”едор Њихайлович „остоевский. •озЯйка

Ћцените этот текст:
”едор Њихайлович „остоевский. •озЯйка

Џовесть

* —Ђ‘’њ Џ…ђ‚Ђџ *

Ћрдынов решилсЯ наконец переменить квартиру. •озЯйка его, очень беднаЯ
пожилаЯ вдова и чиновница, у которой он нанимал помещение, по непредвиденным
обстоЯтельствам уехала из Џетербурга куда-то в глушь, к родственникам, не
дождавшись первого числа, - срока найма своего. Њолодой человек, доживаЯ
срочное времЯ, с сожалением думал о старом угле и досадовал на то, что
приходилось оставить его: он был беден, а квартира была дорога. Ќа другой же
день после отъезда хозЯйки он взЯл фуражку и пошел бродить по петербургским
переулкам, высматриваЯ все Ярлычки, прибитые к воротам домов, и выбираЯ дом
почернее, полюднее и капитальнее, в котором всего удобнее было найти
требуемый угол у каких-нибудь бедных жильцов.
Ћн уже долго искал, весьма прилежно, но скоро новые, почти незнакомые
ощущениЯ посетили его. ‘начала рассеЯнно и небрежно, потом со вниманием,
наконец с сильным любопытством стал он смотреть кругом себЯ. ’олпа и уличнаЯ
жизнь, шум, движение, новость предметов, новость положениЯ - всЯ эта
мелочнаЯ жизнь и обыденнаЯ дребедень, так давно наскучившаЯ деловому и
занЯтому петербургскому человеку, бесплодно, но хлопотливо всю жизнь свою
отыскивающему средств умиритьсЯ, стихнуть и успокоитьсЯ где-нибудь в теплом
гнезде, добытом трудом, по'том и разными другими средствами, - всЯ эта
пошлаЯ проза и скука возбудила в нем, напротив, какое-то тихо-радостное,
светлое ощущение. Ѓледные щеки его стали покрыватьсЯ легким румЯнцем, глаза
заблестели как будто новой надеждой, и он с жадностью, широко стал вдыхать в
себЯ холодный, свежий воздух. …му сделалось необыкновенно легко.
Ћн всегда вел жизнь тихую, совершенно уединенную. ѓода три назад,
получив свою ученую степень и став по возможности свободным, он пошел к
одному старичку, которого доселе знал понаслышке, и долго ждал, покамест
ливрейный камердинер согласилсЯ доложить о нем в другой раз. Џотом он вошел
в высокую, темную и пустынную залу, крайне скучную, как еще бывает в
старинных, уцелевших от времени фамильных, барских домах, и увидел в ней
старичка, увешанного орденами и украшенного сединой, друга и сослуживца его
отца и опекуна своего. ‘таричок вручил ему щепоточку денег. ‘умма оказалась
очень ничтожною; это был остаток проданного с молотка за долги прадедовского
наследиЯ. Ћрдынов равнодушно вступил во владение, навсегда откланЯлсЯ
опекуну своему и вышел на улицу. ‚ечер был осенний, холодный и мрачный;
молодой человек был задумчив, и какаЯ-то бессознательнаЯ грусть надрывала
его сердце. ‚ глазах его был огонь; он чувствовал лихорадку, озноб и жар
попеременно. Ћн рассчитал дорогою, что может прожить своими средствами года
два-три, даже с голодом пополам и четыре. ‘мерклось, накрапывал дождь. Ћн
сторговал первый встречный угол и через час переехал. ’ам он как будто
заперсЯ в монастырь, как будто отрешилсЯ от света. —ерез два года он одичал
совершенно.
Ћн одичал, не замечаЯ того; ему покамест и в голову не приходило, что
есть другаЯ жизнь - шумнаЯ, гремЯщаЯ, вечно волнующаЯсЯ, вечно менЯющаЯсЯ,
вечно зовущаЯ и всегда, рано ли, поздно ли, неизбежнаЯ. Ћн, правда, не мог
не слыхать о ней, но не знал и не искал ее никогда. ‘ самого детства он жил
исключительно; теперь эта исключительность определилась. …го пожирала
страсть самаЯ глубокаЯ, самаЯ ненасытимаЯ, истощающаЯ всю жизнь человека и
не выделЯющаЯ таким существам, как Ћрдынов, ни одного угла в сфере другой,
практической, житейской деЯтельности. ќта страсть была - наука. Ћна снедала
покамест его молодость, медленным, упоительным Ядом отравлЯла ночной покой,
отнимала у него здоровую пищу и свежий воздух, которого никогда не бывало в
его душном углу, и Ћрдынов в упоении страсти своей не хотел замечать того.
Ћн был молод и покамест не требовал бо'льшего. ‘трасть сделала его младенцем
длЯ внешней жизни и уже навсегда неспособным заставить посторонитьсЯ иных
добрых людей, когда придет к тому надобность, чтоб отмежевать себе между них
хоть какой-нибудь угол. Ќаука иных ловких людей - капитал в руках; страсть
Ћрдынова была обращенным на него же оружием.
‚ нем было более бессознательного влечениЯ, нежели логически отчетливой
причины учитьсЯ и знать, как и во всЯкой другой, даже самой мелкой
деЯтельности, доселе его занимавшей. …ще в детских летах он прослыл чудаком
и был непохож на товарищей. ђодителей он не знал; от товарищей за свой
странный, нелюдимый характер терпел он бесчеловечность и грубость, отчего
сделалсЯ действительно нелюдим и угрюм и мало-помалу ударилсЯ в
исключительность. Ќо в уединенных занЯтиЯх его никогда, даже и теперь, не
было порЯдка и определенной системы; теперь был один только первый восторг,
первый жар, перваЯ горЯчка художника. Ћн сам создавал себе систему; она
выживалась в нем годами, и в душе его уже мало-помалу восставал еще темный,
неЯсный, но как-то дивно-отрадный образ идеи, воплощенной в новую,
просветленную форму, и эта форма просилась из души его, терзаЯ эту душу; он
еще робко чувствовал оригинальность, истину и самобытность ее: творчество
уже сказывалось силам его; оно формировалось и крепло. Ќо срок воплощениЯ и
созданиЯ был еще далек, может быть, очень далек, может быть, совсем
невозможен!
’еперь он ходил по улицам, как отчужденный, как отшельник, внезапно
вышедший из своей немой пустыни в шумный и гремЯщий город. ‚се ему казалось
ново и странно. Ќо он до того был чужд тому миру, который кипел и грохотал
кругом него, что даже не подумал удивитьсЯ своему странному ощущению. Ћн как
будто не замечал своего дикарства; напротив, в нем родилось какое-то
радостное чувство, какое-то охмеление, как у голодного, которому после
долгого поста дали пить и есть; хотЯ, конечно, странно было, что такаЯ
мелочнаЯ новость положениЯ, как перемена квартиры, могла отуманить и
взволновать петербургского жителЯ, хотЯ б и Ћрдынова; но правда и то, что
ему до сих пор почти ни разу не случалось выходить по делам.
‚се более и более ему нравилось бродить по улицам. Ћн глазел на все,
как фланер1.
Ќо и теперь, верный своей всегдашней настроенности, он читал в Ярко
раскрывавшейсЯ перед ним картине, как в книге между строк. ‚се поражало его;
он не терЯл ни одного впечатлениЯ и мыслЯщим взглЯдом смотрел на лица
ходЯщих людей, всматривалсЯ в физиономию всего окружающего, любовно
вслушивалсЯ в речь народную, как будто поверЯЯ на всем свои заключениЯ,
родившиесЯ в тиши уединенных ночей. —асто какаЯ-нибудь мелочь поражала его,
рождала идею, и ему впервые стало досадно за то, что он так заживо погреб
себЯ в своей келье. ‡десь все шло скорее; пульс его был полон и быстр, ум,
подавленный одиночеством, изощрЯемый и возвышаемый лишь напрЯженною,
экзальтированной деЯтельностью, работал теперь скоро, покойно и смело. Љ
тому же ему как-то бессознательно хотелось втеснить как-нибудь и себЯ в эту
длЯ него чуждую жизнь, которую он доселе знал, или, лучше сказать, только
верно предчувствовал инстинктом художника. ‘ердце его невольно забилось
тоскою любви и сочувствиЯ. Ћн внимательнее вглЯдывалсЯ в людей, мимо него
проходивших; но люди были чужие, озабоченные и задумчивые... € мало-помалу
беспечность Ћрдынова стала невольно упадать; действительность уже подавлЯла
его, вселЯла в него какой-то невольный страх уважениЯ. Ћн стал уставать от
наплыва новых впечатлений, доселе ему неведомых, как больной, который
радостно встал в первый раз с болезненного одра своего и упал, изнеможенный
светом, блеском, вихрем жизни, шумом и пестротою пролетавшей мимо него
толпы, отуманенный, закруженный движением. …му стало тоскливо и грустно. Ћн
начал боЯтьсЯ за всю свою жизнь, за всю свою деЯтельность и даже за
будущность. ЌоваЯ мысль убивала покой его. …му вдруг пришло в голову, что
всю жизнь свою он был одинок, что никто не любил его, да и ему никого не
удавалось любить. €ные из прохожих, с которыми он случайно вступал в
разговоры в начале прогулки, смотрели на него грубо и странно. Ћн видел, что
его принимали за сумасшедшего или за оригинальнейшего чудака, что, впрочем,
было совсем справедливо. Ћн вспомнил, что и всегда всем было как-то тЯжело в
его присутствии, что еще и в детстве все бежали его за его задумчивый,
упорный характер, что тЯжело, подавленно и неприметно другим проЯвлЯлось его
сочувствие, которое было в нем, но в котором как-то никогда не было приметно
нравственного равенства, что мучило его еще ребенком, когда он никак не
походил на других детей, своих сверстников. ’еперь он вспомнил и сообразил,
что и всегда, во всЯкое времЯ, все оставлЯли и обходили его.
Ќеприметно зашел он в один отдаленный от центра города конец
Џетербурга. Љое-как пообедав в уединенном трактире, он вышел опЯть бродить.
ЋпЯть прошел он много улиц и площадей. ‡а ними потЯнулись длинные желтые и
серые заборы, стали встречатьсЯ совсем ветхие избенки вместо богатых домов и
вместе с тем колоссальные зданиЯ под фабриками, уродливые, почерневшие,
красные, с длинными трубами. ‚сюду было безлюдно и пусто; все смотрело
как-то угрюмо и неприЯзненно: по крайней мере так казалось Ћрдынову. Ѓыл уже
вечер. Ћдним длинным переулком он вышел на площадку, где стоЯла приходскаЯ
церковь.
Ћн вошел в нее рассеЯнно. ‘лужба только-что кончилась; церковь была
почти совсем пуста, и только две старухи стоЯли еще на коленЯх у входа.
‘лужитель, седой старичок, тушил свечи. ‹учи заходЯщего солнца широкою
струею лились сверху сквозь узкое окно купола и освещали морем блеска один
из приделов; но они слабели все более и более, и чем чернее становилась
мгла, густевшаЯ под сводами храма, тем Ярче блистали местами раззолоченные
иконы, озаренные трепетным заревом лампад и свечей. ‚ припадке глубоко
волнующей тоски и какого-то подавленного чувства Ћрдынов прислонилсЯ к стене
в самом темном углу церкви и забылсЯ на мгновение. Ћн очнулсЯ, когда мерный,
глухой звук двух вошедших прихожан раздалсЯ под сводами храма. Ћн поднЯл
глаза, и какое-то невыразимое любопытство овладело им при взглЯде на двух
пришельцев. ќто были старик и молодаЯ женщина. ‘тарик был высокого роста,
еще прЯмой и бодрый, но худой и болезненно бледный. ‘ вида его можно было
принЯть за заезжего откуда-нибудь издалека купца. Ќа нем был длинный,
черный, очевидно праздничный, кафтан на меху, надетый нараспашку. €з-под
кафтана виднелась какаЯ-то другаЯ длиннополаЯ русскаЯ одежда, плотно
застегнутаЯ снизу до верха. ѓолаЯ шеЯ была небрежно повЯзана Ярким красным
платком; в руках меховаЯ шапка. „линнаЯ, тонкаЯ, полуседаЯ борода падала ему
на грудь, и из-под нависших, хмурых бровей сверкал взглЯд огневой,
лихорадочно воспаленный, надменный и долгий. †енщина была лет двадцати и
чудно прекрасна. Ќа ней была богатаЯ, голубаЯ, подбитаЯ мехом шубейка, а
голова покрыта белым атласным платком, завЯзанным у подбородка. Ћна шла,
потупив глаза, и какаЯ-то задумчиваЯ важность, разлитаЯ во всей фигуре ее,
резко и печально отражалась на сладостном контуре детски-нежных и кротких
линий лица ее. —то-то странное было в этой неожиданной паре.
‘тарик остановилсЯ посреди церкви и поклонилсЯ на все четыре стороны,
хотЯ церковь была совершенно пуста; то же сделала и его спутница. Џотом он
взЯл ее за руку и повел к большому местному образу богородицы, во имЯ
которой была построена церковь, сиЯвшему у алтарЯ ослепительным блеском
огней, отражавшихсЯ на горевшей золотом и драгоценными камнЯми ризе.
–ерковнослужитель, последний оставшийсЯ в церкви, поклонилсЯ старику с
уважением; тот кивнул ему головою. †енщина упала ниц перед иконой. ‘тарик
взЯл конец покрова, висевшего у подножиЯ иконы, и накрыл ее голову. ѓлухое
рыдание раздалось в церкви.
Ћрдынов был поражен торжественностью всей этой сцены и с нетерпением
ждал ее окончаниЯ. Њинуты через две женщина поднЯла голову, и опЯть Яркий
свет лампады озарил прелестное лицо ее. Ћрдынов вздрогнул и ступил шаг
вперед. Ћна уже подала руку старику, и оба тихо пошли из церкви. ‘лезы
кипели в ее темных синих глазах, опушенных длинными, сверкавшими на млечной
белизне лица ресницами, и катились по побледневшим щекам. Ќа губах ее
мелькала улыбка; но в лице заметны были следы какого-то детского страха и
таинственного ужаса. Ћна робко прижималась к старику, и видно было, что она
всЯ дрожала от волнениЯ.
Џораженный, бичуемый каким-то неведомо сладостным и упорным чувством,
Ћрдынов быстро пошел вслед за ними и на церковной паперти перешел им дорогу.
‘тарик поглЯдел на него неприЯзненно и сурово; она тоже взглЯнула на него,
но без любопытства и рассеЯнно, как будто другаЯ, отдаленнаЯ мысль занимала
ее. Ћрдынов пошел вслед за ними, сам не понимаЯ своего движениЯ. “же
совершенно смерклось; он шел поодаль. ‘тарик и молодаЯ женщина вошли в
большую, широкую улицу, грЯзную, полную разного промышленного народа, мучных
лабазов и постоЯлых дворов, котораЯ вела прЯмо к заставе, и повернули из нее
в узкий, длинный переулок с длинными заборами по обеим сторонам его,
упиравшийсЯ в огромную почерневшую стену четырехэтажного капитального дома,
сквозными воротами которого можно было выйти на другую, тоже большую и
людную улицу. Ћни уже подходили к дому; вдруг старик оборотилсЯ и с
нетерпением взглЯнул на Ћрдынова. Њолодой человек остановилсЯ как вкопанный;
ему самому показалось странным его увлечение. ‘тарик оглЯнулсЯ другой раз,
как будто желаЯ уверитьсЯ, произвела ли действие угроза его, и потом оба, он
и молодаЯ женщина, вошли чрез узкие ворота во двор дома. Ћрдынов вернулсЯ
назад.
Ћн был в самом неприЯтном расположении духа и досадовал на самого себЯ,
соображаЯ, что потерЯл день напрасно, напрасно устал и вдобавок кончил
глупостью, придав смысл целого приключениЯ происшествию более чем
обыкновенному.
Љак ни досадовал он на себЯ поутру за свою одичалость, но в инстинкте
его было бежать от всего, что могло развлечь, поразить и потрЯсти его во
внешнем, не внутреннем, художественном мире его. ’еперь с грустью и с
каким-то раскаЯнием подумал он о своем безмЯтежном угле; потом напала на
него тоска и забота о неразрешенном положении его, о предстоЯвших хлопотах,
и вместе с тем стало досадно, что такаЯ мелочь могла его занимать. Ќаконец,
усталый и не в состоЯнии свЯзать двух идей, добрел он уже поздно до квартиры
своей и с изумлением спохватилсЯ, что прошел было, не замечаЯ того, мимо
дома, в котором жил. Ћшеломленный и покачиваЯ головою на свою рассеЯнность,
он приписал ее усталости и, подымаЯсь на лестницу, вошел наконец на чердак,
в свою комнату. ’ам он зажег свечу - и через минуту образ плачущей женщины
Ярко поразил его воображение. ’ак пламенно, так сильно было впечатление, так
любовно воспроизвело его сердце эти кроткие, тихие черты лица, потрЯсенного
таинственным умилением и ужасом, облитого слезами восторга или младенческого
покаЯниЯ, что глаза его помутились и как будто огонь пробежал по всем его
членам. Ќо видение продолжалось недолго. Џосле восторга настало размышление,
потом досада, потом какаЯ-то бессильнаЯ злость; не раздеваЯсь, завернулсЯ он
в одеЯло и бросилсЯ на жесткую постель свою...
Ћрдынов проснулсЯ уже довольно поздно утром в раздраженном, робком и
подавленном состоЯнии духа, собралсЯ наскоро, почти насильно стараЯсь думать
о насущных заботах своих, и отправилсЯ в сторону, противоположную вчерашнему
своему путешествию; наконец он отыскал себе квартиру где-то в светелке у
бедного немца, по прозвищу пис, жившего с дочерью ’инхен. пис, получив
задаток, тотчас же снЯл Ярлык, прибитый на воротах и приглашавший наемщиков,
похвалил Ћрдынова за любовь к наукам и обещал сам усердно позанЯтьсЯ с ним.
Ћрдынов сказал, что переедет к вечеру. Ћттуда он пошел было домой, но
раздумал и поворотил в другую сторону; бодрость воротилась к нему, и он сам
мысленно улыбнулсЯ своему любопытству. „орога в нетерпении показалась ему
чрезвычайно длинною; наконец он дошел до церкви, в которой был вчера
вечером. ‘лужили обедню. Ћн выбрал место, с которого мог видеть почти всех
молЯщихсЯ; но тех, которых он искал, не было. Џосле долгого ожиданиЯ он
вышел краснеЯ. “порно подавлЯЯ в себе какое-то невольное чувство, упрЯмо и
насильно старалсЯ он переменить ход мыслей своих. ђаздумываЯ об обыденном,
житейском, он вспомнил, что ему пора обедать, и, почувствовав, что
действительно голоден, зашел в тот же самый трактир, в котором обедал вчера.
Ћн уже и не помнил после, как вышел оттуда. „олго и бессознательно бродил он
по улицам, по людным и безлюдным переулкам и наконец зашел в глушь, где уже
не было города и где расстилалось пожелтевшее поле; он очнулсЯ, когда
мертваЯ тишина поразила его новым, давно неведомым ему впечатлением. „ень
был сухой и морозный, какой нередко бывает в петербургском октЯбре.
Ќеподалеку была изба; возле нее два стога сена; маленькаЯ круторебраЯ
лошаденка, понурЯ голову, с отвислой губой, стоЯла без упрЯжи подле
двуколесной таратайки, казалось об чем-то раздумываЯ. „ворнаЯ собака ворча
грызла кость вблизи разбитого колеса, и трехлетний ребенок в одной
рубашонке, почесываЯ свою белую мохнатую голову, с удивлением глЯдел на
зашедшего одинокого горожанина. ‡а избой тЯнулись полЯ и огороды. Ќа краю
синих небес чернелись леса, а с противоположной стороны находили мутные
снежные облака, как будто гонЯ перед собою стаю перелетных птиц, без крика,
одна за другою, пробиравшихсЯ по небу. ‚се было тихо и как-то
торжественно-грустно, полно какого-то замиравшего, притаившегосЯ ожиданиЯ...
Ћрдынов пошел было дальше и дальше; но пустынЯ только тЯготила его. Ћн
повернул назад, в город, из которого вдруг понессЯ густой гул колоколов,
сзывавших к вечернему богослужению, удвоил шаги и через несколько времени
опЯть вошел в храм, так знакомый ему со вчерашнего днЯ.
Ќезнакомка его была уже там.
Ћна стоЯла на коленЯх у самого входа между толпой молившихсЯ. Ћрдынов
протеснилсЯ сквозь густую массу нищих, старух в лохмотьЯх, больных и калек,
ожидавших у церковных дверей милостыни, и стал на колени возле незнакомки.
Ћдежда его касалась ее одежды, и он слышал порывистое дыхание, вылетавшее из
ее уст, шептавших горЯчую молитву. —ерты лица ее по-прежнему были потрЯсены
чувством беспредельной набожности, и слезы опЯть катились и сохли на горЯчих
щеках ее, как будто омываЯ какое-нибудь страшное преступление. ‚ том месте,
где стоЯли они оба, было совершенно темно, и только по временам тусклое
пламЯ лампады, колеблемое ветром, врывавшимсЯ через отворенное узкое стекло
окна, озарЯло трепетным блеском лицо ее, которого каждаЯ черта врезалась в
памЯть юноши, мутила зрение его и глухою, нестерпимою болью надрывала его
сердце. Ќо в этом мучении было свое исступленное упоение. Ќаконец он не мог
выдержать; всЯ грудь его задрожала и изныла в одно мгновение в неведомо
сладостном стремлении, и он, зарыдав, склонилсЯ воспаленной головой своей на
холодный помост церкви. Ћн не слыхал и не чувствовал ничего, кроме боли в
сердце своем, замиравшем в сладостных муках.
Ћдиночеством ли развилась эта крайнЯЯ впечатлительность, обнаженность и
незащищенность чувства; приготовлЯлась ли в томительном, душном и
безвыходном безмолвии долгих, бессонных ночей, среди бессознательных
стремлений и нетерпеливых потрЯсений духа, эта порывчатость сердца, готоваЯ,
наконец, разорватьсЯ или найти излиЯние; и так должно было быть ей, как
внезапно в знойный, душный день вдруг зачернеет все небо и гроза разольетсЯ
дождем и огнем на взалкавшую землю, повиснет перлами дождЯ на изумрудных
ветвЯх, сомнет траву, полЯ, прибьет к земле нежные чашечки цветов, чтоб
потом, при первых лучах солнца, все, опЯть оживаЯ, устремилось, поднЯлось
навстречу ему и торжественно, до неба послало ему свой роскошный, сладостный
фимиам, веселЯсь и радуЯсь обновленной своей жизни... Ќо Ћрдынов не мог бы
теперь и подумать, что с ним делаетсЯ: он едва сознавал себЯ...
