что не догмат же какой в православии сиЯ необходимость нетлениЯ
телес праведников, а лишь мнение, и что в самых даже  православных  странах,
на Ђфоне например, духом  тлетворным  не  столь  смущаютсЯ,  и  не  нетление
телесное считаетсЯ там главным  признаком  прославлениЯ  спасенных,  а  цвет
костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют  в
ней, "и если обрЯщутсЯ кости желты, как воск, то вот и главнейший знак,  что
прославил господь усопшего праведного; если же не желты, а черны  обрЯщутсЯ,
то значит не удостоил такого господь  славы,  -  вот  как  на  Ђфоне,  месте
великом,  где  издревле  нерушимо  и  в   светлейшей   чистоте   сохранЯетсЯ
православие", заключил отец €осиф. Ќо речи смиренного  отца  пронеслись  без
внушениЯ и даже вызвали отпор насмешливый: "это все  ученость  и  новшества,
нечего и слушать", - порешили про себЯ иноки. "“  нас  по-старому;  мало  ли
новшеств теперь выходит, всем и подражать?" прибавлЯли  другие.  "“  нас  не
менее ихнего свЯтых отцов было. Ћни там под туркой сидЯт и все перезабыли. “
них и православие давно замутилось, да и колоколов у них нет",  присоединЯли
самые насмешливые. Ћтец €осиф отошел с горестию, тем  более,  что  и  сам-то
высказал свое мнение не весьма твердо, а как бы и сам ему мало веруЯ. Ќо  со
смущением провидел, что начинаетсЯ нечто очень неблаговидное и что возвышает
главу даже самое непослушание. Њало-по-малу, вслед за отцом €осифом, затихли
и все  голоса  рассудительные,  €  как-то  так  сошлось,  что  все  любившие
покойного  старца  и  с  умиленным  послушанием   принимавшие   установление
старчества страшно чего-то вдруг испугались и,  встречаЯсь  друг  с  другом,
робко лишь заглЯдывали  один  другому  в  лицо.  ‚раги  же  старчества,  Яко
новшества, гордо поднЯли голову. "Ћт покойного старца ‚арсонофиЯ  не  только
духу не было, но точилось благоухание",  злорадно  напоминали  они,  "но  не
старчеством заслужил, а тем, что и сам праведен был".  Ђ  вслед  за  сим  на
новопреставившегосЯ старца посыпались уже осуждениЯ и самые даже  обвинениЯ:
"несправедливо учил; учил, что жизнь есть великаЯ  радость,  а  не  смирение
слезное", говорили одни, из наиболее бестолковых. "Џо-модному веровал,  огнЯ
материального  во  аде  не  признавал"  -  присоединЯли   другие   еще   тех
бестолковее. "Љ посту был не строг, сладости себе разрешал, варение вишневое
ел с чаем, очень любил, барыни ему присылали. ‘химнику  ли  чаи  распивать?"
слышалось от иных завиствующих. "‚озгордЯсь сидел, с жестокостью припоминали
самые злорадные, за свЯтого себЯ почитал, на коленки пред  ним  повергались,
Яко должное  ему  принимал".  "’аинством  исповеди  злоупотреблЯл",  злобным
шепотом прибавлЯли самые Ярые противники старчества, и  это  даже  из  самых
старейших  и  суровых  в  богомольи  своем  иноков,  истинных  постников   и
молчальников, замолчавших при жизни усопшего, но вдруг теперь отверзших уста
свои, что было уже ужасно, ибо сильно влиЯли словеса их на молодых и еще  не
установившихсЯ иноков. ‚есьма выслушивал все сие и обдорский  гость  монашек
от свЯтого ‘ильвестра,  глубоко  воздыхаЯ  и  покиваЯ  главою:  "Ќет,  видно
отец-то ”ерапонт справедливо вчера судил", подумывал  он  про  себЯ,  а  тут
как-раз и показалсЯ отец ”ерапонт; как бы именно чтоб  усугубить  потрЯсение
вышел.
     “помЯнул уже Я прежде, что выходил он из своей  деревЯнной  келийки  на
пасеке редко, даже в церковь подолгу не ЯвлЯлсЯ и что попущали ему это Якобы
юродивому, не свЯзываЯ его правилом общим длЯ всех. Ќо если сказать по  всей
правде, то попущалось ему все сие даже и  по  некоторой  необходимости.  €бо
столь великого постника  и  молчальника,  дни  и  ночи  молЯщегосЯ  (даже  и
засыпал,  на  коленках  стоЯ),  как-то  даже  и  зазорно  было  настоЯтельно
обременЯть общим уставом, если он сам не хотел подчинитьсЯ.  "Ћн  и  всех-то
нас свЯтее и исполнЯет труднейшее чем по уставу" - сказали бы  тогда  иноки,
"а что в церковь не ходит, то значит сам знает, когда  ему  ходить,  у  него
свой устав". ђади сего-то вероЯтного ропота  и  соблазна  и  оставлЯли  отца
”ерапонта в покое. ‘тарца ‡осиму, как уже и всем известно было сие, не любил
отец ”ерапонт чрезвычайно; и вот и к нему  в  его  келийку  донеслась  вдруг
весть о том, что "суд-то божий  значит  не  тот,  что  у  человеков,  и  что
естество даже предупредил". Ќадо полагать, что из первых сбегал ему передать
известие обдорский гость, вчера посещавший его и  во  ужасе  от  него  вчера
отшедший. “помЯнул Я тоже, что отец Џаисий, твердо и  незыблемо  стоЯвший  и
читавший над гробом, хотЯ и не мог слышать и  видеть,  что  происходило  вне
кельи, но в сердце своем все главное безошибочно предугадал, ибо знал  среду
свою насквозь. ‘мущен же не был, а ожидал всего, что  еще  могло  произойти,
без страха, пронзающим взглЯдом  следЯ  за  будущим  исходом  волнениЯ,  уже
представлЯвшимсЯ умственному взору его. Љак вдруг  необычайный  и  уже  Явно
нарушавший благочиние  шум  в  сенЯх  поразил  слух  его.  „верь  отворилась
настежь, и на пороге показалсЯ отец ”ерапонт. ‡а  ним,  как  примечалось,  и
даже Ясно было видно из кельи, столпилось внизу у  крылечка  много  монахов,
сопровождавших его, а между ними и светских. ‘опровождавшие однако не  вошли
и на крылечко не поднЯлись, но остановЯсь ждали, что скажет и  сделает  отец
”ерапонт далее,  ибо  предчувствовали  они,  и  даже  с  некоторым  страхом,
несмотрЯ на все дерзновение свое, что пришел  он  не  даром.  ЋстановЯсь  на
пороге, отец ”ерапонт воздел руки, и из-под правой руки его выглЯнули острые
и любопытные глазки обдорского гостЯ, единого не утерпевшего  и  взбежавшего
во след отцу ”ерапонту по  лесенке  из-за  превеликого  своего  любопытства.
