        Ђнтон Џавлович —ехов. „уэль


     €здательство "•удожественнаЯ литература", Њ., 1968.
     OCR Ѓычков Њ.Ќ.

        I

     Ѓыло восемь часов утра - времЯ, когда  офицеры,  чиновники  и  приезжие
обыкновенно после жаркой, душной ночи купались в море и потом шли в павильон
пить кофе или чай. €ван  Ђндреич  ‹аевский,  молодой  человек  лег  двадцати
восьми, худощавый блондин, в фуражке министерства финансов и в туфлЯх, придЯ
купатьсЯ, застал на берегу много знакомых  и  между  ними  своего  приЯтелЯ,
военного доктора ‘амойленко.
     ‘ большой стриженой головой, без шеи, красный,  носастый,  с  мохнатыми
черными бровЯми и с седыми бакенами, толстый, обрюзглый, да еще  вдобавок  с
хриплым армейским басом,  этот  ‘амойленко  на  всЯкого  вновь  приезжавшего
производил неприЯтное впечатление бурбона и хрипуна,  но  проходило  два-три
днЯ после первого знакомств, и  лицо  его  начинало  казатьсЯ  необыкновенна
добрым, милым и даже красивым. ЌесмотрЯ на  свою  неуклюжесть  и  грубоватый
тон.  эго  был  человек   смирный,   безгранично   добрый,   благодушный   и
обЯзательный. ‘о всеми в городе он был на "ты", всем  давал  деньги  взаймы,
всех лечил, сватал, мирил, устраивал пикники,  на  которых  жарил  шашлык  и
варил очень вкусную уху из кефалей; всегда  он  за  кого-нибудь  хлопотал  и
просил и всегда чему-нибудь радовалсЯ. Џо общему мнению, он был безгрешен, и
водились за ним только две слабости: во-первых, он стыдилсЯ своей доброты  и
старалсЯ  маскировать  ее  суровым  взглЯдом  и  напускною   грубостью,   и,
во-вторых,  он  любил,  чтобы  фельдшера  и  солдаты  называли   его   вашим
превосходительством, хотЯ был только статским советником.
     - Ћтветь мне, Ђлександр „авидыч, на  один  вопрос,  -  начал  ‹аевский,
когда оба они, он и ‘амойленко, вошли в воду по самые плечи. -  Џоложим,  ты
полюбил женщину и сошелсЯ с ней; прожил ты с нею, положим, больше двух лет и
потом, как это случаетсЯ, разлюбил и стал  чувствовать,  что  она  длЯ  тебЯ
чужаЯ. Љак бы ты поступил в таком случае?
     - Ћчень просто. €ди, матушка, на все четыре стороны - и разговор весь.
     - ‹егко сказать! Ќо если ей  деватьсЯ  некуда?  †енщина  она  одинокаЯ,
безроднаЯ, денег ни гроша, работать не умеет...
     - —то ж? …диновременно пЯтьсот в зубы или двадцать пЯть помесЯчно  -  и
никаких. Ћчень просто.
     - „опустим, что у тебЯ есть и пЯтьсот и  двадцать  пЯть  помесЯчно,  но
женщина, о которой Я говорю, интеллигентна и горда. Ќеужели  ты  решилсЯ  бы
предложить ей деньги? € в какой форме?
     ‘амойленко хотел что-то ответить, но в это времЯ большаЯ волна  накрыла
их обоих, потом ударилась берег и с шумом покатилась назад по мелким камнЯм.
ЏриЯтели вышли на берег и стали одеватьсЯ.
     -  Љонечно,  мудрено  жить  с  женщиной,  если  не  любишь,  -   сказал
‘амойленко, вытрЯсаЯ из  сапога  песок.  -  Ќо  надо.  ‚анЯ,  рассуждать  по
человечности. „оводись до менЯ, то Я бы к виду ей не показал, что  разлюбил,
а жил бы с ней до самой смерти.
     …му вдруг стало стыдно своих слов; он спохватилсЯ и сказал:
     - Ђ но мне, хоть бы и вовсе баб не было. Ќу их к лешему!
     ЏриЯтели  оделись  и  пошли  в  павильон.  ’ут  ‘амойлеико  был   своим
человеком, и длЯ него имелась даже особаЯ посуда. Љаждое утро  ему  подавали
на подносе чашку кофе, высокий граненый стакан с водою и со  льдом  и  рюмку
коньЯку; он сначала выпивал коньЯк, потом горЯчий кофе, потом воду со льдом,
и это, должно быть, было очень вкусно, потому что после питьЯ глаза  у  него
становились маслеными, он обеими руками разглаживал бакены и говорил,  глЯдЯ
на море:
     - “дивительно великолепный вид!
     Џосле долгой ночи, потраченной на невеселые, бесполезные мысли, которые
метали спать и, казалось, усиливали духоту и мрак ночи, ‹аевский  чувствовал
себЯ разбитым и вЯлым. Ћт купаньЯ и кофе ему не стало лучше.
     - Ѓудем, Ђлександр „авндыч, продолжать наш разговор, - сказал он.  -  џ
не буду скрывать и скажу тебе откровенно, как другу:  дела  мои  с  Ќадеждой
”едоровной плохи... очень плохи! €звини, что Я посвЯщаю тебЯ в  свои  танцы,
но мне необходимо высказатьсЯ.
     ‘амойлоеко, предчувствовавший,  о  чем  будет  речь,  потупил  глаза  и
застучал пальцами по столу.
     - џ прожил с нею два года и разлюбил...  -  продолжал  ‹аевский,  -  то
есть, вернее, Я понЯл, что никакой любви не было...  ќти  два  года  были  -
обман.
     “ ‹аевского была привычка во времЯ  разговора  внимательно  осматривать
свои розовые ладони, грызть ногти или мЯть пальцами  манжеты.  €  теперь  он
делал то же самое.
     - џ отлично знаю, ты не можешь мне помочь, - сказал  он,  -  но  говорю
тебе, потому что длЯ нашего брата неудачника и лишнего человека все спасение
в разговорах. џ должен обобщать каждый  свой  поступок,  Я  должен  находить
объЯснение и  оправдание  своей  нелепой  жизни  в  чьих-нибудь  теориЯх,  в
литературных типах,  в  том,  например,  что  мы,  дворЯне,  вырождаемсЯ,  и
прочее... ‚ прошлую ночь, например, Я утешал себЯ тем, что все времЯ  думал:
ах, как прав ’олстой, безжалостно прав! € мне было легче от этого.  ‚  самом
деле, брат великий писатель! —то ни говори.
