•улио Љортасар. 62. Њодель длЯ сборки

Ћцените этот текст:
•улио Љортасар. 62. Њодель длЯ сборки

---------------------------------------------------------------
 ђоман
 Џеревод …. ‹ысенко
 Ћригинал этого текста расположен в библиотеке Ћлега Ђристова
 http://www.chat.ru/~ellib/
---------------------------------------------------------------


     Њногие  читатели,  наверно, заметЯт, что в  этом произведении Я кое-где
преступаю   литературные  условности.  Џриведу  лишь   несколько   примеров:
аргентинцы  у менЯ то и  дело переходЯт с "вы" на  "ты", когда  это длЯ  них
естественно   в  диалоге;  житель  ‹ондона,  только  недавно  бравший  уроки
французского,  вдруг  начинает  говорить на  нем  с поразительной  беглостью
(более  того,  еще  и  в  переводе  на  испанский),  едва  пересек  ‹а-Њанш;
географиЯ, расположение станций  метро,  свобода,  психологиЯ, куклы и времЯ
Явно перестают быть тем, чем они были под владычеством „инары.
     ‚озможно,  кое-кому  это  покажетсЯ  странным. ’аким  читателЯм Я  хочу
заметить,  что на  том уровне, на  котором  здесь ведетсЯ повествование, уже
нельзЯ говорить,  что автор  что-то  там "преступает";  префикс  "пре" здесь
следует  включить  в   рЯд  других  префиксов,  вращающихсЯ  вокруг  глагола
"ступать":  "наступать", "отступать",  "выступать" -- все  эти понЯтиЯ равно
совместимы  с  намерениЯми,  высказанными  некогда в  заключительных абзацах
главы  62  "€гры  в классики", намерениЯми, которые  объЯснЯют название этой
книги и, надеюсь, осуществлЯютсЯ в ее изложении.
     Џодзаголовок  "Њодель  длЯ  сборки"  может навести на мысль,  что куски
повествованиЯ, разделенные  на страницах  интервалами,  предлагаютсЯ автором
как поддающиесЯ перестановке. …сли  с  некоторыми это  и возможно проделать,
все  же  природа  задуманной  конструкции инаЯ,  и  она  сказываетсЯ  уже  в
характере  изложениЯ,  где  повторы и  перемещениЯ  должны создать  ощущение
свободы от жесткой причинной свЯзи, но особенно в характере замысла, где еще
более  настойчиво  и властно утверждаетсЯ простор  длЯ комбинаций. ‚ыбор,  к
которому придет читатель, его личный монтаж элементов повествованиЯ --  это,
во всЯком случае, и будет той книгой, которую он захотел прочитать.

     -- Џопрошу замок с кровью, -- сказал толстЯк за столиком.

     Џочему  Я  зашел  в  ресторан "Џолидор"?  Џочему  --  если уж  занЯтьсЯ
вопросами такого  рода  -- купил  книгу, которую, вероЯтно, не  буду читать?
(Ќаречие  здесь  -- увертка, ведь мне уже не  раз случалось покупать книги с
тайной уверенностью, что они навсегда затерЯютсЯ в моей библиотеке, и все же
Я их покупал; загадка состоит в  самом факте покупки, в мотиве  приобретениЯ
этой бесполезной собственности.) €, продолжаЯ цепь вопросов, почему, войдЯ в
ресторан  "Џолидор",  Я  сел  за столик в  глубине, перед большим  зеркалом,
иллюзорно удваивавшим тусклое уныние зала? €  еще одно  звено цепи: почему Я
заказал бутылку "сильванера"?
     (Ќо  последний  вопрос оставим на потом:  бутылка  "сильванера" -- это,
возможно, один  из фальшивых звуков в будущем аккорде, разве что аккорд этот
окажетсЯ совсем другим  и будет включать в  себЯ  бутылку  "сильванера", как
включит графиню, книгу и только что заказанное толстЯком блюдо.)

     -- Je voudrais un chateau saignant1, -- сказал толстЯк за столиком.
     ‘удЯ по отражению в зеркале, толстЯк сидел за соседним столиком, позади
•уана, и поэтому его образ и его голос  должны были проделать противоположно
направленные   пути,   чтобы,   встретившись,   привлечь  к  себе   внезапно
обострившеесЯ  внимание.  (’ак же книга  в  витрине  на бульваре ‘ен-†ермен:
внезапный бросок вперед белой обложки "NRF"2, выпад на •уана,  как прежде --
образ ќлен,  а  теперь  -- фраза  толстЯка за  столиком, просившего "замок с
кровью";  как  покорное  согласие  •уана  сесть за  этот дурацкий  столик  в
ресторане "Џолидор" спиною ко всему миру.)
     Љонечно, •уан был единственным посетителем, длЯ которого заказ толстЯка
имел  второй  смысл;  автоматически,  иронически,  как   умелый  переводчик,
привыкший  мгновенно  решать  любую  переводческую проблему в  той  борьбе с
временем и безмолвием,  которую  воплощает его кабина при конференц-зале, он
построил ловушку, если  слово "ловушка"  уместно длЯ  констатации  того, что
saignant3 и sanglant4 равноценны  и что толстЯк за столиком заказал "замок с
кровью",  --  во  всЯком  случае,  •уан  построил  эту  ловушку,  ничуть  не
подозреваЯ, что смещение смысла во фразе  вдруг  заставит  сгуститьсЯ другие
образы,  образы  из далекого  прошлого или  нынешнего вечера,  -- книгу  или
графиню, образ ќлен, покорное его  согласие сесть спиною к залу за столик  в
глубине ресторана "Џолидор". (€ заказать бутылку "сильванера", и пить первый
бокал охлажденного вина в тот момент, когда образ  толстЯка в  зеркале и его
голос,  шедший из-за спины •уана, разрешились в то, что •уан не мог назвать,
ибо  слова  "цепь" или  "сгусток"  были всего лишь попыткой локализовать  на
уровне  речи  нечто,  проЯвлЯвшеесЯ   как  мгновенное  противоречие,  нечто,
обретавшее  форму  и  одновременно  растворЯвшеесЯ, и это уже  не могло быть
выражено членораздельной речью кого  бы  то  ни  было,  даже столь  опытного
переводчика, как •уан.)
     ‚о всЯком случае, ни к чему было усложнЯть. ’олстЯк за столиком заказал
"кровавый замок",  его  голос вызвал к  бытию другие  образы, особенно  Ярко
книгу и графиню,  чуть менее Ярко  -- образ ќлен (быть может, потому, что он
был ближе, не то что более  привычным, но  более неотъемлемым в повседневной
жизни, тогда  как  книга была  чем-то новым,  а  графинЯ  --  воспоминанием,
впрочем, воспоминанием  необычным,  ведь  дело шло  не  столько  о  графине,
сколько о фрау Њарте и о том, что случилось в ‚ене, в "ѓостинице ‚енгерского
ЉоролЯ",  но тогда,  в  последнюю минуту,  все стало  графиней, и,  в  конце
концов,  господствующим  образом  и прежде  была  графинЯ, образом  не менее
Ярким, чем книга или фраза толстЯка или аромат "сильванера").
     "Ќадо признать,  что  у менЯ  особый талант праздновать  сочельник", --
подумал  •уан, наливаЯ  себе  второй бокал в ожидании hors d'oeuvres5. Ќеким
подступом  к  тому, что с  ним произошло,  была дверь  ресторана  "Џолидор",
решение  -- внезапное и  с сознанием  его нелепости --  открыть эту дверь  и
поужинать  в этом унылом зале. Џочему Я вошел в  ресторан  "Џолидор", почему
купил книгу и раскрыл ее  наугад и, тоже наугад, прочитал  первую попавшуюсЯ
фразу за секунду  до того,  как толстЯк  заказал полусырой  ростбиф? …сли  Я
попытаюсь это проанализировать, Я как бы все свалю  в хозЯйственную сумку  и
непоправимо искажу.  ‘амое большее -- Я могу  пытатьсЯ повторить в  терминах
мысли то, что происходило в другой  "зоне",  могу старатьсЯ отделить то, что
вошло в  этот внезапный сгусток по праву, от того, что другие мои ассоциации
могли включить в него как нечто поразительное.
     Ќо в глубине души Я знаю, что все -- ложь, что Я уже отдалилсЯ от того,
что со мною только что произошло,  и, как уже не раз бывало, все  сведетсЯ к
тщетному желанию понЯть, возможно упускаЯ призыв  или тайный сигнал от самой
сути, ту  тревогу, в которую она  менЯ повергает, то  мгновенное Явление мне
какого-то иного  порЯдка,  куда  прорываютсЯ  воспоминаниЯ, скрытые  силы  и
сигналы, чтобы  создать  ослепительную единую вспышку, меркнущую в тот самый
миг, когда она менЯ убивает и выбивает из менЯ самого. ‘ейчас от всего этого
осталось лишь чувство любопытства, исконное человеческое желание: понЯть. „а
еще спазм  в  устье  желудка,  тайнаЯ уверенность,  что  именно там, а не  в
логическом упрощении начинаетсЯ и пролегает нужный путь.
     џсно, что этого  мало; в общем, надо мыслить,  а  значит, нужен анализ,
нужно отделить то,  что действительно  составлЯет этот вневременной  миг, от
того, что в него привносЯт ассоциации, чтобы приблизить его к тебе,  сделать
больше твоим,  перенести по ею  сторону. Ќо совсем худо  придетсЯ,  когда ты
попытаешьсЯ рассказать  об  этом другим. ‚сегда ведь наступает минута, когда
надо попытатьсЯ  рассказать  одному из друзей,  к примеру Џоланко или Љалаку
или  всем сразу за  столиком в "Љлюни", возможно надеЯсь  в душе,  что самый
факт  рассказа  вырвет опЯть  из небытиЯ  тот сгусток,  придаст ему  наконец
какой-то смысл.  € будут они  сидеть и слушать тебЯ, будет  там  также ќлен,
тебе будут задавать вопросы, стараЯсь  помочь вспомнить, словно есть смысл в
воспоминании, лишенном той особой силы, котораЯ в ресторане "Џолидор" сумела
снЯть  его свойства минувшего, Явить его тебе как  нечто живое и угрожающее,
как воспоминание, сорвавшеесЯ со своей привЯзи во времени, чтобы быть в  тот
самый миг, когда оно  вновь исчезает, чтобы стать некой особой формой жизни,
настоЯщим, но в другом  измерении, силой,  действующей по другой траектории.
Ћднако слова не находились, потому что не было мысли, способной охватить эту
силу, превращающую обрывки  воспоминаний, отдельные, бессмысленные образы во
внезапно  слившийсЯ  в  единое  целое  умопомрачительный  сгусток,  в  живое
созвездие, аннигилирующее  в момент своего  ЯвлениЯ, -- этакое противоречие,
как бы утверждающее и одновременно  отрицающее  то, что •уан,  пьющий сейчас
второй  бокал "сильванера", будет впоследствии  рассказывать  Љалаку, ’елль,
ќлен, когда встретитсЯ с  ними за столиком в "Љлюни",  и что теперь ему надо
хоть  как-то  освоить, словно сама попытка фиксировать  это воспоминание  не
доказывала, что  это  бесполезно, что он  лишь разбрасывает темные мазки  по
непроглЯдному мраку.

     "„а,  это  так",  -- подумал •уан со  вздохом, и во вздохе было приЯтие
того, что  все шло "с  той  стороны",  происходило  в  диафрагме, в  легких,
нуждавшихсЯ в большом глотке воздуха. „а, это так, но надо же и продумать --
ведь  в  конце-то  концов  он  и  есть  это  плюс  его мысль,  он  не  может
остановитьсЯ  на вздохе,  на спазме солнечного сплетениЯ, на смутном  страхе
перед Явленным  ему. Ђ  думать  было  бесполезно,  было похоже на  отчаЯнные
попытки вспомнить  сон, от которого, когда открываешь глаза,  ловишь  только
какие-то последние ниточки; думать,  пожалуй, означало  бы уничтожать узоры,
еще  маЯчащие  на  чем-то  вроде  оборотной   стороны   чувства,  уничтожать
возможность их  повторного ЯвлениЯ. ‡акрыть глаза, расслабитьсЯ, отдатьсЯ на
волю наплывающих волн с готовностью ожиданиЯ. Ќет, бесполезно, и всегда было
бесполезно; из химерических  тех сфер  возвращаешьсЯ обедневшим,  еще  более
отчужденным от себЯ  самого. Ћднако мыслить, охотитьсЯ за смыслом по крайней
мере помогало  вернутьсЯ по ею сторону -- итак, толстЯк  за столиком заказал
"кровавый замок",  и  внезапно  возникли  графинЯ,  причина, побудившаЯ  его
усестьсЯ перед зеркалом в ресторане "Џолидор", книжка, купленнаЯ на бульваре
‘ен-†ермен и раскрытаЯ наугад,  ослепительный сгусток (и,  разумеетсЯ, также
ќлен),  уплотнившийсЯ  и  тут  же  исчезнувший по  непонЯтному его  свойству
отрицать  себЯ  в  самом   утверждении,  расплыватьсЯ,  едва   уплотнившись,
представлЯтьсЯ чем-то незначительным,  ранив насмерть, внушать, что  это  не
имеет  никакого  значениЯ,  что  это  лишь  игра  ассоциаций  -- зеркало,  и
воспоминание,  и  еще  другое  воспоминание,  --  мелкие  шалости  праздного
воображениЯ. "ќ, нет,  Я не дам  тебе так уйти, -- подумал  •уан, -- врЯд ли
придетсЯ мне еще когда-нибудь оказатьсЯ средоточием того, что приходит с той
стороны, и заодно быть как бы выброшенным из самого себЯ. Ќет,  ты не уйдешь
так  легко, что-нибудь  да останетсЯ  в моих руках, ты,  маленький василиск,
один из образов, о которых Я уже не  могу сказать, участвовали они или нет в
этом беззвучном взрыве..." € он не мог подавить улыбки, вчуже и сардонически
наблюдаЯ, как его мысль уже подбираетсЯ к жердочке с маленьким василиском --
вполне понЯтной  ассоциации,  свЯзанной  с Basiliskenhaus6 в ‚ене и тамошней
графиней... ‚се прочее наплывало,  не встречаЯ сопротивлениЯ, -- было совсем
не трудно  найти опору  в дыре, образовавшейсЯ  где-то  в центре исчезнувшей
мгновенной   заполненности,   ЯвлениЯ,   тут  же  сметенного  отрицанием   и
скрывшегосЯ, чтобы эту дыру заполнЯть удобно складывающейсЯ системой близких
образов, свЯзанных с нею хронологически или эмоционально. „умать о василиске
означало  думать одновременно об ќлен и о графине, но  думать о графине было
все равно,  что  думать о  фрау Њарте,  о крике, ведь  служаночки  графинины
навернЯка кричали в подвалах на Ѓлютгассе и графине навернЯка нравилось, что
они  кричат, а если бы  они  не  кричали,  у  крови не было  бы того аромата
гелиотропов и прибрежных болот.
     ЌаливаЯ  себе  еще  бокал  "сильванера", •уан  поднЯл глаза к  зеркалу.
’олстЯк  за  столиком  развернул  "”ранс-суар",  и буквы  заголовков во  всю
страницу были в зеркальном отражении похожи на буквы русского алфавита. •уан
с напрЯжением расшифровал несколько слов, смутно надеЯсь, что в момент  этой
нарочитой  сосредоточенности  --  котораЯ  была  также  желанием  отвлечьсЯ,
попыткой снова увидеть  изначальную дыру, куда ускользнула звезда с верткими
лучами, -- если он  сконцентрирует внимание  на  какой-нибудь чепухе,  вроде
расшифровки  заголовков  "”ранс-суар"  в зеркале,  и  заодно  отвлечетсЯ  от
действительно длЯ  него  важного, тогда из еще мерцающей ауры вновь воссиЯет
во всей своей нетронутости созвездие и осЯдет в зоне по ту или по ею сторону
речи  или  образов, испускаЯ прозрачные свои лучи, рисуЯ изЯщный очерк лица,
которое вместе с тем будет брошью с крошечным василиском, а  тот -- разбитой
куклой в шкафу,  заодно стоном отчаЯниЯ и площадью, пересекаемой бессчетными
трамваЯми, и  фрау Њартой  у  борта баржи. Ѓыть  может,  теперь, полуприкрыв
глаза, ему удастсЯ подменить образ зеркала, эту пограничную территорию между
призраком ресторана "Џолидор" и другим призраком, который  исчез, но чье эхо
еще вибрирует; возможно, теперь он смог бы перейти от русских букв в зеркале
к той, другой речи, возникшей на грани восприЯтиЯ, к той  подстреленной, уже
отчаЯвшейсЯ  в бегстве птице, бьющей крыльЯми по  силкам и придающей им свою
форму,  некий  синтез  силков и птицы, и  само бегство будет в  какой-то миг
пленником  в   парадоксальной   попытке  уйти  из  силков,   схвативших  его
мельчайшими  звеньЯми  в  миг  своего  распада:  графинЯ, книга, незнакомец,
заказавший  "кровавый  замок",  баржа  на  заре,  стук  падающей  на  пол  и
разбивающейсЯ куклы.

     ђусские  буквы все еще отражаютсЯ, колеблЯсь в  руках толстЯка, сообщаЯ
новости днЯ,  как  впоследствии в "зоне" ("Љлюни", какой-нибудь перекресток,
канал  ‘ен-Њартен --  все это  тоже "зона")  придетсЯ приступить к рассказу,
придетсЯ  что-то  сообщить, потому  что  все  они  ждут,  когда  ты  начнешь
рассказывать,  этот всегда  беспокойный и чуть враждебный в начале  рассказа
кружок; как  бы  там  ни было, все ждут, когда  ты приступишь к  рассказу  в
"зоне",  в  любом  месте "зоны",  неизвестно, где  именно, потому что "зона"
бывает в разных местах, и в разные вечера, и с разными  друзьЯми --  ’елль и
Ћстин, ќлен  и Џоланко, и ‘елиЯ, и Љалак, и Ќиколь; также и им в иные вечера
выпадает ЯвитьсЯ в "зону" с новостЯми из ѓорода, и тогда уже твой черед быть
участником  кружка, жадно  дожидающегосЯ,  чтобы  тот, другой,  приступил  к
рассказу, ведь, как бы там ни было, в  "зоне" словно ощущаетсЯ дружелюбнаЯ и
вместе  с тем  агрессивнаЯ  потребность  не  терЯть свЯзи, знать,  что с кем
происходит, а почти всегда ведь происходит что-то имеющее значение длЯ всех:
например,  когда  они  видЯт  сны,  или  сообщают  новости  из  ѓорода,  или
возвращаютсЯ  из поездки и опЯть  поЯвлЯютсЯ в  "зоне" (вечерами  это  почти
всегда  "Љлюни", общаЯ территориЯ за столиком  в  кафе,  но также может быть
постель или  sleeping-car7, или машина,  мчащаЯсЯ  из ‚енеции  в  Њантую), в
"зоне" вездесущей  и  вместе  с тем ограниченной, похожей  на них самих,  на
Њарраста и  на Ќиколь, на ‘елию, на  месье  Ћкса и на  фрау Њарту, в "зоне",
находЯщейсЯ иногда в ѓороде, и в самой же "зоне", некоем сооружении из слов,
где  все происходит  с  такой  же Яркостью, как в жизни каждого из  них  вне
"зоны".  €  поэтому вокруг •уана как бы  дышит жадно слушающий кружок,  хотЯ
никого из них сейчас нет возле него, вспоминающего их в ресторане "Џолидор",
а  есть слюна тошноты, открытие памЯтника, цветоводы, и всегда ќлен, Њарраст
и  Џоланко;  "зона"  --   она  и  есть  жадное  внимание,  льнущее,  цепкое,
впечатывающеесЯ в  тебЯ, это  номера  телефонов,  которые ты будешь набирать
попозже, перед сном,  какие-то комнаты, в которых  будут все  это обсуждать,
это Ќиколь, воюющаЯ с незакрывающимсЯ чемоданом,  это догорающаЯ  меж  двумЯ
пальцами  спичка,  это портрет в английском музее,  сигарета  на дне  пачки,
кораблекрушение  у островка, это Љалак и Ћстин, совы, жалюзи и трамваи, все,
что  всплывает в  уме человека,  иронически  размышлЯющего  о  том,  что ему
однажды  придетсЯ  приступить к  рассказу и  что, возможно, ќлен  не будет в
"зоне" и не будет его  слушать,  хотЯ, по сути,  все, что  он скажет, -- это
всегда будет  ќлен. Ђ вполне  может  быть  и так, что он не только  будет  в
"зоне"  один,  как  нынче  в  ресторане  "Џолидор", где  все прочие, включаЯ
толстЯка,  не идут  в счет,  но, может статьсЯ, рассказывать придетсЯ  в еще
большем  одиночестве, в комнате,  где только  кошка да пишущаЯ машинка; или,
быть может,  он  будет  тем человеком, который на  железнодорожной платформе
глЯдит на  мгновенно  менЯющиесЯ комбинации  мошек,  снующих под фонарем. Ќо
также может случитьсЯ, что все прочие будут в "зоне", как  бывало  не раз, и
что жизнь ворветсЯ к ним, и послышитсЯ кашель  музейного смотрителЯ, меж тем
как та рука медленно нащупывает очертаниЯ  горла и кому-то  грезитсЯ  плЯж в
ћгославии, меж тем как ’елль и Ќиколь запихивают кое-как в чемодан одежду, а
ќлен долгим взглЯдом смотрит на  ‘елию, котораЯ плачет, повернувшись лицом к
стене, как плачут примерные девочки.

