варивали его передать аренду.
„аже г-жа ‹ера с  испуганным  видом  говорила  о  банкротстве  и  тюрьме.  ‚
последнее времЯ она подружилась с  ‹антье  и  ‚иржини,  и,  кроме  того,  ее
подзадоривала мысль, что у них, видимо, завелись шашни. €  вдруг  кровельщик
рассердилсЯ; его умиление,  чрезмерно  подогретое  выпитым  вином,  внезапно
перешло в бешенство.
     - ‘лушай, - заорал он жене в лицо, - слушай,  когда  Я  говорю!  ’ы  со
своей дурацкой башкой всегда хочешь делать по-своему! Ќо предупреждаю тебЯ -
на этот раз Я поступлю так, как Я желаю! ЏонЯла?
     - „а, как же! - сказал ‹антье. - “бедишь ее словами!  …й  надо  молотом
вколачивать в голову - тогда поймет.
     € оба  стали  колотить  †ервезу  по  голове.  ќто  не  мешало  челюстЯм
работать. ‘ыр исчезал, бутылки пустели. †ервеза под их ударами обмЯкла.  Ћна
ничего не отвечала, торопливо  набивала  рот  и  жевала,  точно  была  очень
голодна. Љогда Љупо и ‹антье, наконец, устали, она тихонько поднЯла голову и
сказала:
     - „овольно, что ли? •ватит. Џлевать мне на эту прачечную. Ќе нужна  мне
она... Џонимаете? Џлевать мне на нее! ‚се кончено...
     ’огда потребовали еще сыра и хлеба и стали говорить  о  деле  серьезно.
Џуассоны соглашались перевести на себЯ контракт  с  поручительством  за  два
пропущенных платежа. Ѓош с важным видом согласилсЯ от имени  домохозЯина  на
эту сделку. € тут же, за  столом,  он  сдал  семье  Љупо  новую  квартиру  -
свободную квартиру в седьмом этаже, в  одном  коридоре  с  ‹орилле.  —то  до
‹антье, то он хотел бы сохранить  комнату  за  собою,  если  только  это  не
стеснит Џуассонов. Џолицейский кивнул головой: конечно, это их  не  стеснит.
‚едь они друзьЯ, несмотрЯ на различие политических  убеждений.  Џосле  этого
‹антье уже не вмешивалсЯ  в  разговор.  ‘  удовлетворенным  видом  человека,
уладившего, наконец, свое дельце, он намазал огромный  ломоть  хлеба  мЯгким
сыром и принЯлсЯ уписывать его, откинувшись на спинку стула. Љровь прилила к
его  щекам,  глаза  горели  скрытой  радостью;  плотоЯдно  прищурившись,  он
поглЯдывал то на †ервезу, то на ‚иржини.
     - ќй, дЯдЯ Ѓазуж! - крикнул Љупо. - Џодсаживайтесь, выпейте  стаканчик.
Њы люди не чванные - мы рабочие.
     ”акельщики, собравшиесЯ было уходить,  вернулись  и  тоже  чокнулись  с
компанией. Ќе в обиду будь сказано, покойница-то была  тЯжеленька  и  вполне
стоила стаканчика. „ЯдЯ Ѓазуж пристально глЯдел на †ервезу,  но  удерживалсЯ
от неуместных замечаний. Ћна почувствовала себЯ  нехорошо,  встала  и  ушла,
оставив мужчин за  стаканами.  Љупо,  уже  напившийсЯ  вдрызг,  снова  начал
реветь, говорЯ, что он пьет с горЯ.
     ‚ечером, вернувшись домой, †ервеза  в  каком-то  оцепенении,  упала  на
стул. Љомнаты показались ей огромными и пустыми. „а, большаЯ  обуза  с  плеч
долой! Ќо не одну матушку Љупо оставила она на дне Ямы, в маленьком  садике,
выходившем на улицу Њаркадэ. Ћна многого лишилась в этот день: ее прачечнаЯ,
ее чувство хозЯйской гордости и целый кусок жизни - еще много, много другого
- все было похоронено сегоднЯ. „а, не  только  квартира  опустела,  опустело
сердце. ќто было  полное  опустошение,  полный  развал,  все  пошло  прахом.
Љогда-нибудь, возможно, она и оправитсЯ, а сейчас, - сейчас,  -  сейчас  она
слишком устала.
     ‚ десЯть часов, раздеваЯсь, Ќана стала капризничать, плакать  и  топать
ногами.  Ћна  непременно  хотела  лечь  в  кровать  бабушки  Љупо.   †ервеза
попробовала напугать ее, но девочка была развита не  по  летам,  и  мертвецы
внушали ей не страх, а только острое  любопытство.  ‚  конце  концов,  чтобы
отвЯзатьсЯ, ей позволили лечь на место матушки Љупо. „евчонка любила большие
кровати, на которых можно было вытЯгиватьсЯ, перекатыватьсЯ с боку на бок. €
в эту ночь она  отлично  выспалась  на  теплой,  мЯгкой,  щекочущей  пуховой
перине.
 
        X 
 
     ЌоваЯ квартира Љупо находилась на седьмом этаже, по лестнице ‚. Њиновав
комнатку мадемуазель ђеманжу, надо было свернуть по коридору налево.  Џотом,
был еще один поворот. ЏерваЯ дверь вела в комнату Ѓижаров. Џочти напротив, в
маленькой темной конурке под чердачной лестницей,  ютилсЯ  дЯдЯ  Ѓрю.  „вумЯ
дверЯми дальше помещалсЯ Ѓазуж. Ђ рЯдом  с  Ѓазужем  находилась  и  квартира
Љупо: комната и чуланчик окнами во двор. „альше по коридору  помещалось  еще
два семейства, а в самом конце - ‹орилле.
     Љомната и чуланчик - не больше. ‚ них  приютились  теперь  Љупо.  „а  и
комната-то была такаЯ, что повернутьсЯ негде.  ’ут  приходилось  и  есть,  и
спать, и все дела делать. ‚ чуланчике еле-еле уместилась кровать  Ќана,  так
что девочка должна была раздеватьсЯ в комнате  родителей,  а  чтобы  она  не
задохнулась ночью, дверь  оставлЯли  открытой.  Њеста  было  так  мало,  что
†ервезе волей-неволей пришлось при переезде уступить часть мебели Џуассонам:
все равно не поместилась бы. Љровать, стол, четыре стула -  и  комната  была
полным-полна. Ќо у †ервезы не хватило духа расстатьсЯ с комодом;  при  одной
мысли об этом у нее сердце разрывалось.  Љомод  загромоздил  всю  комнату  и
закрыл половину окна, так что одна из створок вовсе не отворЯлась. Ћт  этого
комната стала еще темнее и мрачнее.  Љогда  †ервезе  хотелось  выглЯнуть  во
двор, то ей, при ее полноте, приходилось пролезать к окну боком и вытЯгивать
шею.
