 не могу увидеть!


        28. Ћ†€„ЂЌ€…

   Џо странному совпадению  мыслей,  Ђдриенна  захотела,  как  и  „жальма,
надеть то же платье, какое было на ней  в  их  первое  свидание  на  улице
Ѓланш.
   Њ-ль де Љардовилль, с  обычным  тактом,  избрала  местом  торжественной
встречи парадную гостиную особнЯка, украшенную фамильными  портретами.  Ќа
самом видном месте находились портреты ее отца  и  матери.  ќта  гостинаЯ,
обширнаЯ и высокаЯ комната, была убрана, как и остальные,  в  роскошном  и
величественном  стиле  ‹юдовика  XIV.  Џлафон  ‹ебрена  изображал   триумф
Ђполлона, он поражал широким размахом кисти  и  сочностью  красок;  резные
золоченые карнизы поддерживались по углам  четырьмЯ  золочеными  фигурами,
изображавшими  четыре  времени  года.  ‘тены,  обитые  пунцовым  штофом  и
обрамленные багетом, служили фоном длЯ больших портретов рода Љардовиллей.
   ‹егче  понЯть,  чем  описать  тысЯчи  различных  ощущений,  волновавших
Ђдриенну по мере приближениЯ минуты свиданиЯ с „жальмой.
   ’ак много грустных  преград  ставилось  на  пути  их  сближениЯ,  такие
коварные,  деЯтельные  и  недремлющие  враги  окружали   их   обоих,   что
мадемуазель де Љардовилль все еще сомневалась в своем  счастье.  Ќевольно,
почти ежеминутно взглЯдывала она на часы:  еще  несколько  секунд,  и  час
свиданиЯ должен пробить... € вот он пробил, этот час. Љаждый удар медленно
отдавалсЯ в сердце девушки. Ћна подумала, что  „жальма,  из  сдержанности,
стеснЯетсЯ опередить назначенный срок... и  была  ему  благодарна  за  эту
скромность. Ќо с этой минуты при малейшем шорохе в соседних  комнатах  она
задерживала дыхание и с надеждой прислушивалась. Џервые  минуты  Ђдриенна,
впрочем, не опасалась ничего и  успокаивала  себЯ  расчетом,  -  глупым  и
ребЯческим в  глазах  людей,  никогда  не  знавших  лихорадки  счастливого
ожиданиЯ, - что часы особнЯка на улице Ѓланш, быть может, отстают от часов
на улице д'Ђнжу. Ќо когда эта предполагаемаЯ и  весьма  возможнаЯ  разница
достигла  четверти  часа...  затем  двадцати  минут  и  больше,   Ђдриенна
почувствовала возрастающую тревогу. „ва или три раза с трепещущим сердцем,
на цыпочках подходила она к  двери  и  прислушивалась...  Ќичего  не  было
слышно... Џробило половина четвертого. Ѓудучи  не  в  силах  справитьсЯ  с
зарождающимсЯ испугом, мадемуазель де Љардовилль схватилась  за  последнюю
надежду;  она  подошла  к  камину  и  позвонила,  стараЯсь  придать   лицу
невозмутимое, спокойное выражение.
   —ерез несколько секунд в комнату вошел лакей в черной одежде,  с  седой
головой,  и  почтительно  остановилсЯ,  ожидаЯ  приказаний  госпожи.   Ћна
проговорила очень спокойно:
   - Ђндре, попросите у ѓебы флакон,  Я  забыла  его  на  камине  в  своей
спальне, и принесите мне.
   Ђндре поклонилсЯ. ‚ ту минуту, когда  он  выходил  из  гостиной,  чтобы
исполнить приказание  Ђдриенны,  -  приказание,  бывшее  предлогом,  чтобы
задать другой вопрос, важность которого она  желала  скрыть  от  прислуги,
извещенной  о  скором  посещении  принца,  -  мадемуазель  де  Љардовилль,
указываЯ на часы, спросила:
   - Ђ эти часы... они идут верно?
   Ђндре вынул свои часы и, сверив по ним, отвечал:
   - „а, мадемуазель. џ свои проверЯл по ’юильри. € на  моих  часах  более
половины четвертого.
   - •орошо... благодарю вас, - ласково сказала Ђдриенна.
   Ђндре поклонилсЯ, но, прежде чем уйти, сказал:
   - џ забыл доложить, что час тому назад был господин  маршал  ‘имон,  но
так как, мадемуазель, никого, кроме его высочества  принца,  принимать  не
велела, Я отказал господину маршалу.
   - •орошо! - сказала Ђдриенна.
   Ђндре вновь поклонилсЯ, вышел, и в гостиной снова водворилась тишина.
   „о последней минуты назначенного свиданиЯ Ђдриенна была вполне уверена,
что оно состоитсЯ; поэтому разочарование, которое она  начала  испытывать,
доставлЯло ей ужасные муки. Ѓросив  полный  отчаЯниЯ  взглЯд  на  один  из
портретов, висевших по обеим сторонам камина, она жалобно воскликнула:
   - Ћ мама!
   ’олько что мадемуазель де Љардовилль  произнесла  эти  слова,  как  при
стуке въезжавшей во  двор  кареты  слегка  задребезжали  стекла  в  окнах.
„евушка вздрогнула и не могла удержать радостного крика. ‘ердце ее рвалось
навстречу „жальме, - она _почувствовала_, что это он. …й не надо было даже
видеть принца: она знала, что он приехал, она была в этом уверена.  Ћтерев
слезы, навернувшиесЯ  на  ее  длинные  ресницы,  Ђдриенна  села.  …е  руки
дрожали.   ‘тук   открывавшихсЯ   и   закрывавшихсЯ   дверей    подтвердил
справедливость ее  догадки.  „ействительно,  позолоченные  двери  гостиной
распахнулись, и поЯвилсЯ принц.
   Џока другой  слуга  затворЯл  дверь  за  принцем,  Ђндре,  войдЯ  через
несколько секунд после него, поставил на столик возле Ђдриенны хрустальный
флакон на серебрЯном подносе и, почтительно поклонившись, вышел.
   Џринц и мадемуазель де Љардовилль остались одни.