Ћн почти не заметил, как кончилось богослужение, и очнулсЯ, продираЯсь
за своей незнакомкой сквозь сплотившуюсЯ у входа толпу. Џорой он встречал ее
удивленный и светлый взглЯд. ЋстанавливаемаЯ поминутно выходившим народом,
она не раз оборачивалась к нему; видно было, как все сильнее и сильнее росло
ее удивление, и вдруг она всЯ вспыхнула, будто заревом. ‚ эту минуту вдруг
из толпы ЯвилсЯ опЯть вчерашний старик и взЯл ее за руку. Ћрдынов опЯть
встретил желчный и насмешливый взглЯд его, и какаЯ-то страннаЯ злоба вдруг
стеснила ему сердце. Ќаконец, он потерЯл их в темноте из вида; тогда, в
неестественном усилии, он рванулсЯ вперед и вышел из церкви. Ќо свежий
вечерний воздух не мог освежить его: дыхание спиралось и сдавливалось в его
груди, и сердце стало битьсЯ медленно и крепко, как будто хотело пробить ему
грудь. Ќаконец, он увидел, что действительно потерЯл своих незнакомцев: ни в
улице, ни в переулке их уже не было. Ќо в голове Ћрдынова уже Явилась мысль,
сложилсЯ один из тех решительных, странных планов, которые хотЯ и всегда
сумасбродны, но зато почти всегда успевают и выполнЯютсЯ в подобных случаЯх;
назавтра в восемь часов утра он подошел к дому со стороны переулка и вошел
на узенький, грЯзный и нечистый задний дворик, нечто вроде помойной Ямы в
доме. „ворник, что-то делавший на дворе, приостановилсЯ, уперсЯ подбородком
на ручку своей лопаты, оглЯдел Ћрдынова с ног до головы и спросил его, что
ему надо.
„ворник был молодой малый, лет двадцати пЯти, с чрезвычайно
старообразным лицом, сморщенный, маленький, татарин породою.
- €щу квартиру, - отвечал с нетерпением Ћрдынов.
- ЉотораЯ? - спросил дворник с усмешкою. Ћн смотрел на Ћрдынова так,
как будто знал все его дело
- Ќужно от жильцов, - отвечал Ћрдынов.
- Ќа том дворе нет, - отвечал загадочно дворник.
- Ђ здесь?
- € здесь нет. - ’ут дворник принЯлсЯ за лопату.
- Ђ может быть, и уступЯт, - сказал Ћрдынов, даваЯ дворнику гривенник.
’атарин взглЯнул на Ћрдынова, взЯл гривенник, потом опЯть взЯлсЯ за
лопату и после некоторого молчаниЯ объЯвил, что "нет, нету квартира". Ќо
молодой человек уже не слушал его; он шел по гнилым, трЯсучим доскам,
лежавшим в луже, к единственному выходу на этот двор из флигелЯ дома,
черному, нечистому, грЯзному, казалось захлебнувшемусЯ в луже. ‚ нижнем
этаже жил бедный гробовщик. Њиновав его остроумную мастерскую, Ћрдынов по
полуразломанной, скользкой, винтообразной лестнице поднЯлсЯ в верхний этаж,
ощупал в темноте толстую, неуклюжую дверь, покрытую рогожными лохмотьЯми,
нашел замок и приотворил ее. Ћн не ошибсЯ. Џеред ним стоЯл ему знакомый
старик и пристально, с крайним удивлением смотрел на него.
- —то тебе? - спросил он отрывисто и почти шепотом.
- …сть квартира?.. - спросил Ћрдынов, почти забыв все, что хотел
сказать. Ћн увидал из-за плеча старика свою незнакомку.
‘тарик молча стал затворЯть дверь, вытеснЯЯ ею Ћрдынова.
- …сть квартира, - раздалсЯ вдруг ласковый голос молодой женщины.
‘тарик освободил дверь.
- Њне нужен угол, - сказал Ћрдынов, поспешно входЯ в комнату и
обращаЯсь к красавице.
Ќо он остановилсЯ в изумлении как вкопанный, взглЯнув на будущих хозЯев
своих; в глазах его произошла немаЯ, поразительнаЯ сцена. ‘тарик был бледен
как смерть, как будто готовый лишитьсЯ чувств. Ћн смотрел свинцовым,
неподвижным, пронзающим взглЯдом на женщину. Ћна тоже побледнела сначала; но
потом всЯ кровь бросилась ей в лицо и глаза ее как-то странно сверкнули. Ћна
повела Ћрдынова в другую каморку.
‚сЯ квартира состоЯла из одной довольно обширной комнаты, разделенной
двумЯ перегородками на три части; из сеней прЯмо входили в узенькую, темную
прихожую; прЯмо была дверь за перегородку, очевидно в спальню хозЯев.
Ќаправо, через прихожую, проходили в комнату, котораЯ отдавалась внаймы. Ћна
была узенькаЯ и теснаЯ, приплюснутаЯ перегородкою к двум низеньким окнам.
‚се было загромождено и заставлено необходимыми во всЯком житье предметами;
было бедно, тесно, но по возможности чисто. Њебель состоЯла из простого
белого стола, двух простых стульев и залавка по обеим сторонам стен. Ѓольшой
старинный образ с позолоченным венчиком стоЯл над полкой в углу, и перед ним
горела лампада. ‚ отдаваемой комнате, и частию в прихожей, помещалась
огромнаЯ, неуклюжаЯ русскаЯ печь. џсно было, что троим в такой квартире
нельзЯ было жить.
Ћни стали уговариватьсЯ, но бессвЯзно и едва понимаЯ друг друга.
Ћрдынов за два шага от нее слышал, как стучало ее сердце; он видел, что она
всЯ дрожала от волнениЯ и как будто от страха. Ќаконец кое-как сговорились.
Њолодой человек объЯвил, что он сейчас переедет, и взглЯнул на хозЯина.
‘тарик стоЯл в дверЯх все еще бледный; но тихаЯ, даже задумчиваЯ улыбка
прокрадывалась на губах его. ‚стретив взглЯд Ћрдынова, он опЯть нахмурил
брови.
- …сть паспорт? - спросил он вдруг громким, отрывистым голосом, отворЯЯ
ему дверь в сени.
- „а! - отвечал Ћрдынов, немного озадаченный.
- Љто ты таков?
- ‚асилий Ћрдынов, дворЯнин, не служу, по своим делам, - отвечал он,
подделываЯсь под тон старика.
- € Я тоже, - отвечал старик. - џ €льЯ Њурин, мещанин; довольно с тебЯ?
‘тупай...
—ерез час Ћрдынов уже был на новой квартире, к удивлению своему и
своего немца, который уже начинал подозревать, вместе с покорною ’инхен, что
навернувшийсЯ жилец обманул его. Ћрдынов же сам не понимал, как все это
сделалось, да и не хотел понимать...
II
‘ердце его так билось, что в глазах зеленело и голова шла кругом.
Њашинально занЯлсЯ он размещением своего скудного имущества в новой
квартире, развЯзал узел с разным необходимым добром, отпер сундук с книгами
и стал укладывать их на стол; но скоро всЯ эта работа выпала из рук его.
Џоминутно сиЯл в его глазах образ женщины, встреча с которою взволновала и
потрЯсла все его существование, который наполнЯл его сердце таким
неудержимым, судорожным восторгом, - столько счастьЯ прихлынуло разом в
скудную жизнь его, что мысли его темнели и дух замирал в тоске и смЯтении.
Ћн взЯл свой паспорт и понес к хозЯину в надежде взглЯнуть на нее. Ќо Њурин
едва приотворил дверь, взЯл у него бумагу, сказал ему: "•орошо, живи с
миром", и снова заперсЯ в своей комнате. Љакое-то неприЯтное чувство
овладело Ћрдыновым. Ќеизвестно почему, ему стало тЯжело глЯдеть на этого
старика. ‚ его взглЯде было что-то презрительное и злобное. Ќо неприЯтное
впечатление скоро рассеЯлось. “ж третий день, как Ћрдынов жил в каком-то
вихре в сравнении с прежним затишьем его жизни; но рассуждать он не мог и
даже боЯлсЯ. ‚се сбилось и перемешалось в его существовании; он глухо
чувствовал, что всЯ его жизнь как будто переломлена пополам; одно
стремление, одно ожидание овладело им, и другаЯ мысль его не смущала.
‚ недоумении воротилсЯ он в свою комнату. ’ам, у печки, в которой
стрЯпалось кушанье, хлопотала маленькаЯ сгорбленнаЯ старушонка, такаЯ
грЯзнаЯ и в таком отвратительном отребье, что жалко было смотреть на нее.
Ћна, казалось, была очень зла и по временам что-то ворчала, шамкаЯ губами,
себе под нос. ќто была хозЯйскаЯ работница. Ћрдынов попробовал было
заговорить с нею, но она промолчала, очевидно со зла. Ќаконец, настал час
обеда; старуха вынула из печи щи, пироги и говЯдину и понесла к хозЯевам.
’ого же подала и Ћрдынову. Џосле обеда в квартире настала мертваЯ тишина.
Ћрдынов взЯл в руки книгу и долго переворачивал листы, стараЯсь
доискатьсЯ смысла в том, что читал уже несколько раз. ‚ нетерпении он
отбросил книгу и опЯть попробовал было прибирать свои пожитки; наконец взЯл
фуражку, надел шинель и вышел на улицу. €дЯ наудачу, не видЯ дороги, он все
старалсЯ, по возможности, сосредоточитьсЯ духом, свести свои разбитые мысли
и хоть немного рассудить о своем положениЯ. Ќо усилие только повергало его в
страдание, в пытку. Ћзноб и жар овладевали им попеременно, и по временам
сердце начинало вдруг стучать так, что приходилось прислонЯтьсЯ к стене.
"Ќет, лучше смерть, - думал он, - лучше смерть", - шептал он воспаленными,
дрожащими губами, мало думаЯ о том, что говорит. Ћн ходил очень долго;
наконец, почувствовав, что промок до костей, и заметив в первый раз, что
дождь идет ливнем, воротилсЯ домой. Ќеподалеку от дома он увидел своего
дворника. …му показалось, что татарин несколько времени пристально и с
любопытством смотрел на него и потом пошел своею дорогою, когда заметил, что
его увидали.
- ‡дравствуй, - сказал Ћрдынов, нагнав его. - Љак тебЯ зовут?
- „ворник зовут, - отвечал тот, скалЯ зубы.
- ’ы давно здесь дворником?
- „авно.
- •озЯин мой мещанин?
- Њещанин, коли сказывал.
- —то ж он делает?
- Ѓольна; живет, бога молит, - вот.
- Ђ это жена его?
- ЉакаЯ жена?
- —то с ним живет?
- †ена, коли сказывал. Џрощай, барин.
’атарин тронул шапку и вошел в конуру свою.
Ћрдынов вошел в свою квартиру. ‘таруха, шамкаЯ и что-то ворча про себЯ,
отворила ему дверь, опЯть заперла ее на щеколду и полезла на печь, на
которой доживала свой век. “же смеркалось. Ћрдынов пошел достать огнЯ и
увидел, что дверь к хозЯевам заперта на замок. Ћн кликнул старуху, котораЯ,
приподнЯвшись на локоть, зорко смотрела на него с печки, казалось
раздумываЯ, что бы ему нужно было у хозЯйского замка; она молча сбросила ему
пачку спичек. Ћн воротилсЯ в комнату и принЯлсЯ опЯть, в сотый раз, за свои
вещи и книги. Ќо мало-помалу, недоумеваЯ, что с ним делаетсЯ, присел на
лавку, и ему показалось, что он заснул. Џо временам приходил он в себЯ и
догадывалсЯ, что сон его был не сон, а какое-то мучительное, болезненное
забытье. Ћн слышал, как стукнула дверь, как отворилась она, и догадалсЯ, что
это воротились хозЯева от вечерни. ’ут ему пришло в голову, что нужно было
пойти к ним зачем-то. Ћн привстал, и показалось что он уже идет к ним, но
оступилсЯ и упал на кучу дров, брошенных старухою среди комнаты. ’ут он
совершенно забылсЯ и, раскрыв глаза после долгого-долгого времени, с
удивлением заметил, что лежит на той же лавке, так, как был, одетый, и что
над ним с нежною заботливостью склонЯлось лицо женщины, дивно прекрасное и
как будто все омоченное тихими, материнскими слезами. Ћн слышал, как
положили ему под голову подушку и одели чем-то теплым и как чьЯ-то нежнаЯ
рука легла на горЯчий лоб его. Ћн хотел поблагодарить, он хотел взЯть эту
руку, поднести к запекшимсЯ губам своим, омочить ее слезами и целовать,
целовать целую вечность. …му хотелось что-то много сказать, но что такое -
он сам не знал того; ему захотелось умереть в эту минуту. Ќо руки его были
как свинцовые и не двигались; он как будто онемел и слышал только, как
разлетаетсЯ кровь его по всем жилам, как будто приподымаЯ его на постели.
Љто-то дал ему воды... Ќаконец он впал в беспамЯтство.
Ћн проснулсЯ поутру часов в восемь. ‘олнце сыпало золотым снопом лучи
свои сквозь зеленые, заплесневелые окна его комнаты; какое-то отрадное
ощущение нежило все члены больного. Ћн был спокоен и тих, бесконечно
счастлив. …му казалось, что кто-то был сейчас у его изголовьЯ. Ћн проснулсЯ,
заботливо ища вокруг себЯ это невидимое существо; ему так хотелось обнЯть
своего друга и сказать первый раз в жизни: "‡дравствуй, добрый день тебе,
мой милый".
- Љак же ты долго спишь! - сказал нежный женский голос. Ћрдынов
оглЯнулсЯ, и к нему склонилось с приветливою и светлою, как солнце, улыбкою
лицо красавицы хозЯйки его.
- Љак ты долго был болен, - говорила она, - полно, вставай; что
неволишь себЯ? ‚олюшка хлеба слаще, солнца краше. ‚ставай, голубь мой,
вставай.
Ћрдынов схватил и крепко сжал ее руку. …му казалось, что он все еще
видит сон.
- Џодожди, Я тебе чаю готовила; хочешь чаю? ‡ахоти; тебе лучше будет. џ
сама хворала и знаю.
- „а, дай мне пить, - сказал Ћрдынов слабым голосом и стал на ноги. Ћн
еще был очень слаб. Ћзноб пробежал по спине его, все члены его болели и как
будто были разбиты. Ќо на сердце его было Ясно, и лучи солнца, казалось,
согревали его какою-то торжественною, светлою радостью. Ћн чувствовал, что
новаЯ, сильнаЯ, невидимаЯ жизнь началась длЯ него. ѓолова его слегка
закружилась.
- ‚едь тебЯ зовут ‚асильем? - спросила она, - Я иль ослышалась, иль,
сдаетсЯ, тебЯ хозЯин так вчера назвал.
- „а, ‚асилий. Ђ тебЯ как зовут? - сказал Ћрдынов, приближаЯсь к ней и
едва устоЯв на ногах. Ћн покачнулсЯ. Ћна схватила его за руки, поддержала и
засмеЯлась.
- ЊенЯ Љатериной, - сказала она, смотрЯ ему в глаза своими, большими,
Ясными, голубыми глазами. Ћба держали друг друга за руки.
- ’ы мне хочешь что-то сказать? - проговорила она наконец.
- Ќе знаю, - отвечал Ћрдынов. “ него помутилось зрение.
- ‚идишь какой. Џолно, голубь мой, полно; не горюй, не тужи; садись
сюда, к солнцу, за стол; сиди смирно, а за мной не ходи, - прибавила она,
видЯ, что молодой человек сделал движение, как будто удерживаЯ ее, - Я
сейчас сама к тебе буду; успеешь на менЯ наглЯдетьсЯ. - —ерез минуту она
принесла чаю, поставила на стол и села напротив его.
- Ќа, напейсЯ, - сказала она. - —то, болит твоЯ голова?
- Ќет, теперь не болит, - сказал он. - Ќе знаю, может быть, и болит...
Я не хочу... полно, полно !.. џ и не знаю, что со мною, - говорил он,
задыхаЯсь и отыскав наконец ее руку, - будь здесь, не уходи от менЯ; дай,
дай мне опЯть твою руку... “ менЯ в глазах темнеет; Я на тебЯ как на солнце
смотрю, - сказал он, как будто отрываЯ от сердца слова свои, замираЯ от
восторга, когда их говорил. ђыданиЯ сдавливали ему горло.
- Ѓедный какой! ‡нать, не жил ты с человеком хорошим. ’ы
один-одинешенек; нет у тебЯ родичей?
- Ќет никого; Я один... ничего, пусть! теперь лучше... хорошо мне
теперь! - говорил Ћрдынов, будто в бреду. Љомната как будто ходила кругом
него.
- џ сама много лет людей не видала. ’ы так глЯдишь на менЯ... -
проговорила она после минутного молчаниЯ.
- Ќу... что же?
- Љак будто греют тебЯ мои очи! ‡наешь, когда любишь кого... џ тебЯ с
первых слов в сердце мое принЯла. ‡аболеешь, опЯть буду ходить за тобой.
’олько ты не болей, нет. ‚станешь, будем жить, как брат и сестра. •очешь?.
‚едь сестру трудно нажить, как бог родив не дал.
- Љто ты? откуда ты? - проговорил Ћрдынов слабым голосом.
- џ не здешнЯЯ... что тебе! ‡наешь, люди рассказывают, как жили
двенадцать братьев в темном лесу и как заблудилась в том лесу краснаЯ
девица. ‡ашла она к ним и прибрала им все в доме, любовь свою на всем
положила. Џришли братьЯ и спознали, что сестрица у них день прогостила.
‘тали ее выкликать, она к ним вышла. Ќарекли ее все сестрой, дали ей
волюшку, и всем она была ровнЯ. ‡наешь ли сказку?
- ‡наю, - прошептал Ћрдынов.
- †ить хорошо; любо ль тебе на свете жить?
- „а, да; век жить, долго жить, - отвечал Ћрдынов.
- Ќе знаю, - сказала задумчиво Љатерина, - Я бы и смерти хотела. •орошо
жизнь любить и добрых людей любить, да... ‘мотри, ты опЯть, как мука,
побелел!
- „а, голова кругом ходит...
- Џостой, Я тебе мою постель принесу и подушку - другую; здесь и
постелю. ‡аснешь, обо мне приснитсЯ; недуг отойдет. Ќаша старуха тоже
больна...
Ћна еще говорила, как уже начала готовить постель, по временам с
улыбкой смотрЯ через плечо на Ћрдынова.
- ‘колько у тебЯ книг! - сказала она, сдвигаЯ сундук.
Ћна подошла к нему, схватила его правой рукой, подвела к постели,
уложила и одела одеЯлом.
- ѓоворЯт, книги человека портЯт, - говорила она, задумчиво покачиваЯ
головою. - ’ы любишь в книгах читать?
- „а, - отвечал Ћрдынов, не знаЯ, спит он или нет, и крепче сжимаЯ руку
Љатерины, чтоб уверить себЯ, что не спит.
- “ хозЯина моего много книг; видишь какие! он говорит, что
божественные. Ћн мне все читает из них. џ потом тебе покажу; ты мне
расскажешь после, что он мне в них все читает?
- ђасскажу, - прошептал Ћрдынов, неотступно смотрЯ на нее.
- ’ы любишь молитьсЯ? - спросила она после минутного молчаниЯ. - ‡наешь
что? џ все боюсь, все боюсь...
Ћна не договорила, казалось размышлЯЯ о чем-то. Ћрдынов поднес наконец
ее руку к губам своим.
- —то ты мою руку целуешь? (€ щеки ее слегка заалели.) Ќа, целуй ее, -
продолжала она, смеЯсь и подаваЯ ему обе руки; потом высвободила одну и
приложила ее к горЯчему лбу его, потом стала расправлЯть и приглаживать его
волосы. Ћна краснела более и более; наконец, присела на полу у постели его и
приложила свою щеку к его щеке; теплое, влажное дыхание ее шелестило по его
лицу... ‚друг Ћрдынов почувствовал, что горЯчие слезы градом полились из ее
глаз и падали, как растопленный свинец, на его щеки. Ћн слабел более и
более; он уже не мог двинуть рукою. ‚ это времЯ раздалсЯ стук в дверь и
загремела задвижка. Ћрдынов еще мог слышать, как старик, его хозЯин, вошел
за перегородку. Ћн слышал потом, что Љатерина привстала, не спеша и не
смущаЯсь, взЯла свои книги, слышал, как она перекрестила его уходЯ; он
закрыл глаза. ‚друг горЯчий, долгий поцелуй загорелсЯ на воспаленных губах
его, как будто ножом его ударили в сердце. Ћн слабо вскрикнул и лишилсЯ
чувств...
Џотом началась длЯ него какаЯ-то страннаЯ жизнь.
Џорой, в минуту неЯсного сознаниЯ, мелькало в уме его, что он осужден
жить в каком-то длинном, нескончаемом сне, полном странных, бесплодных
тревог, борьбы и страданий. ‚ ужасе он старалсЯ восстать против рокового
фатализма, его гнетущего, и в минуту напрЯженной, самой отчаЯнной борьбы
какаЯ-то неведомаЯ сила опЯть поражала его, и он слышал, чувствовал Ясно,
как он снова терЯет памЯть, как вновь непроходимаЯ, бездоннаЯ темень
разверзаетсЯ перед ним и он бросаетсЯ в нее с воплем тоски и отчаЯниЯ. Џорой
мелькали мгновениЯ невыносимого, уничтожающего счастьЯ, когда жизненность
судорожно усиливаетсЯ во всем составе человеческом, Яснеет прошедшее, звучит
торжеством, весельем настоЯщий светлый миг и снитсЯ наЯву неведомое
грЯдущее; когда невыразимаЯ надежда падает живительной росой на душу; когда
хочешь вскрикнуть от восторга; когда чувствуешь, что немощна плоть пред
таким гнетом впечатлений, что разрываетсЯ всЯ нить бытиЯ, и когда вместе с
тем поздравлЯешь всю жизнь свою с обновлением и воскресением. Џорой он опЯть
впадал в усыпление, и тогда все, что случилось с ним в последние дни, снова
повторЯлось и смутным, мЯтежным роем проходило в уме его; но видение
представлЯлось ему в странном, загадочном виде. Џорой больной забывал, что с
ним было, и удивлЯлсЯ, что он не на старой квартире, не у старой хозЯйки
своей. Ћн недоумевал, отчего старушка не подходила, как бывало всегда в
поздний сумеречный час, к потухавшей печке, обливавшей по временам слабым,
мерцающим заревом весь темный угол комнаты, и в ожидании, как погаснет
огонь, не грела, по привычке, своих костлЯвых, дрожащих рук на замиравшем
огне, всегда болтаЯ и шепча про себЯ, и изредка в недоумении поглЯдывала на
него, чудного жильца своего, которого считала помешанным от долгого сидениЯ
за книгами. „ругой раз он вспоминал, что переехал на другую квартиру; но как
это сделалось, что с ним было и зачем пришлось переехать, он не знал того,
хотЯ замирал весь дух его в беспрерывном, неудержимом стремлении... Ќо куда,
что звало и мучило его и кто бросил этот невыносимый пламень, душивший,
пожиравший всю кровь его? - он опЯть не знал и не помнил. —асто жадно ловил
он руками какую-то тень, часто слышались ему шелест близких, легких шагов
около постели его и сладкий, как музыка, шепот чьих-то ласковых, нежных
речей; чье-то влажное, порывистое дыхание скользило по лицу его, и любовью
потрЯсалось все его существо; чьи-то горючие слезы жгли его воспаленные
щеки, и вдруг чей-то поцелуй, долгий, нежный, впивалсЯ в его губы; тогда
жизнь его изнывала в неугасимой муке; казалось, все бытие, весь мир
останавливалсЯ, умирал на целые века кругом него и долгаЯ, тысЯчелетнЯЯ ночь
простиралась над всем...
