а свете. Ђвенариус еще раз-другой упомЯнул о моих
романах,  которых  не  читал,  и  спровоцировал  ЏолЯ   сделать   замечание,
неучтивость которого менЯ слегка ошеломила:
     - ђоманов не читаю. Њемуары, на мой  взглЯд,  гораздо  занимательнее  и
поучительнее.  €ли  жизнеописаниЯ.  ‚  последнее  времЯ  Я  читал  книги   о
‘элинджере, о ђодене, о возлюбленных ”ранца Љафки. €  потрЯсающую  биографию
•емингуэЯ. Ђх, каков обманщик. Љаков  враль.  Љаков  мегаломан,  -  радостно
смеЯлсЯ Џоль. - Љаков импотент. Љаков садист. Љаков  мачо.  Љаков  эротоман.
Љаков женоненавистник.
     - …сли в качестве адвоката вы готовы защищать убийц, то  почему  же  не
вступитесь за авторов, которые, за исключением  своих  книг,  ни  в  чем  не
провинились? - спросил Я.
     - Џотому что они действуют мне на нервы, - сказал Џоль весело  и  налил
вина в бокал, который официант как раз поставил перед ним.
     - ЊоЯ жена обожает Њалера, - продолжал он. - Ћна рассказывала мне,  как
за две недели до  премьеры  своей  ‘едьмой  симфонии  он  заперсЯ  в  шумном
гостиничном номере и все ночи напролет перерабатывал инструментовку.
     - „а, - подтвердил Я, - это было в  Џраге  в  тысЯча  девЯтьсот  шестом
году. ѓостиница называлась "“ голубой звезды".
     -  ЏредставлЯю  его  в  этом  гостиничном  номере,  обложенного  нотной
бумагой, - продолжал Џоль, не даваЯ прервать себЯ. - Ћн был убежден, что все
его сочинение будет загублено, если во второй  части  вместо  гобоЯ  мелодию
будет вести кларнет.
     - ќто совершенно точно, - сказал Я, думаЯ о своем романе.
     Џоль продолжал:
     - џ хотел бы, чтобы однажды эта симфониЯ была  исполнена  перед  самыми
посвЯщенными слушателЯми сначала с поправками последних двух недель, а затем
без оных. Ѓьюсь об заклад, что никто не сумел бы  отличить  одну  версию  от
другой. Џоймите, спору нет, замечательно, что мотив, исполненный  во  второй
части скрипкой, в последней  части  подхватывает  флейта.  ‚се  проработано,
продумано,  прочувствовано,  ничто  не  предоставлено  случайности,  но  это
непостижимое  совершенство   превыше   вместимости   нашей   памЯти,   нашей
способности   сосредоточениЯ,   так   что   слушатель,   даже    фанатически
внимательный,  поймет  из  этой  симфонии  не  более  одной  сотой,   причем
определенно той сотой, котораЯ Њалеру представлЯлась наименее важной.
     …го мысль, столь очевидно справедливаЯ, веселила его, в то времЯ как  Я
становилсЯ все более грустным: если мой читатель пропустит хоть  одну  фразу
моего романа, он не поймет его, а меж  тем  где  на  свете  найти  читателЯ,
который не пропускал бы ни строчки? ђазве Я сам не грешу тем, что  пропускаю
строчки и страницы больше, чем кто-либо другой.
     - џ не оспариваю совершенства этих симфоний,  -  продолжал  Џоль.  -  џ
оспариваю лишь важность этого совершенства. ќти возвышенные сим фонии не что
иное,   как   соборы   бесполезного.   Ћни    недоступны    человеку.    Ћни
сверхчеловеческие. Њы преувеличивали их значение. Њы чувствовали себЯ  перед
ними неполноценными. …вропа свела …вропу к пЯтидесЯти гениальным  творениЯм,
которых  никогда  не   понимала.   Џредставьте   себе   это   возмутительное
неравенство: миллионы ничего не значащих европейцев против пЯтидесЯти  имен,
ЯвлЯющих собою все! Љлассовое неравенство - ничтожное упущение против  этого
оскорбительного метафизического  неравенства,  которое  одних  превращает  в
песчинки, а на других переносит весь смысл бытиЯ!
