ила,&nbsp;--
только вот подселили ли соседа? €, если подселили, одна ли живет женщина без
родинки, и чуть не рассмеЯлсЯ: как мирно, ладно, оказываетсЯ, способны
сосуществовать романтика и прагматизм.<p>
Ќо тут заиграла музыка. Љомаров танцевал с соседкою, и, хотЯ она успела сказать
только, что звать ее ‘ветланой, ему казалось, что он знает и всю ее жизнь, и
какими словами она эту жизнь перескажет, и что он ей ответит, и чем все
кончитсЯ, знал даже, что на ней надето, и ее манеру раздеватьсЯ, знал, что она
непременно попросит погасить электричество, то есть он уже понимал, что не
осталось никакой надежды <i>на. „аму с собачкой,</i> но что все равно:
романтическаЯ историЯ пойдет своим чередом, оставив по себе только привкус пыли
во рту.<p>
€ тогда Љомаров вдруг, в первый и последний раз в жизни, взбунтовалсЯ,
разозлилсЯ на себЯ, что плывет по течению, что неспособен искренне увлечьсЯ
хорошенькой женщиной хоть на полночи, хоть на час, что при этой неспособности
все равно строит дурацкие планы, и, кажетсЯ, еще за что-то, уже самому
малопонЯтное. Ћн оставил на столе восемь рублей&nbsp;-- трешку и
пЯтерку&nbsp;-- жест, вообще говорЯ, немного слишком широкий накануне покупки
автомобилЯ&nbsp;-- и, стараЯсь не смотреть на ‘вету, почему-то чувствуЯ себЯ
виноватым перед нею, предавшим ее, что ли, быстро пошел к выходу.<p>
‘лепой баЯнист пел вслед бернесовским голосом: <i>до тебЯ мне дойти нелегко, а
до смерти&nbsp;-- четыре шага.</i>
<h3>
<a name="RTFToC26">18.</a></h3>
‚ эту же ночь Љомаров умер в своем номере от инфаркта.<p>
Љогда вдруг стало плохо, Љомаров закусил губу и подумал: ерунда, ничего
серьезного! ‚ тридцать три года ни с того ни с сего концы не отдают,&nbsp;-- и
действительно: боль отпустила, и так бесповоротно, что Љомаров даже позволил
себе порисоватьсЯ, поиграть в эдакие кошки-мышки с судьбою, со смертью: а что
б, мол, случилось, если б ему действительно через несколько минут пришлось
умирать? ‘тало б, мол, ему страшно или снизошло бы на душу то спокойное приЯтие
конца, о котором рассуждают писатели, сами умирать до того не пробовавшие, и
рассказывают очевидцы, правда, только о глубоких стариках, вроде той горничной
на стуле, вросшем в асфальт? €мело бы, мол, тогда значение, что Љомаров ничего
не сделал, ничего по себе не оставил, или было бы ему наплевать, как сейчас
наплевать на работу, на соседку из ресторана, да, вообще говорЯ, и на жизнь в
целом? Ћ чем бы, мол, Љомаров думал? Ћ чем жалел? ‘ кем бы прощалсЯ?<p>
‘ родителЯми, которых всегда любил привычной, положенной любовью, не требующей
особых затрат души, и которые умерли длЯ него много раньше: года через три
после того, как он женилсЯ и стал жить отдельно от них,&nbsp;-- чем на самом
деле?<p>
‘ сыном, которого никогда не любил, потому что тот был результатом
<i>неосторожности</i> и поводом длЯ первых серьезных ссор с женою, и которого
иногда даже прЯмо ненавидел за неудобства, приносимые его существованием, и за
то, что выказать эту ненависть открыто&nbsp;-- невозможно; за то, наконец, что
никак не мог понЯть его&nbsp;-- поколение ли другое (хотЯ какое, к черту,
поколение&nbsp;-- в семь-то лет!), редко ли видел: по субботам и воскресеньЯм,
когда забирал из садика-интерната, просто ли и не хотел?<p>
‘ женою, с которой зарегистрировалсЯ в свое времЯ лишь потому, что слишком
долго встречались, а когда ей надо было ехать на село по распределению&nbsp;--
проЯвил какое-то дурацкое благородство, и котораЯ, по сути, всерьез никогда
Љомарова не занимала: он не верил, что в ее жизни, в ее душе может заключатьсЯ
хоть что-нибудь заслуживающее вниманиЯ, да жена на внимание к себе последнее
времЯ и не претендовала?<p>
‘ любовницей? ‘ которою из них? Ћн и не помнил их как следует; их и
любовницами-то Язык не поворачиваетсЯ назвать: так, объекты мимолетных
знакомств, героини скучнейших приключений.<p>
‘ друзьЯми, которые давно уже только числились таковыми: жили своей
понЯтно-непонЯтной жизнью, а нечастые встречи с ними неизменно и неизбежно
превращались в поиски тем длЯ разговоров, достаточно светских, чтобы не
задевать ничьих самолюбий и проблем: все равно человеку со стороны не
разобратьсЯ, да и разбиратьсЯ-то не к чему: хватает и своего?<p>
Ђ о чем, собственно, жалеть? ‚се, чего Љомаров желал, так или иначе сбылось или
вот-вот должно сбытьсЯ: и Џлехановский институт, и работа в министерстве на
вполне перспективной должности, и, пусть не очень любимаЯ,&nbsp;-- а у кого
очень?!&nbsp;-- но вполне престижного вида жена, и&nbsp;-- недавно&nbsp;--
отдельнаЯ трехкомнатнаЯ, бесплатнаЯ, не кооператив, и&nbsp;-- скоро&nbsp;--
оранжевые, да, непременно оранжевые! они заметнее, с ними меньше всего
происходит аварий&nbsp;-- «жигули» ноль-третьей модели: деньги почти собраны и
открытка придет вот-вот.<p>
Џравда, оставалась от зеленой юности одна нереализованнаЯ мечта, от которой он
сам в свое времЯ и отказалсЯ: писал в институте стихи, показывал их кой-кому,
но отзывы слышал не слишком восторженные. Љомарову говорили, что стихи ничего,
недурные, но писать сейчас умеют все, такого умениЯ самого по себе
недостаточно, чтобы называтьсЯ <i>поэтом.</i> Љомаров поверил отзывам без
борьбы и даже с каким-то облегчением, а при случае повторЯл из ‚ознесенского,
что, дескать, пол-ђоссии свистать выучили, а ‘оловьЯ-разбойника все равно нет
как нет. Џраво же, по зрелом размышлении об этом жалеть тоже стоило врЯд ли.<p>
Ќемного позже, когда боль навалилась снова и Љомаров понЯл, что все, доигралсЯ,
умирает всерьез,&nbsp;-- неторопливые эти, <i>внешние</i> мысли уже не успели
прийти в голову. џвилсЯ дикий, животный страх смерти, сквозь который вдруг
проглЯнули глаза&nbsp;-- глаза ‘веты из ресторана,&nbsp;-- и Љомаров сильно и
тоскливо пожалел, что ее нету сейчас с ним.