Џрочие же кроме него, только что с шумом отворилась настеж  дверь,  напротив
потеснились еще более назад от внезапного страха.  ЏоднЯв  руки  горе,  отец
”ерапонт вдруг завопил:
     - €звергаЯ извергну! - и тотчас  же  начал,  обращаЯсь  во  все  четыре
стороны попеременно, крестить стены и  все  четыре  угла  кельи  рукой.  ќто
действие отца ”ерапонта тотчас же понЯли сопровождавшие его; ибо знали,  что
и всегда так делал, куда ни входил, и что и не  сЯдет  и  слова  не  скажет,
прежде чем не изгонит нечистую силу.
     - ‘атана изыди, сатана  изыди!  -  повторЯл  он  с  каждым  крестом.  -
€звергаЯ извергну!  -  возопил  он  опЯть.  Ѓыл  он  в  своей  грубой  рЯсе,
подпоЯсанной вервием. €з-под посконной рубахи выглЯдывала  обнаженнаЯ  грудь
его; обросшаЯ седыми волосами. Ќоги же совсем были босы. Љак только стал  он
махать руками, стали сотрЯсатьсЯ и звенеть жестокие вериги, которые носил он
под рЯсой. Ћтец Џаисий прервал чтение, выступил вперед и  стал  пред  ним  в
ожидании.
     - Џочто пришел, честный отче? Џочто благочиние нарушаешь?  Џочто  стадо
смиренное возмущаешь? - проговорил он наконец, строго смотрЯ на него.
     - —есо ради пришел еси? —есо просиши? Љако веруеши?  -  прокричал  отец
”ерапонт юродствуЯ, - притек здешних ваших гостей изгонЯть, чертей  поганых.
‘мотрю, много ль их без менЯ накопили. ‚еником их березовым выметать хочу.
     - Ќечистого изгонЯешь, а может сам ему же  и  служишь,  -  безбоЯзненно
продолжал отец Џаисий, - и кто про себЯ сказать может: "свЯт  есть"?  Ќе  ты
ли, отче?
     - Џоган есмь, а не свЯт. ‚ кресла не сЯду и не восхощу себе  аки  идолу
поклонениЯ! - загремел отец  ”ерапонт.  -  Ќыне  людие  веру  свЯтую  губЯт.
Џокойник, свЯтой-то ваш, - обернулсЯ он к толпе, указываЯ перстом на гроб, -
чертей отвергал. Џурганцу от чертей давал. ‚от они и  развелись  у  вас  как
пауки по углам. Ђ днесь и сам провонЯл.  ‚  сем  указание  господне  великое
видим.
     Ђ это и действительно однажды так  случилось  при  жизни  отца  ‡осимы.
…диному от иноков стала снитьсЯ, а под конец и наЯву представлЯтьсЯ нечистаЯ
сила. Љогда же он, в величайшем страхе, открыл сие старцу,  тот  посоветовал
ему непрерывную молитву и  усиленный  пост.  Ќо  когда  и  это  не  помогло,
посоветовал, не оставлЯЯ поста и молитвы, принЯть одного  лекарства.  Ћ  сем
многие тогда соблазнЯлись и говорили меж собой, покиваЯ главами, -  пуще  же
всех отец ”ерапонт, которому тотчас же тогда  поспешили  передать  некоторые
хулители о сем "необычайном" в таком особливом случае распорЯжении старца.
     - €зыди отче! - повелительно произнес отец Џаисий, - не человеки судЯт,
а бог. Њожет здесь "указание" видим такое, коего не в силах понЯть ни ты, ни
Я и никто. €зыди отче, и стадо не возмущай! - повторил он настойчиво.
     - Џостов не содержал по чину схимы своей, потому и указание вышло.  ‘ие
Ясно есть, а скрывать грех! - не унималсЯ расходившийсЯ во рвении  своем  не
по разуму изувер. - Љанфетою прельщалсЯ, барыни ему  в  карманах  привозили,
чаем сладобилсЯ, чреву жертвовал, сладостЯми его наполнЯЯ, а ум  помышлением
надменным... Џосему и срам претерпел...
     - ‹егкомысленны словеса твои, отче! - возвысил голос и отец  Џаисий,  -
посту и подвижничеству твоему  удивлЯюсь,  но  легкомысленны  словеса  твои,
Якобы изрек  юноша  в  миру,  непостоЯнный  и  младоумный.  €зыди  же  отче,
повелеваю тебе, - прогремел в заключение отец Џаисий.