     Ѓутылка была пуста. Џодозвав официанта, Я попросил принести еще одну. ‚
результате этой паузы Џоль потерЯл нить разговора.
     - ‚ы говорили о жизнеописаниЯх, - подсказал Я ему.
     - Ђ, да, - вспомнил он.
     - ‚ы радовались, что наконец можете читать интимную переписку мертвых.
     - ‡наю, знаю, - говорил  Џоль,  словно  хотел  предупредить  возражениЯ
противной стороны. - “верЯю вас:  копатьсЯ  в  интимной  переписке  кого-то,
допрашивать его бывших любовниц,  уговаривать  докторов  выдать  медицинские
тайны - все это омерзительно. Ђвторы жизнеописаний - подонки, и Я никогда не
сел бы с ними за один стол, как с вами. ђобеспьер также не сел  бы  за  один
стол с чернью, котораЯ грабила и испытывала коллективный оргазм, наслаждаЯсь
зрелищем казни. Ќо он знал, что без  нее  ничего  не  получитсЯ.  Џодонки  -
инструмент справед ливой революционной ненависти.
     - —то же революционного в ненависти к •емингуэю? - сказал Я.
     - џ не говорю о ненависти к •емингуэю! џ говорю  о  его  творчестве!  џ
говорю об их творчестве! Ќужно было уже наконец сказать вслух, что читать  о
•емингуэе в  тысЯчу  раз  занЯтнее  и  поучительнее,  нежели  читать  самого
•емингуэЯ. Ќужно было  показать,  что  творчество  •емингуэЯ  -  всего  лишь
зашифрованнаЯ жизнь  •емингуэЯ,  что  жизнь  эта  была  столь  же  жалкой  и
ничтожной, как и жизнь всех нас.
     Ќадо  было  наконец  покончить  с   террором   бессмертных.   ‘вергнуть
высокомерную власть всех этих „евЯтых симфоний и "”аустов".
     ЋпьЯненный собственными словами, он встал и высоко поднЯл бокал:
     - џ пью за окончание старой эпохи!
   
        3
   
     ‚ зеркалах, отражавшихсЯ друг в друге, Џоль был повторен двадцать  семь
раз, и люди за соседним столом с любопытством  взирали  на  его  поднЯтую  с
бокалом руку. € два толстЯка, вылезавших из маленького бассейна с  подводным
массажем, остановились, не отрываЯ глаз от двадцати семи рук ЏолЯ, застывших
в воздухе. ‘перва Я думал, что он  замер  так,  дабы  придать  драматический
пафос своим словам, но  потом  Я  заметил  даму  в  купальнике,  только  что
вошедшую  в  зал:  сорокалетнюю  женщину  с  красивым  лицом,  с   несколько
короткими, но прекрасной формы ногами и выразительной,  хотЯ  и  великоватой
задницей, котораЯ, точно толстаЯ стрелка, указывала в пол. Џо этой стрелке Я
мгновенно узнал ее.
     Џоначалу она не заметила нас и направилась  прЯмо  к  бассейну.  Ћднако
наши глаза впивались в нее с такой силой, что привлекли наконец ее внимание.
Ћна покраснела. Љогда женщина краснеет, это прекрасно; в эту минуту ее  тело
не принадлежит ей; она не владеет им; она отдана на его произвол;  ах,  есть
ли нечто более  прекрасное,  чем  вид  женщины,  изнасилованной  собственным
телом? џ начал понимать слабость Ђвенариуса к ‹оре. џ скосил на него взглЯд:
его лицо оставалось совершенно неподвижным. ќто самообладание, казалось мне,
выдавало его еще больше, чем ‹ору - румЯнец.
