ступенькам  вниз.  ‹юди  мнительные  и
раздражительные были вполне уверены, что попали в нарочно устроенную длЯ них
ловушку, и, барахтаЯсь на спине около предательской, как и все в этом  доме,
лестницы, вопили, что их хотЯт зарезать или, по меньшей мере,  ограбить.  Ќо
стараниЯми хозЯев недоразумение вскоре выЯснЯлось, и потерпевший  извлекалсЯ
наверх, отделавшись только легкими ушибами.
     „авно уже Я не был ни на одном чердаке, живЯ в первом этаже, но  должен
сказать, что большой разницы между сущностью жизни на  чердаке  и  в  нижнем
этаже не нашел. ‚кус жизни все один и тот же, -  пьем  ли  мы  ее  струи  из
золотого кубка или из глинЯной кружки. ѓде бы мы  ни  проводили  времЯ,  оно
всюду ЯвлЯетсЯ нагруженным одной  и  той  же  смесью  радостей  и  горестей.
Ѓольному сердцу безразлично, прикрыто ли оно жилетом из тончайшего сукна или
из грубой бумазеи. ‘мех наш не становитсЯ более веселым на бархатных диванах
и креслах, чем на деревЯнных скамьЯх и стульЯх. Њного вздохов вырывалось  из
моей стесненной груди, когда Я жил на чердаке, но и внизу, в комфортабельной
квартире первого этажа,  постигавшие  менЯ  разочарованиЯ  были  ничуть,  не
легче.
     †изнь отмеривает нам свои дары на колеблющихсЯ весах и  недостаток  или
излишек одного уравновешивает в соответствующей мере другим.
     Џо мере  увеличениЯ  наших  средств  к  жизни  растут  наши  желаниЯ  и
потребности. ЋбитаЯ на чердаке или в подвале, мы  рады  блюду  жареной  рыбы
самого дешевого сорта, ломтю хлеба и кружке плохого пива; живЯ же  в  первом
этаже, мы насыщаемсЯ самыми изысканными блюдами, но от  этого  нисколько  не
чувствуем себЯ "сытее". ’аковы человеческие странности.

        XIII 
                           Ћб одежде и поведении

     Ћб этом также нужно высказать несколько мыслей, праздных мыслей.
     ‹юди, щепетильные по отношению к своей внешности, говорЯт, что сознание
быть хорошо одетым дает такое блаженство, какого ничто другое не может дать.
Ћни, пожалуй, и правы. ‘ужу опЯть-таки на основании  собственного  опыта.  ‚
молодости - давно уж  она  промелькнула  длЯ  менЯ!  -  самым  большим  моим
удовольствием было одетьсЯ в праздничный нарЯд.
     ЉакаЯ бы ни постигла менЯ неприЯтность, каким  бы  Я  ни  был  испытуем
разочарованием: прачка ли подвела менЯ, оставив без свежего бельЯ; в десЯтый
ли раз была возвращена мне обратно моЯ "чуднаЯ" поэма в  стихах,  снабженнаЯ
лишь редакторской припиской, гласЯщей: "Љрайне сожалеем, что, за недостатком
места  в  нашем  журнале,  мы  не  можем  воспользоватьсЯ   вашим   любезным
предложением".
     ’ак вот, Я хотел сказать, что когда со мной случалось что-нибудь  вроде
вышеупомЯнутых неприЯтностей, то Я напЯливал все, что было  у  менЯ  лучшего
длЯ украшениЯ своей особы и  шел  гулЯть.  ќтим  путем  Я  приводил  себЯ  в
душевное равновесие и укреплЯл в себе  пошатнувшеесЯ  было  самоуважение.  ‚
лоснЯщейсЯ  новизной  шлЯпе  и  новейшего  покроЯ  панталонах  с  продольной
складкой с лицевой стороны (поддерживаемой тем, что Я клал эту часть  одежды
под постель - не на пол, конечно, а под матрац), Я чувствовал себЯ  "особой"
и утешалсЯ мыслью, что могу отыскать более  добросовестную  прачку  и  более
"просвещенного" редактора.
     Ћколо часа уходит у молодого человека на  размышление,  что  ему  лучше
надеть: серый костюм, легкую фетровую шлЯпу и взЯть в  руки  трость  или  же
облечьсЯ  в  черный  сюртук,  на  голову  напЯлить  кусок  фабричной  трубы,
именуемой "цилиндром", и запастись зонтиком. ђешение этого вопроса  довольно
затруднительно  по  следующим  соображениЯм:  если   одетьсЯ   "полегче"   и
вооружитьсЯ одной тростью, то может пойти проливной  дождь,  и  он,  молодой
человек, придет к предмету своих исканий в малопредставительном виде  мокрой
курицы; если же решить в пользу сюртука с цилиндром и зонтиком  (цилиндр  на
голове без зонтика в руке - неслыханнаЯ вещь) и дождЯ на пути  не  случитсЯ,
то это выйдет уж очень по-стариковски. Љ тому же в  таком  снарЯжении  можно
вспотеть, и прекрасные кудри, выбивающиесЯ из-под  цилиндра,  могут  принЯть
нежелательный вид.
     Ђх, этот цилиндр! ’ерпеть не могу его  и  ношу  только  в  чрезвычайных
случаЯх, поэтому обзавожусь новым. Џоследний  цилиндр  приобретен  мной  лет
пЯть назад и уже выходил из моды - и на цилиндры влиЯет мода!  -  но  теперь
опЯть вошел в моду.
     €так, если нашему молодому человеку одетьсЯ в летний вечер  посолиднее,
то от жары разовьютсЯ  его  ухарски  закрученные  усики  и  красиво  завитые
щипцами кудри, взмокнет крахмальнаЯ рубашка и  все  лицо  покроетсЯ  мелкими
каплЯми пота. ‚се это очень неприглЯдно длЯ кавалера...
     Љак должен завидовать современный юноша, превращаемый нынешней  нелепой
модой в смешную карикатуру, франтам начала XIX столетиЯ! ‚зглЯните  на  них,
как они изображены, например, на рождественских поздравительных карточках; в
соломенных шлЯпах, с панталонами в обтЯжку на стройных ногах, в пышных жабо,
цветных бархатных или шелковых камзолах, с элегантной тросточкой в руке и  с
драгоценными брелоками на часовой цепочке.  Ќеудивительно,  что  при  первом
взглЯде на этих изЯщных кавалеров молодые девушки, нарЯженные также в  самые
живописные костюмы, чувствовали, каш  бурно  бьютсЯ  их  сердечки.  Ќо  чего
можете ожидать вы,  нынешние  франты,  в  обезьЯньих  куртках  и  панталонах
мешками!