     ‘амойленко, никогда не читавший ’олстого  и  каждый  дет,  собиравшийсЯ
прочесть его, сконфузилсЯ и сказал:
     - „а, все писатели пишут из воображениЯ, а он прЯмо с натуры...
     - Ѓоже моЯ, - вздохнул ‹аевский,  -  до  какой  степени  мы  искалечены
цивилизацией! Џолюбил Я замужнюю женщину; она менЯ  тоже...  ‚начале  у  нас
были и поцелуи, и тихие вечера, и клЯтвы,  и  ‘пенсер,  и  идеалы,  и  общие
интересы... ЉакаЯ ложь! Њы бежали, в сущности, от мужа, но лгали  себе,  что
бежим от пустоты нашей интеллигентной жизни.  Ѓудущее  наше  рисовалось  нам
так: вначале на Љавказе, пока мы ознакомимсЯ с местом  и  людьми,  Я  надену
вицмундир и буду служить, потом же на  просторе  возьмем  себе  клок  земли,
будем трудитьсЯ в поте лица, заведем виноградник, поле  и  прочее.  …сли  бы
вместо менЯ был ты или этот твой  зоолог  фон  Љорен,  то  вы,  быть  может,
прожили  бы  с  Ќадеждой  ”едоровной  тридцать  лет  и  оставили  бы   своим
наследникам богатый виноградник и тысЯчу десЯтин кукурузы, Я же почувствовал
себЯ банкротом с первого днЯ. ‚ городе невыносимаЯ жара, скука, безлюдье,  а
выйдешь в поле, там под каждым кустом и камнем чудЯтсЯ фаланги, скорпионы  и
змеи, а за нолем  горы  и  пустынЯ.  —уждые  люди,  чуждаЯ  природа,  жалкаЯ
культура - все это, брат, не так легко, как гулЯть по Ќевскому в  шубе,  под
ручку с Ќадеждой ”едоровной и мечтать о теплых краЯх. ’ут нужна борьба не на
жизнь, а на смерть, а какой  Я  боец?  †алкий  неврастеник,  белоручка...  ‘
первого же днЯ Я понЯл, что мысли мои о трудовой жизни и винограднике - ни к
черту. —то же касаетсЯ любви, то Я должен тебе сказать, что жить с женщиной,
котораЯ читала ‘пенсера и пошла длЯ тебЯ на край света, так же не интересно,
как  с  любой  Ђнфисой  или  Ђкулиной.  ’ак  же  пахнет  утюгом,  пудрой   и
лекарствами, то же папильотки каждое утро и тот же самообман...
     - Ѓез утюга нельзЯ в хозЯйстве, - сказал ‘амойленко, краснеЯ  от  того,
что ‹аевский говорит с ним так откровенно  о  знакомой  даме.  -  ’ы.  ‚анЯ,
сегоднЯ  не  в  духе,  Я  замечаю.  Ќадежда  ”едоровна  женщина  прекраснаЯ,
образованнаЯ, ты - величайшего ума человек...  Љонечно,  вы  не  венчаны,  -
продолжал ‘амойленко, оглЯдываЯсь на соседние столы, - но ведь это  не  ваша
вина, и к тому  же...  надо  быть  без  предрассудков  и  стоЯть  на  уровне
современных идей. џ сам стою за гражданский брак, да... Ќо,  по-моему,  если
раз сошлись, то надо жить до самой смерти.
     - Ѓез любви?
     - џ тебе сейчас объЯсню, - сказал ‘амойленко. - ‹ет восемь назад у  нас
тут был агентом старичок, величайшего ума человек. ’ак вот он  говаривал:  в
семейной жизни главное - терпение. ‘лышишь, ‚анЯ?  Ќе  любовь,  а  терпение.
‹юбовь продолжатьсЯ долго не может. ѓода два ты прожил в  любви,  а  теперь,
очевидно, твоЯ семейнаЯ  жизнь  вступила  в  тот  период,  когда  ты,  чтобы
сохранить равновесие, так сказать, должен пустить в ход все свое терпение...
     -  ’ы  веришь  своему  старичку  агенту,  длЯ  менЯ  же  его  совет   -
бессмыслица. ’вой старичок мог лицемерить, он мог упражнЯтьсЯ в  терпении  и
при этом смотреть на нелюбимого человека, как на  предмет,  необходимый  длЯ
его упражнений, но Я еще не пал так низко; если мне захочетсЯ упражнЯтьсЯ  в
терпении, то Я куплю себе гимнастические  гири  или  норовистую  лошадь,  но
человека * оставлю в покое.
     ‘амойленко потребовал белого вина со льдом. Љогда  выпили  но  стакану.
‹аевский вдруг спросил:
     - ‘кажи, пожалуйста, что значит размЯгчение мозга?
     - ќто, как бы тебе объЯснить... такаЯ болезнь, когда  мозги  становЯтсЯ
мЯгче... как бы разжижаютсЯ.
     - €злечимо?
     - „а, если болезнь не запущена.  •олодные  души,  мушка...  Ќу,  внутрь
чего-нибудь.
     - ’ак... ’ак вот видишь ли, какое мое положение. †ить с нею Я не  могу:
это выше сил моих. Џока Я с тобой, Я вот и философствую и улыбаюсь, но  дома
Я совершенно падаю духом. Њне до  такой  степени  жутко,  что  если  бы  мне
сказали, положим, что Я обЯзан прожить с нею еще  хоть  один  месЯц,  то  Я,
кажетсЯ, пустил бы себе пулю в лоб. € в то же времЯ разойтись с ней  нельзЯ.
Ћна одинока, работать не умеет, денег нет ни у менЯ, ни у  нее...  Људа  она
денетсЯ? Љ кому пойдет? Ќичего не придумаешь... Ќу вот, скажи: что делать?
     - Њ-да... - промычал ‘амойленко, не знаЯ,  что  ответить.  -  Ћна  тебЯ
любит?
     - „а, любит настолько, насколько ей в ее годы  и  при  ее  темпераменте
нужен мужчина. ‘о мной ей было бы так же трудно расстатьсЯ, как с пудрой или
папильотками. џ длЯ нее необходимаЯ составнаЯ часть ее будуара.
     ‘амойленко сконфузилсЯ.
     - ’ы сегоднЯ, ‚анЯ, не в духе, - сказал он. - Ќе спал, должно быть...
     - „а, плохо спал... ‚ообще,  брат,  скверно  себЯ  чувствую.  ‚  голове
пусто, замираниЯ сердца, слабость какаЯ-то... Ѓежать надо!
     - Људа?