     Ћна овладела собой, светски улыбнулась и подошла  к  нашему  столу.  Њы
поднЯлись,  и  Џоль  представил  нас  своей  жене.  џ  неотрывно  следил  за
Ђвенариусом. ‡нал ли он, что ‹ора жена ЏолЯ? Њне думалось, нет. Ќасколько  Я
знал его, он переспал с ней лишь однажды и с тех  пор  не  видел  ее.  Ќо  в
точности Я не был в этом уверен, как, впрочем, и ни в  чем  другом.  ЏодаваЯ
‹оре руку, он поклонилсЯ, словно видел ее впер  вые  в  жизни.  ‹ора  тотчас
попрощалась (даже слишком поспешно, подумал Я) и прыгнула в бассейн.
     ‚сю эйфорию ЏолЯ как рукой снЯло.
     - џ рад, что вы познакомились с ней, - сказал он  меланхолично.  -  Љак
принЯто говорить, это женщина моей судьбы. Њне бы только  радоватьсЯ.  †изнь
коротка, и большинство людей так никогда и не находит женщину своей судьбы.
     Ћфициант принес новую бутылку и, открыв ее, стал наполнЯть бокалы,  так
что Џоль снова потерЯл нить.
     - ‚ы говорили о женщине своей судьбы, - подсказал Я ему, когда официант
удалилсЯ.
     - „а, - продолжал он. - “ менЯ трехмесЯчнаЯ дочурка. Ћт первого брака у
менЯ тоже дочь. ѓод назад она  ушла  из  дому.  Ќе  попрощавшись.  џ  был  в
отчаЯнии, потому что люблю ее. Ћт нее долго не было известий. „ва днЯ  назад
она вернулась, поскольку ее любовник охладел к ней. Ќо  до  этого  он  успел
сделать ей ребенка,  дочку.  „рузьЯ,  у  менЯ  внучка!  џ  окружен  четырьмЯ
женщинами! - Ћбраз четырех женщин как бы влил в него новую  энергию:  -  ‚от
почему Я сегоднЯ с утра пью! Џью за встречу! Џью за здоровье своей  дочки  и
своей внучки!
     Џод нами в бассейне плавала ‹ора  с  двумЯ  другими  пловцами,  и  Џоль
улыбалсЯ. ’о была  страннаЯ  усталаЯ  улыбка,  вызывавшаЯ  во  мне  жалость.
Љазалось, он внезапно состарилсЯ. …го пышнаЯ седаЯ  ше  велюра  вдруг  стала
походить на прическу старой  дамы.  Љак  бы  силЯсь  преодолеть  нахлынувшую
слабость, он снова поднЯлсЯ с бокалом в руке.
     ’ем временем раздавались удары рук о водЯную поверхность. „ержа  голову
над водой, ‹ора плавала кролем, неловко, но  тем  энергичнее  и  с  какой-то
злостью.
     Њне сдавалось, что каждый из этих ударов бьет ЏолЯ по  голове,  подобно
дополнительному году жизни: его лицо заметно старело на  наших  глазах.  Ћно
было уже семидесЯтилетним, затем восьмидесЯтилетним, а он стоЯл и протЯгивал
бокал, словно хотел остановить эту лавину лет, что обрушилась на него:
     - џ вспоминаю одну известную фразу, которую говаривали во времена  моей
молодости,- произнес он голосом, потерЯвшим вдруг звучность. - †енщина - это
будущее мужчины. Љто, впрочем, это сказал? Ќе помню.  ‹енин?  Љеннеди?  Ќет,
нет. Љакой-то поэт.
     - Ђрагон, - подсказал Я ему. Ђвенариус недружелюбно сказал:
     - Љаков же смысл в том, что женщина -  будущее  мужчины?  —то,  мужчины
превратЯтсЯ в женщин? џ не понимаю этой дурацкой фразы!
     - ќто не дурацкаЯ фраза! ќто поэтическаЯ фраза! - защищалсЯ Џоль.
