нюю  ђусь,  и,  наконец,  в  слепом,
беззаветном обращении к дремучей, родной старине. Ѓесспорно,  Љремль  весьма
почтенный памЯтник давно минувшего времени. ќто  антикварскаЯ  редкость,  на
которую смотришь с особенным любопытством и с большим уважением; но  чем  он
совершенно национален - этого мы не можем понЯть!  …сть  такие  национальные
памЯтники, которые переживают свое времЯ  и  перестают  быть  национальными.
‘кажут: народ русский знает московский Љремль, он религиозен и стекаетсЯ  со
всех  точек  ђоссии  лобызать  мощи  московских  чудотворцев.   •орошо,   но
особенности тут нет  никакой;  народ  толпами  ходит  молитьсЯ  в  Љиев,  на
‘оловецкий остров, на ‹адожское озеро, к Ђфонской горе, в €ерусалим,  всюду.
Ђ знает ли он историю  московских  свЯтителей,  св<Ятых>  Џетра  и  ”илиппа?
Љонечно, нет - следственно, не имеет ни малейшего понЯтиЯ о  двух  важнейших
периодах русской истории. ‘кажут: народ наш чтит памЯть  старинных  царей  и
кнЯзей земли русской, погребенных в московском Ђрхангельском соборе. •орошо.
Ќо кого же знает народ из царей и кнЯзей  земли  русской  до  ђомановых?  Ћн
знает трех по имени: „митриЯ „онского, €оанна  ѓрозного  и  Ѓориса  ѓодунова
(прах последнего лежит в ‘ <вЯто>-’роицкой лавре). Ќо Ѓориса ѓодунова  народ
знает только потому, что он выстроил "€вана ‚еликого", а о „митрии „онском и
€ване ‚асильевиче наскажет таких диковинок, что хоть бы и не слушать совсем.
ђедкости ѓрановитой палаты тоже совсем неизвестны  ему,  и,  вероЯтно,  есть
причины такого непониманиЯ своих исторических памЯтников в  русском  народе.
Ќо скажут, пожалуй: что же народ? Ќарод темен и  необразован,  и  укажут  на
общество, на людей образованных; но и восторг людей  образованных  к  родной
старине, и беззаветное стремление  к  ней  всегда  казалось  нам  навеЯнным,
головным, романтическим восторгом, кабинетным восторгом, потому  что  кто  у
нас  знает  историю?  €сторические  сказки  очень  известны;  но  историЯ  в
настоЯщее времЯ более чем когда-нибудь самое непопулЯрное, самое  кабинетное
дело, удел ученых, которые спорЯт, обсуживают, сравнивают и не могут до  сих
пор согласитьсЯ в самых основных идеЯх; ищут ключа к  возможному  объЯснению
таких фактов, которые более чем когда-либо стали загадочными. Њы не  спорим:
никакой русский не может быть равнодушен к истории своего племени,  в  каком
бы виде не представлЯлась эта историЯ; но  требовать,  чтобы  все  забыли  и
бросили  свою  современность  длЯ   одних   почтенных   предметов,   имеющих
антикварное значение, было бы в высочайшей степени несправедливо и нелепо.
     Ќе  таков  Џетербург.  ‡десь  что  ни  шаг,  то  видитсЯ,  слышитсЯ   и
чувствуетсЯ  современный  момент  и  идеЯ  настоЯщего  момента.  Џожалуй:  в
некотором отношении здесь все хаос,  все  смесь;  многое  может  быть  пищею
карикатуры; но зато все жизнь и движение. Џетербург и глава и сердце ђоссии.
Њы  начали  об  архитектуре  города.  „аже  всЯ  эта  разнохарактерность  ее
свидетельствует о единстве  мысли  и  единстве  движениЯ.  ќтот  рЯд  зданий
голландской архитектуры  напоминает  времЯ  Џетра  ‚еликого.  ќто  здание  в
расстреллевском вкусе напоминает екатерининский  век,  это,  в  греческом  и
римском  стиле,  -  позднейшее  времЯ,  но  все  вместе  напоминает  историю
европейской жизни Џетербурга и целой ђоссии. € до сих пор Џетербург в пыли и
в мусоре; он еще созидаетсЯ, делаетсЯ; будущее его еще в идее; но  идеЯ  эта
принадлежит Џетру I, она воплощаетсЯ, растет и укоренЯетсЯ с каждым днем  не
в одном петербургском болоте, но во всей ђоссии,  котораЯ  всЯ  живет  одним
Џетербургом. “же все почувствовали на себе силу и благо направлениЯ Џетрова,
и уже все сословиЯ призваны на общее  дело  воплощениЯ  великой  мысли  его.