     -  џ-то  изыду!  -  проговорил  отец  ”ерапонт,  как  бы  несколько   и
смутившись, но не покидаЯ озлоблениЯ своего, - ученые вы! Ћт большого разума
вознеслись над моим ничтожеством. Џритек Я сюда малограмотен, а здесь, что и
знал, забыл, сам господь бог от премудрости вашей менЯ маленького защитил...
     Ћтец Џаисий стоЯл над ним и ждал с твердостью. Ћтец ”ерапонт помолчал и
вдруг, пригорюнившись и приложив правую ладонь к  щеке,  произнес  нараспев,
взираЯ на гроб усопшего старца:
     - Ќад  ним  заутра  "Џомощника  и  покровителЯ"  станут  петь  -  канон
преславный, а  надо  мною,  когда  подохну,  всего-то  лишь  "ЉаЯ  житейскаЯ
сладость" - стихирчик малый [при выносе тела (из келии  в  церковь  и  после
отпеваниЯ, из церкви на кладбище) монаха и схимонаха, поютсЯ  стихиры:  "ЉаЯ
житейскаЯ сладость..." …сли же почивший был иеросхимонахом, то  поют  канон:
"Џомощник и покровитель..."], -  проговорил  он  слезно  и  сожалительно.  -
‚озгордились и вознеслись, пусто место сие! - завопил он вдруг как  безумный
и, махнув рукой, быстро повернулсЯ и быстро сошел по ступенькам  с  крылечка
вниз. ЋжидавшаЯ внизу толпа заколебалась; иные пошли за ним  тотчас  же,  но
иные замедлили, ибо кельЯ все еще была отперта, а отец Џаисий,  выйдЯ  вслед
за отцом ”ерапонтом на крылечко, стоЯ наблюдал. Ќо расходившийсЯ старик  еще
не окончил всего: отойдЯ  шагов  двадцать,  он  вдруг  обратилсЯ  в  сторону
заходЯщего солнца, воздел над собою обе руки и, - как бы кто подкосил его, -
рухнулсЯ на землю с превеликим криком:
     - Њой господь победил! •ристос  победил  заходЯщу  солнцу!  -  неистово
прокричал он, воздеваЯ к солнцу руки и пав лицом ниц  на  землю,  зарыдал  в
голос как малое дитЯ, весь сотрЯсаЯсь от слез своих и распростираЯ по  земле
руки.  ’ут  уж  все  бросились  к  нему,  раздались  восклицаниЯ,   ответное
рыдание... €сступление какое-то всех обуЯло.
     - ‚от кто свЯт!  вот  кто  праведен!  -  раздавались  возгласы  уже  не
боЯзненно, - вот кому в старцах сидеть, - прибавлЯли другие уже озлобленно.
     - Ќе сЯдет он в старцах...  ‘ам  отвергнет...  не  послужит  проклЯтому
новшеству... не станет ихним дурачествам подражать, - тотчас  же  подхватили
другие голоса, и до чего бы это дошло, трудно и представить себе, но как-раз
ударил в ту минуту колокол, призываЯ к службе. ‚се вдруг  стали  креститьсЯ.
ЏоднЯлсЯ и отец ”ерапонт и, ограждаЯ себЯ крестным знамением, пошел к  своей
келье не оглЯдываЯсь, все еще продолжаЯ  восклицать,  но  уже  нечто  совсем
несвЯзное. ‡а ним потекли было некоторые,  в  малом  числе,  но  большинство
стало расходитьсЯ, поспешаЯ к службе. Ћтец Џаисий передал чтение отцу €осифу
и сошел вниз. €сступленными кликами изуверов  он  поколебатьсЯ  не  мог,  но
сердце  его  вдруг  загрустило  и  затосковало  о  чем-то  особливо,  и   он
почувствовал это. Ћн остановилсЯ и вдруг спросил себЯ:  "Ћтчего  сиЯ  грусть
моЯ даже до упадка духа?" и с удивлением постиг тотчас же, что сиЯ внезапнаЯ
грусть его происходит повидимому от самой малой и особливой причины: дело  в
том, что в толпе, теснившейсЯ сейчас у входа в келью,  заприметил  он  между
прочими волнующимисЯ и Ђлешу, и вспомнил он,  что,  увидав  его,  тотчас  же
почувствовал тогда в сердце своем как бы  некую  боль.  "„а  неужто  же  сей
младый столь много значит ныне в сердце моем?" вдруг с  удивлением  вопросил
он себЯ. ‚ эту минуту Ђлеша как раз проходил  мимо  него,  как  бы  поспешаЯ
куда-то, но не в сторону храма. ‚зоры их  встретились.  Ђлеша  быстро  отвел
свои глаза и опустил их в землю, и уже по  одному  виду  юноши  отец  Џаисий
догадалсЯ, какаЯ в минуту сию происходит в нем сильнаЯ перемена.
     - €ли и ты соблазнилсЯ? - воскликнул вдруг отец Џаисий, - да неужто  же
и ты с маловерными! - прибавил он горестно.
     Ђлеша остановилсЯ и как-то неопределенно взглЯнул на  отца  ЏаисиЯ,  но
снова быстро отвел глаза и снова опустил их к земле. ‘тоЯл  же  боком  и  не
повернулсЯ лицом к вопрошавшему. Ћтец Џаисий наблюдал внимательно.
     - Људа же поспешаешь? Љ службе благовестЯт, -  вопросил  он  вновь,  но
Ђлеша опЯть ответа не дал.
     - Ђли из скита уходишь? Љак же не спросЯсь-то, не благословЯсь?