     Џервое времЯ прачка целыми днЯми сидела и плакала. Ћна уже  привыкла  к
простору, ей было слишком тЯжело жить в  такой  тесноте.  Ћна  задыхалась  и
целые часы проводила у окна, протиснувшись в щель между  комодом  и  стеной,
так что под конец  у  нее  начинало  ломить  шею.  ’ут  только  ей  дышалось
свободнее. ‚прочем, двор  нагонЯл  на  нее  тоску.  Ќапротив,  на  солнечной
стороне, на шестом этаже находилось то окно, о котором она когда-то мечтала,
- окно с душистым горошком, каждую весну завивавшимсЯ тонкими усиками вокруг
натЯнутых веревочек. Ђ комната †ервезы  была  на  теневой  стороне:  кустики
резеды в горшочках погибли в одну неделю. Ђх, как плохо сложилась ее  жизнь!
Ќе об этом она мечтала! Ћна мечтала, что под  старость  всЯ  комната  у  нее
будет уставлена цветами, и вот теперь ей  приходитсЯ  жить  в  такой  грЯзи.
Ћднажды,  выглЯнув  во  двор,  †ервеза  испытала   странное   ощущение:   ей
показалось, что она видит самое себЯ, что вот она стоит там,  под  воротами,
около дворницкой, и, задрав голову, впервые осматривает дом. ќтот прыжок  на
тринадцать лет назад был тЯжелым ударом в самое сердце. „вор  не  изменилсЯ:
голые фасады чуть почернели и, пожалуй, только немножко больше потрескались,
вое то же зловоние подымалось от изъеденных ржавчиной  мусорных  Ящиков;  на
веревках перед окнами все так же сушилось белье и проветривались испачканные
детские пеленки; избитаЯ мостоваЯ была по-прежнему усыпана угольной пылью из
слесарной  и  стружками  из  столЯрной;  даже  лужа  в  сыром  углу,   около
водоразборной  колонки,  лужа,  натекшаЯ  из   красильни,   была   того   же
нежно-голубого цвета, что Я тогда. Ќо  сама  †ервеза  сильно  изменилась,  и
изменилась к худшему - она отлично понимала это. ’еперь она  не  стоЯла  под
воротами, запрокинув голову, веселаЯ и смелаЯ, не выбирала себе  хорошенькой
квартирки. Ћна сидела под крышей, в самом  мерзком  углу,  в  самой  грЯзной
дыре, в каморке, куда никогда не заглЯдывает солнечный луч.  Љак  же  ей  не
плакать? Љак же не жаловатьсЯ на судьбу?
     ‚прочем, когда †ервеза немного попривыкла к новому жилищу,  дела  семьи
сначала пошли недурно. ‡има уже  подходила  к  концу.  Љое-какие  деньжонки,
полученные от ‚иржини за мебель, помогли устроитьсЯ на первых порах. Ђ затем
весною подвернулсЯ счастливый случай: Љупо получил  работу  в  провинции,  в
ќтампе. Ћн провел там три месЯца и все это времЯ совсем не пил:  деревенский
воздух исцелил его. ’рудно даже поверить, до чего он благодетельно действует
на пьЯниц, когда они расстаютсЯ  с  парижской  атмосферой,  со  всеми  этими
улицами, насквозь  пропитанными  водочным  и  винным  духом.  Љупо  вернулсЯ
свежий,  как  розан,  и  привез  четыреста  франков;  они  помогли   †ервезе
расплатитьсЯ с  домохозЯином  по  двум  просроченным  платежам,  за  которые
поручились Џуассоны, и рассчитатьсЯ с самыми неотложными долгами в квартале.
’еперь она могла спокойно ходить по тем улицам, где ей  до  сих  пор  нельзЯ
было показатьсЯ. ‘амо собой разумеетсЯ, она  снова  работала  поденно.  ѓ-жа
”оконье, женщина очень добраЯ, особенно если ей немножко  польстить,  охотно
принЯла †ервезу к себе и даже из уважениЯ к  ее  бывшему  хозЯйскому  званию
назначила ее старшей работницей с платой по три франка в день. ‘ловом,  дела
семьи, казалось, понемногу налаживались.  †ервеза  даже  рассчитывала,  что,
трудЯсь и экономЯ, она сможет со временем разделатьсЯ  со  всеми  долгами  и
устроитьсЯ совсем сносно. ‚прочем, она размечталась об этом только  сгорЯча,
на радостЯх, что муж привез такую кучу денег. Ћхладев, она сказала себе, что
хорошие времена никогда не тЯнутсЯ  долго,  нужно  просто  жить  сегоднЯшним
днем.
     ’Яжелее всего было то, что в ее бывшей мастерской воцарились  Џуассоны.
Љупо не были завистливы, но их постоЯнно изводили соседи, восхищавшиесЯ  при
них всЯкими улучшениЯми, которые ввели у себЯ их преемники. Ѓоши и  особенно
‹орилле были неистощимы в этом отношении. Џослушать их,  то  такой  чудесной
лавки еще и на свете не бывало. Џри этом  они  не  забывали  упомЯнуть,  что
Џуассоны въехали в страшно грЯзное помещение и что одна чистка его  обошлась
им в  тридцать  франков.  Џосле  долгих  колебаний  ‚иржини  решила  открыть
торговлю кондитерскими и  колониальными  товарами:  конфеты,  шоколад,  чай,
кофе. ‹антье настойчиво советовал ей выбрать именно этот  вид  торговли;  он
утверждал, что на сластЯх можно нажить огромные деньги.  ‹авка  была  теперь
выкрашена в черный цвет с желтыми полосками -  самые  приличные  цвета.  ’ри
столЯра целую неделю работали над Ящиками, витринами и прилавком со стойками
длЯ ваз, как в кондитерских. „олжно быть, Џуассоны изрЯдно порастрЯсли  свое
маленькое наследство. ‡ато ‚иржини торжествовала, а ‹орилле, вкупе с Ѓошами,
аккуратно сообщали †ервезе  о  каждой  новой  полоске,  каждом  украшении  в
витрине, каждой новой вазе и со злорадством наблюдали, как у  нее  при  этом
менЯетсЯ лицо. ‚овсе не надо быть завистливым, чтобы  беситьсЯ,  когда  люди
наденут ваши башмаки да вас же ими и топчут.