‘ледственно, все начинают  жить.  ‚се  -  промышленность,  торговлЯ,  науки,
литература, образованность, начало и устройство общественной  жизни,  -  все
живет и поддерживаетсЯ одним Џетербургом. ‚се, кто даже не хочет рассуждать,
уже слышат и ощущают новую жизнь и  стремЯтсЯ  к  новой  жизни.  €  кто  же,
скажите, обвинит тот народ, который невольно забыл  в  некоторых  отношениЯх
свою старину и почитает и уважает одно  современное,  то  есть  тот  момент,
когда он в первый раз начал жить. Ќет, не исчезновение национальности  видим
мы в современном стремлении, а торжество национальности,  котораЯ,  кажетсЯ,
не так-то легко  погибает  под  европейским  влиЯнием,  как  думают  многие.
Џо-нашему, цел и здоров тот народ, который положительно любит свой настоЯщий
момент, тот, в который живет, и он умеет понЯть его. ’акой народ может жить,
а жизненности и принципа станет длЯ него на веки веков.
     Ќикогда  так  много  не  говорилось  о   современном   направлении,   о
современной идее и т. п., как теперь,  в  последнее  времЯ.  Ќикогда  такого
любопытства не возбуждала литература и всЯкое проЯвление общественной жизни.
Џетербургский, зимний,  деловой  и  производЯщий  наиболее  сезон  кончаетсЯ
только теперь, в  настоЯщий  момент,  то  есть  в  конце  маЯ.  ’ут  выходЯт
последние  книги,  кончаютсЯ  курсы  в  учебных   заведениЯх,   производЯтсЯ
экзамены, наезжают новые жители из провинции, и  всЯкий  обдумывает  будущую
зиму и свою будущую деЯтельность, каково бы оно ни было, и каким бы  образом
ни производилось это обдумывание. Ѓолее, чем когда-нибудь,  вы  убедитесь  в
общественном внимании к настоЯщему моменту нашему, если вникнете в последний
пережитый Џетербургом сезон. Љонечно, не скажем, что современнаЯ жизнь  наша
мчитсЯ как вихрь, как ураган, так что дух занимаетсЯ, и  страшно  и  некогда
оглЯнутьсЯ назад. Ќет, скорее походит на то, что мы еще  как  будто  куда-то
сбираемсЯ, хлопочем, укладываемсЯ и увЯзываем разные наши  запасы,  как  это
бывает с человеком перед длинной дорогой. ‘овременнаЯ мысль не мчитсЯ  вдаль
без оглЯдки; да она еще и побаиваетсЯ слишком быстрого ходу.  Ќапротив,  она
как будто приостановилась в известной средине, дошла  до  возможного  своего
рубежа и осматриваетсЯ, роетсЯ кругом себЯ, сама осЯзает себЯ. Џочти  всЯкий
начинает разбирать, анализировать и свет, и друг друга, и себЯ  самого.  ‚се
осматриваютсЯ и  обмеривают  друг  друга  любопытными  взглЯдами.  Ќаступает
какаЯ-то всеобщаЯ исповедь. ‹юди рассказываютсЯ,  выписываютсЯ,  анализируют
самих же себЯ перед светом, часто с  болью  и  муками.  ’ысЯчи  новых  точек
зрениЯ открываютсЯ уже таким людЯм, которые никогда и не  подозревали  иметь
на что-нибудь свою точку зрениЯ. €ные думали,  что  нападки  идут  от  людей
безнравственных, беспокойных, даже негодЯев, вследствие  какой-то  затаенной
злости и ненависти. „умали, что нападениЯ преследуют только известные классы
общества, клеветали, обвинЯли, наушничали публике, но теперь рухнуло  и  это
заблуждение; обижаютсЯ реже, понЯли и взЯли в толк, что анализ  не  щадит  и
самих анализирующих и что лучше, наконец, знать самих себЯ, чем сердитьсЯ на
господ сочинителей, которые все народ самый  смирный  и  обижать  никого  не
желают. Ќо всего более было досадно  иным  господам,  до  которых,  кажетсЯ,
никому и дела не  было,  которым  неизвестно  почему  вообразилось,  что  их
задевают, что их вводЯт в  какую-то  сомнительную  и  неприЯтную  историю  с
публикой; вообще, тут произошло очень  много  самых  темных  и  до  сих  пор
необъЯсненных анекдотов, и, право, чрезвычайно было бы  интересно  составить
физиологию господ обижающихсЯ. ќто особый, очень любопытный тип. €ные из них
кричали из всех сил против всеобщего развращениЯ нравов и забвениЯ приличий,
вследствие  какого-то  особого  принципа,  состоЯвшего  в  том,  что  пусть,
дескать, дело и не про менЯ, пусть это и про другого  кого,  но  все  равно,
зачем же это печатать и зачем это позволЯть печатать. „ругие  говорили,  что
ведь есть же и без того  добродетель,  что  она  существует  на  свете,  что
существование ее уже подробно  изложено  и  неоспоримо  доказано  во  многих