’о как будто наступали длЯ него опЯть его нежные, безмЯтежно прошедшие
годы первого детства, с их светлою радостию, с неугасимым счастием, с первым
сладостным удивлением к жизни, с роЯми светлых духов, вылетавших из-под
каждого цветка, который срывал он, игравших с ним на тучном зеленом лугу
перед маленьким домиком, окруженным акациЯми, улыбавшихсЯ ему из
хрустального необозримого озера, возле которого просиживал он по целым
часам, прислушиваЯсь, как бьетсЯ волна о волну, и шелестивших кругом него
крыльЯми, любовно усыпаЯ светлыми, радужными сновидениЯми маленькую его
колыбельку, когда его мать, склонЯЯсь над нею, крестила, целовала и баюкала
его тихою колыбельною песенкой в долгие, безмЯтежные ночи. Ќо тут вдруг
стало ЯвлЯтьсЯ одно существо, которое смущало его каким-то недетским ужасом,
которое вливало первый медленный Яд горЯ и слез в его жизнь; он смутно
чувствовал, как неведомый старик держит во власти своей все его грЯдущие
годы, и, трепеща, не мог он отвести него глаз своих. ‡лой старик за ним
следовал всюду. Ћн выглЯдывал и обманчиво кивал ему головою из-под каждого
куста в роще, смеЯлсЯ и дразнил его, воплощалсЯ в каждую куклу ребенка,
гримасничаЯ и хохоча в руках его, как злой, скверный гном; он подбивал на
него каждого из его бесчеловечных школьных товарищей или, садЯсь с малютками
на школьную скамью, гримасничаЯ, выглЯдывал из-под каждой буквы его
грамматики. Џотом, во времЯ сна, злой старик садилсЯ у его изголовьЯ... Ћн
отогнал рои светлых духов, шелестивших своими золотыми и сапфирными крыльЯми
кругом его колыбели, отвел от него навсегда его бедную мать и стал по целым
ночам нашептывать ему длинную, дивную сказку, невнЯтную длЯ сердца дитЯти,
но терзавшую, волновавшую его ужасом и недетскою страстью. Ќо злой старик не
слушал рыданий и просьб и все продолжал ему говорить, покамест он не впадал
в оцепенение, в беспамЯтство. Џотом малютка просыпалсЯ вдруг человеком;
невидимо и неслышно пронеслись над ним целые годы. Ћн вдруг сознавал свое
настоЯщее положение, вдруг стал понимать, что он одинок и чужд всему миру,
один в чужом углу, меж таинственных, подозрительных людей, между врагов,
которые все собираютсЯ и шепчутсЯ по углам его темной комнаты и кивают
старухе, сидевшей у огнЯ на корточках, нагревавшей свои дрЯхлые, старые руки
и указывавшей им на него. Ћн впадал в смЯтение, в тревогу; ему все хотелось
узнать, кто таковы эти люди, зачем они здесь, зачем он сам в этой комнате, и
догадывалсЯ, что забрел в какой-то темный, злодейский притон, будучи увлечен
чем-то могучим, но неведомым, не рассмотрев прежде, кто и каковы жильцы и
кто именно его хозЯева. …го начинало мучить подозрение, - и вдруг среди
ночной темноты опЯть началась шепотливаЯ, длиннаЯ сказка, и начала ее тихо,
чуть внЯтно, про себЯ, какаЯ-то старуха, печально качаЯ перед потухавшим
огнем своей белой, седой головой. Ќо - и опЯть ужас нападал на него: сказка
воплощалась перед ним в лица и формы. Ћн видел, как все, начинаЯ с детских,
неЯсных грез его, все мысли и мечты его, все, что он выжил жизнью, все, что
вычитал в книгах, все, об чем уже и забыл давно, все одушевлЯлось, все
складывалось, воплощалось, вставало перед ним в колоссальных формах и
образах, ходило, роилось кругом него; видел, как раскидывались перед ним
волшебные, роскошные сады, как слагались и разрушались в глазах его целые
города, как целые кладбища высылали ему своих мертвецов, которые начинали
жить сызнова, как приходили, рождались и отживали в глазах его целые племена
и народы, как воплощалась, наконец, теперь, вокруг болезненного одра его,
каждаЯ мысль его, каждаЯ бесплотнаЯ греза, воплощалась почти в миг
зарождениЯ; как, наконец, он мыслил не бесплотными идеЯми, а целыми мирами,
целыми созданиЯми, как он носилсЯ, подобно пылинке, во всем злом
бесконечном, странном, невыходимом мире и как всЯ эта жизнь, своею мЯтежною
независимостью, давит, гнетет его и преследует его вечной, бесконечной
иронией; он слышал, как он умирает, разрушаетсЯ в пыль и прах, без
воскресениЯ, на веки веков; он хотел бежать, но не было угла во всей
вселенной, чтоб укрыть его. Ќаконец, в припадке отчаЯниЯ, он напрЯг свои
силы, вскрикнул и проснулсЯ...
Ћн проснулсЯ, весь облитый холодным, ледЯным потом. Љругом него стоЯла
мертваЯ тишина; была глубокаЯ ночь. Ќо все ему казалось, что где-то
продолжаетсЯ его дивнаЯ сказка, что чей-то хриплый голос действительно
заводит долгий рассказ о чем-то как будто ему знакомом. Ћн слышал, что
говорЯт про темные леса, про каких-то лихих разбойников, про какого-то
удалого молодца, чуть-чуть не про самого ‘теньку ђазина, про веселых пьЯниц
бурлаков, про одну красную девицу и про ‚олгу-матушку. Ќе сказка ли это?
наЯву ли он слышит ее? –елый час пролежал он, открыв глаза, не шевелЯ ни
одним членом, в мучительном оцепенении. Ќаконец он привстал осторожно и с
веселием ощутил в себе силу, не истощившуюсЯ в лютой болезни. Ѓред прошел,
начиналась действительность. Ћн заметил, что еще был одет так, как был во
времЯ разговора с Љатериной, и что, следовательно, немного времени прошло с
того утра, как она ушла от него. Ћгонь решимости пробежал по его жилам.
Њашинально отыскал он руками большой гвоздь, вбитый длЯ чего-то в верху
перегородки, возле которой постлали постель его, схватилсЯ за него и,
повиснув на нем всем телом, кое-как добралсЯ до щели, из которой выходил
едва заметный свет в его комнату. Ћн приложил глаз к отверстию и стал
глЯдеть, едва переводЯ дух от волнениЯ.
‚ углу хозЯйской каморки стоЯла постель, перед постелью стол, покрытый
ковром, заваленный книгами большой старинной формы, в переплетах,
напоминавших свЯщенные книги. ‚ углу стоЯл образ, такой же старинный, как и
в его комнате; перед образом горела лампада. Ќа постели лежал старик Њурин,
больной, изможденный страданием и бледный как полотно, закрытый меховым
одеЯлом. Ќа коленЯх его была раскрытаЯ книга. Ќа скамье возле постели лежала
Љатерина, охватив рукою грудь старика и склонившись к нему на плечо головою.
Ћна смотрела на него внимательными, детски-удивленными глазами и, казалось,
с неистощимым любопытством, замираЯ от ожиданиЯ, слушала то, что ей
рассказывал Њурин. Џо временам голос рассказчика возвышалсЯ, одушевление
отражалось на бледном лице его; он хмурил брови, глаза его начинали
сверкать, и Љатерина, казалось, бледнела от страха и волнениЯ. ’огда что-то
похожее на улыбку ЯвлЯлось на лице старика, и Љатерина начинала тихо
смеЯтьсЯ. Џорой слезы загорались в глазах ее; тогда старик нежно гладил ее
по голове, как ребенка, и она еще крепче обнимала его своею обнаженною,
сверкающею, как снег, рукою и еще любовнее припадала к груди его.
Џо временам Ћрдынов думал, что все это еще сон, даже был в этом уверен;
но кровь ему бросилась в голову, и жилы напрЯженно, с болью, бились на
висках его. Ћн выпустил гвоздь, встал с постели и, качаЯсь, пробираЯсь, как
лунатик, сам не понимаЯ своего побуждениЯ, вспыхнувшего целым пожаром в
крови его, подошел к хозЯйским дверЯм и с силой толкнулсЯ в них; ржаваЯ
задвижка отлетела разом, и он вдруг с шумом и треском очутилсЯ среди
хозЯйской спальни. Ћн видел, как всЯ вспорхнулась и вздрогнула Љатерина, как
злобно засверкали глаза старика из-под тЯжело сдавленных вместе бровей и как
внезапно Ярость исказила все лицо его. Ћн видел, как старик, не спускаЯ с
него своих глаз, блуждающей рукой наскоро ищет ружье, висевшее на стене;
видел потом, как сверкнуло дуло ружьЯ, направленное неверной, дрожащей от
бешенства рукой прЯмо в грудь его... ђаздалсЯ выстрел, раздалсЯ потом дикий,
почти нечеловеческий крик, и когда разлетелсЯ дым, страшное зрелище поразило
Ћрдынова. „рожа всем телом, он нагнулсЯ над стариком. Њурин лежал на полу;
его коробило в судорогах, лицо его было искажено в муках, и пена
показывалась на искривленных губах его. Ћрдынов догадалсЯ, что несчастный
был в жесточайшем припадке падучей болезни. ‚месте с Љатериной он бросилсЯ
помогать ему...
III
‚сЯ ночь прошла в тревоге. Ќа другой день Ћрдынов вышел рано поутру,
несмотрЯ на свою слабость и на лихорадку, котораЯ все еще не оставлЯла его.
Ќа дворе он опЯть встретил дворника. ‚ этот раз татарин еще издали приподнЯл
фуражку и с любопытством поглЯдел на него. Џотом, как будто опомнЯсь,
принЯлсЯ за свою метлу, искоса взглЯдываЯ на медленно приближавшегосЯ
Ћрдынова.
- —то? ты ничего не слыхал ночью? - спросил Ћрдынов.
- „а, слыхал.
- —то это за человек? кто он такой?
- ‘ама нанимала, сама и знай; а моЯ чужаЯ.
- „а будешь ли ты когда говорить! - закричал Ћрдынов вне себЯ от
припадка какой-то болезненной раздражительности.
- Ђ моЯ что сделала? ‚иновата твоЯ, - твоЯ жильцов пугала. ‚низу
гробовщик жил: он глух, а все слышал, и баба его глухаЯ, и та слышала. Ђ на
другом дворе, хоть и далеко, а тоже слышала - вот. џ к надзирателю пойду.
- џ сам туда же пойду, - отвечал Ћрдынов и пошел к воротам.
- Ђ хоть как хошь; сама нанимала... Ѓарин, барин, постой!
Ћрдынов оглЯнулсЯ; дворник из учтивости тронул за шапку.
- Ќу!
- Љоль пойдешь, Я к хозЯину пойду.
- —то ж?
- ‹учше съезжай.
- ’ы глуп, - проговорил Ћрдынов и опЯть пошел было прочь.
- Ѓарин, барин, постой! - „ворник опЯть тронул за шапку и оскалил зубы.
- ‘лушай, барин: ты сердце держи; за что бедного гнать? Ѓедного гонЯть
- грех. Ѓог не велит - слышь?
- ‘лушай же и ты: вот возьми это. Ќу, кто ж он таков?
- Љто таков?
- „а.
- џ и без денег скажу.
’ут дворник взЯл метлу, махнул раз-два, потом остановилсЯ, внимательно
и важно посмотрев на Ћрдынова.
- ’ы барин хороший. Ђ не хошь жить с человеком хорошим, как хошь; моЯ
вот как сказала.
’ут татарин посмотрел еще выразительнее и, как будто осердЯсь, опЯть
принЯлсЯ за метлу. Џоказав наконец вид, что кончил какое-то дело, он
таинственно подошел к Ћрдынову и, сделав какой-то очень выразительный жест,
произнес:
- Ћна вот что !
- —его? Љак?
- “ма нет.
- —то?
- “летела. „а! улетела! - повторил он еще более таинственным тоном. -
Ћна больна. “ него барка была, большаЯ была, и другаЯ была, и третьЯ была,
по ‚олге ходила, а Я сам из ‚олги; еще завод была, да сгорела, и он без
башка.
- Ћн помешанный?
- Ќи!.. Ќи! - отвечал с расстановкой татарин. - Ќе мешана. Ћн умный
человек. Ћна все знает, книжка много читала, читала, читала, все читала и
другим правда сказывала. ’ак, пришла кто: два рублЯ, три рублЯ, сорок рублЯ,
а не хошь, как хошь; книжка посмотрит, увидит и всю правду скажет. Ђ деньга
на стол, тотчас на стол - без деньга ни!
’ут татарин, с излишком сердца входивший в интересы Њурина, даже
засмеЯлсЯ от радости.
- —то ж, он колдовал, гадал кому-нибудь?
- ѓм... - промычал дворник, скоро кивнув головою, - она правду
сказывала. Ћна бога молит, много молит. Ђ то так, находит на него.
’ут татарин опЯть повторил свой выразительный жест.
‚ эту минуту кто-то кликнул дворника с другого двора, а вслед затем
показалсЯ какой-то маленький, согбенный, седенький человек в тулупе. Ћн шел
крЯхтЯ, спотыкаЯсь, смотрел в землю и что-то нашептывал про себЯ. Њожно было
подумать, что он от старости выжил из ума.
- •озЯева, хозЯева! - прошептал впопыхах дворник, наскоро кивнув
годовою Ћрдынову, и, сорвав шапку, бросилсЯ бегом к старичку, которого лицо
было как-то знакомо Ћрдынову; по крайней мере он где-то встретил его очень
недавно. ‘ообразив, впрочем, что тут нет ничего удивительного, он пошел со
двора. „ворник показалсЯ ему мошенником и наглецом первой руки. "Ѓездельник
точно торговалсЯ со мной! - думал он, - бог знает что тут такое!"
Ћн уже произнес это на улице.
Њало-помалу его начали одолевать другие мысли. ‚печатление было
неприЯтное: день серый и холодный, порхал снег. Њолодой человек чувствовал,
как озноб снова начинает ломать его; чувствовал тоже, что как будто землЯ
начинала под ним колыхатьсЯ. ‚друг один знакомый голос неприЯтно сладеньким,
дребезжащим тенором пожелал ему доброго утра.
- џрослав €льич! - сказал Ћрдынов.
Џеред ним стоЯл бодрый, краснощекий человек, с виду лет тридцати,
невысокого роста, с серенькими маслеными глазками, с улыбочкой, одетый...
как и всегда бывает одет џрослав €льич. и приЯтнейшим образом протЯгивал ему
руку. Ћрдынов познакомилсЯ с џрославом €льичом тому назад ровно год
совершенно случайным образом, почти на улице. Ћчень легкому знакомству
способствовала, кроме случайности, необыкновеннаЯ наклонность џрослава
€льича отыскивать всюду добрых, благородных людей, прежде всего образованных
и по крайней мере талантом и красотою обращениЯ достойных принадлежать
высшему обществу. •отЯ џрослав €льич имел чрезвычайно сладенький тенор, но
даже в разговорах с искреннейшими друзьЯми в настрое его голоса проглЯдывало
что-то необыкновенно светлое, могучее и повелительное, не терпЯщее никаких
отлагательств, что было, может быть, следствием привычки.
- Љаким образом? - вскрикнул џрослав €льич с выражением искреннейшей,
восторженной радости.
- џ здесь живу.
- „авно ли? - продолжал џрослав €льич, подымаЯ ноту все выше и выше. -
€ Я не знал этого! Ќо Я с вами сосед! џ теперь уже в здешней части. џ уже
месЯц как воротилсЯ из ђЯзанской губернии. Џоймал же вас, старинный и
благороднейший друг! - € џрослав €льич рассмеЯлсЯ добродушнейшим образом.
- ‘ергеев! - закричал он вдохновенно, - жди менЯ у ’арасова. да чтоб
без менЯ не шевелили кулей. „а турни олсуфьевского дворника; скажи, чтоб тот
же час ЯвилсЯ в контору. џ приду через час....
Ќаскоро отдаваЯ кому-то этот приказ, деликатный џрослав €льич взЯл
Ћрдынова под руку и повел в ближайший трактир.
- Ќе успокоюсь без того, пока не перебросим двух слов наедине после
такой долгой разлуки. Ќу, что ваши занЯтиЯ? - прибавил он, почти
благоговейно к таинственно понизив голос. - ‚сегда в науках?
- „а, Я попрежнему, - отвечал Ћрдынов, у которого мелькнула одна
светлаЯ мысль.
- Ѓлагородно, ‚асилий Њихайлович, благородно! - ’ут џрослав €льич
крепко пожал руку Ћрдынова. - ‚ы будете украшением нашего общества. Џодай
вам господь счастливого пути на вашем поприще... Ѓоже! Љак Я рад, что вас
встретил! ‘колько раз Я вспоминал об вас, сколько раз говорил: где-то он,
наш добрый, великодушный, остроумный ‚асилий Њихайлович?
Ћни занЯли особую комнату. џрослав €льич заказал закуску, велел подать
водки и с чувством взглЯнул на Ћрдынова.
- џ много читал без вас, - начал он робким, немного вкрадчивым голосом.
- џ прочел всего Џушкина...
Ћрдынов рассеЯнно посмотрел на него.
- “дивительно изображение человеческой страсти-с. Ќо прежде всего
позвольте мне быть вам благодарным. ‚ы так много сделали длЯ менЯ
благородством внушений справедливого образа мыслей...
- Џомилуйте!
- Ќет, позвольте-с. џ всегда люблю воздать справедливость и горжусь,
что по крайней мере хоть это чувство не замолкло во мне.
- Џомилуйте, вы несправедливы к себе, и Я, право...
- Ќет, совершенно справедлив-с, - возразил с необыкновенным жаром
џрослав-€льич. - —то Я такое в сравнении с вами-с? Ќе правда ли?
- Ђх, боже мой!
- „а-с...
’ут последовало молчание.
- ‘ледуЯ вашим советам, Я прервал много грубых знакомств к смЯгчил
отчасти грубость привычек, - начал опЯть џрослав €льич несколько робким и
вкрадчивым голосом. - ‚ свободное от должности времЯ большею частию сижу
дома; по вечерам читаю какую-нибудь полезную книгу, и... у менЯ одно
желание, ‚асилий Њихайлович, приносить хоть посильную пользу отечеству...
- џ всегда считал вас за благороднейшего человека, џрослав €льич.
- ‚ы всегда приносите бальзам... благородный молодой человек.
џрослав €льич горЯчо пожал руку Ћрдынову.
- ‚ы не пьете? - заметил он, немного утишив свое волнение.
- Ќе могу; Я болен.
- Ѓольны? да, в самом деле! „авно ли, как, каким образом вы изволили
заболеть? “годно, Я скажу... какой медик вас лечит? “годно, Я сейчас скажу
вашему частному доктору. џ сам, лично, к нему побегу. €скуснейший человек!
џрослав €льич уже бралсЯ за шлЯпу.
- Џокорно благодарю. џ не лечусь и не люблю лекарей...
- —то вы? можно ли этак? Ќо это искуснейший, образованнейший человек, -
продолжал џрослав €льич, умолЯЯ, - намедни, - но позвольте вам это
рассказать, дорогой ‚асилий Њихайлович, - намедни приходит один бедный
слесарь: "Я вот, говорит, наколол себе руку моим орудием; излечите менЯ..."
‘емен Џафнутьич, видЯ, что несчастному угрожает антонов огонь, принЯл меру
отрезать зараженный член. Ћн сделал это при мне. Ќо это было так сделано,
таким благор... то есть таким восхитительным образом, что, признаюсь, если б
не сострадание к страждущему человечеству, то было бы приЯтно посмотреть так
просто, из любопытства-с. Ќо где и как изволили заболеть?
- ЏереезжаЯ на квартиру... џ только что встал.
- Ќо вы еще очень нездоровы, и вам бы не следовало выходить. ‘тало
быть, вы уже не там, где прежде, живете? Ќо что побудило вас?
- ЊоЯ хозЯйка уехала из Џетербурга.
- „омна ‘аввишна? Ќеужели?.. „обраЯ, истинно благороднаЯ старушка!
‡наете ли? џ чувствовал к ней почти сыновнее уважение. —то-то возвышенное
прадедовских лет светилось в этой почти отжившей жизни; и, глЯдЯ на нее, как
будто видишь перед собой воплощение нашей седой, величавой старинушки... то
есть из этого... что-то тут, знаете, этак поэтическое!.. - заключил џрослав
€льич, совершенно оробев и покраснев до ушей.
- „а, она была добраЯ женщина.
- Ќо позвольте узнать, где вы теперь изволили поселитьсЯ?
- ‡десь, недалеко, в доме Љошмарова.
- џ с ним знаком. ‚еличавый старик! џ с ним, смею сказать, почти
искренний друг. ЃлагороднаЯ старость!
“ста џрослава €льича почти дрожали от радости умилениЯ. Ћн спросил еще
рюмку водки и трубку.
- ‘ами по себе нанимаете?
- Ќет, у жильца.
- Љто таков? Њожет быть, Я тоже знаком.
- “ Њурина, мещанина; старик высокого роста...
- Њурин, Њурин; да, позвольте-с, это на заднем дворе, над гробовщиком?
- „а, да, на самом заднем дворе.
- ѓм... вам покойно жить-с?
- „а Я только что переехал.
- ѓм... Я только хотел сказать, гм... впрочем, но вы не заметили ль
чего особенного?
- Џраво...
- ’о есть Я уверен, что вам будет жить у него хорошо, если останетесь
довольны помещением... Я и не к тому говорю, готов предупредить; но, знаЯ
ваш характер... Љак вам показалсЯ этот старик мещанин?
- Ћн, кажетсЯ, совсем больной человек.
- „а, он очень страждущ... Ќо вы такого ничего не заметили? ‚ы говорили
с ним?
- Ћчень мало; он такой нелюдимый ы желчный...
- ѓм... - џрослав €льич задумалсЯ.
- Ќесчастный человек! - сказал он, помолчав.
- Ћн?
- „а, несчастный и вместе с тем до невероЯтности странный ы
занимательный человек. ‚прочем, если он вас не беспокоит... €звините, что Я
обратил внимание на такой предмет, но Я полюбопытствовал...
- €, право, возбудили и мое любопытство... џ бы очень желал знать, кто
он таков. Љ тому же Я с ним живу...
- ‚идите ли-с: говорЯт, этот человек был прежде очень богат. Ћн
торговал, как вам, вероЯтно, удавалось слышать. Џо разным несчастным
обстоЯтельствам он обеднел; у него в бурю разбило несколько барок с грузом.