     Ќо тут были замешаны еще и любовные дела. ‘оседи утверждали, что ‹антье
бросил †ервезу. ‚есь квартал одобрЯл этот поступок;  это  в  известной  мере
значило, что на  улице  ѓут-д'Ћр  все  же  восторжествовала  нравственность.
Џройдоха-шапочник по-прежнему был любимцем женщин, и, разумеетсЯ, всЯ  честь
в  происшедшем  разрыве  приписывалась   ему   одному.   ђассказывали   даже
подробности, говорили, что прачка до того рассвирепела, что он принужден был
надавать ей оплеух  и  только  тем  и  успокоил  ее.  ђазумеетсЯ,  никто  не
рассказывал того, что было на самом деле, и  даже  тем,  кто  мог  бы  знать
правду, она казалась слишком простой и мало интересной. …сли хотите,  ‹антье
и в самом деле бросил †ервезу, но только в том смысле, что она не находилась
с утра до вечера в его распорЯжении; когда же ему приходило желание обладать
ею, он отправлЯлсЯ на седьмой этаж. ‚о  всЯком  случае  мадемуазель  ђеманжу
часто видела, как ‹антье выходил из двери  Љупо  в  самое  неподходЯщее  длЯ
визитов времЯ. „а, свЯзь еще  тЯнулась,  скрипела  кое-как,  но  в  сущности
любовники уже не испытывали от нее никакого удовольствиЯ; они  не  прерывали
своих отношений просто по привычке, просто из взаимной любезности, не более.
‚прочем,  положение  осложнЯлось  тем  обстоЯтельством,  что  теперь  соседи
судачили о свЯзи ‹антье с ‚иржини. Љвартал и на этот раз  опережал  событиЯ.
Љонечно, шапочник точил зубы на ‚иржини; да это было  и  понЯтно:  в  бывшей
квартире Љупо она во  всем  заменЯла  †ервезу.  ђассказывали  даже  забавную
историю: будто однажды ‹антье отправилсЯ, по старой  привычке,  к  хозЯйской
кровати за †ервезой. притащил к себе ‚иржини,  не  узнав  ее  в  темноте,  и
обнаружил  свою  ошибку  только  на  рассвете.  Ќад  этой   историей   много
потешались, но на самом деле до этого еще не дошло; ‹антье едва  осмеливалсЯ
пощипывать ‚иржини. ’ем не менее супруги ‹орилле, надеЯсь вызвать в  †ервезе
ревность, с чувством рассказывали ей о любви ‹антье  и  ‚иржини.  Ѓоши  тоже
постоЯнно твердили, что никогда еще не  видали  такой  славной  парочки!  €,
странное дело, улица ѓут-д'Ћр, по-видимому, ничуть не возмущалась этим новым
супружеским сожительством втроем.  Њораль,  столь  строгаЯ  по  отношению  к
†ервезе,  оказалась  очень  снисходительной  к  ‚иржини.  Ѓыть  может,   эта
доброжелательнаЯ  снисходительность  объЯснЯлась  и  тем,  что  ее  муж  был
полицейским.
     Љ счастью, †ервеза не была ревнива, к  изменам  ‹антье  она  относилась
вполне равнодушно, потому что сердце ее давно  уже  не  участвовало  в  этой
свЯзи. Ћна давно знала, хоть вовсе  и  не  интересовалась  этим,  о  грЯзных
похождениЯх шапочника,  о  его  мимолетных  свЯзЯх  со  всЯкими  бульварными
девками и относилась к этому  с  полным  безразличием,  не  возмущалась,  не
порывала с  ним.  Ћднако  к  новой  свЯзи  своего  любовника  она  не  могла
относитьсЯ с таким же спокойствием. ‚иржини - это совсем  другое  дело.  Ћни
только длЯ того и сошлись, чтобы бесить ее,  †ервезу!  €  если  она  прощала
‹антье мелкие шашни, то эту свЯзь она ему попомнит! € когда г-жа ‹орилле или
еще  какаЯ-нибудь  другаЯ  злыднЯ  нарочно  распространЯлись  в  присутствии
†ервезы о рогах Џуассона (они говорили, что полицейский уже не пролезает под
воротами ‘ен-„ени), - †ервеза  бледнела  и  задыхалась.  “  нее  захватывало
дыхание, она чувствовала, как у нее подымаетсЯ какое-то жжение  в  груди,  и
она кусала губы, стараЯсь сдержатьсЯ, не выдать  себЯ,  чтобы  не  доставить
удовольствиЯ врагам. Ќо, по-видимому,  у  нее  произошла  стычка  с  ‹антье:
как-то под вечер мадемуазель ђеманжу услышала даже звук пощечины. ‚о  всЯком
случае они рассорились, и ‹антье две недели не разговаривал с  †ервезой;  но
потом первый пришел миритьсЯ, и отношениЯ их возобновились как ни в  чем  не
бывало. Џрачка и на этот раз поступила так, как  поступала  всегда:  она  не
хотела новых потасовок, не хотела отравлЯть себе жизнь и уступила. —то ж, ей
не двадцать лет, она уже не способна любить так, чтобы дратьсЯ из-за мужчин,
рисковать собой ради их прекрасных глаз. Ќо только все это  накапливалось  в
ней постепенно.
     Љупо зубоскалил. Џокладистый муж, не желавший замечать рогов  на  своей
голове,  измывалсЯ  над  рогами  Џуассона.  Ќа  то,  что  творилось  в   его
собственном доме, он не обращал вниманиЯ, но вот в чужом  это  казалось  ему
крайне забавным. Ћн из  кожи  лез  вон,  чтобы  разнюхать  все  подробности,
расспрашивал соседок, подглЯдывавших за Џуассонами.  Ќу  и  простофилЯ  этот
Џуассон! Ђ еще носит шпагу, позволЯет себе толкать встречных на улице!  Љупо
дошел до того, что стал, наконец, поддразнивать †ервезу. —то?  ‹юбовничек-то
улыбнулсЯ? ќх, не везет ей: и  с  кузнецом  ничего  не  вышло,  а  теперь  и
шапочник натЯнул ей нос. Ђ все потому, что это народ несерьезный. Џочему  бы
ей не взЯть какого-нибудь каменщика? Љаменщики  люди  солидные,  они  кладут
кирпичи надолго. ђазумеетсЯ, Љупо говорил все это в шутку, но тем  не  менее
†ервеза зеленела, потому что он так и пронизывал ее своими серыми  глазками,
точно хотел просверлить насквозь. Љогда он заводил  эти  мерзкие  разговоры,
†ервеза никак не могла понЯть, шутит он или говорит всерьез.  Љогда  человек
пьЯнствует из года в год, то немудрено, если  он  в  конце  концов  и  вовсе
потерЯет голову. €ной муж в двадцать лет ревнив, как черт, а к  тридцати  до
того спиваетсЯ, что супружескаЯ верность вовсе перестает интересовать его.
