вной системы;
на какие-то несколько граммов субстанции больше или  меньше,  и  ты  уже  не
великий человек, а жалкий безумец. ЋтчаЯние выгонЯло его из мастерской, и он
бежал от своего творениЯ,  уносЯ  с  собой  уверенность  в  своем  фатальном
бессилии; эта мысль гудела в его мозгу, как назойливый колокольный звон.
     †изнь его стала ужасной. Ќикогда еще его так не преследовало сомнение в
самом себе.  Ћн  пропадал  целыми  днЯми.  Ћднажды  не  пришел  ночевать  и,
вернувшись наутро в каком-то чаду, даже не  мог  объЯснить,  откуда  пришел.
Џохоже было, что он все времЯ скиталсЯ по пригороду, лишь бы  не  оставатьсЯ
наедине со своим неудавшимсЯ творением. ‘ тех пор как  оно  вызывало  в  нем
стыд и ненависть, единственным  облегчением  было  бегство  из  дому,  и  он
возвращалсЯ лишь после того, как снова ощущал в себе мужество  принЯтьсЯ  за
полотно. Љогда  он  приходил,  даже  жена  не  решалась  его  расспрашивать,
радуЯсь, что хоть видит его живым и здоровым после тревожного  ожиданиЯ.  Ћн
обегал весь Џариж, все его предместьЯ; ЯкшалсЯ со всЯким  сбродом,  проводил
времЯ с чернорабочими и при каждом таком кризисе  вспоминал  свое  давнишнее
желание стать подручным каменщика. ђазве  не  в  том  счастье,  чтобы  иметь
крепкое тело,  ловко  и  быстро  справлЯтьсЯ  с  работой,  длЯ  которой  оно
предназначено? Ћн ошибсЯ в выборе пути; ему  надо  было  стать  рабочим  еще
тогда, когда он ходил завтракать к ’амару в "‘обаку Њонтаржи", где дружил  с
лимузинским каменщиком, высоким детиной, весельчаком, бицепсам  которого  он
завидовал. ‚озвращаЯсь на улицу ’урлак,  разбитый  от  усталости,  с  пустой
головой, он бросал на картину надрывающий сердце  испуганный  взглЯд,  каким
смотрЯт на покойницу, и только,  когда  в  нем  вновь  пробуждалась  надежда
воскресить ее, вдохнуть наконец в нее жизнь, лицо его загоралось огнем.
     Ћднажды, когда Љристина позировала, в который уже  раз,  казалось,  что
фигура женщины вот-вот будет закончена. Ќо чем дальше, тем  Љлод  становилсЯ
мрачнее, терЯЯ детскую радость, которую выказывал в начале сеанса.  Љристина
не осмеливалась дышать, чувствуЯ по собственному беспокойству, что все опЯть
испорчено, боЯсь пошевельнуть пальцем, чтобы не  ускорить  катастрофу.  €  в
самом деле, Љлод, вдруг испустив отчаЯнный крик, разразилсЯ проклЯтиЯми:
     - —ерт бы побрал эту дьЯвольскую картину!
     Ћн швырнул вниз все кисти. ‡атем, ослепленный Яростью, страшным  ударом
кулака прорвал полотно. Љристина протЯнула к нему дрожащие руки.
     - Њилый! Њилый!
     Ќо когда, набросив на плечи пеньюар, она подошла к нему,  в  ее  сердце
вспыхнула жгучаЯ радость, великое  удовлетворение  от  того,  что  ее  обида
отомщена: кулак угодил  в  самую  середину  груди  той  женщины;  там  зиЯла
огромнаЯ дыра. Ќаконец-то она была убита!
     Ќеподвижный, потрЯсенный совершенным  убийством,  Љлод  глЯдел  на  эту
разверзтую грудь. …го охватило глубокое горе  при  виде  раны,  из  которой,
казалось, вытекала кровь его творениЯ. ‚озможно ли? Ќеужели он сам убил  то,
что любил больше всего на свете? …го гнев  сменилсЯ  оцепенением,  он  начал
ощупывать  полотно  пальцами,  стЯгивать  разорванные  концы,  будто   хотел
сблизить краЯ раны. Ћн задыхалсЯ, лепетал, растерЯвшись от тихой бесконечной
скорби:
     - Ћна погибла! Џогибла!
     Њатеринское чувство  к  этому  большому  ребенку-художнику  всколыхнуло
потрЯсенную душу Љристины. Ћна простила, как  всегда;  она  понЯла,  что  им
владеет только одна мысль - сейчас  же  восстановить  разорванное,  исцелить
зло; и она принЯлась помогать  ему,  придерживаЯ  лоскутьЯ,  пока  он  сзади
подклеивал кусок холста. Љогда Љристина оделась, другаЯ, бессмертнаЯ,  снова
поЯвилась здесь, и только на том месте,  где  у  нее  было  сердце,  осталсЯ
маленький рубец, который лишь усилил страсть к ней художника.
     ‘ каждым днем Љлод все  больше  и  больше  терЯл  душевное  равновесие,
становилсЯ суеверным, слепо  веруЯ  в  какие-то  особые  методы  работы.  Ћн
отказалсЯ от маслЯных красок, клЯнЯ их, как своих личных  врагов.  ‡ато  ему
казалось, что другие свЯзующие вещества дают матовый, стойкий  тон;  у  него
были свои особые секреты, которые он скрывал от  всех,  -  растворы  ЯнтарЯ,
камеди и других смол, быстро сохнущие и предохранЯющие полотно от трещин. Ќо
тогда ему приходилось боротьсЯ с выцветанием  красок,  потому  что  пористый
грунт сразу поглощал всю  небольшую  долю  содержащегосЯ  в  красках  масла.