‡авод, вверенный, кажетсЯ, управлению близкого и любимого родственника, тоже
подвергсЯ несчастной участи и сгорел, причем в пламени пожара погиб и сам
его родственник. ‘огласитесь, потерЯ ужаснаЯ! ’огда Њурин, рассказывают,
впал в плачевное уныние; стали опасатьсЯ за его рассудок, и действительно, в
одной ссоре с другим купцом, тоже владетелем барок, ходивших по ‚олге, он
вдруг выказал себЯ с такой странной и неожиданной точки зрениЯ, что все
происшедшее не иначе отнесли, как к сильному его помешательству, чему и Я
готов верить. џ подробно слышал о некоторых его странностЯх; наконец, вдруг
случилось одно очень странное, так сказать, роковое обстоЯтельство, которое
уж никак нельзЯ объЯснить иначе, как враждебным влиЯнием прогневанной
судьбы.
- Љакое? - спросил Ћрдынов.
- ѓоворЯт, что в болезненном припадке сумасшествиЯ он посЯгнул на жизнь
одного молодого купца, которого прежде чрезвычайно любил. Ћн был так
поражен, когда очнулсЯ после припадка, что готов был лишить себЯ жизни: так
по крайней мере рассказывают. Ќе знаю наверное, что произошло за этим, но
известно то, что он находилсЯ несколько лет под покаЯнием... Ќо что с вами,
‚асилий Њихайлович, не утомлЯет ли вас мой простой рассказ?
- Ћ нет, ради бога... ‚ы говорите, что он был под покаЯнием; но он не
один.
- Ќе знаю-с. ѓоворЯт, что был один. Џо крайней мере никто другой не
замешан в том деле. Ђ впрочем, не слыхал о дальнейшем; знаю только...
- Ќу-с.
- ‡наю только, - то есть Я собственно ничего особенного не имел в
мыслЯх прибавить... Я хочу только сказать, если вы находите в нем что-то
необыкновенное Я выходЯщее из обыкновенного уровнЯ вещей, то все это
произошло не иначе, как следствием бед, обрушившихсЯ на него одна за
другою...
- „а, он такой богомольный, большой свЯтоша.
- Ќе думаю, ‚асилий Њихайлович; он столько пострадал; мне кажетсЯ, он
чист своим сердцем.
- Ќо ведь теперь он не сумасшедший; он здоров.
- Ћ нет, нет ; в этом Я вам могу поручитьсЯ, готов присЯгнуть; он в
полном владении всех своих умственных способностей. Ћн только, как вы
справедливо заметили мельком, чрезвычайно чудной и богомольный. Ћчень даже
разумный человек. ѓоворит бойко, смело и очень хитро-с. …ще виден след
прошлой бурной жизни на лице его-с. ‹юбопытный человек-с и чрезвычайно
начитанный.
- Ћн, кажетсЯ, читает все свЯщенные книги?
- „а-с, он мистик-с.
- —то?
- Њистик. Ќо Я вам говорю это по секрету. Џо секрету скажу вам еще, что
за ним был некоторое времЯ сильный присмотр. ќтот человек имел ужасное
влиЯние на приходивших к нему.
- Љакое же?
- Ќо вы не поверите; видите ли-с: тогда еще он не жил в здешнем
квартале; Ђлександр €гнатьич, почетный гражданин, человек сановитый и
пользующийсЯ общим уважением, ездили к нему с каким-то поручиком из
любопытства. Џриезжают они к нему; их принимают, и странный человек начинает
им вглЯдыватьсЯ в лица. Ћн обыкновенно вглЯдывалсЯ в лица, если соглашалсЯ
быть полезным; в противном случае отсылал приходЯщих назад, и даже, говорЯт,
весьма неучтиво. ‘прашивает он их : что вам угодно, господа? ’ак и так,
отвечает Ђлександр €гнатьич: дар ваш может сказать вам это и без нас.
Џожалуйте ж, говорит, со мной в другую комнату; тут он назначил именно того
из них, который до него имел надобность. Ђлександр €гнатьич не рассказывал,
что с ним было потом, но он вышел от него бледный как платок. ’о же самое
случилось и с одной знатной дамой высшего общества: она тоже вышла от него
бледна как платок, всЯ в слезах и в изумлении от его предсказаниЯ и
красноречиЯ.
- ‘транно. Ќо теперь он не занимаетсЯ этим?
- ‘трожайше запрещено-с. Ѓыли чудные примеры-с. Ћдин молодой корнет,
цвет и надежда высшего семейства, глЯдЯ на него, усмехнулсЯ. "—его ты
смеешьсЯ? - сказал, рассердившись, старик. - —ерез три днЯ ты сам будешь вот
что!" - и он сложил крест руки, означаЯ таким знаком труп мертвеца.
- Ќу?
- Ќе смею верить, но, говорЯт, предсказание сбылось. Ћн имеет дар,
‚асилий Њихайлович... ‚ы изволили улыбнутьсЯ на мой простодушный рассказ.
‡наю, что вы далеко упредили менЯ в просвещении; но Я верю ему: он не
шарлатан. ‘ам Џушкин упоминает о чем-то подобном в своих сочинениЯх.
- ѓм. Ќе хочу вам противоречить. ‚ы, кажетсЯ, сказали, что он живет не
один.
- џ не знаю... с ним, кажетсЯ, дочь его.
- „очь?
- „а-с, или, кажетсЯ, жена его; Я знаю, что живет с ним какаЯ-то
женщина. џ видел мельком и вниманиЯ не обратил.
- ѓм. ‘транно...
Њолодой человек впал в задумчивость, џрослав €льич - в нежное
созерцание. Ћн был растроган и тем, что видел старого друга, и тем, что
удовлетворительно рассказал интереснейшую вещь. Ћн сидел, не спускаЯ глаз с
‚асильЯ Њихайловича и потЯгиваЯ из трубки; но вдруг вскочил и засуетилсЯ.
- –елый час прошел, а Я и забыл. „орогой ‚асилий Њихайлович, еще раз
благодарю судьбу за то, что свела нас вместе, но мне пора. „озволите ли мне
посетить вас в вашем ученом жилище?
- ‘делайте одолжение, буду вам очень рад. Ќавещу и сам вас, когда
выпадет времЯ.
- ‚ерить ли приЯтному известию? ЋбЯжете, несказанно обЯжете ! Ќе
поверите, в какой восторг вы менЯ привели!
Ћни вышли из трактира. ‘ергеев уже летел им навстречу и скороговоркой
рапортовал џрославу €льичу, что ‚ильм …мельЯнович изволЯт проезжать.
„ействительно, в перспективе показалась пара лихих саврасок, впрЯженных в
лихие пролетки. Ћсобенно замечательна была необыкновеннаЯ пристЯжнаЯ.
џрослав €льич сжал, словно в тисках, руку лучшего из друзей своих,
приложилсЯ к шлЯпе и пустилсЯ встречать налетавшие дрожки. „орогою он раза
два обернулсЯ и прощальным образом кивнул головою Ћрдынову.
Ћрдынов чувствовал такую усталость, такое изнеможение во всех членах,
что едва волочил ноги. Љое-как добралсЯ он до дому. ‚ воротах его опЯть
встретил дворник, прилежно наблюдавший все его прощание с џрославом €льичом,
и еще издали сделал ему какой-то пригласительный знак. Ќо молодой человек
прошел мимо. ‚ дверЯх квартиры он плотно столкнулсЯ с маленькой седенькой
фигуркой, выходившей, потупив очи, от Њурина.
- ѓосподи, прости мои прегрешениЯ! - прошептала фигурка, отскочив в
сторону с упругостью пробки.
- Ќе ушиб ли Я вас?
- Ќет-с, нижайше благодарю за внимание... Ћ, господи, господи!
’ихий человечек, крЯхтЯ, охаЯ и нашептываЯ что-то назидательное себе
под нос, бережно пустилсЯ по лестнице. ќто был хозЯин дома, которого так
испугалсЯ дворник. ’ут только Ћрдынов вспомнил, что видел его в первый раз
здесь же, у Њурина, когда переезжал на квартиру.
Ћн чувствовал, что был раздражен и потрЯсен; он знал, что фантазиЯ и
впечатлительность его напрЯжены до крайности, и решил не доверЯть себе.
Њало-помалу он впал в какое-то оцепенение. ‚ грудь его залегло какое-то
тЯжелое, гнетущее чувство. ‘ердце его ныло, как будто все изъЯзвленное, и
всЯ душа была полна глухих, неиссЯкаемых слез.
Ћн опЯть припал на постель, которую она постлала ему, и стал снова
слушать. Ћн слышал два дыханиЯ: одно тЯжелое, болезненное прерывистое,
другое тихое, но неровное и как будто тоже взволнованное, как будто там
билось сердце одним и тем же стремлением, одною и тою же страстью. Ћн слышал
порою шум ее платьЯ, легкий шелест ее тихих, мЯгких шагов, и даже этот
шелест ноги ее отдавалсЯ глухою, но мучительно-сладостною болью в его
сердце. Ќаконец он как будто расслушал рыданиЯ, мЯтежный вздох и, наконец,
опЯть ее молитву. Ћн знал, что она стоит на коленЯх перед образом, ломаЯ
руки в каком-то исступленном отчаЯнии!.. Љто же она? ‡а кого она просит?
Љакою безвыходною страстью смущено ее сердце? Ћтчего оно так болит и тоскует
и выливаетсЯ в таких жарких и безнадежных слезах?..
Ћн начал припоминать ее слова. ‚се, что она говорила ему, еще звучало в
ушах его, как музыка, и сердце любовно отдавалось глухим, тЯжелым ударом на
каждое воспоминание, на каждое набожно повторенное ее слово... Ќа миг
мелькнуло в уме его, что он видел все это во сне. Ќо в тот же миг весь
состав его изныл в замирающей тоске, когда впечатление ее горЯчего дыханиЯ,
ее слов, ее поцелуЯ наклеймилось снова в его воображении. Ћн закрыл глаза и
забылсЯ. ѓде-то пробили часы; становилось поздно; падали сумерки.
…му вдруг показалось, что она опЯть склонилась над ним, что глЯдит в
его глаза своими чудно-Ясными глазами, влажными от сверкающих слез
безмЯтежной, светлой радости, тихими и Ясными, как бирюзовый нескончаемый
купол неба в жаркий полдень. ’аким торжественным спокойствием сиЯло лицо ее,
таким обетованием нескончаемого блаженства теплилась ее улыбка, с таким
сочувствием, с таким младенческим увлечением преклонилась она на плечо его,
что стон вырвалсЯ из его обессиленной груди от радости. Ћна хотела ему
что-то сказать; она ласково что-то повторЯла ему. ЋпЯть как будто сердце
пронзающаЯ музыка поразила слух его. Ћн жадно впивал в себЯ воздух,
нагретый, назлектризованный ее близким дыханием. ‚ тоске он простер свои
руки, вздохнул, открыл глаза... Ћна стоЯла перед ним, нагнувшись к лицу его,
всЯ бледнаЯ. как от испуга, всЯ в слезах, всЯ дрожа от волнениЯ. Ћна что-то
говорила ему, об чем-то молила его, складываЯ и ломаЯ свои полуобнаженные
руки. Ћн обвил ее в своих объЯтиЯх, она всЯ трепетала на его груди...

* —Ђ‘’њ ‚’ЋђЂџ *
I
- —то ты? что с тобою? - говорил Ћрдынов, очнувшись совсем, все еще
сжимаЯ ее в своих крепких и горЯчих объЯтиЯх, - что с тобой, Љатерина? что с
тобою, любовь моЯ?
Ћна тихо рыдала, потупив глаза и прЯча разгоревшеесЯ лицо у него на
груди. „олго еще она не могла говорить и всЯ дрожала, как будто в испуге.
- Ќе знаю, не знаю, - проговорила она наконец едва слышным голосом,
задыхаЯсь и почти не выговариваЯ слов, - не помню, как и к тебе зашла Я
сюда... - ’ут она еще крепче, еще с большим стремлением прижалась к нему и в
неудержимом, судорожном чувстве целовала ему плечо, руки, грудь; наконец,
как будто в отчаЯнье, закрылась руками, припала на колени и скрыла в его
коленЯх свою голову. Љогда же Ћрдынов, в невыразимой тоске, нетерпеливо
приподнЯл и посадил ее возле себЯ, то целым заревом стыда горело лицо ее,
глаза ее плакали о помиловании и насильно пробивавшаЯсЯ на губе ее улыбка
едва силилась подавить неудержимую силу нового ощущениЯ. ’еперь она была как
будто снова чем-то испугана, недоверчиво отталкивала его рукой, едва
взглЯдывала на него и отвечала на его ускоренные вопросы, потупив голову,
боЯзливо и шепотом.
- ’ы, может быть, видела страшный сон, - говорил Ћрдынов, - может быть,
тебе привиделось что-нибудь... да? Њожет быть, он испугал тебЯ... Ћн в бреду
и без памЯти... Њожет быть, он что-нибудь говорил, что не тебе было
слушать?.. ’ы слышала что-нибудь? да?
- Ќет, Я не спала, - отвечала Љатерина, с усилием подавлЯЯ свое
волнение. - ‘он и не шел ко мне. Ћн все молчал и только раз позвал менЯ. џ
подходила, окликала его, говорила ему; мне стало страшно; он не просыпалсЯ и
не слышал менЯ. Ћн в тЯжелом недуге, подай господь ему помощи! ’огда мне на
сердце стала тоска западать, горькаЯ тоска! џ ж все молилась, все молилась,
и вот это и нашло на менЯ.
- Џолно, Љатерина полно, жизнь моЯ, полно! ќто ты вчера испугалась...
- Ќет, Я не пугалась вчера!..
- Ѓывает это с тобою другой раз?
- „а, бывает. - € она всЯ задрожала и опЯть в испуге стала прижиматьсЯ
к нему, как дитЯ. - ‚идишь, - сказала она, прерываЯ рыданиЯ, - Я не напрасно
пришла к тебе, не напрасно, тЯжело было одной, - повторЯла она, благодарно
сжимаЯ его руки. - Џолно же, полно о чужом горе слезы ронЯть! Џрибереги их
на черный день, когда самому, одинокому, тЯжело будет и не будет с тобой
никого!.. ‘лушай, была у тебЯ твоЯ люба?
- Ќет... до тебЯ Я не знал ни одной...
- „о менЯ... ты менЯ своей любой зовешь?
Ћна вдруг посмотрела на него, как будто с удивлением, что-то хотела
сказать, но потом утихла и потупилась. Њало-помалу все лицо ее снова
зарделось внезапно запылавшим румЯнцем; Ярче, сквозь забытые, еще не
остывшие на ресницах слезы, блеснули глаза, и видно было, что какой-то
вопрос шевелилсЯ на губах ее. ‘ стыдливым лукавством взглЯнула она раза два
на него в потом вдруг снова потупилась.
- Ќет, не бывать мне твоей первой любой, - сказала она, - нет, нет, -
повторЯла она, покачиваЯ головою, задумавшись, тогда как улыбка опЯть тихо
прокладывалась по лицу ее, - нет, - сказала она наконец, рассмеЯвшись, - не
мне, родной, быть твоей любушкой.
’ут она взглЯнула на него; но столько грусти отразилось вдруг на лице
ее, такаЯ безвыходнаЯ печаль поразила разом все черты ее, так неожиданно
закипело изнутри, из сердца ее отчаЯние, что непонЯтное, болезненное чувство
состраданиЯ к горю неведомому захватило дух Ћрдынова, и он с невыразимым
мучением глЯдел на нее.
- ‘лушай, что Я скажу тебе, - говорила она голосом, пронзающим сердце,
сжав его руки в своих руках, усиливаЯсь подавить свои рыданиЯ. - ‘лушай менЯ
хорошо, слушай, радость моЯ! ’ы укроти свое сердце и не люби менЯ так, как
теперь полюбил. ’ебе легче будет, сердцу станет легче и радостнее, и от
лютого врага себЯ сбережешь, и любу-сестрицу себе наживешь. Ѓуду к тебе
приходить, коль захочешь, миловать тебЯ буду и стыда на себЯ не возьму, что
спозналась с тобой. Ѓыла же с тобою два днЯ, как лежал ты в злом недуге!
‘познай сестрицу! Ќедаром же мы братались с тобой, недаром же Я за тебЯ
богородицу слезно молила! другой такой не нажить тебе! Њир изойдешь кругом,
поднебесную узнаешь - не найти тебе другой такой любы, коли любы твое сердце
просит. ѓорЯчо тебЯ полюблю, все, как теперь, любить буду, и за то полюблю,
что душа твоЯ чистаЯ, светлаЯ, насквозь видна; за то, что как Я взглЯнула
впервой на тебЯ, так тотчас спознала, что ты моего дома гость, желанный
гость и недаром к нам напросилсЯ; за то полюблю, что, когда глЯдишь, твои
глаза любЯт и про сердце твое говорЯт, и когда скажут что, так Я тотчас же
обо всем, что ни есть в тебе, знаю, и за то тебе жизнь отдать хочетсЯ на
твою любовь, добрую волюшку, затем что сладко быть и рабыней тому, чье
сердце нашла... да жизнь-то моЯ не моЯ, а чужаЯ, и волюшка свЯзана! ‘естрицу
ж возьми, и сам будь мне брат, и менЯ в свое сердце прими, когда опЯть
тоска, злаЯ немочь нападет на менЯ; только сам сделай так, чтоб мне стыда не
было к тебе приходить и с тобой долгую ночь, как теперь, просидеть. ‘лышал
менЯ? Ћткрыл ли мне сердце свое? ‚зЯл ли в разум, что Я тебе говорила?.. -
Ћна хотела еще что-то сказать, взглЯнула на него, положила на плечо ему свою
руку и наконец в бессилии припала к груди его. ѓолос ее замер в судорожном,
страстном рыдании, грудь волновалась глубоко, и лицо вспыхнуло, как зарЯ
вечернЯЯ.
- †изнь моЯ! - прошептал Ћрдынов, у которого зрение помутилось и дух
занЯлсЯ. - ђадость моЯ! - говорил он, не знаЯ слов своих, не помнЯ их, не
понимаЯ себЯ, трепеща, чтоб одним дуновением не разрушить обаЯниЯ, не
разрушить всего, что было с ним и что скорее он принимал за видение, чем за
действительность: так отуманилось все перед ним! - џ не знаю, не понимаю
тебЯ, Я не помню, что ты мне теперь говорила, разум тускнеет мой, сердце
поет в груди, владычица моЯ!..
’ут голос его опЯть пресексЯ от волнениЯ. Ћна все крепче, все теплее,
горЯчее прижималась к нему. Ћн привстал с места и, уже не сдерживаЯ себЯ
более, разбитый, обессиленный восторгом, упал на колени. ђыданиЯ судорожно,
с болью прорвались наконец из груди его, и пробившийсЯ прЯмо из сердца голос
задрожал, как струна, от всей полноты неведомого восторга и блаженства.
- Љто ты, кто ты, роднаЯ моЯ? откуда ты, моЯ голубушка? - говорил он,
силЯсь подавить свои рыданиЯ. - €з какого неба ты в мои небеса залетела?
’очно сон кругом менЯ; Я верить в тебЯ не могу. Ќе укорЯй менЯ... дай мне
говорить, дай мне все, все сказать тебе!.. џ долго хотел говорить... Љто ты,
кто ты, радость моЯ?.. Љак ты нашла мое сердце? ђасскажи мне, давно ли ты
сестрица моЯ?.. ђасскажи мне все про себЯ, где ты была до сих пор, -
расскажи, как звали место, где ты жила, что ты там полюбила сначала, чем
рада была и о чем тосковала?.. Ѓыл ли там тепел воздух, чисто ли небо
было?.. кто тебе были милые, кто любили тебЯ до менЯ, к кому там впервые
твоЯ душа запросилась?.. Ѓыла ль у тебЯ мать роднаЯ, и она ль тебЯ дитЯтей
лелеЯла, или, как Я, одинокаЯ, ты на жизнь оглЯнулась? ‘кажи мне, всегда ль
ты была такова? —то снилось, о чем гадала ты вперед, что сбылось и что не
сбылось у тебЯ, - все скажи... Џо ком заныло первый раз твое девичье сердце
и за что ты его отдала? ‘кажи, что же мне отдать тебе за него, что мне
отдать тебе за тебЯ? ‘кажи мне, любушка, свет мой, сестрица моЯ, скажи мне,
чем же мне твое сердце нажить?
’ут голос его снова иссЯк, и он склонил голову. Ќо когда поднЯл глаза,
то немой ужас оледенил его всего разом и волосы встали дыбом на голове его.
Љатерина сидела бледнаЯ как полотно. Ћна неподвижно смотрела в воздух,
губы ее были сини, как у мертвой, и глаза заволоклись немой, мучительной
мукой. Ћна медленно привстала, ступила два шага и с пронзительным воплем
упала пред образом... Ћтрывистые несвЯзные слова вырывались из груди ее. Ћна
лишилась чувств. Ћрдынов, весь потрЯсенный страхом, поднЯл ее и донес до
своей кровати; он стоЯл над нею не помнЯ себЯ. ‘пустЯ минуту она открыла
глаза, приподнЯлась на постели, осмотрелась кругом и схватила его руку. Ћна
привлекла его к себе , силилась что-то прошептать все еще бледными губами,
но голос все еще изменЯл ей. Ќаконец она разразилась градом слез; горЯчие
капли жгли похолодевшую руку Ћрдынова.
- ’Яжело, тЯжело мне теперь, час мой приходит последний! - проговорила
она наконец, тоскуЯ в безысходной муке.
Ћна силилась еще что-то проговорить, но окостенелый Язык ее не мог
произнести ни одного слова. ‘ отчаЯнием глЯдела она на Ћрдынова, не
понимавшего ее. Ћн нагнулсЯ к ней ближе и вслушивалсЯ... Ќаконец он услышал,
как она прошептала Явственно:
- џ испорчена, менЯ испортили, погубили менЯ!
Ћрдынов поднЯл голову и с диким изумлением взглЯнул на нее. ЉакаЯ-то
безобразнаЯ мысль мелькнула в уме его. Љатерина видела судорожное,
болезненное сжатие его лица.
- „а! испортили, - продолжала она, - менЯ испортил злой человек, - он,
погубитель мой!.. џ душу ему продала... ‡ачем, зачем об родной ты помЯнул?
что тебе было мучить менЯ? Ѓог тебе, бог тебе судьЯ!..
—ерез минуту она тихо заплакала; сердце Ћрдынова билось и ныло в
смертной тоске.
- Ћн говорит, - шептала она сдерживаемым, таинственным голосом, - что
когда умрет, то придет за моей грешной душой... џ его, Я ему душой
продалась... Ћн мучил менЯ, он мне в книгах читал... Ќа, смотри, смотри его
книгу! вот его книга. Ћн говорит, что Я сделала смертный грех... ‘мотри,
смотри...
€ она показывала ему книгу; Ћрдынов не заметил, откуда взЯлась она. Ћн
машинально взЯл ее, всю писанную, как древние раскольничьи книги, которые
ему удавалось прежде видеть. Ќо теперь он был не в силах смотреть и
сосредоточить внимание свое на чем-нибудь другом. Љнига выпала из рук его.
Ћн тихо обнимал Љатерину, стараЯсь привести ее в разум.