     - ’уда, на север. Љ соснам, к грибам, к людЯм, к идеЯм...  џ  бы  отдал
полжизни, чтобы теперь где-нибудь  в  Њосковской  губернии  или  в  ’ульской
выкупатьсЯ в речке, озЯбнуть, знаешь, потом бродить часа три  хоть  с  самым
плохоньким студентом и болтать, болтать... Ђ сеном-то как пахнет! Џомнишь? Ђ
но вечерам, когда гулЯешь в саду, из дому доносЯтсЯ звуки роЯлЯ, слышно, как
идет поезд...
     ‹аевский засмеЯлсЯ от удовольствиЯ, на глазах у него  выступили  слезы,
и, чтобы скрыть их, он, не вставаЯ с места, потЯнулсЯ к соседнему  столу  за
спичками.
     - Ђ Я уже восемнадцать лет не был в  ђоссии,  -  сказал  ‘амойленко.  -
‡абыл уж, как там. Џо-моему, великолепнее Љавказа и краЯ нет.
     - “ ‚ерещагина  есть  картина:  на  дне  глубочайшего  колодца  томЯтсЯ
приговоренные к смерти. ’аким вот точно  колодцем  представлЯетсЯ  мне  твой
великолепный Љавказ.  …сли  бы  мне  предложили  что-нибудь  из  двух:  быть
трубочистом в Џетербурге или  быть  здешним  кнЯзем,  то  Я  взЯл  бы  место
трубочиста.
     ‹аевский задумалсЯ. ѓлЯдЯ на его согнутое тело, на глаза,  устремленные
в одну точку, на бледное, вспотевшее лицо и  впалые  виски,  на  изгрызенные
ногти и на туфлю, котораЯ свесилась у пЯтки и обнаружила  дурно  заштопанный
чулок, ‘амойленко  прониксЯ  жалостью  и,  вероЯтно.  Џотому,  что  ‹аевский
напомнил ему беспомощного ребенка, спросил:
     - ’воЯ мать жива?
     - „а, но мы с ней разошлись. Ћна не могла мне простить этой свЯзи.
     ‘амойленко любил своего приЯтелЯ. Ћн видел в ‹аевском  доброго  малого,
студента, человека-рубаху, с которым можно было и выпить,  и  посмеЯтьсЯ,  и
потолковать но душе. ’о, что он понимал в  нем,  ему  крайне  не  правилось.
‹аевский пил много и не вовремЯ, играл в карты, презирал свою службу, жил не
по средствам, часто употреблЯл в разговоре непристойные выражениЯ, ходил  по
улице в туфлЯх и при посторонних ссорилсЯ с Ќадеждой ”едоровной - и  это  не
нравилось ‘амойленку. Ђ то, что  ‹аевский  был  когда-то  на  филологическом
факультете, выписывал теперь два толстых журнала, говорил  часто  так  умно,
что только немногие его понимали, жил  с  интеллигентной  женщиной  -  всего
этого не понимал ‘амойленко, и это ему нравилось, и он считал ‹аевского выше
себЯ и уважал его.
     - …ще одна подробность, - сказал ‹аевский, встрЯхиваЯ головой. - ’олько
это между нами. џ пока скрываю от  Ќадежды  ”едоровны,  не  проболтайсЯ  при
ней... ’ретьего днЯ Я получил письмо, что ее муж умер от размЯгчениЯ мозга.
     - –арство небесное... - вздохнул ‘амойленко. -  Џочему  же  ты  от  нее
скрываешь?
     - Џоказать ей это письмо значило бы: пожалуйте в церковь  венчатьсЯ.  Ђ
надо сначала выЯснить наши отношениЯ. Љогда  она  убедитсЯ,  что  продолжать
жить вместе мы не можем, Я покажу ей письмо. ’огда: это будет безопасно.
     - ‡наешь что, ‚анЯ? - сказал  ‘амойленко,  и  лицо  его  вдруг  принЯло
грустное и умолЯющее выражение, как будто  он  собиралсЯ  просить  о  чем-то
очень сладком и боЯлсЯ, что ему откажут. - †енись, голубчик!
     - ‡ачем?
     - €сполни свой долг перед этой прекрасной женщиной! Њуж у нее  умер,  и
таким образом само провидение указывает тебе, что делать!
     - Ќо пойми, чудак, что это невозможно. †енитьсЯ без любви так же  подло
и недостойно человека, как служить обедню не веруЯ.
     - Ќо ты обЯзан!
     - Џочему же Я обЯзан? - спросил с раздражением ‹аевский.
     - Џотому что ты увез ее от мужа и взЯл на свою ответственность!
     - Ќо тебе говорЯт русским Языком: Я не люблю!
     - Ќу, любви нет, так почитай, ублажай...
     - Џочитай, ублажай... - передразнил ‹аевский. - ’очно  она  игуменьЯ...
Џлохой ты психолог и физиолог, если думаешь, что,  живЯ  с  женщиной,  можно
выехать на одном только почтении да уважении.  †енщине  прежде  всего  нужна
спальнЯ.
     - ‚анЯ, ‚анЯ... - сконфузилсЯ ‘амойленко.
     - ’ы - старый ребенок, теоретик, а Я - молодой старик и практик,  и  мы
никогда не поймем друг друга. Џрекратим  лучше  этот  разговор.  Њустафа!  -
крикнул ‹аевский человеку. - ‘колько с нас следует?
     - Ќет, нет... - испугалсЯ доктор, хватаЯ ‹аевского за  руку.  -  ќто  Я
заплачу. џ требовал. ‡апиши за мной! - крикнул он Њустафе.
     ЏриЯтели встали и молча пошли по набережной. “  входа  на  бульвар  они
остановились и на прощанье пожали друг другу руки.
     - €збалованы вы очень, господа! - вздохнул ‘амойленко. -  Џослала  тебе
судьба женщину, молодую, красивую, образованную - и ты отказываешьсЯ, а  мне
бы дал бог хоть кривобокую старушку, только ласковую и добрую, и  как  бы  Я
был доволен! †ил бы Я с ней на своем виноградинке и...
     ‘амойленко спохватилсЯ и сказал:
     - € пускай бы она там, стараЯ ведьма, самовар ставила.
     Џростившись с ‹аевским,  он  пошел  по  бульвару.  Љогда  он,  грузный,
величественный, со строгим выражением на лице, в своем белоснежном кителе  и
превосходно вычищенных сапогах, выпЯтив вперед грудь, на которой  красовалсЯ
‚ладимир с бантом, шел по бульвару, то в это времЯ он  очень  нравилсЯ  себе
самому, и ему казались, что весь мир смотрит на  него  с  удовольствием.  Ќе
поворачиваЯ головы, он посматривал но сторонам и находил. что бульвар вполне
благоустроен, что  молодые  кипарисы.  ќвкалипты  и  некрасивые,  худосочные
пальмы очень красивы и будут со временем давать широкую тень, что черкесы  -
честный и гостеприимный народ. "‘транно, что Љавказ ‹аевскому не нравитсЯ, -
думал он, - очень странно". ‚стретились пЯть солдат с ружьЯми и  отдали  ему
честь. Џо правую сторону бульвара по тротуару прошла жена одного чиновника с
сыном-гимназистом.