     Ћдежда влиЯет на  нас  гораздо  сильнее,  чем  мы  понимаем.  ‚се  наше
поведение, все наши манеры зависЯт от одежды.  ‡аставьте  молодого  человека
надеть обтрепанную одежду, и он пойдет с низко понуренной головой по улицам;
лицо у него будет такое, словно его только что побили. Ђ нарЯдите  этого  же
молодого человека в новое снежно-белое и тонкое  белье,  изЯщный  костюм  от
лучшего  портного  и  красивую  обувь,  снабдив   соответствующей   головной
покрышкой, лайковыми перчатками, модной тросточкой или шелковым зонтиком,  и
он сразу пойдет гоголем,  с  высоко  поднЯтой  головой,  выпЯченной  грудью,
приЯтной улыбкой и взглЯдом победителЯ.
     Ћдежда менЯет нас в корне. —еловек с пером  на  берете,  со  шпагой  на
боку, весь в волнах бархата, шелка и тонких кружев, не может не быть  смелым
и храбрым, между тем как мы, в наших тЯжелых безобразных одеждах, чуть  что,
сейчас же прЯчемсЯ за фонарный столб и зовем на помощь полицию.
     ‘огласен с тем, что и вы, будучи  одеты  в  простое  сукно  и  бумажное
трико, можете так же сильно чувствовать всю прелесть дружбы и любви,  можете
пользоватьсЯ таким же уважением, - быть может,  даже  и  большим,  -  вообще
пользоватьсЯ всеми благами существованиЯ  не  хуже  тех  нарЯдных  красавцев
прошлых времен; но воскресить дух средневековых рыцарей, сражавшихсЯ за даму
сердца и совершавших геройские подвиги ради ее  улыбки,  возможно  лишь  при
брЯцании оружием, шелесте развевающихсЯ перьев  и  звуках  боевых  рожков  и
труб. ‚зглЯните на изображениЯ этих рыцарей в пыльных хартиЯх летописей и на
источенных молью вышитых обоЯх, и вы поймете, что в  наших  костюмах  нельзЯ
обладать рыцарскими чувствами.
     Њир Явно старитсЯ; это заметно, между прочим, и потому, что он стал так
степенно одеватьсЯ. Ќа заре младенчества человечества мы бегали в том, в чем
поЯвились на свет. ‚ грубые варварские дни нашего  исторического  отрочества
мы тоже не гонЯлись за одеждой,  а  лишь  разрисовывали  себЯ  разноцветными
узорами с головы до ног и никогда не чесали  своих  волос.  ‡атем  наступила
юношескаЯ пора и мы сделались  записными  щеголЯми:  разрЯдились  в  дорогие
цветные фуфайки, распустили по плечам кудри и пошли бренчать на  мандолинах,
приседать, распевать сладеньким голоском любовные песенки и увиватьсЯ  возле
нарЯдных красавиц; в то же времЯ, заковав себЯ и  своего  конЯ  в  железо  и
вооружившись длиннейшими копьЯми, играли в рыцарей.
     ’еперь те веселые, пестрые, красивые, сумасбродные дни давно  миновали,
и мы переживаем пору своей возмужалости, граничащей со старостью.  Њы  стали
скромны,  степенны  и  рассудительны  или  -  как  утверждают  некоторые   -
слабоумны. ’еперь мир  изображает  из  себЯ  важного  пожилого  джентльмена,
возмущающегосЯ при одной мысли нацепить на себЯ какое-нибудь  бросающеесЯ  в
глаза украшение. Џоэтому теперь он и одеваетсЯ  в  черный  сюртук  и  черные
панталоны, обуваетсЯ в черные сапоги и покрывает голову черной шлЯпой. ѓлЯдЯ
на этого сурового джентльмена,  и  подумать  нельзЯ,  что  он  когда-то  был
легкомысленным  и  слащавым,  пестро  разрЯженным  бродЯчим  трубадуром  или
странствующим забиЯкой-рыцарем,  под  латами  которого  скрывалсЯ  такой  же
пестрый костюм.
     ‚ своей суровой возмужалости мы мним себЯ чувствительнее, чем  были  во
дни юности. Џо нынешней теории, чувствительность и мрачность  идут  рука  об
руку; доброта тоже всегда мрачна на вид. Ћчень добросердечные люди постоЯнно
ходЯт во всем черном; даже галстуки и перчатки их черного  цвета;  наверное,
скоро будут носить и крахмальные  сорочки  такого  же  цвета.  ‹юди  средней
доброты по буднЯм носЯт светлые панталоны,  а  некоторые  даже  заходЯт  так
далеко, что решаютсЯ носить и светлые жилеты. ’олько люди, не заботЯщиесЯ  о
спасении своих душ, постоЯнно ходЯт в светлых костюмах;  среди  них  есть  и
такие отчаЯнные вольнодумцы, которые публично красуютсЯ даже в белых шлЯпах.
‚прочем, о таких отверженных не принЯто говорить в приличном обществе, и  Я,
пожалуй, напрасно упомЯнул о них.
     Љстати, по поводу светлой одежды. ‡амечали вы, как всегда публика пЯлит
на вас глаза, когда вы в первый раз показываетесь в светлом  новом  костюме?
Џотом на это не так уж обращаетсЯ внимание; когда вы надеваете этот костюм в
третий раз, лондонскаЯ публика успеет уж приглЯдетьсЯ и привыкнуть к нему. џ
говорю о "вас", потому что сам лично никогда не  ношу  светлых  костюмов  из
опасениЯ быть сопричисленным к "грешникам".
     Ќо Я очень желал бы, чтобы человек мог  оставатьсЯ  в  глазах  общества
добрым, чувствительным, благочестивым и почтенным, не  одеваЯсь  ради  этого
трубочистом. Џодчас, глЯдЯ в зеркало на пару своих цилиндрических мешков  на
ногах с торчащими складками на коленЯх, на стЯгивающий мое горло  воротничок
и на шлЯпу котелком, Я недоумеваю: на основании чего Я  обЯзан  портить  вид
светлого Ѓожьего мира моей безобразной фигурой?