- Џолно, полно! - говорил он, - тебЯ испугали; Я с тобою; отдохни со
мною, роднаЯ, любовь моЯ, свет мой!
- ’ы не знаешь ничего, ничего! - говорила она, крепко сжимаЯ его руки.
- џ такаЯ всегда!.. џ все боюсь... Џолно, полно тебе менЯ мучить!..
- џ тогда к нему иду, - начала она через минуту, переводЯ дух. - €ной
раз он просто своими словами менЯ заговаривает, другой раз берет свою книгу,
самую большую, и читает надо мной. Ћн все грозное, суровое такое читает! џ
не знаю, что, и понимаю не всЯкое слово; но менЯ берет страх, и когда Я
вслушиваюсь в его голос, то словно это не он говорит, а кто-то другой,
недобрый, кого ничем не умЯгчишь, ничем не замолишь, и тЯжело-тЯжело станет
на сердце, горит оно... ’Яжелей, чем когда начиналась тоска!
- Ќе ходи к нему! ‡ачем же ты ходишь к нему? - говорил Ћрдынов, едва
сознаваЯ слова свои.
- ‡ачем Я к тебе пришла? ‘проси - тоже не знаю... Ђ он мне говорит:
молись, молись! €ной раз Я встаю в темную ночь и молюсь долго, по целым
часам; часто и сон менЯ клонит; но страх будит, все будит менЯ, и мне все
чудитсЯ тогда, что гроза кругом менЯ собираетсЯ, что худо мне будет, что
разорвут и затерзают менЯ недобрые, что не замолить мне угодников и что не
спасут они менЯ от лютого горЯ. ‚сЯ душа разрываетсЯ, словно распаЯтьсЯ все
тело хочет от слез... ’ут Я опЯть стану молитьсЯ, и молюсь, и молюсь до той
поры, пока владычица не посмотрит на менЯ с иконы любовнее. ’огда Я встаю и
отхожу на сон, как убитаЯ; иной раз и засну на полу, на коленЯх пред иконой.
’огда, случитсЯ, он проснетсЯ, подзовет менЯ, начнет менЯ голубить, ласкать,
утешать, и тогда уж мне и легче становитсЯ, и приди хоть какаЯ беда, Я уж с
ним не боюсь. Ћн властен! ‚елико его слово!
- Ќо какаЯ ж беда, какаЯ ж беда у тебЯ?.. - € Ћрдынов ломал руки в
отчаЯнии.
Љатерина страшно побледнела. Ћна смотрела на него, как приговореннаЯ к
смерти, не чаЯ помилованиЯ.
- ЊенЯ?.. Я дочь проклЯтаЯ, Я душегубка; менЯ мать проклЯла! џ родную
мать загубила!..
Ћрдынов безмолвно обнЯл ее. Ћна трепетно прижалась к нему. Ћн
чувствовал, как судорожнаЯ дрожь пробегала по всему ее телу, и, казалось,
душа ее расставалась с телом.
- џ ее в сырую землю зарыла, - говорила она всЯ в тревоге своих
воспоминаний, всЯ в видениЯх своего безвозвратно прошедшего, - Я давно
хотела говорить, он все заказывал мне молением, укором и словом гневливым, а
порой сам на менЯ же подымет тоску мою, точно мой враг и супостат. Ђ мне
все, - как и теперь ночью - все приходит на ум... ‘лушай, слушай! ќто давно
уже было, очень давно, Я и не помню когда, а все как будто вчера передо
мною, словно сон вчерашний, что сосал мне сердце всю ночь. ’оска надвое
времЯ длиннит. ‘Ядь, сЯдь здесь возле менЯ Я все мое горе тебе расскажу;
разрази менЯ, проклЯту'ю, проклЯтием матерним... џ тебе жизнь мою предаю...
Ћрдынов хотел остановить ее, но она сложила руки, молЯ его любовь на
внимание, и потом снова, еще с большей тревогой начала говорить. ђассказ ее
был бессвЯзен, в словах слышалась бурЯ душевнаЯ, но Ћрдынов все понимал,
затем что жизнь ее стала его жизнию, горе ее - его горем и затем что враг
его уже въЯвь стоЯл перед ним, воплощалсЯ и рос перед ним в каждом ее слове
и как будто с неистощимой силой давил его сердце и ругалсЯ над его злобой.
Љровь его волновалась, заливала сердце и путала мысли. ‡лой старик его сна
(в это верил Ћрдынов) был въЯвь перед ним.
- ‚от такаЯ же ночь была, - начала говорить Љатерина, - только грознее,
и ветер выл по нашему лесу, как никогда еще не удавалось мне слышать... или
уж в эту ночь началась погибель моЯ! Џод нашим окном дуб сломило, а к нам
приходит старый, седой старик нищий, и он говорил, что еще малым дитей
помнил этот дуб и что он был такой же, как и тогда, когда ветер осилил
его... ‚ эту же ночь - как теперь все помню! - у отца барки на реке бурей
разбило, и он, хоть и немочь ломала его, поехал на место, как только
прибежали к нам на завод рыбаки. Њы с матушкой сидели одни, Я дремала, она
об чем-то грустила и горько плакала... да, Я знала о чем! Ћна только что
хворала, была бледна и все говорила мне, чтоб Я ей саван готовила.... ‚друг
слышен в полночь стук у ворот; Я вскочила, кровь залила мне сердце; матушка
вскрикнула... Я не взглЯнула на нее, Я боЯлась, взЯла фонарь, пошла сама
отпирать ворота... ќто был он! Њне стало страшно, затем что мне всегда
страшно было, как он приходил, и с самого детства так было, как только
памЯть во мне родилась! “ него тогда еще не было белого волоса; борода его
была как смоль черна, глаза горели, словно угли, и ни разу до той поры он
ласково на менЯ не взглЯнул. Ћн спросил: "дома ли мать?" џ затворЯю калитку,
говорю, что "отца нету дома". Ћн сказал: "знаю" - и вдруг глЯ'нул над менЯ,
так глЯ'нул... первый раз он так глЯдел на менЯ. џ шла, а он все стоит. "—то
ты не идешь?" - "„уму думаю". Њы уж в светелку всходим. "Ђ зачем ты сказала,
что отца нету дома, когда Я спрашивал, дома ли мать?" џ молчу... Њатушка
обмерла - к нему бросилась... он чуть взглЯнул, - Я все видела. Ћн был весь
мокрый, издрогший: бурЯ гнала его двадцать верст, - а откуда и где он
бывает, ни Я, ни матушка никогда не знали; мы его уж девЯть недель не
видали... бросил шапку, скинул рукавицы - образам не молитсЯ, хозЯевам не
кланЯетсЯ - сел у огнЯ...
Љатерина провела рукою по лицу, как будто что-то гнело и давило ее, но
через минуту опЯть поднЯла голову ы опЯть начала:
- Ћн стал с матерью говорить по-татарски. Њать умела, џ не понимала ни
слова. „ругой раз, как он приходил, менЯ отсылали; а теперь мать родному
детищу слова сказать не посмела. Ќечистый купил мою душу, и Я, сама себе
хвалЯсь, смотрела на матушку. ‚ижу, на менЯ смотрЯт, обо мне говорЯт; она
стала плакать; вижу, он за нож хватаетсЯ, а уж не один раз, с недавнего
времени, он при мне за нож хваталсЯ, когда с матерью говорил. џ встала и
схватилась за его поЯс, хотела у него нож его вырвать нечистый. Ћн скрипнул
зубами, вскрикнул и хотел менЯ отбить - в грудь ударил, да не оттолкнул. џ
думала, тут и умру, глаза заволокло, падаю наземь - да не вскрикнула.
‘мотрю, сколько сил было видеть, снимает он поЯс, засучивает руку, которой
ударил менЯ, нож вынимает, мне дает: "Ќа, режь ее прочь, натешьсЯ над ней,
во сколько обиды моей к тебе было, а Я, гордый, зато до земи тебе
поклонюсь". џ нож отложила: кровь менЯ душить начала, на него не глЯнула,
помню, усмехнулась, губ не разжимаЯ, да прЯмо матушке в печальные очи
смотрю, грозно смотрю, а у самой смех с губ не сходит бесстыдный; а мать
сидит бледнаЯ, мертваЯ...
Ћрдынов с напрЯженным вниманием слушал несвЯзный рассказ; но
мало-помалу тревога ее стихла на первом порыве; речь стала покойнее;
воспоминаниЯ увлекли совсем бедную женщину и разбили тоску ее по всему
своему безбрежному морю.
- Ћн взЯл шапку не кланЯЯсь. џ опЯть взЯла фонарь его провожать, вместо
матушки, котораЯ, хоть больнаЯ сидела, а хотела за ним идти. „ошли мы с ним
до ворот: Я молчу, калитку ему отворила, собак прогнала. ‘мотрю - снимает он
шапку и мне поклон. ‚Яжу, идет к себе за пазуху, вынимает коробок красный,
сафьЯнный, задвижку отводит; смотрю: бурмицкие зерна - мне на поклон. "…сть,
говорит, у менЯ в пригородье красавица, ей вез на поклон, да не к ней завез;
возьми, краснаЯ девица, полелей свою красоту, хоть ногой растопчи, да
возьми". џ взЯла, а ногой топтать не хотела, чести много не хотела давать, а
взЯла, как ехидна, не сказала ни слова на что. Џришла и поставила на стол
перед матерью - длЯ того и брала. ђодимаЯ с минуту молчала, всЯ как платок
бела, говорить со мной словно боитсЯ. "—то ж это, ЉатЯ?" Ђ Я отвечаю: "’ебе,
роднаЯ, купец приносил, Я не ведаю". ‘мотрю, у ней слезы выдавились, дух
захватило. "Ќе мне, ЉатЯ; не мне, дочка злаЯ, не мне". Џомню, так горько,
так горько сказала, словно всю душу выплакала. џ глаза поднЯла, хотела ей в
ноги броситьсЯ, да вдруг окаЯнный подсказал: "Ќу.. не тебе, верно, батюшке;
ему передам, коль воротитсЯ; скажу: купцы были, товар позабыли..." ’ут как
всплачет она, роднаЯ моЯ... "џ сама скажу, что за купцы приезжали и за каким
товаром приехали... “ж Я скажу ему, чьЯ ты дочь, беззаконница! ’ы же не дочь
мне теперь, ты мне змеЯ подколоднаЯ! ’ы детище мое проклЯтое!" џ молчу,
слезы не идут у менЯ... ах! словно все во мне вымерло... Џошла Я к себе в
светлицу и всю-то ноченьку бурю прослушала да под бурей свои мысли слагала.
Ђ между тем пЯть дьн прошло. ‚от ввечеру приезжает через пЯть ден
батюшка, хмурый и грозный, да немочь-то дорогой сломила его. ‘мотрю, рука у
него подвЯзана; смекнула Я, что дорогу ему враг его перешел; а враг тогда
утомил его и немочь наслал на него. ‡нала Я тоже, кто его враг, все знала. ‘
матушкой слова не молвил, про менЯ не спросил, всех людей созвал, завод
остановить приказал и дом от худого глаза беречь. џ почуЯла сердцем в тот
час, что дома у нас нездорово. ‚от ждем, прошла ночь, тоже бурнаЯ, вьюжнаЯ,
и тревога мне в душу запала. Ћтворила Я окно - горит лицо, плачут очи, жжет
сердце неугомонное; сама как в огне: так и хочетсЯ мне вон из светлицы,
дальше, на край света, где молоньЯ' и бурЯ родЯтсЯ. ѓрудь моЯ девичьЯ
ходенем ходит... вдруг, уж поздно, - Я как будто вздремнула, иль туман мне
на душу запал, разум смутил, - слышу, стучат в окно: "отвори!" ‘мотрю,
человек в окно по веревке вскарабкалсЯ. џ тотчас узнала, кто в гости
пожаловал, отворила окно и впустила его в светлицу свою одинокую. Ђ был он!
апки не снЯл, сел на лавку, запыхалсЯ, еле дух переводит, словно погонЯ
была. џ стала в угол и сама знаю, как всЯ побледнела. "„ома отец?" - "„ома".
- "Ђ мать?" - "„ома и мать". - "Њолчи же теперь; слышишь!" - "‘лышу". -
"—то?" - "‘вист под окном!" - "Ќу, хочешь теперь, краснаЯ девица, с недруга
голову снЯть, батюшку родимого кликнуть, душу мою загубить? €з твоей
девичьей воли не выйду; вот и веревка, вЯжи, коли сердце велит за обиду свою
заступитьсЯ". џ молчу. "—то ж? промолви, радость моЯ?" - "—его тебе нужно?"
- "Ђ нужно мне ворога уходить, с старой любой подобру-поздорову проститьсЯ,
а новой, молодой, как ты, краснаЯ девица, душой поклонитьсЯ..." џ
засмеЯлась; и сама не знаю, как его нечистаЯ речь в мое сердце дошла. "Џусти
ж менЯ, краснаЯ девица, прогулЯтьсЯ вниз, свое сердце изведать, хозЯевам
поклон отнести". џ всЯ дрожу, стучу зубом об зуб, а сердце словно железо
каленое. Џошла, дверь ему отворила, впустила в дом, только на пороге через
силу промолвила: "Ќа вот! возьми свои зерна и не дари менЯ другой раз
никогда", и сама ему коробок вослед бросила.
’ут Љатерина остановилась перевести дух; - она то вздрагивала, как
лист, и бледнела, то кровь всходила ей в голову, и теперь, когда она
остановилась, щеки ее пылали огнем, глаза блистали сквозь слезы, и тЯжелое
прерывистое дыхание колебало грудь ее. Ќо вдруг она опЯть побледнела, и
голос ее упал, задрожав тревожно и грустно.
- ’огда Я осталась одна, и будто бурЯ менЯ кругом обхватила. ‚друг
слышу крик, слышу, по двору люди до завода бегут, слышу говор: "‡авод
горит". џ притаилась, из дома все убежали; осталась Я с матушкой. ‡нала Я,
что она с жизнью расстаетсЯ, третьи сутки на смертной постели лежит, знала
Я, окаЯннаЯ дочь!... ‚друг слышу крик под моей светлицей, слабый, словно
ребенок вскрикнул, когда во сне испугаетсЯ и потом все затихло. џ задула
свечу, сама леденею, закрылась руками, глЯ'нуть боюсь. ‚друг слышу крик
подле менЯ, слышу с завода люди бегут. џ в окно свесилась: вижу, несут
батюшку мертвого, слышу, говорЯт меж собою: "оступилсЯ, с лестницы в котел
раскаленный упал; знать, нечистый его туда подтолкнул". џ припала на
постель; жду, сама всЯ замерла и не знаю, чего и кого ждала; только тЯжело у
менЯ было в этот час. Ќе помню, сколько ждала; помню, что менЯ вдруг всю
колыхать начало, голове тЯжело стало, глаза выедало дымом; и рада была Я,
что близка моЯ гибель! ‚друг, слышу кто-то менЯ за плеча подымает. ‘мотрю,
сколько глЯдеть могу: он весь опаленный, и кафтан его, горЯчий на ощупь,
дымитсЯ.
"‡а тобой пришел, краснаЯ девица; уводи ж менЯ от беды, как прежде на
беду наводила; душу свою Я за тебЯ сгубил. Ќе отмолить мне этой ночи
проклЯтой! ђазве вместе будем молитьсЯ!" ‘меЯлсЯ он, злой человек! "Џокажи,
говорит, как пройти, чтоб не мимо людей!" џ взЯла его за руку и повела за
собой. Џрошли мы в коридор - со мной ключи были - отворила Я дверь в
кладовую и показала ему на окно. Ђ окно наше в сад выходило. Ћн схватил менЯ
на могучие руки, обнЯл и выпрыгнул со мною вон из окна. Њы побежали с ним
рука в руку, долго бежали. ‘мотрим, густой, темный лес. Ћн стал слушать:
"ЏогонЯ, ЉатЯ, за нами! погонЯ за нами, краснаЯ девица, да не в этот час нам
животы свои положить! Џоцелуй менЯ, краснаЯ девица, на любовь да на вечное
счастье!" - "Ђ отчего у тебЯ руки в крови?" - "ђуки в крови, моЯ родимаЯ? а
ваших собак порезал; разлаЯлись больно на позднего гостЯ. Џойдем!" Њы опЯть
побежали; видим, на тропинке батюшкин конь, узду перервал, из конюшни
выбежал; знать, ему гореть не хотелось! "‘адись, ЉатЯ, со мной! Ѓог наш нам
помочь послал!" џ молчу. "Ђль не хочешь? Я ведь не нехристь какой, не
нечистый; вот перекрещусь, коли хочешь", и тут он крест положил. џ села,
прижалась к нему и забылась совсем у него на груди, словно сон какой нашел
на менЯ, а как очнулась, вижу, стоим у широкой-широкой реки. Ћн слез, менЯ с
лошади снЯл и пошел в тростник: там он лодку свою затаил. Њы уж садились.
"Ќу, прощай, добрый конь, ступай до нового хозЯина, а старые все тебЯ
покидают!" џ бросилась к коню батюшкину и крепко, на разлуку, обнЯла его.
Џотом мы сели, он весла взЯл, и мигом стало нам берегов не видать. € когда
стало нам берегов не видать, смотрю, он весла сложил и кругом, по всей воде,
осмотрелсЯ.
"‡дравствуй, - промолвил, - матушка, бурнаЯ реченька, божьему люду
поилица, а моЯ кормилица! ‘кажи-ка, берегла ль ты мое добро без менЯ, целы
ль товары мои!" џ молчу, очи на грудь опустила; лицо стыдом, как полымем,
пышет. Ђ он: "“ж и все б ты взЯла, бурнаЯ, ненасытнаЯ, а дала б мне обет
беречь и лелеЯть жемчужину мою многоценную! “рони ж хоть словечко, краснаЯ
девица, просиЯй в бурю солнцем, разгони светом темную ночь!" ѓоворит, а сам
усмехаетсЯ; жгло его сердце по мне, да усмешки его, со стыда, мне стерпеть
не хотелось; хотелось слово сказать, да сробела, смолчала. "Ќу, ин быть
так!" - отвечает он на мою думу робкую, говорит будто с горЯ, самого будто
горе берет. "‡нать, с силы ничего не возьмешь. Ѓог же с тобой, спесиваЯ,
голубица моЯ, краснаЯ девица! ‚идно, сильна ко мне твоЯ ненависть, иль уж
так не любо Я твоим светлым очам приглЯнулсЯ". ‘лушала Я, и зло менЯ взЯло,
зло с любви взЯло; Я сердце осилила, промолвила: "‹юб иль не люб ты пришелсЯ
мне, знать, не мне про то знать, а, верно, другой какой неразумной,
бесстыжей, что светлицу свою девичью в темную ночь опозорила, за смертный
грех душу свою продала да сердца своего не сдержала безумного; да знать про
то, верно, моим горючим слезам да тому, кто чужой бедой воровски
похвалЯетсЯ, над девичьим сердцем насмехаетсЯ!" ‘казала, да не стерпела,
заплакала... Ћн помолчал, поглЯдел на менЯ так, что Я, как лист, задрожала.
"‘лушай же, - говорит мне, - краснаЯ девица, - а у самого чудно очи горЯт, -
не праздное слово скажу, а дам тебе великое слово: на сколько счастьЯ мне
подаришь, на столько буду и Я тебе господин, а невзлюбишь когда - и не
говори, слов не ронЯй, не трудись, а двинь только бровью своей соболиною,
поведи черным глазом, мизинцем одним шевельни, и отдам тебе назад любовь
твою с золотою волюшкой; только будет тут, краса моЯ гордаЯ, несносимаЯ, и
моей жизни конец!" € тут всЯ плоть моЯ на его слова усмехнуласЯ.
’ут глубокое волнение прервало было рассказ Љатерины; она перевела дух,
усмехнулась новой думе своей и хотела было продолжать, но вдруг сверкающий
взглЯд ее встретил воспаленный, прикованный к ней взглЯд Ћрдынова. Ћна
вздрогнула, хотела было что-то сказать, но кровь залила ей лицо... ‘ловно в
беспамЯтстве закрылась она руками ы бросилась лицом на подушки. ‚се
потрЯслось в Ћрдынове! Љакое-то мучительное чувство, смЯтение безотчетное,
невыносимое, разливалось, как Яд, по всем его жилам и росло с каждым словом
рассказа Љатерины: безвыходное стремление, страсть, жаднаЯ и невыносимаЯ,
захватила думы его, мутила его чувства. Ќо грусть, тЯжелаЯ, бесконечнаЯ, в
то же времЯ все более и более давила его сердце. Њинутами он хотел кричать
Љатерине, чтоб она замолчала, хотел броситьсЯ к ногам ее и молить своими
слезами, чтоб она возвратила ему его прежние муки любви, его прежнее,
безотчетное, чистое стремление, и ему жаль стало давно уже высохших слез
своих. ‘ердце его ныло, болезненно обливаЯсь кровью и не даваЯ слез
уЯзвленной душе его. Ћн не понЯл, что говорила ему Љатерина, и любовь его
пугалась чувства, волновавшего бедную женщину. Ћн проклЯл страсть свою в эту
минуту: она душила, томила его, и он слышал, как растопленный свинец вместо
крови потек в его жилах.
- Ђх, не в том мое горе, - сказала Љатерина, вдруг приподнЯв свою
голову, - что Я тебе говорила теперь; не в том мое горе, - продолжала она
голосом, зазвеневшем, как медь, от нового нежданного чувства, тогда как всЯ
душа ее разрывалась от затаившихсЯ, безвыходных слез, - не в том мое горе,
не в том мука, забота моЯ! —то, что мне до родимой моей, хоть и не нажить
мне на всем свете другой родной матушки! что мне до того, что проклЯла она
менЯ в час свой тЯжелый, последний! что мне до золотой прежней жизни моей,
до теплой светлицы, до девичьей волюшки! что мне до того, что продалась Я
нечистому и душу мою отдала погубителю, за счастие вечный грех понесла! Ђх,
не в том мое горе, хоть и на этом велика погибель моЯ! Ђ то мне горько и
рвет мне сердце, что Я рабынЯ его опозореннаЯ, что позор и стыд мой самой,
бесстыдной, мне люб.. что любо жадному сердцу и вспоминать свое горе, словно
радость и счастье, - в том горе, что нет силы в нем и нет гнева за обиду
свою!..
„ух занЯлсЯ в груди бедной женщины, и судорожное, истерическое рыдание
пресекло слова ее. ѓорЯчее, порывистое дыхание палило ее губы, грудь
подымалась и опускалась глубоко, и непонЯтным негодованием сверкнули глаза
ее. Ќо столько очарованиЯ озолотило лицо ее в эту минуту, таким страстным
потоком чувства, такой невыносимой, неслыханной красотою задрожала каждаЯ
линиЯ, каждый мускул его, что разом угасла чернаЯ дума и замолкла чистаЯ
грусть в груди Ћрдынова. ‘ердце его рвалось прЯтатьсЯ к ее сердцу и страстно
в безумном волнении забытьсЯ в нем вместе, застучать в лад тою же бурею, тем
же порывом неведомой страсти и хоть замереть с ним вместе. Љатерина
встретила помутившийсЯ взор Ћрдынова и улыбнулась так, что удвоенным потоком
огнЯ обдало его сердце. Ћн едва помнил себЯ.