нравственных и назидательных сочинениЯх, преимущественно в детских  книжках,
следственно, зачем же об ней  беспокоитьсЯ,  искать  ее  и  только  напрасно
употреблЯть ее свЯщенное имЯ всуе. Љонечно,  подобный  господин  столько  же
нуждалсЯ в добродетели, как в прошлогодних желудЯх  (к  тому  же  решительно
неизвестно, с чего вообразилось ему, что дело идет об ней);  но  при  первом
крике  забеспокоилсЯ,  задвигалсЯ   этот   господин,   начал   сердитьсЯ   и
претендовать на безнравственность. ѓлЯдЯ  на  него,  другой  господин,  тоже
очень почтенной наружности, живший доселе мирно и тихо, вдруг, ни с того  ни
с сего,  подымалсЯ  с  места,  тоже  сердилсЯ  и  начинал  трубить  на  всех
перекрестках, что он честный человек, что он почтенный человек и что  он  не
позволит себЯ обижать. Ќекоторые из подобных господ до того часто повторЯли,
что они честные и благородные люди, что наконец сами пресерьезно уверЯлись в
непреложности затейливых слов своих и пресерьезно сердились, если как-нибудь
подозревали, что почтенное имЯ их произноситсЯ не  с  таким  уважением,  как
следовало.  Ќаконец,  третьему,  доброму  и  даже  рассудительному  пожилому
человеку вдруг начинали трубить в оба уха, что все то, что он  чтил  до  сих
пор за самую высокую добродетель и  мораль,  как-то  вдруг  сделалось  и  не
добродетелью, и не моралью, а чем-то другим, только отнюдь не хорошим, и что
сделали все это вот такие-то и такие-то люди. Ћдним  словом,  многим,  очень
многим,  сделалось  чрезвычайно   досадно;   ударили   тревогу,   поднЯлись,
затрубили, засуетились,  закричали  и  наконец  до  того  дошли,  что  самим
совестно стало своего же крика. ’еперь это случаетсЯ реже...
     ЏоЯвление нескольких благотворительных и ученых обществ, образовавшихсЯ
в последнее времЯ,  сильнаЯ  деЯтельность  в  литературном  и  ученом  мире,
поЯвление нескольких новых, замечательнейших  имен  в  науке  и  литературе,
нескольких новых изданий и журналов, сильно завлекало и  завлекает  внимание
всей  публики  и  находит  в  ней  полное  сочувствие.   Ќичего   не   будет
несправедливее упреков в бесплодности и в бездействии  нашей  литературы  за
прошлый сезон. Ќесколько новых повестей  и  романов,  поЯвившихсЯ  в  разных
периодических изданиЯх, увенчались  полным  успехом.  ЏоЯвилось  в  журналах
несколько  замечательных  статей,  преимущественно   по   части   ученой   и
литературной  критики,  русской  истории  и  статистики,  Явилось  несколько
отдельно изданных исторических и статистических книг и брошюр. Ћсуществилось
издание русских классиков ‘мирдина, которое увенчалось самым полным  успехом
и будет продолжатьсЯ безостановочно.  ЏоЯвилось  полное  собрание  сочинений
Љрылова. —исло подписчиков на журналы, газеты и „ругие изданиЯ увеличилось в
огромных размерах, и потребность чтениЯ начала распространЯтьсЯ уже по  всем
сословиЯм.  Љарандаш  и  резец  художников  тоже  не  оставались  праздными;
прекрасное предприЯтие господ Ѓернардского и Ђгина  -  иллюстрациЯ  "Њертвых
душ"   -   приближаетсЯ   к   концу,   и   нельзЯ   достаточно   нахвалитьсЯ
добросовестностию  обоих  художников.  Ќекоторые  из  политипажей   окончены
превосходно,  так  что  лучшего  трудно  желать.  Њ.   Ќевахович,   покамест
единственный наш карикатурист, безостановочно и  неутомимо  продолжает  свой
"…ралаш". ‘ самого начала новость и невидаль такого изданиЯ сильно  завлекли
всеобщее любопытство. „ействительно, трудно себе представить  более  удобное
времЯ, как теперь, длЯ  поЯвлениЯ  карикатуриста-художника.  €дей  много,  и
выработанных и прожитых обществом; ломать головы над сюжетами  нечего,  хотЯ
мы часто слышали: да об чем бы, кажетсЯ, говорить и  писать?  Ќо  чем  более
таланта в  художнике,  тем  богаче  он  средствами  провести  свою  мысль  в
общество. „лЯ него не существует ни преград,  ни  обыкновенных  затруднений,
длЯ него сюжетов тьма, всегда и везде, и в этом же веке художник может найти
себе пищу где ни пожелает и говорить обо всем. Љ тому же у всех  потребность
как-нибудь высказатьсЯ, у всех потребность подхватить и принЯть  к  сведению
высказанное... Њы подробнее  поговорим  в  другой  раз  о  карикатурах  г-на
Ќеваховича... Џредмет важнее, чем кажетсЯ с первого взглЯда.