     ‘тоило посмотреть, как Љупо фанфаронил на улице  ѓут-д'Ћр!  Ћн  называл
Џуассона рогачом. „а, это заткнет глотку всем сплетницам! ’еперь уже  не  он
рогоносец. Ћ, его не проведешь! …сли в свое времЯ он делал вид, будто ничего
не замечает, то только потому, что не любит сплетен. Љаждый живет  по-своему
и чешетсЯ там, где у него зудит. “ него от этого не зудело, а  чесатьсЯ  длЯ
удовольствиЯ соседей он не желал! Ђ что, черт возьми, думает  на  этот  счет
полицейский? ‚едь теперь это уже не пустые  сплетни:  любовников  видели  за
делом!  Љупо  сердилсЯ  и  кричал,  что  не  понимает,  как  может  мужчина,
должностное лицо, представитель власти, терпеть у себЯ в  доме  такой  срам.
Ћчевидно, полицейский просто любит чужие объедки - вот и все! ’ем  не  менее
по вечерам, когда кровельщику становилось скучно сидеть  вдвоем  с  женой  в
своей жалкой конуре под самой  крышей,  он  отправлЯлсЯ  вниз  за  ‹антье  и
насильно приводил его к себе в комнату. Ћн скучал без приЯтелЯ и мирил его с
†ервезой, если они были не в ладах. —ерт возьми, да наплевать  им  на  целый
свет! ђазве запрещено  человеку  забавлЯтьсЯ  так,  как  ему  хочетсЯ?  Љупо
посмеивалсЯ, и в его блуждающих глазах, глазах пьЯницы,  светилась  какаЯ-то
страннаЯ мысль. Љазалось, длЯ того чтобы скрасить жизнь, он готов был делить
с шапочником решительно  все.  €  в  такие  вечера  †ервеза  совсем  уже  не
понимала, шутит он или говорит серьезно...
     ‹антье среди всех  этих  пересудов  держалсЯ  необыкновенно  важно.  Ћн
принимал покровительственный и почтенный вид. ’ри раза предотвратил он ссору
Љупо с Џуассонами. •орошие отношениЯ между двумЯ семействами входили  в  его
расчеты. ЃлагодарЯ его попечениЯм, его  твердой  и  в  то  же  времЯ  нежной
заботливости †ервеза и ‚йржини притворЯлись, что питают друг к  другу  самые
дружеские чувства. Ђ ‹антье со спокойствием паши властвовал над обеими  -  и
над блондинкой и над брюнеткой - и все жирел, как настоЯщий паук. Ќаглец еще
не успел переварить как следует Љупо, а уже начал заглатывать Џуассонов.  Ћ,
он ничуть не церемонилсЯ! ‘ожрав одно заведение, он принималсЯ за другое.  ‚
конце концов, только люди такой породы и преуспевают в жизни.
     ‚ июле этого года Ќана должна была причащатьсЯ в  первый  раз.  …й  шел
тринадцатый год,  но  она  была  длиннаЯ,  как  жердь,  и  совсем  бесстыжаЯ
девчонка. ‚ прошлом году ее не допустили к причастию за дурное поведение,  и
если на этот раз свЯщенник смилостивилсЯ, то только  из  опасениЯ,  что  она
больше не ЯвитсЯ в церковь и так и  останетсЯ  Язычницей.  Ќана  плЯсала  от
радости в ожидании белого платьЯ. ‹орилле, крестные  отец  и  мать,  обещали
подарить девочке платье и растрезвонили об этом подарке по всему дому;  г-жа
‹ера пообещала шлЯпку и вуаль, ‚иржини - сумочку, ‹антье  -  молитвенник,  -
так что супругам Љупо нечего было готовитьсЯ к событию. Џуассоны даже решили
воспользоватьсЯ этим случаем, чтобы отпраздновать новоселье, - без сомнениЯ,
тут не обошлось без совета шапочника. Ћни пригласили  Љупо  и  Ѓошей,  дочка
которых тоже конфирмовалась в этот день. ‚ечерком соберутсЯ,  поедЯт,  будет
окорок и еще кое-какое угощение.
     Љак раз накануне  причастиЯ,  когда  Ќана  любовалась  разложенными  на
комоде  подарками,  Љупо  вернулсЯ  домой  в  ужасном  состоЯнии.  ЏарижскаЯ
атмосфера уже оказывала на него свое  влиЯние.  Ћн  ни  с  того  ни  с  сего
накинулсЯ на жену и  дочь  и  начал  поносить  их,  отнюдь  не  стеснЯЯсь  в
выражениЯх. ‚прочем, Ќана, слыша изо днЯ в день непристойные ругательства, и
сама была не сдержанна на Язык. ‚о времЯ ссор она преисправно  честила  мать
коровой и сволочью.
     - ѓде обед? - орал кровельщик. - Џодайте обед, клЯчи!.. —то  вы  тут  с
трЯпками возитесь, потаскухи. …сли сию минуту не будет обеда, так Я вас...
     - Љакой он  несносный,  когда  налижетсЯ!  -  раздраженно  пробормотала
†ервеза и, обернувшись к мужу, прибавила: - ђазогреваетсЯ, отвЯжись.
     Ќана разыгрывала скромницу: сегоднЯ это казалось ей  очень  милым.  Ћна
продолжала рассматривать разложенные на комоде подарки, застенчиво  опускала
глаза и делала вид,  что  не  понимает  грЯзных  отцовских  ругательств.  Ќо
кровельщик в пьЯном виде не знал удержу. Ћн заорал в самое ухо дочери:
     - џ тебе покажу белые платьЯ! —то? ЋпЯть будешь  набивать  себе  груди?
ЋпЯть будешь напихивать в лифчик бумагу, как в прошлое воскресенье?.. Џогоди
ты у менЯ! ’ы, Я знаю, любишь вертеть хвостом!  ќти  трЯпки  вскружили  тебе
голову! Ќу, убери лапы, паскудница! ‘прЯчь сию же минуту свое трЯпье в Ящик,
а то Я тебе задам трепку!
     Ќана стоЯла, потупив голову, и ничего не отвечала. Ћна держала  тюлевый
чепчик, о цене которого только что спрашивала у матери. Љупо протЯнул  руку,
чтобы вырвать у нее чепчик, но †ервеза оттолкнула его и закричала:
     - „а оставь ты девчонку в покое! Ћна умница, не делает ничего плохого.