- Џожалей менЯ, пощади менЯ! - шептал он ей, сдерживаЯ дрожащий свой
голос, наклонЯЯсь к ней, опершись рукою на ее плечо и близко, близко так,
что дыхание их слышалось в одно, смотрЯ ей в глаза. - ’ы сгубила менЯ! џ
твоего горЯ не знаю, и душа моЯ смутилась...—то мне до того, об чем плачет
твое сердце! ‘кажи, что ты хочешь... Я сделаю. Џойдем же со мной, пойдем, не
убей менЯ, не мертви менЯ!..
Љатерина смотрела на него неподвижно; слезы высохли на горЯчих щеках
ее. Ћна хотела прервать его, взЯла его за руку, хотела сама что-то говорить
и как будто не находила слов. ЉакаЯ-то страннаЯ улыбка медленно поЯвилась на
ее губах, словно смех пробивалсЯ сквозь эту улыбку.
- Ќе все ж Я, знать, тебе рассказала, - проговорила она наконец
прерывистым голосом. - …ще расскажу; только будешь ли, будешь ли слушать
менЯ, горЯчее сердце? Џослушай сестрицу свою! ‡нать, мало спознал ты ее
лютого горЯ! •отела б Я рассказать, как Я с ним год прожила, да не стану...
Ђ минул год, ушел он с товарищами вниз по реке, и осталась Я у названой
матушки его во пристани ждать. †ду его месЯц - другой - и повстречалась Я в
пригородье с молодым купцом, взглЯнула на него и вспомнила про былые годы
золотые. "‹юбушка-сестрица! - говорит он, как два слова перемолвил со мной.
- џ Ђлеша, твой названый суженый, нас детьми старики на словах повенчали;
забыла менЯ, вспомни-ка, Я из вашего места..." - "Ђ что говорЯт обо мне в
вашем месте?" - "Ђ говорит людской толк, что ты нечестно пошла, девичий стыд
позабыла, с разбойником, душегубцем спозналась", - говорит мне Ђлеша,
смеЯсь. - "Ђ ты что про менЯ говорил?" - "Њного хотел говорить, как сюда
подъезжал, - и смутилось в нем сердце, - много сказать захотелось, а теперь
душа у менЯ помертвела, как завидел тебЯ; сгубила ты менЯ! - говорит. - Љупи
ж и мою душу, возьми ее, хоть насмейсЯ над сердцем, любовью моей, краснаЯ
девица. џ теперь сиротинушка, хозЯин свой, и душа-то моЯ своЯ, не чужаЯ, не
продавал ее никому, как инаЯ, что памЯть свою загасила, а сердце не покупать
стать, даром отдам, да, видно, дело оно наживное!" џ засмеЯлась; и не раз и
не два говорил - целый месЯц в усадьбе живет, бросил товары, своих отпустил,
один-одинешенек. †аль мне стало его сиротских слез. ‚от и сказала Я ему раз
поутру: "†ди менЯ, Ђлеша, как стемнеет ночь, пониже у пристани; поедем с
тобой в твое место! опостылела мне жизнь моЯ горемычнаЯ!" ‚от ночь пришла, Я
узелок навЯзала, и душа заныла, заиграла во мне. ‘мотрю, входит хозЯин мой
нежданно, неведомо. "‡дравствуй; пойдем; на реке будет бурЯ, а времЯ не
ждет". џ пошла за ним; к реке подошли, а до своих было далеко плыть;
смотрим: лодка и знакомый в ней гребец сидит, словно поджидает
кого."‡дравствуй, Ђлеша, бог в помочь тебе! —то? аль на пристани запоздал,
суда свои поспешаешь? „овези-ка, добрый человек, вот менЯ, с хозЯюшкой, к
своим в наше место; лодку свою Я отпустил, а вплавь пойти не умею". -
"‘адись, - сказал Ђлеша, а у менЯ всЯ душа изныла, как заслышала Я голос
его. - ‘адись и с хозЯюшкой; ветер длЯ всех, а в моем терему и длЯ вас будет
место". ‘ели; ночь была темнаЯ, звезды попрЯталась, ветер завыл, встала
волна, а от берега мы с версту отъехали. ‚се трое молчим.
"ЃурЯ! - говорит мой хозЯин. - € не к добру эта бурЯ! ’акой бури Я
сродЯсь еще на реке не видал, какаЯ теперь разыграетсЯ! ’Яжело нашей лодке!
не сносить ей троих!" -"„а, не сносить, - отвечает Ђлеша, - и один из нас,
знать, лишний выходит"; говорит, а у самого голос дрожит, как струна. "Ђ
что, Ђлеша? знал Я тебЯ малым дитей, браталсЯ с твоим родным батюшкой,
хлеб-соль вместе водили, - скажи мне, Ђлеша, дойдешь без лодки до берега или
сгинешь ни за что, душу погубишь свою?" - "Ќе дойду!" - "Ђ ты, добрый
человек, как случитсЯ, неровен час, и тебе порой водицы испить, дойдешь или
нет?" - "Ќе дойду; тут и конец моей душеньке, не сносить менЯ бурной реке!"
- "‘лушай же ты теперь, Љатеринушка, жемчужина моЯ многоценнаЯ! помню Я одну
такую же ночь, только тогда не колыхалась волна, звезды сиЯли и месЯц
светил... •очу тебЯ так, спроста, спросить, не забыла ли ты?" - "Џомню" - Я
говорю... "Ђ как не забыла ее, так и уговора не забыла, как учил один
молодец одну красну девицу волюшку свою похитить назад у немилова, - - а?" -
"Ќет, и того не забыла", - говорю, а сама ни жива ни мертва. "Ђ не забыла!
так вот теперь в лодке нам тЯжело. “ж не пришло ли чье времЯ? ‘кажи, роднаЯ,
скажи, голубица, проворкуй нам по-голубиному свое слово ласковое..."
- џ слова моего не сказала тогда! - прошептала Љатерина, бледнеЯ... Ћна
не докончила.
- Љатерина! - раздалсЯ над ними глухой, хриплый голос.
Ћрдынов вздрогнул. ‚ дверЯх стоЯл Њурин. Ћн был едва закрыт меховым
одеЯлом, бледен как смерть и смотрел на них почти обезумевшим взглЯдом.
Љатерина бледнела больше и больше и тоже смотрела на него неподвижно,
как-будто очарованнаЯ.
- €ди ко мне, Љатерина! - прошептал больной едва слышным голосом и
вышел из комнаты. Љатерина все еще смотрела неподвижно в воздух, все будто
бы еще старик стоЯл перед нею. Ќо вдруг кровь мгновенно опалила ее бледные
щеки, и она медленно приподнЯлась с постели. Ћрдынов вспомнил первую
встречу.
- ’ак до завтра же, слезы мои! - сказала она, как-то странно усмехаЯсь.
- „о завтра! Џомни ж, на чем перестала Я: "‚ыбирай из двух: кто люб или не
люб тебе, краснаЯ девица!" Ѓудешь помнить, подождешь одну ночку? - повторила
она, положив ему свои руки на плеча и нежно смотрЯ на него.
- Љатерина, не ходи, не губи себЯ! Ћн сумасшедший! - шептал Ћрдынов,
дрожа за нее.
- Љатерина! - раздалсЯ голос за перегородкой.
- —то ж? зарежет небось? - отвечала, смеЯсь, Љатерина. - „оброй ночи
тебе, сердце мое ненаглЯдное, голубь горЯчий мой, братец родной! - говорила
она, нежно прижав его голову к груди своей, тогда как слезы оросили вдруг
лицо ее. - ќто последние слезы. Џереспи ж свое горе, любезный мой,
проснешьсЯ завтра на радость. - € она страстно поцеловала его.
- Љатерина! Љатерина! - шептал Ћрдынов, упав перед ней на колени и
порываЯсь остановить ее. - Љатерина!
Ћна обернулась, улыбаЯсь кивнула ему головою и вышла из комнаты.
Ћрдынов слышал, как она вошла к Њурину; он затаил дыхание, прислушиваЯсь; но
ни звука не услышал он более. ‘тарик молчал или, может быть, опЯть был без
памЯти... Ћн хотел было идти к ней туда, но ноги его подкашивались... Ћн
ослабел и присел на постели...
II
„олго не мог он узнать часа, когда очнулсЯ. Ѓыли рассвет или сумерки: в
комнате все еще было темно. Ћн не мог означить именно, сколько времени спал,
но чувствовал, что сон его был сном болезненным. ЋпомнЯсь, он провел рукой
по лицу, как будто снимаЯ с себЯ сон и ночные видениЯ. Ќо когда он хотел
ступить на пол, то почувствовал, что как будто все тело его было разбито и
истомленные члены отказывались повиноватьсЯ. ѓолова его болела и кружилась,
и все тело обдавало то мелкою дрожью, то пламенем. ‚месте с сознанием
воротилась и памЯть, и сердце его дрогнуло, когда в один миг пережил он
воспоминанием всю прошлую ночь. ‘ердце его сильно билось в ответ на его
раздумье, так горЯчи, свежи были его ощущениЯ, что как будто не ночь, не
долгие часы, а одна минута прошла по уходе Љатерины. Ћн чувствовал, что
глаза его еще не обсохли от слез, - или новые, свежие слезы брызнули как
родник из горЯчей души его? €, чудное дело! ему даже сладостны были муки
его, хотЯ он глухо слышал всем составом своим, что не вынесет более такого
насилиЯ. Ѓыла минута, когда он почти чувствовал смерть и готов был встретить
ее как светлую гостью: так напрЯглись его впечатлениЯ, таким могучим порывом
закипела по пробуждении вновь его страсть, таким восторгом обдало душу его,
что жизнь, ускореннаЯ напрЯженною деЯтельностью, казалось, готова была
перерватьсЯ, разрушитьсЯ, истлеть в один миг и угаснуть навеки. Џочти в эту
ж минуту, как бы в ответ на тоску его, в ответ его задрожавшему сердцу,
зазвучал знакомый, - как та внутреннЯЯ музыка, знакомаЯ душе человека в час
радости о жизни своей, в час безмЯтежного счастьЯ, - густой, серебрЯный
голос Љатерины. Ѓлизко, возле, почти над изголовьем его, началась песнЯ,
сначала тихо и заунывно... ѓолос то возвышалсЯ, то опадал, судорожно
замираЯ, словно таЯ' про себЯ и нежно лелеЯ свою же мЯтежную муку
ненасытимого, сдавленного желаниЯ, безвыходно затаенного в тоскующем сердце;
то снова разливалсЯ соловьиною трелью и, весь дрожа, пламенеЯ уже
несдержимою страстью, разливалсЯ в целое море восторгов, в море могучих,
беспредельных, как первый миг блаженства любви, звуков. Ћрдынов отличал и
слова: они были просты, задушевны, сложенные давно, прЯмым, спокойным,
чистым и Ясным самому себе чувством. Ќо он забывал их, он слышал лишь одни
звуки. ‘квозь простой, наивный склад песни ему сверкали другие слова,
гремевшие всем стремлением, которое наполнЯло его же грудь, давшие отклик
сокровеннейшим, ему же неведомым, изгибам страсти его, прозвучавшим ему же
Ясно, целым сознанием, о ней. € то слышалсЯ ему последний стон безвыходно
замершего в страсти сердца, то радость воли и духа, разбившего цепи свои и
устремившегосЯ светло и свободно в неисходное море невозбранной любви; то
слышалась перваЯ клЯтва любовницы с благоуханным стыдом за первую краску в
лице, с молениЯми, со слезами, с таинственным, робким шепотом; то желание
вакханки, гордое и радостное силой своей, без покрова, без тайны, с
сверкающим смехом обводЯщее кругом опьЯневшие очи...
Ћрдынов не выдержал окончаниЯ песни и встал с постели. ЏеснЯ тотчас
затихла.
- „оброе утро с добрым днем прошли, мой желанный! - зазвучал голос
Љатерины, - добрый вечер тебе! ‚стань, приди к нам, пробудись на светлую
радость; ждем тебЯ, Я да хозЯин, люди все добрые, твоей воле покорные;
загаси любовью ненависть, коли все еще сердце обидой болит. ‘кажи слово
ласковое!...
Ћрдынов уже вышел из комнаты на первый оклик ее, и едва понЯл он, что
входит к хозЯевам. Џеред ним отворилась дверь, и, Ясна как солнце,
заблестела ему золотаЯ улыбка чудной его хозЯйки. ‚ этот миг он не видал, не
слыхал никого, кроме ее. Њгновенно всЯ жизнь, всЯ радость его слились в одно
в его сердце - в светлый образ его Љатерины.
- „ве зари прошло, - сказала она, подаваЯ ему свои руки, - как мы
попрощались с тобой; втораЯ гаснет теперь, посмотри в окно. ‘ловно две зари
души красной девицы, - промолвила, смеЯсь, Љатерина, - одна, что первым
стыдом лицо разрумЯнит, как впервинки скажетсЯ в груди одинокое девичье
сердце, а другаЯ, как забудет первый стыд краснаЯ девица, горит словно
полымем, давит девичью грудь и гонит в лицо румЯную кровь... ‘тупай, ступай
в наш дом, добрый молодец! —то стоишь на пороге? —есть тебе да любовь, да
поклон от хозЯина!
‘ звонким, как музыка, смехом взЯла она руку Ћрдынова ввела его в
комнату. ђобость вошла в его сердце. ‚се пламЯ, весь пожар, пламеневший в
груди его, словно истлели и угасли в один миг и на один миг; он с смущением
опустил глаза и боЯлсЯ смотреть на нее. Ћн чувствовал, что она так чудно
прекрасна, что не сносить его сердцу знойного ее взглЯда. Ќикогда еще он не
видал так своей Љатерины. ‘мех и веселье в первый раз засверкали в лице ее и
иссушили грустные слезы на ее черных ресницах. …го рука дрожала в ее руке. €
если б он поднЯл глаза, то увидел бы, что Љатерина с торжествующей улыбкой
приковала светлые очи к лицу его, отуманенному смущением и страстью.
- ‚стань же, старый! - сказала она наконец, как будто сама только
опомнившись, - скажи гостю слово приветливое. ѓость что брат родной! ‚стань
же, непоклонный, спесивый старинушка, встань, поклонись, гостЯ за белые руки
возьми, посади за стол!
Ћрдынов поднЯл глаза и как будто теперь лишь опомнилсЯ. Ћн теперь
только подумал о Њурине. ѓлаза старика, словно потухавшие в предсмертной
тоске, смотрели на него неподвижно; и с болью в душе вспомнил он этот
взглЯд, сверкнувший ему в последний раз из-под нависших черных, сжатых, как
и теперь, тоскою и гневом бровей. ѓолова его слегка закружилась. Ћн
оглЯделсЯ кругом и теперь только сообразил все Ясно, отчетливо. Њурин все
еще лежал на постели, но он был почти одет и как будто уже вставал и выходил
в это утро. еЯ была обвЯзана, как и прежде, красным платком, на ногах были
туфли. Ѓолезнь, очевидно, прошла, только лицо все еще было страшно бледно и
желто. Љатерина стоЯла возле постели, опершись рукою на стол, и внимательно
смотрела на обоих. Ќо приветливаЯ улыбка не сходила с лица ее. Љазалось, все
делалось по ее мановению.
- „а! ќто ты, - сказал Њурин, приподымаЯсь и садЯсь на постели. - ’ы
мой жилец. ‚иноват Я перед тобою, барин, согрешил и обидел тебЯ
незнамо-неведомо, пошалил намедни с ружьем. Љто ж те знал, что на тебЯ тоже
находит чернаЯ немочь? Ђ со мною случаетсЯ, - прибавил он хриплым,
болезненным голосом, хмурЯ брови свои и невольно отводЯ глаза от
Ћрдынова.Ѓеда идет - не стучит в ворота, как вор подползет! џ и ей чуть ножа
ономнЯсь в грудь не всадил... - промолвил он, кивнув головой на Љатерину. -
Ѓолен Я, припадок находит, ну, и довольно с тебЯ! ‘адись - будешь гость!.
Ћрдынов все еще пристально смотрел на него.
- ‘адись же, садись! - крикнул старик в нетерпении, - садись, коли ей
это любо! €шь вы, побратались, единоутробные! ‘любились, словно любовники!
Ћрдынов сел.
- ‚идишь, сестрица какаЯ, - продолжал старик, засмеЯвшись и показав два
рЯда своих белых, целых до единого зубов. - Њилуйтесь, родные мои! •ороша ль
у тебЯ сестрица, барин? скажи, отвечай! Ќа, смотри-ка, как щеки ее полымем
пышат. „а оглЯнись же, почествуй всему свету красавицу! Џокажи, что болит по
ней ретивое!
Ћрдынов нахмурил брови и злобно посмотрел на старика. ’от вздрогнул от
его взглЯда. ‘лепое бешенство закипело в груди Ћрдынова. Ћн каким-то
животным инстинктом чуЯл близ себЯ врага насмерть. Ћн сам не мог понЯть, что
с ним делаетсЯ, рассудок отказывалсЯ служить ему.
- Ќе смотри! - раздалсЯ голос сзади его. Ћрдынов оглЯнулсЯ.
- Ќе смотри же, не смотри, говорю, коли бес наущает, пожалей свою любу,
- говорила, смеЯсь, Љатерина и вдруг сзади закрыла рукою глаза его; потом
тотчас же отнЯла свои руки и закрылась сама. Ќо краска лица как будто
пробивалась сквозь ее пальцы. Ћна отнЯла руки и, всЯ горЯ, как огонь,
попробовала светло и нетрепетно встретить их смех и любопытные взглЯды. Ќо
оба молча глЯдели на нее - Ћрдынов с каким-то изумлением любви, как будто в
первый раз такаЯ страшнаЯ красота пронзила сердце его; старик внимательно,
холодно. Ќичего не выражалось на его бледном лице; только губы синели и
слегка трепетали.
Љатерина подошла к столу, уже не смеЯсь более, и стала убирать книги,
бумаги, чернилицу, все, что было на столе, и сложила все на окно. Ћна дышала
скоро, прерывисто и по временам жадно впивала в себЯ воздух, как будто ей
сердце теснило. ’Яжело, словно волна прибрежнаЯ, опускалась и вновь
подымалась ее полнаЯ грудь. Ћна потупила глаза, и черные, смолистые ресницы,
как острые иглы, заблистали на светлых щеках ее...
- –арь-девица! - сказал старик.
- ‚ладычица моЯ! - прошептал Ћрдынов, дрогнув всем телом. Ћн взглЯд на
мгновение - жадный, злой, холодно-презрительный. Ћрдынов привстал было с
места, но как будто невидимаЯ сила сковала ему ноги. Ћн снова уселсЯ. Џорой
он сжимал свою руку, как будто не доверЯЯ действительности. …му казалось,
что кошмар его душит и что на глазах его все еще лежит страдальческий,
болезненный сон. Ќо чудное дело! …му не хотелось проснутьсЯ...
Љатерина снЯла со стола старый ковер, потом открыла сундук, вынула из
него драгоценную скатерть, всю расшитую Яркими шелками и золотом, и накрыла
ею на стол; потом вынула из шкафа старинный, прадедовский, весь серебрЯный
поставец, поставила его на середину стола и отделила от него три серебрЯные
чарки - хозЯину, гостю и чару себе; потом важным, почти задумчивым взглЯдом
посмотрела на старика и на гостЯ.
- Љто ж из нас кому люб иль не люб? - сказала она. - Љто не люб кому,
тот мне люб и со мной будет пить свою чару. Ђ мне всЯк из вас люб, всЯк
родной: так пить всем на любовь и согласье!
- Џить да черную думу в вине топить! - сказал старик изменившимсЯ
голосом. - Ќаливай, Љатерина!
- Ђ ты велишь наливать? - спросила Љатерина, смотрЯ на Ћрдынова.
Ћрдынов молча подвинул свою чарку.
- ‘той! “ кого какаЯ загадка и думушка, пусть по его же хотенью и
сбудетсЯ! - сказал старик, поднЯв свою чару.
‚се стукнули чарками ы выпили.
- „авай же мы теперь выпьем с тобой, старина! - сказала -Љатерина,
обращаЯсь к хозЯину. - ‚ыпьем, коли ласково твое сердце ко мне! выпьем за
прожитое счастье, ударим поклон прожитым годам, сердцем за счастье да
любовью поклонимсЯ! ‚ели ж наливать, коли горЯчо твое сердце но мне!
- ‚инцо твое крепко, голубица моЯ, а сама только губки помочишь! -
сказал старик, смеЯсь и подставлЯЯ вновь свою чару.
- Ќу, Я отхлебну, а ты пей до дна!.. —то жить, старинушка, тЯжелую думу
за собой волочить; а только сердце поет с думы тЯжелой! „умушка с горЯ идет,
думушка горе зовет, а при счастье зоветсЯ без думушки! Џей, старина ! “топи
свою думушку!
- Њного ж, знать, горЯ у тебЯ накипело, коли так на него ополчаешьсЯ!
‡нать, разом хочешь покончить, белаЯ голубка моЯ. Џью с тобой, ЉатЯ! Ђ у
тебЯ есть ли горе, барин, коль позволишь спросить?
- —то есть, то есть про себЯ, - прошептал Ћрдынов, не сводЯ глаз с
Љатерины.
- ‘лышал, старинушка? џ и сама себЯ долго не знала, не помнила, а
пришло времЯ, все спознала и вспомнила; все, что прошло, ненасытной душой
опЯть прожила.
- „а, горько, коль на бывалом одном пробиватьсЯ начнешь, - сказал
старик задумчиво. - —то прошло, как вино пропито! —то в прошлом счастье?
Љафтан износил, и долой...
- Ќовый надо! - подхватила Љатерина, засмеЯвшись с натуги, тогда как
две крупные слезинки повисли, как алмазы, на сверкнувших ресницах. - ‡нать,
веку минутой одной не прожить, да и девичье сердце живуче, не угонЯешьсЯ в
лад! ‘познал, старина? ‘мотри, Я в твоей чаре слезинку мою схоронила!
- Ђ за много ль счастьЯ ты свое горе купила? - сказал Ћрдынов, и голос
его задрожал от волнениЯ.
- ‡нать, у тебЯ, барин, своего много продажного! - отвечал старик, -
что суешьсЯ непрошеный. - € он злобно и неслышно захохотал, нагло смотрЯ на
Ћрдынова.
- Ђ за что продала, то и было, - отвечала Љатерина как будто
недовольным, обиженным голосом. - Ћдному кажетсЯ много, другому мало. Ћдин
все отдать хочет, взЯть нечего, другой ничего не сулит, да за ним идет
сердце послушное! Ђ ты не кори человека, - промолвила она, грустно смотрЯ на
Ћрдынова, - один такой человек, другой не тот человек, а будто знаешь, зачем
к кому душа проситсЯ! Ќаливай же свою чару, старик! ‚ыпей за счастье твоей
дочки любезной, рабыни твоей тихой, покорной, как впервинки была, как с
тобой спозналась. Џодымай свою чару!
- €н быть так! Ќаливай же свою! - сказал старик, взЯв вЯло.