        29. Ђ„ђ€…ЌЌЂ € „†Ђ‹њЊЂ

   Џринц медленно приблизилсЯ к м-ль де Љардовилль. ЌесмотрЯ  на  пылкость
страсти молодого индуса, его  нерешительнаЯ,  робкаЯ  походка,  прелестнаЯ
именно своей робостью, указывала на глубокое волнение. Ћн  не  осмеливалсЯ
еще поднЯть глаз на Ђдриенну, страшно  побледнел,  и  его  красивые  руки,
скрещенные, как длЯ молитвы, по обычаю его родины, заметно дрожали.
   „жальма остановилсЯ в нескольких  шагах  от  Ђдриенны,  слегка  склонив
голову. Џодобное смущение, смешное во всЯком другом,  было  трогательно  в
двадцатилетнем принце, обладавшим почти сказочной храбростью  и  геройским
великодушным характером; все путешественники  по  €ндии  говорили  о  сыне
•аджи-‘инга  с  почтением   и   удивлением.   ‚олнение   и   целомудреннаЯ
сдержанность молодого человека были тем  более  замечательны,  что  пылкаЯ
страстность индуса должна была еще сильнее вспыхнуть, ведь он так долго ее
сдерживал.
   Њадемуазель де Љардовилль, находившаЯсЯ в не меньшем замешательстве, не
менее смущеннаЯ, продолжала сидеть. ѓлаза у нее были так же опущены, как и
у „жальмы, а Яркий  румЯнец  и  учащенное  дыхание  ее  девственной  груди
указывали, как сильно девушка была взволнована, чего она,  впрочем,  и  не
скрывала.  ЌесмотрЯ  на  твердость  своего  тонкого,  изЯщного,  веселого,
проницательного ума,  несмотрЯ  на  решительность  своего  независимого  и
гордого характера, несмотрЯ на свою привычку к  свету,  Ђдриенна,  замечаЯ
очаровательное смущение и наивную неловкость „жальмы, разделЯла с  ним  ту
неописуемую слабость и волнение, которые, казалось, совсем подчинили  себе
этих пылких, красивых, чистых  влюбленных,  не  имевших  силы  противитьсЯ
кипению возбужденного чувства и опьЯнЯющей экзальтации сердца.
   Ђ между тем их глаза еще  не  встретились.  Ћни  оба  невольно  боЯлись
первого электрического  толчка,  непреодолимого  взаимного  влечениЯ  двух
любЯщих страстных существ, того  молниеносного  свЯщенного  огнЯ,  который
невольно охватывает, зажигает кровь и иногда, помимо их воли, переносит  с
земли  на  небо.  Џотому  что,  отдаваЯсь  опьЯнению  самого  благородного
чувства, какое Ѓог вложил  в  нас,  того  чувства,  которому  Ћн  в  своей
благости уделил искру божественного  творческого  огнЯ,  мы  всего  больше
приближаемсЯ к нашему ‘оздателю.
   „жальма первый поднЯл глаза на Ђдриенну; они были влажны и блестЯщи.  ‚
его взглЯде сказалась  всЯ  юнаЯ  страсть,  весь  пыл  долго  сдерживаемой
восторженной любви, причем почтительнаЯ робость и уважение  придавали  ему
необыкновенную, неотразимую прелесть. „а, именно неотразимую, потому  что,
встретившись  с  этим  взглЯдом,   Ђдриенна   задрожала   всем   телом   и
почувствовала, что ее  коснулсЯ  какой-то  магнетический  вихрь.  Ќевольно
отЯжелели ее глаза в опьЯнЯющем томлении, и только страшным усилием  воли,
повинуЯсь чувству собственного  достоинства,  ей  удалось  преодолеть  это
восхитительное  волнение.  ЏоднЯвшись  с  кресла,  она  дрожащим   голосом
сказала:
   - Џринц, Я рада, что могу принЯть вас здесь... - €,  жестом  указав  на
портрет матери, как будто представлЯЯ ее принцу, она прибавила:  -  Џринц,
моЯ мать!
   ‘ чувством редкой деликатности Ђдриенна делала свою мать, так  сказать,
свидетельницей беседы с „жальмой. ќто должно было охранить их от  соблазна
увлечениЯ, тем более опасного при первом свидании, что  они  оба  знали  о
своей взаимной безумной любви, оба были свободны и обЯзаны отчетом  только
перед Ѓогом за те сокровища нежности  и  сладострастиЯ,  которыми  Ћн  так
щедро их наделил.
   Џринц понЯл мысль Ђдриенны.  Љогда  девушка  указала  ему  на  портрет,
„жальма порывистым, полным обаЯтельной  простоты  движением  опустилсЯ  на
одно колено перед портретом и произнес мужественным,  но  нежным  голосом,
обращаЯсь к нему:
   - џ буду любить и благословлЯть вас, как родную мать, а моЯ  мать,  так
же как и вы, в моих мыслЯх будет здесь же, рЯдом с вашей дочерью.
   ЌельзЯ было лучше отозватьсЯ на чувство, побудившее  Ђдриенну  отдатьсЯ
под  покровительство  своей  матери.  ‘  этой  минуты  девушка  совершенно
успокоилась, и радостное,  счастливое  настроение  пришло  на  смену  тому
смущению, какое охватило ее вначале.
   Ћна села и, указываЯ „жальме на место против себЯ, сказала:
   - ‘адитесь... дорогой кузен...  Џозвольте  мне  вас  звать  так:  слово
_принц_ слишком церемонно, и менЯ вы должны тоже звать кузиной, потому что
"мадемуазель" - это слишком чопорно. „оговорились? Ђ теперь поговорим пока
по-дружески.
   - •орошо, кузина! - отвечал „жальма, покраснев при слове _пока_.
   - ’ак как друзьЯ должны быть откровенны, - с улыбкой начала Ђдриенна, -
то Я вам сделаю сразу же упрек...
   „жальма не садилсЯ, опираЯсь рукой на камин, он стоЯл в почтительной  и
изЯщной позе.
   - „а, кузен... - продолжала Ђдриенна, - Я должна вам  сделать  упрек...
за который, быть может, вы не рассердитесь... џ вас ждала раньше...
   - Ѓыть может, кузина... вы менЯ будете бранить, что  Я  пришел  слишком
рано...
   - —то это значит?
   - Љогда Я садилсЯ в карету, ко мне подошел какой-то незнакомый  человек
и сказал мне с таким искренним выражением, что Я не мог не  поверить:  "‚ы
можете спасти жизнь человека,  заменившего  вам  отца...  Њаршал  ‘имон  в
ужасной опасности... —тобы помочь ему, вы должны сейчас же последовать  за
мной..."