     ’огда кровельщик разом выпустил весь свой зарЯд:
     - Ђх вы, стервы! Ћбе хороши - что мать, что дочь!..  „ва  сапога  пара!
Ћна и причащатьсЯ-то идет только длЯ того, чтобы пЯлитьсЯ  на  мужчин!  —то,
будешь отпиратьсЯ, шлюха! ‚от одену тебЯ в мешок, -  пусть  поцарапает  тебе
шкуру! „а, в мешок! ќто отобьет у тебЯ охоту распутничать,  и  у  тебЯ  и  у
твоих попов! џ не хочу, чтобы тебЯ развращали! „а черт вас побери! Ѓудете вы
менЯ слушатьсЯ или нет?
     †ервеза,  растопырив  руки,  заслонЯла  подарки  от  Љупо,   грозившего
разорвать их; Ќана в бешенстве обернулась, пристально посмотрела на отца  и,
позабыв скромность, которую внушал ей свЯщенник, процедила сквозь  стиснутые
зубы:
     - ‘виньЯ!
     Џосле  обеда  кровельщик  завалилсЯ  спать.  Ќаутро  он   проснулсЯ   в
благодушнейшем настроении. “ него еще не совсем прошел вчерашний хмель, и он
был чуть навеселе, - как раз настолько,  чтобы  быть  очень  любезным.  Љупо
присутствовал при одевании дочери, растрогалсЯ  при  виде  белого  платьЯ  и
нашел, что девчонка выглЯдит в нем совсем барышней. ‚  такой  день,  говорил
он, - отцу естественно гордитьсЯ дочерью. € надо было  посмотреть,  с  каким
изЯществом держалась Ќана в своем чересчур коротком платьице,  как  она  все
времЯ смущенно улыбалась, точно новобрачнаЯ! ‘пустившись вниз  и  увидев  на
пороге дворницкой разрЯженную Џолину, она остановилась, окинула  ее  светлым
взглЯдом и, убедившись, что подруга одета хуже ее, что платье сидит  на  ней
неуклюже, стала необыкновенно приветлива. Ћба семейства вместе отправились в
церковь. Ќана и Џолина шли впереди с молитвенниками  в  руках  и  все  времЯ
придерживали вздувавшиесЯ от ветра вуали. Ћни  шли  молча,  скромно,  сложив
губки бантиком, чтобы прохожие говорили: "Љакие милочки!"  Ћни  готовы  были
чуть не визжать  от  восхищениЯ,  когда  люди  выходили  из  лавочек,  чтобы
поглЯдеть на них. ѓ-жа Ѓош и г-жа ‹орилле все времЯ отставали, так как то  и
дело  обменивались  замечаниЯми  относительно  •ромуши:  ведь  если  бы   не
родственники, которые из уважениЯ к свЯтому алтарю  подарили  ей  решительно
все, - да, все, вплоть до новой рубашки, - так дочь этой мотовки не могла бы
даже пойти к причастию. ѓ-жа ‹орилле особенно волновалась из-за  подаренного
ею платьЯ, честила Ќана на все корки и всЯкий  раз,  когда  девочка  слишком
близко подходила к витринам магазинов  и  задевала  их  юбкой,  обзывала  ее
грЯзнухой.
     ‚ церкви  Љупо  все  времЯ  плакал.  ќто  было  глупо,  но  он  не  мог
удержатьсЯ. …го до слез пронЯл свЯщенник, воздевавший руки горе, и  все  эти
похожие на ангелочков девочки, проходившие с молитвенно сложенными  ручками.
‡вуки органа отдавались и урчали у него в животе, а прекрасный запах  ладана
заставлЯл его втЯгивать воздух носом, точно ему совали в лицо букет  цветов.
‘ловом, Љупо совсем размЯк. Ћсобенно подействовал на него гимн, который пели
в то времЯ, как девочки принимали  тело  господне.  Ћн  казалсЯ  Љупо  таким
сладостным, он так и лилсЯ в душу, прЯмо дрожь по спине пробегала.  ‚прочем,
расчувствовалсЯ не только кровельщик, -  многие  из  присутствовавших,  люди
солидные, трезвые, тоже повытаскивали платки. „а, это был  прекрасный  день,
лучший в жизни. Ќо выйдЯ из церкви и отправившись распить  по  стаканчику  с
‹орилле, который не плакал в церкви и посмеивалсЯ над  слезами  кровельщика,
Љупо вдруг рассердилсЯ и начал доказывать, что это  воронье,  попы,  нарочно
жгут чертову траву, чтобы одурманивать людей. Ќу,  да,  он  и  не  скрывает:
конечно, он ревел! Ќо это доказывает только, что у него в груди сердце, а не
камень. € Љупо приказал подать еще по стаканчику.
     ‚ечером у Џуассонов очень весело отпраздновали новоселье.  ‚сЯ  пирушка
от начала до конца прошла в добром согласии, безо  всЯких  раздоров.  Ѓывает
так, что именно в самые плохие времена выпадают какие-то особенно счастливые
минуты, когда люди, ненавидЯщие  один  другого,  проникаютсЯ  друг  к  другу
любовью. ‹антье сидел между †ервезой и ‚иржини и  любезничал  с  обеими;  он
щедро распределЯл между ними знаки вниманиЯ,  как  петух,  которому  хочетсЯ
сохранить мир в своем курЯтнике. Ќапротив него  сидел  Џуассон;  он  смотрел
прЯмо перед собой неподвижным, затуманенным взором, хранЯ спокойный и сурово
мечтательный вид полицейского, привыкшего не думать ни о чем в  долгие  часы
пребываниЯ на посту. Ќо царицами праздника были две девочки, Ќана и  Џолина,
которым позволили остатьсЯ в праздничных нарЯдах. Ћни сидели чинно, чтобы не
запачкать своих белых платьев; при каждом глотке взрослые кричали им,  чтобы
они держали подбородок выше и кушали аккуратнее. Ќо скоро это надоело  Ќана,
и она опрокинула себе на корсаж стакан вина.  ЏоднЯлась  суматоха,  девчонку
тут же раздели и немедленно замыли корсаж водой.
     ‡а сладким стали серьезно обсуждать будущность девочек.  ѓ-жа  Ѓош  уже
сделала выбор: Џолина должна была поступить в золотошвейную  мастерскую;  на
этом можно зарабатывать по пЯти-шести франков в день. †ервеза не  знала,  на
чем остановитьсЯ: Ќана ни к чему не выказывала особой склонности. Ћдна у нее
склонность - бить баклуши, а кроме  этого,  она  ничего  не  любила  делать,
всЯкаЯ работа валилась у нее из рук.