     - ЊарьЯ Љонстантиновна, доброе утро! - крикнул ей  ‘амойленко,  приЯтно
улыбаЯсь. - ЉупатьсЯ ходили? •а-ха-ха... Џочтение Ќикодиму Ђлександрычу!
     € он пошел дальше, продолжаЯ  приЯтно  улыбатьсЯ,  но,  увидев  идущего
навстречу военного фельдшера, вдруг нахмурилсЯ, остановил его и спросил:
     - …сть кто-нибудь в лазарете?
     - Ќикого, ваше превосходительство.
     - Ђ?
     - Ќикого, ваше превосходительство.
     - •орошо, ступай...
     ‚еличественно покачиваЯсь, он направилсЯ к  лимонадной  будке,  где  за
прилавком сидела стараЯ, полногрудаЯ еврейка, выдававшаЯ себЯ за грузинку, и
сказал ей так громко, как будто командовал полком:
     - Ѓудьте так любезны, дайте мне содовой воды!

        II

     Ќелюбовь ‹аевского к Ќадежде ”едоровне  выражалась  главным  образом  в
том, что все, что она говорила и делала, казалось ему ложью или  похожим  на
ложь, и все, что он читал против женщин и любви, казалось  ему,  как  нельзЯ
лучше подходило к нему, к Ќадежде ”едоровне и ее  мужу.  Љогда  он  вернулсЯ
домой, она, уже одетаЯ и причесаннаЯ, сидела у окна и  с  озабоченным  лицом
пила кофе и перелистывала книжку толстого журнала, и он подумал,  что  питье
кофе - не такое уж замечательное событие, чтобы  из-за  него  стоило  делать
озабоченное лицо, и что напрасно она потратила времЯ на модную прическу, так
как нравитьсЯ тут некому и не длЯ чего. € в книжке журнала он  увидел  ложь.
Ћн подумал, что одеваетсЯ она и причесываетсЯ, чтобы  казатьсЯ  красивой,  и
читает длЯ того, чтобы казатьсЯ умной.
     - Ќичего, если Я сегоднЯ пойду купатьсЯ? - спросила она.
     - —то ж? Џойдешь или не  пойдешь,  от  этого  землетрЯсениЯ  не  будет,
полагаю...
     - Ќет, Я потому спрашиваю, что как бы доктор не рассердилсЯ.
     - Ќу и спроси у доктора. џ не доктор.
     Ќа этот раз ‹аевскому больше всего не понравилась у  Ќадежды  ”едоровны
ее белаЯ, открытаЯ шеЯ и завитушки волос на затылке, и он вспомнил, что Ђнне
Љарениной, когда она разлюбила мужа, не нравились прежде всего  его  уши,  и
подумал: "Љак это верно! как верно!" —увствуЯ слабость и пустоту  в  голове,
он пошел к себе в кабинет, лег на диван и  накрыл  лицо  платком,  чтобы  не
надоедали мухи. ‚Ялые, тЯгучие мысли все об одном и том же потЯнулись в  его
мозгу, как длинный обоз в осенний ненастный вечер, и  он  впал  в  сонливое,
угнетенное состоЯние. …му казалось, что он виноват перед Ќадеждой ”едоровной
и перед ее мужем и что муж умер по его вине. …му казалось,  что  он  виноват
перед своею жизнью, которую испортил, перед миром  высоких  идей,  знаний  и
труда, и этот чудесный мир представлЯлсЯ ему  возможным  и  существующим  не
здесь, на берегу, где бродЯт голодные турки и ленивые  абхазцы,  а  там,  на
севере, где опера, театры, газеты и все  виды  умственного  труда.  —естным,
умным, возвышенным и чистым можно быть только там, а не  здесь.  Ћн  обвинЯл
себЯ в том, что у него нет идеалов и руководЯщей идеи в жизни,  хотЯ  смутно
понимал теперь, что это значит.  „ва  года  тому  назад,  когда  он  полюбил
Ќадежду ”едоровну, ему казалось, что стоит ему  только  сойтись  с  Ќадеждой
”едоровной и уехать с нею на Љавказ, как он будет спасен от  монотонности  и
пустоты жизни: так и теперь он был уверен,  что  стоит  ему  только  бросить
Ќадежду ”едоровну и уехать в Џетербург, как он получит все, что ему нужно.
     - Ѓежать! - пробормотал он, садЯсь и грызЯ ногти. - Ѓежать!
     ‚оображение его рисовало, как он садитсЯ на пароход и потом завтракает,
пьет холодное пиво, разговаривает на палубе с дамами,  потом  в  ‘евастополе
садитсЯ в поезд и  едет.  ‡дравствуй,  свобода!  ‘танции  мелькают  одна  за
другой, воздух становитсЯ все холоднее и  жестче,  вот  березы  и  ели,  вот
Љурск, Њосква... ‚ буфетах щи,  баранина  с  кашей,  осетрина,  пиво,  одним
словом, не азиатчина, а ђоссиЯ, настоЯщаЯ ђоссиЯ. Џассажиры в поезде говорЯт
о торговле, новых певцах,  о  франко-русских  симпатиЯх:  всюду  чувствуетсЯ
живаЯ, культурнаЯ, интеллигентнаЯ,  бодраЯ  жизнь...  ‘корей,  скорей!  ‚от,
наконец, Ќевский, ЃольшаЯ ЊорскаЯ, а вот  Љовенский  переулок,  где  он  жил
когда-то со студентами, вот  милое  серое  небо,  моросЯщий  дождик,  мокрые
извозчики...
     - €ван Ђндреич! - позвал кто-то из соседней комнаты. - ‚ы дома?
     - џ здесь! - отозвалсЯ ‹аевский. - —то вам?
     - Ѓумаги!
     ‹аевский поднЯлсЯ лениво, с головокружением, и, зеваЯ, шлепаЯ  туфлЯми,
пошел в соседнюю комнату. ’ам у открытого окна на улице стоЯл  один  из  его
молодых сослуживцев и раскладывал на подоконнике казенные бумаги.
     -  ‘ейчас,  голубчик,  -  мЯгко  сказал  ‹аевский  и  пошел  отыскивать
чернильницу; вернувшись к окну, он, не читаЯ, подписал бумаги  и  сказал:  -
†арко!