     Ќедоумение  мое  разрешаетсЯ  вихрем  смелых,  дерзостных  мыслей.  Њне
приходит в голову, что Я вовсе не обЯзан считатьсЯ "добрым" и "почтенным" (о
чувствительности Я уж и не говорю: за мной это качество всегда  отрицалось);
поэтому никто  не  может  запретить  мне  носить  зеленый  камзол  с  желтой
подбивкой,  красные  бархатные  панталоны  до  колен,  лавандулового  цвета,
длинные чулки и башмаки  с  прЯжками;  накидывать  на  плечи  светло-голубую
шелковую  коротенькую  мантию,  надевать   набекрень   бархатный   ток   или
широкополую поЯрковую шлЯпу с орлиным пером, прицеплЯть к боку тЯжелый  меч,
брать в одну руку  длинное  копье,  а  на  другой,  облеченной  в  охотничью
перчатку, держать сокола в вышитой жемчугом шапочке  на  его  голове,  потом
садитьсЯ на резвого вороного, богато убранного конЯ и носитьсЯ в таком  виде
по лондонским улицам, возбуждаЯ удивление взрослых и восторг ребЯтишек.
     ‚от была бы картина-то! Ќо шутки в  сторону.  —то,  в  самом  деле,  за
надобность, чтобы мы все  походили  на  копошащихсЯ  в  своих  сорных  кучах
муравьев? Џочему бы нам не одеватьсЯ повеселее и покрасивее? џ убежден,  что
если бы мы решились в этом  отношении  вернутьсЯ  к  прошлому,  то  были  бы
счастливее. Љонечно, мне  могут  возразить,  что  такой  взглЯд  слишком  уж
мелочен, но разве в действительности всЯ наша жизнь не построена на мелочах?
’ак с какой же стати нам стыдитьсЯ лишней мелочи, от которой мы  чувствовали
бы себЯ лучше? Љ чему разыгрывать из себЯ невесть каких мудрецов  и  портить
себе удовольствие? Џусть присЯжные философы ходЯт в виде черных воронов, а Я
лучше желал бы уподоблЯтьсЯ легкокрылой пестрой бабочке, на которую  всЯкому
приЯтно смотреть.
     —то касаетсЯ женщин, то они не только могут, но даже  должны  одеватьсЯ
как можно красивее; это их прЯмаЯ  обЯзанность.  †енщины  -  цветы  земли  и
должны оставатьсЯ этими  цветами.  Њы  всеми  силами  способствуем  им  быть
нарЯдными и красивыми;  без  этого  мир  совершенно  омрачилсЯ  бы.  ‘колько
повсюду вносит света красиваЯ и нарЯднаЯ женщина!  Љак  сразу  оживлЯетсЯ  и
украшаетсЯ наше холостое жилище, когда в него ворветсЯ женщина,  в  шуршащем
платье,  отделанном  лентами  и  кружевами,  в  красивой  шлЯпе,  украшенной
цветами, в тонких душистых перчатках и с воздушным зонтиком!  ‘ловно  к  вам
припожаловала сама лучезарнаЯ радуга, сорвавшись с неба.
     ‘амо лето не было бы так прелестно, если бы его не расцвечивали  своими
светлыми нарЯдами молодые девушки и женщины. џ люблю смотреть, как  мелькают
среди зеленых деревьев белые, розовые, голубые и светло-красные платьЯ;  как
носЯтсЯ по бархатистым зеленым лугам и золотистым  полЯм  крупные  бескрылые
бабочки. Ћни видны издалека. ‚от и сейчас  Я  вижу  в  окно  пеструю  группу
женщин, взбирающихсЯ на довольно отдаленный от моего жилища холм. „о него не
менее трех миль, а между тем Я совершенно  Ясно  различаю  отдельные  фигуры
этой группы. Љак приЯтно следить за ними издалека глазами, и это - благодарЯ
их светлым нарЯдам.
     ’олько вот что очень некрасиво: наши английские женщины  носЯт  слишком
просторную обувь. Ќикогда Я не видал у наших женщин обуви по ноге. Ћчевидно,
местные башмачники не имеют настоЯщих колодок длЯ дамской обуви. ‘колько раз
Я слышал от присевшей у дороги женщины, что она не может  идти  дальше,  так
как натерла себе ноги слишком просторной обувью.
     Џо-моему, пора произвести и в  этой  области  необходимую  реформу.  Ћт
имени отцов и мужей старой Ђнглии  взываю  к  изготовителЯм  женской  обуви:
перестаньте же, наконец, господа, уродовать и истЯзать наших  жен,  дочерей,
сестер и прочих дорогих нашему сердцу, ни в чем не  повинных  существ!  ‚едь
длЯ того чтобы не быть такими мучителЯми, вам  достаточно  брать  в  образец
чулки, так легко и удобно облегающие женские ноги; по крайней  мере,  таково
мнение большинства женщин.
     †енские поЯса тоже всегда делаютсЯ настолько широкими и неудобными, что
они то и дело расстегиваютсЯ  и  сваливаютсЯ.  Ќа  это  также  следовало  бы
обратить внимание и принЯть меры к устранению этого неудобства.
     Џочему женщины молча терпЯт все эти неудобства, а не протестуют  против
них и не настаивают, чтобы носимые ими вещи были сделаны  по  ним,  это  длЯ
менЯ непонЯтнаЯ загадка. Ќе оттого же это, чтобы женщины, были равнодушны  к
своему туалету, когда, наоборот, всЯ их жизнь вертитсЯ вокруг нарЯдов.  ‚едь
женщины ни о чем не любЯт и не могут говорить, кроме нарЯдов. ‘ утра до ночи
они готовы трещать об  этом.  Љогда  вы  встретите  двух  женщин,  оживленно
беседующих между собой, то так и знайте, что они обсуждают свои  собственные
и чужие туалеты. ’ак, например, если вы увидите  сидЯщих  у  открытого  окна
двух ангелоподобных молодых девушек  и  желали  бы  знать,  какие  невинные,
свЯтые мысли срываютсЯ с их розовых губок, то подойдите поближе  и  услышите
что-нибудь вроде следующего:
     -  ‘делала  новый  кушак  из  пунцовой   ленты,   распустила   складку,
разгладила, и теперь платье опЯть совсем как новое, - щебечет одна.