     Ђлеша  вдруг  криво  усмехнулсЯ,  странно,  очень  странно  вскинул  на
вопрошавшего  отца  свои  очи,  на  того,  кому  вверил  его  умираЯ  бывший
руководитель его, бывший владыка сердца и ума его, возлюбленный старец  его,
и вдруг, все попрежнему без ответа, махнул рукой, как бы не заботЯсь даже  и
о почтительности, и быстрыми шагами пошел к выходным вратам вон из скита.
     - ‚озвратишьсЯ еще! - прошептал отец  Џаисий,  смотрЯ  во  след  ему  с
горестным удивлением.

        II. ’ЂЉЂџ Њ€Ќ“’ЉЂ.

     Ћтец Џаисий, конечно, не ошибсЯ, решив, что его "милый  мальчик"  снова
воротитсЯ, и даже может быть (хотЯ и  не  вполне,  но  все  же  прозорливо),
проник в истинный смысл душевного настроениЯ Ђлеши. ’ем не  менее  признаюсь
откровенно, что самому мне очень было бы трудно теперь передать Ясно  точный
смысл этой странной и неопределенной минуты в жизни столь излюбленного  мною
и столь еще юного героЯ моего рассказа. Ќа  горестный  вопрос  отца  ЏаисиЯ,
устремленный к Ђлеше: "или и ты с маловерными?"  -  Я,  конечно,  мог  бы  с
твердостью ответить за Ђлешу: "Ќет, он не с  маловерными",  Њало  того,  тут
было даже совсем противоположное: все смущение его произошло именно от того,
что он много веровал. Ќо смущение все же было, все же произошло и было столь
мучительно, что даже и потом, уже долго спустЯ, Ђлеша считал этот  горестный
день одним из самых тЯгостных и роковых дней своей жизни.  …сли  же  спросЯт
прЯмо: "Ќеужели же всЯ эта тоска и такаЯ тревога могли в нем произойти  лишь
потому, что тело его старца, вместо того чтобы немедленно начать производить
исцелениЯ, подверглось напротив того раннему тлению", - то отвечу на это  не
обинуЯсь: "„а, действительно было  так".  Џопросил  бы  только  читателЯ  не
спешить еще слишком смеЯтьсЯ над чистым сердцем моего юноши.  ‘ам  же  Я  не
только не намерен просить за  него  прощеньЯ,  или  извинЯть  и  оправдывать
простодушную его веру его юным возрастом, например, или  малыми  успехами  в
пройденных им прежде науках и пр. и пр., но сделаю даже  напротив  и  твердо
заЯвлю, что чувствую искреннее уважение к природе сердца его. Ѓез  сомнениЯ,
иной юноша, принимающий впечатлениЯ сердечные осторожно, уже умеющий  любить
не горЯчо, а лишь тепло, с умом хотЯ  и  верным,  но  слишком  уж,  судЯ  по
возрасту, рассудительным (а потому дешевым), такой юноша, говорю Я, избег бы
того, что случилось с моим юношей,  но  в  иных  случаЯх,  право,  почтеннее
поддатьсЯ иному увлечению, хотЯ бы и неразумному, но все же от великой любви
происшедшему, чем  вовсе  не  поддатьсЯ  ему.  Ђ  в  юности  тем  паче,  ибо
неблагонадежен слишком уж постоЯнно рассудительный юноша и дешева цена ему -
вот мое мнение! "Ќо, - воскликнут тут, пожалуй, разумные люди, -  нельзЯ  же
всЯкому юноше веровать в такой предрассудок и ваш юноша не указ  остальным".
Ќа это Я отвечу опЯть-таки: да, мой юноша веровал, веровал свЯто и нерушимо,
но Я все-таки не прошу за него прощениЯ.
     ‚идите ли: хоть Я и заЯвил выше (и может быть  слишком  поспешно),  что
объЯснЯтьсЯ, извинЯтьсЯ и оправдывать героЯ моего не  стану,  но  вижу,  что
нечто все же необходимо уЯснить длЯ дальнейшего пониманиЯ рассказа. ‚от  что
скажу: тут не то чтобы чудеса. Ќе легкомысленное в своем нетерпении было тут
ожидание чудес. € не длЯ торжества убеждений каких-либо  понадобились  тогда
чудеса Ђлеше (это-то  уже  вовсе  нет),  не  длЯ  идеи  какой-либо  прежней,
предвзЯтой, котораЯ бы восторжествовала поскорей над другою, - о нет, совсем
нет: тут во всем этом и прежде всего, на первом месте, стоЯло пред ним лицо,
и только лицо, -  лицо  возлюбленного  старца  его,  лицо  того  праведника,
которого он до такого обожаниЯ чтил. ’о-то и есть, что всЯ любовь, таившаЯсЯ
в молодом и чистом сердце его ко  "всем  и  всЯ",  в  то  времЯ  и  во  весь
предшествовавший тому год, как бы всЯ временами сосредоточивалась,  и  может
быть даже неправильно, лишь на одном существе  преимущественно,  по  крайней
мере в сильнейших порывах сердца его, - на возлюбленном старце  его,  теперь
почившем. Џравда, это  существо  столь  долго  стоЯло  пред  ним  как  идеал
бесспорный, что все юные силы его и все стремление их  и  не  могли  уже  не
направитьсЯ к этому идеалу исключительно, а минутами, так даже и до забвениЯ
"всех и всЯ". (Ћн вспоминал потом сам, что в тЯжелый день этот забыл  совсем
о брате „митрии, о котором так заботилсЯ и  тосковал  накануне;  забыл  тоже
снести отцу €люшечки двести рублей, что с таким жаром намеревалсЯ  исполнить