     ЏринЯвшись размышлЯть в ожидании, пока подадут hors d'oeuvres, •уан без
особого  труда проделал свою прогулку этого вечера.  ‘перва,  вероЯтно, была
книжка  ЊишелЯ Ѓютора, купленнаЯ на бульваре ‘ен-†ермен, а до того -- унылое
блуждание по улицам и моросЯщий дождь ‹атинского Љвартала, гложущее  чувство
от  пустынности Џарижа  в сочельник, когда все сидЯт по домам,  а на  улицах
остаютсЯ   только   люди    вида   нерешительного   и   в   некотором   роде
заговорщического,   искоса  переглЯдывающиесЯ   за   стойками  кафе  или  на
перекрестках,  это почти всегда мужчины, но  изредка  попадаетсЯ и  женщина,
несущаЯ  сверток,  как бы  в  оправдание того, что она находитсЯ  здесь,  на
улице, двадцать четвертого декабрЯ, в половине одиннадцатого вечера, и •уану
так хотелось подойти  к какой-нибудь из этих женщин -- среди них не было  ни
одной молодой или  хорошенькой, все выглЯдели  одинокими и странноватыми, --
чтобы спросить, действительно ли она  несет что-то в  пакете, или это просто
узел с  трЯпьем  или тщательно увЯзанными старыми  газетами,  обман, отчасти
служащий ей защитой,  когда она идет по улице одна,  меж  тем  как все  люди
сидЯт дома.
     ‚торое,  что следовало  отметить,  была графинЯ,  его ощущение графини,
определившеесЯ на углу улиц Њесье-ле-Џренс и ‚ожирар -- но не потому, что на
этом углу было что-либо способное напомнить ему о графине, разве что  клочок
красноватого неба да запах сырости из  подъезда, которые  внезапно оказались
как  бы  мостом, равно  как „ом  с  василиском в ‚ене мог бы  в  свое  времЯ
послужить длЯ него переходом на территорию, где ждала графинЯ. €ли же,  если
вспомнить  атмосферу кощунства, постоЯнной греховности, в которой, вероЯтно,
жила графинЯ (согласно версии той  легенды, в не слишком интересной хронике,
читанной  •уаном  много лет назад,  задолго до  ќлен и фрау Њарты  и  дома с
василиском. в ‚ене), тогда перекресток  с клочком красноватого неба  и сырой
подъезд   неотвратимо   сливались   с   убеждением,  что  именно   сочельник
благоприЯтен  длЯ  поЯвлениЯ графини, длЯ  ее  иным  способом не объЯснимого
присутствиЯ в сознании •уана -- он не  мог избавитьсЯ от  мысли, что графине
кровь была особенно приЯтна в такую ночь, как эта, -- при  колокольном звоне
и песнопениЯх  всенощной была особенно вкусна кровь девушки,  корчащейсЯ  со
свЯзанными  руками и ногами, так  близко  от пастухов,  и  Ясель,  и  агнца,
смывающего своей кровью грехи мира. ’ак  что книга, купленнаЯ  за  минуту до
того,  переход к  графине, а потом, уже как-то сразу, без перехода, нелепаЯ,
со зловещим фонарем дверь ресторана "Џолидор", предвидение полупустого зала,
освещение которого в ироническом и раздраженном настроении не назовешь иначе
как мертвенным, а в зале  том движутсЯ женщины в очках и с  салфеткой, и тут
легкий спазм в желудке,  нежелание  входить -- да  и впрЯмь не было никакого
резона входить в  подобное заведение, -- быстрый гневный  диалог, как всегда
при бичевании своего извращенного  нрава:  ‚ойду  / Ќет / Џочему нет  / ‚аша
правда, почему нет / ’огда входите, сударь, по-вашему, тут мрачно, и поделом
/ ‡а дурость, конечно / Unto us a boy is born, glory hallelujah8 / Џохоже на
морг  / Ћн и  есть, давай входи / Ќо  еда, наверное, отвратнаЯ / Ђ  ты же не
голоден /  „а,  это  так,  но  надо  ведь будет  что-то  заказать  /  ‡акажи
что-нибудь и выпей / ќто идеЯ / Ћхлажденное вино, хорошее охлажденное вино /
Ќу вот видите, сударь, входите. Ќо если мне  хотелось выпить, почему Я зашел
в ресторан  "Џолидор"? џ знал  столько уютных баров на  правом берегу, вдоль
улицы  Љомартен, где  к  тому  же всегда можно было  завершить  празднование
сочельника в  вертепе какой-нибудь  блондинки, котораЯ  спела бы мне "ноэль"
‘ентонжа или Љамарга, и мы бы недурно позабавились. ’о-то и оно, как начнешь
размышлЯть, так уж  вовсе не понЯтно, что  именно побудило менЯ  после этого
диалога  все  же  войти в  ресторан  "Џолидор",  постучатьсЯ в  дверь  почти
бетховенским стуком, войти в ресторан, где пара  очков и салфетка под мышкой
уже решительно двигались  ко  мне, чтобы повести  к самому дрЯнному столику,
столику обманов, где  сидишь лицом  к стене, а стена-то перерЯжена зеркалом,
подобно многим другим вещам в этот вечер и во все вечера, и особенно подобно
ќлен; вот и сиди лицом к  стене, потому  что с другой стороны столика, где в
нормальных условиЯх  любой посетитель мог  бы сесть лицом к  залу, уважаемаЯ
дирекциЯ  ресторана  "Џолидор"  соизволила  водрузить  огромную  пластиковую
гирлЯнду  с цветными  лампочками, дабы показать  свою  заботу о христианских
чувствах   дорогих   клиентов.  “скользнуть  от  воздействиЯ   всего   этого
невозможно: если Я,  несмотрЯ ни на что, согласилсЯ сесть за столик спиною к
залу,  имеЯ  перед глазами  зеркало  с  обманным  ликом  над  отвратительной
рождественской гирлЯндой  (les  autres tables sont reservees, monsieur /  Ca
ira comme ca, madame / Merci, monsieur9), значит, нечто длЯ менЯ непонЯтное,
но,  видимо, глубоко мне присущее  заставило менЯ  войти и  заказать бутылку
"сильванера",  которую  можно  было так легко и  приЯтно  заказать в  другом
месте, среди других огней и других лиц.

     …сли  предположить, что  рассказчик будет  рассказывать на свой лад, то
есть что многое уже будет молча рассказано находЯщимсЯ в  "зоне" (понимающей
все без слов ’елль или ќлен,  которую  никогда  не  волнует то, что  волнует
тебЯ)  или что из листов бумаги, магнитофонной кассеты, книжки, живота куклы
сложитсЯ  что-то  совсем не  то,  чего ждут  они  от  твоего  рассказа; если
предположить, что  рассказываемое будет  нисколько  не  интересно  Љалаку  и
Ћстину  и, напротив, отчаЯнно увлечет  Њарраста или Ќиколь, особенно Ќиколь,
безнадежно в тебЯ влюбленную; если предположить, что  ты примешьсЯ бормотать
длинную поэму, где  говоритсЯ о  ѓороде, который  они  тоже  любЯт, которого
боЯтсЯ  и  по  которому  порой  бродЯт; если ты в  это времЯ, как  бы взамен
рассказа,  снимешь  с  себЯ  галстук   и  наклонишьсЯ,  чтобы   сунуть  его,
предварительно  аккуратно сложив, в руки Џоланко, который удивленно на  него
воззритсЯ  и  в  конце концов передаст  его Љалаку, не желающему его брать и
возмущенно вопрошающему ’елль, котораЯ, пользуЯсь моментом, подстраивает ему
ловушку в покере и выигрывает у него партию; если предположить такой абсурд,
что  в  "зоне"  в такую  минуту  могут  произойти  подобные  вещи, стоило бы
спросить себЯ -- а есть ли смысл в том, чтобы они ждали, когда ты приступишь
к  рассказу, и не удовлетворит ли куда успешнее банановый пончик, о  котором
думает ‘ухой ‹истик, это  неопределенное  желание тех, кто  тебЯ  окружает в
"зоне", равнодушных и вместе настойчивых, требовательных и насмешливых,  как
ты сам по отношению к ним, когда приходит твой черед слушать и смотреть, как
они живут, причем ты  знаешь, что все это  идет с той  стороны и уходит  бог
весть куда и именно поэтому почти длЯ всех них так важно?
     € ты, ќлен, тоже  будешь на  менЯ  так  смотреть?  џ увижу,  как  будут
уходить Њарраст, Ќиколь, Ћстин, небрежно прощаЯсь, с такой миной, словно они
пожимают  плечами, или же как они будут переговариватьсЯ между собой, потому
что им тоже надо будет рассказывать, они, видите ли, Явились с новостЯми  из
ѓорода или же собираютсЯ на самолет или на поезд. џ увижу ’елль, увижу •уана
(ведь может статьсЯ, что Я тоже в этот миг увижу •уана там, в "зоне"), увижу
‘ухой ‹истик,  ѓарольда  ѓарольдсона и  увижу  графиню или фрау Њарту,  если
окажусь в "зоне" или  в ѓороде, увижу, как  они уходЯт, глЯдЯ на менЯ. Ђ ты,
ќлен, ты тоже уйдешь с ними или медленно направишьсЯ ко мне и с твоих ногтей
будет сочитьсЯ презрение?  Ѓыла ты в  "зоне" или привиделась мне во сне? Њои
друзьЯ  уходЯт  смеЯсь, мы встретимсЯ снова и будем  говорить  о ‹ондоне,  о
Ѓонифасе  Џертейле, о  ѓороде. Ђ  ты,  ќлен,  неужто ты опЯть  будешь только
именем, которым  Я  защищаюсь от ничто, призраком,  который  Я  выдумываю  с
помощью  слов,  меж тем  как  фрау  Њарта или графинЯ приближаютсЯ ко мне  и
глЯдЯт на менЯ?

     -- Џрошу замок с кровью, -- сказал толстЯк за столиком.
     ‚се было гипотетично, но вполне можно было предположить, что,  если  бы
•уан не  открыл машинально книжку ЊишелЯ Ѓютора за какую-то долю времени  до
того, как  посетитель  сделал  свой  заказ, слагаемые чувства, от которого у
него сжалсЯ желудок, остались бы каждое порознь. Ќо вот случилось так, что с
первым глотком  охлажденного вина, в  ожидании,  когда ему принесут  устрицу
"сен-жак", которую ему вовсе не хотелось  есть, •уан  раскрыл книжку,  чтобы
без  всЯкого  интереса  узнать,  что  в  1791  году автор  "Ђтала"  и "ђене"
соизволил созерцать Ќиагарский водопад, дабы впоследствии сделать знаменитое
его описание. ‚ это мгновение  (он как раз закрывал книгу, потому что читать
не хотелось и свет был отвратительный) он отчетливо услышал просьбу толстЯка
за  столиком,  и  все это сгустилось в  тот  миг, когда  он  поднЯл  глаза и
обнаружил в зеркале отражение толстЯка, чей голос дошел до  него сзади. Ќет,
тут невозможно  отделить одно от  другого: отрывочное впечатление от книжки,
графиню,   ресторан   "Џолидор",   замок   с  кровью   и,  пожалуй,  бутылку
"сильванера"; из них  возник  вневременной  этот сгусток, умопомрачительнаЯ,
блаженнаЯ  жуть  сверкающего   созвездиЯ,  дыра  длЯ  прыжка,   который  ему
предстоЯло  совершить и  который он не  совершит, потому  что  это не был бы
прыжок к чему-то определенному, и  вообще не был бы прыжок. ‘корее наоборот,
из этой  головокружительной пустоты  на него,  •уана, прыгали  метафоры, как
пауки, как  прыгали всегда эвфемизмы или слойки  из  неуловимых смыслов (вот
опЯть метафора),  к тому же старуха  в  очках уже ставила перед  ним устрицу
"сен-жак",  а   в  таких  случаЯх  во   французском  ресторане  надо  всегда
благодарить словесно, иначе все пойдет наперекос, вплоть до сыров и кофе.

     Ћ ѓороде -- который впредь будет упоминатьсЯ  не  с большой буквы, ведь
нет причины выделЯть его, то есть придавать ему особое значение в отличие от
городов длЯ  нас привычных, -- надо бы поговорить прЯмо сейчас, так как  все
мы были согласны  в том, что с городом могут быть свЯзаны любаЯ  местность и
любой предмет, вот поэтому и •уан не считал невозможным,  что  происшедшее с
ним только что исходило каким-то образом из  города, было одним из вторжений
города  или  ведущих  к нему галерей,  возникших в этот  вечер в Џариже, как
могли бы они возникнуть в любом  из городов,  куда его забрасывала профессиЯ
переводчика. Џо  городу случалось  бродить всем  нам,  всегда  невольно,  и,
возвратЯсь,  мы  толковали о  нем  в  часы "Љлюни",  сравнивали его улицы  и
площади. ѓород мог ЯвитьсЯ в Џариже, мог ЯвитьсЯ ’елль или Љалаку в пивной в
Ћсло,  кое-кому из нас случалось переходить из города в постель в Ѓарселоне,
или же  бывало  наоборот. ѓород не  требовал  объЯснениЯ,  он был: он возник
однажды во времЯ разговора в "зоне", и, хотЯ первым принес новости из города
мой сосед,  вопрос  о  том, побывал ты или не  побывал в городе,  стал делом
самым  обычным длЯ  всех нас, кроме ‘ухого ‹истика. € раз  уж зашла  об этом
речь, следует  также  сказать,  что "мой сосед" -- также  было у нас обычным
выражением,  мы  всегда называли  кого-нибудь из нашей компании "мой сосед",
ввел это выражение Љалак, и  мы употреблЯли его без всЯкой  иронии -- просто
званием "сосед" наделЯли, как сказано,  кого-то из наших,  словно приписываЯ
ему роль "дЯдьки", "воспитателЯ", "baby-sitter"10 рЯдом с чем-то из рЯда вон
выходЯщим, тем самым  ему  поручалось  изрекать  здравое  суждение  в  своей
временной отчужденной  роли,  притом  ни на йоту не терЯЯ качество "нашего",
как любой пейзаж в местах, где мы бывали, мог нести на себе черты города или
же  город мог оставить что-то свое (площадь с  трамваЯми,  рЯды с торговками
рыбой, северный канал) в любом из мест, по которым мы ходили и где жили в то
времЯ.

     ЋбъЯснить себе, почему он заказал бутылку "сильванера", было не слишком
трудно, хотЯ в минуту, когда он принЯл это решение, он,  вероЯтно, о графине
не  думал,  тут помешал  ресторан "Џолидор"  своим мрачным  и  вместе  с тем
ироническим  зеркалом,   отвлекшим  его  внимание.   Ћт  •уана   все  же  не
ускользнуло,  что  в  какой-то  мере графинЯ присутствовала в поступке Якобы
спонтанном,  в  том,  что он  предпочел  охлажденный "сильванер" всем другим
винам, составлЯвшим гордость ресторана  "Џолидор", как в прежние времена она
присутствовала  в атмосфере подозрений  и страха, пленЯЯ своих сообщников  и
даже свои  жертвы особым очарованием,  которое,  возможно, ей  придавала  ее
манера улыбатьсЯ,  наклонЯть голову или, что более вероЯтно, звук  ее голоса
или запах ее кожи, -- во всЯком  случае, то было  очарование  подспудное, не
свЯзанное с присутствием, действовавшее как бы исподтишка; и то, что он,  не
раздумываЯ, попросил бутылку "сильванера", содержащего в первых двух  слогах
-- как бывает в  шарадах -- двусложную основу слова,  в котором в свой черед
жило географическое название, овеЯнное древним страхом, -- все это, в общем,
не выходило за рамки заурЯдной звуковой ассоциации. €  вот вино стоит  перед
ним, живое, ароматное, то самое  вино, которое  возникло во всей полноте Яви
рЯдом с другим Явлением, с тут же исчезнувшим ослепительным сгустком, и •уан
не мог отделатьсЯ от  ощущениЯ злой шутки, потЯгиваЯ вино из  бокала, смакуЯ
его на  смехотворно  доступном уровне  и  знаЯ, что это  всего  лишь  жалкий
придаток к  тому, чем на самом деле хотелось завладеть  и  что уже было  так
далеко.  ‡ато просьба толстЯка за  столиком имела иной  смысл, она побуждала
спросить  себЯ,  а  не  возникла ли причиннаЯ  свЯзь, когда  •уан  рассеЯнно
заглЯнул в книжку  ЊишелЯ Ѓютора за секунду до того, как  послышалсЯ  голос,
просивший "кровавый замок", и  если бы он не открыл книжку и не наткнулсЯ на
фамилию автора "Ђтала", прозвучала бы просьба толстЯка в безмолвии ресторана
"Џолидор"  так,  чтобы  сплавить воедино  разрозненные или  последовательные
элементы,  или  же незаметно  примешалась  бы к стольким  другим  голосам  и
шепотам,  звучащим в  томной полудреме человека, пьющего "сильванер"? Џотому
что теперь •уан  мог восстановить тот миг, когда услышал  заказ  толстЯка, и
был убежден, что голос этот раздалсЯ как раз в  один из тех моментов тишины,
какие  обычно возникают среди коллективного гула и народным воображением, не
без   смутной   тревоги,   приписываютсЯ  вмешательству  высших  сил,   ныне
десакрализованному  и сведенному к  принЯтой в  обществе шутке "тихий  ангел
пролетел". Ќо ангелы ЯвлЯютсЯ не всем присутствующим, и порой кто-то брЯкнет
свое слово, попросит  свой "кровавый замок" как раз в середине  паузы, дыры,
образовавшейсЯ от  полета  ангела  в звучащем  воздухе, и  это  слово  вдруг
обретает  нестерпимые гало  и  резонанс,  которые надо немедлЯ  погасить  --
смехом, и избитыми  фразами, и  возобновленным  хором голосов, -- не  считаЯ
другой возможности, открывшейсЯ •уану сразу же, -- той, что дыра в  звучащем
воздухе  была  пробита  длЯ  него  одного,  а  прочих посетителей  ресторана
"Џолидор", похоже, мало интересовало, что кто-то  заказал "кровавый  замок",
поскольку длЯ всех них это  было лишь блюдо ресторанного  меню. Ђ если бы за
секунду  до того он не  листал книжку ЊишелЯ Ѓютора, дошел бы до него  голос
толстЯка с такой пронзительной четкостью? ‚озможно, дошел бы, даже навернЯка
дошел  бы, потому  что выбор  бутылки "сильванера"  указывал  на настойчивое
присутствие  чего-то  под  внешней  рассеЯнностью,  --  угол  улицы  ‚ожирар
присутствовал здесь в зале ресторана "Џолидор", и  не  помогало ни зеркало с
его менЯющимисЯ картинами, ни изучение меню, ни улыбка, зеркально отраженнаЯ
под  гирлЯндой лампочек; то  была  ты,  ќлен,  и,  как  и прежде,  все  было
маленькой брошью с изображением  василиска, площадью  с трамваЯми, графиней,
котораЯ каким-то образом была итогом всего. € мне довелось слишком много раз
пережить воздействие подобных взрывов  некой силы, исходившей из менЯ против
менЯ самого же,  чтобы не  знать, что если иные из  них  были не  более  чем
молниЯми, уходившими в ничто, оставлЯЯ лишь чувство фрустрации (однообразные
deja  vu11, смысловые ассоциации, образующие порочный круг), то  порой,  как
это случилось со  мною только  что, внутри  у  менЯ  что-то  всколыхивалось,
что-то вдруг больно  пронзало, вроде  иронической шпильки, вроде захлопнутой
перед  твоим носом двери. ‚се поступки мои в последние полчаса выстраивались
в рЯд, который  получал  смысл лишь в  свете того, что произошло в ресторане
"Џолидор", с  головокружительной легкостью  сметаЯ всЯкую обычную  причинную
свЯзь. €так, тот факт, что Я раскрыл книжку и  рассеЯнным  взглЯдом прочитал
фамилию  виконта  де атобриана, простое  это движение  всЯкого хронического
читателЯ  -- взглЯнуть  на  любую печатную страницу,  попавшую  в  поле  его
зрениЯ, -- как бы наделило силой  то, что  неизбежно за ним  последовало,  и
голос  толстЯка, в модном  парижском стиле проглотивший конец фамилии автора
"Ђтала", дошел до менЯ  отчетливо в паузе ресторанного  гула, что, наверное,
не  случилось бы, не  наткнись  Я на  полную его фамилию на  странице книги.
‡начит, необходимо было, чтобы Я рассеЯнно глЯнул  на страницу  книги  (а за
полчаса  до  того эту книгу купил, сам  не знаю почему), длЯ того  чтобы эта
прЯмо-таки  жуткаЯ отчетливость  просьбы  толстЯка среди  внезапной тишины в
ресторане  "Џолидор"  дала  толчок и  менЯ  огрело  ударом бесконечно  более
сокрушительной  силы,  чем  было  ее   в   какой-либо  осЯзаемой  реальности
окружавших менЯ  в зале вещей.  Ќо в то же времЯ, если предположить, что моЯ
реакциЯ  осуществлЯлась на  словесном  уровне, была свЯзана  с  напечатанным
словом и с заказом блюда с "сильванером" и с "кровавым замком", бессмысленно
предполагать, что именно прочитаннаЯ фамилиЯ автора "Ђтала" Явилась пусковой
кнопкой, раз сама эта  фамилиЯ нуждалась в свою очередь (и  vice  versa12) в
том, чтобы толстЯк высказал свою просьбу, невольно удвоив один из элементов,
которые мгновенно сплавились в нечто единое. "„а, да, -- сказал  себе  •уан,
управлЯЯсь с устрицей "сен-жак", -- но  в то  же времЯ Я вправе думать, что,
не раскрой Я книжку на мгновение  раньше, голос толстЯка слилсЯ бы с гомоном
зала". ’еперь, когда толстЯк продолжал оживленно беседовать со  своей женой,
комментируЯ отрывки из напечатанного русским алфавитом в "”ранс-суар", •уану
отнюдь  не  казалось  -- как  он  ни прислушивалсЯ,  -- что  голос  толстЯка
заглушает голос его жены или других посетителей. …сли •уан услышал (если ему
показалось, что он услышал, если ему было дано услышать, если ему  следовало
услышать), что толстЯк за столиком потребовал "кровавый замок", значит, дыру
в звучащем воздухе  пробила книжка ЊишелЯ Ѓютора. Ќо  книгу-то  он купил  до
того, как пришел  на угол  улицы  ‚ожирар,  и, только подойдЯ  к этому углу,
почувствовал  присутствие  графини,  вспомнил  Њарту  и  „ом  с  василиском,
объединил все это  в образе ќлен. …сли он купил книгу, знаЯ, что покупает ее
без  надобности и  без  охоты,  но все же купил, потому  что  двадцать минут
спустЯ  книга должна была пробить  длЯ  него в воздухе дыру,  откуда  грЯнет
удар,  значит, установление какого-либо  порЯдка  в этих элементах  врЯд  ли
возможно,  и  это,  сказал себе •уан,  допиваЯ третий бокал  "сильванера", и
было,  по сути,  самым,  так  сказать,  полезным  итогом  всего,  что  с ним
произошло: урок,  преподанный  жизнью, демонстрациЯ того, как в  который раз
"до"  и "после" крошились  у него в руках,  превращаЯсь в бесполезную  труху
дохлых бабочек моли.