   - Ќо это была ловушка! - воскликнула Ђдриенна. - Њаршал был  здесь  час
тому назад!
   - Ћн! - с радостью и как бы освобождаЯсь от тЯжелого гнета,  воскликнул
„жальма. - Ђх! Џо крайней мере этот чудный день ничем не будет омрачен!
   - Ќо, кузен,  -  заметила  Ђдриенна,  -  как  могли  вы  поверить  тому
посланному?
   - Ќесколько слов, вырвавшихсЯ у него позднее... внушили мне сомнение, -
отвечал „жальма. - Ќо Я не мог за ним не последовать, так как знаю, что  у
маршала есть опасные враги.
   - Љонечно, вы поступили хорошо,  кузен,  Я  это  теперь  понЯла;  можно
вполне опасатьсЯ новой интриги против маршала... ‚ы должны были  поспешить
к нему при малейшем подозрении!
   - —то Я и сделал... хотЯ менЯ ждали вы!
   - †ертва весьма великодушна, и если бы было  возможно,  Я  еще  сильнее
стала бы вас уважать за нее... - сказала  тронутаЯ  Ђдриенна.  -  Ќо  куда
делсЯ потом этот человек?
   - Џо моему приказанию он  сел  в  карету.  ЃеспокоЯсь  о  маршале  и  в
отчаЯнии, что  наше  свидание  отсрочиваетсЯ,  Я  засыпал  этого  человека
вопросами. …го сбивчивые ответы породили сомнение. Њне пришло  на  ум,  не
ловушка ли это. џ вспомнил, как старались менЯ погубить в ваших  глазах...
и велел кучеру повернуть назад. Њожно было бы догадатьсЯ об истине по  той
досаде, какую обнаружил при этом мой спутник, но Я все-таки  тревожилсЯ  о
маршале и упрекал себЯ, пока вы, кузина, не успокоили менЯ.
   - ќти люди неумолимы, - сказала  Ђдриенна,  -  но  наше  счастье  будет
сильнее их ненависти!
   Џосле  минутного  молчаниЯ,  с  обычной  длЯ  нее  откровенностью   она
заговорила:
   - „орогой кузен... Я не  умею  молчать  и  таить  то,  что  у  менЯ  на
сердце... Џоговорим немного - поговорим,  как  друзьЯ  -  о  том  прошлом,
которое нам сумели так отравить, а затем забудем о нем, как о дурном сне.
   - џ буду отвечать вам вполне откровенно, если даже и  рискую  повредить
себе в вашем мнении, - сказал принц.
   - Љак решились вы поЯвитьсЯ в театре с этой...
   - ‘ этой девушкой? - прервал ее „жальма.
   - „а, кузен, - подтвердила Ђдриенна, с беспокойным любопытством  ожидаЯ
ответа.
   - Ќезнакомый с обычаЯми вашей страны, - отвечал „жальма  без  смущениЯ,
потому что он говорил правду, - с умом, ослабевшим от отчаЯниЯ,  обманутый
коварными советами человека, преданного нашим врагам, Я думал,  что  если,
как уверЯл менЯ этот человек, Я притворюсь перед вами влюбленным в другую,
то смогу возбудить вашу ревность и...
   - „овольно, кузен, Я все понимаю, - перебила Ђдриенна,  желаЯ  избавить
его от тЯжелого признаниЯ.  -  џ  была,  должно  быть,  слишком  ослеплена
отчаЯнием, если сразу не понЯла злобного заговора, особенно  после  вашего
безумно смелого поступка, когда вы  рискнули  жизнью,  чтобы  поднЯть  мой
букет, - прибавила она, вздрагиваЯ  при  этом  воспоминании.  -  …ще  одно
слово, - сказала она, - хотЯ Я уверена в ответе. ‚ы  не  получили  письма,
посланного мною утром того днЯ, когда мы увиделись в театре?
   „жальма не отвечал. Њрачное облако скользнуло по его прекрасным чертам,
и на полсекунды его лицо принЯло такое страшное  выражение,  что  Ђдриенна
испугалась. Ќо  это  гневное  возбуждение  быстро  улеглось  под  влиЯнием
какой-то мысли, и чело „жальмы стало снова спокойным и Ясным.
   - џ был, значит, более снисходителен, чем  сам  предполагал,  -  сказал
принц Ђдриенне, смотревшей на него с изумлением. - џ желал предстать  пред
вами более достойным вас,  кузина.  џ  простил  человеку,  внушавшему  мне
пагубные советы под влиЯнием  моих  врагов...  ’еперь  Я  уверен,  что  он
похитил ваше письмо... ‘ейчас, думаЯ  о  том,  сколько  мук  он  мне  этим
причинил, Я на минуту пожалел о своей снисходительности... Ќо  Я  вспомнил
ваше вчерашнее письмо... и мой гнев пропал.
   - ’еперь покончено с ужасным прошлым, со всеми страхами, подозрениЯми и
недоверием, мучившими нас так долго, заставившими нас сомневатьсЯ  друг  в
друге. Ћ да! Џрочь воспоминаниЯ об этом прошлом! - воскликнула мадемуазель
де Љардовилль с глубокой радостью.
   €, как бы желаЯ освободитьсЯ от всех грустных  мыслей,  тЯготивших  ее,
она прибавила:
   - ‡ато перед нами будущее... целаЯ вечность... счастливое,  безоблачное
будущее, без препЯтствий... с широким, чистым горизонтом впереди...  таким
обширным, что границы его ускользают из полЯ зрениЯ...
   Ќевозможно передать выражениЯ, с каким были сказаны эти слова, дышавшие
радостью и увлекательной надеждой. Ќо вдруг  на  лице  Ђдриенны  мелькнула
тень нежной печали, и она прибавила глубоко взволнованным голосом:
   - € подумать... что в эту минуту... есть все-таки  несчастные,  которые
страдают!
   ќто неожиданное, наивное выражение сочувствиЯ к несчастным в ту минуту,
когда счастье молодой девушки достигло высшего предела, до  такой  степени
поразило „жальму, что он не выдержал и,  невольно  упав  на  колени  перед
Ђдриенной, сложил руки и обратил к ней свое изЯщное лицо, на котором сиЯло
выражение страстного обожаниЯ.
   ‡атем, закрыв лицо руками, он безмолвно поник головою.
   Ќаступила минута глубокого  молчаниЯ.  Ђдриенна  перваЯ  прервала  его,
увидав слезы, пробивавшиесЯ сквозь тонкие пальцы принца.