<h3>
<a name="RTFToC27">19.</a></h3>
Љогда ‹ена все-таки расплатилась, взЯла ‚итьку за руку и направилась к выходу,
ташкентец, вежливый и безобидный, но донельзЯ прилипчивый, увЯзалсЯ за ними, и
идти было хоть и не страшно, однако противно вполне. Ќа улице стемнело.
Њемориал эффектно осветили зеленые лучи прожекторов, и ‚итька снова потЯнул
‹ену туда, а она, усталаЯ и до предела раздраженнаЯ дурацким вечером, тем не
менее согласилась: в надежде отделатьсЯ от неожиданного поклонника. Ќадежда,
разумеетсЯ, не сбылась, и они, на сей раз втроем, снова походили вокруг и
внутри бетонного кольца. “збек заигрывал с ‚итькою, чтобы хоть так
подольститьсЯ к матери, но ревнивый сын заигрываний не принимал, и ‹ена
почувствовала к нему благодарность за это.<p>
Ќаконец ‚иктор удовлетворил тЯгу к познанию прошлого, и они пошли вниз. ’ам,
где дорожки от мемориала и ресторана сливались, повстречалсЯ давешний
мотоциклист. Ћн был один и спросил, как пройти на Љривошты. ‹ена мгновенно
забыла о своей на него обиде, обрадовалась, что знает улицу, сказала, что живет
неподалеку, покажет,&nbsp;-- пусть, мол, идет с ними, а где же ваш мотоцикл?<p>
Ћни шли и болтали о том о сем, даже именами обменЯлись,&nbsp;-- мотоциклист был
очень легок в беседе,&nbsp;-- а когда дошагали до этого самого непроизносимого
Љривошты и парень, поблагодарив, скрылсЯ во тьме, не попыталсЯ хоть формально
справитьсЯ, где можно отыскать ‹ену завтра или, скажем, послезавтра, ей снова
стало скверно, и она снова разозлилась на него, на этого пижона в кожаной
куртке.<p>
Ќацмен, правда, по дороге отвЯзалсЯ&nbsp;-- и то слава Ѓогу.
<h3>
<a name="RTFToC28">20.</a></h3>
‘таруха горничнаЯ, которую вчера при входе в гостиницу заметил Љомаров и о
которой так случайно вспомнил за четверть часа до второго приступа, пришла
утром убирать номер и увидела лежащий на полу труп. ‚ид смерти не произвел на
старуху, привыкшую к диалектике жизни, глубокого впечатлениЯ, вызвал только
мгновенное невольное чувство жалости, что, дескать, такой молодой.<p>
‘таруха собралась было доложить администраторше, но, выходЯ, случайно обратила
внимание, как в зеркале, перед которым Љомаров вчера столь старательно
повЯзывал галстук, отражаютсЯ беспомощно запрокинутый подбородок голого трупа,
шеЯ, перерезаннаЯ прЯмой линией русой бородки, и старухе захотелось по
смутному, но крепко сидЯщему в крови обычаю прикрыть, занавесить зеркало, чтобы
вернуть смерти подобающие ей спокойствие и величие, уничтожить непристойное
отражение.<p>
‘таруха завернула в служебный закуток и взЯла свою черную шаль с крупными
красными и зелеными цветами, но тут же и перерешила: мало ли!&nbsp;-- и
заменила наволочкою из кучи бельЯ, приготовленного в стирку.<p>
Љогда старуха пыталась приладить наволочку к зеркалу, оно сорвалось с гвоздЯ и
разбилось об пол на три больших неровных осколка. Ћдно к одному, подумала
старуха, подосадовала на себЯ, что ввЯзалась в историю, когда ее никто не
просил, и сочла за лучшее промолчать о смерти постоЯльца, чтобы, чего доброго,
не вычли из зарплаты. Џусть уж сменщица сама увидит и сообщит, а беднЯге все
равно, может и полежать еще часок-другой.<p>
‘таруха отнесла назад наволочку, убрала соседний, последний на этаже номер,
сдала ключи и ушла домой.
<h3>
<a name="RTFToC29">21.</a></h3>
Ќазавтра ‹ена встретила пижона у морЯ, и он мало что узнал&nbsp;-- обрадовалсЯ
ей, словно старой доброй приЯтельнице, и позвал с собою в Ќикиты. ‚ Ќикиты ‹ена
ездила позавчера, возила ‚итьку,&nbsp;-- тем не менее согласилась сразу и,
оставив недовольного сына на попечение едва знакомой соседки по комнате, быстро
оделась и взобралась на неудобное сиденье мотоцикла. «џва» взревела, встала,
трогаЯсь, на дыбы,&nbsp;-- пижон усмирил ее резкими шпорами,&nbsp;-- и
помчалась по извилистому шоссе с неимоверной скоростью. ‹ене было нестрашно и
весело.<p>
‚ Ќикитах они с пижоном гулЯли, ели мороженое, целовались на скамейке, прЯмо на
глазах у публики. Џоследнее тоже было хорошо и весело, потому что ‹ена уже лет
семь не целовалась вообще, и поцелуи казались внове, почти как в первый раз.
Џотом пижон читал свои стихи, из которых особенно одно стихотворение ‹ене
понравилось, и она даже записала его себе на памЯть.<p>
‚ечером ‹ена отдалась пижону на склоне какой-то горы, прЯмо в черте города,
привалЯсь к острой кромке бетонного колодца канализации, что выступал из земли
на высоту табурета. ‚се было как-то неудобно, неловко, нескладно: и
троллейбусы, проходившие внизу не более чем в десЯтке метров; и настырный лай
собаки неподалеку, так что казалось: она где-то совсем рЯдом, чует любовников,
может, даже и видит, недовольна их присутствием, поведением, а не мешай цепь на
ошейнике,&nbsp;-- и набросилась бы с аппетитом; и осыпающиесЯ под ногами
камешки&nbsp;-- ноги скользЯт по ним, как по льду; и, наконец, больше, пожалуй,
прочего&nbsp;-- не вполне прекратившиесЯ у ‹ены месЯчные.<p>
„ва следующие днЯ провели вместе, встречали на Ђй Џетри рассвет (утро, правда,
оказалось пасмурное: ни обещанного пижоном зеленого луча, ни солнца, ни ’урции
не увидали, только замерзли да не выспались), ездили в ‘удак, в ‘тарый Љрым, в
Љоктебель, где на плЯже у пижона нашлось множество знакомых, и он немного
стеснЯлсЯ спутницы и своего стеснениЯ.<p>
Љ середине второго днЯ ‹ена почувствовала, что успела необратимо надоесть
своему первому (смешно: все восемь лет брака ‹ена оставалась Љомарову
безупречно верна) любовнику, раздражает его больше и больше. Љ вечеру она
устроила пижону по этому поводу что-то вроде истерики, и на другое утро он
просто не поЯвилсЯ: укатил, не попрощавшись, на своей «Яве» дальше, неведомо
куда. € пусть, и правильно, и так ей и надо!<p>
‚ џлту ‹ена возвратилась на «комете». ‚итька все просек и, хотЯ молчал,
сторонилсЯ матери до самого отъезда.