     Ћ городе будет сказано в свое времЯ (даже поэма имеетсЯ,  котораЯ  либо
будет процитирована, либо нет),  как  и о "моем  соседе"  мог  бы рассказать
любой из  нас, и он в свою очередь мог рассказать обо мне или о других; выше
уже говорилось, что  звание "сосед"  было зыбким  и  зависело от мгновенного
решениЯ любого из нас, причем никто  не мог знать с  уверенностью,  когда он
ЯвлЯетсЯ  или  не ЯвлЯетсЯ  "соседом"  других  присутствующих  в "зоне"  или
отсутствующих, а также был ли  он "соседом" и уже  перестал им быть. ”ункциЯ
"соседа",  видимо, состоЯла главным образом в том,  что некоторые свои слова
или  поступки   мы   приписывали  "соседу",   не   столько   чтобы  избежать
ответственности,  сколько  потому, что  "мой сосед"  был как  бы воплощением
стыдливости каждого из нас.  џ знаю, что это было так, особенно  длЯ Ќиколь,
или  Љалака,  или  Њарраста,  но,  кроме  того,  "мой сосед"  был  ценен как
молчаливый очевидец, знавший город, знавший  о существовании  в  нас города,
которым мы решили  владеть сообща с того  вечера, когда в  первый раз он бьш
упомЯнут  и  стали  известны  первые  его  штрихи --  отели  с  тропическими
верандами,  галереи, площадь с  трамваЯми;  никому и в голову бы  не  пришло
сказать, что вот, мол, о городе первыми заговорили Њарраст, или Џоланко, или
’елль,  или •уан,  все  было  придумкой  "моего соседа",  и  таким  манером,
приписываЯ какое-либо намерение или осуществление чего-либо "моему  соседу",
мы какой-то гранью сообщались с городом. ђечь о "моем  соседе" или о  городе
всегда велась  с  глубокой серьезностью,  и  никто не  подумал бы пренебречь
званием
     "сосед",  если один  из  нас награждал  им  кого-то  даже  просто  так.
ђазумеетсЯ  (надо еще и об  этом упомЯнуть),  женщины тоже  могли быть "моим
соседом", кроме ‘ухого ‹истика; каждый мог быть "соседом" другого  или всех,
и  звание это  придавало как  бы свойство  козырной  карты, слегка волнующее
могущество,  которым приЯтно было обладать и в случае надобности бросить его
на кон. €ногда бывало даже, что мы чувствовали, будто "мой сосед" существует
где-то вне всех нас, будто вот мы, а  вот он,  подобно тому, как города, где
мы  жили, всегда были  и городами,  и городом;  предоставлЯЯ слово "соседу",
упоминаЯ о нем в письмах и при встречах, вмешиваЯ его в наши жизни, мы порой
даже вели себЯ так, как если бы он уже не был по очереди кем-то из нас, но в
некие особые часы жил сам  по  себе, глЯдЯ на нас  извне. ’огда  мы в "зоне"
поспешно наделЯли  заново званием "моего соседа"  кого-то из присутствующих,
и, уже твердо знаЯ, что ты или он "сосед" вон того  или  вон тех, мы смыкали
рЯды  вокруг  столика  в  "Љлюни"   и  насмехались  над  своими  иллюзорными
ощущениЯми;  но  со временем,  постепенно,  незаметно  длЯ  самих  себЯ,  мы
приходили  к ним снова, и из открыток ’елль или  известий от Љалака, из цепи
телефонных звонков  и передаваемых из одного адреса в другой сообщений опЯть
вырастал образ  "моего соседа", который не был никем из нас; многие сведениЯ
о городе навернЯка  исходили  от него,  никто уже не мог  вспомнить,  что их
сообщил кто-то из нас;  они каким-то образом прибавлЯлись к тому, что мы уже
знали  и пережили в  городе; мы принимали их без спора, хотЯ невозможно было
установить, кто первый их  высказал; да  это  было  неважно, все исходило от
"моего соседа", за все отвечал "мой сосед".

     …да  была дрЯннаЯ, но по крайней мере она  была перед  ним,  равно  как
четвертый  бокал охлажденного  вина,  как сигарета  меж двумЯ пальцами;  все
прочее, голоса и образы ресторана "Џолидор", доходили до него через зеркало,
и,  возможно,  поэтому или  потому, что он пил  уже  вторую половину бутылки
"сильванера", •уан  стал подозревать,  что нарушение  временного порЯдка  --
ставшее  длЯ него  очевидным  благодарЯ  покупке книги,  заказу толстЯка  за
столиком  и  призраку графини  на углу  улицы  ‚ожирар --  обретает забавную
аналогию  в самом зеркале.  ‚незапнаЯ брешь, в  которой  так четко прозвучал
заказ толстЯка  и  которую  он, •уан, тщетно старалсЯ определить в логически
понЯтных  терминах  "до"  и   "после",  странным  образом  перекликалась   с
нарушением  порЯдка чисто  оптического,  нарушением,  которое  производилось
зеркалом в понЯтиЯх "впереди" и "позади". ’ак,  голос, требовавший "кровавый
замок", шел  сзади,  а рот, произносивший эти  слова, был перед •уаном. •уан
отчетливо  помнил,  что поднЯл глаза от книги ЊишелЯ Ѓютора  и  увидел  лицо
толстЯка  как  раз  в  тот  миг,  когда  толстЯк  собиралсЯ  сделать  заказ.
ђазумеетсЯ, •уан знал, что  то, что он видит, -- это  отражение толстЯка, но
все  равно  образ-то был  перед ним,  и вот тогда возникла  в воздухе  дыра,
пролетел тихий ангел и голос донессЯ сзади; образ и голос встретились, идЯ с
противоположных  сторон,   чтобы  пересечьсЯ  в  его  внезапно  пробужденном
внимании. € именно потому, что образ был перед ним, казалось, что голос идет
сзади из какого-то очень далекого далека, такого далекого, что тут и речи не
могло  быть  о ресторане "Џолидор",  или  о  Џариже,  или о  треклЯтом  этом
сочельнике; и все это как бы перекликалось -- если можно так выразитьсЯ -- с
разными "до" и "после", в  которые Я тщетно пыталсЯ  втиснуть элементы того,
что сгущалось звездою в моем желудке. ’олько в  одном Я мог быть уверен -- в
этой  дыре, возникшей  среди гастрономического  гомона ресторана  "Џолидор",
когда зеркало  пространственное  и зеркало  временное,  встретились в  точке
нестерпимой мгновенной реальности, чтобы затем оставить  менЯ наедине с моим
жалким хитроумием, со всеми этими "до", и "позади", и "перед", и "после".
     —уть позже, ощущаЯ  привкус гущи дурно сваренного кофе, •уан отправилсЯ
под моросЯщим дождем к кварталу, где расположен пантеон; по пути он покурил,
укрывшись в  подъезде; опьЯнев от "сильванера" и усталости,  с  затуманенной
головой,  он   еще  пыталсЯ  воскресить  происшедшее,   которое  все  больше
превращалось в слова, в искусные комбинации воспоминаний и обстоЯтельств, --
знаЯ, что в эту же  ночь  или  завтра в "зоне" все,  что он расскажет, будет
непоправимым   искажением,   будет    упорЯдочено,   представлено   в   виде
развлекательной  загадки,  шарады в  лицах, черепахи,  которую  вынимают  из
кармана, как  порою  "мой сосед"  вынимает из  кармана  улитку  Ћсвальда,  к
радости ‘ухого ‹истика и ’елль: идиотские забавы, жизнь.
     €з  всего этого  оставалась  ќлен  --  как  всегда,  ее холоднаЯ тень в
глубине  подъезда, куда Я укрылсЯ  от  дождЯ, чтобы покурить.  …е  холоднаЯ,
отчужденнаЯ, неотвратимаЯ, враждебнаЯ тень.  € еще  раз, и всегда: холоднаЯ,
отчужденнаЯ, неотвратимаЯ, враждебнаЯ. ‡ачем ты сюда Явилась?  ’ы  не вправе
быть среди карт этой колоды, не  ты ждала менЯ на углу улицы ‚ожирар. Џочему
ты так  упорно  лепишьсЯ  ко мне, почему Я должен слышать опЯть твой  голос,
твои слова  о  юноше, умершем на операционном  столе, о спрЯтанной  в  шкафу
кукле? Џочему ты опЯть плакала, ненавидЯ менЯ?
     џ  продолжил  свою  одинокую прогулку и  помню,  что в какой-то  момент
поддалсЯ желанию пойти к каналу  ‘ен-Њартен, просто уступаЯ тоске, чувствуЯ,
что там твоЯ маленькаЯ тень станет  менее враждебной  --  может, потому, что
однажды  ты согласилась пройтись со мною вдоль канала и Я под каждым фонарем
видел,  как на миг сверкала  на твоей груди  брошь с василиском.  “гнетенный
этой ночью, рестораном "Џолидор", ощущением  удара  в живот,  Я, как всегда,
покорилсЯ  инерции:  утром снова начнетсЯ жизнь,  glory halleluyah. ЉажетсЯ,
именно тогда у  менЯ, сморенного усталостью, возникло смутное понимание, что
Я билсЯ  негодным оружием,  пытаЯсь  что-то  понЯть перед зеркалом ресторана
"Џолидор", и Я догадалсЯ, почему твоЯ тень была все времЯ тут рЯдом, кружила
возле менЯ, подобно  призракам у магического  круга,  стремЯсь проникнуть  в
этот  эпизод, стать каждым когтем ударившей менЯ лапы. ‚озможно, что в  этот
момент,  в конце  нескончаемой  прогулки, Я и увидел  силуэт фрау  Њарты  на
барже, бесшумно скользившей по  воде, похожей на ртуть; и хотЯ это произошло
в городе, в конце бесконечной погони, мне уже не казалось невероЯтным, что Я
вижу фрау Њарту в этот  сочельник в Џариже на канале, который не был каналом
города. џ проснулсЯ (надо дать каналу название, ќлен) засветло  на скамье; и
опЯть мне было очень  легко найти убедительное объЯснение: то был сон, в нем
смешались разные пласты времени, в  нем ты -- в эту минуту, наверно, спЯщаЯ,
в одинокой своей квартире  на улице ћге,  -- была со мною, в нем  Я ЯвилсЯ в
"зону", чтобы рассказать обо  всем друзьЯм,  и  в нем же  Я  немного  раньше
поужинал, как на поминальном пиру, среди гирлЯнд, русских букв и вампиров.

     ‚хожу Я вечером в мой город, Я спускаюсь в мой город,
     где кто-то ждет менЯ, а кто-то избегает и где надо уйти
     от страшного свиданьЯ, от чего-то, чему нет имени,
     от встречи с пальцами, с кусками плоти в шкафу,
     с душем, которого никак не найдешь, а в моем городе
     есть много душей,
     есть канал, прорезающий мой город посередине,
     и большие корабли без мачт проплывают в нестерпимой
     тишине,
     они идут в порт, который Я знаю, но, возвратЯсь,
     забываю,
     в порт, совсем непохожий на мой город,
     где никто не всходит на корабль, где остаютсЯ навсегда,
     хотЯ корабли плывут мимо и на гладкой палубе кто-то
     стоит и смотрит на мой город.
     ‚хожу, сам не знаю как, в мой город, а порой, иными
     вечерами,
     иду по улицам вдоль домов и знаю, что это не мой город,
     мой город Я узнаю по притаившемусЯ ожиданью,
     по чему-то, что еще не страх, но похоже на страх, и его
     сосущую жуть, и, если это мой город,
     Я знаю, что сперва будет рынок с торговыми рЯдами и
     с фруктовыми лотками,
     блестЯщие рельсы трамваЯ, уходЯщего куда-то вдаль,
     туда, где Я был юн, но это было не в моем городе,
     а в квартале вроде
     Ћнсе в Ѓуэнос-Ђйресе; там запах коллегии,
     спокойные стены и белаЯ кенотафиЯ, улица „вадцать
     —етвертого ЌоЯбрЯ,
     где, может быть, нет кенотафий, но она есть в моем
     городе, когда приходит его ночь.

     ‚хожу через рынок, где сгущаетсЯ роса предвестьЯ,
     пока еще безразличного, благодушно грозного, там на
     менЯ смотрЯт торговки фруктами,
     они зовут на свидание, возбуждают желание, и мне надо
     идти туда, где скорбь и тлен,
     тлен -- вот тайный ключ к моему городу, мерзкое
     производство воскового жасмина,
     вот извилистаЯ улица, ведущаЯ менЯ на встречу
     с неведомым,
     лица рыбачек, неглЯдЯщие их глаза и вызов
     на свидание,
     и потом отель, на одну эту ночь, а завтра
     или когда-то потом будет другой,
     мой город -- это бесчисленные отели и всегда один и
     тот же отель,
     тропические веранды с тростниковыми стенками
     и жалюзи и москитные сетки и запах
     корицы и шафрана,
     номера идут один за другим, и во всех светлые обои,
     плетеные кресла,
     и вентилЯторы на фоне розового неба,
     и двери, никуда не ведущие,
     нет, ведущие в другие номера, где еще вентилЯторы
     и еще двери,
     все это -- тайные ступени, ведущие к свиданию, и надо
     входить и идти по безлюдному отелю,
     а то вдруг лифт, в моем городе столько лифтов, почти
     всегда есть лифт,
     в котором страх уже начинает сгущатьсЯ, но иногда
     лифт бывает пуст,
     когда тебе хуже всего, лифты пусты, и Я должен
     подыматьсЯ бесконечно,
     пока не прекратитсЯ подъем и лифт не заскользит
     горизонтально,
     в моем городе лифты похожи на стеклЯнные клетки и
     движутсЯ зигзагами,
     проезжают по крытым мостам меж двумЯ зданиЯми, и
     внизу открываетсЯ город и все сильней кружитсЯ голова,
     потому что мне снова надо войти в этот отель или в
     нежилые галереи чего-то,
     что уже не отель, но огромный ангар, куда ведут
     все лифты, и двери, и все галереи,
     и надо выйти из лифта и искать душ или клозет,
     потому что так надо, без объЯснений, потому что
     свиданье -- это душ или клозет,
     а вовсе не свиданье,
     ищи счастьЯ в одних трусах, с мылом и расческой,
     но всегда нет полотенца, надо искать полотенце и клозет,
     мой город -- это бесчисленные грЯзные клозеты,
     и дверца у них с глазком,
     но без задвижки, там вонЯет аммиаком, и душ
     тоже в этом огромном сарае с замызганным полом,
     и всегда там полно людей, людей без лиц,
     но они там,
     они в душевых, они в клозетах, где тоже почему-то есть
     душ,
     где Я должен мытьсЯ, но нет полотенец и некуда
     положить расческу и мыло, негде оставить одежду,
     а ведь иногда
     Я бываю в городе одетый, и после душа надо идти
     на свиданье,
     Я пойду по улице с высокими тротуарами, такаЯ улица
     есть в моем городе,
     и выходит она на пустырь, удалЯЯ менЯ от канала и от
     трамваев,
     и вот Я иду по ее тротуарам из оббитых кирпичей, вдоль
     плетеных оград,
     там все встречные враждебны, лошади -- призраки и
     слышитсЯ запах беды.

     Ђ не то возьму и пойду по моему городу, и зайду
     в отель
     или выйду из отелЯ, и попаду в место,
     где всюду клозеты, загаженные мочой
     и экскрементами,
     или буду там с тобой, любовь моЯ, бывало же, что Я
     спускалсЯ в мой город с тобою
     и в трамвае, набитом чужими, безликими пассажирами,
     вдруг понимал,
     что надвигаетсЯ ужасное, что нагрЯнет †уть, и мне
     хотелось
     прижать тебЯ к себе, уберечь от страха,
     но столько тел разделЯло нас, и когда, топчась
     и толкаЯсь, тебЯ вынуждали сойти,
     Я не мог последовать за тобой, Я боролсЯ с коварно
     резиновыми фалдами и лицами,
     с бесстрастным кондуктором, с бегом трамваЯ
     и его звонками,
     пока на каком-то углу не вырвусь, и, соскочив,
     оказывалсЯ на сумеречной площади.
     Ћ, знать, что ты кричала, кричала, заблудилась в моем
     городе, была так близко и недостижимо,
     навек заблудившись в моем городе, вот это
     и была †уть, было то самое свиданье,
     роковое то свиданье -- мы навек были разлучены в моем
     городе, где
     длЯ тебЯ, конечно, не будет ни отелей, ни лифтов, ни
     душей, лишь ужас, что ты одна, и вот кто-то
     молча приближаетсЯ к тебе и кладет тебе на губы
     бледный палец.

     €ли еще вариант -- Я стою и смотрю на мой город
     с борта
     кораблЯ без мачт, плывущего по каналу; мертваЯ тишина
     и мерное скольжение к чему-то, чего мы никогда не
     достигнем,
     ибо в какой-то миг корабль исчезает, а вокруг лишь
     перрон да запоздавшие поезда,
     забытые чемоданы, бесчисленные пути
     и неподвижные поезда, которые вдруг трогаютсЯ, и вот
     это уже не перрон,
     а надо идти по путЯм, чтобы найти свой поезд,
     и чемоданы затерЯлись,
     и никто ничего не знает, кругом пахнет углем
     и униформой бесстрастных кондукторов,
     пока наконец заберешьсЯ в отправлЯющийсЯ вагон
     и пойдешь по поезду, которому нет конца,
     где пассажиры спЯт, сгрудЯсь в купе с потертыми
     сиденьЯми,
     с темными шторками и запахом пыли и пива,
     и надо идти в хвост поезда, ведь где-то там надо
     встретитьсЯ
     неизвестно с кем, свиданье назначено с кем-то
     неизвестным, и чемоданы потерЯлись,
     и ты тоже иногда бываешь на станции, но твой поезд --
     это другой поезд, твоЯ †уть -- другаЯ †уть, и мы не
     встретимсЯ, любовь моЯ,
     Я снова потерЯю тебЯ в трамвае или в поезде, Я побегу
     в одних трусах
     среди людей, толпЯщихсЯ или спЯщих в купе, где
     фиолетовый свет
     обдает пыльные шторки, занавеси, скрывающие мой
     город.

     ќлен,  если бы  Я сказал им,  ждущим (потому  что они здесь ждут, чтобы
кто-то начал рассказывать, да по порЯдку), если бы  Я им сказал, что все, по
сути, сводитсЯ к  тому  местечку на  камине у менЯ в Џариже, между маленькой
статуэткой  работы  Њарраста  и   пепельницей,  тому   местечку,  которое  Я
приберегал,  чтобы положить там твое письмо, тобою так и не написанное. …сли
бы Я  рассказал им  про угол улицы ќстрапад, где Я  ждал тебЯ в полночь  под
дождем,  ронЯЯ  один за  другим  окурки в  грЯзную лужу с  мерцающей звездой
плевка. Ќо рассказывать,  сама знаешь, означало бы  наводить  порЯдок, вроде
того  как из  птицы  делают  чучело, и в  "зоне"  тоже  это  знают, и первым
улыбнулсЯ бы мой сосед, и зевнул  бы первым  Џоланко, да  и ты, ќлен,  когда
вместо  твоего  имени  Я  стал  бы  выпускать колечки дыма  или описательные
обороты. ‚идишь ли, до самого финала Я не смогу  согласитьсЯ, что все должно
было  произойти  так, до  самого  финала  Я лучше буду называть  фрау Њарту,
котораЯ ведет менЯ  за  руку по Ѓлютгассе, где  в мглистом тумане еще маЯчит
дворец  графини,  Я  буду упорно подменЯть девушку  из  Џарижа  девушкой  из
‹ондона,  одно  лицо  другим, и  когда  почувствую  себЯ  припертым  к  краю
неизбежного твоего имени  (ведь ты все времЯ будешь тут, чтобы вынудить менЯ
назвать его, чтобы наказать себЯ и отомстить за себЯ на мне и  мною), у менЯ
еще  останетсЯ выход  -- можно  поиграть  с ’елль,  повоображать  меж  двумЯ
глотками сливовицы, что все произошло вне "зоны", в городе, если тебе угодно
(но там может  быть  хуже, там могут  тебЯ  убить), и, кроме того, там будут
друзьЯ, будут Љалак  и Џоланко,  они будут забавлЯтьсЯ лодками и лютнистами,
это будет общаЯ ночь, ночь по ею сторону, ночь-покровительница с газетами, и
с ’елль, и с гринвичским временем.
     ќлен, вчера Я получил из €талии вполне обычную цветную открытку с видом
Ѓари.  Ќо если повернуть ее  вверх ногами  и смотреть прищурив глаза, то эти
соты с тысЯчами сверкающих  Ячеек  и каймой  морЯ вверху кажутсЯ абстрактной
картинкой удивительной тонкости.  џ  взЯл  и отрезал  ту  ее  часть,  где не
выделЯлись  ни примечательные зданиЯ,  ни знаменитые шириной проспекты;  так
она и стоит, прислоненнаЯ к стакану с моими карандашами и трубками. џ смотрю
на нее,  и передо мной вовсе не  итальЯнский город,  а кропотливо выписанное
нагромождение  крошечных  Ячеек, розовых и  зеленых,  белых и голубых, и это
утолЯет  жажду  чистой красоты.  Џонимаешь ли, ќлен, Я мог бы описывать  мой
Ѓари, перевернутый вверх ногами и обрезанный, увиденный в другом масштабе, с
другой  ступеньки,  и тогда  зеленое пЯтнышко, оттенЯющее  весь верхний план
моей маленькой картонной драгоценности, прислоненной к стакану, зеленое  это
пЯтнышко,  которое (и  мы  могли бы  это  установить,  потратив  два  часа в
самолете плюс сколько-то там в такси) ЯвлЯетсЯ домом  номер  такой-то  улицы
такой-то, где  живут мужчины  и женщины  с такими-то  именами,  так вот, это
зеленое  пЯтнышко обретает другое  значение, Я  могу  говорить о  нем как  о
чем-то существующем длЯ менЯ, отвлекаЯсь от дома и его обитателей. € когда Я
примерЯю себЯ к  тебе, ќлен, мне кажетсЯ, что ты  извечно  была длЯ менЯ как
это крошечное зеленое пЯтнышко на  моем обрезке открытки --  Я могу показать
его Ќиколь, или ‘елии, или Њаррасту, могу показать тебе, когда мы встретимсЯ
за столиком  в "Љлюни" и заговорим  о  городе,  о поездках,  среди шуток,  и
анекдотов,  и  эволюции  улитки  Ћсвальда,  тихонько прЯчущейсЯ на ладони  у
‘ухого ‹истика. Ђ под  этим скрыт  страх, отказ согласитьсЯ с тем, что нынче
вечером  швырнули мне  в  лицо  ресторанное зеркало,  толстЯк  за  столиком,
раскрытаЯ наугад  книжка да запах сырости из  подъезда.  Ќо  теперь выслушай
менЯ, хотЯ бы ты и  спала  сейчас одна в  своей квартире на  улице Љле, ведь
молчание -- это тоже предательство. „о самого финала Я буду  думать, что мог
ошибитьсЯ,  что улики, которые пЯтнают тебЯ в  моих  глазах, от которых менЯ
тошнит каждое  утро этой жизни, мне  опостылевшей, порождены, возможно, тем,
что Я не сумел отыскать истинный порЯдок  и что ты сама,  ќлен,  никогда  не
понимала, что происходит,  не понимала смерти юноши  в клинике, куклы  месье
Ћкса, плача  ‘елии, что  ты просто  неверно  раскинула карты,  выдумала себе
такое  их  расположение, которое  напророчило  тебе  быть  тем,  чем  ты  не
ЯвлЯешьсЯ, тем, во что  Я до сих пор упорно отказываюсь  верить. € если бы Я
промолчал,  это  было  бы  предательством, никуда  ведь не  денешьсЯ,  карты
налицо, как кукла в твоем шкафу или вмЯтина от моего тела в твоей постели, и
Я попробую раскинуть их по-своему раз и еще раз, пока не придет уверенность,
что комбинациЯ неуклонно  повторЯетсЯ, или пока наконец не увижу тебЯ такой,
какой  хотел бы  встретить  в  городе  или в "зоне"  (твои  открытые глаза в
комнате города, твои непомерно открытые, не глЯдЯщие на менЯ глаза); и тогда
молчать  было бы подло, ты и Я слишком хорошо знаем о существовании чего-то,
что не есть мы и что играет этими картами, в которых мы то ли  трефы,  то ли
черви,  но  уж  никак  не  тасующие  их  и  раскладывающие  руки,  --  такаЯ
умопомрачительнаЯ игра,  в которой нам дано  лишь узнавать нашу  судьбу, как
она ткетсЯ или распускаетсЯ с  каждым ходом, узнавать,  какаЯ фигура идет до
нас  или  после, в  каком наборе рука  выкладывает  нас противнику, узнавать
борьбу  взаимоисключающих  жребиев, котораЯ определЯет  нашу  позицию и наши
отказы.  Џрости менЯ за этот Язык, иначе сказать не могу.  …сли бы ты сейчас
менЯ слушала, ты  бы  согласилась, кивнув с тем  серьезным выражением  лица,
которое  иногда делает тебЯ чуть более  близкой легкомыслию рассказчика. Ђх,
уступить  этому  непрерывно  менЯющемусЯ  сплетению сетей, покорно  войти  в
колоду, подчинитьсЯ тому,  что нас  тасует  и  распределЯет, какой  соблазн,
ќлен, как  приЯтно колыхатьсЯ, лежа  на спине  в спокойном  море! ‚зглЯни на
‘елию,  взглЯни  на Ћстина,  на эту пару  зимородков, колышущихсЯ  на волнах
непротивлениЯ по воле судьбы. ‚зглЯни на беднЯжку Ќиколь, котораЯ следует за
моей  тенью, умолЯюще  сложив руки. Ќо Я  слишком  хорошо знаю, что длЯ тебЯ
жить означает сопротивлЯтьсЯ, что ты  никогда не признавала подчинениЯ; хотЯ
бы поэтому --  уже не говорЯ обо мне или многих других, игравших в эти игры,
-- Я заставлЯю себЯ быть тем, кого ты не  станешь слушать или будешь слушать
с иронией и этим окончательно побудишь менЯ говорить. ’ы же видишь, Я говорю
не длЯ  других,  хотЯ другие  слушают менЯ;  если хочешь, скажи  мне, что  Я
продолжаю играть словами, что Я тоже тасую их и  бросаю на  стол.  ‚ладычица
сердец,  посмейсЯ  надо мною еще раз. ‘кажи: Я не могла  этому помешать, это
было безвкусно, как вышитое сердце. џ все равно буду искать подступов, ќлен,
на  каждом  углу  буду  спрашивать направление,  Я  учту  все  -- площадь  с
трамваЯми, Ќиколь, брошь, котораЯ  была  на тебе в ночь  канала  ‘ен-Њартен,
куклы месье Ћкса, призрак фрау Њарты на Ѓлютгассе, важное  и неважное, Я все
перетасую снова, чтобы найти тебЯ такой, какой хочу, -- перетасую и случайно
купленную книжку, гирлЯнду  лампочек, даже глыбу антрацита,  которую Њарраст
искал   на   севере  Ђнглии,  глыбу  антрацита  длЯ  статуи  ‚ерцингеторига,
заказанной и наполовину оплаченной муниципалитетом ЂркейлЯ13, к  превеликому
огорчению благомыслЯщих горожан.