     - „а-с. ‚ы придете сегоднЯ?
     - …два ли... ЌездоровитсЯ что-то. ‘кажите, голубчик,  ешковскому,  что
после обеда Я зайду к нему.
     —иновник ушел. ‹аевский опЯть лег у себЯ на диване и начал думать:
     "€так, надо взвесить все обстоЯтельства и сообразить.
     Џрежде чем уехать отсюда, Я должен расплатитьсЯ  с  долгами.  „олжен  Я
около двух тысЯч рублей. „енег у менЯ нет... ќто, конечно, не  важно;  часть
теперь заплачу как-нибудь, а  часть  вышлю  потом  из  Џетербурга.  ѓлавное.
Ќадежда ”едоровна... Џрежде всего надо выЯснить паши отношениЯ... „а".
     Ќемного  погодЯ  он  соображал:  не  пойти  ли   лучше   к   ‘амойленко
посоветоватьсЯ?
     "Ќейти можно, - думал он, -  но  какаЯ  польза  от  этого?  ЋпЯть  буду
говорить ему некстати о будуаре, о женщинах, о том, что честно или нечестно.
Љакие тут, черт подери, могут быть разговоры о честном или  нечестном,  если
поскорее надо спасать жизнь мою, если Я задыхаюсь в этой проклЯтой неволе  и
убиваю себЯ?.. Ќадо же, наконец, понЯть, что  продолжать  такую  жизнь,  как
моЯ, - это подлость  и  жестокость,  пред  которой  все  остальное  мелко  и
ничтожно. Ѓежать! - бормотал он, садЯсь. - Ѓежать!"
     Џустынный берег морЯ, неутолимый зной и однообразие дымчатых  лиловатых
гор, вечно одинаковых и молчаливых, вечно одиноких, нагонЯли на  него  тоску
и, как казалось, усыплЯли и обкрадывали его.  Ѓыть  может,  он  очень  умен,
талантлив, замечательно честен; быть может, если бы со всех  сторон  его  не
замыкали море и  горы,  из  него  вышел  бы  превосходный  земский  деЯтель,
государственный человек, оратор, публицист, подвижник. Љто знает! …сли  так,
то не глупо ли толковать, честно это или нечестно, если даровитый и полезный
человек, например, музыкант или художник,  чтобы  бежать  из  плена,  ломает
стену и обманывает своих тюремщиков? ‚ положении такого человека все честно.
     ‚ два часа ‹аевский и Ќадежда ”едоровна  сели  обедать.  Љогда  кухарка
подала им рисовый суп с томатами, ‹аевский сказал:
     - Љаждый день одно и то же. Ћтчего бы не сварить щей?
     - Љапусты нет.
     - ‘транно. € у ‘амойленка варЯт щи с капустой, и у Њарьи Љонстантиновны
щи, один только Я почему-то обЯзан есть эту  сладковатую  бурду.  ЌельзЯ  же
так, голубка.
     Љак это бывает у громадного большинства супругов, раньше у ‹аевского  и
у Ќадежды ”едоровны ни один обед не обходилсЯ без капризов и сцен, но с  тех
пор как ‹аевский решил, что он уже не любит, он старалсЯ  во  всем  уступать
Ќадежде  ”едоровне,  говорил  с  пою  мЯгки  и  вежливо,  улыбалсЯ,  называл
голубкой.
     - ќтот суп похож вкусом на лакрицу, - сказал он, улыбаЯсь; он делал над
собою усилиЯ, чтобы казатьсЯ приветливым, но не удержалсЯ и сказал: -  Ќикто
у нас не смотрит за хозЯйством... …сли уж ты так больна или занЯта  чтением,
то, изволь, Я займусь нашей кухней.
     ђаньше она ответила бы ему: "‡аймись", или: "’ы, Я вижу, хочешь из менЯ
кухарку сделать", - но теперь только робко взглЯнула на него и покраснела.
     - Ќу, как ты чувствуешь себЯ сегоднЯ? - спросил он ласково.
     - ‘егоднЯ ничего. ’ак, только маленькаЯ слабость.
     - Ќадо беречьсЯ, голубка. џ ужасно боюсь за тебЯ.
     Ќадежда ”едоровна была чем-то больна. ‘амойленко  говорил,  что  у  нее
перемежающаЯсЯ лихорадка, и кормил ее хиной; другой  же  доктор,  “стимович,
высокий, сухощавый,  нелюдимый  человек,  который  днем  сидел  дома,  а  по
вечерам, заложив назад руки и вытЯнув вдоль спины трость, тихо разгуливал по
набережной и кашлЯл, находил.  что  у  нее  женскаЯ  болезнь,  и  прописывал
согревающие  компрессы.  Џрежде,  когда  ‹аевский  любил,  болезнь   Ќадежды
”едоровны возбуждала в нем жалость и страх, теперь же и в болезни  он  видел
ложь. †елтое, сонное лицо, вЯлый взглЯд и зевота, которые бывали  у  Ќадежды
”едоровны после лихорадочных припадков, и то,  что  она  во  времЯ  припадка
лежала под пледом и была похожа больше на мальчика, чем на женщину, и что  в
ее комнате было душно и нехорошо пахло, - все это, по его мнению,  разрушало
иллюзию и было протестом против любви и брака.
     Ќа  второе  блюдо  ему  подали  шпинат  с  крутыми  Яйцами,  а  Ќадежде
”едоровне, как больной, кисель с молоком.  Љогда  она  с  озабоченным  лицом
сначала потрогала ложкой кисель и  потом  стала  лениво  есть  его,  запиваЯ
молоком, и он слышал ее глотки, им овладела такаЯ тЯжелаЯ ненависть,  что  у
него даже  зачесалась  голова.  Ћн  сознавал,  что  такое  чувство  было  бы
оскорбительно даже в отношении собаки, но ему было досадно не на себЯ, а  на
Ќадежду ”едоровну за то, что она возбуждала в нем это чувство, и он понимал,
почему иногда любовники убивают своих любовниц. ‘ам бы он не убил,  конечно,
но, доведись ему теперь быть присЯжным, он оправдал бы убийцу.
     - Merci, голубка, - сказал он после обеда и поцеловал Ќадежду ”едоровну
в лоб.
     ЏридЯ к себе в кабинет, он минут пЯть ходил  из  угла  в  угол,  искоса
поглЯдываЯ на сапоги, потом сел на диван и пробормотал:
     - Ѓежать, бежать! ‚ыЯснить отношениЯ и бежать! Ћн лег на диван и  опЯть
вспомнил, что муж Ќадежды ”едоровны, быть может, умер по его вино.