тоже накануне.) Ќо не чудес  опЯть-таки  ему  нужно  было,  а  лишь  "высшей
справедливости", котораЯ была, по верованию его, нарушена и чем так  жестоко
и внезапно было поранено сердце его. € что в том, что "справедливость"  эта,
в ожиданиЯх  Ђлеши,  самим  ходом  дела,  принЯла  форму  чудес,  немедленно
ожидаемых от праха обожаемого им  бывшего  руководителЯ  его?  Ќо  ведь  так
мыслили и ожидали и все в монастыре, те даже, пред умом которых  преклонЯлсЯ
Ђлеша. ‘ам отец Џаисий например, и  вот  Ђлеша,  не  тревожа  себЯ  никакими
сомнениЯми, облек и свои мечты в ту же форму, в какую и все  облекли.  „а  и
давно уже это так устроилось в сердце его, целым  годом  монастырской  жизни
его, и сердце его взЯло уже привычку так ожидать. Ќо справедливости  жаждал,
справедливости, а не токмо лишь чудес! € вот тот, который должен бы был,  по
упованиЯм его, быть вознесен превыше всех в целом мире, - тот самый,  вместо
славы, ему подобавшей, вдруг низвержен и опозорен! ‡а что?  Љто  судил?  Љто
мог так рассудить - вот вопросы, которые  тотчас  же  измучили  неопытное  и
девственное сердце его. Ќе мог он вынести без  оскорблениЯ,  без  озлоблениЯ
даже сердечного, что праведнейший из праведных предан на такое насмешливое и
злобное глумление столь легкомысленной и столь ниже его стоЯвшей толпе.  Ќу,
и пусть бы не было чудес вовсе, пусть бы ничего не объЯвилось чудного  и  не
оправдалось немедленно ожидаемое, - но зачем же объЯвилось бесславие,  зачем
попустилсЯ позор, зачем это поспешное тление, "предупредившее естество", как
говорили  злобные  монахи?  ‡ачем  это  "указание",  которое  они  с   таким
торжеством выводЯт теперь вместе с отцом ”ерапонтом, и зачем они верЯт,  что
получили даже право так выводить? ѓде же провидение  и  перст  его?  Љ  чему
сокрыло оно свой перст "в самую нужную минуту" (думал Ђлеша) и как  бы  само
захотело подчинить себЯ слепым, немым, безжалостным законам естественным?
     ‚от отчего точилось кровью сердце Ђлеши, и уж  конечно,  как  Я  сказал
уже, прежде всего тут стоЯло лицо, возлюбленное им более всего в мире и  оно
же "опозоренное", оно же и "обесславленное"! Џусть этот  ропот  юноши  моего
был легкомыслен и безрассуден, но  опЯть-таки,  в  третий  раз  повторЯю  (и
согласен вперед, что может быть тоже с легкомыслием): Я рад, что  мой  юноша
оказалсЯ не столь рассудительным в такую минуту, ибо рассудку всегда  придет
времЯ у человека неглупого, а если уж и в  такую  исключительную  минуту  не
окажетсЯ любви в сердце юноши, то когда же придет она? Ќе захочу  однако  же
умолчать при сем случае и о некотором странном Явлении, хотЯ и мгновенно, но
все же обнаружившемсЯ в эту роковую и сбивчивую длЯ Ђлеши минуту в уме  его.
ќто новое объЯвившеесЯ и мелькнувшее нечто состоЯло в некотором  мучительном
впечатлении от  неустанно  припоминавшегосЯ  теперь  Ђлешей  вчерашнего  его
разговора с братом €ваном. €менно теперь. Ћ, не  то  чтобы  что-нибудь  было
поколеблено в душе его из основных, стихийных,  так-сказать,  ее  верований.
Ѓога своего он любил и веровал в него незыблемо, хотЯ и  возроптал  было  на
него внезапно. Ќо все же какое-то смутное, но мучительное и злое впечатление
от припоминаниЯ вчерашнего разговора с  братом  €ваном  вдруг  теперь  снова
зашевелилось в душе его и все более и более  просилось  выйти  на  верх  ее.
Љогда уже стало сильно смеркатьсЯ, проходивший сосновою  рощей  из  скита  к
монастырю ђакитин вдруг заметил Ђлешу, лежавшего под деревом лицом к  земле,
недвижимого и как бы спЯщего. Ћн подошел и окликнул его:
     - ’ы здесь, Ђлексей? „а неужто же ты... - произнес была он  удивленный,
но не докончив остановилсЯ. Ћн хотел сказать: "Ќеужто ж ты до  того  дошел?"
Ђлеша не взглЯнул на него, но по  некоторому  движению  его  ђакитин  сейчас
догадалсЯ, что он его слышит и понимает.
     - „а что с тобой? - продолжал он удивлЯтьсЯ, но  удивление  уже  начало
сменЯтьсЯ в лице его улыбкой, принимавшею  все  более  и  более  насмешливое
выражение.
     - Џослушай, да ведь Я тебЯ ищу уже больше двух часов. ’ы  вдруг  пропал
оттудова. „а что ты тут делаешь? Љакие это с тобой благоглупости? „а взглЯни
хоть на менЯ-то...
     Ђлеша поднЯл голову, сел и прислонилсЯ спиной к дереву. Ћн  не  плакал,
но лицо его выражало страдание, а во взоре виднелось раздражение. ‘мотрел он
впрочем не на ђакитина, а куда-то в сторону.
     - ‡наешь, ты совсем переменилсЯ в лице. Ќикакой этой  кротости  прежней
пресловутой твоей нет. ЋсердилсЯ на кого что ли? Ћбидели?