Ќепрестанно заботил его также вопрос о выборе кистей. …му нужен был длЯ  них
специальный материал: куница ему не нравилась, он требовал конского  волоса,
высушенного в печи.  Ќе  менее  важен  был  выбор  шпателЯ,  потому  что  он
пользовалсЯ им длЯ грунта, как Љурбе; у него  составилась  целаЯ  коллекциЯ:
длинные и гнущиесЯ, широкие и твердые шпатели, а один, треугольный,  похожий
на те, какими работают стекольщики, был сделан по его  специальному  заказу,
истинный шпатель „елакруа. ‘читаЯ  унизительным  пользоватьсЯ  скребком  или
бритвой,  он  к  ним  никогда  не  прибегал,  но  пускалсЯ  во  всевозможные
таинственные ухищрениЯ длЯ созданиЯ нужного тона,  сам  фабриковал  рецепты,
менЯл их каждый месЯц и, решив вдруг, что открыл секрет подлинной  живописи,
отказалсЯ от старой манеры маслЯной живописи,  сливающей  краски  в  плавном
движении кисти, и стал добиватьсЯ нужного  колорита  посредством  раздельных
мазков. Ћдной из его наиболее  долго  длившихсЯ  маний  была  манера  писать
справа налево. Ћн был уверен, что она принесет ему счастье,  но  хранил  про
себЯ этот секрет. Ђ последнЯЯ катастрофа,  новаЯ  роковаЯ  неудача,  привела
Љлода к теории дополнительных цветов, и она захватила  его  целиком.  Џервый
натолкнул его на эту мысль ѓаньер,  склонный,  как  и  Љлод,  к  техническим
новшествам. € Љлод, никогда не знавший меры в  своих  увлечениЯх,  довел  до
абсурда научный принцип, в силу которого из трех основных  цветов:  желтого,
красного, синего - получаютсЯ три производных: оранжевый, зеленый,  лиловый,
- а затем уже  -  целаЯ  гамма  дополнительных  и  промежуточных  цветов,  с
математической точностью образующихсЯ из смеси тех и других. Ђ  раз  так,  -
значит, наука вошла в живопись. ‡начит, создан метод логического наблюдениЯ;
оставалось  только  выбрать  длЯ  картины   доминирующий   тон,   определить
дополнительный  или  промежуточный  цвет  и  затем  экспериментальным  путем
установить все рождающиесЯ отсюда нюансы; так,  например,  красный  рЯдом  с
синим превращаетсЯ в желтый, и, следовательно, весь  пейзаж  менЯет  тон,  в
зависимости от солнечных лучей, от  того,  как  они  окрашивают  и  отражают
проносЯщиесЯ по небу облака. Ћн делал правильный вывод, что сами предметы не
имеют определенного цвета, а принимают различную окраску, в  зависимости  от
окружающей среды; беда была в том,  что  теперь,  когда,  напичканный  этими
теориЯми, он переходил к непосредственному наблюдению природы, он смотрел на
нее предвзЯтым взглЯдом и, утверждаЯ свою  теорию,  огрублЯл  нежные  нюансы
слишком  Яркими  мазками.  €  поэтому  неповторимаЯ   манера   его   письма,
прозрачный, напоенный солнцем колорит казались преднамеренным вызовом, когда
он опрокидывал все привычные представлениЯ своими бледно-фиолетовыми  телами
под трехцветными небесами. Љазалось, безумие его дошло до крайних пределов.
     Ќищета добивала его. Ћна  подбиралась  понемногу,  по  мере  того,  как
супруги тратили деньги, не считаЯ, и, когда от  двадцати  тысЯч  франков  не
осталось ни единого су, обрушилась  на  них  во  всей  своей  безысходности.
Љристина хотела искать работу, но она ничего не умела делать, даже шить; она
приходила в отчаЯние, сидела, бессильно опустив руки,  возмущалась,  что  ее
воспитали по-дурацки, как белоручку; если дела не поправЯтсЯ,  ей  останетсЯ
только нанЯтьсЯ в прислуги. Њежду тем Љлоду ничего не  удавалось  продать  с
тех пор, как он попал под обстрел  Язвительных  насмешек  парижан.  ‚ыставка
Ќезависимых, где он и его товарищи показали несколько полотен,  окончательно
погубила его в глазах любителей искусства; эти пестрые картины  всех  цветов
радуги только смешили публику. Џокупатели разбежались; один лишь господин ѓю
заглЯдывал на улицу ’урлак,  в  экстазе  стоЯл  перед  странными  картинами,
производившими впечатление неожиданно взорвавшейсЯ ракеты, и сетовал, что не
может осыпать золотом их  творца.  Ќапрасно  художник  предлагал  ему  взЯть
картины бесплатно, умолЯЯ принЯть этот дар; добрЯк  проЯвлЯл  необыкновенную
деликатность; он изредка выкраивал  из  своего  бюджета  небольшую  сумму  и
только тогда благоговейно уносил бредовую картину и вешал  у  себЯ  рЯдом  с
другими картинами художника. ’акаЯ удача выпадала Љлоду слишком редко, и  он
должен был миритьсЯ с заказами, которые ему претили. Ћн мучилсЯ от того, что
приходитсЯ братьсЯ за этот каторжный труд, хотЯ он столько  раз  давал  себе
клЯтву не падать так низко. Ѓудь он один, он предпочел бы умереть с  голоду,
но вместе с ним страдали два несчастных существа. Ћн познал  крестный  путь,
соглашаЯсь делать наспех по сходной  цене  ремесленные  изображениЯ  свЯтых,
сдаваемые  гроссами,  шторы,  нарисованные  по  шаблону,  -   на   всю   эту
унизительную мазню, превращавшую живопись в торговлю картинами, похожими  на
лубочные, только лишенными их наивности. …му  случалось  и  краснеть,  когда
заказчики отказывались от портретов,  которые  он  писал  по  двадцать  пЯть
франков за штуку, потому что в них не была сходства. Ћн дошел  до  последней
степени нищеты, опустившись до "сдельной" работы. Њелкие торговцы, владельцы
лавчонок на мостах, отправлЯвшие свои товары дикарЯм, покупали у него холсты
поштучно, за два-три франка, в зависимости от размера. Ћн ощущал  это  почти
как физическое падение, он хирел, у него не  было  сил  взЯтьсЯ  всерьез  за
работу, и, как осужденный, он в отчаЯнии глЯдел  на  свое  большое  полотно.
Џорой он не прикасалсЯ к нему  целую  неделю,  точно  боЯлсЯ  запЯтнать  его
своими оскверненными руками.
     „ома едва хватало на хлеб, и сарай,  которым  так  гордилась  Љристина,
когда она  устраивалась  в  нем,  становилсЯ  зимой  нежилым.  Џрежде  такаЯ
неутомимаЯ хозЯйка, она теперь едва волочила  ноги,  ленЯсь  порой  подмести
пол; все приходило в упадок, близилась катастрофа, и маленький †ак,  ставший
слабоумным от недоеданиЯ, и корка хлеба,  которую  они  проглатывали  вместо
обеда, весь их беспорЯдочный быт - все говорило о  той  степени  нищеты,  до
которой опускаютсЯ беднЯки, потерЯвшие последнее уважение к самим себе.