     "…ще не все кончено, -- подумал мой  сосед, -- не  все кончено, если он
способен на минуту отвлечьсЯ от дифирамбов и  гаданий и вспомнить о таких, к
примеру, вещах, как глыба  антрацита.  Ќет,  он еще  не  совсем  погиб, если
способен помнить о глыбе антрацита".
     -- Њы ждем,  че, -- сказал мой сосед. -- —то  произошло в ресторане, мы
уже знаем, если там действительно что-то произошло. Ђ потом?
     -- “ж, наверно,  дождик был что надо, -- сказал Џоланко. -- ’ак  всегда
бывает, когда ты...
     -- Љогда ты -- что? -- спросила ‘елиЯ.
     Џоланко посмотрел на ‘елию и грустно покачал головой.
     --  ќто  со  всеми  бывает,  --  утешила его ‘елиЯ.  --  €звестно,  вид
парамнезии.
     --  Ѓисбис,  бисбис,  --  сказала  ‘ухой  ‹истик,  которую  чрезвычайно
возбуждали научные термины.
     -- Џомолчи-ка, дочушка, -- сказал ‘елии  Џоланко. -- „авай не будем ему
мешать, не  будем затыкать  бутылку, жажда предшествует  ее  утолению и куда
похвальнее сытости. Љонечно, по существу ты права, потому что когда этот тип
начинает восторгатьсЯ своими сгустками или как их там, это уж он заливает.
     ќлен молчала, не  спеша затЯгиваЯсь  сигаретой, внимательнаЯ и далекаЯ,
как всегда, когда Я говорил. џ ни разу ее не упомЯнул (в конце концов, что Я
им  такое наплел, какую странную  мешанину из  зеркал и "сильванера",  чтобы
позабавить их в сочельник?), однако она будто знала, что речь идет о ней, и,
пока  Я говорил, прЯталась  за своей сигаретой или  за случайным замечанием,
обращенным к ’елль или к Њаррасту, вежливо прислушиваЯсь к рассказу. Ѓыли бы
мы с нею одни, она, думаю, сказала бы мне:  "џ не отвечаю  за образ, который
тебЯ  преследует".  ‘казала бы без  улыбки,  но  почти любезно.  "…сли  бы Я
случайно  увидела  тебЯ во  сне,  ты бы за это не отвечал", --  могла бы мне
сказать ќлен. "Ќо это был  не сон, --  ответил бы Я ей,  -- и вдобавок Я  не
уверен,  имела  ли ты к этому  отношение, или же  Я  приплел  тебЯ по своему
обыкновению, по глупой привычке". ‚ообразить такой диалог было нетрудно, но,
окажись Я наедине с ќлен, она бы  мне этого не сказала, ничего, вероЯтно бы,
не  сказала, как всегда, внимательнаЯ  и далекаЯ; и Я еще раз приплетал ее в
своем воображении, не имеЯ на то права, в виде утешениЯ за такую далекость и
молчание. Ќам с ќлен уже нечего  было сказать друг  другу, хотЯ было сказано
так мало.  Џочему-то  -- но  от  нас обоих ускользнуло почему, впрочем, это,
возможно, и  проЯснилось  тем,  что  произошло  нынче  вечером  в  ресторане
"Џолидор", --  мы с нею  уже не совпадали  ни в "зоне", ни в городе, хотЯ  и
встретились за  столиком  в  "Љлюни"  и  беседовали  с друзьЯми,  а  иногда,
коротко,  и  друг  с  другом.  ’олько Я  надеЯлсЯ,  а  ќлен  просто  сидела,
внимательнаЯ и далекаЯ. …сли где-то на последнем рубеже моей честности ќлен,
и графинЯ, и фрау Њарта сливались длЯ менЯ в один ужасающий образ, то  разве
ќлен не говорила мне прежде -- или не скажет потом, будто  Я не знал этого с
самого начала, не знал всегда, -- что единственный образ, в котором Я живу в
ее сознании, --  это  образ человека, умершего в  клинике?  Њы  обменивались
видениЯми, метафорами или снами;  до или после  мы  оставались каждый сам по
себе, вечер за вечером переглЯдываЯсь поверх чашечек с кофе.

     € раз уж зашел разговор о снах, так когда  на наших дикарей найдет стих
толковать о  коллективных снах --  нечто аналогичное  городу,  но  тщательно
отделЯемое, потому что никто не подумает смешивать город со снами, вроде как
жизнь с игрой, -- они впадают в ребЯчливость, длЯ людей серьезных прЯмо-таки
отталкивающую.
     Ќачинает  почти всегда  Џоланко: слушайте, мне снилось,  что  Я стою на
площади и вдруг вижу на земле сердце. Џоднимаю его, а  оно бьетсЯ, это  было
человеческое  сердце, и оно билось,  тогда Я понес его к фонтану, отмыл, как
мог, -- оно было все в  пыли  и с  налипшими листьЯми -- и пошел сдать его в
полицию на улице ‹'Ђббе. ‚се было совершенно не так, говорит Њарраст. ’ы его
помыл,  но потом без всЯкого  почтениЯ завернул  в старую газету  и сунул  в
карман пиджака. Љак  он мог сунуть его в карман пиджака, если он был в одной
сорочке? Ќет, Я был  в пиджаке, говорит Џоланко, и отнес сердце в полицию, и
мне выдали квитанцию, и это было самое необычайное  в моем сне. Ќет, ты  его
не  отнес, говорит  ’елль, мы видели,  как ты  входил к себе в дом и  прЯтал
сердце в стенной шкаф, в тот, на котором висит золотой  замок.  Ћ да, только
вообразить, Џоланко с золотым замком, нахально  смеетсЯ Љалак.  Ќет, Я отнес
сердце в полицию,  говорит Џоланко.  ‹адно уж,  соглашаетсЯ Ќиколь, наверно,
это было второе сердце, мы же  все знаем,  что ты их нашел  по  крайней мере
два. Ѓисбис, бисбис, говорит ‘ухой ‹истик. ’еперь, когда Я  подумал, говорит
Џоланко, Я вспоминаю, что, кажетсЯ, нашел их около двадцати. Ћ господи боже,
Я  же забыл о второй половине  сна!  ’ы  нашел их на площади Њобер под кучей
мусора, говорит мой сосед, Я видел тебЯ из кафе "Њатросы". „а, и все бились,
с восторгом говорит Џоланко. џ нашел двадцать сердец, а с тем,  что отнес  в
полицию, двадцать одно, и  все бились как  сумасшедшие. ’ы  не отнес  его  в
полицию, говорит  ’елль,  Я  видела,  как ты прЯтал  его в  шкаф. ‚о  всЯком
случае, оно билось, допускает мой сосед. Њожет, и так, говорит ’елль, билось
оно или нет, мне наплевать. Ќет, женщины неподражаемы, говорит Њарраст,  им,
представьте, все  равно, бьетсЯ сердце  или  нет, они  видЯт  только золотой
замок. Ќе  будь женоненавистником, говорит мой сосед.  ‚есь город был  усеЯн
сердцами,  говорит Џоланко, Я очень хорошо помню, удивительное было дело.  €
подумать, что Я сначала вспомнил только об одном  сердце. ‘  чего-то же надо
начать, говорит •уан. € все бились,  говорит  Џоланко.  € на что это им надо
было, говорит ’елль.

     Џочему доктор „аниэл ‹айсонс, „. ѓ. Џ., „. Њ.14, держал в  руке стебель
hermodactylus tuberosis?15 Џервое, что сделал  Њарраст  -- не зрЯ же  он был
французом, --  он обследовал поверхность портрета (написанного в трудные дни
’илли  Љеттлом)  в  поисках  объЯснениЯ  научного,  зашифрованного  или даже
масонского; затем он обратилсЯ к каталогу €нститута Љуртолда, но тот коварно
сообщал лишь  название  растениЯ.  ‚озможно,  во  времена  доктора  ‹айсонса
мЯгчительные  или отвлекающие свойства  hermodactylus tuberosis  оправдывали
изображение его в руках „.ѓ.Џ., „.Њ., но уверенности не было, и за неимением
лучшего занЯтиЯ в те дни Њарраст заинтересовалсЯ этой проблемой.
     ‚торое, что его  тогда занимало, было объЯвление в "Ќью-стейтсмен", где
в   квадратной  рамке   микроскопически   значилось:  Are   you   sensitive,
intelligent, anxious or a  little lonely? Neurotics  Anonymous are a lively,
mixed group  who believe that the individual is unique.  Details s.a.e., Box
8662 16. Ќачалось все с того, что Њарраст задумалсЯ над  этим объЯвлением  в
полумраке  номера  в  "ѓрешамотеле". ‚озле  окна, почти полностью  закрытого
шторой,  чтобы  избавитьсЯ  от  мерзких  силуэтов  домов на  противоположной
стороне Ѓедфорд-авеню, а  главное,  от шума  автобусов  52, 52Ђ, 895  и 678,
Ќиколь усердно  рисовала  гномов на плотной бумаге типа  "кансон" и времЯ от
времени обдувала кисточки.
     --  Ќет, отказываюсь, -- сказал Њарраст, внимательно изучив объЯвление.
--  џ, как и они, считаю себЯ чувствительным, робким и немного  одиноким, но
факт, что  Я не  умен, раз  мне никак не удаетсЯ уловить  свЯзь  между этими
качествами  и заЯвлением, что  "Ђнонимные невротики" полагают индивидуальное
единственным в своем роде.
     -- Ћ,  -- сказала Ќиколь,  видимо слушавшаЯ не слишком  внимательно, --
’елль говорит, что многие из этих объЯвлений зашифрованы.
     -- Љак, по-твоему, получилсЯ бы из менЯ порЯдочный анонимный невротик?
     -- Ћ  да,  Map,  -- сказала Ќиколь,  улыбаЯсь ему, словно  издалека,  и
подбираЯ нужную краску длЯ колпачка второго гнома слева.
     Њарраст с минуту  поколебалсЯ, выбросить ли газету или  запросить,  как
предлагалось, о  подробностЯх, но в конце концов  решил, что вопрос о стебле
hermodactylus  tuberosis более  интересен, и он объединил два этих предмета,
адресовав  на  почтовый  Ящик 8662  краткое письмецо  о том, что  "Ђнонимные
невротики" были бы гораздо полезней длЯ общества и, главное, длЯ самих себЯ,
если  бы оставили в покое свои единственные в своем роде индивидуальности, и
направились   бы  в  зал  номер   два  (следовало  указание  местонахождениЯ
портрета), и  попытались бы разрешить загадку изображенного растениЯ. Џисьмо
он послал анонимно, что казалось ему в высшей степени логичным, хотЯ Љалак и
Џоланко  не преминули ему заметить,  что его  фамилиЯ  происходила  из мест,
лежащих  слишком  далеко  за white cliffs17  „увра, чтобы  привлечь внимание
чувствительных и робких невротиков. „ни в  ‹ондоне  проходили длЯ Њарраста в
подобных развлечениЯх, потому что после первых нудных демаршей ему ужасно не
хотелось заниматьсЯ глыбой антрацита, а, возвратЯсь во ”ранцию, он  сразу же
должен  был  приступить  к  созданию  статуи  воображаемого  ‚ерцингеторига,
наполовину  уже  оплаченной  муниципалитетом   ЂркейлЯ,  но  которую   из-за
отсутствиЯ   подходЯщего  куска  антрацита  он   не  мог  начать.   ‚се  это
откладывалось  на потом, на будущее, о котором он мало  думал; было  приЯтно
бродить  по  ‹ондону,  почти  всегда  в  одиночестве,  хотЯ  иногда и Ќиколь
выходила с ним, и они молча, изредка обмениваЯсь вежливыми репликами, шли по
‚ест-ќнду или к конечной остановке какого-нибудь автобуса и садились в него,
даже не  взглЯнув  на номер. ‚  эти  дни Њаррасту было трудно  оторватьсЯ от
любого  места,  любого столика  в  кафе,  любой картины в  музее,  и  когда,
вернувшись  в  отель,  он  заставал Ќиколь все так же  рисующей  гномов  длЯ
какой-то  детской книжки  -- причем выходить с ним  она отказывалась  или же
выходила из  чистого милосердиЯ, -- ежедневное повторение все тех же заранее
известных  фраз,  тех же улыбок при тех же  поворотах  разговора, весь  этот
банальный и вместе с тем полный  гнетущей тоски  словесный хлам, к  которому
сводилась его речь,  внушал  ему  смутный ужас. ’огда  он отправлЯлсЯ к двум
аргентинцам, поселившимсЯ в отеле по  соседству, или проводил послеобеденное
времЯ в каком-нибудь музее или за чтением газет в парке, вырезаЯ объЯвлениЯ,
чтобы  что-то  делать,  чтобы  постепенно привыкать  к  тому,  что Ќиколь не
спросит его, где он был, что она только поднимет глаза от гномов и улыбнетсЯ
ему  прежней улыбкой,  но  не больше, пустой  улыбкой, привычкой к улыбке, в
которой, возможно, притаилась жалость.
     ’ак минуло четыре или пЯть дней, но вот однажды утром он снова пришел в
€нститут Љуртолда, где его уже считали тронувшимсЯ, потому что он бесконечно
долго стоЯл перед портретом доктора „аниэла ‹айсонса  и почти  не глЯдел  на
"’е  рериоа"  ѓогена.  ‘ловно мимоходом он спросил  у наименее  чопорного из
смотрителей, нет ли в кармане  ’илли  Љеттла чего-то  особо примечательного,
что  ему,  жалкому французу,  хотЯ  и скульптору,  не  известно.  ‘мотритель
взглЯнул на него  с легким  удивлением  и удостоил ответа, сказав, что и сам
он, подумав, недоумевает,  почему  в  эти дни  множество  посетителей упорно
разглЯдывают  этот портрет, впрочем,  судЯ по их лицам и замечаниЯм, видимо,
без  особых  результатов.  ‘амой  рьЯной оказалась одна  дама,  ЯвившаЯсЯ  с
толстенным ботаническим трактатом, чтобы проверить название растениЯ,  и так
громко щелкавшаЯ  Языком,  что это переполошило  тех,  кто  стоЯл  у  других
картин. ‘мотрителей беспокоит непонЯтный интерес  к картине, до  сих  пор не
вызывавшей скоплениЯ зрителей, и  они  уже сообщили об этом директору (весть
эта  вызвала у Њарраста плохо  скрытое веселье),  на днЯх, видите  ли,  ждут
инспектора  из  дирекции  музеев,  и  ведетсЯ скрытый  учет  посетителей.  ‘
деланным равнодушием Њарраст сумел  выведать, что  портрет  доктора ‹айсонса
привлек в  эту неделю больше публики, чем "Bar des "Folies-Bergeres"18 Њане,
ЯвлЯвшийсЯ  в  некотором роде  „жокондой  их €нститута.  Ќе  оставалось  уже
никаких сомнений, что  у анонимных  невротиков были затронуты самые глубокие
струны их чувствительности, их ума, их робости и их некоторого одиночества и
что посланный  по  почте энергичный удар хлыста оторвал их от самосожалениЯ,
столь заметного в их рекламе, дабы устремить к деЯтельности, о целЯх которой
никто из них, даже сам зачинщик, не имел ни малейшего понЯтиЯ.
     Ќи малейшего понЯтиЯ. Џожалуй, не совсем так. Џотому что Њарраст был из
тех, кто  стремитсЯ понЯть, усложнЯЯ  (а по  его  мнению, провоцируЯ),  либо
усложнЯть,  понимаЯ  (по  мнению его,  а может,  и других,  так  как  всЯкое
понимание "множит"), и эта преимущественно французскаЯ его склонность  часто
обсуждалась  •уаном,  Љалаком  или  моим  соседом,  людьми,  с  которыми  он
встречалсЯ  в  Џариже и которые  спорили обо  всем  с  тем  упрЯмством,  что
порождаетсЯ  витающим  в  атмосфере  кафе  ощущением  некой  дипломатической
неприкосновенности,  интеллектуальной  и  моральной вседозволен-ности. “же в
эти  лондонские дни  Љалак  и Џоланко  выразили  сомнение  в  плодотворности
спровоцированных Њаррастом общений, и, наверное,  кое в чем  наши два дикарЯ
из  пампы  были   правы,  ибо   стебель  hermodactylus  tuberosis  продолжал
оставатьсЯ столь же  загадочным, как  и прежде. Ќо  стебель был лишь поводом
вырватьсЯ из круга,  внутри которого  Ќиколь  рисовала  гномов или ходила  с
Њаррастом  по  улицам,  причем он  знал,  что в  конце концов  --  который и
концом-то не  будет -- опЯть  будут гномы  и  молчание, изредка  прерываемое
вежливыми,  нейтральными фразами по поводу какой-нибудь торговой витрины или
фильма.  Њарраста не  слишком тешило, что анонимные невротики получили повод
выйти на  времЯ из  своих кругов, но  то, что он расковал  эту деЯтельность,
было как бы временной компенсацией, помогавшей  меньше ощущать замкнутость в
собственном  круге.  "ЋпьЯнение  могуществом",  --  сказал  он себе,  бросаЯ
последний взглЯд на портрет доктора  ‹айсонса. "Ђх, утешение  длЯ  идиотов".
Џри всем том его диалог со смотрителем представлЯл совершенный стереотип, не
мешаЯ одновременно и думать о своем. ‚се-таки это странно  (ђазумеетсЯ, сэр,
раньше никто на него не смотрел / Ђ теперь вдруг такое... / ќто началось днЯ
три тому и все продолжаетсЯ / Ќо Я не вижу, чтобы сейчас кто-нибудь особенно
им интересовалсЯ  /  …ще  рано,  сэр,  народ собираетсЯ часов  с  трех /  џ,
например, не нахожу в этом портрете ничего примечательного / ’акже и Я, сэр,
но  это  вещь музейнаЯ  / Ћ  да,  конечно  / Џортрет восемнадцатого  века  /
(„евЯтнадцатого) /  Ќу Ясно / „а-да, сэр / —то ж, мне  пора / Ћчень приЯтно,
сэр /
     ‚ дни между вторником и субботой беседа несколько варьировалась.
     Ѓыло всего около одиннадцати, а Ќиколь просила его дать ей закончить до
обеда один из листов, поэтому  у  Њарраста осталось времени с избытком, и он
смог встретитьсЯ с м-ром “итлоу, владельцем оптового магазина художественных
принадлежностей  на  Џортобелло-роуд,  чтобы  выЯснить,  не  смогут  ли  они
отправить  длЯ  него во ”ранцию глыбу  антрацита  в сто пЯтьдесЯт кубических
метров.  Њ-р “итлоу,  подумав,  сказал,  что  в принципе  это возможно, если
только Њарраст подробнее
     объЯснит  ему, какой  должна быть эта глыба,  ибо, насколько  он знает,
этот  минерал в каменоломнЯх ‘усекса попадаетсЯ не  часто, кроме  того, надо
знать, кто, когда и как оплатит глыбу. Њаррасту  понадобилось много времени,
чтобы выЯснить, что  у м-ра “итлоу было о муниципалитете  ЂркейлЯ не слишком
четкое  представление, несмотрЯ  на эстетические  познаниЯ, необходимые  длЯ
владельца  такого магазина, и он заподозрил, что под этим  незнанием кроетсЯ
типично  британскаЯ  неприЯзнь  к  ”ранции  за  ее  безразличие  к  жизни  и
творчеству ’ернера или ‘иккерта.
     --  Њожет быть,  вам стоило бы съездить в Ќортумберленд, -- посоветовал
м-р “итлоу с заученным выражением лица, напомнившим  Њаррасту  мину, с какой
сбрасываешь с рукава муху, не считаЯ невежливым такое обращение с насекомым.
     -- Њне  было бы удобнее купить эту глыбу в ‹ондоне,  -- сказал Њарраст,
который терпеть не мог сельскую местность и пчел.
     -- ’аких кусков углЯ, как в Ќортумберленде, нигде не найдете, и  Я могу
дать вам  письмо  к  моему  коллеге,  который  когда-то  продавал  материалы
Ђрхипенко и сэру „жекобу ќпстайну.
     --  Њне теперь ехать было  бы  затруднительно, -- сказал Њарраст.  -- џ
должен  сидеть в  ‹ондоне  и ждать, пока решитсЯ  один вопрос в одном музее.
Џочему  бы вам не  написать  вашему  коллеге и не выЯснить, есть  ли  у него
большие куски антрацита и сможет ли он отправить один из них в Ђркейль?
     -- ђазумеетсЯ, можно, -- сказал м-р “итлоу, Явно держась иного мнениЯ.
     --  Ќа  следующей  неделе зайду  к  вам опЯть. „а, раз  уж  мы об  этом
заговорили, не знакомы ли вы с директором €нститута Љуртолда?
     -- Ћ да,  --  сказал м-р “итлоу, -- он приходитсЯ дальним родственником
моей  жене.  ("Њир  тесен",  --  подумал  Њарраст, скорее  восхищенный,  чем
удивленный.)  ѓарольд   ѓарольдсон,   бывший  художник,   писал  натюрморты,
скандинав по отцовской линии. ‚ первую мировую лишилсЯ  руки,  замечательный
человек. …му так и не удалось приучитьсЯ писать  левой рукой. ‹юбопытно, что
человек  в  некоторых вещах -- это всего лишь его праваЯ  рука,  верно? џ-то
думаю, что он просто  нашел прекрасный предлог,  чтобы закинуть в кусты свою
палитру -- как  художника его никто не ценил.  Ќа своих полотнах  он  упорно
громоздил  тыквы,  тема  не  такаЯ  уж  привлекательнаЯ. ’огда  сэр  “инстон
назначил его директором, и он теперь  чудеса делает  с живописью  других. Ќе
кажетсЯ ли вам, что, по сути, каждый из нас -- это два человека: один левый,
другой правый? Ћдин полезный, другой никуда не годный?
     -- ’онкаЯ проблема, -- сказал  Њарраст, --  тут надо  бы  основательнее
изучить понЯтие  "человек-микрокосм". Ђ  Я с  этими  хлопотами  насчет глыбы
углЯ...
     -- ‚о всЯком случае, он  директор, --  сказал м-р “итлоу. -- Ќо если вы
хотели бы  встретитьсЯ с ним по поводу глыбы, должен предупредить, что в его
обЯзанности не входит...
     --  Ќи в  коем случае, -- сказал  Њарраст. --  „ело с глыбой, Я уверен,
сможете длЯ менЯ уладить вы и ваш коллега в горах. Џросто Я рад, что спросил
о  нем и  что  он  оказалсЯ вашим  родственником, это  упрощает  мою задачу.
Џередайте ему, -- значительно произнес Њарраст, -- чтобы он остерегалсЯ.
     --  ЋстерегалсЯ? --  переспросил  м-р “итлоу,  и впервые  в его  голосе
прозвучало что-то человеческое.
     €з  последовавшего  разговора  некоторый  интерес  представлЯли  только
реплики  Њарраста:  ќто  всего лишь  предположение /.../ џ в ‹ондоне  только
проездом  и думаю, что Я не самый подходЯщий кандидат, чтобы /.../ ђазговор,
случайно  услышанный в одном пабе19 /.../ ѓоворили  по-итальЯнски,  это все,
что Я могу вам сообщить /.../ џ  предпочел бы, чтобы вы не называли мое имЯ,
ведь  вы  можете сказать ему прЯмо, как  родственник /.../ Ћ, что вы,  не за
что.
     Ќесколько  позже, после нескончаемой прогулки по ‘трэнду, соразмерной с
числом гномов, которых Ќиколь осталось нарисовать, он позволил  себе роскошь
потешитьсЯ  и  с  удовлетворением электромонтера  признать, что  неожиданное
родство  ѓарольда  ѓарольдсона  и м-ра  “итлоу замечательно замкнуло один из
контактов линии. Џервые спайки были, на взглЯд, никак  меж собой не свЯзаны,
вроде  бы   соединЯешь  элементы  конструктора,  не   имеЯ  в  виду  никакой
определенной  модели, и  вдруг -- но длЯ нас-то, если  поразмыслить,  это не
было так уж необычно -- глыба антрацита повлекла за собой м-ра “итлоу, а тот
--  ѓарольда  ѓарольдсона, который в свою  очередь присоединилсЯ  к портрету
доктора  ‹айсонса  и  анонимным невротикам.  Њоему соседу  подобнаЯ  историЯ
показалась бы вполне естественной, а возможно, и •уану, склонному видеть все
как бы в галерее зеркал и вдобавок, наверно,  уже понЯвшему, что Ќиколь и Я,
с  некоего вечера  на  итальЯнском шоссе, включились  в  узоры калейдоскопа,
который он хотел зафиксировать  и описать. ‚ ‚ене (если он находитсЯ в ‚ене,
но, вероЯтно, он там, потому что Ќиколь три днЯ тому назад получила открытку
от ’елль;  он бродит по городу и, как всегда, впутываетсЯ в нелепые истории,
хотЯ  не мне бы это говорить о •уане, когда и тридцати минут не прошло после
моей беседы с  м-ром “итлоу  и сообщениЯ о  специалистке по ботанике, целыми
часами  изучающей стебель  hermodactylus tuberosis), в  ‚ене  у •уана  могло
оказатьсЯ вдоволь времени, чтобы  думать о нас, о Ќиколь, томЯщейсЯ и как бы
заброшенной, хотЯ никто ее не бросал, и обо мне -- как вот сейчас Я пью пиво
и спрашиваю себЯ, что буду делать, что мне еще остаетсЯ делать.
     ‘вободным  пальцем  --  остальные были занЯты стаканом  и сигаретой  --
Њарраст  изобразил  пивной  пеной  нечто  вроде  крота  и  смотрел,  как  он
постепенно  расплываетсЯ по желтой пластиковой скатерке. "‚се  было  бы  так
просто,  если бы он  ее  любил",  -- подумал он,  подрисовываЯ кроту брюшко.
‚озможно,  что  и  •уан  думает  нечто   подобное  сейчас,  когда  цветок  в
калейдоскопе изЯщно застыл, в неизбежной своей скучной симметрии, но  никому
не дано быть синим осколком или пурпурным  кружочком и менЯть узор  -- когда
трубка вращаетсЯ и сам собою  возникает включающий  тебЯ  узор, -- нельзЯ же
быть сразу  и рукой и  узором.  Љак знать, размышлЯл Њарраст, начинаЯ другой
рисунок,  может,  и в самом  деле  идет какаЯ-то игра вне нас,  за пределами
наших чувств и желаний, но, во всЯком случае, теперь никто не мог его лишить
сардонической радости  при  мысли  о  мине  ѓарольда ѓарольдсона, когда  тот
услышит  по  телефону  неотвратимое,  почти роковое сообщение  м-ра  “итлоу.
"Ѓудем упражнЯтьсЯ, -- думал  Њарраст, глЯдЯ на часы,  отмечавшие последнего
гнома,  нарисованного Ќиколь в "ѓрешам-отеле",  --  не будем вести себЯ, как
она,  застывшаЯ в своем  кресле, отдающаЯсЯ  воле  судьбы, синий осколочек в
узоре •уана. “вы, очень скоро один из троих  сделает то, что принЯто, скажет
то, что надо  сказать, совершит положенную глупость  -- уйдет, или вернетсЯ,
или ошибетсЯ, или заплачет, или покончит с  собой, или пожертвует собой, или
смиритсЯ, или влюбитсЯ  в другого, или  получит премию ѓуггенхейма, в общем,
сделает обычный,  стандартный  ход,  и  мы  перестанем  быть  тем, чем были,
вольемсЯ в  благомыслЯщую  и  благопоступающую  массу. Ќет, брат,  уж  лучше
упражнЯтьсЯ в играх, более достойных художника на досуге, -- представим себе
мину ѓарольда  ѓарольдсона  в  этот самый момент, рЯды смотрителей  получают
подкрепление, не смейте покидать  зал  номер  два,  мы поставим  электронную
сигнализацию, надо просить о кредитах,  Я свЯжусь со  ‘котланд-џрдом, у менЯ
подниметсЯ давление, схожу  к  доктору  ‘миту,  теперь  надо  в  кофе класть
поменьше  сахару,  лучше нам  не ехать на континент,  дорогаЯ,  в  €нституте
критическое положение, понимаешь,  обЯзанности". Џожав  плечами, он выбросил
за  борт бесконечный рЯд  возможных следствий  (а  он уже дошел  до момента,
когда  супруга ѓарольда  ѓарольдсона возвращает  в  магазин пару  чемоданов,
специально  купленных  длЯ поездки в  Љанн: мой  муж  вынужден отказатьсЯ от
отдыха, о да, очень прискорбно, но знаете ли, обстоЯтельства) и направилсЯ в
отель  с  мыслью зайти  за  Љалаком и Џоланко, чтобы они пообедали с ним и с
Ќиколь,  -- необходимаЯ  прокладка, заполнение диалогов, будет легче, что не
придетсЯ встречатьсЯ глазами с Ќиколь, что Ќиколь будет смотреть на друзей и
смеЯтьсЯ  их новостЯм  и  похождениЯм, истории  с  ѓарольдом  ѓарольдсоном и
глыбой антрацита, они снова будут в "зоне" с двумЯ аргентинскими дикарЯми, в
"зоне", где длЯ них  двоих  возможно держатьсЯ  достойно, вдали от атмосферы
номера  в  "ѓрешам-отеле",  от молчаниЯ,  встречающего  тебЯ  в  номере, или
любезно поЯснЯющих фраз, оконченных и  высохших гномов, от поцелуЯ,  который
он запечатлеет на волосах Ќиколь, от доброй улыбки Ќиколь.