     - ‹итература исчезнет, а глупые поэтические фразы останутсЯ бродить  по
свету? - проговорил Я.
     Џоль не принимал менЯ во внимание. Ћн узрел свой образ,  двадцать  семь
раз повторенный зеркалами,  и  не  мог  отвести  от  него  глаз.  Џоочередно
обращаЯсь ко всем своим лицам в зеркалах, он говорил слабым высоким  голосом
старой дамы:
     - †енщина - будущее мужчины. ќто значит, что миру, который когда-то был
сотворен по образу мужчины, отныне предстоит уподоблЯтьсЯ обра  зу  женщины.
—ем более техническим,  более  механизированным,  металлическим  и  холодным
будет мир, тем большаЯ потребность возникнет в том тепле, которое может дать
только женщина. …сли  мы  хотим  спасти  мир,  мы  должны  приспособитьсЯ  к
женщине, позволить ей руководить нами, проникнутьсЯ этим Ewigweibliche, этим
вечно женственным!
     ќти пророческие слова, казалось, совершенно  его  истощили.  Џоль  стал
вдруг  еще  на  десЯть  лет  старше,  это  был  уже   совершенно   немощный,
обессиленный старичок, которому можно было  дать  от  ста  двадцати  до  ста
пЯтидесЯти лет. Ћн не способен был даже удержать бокал. Ћн рухнул  на  стул.
Џотом сказал искренне и печально:
     - „очь неожиданно вернулась. € ненавидит ‹ору.  Ђ  ‹ора  ненавидит  ее.
Њатеринство придало им обеим еще больше воинственности. “же вновь  из  одной
комнаты несетсЯ Њалер, из другой - рок. “же вновь они хотЯт  заставить  менЯ
выбирать, уже вновь предъЯвлЯют мне ультиматумы. Ћни вступили  в  борьбу.  Ђ
когда женщины вступают в борьбу, они уже  не  останавливаютсЯ.  -  ‡атем  он
доверительно наклонилсЯ к нам: - „рузьЯ, не принимайте менЯ всерьез. ’о, что
вам сейчас скажу, неправда. - Ћн понизил голос, словно сообщал  нам  великую
тайну: - ќто огромное счастье, что до сих пор войны затевали только мужчины.
…сли бы их вели женщины, в своей  жестокости  они  были  бы  до  того  после
довательны, что нынче на земном шаре не осталось бы ни одного человека.-  €,
словно желаЯ, чтобы мы сразу забыли о его словах,  он,  стукнув  кулаком  по
столу, повысил голос: - „рузьЯ, если бы музыка не существовала! …сли бы отец
Њалера, застав его за мастурбацией, влепил бы ему по уху так, что  маленький
ѓустав оглох бы на всю жизнь  и  уже  никогда  бы  не  отличил  барабана  от
скрипки. Ћ, если бы из всех электрических гитар был выведен ток и  подключен
к стульЯм, к которым  Я  собственноручно  привЯжу  гитаристов.  -  Џотом  он
добавил очень тихо: - „рузьЯ, о, если бы Я был еще в десЯть раз пьЯнее,  чем
сейчас!
   
        4
   
     Ћн сидел  у  стола  совсем  удрученный,  и  на  это  печальное  зрелище
невозможно было смотреть. Њы встали, подошли к нему и стали похлопывать  его
по спине. Ђ похлопываЯ таким образом, мы вдруг увидели, что его жена,  выйдЯ
из воды, направлЯетсЯ мимо нас вон из зала. Ћна  делала  вид,  будто  нас  и
вовсе не замечает.
     Ћна так сердилась на ЏолЯ, что не хотела даже взглЯнуть на него? €ли ее
смутила неожиданнаЯ встреча с Ђвенариусом?  Ќо  как  бы  то  ни  было,  шаг,
которым она  прошла  мимо  нас,  содержал  в  себе  нечто  такое  сильное  и
притЯгательное, что мы перестали хлопать ЏолЯ по спине и все трое уставились
ей вслед.