     - ЋбвинЯть человека в том, что он полюбил или разлюбил,  это  глупо,  -
убеждал он себЯ, лежа и задираЯ  ноги,  чтобы  надеть  сапоги.  -  ‹юбовь  и
ненависть не в нашей власти.  —то  же  касаетсЯ  мужа,  то  Я,  быть  может.
косвенным образом был одною из причин его смерти, но опЯть-таки виноват ли Я
в том, что полюбил его жену, а жена - менЯ?
     ‡атем он встал и, отыскав свою фуражку, отправилсЯ к своему  сослуживцу
ешковскому, у которого каждый день собирались чиновники  играть  в  винт  и
пить холодное пиво.
     "‘воею нерешительностью Я напоминаю ѓамлета, - думал ‹аевский  дорогой.
- Љак верно експир подметил! Ђх, как верно!"

        III

     —тобы скучно не было и снисходЯ к крайней  нужде  вновь  приезжавших  и
несемейных, которым, за неимением гостиницы в городе,  негде  было  обедать,
доктор ‘амойленко держал у себЯ нечто вроде табльдота. ‚ описываемое времЯ у
него столовались только двое: молодой зоолог фон Љорен, приезжавший летом  к
—ерному морю, чтобы изучать эмбриологию медуз,  и  дьЯкон  Џобедов.  недавно
выпущенный  из  семинарии  и  командированный  в  городок   длЯ   исполнениЯ
обЯзанностей дьЯкона-старика, уехавшего лечитьсЯ. Ћба они платили за обед  и
за ужин по двенадцать рублей в месЯц, и ‘амойленко взЯл с них честное слово,
что они будут ЯвлЯтьсЯ обедать аккуратно к двум часам.
     Џервым обыкновенно приходил фон Љорен. Ћн молча садилсЯ в  гостиной  и,
взЯвши со  стола  альбом,  начинал  внимательно  рассматривать  потускневшие
фотографии каких-то неизвестных мужчин в широких панталонах  и  цилиндрах  и
дам в кринолинах и в чепцах; ‘амойленко только немногих помнил по фамилии, а
про тех, кого забыл, говорил со  вздохом:  "Џрекраснейший,  величайшего  ума
человек!" Џокончив с  альбомом,  фон  Љореи  брал  с  этажерки  пистолет  и,
прищурив левый глаз, долго прицеливалсЯ в портрет  кнЯзЯ  ‚оронцова  или  же
становилсЯ перед зеркалом и рассматривал свое смуглое лицо,  большой  лоб  и
черные, курчавые, как у негра, волоса, и свою рубаху  из  тусклого  ситца  с
крупными цветами, похожего на  персидский  ковер,  и  широкий  кожаный  поЯс
вместо  жилетки.  ‘амосозерцание  доставлЯло  ему   едва   ли   не   большее
удовольствие, чем осмотр фотографий или пистолета в дорогой оправе.  Ћн  был
очень доволен и своим лицом, и красиво  подстриженной  бородой,  и  широкими
плечами, которые служили очевидным доказательством его хорошего  здоровьЯ  и
крепкого сложениЯ. Ћн был доволен и своим франтовским  костюмом,  начинаЯ  с
галстука, подобранного под цвет рубахи, и кончаЯ желтыми башмаками.
     Џока он рассматривал альбом и стоЯл перед зеркалом, в это времЯ в кухне
и около нее, в сенЯх, ‘амойленко, без сюртука и без жилетки, с голой грудью,
волнуЯсь и обливаЯсь потом, суетилсЯ около столов,  приготовлЯЯ  салат,  или
какой-нибудь соус, или мЯсо, огурцы и лук длЯ окрошки,  и  при  этом  злобно
таращил глаза на помогавшего ему денщика и замахивалсЯ на него то ножом,  то
ложкой.
     - Џодай уксус! - приказывал он. - ’о бишь не уксус, а прованское масло!
- кричал он, топаЯ ногами. - Људа же ты пошел, скотина?
     - ‡а маслом, ваше  превосходительство,  -  говорил  оторопевший  денщик
надтреснутым тенором.
     - ‘корее! Ћно в шкапу! „а скажи „арье, чтоб  она  в  банку  с  огурцами
укропу прибавила! “кропу! Ќакрой сметану, раззЯва, а то мухи налезут!
     € от  его  крика,  казалось,  гудел  весь  дом.  Љогда  до  двух  часов
оставалось десЯть или пЯтнадцать минут, приходил дьЯкон, молодой человек лет
двадцати двух, худощавый, длинноволосый,  без  бороды  и  с  едва  заметными
усами. ‚ойдЯ в гостиную, он крестилсЯ на образ, улыбалсЯ  и  протЯгивал  фон
Љорену руку.
     - ‡дравствуйте, - холодно говорил зоолог. - ѓде были?
     - Ќа пристани бычков ловил.
     - Ќу конечно... Џо-видимому, дьЯкон, вы никогда  не  будете  заниматьсЯ
делом.
     - Ћтчего же? „ело не  медведь,  в  лес  не  уйдет,  -  говорил  дьЯкон,
улыбаЯсь и засовываЯ руки в глубочайшие карманы своего белого подрЯсника.
     - Ѓить вас некому! - вздыхал зоолог.
     Џроходило еще пЯтнадцать - двадцать минут, а обедать не  звали,  и  все
еще слышно было, как денщик, бегаЯ  из  сеней  в  кухню  и  обратно,  стучал
сапогами и как ‘амойленко кричал:
     - Џоставь на стол! Људа суешь? Џомой сначала! ЏроголодавшиесЯ дьЯкон  и
фон Љорен начинали стучать о пол каблуками, выражаЯ  этим  свое  нетерпение,
как зрители в театральном  райке.  Ќаконец  дверь  отворЯлась  и  замученный
денщик  объЯвлЯл:  "Љушать  готово!"  ‚  столовой  встречал   их   багровый,
распаренный в кухонной духоте и сердитый ‘амойленко; он злобно глЯдел на них
и с выражением ужаса на лице поднимал крышку с супника и  наливал  обоим  по
тарелке и, только когда убеждалсЯ, что они едЯт с аппетитом и что кушанье им
нравитсЯ,  легко  вздыхал  и  садилсЯ  в  свое  глубокое  кресло.  ‹ицо  его
становилось томным, масленым... Ћн не  спеша  наливал  себе  рюмку  водки  и
говорил:
     - ‡а здоровье молодого поколениЯ!
     Џосле разговора с ‹аевским ‘амойленко  все  времЯ  от  утра  до  обеда,
несмотрЯ на прекраснейшее настроение, чувствовал в  глубине  души  некоторую
тЯжесть; ему было жаль ‹аевского и хотелось помочь ему.  ‚ыпив  перед  супом
рюмку водки, он вздохнул и сказал:
     - ‚идел Я сегоднЯ ‚аню ‹аевского. ’рудно живетсЯ человеку. ЊатериальнаЯ
сторона жизни неутешительна, а главное - психологиЯ одолела. †аль парнЯ.