   - —то с вами, друг мой? - воскликнула она.
   € движением быстрее мысли она склонилась к „жальме и отнЯла его руки от
лица. Ћно было залито слезами.
   - ‚ы плачете? - воскликнула мадемуазель де Љардовилль,  не  выпускаЯ  в
волнении рук принца.
   Ћн не мог отереть слез, и они текли,  как  хрустальные  капли,  по  его
золотисто-смуглым щекам.
   - ’акого счастьЯ, какое Я испытываю теперь, не мог  испытать  никто,  -
начал  принц  нежным,  звонким  голосом,  изнемогаЯ  от  волнениЯ.   -   џ
подавлен... у менЯ сердце переполнено грустью... вы дарите мне  небо...  и
если бы Я мог отдать вам всю землю...  Я  все  же  осталсЯ  бы  неоплатным
должником... “вы! —то может  человек  предложить  Ѓожеству?  ЃлагословлЯть
его... обожать... но невозможно вознаградить за те дары, которыми оно  его
осыпает. ЋстаетсЯ страдать от этого не из гордости, а всем сердцем...
   „жальма  не  преувеличивал.  Ћн  говорил  о  том,   что   испытывал   в
действительности.  €  образнаЯ  манера  выражатьсЯ,  свойственнаЯ  жителЯм
‚остока, верно передавала его мысль.
   …го сожаление было так искренно, смирение  так  наивно  и  кротко,  что
Ђдриенна, тронутаЯ до слез, отвечала ему с выражением серьезной нежности:
   - „руг мой... мы оба на вершине счастьЯ... Ѓудущее наше  блаженство  не
имеет границ... и все-таки... нас обоих  посетили  грустные  мысли...  ќто
оттого... что  есть  такое  счастье,  обширность  которого  смущает...  Ќи
сердце, ни душа, ни ум  не  могут  его  разом  вместить.  Ћно  пробиваетсЯ
наружу... теснит грудь... –веты  иногда  склонЯютсЯ  под  слишком  жгучими
лучами солнца, хотЯ оно длЯ них - и жизнь и любовь... Ћ друг  мой!  ‚елика
эта печаль, но как сладка!
   Џри этих словах голос Ђдриенны невольно стих и голова  склонилась,  как
будто девушка действительно изнемогала под тЯжестью своего счастьЯ...
   „жальма оставалсЯ на коленЯх перед нею. …го руки были  в  ее  руках  и,
склонившись к нему головой, Ђдриенна смешала свои золотые кудри с черными,
как смоль, кудрЯми  „жальмы,  и  ее  лоб  цвета  слоновой  кости  коснулсЯ
Янтарного лба принца.
   ‘ладкие безмолвные слезы двух влюбленных, медленно стекаЯ и смешиваЯсь,
вместе падали на их тесно сплетенные нежные руки...


   Џока эта сцена происходила в отеле Љардовилль, Ђгриколь  шел  на  улицу
‚ожирар к господину ѓарди с письмом от Ђдриенны.


        30. "ЏЋ„ђЂ†ЂЌ€… •ђ€‘’“"

   ѓосподин  ѓарди,  как  мы  уже  говорили,  занимал  отдельным   флигель
уединенного дома на  улице  ‚ожирар,  населенного  множеством  преподобных
отцов иезуитов. ’рудно найти место более спокойное и тихое.  ‡десь  всегда
говорили шепотом; даже в разговорах  слуг  было  нечто  келейное,  а  сами
манеры  их  исполнены  лицемериЯ.  Љак  все,  что  вблизи   или   издалека
подвергаетсЯ угнетающему и обезличивающему влиЯнию этих людей, оживление и
жизнь отсутствовали в этом доме, заполненном угрюмой  тишиной.  Џансионеры
дома вели в нем тЯгостно-монотонное  и  скучно-размеренное  существование,
прерываемое времЯ от времени молитвами. Џоэтому цели  и  намерениЯ  свЯтых
отцов достигались уже вскоре: ум, лишенный пищи,  возбуждениЯ,  отрезанный
от внешних сношений с людьми, чахнул в одиночестве; казалось, даже  сердце
билось медленнее,  душа  погружалась  в  дремоту  и  нравственнаЯ  энергиЯ
понемногу исчезала.  Ќаконец  потухали  желаниЯ,  пропадала  волЯ,  и  все
пансионеры,  подвергавшиесЯ  процессу  полного  самоуничтожениЯ,  делались
такими  же  "_трупами_"  в  руках  членов  конгрегации,  как  и   новички,
вступившие в орден.
   –ель проста и Ясна: она обеспечивала успех системы  _стЯжательства_,  к
которому вечно стремилась политика и ненасытнаЯ алчность свЯтош.  ‡ахватив
различными средствами огромные богатства, они стремились  к  успеху  любой
ценой, даже  если  бы  убийства,  пожары,  бунты  и,  наконец,  все  ужасы
гражданской войны, возбуждаемой и  оплачиваемой  ими,  залили  кровью  всю
страну, которой они тайно стремились овладеть.
   ђычагом здесь ЯвлЯлись деньги, добытые всеми возможными  средствами  от
самых постыдных до преступных. –елью была деспотическаЯ власть над умом  и
совестью человека длЯ использованиЯ их в интересах ордена  €исуса.  ’аковы
были, есть и будут способы и цели этих духовных лиц. ‚ качестве одного  из
средств длЯ притока денег  в  их  вечно  отверстые  кассы  почтенные  отцы
основали уединенные  дома,  подобные  тому,  где  жил  теперь  в  качестве
пансионера господин ѓарди.
   ‘юда, в змеиное логово  свЯтош  завлекались  усталые  люди  с  разбитым
сердцем, ослабевшим умом, сбитые с толку ложной  набожностью  и  обманутые
советами наиболее влиЯтельных членов клерикальной клики; здесь их окружали
сперва лаской и заботой, затем незаметно изолировали и удалЯли от всех  и,
завладев ими, под конец обирали их самым набожным образом ad  majorem  Dei
gloriam, по девизу почтенного общества. Ќа  жаргоне  иезуитов,  как  можно
видеть из их проспектов, предназначенных длЯ околпачиваниЯ  добрых  людей,
эти набожные разбойничьи притоны назывались "свЯтыми убежищами,  открытыми
длЯ  душ,  утомленных  тщетой  мирской  суеты".   Ћни   также   называютсЯ
"спокойными пристанищами,  где  верующий,  освобожденный,  к  счастью,  от
преходЯщих привЯзанностей этого мира и  земных  свЯзей  с  семьей,  может,
наконец, наедине с Ѓогом трудитьсЯ во имЯ вечного спасениЯ души"... и т.д.