     Џрошел еще год, и в один из таких несчастных дней, когда Љлод бежал  от
своей неудавшейсЯ картины, у него произошла неожиданнаЯ встреча.  ЏоклЯвшись
никогда больше не возвращатьсЯ домой, он с самого полуднЯ бегал  по  Џарижу,
как будто за ним по пЯтам гналсЯ бледный призрак большой обнаженной фигуры с
его   картины,   изуродованной   бесчисленными   исправлениЯми,   все    еще
бесформенной, преследующей его своим мучительным желанием поЯвитьсЯ на свет.
’уман исходил мелким желтым дождем, растекавшимсЯ грЯзью по  мокрым  улицам.
Ѓыло около пЯти часов. Љлод, в лохмотьЯх,  забрызганный  по  поЯс,  брел  по
улице ђоЯль, точно сомнамбул, рискуЯ, что  его  раздавЯт.  ‚друг  перед  ним
остановилась двухместнаЯ карета.
     - Љлод! Љлод, постойте! Ќеужели вы не узнаете своих друзей?
     ќто была €рма Ѓеко  в  прелестном  сером  шелковом  платье,  отделанном
кружевами шантильи. Ѓыстрым  движением  она  опустила  оконное  стекло;  она
улыбалась, она сиЯла в рамке каретного окна.
     - Људа вы направлЯетесь?
     ђазинув рот от удивлениЯ, он ответил, что бродит без цели.  €рма  шумно
выразила радость, глЯдЯ на  него  своими  порочными  глазами,  а  уголки  ее
развратных  губ  приподнЯлись  кверху,  как  у  избалованной  дамы,  которую
охватило внезапное желание съесть незрелый плод во второсортной лавчонке.
     - ‚ таком случае подсаживайтесь  ко  мне!  „авненько  мы  не  виделись!
‘адитесь же, иначе вас раздавЯт...
     € в самом деле кучера терЯли терпение, понукали лошадей. ЏоднЯлсЯ  шум.
Ћглушенный Љлод повиновалсЯ, и она увезла его -  промокшего,  взъерошенного,
хмурого оборванца; он сидел в маленькой карете,  обтЯнутой  голубым  шелком,
прЯмо на  кружевах  ее  юбки,  а  кучера,  стараЯсь  восстановить  движение,
потешались над похищением Љлода.
     €рма  Ѓеко  осуществила  наконец  свою  мечту  о  собственном  доме  на
проспекте ‚илье. Ќо она потратила на это целые годы:  одному  из  любовников
пришлось купить ей участок, пЯтьсот тысЯч  франков  за  постройку  и  триста
тысЯч за меблировку особнЯка уплатили другие - каждый в меру своей страсти и
возможностей.
     „ом  был  кнЯжеский,  блистающий  роскошью   и   особой   утонченностью
чувственного великолепиЯ; весь он был, точно огромный альков  сладострастной
женщины, необъЯтное ложе любви, начинавшеесЯ от самого вестибюлЯ, устланного
коврами, и тЯнувшегосЯ вплоть до обитых тЯжелой  материей  комнат.  Ќа  этот
постоЯлый двор было, правда, истрачено немало  денег,  но  зато  теперь  они
возвращались с лихвой, потому что за громкую славу  его  пурпурных  матрацев
приходилось щедро платить; ночи, проведенные здесь, ценились дорого.
     ‚ернувшись с  Љлодом  к  себе  домой,  €рма  объЯвила,  что  никого  не
принимает. „лЯ удовлетворениЯ минутной прихоти она не задумалась бы  поджечь
свой замок. Љогда они проходили в столовую, очередной любовник,  содержавший
ее, все-таки сделал попытку проникнуть в дом; но, нисколько не боЯсь, что он
ее услышит, она громко приказала не впускать его. ‡а  столом  она  хохотала,
как ребенок, отведывала ото всех блюд, хотЯ у нее никогда не было  аппетита.
Ћна не спускала с художника влюбленного взглЯда, с любопытством рассматриваЯ
его запущенную густую бороду, рабочую блузу с  оборванными  пуговицами.  Ћн,
как во сне, ничему не противилсЯ, тоже жадно поглощал пищу, как  это  бывает
при нервных потрЯсениЯх. Ћбед прошел в  молчании,  дворецкий  прислуживал  с
надменным величием.
     - ‹уи, кофе и ликер подадите в мою комнату!
     Ѓыло всего только восемь  часов,  но  €рма  пожелала  тут  же  остатьсЯ
наедине с Љлодом. Ћна заперла дверь на  задвижку,  пошутила:  "„оброй  ночи,
мадам легла спать!"
     - “страивайсЯ поудобнее... ’ы  останешьсЯ  у  менЯ...  —то  ты  на  это
скажешь? € так уж давным-давно о нас судачат!  ‚  конце  концов  это  просто
глупо...
     ’огда он преспокойно снЯл блузу, не обращаЯ вниманиЯ на  эту  роскошную
комнату  со  стенами,  обтЯнутыми  розовато-лиловым  шелком  с  отделкой  из
серебрЯных кружев, с колоссальной постелью, украшенной старинными вышивками,
похожей на трон. Ћн привык ходить в одной рубахе и, снЯв блузу, почувствовал
себЯ, как дома. ѓде бы ни ночевать - что здесь, что под мостом, - все равно,
раз уж он поклЯлсЯ никогда не  возвращатьсЯ  домой.  Џри  его  беспорЯдочной
жизни это приключение даже не казалось ему удивительным. Ђ она,  не  понимаЯ
причины его грубой развЯзности, твердила, что, глЯдЯ на него, можно  лопнуть
со смеха, забавлЯлась, как сорванец, которому удалось вырватьсЯ на волю,  и,
полураздетаЯ, как и он сам, щипала его, кусала,  заигрывала,  пускаЯ  в  ход
руки, словно настоЯщий уличный мальчишка.
     - ‡наешь, эти болваны находЯт, что у менЯ тициановскаЯ головка. Ќо  это
длЯ болванов, а длЯ тебЯ... ‘ тобой Я совсем другаЯ, право. ’ы не такой, как
все!
     € она душила его в объЯтиЯх, твердЯ, что его растрепаннаЯ голова  сразу
пробудила в ней желание. Џриступы громкого смеха мешали  ей  говорить.  Љлод
казалсЯ ей таким безобразным, таким смешным, что она покрывала его  бешеными
поцелуЯми.
     —аса в три утра  €рма,  вытЯнув  на  скомканных  простынЯх  обнаженное,
измЯтое бурной ночью тело, устало пробормотала:
     - Љстати, как эта твоЯ любовница... ты все-таки на ней женилсЯ?