     <15 июнЯ>
     €юнь месЯц, жара, город  пуст;  все  на  даче  и  живут  впечатлениЯми,
наслаждаютсЯ  природою.  …сть  что-то  неизъЯснимо  наивное,   даже   что-то
трогательное в нашей петербургской природе, когда она, как будто неожиданно,
вдруг, выкажет всю мощь свою, все свои  силы,  оденетсЯ  зеленью,  опушитсЯ,
разрЯдитсЯ, упестритсЯ цветами... Ќе знаю,  отчего  напоминает  мне  она  ту
девушку, чахлую и хворую, на которую вы смотрите иногда с сожалением, иногда
с какою-то сострадательною  любовью,  иногда  просто  не  замечаете  ее,  но
котораЯ вдруг, на один миг и как-то нечаЯнно, сделаетсЯ  чудно,  неизъЯснимо
прекрасною, и вы, изумленный, пораженный, невольно спрашиваете  себЯ:  какаЯ
сила заставила блистать таким огнем эти всегда грустно-задумчивые глаза, что
привлекло кровь на эти бледные щеки, что облило страстью и  стремлением  эти
нежные черты лица, отчего так вздымаетсЯ эта грудь, что так внезапно вызвало
силу, жизненность и красоту на лицо этой  женщины,  заставило  блистать  его
такой улыбкой, оживитьсЯ таким сверкающим, искрометным смехом?  ‚ы  смотрите
кругом себЯ, вы чего-то ищете, вы догадываетесь... Ќо миг проходит, и, может
быть, на завтра же встретите вы опЯть тот же грустно-задумчивый и рассеЯнный
взглЯд, то же  бледное  лицо,  ту  же  всегдашнюю  покорность  и  робость  в
движениЯх,  утомление,  бессилие,  глухую  тоску  и  даже   следы   какой-то
бесполезной, мертвЯщей досады за минутное увлечение. Ќо к чему сравнениЯ!  €
захочет ли кто их теперь? Њы переехали на дачи, чтоб пожить непосредственно,
созерцательно, без сравнений и взглЯдов,  насладитьсЯ  природой,  отдохнуть,
поленитьсЯ вдоволь и оставить кой-какой  ненужный  и  хлопотливый  житейский
вздор и хлам на зимних квартирах, до более удобного времени.  …сть  у  менЯ,
впрочем, приЯтель, который на днЯх уверЯл, что мы и поленитьсЯ-то  не  умеем
как следует, что ленимсЯ мы тЯжело, без наслаждениЯ,  с  беспокойством,  что
отдых наш какой-то лихорадочный, тревожный, угрюмый и недовольный, что в  то
же времЯ у нас и анализ, и сравнение, и скептический взглЯд, и заднЯЯ мысль,
а на руках всегда какое-нибудь вечное,  нескончаемое,  неотвЯзное  житейское
дело; что мы, наконец, сбираемсЯ на лень и на отдых, как на какое-то тугое и
строгое дело, что мы если, например, захотим насладитьсЯ  природою,  то  как
будто с прошлой недели, в календаре своем наметили, что в такой-то день и  в
такой-то час мы будем  наслаждатьсЯ  природою.  ќто  очень  напоминает  того
аккуратного немца,  который,  выезжаЯ  из  Ѓерлина,  преспокойно  заметил  в
дорожной книжке своей: "‚ проезд через город Ќюремберг, не забыть женитьсЯ".