   ’ысЯчи  примеров,  к  сожалению,  доказывали,  что  в  подобных   домах
совершались  низкие  разбойничьи  захваты  имущества  в   ущерб   законным
наследникам пансионеров. Ђ раз это доказано... Ќо пусть только  чей-нибудь
прЯмой  ум  попробует  упрекнуть  государство   в   недостаточно   строгом
наблюдении за такими опасными заведениЯми;  надо  послушать  тогда,  какой
гвалт поднимет клерикальнаЯ партиЯ против нарушениЯ личной свободы,  какие
вопли  и  жалобы  раздадутсЯ  против  тирании,  котораЯ  стеснЯет  свободу
совести!
   Љонечно, на эти жалобы и вопли можно было бы ответить, что  содержатели
игорных домов и казино тоже могут говорить о нарушении  свободы  личности,
когда закон  закрывает  их  притоны:  покушаютсЯ-де  на  свободу  игроков,
которые пришли по доброй воле промотать наследство в вертепе; ведь над  их
совестью также совершили насилие, так как они  только  хотели  спустить  в
карты последнее достоЯние своей семьи. Њы искренне и  всерьез  спрашиваем:
какаЯ разница между человеком, разорЯющим семью азартной игрой в  рулетку,
и тем, кто ее разорЯет в надежде  на  сомнительный  выигрыш,  где  ставкой
ЯвлЯетсЯ  _ад  или  рай_,   отдаваЯсь   нахально   придуманной   свЯтошами
свЯтотатственной игре, где они ЯвлЯютсЯ банкометами?
   Ѓлагословение неба можно заслужить раскаЯнием в ошибках, упражнением во
всех добродетелЯх,  самоотверженной  преданностью  страдающим,  любовью  к
ближнему, а не более или менее крупной суммой денег, пожертвованной в виде
ставки, в надежде _выиграть_ рай, причем ловкие жрецы с помощью _фокусов_,
бесконечно выгодных длЯ них, хитро надувают и проводЯт доверчивые души.
   ’аково было убежище _покоЯ_ и невинности, где находилсЯ господин ѓарди.
   Ћн занимал первый этаж флигелЯ, окна которого выходили в сад. Џомещение
было выбрано очень  тщательно,  так  как  известно,  с  какой  дьЯвольской
ловкостью свЯтые отцы умеют пользоватьсЯ внешними предметами и  заставлЯют
их влиЯть на ум людей, которых они стараютсЯ обработать.
   Џредставим себе здание, выходЯщее окнами на высокую почерневшую  стену,
увитую плющом, растением развалин. ‘ одной стороны к мрачной  стене  ведет
темнаЯ аллеЯ из старых тисов, кладбищенских деревьев с  похоронной  темной
зеленью, а с  другой  помещаетсЯ  небольшаЯ  покатаЯ  площадка,  выход  на
которую устроен  из  комнаты  господина  ѓарди.  Ќебольшой  землЯной  вал,
обсаженный симметрично подстриженным самшитом, дополнЯл облик этого  сада,
похожего на те сады, которыми часто окружают усыпальницы.
   Ѓыло около двух часов пополудни. •отЯ апрельское солнце Ярко  сиЯло  на
небе, высокаЯ стена не пропускала лучей в темную, вечно  сырую,  холодную,
как погреб, часть сада, куда выходила дверь из жилища господина ѓарди. …го
комната была убрана  с  большим  комфортом.  ЊЯгкий  ковер  покрывал  пол,
темно-зеленые, одного цвета с обоЯми, занавеси закрывали удобную кровать и
балконную дверь, служившую в то же времЯ окном. ЏростаЯ,  но  замечательно
чистаЯ мебель  красного  дерева  украшала  эту  комнату.  Ќад  секретером,
поставленным как раз против кровати, висело большое распЯтие  из  слоновой
кости, выделЯвшеесЯ на  черном  бархатном  фоне.  Ќа  камине  стоЯли  часы
черного дерева с инкрустациЯми из слоновой  кости,  представлЯвшими  собою
мрачные эмблемы, такие, как череп, коса Љроноса, песочные часы и  т.д.,  и
т.п.
   …сли прибавить, что все здесь окутано грустной полутьмой,  что  в  доме
царствовала мертваЯ тишина, прерываемаЯ только угрюмым  звоном  колоколов,
призывавшим  в  часы  богослужениЯ  в  капеллу  свЯтых  отцов,  то   легко
догадатьсЯ,  с  какой  адской  изобретательностью  умели  коварные  монахи
окружить человека такой обстановкой, котораЯ бы подавлЯла его разум. ќтого
мало: если они заботились о том, что действует на зрение, то, конечно,  не
упускали из виду и воздействиЯ  на  разум.  ’ут  свЯтые  отцы  действовали
следующим образом: в комнате как бы случайно была только одна  книга.  ќта
книга называлась "Џодражание •ристу".
   Ќо так как могло случитьсЯ, что у господина  ѓарди  не  Явилось  бы  ни
охоты, ни желаниЯ ее читать, то мысли и изречениЯ из  этой  книги,  полной
глубокого отчаЯниЯ, были написаны крупными  буквами,  вставлены  в  черные
рамки и развешаны в глубине алькова и повсюду, где они  могли  невольно  и
скорее всего попадатьсЯ  на  глаза.  Љонечно,  среди  грустного  досуга  и
подавлЯющего  бездействиЯ  глаза  господина  ѓарди  невольно  должны  были
останавливатьсЯ  на  них.  Ќесколько  выдержек  из  этих  максим,   какими
преподобные отцы окружали жертву, необходимо привести, чтобы  показать,  в
какой роковой и безнадежный круг дум они заключили ослабевший разум  этого
несчастного, разбитого страшным горем человека (*12).
   ‚от что он машинально читал днем и ночью, когда благотворный сон  бежал
его глаз, воспаленных от слез:
   "‘уетен тот, кто возлагает надежду на людей или на какое-либо существо,
каково бы оно ни было" (*13).
   "‘коро придет конец... думай о том, в каком ты настроении".