     Љлод, уже было заснувший, открыл осоловелые глаза:
     - „а.
     - € ты продолжаешь с ней спать?
     - Љонечно.
     €рма снова принЯлась смеЯтьсЯ и только добавила:
     - Ђх, беднЯжка! ЃеднЯжка! Љак вы, должно быть, надоели друг другу!
     “тром, прощаЯсь с Љлодом, €рма, всЯ розоваЯ, как будто после спокойного
ночного отдыха,  в  строгом  пеньюаре,  уже  причесаннаЯ  и  умиротвореннаЯ,
задержала на несколько мгновений его  руки  в  своих  и,  став  вдруг  очень
сердечной, посмотрела на него нежно и насмешливо:
     - ЃеднЯжка, ты не  получил  удовольствиЯ!  Ќет!  Ќе  уверЯй  менЯ!  Њы,
женщины, чувствуем это сразу... Ќо Я... Я была очень довольна, да,  очень...
‘пасибо, спасибо тебе!
     ’ак все кончилось: длЯ того, чтобы повторить, ему пришлось бы заплатить
ей очень дорого.
     ‚озбужденный неожиданным приключением, Љлод направилсЯ на улицу ’урлак.
Ћн испытывал странное, смешанное  чувство  тщеславиЯ  и  угрызений  совести,
которое заставило его на два днЯ забыть о живописи и призадуматьсЯ над  тем,
что жизнь, быть может, ему не удалась. ‚прочем, он так странно  держал  себЯ
по возвращении домой, был так  полон  впечатлений  от  ночи,  проведенной  с
€рмой,  что  в  ответ  на  расспросы  Љристины  сначала  пробормотал  что-то
невнЯтное, потом  во  всем  призналсЯ.  ђазыгралась  сцена.  Љристина  долго
плакала, но простила и на этот раз, полнаЯ безграничной снисходительности  к
его проступкам, и, казалось, ее тревожило теперь только, не подорвала ли его
силы такаЯ ночь. Ќо где-то в самой  глубине  ее  горЯ  таилась  неосознаннаЯ
радость, гордость от того, что его могли  любить,  пылкаЯ  радость,  что  он
способен на подобное приключение, надежда, что он и к ней вернетсЯ, если мог
пойти к другой. Ћна трепетала, вдыхаЯ запах  желаний,  который  он  с  собой
принес. ‚ сердце ее по-прежнему жила ревность только к ненавистной  картине,
настолько сильнаЯ, что она  предпочитала  бросить  Љлода  в  объЯтиЯ  другой
женщины.
     ‚ середине зимы  Љлод  почувствовал  новый  прилив  мужества.  Ћднажды,
перебираЯ старые подрамники, он нашел завалившийсЯ за ними кусок холста. ќто
была обнаженнаЯ фигур ч  лежащей  женщины  из  "Џленэра";  только  ее  он  и
сохранил,  вырезав  из  картины,  возвращенной  ему   ‘алоном   Ћтверженных.
ђазворачиваЯ холст, он не мог удержатьсЯ от восхищенного возгласа:
     - —ерт побери! ќто прекрасно!
     Ћн тотчас прибил холст к стене четырьмЯ гвоздЯми и  с  этого  мгновениЯ
проводил перед ним целые часы. ђуки Љлода дрожали, кровь приливала  к  лицу.
‚озможно ли, что его  рука  написала  эту  вещь,  достойную  кисти  мастера?
‡начит, в то времЯ он был  гениален?  …му,  видно,  подменили  мозг,  глаза,
пальцы! …го охватила такаЯ лихорадка, такаЯ потребность излить душу,  что  в
конце концов он подозвал жену:
     - €ди сюда скорее!.. ‘мотри! Љак она лежит! Љак тонко выписаны мускулы!
‚зглЯни на  это  бедро,  залитое  солнцем.  Ђ  плечо,  вот  здесь  до  самой
выпуклости груди... Ѓоже мой! ‚едь это  сама  жизнь;  Я  чувствую,  что  она
живет, как будто дотронулсЯ до этой теплой и гладкой кожи, как будто  вдыхаю
ее аромат!
     ‘тоЯ подле него, Љристина смотрела, отвечала короткими фразами. ‘начала
она была удивлена и польщена тем, что через много  лет  она  возродилась  на
полотне, как будто вновь стала  вссемнадцатилетней.  Ќо  когда  она  увидела
страсть,  охватившую  Љлода,  в  ней  стала  расти   тревога,   неосознанное
беспричинное раздражение.
     - Љак! Ќеужели она не кажетсЯ тебе такой прекрасной, что хочетсЯ упасть
перед ней на колени?
     - Љонечно... только она почернела.
     Љлод бурно протестовал. Џочернела! Ќу нет! Ћна  никогда  не  почернеет!
Ћна обладает бессмертной юностью! Ћн испытывал настоЯщую любовь, он  говорил
о ней, как о живой, и, чувствуЯ внезапное  желание  снова  ее  увидеть,  все
бросал ради нее, как будто спешил на свидание.
     € вот настало утро,  когда  в  нем  заговорила  ненасытнаЯ  потребность
работать.
     - —ерт побери! ‚едь если Я мог ее сделать, Я могу и переделать. Ќет, на
этот раз, если Я не безнадежный осел, Я своего добьюсь!
     € Љристине пришлось тут же начать позировать, так как он уже  взобралсЯ
на лесенку, вновь  горЯ  желанием  принЯтьсЯ  за  свою  большую  картину.  ‚
продолжение месЯца он заставлЯл Љристину стоЯть обнаженной по восемь часов в
день и, хотЯ ноги ее ныли от неподвижности, не замечал, как она измучена, не
щадил ее так же, как и себЯ, упорно и  жестоко  не  считаЯсь  с  собственной
усталостью. Ћн упрЯмо добивалсЯ созданиЯ шедевра,  стремЯсь,  чтобы  стоЯщаЯ
фигура, длЯ которой она  позировала,  была  не  хуже  лежащей  женщины,  чье
изображение там, на стене, излучало жизнь. Ћн беспрестанно обращалсЯ к  ней,
сравнивал, приходЯ в отчаЯние и терзаЯсь страхом, что никогда уже не создаст
ничего, равного ей. Ћн бросал взглЯды то на нее, то на Љристину, то на  свой
холст, разражаЯсь проклЯтиЯми,  когда  работа  не  клеилась.  Џод  конец  он
обрушилсЯ на жену:
     - Ќет, моЯ милаЯ, ты  уже  не  та,  что  была  когда-то  на  Ѓурбонской
набережной. Ќет, нет, совсем не та! ‡абавно, у тебЯ  с  юности  была  зрелаЯ
грудь. џ помню, как удивилсЯ,  когда  увидел,  что  у  тебЯ  грудь  взрослой
женщины, а все остальное хрупко и нежно, как у  ребенка...  ’акаЯ  стройнаЯ,
свежаЯ, расцветающий бутон, сама весна... ‚ самом деле, ты можешь гордитьсЯ,
у тебЯ было чертовски красивое тело!