<h3>
<a name="RTFToC30">22.</a></h3>
’руп Љомарова обнаружили только к вечеру. €з-за жары, котораЯ так и не
собралась спасть, разложение зашло достаточно далеко, и в номере успел
устоЯтьсЯ не потревоженный ни ветерком сладкий запах, похожий на запах
перезрелых слив. Ћсколки зеркала покрылись слоем всепроникающей пыли и плохо
отражали происходЯщее.<p>
’руп свезли в морг и&nbsp;-- благо в гостиничных анкетах положено указывать,
куда и с какою целью приезжающие прибывают,&nbsp;-- сообщили на предприЯтие,
где, как и предполагал Љомаров, находилось все начальство: сводили концы с
концами. Ќачальство попыталось снестись с Њосквою, с министерством, но, в свЯзи
с выходным, застало только подвыпившего вахтера. ’огда послали телеграмму по
месту <i>прописки&nbsp;--</i> еще одного крайне полезного длЯ подобных случаев
изобретениЯ.<p>
‚ понедельник выЯснилось, что вдовы Љомарова в Њоскве нету: она в отпуске в
Љрыму или на Љавказе, отдыхает с сыном диким способом, то есть адрес ее не
известен никому на свете. Џришла телефонограмма из морга: вскрытие подтвердило
обширный инфаркт; не работает холодильнаЯ установка (старую, дореволюционную, с
глубоким подвалом-ледником анатомку недавно сломали, предварительно построив из
стекла и железобетона модерное патологоанатомическое отделение); просЯт забрать
труп как можно скорее&nbsp;-- так что, посовещавшись, решили не переправлЯть
Љомарова в Њоскву, а похоронить на месте. …сли ж вдова, вернувшись из Љрыма или
с Љавказа, пожелает перевезти прах, это легко осуществимо благодарЯ цинковому
гробу.<p>
–инка на заводе, впрочем, отродЯсь не водилось, гроб склепали из дюралЯ, и
Љомаров навсегда водворилсЯ в землю, которую как следует не успел-то и
рассмотреть.
<h3>
<a name="RTFToC31">23.</a></h3>
ЌоваЯ трехкомнатнаЯ квартира Љомаровых в ’еплом ‘тане&nbsp;-- государственнаЯ,
бесплатнаЯ, не кооператив&nbsp;-- была пустынна и заперта на оба замка.
•олодильник, согласно инструкции, отключен и открыт. ’елевизор&nbsp;-- чтобы не
выгорала трубка&nbsp;-- прикрыт черной салфеткою с вышитым крестом
попугаем&nbsp;-- подарком комаровской мамы ко второй годовщине свадьбы сына.
‘ервант и книжный шкаф заперты на ключики.<p>
Љвартира жила только пылью, медленно осаждающейсЯ на полированных поверхностЯх
<i>шпона ценных пород древесины,</i> изредка трещащими телефонными звонками да
ритмичными звуками падениЯ сквозь почтовую щель в двери газет&nbsp;-- сначала
на пол, после&nbsp;-- друг на друга. Џотом упала телеграмма, еще одна и,
наконец, открытка из автомагазина.<p>
Ќо вот ключ повернулсЯ в одном замке, в другом, и, перешагнув кипу
корреспонденции, в квартиру вошли прибывшие из ‘имферополЯ сын Љомарова ‚иктор
и, злаЯ, что муж не встретил, вдова Љомарова ‹ена с чемоданом и полной авоською
фруктов в руках. Џрочитав телеграммы, ‹ена отвезла сына в Ќовогиреево, к тетке,
взЯла у нее в долг денег и отправилась на вокзал.<p>
‚ кассовом зале клубились вонь, духота; очередь казалась бесконечною; дежурный,
к которому тоже еще надо было достоЯтьсЯ, просмотрев телеграмму, логично
заметил, что, коль дело случилось две недели назад, еще два часа в порЯдке
общей очереди подождать можно вполне: у него вон женщины с грудничками&nbsp;--
и то ничего.<p>
‹ена безумно устала с дороги, но очередь в кассу все же занЯла и, простоЯв часа
полтора, услышала по радио, что билеты на дневной поезд кончились; следующий,
тот, которым уезжал в командировку Љомаров пЯтнадцатью сутками раньше, должен
отправитьсЯ только в три ночи, но и на него билетов&nbsp;-- кот наплакал.<p>
Џослезавтра надо было на службу, ноги гудели, хотелось спать, ‹ена подумала,
что лучше возьмет отпуск за свой счет и поедет на неделе. ‡абрав сына, вдова
Љомарова вернулась домой, где воздух успел настоЯтьсЯ на перезрелых фруктах.<p>
‘о следующего днЯ будничные дела так закрутили ‹ену, что она выбралась на
могилу человека, восемь лет считавшегосЯ ее мужем, очень и очень не скоро.
Љомарову, впрочем, и это было все равно.
<a name="_Toc365466504">
<h2>
<a name="RTFToC32">ѓлава
третьЯ<br>ЋЃ‘’Ћџ’…‹њ‘’‚Ђ †€‡Ќ€, ‡ЂђЂЃЋ’Љ€ € Ђ‹€Њ…Ќ’›</a>
</a></h2>
Џоэт, по сути, пишет о немногом:<p>
любаЯ строчка, что там ни возьми,<p>
есть разговор о человеке с Ѓогом.<p>
€ли о Ѓоге&nbsp;-- разговор с людьми.<p>
<i>Ђ. Ћльховский</i>
<h3>
<a name="RTFToC33">24.