     - ‚от уж кого мне не жаль! - сказал фон Љорен. -  …сли  бы  этот  милый
мужчина тонул, то Я бы еще палкой подтолкнул: тони, братец, тони...
     - Ќеправда. ’ы бы этого не сделал.
     - Џочему ты думаешь? - пожал плечами зоолог. - џ  так  же  способен  на
доброе дело, как и ты.
     - ђазве утонить человека - доброе дело? - спросил дьЯкон и засмеЯлсЯ.
     - ‹аевского? „а.
     - ‚ окрошке, кажетсЯ, чего-то недостает... - сказал  ‘амойленко,  желаЯ
переменить разговор.
     - ‹аевский безусловно вреден и так же опасен длЯ общества, как холернаЯ
микроба, - продолжал фон Љорен. - “топить его - заслуга.
     - Ќе делает тебе чести, что ты так выражаешьсЯ о своем ближнем.  ‘кажи:
за что ты его ненавидишь?
     - Ќе говори, доктор, пустЯков. Ќенавидеть и презирать микробу -  глупо,
а считать своим ближним во  что  бы  то  ни  стало  всЯкого  встречного  без
различиЯ - это, покорно благодарю, это значит не рассуждать,  отказатьсЯ  от
справедливого отношениЯ к людЯм, умыть руки, одним словом. џ  считаю  твоего
‹аевского мерзавцем, не скрываю этого и отношусь к нему, как к  мерзавцу,  с
полною моею добросовестностью. Ќу, а ты  считаешь  его  своим  ближним  -  и
поцелуйсЯ с ним; ближним считаешь, а это значит что к нему ты относишьсЯ так
же, как ко мне и дьЯкону, то есть никак. ’ы одинаково равнодушен ко всем.
     - Ќазывать человека  мерзавцем!  -  пробормотал  ‘амойленко,  брезгливо
морщась. - ќто до такой степени нехорошо, что и выразить тебе не могу!
     - Ћ людЯх судЯт по их поступкам, - продолжал фон Љорен. - ’еперь судите
же, дьЯкон... џ,  дьЯкон,  буду  с  вами  говорить.  „еЯтельность  господина
‹аевского откровенно развернута перед вами, как длиннаЯ китайскаЯ грамота, и
вы можете читать ее от начала до конца. —то он сделал за эти два года,  пока
живет здесь? Ѓудем считать по пальцам. ‚о-первых, он научил жителей  городка
играть в винт; два года тому назад эта игра была здесь неизвестна, теперь же
к винт играют от утра  до  поздней  ночи  все,  даже  женщины  и  подростки;
во-вторых, он научил обывателей  пить  пиво,  которое  тоже  здесь  не  было
известно; ему же обыватели обЯзаны сведениЯми по части разных сортов  водок,
так что с завЯзанными глазами они могут теперь отличить  водку  Љошелева  от
‘мирнова номер двадцать один. ‚-третьих, прежде здесь жили с  чужими  женами
тайно, по тем же побуждениЯм,  по  каким  воры  воруют  тайно,  а  не  Явно;
прелюбодеЯние считалось чем-то таким,  что  стыдились  выставлЯть  на  общий
показ; ‹аевский же ЯвилсЯ в этом отношении пионером; он живет с чужой  женой
открыто. ‚-четвертых...
     ”он Љорен быстро съел свою окрошку и отдал денщику тарелку.
     - џ понЯл ‹аевского в первый же месЯц нашего  знакомства,  -  продолжал
он, обращаЯсь к дьЯкону. - Њы в одно времЯ приехали сюда.  ’акие  люди,  как
он. очень любЯт дружбу, сближение, солидарность и тому подобное, потому  что
им всегда нужна компаниЯ длЯ  винта,  выпивки  в  закуски;  к  тому  же  они
болтливы и им нужны слушатели. Њы подружились, то  есть  он  шлЯлсЯ  ко  мне
каждый день, мешал мне работать и откровенничал насчет своей содержанки.  Ќа
первых же порах он поразил менЯ своею необыкновенною лживостью,  от  которой
менЯ просто тошнило. ‚ качестве друга Я журил  его,  зачем  он  много  пьет,
зачем живет не по средствам и делает долги, зачем  ничего  не  делает  и  не
читает, зачем он так мало культурен и мало знает, - и в  ответ  на  все  мои
вопросы  он  горько  улыбалсЯ,  вздыхал  и  говорил:  "џ  неудачник,  лишний
человек!",   или:   "—то   вы   хотите,   батенька,   от    нас,    осколков
крепостничества.",  или:  "Њы  вырождаемсЯ..."  €ли  начинал  нести  длинную
галиматью об Ћнегине, Џечорине, байроновском Љаине,  Ѓазарове,  про  которых
говорил: "ќто наши отцы по плоти и духу". Џонимайте  так,  мол,  что  не  он
виноват в том, что казенные пакеты по неделЯм лежат нераспечатанными  и  что
сам он пьет и других спаивает, а виноваты в этом Ћнегин, Џечорин и ’ургенев,
выдумавший неудачника и лишнего человека! Џричина  крайней  распущенности  и
безобразиЯ, видите-ли, лежит не в нем самом, а где-то вне, в пространстве. €
притом - ловкаЯ штука! - распутен, лжив и гадок не он один, а мы... "мы люди
восьмидесЯтых годов", "мы вЯлое, нервное отродье  крепостного  права",  "нас
искалечила цивилизациЯ"... Ћдним словом, мы должны понЯть, что такой великий
человек, как  ‹аевский,  и  в  падении  своем  велик;  что  его  распутство,
необразованность      и      нечистоплотность       составлЯют       Явление
естественно-историческое,  освЯщенное  необходимостью,   что   причины   тут
мировые, стихийные и что перед ‹аевским надо лампаду повесить, так как он  -
роковаЯ жертва времени, веЯний, наследственности и прочее. ‚се  чиновники  и
дамы, слушаЯ его, охали и ахали, а Я долго не мог понЯть, с кем Я имею дело:
с  циником  или  с  ловким  мазуриком?  ’акие  субъекты,  как  он,  с   виду
интеллигентные,  немножко  воспитанные  и  говорЯщие  много  и   собственном
благородстве, умеют прикидыватьсЯ необыкновенно сложными натурами.
     - ‡амолчи! -  вспыхнул  ‘амойленко.  -  џ  не  позволю,  чтобы  в  моем
присутствии говорили дурно о благороднейшем человеке!