     Ћн говорил это, не желаЯ ее оскорбить,  а  как  сторонний  наблюдатель,
полузакрыв глаза, рассуждаЯ о ее  теле,  как  об  учебном  пособии,  которое
пришло в негодность.
     - ’он все еще великолепный, но очертаниЯ совсем не те!  Ќоги?  Ћ,  ноги
еще очень хороши; это последнее, что изменЯет женщине... Ђ вот живот и грудь
- черт побери! ќто портитсЯ.  Џостой,  посмотри  в  зеркало,  вот  здесь,  у
впадины под мышкой, поЯвились мешки, они вздуваютсЯ, и это очень  некрасиво.
‚от смотри, поищи их у нее, у нее на теле не найдешь никаких мешков!
     Ѓросив нежный взглЯд на лежащую женщину, он закончил:
     - ’ы не виновата, но ведь это-то как раз мне  и  мешает!  Ќет,  мне  не
везет!
     Ћна слушала, охваченнаЯ горем, падаЯ с ног. ќти  часы  позированиЯ,  от
которых она и без того сильно страдала, теперь  превратились  в  нестерпимую
пытку. —то еще за новаЯ выдумка - мучить ее напоминанием о минувшей  юности,
раздувать ревность, отравлЯЯ сожалением  об  исчезнувшей  красоте?  ‚от  она
стала своей собственной соперницей и не может больше видеть своего  прежнего
изображениЯ без того, чтобы гадкаЯ зависть не ужалила ее в сердце! Ѓоже, как
отравлЯла  ей  существование  эта  картина,  этот  этюд,  длЯ  которого  она
послужила моделью! ‘ловно несчастье всей ее  жизни  сосредоточилось  в  нем:
сначала Љлод увидел ее грудь,  когда  она  спала,  затем  в  минуту  нежного
состраданиЯ она сама обнажила свое девственное тело, потом подарила ему себЯ
после того, как толпа освистала, осмеЯла ее  наготу...  ’ак  прошла  всЯ  ее
жизнь, и наконец она опустилась до ремесла натурщицы и потерЯла все,  вплоть
до любви мужа. € вот это  изображение  воскресало,  более  живое,  чем  сама
Љристина,  длЯ  того,  чтобы  ее  доконать,  потому  что  отныне  длЯ  Љлода
существовало  лишь  одно:  лежащаЯ  женщина  со  старого  полотна,   котораЯ
возрождалась теперь в фигуре стоЯщей женщины на новой картине.
     ‘ каждым сеансом Љристина чувствовала, что стареет. Ћна бросала на себЯ
смущенные взглЯды; ей казалось, что она  видит,  как  становЯтсЯ  глубже  ее
морщины, как портЯтсЯ чистые линии ее фигуры. Ќикогда  еще  не  изучала  она
себЯ так, она стыдилась своего тела, презирала его,  испытываЯ  безграничное
отчаЯние страстной женщины, котораЯ вместе  с  красотой  терЯет  любовь.  Ќе
потому ли Љлод больше не любил ее, проводил ночи с другими и искал прибежище
в противоестественной страсти к своему  произведению?  Ћна  терЯла  разумное
представление о вещах, опустилась, ходила в грЯзном  лифе  и  юбке,  утратив
свою кокетливую грацию, выбитаЯ из колеи мыслью,  что  бесполезно  боротьсЯ,
раз она постарела.
     Ћднажды, взбешенный неудачным сеансом, Љлод так закричал  на  нее,  что
она долго не могла опомнитьсЯ. Ћн снова едва  не  разорвал  холст,  придЯ  в
такое неистовство, что не мог уже  отвечать  за  себЯ,  и,  вымещаЯ  на  ней
раздражение, сжал кулаки и крикнул:
     - Ќет, Я решительно не могу ничего  сделать  с  такой  моделью!  Џойми,
когда хотЯт позировать, то не заводЯт ребенка.
     ‚зволнованнаЯ, оскорбленнаЯ, всЯ в слезах, она побежала одеватьсЯ. ђуки
не слушались ее: она спешила скорее прикрыть свою наготу, но не могла  найти
одежды. Џолный угрызений совести, он быстро спустилсЯ с  лесенки,  чтобы  ее
утешить:
     - Џослушай, Я виноват, Я негодЯй! Ќу, прошу тебЯ, подожди,  постой  еще
немного, чтобы доказать, что ты больше не сердишьсЯ!
     Ћн схватил ее,  обнаженную,  обеими  руками,  вырываЯ  у  нее  рубашку,
которую она уже наполовину натЯнула на себЯ. € она опЯть простила его, вновь
стала в позу, все еще  содрогаЯсь  так,  что  по  всему  ее  телу  пробегали
болезненные судороги; она замерла в неподвижности, как  статуЯ,  а  крупные,
немые слезы продолжали катитьсЯ по щекам и падать на грудь. …е ребенок!  „а,
конечно, лучше бы он не родилсЯ! ‚озможно, что он и был причиной всего.  Ћна
больше не плакала, она уже простила отца,  и  в  ней  нарастал  глухой  гнев
против бедного ребенка, к которому она никогда  не  испытывала  материнского
чувства и которого она ненавидела сейчас, когда думала, что, может быть,  он
убил в ней любовницу.
     Њежду тем на этот раз Љлод проЯвил  упорство  и  закончил  картину.  Ћн
клЯлсЯ, что как бы там ни было, а  он  пошлет  ее  в  ‘алон.  Ћн  больше  не
спускалсЯ с лестницы,  зачищаЯ  фон  до  поздней  ночи.  Ќаконец,  в  полном
изнеможении, он заЯвил, что больше не дотронетсЯ до картины. € когда в  этот
же день около четырех часов к нему зашел  ‘андоз,  его  не  оказалось  дома.
Љристина сказала, что Љлод только что  вышел  подышать  свежим  воздухом  на
вершинах холма.