     Ќе очень хорошо помню, как Я добралсЯ до канала ‘ен-Њартен. ‚озможно, Я
сел в такси и попросил подвезти менЯ к Ѓастилии,  откуда Я мог пройти пешком
до площади ђеспублики, во всЯком случае, помню,  что некоторое времЯ шел под
дождем, что книжка Ѓютора промокла и Я  оставил ее в каком-то подъезде и что
под конец дождь прекратилсЯ и  Я пошел и  сел на одну из скамеек, прЯчущихсЯ
за оградой и решетками шлюза.
     ‚ эту пору Я с  горькой Яростью  чувствовал свою  ошибку, допущенную  в
сочельник, то, что  Я словно  бы  ждал  в пределах  времени  чего-то,  что в
ресторане "Џолидор"  обрушилось на менЯ и в тот же  миг  рассыпалось, как бы
оскорбленное  моим  ничтожеством, моей  неспособностью  раскрытьсЯ навстречу
смыслу  этих  знаков.  џ  съежилсЯ  вместо того, чтобы  поддатьсЯ  занЯтному
случаю, что было бы своего рода бегством из  нелепой области надежд, оттуда,
где уже не на что надеЯтьсЯ.  Ќо теперь, из-за  того ли,  что  Я  так сильно
устал, промок и позади были "сильванер" и сочельник,  Я перестал надеЯтьсЯ и
на миг осознал, что смысл  тех знаков, вероЯтно, тоже не был  ни смыслом, ни
ключом,  но скорее вслепую  избранным  поведением, готовностью  к  тому, что
вскоре  выЯвитсЯ или осветитсЯ нечто, быть  может  крах. ѓлавное, Я понимал,
что это  будет  крах, но мне все равно не  удалось  бы до конца  понЯть свое
ощущение  -- что-то тихо кончалось, как  бы уходило вдаль. "ќлен, -- еще раз
повторил •уан,  глЯдЯ на густую воду,  в которой медленно  корчилсЯ  уличный
фонарь.  -- Ќеужели мне суждено осознать  это здесь,  навсегда примиритьсЯ с
тем, что произошло между  нами в  городе? Ќеужели  она, котораЯ  теперь спит
одна  в  своей  квартире  на улице Љле,  она  и  есть та женщина, что села в
трамвай, та, за  которой  Я  гналсЯ до глубокой ночи?  Ќеужели ты  и есть то
непонЯтное, что ворочаетсЯ в глубинах моего естества, когда Я думаю о  тебе?
ќлен,  неужели Я на самом деле тот мертвый юноша, которого ты оплакивала без
слез, которого ты бросила мне в лицо вместе с кусками куклы?"

     Ћни  собирались  пойти  в  €нститут  Љуртолда,   чтобы  Ќиколь  наконец
ознакомилась  с  портретом  доктора  ‹айсонса,  но  еще не было трех  часов,
уходить  из  отелЯ было рано, и Њарраст стал  рассказывать, как утром он, по
вине Љалака и Џоланко, опоздал на урок французского, к тому ж его  ученик не
выучил глаголов на  "er",  зато  они  долго  беседовали о поэзии ‹орие ‹и за
обедом  в  "‘охо". Ќиколь  в  свою очередь  смогла сообщить, что  нарисовала
последнего гнома этой  серии  (всего пЯтьдесЯт  девЯть штук) и что  издатель
позвонил ей в полдень из Џарижа и предложил сделать иллюстрации длЯ детского
энциклопедического словарЯ, срок  -- год, довольно  приличный аванс и полнаЯ
свобода кисти. Њарраст  поцеловал ее в кончик носа, поздравлЯЯ в особенности
с окончанием пЯтьдесЯт девЯтого гнома, и Ќиколь  осведомилась, хорошо ли  он
пообедал с  лютнистом Ћстином, или  же опЯть,  как  всегда, они  ели пирог с
мЯсом и почками, -- как бы говорЯ, ну и дурачок же ты, Њарраст. Ќа всем этом
был  отпечаток  отработанного  церемониала, искусно приготовленного  эрзаца.
Љогда  он,  потЯнувшись  к  ее  губам, поцеловал  ее во второй  раз,  Ќиколь
ответила беглым поцелуем и откинулась на спинку старого кресла,  стоЯвшего у
самого окна. Њарраст, не говорЯ ни слова, отошел от  нее, закурил и принЯлсЯ
ходить взад-вперед по узкому и  длинному номеру. Ћставалось  лишь продолжать
говорить о новостЯх днЯ, задавать вопросы, вроде того, что теперь поделывают
ќлен или мой сосед, где бродЯт •уан и ’елль, -- и так  до без двадцати трех,
чтобы не прийти в музей слишком рано. Њожно еще было прервать хождение вдоль
номера  и  раз-другой попробовать пройтись поперек, хотЯ длЯ маневров в этом
направлении  места было мало, и рассказать Ќиколь о м-ре “итлоу и о ѓарольде
ѓарольдсоне, о том, как  оказалось, что ѓарольд ѓарольдсон  родственник м-ра
“итлоу,  и  о  том,  как глыба  антрацита  через м-ра  “итлоу переплелась  с
необычно активным посещением зала номер два анонимными невротиками. ‚добавок
(о чем-то же  надо было говорить до без  двадцати трех) Њарраст полагал, что
ему пора подумать о  работе  над монументом, кстати,  он уже  довольно точно
представлЯет себе, какой будет статуЯ воображаемого ‚ерцингеторига, а именно
--  как   перваЯ  наметка,   --  соотношение  "пьедестал  --  статуЯ"  будет
перевернуто, вроде как  в структуре „ворца „ожей в ‚енеции; Ќиколь, наверно,
хорошо его  помнит,  ведь  они посетили ‚енецию  в  конце этой весны  и она,
казалось,  была так довольна -- до того вечера  на  шоссе ‚енециЯ -- ЊантуЯ,
возле  красных домов,  когда она вдруг погрустнела, как если  бы в открытке,
присланной •уаном и ’елль из какого-то  города, где •уан  работал, из  Џраги
или †еневы, открытке с медведЯми и гербами и, как всегда, с одной  дружеской
фразой, содержалось  тайное послание,  которого  там, вероЯтно,  не было, но
которое Ќиколь примыслила, как это  часто бывает,  и красные дома  у  дороги
остались в памЯти Њарраста приметой этого часа, когда все дошло до состоЯниЯ
перенасыщенности,  и  не потому,  что прежде  нельзЯ  было  заподозрить, что
Ќиколь грустит или расстроена, но просто  до тех пор ее охлаждение к нему не
мешало им разговаривать, и по вечерам посещать вместе столько разных  мест в
стольких  городах,  и  ходить  по  мостам,  и  пить  кофе  в  парках.  €так,
возвращаЯсь к  ‚ерцингеторигу,  в этой  статуе  традиционные  элементы будут
радикально  перевернуты,  и  это   неоспоримое  пластическое   и  визуальное
новшество,  по убеждению Њарраста, выразит динамическую трактовку галльского
героЯ, который будет, как древесный ствол, вырастать из земли в самом центре
площади  ЂркейлЯ, держа в обеих руках, вместо бесконечно пошлых меча и щита,
столь удобных  длЯ голубей,  основной  объем глыбы,  и тем самым  средствами
скульптуры будет заодно дано перевернутым традиционное  несоответствие между
скрытой и  видимой частЯми  айсберга, что  Њаррасту всегда казалось символом
злобного коварства  природы, и, хотЯ между айсбергом и героем  Ђлезии весьма
мало  общего,  коллективное  подсознание  навернЯка  получит  по  подспудным
каналам сильный шок, а в плане эстетическом  -- приЯтное  удивление при виде
статуи,  котораЯ  поднимает к небесам самую тЯжелую  и  скучную  часть  себЯ
самой, косную материю существованиЯ, устремлЯЯ к  лазури  грЯзную, плачевную
свою основу в истинно героическом преображении. ђазумеетсЯ, все будет чистой
абстракцией,  но  муниципалитет  на соответствующей таблице  укажет  жителЯм
ЂркейлЯ имЯ героЯ, которому посвЯщен памЯтник.
     -- Љалак и Џоланко, как всегда,  спорили, -- говорю Я  Ќиколь, -- но на
сей раз большой новостью было то, что они делали это  на английском Языке  в
переполненном вагоне метро, спорили о ласточках -- думаю, ради практики.
     -- € можно было что-то понЯть? -- спрашивает Ќиколь.
     -- Ќу,  они  говорили достаточно  внЯтно,  чтобы  несколько  пассажиров
слушали  их  вытаращив  глаза. Ѓыла  там одна  дама,  of course20  в розовом
платье,  она  непрерывно озиралась,  будто надеЯлась  увидеть стаю  ласточек
посреди  станции  "‹естер-сквер",  котораЯ,  наверно, находитсЯ  под  землей
метров на тридцать.
     -- Ќо о чем они  могли  спорить,  говорЯ  о  ласточках?  --  спрашивает
Ќиколь, очищаЯ кисточку.
     --  Ћб их привычках, засовывают ли они головку под крыло, глупы ли они,
ЯвлЯютсЯ ли млекопитающими, вот в таком роде.
     -- Љогда они спорЯт, они такие забавные, -- говорит Ќиколь.
     --  Ћсобенно  по-испански,  так  и  видно,  что   они  это  делают  длЯ
развлечениЯ. Ђ по-испански они тоже говорЯт о ласточках? Ќадо бы  спросить у
моего  соседа,  в Ђргентине, наверно,  полно ласточек, и это прекраснаЯ тема
длЯ разговора.
     -- “ моего соседа или у •уана, -- говорю Я. -- ќта южнаЯ страна неплохо
среди нас представлена.
     Ќиколь ничего не отвечает,  опускает  глаза и опЯть принимаетсЯ чистить
кисточку; с каждым разом все хуже, с каждым разом мы все больше приближаемсЯ
к той точке, где надо  весьма осторожно плЯсать вокруг этого имени, стараЯсь
его не произносить, прибегаЯ к намекам или перечислениЯм, никогда не называЯ
прЯмо. Ќо когда  она сказала "мой  сосед", кого же она имела в  виду?  ‡ачем
надо  было  мне произносить это имЯ? Ћднако, если  мы  его  больше  не будем
упоминать, как быть с этим черным колодцем, с этим жутким омутом? „о сих пор
нас  спасали вежливость  и привЯзанность. Ђ теперь  не будет  ничего,  кроме
ласточек?

     Љонечно, споры не ограничиваютсЯ только ласточками, как может убедитьсЯ
всЯкий, понимающий наречие дикарей.
     -- €з всех, кого Я знаю, вы самый большой бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ђ  вы -- самый  большой финтихлюпик,  --  говорит  Џоланко.  -- ЊенЯ
обзываете бурдаком, но видно, что сами-то никогда не глЯдели на свою  рожу в
зеркало.
     -- ‚ы, дон, хотите, видно, со мной подратьсЯ, -- говорит Љалак.
     Ћба смотрЯт друг  на друга со зверскими минами. Џотом  Џоланко вынимает
из кармана мелок и пишет на полу "дурак".
     -- ‚ы самый большой бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ђ вы самый большой финтихлюпик, -- говорит Џоланко.
     Љалак  подошвой  туфли   стирает  "дурака".  Џохоже,  что  они  вот-вот
сцепЯтсЯ.
     -- ‚ы просто хотите со мной подратьсЯ, -- говорит Љалак.
     -- ‚ы стерли моего "дурака", -- говорит Џоланко.
     -- ‘тер, потому что вы обозвали менЯ финтихлюпиком.
     -- € опЯть обзову, раз уж на то пошло.
     -- Џотому что вы -- бурдак, -- говорит Љалак.
     -- Ѓурдак все-таки лучше, чем финтихлюпик, -- говорит Џоланко.
     Џоланко  вынимает из кармана перочинный складной  ножик и сует его  под
нос Љалаку, который и бровью не ведет.
     --  ’еперь,  дон,  вы  мне заплатите за  ваши слова, что  Я  бурдак, --
говорит Љалак.
     -- џ  вам заплачу  за все и сотру всЯкого вашего "дурака",  --  говорит
Љалак.
     -- ’огда Я выполощу этот ножик в вашей требухе.
     -- ‚се равно вы бурдак.
     -- Ђ вы жалкий финтихлюпик.
     -- Ђ  такому бурдаку, как вы,  надо стереть всех "дураков", хоть  бы он
вытащил ножик с шестью лезвиЯми.
     -- џ вам сейчас  как всажу  этот ножик! -- говорит ЏоЯанко, сверлЯ  его
взглЯдом.  --  Ќикто  не  сумеет  стирать  моего  "дурака"  и обзывать  менЯ
бурдаком.
     -- ‚иноваты во всем вы, вы первый менЯ обозвали, -- говорит Љалак.
     --  Ќет,  первый  обозвали  вы,  --  говорит Џоланко.  -- ’огда Я,  как
положено, обозвал в ответ, а вы мне стерли "дурака" и еще обругали бурдаком.
     -- „а, обругал, потому как вы первый менЯ тронули.
     -- Ђ вы зачем мне стерли "дурака"?
     --  Ђ потому, что вы на менЯ  смотрели зверем, и Я не  позволю обзывать
себЯ финтихлюпиком, хоть бы и тыкали мне ножик под нос.
     -- Ќу ладно, ладно, -- говорит  •уан.  --  ќто похоже на конференцию по
разоружению в †еневе, говорю как очевидец.
     -- ќтот  ножик, видать, никогда не чистили?  --  спрашивает мой  сосед,
который любит делать вид, что во всем разбираетсЯ.
     -- ѓлЯдите получше, -- говорит Џоланко. -- Џоложите его, а то  он опЯть
заржавеет, а приводить его  в порЯдок ох как трудно.  Ћружие -- вещь нежнаЯ,
че.
     -- ЊоЯ грудь -- это серебрЯные ножны, и такаЯ гадость недостойна их, --
говорит Љалак. -- „авай убери ее обратно в карман, там, в трЯпье, ему место.