“ немца, конечно, прежде всего была в голове какаЯ-нибудь система, и  он  не
почувствовал безобразиЯ факта, из  благодарности  к  ней;  но  действительно
нельзЯ не сознатьсЯ, что и системы-то в наших поступках  иногда  никакой  не
бывает,  а  так  как-то  делаетсЯ,  точно   по   какому-то   предопределению
восточному. ЏриЯтель отчасти и прав; мы как будто тЯнем  наш  жизненный  гуж
через  силу,  с  хлопотливым  трудом,  по  обЯзанности,  и  стыдимсЯ  только
сознатьсЯ, что не в мочь и устали. Ѓудто и вправду  переехали  мы  на  дачи,
чтоб отдыхать и наслаждатьсЯ природою? Џосмотрите-ка  прежде,  чего-чего  не
вывезли мы с собой за заставу. Њало того, что не отставили, хоть за  выслугу
лет,  ничего  зимнего,  старенького  -  напротив,  пополнили  новым,   живем
воспоминаньЯми, и стараЯ сплетнЯ, старое житейское  дельцо  идет  за  новое.
€наче скучно, иначе придетсЯ испытать, каков преферанс при пенье  соловьЯ  и
под открытым небом, что, впрочем, и делаетсЯ. Љроме того, мы  отчасти  и  не
устроены так, чтоб наслаждатьсЯ природою, да к тому же  и  природа-то  наша,
как будто знаЯ нашу натуру, позабыла устроитьсЯ к лучшему. Ћтчего, например,
в нас так сильно развит один пренеприЯтный  обычай  (не  спорим,  он,  может
быть, там как-нибудь и полезен в нашем общем хозЯйстве) - всегда, часто  без
нужды, так, по  привычке  поверЯть  и  уже  слишком  точно  взвешивать  свои
впечатлениЯ, взвешивать иногда только предстоЯщее, грЯдущее наслаждение, еще
не осуществившеесЯ, оценЯть его и  удовлетворЯтьсЯ  им  заранее,  в  мечтах,
удовлетворЯтьсЯ фантазией и, естественно, быть потом  негодным  в  настоЯщее
дело? Њы всегда разомнем, истерзаем цветок, чтоб сильнее  почувствовать  его
запах, и ропщем потом, когда вместо аромата достаетсЯ нам один чад. Ђ  между
тем трудно сказать, что бы сталось с нами, если б не выдавались нам хоть эти
несколько дней в целый год и не утолЯли разнообразием Явлений  природы  нашу
вечную ненасытимую жажду непосредственной,  естественной  жизни.  €  как  не
устать наконец, как не упасть в бессилии, вечно  гонЯЯсь  за  впечатлениЯми,
словно за рифмой к плохому стиху, мучась  жаждою  внешней,  непосредственной
деЯтельности и пугаЯсь, наконец, до болезни своих же иллюзий, своих же химер
головных, своей  же  мечтательности  и  всех  тех  вспомогательных  средств,
которыми  в  наше  времЯ  стараютсЯ  кое-как  дополнить  всю  вЯлую  пустоту
обыденной бесцветной жизни.
     Ђ  жажда  деЯтельности  доходит  у  нас  до  какого-то   лихорадочного,
неудержимого нетерпениЯ: все  хотЯт  серьезного  занЯтиЯ,  многие  с  жарким
желанием сделать добро, принесть пользу и начинают уже мало-помалу понимать,
что счастье не в том, чтоб иметь социальную возможность сидеть сложа руки  и
разве длЯ разнообразиЯ побогатырствовать, коль выпадает случай, а  в  вечной
неутомимой деЯтельности и в развитии на практике всех наших  наклонностей  и
способностей. Ђ много ли, например, у нас занЯтых делом, как говоритсЯ,  con
amore, 2 с охотою. ѓоворЯт, что мы, русские,  как-то  от  природы  ленивы  и
любим сторонитьсЯ от дела, а навЯжи его нам, так сделаем так, что и на  дело
не будет похоже. Џолно, правда ли?  €  по  каким  опытам  оправдываетсЯ  это
незавидное национальное свойство наше? ‚ообще  у  нас  с  недавнего  времени
что-то слишком кричат на всеобщую лень, на  бездействие,  очень  друг  друга
поталкивают  на  лучшую  полезную  деЯтельность,   и,   признатьсЯ,   только
поталкивают. € таким образом, ни за что ни про что готовы обвинить своего же
собрата, может быть, и потому только, что он  не  очень  кусаетсЯ,  как  уже
заметил раз ѓоголь. Ќо попробуйте  сами  ступить  первый  шаг,  господа,  на
лучшую и полезную деЯтельность, и представьте ее  нам  хоть  в  какой-нибудь
форме; покажите нам дело, а главное, заинтересуйте нас к этому  делу,  дайте
нам сделать его самим  и  пустите  в  ход  наше  собственное  индивидуальное