     Њедленно назревавший разрыв между  Љлодом  и  его  друзьЯми  из  старой
компании становилсЯ все глубже. „рузьЯ посещали его  все  реже  и  старались
уйти поскорее. €м было не по себе от этой  волнующей  живописи,  и  они  все
более и более отдалЯлись от Љлода, терЯЯ  юношеское  восхищение  перед  ним.
’еперь все они разбрелись, ни один не поЯвлЯлсЯ. Ђ ѓаньер, тот даже  покинул
Џариж и жил скаредом в одном из своих домов в Њелене,  сдаваЯ  внаем  другой
дом, и женилсЯ, к удивлению товарищей, на своей учительнице музыки -  старой
деве, котораЯ по вечерам играла ему ‚агнера. Њагудо не приходил, ссылаЯсь на
свою работу, так как  он  начал  хорошо  зарабатывать  благодарЯ  фабриканту
художественных изделий из бронзы, который давал ему в отделку свои модели. ‘
†ори никто из друзей не встречалсЯ  с  тех  пор,  как  деспотичнаЯ  Њатильда
держала его взаперти. Ћна кормила его до отвала вкусными  блюдами,  изнурЯла
любовными ласками и так  угождала  ему,  что  прежний  бульварный  гулЯка  -
скрЯга, довольствовавшийсЯ наслаждениЯми в темных закоулках,  только  бы  за
них не платить, - превратилсЯ в верную собачонку. Ћн вручил  жене  ключи  от
шкафа, где хранились деньги, в кармане  у  него  бывала  только  мелочь  длЯ
покупки сигары, да и то лишь в те дни, когда она снисходительно выдавала ему
франк. ђассказывали даже, что Њатильда, котораЯ и в  девушках  была  ханжой,
заставила мужа обратитьсЯ к религии, чтобы утвердить свою победу над ним,  и
частенько напоминала †ори о смерти, которой он безумно боЯлсЯ.  Ћдин  только
”ажероль при встрече со старым другом  выказывал  ему  горЯчую  сердечность,
неизменно обещаЯ его навестить, чего, впрочем,  никогда  не  делал.  Ћн  был
очень занЯт с тех пор, как вошел в  моду;  его  встречали  барабанным  боем,
чествовали, и он был на пути к богатству и славе. Ќо Љлод горевал  только  о
„юбюше;  к  нему  его  влекла  неистребимаЯ  привЯзанность  к  воспоминаниЯм
детства, несмотрЯ на то, что позднее  их  пути  разошлись  из-за  несходства
характеров. ѓоворили, что и  „юбюш  тоже  несчастлив;  хотЯ  он  купаетсЯ  в
миллионах, но влачит  жалкое  существование;  у  него  постоЯнные  распри  с
тестем, который жалуетсЯ, что обманулсЯ в архитекторских способностЯх  зЯтЯ,
и  „юбюш  проводит   жизнь,   подносЯ   микстуры   больной   жене   и   двум
детЯм-недоноскам, которых выхаживали в вате.
     €з всех друзей, свЯзь с которыми угасла навеки, казалось,  один  только
‘андоз не забыл еще дорогу на улицу ’урлак. Ћн  приходил  сюда  ради  своего
крестника, маленького †ака,  и  отчасти  из-за  этой  несчастной  женщины  -
Љристины. …е страстное лицо на фоне этой нищеты глубоко  волновало  его;  он
видел  в  ней  одну  из  тех  великих  любовниц,  которых  ему  хотелось  бы
запечатлеть в своих романах. Ѓратское участие  к  товарищу  по  искусству  -
Љлоду - еще возросло у ‘андоза с тех пор, как он увидел, что художник терЯет
почву под ногами, что он гибнет  в  своем  героическом  творческом  безумии.
‘начала это удивлЯло ‘андоза, потому что он верил  в  друга  больше,  чем  в
самого себЯ. …ще со времени коллежа он ставил себЯ на второе место, поднимаЯ
Љлода очень высоко - в рЯды мэтров, которые  производЯт  переворот  в  целой
эпохе.  Џотом,  видЯ  банкротство  гениЯ,  он  стал  испытывать  болезненное
сострадание, горькую, неизбывную жалость к мукам художника, порожденным  его
творческим бессилием. ђазве в искусстве можно когда-нибудь знать  навернЯка,
кто безумец? ‚се неудачники трогали его до слез, и чем больше странностей он
находил в картине или книге, чем  смешнее  и  плачевнее  они  казались,  тем
больше он жалел  их  творцов,  испытываЯ  потребность  помочь  этим  жертвам
творчества, убаюкав беднЯг их собственными несбыточными мечтаниЯми.
     Ќе застав художника дома, ‘андоз не ушел и, заметив, что глаза Љристины
покраснели от слез, решительно сказал:
     - …сли вы думаете, что он скоро вернетсЯ, Я подожду.
     - Љонечно, он скоро придет...
     - ’огда Я останусь, если только вам не помешаю.
     ‘егоднЯ больше, чем когда бы то  ни  было,  его  трогала  подавленность
покинутой женщины, ее усталые движениЯ,  медлительнаЯ  речь,  равнодушие  ко
всему, что не имело отношениЯ к сжигавшей ее страсти. Ѓыть может, в  течение
целой недели она не сдвинула с места стула, не стерла пыли в комнате и, сама
еле волоча ноги, безразлично глЯдела  на  полный  упадок  своего  хозЯйства.
‘ердце сжималось при виде этой нищеты, неопрЯтности, плохо отштукатуренного,
пустого, захламленного сараЯ,  где  беспорЯдок  особенно  Ярко  выступал  от
резкого света, падавшего из огромного окна, и где люди дрожали  от  тоски  и
холода, несмотрЯ на Ясный февральский день.
     ’Яжело ступаЯ, Љристина подошла к  железной  кроватке,  которую  ‘андоэ
сначала не заметил, и села возле нее.
     - —то это? - спросил он. - ђазве †ак болен?
     Ћна прикрыла ребенка, который беспрестанно сбрасывал с себЯ простыню.
     - „а, он не встает уже три днЯ. Њы перетащили сюда его кроватку,  чтобы
он был возле нас. Ћн ведь никогда не был крепышом. Ђ сейчас ему все  хуже  и
хуже, - есть от чего прийти в отчаЯние.
     Ћна говорила монотонным голосом, глЯдЯ в одну  точку.  Џриблизившись  к
постели, ‘андоз испугалсЯ. ѓолова смертельно  бледного  мальчика,  казалось,
стала еще больше; ста, видно, была такой тЯжелой, что он не  мог  приподнЯть
ее. ђебенок лежал так неподвижно, что его можно было  принЯть  за  мертвеца,
если б не прерывистое дыхание, вырывавшеесЯ из обесцвеченных губ.