     - Ќа вашем  месте,  -  сказала  г-жа  ‹ера,  -  Я  сделала  бы  из  нее
цветочницу. ќто приЯтнаЯ и чистаЯ работа.
     - ѓм, цветочницы... - пробормотал ‹орилле. - ‚се цветочницы потаскушки,
сегоднЯ с одним, завтра с другим.
     - Љак? Ђ Я? - возразила вдова, кусаЯ губы.  -  Ћчень  любезно  с  вашей
стороны! —то же, Я сука какаЯ-нибудь, ложусь, как только мне свистнут?
     Ќо тут всЯ компаниЯ хором прервала ее:
     - ѓоспожа ‹ера! Ђх, госпожа ‹ера!
     € ей глазами указали на обеих причастниц, уткнувшихсЯ в стаканы,  чтобы
не фыркать со смеху. „о сих пор даже мужчины соблюдали  благопристойность  и
тщательно выбирали выражениЯ. Ќо г-жа ‹ера  пропустила  это  замечание  мимо
ушей. ’о, что она сказала, говоритсЯ в самом лучшем  обществе,  -  она  сама
слышала! “ж будьте уверены, она знает, как  надо  выражатьсЯ,  да.  …й  даже
частенько делают комплименты на этот счет, потому  что  она  может  говорить
решительно  обо  всем  даже  в  присутствии  детей,   никогда   не   нарушаЯ
благопристойности.
     - Њежду цветочницами  попадаютсЯ  очень  порЯдочные,  поверьте  мне,  -
кричала г-жа ‹ера. - Љонечно, они сделаны из того же теста, что и все прочие
женщины! Ќо они умеют себЯ сдерживать, а если уж им приходитсЯ согрешить, то
они по крайней мере выбирают со вкусом. „а, цветы развивают вкус.  Ћттого-то
Я и соблюла себЯ.
     - Ѓоже мой! - прервала ее †ервеза. - „а Я ничего не имею против цветов.
Ќадо только, чтобы это ремесло нравилось Ќана; нельзЯ  ребенка  принудить  к
чему-либо силком, против его  желаниЯ...  Ќу,  не  ломайсЯ,  Ќана,  отвечай.
•очешь быть цветочницей?
     Ќаклонившись над тарелкой, девочка подбирала крошки от пирожного мокрым
пальцем и тут же обсасывала его. Ћна не торопилась отвечать и сидела  молча,
посмеиваЯсь своим порочным смехом.
     - „а, мама, хочу, - объЯвила она наконец.
     „ело было улажено тут же. Љупо попросил г-жу  ‹ера  завтра  же  отвести
девочку в мастерскую, где она работала, на улицу  Љэр.  ‚се  стали  серьезно
толковать о житейских обЯзанностЯх. Ѓош сказал, что теперь, после причастиЯ,
Ќана и Џолина стали взрослыми женщинами. Џуассон прибавил,  что  отныне  они
должны уметь стрЯпать, штопать носки и вести хозЯйство. ‡аговорили  даже  об
их будущем замужестве, о детЯх, которые со временем будут  у  них.  „евчонки
слушали, прижавшись друг к другу, и хихикали между собой. €м нравилось,  что
они  уже  взрослые,  они  смущались  и  краснели,  оправлЯЯ  свои  беленькие
платьица. Ќо больше всего льстили им шутки  ‹антье,  который  спрашивал,  не
завели ли они уже себе муженьков. ‚ конце  концов  Ќана  все-таки  заставили
признатьсЯ, что она влюблена в ‚иктора ”оконье, сына хозЯйки ее матери.
     - Ћтлично! - сказала г-жа  ‹орилле  Ѓошам,  когда  все  расходились  по
домам. - Ќана наша крестница, но, раз они делают ее цветочницей,  мы  больше
ее и знать  не  хотим.  …ще  одна  бульварнаЯ  потаскушка...  Ќе  пройдет  и
полугода, как она пуститсЯ во все тЯжкие.
     ЏоднимаЯсь к себе наверх, Љупо порешили, что пирушка была славнаЯ и что
Џуассоны в сущности вовсе не плохие люди. †ервеза  даже  похвалила  лавочку.
Ћна думала, что ей будет тЯжело провести вечер в своей  бывшей  прачечной  и
смотреть на теперешних хозЯев, но,  к  своему  удивлению,  она  ни  разу  не
разозлилась. ђаздеваЯсь, Ќана спросила у матери, какое  было  платье  у  той
барышни с третьего  этажа,  котораЯ  в  прошлом  месЯце  вышла  замуж,  тоже
кисейное, как у нее?
     ќто был последний счастливый день семейства Љупо. ‚  течение  следующих
двух лет они все глубже и глубже погружались в нищету. Ћсобенно ужасны  были
зимы. ‹етом Љупо еще добывали себе кусок хлеба, но с наступлением  дождей  и
холодов наступал и голод; в доме не оставалось ни корки, всЯ  семьЯ  щелкала
зубами и дрожала в своей холодной, как  ‘ибирь,  конуре.  ЏроклЯтый  декабрь
пробиралсЯ сквозь все щели  и  приносил  с  собою  всевозможные  бедствиЯ  -
безработицу, мрачную нищету, вЯлое безделье, промозглую сырость и  холод.  ‚
первую зиму Љупо еще времЯ от времени топили печку и  грелись  у  огнЯ;  они
соглашались лучше голодать, чем мерзнуть. Ќо во вторую зиму печка уже только
ржавела; она стоЯла замерзшим и мрачным чугунным столбом и, казалось, только
усиливала холод. Ќо больше всего их  изводила,  больше  всего  им  досаждала
квартирнаЯ плата. Ћ, этот Январский платеж, когда Ѓош приходит со счетом,  а
в доме сухой корки нет. Ћн пронизывает вас холодом хуже, чем северный ветер.
Ђ в следующую субботу ЯвлЯетсЯ г-н Њареско, - в хорошем  пальто,  в  толстых
шерстЯных перчатках на  огромных  лапищах.  —ерез  каждое  слово  он  грозит
выселением, а за окошком все падает снег и как  будто  стелет  им  на  улице
белоснежную постель. —тобы уплатить за квартиру, Љупо  готовы  были  продать
самих себЯ. Љвартира пожирала их обеды, квартира вытаскивала у них дрова  из
печки. ‚прочем, в дни платежа стонал весь дом. Џо всем этажам люди  плакали,
как на похоронах. ‘тон стоЯл по всем коридорам и лестницам. …сли бы в каждой
семье было по покойнику, и то не было бы такого ужасного воЯ.  ‚оистину,  то
был день страшного суда, светопреставление, немыслимое отчаЯние, смерть  длЯ
беднЯков. Ћдна женщина с четвертого этажа пошла  торговать  собой  на  улице
Ѓельом. Љаменщик с шестого этажа обокрал своего хозЯина.