     - Ђ Я, - чирикает другаЯ, - хочу снести  свой  вишневого  цвета  лиф  к
портнихе и попросить ее сделать в нем желтую вставку; будет  очень  красиво.
Џотом надо взЯть у Џеттиков перчатки.  ’ам  только  что  получены  новые,  с
толстыми швами, и недорого стоЯт: всего один шиллинг и одиннадцать пенсов.
     ‚от вам и "ангельскаЯ" беседа!
     Љак-то раз Я ездил в обществе моих родственниц за город. Њестность,  по
которой шла дорога, была очень живописна, но мои спутницы ничего не  видели,
потому что все времЯ болтали о нарЯдах. Ќаконец  Я  не  выдержал  и,  обводЯ
кругом зонтиком, заметил:
     - Љакой чудный вид! Џосмотрите на синеющие вдали горы, обрамлЯющие  эту
живописную сельскую картину. Љак таинственно белеютсЯ вон там, среди  пышных
садов, причудливые очертаниЯ вилл!
     - „а, недурно, - небрежно кинула мне в ответ  одна  из  дам  и  тут  же
продолжала,  обращаЯсь  к  своей  спутнице:  -  ‘оветую   тебе   взЯть   Ярд
флорентийской тафты и отделать корсаж...
     - Ђ юбку так и оставить без переделки? - перебила втораЯ дама.
     - Љонечно! Ћна и так хороша... Ђ как называетсЯ вот это село, кузен?
     џ ответил на этот вопрос и, кстати, принЯлсЯ поэтизировать насчет новых
видов, открывшихсЯ пред нашими глазами. „амы кивали своими модными  шлЯпами,
цедили сквозь зубы: "„а, это очень мило!" - или: "Ћчень обворожительно!" - и
тотчас же снова пускались в оживленное обсуждение мод, новых материй и  тому
подобных более интересных сюжетов.
     џ уверен, что если бы две женщины попали на необитаемый остров, то  они
целые дни только бы  и  делали,  что  разбирали  пригодность  длЯ  украшений
раковинок, скорлупки Яичек и камешков да придумывали бы новый фасон  фиговых
листочков.
     Њолодые мужчины тоже не прочь принарЯдитьсЯ,  но  все  же  они  толкуют
между  собой  не  исключительно  о  нарЯдах.  Џопробуй  кто-нибудь  из   них
ограничиватьсЯ в беседе с товарищами одной  этой  темой,  с  ним  тотчас  же
перестанут иметь общение, как с безнадежной пустельгой. ”атишки не в  фаворе
у своего пола, хотЯ это, в сущности, не совсем справедливо. ‚едь  склонность
к щегольству у мужчины не имеет в себе ничего безнравственного,  притом  она
обыкновенно проЯвлЯетсЯ лишь в молодые годы, а с течением времени пропадает.
Ќе следует забывать, что тот, кто в двадцать  лет  не  любит  пофрантить,  в
сорок обЯзательно сделаетсЯ нерЯхой.
     „а, немного фатовства  вовсе  не  мешает  молодому  человеку.  џ  люблю
смотреть,  как  молодые  петухи  молодецки  встрЯхивают  своими   блестЯщими
пестрыми перьЯми, вытЯгивают шеи и с таким торжествующим  видом  кукарекают,
словно  им  принадлежит  весь  мир.  —ересчур  же  скромные,  сдержанные   и
неразборчивые в туалете юноши мне не нравЯтсЯ. ‘ерьезничать и разыгрывать из
себЯ аскетов им вовсе не идет; это неестественно, а потому и  неприЯтно  длЯ
окружающих.
     ‚ообще слишком скромное поведение - большаЯ ошибка в  этом  мире.  Ћтец
“рии •ипа был плохой судьЯ в мирских делах, иначе  он  не  стал  бы  внушать
своему сыну, что люди более всего благоволЯт к скромным. Ќапротив, ничто так
не претит людЯм, как образцовое поведение. ѓлавной потехой  длЯ  большинства
людей служит скандал,  а  как  вы  заскандалите  со  скромным  и  сдержанным
человеком? Ћн своими тихими ответами и манерами заставит вас сдерживать свою
придирчивость и досаду, а этим испортит вам все удовольствие. ‚ы только  что
настроились на самый воинственный  лад,  распетушились  как  следует  и  уже
предвкушаете наслаждение веселеньким  скандальчиком,  как  вдруг  первый  же
выпущенный  вами  снарЯд  насмешки  или  прЯмой  грубости   отскакивает   от
непроницаемой брони вашего противника, не причинив ему ни малейшего вреда  и
не вызвав даже намека на отпор. …сть от чего прийти в отчаЯние!
     †изнь Љсантиппы, свЯзанной с  невозмутимо  равнодушным  к  ее  выходкам
‘ократом, должна была быть сплошным мучением длЯ бедной женщины. Џредставьте
себе сварливую женщину, осужденную иметь мужа, с которым  никакими  уловками
нельзЯ поссоритьсЯ... Љстати, о мужьЯх.
     ЊужьЯм следовало бы приноравливатьсЯ к своим женам  в  этом  отношении.
‘уществование этих беднЯжек и так уж слишком однообразно и бесцветно. ‚едь у
них нет тех развлечений, которыми живы мы.
     Ќа политические митинги они не ходЯт,  в  клубах  членами  не  состоЯт,
исключены из вагонов длЯ курЯщих и никогда не читают юмористических листков,
а если иногда и заглЯдывают в них, то ничего там не понимают, потому что  им
никто не разъЯснЯет.
     „а, беднаЯ Љсантиппа достойна нашего  искреннего  сожалениЯ.  Ћна  была
настоЯщей мученицей во всю свою жизнь.  €сториЯ  с  ведром  была,  наверное,
одной из самых грустных в ее жизни. ЃеднаЯ женщина так надеЯлась  хоть  этим
способом вывести наконец  из  терпениЯ  своего  "каменносердого"  мужа.  Ћна
наполнила ведро грЯзной водой и, быть может, даже нарочно далеко  ходила  за
ней. ‘ каким волнением  она  поджидала  возвращениЯ  мужа!  Ќаконец  улучила
момент, чтобы окатить его из этого ведра, но - увы! - опЯть-таки без всЯкого
результата. ‘колько, думаю, понадобилось ей потом времени,  чтобы  выплакать
свою досаду  на  такое  разочарование.  Џоследний  луч  надежды  померк  длЯ
беднЯжки, насколько нам известно, у нее тогда не было уже и матери,  которой
она могла бы пожаловатьсЯ на такого мужа.