творчество. ‘пособны вы сделать это иль нет, господа понукатели? Ќет, так  и
обвинЯть нечего, только напрасно слово терЯть! ’о-то и есть, что у нас  дело
всегда как-то само собою приходит,  что  у  нас  оно  как-то  внешне,  и  не
отзываетсЯ особым сочувствием в нас и тут-то проЯвлЯетсЯ уже  чисто  русскаЯ
способность: дело через силу сделать дурно, несовестливо и,  как  говоритсЯ,
опуститьсЯ совсем. ќто  свойство  Ярко  рисует  наш  национальный  обычаЯ  и
проЯвлЯетсЯ во всем, даже  в  самых  незначащих  фактах  общежитиЯ.  “  нас,
например, коль нет средств  зажить  в  палатах  по-барски  или  одетьсЯ  как
следует порЯдочным людЯм, одетьсЯ как все (то есть как очень  немногие),  то
наш угол и зачастую похож на хлев, а одежда доведена  даже  до  неприличного
цинизма. Љоль неудовлетворен человек, коль нет  средств  ему  высказатьсЯ  и
проЯвить то, что  получше  в  нем  (не  из  самолюбиЯ,  а  вследствие  самой
естественной необходимости человеческой сознать,  осуществить  и  обусловить
свое џ в действительной жизни), то сейчас же и  впадает  он  в  какое-нибудь
самое невероЯтное событие; то, с позволениЯ сказать, сопьетсЯ, то пуститсЯ в
картеж и шулерство, то в бретерство. то, наконец, с ума сойдет от амбиции, в
то же самое времЯ вполне про себЯ презираЯ амбицию и даже страдаЯ  тем,  что
пришлось страдать из-за таких пустЯков, как амбициЯ. € смотришь  -  невольно
дойдешь  до  заключениЯ  почти  несправедливого,  даже  обидного,  но  очень
кажущегосЯ вероЯтным, что в нас мало сознаниЯ собственного достоинства;  что
в нас мало необходимого эгоизма и что мы, наконец, не привыкли делать доброе
дело без всЯкой награды. „айте,  например,  какое-нибудь  дело  аккуратному,
систематическому немцу, дело, противное всем его стремлениЯм и наклонностЯм,
и растолкуйте только ему,  что  эта  деЯтельность  выведет  его  на  дорогу,
прокормит, например, и его и семейство  его,  выведет  в  люди,  доведет  до
желаемой цели и т. д., и немец тотчас приметсЯ за дело, даже  беспрекословно
окончит его, даже  введет  какую-нибудь  особенную,  новую  систему  в  свое
занЯтие. Ќо хорошо ли это? Ћтчасти и нет; потому что в этом  случае  человек
доходит до другой, ужасающей  крайности,  до  флегматической  неподвижности,
иногда совершенно исключающей человека и включающей на  место  его  систему,
обЯзанность, формулу и безусловное поклонение  дедовскому  обычаю,  хотЯ  бы
дедовский обычай был и не в мерку настоЯщему веку. ђеформа  Џетра  ‚еликого,
создавшаЯ на  ђуси  свободную  деЯтельность,  была  бы  невозможна  с  таким
элементом  в  народном  характере,  элементом,   принимающим   часто   форму
наивно-прекрасную, но иногда чрезвычайно комическую. ‚идали,  что  немец  до
пЯтидесЯти лет сидит в женихах, учит детей у русских помещиков,  сколачивает
кое-какую копейку и  так  совокуплЯетсЯ  наконец  законным  браком  с  своей
пересохшей от долгого девичества, но  геройски  верной  Њинхен.  ђусский  не
выдержит, уж он скорее разлюбит или опуститсЯ. или сделает что-нибудь другое
- и здесь можно довольно верно сказать  наоборот  известной  пословице:  что
немцу здорово, то русскому смерть. Ђ много ли нас, русских,  имеют  средства
делать свое дело с любовью, как следует;  потому  что  всЯкое  дело  требует
охоты, требует любви в деЯтеле, требует всего человека. Њногие ли,  наконец,
нашли свою деЯтельность? Ђ инаЯ  деЯтельность  еще  требует  предварительных
средств, обеспеченьЯ, а к иному делу человек и не склонен - махнул рукой, и,
смотришь, дело повалилось из рук. ’огда в характерах,  жадных  деЯтельности,
жадных  непосредственной  жизни,   жадных   действительности,   но   слабых,
женственных,   нежных,   мало-помалу   зарождаетсЯ    то,    что    называют
мечтательностию,  и  человек  делаетсЯ  наконец  не  человеком,  а  каким-то
странным существом среднего рода  -  мечтателем.  Ђ  знаете  ли,  что  такое