     Љонечно, Љупо никого не могли винить, кроме самих себЯ. Љак бы туго  ни
приходилось  порой,  но,  соблюдаЯ  порЯдок   и   экономию,   всегда   можно
выкрутитьсЯ, - свидетельство  тому  ‹орилле;  они  всегда  аккуратно  вносЯт
квартирную плату, завернув деньги в клочок грЯзной бумаги. Џравда, зато  они
и живут, как  голодные  пауки.  ѓлЯдЯ  на  них,  можно  проникнутьсЯ  полным
отвращением к труду. Ќана еще  ничего  не  зарабатывала  своими  цветами,  а
содержание ее стоило недешево. †ервеза была теперь у г-жи ”оконье на  дурном
счету. Ћна работала все хуже и  хуже,  старалась  отвалЯть  кое-как,  только
чтобы отделатьсЯ, и в конце концов хозЯйка перевела ее на сорок су  -  плату
помощницы. Љ тому же †ервеза была крайне самолюбива,  обидчива  и  постоЯнно
ставила всем на вид, что раньше у нее у  самой  была  прачечнаЯ.  Ћна  часто
прогуливала и уходила с работы как только вздумаетсЯ; когда, например,  г-жа
”окоиье нанЯла г-жу Џютуа и †ервезе пришлось гладить  бок  о  бок  со  своей
бывшей работницей, она до того рассердилась, что не показывалась  целых  две
недели. Џосле таких выходок ее принимали обратно только из  милости,  и  это
еще больше раздражало ее. ЏонЯтно, что недельнаЯ получка †ервезы  бывала  не
слишком-то велика. Ћна сама с горечью признавалась, что  скоро  не  ей  надо
будет требовать платы с хозЯйки, а хозЯйке с нее. —то до Љупо, то он,  может
быть, и работал, но в  таком  случае,  должно  быть,  дарил  свой  заработок
правительству, потому что †ервеза с самого возвращениЯ  мужа  из  ќтампа  не
получала от него ни гроша. ‚ дни получки она уже  и  не  заглЯдывала  ему  в
руки. Љупо возвращалсЯ, беспечно размахиваЯ руками, с  пустыми  карманами  и
часто даже без носового платка. Ќу да, он потерЯл свой  сопельник,  а  может
быть, и кто-нибудь из товарищей стЯнул. ‚едь это  такие  канальи!  ‚  первое
времЯ Љупо придумывал всЯкие истории, подводил счет  улетучившимсЯ  деньгам:
десЯть франков он истратил на подписку, двадцать франков провалились в дырку
в кармане, которую он тут же и показывал, пЯтьдесЯт франков пошли на  уплату
каких-то воображаемых долгов. Џотом он  и  стеснЯтьсЯ  перестал.  €спарились
деньги - вот и все! ‚ кармане он их не приносит, зато приносит в брюхе - все
равно они приходЯт к хозЯйке, только другим способом. Џо  совету  г-жи  Ѓош,
прачка несколько раз пробовала подстерегать мужа при выходе  из  мастерской,
чтобы захватить его врасплох  и  отнЯть  получку,  но  из  этого  ничего  не
выходило: товарищи предупреждали Љупо, и он запрЯтывал деньги, может быть, в
сапоги, а может быть, и куда-нибудь подальше. ‘ама г-жа Ѓош была  необычайно
проворна в розысках, и если Ѓош, как это случалось частенько, утаивал от нее
на угощение  длЯ  приЯтельниц  один-другой  десЯтифранковик,  она  тщательно
обшаривала его платье и большей частью находила утаенную им монетку  зашитой
в козырьке фуражки, между кожей и материей. Ќу, а Љупо  не  любил  подбивать
одежду золотом. Ћн спускал его прЯмо в желудок. ‚едь  †ервеза  не  могла  же
взЯть ножницы и взрезать ему живот!
     „а, Љупо были  сами  виноваты  в  том,  что  все  ниже  скатывались  по
наклонной плоскости, с каждым годом увЯзали все глубже. Ќо в этом люди  даже
себе не признаютсЯ, в особенности когда уже  сидЯт  по  уши  в  грЯзи.  Љупо
обвинЯли злую судьбу, уверЯли, что сам бог на них прогневалсЯ. ’еперь у  них
был вечный кавардак. Ћни грызлись с утра до ночи. Џравда, до драк  дело  еще
не доходило, если не считать двух-трех  затрещин  в  пылу  спора.  Ќо  самое
худшее было то, что все добрые чувства, все привЯзанности  разлетелись,  как
птицы из отворенной клетки. ЋтцовскаЯ, материнскаЯ, дочернЯЯ  нежность,  так
согревающаЯ семью, так спаивающаЯ воедино этот маленький мирок,  исчезла,  и
теперь каждый одиноко дрожал от холода  в  своем  углу.  ‚се  трое  -  Љупо,
†ервеза и Ќана - стали очень  раздражительны,  они,  казалось,  готовы  были
съесть один другого и смотрели друг  на  друга  полными  ненависти  глазами.
Њожно было подумать, что сломалась какаЯ-то  пружина,  на  которой  держалсЯ
семейный мир, испортилсЯ  тот  механизм,  благодарЯ  которому  в  счастливых
семьЯх сердца бьютсЯ согласно. € уж, конечно, †ервеза больше не  волновалась
за Љупо, даже если видела  его  висЯщим  на  самом  краю  крыши,  на  высоте
двенадцати-пЯтнадцати метров над землею. ‘ама бы она его не  столкнула,  но,
если бы он свалилсЯ... —естное слово, потерЯ длЯ мира была бы небольшаЯ! € в
дни семейных раздоров †ервеза кричала: "Ќеужели его никогда не  притащат  на
носилках?" Ћна этого ждет не дождетсЯ, это было бы просто счастьем! Ќу, кому
он нужен, пьЯница? Ћн только объедает жену, мучает ее, толкает ее  в  грЯзь!
’аким лодырЯм одна дорога - в могилу, и чем скорее, тем лучше!  …сли  бы  он
окочурилсЯ, она заплакала бы от радости. € когда мать кричала:  "“бить  тебЯ
надо!" - дочь подхватывала:  "Џристукнуть!"  ‘  самыми  противоестественными
чувствами читала Ќана в газетах о несчастных случаЯх.  …е  отцу  так  везло:
ведь он однажды попал под омнибус - и что же! - даже не протрезвилсЯ!  Љогда
же, наконец, издохнет этот гад?!
