рь (да был там
„олгомостьев, был! ‘ ђээт как раз и был!), „олгомостьеву совсем не по себе
стало, и все снова припомнилось про <i>куратов</i>, что материна подруга
рассказывала, но тут не пойти, отказатьсЯ&nbsp;-- все равно что признатьсЯ в
собственной неискренности, в вине перед Њишею, и пошел „олгомостьев, словно на
эшафот, а Њиша, как нарочно, наверх потащил, на тридцатиметровую высоту, на
узенький, в пЯть вершков, торец стены. ‚от здесь, сказал, мы мальчишками на
велосипедах гонЯли. Њожешь представить? џ&nbsp;-- не могу, и с опаскою скосил
глаза вниз, на острые каменные обломки.<p>
Љогда <i>все обошлось</i> и познавательнаЯ (в том смысле, что много нового
узнал о себе „олгомостьев) экскурсиЯ подошла к концу, поблагодарить бы ему
Њишу, откланЯтьсЯ и бежать со всех ног переживать позор (а позор точно был!) и
нехорошую смелость в одиночестве, и уж ни в коем случае не принимать
приглашение вернутьсЯ домой, «потому что ђээт, наверное, уже пришла», но как
тут не примешь, чем мотивируешь, коль <i>не виноват</i>? коль
<i>интернациональнаЯ дружба</i> и ничего больше?! € поперсЯ „олгомостьев за
понурым Њишею, пророчески предчувствуЯ, что основной-то позор&nbsp;--
впереди.<p>
ђээт вернулась сразу за ними, минут через десЯть, что ли. Џосмотрела на мужа.
Џосмотрела на „олгомостьева. ‚ дверЯх еще оставаЯсь, не проходЯ в комнату, мужу
два эстонских слова, очень по интонации презрительных, через губу пробросила, а
к „олгомостьеву подошла и ручкою, которой три года назад, в „омской церкви, до
семерки дотЯгивалась, хлопнула по щеке, русское слово <i>мразь</i> без акцента
произнесла и входную дверь приоткрыла: вон!<p>
€ вот сегоднЯ, пережив встречу на Ѓелорусском, неожиданно и обидно холодную, а
после протоптавшись без толку добрых полтора часа на Љрасной площади, ощутил
„олгомостьев, именно не понЯл, а где-то под желудком холодком ощутил, а потом и
подтвердил себе воображаемым в ђээт перевоплощением, что не объединЯетсЯ его
жизнь общим смыслом, что слишком просто, слишком хорошо это вышло бы,
<i>даром</i>, а если свЯзь между той и этою ђээт и впрЯмь существует
(существует! нашептывал чей-то голос в мистическую брешку), то отнюдь не в
пользу „олгомостьева, что не действует тут второе начало термодинамики, не
растворЯютсЯ старые скверности в мировом пространстве, а, присовокупив к себе
новые, переходЯт в настоЯщее, и вроде бы беспричинно рушащаЯсЯ сейчас любовь
„олгомостьева рушитсЯ на деле очень даже причинно. —то, короче, автобус отлично
знает, кого цеплЯть.<p>
’ак же вот и с кумиром получилось: именно его мечтал „олгомостьев иметь
сценаристом первой своей картины, и долго начальство упрашивал („улов в конце
концов помог), и длинные разговоры с кумиром по телефону разговаривал, и все
уже на мази было, да натворил кумир, как назло, каких-то <i>своих</i> дел:
подписал что-то не то, вступил куда-то не туда, и вот <i>голоса</i> сообщили,
что не сегоднЯ завтра покидает он пределы, и уж наверное навсегда. Ђ
„олгомостьев, очередь чтоб не пропустить, снимает первое попавшеесЯ. •отЯѕ
„ействие-то сценариЯ разворачиваетсЯ не где-нибудь, а как раз в ќстонии!
ЏолучаетсЯ, что так ли, иначе ли, но достала-таки „олгомостьева невидимаЯ рука
опального кумираѕ<p>
—уланчиком разрешите попользоватьсЯ? едва обслюнЯвив ручку хозЯйке, обратилсЯ
Њолотов. “ вас тут, помнитсЯ, темный чуланчик был, рЯдом с сортиром, тещина
комнаткаѕ €, обернувшись к †емчужиной: чего стоишь?! ‚ертухайсЯ! ‡анимай
карцер! Ћткуда жаргону-то нахваталсЯ? подумал „олгомостьев. Ќе «Ђрхипелаг» ли
под одеЯлом почитывает? „улов с генералом ‘ерповым исчезли в недрах квартиры.
„олгомостьев осталсЯ с ‚ероникой Ђндреевною с глазу на глаз. ’ы знаешь, Я нес
тебе цветы, но их взЯла подержать такаЯ старухаѕ „олгомостьев пошевелил
пальцами, не умеЯ подобрать слва, какаЯ именно, а потом не захотела отдавать,
уверЯла, будто Я подарил ей. ‹ысаЯ? „олгомостьев согласительно склонил
лысоватую голову. ќто ”ани €саковна, поЯснила ‚ероника Ђндреевна. Љто?!! ”ани
€саковна. Љаплан. „олгомостьев аж отдернулсЯ: та самаЯ? ђазумеетсЯ, не та,
подтЯнула „олгомостьева к себе недовольнаЯ ‚ероника Ђндреевна. •отЯ, можно,
конечно, сказать, что и та. Ђ ‘емен €льич разве тебе о ней не рассказывал? €
тут же о последнем вопросе пожалела: не пришлось бы вместо того, чтоб <i>делом
занЯтьсЯ</i>, байки баЯть, перебила сама себЯ: впрочем, историЯ это долгаЯѕ<p>
Њолотов, побренчав щеколдою и пробормотав под нос: тоже мне, слово
выдумали&nbsp;-- <i>пермь</i>, проскользнул мимо них в длинный коридор,&nbsp;--
снова отдернулись, и из глубин квартиры послышалсЯ дуловский
<i>каздалевский</i>. ‚се города своего забыть не хочет. Џойдем, поможешь
накрыть на столѕ ‘таруху-то выпусти, сказал гуманист-„олгомостьев, когда
проходили мимо чуланчика. ‡ачем? грустно глЯнула ‚ероника Ђндреевна. Ћна
привыкла. …й там совсем не плохо. ‹учше, может, чем мне здесьѕ € вздохнула со
значением.<p>
…сли бы кто сказал ‚еронике Ђндреевне, что у них с „олгомостьевым удивительно
банальные, какие тысЯчи лет уже бывали и будут всегда отношениЯ стареющей,
последние денечки бабьего лета доживающей женщины со сравнительно молодым и в
меру любезным любовником, она оскорбилась бы самым искренним, самым натуральным
образом и ответила бы, что да, были такие отношениЯ, не совсем, впрочем, такие,
потому что тогда она вовсе не доживала последние женские денечки, а находилась
в самом, напротив, цвету, да и сейчас еще очень надо разобратьсЯ, но если такие
отношениЯ и имели место, то слишком давно, когда только поЯвилсЯ в их доме
талантливый мальчик, и не настолько она дура, чтобы десЯть лет сохранЯть к нему
искреннее расположение и привЯзанность, а до сих пор не отпускать от себЯ
„олгомостьева есть у нее самый прЯмой и корыстный расчет, к делам любовным
отношениЯ не имеющий. …е ‘емен €льич, открыла бы ‚ероника Ђндреевна секрет
ЏолишинелЯ, давным-давно такой же режиссер, какой и мужчина, и даже паршивую
короткометражку снЯть не способен, даже сюжет длЯ «”итилЯ», а ‚ероника
Ђндреевна достаточно ценит заграничные поездки и фестивали, ради них и замуж
выходила, и вовсе не собираетсЯ становитьсЯ женою невыездного старпера, а между
прочим, чеховский «Џоцелуй», принесший им с ‘еменом €льичом и каннский диплом,
и еще десЯток премий, снимал фактически „олгомостьев, хоть и числилсЯ вторым, а
сейчас, когда получил собственную постановку, с ним надо вести себЯ особенно
любезно, потому что зачем ему работать за старого идиота, если может снимать
сам? ’ут единственнаЯ надежда: самому пока хрен позволЯт снимать <i>так и
то</i>, <i>как и что</i> старому идиоту, не задумываЯсь, позволЯют. Ќу, и
личные контакты в этом контексте приобретают определЯющую роль. ’ак ответила бы
‚ероника Ђндреевна.<p>
„олгомостьев тоже не согласилсЯ б, что у них <i>банальные отношениЯ</i>, потому
что в его случае, не в пример случаю ‚ероники Ђндреевны, признать <i>банальные
отношениЯ</i> как раз и значило бы признать именно свою выгоду, а „олгомостьев,
человек в сущности бескорыстный, свою-то выгоду признать и не пожелал бы: он,
скорее, навыдумывал бы всЯких сложностей-тонкостей: намекнул бы, скажем, на
собственную деликатность: дескать, больно стало бы ‚еронике Ђндреевне, если б
оставил ее; или смущенно открытьсЯ б, что побаиваетсЯ любовницу до сих пор и
рассказал бы побасенку про львенка, который, как привык во младенчестве боЯтьсЯ
собачку-шавку, так и в огромного льва вырастЯ, ничего уже с собою поделать не
может. ‘мешнее всего, что, снова не в пример ‚еронике Ђндреевне, выдумываЯ,
говорил бы „олгомостьев правду и что на деле-то никакой выгоды у него от свЯзи
с ‚ероникой Ђндреевною давным-давно не было, да и прежде особенно не было,
разве принЯть за выгоду освобождение от опаски, что наделает ‚ероника Ђндреевна
ему неприЯтностей на поприще. Ќо не десЯть же лет опасатьсЯ, да и всегда можно
найти такие дипломатичные повод и форму длЯ разрыва, что комар не подточит
носу, а искал ли их когда „олгомостьев? …ще и то правду сказать, что свЯзь-то,
в общем, обременЯла крайне мало.<p>
’ак или иначе, но пока накрывалсЯ стол, ‚ероника Ђндреевна и сама распалилась,
и „олгомостьева распалила до того, что невозможно было признать в нем человека,
каких-нибудь полчаса назад так искренне переживающего по поводу совсем иной
женщины и собственной не вполне удавшейсЯ жизни. „ело двигалось к натуральной
(от слова natura11) развЯзке: тут же, на огромной дуловской кухне, населенной
тараканами, на неширокой мЯгкой кушеточке в углу, за ширмою, но резкий звук
взрыва из дальних недр квартиры, взрыва, потом треска, падениЯ, разлетающегосЯ
вдребезги стекла, а потом и крики: каздалевский! каздалевский! ты посмотри,
ЌикусЯ! ты посмотри, что они наделали! вон из моего дома! вон! сами террористы!
диверсанты проклЯтые! и частый переступ меленьких шажков откинули любовников
друг от друга, и только невероЯтное возбуждение вбежавшего вслед собственным
шажками мужа избавило его заметить некоторый беспорЯдок в одежде супруги и
относительно молодого гостЯ. ‘едаЯ шерсть „улова топорщилась в распахе
полосатой пижамной куртки, на которую он успел перецепить с уличного пиджака
золотую звездочку; лицо покраснело; рот, неспособный произнести больше ничего
членораздельного, даже <i>каздалевского</i>, хватал воздух. ‚ероника Ђндреевна,
несколько подчеркнуто, чтобы скрыть смущение, суетЯсь, побежала в коридор,
‘емен €льич за нею, и „олгомостьев, пользуЯсь временным одиночеством, застегнул
молнию на джинсах и нижние пуговки рубахи. „о него глухо доносилась
разворачивающаЯсЯ вдалеке баталиЯ, крики ‚ероники Ђндреевны: вы мне всю
квартиру изгадили! вы ‘емена €льича (тут генеральский басок хрипло выкрикнул:
€зрайлича, понимаешь, €зрайлича! и „олгомостьеву представилось, как высовывает
€ван Џетрович дразнЯщий Язык)&nbsp;-- вы ‘емена €льича до инфаркта довести
собираетесь! шпана! мерзавцы! сукины дети! деЯтели, блЯ, государственные! Я вот
на вас в народный суд подам! и чтоб больше Я вас здесь не видела! глухое
бубнение мужских голосов и прорывающийсЯ поверх всего <i>каздалевский</i>
„улова. Џотом тЯжело хлопнула наружнаЯ дверь, и ‚ероника Ђндреевна громко и
настойчиво позвала „олгомостьева.<p>
ЋгромнаЯ двухоконнаЯ комната, наполненнаЯ синим вонючим дымом, была вовсе без
мебели, а занЯта всЯ сложным переплетением проволочных рельсовых путей,
сходЯщихсЯ и расходЯщихсЯ на стрелках, нырЯющих одни под другие и уходЯщих в
тоннели, пересекающих по игрушечным мостам игрушечные же речушки с проточной
водопроводной водою, подведенной резиновым шлангом сквозь стену, уставленных
разноцветно горЯщими светофорами и глаголами семафоров, проходЯщих по зеленым
холмам и долинам мимо миниатюрных будок и вокзалов. Ќа платформах, обсаженных
полиэтиленовыми кустами и деревьЯми, стоЯли крохотные фигурки станционных
начальников в красноверхих фуражках и небольшие, в рост туфельки ‚ероники
Ђндреевны, виртуозно исполненные памЯтники €осифу ‚иссарионовичу (полувоенный
картуз, кавалерийскаЯ, наглухо застегнутаЯ шинель, одна рука за бортом, другаЯ
в кармане)&nbsp;-- гипсовые, покрытые алюминиевой краскою. („олгомостьев
вспомнил, что такой точно, только нормального, в полтора человеческих, роста,
стоЯл в его детстве перед вокзалом в “., и еще почему-то&nbsp;-- фразу из в
остальном забытого кошмара про крысиное нашествие: «сталин идут!»&nbsp;-- вот
именно: сталин!) Ћдин из трех мостов разворотило взрывом, рельсы-проволочки
торчали в разные стороны, десЯтисантиметровый паровоз выглЯдывал тендером из
водопроводной реки, а по ватной, в двух местах вспоротой изумрудной траве
берега было раскидано штук пЯть красных товарных вагончиков. „ругой поезд,
пассажирский, зеленый, уткнулсЯ в поваленный столбик семафора, и паровоз
истерично крутил колесами, не в силах сдвинутьсЯ с местаѕ<p>
‚идишь, что натворили?! плакалсЯ „улов. Љаздалевские. ќто все ‚анька. Ћн давно
менЯ провоцировал на диверсию. ‘амое каздалевское, говорит, дело. ‘ебе завел бы
дорогу и устраивал. џ на минутку только и отлучилсЯ: звездочку
перецепить&nbsp;-- и пожалуйста. Ђ и ‚Ячеслав Њихайлович хорош: дайте
поуправлЯть, каздалевский, дайте поуправлЯть! „оуправлЯлсЯ! “ менЯ одних
стрелок электрических восемнадцать штук! ’ут голову, каздалевский, иметь надо,
а не задний проход! Ђ он все из себЯ управлЯющего корчит, Љагановича. Џравильно
город у него отобрали и из партии исключили правильно! € <i>пермь</i>&nbsp;--
слово отличное! Џермь! Џермь!! Џермь!!! пустилсЯ „улов вразнос. ’ы успокойсЯ,
‘емен €льич, остановила-утешила с корточек ‚ероника Ђндреевна. “спокойсЯ. Ћна
уже выдернула вилку из сети и перекрыла кран, а теперь собирала товарные
вагончики, стрЯхивала воду с паровоза, продувала в нем какие-то отверстиЯ,
раскручивала наманикюренным пальчиком колеса. Ќичего страшного. “ нас и
запасные рельсы, кажетсЯ, естьѕ ‚от пообедаем и все поправим, и травку заклеим.
Ђ этих больше и на порог не пустим&nbsp;-- Я давно предупреждала, что такаЯ
дружба до добра не доведет. ’ут тебе, кстати, звонили со студии, приглашали
завтра картину принимать. Ђ они чт?&nbsp;-- одно слово: пенсионерыѕ<p>
Ќесколько умиротворенный, однако, все еще бормоча <i>пермь</i>, ‘емен €льич
ушел в соседнюю комнату за запасными рельсами, и ‚ероника Ђндреевна улучила
минутку, кивнув вслед мужу, шепнуть „олгомостьеву: совершенно нормальный
человек. Ђ как сойдетсЯ с этими&nbsp;-- впадает в детство. Ќасчет <i>совершенно
нормального</i> ‚ероника Ђндреевна, конечно, преувеличила: в „улове и десЯть
лет назад Явственно проступали первые признаки маразма, он и тогда кричал
<i>каздалевского</i>, и тогда путал людей, но в каком-то смысле вовсе и не
преувеличивала: определеннаЯ острота сохранилась в нем даже и до самого
последнего времени. …ще прошлой зимою „олгомостьев, по обыкновению присутствуЯ
на занЯтиЯх „улова во ‚ѓ€Ље, стал свидетелем показательного эпизода: ‘емен
€льич, делЯсь со студентами событиЯми легендарной своей молодости, рассказывал,
что в творческой мастерской Љулешова вместе с другими будущими китами и зубрами
советского кино крутил кульбиты, а один из студентов, безо всЯкой, впрочем,
видимо, задней мысли, а искренне, желаЯ сделать комплимент, сказал, что, мол,
‘емен €зрайлевич (‘емен €льич втайне любил, когда его называли ‘еменом
€зрайлевичем) и теперь хоть куда, и теперь вполне способен на кульбиты,&nbsp;--
‘емен €льич двусмысленность уловил, хоть и виду не подал, а на ближайшей же
сессии студента того отчислил&nbsp;-- „олгомостьев и на экзамене присутствовалѕ
Ђ тут: и слезы в голосе, и игрушечные станционные начальнички с ручками на
шарнирахѕ „олгомостьева именно эти начальнички почему-то особенно поразили. „а
еще вот сталин! „улов, как пострадавший космополит, вроде бы и раньше не очень
жаловал усатого, даже подчеркнуто, публично не жаловал и ленинские картины
снимал вроде как усатому в упрек (хоть того уж и в живых не было): вот,
дескать, <i>каким</i> следует быть вождю! Љ чему бы это теперь эдакаЯ перемена
в симпатиЯх? Њожет, к концу жизни мелкие обиды забываютсЯ и Яснее становитсЯ,
что обидчик твой не только обидчик, а еще и идеальный выразитель доктрины, на
которую положил ты всю свою жизнь? ‘имвол имперского величиЯ, порЯдка,
просветлениЯ, соборности?.. Ђ игрушечной железной дорогою „олгомостьев и сам с
удовольствием развлексЯ бы вместо того, чтобы идти на настоЯщую и иметь там
ничего хорошего не сулЯщее объЯснение с ђээт.<p>
Њало-помалу ‘емен €льич успокоилсЯ вполне, и пошли обедать. …два уселись,
просвистал соловьем французский дверной звонок. џ открою, не беспокойтесь, на
правах друга дома упредил „олгомостьев вставшую было ‚еронику Ђндреевну. ‡а
дверЯми опасливо стоЯл Њолотов, из-за угла лифтовой шахты выглЯдывал мутный
<i>ванькин</i> глаз. †ену отдавайте, буркнул сталинский нарком. Џрава не
имеете. ѓород отобрали, а жену&nbsp;-- не имеете праваѕ „олгомостьев незаметно
взЯл со стола пару кусков хлеба и сунул в руку †емчужиной, когда выпускал ее из
кладовки. †емчужина благодарно посмотрела в ответ, и хлеб мгновенно исчез под
куцей полою полосатой телогрейки. “глЯдевшаЯ манипулЯцию ‚ероника Ђндреевна
ехидно глЯнула на „олгомостьева, и тот покраснел.<p>
Љ икре&nbsp;-- ну, то есть к тому, что ее много и <i>можно есть</i>&nbsp;--
„олгомостьев не умел привыкнуть никак, хоть и привыкал чуть не ежедневно вот
уже лет девЯть (так, говорЯт, блокадные дети до старости не могут привыкнуть к
хлебу), и сейчас, толсто намазываЯ ею поверх масла кусочек бородинского, поймал
новый взглЯд ‚ероники Ђндреевны, не ехидный уже, но влажный. ’а, убедившись,
что „олгомостьев видит ее глаза, легко повела ими направо, в сторону ширмочки,
кушеточки, и этот поворот глаз, намек этот почему-то навел „олгомостьева на
прерванный час назад вопрос: старуха. Љаплан. —то ж ты, ‘емен €льич, не
рассказал юному своему другу про ”ани €саковну? в ответ „олгомостьеву спросила
‚ероника Ђндреевна, но едва ‘емен €льич, давЯсь, с полным ртом, начал: ну,
каздалевский, значитѕ прервала его: ладно, молчи уж, ешь. Ќе рассказал
вовремЯ&nbsp;-- теперь Я самаѕ<p>
€ „олгомостьев услышал невероЯтную историю, как сорок три года назад попала на
стол свежеиспеченного следователЯ прокуратуры, бывшего и будущего кинорежиссера
‘емена „улова-Љупервассера подметнаЯ бумажка, подписаннаЯ намеренно
плохоразборчивым каракулем ”. не то Љолун, не то Љаплун. ‚ бумажке содержалсЯ
донос на некоего гр.-на ‘идорова Ђ. Ѓ., который замечен был ”. Љолуном
(Љаплуном) в подозрительной трезвости по великим пролетарским праздникам
‘едьмое ЌоЯбрЯ, Џервое ЊаЯ, „вадцать Џервое „екабрЯ и „ень Џарижской Љоммуны.
Ћрдинарный следователь, не обладающий нюхом и талантом ‘емена €зрайлевича, не
долго думаЯ, засадил бы трезвенника ‘идорова лет на восемь, но ‘емену
€зрайлевичу что-то в доносе показалось подозрительным, вспомнилсЯ
кинематографический опыт сюжетосложениЯ, и „улов принЯлсЯ разыскивать самого
заЯвителЯ. Џрименив классическое, затверженное еще на студенческой скамье cui
bono12, ‘емен €льич затребовал список жильцов квартиры ‘идорова и сразу нашел,
кого нужно: ”ани €саковну Љаплан! ‚от что подсказывала творческаЯ интуициЯ!
Љонечно же, Љаплан! Ќе Љолун никакой и не Љаплун, а именно что <i>Љаплан</i>!<p>
„улов, разумеетсЯ, понимал, что это не могла быть <i>та самаЯ</i>, уже хотЯ бы
по возрасту не могла, но все же навел справки: как и положено ожидать, <i>ту
самую</i> застрелил в день покушениЯ лично комендант ЉремлЯ, облил бензином,
сжег, а что осталось&nbsp;-- зарыл у южной стены: собаке, правильно! и смерть
собачьЯ. Ћрдинарный, опЯть-таки, следователь тут и прекратил бы раскопки, тем
более, что (времЯ-то какое!) содержалась в них значительнаЯ
небезопасность,&nbsp;-- ‘емен же €зрайлевич гениально угадал огромную выгоду,
которую может извлечь из этого дела молодое государство: во-первых, если
гражданку ”. Љаплан посадить&nbsp;-- не выйдет честным советским людЯм
соблазна, распространЯемого самою ее одиозной фамилией, а во-вторых и
в-главных&nbsp;-- попав в лагерь, станет она живой иллюстрацией великого
гуманизма сталинских законов, которые уж если не карают расстрелЯнием самое
”ани Љаплан, так можно вообразить, <i>каким</i> преступникам назначают лагерь.
Ђ ведь и в лагере-то ей никто не поверит, что она не <i>та самаЯ</i>. € слухи
пойдут. ’о есть, они и без того уже ходЯт, что ту, <i>свою</i>, ‹енин простил:
вот пускай основательно и подкрепЯтсЯ!<p>
‚от, сказала ‚ероника Ђндреевна, Я сейчас, выпорхнула из кухни и вернулась тут
же с небольшой стопкою аккуратных школьных тетрадок в полиэтиленовых обложках.
‚от, посмотри: это ‘емен €льич три месЯца назад с воспоминаниЯми выступал в
школе, перед третьеклассниками. Ђ на прощание они подарили нам лучшие свои
сочинениЯ, <i>творческие работы</i>&nbsp;-- так это у них нынче называетсЯ.
Џричем, заметь, работы действительно самостоЯтельные, никто к ним ребЯт
специально не готовил! € ‚ероника Ђндреевна раскрыла перед „олгомостьевым одну
из тетрадок, исписанную старательным ученическим почерком.<p>
<i>‹енин был главарь государства</i>, начал полувслух читать „олгомостьев,
<i>но, несмотрЯ на это, выходил на субботники</i>ѕ Ќе здесь! перебила ‚ероника
Ђндреевна, ниже, и ткнула в нужную строчку длинным, сверкающим перламутром
коготком: <i>когда его ранила Љаплан, народ хотел убить ее. Ќо ‹енин сказал: н
к чему! Ћна ведь тоже человек</i><a href="redsquar_fn.html#fn4">[13. ‚ других
почти то же самое, резюмировала ‚ероника Ђндреевна. —увствуешь?! (Џауза.) Ќет,
не зрЯ, не зрЯ ‘емена €льича тогда в должности повысили и «‡наком Џочета»
наградили! џ б ему и «Љрасного ‡намени» не пожалела, ни «Ѓоевого», ни
«’рудового». утка сказать: в одиночку задумать и провернуть идеологическую
операцию с прицелом на многие десЯтилетиЯ, может, и столетиЯ даже! ‚ сущности,
ведь ни кто иной, как он, по-настоЯщему выловил и навсегда обезвредил самое
”ани Љаплан!<p>
ЌикусЯ!&nbsp;-- вероЯтно, уловив в монологе едва заметный (не кажущийсЯ ли?)
оттенок издевки, резко прервал жену вылизывающий корочкою мЯсную подливку ‘емен
€зрайлевич. ‘овершенно, каздалевский, бабьи мозги, логические! Ћрден!
€деологическаЯ, каздалевский, диверсиЯ! ‘истему выстроила! ‘колько Я тебе
втолковывал, что ни слухи тут не при чем, ни соблазна никакого. Њного ты
видела, чтоб советские граждане протестовали или стрелЯли там в кого-нибудь?
Ћни только железную дорогу взорвать исподтишка способны, пока звездочку
перецеплЯешь, помрачнел ‘емен €зрайлевич и злобно глЯнул в сторону прихожей. Ђ
вот юный, каздалевский, друг менЯ поймет, переключил маэстро внимание на
„олгомостьева. ћный друг у нас, каздалевский, умница. ‘емен €зрайлевич
отхлебнул хереса, откашлЯлсЯ и продолжил: если уж кому выпала фамилиЯ Љаплан,
стало быть, неспроста. ‘тало быть, есть здесь какой-то высший, каздалевский,
смысл и ђука ЏровидениЯ, ђука €сторической, каздалевский, Ќеобходимости. Ђ наше
дело какое? Ќаше дело&nbsp;-- угадывать, чего хочет Џровидение или €сторическаЯ
Ќеобходимость, и по мере сил способствовать его желанию. €ли, каздалевский, ее.
‚от на ‘талина, на €осифа ‚иссарионовича, тут напраслины понавели: дескать,
злодей, каздалевский; тиран, дескать. Ђ что бы он один сделать мог, да хоть бы
и не один, а со всеми своими Ћрганами? …жели б не народное, каздалевский,
желание, желание ЏровидениЯ, €сторической Ќеобходимости? Љурьи мозги, бабьи!
снова почему-то решил обидетьсЯ на супругу.<p>
„олгомостьев слушал раскатившегосЯ вовсю „улова прЯмо-таки раскрыв рот, даже
тревога притихла: марксизм как вера в Џровидение. Њетафизика как высшаЯ ступень
диалектики. Ђ это, пожалуй, тонко подмечено! …жели имЯ тебе, каздалевский,
Љаплан, продолжал учитель, ты и должна, что тебе именем этим назначено,
исполнЯть, а ѓосударство, каздалевский, Ќарод то есть, обЯзан по всей строгости
тебЯ наказывать, и тем более наказывать строго, ежели покуда не исполнила. ‚от
как раньше, при старом режиме, христовы невесты были, так и она&nbsp;--
пожизненнаЯ невеста своего имени, своего, каздалевский, €сторического
ЏредначертаниЯ. € ведь она ж сама тоже это понимала. Ќе сразу, конечно, понЯла,
много мне с ней и повозитьсЯ пришлосьѕ ‘емен €льич! сморщилась ‚ероника
Ђндреевна, котораЯ не любила напоминаний, что муж ее не все ходил в гениЯх и
либералах, а и ]</a><i>возитьсЯ</i> с подследственными ему приходилось, но
‘емен €зрайлевич как-то неприЯтно грубо цыкнул на нее: молчи, каздалевский,
дура! и, оборотЯсь к „олгомостьеву, завершил рассказ: настоЯщее-то, последнее
понимание к ней, видать, уже в лагере пришло. ‚ исправительно-трудовом
учреждении. ‚ернулась как шелковаЯ, менЯ разыскала, благодарила все, спасибо,
каздалевский, говорила, в ножки кланЯлась: вы были правы, ‘емен €зрайлевич, вы
мне, каздалевский, глаза открыли, кто Я такаЯ есть. Љрестный вы мой, вот что! Ђ
ты&nbsp;-- тетрадки, сочинениЯѕ<p>
‘емен €зрайлевич замолчал и мечтательно уставилсЯ в окно, не обратив вниманиЯ
на робкую попытку подруги жизни поправить его отчество. ђечь вымотала „улова, и
был он сейчас весь какой-то обрюзгший, глаза остекленели, как у идиота, изо рта
потЯнулась тонкаЯ слюнка. <i>…сли тебе „олгомостьев имЯ</i>&nbsp;-- <i>имЯ
крепи делами своими?</i>&nbsp;-- встревоженный „олгомостьев попробовал
настроитьсЯ на веселый, легкомысленный лад. ‹юбопытнаЯ историЯ. Џо сюжету
любопытнаЯ, независимо от теорий. —то самое смешное: трезвенник ‘идоров на
свободе осталсЯ, даже неожиданно жилищные условиЯ улучшил за счет соседки. Ћна
ведь, надо думать, донос свой писала, чтобы улучшить их себеѕ Ђ ‘емен-то €льич!
•ар-рош!<p>
‘емен €льич и всегда, впрочем, был хорош. „олгомостьев помнил рассказы его о
Љрыме, о подполье, о том, как, просидев несколько недель в контрразведке у
белых, разгулЯлсЯ потом бывший студент-юрист ’аврического университета, помнил
и под огромным секретом поведанную историю, как судил „улов&nbsp;-- Якобы по
тайному приказу предсовнаркома&nbsp;-- восьмерых свЯщеннослужителей (высшаЯ
мера социальной защиты) и сам приводил приговор в исполнение, как после этого
случаЯ, полгода спустЯ, что ли, стало ‘емену €зрайлевичу не по себе, и с
огромными сложностЯми <i>отпросилсЯ</i> он из Ћрганов, сумев, впрочем, напираЯ
на известное предсовнаркома высказывание, что изо всех, мол, <i>этих ваших</i>
искусств длЯ нас важнейшим ЯвлЯетсЯ кино, вырвать у них напоследок направление
на «Њежрабпом-ђусь», как в тридцать восьмом, когда в кадрах ощутилась серьезнаЯ
нехватка, в приказном порЯдке вернули „улова назад&nbsp;-- не в Ћрганы, правда,
в прокуратуру, да не одно ли все и то жеѕ<p>
‚ероника Ђндреевна, хоть и покраснела, но, сочтЯ, должно быть, что лучшей
реакцией на хамство мужа будет полное отсутствие таковой, разливала сливки в
тарелки с поздней клубникою: домработница вытребовала отпуск, но у ‚ероники
Ђндреевны и у самой получалось отлично: пока „улов с „олгомостьевым набивали
рты куриной лапшою и чуть запеченными в духовке, полусырыми кусками телЯчьей
вырезки, хозЯйка успевала и переменЯть посуду, и рассказывать, и сама, как
птичка, поклевывала с тарелки то одно, то другое. ‘орокапЯтилетнЯЯ птичка.<p>
Ќу и что? Љакой же смысл обрела ”ани €сааковна (уважительно удвоил „олгомостьев
гласную) в жизни? €ли не „олгомостьев эти слова произнес, а тот, рожденный
ролью, сидЯщий внутри „олгомостьева? ‚ероника Ђндреевна молча ела клубнику.
„улов глЯдел в окно. Ља'гтавый чуть было не повторил свой вопрос, но
„олгомостьев понЯл, что его слышали, и остановил Ља'гтавого. ‡ависла пауза. Љак
шутили у них в институте Љультуры: вошла Џаза. „евушка такаЯ: Џаза по имени.
Ќаконец, „улов зловеще ответил: какой-какой? џсно какой! Љаздалевский! Ќо,
несмотрЯ на любимое словечко, словно как не „олгомостьев спрашивал, так и не
„улов это отвечал. „олгомостьев сглотнул вЯзкую, нехорошую слюну. Ђ автобусом
она никогда не управлЯла? Њало ли чему в лагере научишьсЯѕ<p>
€ди, ‘емен €льич, прилЯг после обеда, сказала ‚ероника Ђндреевна, когда „улов
съел добавку и еще добавку. €ли лучше погулЯй, подыши воздухом. Ќе пойду-у,
капризно выпЯтил губку ‘емен €зрайлевич. ’ам менЯ <i>эти</i> поджидают. Ѓить,
каздалевский, будут&nbsp;-- за то, что Я тебе на них наЯбедничалѕ Ќе будут, не
будут! настаивала ‚ероника Ђндреевна на своем, но тут не очень ловко влез
„олгомостьев с тем, что он, увы, уже убегает, потому что через час у него
поезд, и получилось так, что „олгомостьев намекает ‚еронике Ђндреевне, что не
стоит ‘емена €льича гнать, потому что все равно незачем. ‘емен €льич, впрочем,
неловкость не понЯл, а понЯли только ‚ероника Ђндреевна (и то не как
неловкость, а как обиду, и по-детски надулась) да сам „олгомостьев (и
покраснел). “ менЯ, знаете, поезд, снова промЯмлил и длЯ доказательства,
которого никто не спрашивал, вытащил два билетика. ‘ кем это ты, интересно,
едешь? ехидно удивилась ‚ероника Ђндреевна. Ќе с <i>оператором</i> ли? ‘
оператором, совсем уж шепотом соврал „олгомостьев. ‘ €ваном ‚асильевичем.
ќсвэ?&nbsp;-- ехидство ‚ероники Ђндреевны, разглЯдывающей на свет картонные
прЯмоугольнички, потерЯло предел.<p>
Љаздалевский! услышал „олгомостьев, когда, пробежав в обход лифта по
двадцатисемипролетной лестнице&nbsp;-- в надежде разогнать смущение, с которым
покинул гостеприимную квартиру,&nbsp;-- оказалсЯ на улице.
Љаз-да-ле-е-е-е-е-е-е-вски-и-и-и-ий!.. Ћн задрал голову. „улов, свесившись из
окна, кричал: ты новость слыхал? Ќаденька-то наша в дурдом загремелаѕ ‚от так
вот: в сумасшедший до-о-о-о-о-о-омѕ •е-хе-хе-хе-хе-хе-хеѕ<p>
„олгомостьев выбежал со двора и пустилсЯ по желтому изогнутому переулку.
Ѓезумные глаза лысой невесты, улыбаЯсь, провожали кинорежиссера.<p>
Џереулок поначалу был безлюден, словно натура, подготовленнаЯ длЯ съемок
научно-фантастической картины о нейтронной войне. Ќо вот навстречу попалсЯ
грузин, с ловкостью эквилибриста несущий на полувытЯнутых руках четыре, один на
другой составленных Ящика с финским черносмородиновым соком к желтым
«†игулЯм»-универсалу; потом двое летчиков-офицеров, громко беседуЯ, размахиваЯ
руками, вынырнули из-за угла; продавщица в синем халатике, с фирменным значком
на правой груди&nbsp;-- значок подрагивал,&nbsp;-- перебежала дорогу; вот
переулок влилсЯ в другой, пошире, и вдоль него, слева и справа, стоЯли
блестЯщие, вымытые, разноцветные автомобили; вот уже и улица ѓорького зашумела,
показалась в вырезе высокой арки, и „олгомостьев вклинилсЯ в не слишком против
обычного густую, но все-таки толпу. ‹юди навстречу шли всё здоровые, молодые,
веселые, а если и озабоченные, то чем-нибудь непременно приЯтным, вроде,
например, покупки некой красивой вещи или выбора ресторана, где уютнее всего
было бы поужинать. ЌельзЯ сказать, чтобы прохожие улыбались „олгомостьеву, но и
ничего зловещего не наблюдалось на их лицах, и даже милиционеры, которых много
набралось в сумме среди прочего народа, казались вежливыми и добродушными, как
в довоенных и первых послевоенных фильмах.<p>
Ђ что? подумал „олгомостьев. ‘ чего бы народу хмуритьсЯ, злобитьсЯ? ‚едь
действительно&nbsp;-- жить-то стало хорошо. ‚от хотЯ бы по сравнению с теми
временами, о которых рассказывали за обедом „уловы. ‚ременами, которые
где-нибудь в €ране или, скажем, в Љамбодже как раз в полном разгаре, а у
нас&nbsp;-- кончились. ‘колько лет уже можно спокойно засыпать в собственной
постели, не прислушиваЯсь к шуму каждого проезжающего автомобилЯ (автобуса?
ехидно спросил кто-то посторонний, но „олгомостьев только отмахнулсЯ), не
опасаЯсь ночного звонка в дверь! „а и голодающих Я что-то не встречал, хоть и в
провинции. „аже если в магазинах пусто, в любом доме, куда ни зайди, чего
только нет на столе. Ќе говорЯ уж о деревне. € одеваютсЯ хорошо. € квартиры
получают. Ќу, может, не Ѓог весть какие, а все ж отдельные, и уже не всЯкий миг
твоей жизни на глазах общественности. „а и общественность нынче не очень лазит
в чужие кастрюли, словно совсем ее, общественности, не стало. ђассосаласьѕ Ђ
кому слишком приспичит&nbsp;-- тот и «Љонтинент» достанет, и собрание сочинений
‘олженицына. Ћно ведь и во все времена серьезные книги немногие читали. ќстонцы
вон финское телевидение смотрЯт, а кто понастырней да полюбопытнее&nbsp;-- и
шведское. € так вот, мало-помалу, не дергаЯсь, не кидаЯсь в крайности, и надо,
наверное, жить, и с каждым годом будет все лучше и лучше, все спокойнее и
богаче, а там, лет через двести, и все равно, вероЯтно, станет, как эту жизнь
называть: коммунизмом или еще чем-нибудь. Ђ чтобы не раздражатьсЯ на очереди и
мелкие несправедливости от начальства, которое тоже есть жизнь, одно только и
требуетсЯ: перестать обращать внимание на лозунги и прочую пропаганду,
перестать злорадно ловить власть на слове, что вот-де вы говорите, что
идеально, что лучше всех, а на самом делеѕ Ќу, пусть не лучше, пусть
средне&nbsp;-- это-то ведь тоже многого стоит! Ђ они пускай себе говорЯт, чт им
нравитсЯ, в конце концов, это их делаѕ Ђ жизнь воспринимать просто, как
данность, как безвозмездный подарок судьбы, не портить ее мыслЯми о смерти,
которой все равно не избежишь, и любовно и благодарно строить человеческие
отношениЯ с близкими, уютно обставлЯть дома и растить добрых и счастливых
детей. Ѓольшинство-то давно уже так и поступает. € на лозунги не то что не
обращает вниманиЯ, а улыбаетсЯ им, как улыбнешьсЯ иной раз щенку, самозабвенно
гонЯющему никому не нужную палкуѕ<p>
‚ метро было совсем свободно, вежливый голос дублировал названиЯ станций
по-английски, и от этого знакомые слова остранЯлись, заставлЯли вслушиватьсЯ в
себЯ, проникать в смысл.<p>
ѕ€ с ђээт надо будет повести себЯ, будто ничего особенного не случилось. ’огда
так оно и окажетсЯ, что не случилось, а просто стечение обстоЯтельств. Њало ли
чего мне нафантазировалось! Ќу, то есть, конечно, поинтересоватьсЯ, что ее
задержало, и даже с некоторой обидою поинтересоватьсЯ, но и непременно с полной
уверенностью, что ничего не случилось и случитьсЯ не может. Ђ потом улыбнутьсЯ
и спросить: ну что, ты, наконец, поцелуешь менЯ?..
<h2>
<a name="RTFToC5">4.
ЏЋ‚€‚Ђ‹њЌЂџ ЃЂЃЉЂ ‹ћЃ‚€
</a></h2>
Ќет, ответила ђээт. џ тебЯ не поцелую. џ тебЯ никогда больше не стану целоватьѕ
Ќу, тогда дай Я поцелую тебЯ, еще шире, еще безмЯтежнее улыбнулсЯ „олгомостьев.
Ћн знал уже, что <i>всё</i>, он и утром, на вокзале, знал что <i>всё</i>, и
днем, на Љрасной площади, а уж особенно&nbsp;-- когда фантазировал, но тут одна
оставалась надежда, не надежда даже&nbsp;-- один способ вести себЯ: не знать и
не понимать. ‹адно-ладно, пошутил. Ќо поговорить-то с тобою можно? •оть
спросить у тебЯ <i>почему</i>?<p>
ђээт застегнула под простыней пуговку на юбке, подумала, что надо бы попросить
„олгомостьева отвернутьсЯ, что нехорошо ей прыгать с верхней полки при нем, а
потом подумала, что вот как раз нехорошо просить отвернутьсЯ&nbsp;-- все равно,
что кокетничать, наводить внимание любовника на собственное тело, и тогда
оперлась правой рукою на соседнюю полку, напрЯгла бицепсы и бросила корпус в
центральный провал купе, на ноготь не задев „олгомостьева напедикюренными
пальцами, и, едва коснулась бордового коврика, поезд мЯгко тронулсЯ. ђээт села
к окну, ну, спрашивай, сказала, что б ты хотел услышать? € кивнула на место
напротив, через столик, через цветы в папильотках. ‚ пЯтом вагоне у менЯ ‘‚.
‘пециально купил, длЯ нас с тобою. Њожет, туда? Ђ кто тебе мешает здесь?<p>
Ђ ведь и действительно: не мешал никто. Љроме ђээт и „олгомостьева, пришедшего
<i>в гости</i>, в купе не было ни души. „олгомостьеву и не подумалось, когда
заказывал на студии два места в ‘‚, что в поезде, соединЯющем заблокированные
олимпийские города, должно быть просторно. ‚прочем, директор билеты все равно
оплатит, и один и второй. Џридумает как.<p>
Ќекомплект купе, надо полагать, и длЯ ђээт оказалсЯ неожиданным, но в любом
другом случае она только бы радовалась, а тутѕ ‹учше бы уж какие-нибудь соседи,
какие угодно, хоть с младенцем орущим. Љонечно, при соседЯх ђээт не стала бы
объЯснЯтьсЯ с „олгомостьевым, вышла бы в коридор, в тамбур, но вот в этом-то
все и дело: мимо ходили бы люди, не допускаЯ совершенно не нужного ей длЯ
сегоднЯшнего разговора интима. —естно сказать, ђээт боЯлась „олгомостьева,
боЯлась, что он снова ее <i>уговорит</i>. Ђ пуще боЯлась себЯ, что и без
уговоров броситсЯ на шею, потому что под сороковой юбкою любила его, потому что
в ђээт вызревал его ребенок, потому, наконец, что с горизонта исчез ‚елло, и
ђээт на какое-то стыдное мгновение ощутила, что рада, что он исчез. ’ем более
следовало держатьсЯ особенно твердо.<p>
„олгомостьеву чуть не до слез обидно стало за свои хлопоты: за цветы&nbsp;--
первые и вторые, за ключи от сезановской мастерской, даже за на студии
заказанные холЯвные ‘‚, и он подумал: не уйти ли? ‚ конце концов, он перед ђээт
ничем не провинилсЯ, и она еще пожалеет, еще извинЯтьсЯ станет. Ќо это
промелькнуло секундою, потому что тут же, тем же прежним холодком под желудком
понЯл „олгомостьев, что если уйдет, ђээт, может, и действительно пожалеет, но
извинЯтьсЯ не станет, а когда он, не выдержав, вернетсЯ (конечно, вернетсЯ,
куда ж он денетсЯ!), она, как и в первом своем воплощении, просто произнесет то
самое словечко <i>мразь</i> и откажетсЯ и слушать, и разговаривать. €, самое
смешное, будет права. Ђ „олгомостьев потерЯть ђээт боЯлсЯ. € если даже только
из самолюбиЯ боЯлсЯ&nbsp;-- тем более другое самолюбие, теперешнее, мелкое,
следовало спрЯтать в карман и попробовать ђээт <i>уговорить</i>.<p>
<i>“говаривать</i>&nbsp;-- в этом, собственно, и состоЯл единственный
долгомостьевский способ обольщениЯ женщин, ибо внешность „олгомостьев имел так
себе, плюгавенькую, денег особых у него тоже не водилось: не нищенствовал,
конечно, но до какого-нибудь там грузина с –ентрального рынка или мальчика из
«Њеталлоремонта» было „олгомостьеву ой как далеко; а обаЯние профессии,
причастность, так сказать, к <i>волшебному миру искусства</i>, признавалось в
последние годы, после бума шестидесЯтых, все меньшим и меньшим числом людей, а
некоторыми даже прЯмо и несколько презрительно отрицалось, вот тою же хотЯ бы
светлоокою ђээт. Ћднако, и на разговоры клевали далеко не все дамы,
привлекающие „олгомостьева, но с хранительницею из ђокка-аль-маре ему, надо
сознатьсЯ, повезло, ибо не мужской брутальности, не ласкам и не эмоциональному
напору суждено было хранительницу разбудить, раскрыть, но именно словам,
причем, словам, описывающим самые что ни на есть высокие, самые абстрактные
понЯтиЯ. ђээт и отдалась-то „олгомостьеву в первый раз исключительно через
слова.<p>
“же Ѓог весть сколько встречались, и ђээт разрешала целовать себЯ под соснами
Ќымме, но как ни старалсЯ „олгомостьев довести ее, чтоб она потерЯла голову,
чтобы позволила сделать с собою все, что угодно, все, что „олгомостьеву
заблагорассудитсЯ, никак у него это не получалось. ‘ам только заводилсЯ до
того, что, возвращаЯсь в два-три ночи в гостиницу, едва передвигал ноги от боли
в паху, чего, кстати заметить, не случалось чуть ли ни с семнадцати, с той,
первой ђээт. ЏрЯмо-таки, если б не ее возраст, впору было подумать, что ђээт
нынешнЯЯ еще <i>девочка</i>. „а „олгомостьев бы, несмотрЯ и на возраст, так
подумал, когда б не знал точно, что ђээт в разводе.<p>
„олгомостьев и так, и эдак подступалсЯ к ђээт с беседами, она отвечала, что да,
конечно, и она любит, и она <i>хочет</i>, но никогда, дескать, в жизни не
ходила и не пойдет в гостиницу, а ее дом&nbsp;-- не ее дом, а дом ее матери и
покойного отца, и там она тоже не посмеет <i>грешить</i>. Ћна говорила, что
обЯзана уважать себЯ, что это единственнаЯ ее обЯзанность и, если угодно,
прихоть. Љогда человек чего-нибудь действительно хочетѕ пыталсЯ было парировать
„олгомостьев, но натыкалсЯ на голубоватый лед глаз хранительницы: может, ты
желаешь, чтоб Я легла прЯмо здесь, под соснами, как <i>русскаЯ свиньЯ</i>?<p>
ѓолубоватый хоккейный лед.<p>
‚ тот вечер (собирались на польское автородео, „олгомостьев зашел за ђээт)
матери дома не оказалось, а пока ђээт прихорашивалась, полил такой дождь, что
волей-неволей вынуждены были остатьсЯ дома. ђээт нервничала, не находила места,
наконец, придумала, чем занЯтьсЯ: пошла варить кофе. „олгомостьев двинулсЯ было
за нею, но она не позволила переступить и порог: мужчинам, сказала, на кухне
делать нечего. Ћттого, что ђээт нервничала, оттого, что в квартире они были
одни, а за окнами шумел дождь, оттого, что в комнате стоЯл мЯгкий сумрак, в
котором особенно отчетливо белела краЯми из-под пледа постель ђээт, оттого,
наконец, что самое ђээт долго не было в комнате, но близкое ее присутствие
улавливалось слухом и распространЯло аромат прожаренного кофе, „олгомостьеву
так захотелось эту женщину, как не хотелось никогда, даже там, под соснами, и,
едва ђээт вошла и осторожно опустила на столик поднос с джезвою, сахарницей и
чашками, „олгомостьев обнЯл желанное тело сзади, крепко смЯл грудь, стал
медленно разворачивать ђээт к себе, чтобы поцеловать и уже не выпускать из
поцелуЯ, пока они не впишутсЯ в белеющую раму постели, пока не <i>возьмет</i>
он хранительницу из ђокка-аль-маре и они не откинутсЯ головами на подушку,
обессиленные и счастливые.<p>
’огда очень хорошо будет выпить кофе, и не беда, что тот успеет остыть.<p>
Ќо ђээт оказала неожиданное и сильное сопротивление: ты хочешь, чтоб Я тебЯ
выставила? „олгомостьев уселсЯ в угол, в кресло, и принЯлсЯ молчать. џ ж тебе
все объЯснила, сказала, извинЯЯсь, ђээт и подала чашечку. „олгомостьев крупными
глотками выпил кофе, поставил чашечку на ковер&nbsp;-- не хотелось
вставать&nbsp;-- и принЯлсЯ говорить. ѓоворил об их любви и об их возрасте, о
сложности мира и относительности принципов, о пределе, до которого можно
унижать мужчину и после которого нельзЯ, и еще о чем-то, о чем-то и о чем-то,
чуть ли, кажетсЯ, не о третьей мировой войне: в голове не было никакого плана,
„олгомостьев сам не знал, куда понесет его в следующую минуту. ѓолос был
намеренно тих и ровен, речь плавна и внЯтна, и в какой-то момент „олгомостьев,
увидев и услышав себЯ со стороны, чуть улыбнулсЯ, потому что, конечно же, это
был не он, а какаЯ-то сцена из какого-то западного фильма или спектаклЯ. €з
интеллектуального шлЯгера. €з Ђнтониони. €з †ана-ЏолЯ ‘артра. Ќе Ља'гтавый ли?
усомнилсЯ „олгомостьев&nbsp;-- но нет: на Ља'гтавого пока не похоже.<p>
Њинуточку, сказала ђээт. Џодожди минутку. € вышла. Ќеужели? подумал
„олгомостьев. Ќеужели <i>уговорил</i>? € действительно: ђээт вернулась в одном
розовом прозрачном пеньюарчике, отвернула угол пледа на постели, легла,
расставила ноги и согнула их в коленЯх и тогда уж прикрыла голубые свои глаза.
‚се это ђээт проделала с такою уморительной серьезностью, ч