10.52&nbsp;-- 10.56
</a></h3>
Џоезд, когда Ђрсений вбежал на переполненный перрон, уже тронулсЯ, но двигалсЯ
пока очень медленно, и прыгнуть на ходу ничего не стоило, если бы не толпа. Ћ,
как она мешала! €звините! бросал Ђрсений направо-налево, протискиваЯсь между
людьми. Џростите! ђазрешите, пожалуйста! Џеред ним расступались, и вот вагоны
шли уже в каких-нибудь полутора метрах.<p>
Ќо как раз тут-то толпа сделалась гуще и однороднее: из нее вдруг исчезли
женщины, дети, старики&nbsp;-- остались одни мужчины: молодые, здоровые,
сильные. Ћни стоЯли сплошной стеною вдоль перрона, а за ними, все ускорЯЯсь,
шли вагоны поезда ЂрсениЯ. Џозвольте! кричал он уже с отчаЯнием. „айте пройти!
’оварищи!&nbsp;-- но товарищи как бы и не слышали, а только смыкались плотнее,
и нельзЯ было найти между ними ни щелочки. „а пропустите же! Ђрсений уже орал,
бегаЯ вдоль шеренги. Њне надо на поезд! Ћни смотрели <i>сквозь</i> ЂрсениЯ и
молча чуть сдвигались плечами там, где он пыталсЯ прорватьсЯ.<p>
Ђрсений металсЯ так долго, что, казалось, поезд сто раз должен укатить, однако
вагоны тЯнулись и тЯнулись мимо перрона: десЯть, двадцать, восемьдесЯт, двести
вагонов!&nbsp;-- а пробитьсЯ все не удавалось. ’огда, в отчаЯнье, набросилсЯ
Ђрсений с кулаками на первого попавшегосЯ парнЯ из строЯ, и тут все они, будто
только того и ждали, скруглив свою линию, сомкнулись вокруг. ‘начала Ђрсений
получил несколько ударов в лицо и в живот, согнулсЯ, упал, и тогда начали бить
ногами. ‘о стороны же виделась только пара десЯтков мужчин, собравшихсЯ в кучу
и почти неподвижных: пиво пьют, что ли, а может, обсуждают футбол.<p>
Љругом проистекала обычнаЯ вокзальнаЯ суета: старики, дети, женщины с
колЯсками, женщины без колЯсок, военные, милициЯ, студенты с гитарами, мешки,
рюкзаки, узлы, авоськи, чемоданы, сумки&nbsp;-- а вдоль перрона все шли и шли,
разгонЯЯсь, вагоны бесконечного поезда, и цвет их из грЯзно-зеленого постепенно
становилсЯ небесно-голубым, как погоны у известного рода войск, а крытый
вокзальный дебаркадер мало-помалу опускалсЯ под землю, принимаЯ
мраморно-раззолоченные черты станции «ЉомсомольскаЯ-кольцеваЯ», стиль
sovietique, сталинское барокко.
<h3>
<a name="RTFToC34">25.
10.57 --11.00
</a></h3>
‚ дверь постучали: Ђрсений, вы дома? и через психологически не мотивированную,
Явно недостаточную, чтобы услышать ответ, паузу: к телефону! Ђрсений поднЯл
голову: оказываетсЯ, заснул прЯмо за столом, над страницами ЏроверЯющего.
<i>Љомаров спал в предпоследний раз в жизни, и сон его вил глубок и тЯжел.</i>
ђука затекла, тело ныло. ‘пасибо, ‚ера Ќиколаевна, иду.<p>
’елефоннаЯ трубка лежала на диванчике, протЯнувшись напрЯженной спиралью шнура
к пристенной полочке, к черному аппарату. Ќеоднократно падавший, был он в
нескольких местах залатан потерЯвшим клейкость и прозрачность, жухлым, грЯзно
лохматЯщимсЯ по краЯм скотчем. Ђрсений взЯл трубку, но услышал лишь резкий писк
коротких гудков. ЏредполагаЯ случайный разрыв линии, Ђрсений нажал на рычаги и
стал ждать повторениЯ вызова. ’елефон молчал, зато из комнаты донессЯ едва
слышный, но дико настырный звонок поставленного на одиннадцать будильника.<p>
ќти чертовы машинки готовы звонить бесконечно, пока батарейка не сдохнет!
Ђрсений вернулсЯ к себе и резко ударил по клавише.
<h3>
<a name="RTFToC35">26.</a></h3>
‘оль шизофренического сюжета, который Ђрсений предназначал в ненаписанном
рассказе своему шурину Њише, была не столько в экстравагантности идеи,&nbsp;--
коль уж находЯтсЯ террористы, взрывающие в воздухе пассажирские самолеты,
почему бы не взорвать и Њосковский метрополитен?&nbsp;-- сколько в подробной,
методичной разработке деталей сумасшедшего плана.<p>
Љак эти самые китайцы организовали диверсионную группу, было не важно, ибо
очевидно, что набрать ее в Њоскве&nbsp;-- раз плюнуть: ведь подложить втихарЯ
бомбу куда проще, чем, например, выйти в одиночку с листовками на площадь
ЊаЯковского, а, как известно, находЯтсЯ и такие оригиналы. ‚зрыв наметили бы на
восемь утра: самое пиковое времЯ, когда полно народу, когда на линиЯх&nbsp;--
все поезда и до которого к тому же полных два часа на подготовку.<p>
Џри современном уровне техники изготовить три-четыре сотни мини-бомб и
установить часовые механизмы взрывателей синхронно проблемы бы не составило.
„алее: на каждую из восьми линий вышло бы по три добровольца: один сел бы в
голову, второй&nbsp;-- в середину, третий&nbsp;-- в хвост поезда. ‚сЯкий в
своем вагоне оставил бы по бомбе, прилепив ее на магнитной присоске под
сиденьем или внизу у нерабочей двери, потом вышел бы на станции и еще одну
бомбу оставил бы на перроне: под скамейкою, в урне, на гигантском ли
пылесосе&nbsp;-- где удастсЯ. Џотом они снова бы сели, уже в следующий поезд,
оставили бы по бомбе и там и вышли на следующей станции. Џроехав от конечной до
конечной, они начинили бы взрывчаткою все станции и практически все поезда.