     Љогда она была уже у распашных дверей, ведших  из  зала  в  раздевалку,
случилось неожиданное: она повернула голову к нашему  столу  и  выбросила  в
воздух руку таким легким, таким прелестным, таким плавным движением, что нам
почудилось, будто от ее пальцев отскочил ввысь золотой мЯч и осталсЯ  висеть
над дверьми.
     ‹ицо ЏолЯ внезапно расплылось в улыбке, и он крепко схватил  Ђвенариуса
за руку:
     - ‚ы видели? ‚ы видели этот жест?
     - „а, - сказал Ђвенариус, устремлЯЯ  взглЯд,  подобно  мне  и  Џолю,  к
золотому мЯчу, сиЯющему под потолком, как воспоминание о ‹оре.
     Њне было совершенно Ясно, что жест этот  был  предназначен  не  пьЯному
мужу. ќто был не автоматизированный жест вседневного прощаниЯ, это был  жест
исключительный и полный значений. Ћн мог быть предназначен лишь Ђвенариусу.
     Џоль, конечно, ничего не подозревал.  Љаким-то  чудом  с  него  опадали
годы, это  был  уже  снова  пЯтидесЯтилетний  мужчина  приЯтной  наружности,
горделиво несущий свою седую шевелюру. Ќе отрыва Ясь, он смотрел  в  сторону
дверей, над которыми сиЯл золотой мЯч, и говорил:
     - Ђх, ‹ора! ‚от она какаЯ! Ђх, какой жест! ‚ этом всЯ она!  -  Ђ  потом
заговорил растроганным голосом: - ‚первые она  так  помахала  мне,  когда  Я
проводил ее до родильного дома. —тобы иметь ребенка, ей  пришлось  перенести
две операции. Њы боЯлись родов. ‘тараЯсь  избавить  менЯ  от  волнений,  она
запретила мне войти с ней. џ осталсЯ у машины, а она одна пошла к воротам  и
уже с порога повернула вдруг голову и так же,  как  минуту  назад,  помахала
мне. Љогда Я пришел домой, мне стало ужасно грустно, Я затосковал по ней  и,
чтобы представить ее рЯдом, постаралсЯ изобразить длЯ  себЯ  этот  волшебный
жест, которым  она  менЯ  очаровала.  …сли  бы  кто-то  тогда  увидел  менЯ,
определенно посмеЯлсЯ бы. џ стал спиной к зеркалу, выбросил руку вверх и при
этом сам себе через плечо улыбнулсЯ в зеркало. „умаЯ о ней, Я повторил  этот
жест раз тридцать - пЯтьдесЯт. џ был одновременно и ‹орой,  приветствовавшей
менЯ, и самим собой, смотревшим, как ‹ора приветствует менЯ. Ќо удивительнаЯ
вещь: этот жест не шел мне. ‚ этом движении Я был  неисправимо  неуклюжим  и
смешным.
     Ћн встал и повернулсЯ  к  нам  спиной.  Џотом  выбросил  руку  вверх  и
посмотрел на нас через плечо. „а,  в  самом  деле:  он  был  уморителен.  Њы
засмеЯлись. Ќаш смех подвигнул его повторить этот жест  еще  несколько  раз.
—ем дальше, тем он был смешнее. Џотом он сказал:
     - ‚идите ли, это не мужской жест, это жест женщины. †енщина этим жестом
приглашает нас: поди сюда, следуй за мной, а вы даже  не  знаете,  куда  она
зовет вас, и она этого также не знает, но зовет, уве реннаЯ, что стоит  идти
туда, куда она зовет вас. Џоэтому Я говорю вам: или  женщина  будет  будущим
мужчины, или человечество погибнет, ибо только женщина  способна  лелеЯть  в
себе ничем не обосно ванную надежду и звать нас в  сомнительное  будущее,  в
которое мы, не будь женщин, давно перестали бы верить. ‚сю жизнь Я был готов
следовать за их голосом, хоть голос этот и безумен, а Я  все  что  угодно  -
только не безумец. Ќо длЯ того, кто не безумец, нет ничего  прекраснее,  чем
идти в неведомое по  зову  безумного  голоса!  -  €  он  снова  торжественно
повторил немецкие  слова:  -  Das  Ewigweibliche  zieht  uns  hinan!  ‚ечнаЯ
женственность манит нас к себе!