     - Ќе перебивай, Ђлександр „авидыч, - холодно  сказал  фон  Љорен.  -  џ
сейчас кончу. ‹аевский - довольно несложный организм. ‚от  его  нравственный
остов: утром  туфли,  купанье  и  кофе,  потом  до  обеда  туфли,  моцион  и
разговоры, в два часа туфли, обед и вино, в пЯть часов купанье, чай и  вино,
затем винт и лганье, в десЯть часов ужин и вино, а после полуночи сон  и  lа
femme  {женщина  (франц.)}.  ‘уществование  его  заключено  в   эту   тесную
программу, как Яйцо в скорлупу. €дет  ли  он,  сидит  ли,  сердитсЯ,  пишет,
радуетсЯ - все сводитсЯ к вину, картам, туфлЯм и женщине. †енщина  играет  в
его жизни роковую, подавлЯющую роль. Ћн сам повествует, что  тринадцати  лет
он уже был влюблен: будучи студентом первого курса, он жил с дамой,  котораЯ
имела на него благотворное влиЯние и которой  он  обЯзан  своим  музыкальным
образованием. Ќа втором курсе он выкупил из публичного  дома  проститутку  и
возвысил ее до себЯ, то есть взЯл в содержанки, а он пожила с ним полгода  и
убежала назад к  хозЯйке,  и  это  бегство  причинило  ему  немало  душевных
страданий. “вы, он так страдал, что должен был оставить  университет  и  два
года жить дома без дела. Ќо это к лучшему. „ома он сошелсЯ с  одной  вдовой,
котораЯ посоветовала ему  оставить  юридический  факультет  и  поступить  на
филологический. Ћн так и сделал. Љончив курс, он страстно полюбил теперешнюю
свою... как ее?.. замужнюю, и должен был бежать с нею  сюда  на  Љавказ,  за
идеалами Якобы...  Ќо  сегоднЯ-завтра  он  разлюбит  ее  и  убежит  назад  в
Џетербург, и тоже за идеалами.
     - Ђ ты почем  знаешь?  -  проворчал  ‘амойленко,  со  злобой  глЯдЯ  на
зоолога. - …шь-ка лучше.
     Џодали отварных кефалей с польским  соусом.  ‘амойленко  положил  обоим
нахлебникам по целой кефали  и  собственноручно  полил  соусом.  Њинуты  две
прошли в молчании.
     - †енщина играет существенную роль в жизни каждого человека,  -  сказал
дьЯкон. - Ќичего не поделаешь.
     - „а, но в какой степени? “ каждого из нас женщина есть  мать,  сестра,
жена, друг, у ‹аевского же она - все, и притом  только  любовница.  Ћна,  то
есть сожительство с ней, - счастье и цель  его  жизни;  он  весел,  грустен,
скучен,  разочарован  -  от  женщины;  жизнь  опостылела  женщина  виновата;
загорелась  зарЯ  новой  жизни,  нашлись  идеалы  -  и  тут  ищи  женщину...
“довлетворЯют его только те сочинениЯ или картины,  где  есть  женщина.  Ќаш
век, по его мнению, плох  и  хуже  сороковых  и  шестидесЯтых  годов  только
потому, что мы не умеем  до  самозабвениЯ  отдаватьсЯ  любовному  экстазу  и
страсти. “ этих сладострастников, должно быть, в мозгу  есть  особый  нарост
вроде  саркомы,   который   сдавил   мозг   и   управлЯет   всею   психикой.
Џонаблюдайте-ка  ‹аевского,  когда  он  сидит  где-нибудь  в  обществе.   ‚ы
заметьте: когда при нем поднимаешь какой-нибудь общий  вопрос,  например,  о
клеточке или инстинкте, он сидит в стороне, молчит и не слушает; вид у  него
томный, разочарованный, ничто длЯ него не интересно, все пошло  и  ничтожно,
но как только вы заговорили о самках и самцах, о том, например, что у пауков
самка  после  оплодотворениЯ  съедает  самца,  -  глаза  у  него  загораютсЯ
любопытством, лицо проЯснЯетсЯ, и человек оживает,  одним  словом.  ‚се  его
мысли, как бы благородны, возвышенны или  безразличны  они  ни  были,  имеют
всегда одну и ту же точку общего схода. €дешь с ним по улице  и  встречаешь,
например, осла... "‘кажите, пожалуйста,  спрашивает,  что  произойдет,  если
случить ослицу с верблюдом?"  Ђ  сны!  Ћн  рассказывал  вам  свои  сны?  ќто
великолепно! ’о ему снитсЯ, что его женЯт на луне,  то  будто  зовут  его  в
полицию и приказывают ему там, чтобы он жил с гитарой...
     „ьЯкон звонко захохотал; ‘амойленко нахмурилсЯ и сердито сморщил  лицо,
чтобы не засмеЯтьсЯ, но не удержалсЯ и захохотал.
     - € все врет! - сказал он, вытираЯ слезы. - …й-богу, врет!

        IV

     „ьЯкон был очень смешлив и смеЯлсЯ от  каждого  пустЯка  до  колотьЯ  в
боку, до упаду. Љазалось, что он любил бывать среди людей только потому, что
у них есть  смешные  стороны  и  что  им.  можно  давать  смешные  прозвища.
‘амойленка он прозвал тарантулом, его денщика селезнем  и  был  в  восторге,
когда однажды фон Љорен обозвал ‹аевского и Ќадежду ”едоровну  макаками.  Ћн
жадно всматривалсЯ в лица, слушал не мигаЯ, и  видно  было,  как  глаза  его
наполнЯлись смехом и как напрЯгалось лицо в ожидании, когда можно будет дать
себе волю и покатитьсЯ со смеху.
     - ќто развращенный и извращенный субъект, - продолжал зоолог, а дьЯкон,
в ожидании смешных слов, впилсЯ ему в лицо.  -  ђедко  где  можно  встретить
такое ничтожество. ’елом  он  вЯл,  хил  и  стар,  а  интеллектом  ничем  не
отличаетсЯ от толстой купчихи, котораЯ только жрет, пьет, спит на  перине  и
держит в любовниках своего кучера.
     „ьЯкон опЯть захохотал.
     - Ќе смейтесь, дьЯкон, - сказал фон Љорен, - это глупо, наконец.  џ  бы
не обратил вниманиЯ на его ничтожество, - продолжал он, выждав, когда дьЯкон
перестал хохотать, - Я бы прошел мимо него, если бы он не был так  вреден  и
опасен. ‚редоносность его заключаетсЯ, прежде всего  в  том,  что  он  имеет
успех у женщин и таким об