ѓде-то в половине восьмого подготовка бы завершилась, диверсанты
разбежались-разъехались по сравнительно безопасным местам, а в восемь
<i>под</i> Њосквою произошел бы грандиозный взрыв. ‘илу бомб рассчитали бы так,
чтобы вывернуть землю до поверхности даже на самых глубоких местах. Ќеизбежно
случилось бы, что и воды џузы и Њосквы-реки хлынули в образовавшиесЯ бреши,
навернЯка рухнули бы и метромосты,&nbsp;-- словом, фейерверк вышел бы
масштабный, врЯд ли кому удалось бы спастись, а если б кому и удалось, они
пораспустили бы слухи о таких ужасах, каких не происходило и на самом деле.<p>
ђезонанс событиЯ был бы потрЯсающ в смысле не только прЯмом, мироваЯ
общественность долго обливалась бы слезами и заходилась в праведном гневе, хоть
по сравнению с десЯтками миллионов сограждан ЂрсениЯ, погибших пусть не так
эффектно, зато совсем уж бессмысленно, взрыв метрополитена выглЯдел бы сущим
пустЯком.<p>
Љороче, вот такую безумную идею хотел предложить Ђрсений длЯ разработки своему
герою. Ђ потом раздумал: скучно. ’ех-но-ло-гиЯ.
<h3>
<a name="RTFToC36">27.
11.25 - 11.40
</a></h3>
‡аставить себЯ выйти на кухню Ђрсению просто не хватало сил: распределение
между хозЯйками времени, столов и конфорок, сложнаЯ, годами устанавливавшаЯсЯ
система собственности и приоритетов, омерзительные, как ему всегда казалось,
запахи из-под крышек вечно преющих на газе кастрюль, сковородок и бельевых
баков, развешанные вперекрест дырЯвые и штопаные простыни, кальсоны,
комбинации, атмосфера тЯжелой, густой тропической духоты&nbsp;-- все это было
не длЯ капризных нервов. Џоэтому завтракал Ђрсений обычно по пути на службу в
никогда, вероЯтно, не мытом параллелепипеде забегаловки-стеклЯшки.<p>
Љ этому времени стеклЯшка и обычно-то набивалась под завЯзку; сегоднЯ же в
буфете давали пиво, и алкашей собралось сверх обыкновенного, так что
поверхностным взглЯдом и не отыскать свободного места ни за одним из полутора
десЯтков шатающихсЯ стоЯчих столиков&nbsp;-- единственной здесь мебели; да и
разогретьсЯ присутствующие успели выше среднего градуса.<p>
Љого только не было тут: рабочие с почтовых Ящиков, щедро раскиданных вокруг;
старики пенсионеры; студенты; грузчики из соседнего магазина; вконец
опустившиесЯ пропойцы обоего пола; некогда знаменитый писатель; даже стыдливаЯ
стайка технической интеллигенции в галстучках-самовЯзах и с портфельчиками у
ног. Ќа стене длЯ порЯдка висела&nbsp;-- золотом по черному&nbsp;-- табличка:
Џђ€ЌЋ‘€’њ ‘ ‘ЋЃЋ‰ € ђЂ‘Џ€‚Ђ’њ ‘Џ€ђ’Ќ›… ЌЂЏ€’Љ€ ‘’ђЋѓЋ ‚Ћ‘Џђ…™Ђ…’‘џ, мирно
соседствуЯ с большим красным, засранным мухами плакатом: силуэты вождей
мирового пролетариата призывали ‚Џ…ђ…„, Љ ЉЋЊЊ“Ќ€‡Њ“. ‘таруха уборщица&nbsp;--
тусклаЯ медалька на засаленном халате&nbsp;-- топталась между столиков, собираЯ
пустые бутылки, на которых одних зарабатывала больше, чем дважды
дипломированному Ђрсению удавалось на государственной службе.<p>
‘ам Ђрсений выпивать не любил, но к алкашам обычно относилсЯ со
злорадно-доброжелательным любопытством. ‘егоднЯ&nbsp;-- нет: видать, судьба
выпала герою романа с самого утра раздражатьсЯ, и он чуть не с мазохистским
наслаждением отмечал окружающие пакости: звон горлышек о кромки кружек, запах
разбавленного сначала в подсобке водою, после&nbsp;-- под столиком&nbsp;--
водкою пива, лужу блевотины в углу. ‡а стойкою все имелось обычное: жидкаЯ
пузырЯщаЯсЯ сметана в нечистых стаканах; уже с виду несъедобнаЯ колбаса на
тарелочках <i>«Ћбщепит»;</i> скоробившийсЯ, покрытый слезами, толсто нарезанный
сыр; рыбно-томатное крошево из консервной банки. Ђрсений взЯл сметану, сосиски,
вчерашнюю булочку и стакан сильно подорожавшего&nbsp;-- с тех пор чай подавать
здесь перестали&nbsp;-- и как будто от этого ставшего еще противнее
кофе&nbsp;-- белесой прохладной бурды, куда вбухано никак не меньше четырех
кусков сахара: рубль двадцать две. Ђлюминиевые ложечка и вилка&nbsp;--
сбывшийсЯ сон ‚еры Џавловны&nbsp;-- скользко лоснились под пальцами, целлофан
отдиралсЯ прЯмо с огромными кусками сизых сосисок, руки моментально покрылись
липким жирным соком. Ќи салфеток, ни горчицы на столах, естественно, не
наблюдалось.<p>
ќта стеклЯшка была единственным местом, где Ђрсений не позволЯл себе
распускатьсЯ: требовать заведующего, писать в жалобную книгу, махать красными
журналистскими корочками: ближайшаЯ и одинокаЯ точка питаниЯ в окрестности, она
кормила всю редакцию: их тут знали наперечет, сплетничали, переносили, и, чтобы
не раздражать против себЯ коллег и начальство, не выглЯдеть в их глазах
непуганым идиотом, Ђрсений осаживал нервы. ‚прочем, в ругани и писании жалоб
вообще, где угодно, смысла тоже содержалось чуть; вернее, в момент написаниЯ
жалоба иногда приносила желаемое: продавали что-нибудь без очереди или из-под
полы, осчастливливали солью или салфетками, грубо извинЯлись за
грубость&nbsp;-- но Ђрсений прекрасно понимал, что они не виноваты ровным
счетом ни в чем (разве как-то очень уж опосредованно, но тогда виноваты все, и
он в том числе), что при такой жизни и за такую зарплату, даже, как они,
приворовываЯ, он работал бы точно так же&nbsp;-- нет! еще, пожалуй, хуже.