     —то ей было радости в том, что  ее  муж  принадлежал  к  числу  великих
философов? ‚ супружеской жизни великаЯ философиЯ не у места.
     †ил был когда-то мальчик, которому хотелось быть на  море.  Љапитан,  к
которому он пришел просить места, спросил его, что он умеет делать.  Њальчик
ответил, что умеет сушить  между  листами  книг  морские  растениЯ  и  знает
наизусть всю таблицу умножениЯ, может повторить ее даже с конца; кроме того,
знает, сколько раз в ‚етхом  завете  встречаетсЯ  слово  "рождать"  и  может
наизусть прочесть "Њальчика, стоЯщего на пылающей палубе", "Ќас семеро" и...
     - ‚се это очень хорошо, - прервал капитан. - Ќо умеешь ли  ты  отличать
каменный уголь от простого?
     ’о же самое и в  семейной  жизни.  ’ам  не  столько  нужны  отвлеченные
знаниЯ, сколько полезные. ђазвитые мозги совсем не нужны в супружестве:  там
на них нет никакого спроса, потому что  там  нет  им  применениЯ.  Љаким  бы
сильным умом  ни  отличалсЯ  муж,  жена  все  равно  низведет  его  на  свой
собственный низенький умственный уровень.
     Џоверьте мне, дорогой читатель, ваша супруга или  возлюбленнаЯ  никогда
не преклонитсЯ пред вашей ученостью и мудростью. †енщине в домашнем  обиходе
необходим человек, который мог бы поживее исполнить любое ее  поручение,  не
подвергаЯ его критическому разбору и вообще не высказываЯ о нем  собственных
суждений, хотЯ бы и самых возвышенных и  гениальных;  который  умел  бы  как
следует держать на руках ребенка и не очень жаловалсЯ бы на пережаренное или
недожаренное жаркое за обедом. ‚от какого рода  мужей  любЯт  чувствительные
женщины, а вовсе не научных или литературных светил, которые ровно ничего не
смыслЯт в хозЯйстве и в детской и своей страстью к  оригинальничанью  готовы
перевернуть вверх дном весь житейский уклад.

        XIV 
                                  Ћ памЯти

                                                      Џомню, помню, в ноЯбре
                                                      ла ворона по грЯзи...

     Ђ дальше забыл. ќто  было  первое  стихотворение,  самостоЯтельно  мной
прочитанное в одной детской книжке и заученное наизусть. џ только  потому  и
запомнил его начало, что мне за каждое повторение этих стишков наизусть  при
гостЯх давалось четыре пенса, причем всегда внушалось, что  если  Я  сберегу
эти четыре пенса до тех пор, когда к ним прибавитсЯ еще  столько  же,  то  у
менЯ будет тогда уже восемь  пенсов.  Ќо  так  как  особенной  склонности  к
сбережениЯм Я в то времЯ не чувствовал, то на следующий  же  день  обменивал
свои четыре пенса на какое-нибудь лакомство. ’аким образом, мой  капитал  не
только не увеличивалсЯ, но и  тот,  который  попадал  мне  в  руки,  не  мог
удержатьсЯ у менЯ долее суток.
     џ бы не запомнил и того, что мне давалось именно по  четыре  пенса,  не
больше и не меньше, если бы не  постоЯнное  наставление  о  бережливости,  в
результате которой должна была образоватьсЯ  сумма  в  восемь  пенсов.  €  Я
привел эти факты из своей детской жизни длЯ того,  чтобы  показать,  как,  в
сущности, половинчаты  все  наши  воспоминаниЯ.  ЏамЯть  -  это  своенравный
ребенок, разбивающий и ломающий все свои игрушки. Џомню,  например,  как  Я,
еще совсем маленьким, свалилсЯ в мусорную Яму, но о том, каким  путем  Я  из
нее выбралсЯ, - ничего не помню. Џоэтому, если бы нам приходилось основывать
свои суждениЯ на одной памЯти, то Я,  помнЯ  только  о  своем  пребывании  в
мусорной Яме, мог бы, по логике, быть вынужденным признать, что  и  посейчас
нахожусь в этом прекрасном месте.
     ‚ другой раз, много лет позднее, Я был одним из главных действующих лиц
в очень пылкой любовной сцене, но единственно  Яркое  воспоминание  об  этой
сцене оставил во мне тот момент, когда, в самый разгар ее, дверь в  комнату,
где происходило дело, вдруг отворилась и  чей-то  словно  замогильный  голос
произнес: "ќмилиЯ, иди в гостиную: тебЯ спрашивают; очень нужно". Њожно было
подумать, что Явилась полициЯ  арестовать  ќмилию.  Ѓольше  ничего  не  могу
припомнить; от  обмениваемых  пред  этим  эпизодом  нежных  слов  и  горЯчих
поцелуев - если только они были - ровно ничего не  уцелело  в  моей  памЯти.
’аких случаев Я мог бы рассказать много.
     „лЯ  оглЯдывающихсЯ  назад  жизнь  представлЯетсЯ  лишь  разрушающимисЯ
развалинами. ѓде прежде высилсЯ массивный портик, там теперь  осталась  одна
колонна; место будуара дамы сердца  отмечено  одним  полуразрушенным  окном;
место, где когда-то весело трещал огонь, разливаЯ тепло и свет, превратилось
в груду почерневших камней; а все вместе поросло лишаЯми и сорными травами.
     ‚се очертаниЯ бывшего расплываютсЯ в тумане  отдаленности  от  нас,  но
благодарЯ именно этому туману получают в  наших  глазах  какую-то  особенную
таинственную прелесть. „аже прошлые горести  нам  кажутсЯ  прекрасными.  „ни
нашего детства представлЯютсЯ нам в виде длинной цепи всЯкого рода  весельЯ,
баловства, сластей, игрушек  и  забав.  ‚ыговоры  же,  наказаниЯ,  зубнаЯ  и
головнаЯ боли, насморки и кашли, зубрение сначала грамматики  отечественного
Языка, а потом латинского - все забыто; особенно основательно забыта  именно
латинскаЯ грамматика. ‚сЯ наша юность, когда мы отошли от нее на  порЯдочное
расстоЯние, кажетсЯ нам сплошным праздником торжествующей любви. Ћ бессонных
ночах той поры и о сердечных страданиЯх, когда она  объЯвлЯла  нам,  что  не
может быть длЯ нас ничем другим,  кроме  сестры  (словно  нам  нужны  только
сестры!), мы совершенно забываем.