   "—еловек сегоднЯ жив, а завтра его нет... а когда он исчез из глаз,  то
скоро исчезнет и из памЯти".
   "…сли ты встретил утро, еще  не  надейсЯ  дожить  до  вечера.  …сли  ты
встретил вечер, не льсти себЯ надеждой, что увидишь утро".
   "Љто вспомнит о тебе после смерти?"
   "Љто о тебе помолитсЯ?"
   "ЋшибаетсЯ тот, кто ищет что-либо иное, кроме страданиЯ".
   "†изнь смертных полна несчастий и представлЯет собой крест.  Ќеси  свой
крест, бичуй свое тело, презирай сам себЯ и ищи презрениЯ других".
   "‚ерь, что твоЯ жизнь должна быть беспрерывным умиранием".
   "—ем больше человек умерщвлЯет себЯ, тем скорее оживет в Ѓоге".
   Ќо погрузить душу  жертвы  в  полное  отчаЯние  подобными  безнадежными
изречениЯми было недостаточно: следовало его довести  до  практикуемого  в
ордене иезуитов послушаниЯ, "_быть, как труп_".  „лЯ  этого  были  избраны
другие изречениЯ из "ЏодражаниЯ", потому что в этой  ужасной  книге  можно
найти тысЯчи способов устрашениЯ слабых умов, тысЯчи правил, чтобы свЯзать
и поработить малодушного.
   ‚от что можно было еще прочесть на стенах:
   "‚еликое преимущество - жить в послушании, иметь начальника, а не  быть
господином своих поступков".
   "‹учше повиноватьсЯ, чем повелевать".
   "‘частлив тот, кто зависит лишь от  Ѓога,  воплощенного  в  лице  своих
начальников".
   Ќо и этого оказывалось мало: после того как жертву приводили  в  полное
отчаЯние, запугивали, отучали  от  всЯкой  свободы,  доводили  до  тупого,
слепого повиновениЯ, убеждаЯ ее с невероЯтным  цинизмом,  что  подчинЯтьсЯ
первому попавшемусЯ церковнику это значит  _подчинЯтьсЯ  самому  Ѓогу_,  -
надо было удержать ее в доме, где ее желали навеки приковать на цепь.  ‚от
что еще можно было прочитать на стенах среди этих изречений:
   "Људа ни беги, нигде не найдешь покоЯ, если только  не  подчинишьсЯ  со
всем смирением начальнику".
   "Њногие обманулись в надежде на лучшее, желаЯ перемены".
   Џредставим  себе  теперь  господина  ѓарди,  перенесенного  раненым   в
подобную   обстановку,   с   разбитым   сердцем,   раздираемым   страшными
страданиЯми, последствием  ужасной  измены,  которое  кровоточило  гораздо
сильнее, чем раны на его теле.
   Ћкруженный  заботами  такого  знающего  врача,  как  доктор   Ѓалейнье,
господин ѓарди скоро излечилсЯ от ран, полученных им на пожаре,  когда  он
бросилсЯ в огонь горевшей фабрики. Ћднако, способствуЯ  целЯм  преподобных
отцов, доктор, с помощью одного лекарства, довольно  невинного  самого  по
себе, но предназначенного воздействовать на  душевное  состоЯние  и  часто
применЯвшегосЯ преподобным доктором, как мы уже говорили, в других  важных
случаЯх, - на довольно долгое времЯ погрузил господина ѓарди  в  состоЯние
оцепенениЯ.
   Ќа первый взглЯд душе, сломленной жестокими разочарованиЯми,  покажетсЯ
неоценимым благодеЯнием погружение в подобное оцепенение, потому что  оно,
по крайней мере, мешает думать о пережитом горе.  ЋтдаваЯсь  этой  апатии,
господин ѓарди дошел до  такого  состоЯниЯ,  что  начал  считать  подобную
дремоту ума высочайшим благом... ‘традающие мучительными болезнЯми с такой
же благодарностью смотрЯт  на  наркотики,  которые,  убиваЯ  их  медленной
смертью, все-таки усыплЯют боль.
   Љогда мы  ранее  набрасывали  портрет  господина  ѓарди,  мы  старались
обрисовать исключительную чуткость  его  столь  нежной  души,  болезненную
чувствительность ко всЯкого рода  низости  и  злу,  безграничную  доброту,
искренность и великодушие этого человека. Њы напоминаем  об  этих  чертах,
чтобы указать, что они, как это почти  всегда  бывает,  не  соединЯлись  у
господина ѓарди, да и не  могли  соединЯтьсЯ,  с  энергичным,  решительным
характером. ЋбладаЯ удивительной  настойчивостью  в  стремлении  к  добрым
делам, этот прекрасный человек был неотразим и  проникновенен;  но  он  не
умел настаивать; только с помощью  дружеского  внушениЯ,  заменЯвшего  ему
силу, а не  благодарЯ  упрЯмой  и  суровой  энергии,  свойственной  другим
великим и благородным сердцам,  господин  ѓарди  смог  осуществить  чудеса
своего _общежитиЯ_. Џри виде низости и несправедливости он не мог гневно и
угрожающе протестовать: он только страдал. Ћн не нападал на  злодеЯ,  а  с
горечью и печалью от него отворачивалсЯ. Ђ главное, это любЯщее и  нежное,
как у женщины, сердце испытывало непреодолимую  необходимость  в  любви  и
привЯзанности, без которых не могло жить. ’ак  хрупкий  и  бедный  птенчик
замерзает от холода, если он не  может  больше  прижатьсЯ  к  братьЯм,  от
которых он получал, так же как и они от него, ту приЯтную теплоту, котораЯ
согревала их в материнском гнезде.
   € на такую-то в высшей степени впечатлительную, нежную натуру обрушилсЯ
рЯд столь жестоких разочарований, что и одного из них  было  бы  довольно,
чтобы если не уничтожить, то глубоко потрЯсти самого закаленного человека.
‚ерный друг ему коварно изменил... ‹юбимаЯ женщина его покинула...
   „ом, устроенный им длЯ счастьЯ  его  рабочих,  которых  он  любил,  как
братьев, превратилсЯ в развалины и пепел.
   —то же последовало?