‚оспитанные на принципах ложного, нищего равенства, поголовно и насильственно
имеющие аттестаты зрелости, они, возможно, и не догадывались, что ни на что,
кроме мытьЯ посуды или разливаниЯ по тарелкам <i>«Ћбщепит»</i> горохового супа,
не годЯтсЯ, во всЯком случае, многие из них. „а и такие прынцыпиальные
посетители, как Ђрсений, попадались все реже и реже, и ориентироватьсЯ на них
выходило себе дороже. ЋсновнаЯ масса казалась довольною и даже адвокатствовала:
ишь разоралсЯ! †рет сосиски и еще залупаетсЯ! Џосмотрел бы, что творитсЯ у
нас,&nbsp;-- после чего следовало название одной из подмосковных областей.<p>
Љто-то сильно толкнул ЂрсениЯ под руку, и, была б вилка стальною, он непременно
пропорол бы себе щеку. ‚збешенный, Ђрсений повернулсЯ, но не успел даже
сверкнуть глазами: сразу заметил, что слишком огромен, дегенеративен и пьЯн
задевший его амбал. Ѓоже! да Ђрсений ли четыре года назад написал это
стихотворение?! —то он, глупее тогда был, что ли? ‘покойнее? Ќе успел еще дойти
до ручки? €ли просто кокетничал, играл в доброту, в народолюбие, во
всепонимание?<p>
‚ холодный день, в дождливый день,<p>
в унылый день осенний,<p>
что до сих пор среди людей<p>
зоветсЯ «воскресение»,<p>
толклись беднЯги-алкаши<p>
у винного отдела,<p>
длЯ равновесиЯ души<p>
и длЯ сугрева тела<p>
уйдЯ на времЯ из семьи<p>
в объЯтьЯ магазина.<p>
Ђ времЯ двигалось к семи,<p>
и виннаЯ витрина<p>
была уже почти пуста:<p>
сырки, две банки мидий,<p>
да белый вермут&nbsp;-- кровь •риста,<p>
больного лейкемией.<p>
€ братиЯ его брала<p>
и под открытым небом<p>
хлебала прЯмо из горла,<p>
закусываЯ хлебом,<p>
и окуналась в полусон<p>
почти на грани счастьЯ.<p>
€ было что-то в этом всем<p>
от таинства причастьЯ.<p>
Ђ среди них ходил один<p>
в потертой телогрейке,<p>
и было видно: гражданин<p>
пропилсЯ до копейки.<p>
џ знал Ясней, чем по руке,<p>
по ощущенью боли<p>
в его глазах: он о глотке,<p>
о капле алкоголЯ<p>
мечтал. ’олкалсЯ напоказ<p>
с счастливчиками рЯдом<p>
и молча, получив отказ,<p>
стушевывалсЯ. ЏрЯтал<p>
глаза и удалЯлсЯ прочь.<p>
Ђ мне казалось: это<p>
глаза бессильного помочь<p>
жида из Ќазарета.
<h3>
<a name="RTFToC37">28.</a></h3>
ЏроверЯющий был первой и до сих пор самой любимой прозой ЂрсениЯ&nbsp;-- раньше
он писал только стихи. …ще долго после того, как возник в сознании сюжет,
составЯсь из фрагментов впечатлений разных лет: встреч, знакомств, свЯзей,
больше&nbsp;-- мест действиЯ; осколка чьего-то плохо сделанного верлибра;
воспоминаний о чтении Љамю, Ђрсений не решалсЯ прикоснутьсЯ к бумаге. ‘тихи,
думал он, автоматически страхуют от неточности: прежде чем найдешь верно
звучащее, укладывающеесЯ в строку, как влитое, слово&nbsp;-- переберешь их
тысЯчи, успеешь взвесить и понЯть, какое именно нужно, а если даже и не
найдешь&nbsp;-- навсегда запомнишь слово-заплату, станешь мучитьсЯ, пытатьсЯ
избавитьсЯ, особенно смущатьсЯ, когда в чтении вслух доходит до него, старатьсЯ
невнЯтно проболтать его, наигрываЯ <i>поэтскую </i>манеру чтениЯ и тем самым
только акцентируЯ на нем внимание слушателей, которые, впрочем, чаще всего
ничего и не замечают. Џроза куда страшнее, казалось Ђрсению тогда.
<i>‘лишком</i> уж она вольна, <i>слишком</i> свободна!<p>
“жас перед свободою был велик, и Ђрсений сам не понимал толком, как ему удалось
преодоление этого ужаса. Ќе помог ли ему Љто? „ух џзыка? „ьЯвол? ѓосподь Ѓог?
‘угубый материалист, не признающий никакой мистики, Ђрсений чувствовал, что она
сама нахально втиснулась в его жизнь вместе с ЏроверЯющим, длЯ главного героЯ
которого автор похитил фамилию у едва знакомого парнЯ из компании, куда времЯ
от времени затаскивала ЂрсениЯ Ќаташка.<p>
’олько фамилию, да еще, может, русую бородку, перерезающую шею, ибо реальный
Љомаров&nbsp;-- по рассказам Ќаташки&nbsp;-- ЯвлЯл собою фигуру чисто
мелодраматическую: бросив Ќаталью, он объЯснил свой поступок так: дескать,
врачи обнаружили у него, Љомарова, какую-то смертельную болезнь, белокровие,
что ли, и он не хочет портить невесте жизнь скорой своей смертью и производить
на свет уродцев. ‚ыглЯдел больной, впрочем, вполне здоровым. ЌатальЯ тогда
сильно переживала, как, кстати сказать, и при каждом очередном крушении личной
жизни, но отнюдь не из-за болезни любовника, в которую ничуть не верила, а
из-за того, что снова, в который раз, оказалась в положении соблазненной и
покинутой. Џо обыкновению же, скоро и утешилась: сначала с Ђрсением, потом,
кажетсЯ, с... Ќет, считать Ќаташкины романы&nbsp;-- слишком утомительно длЯ
памЯти. ‹юбовники Ќатальи спустЯ определенное времЯ, как правило, переходили в
разрЯд друзей, и через несколько месЯцев и она, и Љомаров, и Ђрсений вращались
уже в одном обществе, от чего не испытывали никаких экстраординарных эмоций.<p>
Ќо тут Љомаров совершил по отношению к Ќаташке чудовищную бестактность: он таки
умер от этой своей болезни. ЌатальЯ вдовой ходила на похороны, потом неделю
ревела. Ћказалось, что за двадцать семь лет жизни Љомаров не обзавелсЯ никем
ближе нее, и ей часто звонили теперь его родители, а раз в году вывозили с
собою на могилу.<p>
Ђрсений не помнил, что случилось раньше: похищение фамилии и бородки или
узнание о болезни Љомарова, но ощущение свЯзи между творческой волею при
написании ЏроверЯющего и этой смертью не покидало уже никогда. Њожет, оттуда и
возникла смутнаЯ идеЯ естикрылого ‘ерафима, впоследствии казненного Ђрсением в
печурке дачи ”ишманов, в той самой печурке, куда подкладывал поленьЯ шурин Њиша
последним вечером недолгого своего счастьЯ.
<h3>
<a name="RTFToC38">29.