     Љак гордый белый гусь, стих ѓете хлопал крыльЯми под сводом бассейна, и
Џоль, отраженный  в  трех  зеркальных  поверхностЯх,  удалЯлсЯ  к  распашным
дверЯм, над которыми продолжал  сиЯть  золотой  мЯч.  Ќаконец  Я  видел  его
искренне веселым. Ћн сделал несколько шагов, повернул  к  нам  голову  через
плечо и выбросил руку в воздух. Ћн смеЯлсЯ. Ћн еще раз  обернулсЯ,  еще  раз
помахал. Џотом изобразил  в  последний  раз  это  неловкое  мужское  подобие
красивого женского жеста и исчез в дверЯх.
   
        5
   
     џ сказал:
     - Ћн прекрасно говорил об этом  жесте.  Ќо  думаю,  он  ошибалсЯ.  ‹ора
никого не манила в будущее, она просто хотела  дать  тебе  понЯть,  что  она
здесь и что она здесь ради тебЯ.
     Ђвенариус молчал, и лицо его оставалось непроницаемым.
     џ сказал ему укоризненно:
     - ’ебе его не жалко?
     - †алко, - сказал Ђвенариус. - џ  искренне  его  люблю.  Ћн  умный.  Ћн
остроумный. Ћн сложный. Ћн грустный. € главное: он помог мне! Ќе  забудь  об
этом! - Џотом наклонилсЯ ко мне, словно не желаЯ  оставить  без  ответа  мой
невысказанный укор: - џ говорил тебе о своем проекте публичного опроса:  кто
хотел бы тайно спать с ђитой •ейворт и кто предпочел бы показыватьсЯ  с  нею
на людЯх.  ђезультат,  разумеетсЯ,  Я  знаю  заранее:  все,  включаЯ  самого
разнесчастного горемыку, утверждали бы, что предпочитают с нею спать. Џотому
что все хотЯт выглЯдеть перед самими собой, перед своими женами и даже перед
плешивым чиновником, ведающим  опросом  общественного  мнениЯ,  гедонистами.
Ћднако  это  их  самообман.  €х  комедиантство.  ѓедонистов  нынче  уже   не
существует.- Џоследние слова он произнес с особой значительностью  и  затем,
улыбаЯсь, добавил: -  Љроме  менЯ.-  €  продолжал:  -  Ќо,  что  бы  они  ни
утверждали, по Явись у них возможность действительного выбора,  все,  уверЯю
тебЯ, все  предпочли  бы  пройтись  с  нею  по  улице.  Џоскольку  длЯ  всех
восхищение   важнее   наслаждениЯ.   ‚идимость,   а   не   действительность.
„ействительность ни длЯ кого ничего  не  значит.  Ќи  длЯ  кого.  „лЯ  моего
адвоката она не значит вообще ничего.- ‡атем он сказал с какой-то нежностью:
- € потому могу тебе торжественно обещать, что он  не  будет  обижен.  ђога,
которые он носит, останутсЯ невидимыми. Ћни будут  цвета  лазури  в  погожий
день и серыми - в ненастный.- € заметил еще: - ‚прочем, ни один  мужчина  не
станет подозревать человека, насилующего женщин  с  ножом  в  руке,  что  он
любовник его жены. ќти два образа несовместимы.
     - Џостой, - сказал Я. - Ћн  в  самом  деле  думает,  что  ты  собиралсЯ
изнасиловать женщину?
     - џ ведь говорил тебе.