   ‚се душевные силы иссЯкли. ‘лишком слабый, чтобы боротьсЯ со  столькими
жестокими ударами,  слишком  глубоко  разочарованный,  чтобы  искать  иные
привЯзанности... слишком упавший духом, чтобы думать об  основании  нового
общежитиЯ, этот несчастный, удаленный к тому же от  всЯкого  благотворного
общениЯ, пыталсЯ забытьсЯ в  тЯгостном  оцепенении.  Ђ  если  временами  и
просыпались  в  нем  инстинкты  жизни  и  жажда  привЯзанности,  если   он
полуоткрывал свои глаза, - закрытые,  чтобы  не  видеть  ни  прошлого,  ни
настоЯщего, ни будущего, - и  оглЯдывалсЯ  крутом...  что  видел  господин
ѓарди? Џроникнутые мрачным отчаЯнием изречениЯ: "’ы не что иное, как  пыль
и прах".
   "’ы рожден длЯ горЯ и слез".
   "Ќе верь ничему на земле".
   "Ќет ни родных, ни друзей".
   "‚сЯкаЯ привЯзанность обманчива".
   "“мри утром, и к вечеру тебЯ забудут".
   "‘мирЯйсЯ, презирай себЯ, будь презираем".
   "Ќе думай, не рассуждай, не живи, отдайсЯ в руки начальнику,  он  будет
думать и рассуждать за тебЯ".
   "’ы... плачь, страдай, думай о смерти".
   "„а, смерть...  смерть  вечно  должна  быть  предметом  и  целью  твоих
размышлений... если ты мыслишь... лучше же вовсе не думать".
   "—тобы достичь небес, надо вечно быть погруженным в печаль".
   ‚от какие утешениЯ видел перед собой  этот  несчастный...  ‚  ужасе  он
снова закрывал глаза и впадал в угрюмую летаргию. Ћн не мог, или,  вернее,
не хотел покидать этого мрачного дома... ‚оли ему не хватало, да  и  нужно
сказать, что он привык к этому жилищу и чувствовал себЯ в  нем  хорошо.  Ћ
нем так деликатно заботились, его оставлЯли наедине с печалью. ‚ этом доме
царило могильное молчание, которое  так  подходило  к  молчанию  сердца  -
могилы его последней любви, последней дружбы и последних надежд на будущее
длЯ тружеников. ‚сЯкаЯ энергиЯ умерла в нем.
   € тогда  господин  ѓарди  начал  испытывать  медленное,  но  неизбежное
перерождение, столь проницательно предвиденное ђоденом, руководившим  всем
этим делом, даже малейшими мелочами.
   ѓосподин  ѓарди,  приведенный  сначала  в  ужас  мрачными  изречениЯми,
которыми его окружали, мало-помалу приучилсЯ читать их  почти  машинально,
как узник в печальной праздности приучаетсЯ пересчитывать гвозди  тюремной
двери или плиты в темнице.
   ќтого-то  и  желали  достигнуть  преподобные  отцы.  ‘коро   ослабевший
рассудок господина ѓарди был  потрЯсен  кажущейсЯ  правдивостью  некоторых
лживых и безнадежных афоризмов.
   Ћн читал:
   "Ќе надо полагатьсЯ ни на чью привЯзанность".
   „ействительно, как низко был он обманут!
   "—еловеку суждено жить в горе".
   €менно так он и жил.
   "Џокой можно найти только в отречении от мысли".
   ‚ самом деле, он находил успокоение только тогда, когда не вспоминал  о
своих несчастьЯх.
   „ва ловко скрытых отверстиЯ, проделанных в обоЯх  и  деревЯнной  обивке
комнат  этого  дома,  позволЯли  постоЯнно  следить  за  _пансионерами_  и
наблюдать за выражением их  лиц,  привычками,  за  всем,  что  так  выдает
человека, когда он думает, что он один.
   Ќесколько горьких восклицаний, вырвавшихсЯ у господина ѓарди в  мрачном
одиночестве, были дословно переданы  отцу  д'ќгриньи  тайным  соглЯдатаем.
Џреподобный отец, следуЯ указаниЯм ђодена, сначала редко  навещал  узника.
Њы уже говорили, что отец д'ќгриньи обладал способностью  быть  неотразимо
обаЯтельным,  когда  того  хотел;  времЯ  от  времени  он  ЯвлЯлсЯ,  чтобы
справитьсЯ о здоровье господина ѓарди, он выказывал во времЯ этих свиданий
такт и сдержанность, преисполненные  ловкости.  ‚скоре  преподобный  отец,
осведомленный шпионом, а также благодарЯ своей природной проницательности,
понЯл всю выгоду, какую  можно  извлечь  из  нравственного  и  физического
упадка сил пансионера. “веренный заранее, что господин ѓарди не  поддастсЯ
его внушениЯм, он неоднократно беседовал с ним о том, как здесь  печально,
и  благожелательно  предлагал   господину   ѓарди   покинуть   дом,   если
однообразнаЯ жизнь становилась ему в тЯгость, или же предлагал поискать за
его стенами каких-либо развлечений и удовольствий.
   Љонечно, учитываЯ нравственное состоЯние, в  каком  находилсЯ  господин
ѓарди, разговор о развлечениЯх навернЯка мог вызвать только отказ.  ’ак  и
случилось. Ћтец д'ќгриньи сначала не торопилсЯ войти в  доверие  господина
ѓарди, ни слова не говорил о его горе, но  при  каждом  свидании  старалсЯ
немногими прочувствованными словами  выразить  свое  участие.  Њало-помалу
беседы   эти   участились,   стали   продолжительнее.   …стественно,   что
побеждающее, вкрадчивое и медоточивое  красноречие  отца  д'ќгриньи  почти
всегда  касалось  одного  из  безнадежных  изречений,  на  которых   часто
останавливалась мысль господина ѓарди.
   ‹овкий, гибкий и осторожный аббат,  знаЯ,  что  до  сих  пор  фабрикант
исповедовал так  называемую  религию  природы,  проповедующую  благодарное
поклонение  Ѓогу,  любовь  к   ближнему,   почитание   всего   доброго   и
справедливого, и что он, не придерживаЯсь догматов, одинаково чтил и Њарка
ЂврелиЯ, и ЉонфуциЯ, и Џлатона, и •риста,  и  ЊоисеЯ,  и  ‹икурга,  аббат,
повторЯем мы, вовсе не пыталсЯ сразу же  _обратить_  господина  ѓарди.  Ћн
начал с того, что постоЯнно напоминал несчастному, у которого хотел  убить
всЯкую  надежду,  об  ужасных  разочарованиЯх,  доставивших  ему   столько
страданий. ‚место того чтобы истолковывать эти  измены  как  исключениЯ  в
жизни,  вместо  того  чтобы   старатьсЯ   успокоить,   ободрить,   оживить
подавленную  душу  господина  ѓарди,  посоветовать  ему  искать   забвениЯ
горестей и утешитьсЯ исполнением своих обЯзанностей по отношению к  людЯм,
к братьЯм, которым он так любовно помогал прежде, - отец д'ќгриньи бередил
открытые раны  несчастного,  описывал  ему  людей  самыми  отвратительными
красками, уверЯл, что все они  плуты,  неблагодарные  и  злые,  и  наконец
добилсЯ того, что отчаЯние господина ѓарди сделалось неизлечимым.