     „а, оглЯдываЯсь назад на пройденный нами путь, мы видим одни  прошедшие
радости, один Яркий свет, заслонЯемый лишь  завистливым  мраком  настоЯщего.
‚есь этот путь кажетсЯ нам  усыпанным  розами;  его  камней,  о  которые  мы
столько раз спотыкались  и  ушибали  себе  ноги,  мы  уже  не  различаем,  а
окаймлЯющий  его  терновник  представлЯетсЯ  нам  нежным,  колыхающимсЯ  под
дуновением легкого зефира кустарником.
     - Ѓлагодарение премудрому Џромыслу за то, что беспрерывно  удлинЯющаЯсЯ
цепь наших воспоминаний сохранЯет в себе одни красивые и светлые звеньЯ, что
вчерашние горести и печали сегоднЯ припоминаютсЯ уже с улыбкой.
     ’ак как все светлое в жизни ЯвлЯетсЯ вместе с тем и  наиболее  великим,
то мне кажетсЯ, что, по  мере  погружениЯ  нашего  прошлого  в  темное  море
забвениЯ, над его  поверхностью  дольше  всего  и  могут  продержатьсЯ  одни
светлые радости, выпавшие нам на долю, между тем как черные горести,  скорби
и печали, так жестоко мучившие нас в свое времЯ, давно  уже  погрузились  на
дно и более не тревожат нас напоминанием о себе.
     Џрошлое обладает особыми чарами,  которые  и  заставлЯют  людей  старых
болтать молодым столько вздору о тех  днЯх,  когда  они  сами  были  молоды.
‘тарикам кажетсЯ, что мир в дни их молодости был несравненно более  приЯтным
местом пребываниЯ, чем теперь, и что в нем  все  было  именно  таким,  каким
должно бы быть. Њальчики были только мальчиками, т. е. детьми, находившимисЯ
в блаженном неведении того, чего мальчикам не следует знать, а девочки - так
те были  уж  настоЯщими  ангелами  невинности,  доброты  и  всЯкой  душевной
прелести. „а и зимы-то тогда были настоЯщими зимами,  а  не  карикатурой  на
них; лето тоже не срамило  себЯ  разными  неприличными  выходками,  которыми
отличаетсЯ теперь. Љогда же почтенные старички  начнут  баснословить  вам  о
великих  подвигах,  будто   бы   совершенных   их   современниками,   и   об
умопомрачительных событиЯх того времени, то у  самых  доверчивых  слушателей
наших дней начинают, как говоритсЯ, вЯнуть уши.
     Њне всегда доставлЯет удовольствие  слушать,  когда  старики  развивают
свои цветистые фантазии о прошлом пред молодежью, котораЯ слушает их разинув
рот и не  находЯ  что  возразить  по  своей  неопытности.  €  Я  каждый  раз
удивлЯюсь, почему эти седовласые фантазеры не догадаютсЯ сказать, что во дни
их юности луна освещала все ночи, а  единственным  спортом  подростков  того
времени было подбрасывание на одеЯлах бешеных быков...
     ’ак всегда было, так и будет. „едушки наших дедушек пели  те  же  самые
песни о небывалой прелести их юных дней.  Њожет  статьсЯ,  что  и  мы  сами,
достигши известного почтенного возраста,  будем  с  восторгом  отзыватьсЯ  о
времени своей молодости и с ужасом будем порицать настоЯщее.
     "Ђх, верните нам доброе старое времЯ хоть на пЯтьдесЯт  лет  назад!"  -
таков неумолчный  вопль  человечества  со  днЯ  пЯтьдесЯт  первой  годовщины
рождениЯ Ђдама. ‚озьмите литературные произведениЯ  хоть,  например,  начала
XIX  века,  и  вы  увидите,  что  многие  поэты  и  романисты  того  времени
предавались беспросветной тоске о  навеки  канувших  в  вечность  днЯх,  как
делали задолго до них немецкие миннезингеры, а еще  раньше  -  скандинавские
сказочники. Ћ бесследно промчавшемсЯ и, наверное, никогда не  существовавшем
"золотом" веке одинаково вздыхали и ветхозаветные пророки, и мудрецы древней
ќллады.
     ‚ообще, если верить старым преданиЯм, то мир с самого своего сотворениЯ
только и делал, что с каждым новым днем становилсЯ все хуже и хуже. ‘удЯ  по
этим преданиЯм, мир в тот день,  когда  он  впервые  открылсЯ  длЯ  публики,
должен был быть восхитительнейшим местопребыванием, хотЯ он, в сущности,  не
плох и теперь при условии уметь  держатьсЯ  в  полосе  солнечного  сиЯниЯ  и
снисходительно относитьсЯ к ненастью.
     Ќет спора, землЯ и в самом деле не могла не быть прекрасной на росистой
заре первого днЯ своего существованиЯ, когда ноги  миллионов  людей  еще  не
истоптали в прах свежей зелени, а оглушительный грохот тысЯч городов еще  не
отпугнул мирного ангела тишины. Ѓлагородной и торжественной была  жизнь  длЯ
легко и свободно одетых праотцев человечества, шествовавших рука об  руку  с
‘амим Ѓогом. Ћни обитали в залитых солнцем шатрах, среди мычащих  стад.  ‚се
их скромные потребности удовлетворЯлись любЯщей  рукой  самой  природы.  Ћни
трудились, мыслили и передавали друг другу свои впечатлениЯ. ‚ мире и тишине
вращалась тогда по своему воздушному пути землЯ, еще не  отЯгченнаЯ  злом  и
преступлениЯми.
     ќти прекрасные  времена  миновали  безвозвратно.  ‘покойное  детство  и
юность человечества, проведенные  им  под  сенью  густолиственных  лесов,  у
журчащих ручьев,  уже  давно  окончились,  и  людской  род  вступил  в  пору
возмужалости среди волнений, сомнений и надежд.  ‚ек  мирного  покоЯ  был  и
отжил. ‹юдскому роду дана задача, и он спешит ее выполнить. Ќо  что  это  за
задача, какую роль играет этот мир в  великих  непостижимых  предначертаниЯх
Џромысла, - мы не знаем, хотЯ бессознательно и делаем то, что должны делать.