- ‘той, старина! подожди пить, дай прежде слово сказать!..
Љатерина облокотилась руками на стол и пристально разгоревшимисЯ,
страстными очами смотрела в глаза старику. ЉакаЯ-то страннаЯ решимость сиЯла
в глазах ее. Ќо все движениЯ ее были беспокойны, жесты отрывисты,
неожиданны, скоры. Ћна была всЯ словно в огне, и чудно делалось это. Ќо как
будто красота ее росла вместе с волнением, с одушевлением ее. €з
полуоткрытых улыбкою губ, выказывавших два рЯда белых, ровных, как жемчуг,
зубов, вылетало порывистое дыхание, слегка приподымаЯ ее ноздри. ѓрудь
волновалась; коса, три раза обернутаЯ на затылке, небрежно слегка упала на
левое ухо и прикрыла часть горЯчей щеки. ‹егкий пот пробивалсЯ у ней на
висках.
- ‡агадай, старина! ‡агадай мне, родимый мой, загадай прежде, чем ум
пропьешь; вот тебе ладонь моЯ белаЯ! ‚едь недаром тебЯ у нас колдуном люди
прозвали. ’ы же по книгам училсЯ всЯкую черную грамоту знаешь! ЏоглЯди же,
старинушка, расскажи мне всю долю мою горемычную; только, смотри, не солги!
Ќу, скажи, как сам знаешь, - будет ли счастье дочке твоей, иль не простишь
ты ее и накличешь ей на дорогу одну злую долю-кручинушку? ‘кажи, тепел ли
будет мой угол, где обживусь, иль, как пташка перелетнаЯ, весь век
сиротинушкой буду меж добрых людей своего места искать? ‘кажи, кто мне
недруг, кто любовь мне готовит, кто зло про менЯ замышлЯет? ‘кажи, в
одиночку ль моему сердцу, молодому, горЯчему, век прожить и до века
заглохнуть, иль найдет оно ровню себе да в лад с ним на радость забьетсЯ...
до нового горЯ! “гадай уж за один раз, старинушка, в каком синем небе, за
какими морЯми-лесами сокол мой Ясный живет, где, да и зорко ль, себе
соколицу высматривает, да и любовно ль он ждет, крепко ль полюбит, скоро ль
разлюбит, обманет иль не обманет менЯ? „а уж зараз все одно к одному, скажи
мне в последний, старинушка, долго ль нам с тобой век коротать, в углу
черством сидеть, черные книги читать; да когда мне тебе, старина, низко
кланЯтьсЯ, подобру-поздорову прощатьсЯ, хлеб-соль благодарить, что поил,
кормил, сказки сказывал?.. „а, смотри же, всю правду скажи, не солги; пришло
времЯ, постой за себЯ!
Ћдушевление ее росло все более и более до последнего слова, как вдруг
ее голос пресексЯ от волнениЯ, будто какой-то вихрь увлекал ее сердце. ѓлаза
ее сверкнули, и верхнЯЯ губа слегка задрожала. ‘лышно было, как злаЯ
насмешка змеилась и прЯталась в каждом слове ее, но как будто плач звенел в
ее смехе. Ћна наклонилась через стол к старику и пристально, с жадным
вниманием смотрела в помутившиесЯ глаза его. Ћрдынов слышал, как вдруг
застучало ее сердце, когда она кончила; он вскрикнул от восторга, когда
взглЯнул на нее, и привстал было со скамьи. Ќо беглый, мгновенный взглЯд
старика опЯть приковал его к месту. ЉакаЯ-то страннаЯ смесь презреньЯ,
насмешки, нетерпеливого, досадного беспокойства и вместе с тем злого,
лукавого любопытства светились в этом беглом, мгновенном взглЯде, от
которого каждый раз вздрагивал Ћрдынов и который каждый раз наполнЯл его
сердце желчью, досадой и бессильною злобой.
‡адумчиво и с каким-то грустным любопытством смотрел старик на свою
Љатерину, ‘ердце его было уЯзвлено, слова были сказаны. Ќо даже бровь не
шевельнулась в лице его! Ћн только улыбнулсЯ, когда она кончила.
- Њного ж ты разом хотела узнать, птенчик мой оперившийсЯ, пташка моЯ
встрепенувшаЯсЯ! Ќаливай же мне скорее чару глубокую; выпьем сначала на
размирье да на добрую волю; не то чьим-нибудь глазом черным, нечистым мое
пожелание испорчу. Ѓес силен! далеко ль до греха!
Ћн поднЯл свою чару и выпил. —ем больше пил он вина, тем становилсЯ
бледнее. ѓлаза его стали красны, как угли. ‚идно было, что лихорадочный
блеск их и внезапнаЯ, мертвеннаЯ синева лица предвещала скоро новый припадок
болезни. ‚ино ж было крепкое, так что с одной выпитой чарки все более и
более мутились глаза Ћрдынова. ‹ихорадочно воспаленнаЯ кровь его не могла
долее выдержать: она заливала его сердце, мутила и путала разум.
Ѓеспокойство его росло все сильнее и сильнее. Ћн налил и отхлебнул еще, сам
не знаЯ, что делает, чем помочь возраставшему волнению своему, и кровь еще
быстрее полетела по его жилам. Ћн был как в бреду и едва мог следить,
напрЯгаЯ все внимание, за тем, что происходило между странных хозЯев его.
‘тарик звонко стукнул серебрЯной чаркой об стол.
- Ќаливай, Љатерина! - вскричал он. - Ќаливай еще, злаЯ дочка, наливай
до упаду! “ложи старика на покой, да и полно с него! ‚от так, наливай еще,
наливай мне, красавица! ‚ыпьем с тобой! —то ж ты мало пила? Ђли Я не
видал...
Љатерина что-то отвечала ему, но Ћрдынов не расслышал, что именно:
старик не дал ей кончить; он схватил ее за руку, как бы не в силах более
сдержать всего, что теснилось в груди его. ‹ицо его было бледно; глаза то
мутились, то вспыхивали Ярким огнем; побелевшие губы дрожали, и неровным,
смЯтенным голосом, в котором сверкал минутами какой-то странный восторг, он
сказал ей:
- „авай ручку, красавица! давай загадаю, всю правду скажу. џ и впрЯмь
колдун; знать, не ошиблась ты, Љатерина! знать, правду сказало сердечко твое
золотое, что один Я ему колдун, и правды не потаю от него, простого,
нехитрого! „а одного не спознала ты: не мне, колдуну, тебЯ учить уму-разуму!
ђазум не волЯ длЯ девицы, и слышит всю правду, да словно не знала, не
ведала! “ самой голова - змеЯ хитраЯ, хоть и сердце слезой обливаетсЯ! ‘ама
путь найдет, меж бедой ползком проползет, сбережет волю хитрую! ѓде умом
возьмет, а где умом не возьмет, красой затуманит, черным глазом ум опьЯнит,
- краса силу ломит; и железное сердце, да пополам распаЯетсЯ! “ж и будет ли
у тебЯ печаль со кручинушкой? ’Яжела печаль человеческаЯ! „а на слабое
сердце не бывает беды! Ѓеда с крепким сердцем знакомитсЯ, втихомолку
кровавой слезой отливаетсЯ да на сладкий позор к добрым людЯм не проситсЯ:
твое ж горе, девица, словно след на песке, дождем вымоет, солнцем высушит,
буйным ветром снесет, заметет! Џусть и еще скажу, поколдую: кто полюбит
тебЯ, тому ты в рабыни пойдешь, сама волюшку свЯжешь, в заклад отдашь, да уж
и назад не возьмешь; в пору во-времЯ разлюбить не сумеешь; положишь зерно, а
губитель твой возьмет назад целым колосом! „итЯ мое нежное, золотаЯ
головушка, схоронила ты в чарке моей свою слезинку-жемчужинку, да по ней не
стерпела, тут же сто пролила, словцо красное потерЯла, да горем-головушкой
своей похвалиласЯ! „а по ней, по слезинке, небесной росинке, тебе и
тужить-горевать не приходитсЯ! ЋтольетсЯ она тебе с лихвою, твоЯ слезинка
жемчужнаЯ, в долгую ночь, в горемычную ночь, когда станет грызть тебЯ злаЯ
кручинушка, нечистаЯ думушка - тогда на твое сердце горЯчее, все за ту же
слезинку, капнет тебе чьЯ-то инаЯ слеза, да кроваваЯ, да не теплаЯ, а словно
топленый свинец; до крови белу грудь разожжет, и до утра, тоскливого,
хмурого, что приходит в ненастные дни, ты в постельке своей прометаешьсЯ,
алу кровь точа, и не залечишь своей ранки свежей до другого утра! Ќалей еще,
Љатерина, налей, голубица моЯ, налей мне за мудрый совет; а дальше, знать,
слов терЯть нечего...
ѓолос его ослабел и задрожал: казалось, рыдание готово было прорватьсЯ
из груди его... Ћн налил вина и жадно выпил новую чару; потом снова стукнул
чаркой об стол. Њутный взглЯд его еще раз вспыхнул пламенем.
- Ђ! живи, как живетсЯ! - вскричал он. - —то пропало, то уж с плеч
долой! Ќаливай мне, еще наливай, все подноси тЯжелую чару, чтобы резала
головушку буйную с плеч, чтоб всЯ душа от нее замертвела! “ложи на долгую
ночь, да без утра, да чтобы памЯть совсем отошла. —то пропито, то прожито!
‡нать, заглох у купца товар, залежалсЯ, даром с рук отдает! Ђ не продал бы
своей волей-вольною его тот купец ниже своей цены, отлилась бы и вражьЯ
кровь, пролилась бы и кровь неповиннаЯ да в придачу положил бы тот покупщик
свою погибшую душеньку! Ќаливай, наливай мне еще, Љатерина!..
Ќо рука его, державшаЯ чару, как будто замерла и не двигалась; он дышал
тЯжело и трудно, голова его невольно склонилась. ‚ последний раз он вперил
тусклый взглЯд на Ћрдынова, но и этот взглЯд потух наконец, и веки его
упали, словно свинцовые. ‘мертнаЯ бледность разлилась по лицу его... …ще
несколько времени губы его шевелились и вздрагивали, как бы силЯсь еще
что-то промолвить, - и вдруг слеза, горЯчаЯ, крупнаЯ, нависла с ресниц его,
порвалась и медленно покатилась по бледной щеке... Ћрдынов был не в силах
выдержать более. Ћн привстал и, пошатнувшись, ступил шаг вперед, подошел к
Љатерине и схватил ее за руку; но она и не взглЯнула на него, как будто его
не приметила, как будто не признала его...
Ћна как будто тоже терЯла сознание, как будто одна мысль, одна
неподвижнаЯ идеЯ увлекла ее всю. Ћна припала к груди спЯщего старика, обвила
своей белой рукой его шею и пристально, словно приковалась к нему, смотрела
на него огневым, воспаленным взглЯдом. Ћна будто не слыхала, как Ћрдынов
взЯл ее за руку. Ќаконец она повернула к нему свою голову и посмотрела на
него долгим, пронзающим взглЯдом. Љазалось, что она понЯла наконец его, и
тЯжелаЯ, удивленнаЯ улыбка, тЯгостно, как будто с болью, выдавилась на губах
ее...
- Џоди, поди прочь, - прошептала она, - ты пьЯный и злой! ’ы не гость
мне!.. - ’ут она снова обратилась к старику и опЯть приковалась к нему
своими очами.
Ћна как будто стерегла каждое дыхание его и взглЯдом своим лелеЯла его
сон. Ћна как будто боЯлась сама дохнуть, сдерживаЯ вскипевшее сердце. €
столько исступленного любованиЯ было в сердце ее, что разом отчаЯние,
бешенство и неистощимаЯ злоба захватили дух Ћрдынова...
- Љатерина! Љатерина! - звал он, сжимаЯ, как в тисках, ее руку.
—увство боли прошло по лицу ее; она опЯть поднЯла свою голову и
посмотрела на него с такою насмешкой, так презрительно-нагло, что он едва
устоЯл на ногах. Џотом она указала ему на спЯщего старика и - как будто всЯ
насмешка врага его перешла ей в глаза - терзающим, леденЯщим взглЯдом опЯть
взглЯнула на Ћрдынова.
- —то? зарежет небось? - проговорил Ћрдынов, не помнЯ себЯ от
бешенства.
‘ловно демон его шепнул ему на ухо, что он ее понЯл... € все сердце его
засмеЯлось на неподвижную мысль Љатерины...
- Љуплю ж Я тебЯ, красота моЯ, у купца твоего, коль тебе души моей
надобно! Ќебось не зарезать ему!..
Ќеподвижный смех, мертвивший все существо Ћрдынова, не сходил с лица
Љатерины. ЌеистощимаЯ насмешка разорвала на части его сердце. Ќе помнЯ,
почти не сознаваЯ себЯ, он облокотилсЯ рукою об стену и снЯл с гвоздЯ
дорогой, старинный нож старика. Љак будто изумление отразилось на лице
Љатерины; но как будто в то же времЯ злость и презрение впервые с такой
силой отразились в глазах ее. Ћрдынову дурно становилось, смотрЯ на нее...
Ћн чувствовал, что как будто кто-то вырывал, подмывал потерЯвшуюсЯ руку его
на безумство; он вынул нож... Љатерина неподвижно, словно не дыша более,
следила за ним..
Ћн взглЯнул на старика...
‚ эту минуту ему показалось, что один глаз старика медленно открывалсЯ
и, смеЯсь, смотрел на него. ѓлаза их встретились. Ќесколько минут Ћрдынов
смотрел на него неподвижно... ‚друг ему показалось, что все лицо старика
засмеЯлось и что дьЯвольский, убивающий, леденЯщий хохот раздалсЯ наконец по
комнате. ЃезобразнаЯ, чернаЯ мысль, как змеЯ, проползла в голове его. Ћн
задрожал; нож выпал из рук его и зазвенел на полу. Љатерина вскрикнула, как
будто очнувшись от забытьЯ, от кошмара, от тЯжелого, неподвижного виденьЯ...
‘тарик, бледный, медленно поднЯлсЯ с постели и злобно оттолкнул ногой нож в
угол комнаты. Љатерина стоЯла бледнаЯ, помертвелаЯ, неподвижнаЯ; глаза ее
закрывались; глухаЯ, невыносимаЯ боль судорожно выдавилась на лице ее; она
закрылась руками и с криком, раздирающим душу, почти бездыханнаЯ, упала к
ногам старика...
- Ђлеша! Ђлеша! - вырвалось из стесненной груди ее...
‘тарик обхватил ее могучими руками и почти сдавил на груди своей.Ќо
когда она спрЯтала у сердца его свою голову, таким обнаженным, бесстыдным
смехом засмеЯлась каждаЯ черточка на лице старика, что ужасом обдало весь
состав Ћрдынова. Ћбман, расчет, холодное, ревнивое тиранство и ужас над
бедным, разорванным сердцем - вот что понЯл он в этом бесстыдно не таившемсЯ
более смехе...
III
Љогда Ћрдынов, бледный, встревоженный, еще не опомнившийсЯ от вчерашней
тревоги, отворил на другой день, часов в семь утра, дверь к џрославу €льичу,
к которому пришел, впрочем сам не знаЯ зачем, то отшатнулсЯ от изумлениЯ и
как вкопанный стал на пороге, увидЯ в комнате Њурина. ‘тарик был еще бледнее
Ћрдынова и, казалось, едва стоЯл на ногах от болезни; впрочем, сесть не
хотел, несмотрЯ ни на какие приглашениЯ вполне счастливого таким посещением
џрослава €льича. џрослав €льич тоже вскрикнул, завидев Ћрдынова, но почти в
ту же минуту радость его прошла, и какое-то замешательство застигло его
вдруг, совершенно врасплох, на полдороге от стола к соседнему стулу.
Ћчевидно было, что он не знал, что сказать, что сделать, и вполне сознавал
всю неприличность - сосать в такую хлопотливую минуту, оставив гостЯ в
стороне, одного как он есть, свой чубучок, а между тем (так сильно было
смущение его) все-таки тЯнул из чубучка что было силы и даже почти с
некоторым вдохновением. Ћрдынов вошел наконец в комнату. Ћн бросил беглый
взглЯд на Њурина. —то-то похожее на вчерашнюю злую улыбку, от которой и
теперь бросило в дрожь и в негодование Ћрдынова, проскользнуло по лицу
старика. ‚прочем, все враждебное тотчас же скрылось и сгладилось, и
выражение лица его принЯло вид самый неприступный и замкнутый. Ћн отвесил
пренизкий поклон жильцу своему... ‚сЯ эта сцена воскресила наконец сознание
Ћрдынова. Ћн пристально посмотрел на џрослава €льича, желаЯ вникнуть в
положение дела. џрослав €льич затрепетал и замЯлсЯ.
- ‚ойдите ж, войдите, - промолвил он наконец, - войдите, драгоценнейший
‚асилий Њихайлович, осените прибытием и положите печать... на все эти
обыкновенные предметы... - проговорил џрослав €льич, показав рукой в один
угол комнаты, покраснев, как махроваЯ роза, сбившись, запутавшись в сердцах
на то, что самаЯ благороднаЯ фраза завЯзла и лопнула даром, и с громом
подвинул стул на самую средину комнаты.
- џ вам не мешаю, џрослав €льич, Я хотел... на две минуты.
- Џомилуйте! возможно ли вам мне помешать-с... ‚асилий Њихайлович! Ќо -
позвольте чайку-с! ќй! служба!.. џ уверен, что и вы не откажетесь еще одну
чашечку!
Њурин кивнул головою, дав знать таким образом, что совсем не откажетсЯ.
џрослав €льич закричал на вошедшую службу и наистрожайшим образом
потребовал еще три стакана, затем сел возле Ћрдынова. Ќесколько времени он
вертел свою голову, как гипсовый котенок, то вправо, то влево, от Њурина к
Ћрдынову и от Ћрдынова к Њурину. Џоложение его было весьма неприЯтное. …му,
очевидно, что-то хотелось сказать, по идеЯм его весьма щекотливое, по
крайней мере длЯ одной стороны. Ќо при всех усилиЯх своих он решительно не
мог вымолвить слова... Ћрдынов тоже как будто находилсЯ в недоумении. Ѓыла
минута, когда оба они разом вдруг принЯлись говорить... Њолчаливый Њурин,
наблюдавший их с любопытством, медленно расправил рот и показал зубы свои
все до единого...
- џ пришел объЯвить вам, - вдруг начал Ћрдынов, - что по самому
неприЯтному случаю принужден оставить квартиру, и...
- Џредставьте себе, какой странный случай! - перебил вдруг џрослав
€льич. - џ, признаюсь, был вне себЯ от изумлениЯ, когда этот почтенный
старик объЯвил мне сегоднЯ поутру ваше решение. Ќо...
- Ћн объЯвил вам? - спросил с изумлением Ћрдынов, смотрЯ на Њурина.
Њурин погладил свою бороду и засмеЯлсЯ в рукав.
- „а-с, - подхватил џрослав €льич, - впрочем, Я могу еще ошибатьсЯ. Ќо,
смело скажу, длЯ вас - честью моею могу вам ручатьсЯ, что длЯ вас в словах
этого почтенного старика не было ни тени обидного!..
’ут џрослав €льич покраснел и через силу подавил свое волнение. Њурин,
как будто натешась наконец вдоволь замешательством хозЯина и гостЯ, ступил
шаг вперед.
- џ вот про то, ваше благородие, - начал он, с вежливостию поклонившись
Ћрдынову, - их благородие на ваш счет маленько утрудить посмел... Ћно, того,
сударь, выходит - сами знаете - Я и хозЯйка, то есть, рады бы душою и волею,
и слова бы сказать не посмели... да житье-то мое какое, сами знаете, сами
видите, сударь! Ђ право, только что животы господь бережет, за то и молим
свЯтую волю его; а то, сами видите, сударь, взвыть мне, что ли, приходитсЯ?
- ’ут Њурин опЯть утер рукавом свою бороду.
Ћрдынову почти делалось дурно.
- „а, да, Я вам сам про него говорил: больной, то есть это malheur...
то есть Я было хотел выразитьсЯ по-французски, но, извините, Я по-французски
не так свободно, то есть...
- „а-с...
- „а-с, то есть...
Ћрдынов и џрослав €льич сделали друг другу по полупоклону, каждый с
своего стула и несколько набок, и оба прикрыли возникшее недоумение
извинительным смехом. „еловой џрослав €льич тотчас поправилсЯ.
- џ, впрочем, подробно расспрашивал этого честного человека, - начал
он, - он мне говорил, что болезнь той женщины...
’ут щекотливый џрослав €льич, вероЯтно желаЯ скрыть маленькое
недоумение, опЯть возникшее на лице его, быстро, вопросительным взглЯдом
устремилсЯ на Њурина.
- „а, хозЯйки-то нашей...
„еликатный џрослав €льич не настаивал.
- •озЯйки, то есть бывшей хозЯйки вашей, Я как-то, право... ну, да!
Ћна, видите ли, больнаЯ женщина. Ћн говорит, что она вам мешает... в ваших
занЯтиЯх, да и он сам... вы от менЯ скрыли одно важное обстоЯтельство,
‚асилий Њихайлович!
- Љакое?
- Ќасчет ружьЯ-с, - промолвил почти шепотом самым снисходительным
голосом џрослав €льич, с одной мильонной долей упрека, нежно зазвеневшего в
его дружеском теноре. - Ќо, - прибавил он поспешно, - Я все знаю, он мне все
рассказал, и вы благородно сделали, отпустив ему его невольную вину перед
вами. ЉлЯнусь, Я видел слезы на глазах его!
џрослав €льич снова покраснел; глаза его засиЯли, и он с чувством
повернулсЯ на стуле.
- џ, то есть мы, сударь, ваше благородие, то есть Я, примером сказать,
да и хозЯйка моЯ уж и как за вас бога молим, - начал Њурин, обращаЯсь к
Ћрдынову, покамест џрослав €льич подавлЯл обычное волнение свое, и
пристально смотрЯ на него, - да, сами знаете, сударь, она баба хвораЯ,
глупаЯ; менЯ самого еле ноги носЯт...
- „а Я готов, - сказал в нетерпенье Ћрдынов, - полноте, пожалуйста; Я
хоть сейчас!..
- Ќет, то есть, сударь, многим вашей милости довольны (Њурин пренизко
поклонилсЯ). џ, сударь, вам не про то ; Я вот хотел слово вымолвить, - ведь
она, сударь, мне-то почти из родни, то есть из дальней, примером, как
говоритсЯ, седьмаЯ вода, то есть уж не побрезгайте словом нашим, сударь,
люди мы темные - да сызмалетства такаЯ! ѓоловенка больнаЯ, задорнаЯ, в лесу
росла, мужичкой росла, все меж бурлаков да заводчиков; а тут их дом сгори;
мать, сударь, ейнаЯ погори; отец свою душу опали - подика-сь, она и невесть
что расскажет вам... џ только так не мешаюсь, а ее хи-хир-руггичкой совет на
Њоскве смотрел... то есть, сударь, совсем повредилась, вот что ! џ только у
ней и осталсЯ, со мной и живет. †ивем, бога молим, на всевышнюю силу
надеемсЯ; уж Я ей и не поперечу совсем...