   „остигнув цели, иезуит  пошел  дальше.  ‡наЯ  необыкновенную  сердечную
доброту господина  ѓарди,  пользуЯсь  притуплением  его  разума,  он  стал
толковать  о  том,  каким  утешением  может  служить  вера  длЯ  человека,
угнетенного безнадежным горем, говорил, что всЯкаЯ слеза угодна Ѓогу,  что
она не бесплодна и может повести к спасению  других  людей  и  что  только
_верным_ дано _извлекать_ пользу из страданий длЯ блага других  несчастных
и делать эти страданиЯ _угодными_ Ѓогу.
   ‚се,  что  было  безотрадного  и  кощунственного,  весь  отвратительный
тактический   макиавеллизм,   таившийсЯ   в   отталкивающих    изречениЯх,
превращающих ‘оздателЯ из милосердного Ћтца в безжалостное Ѓожество, вечно
жаждущее человеческих слез, - все это ловко прЯталось от господина  ѓарди,
потому что инстинктивное великодушие еще жило в нем. € скоро эта нежнаЯ  и
любЯщаЯ душа, этот человек, которого бессовестные свЯтоши  подталкивали  к
своего рода нравственному самоубийству, начал находить горькую сладость  в
вымысле, что его горе может быть по крайней мере  полезно  другим.  ‘перва
он, правда, смотрел на это, как на пустую мечту, а  затем  постепенно  его
ослабевший мозг начал видеть в этом реальность.
   ’аково было нравственное и физическое состоЯние господина ѓарди,  когда
он  получил  через  подкупленного  слугу  письмо  от   ЂгриколЯ   Ѓодуэна,
просившего о свидании.
   „ень этого свиданиЯ наступил.
   ‡а два или за три часа до времени, назначенного длЯ прихода ЂгриколЯ, в
комнату господина ѓарди вошел аббат д'ќгриньи.


        31. ЏЋ‘…™…Ќ€…

   Љогда отец д'ќгриньи вошел в  комнату  господина  ѓарди,  тот  сидел  в
глубоком кресле. …го поза  выражала  полное  уныние.  ђЯдом  на  маленьком
столике  находилось  лекарство,  прописанное  доктором  Ѓалейнье;   слабое
здоровье фабриканта не могло  еще  вполне  восстановитьсЯ  после  жестоких
потрЯсений. Ћн казалсЯ тенью самого себЯ, а бледное,  исхудалое  лицо  его
было печально и мертвенно-спокойно. ‡а короткий  срок  его  волосы  успели
совершенно  поседеть,  томный  и  почти  потухший  взор  блуждал,   голова
опиралась на спинку кресла, а худые руки, высовываЯсь из  широких  рукавов
коричневого халата, покоились на ручках кресла.
   Ђббат  д'ќгриньи,  входЯ  к  господину  ѓарди,   придал   своему   лицу
необыкновенно    приветливое,    благожелательное    выражение;     взглЯд
преисполнилсЯ любезности и мЯгкости,  а  оттенок  голоса  никогда  еще  не
обладал большей ласковостью.
   - Ќу что, милый  сын  мой?  -  сказал  иезуит,  лицемерно  его  обнимаЯ
(иезуиты любЯт объЯтьЯ). - Љак вы себЯ сегоднЯ чувствуете?
   - Љак всегда, отец мой!
   - Џо-прежнему ли довольны вы службой окружающих?
   - „а, отец мой!
   - Ќикем, надеюсь, не нарушаетсЯ любимаЯ вами тишина?
   - Ќет... благодарю вас.
   - ‚аша комната все еще вам нравитсЯ?
   - „а...
   - ‚ы ни в чем не нуждаетесь?
   - Ќи в чем, отец мой.
   - Њы счастливы, что жизнь в нашем скромном доме вам нравитсЯ, и  хотели
бы предупреждать все ваши желаниЯ.
   - џ ничего не  желаю...  отец  мой...  ничего,  кроме  сна...  ‘он  так
благодетелен... - прибавил господин ѓарди с унынием.
   - ‘он - это забвение... а в этом мире лучше забывать, чем помнить,  ибо
люди так неблагодарны и злы, что всЯкое воспоминание горько...  Ќе  правда
ли, сын мой?
   - “вы! ќто слишком верно, отец мой!
   - џ все восхищаюсь вашей набожной покорностью, дорогой сын мой. Ђх! Љак
отрадна Ѓогу такаЯ постоЯннаЯ кротость в несчастии! Џоверьте мне,  дорогой
сын мой, что ваши слезы и кротость - достойнаЯ жертва ‘оздателю и принесут
пользу вам  и  вашим  ближним...  ‚едь  если  человек  создан  только  длЯ
страданиЯ, то страдать, испытываЯ благодарность к Ѓогу за это страдание, -
все равно, что молитьсЯ... и не только за себЯ, но за все человечество.
   - ’олько бы небу было угодно, чтобы мои слезы не остались  бесплодными!
‘традать - молитьсЯ! - повторил господин ѓарди  про  себЯ,  как  бы  желаЯ
погрузитьсЯ в  эту  мысль.  -  ‘традать  -  молитьсЯ...  молитьсЯ  за  все
человечество... Ђ между тем... мне прежде казалось, - он сделал над  собой
усилие, - что назначение человека...
   - Џродолжайте, сын мой, выскажите вашу  мысль...  -  сказал  д'ќгриньи,
видЯ, что тот замолчал.
   Џосле минутного колебаниЯ, господин ѓарди, в начале речи  выпрЯмившийсЯ
в кресле, снова откинулсЯ на его спинку и с  безотрадным  унынием,  как-то
весь опустившись снова, прошептал:
   - ‡ачем думать?.. ќто утомлЯет... а Я не в силах больше...
   - ќто правда, сын мой, зачем дума