     - Ћтстань! - проговорил вдруг Ђлеша, все попрежнему не глЯдЯ на него  и
устало махнув рукой.
     - Ћго, вот мы как! ‘овсем как и прочие смертные стали покрикивать.  ќто
из ангелов-то! Ќу, Ђлешка, удивил ты менЯ, знаешь ты это,  искренно  говорю.
„авно Я ничему здесь не удивлЯюсь. ‚едь  Я  все  же  тебЯ  за  образованного
человека почитал...
     Ђлеша наконец поглЯдел на него, но как-то рассеЯнно, точно все еще мало
его понимаЯ.
     - „а неужель ты только оттого, что твой старик провонЯл? „а неужели  же
ты верил серьезно, что он чудеса отмачивать начнет?  -  воскликнул  ђакитин,
опЯть переходЯ в самое искреннее изумление.
     - ‚ерил, верую и хочу веровать, и буду веровать, ну чего  тебе  еще!  -
раздражительно прокричал Ђлеша.
     - „а  ничего  ровно,  голубчик.  ”у  чорт,  да  этому  тринадцатилетний
школьник теперь не верит. Ђ впрочем чорт... ’ак ты вот и рассердилсЯ  теперь
на бога-то своего, взбунтовалсЯ: чином дескать обошли, к празднику ордена не
дали! ќх вы!
     Ђлеша длинно и как-то прищурив глаза посмотрел на ђакитина и  в  глазах
его что-то вдруг сверкнуло... но не озлобление на ђакитина.
     - џ против бога моего не бунтуюсь, Я только "мира его не  принимаю",  -
криво усмехнулсЯ вдруг Ђлеша.
     - Љак это мира не  принимаешь?  -  капельку  подумал  над  его  ответом
ђакитин. - —то за билиберда?
     Ђлеша не ответил.
     - Ќу довольно о пустЯках-то, теперь к делу: ел ты сегоднЯ?
     - Ќе помню... ел, кажетсЯ.
     - ’ебе надо подкрепитьсЯ, судЯ по лицу-то.  ‘острадание  ведь  на  тебЯ
глЯдЯ берет. ‚едь ты и ночь не спал, Я слышал, заседание у вас там  было.  Ђ
потом всЯ эта вознЯ и мазнЯ... ‚сего-то антидорцу кусочек надо быть пожевал.
…сть у менЯ с собой в кармане колбаса, давеча из города захватил  на  всЯкий
случай, сюда направлЯЯсь, только ведь ты колбасы не станешь...
     - „авай колбасы.
     - ќге! так ты вот как! ‡начит совсем уж бунт, баррикады! Ќу  брат  этим
делом пренебрегать нечего. ‡айдем ко мне... џ бы водочки сам теперь  тЯпнул,
смерть устал. ‚одки-то небось не решишьсЯ... аль выпьешь?
     - „авай и водки.
     - ќвона! —удно, брат! - дико посмотрел ђакитин. - Ќу да так  или  этак,
водка иль колбаса, а дело это лихое, хорошее и упускать невозможно, идем!
     Ђлеша молча поднЯлсЯ с земли и пошел за ђакитиным.
     - ‚идел бы это брат ‚аничка, так как бы изумилсЯ! Љстати,  братец  твой
€ван ”едорович сегоднЯ утром в Њоскву укатил, знаешь ты это?
     - ‡наю, - безучастно произнес Ђлеша, и вдруг  мелькнул  у  него  в  уме
образ брата „митриЯ, но только мелькнул, и хоть  напомнил  что-то,  какое-то
дело спешное, которого уже нельзЯ более ни на минуту  откладывать,  какой-то
долг, обЯзанность страшную, но и это воспоминание не произвело  никакого  на
него впечатлениЯ, не достигло сердца его, в тот же миг вылетело из памЯти  и
забылось. Ќо долго потом вспоминал об этом Ђлеша.
     - Ѓратец твой  ‚аничка  изрек  про  менЯ  единожды,  что  Я  "бездарный
либеральный мешок". ’ы же один разик тоже не утерпел и дал мне понЯть, что Я
"бесчестен"... Џусть! Џосмотрю-ка Я теперь на вашу даровитость  и  честность
(окончил это ђакитин уже про себЯ, шепотом). ’ьфу, слушай!  -  заговорил  он
снова громко, - минуем-ка монастырь, пойдем по тропинке прЯмо в город... ѓм.
Њне бы кстати надо к  •охлаковой  зайти.  ‚ообрази:  Я  ей  отписал  о  всем
приключившемсЯ, и представь, она мне  мигом  отвечает  запиской,  карандашом
(ужасно любит записки писать эта дама), что "никак она не ожидала от  такого
почтенного старца, как отец ‡осима - такого поступка!" ’ак ведь и  написала:
"поступка"! ’оже ведь озлилась: эх вы все! Џостой! - внезапно  прокричал  он
опЯть, вдруг остановилсЯ и, придержав Ђлешу за плечо, остановил и его:
     -  ‡наешь,  Ђлешка,  -  пытливо  глЯдел  он  ему  в  глаза,  весь   под
впечатлением внезапной новой мысли, вдруг его осиЯвшей, и хоть сам и смеЯлсЯ
наружно, но видимо боЯсь выговорить вслух эту новую внезапную мысль свою, до
того он все еще не мог  поверить  чудному  длЯ  него  и  никак  неожиданному
настроению, в котором видел теперь Ђлешу, - Ђлешка, знаешь,  куда  мы  всего
лучше бы теперь пошли? - выговорил он, наконец, робко и искательно.
     - ‚се равно... куда хочешь.