     - †ак, милый, это Я, твой крестный. ђазве ты не хочешь поздороватьсЯ со
мной?
     ѓолова   сделала   мучительное   усилие,   чтобы   приподнЯтьсЯ,   веки
полуоткрылись, показав белки глаз, затем закрылись снова.
     - Ѓыл у вас доктор?
     Ћна пожала плечами.
     - ‚рачи! „а разве они что-нибудь понимают! Џриходил один,  сказал,  что
ничего нельзЯ сделать... Ѓудем надеЯтьсЯ, что и на  этот  раз  все  пройдет.
‚едь ему двенадцать лет. ќто от роста.
     Џохолодевший ‘андоз замолк, чтобы не  растревожить  ее  еще  больше,  -
ведь, судЯ по всему, она не понимала, как опасно  болен  ребенок.  Њолча  он
прошелсЯ по комнате, остановилсЯ перед картиной.
     - Ђ, дело налаживаетсЯ! Ќа этот раз он на правильном с пути!
     - Љартина закончена.
     - Љак? ‡акончена?
     Љогда же Љристина добавила,  что  картина  должна  быть  отправлена  на
будущей неделе в ‘алон, он смутилсЯ и уселсЯ на диван, как человек,  который
хочет не спеша оценить  произведение.  ”он,  набережнаЯ,  ‘ена,  из  которой
возникал триумфальный мыс ‘итэ, были сделаны рукой большого мастера, но  это
все еще был  эскиз,  словно  художник  боЯлсЯ  испортить  Џариж  своих  грез
попыткой  закончить  картину.  ‘лева  также  была  расположена  великолепнаЯ
группа: портовые рабочие, разгружающие мешки с гипсом, - вполне  законченные
куски, показывающие, что он прекрасно владел  фактурой.  €  только  барка  с
женщинами в самом центре  бросалась  в  глаза  каким-то  Ярким,  чувственным
пЯтном, совершенно неуместным на этой картине. Ћсобенное недоумение вызывала
высокаЯ нагаЯ фигура, написаннаЯ Љлодом в приступе лихорадки, такаЯ огромнаЯ
и  ослепительнаЯ,  что  казалась  рожденной   галлюцинацией   и   совершенно
неправдоподобной рЯдом с реалистически выписанными деталЯми.
     ‘андоз молчал, приведенный в отчаЯние этим великолепным недоноском. Ќо,
встретив  устремленный  на  него  взглЯд  Љристины,  нашел   в   себе   силы
пробормотать:
     - “дивительно! †енщина просто удивительнаЯ!
     Љак раз в эту минуту вошел Љлод.  “видев  старого  друга,  он  радостно
вскрикнул и крепко сжал  его  руку.  Џотом  подошел  к  Љристине,  поцеловал
маленького †ака, снова сбросившего с себЯ одеЯло.
     - Љак он себЯ чувствует?
     - ‚се так же.
     - Ќичего, ничего! Ћн слишком быстро  растет!  Џолежит  немного,  и  ему
сразу станет лучше! џ тебе говорил, чтобы ты не беспокоилась!
     € Љлод уселсЯ на диван  рЯдом  с  ‘андозом.  Ћба  отдались  созерцанию;
откинувшись, полулежа, устремив глаза вверх, они внимательно вглЯдывались  в
каждую деталь. Ђ Љристина, по-прежнему сидЯ у  кровати  ребенка,  ничего  не
видела, казалось, ни о чем не думала, погруженнаЯ в беспросветное  отчаЯние.
Џотихоньку подкрадывалсЯ вечер; резкий свет, проникавший через большое окно,
бледнел, терЯЯ окраску, превращаЯсь в однотонные тусклые сумерки.
     - €так, ты решил? ’воЯ жена говорит, что ты ее пошлешь?
     - „а.
     - ’ы прав. Ќадо с ней кончать, с твоей махиной... Ћ, в ней  есть  такие
куски!.. - ќта убегающаЯ вдаль набережнаЯ слева и человек, который поднимает
мешок там, внизу... ’олько...
     Ћн заколебалсЯ, наконец осмелилсЯ:
     - ’олько как-то странно, что ты упрЯмишьсЯ, оставлЯЯ нагих купальщиц...
ќто необъЯснимо, уверЯю тебЯ, - ты ведь обещал мне их одеть, помнишь?.. ’ебе
так нужны эти женщины?
     - „а!
     Љлод отвечал сухо, с упрЯмством человека, одержимого навЯзчивой  идеей,
даже не считающего нужным приводить доводы. Ћн сплел  пальцы  на  затылке  и
начал говорить о другом, не сводЯ глаз с картины, которую сумерки  окутывали
легкой тенью.
     - ‡наешь, откуда Я сейчас пришел? Ћт Љуражо... от великого  пейзажиста,
художника, написавшего "Ѓолото в  ѓаньи",  которое  висит  в  ‹юксембургском
музее. Џомнишь, Я думал, что он умер,  а  потом  мы  узнали,  что  он  живет
недалеко отсюда, на улице Ђбревуар, по  ту  сторону  холма...  Џоверишь  ли,
старина, этот Љуражо просто не давал мне покоЯ, Я отыскал его  лачугу,  и  с
тех пор, каждый раз, когда Я выходил подышать  свежим  воздухом,  Я  не  мог
пройти мимо, - менЯ всегда обуревало  желание  к  нему  заглЯнуть.  Џодумать
только!  Њэтр,  гигант,  создавший  наш  современный  пейзаж,  и   живет   в
безвестности, зарывшись в землю, как крот... ’ы себе  не  представлЯешь  эту
уличку, эту лачугу: обычнаЯ деревенскаЯ улица,  по  которой  взад  и  вперед
снуют куры и гуси, забирающаЯсЯ вверх по откосу, обсаженному дерном, домишко
игрушечный, с маленькими оконцами, маленькой дверью, маленьким садом. Ћх, уж
этот садик -  просто  горсточка  земли:  в  нем  четыре  грушевых  дерева  и
настоЯщий птичник, сооруженный из позеленевших досок,  старой  штукатурки  и
свЯзанных веревками железных решеток...
     ѓолос Љлода замирал; он напрЯженно всматривалсЯ в  картину,  как  будто
беспокойство о ней снова овладевало им, постепенно  охватываЯ  его  с  такой
силой, что мешало ему говорить.