мечтатель, господа? ќто кошмар петербургский, это олицетворенный  грех,  это
трагедиЯ, безмолвнаЯ, таинственнаЯ,  угрюмаЯ,  дикаЯ,  со  всеми  неистовыми
ужасами, со всеми катастрофами, перипетиЯми, завЯзками и развЯзками, - и  мы
говорим это вовсе не в шутку. ‚ы иногда встречаете человека  рассеЯнного,  с
неопределенно-тусклым взглЯдом, часто с бледным, измЯтым лицом,  всегда  как
будто занЯтого чем-то  ужасно  тЯгостным,  каким-то  головоломнейшим  делом,
иногда измученного, утомленного как будто от тЯжких трудов, но в сущности не
производЯщего ровно ничего, -  таков  бывает  мечтатель  снаружи.  Њечтатель
всегда тЯжел, потому что неровен до крайности: то слишком весел, то  слишком
угрюм, то  грубиЯн,  то  внимателен  и  нежен,  то  эгоист,  то  способен  к
благороднейшим чувствам. ‚ службе эти господа решительно не годЯтсЯ и хоть и
служат, но все-таки ни к чему не способны и только тЯнут дело свое, которое,
в сущности, почти хуже бездельЯ. Ћни чувствуют глубокое отвращение от всЯкой
формальности и, несмотрЯ на то, - собственно потому, что смирны, незлобивы и
боЯтсЯ, чтобы их не затронули, - сами первые формалисты. Ќо дома они  совсем
в  другом  виде.  ‘елЯтсЯ  они  большею  частию  в  глубоком  уединении,  по
неприступным углам, как будто таЯсь в них от людей и  от  света,  и  вообще,
даже что-то мелодраматическое кидаетсЯ в глаза при первом  взглЯде  на  них.
Ћни угрюмы и неразговорчивы с домашними, углублены в себЯ,  но  очень  любЯт
все ленивое, легкое, созерцательное, все действующее нежно  на  чувство  или
возбуждающее ощущениЯ. Ћни  любЯт  читать,  и  читать  всЯкие"  книги,  даже
серьезные, специальные, но обыкновенно со второй, третьей  страницы  бросают
чтение, ибо удовлетворились вполне. ”антазиЯ их, подвижнаЯ, летучаЯ, легкаЯ,
уже  возбуждена,  впечатление  настроено,  и  целый  мечтательный   мир,   с
радостЯми, с горестЯми, с адом  и  раем,  с  пленительнейшими  женщинами,  с
геройскими подвигами, с благородною  деЯтельностью,  всегда  с  какой-нибудь
гигантской борьбою, с преступлениЯми и  всЯкими  ужасами,  вдруг  овладевает
всем  бытием  мечтателЯ.  Љомната   исчезает,   пространство   тоже,   времЯ
останавливаетсЯ или летит так быстро, что час идет за минуту.  €ногда  целые
ночи проходЯт незаметно в неописанных наслаждениЯх; часто в несколько  часов
переживаетсЯ рай любви или целаЯ жизнь громаднаЯ,  гигантскаЯ,  неслыханнаЯ,
чуднаЯ как сон, грандиозно-прекраснаЯ.  Џо  какому-то  неведомому  произволу
ускорЯетсЯ  пульс,  брызжут  слезы,  горЯт   лихорадочным   огнем   бледные,
увлажненные щеки  и  когда  зарЯ  блеснет  своим  розовым  светом  в  окошко
мечтателЯ, он бледен, болен, истерзан и счастлив. Ћн  бросаетсЯ  на  постель
почти  без  памЯти  и,  засыпаЯ,  еще  долго   слышит   болезненно-приЯтное,
физическое ощущение в сердце... Њинуты отрезвлениЯ ужасны; несчастный их  не
выносит и немедленно принимает свой Яд в новых увеличенных дозах. ЋпЯть-таки
книга, музыкальный мотив, какое-нибудь воспоминание  давнишнее,  старое,  из
действительной жизни, одним словом, одна из тысЯч причин, самых ничтожных, и
Яд готов, и снова фантазиЯ  Ярко,  роскошно  раскидываетсЯ  по  узорчатой  и
прихотливой канве тихого, таинственного мечтаниЯ.  Ќа  улице  ходит  повесив
голову, мало обращаЯ вниманиЯ на окружающих, иногда и тут совершенно забываЯ
действительность но  если  заметит  что,  то  самаЯ  обыкновеннаЯ  житейскаЯ
мелочь, самое пустое, обыденное дело  немедленно  принимает  в  нем  колорит
фантастический. “ж у него  и  взглЯд  так  настроен,  чтоб  видеть  во  всем
фантастическое. ‡атворенные ставни среди белого днЯ, исковерканнаЯ  старуха,
господин, идущий навстречу, размахивающий руками и  рассуждающий  вслух  про
себЯ, каких, между прочим, так много встречаетсЯ, семейнаЯ  картина  в  окне
бедного деревЯнного домика - все это уже почти приключениЯ.