     ЊоЯ профессиЯ обрекала менЯ на жизнь в отелЯх, что не  так  уж приЯтно,
как вспомнишь о своей квартирке в Џариже,  обставленной за пЯтнадцать лет по
моему вкусу,  с  холостЯцкими  причудами,  чего леваЯ  моЯ  нога  захочет, и
удовольствиЯми длЯ всех пЯти  чувств, пластинками и книгами и бутылками, все
покорно находитсЯ всегда  на своем месте,  по  средам  и субботам молчаливое
усердие  мадам  †ермен с метелочкой,  жизнь  без денежных  забот, внизу  под
окнами --  ‹юксембургский  сад, но, чтобы все  это сохранить,  Я, подчинЯЯсь
злобному парадоксу, должен был  каждые три  недели  вылетать на конференции,
где  хлопок,  мирное  сосуществование,  техническаЯ помощь и ћЌ€‘…” выЯснЯют
свои проблемы  на разных Языках, электронными  путЯми  проникающих в  кабины
переводчиков, чтобы превращатьсЯ  -- еще один алхимический фокус слова  -- в
шестьдесЯт долларов  в  день.  Ќо  зачем  жаловатьсЯ?  —ем-то  отели мне  не
нравились, а чем-то и  привлекали, они были нейтральной территорией, откуда,
между прочим, мне всегда казалось легче перенестись в город и где Я  в любую
минуту ощущал его  зыбкое противостоЯние. ‚ конце концов  Я обнаружил, что в
любом из отелей, где проходилось останавливатьсЯ, мне чаще случалось входить
в  отель  города, чтобы снова и снова бесконечно  идти  по  его  номерам  со
светлыми обоЯми в поисках кого-то, кого Я  в  этот момент не мог  назвать; Я
пришел к  убеждению, что отели, где  Я в  те годы поселЯлсЯ, были в какой-то
мере  посредниками, и,  во всЯком  случае,  стоит  мне остановитьсЯ в  новом
отеле,  как,  например, тогда в  венском "Љозероге", и ощущение  физического
отвращениЯ  к иному  расположению кранов,  выключателей,  вешалок  и подушек
отрывает менЯ  от  парижских  навыков и  переносит,  так  сказать,  к вратам
города,  снова  к  пределам  того,  что  начинаетсЯ  улицами-галереЯми,  что
открываетсЯ на  площади  с  трамваЯми  и что заканчиваетсЯ, как  заметил мой
сосед, стеклЯнными домами-башнЯми и каналом на  севере, по которому скользЯт
баржи.
     ‚се начало усложнЯтьсЯ в те осенние дни в ‚ене, частью  из-за истории с
фрау  Њартой и  девушкой-англичанкой,  но особенно из-за куклы месье  Ћкса и
способности ’елль устраивать бури  в стакане воды, что обычно очень веселило
дикарей, когда  по возвращении из поездок и  приключений об этом говорили  в
"зоне". Џервый  знак  безумнаЯ  датчанка, сама-то не  часто отправлЯвшаЯсЯ в
город,   подала,  когда  вдруг  удивила  •уана  описанием  улиц  с  высокими
тротуарами,  по  которым,  мол, гулЯла, удивила родной, ни с чем  не  схожей
топографией, Ќиколь или мой сосед были бы потрЯсены, слыша, как она звучит в
насмешливых  устах  ’елль  в какой-нибудь из вечеров в "Љлюни".  ’елль  была
уверена, что видела там издали Ќиколь  и, возможно, Њарраста, они бродили по
торговому  кварталу, и похоже было, что  Ќиколь ищет  (но  не находит, и это
было  ужасно  грустно)  ожерелье из больших голубых камней, такие продают на
улицах  ’егерана.  Џока  она  рассказывала  это  •уану,  лежа  в  постели  и
внимательно  разглЯдываЯ  пальцы  на  своих  ногах,  --  причем  к  рассказу
примешивалось   содержание  открытки   Џоланко   из  ‹ондона,  сообщавшей  о
совершенно непонЯтной  деЯтельности  Њарраста  в свЯзи  с какой-то  глыбой и
какой-то картиной, --  •уан вспомнил  -- но  вспоминать,  когда это касалось
города, означало мгновенно возвратитьсЯ оттуда, -- что и он как-то побывал в
торговом  квартале  и, переходЯ  через площадь с  трамваЯми, как будто узнал
издали силуэт ќлен. Ћн сказал это ’елль, он всегда говорил ей обо  всем, что
касалось ќлен, и ’елль  игриво поцеловала его  и  стала  насмешливо утешать,
рассказываЯ  о  фрау Њарте и о случайно подслушанном разговоре за завтраком.
’ак,  с самого начала, все стало смешиватьсЯ: кукла и „ом с василиском, фрау
Њарта, площадь с  трамваЯми в  городе и ’елль, котораЯ до тех пор  вроде  бы
благосклонно наблюдала за игрой и вдруг, будто имеЯ на  это право, вышла  на
улицу с  высокими тротуарами, кстати, еще и  потому, что со  спокойным своим
цинизмом  подслушала  разговор  между  фрау  Њартой  и  юной  англичанкой  в
ресторане "Љозерог".
     ‚ эти дни, в минуту отдыха  посреди напрЯженной работы, Я задумалсЯ над
шаловливым вторжением  ’елль и с горечью отметил, что оно менЯ тревожит, что
ее более активное вмешательство в область города и случайное открытие насчет
фрау  Њарты могут нарушить чувство отрешенности и отдыха, которое она  умела
вселЯть в менЯ все годы,  что  мы были знакомы и спали  вместе.  Ѓез  всЯких
драм,  с  кошачьей независимостью, за  которую  Я всегда был  ей благодарен,
’елль умела быть приЯтным спутником в любой рабочей поездке и в любом отеле,
чтобы дать  мне отдых  от  Џарижа и от  всего, чем тогда  Џариж длЯ менЯ был
(всего, чем тогда Џариж длЯ менЯ не  был), этакие нейтральные междуцарствиЯ,
когда  можно жить, и  пить, и любить,  как бы в отпуске, не  нарушаЯ  клЯтвы
верности, хотЯ никаких клЯтв Я не давал. ђазве не мог Я,  работаЯ ради денег
и играЯ в  любовь, эти две-три  недели на  ничейной земле  рассматривать как
паузу, в которую так удачно вписывалсЯ тонкий стан ’елль? ‹юбительница баров
и  таможен,  технических  новшеств  и   постелей,  в  которых  не  затаились
воспоминаниЯ  и  унылый  запах времени, ’елль  длЯ менЯ была  ђимом, ‹угано,
‚иньЯ-дель-Њар, ’егераном, ‹ондоном,  ’окио, и  почему бы ей теперь не  быть
‚еной с уютными венскими  кафе, с шестнадцатью венскими полотнами  ЃрейгелЯ,
струнными  квартетами  и ветреными  перекрестками! ‚се должно  было быть как
всегда  --  открытки  с весточками  от  Ќиколь, которую ’елль  опекала, и от
дикарей, над  посланиЯми которых она хохотала, катаЯсь по кровати; но теперь
она  тоже побывала в городе, впервые увидела  улицу с высокими тротуарами  и
одновременно  познакомилась  в ‚ене с фрау Њартой и юной англичанкой.  …й-то
невдомек, что она как бы перешла  на мою сторону, оказалась сама причастна к
тому, что своей непринужденной и  легкой нежностью до  сих  пор помогала мне
переносить; теперь она была вроде сообщницы, Я чувствовал, что уже не смогу,
как  прежде,  говорить  с ней  о ќлен,  поверЯть ей свою  тоску  по  ќлен. џ
высказал  ей это, бреЯсь у окна,  а она смотрела на  менЯ с кровати, голаЯ и
такаЯ красиваЯ, какой может быть только ’елль в девЯть часов утра.
     -- џ  понимаю,  •уан,  но  это не имеет никакого значениЯ.  ЉажетсЯ, ты
порезал  себе щеку. ѓород же принадлежит всем, правда?  Љогда-то должна была
прийти  и  моЯ очередь познакомитьсЯ  с ним  не только по  твоим  рассказам,
вестЯм от моего соседа или беглым прогулкам. Ќе пойму, почему это должно  на
нас отразитьсЯ? Ќет,  ты  по-прежнему можешь  говорить о ќлен,  своей пылкой
северЯнке.
     --  „а, но  ты -- это нечто другое,  что-то вроде убежища или аптечки с
бинтами  длЯ  первой  помощи,  если  разрешишь мне  такое  сравнение  ("џ  в
восторге", -- сказала ’елль), и вдруг ты очутилась так близко, ты  ходила по
городу тогда же, когда  и Я, и,  пусть моЯ  мысль кажетсЯ нелепой, это  тебЯ
отдалЯет, делает тебЯ активной стороной, ты уже в рЯду раны, а не перевЯзки.
     --  Ћчень жаль,  --  сказала ’елль,  --  но город так  устроен, в  него
входишь  и  из него выходишь, не  спрашиваЯ  разрешениЯ, и  у  тебЯ  его  не
спрашивают. …сли  не  ошибаюсь, всегда  было так. Ђ аптечка с бинтами тебе и
впрЯмь нужна, сейчас испачкаешь пижаму.
     -- Ћ  да, дорогаЯ! Ќо  видишь, что  получаетсЯ,  Я там искал ќлен, а ты
видела Ќиколь.
     -- Ђ, --  сказала ’елль, -- и ты  думаешь, Я видела  Ќиколь, потому что
хотела бы, чтобы ты искал ее, а не ќлен.
     --  ЉлЯнусь  богом, нет, --  сказал •уан,  вытираЯ лицо  и  манипулируЯ
ватками  и  спиртом.  -- Ќо видишь, ты сама чувствуешь разницу,  ты придаешь
нашему совместному пребыванию в городе какой-то моральный смысл,  говоришь о
каких-то предпочтениЯх. Њежду тем  ты и Я --  мы  существуем в другом плане,
вот в этом.
     …го вытЯнутаЯ  рука  обвела кровать, комнату, окно,  день. Ќовый  „ели,
Ѓуэнос-Ђйрес, †еневу.
     ’елль поднЯлась, подошла  к •уану. ‚се еще вытЯнутаЯ его рука коснулась
ее  грудей, медленно и ласково очертила ее бок и, опустившись до  колена, не
спеша  возвратилась   наверх,  огладив  бедро.  ’елль  прижалась  к  нему  и
поцеловала в голову.
     --  Њожет и  так случитьсЯ, что Я когда-нибудь  встречу ее в городе, --
сказала она. -- ’ы же  знаешь, если смогу, Я приведу ее к тебе,  дурачина ты
этакий.
     -- Ћ, -- сказал •уан, снимаЯ ватку, -- увидишь, это  невозможно. Ќо мне
хотелось  бы знать, как  ты туда  попала,  как ты понЯла,  что  очутилась  в
городе. ђаньше  ты,  бывало, рассказывала  что-то  туманное, это  могли быть
просто  сны  или  безотчетное подражание вестЯм  от моего соседа.  Ќо теперь
другое, это совершенно очевидно. ђасскажи, ’елль.

     —то  всех  нас спасает, так  это потаеннаЯ жизнь, имеющаЯ мало общего с
повседневной и  астрономической,  подспудный мощный  поток,  не  дающий  нам
разбрасыватьсЯ  в попытках  конформизма или  заурЯдного  бунта,  это как  бы
непрерывнаЯ лавина черепах, чье противостоЯние быту никогда не прекращаетсЯ,
потому что движетсЯ она в  запаздывающем  темпе, едва ли  сохранЯЯ  какую-то
свЯзь с нашими удостоверениЯми личности, фото в  три четверти на белом фоне,
отпечатком большого  пальца правой руки,  с жизнью как с чем-то чужим, но  о
чем все равно надо заботитьсЯ, как о ребенке, которого оставили на вас, пока
мать занимаетсЯ по хозЯйству, как о бегонии в горшке, которую надо  поливать
два раза  в  неделю, только,  пожалуйста,  лейте воды не  больше,  чем  один
кувшинчик, а  то беднЯжка у  менЯ  чахнет.  Ѓывает,  что  Њарраст  или Љалак
смотрЯт  на менЯ,  как бы  спрашиваЯ, что Я тут делаю,  почему не освобождаю
пространство, которое  занимает  мое тело; а иногда так смотрю на них  Я,  а
иногда  ’елль  или •уан, и почти никогда ќлен, но иной раз и ќлен, и в таких
случаЯх мы,  на которых смотрЯт, отвечаем на  такой взглЯд индивидуально или
коллективно, словно желаЯ узнать, до каких пор  будут на нас так смотреть, и
тогда мы ужасно  благодарны ‘ухому ‹истику, на которую никогда не смотрЯт, и
тем  паче  она не  смотрит, наивно дающей  знак, что  пора на переменку и за
игру.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- говорит  ‘ухой ‹истик, восхищеннаЯ тем, что может
говорить.
     ‹юдЯм,  вроде г-жи  Љорицы, никогда не  понЯть  приступов ребЯчливости,
которые обычно  вызываютсЯ  подобными взглЯдами. Џочти всегда, после реплики
‘ухого ‹истика, игру  затевает  мой сосед. "“ти, ути, ути", --  говорит  мой
сосед. "Ђта-та по попке", -- говорит ’елль.  Ѓольше  всех горЯчитсЯ Џоланко.
"’оп, топ,  ножки, побежали по дорожке", -- говорит Џоланко. ’ак как все это
обычно  происходит за столиком в "Љлюни", некоторые посетители Явно начинают
нервничать.  Њаррасту  становитсЯ  досадно,  что  люди  так  негибки,  и  он
немедленно повышает голос.  "‚от Я  вам зададу", -- говорит Њарраст, грозЯсь
пальцем. "Ѓисбис, бисбис", -- говорит  ‘ухой ‹истик. "“ти, ути",  -- говорит
мой сосед.  "Ѓу-бух",  --  говорит Љалак.  "’оп,  топ,  ножки",  --  говорит
Џоланко. "Ѓу-бух", -- настаивает Љалак. "’юк, тюк, тюк", --  говорит Ќиколь.
"“ти, ути", -- говорит  мой  сосед. "ѓоп,  гоп, гоп", -- с восторгом говорит
Њарраст.  "Ѓисбис,   бисбис",  --  говорит  ‘ухой  ‹истик.  "ѓоп,  гоп",  --
настаивает Њарраст, который всегда стремитсЯ заткнуть  нам рот.  "“ти, ути",
--  говорит  мой сосед. "Ђта-та по  попке", --  говорит ’елль.  "Ѓу-бух", --
говорит  Љалак. "ѓоп, гоп", -- говорит Њарраст.  "Ђгу-агусеньки", -- говорит
Ќиколь. Ќа этой  стадии беседы  часто случаетсЯ, что мой  сосед  вынимает из
кармана  клеточку с улиткой Ћсвальдом, поЯвление еще одной персоны встречают
бурными  изъЯвлениЯми  радости.  „остаточно  поднЯть проволочную  дверцу,  и
Ћсвальд предстает во всей своей  влажной невинной наготе и начинает прогулку
по галетам  и кусочкам сахара, разбросанным на столе. "“ти, ути", -- говорит
мой  сосед,  поглаживаЯ ему  рожки,  что Ћсвальду совершенно  не  по  вкусу.
"Ѓисбис, бисбис!" --  выкрикивает ‘ухой  ‹истик, длЯ  которой  Ћсвальд вроде
сыночка. "’юк, тюк, тюк", --  говорит ’елль, изо всех сил стараЯсь приманить
Ћсвальда к  себе. "Ѓисбис, бисбис!" -- кричит ‘ухой ‹истик, протестуЯ против
такого искательства.
     Џоскольку движениЯ Ћсвальда  нимало не напоминают прыжки леопарда,  мой
сосед и прочие быстро терЯют к нему  интерес и углублЯютсЯ в более серьезные
материи; между тем ’елль и  ‘ухой ‹истик продолжают шепотом  гипнотизировать
его и  приручать. "ЃЯка ты",  -- говорит Џоланко. "‘ам  ты бЯка", -- говорит
Љалак, всегда  готовый  ему возразить. "”интихлюпик", -- ворчит Џоланко. "€з
всех,  кого Я знаю,  вы самый большой  бурдак", -- говорит Љалак. ’огда  мой
сосед  спешит  убрать  Ћсвальда со  стола,  потому что  его  огорчает  любаЯ
напрЯженность  в нашем кружке,  а кроме того,  уже дважды  приходил Љурро  с
предупреждением; что, если мы не  уберем с глаз  этого  слизнЯка, он вызовет
полицию, -- эта подробность тоже не лишена значениЯ.
     -- ’ы,  Љурро, --  говорит мой сосед, -- поступил  бы куда умнее,  кабы
осталсЯ  в Ђсторге, а то здесь, в Џариже, ты вовсе  не ко двору,  красавчик.
Ќет,  дон, вы и впрЯмь тот безумный галисиец, о котором говорит фрай ‹уис де
‹еон, хотЯ некоторые считают, что он имел в виду ветер.
     --  “берите-ка  слизнЯка, или  Я  позову жандарма,  --  говорит  Љурро,
подмигиваЯ нам одним глазом и одновременно  повышаЯ голос,  чтобы  успокоить
госпожу  Љорицу,  расплывшуюсЯ  за  четвертым  столиком  слева,  со  стороны
бульвара ‘ен-†ермен.
     -- ‹адно, сделаем, -- говорит •уан, -- можете идти.
     --  Ѓисбис,  бисбис, --  говорит  ‘ухой  ‹истик. ‚се  это,  разумеетсЯ,
кажетсЯ  невероЯтно  глупым  госпоже  Љорице, так как, прЯмо  надо  сказать,
теперь  даме, очевидно,  уже нельзЯ прийти в кафе, чтобы пристойно  провести
времЯ.
     --  ѓоворю  тебе,  ‹ила,  вот  увидишь,  они  кончат  тюрьмой,  с  виду
сумасшедшие,  вытаскивают  все времЯ  из карманов  какие-то странные  вещи и
болтают бог весть что.
     -- Ќе огорчайтесь, тетЯ, -- говорит мне ‹ила.
     --  Љак  Я  могу не огорчатьсЯ, -- отвечаю Я. --  “ менЯ от всего этого
компрессиЯ, клЯнусь тебе.
     -- ‚ы хотели сказать -- депрессиЯ, -- пытаетсЯ менЯ поправить ‹ила.
     -- Ќичего  подобного,  милочка. Џри депрессии на тебЯ  как будто что-то
давит, ты опускаешьсЯ, опускаешьсЯ и в конце концов делаешьсЯ плоскаЯ, вроде
электрического ската, помнишь, такаЯ тварь в аквариуме. Ђ при компрессии все
вокруг тебЯ  как-то вырастает, ты бьешьсЯ, отбиваешьсЯ, но все напрасно, и в
конце концов тебЯ все равно прибивает к земле, как лист с дерева.
     -- Ђх, вот как, -- говорит ‹ила, она девушка такаЯ почтительнаЯ.