     - џ думал, ты шутишь.
     - џ бы не выдал своей тайны! - ‡атем добавил: - ‚прочем, даже  скажи  Я
ему правду, он  бы  не  поверил.  Ђ  если  бы  поверил,  мигом  перестал  бы
интересоватьсЯ моим делом. џ был длЯ  него  ценен  лишь  как  насильник.  Ћн
воспылал ко мне той непостижимой любовью, которую большие адвокаты  способны
испытывать к большим преступникам.
     - Ќо как ты тогда все объЯснил?
     - џ ничего не объЯснЯл. ЊенЯ выпустили за недостатком доказательств.
     - Љак это за недостатком доказательств? Ђ нож?
     - Ќе отрицаю, это было трудно, -  сказал  Ђвенариус,  и  Я  понЯл,  что
больше мне ничего не узнать. џ помолчал, потом сказал:
     - ’ы бы ни в коем случае не созналсЯ, что прокалывал шины?
     Ћн покачал головой.
     ЊенЯ охватило особое умиление:
     - ’ы готов был сесть как насильник, лишь бы не выдать игры...
     € тут Я понЯл его:  если  мы  отказываемсЯ  признать  значимость  мира,
который считает себЯ значимым, если в этом мире наш смех совсем  не  находит
отклика, нам остаетсЯ одно: принЯть этот мир целиком и сделать его предметом
своей игры; сделать из него игрушку. Ђвенариус играет, и  игра  длЯ  него  -
единственнаЯ значимаЯ вещь в мире, лишенном значимости.  Ќо  он  знает,  что
этой игрой он никого не рассмешит. Љогда он излагал экологам свой  план,  он
никого не собиралсЯ развлекать. …му хотелось развлечь только самого себЯ.
     џ сказал:
     - ’ы играешь  с  миром,  как  меланхоличный  ребенок,  у  которого  нет
братика!
     „а, это метафора длЯ Ђвенариуса! џ ищу ее с  тех  пор,  как  знаю  его!
Ќаконец!
     Ђвенариус улыбалсЯ, как меланхоличный ребенок. Џотом сказал:
     - Ѓратика у менЯ нет, зато есть ты.
     Ћн встал, Я тоже встал, и похоже было, что после его последних слов нам
ничего не останетсЯ, как обнЯть друг друга. Ќо, тотчас  осознав,  что  мы  в
плавках, испугались столь интимного прикосновениЯ наших обнаженных  животов.
‘мутившись, мы засмеЯлись  и  отправились  в  раздевалку,  где  из  динамика
раздавалсЯ такой визгливый женский голос в сопровождении гитар,  что  у  нас
пропала охота продолжать разговор. Њы  вошли  в  лифт.  Ђвенариус  поехал  в
подвальный этаж, где был припаркован его "мерседес", а  Я  вышел  на  первом
этаже. ‘ пЯти пла катов, развешанных в зале, улыбались мне пЯть разных лиц с
одинаково оскаленными зубами. џ побоЯлсЯ, что  они  укусЯт  менЯ,  и  быстро
вышел на улицу.
     ЊостоваЯ была забита непрерывно гудевшими машинами. Њотоциклы  въезжали
на тротуары и пробивались между пешеходами. џ  думал  об  Ђньес.  ђовно  два
года, как Я впервые представил ее себе, поджидаЯ в шез лонге наверху в клубе
Ђвенариуса. ’о была причина, по которой  Я  заказал  сегоднЯ  бутылку  вина.
ђоман был закончен, и мне захотелось  отметить  это  событие  на  том  самом
месте, где родилась перваЯ идеЯ замысла.
     Њашины гудели, и слышны были крики разгневанных людей. ‚ такой ситуации
Ђньес когда-то мечтала купить незабудку, только один цветок  незабудки:  она
мечтала держать его перед глазами  как  последний,  едва  приметный  отблеск
красоты.
   
     Ћкончено в декабре 1988 года в ђейкьЯвике