11.43&nbsp;-- 11.58
</a></h3>
€з стеклЯшки Ђрсений решил заглЯнуть в сберкассу: положить на книжку вчерашний
гонорар--и, идучи, молил Ѓога, чтобы там не оказалось очереди: дело было даже
не в том, что Ђрсений боЯлсЯ опоздать на службу,&nbsp;-- лишних
десЯти-пЯтнадцати минут никто бы, пожалуй, и не заметил, а заметил бы&nbsp;-- в
строку не поставил,&nbsp;-- а в том, что Ђрсению показалось, что еще одну
очередь он сегоднЯ уже не выдержит. Ѓог, вероЯтно, услышал молитву атеиста:
сберкасса оказалась пуста, и, может, как раз поэтому так раздражилась денежнаЯ
приемщица, только наладившаЯсЯ почитать детектив: сквозь вырезанный в стекле
полукруг окошечка кинула на ЂрсениЯ взглЯд более чем презрительный и, завладев
пухлой, засаленной пачкою, выплюнула через губу: вы что их, на паперти
собирали, что ли?<p>
Џохоже, Я действительно собираю деньги на паперти, улыбнулсЯ Ђрсений пЯтью
минутами позже, когда обнаружил в витрине киоска «‘троительную газету» с
собственным рассказом на последней полосе, но, пробегаЯ глазами текст по пути к
редакции, улыбатьсЯ перестал.<p>
<i>‘’…Љ‹Ћ</i><p>
<i>‘тащил интеллигент стекло. ‡авернул в газету, шпагатиком перевЯзал и в
огромный портфель сунул.</i><p>
<i>„ождалсЯ, когда рабочий день кончитсЯ, пошел на автобус. ‡анЯл место у
окошечка и думает: вот, думает, застеклю лоджию: хорошо будет, можно чай пить.
€ до того размечталсЯ, что чуть свою остановку не проехал.</i><p>
<i>‚скочил интеллигент с места, стал к выходу пробиратьсЯ, а народу тем
временем в автобус много набилось. € чувствует: хрупнуло стекло в
портфеле.</i><p>
<i>€дет он с остановки домой, и до того ему досадно: и стекло, понимаешь,
разбилось, и осколки он тащит, как дурак, надрываетсЯ: выкинуть некуда, ни
одной урны. „а и перед людьми неудобно доставать из портфелЯ черт-те что.</i><p>
<i>Ђ когда совсем уж к дому подходил&nbsp;-- мимо такси проехало и его из лужи
с ног до головы грЯзью обрызгало. ‚ такси дама сидит, такаЯ толстаЯ,
накрашеннаЯ, всЯ из себЯ довольнаЯ.</i><p>
<i>Џришел интеллигент домой, сел на стул, и так обидно ему спало, что даже
расплакатьсЯ захотелось.</i><p>
<i>Џосидел-посидел, а потом как захохочет: ни черта, думает, завтра Я два
стекла стащу!</i><p>
<i></i>ЂрсениЯ едва не стошнило. ‚ообще-то, конечно, пустЯчный рассказик,
написанный исключительно ради лишней трешки, не стоил никакого
вниманиЯ,&nbsp;-- однако самовольнаЯ замена редакцией нескольких слов
оригинала, который&nbsp;-- странно!&nbsp;-- Ђрсений, оказываетсЯ, помнил
наизусть,&nbsp;-- повергла прЯмо-таки в депрессию. Ќе все ли, вроде, равно:
<i>интеллигент</i> или <i>человек, дама </i>или <i>баба, расплакатьсЯ</i> или
<i>повеситьсЯ?&nbsp;--</i> то есть, разумеетсЯ, не все равно, не совсем все
равно, Ђрсений прекрасно понимал смысл случившихсЯ превращений, но отнюдь не
ухудшение текста невозможно было вынести, не его, так сказать, углаживание, а
беспардонное право на правку чужих рукописей, давно не вызывающее ни в одном из
редакторов ни малейшей неловкости!<p>
Ќу и подонство! пробормотал Ђрсений. Љакое всеобщее подонство! но тут же, на
всеобщем подонстве, и осексЯ, потому что, безусловно, вынужден был подверстать
к нему и себЯ: вспомнил, что совсем первоначально в рассказике стоЯло еще
несколько слов не тех, что теперь напечатаны: <i>спиздил</i> вместо <i>стащил,
в «Џравду» </i>вместо <i>в газету, ни хуЯ</i> вместо <i>ни черта&nbsp;--</i> и
уж эти-то слова он сам отредактировал, передаваЯ рассказик литсотруднику,
сам!&nbsp;-- и не потому отредактировал, что счел, будто улучшает, а понимаЯ,
что ухудшает, то есть редактировал так точно, как и тот, газетный, редактор:
нагло, беспардонно, насильственно, руководствуЯсь теми же самыми паскудными
соображениЯми, не редактировал&nbsp;-- цензурировал, и нужды нет, что свое: так
выходило еще страшнее, еще гаже.<p>
Ќу нет! твердо сказал себе Ђрсений. •ватит! „овольно! ‘о всех сторон
получаетсЯ, что следует срочно начинать роман! € чтобы ни строчки подстроенной,
ни слова! Ђ то через пару лет и в самом деле может оказатьсЯ поздно: рука
просто разучитсЯ писать как ей хочетсЯ, как ей представлЯетсЯ верным!&nbsp;--
твердо сказал и обнаружил себЯ возле новенького, только из магазина, без
номеров еще, «жигуленка», приткнувшегосЯ у поребрика в проходном дворе.
Ђвтомобиль сверкал и пах свежим лаком, и у ЂрсениЯ закружилась голова от блеска
и аромата, и рассказ забылсЯ, и роман, и замерцала в сознании четырехзначнаЯ
цифра из сберегательной книжки, и давнее, но со вчерашнего вечера вполне,
наконец, реальное желание иметь такого же «жигуленка» подступило к горлу с
новой, почти первозданною остротой.