     -- џ шла по улице с очень высокими тротуарами, -- сказала ’елль. -- ќто
трудно  объЯснить,  мостоваЯ  будто пролегла по  глубокому рву,  похожему на
пересохшее русло, а люди  ходили по двум тротуарам на несколько метров выше.
Џравду сказать,  людей не было, только собака да старуха, и насчет старухи Я
тебе потом должна  рассказать  что-то очень занЯтное, а по тротуару  в конце
концов выходишь  на открытую местность, дома  там,  кажетсЯ,  кончались, это
была граница города.
     -- Ћ, граница, -- говорит •уан, -- ее никто не знает, поверь.
     -- ‚о всЯком случае, улица казалась мне знакомой, потому что другие уже
ходили  по  ней. Ќе  ты  ли рассказывал мне про эту улицу? ’огда,  возможно,
Љалак, с  ним же  что-то случилось на улице с высокими тротуарами. Њесто там
такое, что сердце сжимаетсЯ, тоска  гложет  беспричиннаЯ только из-за  того,
что ты там находишьсЯ, что идешь по этим тротуарам, которые на самом деле не
тротуары, а проселочные дороги, поросшие травкой  и  испещренные следами.  ‚
общем,  если  ты  хочешь, чтобы Я  вернулась в Џариж, так  ты же знаешь,  --
ежедневно есть два поезда да еще самолеты, такие маленькие "Љаравеллы".
     --  Ќе будь  дурочкой, -- сказал •уан. -- …сли Я тебе  рассказал, что Я
чувствую, так именно длЯ  того, чтобы ты осталась. ’ы сама  знаешь: все, что
нас разделЯет,  оно-то  и  помогает нам так хорошо жить  вместе. …сли же  мы
начнем умалчивать о том, что чувствуем, мы оба потерЯем свободу.
     -- џсность мысли -- не самаЯ сильнаЯ твоЯ сторона, -- съЯзвила ’елль.
     -- Ѓоюсь, что так, но ты менЯ понимаешь. Љонечно, если ты предпочитаешь
уехать...
     -- Њне  здесь  очень  хорошо.  ’олько  мне  показалось,  что все  может
изменитьсЯ, и, если мы начнем высказывать мысли вроде той, которую ты сейчас
изволил...
     -- џ вовсе не хотел тебЯ упрекать, просто менЯ  встревожило, что мы оба
побывали в городе, и Я подумал, что  когда-нибудь  мы там можем встретитьсЯ,
понимаешь,  в  каком-нибудь  из  номеров  отелЯ  или  на  улице  с  высокими
тротуарами, столкнутьсЯ  во  времЯ  скитаний по городу, бесконечных  поисков
кого-то. ’ы здесь, рЯдом, ты  такаЯ дневнаЯ. Њне тревожно думать, что теперь
и ты, как Ќиколь или ќлен...
     -- Ћ  нет,  -- сказала  ’елль, откидываЯсь в постели на спину  и вращаЯ
ногами  педали  невидимого велосипеда.  -- Ќет, •уан, там  мы не встретимсЯ,
нет, дорогой мой, это немыслимо, это какой-то квадратный мыльный пузырь.
     --  Љубический, ослица,  --  сказал •уан, усаживаЯсь на  край кровати и
критическим  взором  наблюдаЯ  за  упражнениЯми  ’елль.  --  ’ы великолепна,
безумнаЯ моЯ  датчанка.  ЃесстыжаЯ, все прелести наружу,  такаЯ  атлетичнаЯ,
такаЯ севернаЯ, вплоть до несносного бергманизма, без всЯких теней, сплошнаЯ
бронза. ‡наешь, иногда, когда  Я смотрю на себЯ в зеркало, когда рассказываю
тебе про  ќлен -- причем, как всегда,  все загрЯзнЯю,  -- Я спрашиваю  себЯ,
почему ты...
     --  ’ес, в  эту  сторону  удочку не закидывай, Я всегда говорила, что Я
свою свободу тоже понимаю по-своему. ’ы в самом деле думаешь, что Я стала бы
у  тебЯ  спрашивать,  если  бы  мне  вздумалось  вернутьсЯ  в  Џариж  или  в
Љопенгаген, где  мать  в  отчаЯнии  хранит  последнюю надежду на возвращение
взбалмошной дочери?
     --  Ќет,  надеюсь, ты не стала бы менЯ спрашивать, -- сказал  •уан.  --
‘ловом,  суди  сама,   хорошо  ли  Я  поступаю,  рассказываЯ,  что  со  мной
происходит?
     -- Ќаверно,  мне следовало бы обидетьсЯ,  --  раздумчиво сказала ’елль,
прекращаЯ велосипедную езду,  чтобы свернутьсЯ калачиком и уперетьсЯ ногой в
живот •уана.  -- Ѓудь  у  менЯ  хоть где-нибудь крошечка ума.  Њне  кажетсЯ,
где-то он есть, только Я никогда его не видела.  ’ы не грусти, твоЯ безумнаЯ
датчанка будет и дальше тебЯ любить на  свой  лад. ‚от  увидишь, мы в городе
никогда не встретимсЯ.
     --  џ в этом не так уверен,  -- пробормотал •уан.  --  Ќо ты права,  не
будем совершать  старую как  мир  глупость,  не  будем  пытатьсЯ  определЯть
будущее,  достаточно уже такого  навсегда испорченного будущего  скопилось в
моем городе, и  вне  города, и во всех порах тела. ’ы даешь мне что-то вроде
удобного  счастьЯ,  ощущение разумной  человеческой  повседневности,  и  это
много,  и этим Я  обЯзан тебе,  только тебе, моему  душистому  кузнечику. Ќо
бывают минуты,  когда  Я  чувствую себЯ циником,  когда все  табу  моей расы
дразнЯт менЯ своими клешнЯми; тогда Я думаю, что поступаю дурно, что  Я тебЯ
--  если позволишь  употребить  ученый термин -- превращаю  в свой объект, в
свою вещь, что Я злоупотреблЯю твоей жизнерадостностью, таскаЯ тебЯ то туда,
то сюда, закрываю и открываю, вожу с собой, а потом оставлЯю, когда приходит
час  тосковать или  побыть  одному. ’ы же, напротив, никогда не  делала менЯ
своим  объектом, разве что в глубине души жалеешь менЯ и бережешь в качестве
повседневного доброго дела -- закваска герлскаут или что-то в этом роде.
     -- Ђ,  гордость самца, -- сказала ’елль,  упираЯсь  всей ступней в лицо
•уану. -- "Ћставьте менЯ, Я сам! -- крикнул тореро". Џомнишь, тогда, в Ђрле?
…го оставили, и, боже мой,  как подумаю, что было... Ќет, сыночек, Я тебЯ не
жалею, вещь не может испытывать жалость к мужчине.
     -- ’ы не вещь. џ не это хотел сказать, ’елль.
     -- Ќе это, но ты же это сказал.
     -- ‚о всЯком случае, сказал в упрек себе.
     -- Ћ,  бедненький,  бедненький, -- усмехнулась ’елль, гладЯ его ступней
по липу. -- ќ,  постой, так дело не пойдет,  Я уже знаю,  что будет, если мы
продолжим этот разговор, убери-ка отсюда  свою лапку,  помнитсЯ, в  половине
одиннадцатого у тебЯ заседание.
     -- —ерт подери, и в самом деле, а теперь без двадцати десЯть.
     --  ‘таруха! -- воскликнула  ’елль, вскакиваЯ и  распрЯмлЯЯсь  во  всем
своем  великолепии  золотоволосой валькирии. -- Џока ты  будешь одеватьсЯ, Я
расскажу, это очень волнующе.
     ‚олнующего там  было  немного,  по крайней  мере вначале,  в  той части
рассказа,  когда  •уан  залежалсЯ  в постели,  и ’елль,  хотЯ  и  с грустью,
спустилась одна позавтракать в оранжевом  зале отелЯ "Љозерог"  и  случайно,
без  всЯкого  намерениЯ,  подслушала  разговор старухи  и  юной  англичанки,
старуха сперва  сидела за  столиком  в глубине  и уже там затеЯла  беседу на
бейсик-инглиш с молодой туристкой, потом вдруг спросила, нельзЯ ли составить
ей  компанию, и  девушка  ответила,  о да, миссис,  и Я  за  моим  столиком,
загороженнаЯ  огромным  кувшином с грейпфрутовым соком, увидела, как старуха
переместилась  за столик к девушке, да с немалым трудом, потому что операциЯ
эта разделЯлась у нее на два этапа -- сперва вскарабкатьсЯ на стул,  а затем
опуститьсЯ, -- о, благодарю вас, миссис,  дальше обычный разговор о том, кто
откуда, о маршрутах, впечатлениЯх,  таможнЯх и погоде, о да, миссис,  о нет,
миссис.  •уану,  а  тем  паче ’елль никогда не  узнать, почему оказалось так
необходимо все  более внимательно прислушиватьсЯ к разговору и почему внушал
этот  разговор убежденность,  что  надо слушать и  дальше  и что  длЯ  этого
необходимо переехать немедлЯ из этого  отелЯ,  что они  и сделали  в тот  же
вечер, поселившись в "ѓостинице ‚енгерского ЉоролЯ", старой и обветшалой, но
зато находЯщейсЯ так  близко от Ѓлютгассе, в пропыленном  барочном лабиринте
старой ‚ены. †ить вблизи Ѓлютгассе  -- только это могло  "вознаградить •уана
за  оставленные удобства,  и  гигиену,  и бар "Љозерога", но не было другого
способа  продолжать прислушиватьсЯ  к речам  фрау  Њарты во  времЯ завтрака,
когда  юнаЯ  англичанка  --  о  да,  миссис,  большое  спасибо  за  то,  что
порекомендовали  мне  этот  отель,   куда  более   дешевый  и  типичный,  --
усаживалась  за  столик  фрау  Њарты  и рассказывала  ей о  своих  вчерашних
экскурсиЯх, были там, и енбрунн, и дом  уберта, и прочее, но почему-то все
это звучало как одна и  та же экскурсиЯ и как все  экскурсии сразу, сплошной
путеводитель ЌагелЯ в пестрой обложке и в английском переводе, о да, миссис.

     Ќиколь кончила мыть  кисточки и тщательно закрывала коробку с красками;
блестЯщий  гном сохнул на краю  стола, огражденный барьером  из  журналов  и
книг.
     -- ‡десь  пахнет  затхлостью,  -- сказал Њарраст, продолжаЯ  ходить  по
комнате. --  Ќе  пойти  ли нам пройтись,  чем вспоминать  друзей? Џраво,  мы
похожи на призраков, которые беседуют о других призраках, это нездорово.
     -- Ћ да, Map, -- сказала  Ќиколь. Ћна не собиралась упрекать его за то,
что  он  первый  обронил имена,  сперва  •уана,  затем  ќлен,  вперемежку  с
ласточками  и анекдотами про  Ћстина и сообщением  о бесконечной  поездке  в
метро с Љалаком и Џоланко. Ћн это сделал неумышленно, но  все же от Њарраста
исходило первое и  косвенное легкомысленное упоминание о •уане, а потом, как
стрЯхиваемый с  сигареты  остаток пепла,  в конце  абзаца  --  о  ќлен,  что
идеально  довершало рисунок. Ћбо всем  этом  можно думать  без  неприЯзни  и
укора,  было  бы  несправедливо  упрекать  Њарраста  за то,  что  он  курит,
расхаживаЯ по  номеру,  как  большой медведь,  было  почти  логично,  что  в
какой-то миг, когда иссЯкнет прокладочнаЯ паклЯ слов, Њарраст в конце концов
поддастсЯ тому единственному, что еще могло сблизить их после прежних, таких
недавних и таких иных дней, и что посреди какой-то фразы проглЯнет имЯ •уана
-- ведь не было никакой  Явной причины, мешающей ему проглЯнуть вперемежку с
именами прочих  друзей,  -- и что  он тут же  вспомнит, что  в  эту ночь ему
приснилась ќлен, и скажет об этом, продолжаЯ курить  и монотонно расхаживать
взад  и  вперед по номеру. Џочти не глЯдЯ  на него  --  теперь  ей было  все
труднее  встречатьсЯ с ним  глазами,  -- Ќиколь подумала о прежнем Њаррасте,
человеке-борце,  рыцаре  скульптуры,   неустанно   бросающем   вызов,  таком
непохожем на  этого медведЯ, который затихал и съеживалсЯ всЯкий раз,  когда
подходил взглЯнуть  на гномов или  поцеловать  Ќиколь,  едва  отвечающую  на
поцелуй и говорившую о  пустЯчных событиЯх днЯ,  как вот теперь --  он ей  о
ласточках,  а она  ему  про  энциклопедию,  пока все  как бы  парализовалось
упоминанием  о •уане и  ќлен, но это Њаррасту  можно было простить, и совсем
нетрудно  простить, как посмотришь в его печальные глаза, даже  и прощать-то
не надо,  виноват не он, и никто не виноват, нет, это сама  вина,  худшаЯ из
всех вин,  обосновалась  здесь непрошенаЯ, и  в  конце концов пришлось с ней
примиритьсЯ.
     …сли он поцелует менЯ еще раз,  Я отвечу на его поцелуй, чтобы  хоть на
времЯ вывести его из состоЯниЯ безнадежности, но нет, он больше не пытаетсЯ,
все  курит  и ходит  по  номеру, вот  опЯть завел  речь о  портрете  доктора
‹айсонса  и  даже про времЯ забыл, мы  же опоздаем в музей,  опЯть,  как уже
бывало  столько  раз,  придетсЯ  смотреть   на   закрытые  двери   и  пойдут
легкомысленные  предложениЯ,  чем бы заменить  друзей, как будто все  это не
имеет ровно  никакого значениЯ --  спуститьсЯ до —аринг-кросс,  или  пойти в
кино,  или  сесть и  смотреть на голубей на ‹естер-сквер,  пока не  наступит
времЯ  встретитьсЯ с Љалаком и Џоланко, или вернутьсЯ  в отель  и продолжать
рисовать  гномов и читать  романы и  газеты, поставив между собой  маленький
транзистор, который  вроде  добавочной пакли, он  позволЯет экономить слова,
оставлЯЯ  свободу  только  взглЯдам,  этим  тощим  котам,  которые  стыдливо
встречаютсЯ  где-то на гладком потолке,  потрутсЯ друг о  дружку -- и  вдруг
расходЯтсЯ, по возможности  избегаЯ встречатьсЯ до часа, когда пора ложитьсЯ
спать и гасить свет.
     ‚от и  сейчас  он  опЯть закурит сигарету, сЯдет  у сумеречного  окна и
будет смотреть на унылое зрелище -- на Ѓедфорд-авеню с деловыми  зданиЯми на
противоположной  стороне,  с   автобусами,  которыми   мы  так  восхищались,
очутившись в ‹ондоне в  первый раз, и на  которых решили ездить методически,
пока  не  охватим  все маршруты (мы дошли до No 75Ђ,  потом у  нас кончились
деньги, и пришлось вернутьсЯ в Џариж, где у  Њара была работа). …го движениЯ
легко предвидеть, печаль делает его поведение однообразным. „остает из пачки
сигарету, четыре шага до плетеного кресла, взглЯд, бесцельно устремленный за
окно, куда-то вдаль, с облегчением уходЯщий куда-то вдаль от менЯ и от того,
что нас окружает. Ћн, наверно, забыл про музей, забыл, что уже четыре часа и
что мы туда приедем слишком поздно, если вообще приедем. ‘ловно образовалась
какаЯ-то  пустота, провал. Џочему  он не  выхватит  сигарету  изо  рта и  не
раздавит ее о мою грудь? Џочему не подойдет ко  мне и не ударит, не  обнажит
менЯ  грубо,  не изнасилует  на  грЯзном  линолеуме,  не  потрудившись  даже
швырнуть  менЯ, как  трЯпку,  на  кровать?  ‚се это  он должен был  сделать,
способен сделать, ему нужно это сделать. Ћ Map, как Я заражаю тебЯ привычной
моей пассивностью,  котораЯ  менЯ подавлЯет,  как жду от тебЯ  кары, которую
сама не могу над собой совершить. ‚от, Я вручаю тебе диплом палача, но делаю
это  настолько  тайно,  что ты  ничего не  подозреваешь,  пока мы  так  мило
беседуем о ласточках. Њне теперь страшно  посмотретьсЯ  в зеркало, Я увидела
бы   черную   дыру,   воронку,  с  отвратительным  бульканьем  заглатывающую
настоЯщее.  “  менЯ не хватит  сил ни убить  себЯ,  ни уйти,  не хватит  сил
освободить его,  чтобы  он снова  вышел на  улицу. Ћ ’елль, если бы ты  была
здесь, если бы ты это видела! Љак права была ты в тот вечер, сказав мне, что
мое место в гареме, что Я могу лишь угождать.  ’ы была в бешенстве, что Я не
еду с тобой в  гости к  кому-то там  на юге  ”ранции, упрекала менЯ,  что  Я
неспособна  быть,  как ты,  инициативной, самой  решать свои дела,  оставлЯЯ
нацарапанную наспех  записку или известив по телефону. ’ы была  права, Я  не
способна ни на что решитьсЯ, и, похоже, Я убиваю Њара, знавшего менЯ другой,
боровшегосЯ со  мной  в битве двух  отстаивавших себЯ свобод, взЯвшего  менЯ
силой,  когда  его сила и моЯ объединились,  познав друг друга в примирЯющей
встрече.  Ќадо  бы это ему сказать,  распутать этот липкий  узел, хорошо  бы
прийти в музей до закрытиЯ и посмотреть на портрет.
     -- ’ы понимаешь, ласточки.
     -- ‚оображаю лицо дамы в розовом там, в метро.
     --  ќто,  собственно, была не дама,  а что-то вроде формы длЯ пудинга с
множеством розовых пЯтен. Ќемножко похожаЯ на госпожу Љорицу, помнишь, в тот
первый вечер, когда мой сосед и Џоланко вынули Ћсвальда  из клетки и пустили
его на стол?
     -- Љонечно, помню, -- говорит Ќиколь. -- Ќо в  конце концов мы  стали с
госпожой Љорицей друзьЯми, это была большаЯ победа.
     --  ЃлагодарЯ  ее  дочке, котораЯ  по уши влюбилась в Љалака.  Ћна сама
сказала ему потом,  что то был  ее звездный  вечер, Љалак пересказал нам это
выражение, и мой сосед чуть не задохнулсЯ от хохота.
     -- ќто  было чудесно, -- сказала  Ќиколь. -- Ђ не хочетсЯ ли тебе опЯть
побывать  в  "Љлюни"? ‘транно,  в  Џариже  почему-то  чувствуешь  все  более
близким, родным.
     --  Џока  не окажешьсЯ  в  Џариже, -- сказал  Я. -- —ерез неделю-другую
начинаетсЯ ностальгиЯ по ђиму или по Ќью-‰орку, дело известное.
     -- Ќе надо безличных оборотов.  ’ы  имеешь в виду менЯ и,  конечно, еще
•уана и Љалака.
     --  Ћ,  •уан!  “  •уана  это  просто  профессиональное  извращение,  он
полиглот-бедуин, прожженный переводчик. Ќо  у Љалака и у тебЯ это, по-моему,
симптом чего-то другого, некоего taedium vitae21.
     -- —тобы боротьсЯ с этим taedium,  -- сказала Ќиколь,  подымаЯсь, -- ты
мог бы показать мне  портрет,  который тебЯ так интересует в  эти дни. ‘коро
уже четверть пЯтого.
     --  —етверть  пЯтого, -- повторил Њарраст.  --  ЌавернЯка  мы опоздаем.
‹учше  отложим на завтрашнее утро, Я думаю,  завтра там соберетсЯ  несколько
анонимных невротиков, изучающих растение. Џоверь, готовЯтсЯ большие событиЯ.
     -- Љоторые нас здорово позабавЯт, -- сказала Ќиколь.
     -- ђазумеетсЯ. џ тебе рассказал про ѓарольда ѓарольдсона?
     -- ‘овсем немного. ђасскажи еще.
     -- ‹учше уж завтра в музее, под сенью загадочного растениЯ.
     -- Њы все откладываем на завтра, Map, -- сказала Ќиколь.
     Њарраст  подошел к ней, сделал неопределенный жест, который  завершилсЯ
тем, что он погладил ее по голове.
     --  —то  делать,  дорогаЯ?  џ, во  всЯком  случае,  еще  имею  глупость
надеЯтьсЯ, что завтра, возможно, будет  „ругим. —то мы проснемсЯ по-другому,
что будем  приходить повсюду вовремЯ.  џ  говорил тебе, мне приснилась ќлен?
‘транно, этот сон был более реален, чем весь нынешний день.
     -- џ знаю, Map, -- сказала Ќиколь будто откуда-то издалека.
     --  € заметь, пробуждаЯсь от сна,  Я все так  Ясно увидел: эту робость,
нерешительность, когда правду чуешь  вот здесь,  всем нутром,  ту правду, от
которой потом,  открыв глаза, мы отнекиваемсЯ. ‚ этот момент Я дал тебе имЯ,
оно очень тебе подходит и очень верное: недовольнаЯ.
     -- ЌедовольнаЯ, -- повторила Ќиколь. --  „а, теперь вспоминаю,  канал в
‚енеции,  виллы Џалладио.  €сториЯ  узницы в  одной из  вилл, лестницы среди
деревьев. „а, Map. Ќо что Я могу поделать, Map?
     Љогда  она  называет менЯ  "Map",  это обычно  нас  сближает, но теперь
похоже на вынужденную взЯтку, и мне больно. џ не могу удержатьсЯ,  чтобы  не
взЯть  ее руку  и не приложить ладонью  к своему  лицу,  этакаЯ направлЯемаЯ
ласка,  экскурсиЯ, в которой все  предусмотрено  заранее --  чаевые, входные
билеты,  плата за жилье  и  питание. ђука  покорно  позволЯет  себЯ  водить,
скользит по щеке и падает на юбку Ќиколь, сухой лист, мертваЯ ласточка.
     --  ќто  объЯснение не  хуже  и не лучше  других,  --  сказал Я ей.  --
‘лучайнаЯ встреча на  вилле  Џалладио с  женщиной, котораЯ вдруг обнаружила,
что не  любит менЯ. Ќа первый взглЯд здесь как будто недостает  пресловутого
анатомического стола, но, если вдумаешьсЯ, он тоже есть, еще бы ему не быть.
     -- Ћ нет, Map, -- говорит Ќиколь. -- Џожалуйста, не надо. Map.
     -- џ так хорошо помню,  ты вдруг погрустнела. ќто было при полном свете
днЯ, мы ехали в Њантую посмотреть на  гигантов „жулио ђомано, Я услышал, что
ты  тихонько  плачешь, и стал  тормозить, Я  помню  каждую  минуту и  каждый
предмет, слева был рЯд красных домов, Я затормозил, хотел посмотреть на твое
лицо, но в этом не было надобности, все казалось настолько Ясным, хотЯ мы не
обмолвились  ни  словом,  и Я  понЯл, что  мы  уже  много  недель  предаемсЯ
бессловесному обману, который никого не обманывает, и что тебе  вдруг  стало
невмоготу и ты в этом признаешьсЯ, что  ты недовольнаЯ,  ты узница, и уж  не
помню, сказал ли Я тебе  что-нибудь, но знаю, что мы доехали до Њантуи и что
нас очаровали церковь ‹еона Ѓаттисты Ђльберти и —айный дворец.
     “  Ќиколь есть  привычка неожиданно вскидывать голову и смотреть тебе в
глаза, будто она раздвигает ветки дерева или паутину, прокладываЯ дорогу.
     -- Ќо, Map, Я же не узница. ’ы не держишь менЯ в тюрьме.
     -- Ќет, держу, на наш лад. Ќу конечно, без замков. „ержу тем, что порой
мы целуемсЯ, ходим в кино.
     -- ’ы не виноват, Map. ’ебе не должно быть очень больно,  уже не должно
быть. ’ы обо мне заботишьсЯ, не оставлЯешь менЯ, а пока дни идут.
     -- ЏЯтьдесЯт два гнома.
     -- …сли Я недовольнаЯ, это не  по твоей вине. ’ы нашел точное слово, но
ведь не ты заточил менЯ в этой пассивности. Ћдно только мне непонЯтно -- то,
что ты еще со мной. Map.
     -- ќх ты, ‡ахер-Њазох, -- говорю Я, гладЯ ее по голове.
     -- Ќо ты же не такой, Map.
     -- ‘уществование предшествует сущности, дорогаЯ.
     -- Ќет, ты не такой, ты не создан быть таким. Љонечно, Я должна бы...
     --  ’сс, не  говори о долге. ‚се  это  Я знаю, да и ничего бы у тебЯ не
вышло. ‚ самолете беглеца всегда найдетсЯ  еще одно место, позади или рЯдом,
всегда  можно быть  либо  тенью,  либо эхом,  не делай того,  что ты  должна
сделать, все равно Я останусь с тобой, недовольнаЯ моЯ.
     Џозже она, как всегда,  будет выговаривать мне  в  этом сентиментальном
стиле, смеси шантажа  и мести, -- в общем, бесполезное мучительство. ‚идимо,
и  Ќиколь так это  понЯла --  она потупила голову и принЯлась складывать  по
порЯдку рисунки, убирать карандаши.  џ опЯть погладил ее по голове, попросил
прощениЯ, и она быстро  сказала: "Ќет-нет, ты не..." -- и запнулась, и, сами
не знаЯ почему, мы одновременно улыбнулись и поцеловались долгим поцелуем; Я
почувствовал, что  наши  лица и  наши  уста стали  вроде  песочных часов, по
которым снова потекла  тонкаЯ струйка безмолвного, праздного времени. €дти в
музей  было  поздно,  свет в номере приобретал тусклый оттенок,  так  хорошо
подходивший к здешним  запахам и коридорному гулу.  ‚ этой отсрочке, котораЯ
будет повторением стольких предыдущих -- с того вечера на дороге в Њантую, с
красными домами по левую сторону, -- открывалось  поприще длЯ обрЯдов и игр,
длЯ древних церемоний, побуждающих к любви  два  эгоистических  тела, упорно
отвергающих одиночество, которое подстерегает их в изножье  кровати. ’о было
хрупкое  перемирие,  ничейнаЯ  землЯ,  на  которую они,  обнЯвшись,  упадут,
бормоча  что-то, станут раздеватьсЯ,  путаЯ,  где  чьи руки, где чьЯ одежда,
торопЯсь  к  мнимому,  повторЯющемусЯ  моменту  вечности.  ЌачнетсЯ  игра  в
прозвища или в зверьков, постепенный и  привычный и всегда упоительный набор
слов.  ѓлупый-преглупый,  скажет Ќиколь. ‘овсем Я не глупый, скажет Њарраст.
’ы очень глупый и очень злой / ‚от и неправда / Ќет, правда / Ќет / „а / Ќет
/ „а / ’огда Я вам немного попорчу ваш садик / ‘адик  у менЯ хорошенький,  и
вы мне его не портьте / Ђ вот  Я напущу  туда уйму зверьков / Ђ Я не боюсь /
‘перва напущу туда всех кротов / ‚аши кроты дураки / ’рех сурков / ‚се равно
не боюсь / Ључку хомЯков / ‚ы злюка / € стадо дикобразов /  Њой садик -- это
мой садик, его нельзЯ трогать / ‘адик  ваш, да, но Я напущу вам зверьков / Ђ
Я ваших зверьков не боюсь, мой садик хорошо защищен / Ќичего он не  защищен,
и мои зверьки сожрут у вас все цветы / Ќет, не сожрут / Љроты погрызут корни
/ ‚аши кроты злючки и дураки /  Ђ сурки  будут писать  на розы / ‚аши  сурки
вонючие и глупые / ‚ы дурно отзываетесь о трех сурках/ Џотому что они глупые
/ ’огда Я напущу вам не трех, а всех-всех сурков /  ‚се равно они все глупые
/ € всех  хомЯков / Ђ Я не боюсь / Ђ ну-ка выйдите в свой садик, посмотрите,
что там натворили мои зверьки  /  ‚ы  глупый и злой  / €  неужто Я  и впрЯмь
глупый и злой? / ‚ы не злой, только глупый / ’огда Я забираю трех дикобразов
/ Њне все равно / џ глупый? / Ќет, не  глупый / ’огда забираю всех хомЯков и
одного крота / ‡абирайте кого хотите, мне все равно / —тоб вы знали, какой Я
добрый,  забираю всех  зверьков  /  ‚ы  злой / ‡начит, Я  злой? / „а, злой и
глупый-преглупый  / ’огда  получайте  двух  кротов  /  Ќе  боюсь  /  €  всех
дикобразов.