     - Џойдем-ка к ѓрушеньке, а? Џойдешь?  -  весь  даже  дрожа  от  робкого
ожиданиЯ, изрек наконец ђакитин.
     - Џойдем к ѓрушеньке, - спокойно и тотчас же ответил Ђлеша,  и  уж  это
было до того неожиданно длЯ ђакитина,  то  есть  такое  скорое  и  спокойное
согласие, что он чуть было не отпрыгнул назад.
     - Ќ-ну!.. вот! - прокричал  было  он  в  изумлении,  но  вдруг,  крепко
подхватив Ђлешу под руку, быстро повлек его  по  тропинке,  все  еще  ужасно
опасаЯсь, что в том исчезнет решимость. ли молча, ђакитин  даже  заговорить
боЯлсЯ.
     - Ђ рада-то как она будет, рада-то... - пробормотал было он,  но  опЯть
примолк. „а и вовсе не длЯ радости ѓрушенькиной он влек к ней Ђлешу; был  он
человек серьезный и без выгодной длЯ себЯ цели ничего не предпринимал.  –ель
же у него теперь была  двоЯкаЯ,  во-первых,  мстительнаЯ,  то  есть  увидеть
"позор праведного" и вероЯтное "падение" Ђлеши "из свЯтых во грешники",  чем
он уже заранее упивалсЯ, а во-вторых, была у него тут  в  виду  и  некотораЯ
материальнаЯ, весьма длЯ него выгоднаЯ цель, о которой будет сказано ниже.
     "‡начит такаЯ минутка вышла", думал он про себЯ весело и  злобно,  "вот
мы стало быть и изловим ее за шиворот, минутку-то эту, ибо  она  нам  весьма
подобающаЯ".

        III. ‹“ЉЋ‚ЉЂ.

     ѓрушенька жила в самом бойком месте города, близ  ‘оборной  площади,  в
доме купеческой вдовы Њорозовой,  у  которой  нанимала  на  дворе  небольшой
деревЯнный флигель. „ом же Њорозовой  был  большой,  каменный,  двухэтажный,
старый и очень неприглЯдный на вид; в нем проживала уединенно сама  хозЯйка,
стараЯ женщина с двумЯ своими племЯнницами, тоже весьма  пожилыми  девицами.
Ћтдавать в наем свой флигель на дворе она не нуждалась, но  все  знали,  что
пустила к себе жилицей ѓрушеньку (еще года четыре назад) единственно в угоду
родственнику своему купцу ‘амсонову,  ѓрушенькиному  открытому  покровителю.
ѓоворили, что ревнивый старик, помещаЯ к Њорозовой  свою  "фаворитку",  имел
первоначально в виду зоркий глаз  старухи,  чтобы  наблюдать  за  поведением
новой жилицы. Ќо зоркий глаз весьма скоро оказалсЯ ненужным и кончилось тем,
что Њорозова даже редко встречалась с ѓрушенькой и совсем уже  не  надоедала
ей под конец никаким надзором. Џравда, прошло уже четыре года с тех пор, как
старик привез в этот дом из губернского города  восемнадцатилетнюю  девочку,
робкую, застенчивую, тоненькую, худенькую, задумчивую и грустную,  и  с  тех
пор много утекло воды. Ѓиографию этой девочки знали впрочем у нас  в  городе
мало и сбивчиво; не узнали больше и в последнее времЯ,  и  это  даже  тогда,
когда уже очень многие стали интересоватьсЯ такою "раскрасавицей",  в  какую
превратилась в четыре года Ђграфена Ђлександровна. Ѓыли  только  слухи,  что
семнадцатилетнею еще девочкой была она кем-то  обманута,  каким-то  будто-бы
офицером, и затем тотчас же им брошена.  Ћфицер  де  уехал  и  где-то  потом
женилсЯ, а ѓрушенька осталась в позоре и нищете. ѓоворили впрочем, что  хотЯ
ѓрушенька и действительно была  взЯта  своим  стариком  из  нищеты,  но  что
семейства была честного и происходила как-то из духовного званиЯ, была  дочь
какого-то заштатного диакона или что-то в этом роде. € вот в четыре года  из
чувствительной, обиженной  и  жалкой  сироточки  вышла  румЯнаЯ,  полнотелаЯ
русскаЯ красавица, женщина с  характером  смелым  и  решительным,  гордаЯ  и
наглаЯ, понимавшаЯ толк в деньгах, приобретательница, скупаЯ  и  осторожнаЯ,
правдами иль неправдами, но уже успевшаЯ, как говорили  про  нее,  сколотить
свой собственный  капиталец.  ‚  одном  только  все  были  убеждены:  что  к
ѓрушеньке доступ труден, и что кроме старика, ее  покровителЯ,  не  было  ни
единого еще человека, во все четыре года,  который  бы  мог  похвалитьсЯ  ее
благосклонностью.  ”акт  был  твердый,  потому  что  на  приобретение   этой
благосклонности выскакивало не мало  охотников,  особливо  в  последние  два
года. Ќо все попытки оказались втуне, а иные из  искателей  принуждены  были
отретироватьсЯ даже с комическою и зазорною развЯзкой, благодарЯ твердому  и
насмешливому отпору со стороны характерной молодой  особы.  ‡нали  еще,  что
молодаЯ особа, особенно в последний год,  пустилась  в  то,  что  называетсЯ
"гешефтом",  и  что  с  этой   стороны   она   оказалась   с   чрезвычайными
способностЯми, так что под конец многие прозвали ее сущею жидовкой.  Ќе  то,
чтоб она давала деньги в рост, но известно было, например, что в компании  с
”едором Џавловичем Љарамазовым она некоторое времЯ действительно  занималась