     ‚оображение  настроено;  тотчас  рождаетсЯ  целаЯ   историЯ,   повесть,
роман...  Ќередко  же  действительность  производит   впечатление   тЯжелое,
враждебное на сердце мечтателЯ,  и  он  спешит  забитьсЯ  в  свой  заветный,
золотой  уголок,  который  на   самом   деле   часто   запылен,   неопрЯтен,
беспорЯдочен, грЯзен. Њало-помалу проказник наш  начинает  чуждатьсЯ  толпы,
чуждатьсЯ  общих  интересов,  и  постепенно,  неприметно,  начинает  в   нем
притуплЯтьсЯ талант действительной жизни. …му естественно начинает казатьсЯ,
что наслаждениЯ, доставлЯемые его своевольной фантазиею, полнее,  роскошнее,
любовнее настоЯщей жизни. Ќаконец, в заблуждении своем он совершенно  терЯет
то  нравственное  чутье,  которым  человек  способен  оценить  всю   красоту
настоЯщего, он сбиваетсЯ, терЯетсЯ, упускает моменты действительного счастьЯ
и, в апатии, лениво складывает руки и не хочет знать, что жизнь человеческаЯ
есть беспрерывное самосозерцание в природе и  в  насущной  действительности.
Ѓывают мечтатели, которые  даже  справлЯют  годовщину  своим  фантастическим
ощущениЯм. Ћни часто замечают числа месЯцев, когда были особенно счастливы и
когда их фантазиЯ играла наиболее приЯтнейшим образом, и если бродили  тогда
в такой-то улице или читали такую-то книгу, видели такую-то женщину,  то  уж
непременно стараютсЯ повторить то же самое и в годовщину своих  впечатлений,
копируЯ и припоминаЯ малейшие  обстоЯтельства  своего  гнилого,  бессильного
счастьЯ. € не трагедиЯ такаЯ жизнь! Ќе грех и не ужас! Ќе карикатура!  €  не
все  мы  более  или  менее  мечтатели!..  „ачнаЯ   жизнь,   полнаЯ   внешних
впечатлений, природа, движение, солнце, зелень и женщины, которые летом  так
хороши и добры, - все это чрезвычайно  полезно  длЯ  больного,  странного  и
угрюмого Џетербурга, в котором так скоро гибнет молодость, так  скоро  вЯнут
надежды, так скоро портитсЯ  здоровье  и  так  скоро  переработываетсЯ  весь
человек. ‘олнце у нас такой редкий гость, зелень такаЯ драгоценность, и  так
усидчиво привыкли мы к нашим зимним углам,  что  новость  обычаев,  перемена
места и жизни не могут не действовать на нас самым  благодетельным  образом.
ѓород же так пышен и пуст! хотЯ иным чудакам он нравитсЯ летом более, чем во
всЯкое времЯ. Љ тому же наше бедное  лето  так  коротко;  не  заметишь,  как
зажелтеют листьЯ, отцветут последние редкие цветы,  пойдет  сырость,  туман,
настанет опЯть нездороваЯ осень, затолчетсЯ по-прежнему жизнь...  ЌеприЯтнаЯ
перспектива - по крайней мере теперь.
     1 тиран поневоле (лат.).
     * ѓоголь
     2 с любовью (итал.).


     Ћ произведении: „аты написаниЯ:
     1847 г.

     €сточник:
     ”. Њ. „остоевский. ‘обрание сочиненей в 15-ти томах. ‹., "Ќаука", 1988.
’ом 2.

     (c) 1996-2000 Ђлексей Љомаров
     Џрава на это собрание электронных текстов  и  сами  электронные  тексты
принадлежат   Ђлексею   Љомарову,    1996-2000год.    ђазрешено    свободное
распространение текстов при условии сохранениЯ целостности  текста  (включаЯ
данную информацию). ђазрешено  свободное  использование  длЯ  некоммерческих
целей при условии ссылки на источник - €нтернет-библиотеку ЂлексеЯ Љомарова.