<h3>
<a name="RTFToC39">30.</a></h3>
Џочему-то, выхватив его изо всего более чем семисотстраничного текста Ђрсениева
романа, именно к невинному, подобных которому сотни и тысЯчи печатаютсЯ в
разных «крокодилах» и «колючках» столько, сколько существует ‘оветскаЯ власть,
рассказику «‘текло» и прицепилсЯ старший лейтенант ЉѓЃ Џетров, следователь по
делу ЂрсениЯ. ‚ообще-то Џетров литературных тем на допросах не касалсЯ, а, взЯв
за отправную точку заключение экспертизы, что роман Ђ. Ћльховского «„’Џ»
клеветнический (бессмысленно было даже пытатьсЯ обсуждать с Џетровым, что,
собственно, значит: <i>клеветнический роман,</i> ибо роман уже по определению
есть вымысел!)&nbsp;-- скрупулезно и безэмоционально вел расследование путей
распространениЯ последнего&nbsp;-- так же точно, как&nbsp;-- если б Ђрсений
спекулировал, скажем, золотом,&nbsp;-- Џетров выЯснЯл бы путь каждого колечка,
каждой пары запонок,&nbsp;-- но длЯ «‘текла» делал иногда исключение. ѓлаза
Џетрова загорались тогда праведным гневом: вы что? •отите сказать, что наш
народ&nbsp;-- вор?! —то он только и делает, что тащит?! Џочему же народ? со
скукою отвечал Ђрсений. ’ам Ясно сказано: интеллигенциЯ. „аже не интеллигенциЯ,
а отдельный нетипичный интеллигент. ќто в «‘троительной газете» интеллигент,
блистал Џетров осведомленностью, а у вашего героЯ&nbsp;-- народ!<p>
‚озвращаЯсь в камеру с подобных литературоведческих допросов, Ђрсений от
бездельЯ пыталсЯ разгадать природу этого феномена избирательности и за все
десЯть с лишком месЯцев никакого другого объЯснениЯ поведению Џетрова найти не
сумел, кроме того, что, видимо, чтобы не развращать старшего лейтенанта,
начальство текст романа тому не показало, а ознакомило с преступной продукцией
лишь в нескольких выдержках&nbsp;-- и вот самой криминальною из них и оказалось
несчастное «‘текло».
<h3>
<a name="RTFToC40">31.</a></h3>
‚ первую сцену с ‹икой, прикидывал Ђрсений, стоило бы вплести оттенЯющий мотив:
звонок из ‚ладивостока вызывает у ЂрсениЯ не одно раздражение; может, не
столько даже раздражение, сколько облегчение, которое, нарЯду с деньгами, он от
‹ики скрывает: стыдно. ‚едь точно узнать, что муж, в постель которого ты
забралсЯ, не войдет в следующую минуту&nbsp;-- как в любом анекдоте этой
серии,&nbsp;-- кое-что значит длЯ спокойствиЯ души.<p>
‚ сонме героинь романов ЂрсениЯ замужние женщины занимали самое скромное место,
но он крепко запомнил ни на секунду не покидавшее его во времЯ такого рода
свиданий неприЯтное ожидание неудобной ситуации и примитивный страх перед
мордобоем. •орошо все же, что настоЯщаЯ ‹ика не замужем!
<h3>
<a name="RTFToC41">32.
11.59 -- 12.13
</a></h3>
„аже не заглЯнув в отдел, Ђрсений пошел к машинисткам: как, ђиммочка, готово?
спросил у толстой пожилой ђиммочки с Ярко накрашенными, хоть и коротко
обрезанными, ногтЯми. ‘колько с менЯ? Џолучив в обмен на червонец пакет
рукописи, Ђрсений прошел к себе. Ќа столе лежал ворох еще влажных гранок под
запискою: <i>«Ђрсений …вгеньевич! ‘рочно вычитайте. ‚. €. ‹». </i>—то за
страсть у нашей ‚ики, подумал Ђрсений, подписыватьсЯ исключительно инициалами?
’ут, наверное, не без мании величиЯ: ‚ика, видно, надеетсЯ, что рано или поздно
ее начнут принимать за ’ого, Љто ‚исит Ќа ‘тене. Џотом спрЯтал принесенную из
машбюро рукопись, разделсЯ, отметив, что ‹юсЯ уже здесь, а ЂркадиЯ нету, сел за
стол, подвинул к себе кипу. ‚ынул из кармана ручку. Џосмотрел в окно. „остал
сигарету. Ћхлопал пиджак&nbsp;-- черт, зажигалка!&nbsp;-- встал, вышел в
коридор. ‡аглЯнул в соседнюю дверь&nbsp;-- никого. ‘ледующаЯ&nbsp;-- заперта,
только ключик торчит из замочной скважины. ‘ледующаЯ...<p>
Џо полу ползал Ћлег: маленький, толстенький, с лысиною во всю голову.
‡аплатанные джинсы, потертый на локтЯх свитер. ђаскладывал большие фотографии в
пока одному ему понЯтном порЯдке. Џривет, сказал Ђрсений, спички есть? Ћлег
бросил коробок: «ђонсон» посеЯл? Ћставил, ответил Ђрсений и зачем-то соврал:
<i>дома</i> оставил. Џрикурил. Ѓросил спички Ћлегу. ‘пасибо. ‚ышел из
комнаты.<p>
‚ернувшись к себе, сел за стол. Џододвинул пепельницу. ‚орох гранок пугал
величиною и предполагаемой глупостью содержаниЯ. Ќе хотелось начинать. Љстати
зазвонил телефон. Ћтдел информации, сказал Ђрсений в трубку. ‹юсю? ‘ейчас
попробую. ‹юд-ми-ла!! закричал всем голосом. џ-нев-ска-Я! ‚летела ‹юсЯ, полнаЯ,
в очках, спасибо, сказала Ђрсению, привет! и занЯлась разговором: слушаю...
так... так... вдруг посерьезнела. „а что ты?! ќто ж надо ж! Ќу! Ќу! Ќу...
‹адно, понЯла. •орошо. ’ы только не падай духом. ‚се образуетсЯ. ‹юсЯ говорила
долго, с тЯгучими паузами; Ђрсений, как ни пыталсЯ вчитатьсЯ в гранки, больше
слушал ‹юсю, автоматически отмечаЯ особенности ее речи вроде ударениЯ на первом
слоге слова понЯла.<p>
Ћх, Ђрсений! ’акаЯ неприЯтность&nbsp;-- ты и представить не можешь. Њы с
’оликом купили у одного жука «жигули», а деньги, почти все, четыре тысЯчи,
взЯли в долг. ’олик на днЯх снова собралсЯ в Ђфганистан, ну, думали, получит за
поездку&nbsp;-- рассчитаемсЯ. Ђ сейчас вот позвонил&nbsp;-- там у них революциЯ
намечаетсЯ. ‚ душе у ЂрсениЯ екнуло, однако он улыбнулсЯ: Ѓаллада о прибавочной
стоимости? <i>Ќе стеснЯЯсь мужским своим признаком, нарЯжалсЯ на праздники
призраком?</i> —его-чего? не понЯла ‹юсЯ. Љаким таким призраком? ѓалич, говорю.
Џризраком коммунизма. ЏеснЯ. «Ѓаллада о прибавочной стоимости». ’ам у них тоже
произошла револ