     - € вот как раз сегоднЯ Я  увидел  Љуражо  на  пороге  его  дома...  Ћн
старик, ему за восемьдесЯт,  он  такой  сморщенный,  съежившийсЯ,  что  стал
ростом с мальчика. Ќет!  Ќадо  было  видеть  его  вот  таким,  в  деревЯнных
башмаках, в крестьЯнской фуфайке, повЯзанным косынкой, как стараЯ баба...  џ
храбро подошел к нему и говорю: "ѓосподин  Љуражо,  Я  хорошо  вас  знаю,  в
‹юксембурге висит  ваша  картина,  это  шедевр!  Џозвольте  же,  мэтр,  мне,
художнику, пожать вашу руку". Ђх, если бы ты видел, как он испугалсЯ, как он
что-то забормотал, попЯтилсЯ, словно Я хотел его побить! Ћн бросилсЯ бежать.
џ за ним, он успокоилсЯ, показал мне своих  уток,  кур,  кроликов,  собак  -
забавный зверинец, и чего там только нету  -  есть  даже  ворон!  Ћн  живет,
окруженный этим зверьем, только с ним и разговаривает. Ђ какой  великолепный
ландшафт; равнина ‘ен-„ени, как на ладони, на мили и мили вокруг, с  реками,
городами, дымЯщимисЯ фабриками, пыхтЯщими поездами... Ќу, словом,  настоЯщий
скит  отшельника  на  горе,  спиной  к  Џарижу,  лицом  туда,  к  бескрайней
деревне... Љонечно, Я снова вернулсЯ к своей  теме:  "Ђх,  господин  Љуражо,
какой у вас талант! …сли бы вы только знали, как мы вами восхищаемсЯ!  ‚ы  -
наша гордость, вы - наш отец в искусстве!" “ него снова  задрожали  губы,  в
глазах поЯвилось прежнее выражение тупого страха. Ћн защищалсЯ от менЯ таким
умолЯющим жестом, точно Я откопал из земли труп кого-нибудь  из  друзей  его
юности. Ћн бормотал непонЯтные, бессвЯзные  слова,  шамкаЯ,  сюсюкаЯ,  будто
впал в детство, - невозможно было  его  понЯть.  "Ќе  знаю...  все  это  так
давно... слишком стар... ‡нать не  хочу..."  ‘ловом,  он  выставил  менЯ  за
дверь, Я услышал, как он с шумом повернул ключ в замке и заперсЯ  со  своими
животными от восторженных покушений толпы. ѓосподи, этот человек кончил, как
бакалейщик, ушедший на покой. Ћн  добровольно  вернулсЯ  в  небытие  еще  до
наступлениЯ смерти! Ђх, слава, слава, ради которой такие, как  мы,  жертвуют
жизнью!
     …го  голос  становилсЯ  все  глуше  и  наконец  оборвалсЯ  в   глубоком
страдальческом  вздохе.  Ђ  ночь  продолжала  сгущатьсЯ,  и   волны   мрака,
скапливавшиесЯ в углах, постепенно и неумолимо поднимались,  затоплЯЯ  ножки
стола и стульев, всю кучу вещей, валЯвшихсЯ на полу.  ‚от  уже  потонула  во
мгле нижнЯЯ часть полотна, а Љлод  с  отчаЯнием  в  остановившемсЯ  взглЯде,
казалось, следил  за  тем,  как  все  сгущаютсЯ  сумерки,  словно  при  этом
умирающем дневном свете он наконец  понЯл  истинную  цену  своего  творениЯ;
глубокое молчание нарушало только хриплое дыхание маленького больного, возле
которого по-прежнему вырисовывалсЯ неподвижный черный силуэт матери.
     € тогда  заговорил  ‘андоз,  сидевший  в  той  же  позе,  что  и  Љлод,
откинувшись на подушку дивана, со сплетенными на затылке руками:
     - Љто знает! Њожет быть, лучше жить и умереть в неизвестности? Ќо какие
же мы дураки, если слава художника эфемерна,  как  рай  из  катехизиса,  над
которым ныне смеютсЯ даже дети! Њы больше не верим в бога, но зато  верим  в
собственное бессмертие!.. —то за недомыслие!
     €, поддавшись меланхолии, навеваемой сумерками, он стал исповедоватьсЯ,
рассказывать  о  собственных  мучениЯх,  пробудившихсЯ  в  нем  сейчас,  при
соприкосновении со страданиЯми другого человека:
     - Џослушай, старина, ты, может быть, мне завидуешь. „а!  Џотому  что  Я
начал преуспевать, как выражаютсЯ буржуа, выпускаю книги и зарабатываю малую
толику денег. Ќо веришь ли, Я умираю от этого!.. џ часто повторЯл тебе  это,
но ты не веришь мне, потому что ты  творишь  в  тЯжких  муках,  не  находишь
отклика в публике, и счастье длЯ тебЯ, естественно, заключаетсЯ в том, чтобы
создавать много, выставлЯть картины, слышать похвалы, даже хулу. Ђ вот  если
тебЯ примут на предстоЯщую выставку, в ‘алон, ты окунешьсЯ в  этот  содом  и
станешь создавать другие картины, тогда ты мне скажешь, достаточно ли с тебЯ
этого и счастлив ли ты наконец... ‘лушай,  работа  отнЯла  у  менЯ  жизнь...
Њало-помалу она похитила у менЯ мать, жену, все, что Я люблю.  ќтот  микроб,
занесенный в  череп,  пожирает  мозг,  завладевает  всем  телом,  всеми  его
органами, грызет его. “тром, едва Я вскакиваю с постели,  работа  схватывает
менЯ, пригвождает к  столу,  не  дает  мне  глотнуть  свежего  воздуха;  она
преследует менЯ за завтраком; вместе с куском хлеба Я незаметно  пережевываю
фразы длЯ своих книг; она сопровождает менЯ, когда Я выхожу,  сидит  в  моей
тарелке, когда Я обедаю, ложитсЯ вечером рЯдом со мной на подушку,  она  так
безжалостна, что Я ни на минуту не могу расстатьсЯ с начатым  произведением,
которое зреет во мне, даже когда Я сплю. џ больше  не  живу  вне  работы.  џ
захожу поцеловать мать, но Я настолько рассеЯн, что спустЯ десЯть  минут  не
помню, поздоровалсЯ с ней или нет. “ моей бедной жены  больше  нет  мужа,  Я
далек от нее, даже когда наши руки соприкасаютсЯ.  €ногда  менЯ  пронизывает
острое сознание, что Я порчу им жизнь, -  ведь  залог  семейного  счастьЯ  в
доброте, отк