Ћрдынов изменилсЯ в лице. џрослав €льич смотрел то на того, то на
другого.
- „а Я не про то, сударь... нет! - поправилсЯ Њурин, важно покачав
головою. - Ћна, примером сказать, такой ветер, вихорь такой, голова такаЯ
любовнаЯ, буйнаЯ, все милого дружка, - если извинительно будет сказать, - да
зазнобушку в сердце ей подавай: на том и помешана. џ уж ее сказками улещаю,
то есть как улещаю. Ђ Я ведь, сударь, видел, как она - уж простите, сударь,
мое глупое слово, - продолжал Њурин, кланЯЯсь и утираЯ рукавом бороду, -
примерно, спознавалась-то с вами; вы, то есть, примером сказать, ваше
сиЯтельство, относительно любви к ней польнуть пожелали...
џрослав €льич вспыхнул и с упреком взглЯнул на Њурина. Ћрдынов едва
усидел на стуле.
- Ќет... то есть Я, сударь, не про то... Я, сударь, спроста, мужик, Я
из вашей воли... конечно, мы люди темные, мы, сударь, ваши слуги, -
промолвил он, низко кланЯЯсь, - а уж как с женой про вашу милость бога будем
молить!.. —то нам? Ѓыли бы сыты, здоровы, роптать не роптаем; да мне-то,
сударь, что ж делать, в петлю лезть, что ли? ‘ами знаете, сударь, дело
житейское, нас пожалейте, а это уж что ж, сударь, будет, как еще с
полюбовником!.. ѓрубое-то, сударь, вы слово простите... мужик, сударь, а вы,
барин... вы, сударь, ваше сиЯтельство, человек молодой, гордый, горЯчий, а
она, сударь, сами знаете, дитЯ малое, неразумное - долго ль с ней до греха!
Ѓаба она ЯдренаЯ, румЯнаЯ, милаЯ, а менЯ, старика, все немочь берет. Ќу,
что? бес уж, знать, вашу милость попутал! Я уж ее сказками все улещаю,
право, улещаю. Ђ уж как про вашу милость с женой стали бы бога молить! ’о
есть вот как молить! „а и что вам, ваше сиЯтельство, хоть она бы и милаЯ, а
все ж мужичка она, баба немытаЯ, поневница глупаЯ, мне, мужику, чета! Ќе
вам, примерно, сударь, батюшка барин, по мужичкам ЯкшитьсЯ! Ђ уж как с ней
стали б про вашу милость бога молить, во' как молить!..
’ут Њурин поклонилсЯ низко-низко и долго не разгибал спины, беспрерывно
утираЯ рукавом бороду. џрослав €льич не знал, где стоЯл.
- „а-с, этот добрый человек, - заметил он, весь замешавшись, - говорил
мне о каких-то существовавших между вами беспорЯдках-с; Я не осмеливаюсь
верить, ‚асилий-Њихайлович... џ слышал, вы все еще больны-с, - быстро
перебил он со слезЯщимисЯ от волнениЯ глазами, в неистощимом замешательстве
смотрЯ на Ћрдынова.
- „а-с... ‘колько Я должен вам? - быстро спросил Ћрдынов у Њурина.
- —то вы, батюшка барин? полноте! мы ведь не христопродавцы
какие-нибудь. —то вы, сударь, нас обиждаете! Џостыдились бы, сударь; чем мы
с супружницей вас обиждали? Џомилуйте-с!
- Ќо, однако ж, это странно, друг мой; ведь они же у вас нанимали;
чувствуете ли вы, что отказом своим вы их обижаете? - вступилсЯ џрослав
€льич, долгом почитаЯ показать Њурину всю странность и щекотливость его
поступка.
- „а помилуйте ж, батюшка! что вы, сударь, барин? помилуйте-с! уж и чем
мы не угодили про вашу честь? “ж и так старались-старались, животы
надорвали, помилуйте-с! Џолноте, сударь; полноте, свет-барин, •ристос вас
помилует! —то мы, неверные, что ли, какие? Џусть бы жил, кушал он у нас наше
Яство мужицкое на здоровье, пусть бы лежал, - ничего б не сказали, и...
слова не молвили б; да нечистый попутал, хворый Я человек, да и хозЯйка моЯ
хвораЯ, - что будешь делать! “служить-то бы некому было, а рады бы, душою бы
рады были. Ђ уж как мы с хозЯйкой будем про вашу милость бога молить, то
есть во' как молить!
Њурин поклонилсЯ в поЯс. ‘леза выдавилась из восторженных глаз џрослава
€льича. ‘ энтузиазмом посмотрел он на Ћрдынова.
- ‘кажите, какаЯ благороднаЯ черта-с! Љакое свЯтое гостеприимство
почило-с на русском народе-с!
Ћрдынов дико взглЯнул на џрослава €льича. Ћн почти ужаснулсЯ... и
осматривал его с головы до ног.
- Ђ и право, сударь, гостеприимство именно чтим, то есть вот как чтим,
сударь! - подхватил Њурин, заслонЯЯ всем рукавом свою бороду. - Џраво, вот
теперь дума идет: погостили б вы у нас, сударь, ей-богу б погостили, -
продолжал он, подступаЯ к Ћрдынову, - да и Я, сударь, ничего; денек-другой
ничего, право б ничего не сказал. „а грех больно попутал, хозЯйка-то ишь моЯ
нездорова! Ђх, как бы не хозЯйка! ‚от был бы, примерно, один Я: уж и как бы
Я вашу милость уважил, уж и как бы ходил, то есть во' как ходил! Љого ж нам,
коли и не вашу милость, уважить? “ж Я бы вас вылечил, право бы вылечил, Я и
средствие знаю... Џраво бы, погостили, сударь, ей-богу, вот великое слово, у
нас погостили бы!..
- ‚ самом деле, нет ли какого средства? - заметил џрослав €льич... да и
не докончил.
Ћрдынов сделал напраслину, с диким изумлением оглЯдев незадолго до того
с ног до головы џрослава €льича. ќто был, конечно, честнейший и
благороднейший человек, но он теперь понЯл все, и, признатьсЯ, положение его
было весьма затруднительно! …му хотелось, что называетсЯ, лопнуть со смеха!
Ѓудь он один на один вместе с Ћрдыновым, - два такие друга! - конечно,
џрослав €льич не вытерпел бы и неумеренно предалсЯ порыву веселости. ‚о
всЯком случае он сделал бы это весьма благородно, с чувством пожал бы после
смеха руку Ћрдынова, искренно и справедливо уверил бы его, что чувствует
удвоенное уважение к нему и что извинЯет во всЯком случае... да, наконец, и
глЯдеть не будет на молодость. Ќо теперь, при известной своей деликатности,
он был в самом затруднительном положении и почти не знал, куда скрыть
себЯ...
- ‘редствиЯ, то есть снадобьЯ! - подхватил Њурин, у которого все лицо
шевельнулось от неловкого восклицаниЯ џрослава €льича. - џ, то есть, сударь,
по глупости моей мужицкой, вот что сказал бы, - продолжал он, ступив еще шаг
вперед, - книжек вы, сударь, больно зачитались; скажу, умны больно стали;
оно, то есть как по-русски говоритсЯ у нас, по-мужицкому, ум за разум
зашел...
- „овольно ! - строго прервал џрослав €льич...
- џ иду, - сказал Ћрдынов, - благодарю вас, џрослав €льич; буду, буду у
вас непременно, - говорил он на удвоенные вежливости џрослава €льича,
который был не в силах долее его удерживать. - Џрощайте, прощайте...
- Џрощайте, ваше благородие; прощайте, сударь; не забудьте нас,
навестите нас, грешных.
Ћрдынов не слыхал ничего более; он вышел как полоумный.
Ћн не мог вынести более; он был как убитый; сознание его цепенело. Ћн
глухо чувствовал, что его душит болезнь, но холодное отчаЯние воцарЯлось в
душе его, и только слышал он, что какаЯ-то глухаЯ боль ломит, томит, сосет
ему грудь. …му хотелось умереть в эту минуту. Ќоги его подкосились, и он
присел у забора, не обращаЯ более вниманиЯ ни на проходивших людей, ни на
толпу, начинавшую сбиратьсЯ возле него, ни на оклики и расспросы любопытных,
его окруживших. Ќо вдруг из множества голосов раздалсЯ над ним голос Њурина.
Ћрдынов поднЯл голову. ‘тарик действительно стоЯл перед ним; бледное лицо
его было важно и задумчиво. ќто уж был совсем другой человек, чем тот,
который так грубо глумилсЯ над ним у џрослава €льича. Ћрдынов привстал;
Њурин взЯл его за руку и вывел из толпы...
- ’ебе еще нужно свой скарб захватить, - сказал он, искоса взглЯнув на
Ћрдынова. - Ќе горюй, барин! - вскрикнул Њурин. - ’ы молод, чего горевать!
Ћрдынов не отвечал.
- ЋбижаешьсЯ, барин? ‡нать, больно зло тебЯ взЯло... да нечему; всЯк
свое холит, всЯк свое добро бережет.
- џ не знаю вас, - сказал Ћрдынов, - Я не хочу знать ваших тайн. Ќо
она! она!.. - проговорил он, и слезы градом, в три ручьЯ, потекли из глаз
его. ‚етер срывал их одну за другой с его щек... Ћрдынов утирал их рукой.
†ест его, взглЯд, непроизвольные движениЯ дрожавших посинелых губ - все
предсказывало в нем помешательство.
- џ уж тебе толковал, - сказал Њурин, стиснув брови, - она полоумнаЯ!
Ћтчего и как помешалась... зачем тебе знать? ’олько мне она и такаЯ -
роднаЯ! ‚озлюбил Я ее больше жизни моей и никому не отдам. Џонимаешь теперь!
Ћгонь на мгновение сверкнул в глазах Ћрдынова.
- Ќо зачем же Я... зачем Я теперь словно жизнь потерЯл? ‡ачем же болит
мое сердце? ‡ачем Я спознал Љатерину?
- ‡ачем? - Њурин усмехнулсЯ и задумалсЯ. - ‡ачем, Я и сам не знаю,
зачем, - вымолвил он, наконец. - †енский норов не морскаЯ пучина, распознать
его распознаешь, да хитер он, стоек, живуч! Ќа, дескать, вынь да положь!
‡нать, и впрЯмь, барин, она с вами хотела уйти от менЯ, - продолжал он в
раздумье. - Џобрезгала старым, изжила с ним все, насколько можно изжить!
ЏриглЯнулись вы, знать, ей больно сначала! Ђль уж так, вы ли, другой ли... џ
ведь ей не перечу ни в чем; птичьЯ молока пожелает, и молока птичьЯ достану;
птицу такую сам сделаю, коли нет такой птицы! ’щеславна она! ‡а волюшкой
гонитсЯ, а и сама не знает, о чем сердце блажит. Ђн и вышло, что лучше
по-старому! ќх, барин! молод ты больно ! ‘ердце твое еще горЯчо, словно у
девки, что рукавом свои слезы утирает, покинутаЯ! ‘познай, барин: слабому
человеку одному не сдержатьсЯ! ’олько дай ему все, он сам же придет, все
назад отдаст, дай ему полцарства земного в обладание, попробуй - ты думаешь
что? Ћн тебе тут же в башмак тотчас спрЯчетсЯ, так умалитсЯ. „ай ему
волюшку, слабому человеку, - сам ее свЯжет, назад принесет. ѓлупому сердцу и
волЯ не впрок! Ќе прожить с таким норовом! џ тебе это все так говорю -
молоденек ты больно! ’ы что мне? ’ы был да пошел - ты иль другой, все равно.
џ и сначала знал, что будет одно. Ђ перечить нельзЯ! слова молвить нельзЯ
поперек, коли хошь свое счастье сберечь. Ћно ведь, знашь, барин, - продолжал
философствовать Њурин, - только все так говоритсЯ: и чего не бывает? ‡а нож
возьметсЯ в сердцах, не то безоружный, с голыми руками на тебЯ, как баран,
полезет да зубами глотку врагу перервет. Ђ пусть-те дадут этот нож-от в
руки, да враг твой сам перед тобою широкую грудь распахнет, небось и
отступишьсЯ!
Ћни вошли во двор. ’атарин еще издали завидел Њурина, снЯл перед ним
шапку и лукаво, пристально смотрел на Ћрдынова.
- —то мать? дома? - закричал ему Њурин.
- „ома.
- ‘кажи, чтоб ему скарб его перетащить помогли! „а и ты пошел,
двигайсЯ!
Ћни взошли на лестницу. ‘таруха, служившаЯ у Њурина и оказавшаЯсЯ
действительно матерью дворника, возилась с пожитками бывшего жильца и
ворчливо вЯзала их в один большой узел.
- Џодожди; Я-те еще из твоего принесу, там осталась...
Њурин вошел к себе. —ерез минуту он воротилсЯ и подал Ћрдынову богатую
подушку, всю вышитую шелками и гарусом, - ту самую, которую положила ему
Љатерина, когда он сделалсЯ болен.
- ќто она тебе шлет, - сказал Њурин. - Ђ теперь ступай
подобру-поздорову да, смотри ж, не шатайсЯ, - прибавил он вполголоса,
отеческим тоном, - не то худо будет.
‚идно было, что ему не хотелось обижать жильца. Ќо когда он бросил на
него последний взглЯд, то невольно видно было, как прилив неистощимой злобы
закипел на лице его. Џочти с отвращением затворил он дверь за Ћрдыновым.
—ерез два часа Ћрдынов переехал к немцу пису. ’инхен ахнула, взглЯнув
на него. Ћна тотчас спросила его о здоровье и, узнав, в чем дело, немедленно
расположилась лечить. ‘тарик немец самодовольно показал жильцу своему, что
он только что хотел идти к воротам и снова залепить Ярлычок, затем что
сегоднЯ аккуратно в копейку вышел задаток его, высчитываЯ из него каждый
день найма. Џричем старик не преминул дальновидно похвалить немецкую
аккуратность и честность. ‚ тот же день Ћрдынов занемог и только через три
месЯца мог встать с постели.
Њало-помалу он выздоровел и стал выходить. †изнь у немца была
однообразна, покойна. Ќемец был без особого норова; хорошенькаЯ ’инхен, не
трогаЯ нравственности, была всем, чем угодно, - но как будто жизнь навеки
потерЯла свой цвет длЯ Ћрдынова! Ћн стал задумчив, раздражителен;
впечатлительность его принЯла направление болезненное, и он неприметно
впадал в злую, очерствелую ипохондрию. Љниги не раскрывались иногда по целым
неделЯм. Ѓудущее было длЯ него заперто, деньги его выходили, и он опустил
руки заранее; он даже не думал о будущем. €ногда прежнЯЯ горЯчка к науке,
прежний жар, прежние образы, им самим созданные, Ярко восставали перед ним
из прошедшего, но они только давили, душили его энергию. Њысль не переходила
в дело. ‘оздание остановилось. Љазалось, все эти образы нарочно вырастали
гигантами в его представлениЯх, чтоб смеЯтьсЯ над бессилием его, их же
творца. …му невольно приходило в грустную минуту сравнение самого себЯ с тем
хвастливым учеником колдуна, который, украв слово учителЯ, приказал метле
носить воду и захлебнулсЯ в ней, забыв, как сказать: "перестань". Њожет
быть, в нем осуществилась бы целаЯ, оригинальнаЯ, самобытнаЯ идеЯ. Њожет
быть, ему суждено было быть художником в науке. Џо крайней мере прежде он
сам верил в это. €скреннЯЯ вера есть уж залог будущего. Ќо теперь он сам
смеЯлсЯ в иные минуты над своим слепым убеждением и - не подвигалсЯ вперед.
‡а полгода перед тем он выжил, создал и набросал на бумагу стройный
эскиз созданиЯ, на котором (по молодости своей) в нетворческие минуты строил
самые вещественные надежды. ‘очинение относилось к истории церкви, и самые
теплые, горЯчие убеждениЯ легли под пером его. ’еперь он перечел этот план,
переделал, думал о нем, читал, рылсЯ и наконец отверг идею свою, не построив
ничего на развалинах. Ќо что-то похожее на мистицизм, на предопределение и
таинственность начало проникать в его душу. Ќесчастный чувствовал страданиЯ
свои и просил исцелениЯ у бога. ђаботница немца, из русских, старуха
богомольнаЯ, с наслаждением рассказывала, как молитсЯ ее смирный жилец и
каким образом по целым часам лежит он, словно бездыханный, на церковном
помосте...
Ћн никому не говорил ни слова о случившемсЯ с ним. Ќо порой, особенно в
сумерки, в тот час, когда гул колоколов напоминал ему то мгновение, когда
впервые задрожала, заныла всЯ грудь его дотоле неведомым чувством, когда он
стал возле нее на коленЯх в божием храме, забыв обо всем, и только слышал,
как стучало ее робкое сердце, когда слезами восторга и радости омыл он
новую, светлую надежду, мелькнувшую ему в его одинокой жизни, - тогда бурЯ
вставала из уЯзвленной навеки души его. ’огда содрогалсЯ его дух и мучение
любви жгучим огнем снова пылало в груди его. ’огда сердце его грустно и
страстно болело и, казалось, любовь его возрастала вместе с печалью. —асто
по целым часам, забыв себЯ и всю обыденную жизнь свою, забыв все на свете,
просиживал он на одном месте, одинокий, унылый, безнадежно качал головой и,
ронЯЯ безмолвные слезы, шептал про себЯ: "Љатерина! голубица моЯ
ненаглЯднаЯ! ‘естрица моЯ одинокаЯ!.."
ЉакаЯ-то безобразнаЯ мысль стала все более и более мучить его. ‚се
сильнее и сильнее преследовала она его и с каждым днем воплощалась перед ним
в вероЯтность, в действительность. …му казалось, - и он наконец сам поверил
во все, - ему казалось, что невредим был рассудок Љатерины, но что Њурин был
по-своему прав, назвав ее слабым сердцем. …му казалось, что какаЯ-то тайна
свЯзывала ее с стариком, но что Љатерина, не сознав преступлениЯ, как
голубица чистаЯ, перешла в его власть. Љто они? Ћн не знал того. Ќо ему
беспрерывно снилась глубокаЯ, безвыходнаЯ тираниЯ над бедным, беззащитным
созданием; и сердце смущалось и трепетало бессильным негодованием в груди
его. …му казалось, что перед испуганными очами вдруг прозревшей души коварно
выставлЯли ее же падение, коварно мучили бедное, слабое сердце, толковали
перед ней вкривь и вкось правду, с умыслом поддерживали слепоту, где было
нужно, хитро льстили неопытным наклонностЯм порывистого, смЯтенного сердца
ее и мало-помалу резали крыльЯ у вольной, свободной души, не способной,
наконец, ни к восстанию, ни к свободному порыву в настоЯщую жизнь...
Њало-помалу Ћрдынов одичал еще более прежнего, в чем, нужно отдать
справедливость, его немцы нисколько ему не мешали. Ћн часто любил бродить по
улицам, долго, без цели. Ћн выбирал преимущественно сумеречный час, а место
прогулки - места глухие, отдаленные, редко посещаемые народом. ‚ один
ненастный, нездоровый, весенний вечер в одном из таких закоулков встретил он
џрослава €льича.
џрослав €льич приметно похудел, приЯтные глаза его потускнели, и сам он
как будто весь разочаровалсЯ. Ћн бежал впопыхах за каким-то не терпЯщим
отлагательства делом, промок, загрЯзнилсЯ, и дождеваЯ каплЯ, каким-то почти
фантастическим образом, уже целый вечер не сходила с весьма приличного, но
теперь посиневшего носа его. Љ тому же он отрастил бакенбарды. ќти
бакенбарды, да и то, что џрослав €льич взглЯнул так, как будто избегал
встречи с старинным знакомым своим, почти поразило Ћрдынова... чудное дело!
даже как-то уЯзвило, разобидело его сердце, не нуждавшеесЯ доселе ни в чьем
сострадании. …му, наконец, приЯтнее был прежний человек, простой,
добродушный, наивный - решимсЯ сказать наконец откровенно - немножечко
глупый, но без претензий разочароватьсЯ и поумнеть. Ђ неприЯтно, когда
глупый человек, которого мы прежде любили, может быть, именно за глупость
его, вдруг поумнеет, решительно неприЯтно. ‚прочем, недоверчивость, с
которою он смотрел на Ћрдынова, тотчас же сгладилась. Џри всем разочаровании
своем он вовсе не оставил своего прежнего норова, с которым человек, как
известно, и в могилу идет, и с наслаждением полез, так, как был, в дружескую
душу Ћрдынова. Џрежде всего он заметил, что у него много дела, потом что они
давно не видались; но вдруг разговор опЯть принЯл какое-то странное
направление. џрослав €льич заговорил о лживости людей вообще, о непрочности
благ мира сего, о суете сует, мимоходом, даже более чем с равнодушием, не
преминул отозватьсЯ о Џушкине, с некоторым цинизмом о хороших знакомствах и
в заключение даже намекнул на лживость и коварство тех, которые называютсЯ в
свете друзьЯми, тогда как истинной дружбы на свете и сродЯсь не бывало.
Ћдним словом, џрослав €льич поумнел. Ћрдынов не противоречил ни в чем, но
несказанно, мучительно грустно стало ему: как будто он схоронил своего
лучшего друга!
- Ђх! представьте, - Я было совсем позабыл рассказать, - молвил вдруг
џрослав €льич, как будто припомнив что-то весьма интересное, - у нас
новость! џ вам скажу по секрету. Џомните дом, где вы жили?
Ћрдынов вздрогнул и побледнел.
- ’ак вообразите же, недавно открыли в этом доме целую шайку воров, то
есть, сударь вы мой, ватагу, притон-с; контрабандисты, мошенники всЯкие, кто
их знает! €ных переловили, за другими еще только гонЯютсЯ; отданы строжайшие
приказаниЯ. € можете себе представить: помните хозЯина дома, богомольный,
почтенный, благородный с виду...
- Ќу!
- ‘удите после этого о всем человечестве! ќто и был начальник всей
шайки их, коновод! Ќе нелепо ли это-с?
џрослав €льич говорил с чувством и осудил за одного все человечество,
потому что џрослав €льич и не может иначе сделать; это в его характере.
- Ђ те? а Њурин? - проговорил Ћрдынов шепотом.
- Ђх, Њурин, Њурин! Ќет, это почтенный старик, благородный. Ќо,
позвольте, вы проливаете новый свет...
- Ђ что? он тоже был в шайке?
‘ердце Ћрдынова готово было пробить грудь от нетерпеньЯ...

- ‚прочем, как же вы говорите... - прибавил џрослав €льич, пристально
вперив оловЯнные очи в Ћрдынова, - признак, что он соображал: - Њурин не мог
быть между ними. ђовно за три недели он уехал с женой к себе, в свое
место... џ от дворника узнал... ќтот татарчонок, помните?
--------
1 фланер - праздношатающийсЯ (франц. fla^neur).
---------------------------------------------------------------------
‚первые опубликовано: "Ћтечественные записки", октЯбрь и декабрь 1847
г.
Last-modified: Fri, 13 Oct 2000 22:54:35 GMT
Ћцените этот текст: