е. Ѓог не любит тех, кто боитсЯ.</i><p>
<i></i>‚ ту пору ‹ика еще не боЯлась ничего. „ва года назад она не испугалась
войти в кабинет <i>главного;</i> не испугалась показать в короткий
испытательный репетиционный срок, который <i>главный</i> назначил, все, на что
способна, все, чем была; не испугалась потребовать и от ђежиссера всего, на что
способен он; ‹ика не испугалась и пришедшей к ней славы; не испугалась одной за
другою идущих к ней главных ролей; не испугалась и этой, самой своей ѓлавной,
роли: <i>џ только говорю, что волЯ …го свершилась, пусть даже Ћн пожелал
послать мне гордыню и осудить менЯ на вечные муки. ‚едь это тоже …го право.</i>
…й, наверное, и в самом деле грозили вечные муки, но не могла же она
противитьсЯ голосам, которые так давно и так внЯтно заклинали ее: <i>†анна!
†анна! —его ты ждешь? ‚еликаЯ беда грозит ”ранцузской державе!&nbsp;-- </i>и
пусть, что звали ‹ику не †анною, она прекрасно понимала, какой державе грозит
великаЯ беда. ‘лова ее маленького умного Љарла: <i>простолюдины станут
хозЯевами королевства через несколько веков&nbsp;-- и наступит пора резни и
самых чудовищных заблуждений,</i> звучали бы страшным пророчеством, если бы она
могла забыть хоть на мгновение, что написаны они совсем недавно, каких-нибудь
два десЯтка лет назад, когда она уже существовала на этой ‡емле, а пророчество,
отвратительно и неотвратимо сбывшеесЯ, унесло не один миллион жизней,
искалечило не один миллион душ. Џонимала она и то, что ее, уже ступившую на
стезю, <i>не ждет никаких счастливых концов, никаких концов, которым нет
конца,</i> и когда она кричала в зал с занЯвшегосЯ бутафорским пламенем костра:
<i>распЯтье!</i> ЂрсениЯ, сидевшего с ђавилем в полутьме девЯтого рЯда, на
чужих местах, натурально подирал по коже мороз, потому что крик этот был
стопроцентно истинен, потому что Ђрсений знал и в собственной жизни моменты,
когда ему, атеисту, точно так же хотелось закричать: <i>распЯтье! „айте
распЯтье! “молЯю вас, дайте распЯтье!</i><p>
<i></i>€мелись в ђоли и расхождениЯ с ‹икиной биографией: например, †анна куда
смиреннее реагировала на побои отца: <i>больно он тебЯ? „а. Ѓил сплеча. Ќичего
не поделаешь, терпи. Ћтец ведь. џ и терплю. € пока он менЯ бил, Я молилась за
него, чтобы ѓосподь его простил,</i> но тут же, через несколько минут, и
оправдывала ‹ику: <i>Я знаю, что Я гордаЯ, но ведь Я „ева ѓосподнЯ. € если бы
…му не нравилось, что Я гордаЯ, разве Ћн посылал бы мне ‘воего архангела в
сверкающих одеждах и ‘воих свЯтых угодниц, облаченных светом?</i> ЌепорочнаЯ
†анна оправдывала даже ‹икину любовь к ‚иолончелисту: <i>Я не такаЯ ученаЯ,</i>
говорила, <i>но Я знаю, что только дьЯвол безобразен, а все, что
красиво&nbsp;-- творение Ѓожие,</i> даже ‹икин от ‚иолончелиста уход: красота
ведь напрочь исчезла с лица Џервого ‚озлюбленного, как только злоба и отчаЯнье
поселились в его душе.<p>
‘ама же ‹ика, играЯ на сцене эту свою последнюю ђоль, была красива, как никогда.
<h3>
<a name="RTFToC109">93.</a></h3>
Ќелепо надеЯтьсЯ, что удастсЯ выжить, когда трагическаЯ роль, которую
исполнЯешь, приходитсЯ точь-в-точь впору. € нужды нет, что покуда с тобою
слава, искусство, любовь,&nbsp;-- †анна ведь тоже попала на костер не вдруг.<p>
‘о ‚торым ‚озлюбленным, †ивописцем, ‹ика жила в небольшой, заброшенной на
окраину, но впервые <i>собственной</i> квартирке, хотЯ существовало еще два
места, где он проводил ночи: дом его родителей и сыраЯ подвальнаЯ
комнатка-мастерскаЯ на бульварном кольце. ‘ †ивописцем ‹ика зарегистрирована не
была,&nbsp;-- он сумел убедить: только брак, заключенный под архитектурно
совершенным, синим до черноты куполом –еркви Њира, что ночами глЯдит на них
мириадами всевидЯщих Ѓожьих глаз, может считатьсЯ свЯщенным; ему, уверЯл
†ивописец, претит замешивать в их с ‹икою отношениЯ дьЯвола тоталитарного
государства. ‘воего ключа от мастерской ‹ика не имела, однако когда †ивописец
работал, ‹ика нередко проводила мучительные и счастливые часы с его полотнами,
которым, казалось, никогда не покинуть этих тесных, пахнущих плесенью стен.
‹ика узнавала на холстах то Ярославскую (†ивописец никогда в џрославле не
бывал) щербатую кирпичную булочную, скособоченную на самом загибе ‡емли, то
испещренные непристойными надписЯми, серые от времени заборы, под которыми
росли пыльные лопухи и всегда полуоблетевшие одуванчики, то едва держащуюсЯ на
хрупком стебельке шеи раздутую голову макроцефала с глазами, полными
непередаваемой вовне мысли,&nbsp;-- и актрисе становилось жутко оттого, что
страшный, неуютный мир, осколки которого разбросаны по мастерской, живет не в
одном сумрачном воображении †ивописца, но составлЯет фон, а отчасти и
содержание реального ‹икиного бытиЯ. ‘транные названиЯ вроде <i>“л. Џр.
Ѓогородицы</i> или <i>2-й тупик им. €. €. •риста</i> записывались в этом мире
на мгновенно узнаваемых, повершенных жестЯными шалашиками, что бессмысленно
прикрывают вечно перегоревшие лампочки, прибитых ржавыми гвоздЯми к дощатым
стенам полусгнивших бараков жестЯных полукружьЯх; по обводу арки метро,
напоминающего «‹ермонтовскую» и «Љропоткинскую» одновременно, шла рельефнаЯ,
литаЯ из нержавейки надпись <i>€‘ЉЂђ€Ћ’›;</i> громады многоэтажных корпусов
представали в мертвенных отблесках болотных огоньков очередного салюта;
краснорожерукие апостолы, требуЯ за послушничество хлеба и вина, приставлЯли
ножи к горлу болезненного “чителЯ: пусть, мол, хоть от себЯ отрезает, пусть,
мол, цедит хоть из собственных жил,&nbsp;-- и надо всем этим миром, на
маленьком квадратном холстике, к помощи которого ‹ика прибегала, когда ей
совсем уже становилось невмоготу, висела в пространстве ничем не поддерживаемаЯ
пудоваЯ гирЯ <i>‚…ђ›.</i> ‘лужил ‚торой ‚озлюбленный где-то в издательстве,
очень прилично зарабатывал на иллюстрировании детских книжек, одевалсЯ у
фарцовщиков, ездил в перекрашенных перламутрово-изумрудной краскою «жигулЯх».<p>
€звестие о том, что ее ђежиссера взЯли, застало ‹ику на длительных
ленинградских гастролЯх, и невыполнение естественного решениЯ: в то же
мгновение покинуть театр (уже все равно с какой буквы)&nbsp;-- стоило ей долгой
тЯжелой болезни, локализовавшейсЯ внизу живота, там, куда бил ‹ику в свое времЯ
отец и откуда выскребали потом ребенка Џервого ее ‚озлюбленного. ‹ика
готовилась принЯть справедливую смерть и потому наотрез отказалась покинуть
гостиничный номер ради пахнущей кухнею коммунальной больницы чужого города, но,
по настоЯнию администрации, вынуждена была трижды в день принимать пухленькую
чернЯвую медсестру: белый халат под плащом, никелированный стерилизатор,
вмещающий шприц, иглы и запах эфира,&nbsp;-- в сумочке. Њедсестру, тут же
перезнакомившуюсЯ и, кажетсЯ, переспавшую с наиболее знаменитыми актерами их
труппы и непрошеными откровенностЯми набившуюсЯ ‹ике чуть ли не в подруги,
звали €ей, и еще около года ‹ика не знала, что €Я уже внесла в ее трагическую
жизнь так несвойственный последней привкус мелодрамы. Ћбласти ‹икиного
сознаниЯ, из которых уколами мало-помалу удавалось изгнать болезнь, €Я тут же
стремилась заполнить рассказами о бесчисленных любовных похождениЯх и
переживаниЯх, рассуждениЯми о выгоде и невинности стукачества, планами
партийной карьеры и сетованиЯми на жмотистого мужа-евреЯ, у которого она все
равно что положено оттЯгает. ЌадломленнаЯ болезнью и первым&nbsp;-- первым
ли?&nbsp;-- своим предательством, ‹ика, вернувшись после отпуска на службу,
почти равнодушно узнала, что из спектаклей ђежиссера (а в других она давно не
играла) в репертуаре осталсЯ только «†аворонок», и то потому лишь, что едва не
он один спасал театр от полного финансового краха. ‚о дворе горел костер,
составленный из рекламных щитов ђежиссеровых спектаклей, и ‹икино лицо,
увеличенное фотографом во много крат и многократно же размноженное, корчилось,
чернело и исчезало навеки в клочьЯх небутафорского пламени.<p>
Ћни продолжали спать с †ивописцем в одной постели, но ночи их, и прежде не
особенно жаркие, стали почти совсем уж целомудренными, ибо болезнь покидала
облюбованное ею тело медленно и без охоты. Џоэтому, когда ‚торой ‚озлюбленный
изменил ‹ике с приехавшей в Њоскву на недельку&nbsp;-- за трЯпками&nbsp;-- и
остановившейсЯ у нее €ей,&nbsp;-- донельзЯ довольнаЯ €Я под маркой раскаЯниЯ
сама и доложила подруге об этой измене,&nbsp;-- ‹ика своего ‚озлюбленного
понЯла, даже, пожалуй, простила, но видетьсЯ с ним больше не пожелала. …е, уже
попробовавшую предать, даже удивила собственнаЯ непреклонность, однако ‹ика
поделать с собою ничего не смогла.
<h3>
<a name="RTFToC110">94.</a></h3>
‹ику обстало одиночество. ЌевнЯтные покаЯнные письма, которые она слала
ђежиссеру по странному, из одних цифр состоЯщему адресу, оставались без ответа;
возможно, отвечать уже было просто некому,&nbsp;-- тем более это молчание
угнетало ‹ику; в театре она не получала никаких ролей: новый <i>главный,</i>
хоть и был глуп, обладал врожденным идеологическим нюхом овчарки; нюх
подсказывал: необратимо раскрывшаЯсЯ в спектаклЯх ђежиссера ‹икина
индивидуальность, сама по себе, независимо от мизансцен и текста, враждебна
‘истеме,&nbsp;-- и это интуитивное ощущение <i>главный</i> облекал зловещим
рычанием: актриса €мЯрек&nbsp;-- <i>некрасиваЯ;</i> в зале&nbsp;-- ‹ика
угадывала&nbsp;-- все меньше и меньше оставалось людей, сочувствующих ее †анне:
времЯ менЯлось, и публика менЯлась вместе с ним; фильм, где ‹ика,
говорили&nbsp;-- сама она видела только кусочки, на озвучании&nbsp;--
блистательно сыграла главную роль, лег навечно на полку, после чего, до
Ђрсениева эксперимента, сниматьсЯ ‹ику уже не приглашали; бестелефоннаЯ, на
самом краю города, на <i>‘укином болоте,</i> квартира не приманивала и без того
немногочисленных знакомых и мелкими, но постоЯнными напоминаниЯми&nbsp;-- запах
трубочного дыма, например,&nbsp;-- об изгнанном оттуда †ивописце подчеркивала
полную свою изолированность от мира; подругу завертел очередной&nbsp;-- ‹ика не
помнила который уже по счету&nbsp;-- вихрь, и уловить подругу стало невозможно;
Ѓог молчал.<p>
Ѓолее других мест похожий на мир †ивописца ‹енинград&nbsp;-- город традиционных
гастролей&nbsp;-- обрушилсЯ на ‹ику воспоминаниЯми о предательствах: ею и
ее&nbsp;-- и вытолкнул на подоконник восьмого этажа одной из своих гостиниц.
Ђх, как было бы хорошо! подумала ‹ика, глЯдЯ на поблескивающую внизу, такую
ностальгическую в этом мире асфальта булыжную мостовую, как спокойно и вместе с
тем&nbsp;-- <i>трагично!</i> Ђктерское воображение подхватило идею, разыграло
как по нотам и едва не заманило к действию, но четыре удара в дверь, ритмически
повторившие бетховенскую тему рока, на несколько мгновений вернули ‹ику к
реальности&nbsp;-- на те несколько мгновений, что продлили житие на пЯть с
небольшим лет. ‚ незапертый&nbsp;-- вполне ли случайно? позже спросит ее
Џсихиатр&nbsp;-- номер вошли беззаботные знакомые из прошлой жизни, принесли
фрукты, шампанское, коньЯк и огромный ворох поздних цветов. ‚се&nbsp;-- чуточку
навеселе, и, пожалуй, один, коренастый, с залысинами, вклинивающимисЯ в
курчавую шевелюру, и черными глазами (за ними тЯнуло предположить не
ограниченную глубину Яблока, но бесконечность небытиЯ) еврей, с которым (‹ика,
несмотрЯ на странное ощущение dejavue, готова была поклЯстьсЯ и в этом) она
встретилась впервые,&nbsp;-- разгадал, впрочем, довольно презрительно, значение
ее странного местоположениЯ в номере. € так как только благодарЯ вторжению
развеселой компании завтрашний «†аворонок» оказалсЯ неотмененным, все они
получили на него приглашение.<p>
ЏоЯвлениЯ после спектаклЯ в гримерной столь индифферентного вчера евреЯ ‹ика не
ожидала. Ћднако когда этот взрослый, много старше ее, серьезный,
сосредоточенный на чем-то внутри себЯ человек упал перед нею на колени и,
словно из прошловекового бульварного романчика, сказал: так, как играли ‚ы, не
играет никто. Ѓыть подле ‚ас&nbsp;-- высшее счастие. ‘таньте моей
женою,&nbsp;-- или что-то в этом роде, ‹ика, не задумываЯсь, кивнула: да, и не
из-за dejavue, и не из-за неимоверных убежденности и убедительности, звучавших
в комичных, как все предложениЯ, словах, а потому что ‹ике показалось в тот
момент: выйти за нелюбимого, нет! за пока незнакомого человека&nbsp;-- грех
меньший, чем грех самоубийства. Ђ других вариантов ‹ика длЯ себЯ не видела. €
уж коли мы не имеем права называть евреЯ ни ’ретьим ‚озлюбленным, ибо ему так и
не удалось стать им, ни Џервым Њужем, ибо ‚торой находитсЯ вне пределов житиЯ,
ни Њужем …динственным, ибо оставил ее, а тот, ‚торой, все-таки
существует,&nbsp;-- мы, вслед родителЯм, так сильно желавшим видеть сына
непременно счастливым, что заклинавшим ‘удьбу, дадим еврею имЯ ”еликс, но
позволим себе пользоватьсЯ и записанным с большой буквы наименованием его
профессии: Џсихиатр.<p>
Џравнук гадалок и колдунов, внук известной петербургской прорицательницы и сын
бесследно сгинувших в положенное им времЯ большевиков, человек, в жилах
которого с еврейской смешалось не меньше двадцати самых экзотических кровей, он
уже в двадцать шесть лет стал доктором наук и крупнейшим в стране гипнотизером,
что, впрочем, не уберегло его от банальной ошибки при выборе первой супруги. Ћ
ней Џсихиатр обмолвилсЯ ‹ике только однажды, сказав, что та постоЯнно лгала,
что будто в этом качестве и сосредоточились длЯ Џсихиатра все ее скверные
свойства, и дополнил контур несколькими штрихами: у жены жила кошка, котораЯ
вызывала во мне брезгливость. Њерзкое животное. (Џсихиатр всегда говорил как-то
не по-русски.) џ просил: никогда не бери ее на руки. †ена обещала. џ пришел с
работы и увидел: кошка спрыгнула с ее колен. ‡ачем ты брала кошку? спросил у
жены Я. џ? ее глаза голубели бездонной искренностью. ‚овсе нет. „лЯ менЯ это
был конец. Џомолчал и повторил снова: мерзкое животное. ‘мутнаЯ догадка,
вызваннаЯ обрывками случайно запавших в памЯть прошлогодних разговоров,&nbsp;--
вот, наверное, откуда и dejavue!&nbsp;-- мелькнула в ‹икином мозгу, и ‹ика
спросила: твою жену звали €ей? Џсихиатр утвердительно кивнул, прикрыв на
мгновенье бездну глаз тЯжелыми веками. Њелодраматическое отступление
окончилось, снова открыв дорогу чистой трагедии.
<h3>
<a name="RTFToC111">95.</a></h3>
Љогда ‹ика понЯла, что не только длЯ нее, но и длЯ ”еликса, подвижную психику
которого разнообразные проЯвлениЯ <i>‘истемы</i> доводили почти до предела,
брак не более чем попытка к бегству,&nbsp;-- она уже понесла во чреве. ‘ама по
себе, физиологически, беременность, насквозь пропахшаЯ больницею, была очень
тЯжела, но все-таки&nbsp;-- поверх смутного футурологического страха за судьбу
зреющего под сердцем плода&nbsp;-- несла ‹ике и сильное сиюминутное облегчение,
так как нормальным, законным образом отторгала на некоторое времЯ от театра,
атмосфера которого действовала на актрису крайне скверно, вплоть до того самого
подоконника. ‚ положенный срок Ѓог дал им с Џсихиатром дочку и дал ‹ике сил ее
родить, ибо сил на это потребовалось больше, чем можно было вообще предположить
в маленькой, хрупкой, измученной токсикозом ‹ике. ‚сего через какие-то три
месЯца, едва дочка сумела распрЯмитьсЯ из сделавшегосЯ ей привычным утробного
положениЯ и вытЯнутьсЯ в кроватке во весь свой крохотный рост, стало очевидным,
что она унаследовала от отца не одни внешние приметы, но и фамильные
способности к мистике, однако ‹ику, не настолько влюбленную в Џсихиатра, чтобы
мечтать о его повторении, это скорее огорчило, чем обрадовало.<p>
Ќи переезд в Њоскву, на новое место, потребовавший от ”еликса огромных затрат
энергии, но в конце концов принесший-таки и собственную лабораторию, и
оборудование лучших фирм, и желаемую&nbsp;-- правда, со значительными
оговорками&nbsp;-- тему, ни заботы, свЯзанные с ребенком, не смогли притупить
повышенную восприимчивость Џсихиатра к тому, что творилось вокруг, слишком
надолго, и любаЯ очередь, грЯзь под ногтЯми продавщицы или недовешивание ею
традиционных десЯти граммов, перебои с водой, пьЯные у парадного, давка в
метро, героизм, что приходилось проЯвлЯть при доставании туалетной, например,
бумаги, перепалки с чиновниками: на работе ли, в милиции&nbsp;-- где угодно,
сравнительно высокое, но, в сущности, нищенское жалованье&nbsp;-- словом, все
те производные от <i>‘истемы</i> мелочи, которые, независимо от воли
большинства живущих в этой стране людей, составлЯют содержание
бессодержательных их жизней, снова, как и в ‹енинграде, стали приводить
Џсихиатра к не поддающимсЯ обузданию припадкам бешенства, все более и более
частым, превратившимсЯ, наконец, в ровный, невыносимый фон существованиЯ.
Ђктриса, котораЯ тогда, на сцене, показала ”еликсу почти чистую жизнь духа,
ЯвлЯлась в повседневной жизни непричесанной, в застиранном, с оторванной нижней
пуговицей халатике, актрисе требовалась то дефицитнаЯ вата, то импортные
сапожки, то еще что-нибудь, каждым утром следовало завтракать, днем&nbsp;--
обедать, вечером&nbsp;-- ужинать, а в ванной, где и так не повернешьсЯ, с
нотного стана капроновых лесок свисали носки, колготки, панталоны, рубашки,
позже--марлевые треугольники подгузников и тЯжелые, грЯзновато-серого цвета
квадраты байковых пеленок. ‘ловом, в один прекрасный день Џсихиатр сказал ‹ике:
надо <i>уезжать.</i><p>
<i></i>Њне осталось не так долго. џ хотел бы что-то сделать. “спеть. ‡десь Я
имею максимум&nbsp;-- и все равно занимаюсь не Ќаукой. Ќалаживаю их с
€деологией отношениЯ. Ќе налажу никогда: невозможно в принципе. ќто&nbsp;--
если даже вынести за скобки мелочи. ’уалетную бумагу. ‘ейчас их любЯт выносить
за скобки. ‘читаетсЯ хорошим тоном. „умаю&nbsp;-- не без влиЯниЯ Ћрганов. Ђ
мелочи калечат вернее лагерей. џ ничего не хочу выносить за скобки. „аже их.
Њожет быть&nbsp;-- именно их. (Њелочи? ‹агерЯ?) Ђ Я? удивилась ‹ика. Ђ ’еатр? €
сама не заметила, как, отстраненнаЯ на несколько месЯцев от его повседневности,
его реальности, снова назвала ’еатр с большой буквы. ’ы будешь заниматьсЯ
где-нибудь в Ќью-‰орке своей наукою, а Я, <i>русскаЯ актриса,</i> ничего, кроме
сцены, не знающаЯ и не желающаЯ знать, буду окружать тебЯ уютом? € только?
’ы&nbsp;-- <i>русскаЯ актриса? </i>’ы&nbsp;-- советскаЯ служащаЯ! Ѓыл термин:
совслужащаЯ. “ тебЯ что&nbsp;-- независимый театр? ‘обственнаЯ антреприза?
Ќеужто можно быть <i>ђусской Ђктрисой&nbsp;--</i> он дважды нажал кнопочки
регистра&nbsp;-- на государственной службе? Ќеужто можно хоть чем-то заниматьсЯ
всерьез в этой стране?! ‚озразил ”еликс и был прав. Њне там делать нечего,
ответила ‹ика и тоже была права. џ <i>не поеду.</i> Џсихиатр помолчал, словно
решаЯ в уме сложную шахматную задачу, взглЯнул на дочкину кроватку,
зарешеченную и на колесиках, еще помолчал столь же сосредоточенно и произнес:
хорошо. ’огда Я&nbsp;-- один. €, пытаЯсь как-то смЯгчить фразу, саму по себе
похожую на не подлежащий обжалованию диагноз, почти виновато добавил: Я врач.
Њне действительно осталось немного. ‚ мозгу&nbsp;-- и дотронулсЯ несколько раз
до лба ребром полусогнутого указательного пальца&nbsp;-- зреет опухоль.<p>
Њногочисленные разговоры и объЯснениЯ, взаимные обиды и хлопаньЯ дверьми,
оскорбительные формальности развода и подписание отпускной: отказа от
астрономической суммы алиментов вперед, которую Џсихиатру взЯть было неоткуда и
без которой&nbsp;-- или без отказа&nbsp;-- его не выпустили бы, вызовы по
поводу этого подписаниЯ в разнообразные, включаЯ театральный, кабинеты: мы
ценим вашу преданность ђодине, ваш патриотизм (тут же хочетсЯ плюнуть в их рожи
и тоже бежать, бежать, только уже поздно...), но зачем же вы потакаете
мерзавцу? “чтите, мы вас предупредили. …сли что&nbsp;-- пенЯйте на себЯ! тайные
посещениЯ&nbsp;-- в отсутствие мужа&nbsp;-- вынюхивающих что-то мальчиков в
штатском: расскажите о его друзьЯх. Ѓудьте с нами откровенны&nbsp;-- не надо
его покрывать. ‘кажу вам по секрету: ему бы в лагере гнить&nbsp;-- он свЯзан с
самим... и дальше&nbsp;-- фамилиЯ человека, свЯзь с которым в любой нормальной
стране давала бы повод лишь длЯ гордости,&nbsp;-- все это, вперемежку с
Ћлечкиными и ‹икиными болезнЯми, унизительной нищетою, ибо Џсихиатр на другой
же день после подачи заЯвлениЯ на выезд был выгнан со службы, а кормЯщей грудью
‹ике давно уже никакого пособиЯ не полагалось,&nbsp;-- все это отпечаталось в
памЯти актрисы сплошным липким, вонючим, серым пЯтном, а последние, корЯвые,
как всегда, слова Џсихиатра: Я никогда не говорил об этом с тобою раньше.
Ѓессмысленно. Ќо сейчас скажу. †аль: Ћлечку здесь погубЯт. ”еликс увидел в
‹икиных глазах ужас и попробовал поправитьсЯ. Ќе в прЯмом смысле... (а подумал:
может, и в прЯмом). Ќаличествовал шанс вырасти гражданкой. ‘вободной страны.
Ѓез иммигрантских комплексов. Њы-то с тобой... добавил Џсихиатр после паузы и
махнул рукою. ‹адно!&nbsp;-- последние его слова все недолгие оставшиесЯ ‹ике
годы навЯзчиво, словно черноваЯ фонограмма никак не удающегосЯ кольца
тонировки, звучали по ночам в ушах: упрекали, вопрошали, терзали совесть.<p>
Љордон таможенников&nbsp;-- тех, казалось, самых вынюхивающих, выспрашивающих
мальчиков&nbsp;-- навсегда разлучил ‹ику с ”еликсом, и только возвращаЯсь из
ереметьева с дочкою на руках в мЯгком «€карусе», ‹ика среди других выбрала и
до боли в глазах, пока тот бесследно не расплавилсЯ в ослепительном, абсолютно,
как учит школьнаЯ физика, черном диске солнца, проводила крестик
самолета&nbsp;-- выбрала и проводила потому, что именно на него указала Ћлечка
и пролепетала: это папа.
<h3>
<a name="RTFToC112">96.</a></h3>
‚ последний раз взвилсЯ под колосники занавес трагедии, и на огромной
заснеженной сцене, меж серых кулис блочных домов, открыл одинокую,
пошатывающуюсЯ фигурку с беззащитным букетиком подмерзающих роз в протЯнутом
вперед кулачке. Љак ни щемило сердце от безысходности этой картины, вкус не мог
не отметить, что она все-таки предпочтительнее любой из сотни предыдущих, ибо,
сколько последние месЯцы ни нажимал невидимый Њеханик на рычаг, какими уголками
ни представлЯл декорацию поворотного круга: продымленным ли, галдЯщим
рестораном ‚’Ћ, заблеванным ли театральным общежитием, клопиною ли комнатенкою
неразборчивого холостЯка&nbsp;-- завсегдатаЯ вендиспансера, то непристойно
буЯнЯщаЯ, то глупо хихикающаЯ, то сентиментально исповедующаЯсЯ или с
выражением читающаЯ стихи героинЯ житиЯ ЯвлЯла зрелище, на которое
предпочтительнее и не смотреть. †итие неумолимо катило к концу: последнЯЯ
ниточка любви, свЯзывавшаЯ ‹ику с театром,&nbsp;-- «†аворонок»&nbsp;-- была
(сколько же можно!?) обрезана властной анонимной рукою, после чего отношениЯ
расторглись и формально, <i>за Явку на репетицию в нетрезвом виде,</i> как
гласил приказ, где, однако, умалчивалось, что репетировалась детскаЯ сказка и
что ‹ике поручена в ней роль <i>‡айчика, без слов,&nbsp;--</i> единственнаЯ
новаЯ роль истекших шести лет; той же рукою была обрезана и последнЯЯ ниточка
надежды: в полгода поседевший Џсихиатр, так что ЋлЯ, увидев его цветное
фотоизображение на фоне собора св. Џетра, расплакалась: это не мой папа!
блистательно подтвердил все свои дипломы, работал в Ќью-‰орке в собственной
лаборатории и слал ‹ике, сопровождаЯ их многочисленными газетными вырезками о
русских любительских спектаклЯх и драматических студиЯх, бессмысленные вызовы:
свитки бумаг с красными сургучными печатЯми на суровых нитках,&nbsp;--
бессмысленные потому, что ‹ике, вконец запуганной бесконечными, с угрозами ей,
а главное&nbsp;-- Ћле, подметными письмами,&nbsp;-- намеренно корЯвые литеры,
чудовищные грамматические ошибки <i>(Њы тибЯ сука в дурдом засодим а дочьку
тваю пришьем и т. п.)&nbsp;--</i> и готовой уехать от них хоть к черту на
рога,&nbsp;-- категорически и навсегда в выездной визе отказали:
<i>припомнили;</i> ЋлЯ, уже знаЯ, чем кончаетсЯ доставание из кухонного
шкафчика бутылки, повисала на ‹икиной руке и кричала в слезах: милаЯ моЯ
мамочка! Ќе надо! Ќе надо! €ли налей мне тоже&nbsp;-- давай пить вместе! но
добивалась результата все реже: изобретательный бес алкоголизма подучивал ‹ику
пить то в туалете, то в парадном, то в лифте, прокрадыватьсЯ по ночам на кухню
мимо чутко спЯщей дочери.<p>
€звестие о новогодней смерти подруги стало началом последнего запоЯ, достигшего
к моменту отпеваниЯ апогеЯ и приведшего ‹ику в просветленное состоЯние, в
котором невозможно тепло и податливость разлагающихсЯ губ не принЯть за зов
оттуда, а многоголосие церковного хора&nbsp;-- за пение Ѓожьих Ђнгелов. ‘
равнодушным удивлением обнаружив себЯ на тЯнущейсЯ из преисподней бесконечной
ступенчатой ленте эскалатора, ‹ика вышла на улицу и в синеющем морозном вечере
увидела призрачный, уходЯщий вдаль рЯд тепло светЯщихсЯ изнутри прозрачных
кубов. Ђктриса остановилась подле одного из них, не понимаЯ, что это нехитрое
приспособление: реечный деревЯнный каркас, обтЯнутый полиэтиленом,&nbsp;--
давным-давно изобретено кавказцами со вполне прагматической целью: уберечь от
мороза привезенные на продажу по случаю ђождества •ристова цветы, что свечи,
сиЯющие внутри,&nbsp;-- не зрачки Ђнгелов, а примитивнаЯ отопительнаЯ система
передвижной оранжерейки,&nbsp;-- остановилась и долго стоЯла, и, наверное,
только Ѓог и знал, что творилось в обретшей, наконец, свободу душе.
Ќасмотревшись, ‹ика протЯнула руку за букетиком роз, и продавец, давно
наблюдающий за странной наблюдательницею и уже попавший было под обаЯние
недвижного ее взглЯда, чуть не позволил унести бесплатно маленькую частицу его
товара, его коммерции; однако вовремЯ очнулсЯ: дэвушка! Ђ дэнги кто будэт
платить? „еньги?.. ‹ика вынула из кармана пачку смЯтых бумажек&nbsp;-- остаток
выручки за присланные ”еликсом в последней посылке нью-йоркские джинсы&nbsp;--
и, с расчетливостью сумасшедшей отложив заветную пЯтерку, протЯнула грузину
остальное. ЏЯтерку так же без сдачи обменЯла в ближайшем магазине на бутылку
водки и пошла домой, несЯ перед собою, словно подарок Ѓогу, беззащитный на все
более крепчающем морозе букет.<p>
Љогда до дома оставалось сотни полторы метров, ‹ика на мгновенье вернулась к
реальности и представила собственную квартирку: искусственную елку, нарЯженную
матерью, котораЯ, долюбив мужа до дна, теперь заботою о дочери дочери пыталась
отдать ‹ике невозвратимый долг материнской любви; самое мать, штопающую на
диване маленькие колготки и бесконечно воспитывающую внучку выжимками своей
цепкой, практичной, от которой ‹ику всегда тошнило, жизненной философии;
Ћлечку, наконец,&nbsp;-- грустно застывшую в вечной позе у окна в ожидании
папы, а теперь еще и <i>милой моей мамочки,&nbsp;--</i> и с трезвою Ясностью
осознав: там ей выпить не дадут,&nbsp;-- свернула в первое же попавшеесЯ
парадное. ’ак и не выпускаЯ из рук цветы, ‹ика уцепилась зубами за желтый
жестЯной Язычок, открыла бутылку и в несколько приемов опорожнила ее. ЏостоЯла,
прижимаЯсь спиною к батарее, пока не ощутила проходЯщее сквозь грЯзную латаную
дубленку тепло, погрелась несколько мгновений и решительно вышла на улицу.
Њороз набрал полную силу, но ‹ике было все равно, и она сосредоточенно зашагала
вперед, пока еще не осознаваЯ, куда, собственно, и зачем. € только когда
поравнЯлась с огромной трансформаторной будкою, понЯла, что щель между левой
стеною последней и беленым железобетонным забором какого-то жутко секретного
почтового Ящика и есть идеальное убежище от мира, что злобно ощерилсЯ со всех
сторон. ЏонЯла, забилась туда, прижалась спиною&nbsp;-- как давеча к
батарее&nbsp;-- к забору и снова&nbsp;-- уже навсегда&nbsp;-- почувствовала
светлое, доброе, уводЯщее в вечность тепло.
<h3>
<a name="RTFToC113">97.</a></h3>
ЌижеследующаЯ главка, строго говорЯ, не имеет права на существование в
девЯтиглавой, как <i>‚асилий Ѓлаженный,</i> девЯтой главе, ибо житие ‹ики,
Явившись из небытиЯ и пройдЯ положенный ему круг, закономерно завершилось
предсказанным вначале успением, однако, коли уж <i>житие</i> попало в суетный
мир вполне светского романа, приходитсЯ соединЯть два эти достаточно автономные
литературные жанра шатким мостиком эпилога: ‹икин сосед по подъезду, человек с
<i>настоЯщим мужским характером</i> и мужскою профессией&nbsp;-- не то
начальник геологоразведки, не то мостостроитель, не то еще что-то, свЯзанное с
„альним ‚остоком, Љрайним ‘евером, палатками и тайгою и до оскомины перепетое
под гитару,&nbsp;-- но, как <i>настоЯщему мужчине</i> и положено, в некоторых
отношениЯх робкий словно семиклассник,&nbsp;-- был давным-давно
издалека&nbsp;-- не ближе вежливого кивка у лифта&nbsp;-- влюблен в беззащитную
‹икину хрупкость; обнаружив полузамерзшим предмет своего тоскливого поклонениЯ,
†енЯ&nbsp;-- так звали мостостроителЯ&nbsp;-- собралсЯ духом и решил, чего бы
ему это ни стоило, взЯть наконец на себЯ ответственность за дальнейшую судьбу
одинокой, начинающей (так ему в последнее времЯ показалось) спиватьсЯ актрисы.
†енЯ доставил ‹ику в больницу, потом&nbsp;-- к себе, спустЯ месЯцы&nbsp;--
уговорил свою уже жену лечь в спецсанаторий, где из ‹ики безуспешно пытались
изгнать изобретательного беса алкоголизма,&nbsp;-- и все это времЯ †енЯ
заботилсЯ о ней, как о маленькой девочке, той самой, в пЯтнистой шубке и с
удивительно приспособленными к страданию губами, снисходительно относилсЯ к ее
истерикам и переливам настроений и даже, поднЯв на ноги всех знакомых, сумел
подарить забавную игрушку, должность объЯвлЯльщицы в <i>зале —айковского,</i> а
боль по поводу неизлечимого&nbsp;-- как сказали врачи, перепробовав все, что
можно перепробовать,&nbsp;-- бесплодиЯ зажал в свой <i>мозолистый мужской
кулак.</i> “езжаЯ в командировки, †енЯ волновалсЯ за тридцатипЯтилетнюю жену,
словно за ребенка, оставленного на весь день в запертой квартире, но судьба
покуда щадила †еню от непоправимых сюрпризов. —то касаетсЯ Ћли, он никогда не
пыталсЯ стать ее папой, который, как ЋлЯ открыла отчиму по секрету, <i>живет в
Ђмерике,</i> но ежедневной терпеливой добротою старалсЯ завоевать доверие
падчерицы.<p>
“же ступившаЯ одной ногою туда, ‹ика сильно переменилась: ценности, которыми
раньше определЯлось ее поведение, стали почти безразличны; остаток дней, что
требовалось прожить, казалсЯ в редкие ночные минуты откровений досадным
перерывом в уже начавшемсЯ ее вечном свидании с Ѓогом; добровольное и
безоговорочное, хоть и, когда дело касалось выпивки, лукавое подчинение мужу
принесло уставшей под грузом совести душе заметное облегчение, освободило от
необходимости проверЯть решениЯ, подталкивать к поступкам; прежние видениЯ и
вопросы, воспоминаниЯ и мечты еще всплескивали порою в подергивающемсЯ рЯскою
сознании, но уже не могли повлечь никаких бытийных перемен. ’акаЯ ‹ика&nbsp;--
хоть по старой привычке и переживала временами двойственность собственного
положениЯ и предательство спасшего ее человека&nbsp;-- все же допустила в свою
жизнь любовника, не сумела сопротивитьсЯ его не слишком-то, в общем, и
активному натиску, и&nbsp;-- тут-то и перебрасываетсЯ, собственно,
мостик,&nbsp;-- им стал тоже надломленный, тоже прилично побитый молью жизни,
но сохранивший где-то в потаенной клеточке памЯти (он не жаловал слово душа)
образ маленькой †анны, Ђрсений. ќтот многомесЯчный тЯгучий роман, моментальной
фотографией которого начинаетсЯ книга, исподволь, почти помимо желаниЯ ЂрсениЯ
привел его к разводу с нелюбой €риною ”ишман, но никаких перспектив, судЯ по
всему, не имел. Џравда, он приоткрывал любовникам тайну: в той, навсегда
исчезнувшей, молодой жизни Ѓог предназначил ‹ику Ђрсению, а ЂрсениЯ&nbsp;--
‹ике. ’ак что, встретьсЯ они раньше... ‚прочем, кто его знает!&nbsp;-- может, и
раньше ничего бы у них не получилось<a href="Paradis_fn.html#fn3">[4]</a>.
<a name="_Toc365466512">
<h2>
<a name="RTFToC114">ѓлава
десЯтаЯ<br>‘’ђЂ• ‡Ђѓђџ‡Ќ…Ќ€џ</a>
</a></h2>
€ мальчики кровавые в глазах.<p>
<i>Ђ. Џушкин</i>
<h3>
<a name="RTFToC115">98.
18.26&nbsp;-- 18.42
</a></h3>
Ђрсений нацепил на крюк тЯжелую трубку висЯщего в вестибюле, у окна, автомата.
“же стемнело, зажглись фонари. ‡а дверью толпилось десЯтка два человек,
подпитой швейцар вел с ними через стекло мимические переговоры. “ гардероба
лысеющий блондин снимал бежевый макси-плащ с совершенно определенного вида
дамы, лак на маленьких цепких коготках которой порЯдком пооблупилсЯ. Ђрсений
постоЯл минутку в оцепенении и пошел в зал. ‘ порога махнул ћре рукою. ’от
поднЯлсЯ, положил деньги на скатерть, двинулсЯ, лавируЯ между столиков.
Ћркестр, уже порЯдочно подогретый, наЯривал: <i>ах, Ћдесса, жемчужина у
морЯ...</i> и, пока ћра добиралсЯ до выхода, Ђрсений еще раз взглЯнул на
невозмутимую и прекрасную ударницу. ‚се в порЯдке, старик. ’ам сегоднЯ редкаЯ
программа: сороковаЯ симфониЯ Њоцарта, знаешь: <i>та-ра-ра, та-ра-ра,
та-та-та-ра...</i> и «ЏрощальнаЯ» ѓайдна.<p>
ѓардеробщик подавал ћре пальто, и тот с непривычки смущенно торопилсЯ надеть
его&nbsp;-- потому никак не попадал в рукава. ‘колько ему дать? шепнул Ђрсению
на ухо. ѓривенника&nbsp;-- за глаза, ответил Ђрсений громко. ‹ика ждет тебЯ
четверть восьмого у служебного. ЏЯтый подъезд, со стороны ѓорького. ‡наешь, где
<i>зал —айковского?</i> Ќа ту сторону&nbsp;-- и минут десЯть ходу. “ метро
«ЊаЯковскаЯ». вейцар отпер им, и сквозь небольшую толпу у дверей они вышли на
улицу. Љ ресторану подкатило такси, выпустило негра и хорошенькую белую
девушку. Њожет быть, и женщину.<p>
€звини, у тебЯ не найдетсЯ трешки на мотор? чуть было не попросил Ђрсений у
ћры, но с тенью стыда и раздражениЯ вспомнил свой треп о покупке машины и
смолчал. ‚от что, ‹ика должна передать длЯ менЯ зажигалочку. «ђонсон». Ќапомни
ей, пожалуйста. ’ы где остановилсЯ? ‚ «‡аре». Ќа ‚„Ќ•, что ли? Ќа ‚„Ќ•. ’елефон
есть? Ќету. ’огда ты мне позвони. ‡автра с утра. ‚от, Ђрсений открыл положенный
на приподнЯтое колено «дипломат», записал на бумажной карточке несколько цифр.
ќто служебный, это&nbsp;-- домашний. ‚се никак не соберусь заказать визитки.
‘ейчас уж подожду, пока адрес установитсЯ, и, споткнувшись взглЯдом о папочку
рукописей, неожиданно длЯ себЯ добавил: хочешь почитать мою прозу? €нтересно,
как тебе покажетсЯ она. ’олько не потерЯй. …динственный экземплЯр. €ли тебе
сейчас не?» „авай почитаю.<p>
Џодошел двойной, с гармошкою посередине, троллейбус. “ дверей образовалась
легкаЯ давка. Ђрсений пережидал ее, пристроЯсь наготове сбоку. “же оказавшись в
салоне, крикнул через головы входЯщих: ‹ика маленькаЯ. Ѓлондинка. „линное
черное платье из-под синей дубленки. —етырехстворчатые двери разгородили их, и
сцепка тронулась. ’ак <i>хочу</i> Я, собственно, <i>или не хочу, </i>чтобы ћра
переспал с ‹икою? задал себе Ђрсений вопрос. <i>•очу или не хочу?</i><p>
<i></i>‚ уголке битком набитого салона, рЯдом с Ђрсением, освобождалось место.
Ћн ловко юркнул на сиденье и подумал, что, коль устроилсЯ, не стоит, наверное,
спускатьсЯ и в метро, не так уж и к спеху, можно добратьсЯ на двух
троллейбусах, с пересадкой. ’олько надо обезопасить себЯ от любителей
справедливости, от их пронзительных взоров, под которыми вагон превращаетсЯ в
сплошное скопище беременных и одновременно престарелых детей-инвалидов женского
пола. Ђрсений раскрыл «дипломат», в котором, кроме стихов и двух отысканных
днем в шкафу блокнотиков, ничего не было; поневоле уткнулсЯ глазами в один из
последних. <i>•очу или не хочу?</i> ‚прочем, куда там! ћра <i>порЯдочный!</i>
Ћн себе не позволит! Ђ ‹ика, конечно, напьетсЯ и станет приставать. “ нее ведь
комплекс по поводу собственных старости и непривлекательности.<p>
<i>Ќа третий день после прибытиЯ в ‚ену, оформив необходимые документы и ожидаЯ
самолет до ђима, он прогуливалсЯ по аллеЯм ‚енского леса. џ незаметно наблюдал
за ним, что, впрочем, оказалось несложно: опьЯненный чувством свободы и
предощущением новой жизни, он не мог и предположить никакой слежки. Љогда
мальчик завел менЯ в достаточно глухой закуток, где не было даже наркоманов и
педерастов, Я, подойдЯ сзади, задушил его, потому что предпочитаю не возить с
собою оружиЯ, особенно когда лечу самолетом международной линии. Џотом
выпотрошил карманы, чтобы успокоить австрийскую полицию, котораЯ, впрочем, и
так мало бы взволновалась гибелью вшивого транзитного эмигранта. ‚ тот же день
Я вылетел в Њоскву, пересел на </i><b>Љрасную стрелу</b> <i>и наутро рапортовал
ефу об очередном выполненном задании.</i><p>
<i>‡а времЯ нашей беседы в самолете мальчик успел заинтересовать менЯ,
понравитьсЯ, и Я с удовольствием и легкой грустью иногда вспоминаю о нем.</i><p>
<i></i>ќто был абзац, которым начиналась работа над «‘трахом загрЯзнениЯ»,
абзац длЯ финала. ‚ тот раз&nbsp;-- Ђрсений вспомнил&nbsp;-- он почему-то начал
с конца. Њелкий, неразборчивый <i>(нрзб.)</i> почерк, каким Ђрсений обычно
писал черновики, рЯбил, прыгал перед глазами. ЌависающаЯ со всех сторон публика
перегораживала и без того тусклый плафон; чуть-чуть, правда, помогали
движущиесЯ за окном фонари, но и они давали неверный, переменный, дис-крет-ный
свет. <i>•очу или не хочу? </i>џ ведь, собственно, не сказал ћре, кем мне
приходитсЯ ‹ика. ‘казал: знакомаЯ.<p>
<i>‘амолет был Њосква--‚ена,</i> шло за первым абзацем, отбитое заглавием,
собственно начало рассказа. <i>Џока он выруливал на взлет и потом, когда замер
на мгновенье перед разбегом, разбежалсЯ и отделилсЯ от полосы...</i> „а и не
важно, позволит себе ћра или нет; важно: хочу ли этого Я? •очу или не хочу?
<i>...‚низу мелькнули аэродромные будки, шоссе с уже игрушечными автомобилЯми,
подмосковный лесок, составленный из деревьев не толще спички,&nbsp;-- Я смотрел
в иллюминатор, и остальные, мне казалось, смотрели тоже...</i>
<h3>
<a name="RTFToC116">99.</a></h3>
‘амолет был Њосква--‚ена. Џока он выруливал на взлет и потом, когда замер на
мгновение перед разбегом, разбежалсЯ и отделилсЯ от полосы,&nbsp;-- внизу
мелькнули аэродромные будки, шоссе с уже игрушечными автомобилЯми, подмосковный
лесок, составленный из деревьев не толще спички,&nbsp;-- Я смотрел в
иллюминатор, и остальные, мне казалось, смотрели тоже. Ќесколько дней подрЯд в
Њоскве шел мелкий холодный дождь, облака висели низко, и мы буквально в первую
же минуту оказались в них: клочьЯ серого тумана беззвучно скребли по обшивке.
‘мотреть стало неинтересно. џ откинулсЯ и прикрыл глаза.<p>
Љ реальности менЯ вернуло вспыхнувшее в иллюминаторе солнце. Њы пробили облака,
и они лежали теперь под нами, создаваЯ иллюзию белой, незатоптанной обетованной
земли. €ллюзию. Ќо солнце было реальным. Ќастолько, во всЯком случае, что
пришлось опустить зеленую пластмассовую шторку.<p>
’ут, впервые скользнув глазами по рЯду затылков и транспаранту, призывающему на
двух Языках не курить и пристегнуть ремни, Я обратил внимание на соседа. …му,
видно, было не по себе, и готовность к разговору легко читалась на его лице.
Ќавсегда? спросил Я и сделал замысловатый жест ладонью. Ќавсегда. •удожник?
Џоэт? ‚рач. •м... мне казалось, что медициною можно заниматьсЯ при любом
режиме. € даже чем режим жестче&nbsp;-- тем заниматьсЯ ею благороднее. €ли вам
тут, показал Я сквозь пол вниз, на пролетающую под нами ђодину, плохо живетсЯ?
Ќе хватает комфорта? •очетсЯ больше зарабатывать? ‚место того чтобы изменить
собственную страну, вы едете в чужую, на готовенькое? Я высказал все это и тут
же и пожалел, что высказал: лучше не знакомитьсЯ, не знакомитьсЯ слишком близко
со своими <i>подопечными,</i> спокойнее, профессиональнее!&nbsp;-- а мои злые
вопросы словно специально и предназначались длЯ завЯзываниЯ краткого, но
тесного знакомства, провоцировали исповедь, котораЯ, естественно, тут же и
началась. € Я не то чтобы неволей, а эдак незапланированно узнал, что сосед мой
принадлежит к самой благополучной советской семье, которую, если не считать там
какого-то двоюродного дедушку, не затронула в свое времЯ ни одна, как сосед
выразилсЯ, охота на ведьм, и потому до поры он об этом своем (моем!) времени
знал ровно столько, сколько о нем сочтено необходимым сообщить в учебниках
обществоведениЯ длЯ школы и «€стории ЉЏ‘‘» длЯ вузов. ‘осед с отличием окончил
медицинский институт в ‹енинграде, и известный психиатр ‘. пригласил его к себе
ассистентом. —ерез несколько недель профессор улетел в Џариж на симпозиум и
оставил ученика принимать больных вместо себЯ. ’от самый пациент, из-за
которого и разгорелсЯ весь сыр-бор, ЯвилсЯ на второй же день: породистый
интеллигент чуть за пЯтьдесЯт, доктор технических наук. ‘удЯ по
описанию&nbsp;-- что-то вроде артиста ‘тржельчика из «Ђдъютанта его
превосходительства». Ѓыл такой замечательный пЯтисерийный детектив. „иагноз
банальный: навЯзчиваЯ боЯзнь загрЯзнениЯ, боЯзнь заразитьсЯ сифилисом.
<i>‘тржельчик</i> был женат и, как говорил, счастливо. Ќо&nbsp;-- однажды в
командировке&nbsp;-- случайнаЯ свЯзь. “тром партнерша спросила: а ты чистый?
‘начала он даже не понЯл, о чем она, а потом стало не по себе: если она, мол,
спрашивает, чист ли он, то, может быть, она-. Џервые месЯцы по возвращении
домой <i>‘тржельчик</i> жил сам не свой: штудировал медицинские справочники,
учебники, все ждал поЯвлениЯ сыпи, сифиломы, высчитывал сроки инкубационного
периода. ‚ конце концов, совершенно деморализованный, уговорил приЯтелЯ, врача,
сделать сложный, болезненный анализ и, пока ждал результатов, едва не сошел с
ума. “бедилсЯ, что здоров. Ќенадолго успокоилсЯ. Ђ потом подумал: а вдруг в
анализе ошибка?&nbsp;-- и закрутилось сначала. …два уговорил друга сделать
анализ повторный. ‚се действительно оказалось нормально. †изнь опЯть вошла в
колею. Ђ через пару месЯцев, в отпуске, на юге,&nbsp;-- снова свЯзь, на сей раз
женщина из самого приличного круга, замужнЯЯ, что, собственно, а priori должно
бы исключить всЯкие опасениЯ,&nbsp;-- однако, тут же, на юге, а потом, по
возвращении в ‹е