     ‘реди этого убожества, голода,  нищеты  †ервеза  страдала  еще  больше,
видЯ, как кругом голодают другие несчастные. “гол дома, в котором жили Љупо,
был углом нищеты; здесь  проживали  три  или  четыре  семьи,  которые  точно
поклЯлись вечно сидеть без хлеба. Љак бы часто ни открывались их  двери,  из
них никогда не доносилсЯ запах стрЯпни. ‚ коридоре царило мертвое  молчание,
стены звучали гулко, как  пустые  животы.  Џо  временам  слышалось  какое-то
движение,  женский  плач,  жалобы  голодных  ребЯтишек,  ссоры,   -   да   и
ссорились-то длЯ того, чтобы заглушить голод.  ќто  была  какаЯ-то  сплошнаЯ
судорога желудка; голод царствовал здесь, голод зиЯл изо всех этих разинутых
ртов. ‹юди чахли от самого воздуха; здесь даже муха не  прожила  бы,  потому
что и длЯ нее не было пищи. Ќо особенную жалость возбуждал  в  †ервезе  дЯдЯ
Ѓрю, ютившийсЯ в конурке под лестницей.  Ћн  забивалсЯ  в  нее,  как  сурок,
свертывалсЯ калачиком на куче соломы, чтобы не так мерзнуть, и не  шевелилсЯ
по целым днЯм. „аже  голод  не  выгонЯл  его  на  улицу.  ‡ачем?  Ќагуливать
аппетит? ‚се равно никто его не  накормит.  …сли  дЯдЯ  Ѓрю  не  показывалсЯ
три-четыре днЯ подрЯд, соседи заходили к нему посмотреть, не умер ли он.  Ќо
нет, он все еще был жив, - не совсем, а так, чуть-чуть,  уголком  глаза:  он
ждал смерти, а смерть все забывала его! Љогда  у  †ервезы  бывал  хлеб,  она
давала ему корочку. „а, она озлобилась, муж заставил ее возненавидеть людей,
но животных она по-прежнему искренно жалела, а дЯдЯ Ѓрю, жалкий  старикашка,
которого бросили околевать с голоду, потому что  он  уже  не  мог  работать,
казалсЯ ей чем-то вроде отслужившей свой век собаки, до того отощавшей,  что
даже и живодеры ее не берут: жира нет, шкура не годитсЯ. †ервезе было  тЯжко
это постоЯнное сознание, что там, по ту сторону коридора,  валЯетсЯ  забытый
богом и людьми дЯдЯ Ѓрю. Ћт полного истощениЯ он  постепенно  возвращалсЯ  к
размерам ребенка, сморщивалсЯ и высыхал, как завалЯвшийсЯ на полке ссохшийсЯ
апельсин.
     Љроме того, †ервезу мучило соседство  факельщика  Ѓазужа.  …го  комната
была отделена только дощатой, очень  тонкой  перегородкой,  так  что  каждый
шорох был слышен у Љупо. Џо  вечерам,  когда  факельщик  возвращалсЯ  домой,
†ервеза невольно прислушивалась к его движениЯм; вот он бросил на комод свою
черную кожаную шлЯпу, и она глухо стукнула, словно ком земли о крышку гроба;
вот он повесил плащ, и плащ зашуршал о стену, как крыльЯ ночной  птицы;  вот
он раздеваетсЯ, бросает посреди комнаты  свою  черную  одежду  и  как  будто
наполнЯет ее траурным флером. †ервеза прислушивалась к его шагам,  сторожила
каждое его движение, вздрагивала, когда он натыкалсЯ на мебель или  грохотал
посудой. ќтот проклЯтый пьЯница внушал ей смутный страх, смешанный с  жадным
любопытством. Ѓесстыжий, насмешливый, вечно пьЯный, он откашливалсЯ, плевал,
распевал уличные песенки, отпускал забористые словечки и стукалсЯ  о  стены,
отыскиваЯ кровать. Ђ †ервеза бледнела, спрашиваЯ себЯ, что это он  затевает,
и воображала разные  ужасы:  ей  мерещилось,  что  он  притащил  мертвеца  и
заталкивает его под кровать. Ѓоже мой, ведь писали же в  газетах,  что  один
служащий бюро похоронных процессий собирал у  себЯ  детские  трупики,  чтобы
похоронить их разом и тем избавитьсЯ от лишних  хлопот.  ‚о  всЯком  случае,
когда дЯдЯ Ѓазуж  приходил  домой,  сквозь  перегородку  веЯло  мертвечиной.
Џраво, казалось, что живешь по соседству с Џер-‹ашез. Ђ дЯдЯ Ѓазуж -  этакое
животное! - постоЯнно хохотал в одиночестве, как будто его ремесло  веселило
его. ќтот смех страшно было слушать.  Љогда  же  угомонившись,  наконец,  он
заваливалсЯ спать, то поднимал такой невероЯтный храп, что у †ервезы спирало
дыхание. –елыми часами прислушивалась она к этому храпу, и ей казалось,  что
за перегородкой бесконечной вереницей катЯтсЯ погребальные дроги.
     Ќо самое худшее было то, что, несмотрЯ на весь внушаемый им ужас, Ѓазуж
неотразимо притЯгивал к  себе  †ервезу,  так  что  она  часами  просиживала,
прильнув ухом к перегородке. Ћн действовал на  нее  так  же,  как  действует
красивый мужчина на порЯдочную женщину: ей и хочетсЯ  изведать,  каков  этот
красавец, и в то же времЯ она не решаетсЯ, - воспитание не позволЯет. ‚от  и
†ервеза точно так же была не прочь изведать, какова она, эта смерть,  но  ее
удерживал страх. “ нее иной раз делалось такое  странное  лицо,  когда  она,
затаив дыхание, прислушивалась к движениЯм Ѓазужа, стараЯсь разгадать в  них
тайный смысл, что Љупо шутЯ спрашивал, уж не влюбилась ли она в  факельщика.
Ђ она сердилась и говорила, что это соседство отвратительно, что она  хотела
бы переменить квартиру. Ќо, как только старик возвращалсЯ домой и приносил с
собою запах кладбища, †ервеза помимо воли снова  впадала  в  задумчивость  и
сидела с  каким-то  возбужденным  и  нерешительным  лицом,  словно  женщина,
мечтающаЯ об измене мужу. ‚едь этот человек уже два раза  пр