Џодобно невидимым глазу крохотным строителЯм кораллов, глубоко на дне  морей
созидающим целые острова, каждый из нас трудитсЯ и  бьетсЯ  ради  достижениЯ
собственных мелких целей, не  имеЯ  и  понЯтиЯ  о  том,  что  вместе  с  тем
способствует  построению   великой   мастерской,   предназначенной   служить
недоступным нашему слабому уму целЯм ‚ысшего ђазума.
     Ќе будем же предаватьсЯ напрасным сожалениЯм и скорбЯм  о  невозвратных
днЯх, протекших не длЯ нас лично. Ќаша забота должна относитьсЯ к  будущему,
а не к прошлому; нашим лозунгом должно  служить  слово  "вперед".  Ќе  будем
сидеть сложа руки и в тоскливой праздности созерцать прошедшее, принимаЯ его
за готовое уже здание, тогда как оно - лишь фундамент длЯ  будущего  зданиЯ.
Ќе будем зрЯ тратить жизнь на бесплодные слезы  о  том,  что  было  или,  по
крайней мере, кажетсЯ нам бывшим, забываЯ о том, что находитсЯ впереди  нас.
’оскуЯ о том, чего нам не было дано, мы только упускаем то, что нам  даетсЯ,
и пренебрегаем тем, что имеем в руках, ради того, чем не можем овладеть.
     Њного лет тому назад,  когда  Я,  сидЯ  по  зимним  вечерам  пред  Ярко
пылавшим камином, зачитывалсЯ старыми сказками, мне пришлось познакомитьсЯ в
одной из этих сказок с доблестным рыцарем. ‚о многих странах  он  перебывал,
много препЯтствий поборол, многим опасностЯм подвергалсЯ. ‚се знали его  как
многоиспытанного и храброго рыцарЯ,  которому  был  чужд  всЯкий  страх,  за
исключением, впрочем, таких случаев,  когда  и  самый  мужественный  человек
может почувствовать робость, не опасаЯсь быть названным за это трусом.
     Ќо вот однажды, среди утомительного пути, этот  рыцарь  "без  страха  и
упрека" вдруг стал предаватьсЯ малодушной робости, навеЯнной на него  унылым
видом той местности, по которой он проезжал. ‘о  всех  сторон  его  окружали
необычайной высоты темные, мрачные  скалы,  словно  наклонЯвшиесЯ  вперед  и
готовые каждую минуту рухнуть и раздавить под собой дерзновенного  всадника,
рискнувшего забратьсЯ в их область. ’ам и  сЯм  зиЯли  бездонные  пещеры,  в
которых  могли  скрыватьсЯ  неизвестные  рыцарю  страшилища.  Ђ  впереди   с
оглушительным ревом низвергались в бездонные пропасти бурные горные  потоки.
Љругом сгущалсЯ ночной мрак.
     “веренный, что на этом страшном пути его ожидает гибель,  рыцарь  хотел
уже повернуть своего верного конЯ, чтобы вернутьсЯ назад в то место, где  он
раньше видел разветвление дороги, и пуститьсЯ вперед по другому направлению,
где, быть может, окажетсЯ меньше грозных опасностей.
     Ќо когда он оглЯнулсЯ назад с целью узнать, как лучше  повернуть  конЯ,
то, к великому своему изумлению, не увидел ничего,  кроме  глубокой  бездны,
простиравшейсЯ от самых ног конЯ до того места, где землЯ как будто сходитсЯ
с небом. ‘ердце рыцарЯ дрогнуло  от  ужаса.  Ћн  понЯл,  что  уже  не  может
возвратитьсЯ назад. Џришпорив своего конЯ,  он  смело  направилсЯ  вперед  и
благополучно миновал страшное место.
     €з этой сказки и  мы  должны  понЯть,  что  от  прошлого  нас  отделЯет
непреодолимаЯ пропасть, а  пугатьсЯ  будущего,  каким  бы  оно  ни  казалось
грозным, никогда не следует, потому что это бесполезно.
     „а, возврата по жизненному пути нет ни длЯ кого. Џри каждом новом  шаге
вперед проваливаетсЯ в вечность тонкий мост времени, навсегда прерываЯ  наше
общение с прошлым. Ћно скрылось от нас, и нам его уж  не  вернуть.  Ќи  одно
слово не может вернутьсЯ назад, как не  может  вернутьсЯ  нам  наша  юность.
Џоэтому  мы,  подобно  тому  рыцарю,  должны  смело  идти  вперед,   отогнав
бессмысленную тоску о безвозвратном.
     ‘ каждой новой секундой начинаетсЯ длЯ нас  и  новаЯ  жизнь.  Ѓудем  же
встречать ее радостно. ‚се равно мы должны идти вперед, - хотим ли мы  этого
или не хотим; так не лучше ли идти с глазами, устремленными в будущее, а  не
обращенными на прошлое?
     Љак-то раз пришел ко мне один приЯтель и настойчиво  принЯлсЯ  убеждать
менЯ занЯтьсЯ изучением нового способа укреплениЯ памЯти так, чтобы  никогда
не забывать ничего виденного, слышанного, прочтенного и заученного. Ќе знаю,
почему мой приЯтель нашел нужным именно менЯ ознакомить с этим  способом,  -
быть может, потому, что Я имею обыкновение забывать везде дождевые  зонтики,
обзаводитьсЯ новыми и постоЯнно разочаровыватьсЯ  в  них,  или  потому,  что
склонен делать  в  карточной  игре  несвоевременные  прикупки,  несмотрЯ  на
горькие опыты, которые должны были бы научить менЯ быть осторожнее.  Ќо  как
бы там  ни  было,  Я  решительно  отказалсЯ  воспользоватьсЯ  так  горЯчо  и
красноречиво  расхваливаемым  моим  приЯтелем  способом  укреплениЯ  памЯти,
потому что вовсе не желаю ничего помнить.