скупкою векселей за бесценок, по гривеннику за рубль, а потом  приобрела  на
иных из этих векселей по рублю на гривенник. Ѓольной ‘амсонов,  в  последний
год  лишившийсЯ  употреблениЯ  своих  распухших  ног,  вдовец,  тиран  своих
взрослых сыновей,  большой  стотысЯчник,  человек  скаредный  и  неумолимый,
подпал однако же под сильное влиЯние своей  протеже,  которую  сначала  было
держал в ежовых рукавицах и в черном теле, "на постном масле", как  говорили
тогда зубоскалы. Ќо ѓрушенька успела эмансипироватьсЯ, внушив однако же  ему
безграничное доверие касательно своей ему  верности.  ќтот  старик,  большой
делец (теперь давно покойник), был тоже  характера  замечательного,  главное
скуп и тверд, как кремень, и хоть ѓрушенька поразила его, так что он и  жить
без нее не мог (в последние два года, например, это так и было), но капиталу
большого, значительного, он все-таки ей  не  отделил,  и  даже  если  б  она
пригрозила ему совсем его бросить,  то  и  тогда  бы  осталсЯ  неумолим.  Ќо
отделил зато капитал малый, и когда узналось это, то и  это  стало  всем  на
удивление. "’ы сама баба не промах, сказал он ей, отделЯЯ ей тысЯч с восемь,
сама и орудуй, но знай, что кроме ежегодного содержаниЯ попрежнему, до самой
смерти моей больше ничего от менЯ не  получишь,  да  и  в  завещании  ничего
больше тебе не отделю". ’ак и сдержал слово: умер и  все  оставил  сыновьЯм,
которых всю жизнь держал при себе наравне как слуг, с их женами и детьми,  а
о ѓрушеньке даже и не упомЯнул в завещании вовсе.  ‚се  это  стало  известно
впоследствии. ‘оветами же как орудовать  "своим  собственным  капиталом"  он
ѓрушеньке помогал не  мало  и  указывал  ей  "дела".  Љогда  ”едор  Џавлович
Љарамазов,  свЯзавшийсЯ  первоначально  с  ѓрушенькой   по   поводу   одного
случайного "гешефта", кончил совсем длЯ себЯ неожиданно тем, что влюбилсЯ  в
нее без памЯти и как бы даже ум потерЯв, то старик ‘амсонов, уже дышавший  в
то времЯ на ладон, сильно подсмеивалсЯ. ‡амечательно, что ѓрушенька была  со
своим стариком за все времЯ их знакомства вполне  и  даже  как  бы  сердечно
откровенна, и это кажетсЯ с единственным человеком в мире. ‚ самое последнее
времЯ, когда поЯвилсЯ вдруг с своею  любовью  и  „митрий  ”едорович,  старик
перестал  смеЯтьсЯ.  Ќапротив,  однажды  серьезно   и   строго   посоветовал
ѓрушеньке: "…сли уж выбирать из обоих, отца аль сына, то выбирай старика, но
с тем  однако  же  чтобы  старый  подлец  беспременно  на  тебе  женилсЯ,  а
предварительно хоть некоторый капитал отписал. Ђ  с  капитаном  не  ЯкшайсЯ,
пути не будет". ‚от были собственные слова  ѓрушеньке  старого  сластолюбца,
предчувствовавшего тогда уже близкую смерть свою, и впрЯмь чрез пЯть месЯцев
после совета сего умершего. ‡амечу еще мельком, что хотЯ у нас в городе даже
многие знали тогда про нелепое и уродливое соперничество Љарамазовых, отца с
сыном, предметом которого была ѓрушенька, но настоЯщего смысла ее  отношений
к обоим из них, к старику и  к  сыну,  мало  кто  тогда  понимал.  „аже  обе
служанки ѓрушеньки (после уже разразившейсЯ катастрофы, о которой  еще  речь
впереди) показали потом на суде, что „митриЯ ”едоровича  принимала  Ђграфена
Ђлександровна из одного лишь страху, потому будто бы, что "убить  грозилсЯ".
‘лужанок у нее было две, одна очень стараЯ  кухарка,  еще  из  родительского
семейства ее, больнаЯ и почти оглохшаЯ, и  внучка  ее,  молоденькаЯ,  бойкаЯ
девушка лет двадцати, ѓрушенькина горничнаЯ. †ила же ѓрушенька очень скупо и
в обстановке совсем небогатой. Ѓыло у ней  во  флигеле  всего  три  комнаты,
меблированные от хозЯйки древнею, красного дерева мебелью, фасона  двадцатых
годов. Љогда вошли к ней ђакитин  и  Ђлеша,  были  уже  полные  сумерки,  но
комнаты еще не были освещены. ‘ама ѓрушенька лежала у себЯ  в  гостиной,  на
своем большом, неуклюжем диване со спинкой под  красное  дерево,  жестком  и
обитом кожей, давно уже истершеюсЯ и продырившеюсЯ. Џод головой у  ней  были
две белые пуховые подушки с ее  постели.  Ћна  лежала  навзничь,  неподвижно
протЯнувшись, заложив обе руки за голову. Ѓыла  она  приодета,  будто  ждала
кого, в шелковом черном платье и  в  легкой  кружевной  на  голове  наколке,
котораЯ очень  к  ней  шла;  на  плечи  была  наброшена  кружевнаЯ  косынка,
приколотаЯ массивною золотою брошкой. €менно она кого-то ждала,  лежала  как
бы в тоске и в нетерпении, с несколько побледневшим лицом, с горЯчими губами
и глазами, кончиком правой ноги нетерпеливо постукиваЯ по ручке дивана. —уть
только поЯвились ђакитин и Ђлеша,