     „ействительно, в жизни большинства людей есть много такого, о чем лучше
забыть. Љ чему, например, помнить те  минуты,  когда  мы  поступили  не  так
честно, не так искренно и справедливо, как бы следовало? Љ чему  помнить  те
несчастные отступлениЯ от прЯмого пути, которые  приводили  нас  к  стыду  и
позору в сознании нашей сумасбродной ошибки? ‚едь мы уже заплатили  за  свои
роковые ошибки ночами, полными мучительных угрызений совести, жгучего  стыда
и, быть может, даже презрениЯ к самим себе. €скуплено все это - и  довольно.
‡ачем же еще вспоминать об этом?
     Ћ, всемогущее ‚ремЯ, отец  забвениЯ!  Ћсвободи  нас  своей  милосердною
рукою от горьких воспоминаний о прошлом. ‚едь каждый новый час несет  нам  и
новые горести, а силы у нас ограниченные; как же нам нести  двойную  тЯжесть
прошлого и настоЯщего?
     џ не утверждаю, что прошлое должно быть совеем похоронено. Њузыка жизни
стала бы немой, если мы  совершенно  порвем  струны  прошедшего.  Њы  должны
вырывать из цветника Њнемозины  только  сорную  траву,  а  не  самые  цветы.
Џомните у „иккенса того человека, который так усердно молилсЯ о  ниспослании
ему забвениЯ прошлого, а когда  молитва  его  была  услышана,  стал  так  же
усердно молитьсЯ о том, чтобы ему была  возвращена  памЯть?  Њы  не  требуем
уничтожениЯ всех духов, а бежим только от страшных привидений  со  свирепыми
лицами и пылающими злобой  глазами.  Џусть  преследуют  нас  сколько  угодно
тихие, мирные призраки; их мы не боимсЯ.
     Џо мере того как мы становимсЯ старше, пред нами восстает все больше  и
больше привидений. „лЯ того чтобы видеть их туманные лица и  слышать  шелест
их волнистых дымчатых одежд, нам вовсе нет надобности ночевать на  кладбищах
или в развалинах старинных замков. ‚ каждом доме, в каждой комнате,  даже  в
каждом кресле сидит свой дух. Џризраки осаждают все  места,  где  мы  живем,
кружатсЯ вокруг нас, подобно осыпающимсЯ листьЯм в осеннюю  бурю.  Ќекоторые
из них живые,  другие  мертвые,  но  мы  этого  не  разбираем.  Њы  когда-то
обменивались с ними рукопожатиЯми, любили их, ссорились с ними,  смеЯлись  и
делились нашими мыслЯми, горестЯми и надеждами - словом, соединЯлись с  ними
такими узами, которые, по нашему мнению,  должны  были  противостоЯть  самой
великой разлучнице - смерти. Ќо  наши  любимцы  ушли  от  нас  навсегда.  Њы
никогда больше не услышим их милых голосов, их дорогие глаза никогда  больше
не заглЯнут в наши. ‹ишь одни их призраки навещают нас и ведут с нами  немые
беседы. ‘квозь дымку наших слез  мы  видим  лишь  их  смутные,  расплывчатые
очертаниЯ. Њы тоскливо простираем к ним руки, но улавливаем только воздух.
     Џризраки! Ћни с нами и ночью и днем. Ћни следуют рЯдом с нами по шумным
улицам, среди ослепительного солнечного блеска. Ћни составлЯют нам  компанию
дома, в вечерних сумерках. Њы видим их бледные лица выглЯдывающими  из  окон
той старой школы, которую мы посещали некогда в детстве. Њы встречаем их  на
лугах и в лесах, где мы в юности бегали и играли.
     —у! ђазве вы не слышите их тихого  смеха,  несущегосЯ  из-за  того  вон
пышного  куста  ежевики,  и  радостных  криков,  раздающихсЯ  по   тем   вон
травЯнистым прогалинкам? ‚от смотрите: среди залитых солнцем цветущих  полей
и полных таинственного сумрака лесов  вьетсЯ  та  тропинка,  по  которой  мы
бежали навстречу своей милой, вечерком, на закате. ‘мотрите:  и  сейчас  она
идет по той тропинке, в том же  воздушном  белом  платье,  которое  нам  так
нравилось, с болтающейсЯ на маленькой руке широкополой соломенной  шлЯпой  и
со спутанными белокурыми волосами на красивой головке.
     "Ќо, - скажете вы, -  ведь  она  давно  уже  умерла,  и  притом  далеко
отсюда". "’ак что ж? - возражу Я. - ЌесмотрЯ на все это она здесь,  с  нами,
мы можем смотреть в  ее  смеющиесЯ  глаза,  слышать  ее  нежный  голос.  Ћна
исчезнет на лесной опушке, полЯ окутаютсЯ ночными туманами, и  ночной  ветер
развеет последний звук ее шагов, но ее призрак останетсЯ с нами".
     „а, призраки всегда с нами и не исчезнут до тех пор, пока  этот  унылый
старый мир еще не разучилсЯ сохранЯть отголоски горьких, безутешных рыданий,
провожающих любимого  человека  на  тот  таинственный  и  зловещий  корабль,
неумолимый капитан которого всегда только перевозит на ту  сторону  великого
морЯ жизни, но никогда никого не возвращает назад. Ѓез призраков мир был  бы
еще унылее и печальнее.  Џоэтому  просим  вас,  дорогие  призраки  прошлого,
приходите к нам и беседуйте с нами. Џриходите, тени наших любимых  товарищей
игр, наших друзей юности и наших возлюбленных! Ѓудьте снова с нами! Њир  без
вас так скучен, новые лица и друзьЯ не так нам милы, как были милы вы, и  мы
не можем их любить, не можем и смеЯтьсЯ с ними, как любили вас и смеЯлись  с
вами. Љогда мы вместе с вами, дорогие призраки,  совершали  жизненный  путь,
мир был полон света и радости длЯ нас; теперь же он длЯ нас потускнел;  сами
мы сделались вЯлыми и угрюмыми, и лишь  одни  вы  можете  вернуть  нам  хоть
отблески прежней свежести и восторгов нашей жизни.
     ЏамЯть - превосходный  вызыватель  призраков.  Џодобно  так  называемым
"нечистым" домам, стены памЯти тоже всегда полны шума незримых шагов.  —ерез
ее разбитые окна мы  можем  наблюдать  порхание  теней  смерти,  и  все  эти
печальные тени, в сущности, - не что иное, как призраки того,