     ‘мугло-шелковистое  фото  ќлен,  галечный камушек,  который  на  ладони
притворЯетсЯ, будто теплеет, а  на самом деле  леденеет,  пока  не  обожжет,
лента Њебиуса, по  которой скрыто движутсЯ слова и поступки, и вдруг -- орел
или решка, теперь или  никогда; ќлен  Ђрпа, ќлен Ѓранкузи, многократнаЯ ќлен
из •айду с лезвиЯми двойного топора и привкусом песчаника в поцелуе, ќлен --
пронзенный стрелою  лучник, бюст  юного Љоммода,  ќлен -- "дама  из  ќльче",
юноша из ќльче, холоднаЯ,  хитраЯ, равнодушнаЯ,  учтиваЯ  жестокость инфанты
посреди   просителей  и  карликов,  ќлен  --  mariee  mise  a  nu   par  ses
celibataires22,  ќлен  --  дыхание  мрамора,  морскаЯ  звезда,  ползущаЯ  по
уснувшему человеку  и навек  присасывающаЯсЯ к сердцу, далекаЯ  и  холоднаЯ,
идеально совершеннаЯ.  ќлен -- тигр,  который  прежде  был  кошкой,  котораЯ
прежде  была клубком  шерсти. (’ень у ќлен гуще, чем у других людей, и более
холоднаЯ; кто ступит  ногой  в эти саргассовы  водоросли, почувствует, как в
тело  проникает  Яд,  который погрузит  его навсегда  в единственный роковой
бред.)  „о ќлен  и после -- хоть  потоп;  любой  телефон, вроде  гигантского
скорпиона,  ждет  приказа  ќлен, чтобы  разорвать  кабель,  свою  привЯзь  к
времени, и огненным своим жалом  выжечь истинное имЯ любви на коже того, кто
еще надеЯлсЯ пить чай с ќлен, услышать звонок от ќлен.

     Љак  мы вскоре узнали, в  игру еще много чего входило, но сперва были в
основном руки фрау Њарты и запах плесени в "ѓостинице ‚енгерского ЉоролЯ" на
улергассе,  с окном  нашего  номера,  выходившим на  „омгассе, неким глазом
отелЯ,  глЯдевшим в прошлое (там, в нескольких  метрах, начиналась Ѓлютгассе
со своим недвусмысленным названием, хотЯ и не намекающим на  дворец графини;
там  вы  оказывались  во  власти  предполагаемых  совпадений, каких-то  сил,
косвенно подсовывавших  вам название улицы, созвучное  тому, которое, верно,
шептал  народ  в  дни  великого  страха),  аромат  плесени  и  старой  кожи,
подозрительно  ожидавший нас  в камере, куда  нас привел сам  администратор,
номере  историческом,  Ladislao  Boleslawski   Zimmer23  с   соответственной
готической  надписью  на  двустворчатой  двери  и толстыми  стенами,  сквозь
которые  не проник  бы и  самый  ужасный вопль, как,  вероЯтно, иногда (а мы
знали, куда выходит  стена,  к  которой примыкало  изголовье нашей скрипучей
кровати) они заглушали голос и  фортепиано  Њоцарта, сочинЯвшего  в соседнем
доме  "‘вадьбу  ”игаро", --  так  поЯснил путеводитель ЌагелЯ  и восторженно
повторЯла юнаЯ англичанка  во  времЯ  завтрака с  фрау Њартой,  ибо никто из
приезжающих в ‚ену не может не посетить "”игаро-•аус" с путеводителем ЌагелЯ
в руках  и не прийти в волнение с девЯти до двенадцати  и с четырнадцати  до
семнадцати, вход пЯть шиллингов.
     Ќи  ’елль,  ни  Я не  смогли  бы  сказать  точно,  когда  начались  эти
ассоциации,  и, конечно,  ни  у нее, ни у менЯ не возникала прЯмо мысль, что
старуха может быть чем-то  вроде  инобытиЯ графини,  --  мы же  всегда уныло
соглашались, что перевоплощений нет, а если они и есть, то перевоплотившийсЯ
не сознает  этого, и потому дело терЯет всЯкий интерес.  ‚идимо, действовала
атмосфера отелЯ или  временами находившаЯ на  нас тоска, с которою мы  таким
образом боролись,  не сознаваЯ еще, что тут  кроетсЯ  нечто  большее, что не
просто  легкомыслие  бездельников  побудило  нас  переехать  из  "Љозерога",
покидаЯ идеально чистые полотенца, бар с удобными креслами,  и что почему-то
мы  должны  продолжать  игру, иронически  разочарованно,  а  порой  тревожно
ожидаЯ, что может произойти нечто, чего мы не в  силах предвидеть. ‘  самого
начала  наше  внимание привлекли (в обоих  смыслах) руки  фрау Њарты,  с тех
самых пор, как ’елль  однажды утром в "Љозероге" приметила паучьи ухватки, с
какими фрау Њарта  буквально опутывала юную англичанку, чтобы добитьсЯ права
вскарабкатьсЯ  в  кресло  за  ее  столиком. ќти  руки  в  конце  концов  нас
заворожили  (Я  преувеличиваю,  но  так  мы  поступали  всегда,  рассказываЯ
что-либо друзьЯм, заранее наслаждаЯсь  негодованием  моего соседа, честЯщего
нас истериками), руки, постоЯнно копошившиесЯ  в старой черной сумке, откуда
поЯвлЯлись и где исчезали  блокноты и тетрадки в клеенчатой обложке,  листки
бумаги, монеты, карандашные огрызки и  прозрачнаЯ линейка, с помощью которой
фрау  Њарта подчеркивала  свои письменные наставлениЯ  юной  англичанке в ее
прогулках по ‚ене, -- о  да, миссис,  --  возбужденно  и  чуточку  испуганно
смотревшей, как фрау Њарта, похожаЯ на  пожилую школьницу или юную старушку,
вытаскивает  линейку, чтобы дважды  подчеркнуть название и адрес  "ѓостиницы
‚енгерского  ЉоролЯ",  где, как  подслушала  ’елль,  советчица  пользовалась
особым уважением и изрЯдной скидкой.
     Љалак много раз повторЯл, что моЯ обостреннаЯ  чувствительность к рукам
болезненна  и  что  какой-нибудь психоаналитик  и  т.  д.  ‚  "Closcrie  des
lilas"24, к концу одной из нечастых встреч согласившись выпить сухого вина и
держась менее отчужденно, чем  прежде,  ќлен  мне сказала,  что  на мои руки
тЯгостно смотреть, что они слишком нервны, они чем-то напоминают послание, у
которого  уже нет адресата, но которому нейметсЯ, и оно тычетсЯ везде  -- на
столах,  в карманах, под  подушками, на теле  женщины, причесываЯсь,  строча
письма, открываЯ двери бесчисленных номеров, где проходит жизнь переводчика.
‘тоило ли возразить ей, что адресат посланиЯ вот он здесь, рукой подать, что
ее волосы,  и  ее подушка, и  ее тело  отказываютсЯ  принЯть посланца? ќлен,
наверно, усмехнулась  бы словно издалека, сказала бы что-нибудь об освещении
в  "Closerie  des  lilas",  по-прежнему  куда более  мЯгком,  чем  в  прочих
ресторанах Џарижа. Џо словам ’елль,  руки фрау  Њарты  чем-то напоминали сов
или черные  крюки; сидЯ  за моим столиком и глЯдЯ  на  них каждое  утро, Я в
конце концов уловил то, что,  видимо, уловила ќлен, глЯдЯ на мои  руки в тот
вечер, -- сообщение на непонЯтном Языке, упорное  мелькание  иероглифических
знаков в воздухе над столиком, среди хлебцев и баночек с вареньем, медленный
гипноз с помощью прозрачной линейки,  тетрадки в клеенчатой обложке, фокусов
в черной сумке, пока англичанка рассказывала о своих прогулках и выслушивала
советы о Ѓельведере, о церкви ЊариЯ-ѓештаде, о палате сокровищ в •офбурге.
     ‹юбопытно (отмечаю это с некоторой досадой), что мысль о графине пришла
в  голову ’елль, сперва она пользовалась ею просто как метафорой, а затем --
чтобы убедить менЯ  переехать в "ѓостиницу ‚енгерского  ЉоролЯ". Љогда  менЯ
начали мучить руки фрау Њарты и завтраки в обшарпанном зале постепенно стали
превращатьсЯ в  утонченную пытку  среди  мармелада, и хлебцев,  и страстного
желаниЯ слушать,  понЯть, не  нарушаЯ приличий и  ритуала утренних  вежливых
улыбок, Я согласилсЯ, что графинЯ годитсЯ  хотЯ бы как рабочаЯ гипотеза, раз
уж  в  этот момент, при нашем бессмысленном переезде  в  другой отель, мы не
видим иного  достойного  выхода, как  довести дело до конца  и вызнать точно
намерениЯ фрау Њарты. €так, возвращаЯсь с заседаний конференции, Я узнавал в
подробностЯх  о  розысках,  проводимых ’елль,  котораЯ здорово развлекалась,
следЯ за англичанкой или за фрау Њартой,  когда  не  было лучшего занЯтиЯ, а
его  Явно не  было.  џ  ’елль  не говорил об  этом,  но менЯ слегка тревожил
духовный  вампиризм, которым графинЯ заворожила  ’елль по моей вине в первые
наши ночи в ‚ене, когда Я пространно рассказывал ей о графине и повел ее  из
"Љозерога"  посмотреть  Ѓлютгассе,  не  подозреваЯ, что очень скоро мы будем
жить в нескольких  метрах от ее пепельных стен  и глЯдеть в  окно, высЯщеесЯ
над застойным воздухом старого  города. ’еперь уже ’елль мучила  менЯ своими
сообщениЯми,  в  которых фрау Њарта  каким-то  образом  заменЯла  графиню  в
воображении безумной  датчанки, но  ведь это  Я ненамеренно выпустил на волю
сонмы образов и атмосферу минувшего, и в конце концов среди смеха и  шуточек
они на нас нахлынули, хотЯ мы лишь наполовину верили в то, что где-то в душе
уже принЯли, вероЯтно, с самого начала. “ менЯ в этой игре сразу было больше
карт, чем у ’елль,  -- в эти дни прибыла  кукла месье Ћкса, рельеф василиска
ввел в венский танец другие фигуры, подобно тому  как потом  в Џариже  к ним
присоединилась книжка ЊишелЯ Ѓютора и под конец (но этот конец, пожалуй, был
началом) -- образ умершего в  клинике юноши. ‘о своей, дневной и суматошной,
стороны  ’елль разыгрывала минимум  карт:  старуха, юнаЯ  англичанка, отель,
населенный призраками, изничтожавшими времЯ, и -- неосЯзаемо -- графинЯ, она
Якобы тоже могла жить в отеле, ну хоть  бы потому, что  велела  произвести в
своем дворце побелку. ’елль  была  способна  такое вообразить и даже сказать
вполне серьезно: графине, Ясное дело,  на это времЯ удобней всего поселитьсЯ
в "ѓостинице ‚енгерского ЉоролЯ". ‘  этим невинным  и двусмысленным  набором
карт ’елль входила в игру, к  моему тайному удовольствию. Џотому что до того
момента  уподоблениЯ и розыски казались нам забавными, и каждый вечер, очень
поздно,  когда  Я старалсЯ  забыть о  дневной  работе  с  помощью  виски или
занимаЯсь любовью с ’елль в комнате ‚ладислава Ѓолеславского, мы выходили на
притихшие  улочки,  шли  по  старинному кварталу с  церковью  иезуитов  и  в
какой-то момент выходили  на  Ѓлютгассе,  недоверчиво  ожидаЯ,  что  вот-вот
заметим  силуэт  фрау  Њарты  на  каком-нибудь плохо освещенном  углу, знаЯ,
однако, что в этот час мы ее не встретим хотЯ бы потому, что графинЯ  должна
бродить по другим развалинам,  по башне замка,  где  много веков  тому назад
скончалась от холода и одиночества, там, где ее замуровали, чтобы она больше
не брала у девушек кровь.

     џ  пошел  по  “ордор-стрит,  без  удовольствиЯ  затЯгиваЯсь  сигаретой,
отдаваЯсь на  волю темноты и  улиц, затем  пошел  вдоль ’емзы,  выбрал паб и
принЯлсЯ пить, смутно соображаЯ,  что Ќиколь, наверно,  легла,  не дожидаЯсь
менЯ, хотЯ она, кажетсЯ, говорила, что в этот вечер будет делать  эскизы длЯ
энциклопедического  словарЯ: Ђбак,  абонемент,  абордаж, абориген,  абразиЯ.
Џочему не  заключают  договор со мной, чтобы Я проиллюстрировал  абстрактные
слова:  аберрациЯ, абстракциЯ, абсурд, абулиЯ, агониЯ,  апатиЯ? ќто было  бы
так легко, надо только выпить  можжевеловой и  закрыть глаза:  все тут --  и
аберрациЯ, и агониЯ,  и апатиЯ.  •отЯ  нет, теперь, закрываЯ глаза, Я  видел
очертаниЯ города,  образ, маЯчивший  в полудреме, в минуты рассеЯнности  или
когда сосредоточишьсЯ на чем-то  другом;  возникают они всегда  внезапно, не
повинуЯсь ни призывам, ни ожиданиЯм.  џ снова пережил  -- а в Явлении города
сочетались и зрительные, и эмоциональные моменты, они были неким состоЯнием,
эфемерным междуцарствием,  -- тот  случай, когда встретил  •уана  на улице с
аркадами (вот  еще слово длЯ  иллюстрации, Ќиколь нарисовала  бы  их тонкими
линиЯми  и  с   глубокой  перспективой,  наверно,  она  тоже  вспомнила   бы
бесконечные галереи  из красноватого камнЯ, если  ей довелось  проходить  по
этой части города, и нарисовала бы их длЯ своего энциклопедического словарЯ,
и никто  никогда бы не узнал, что эта улица с галереЯми -- улица города), мы
с •уаном  пошли рЯдом, не разговариваЯ, несколько кварталов шли параллельно,
потом  вдруг  резко  разделились   --  •уан  поспешно  вскочил   в  трамвай,
проходивший по большой площади, будто увидев знакомого среди пассажиров, а Я
вернулсЯ налево к отелю с верандами, чтобы начать, как бывало уже много раз,
поиски ванной комнаты.  € теперь, в этом  пабе" где  свет  скорее  напоминал
темноту, мне было бы приЯтно встретитьсЯ с •уаном и сказать ему, что, мол, в
одном  лондонском отеле  его ждут, сказать  по-дружески, как может  говорить
человек, берущийсЯ  иллюстрировать слово "аберрациЯ" или слово "апатиЯ", оба
тут  равно  неприменимые.  Њожно  было  предвидеть,  что  •уан  удивленно  и
аффектированно  (еще  одно  абстрактное  слово)  округлит  брови  и  что  на
следующий день его ласковое и учтивое обращение с Ќиколь примет  круглые или
продолговатые  формы коробок с конфетами, купленных на одном из  аэродромов,
по  которым  он   мечетсЯ,  или  какой-нибудь  из   английских  головоломок,
восхищающих Ќиколь, а затем он снова  отправитсЯ на  очередную международную
конференцию,  без  особой тревоги  полагаЯсь  на  то, что расстоЯние исцелит
раны, как  не преминула бы выразитьсЯ  госпожа Љорица, которую мы с Џоланко,
Љалаком и Ќиколь так часто вспоминали в эти дни в часы весельЯ.
     Љонечно, что касаетсЯ абстрактных рассуждений, так  •уан сейчас в ‚ене,
но  Я  ничего  бы  ему  не сказал и  в  том случае,  если  бы непредвиденное
изменение планов привело  бы его в ‹ондон. Ќикто из нас не был по-настоЯщему
серьезен (разве что ќлен, но о ней мы, по сути, так мало знали), и соединЯло
нас в городе, в "зоне",  в жизни одно --  веселое и упрЯмое попирание десЯти
заповедей. Љаждого  из  нас наше прошлое  по-разному научило, что совершенно
бесполезно быть  серьезным, прибегать  к  серьезности  в  кризисные  минуты,
хватать себЯ за  лацканы и требовать от себЯ каких-то поступков, решений или
отречений;  и  ничего  не могло  быть логичней, чем этот безмолвный  сговор,
объединивший нас вокруг  моего соседа, чтобы иначе понимать существование  и
чувства,  чтобы  идти  по  путЯм,   которые  в  каждой  данной  ситуации  не
рекомендовались,  отдаватьсЯ на волю  судьбы, прыгать  в трамвай, как сделал
•уан в городе, или лежать в постели, как делали мы с Ќиколь, без рассуждений
и  чрезмерного  интереса  подозреваЯ,  что  все  это  по-своему  сплетает  и
расплетает то,  что  на уровне здравого смысла выразилось бы  в объЯснениЯх,
письмах, телефонных звонках,  а  может,  и  в  попытках самоубийства  или во
внезапных отъездах  на политические акции либо на тихоокеанские острова. Њой
сосед однажды, кажетсЯ, изрек, что мы  гораздо больше основываемсЯ  на общем
множественном  минимуме, чем на  общем разделЯющем  максимуме, -- правда, не
совсем Ясно,  что  он этим  хотел сказать. ‘транное  дело, несмотрЯ на пЯтую
рюмку можжевеловой, у  которой в этот вечер был непонЯтный привкус  мыла, за
всем, о чем Я думал, притаилось что-то похожее на радость, на почти ликующее
приЯтие того,  что недовольнаЯ наконец заполнит  одну из пустот,  собственно
даже не она сама, а понЯтие "недовольнаЯ", смысл этого слова,  ЯвившегосЯ  в
конце  концов, чтобы  заткнуть  слишком  долго  зиЯющую дыру.  џ ей  сегоднЯ
сказал: "ЌедовольнаЯ" -- и она потупила  голову, приводЯ в порЯдок кисточки.
Љое-как,  но  мы  сумели ликвидировать  дыры  в  наших  отношениЯх последних
месЯцев: сомнение -- вот одна дыра, надежда -- дыра еще больше, неприЯзнь --
дыра-дырища, словом, все разновидности великой дыры, того, с чем Я  всю свою
жизнь боролсЯ  молотком и резцом, любовью  к нескольким  женщинам и  тоннами
испорченной  глины. ’еперь не  остаетсЯ ничего, территориЯ  расчищена, почва
выравнена,  и  можно уверенно  ступать  после  многих пустых недель,  с того
самого  днЯ,  когда мы  остановились  на  дороге из  ‚енеции  в Њантую  и Я,
заметив, что Ќиколь грустит, в первый раз отчетливо почувствовал, что теперь
она -- недовольнаЯ.  ‚се  остальное  -- придумывание всЯческих  дыр,  сперва
отрицание  с  оттенком  надежды, нет,  это  невозможно,  нет, попробуем  еще
немного,  а   затем  попытки  временно  заполнЯть  дыры,   например  стеблем
hermodactylus  tuberosis  и  анонимными  невротиками.  ‡ачем мы  приехали  в
‹ондон? ‡ачем продолжать  быть  вместе?  €з них двоих у Њарраста  по крайней
мере были какие-то заслуги (это  он так  думал), он  все  же пыталсЯ  что-то
делать, чтобы заполнить  эту дыру, придумал  себе нечто вроде  параллельного
действиЯ,   посещаЯ   €нститут   Љуртолда,    проверЯЯ   результаты   своего
вмешательства  и реакцию ѓарольда  ѓарольдсона,  между тем  как  Ќиколь  все
сидела над своими гномами, иногда  слушаЯ транзистор и равнодушно соглашаЯсь
на все, что предлагали Љалак,  и Џоланко, и Њарраст, отправлЯЯсь в кино  или
на мюзиклы и обсуждаЯ вести от ’елль, котораЯ стала  писать ужасно загадочно
и  весьма в стиле еридана ‹е ”аню. Ћ да, у Њарраста  премного заслуг, думал
Њарраст,  потЯгиваЯ шестую  рюмку можжевеловой,  которую ему принесли не без
колебаний,  хотЯ подлинной заслугой было бы послать все к  черту и посвЯтить
себЯ  исключительно  глыбе  антрацита,  заполнить до конца  проклЯтую  дыру,
швырнув  в   нее  глыбу  антрацита,   которую  м-р  “итлоу  ищет  в   шахтах
Ќортумберленда,  кинутьсЯ на нее  с молотком  и резцом, как ѓамлет кинулсЯ в
дыру  по имени  ЋфелиЯ, высечь фигуру ‚ерцингеторига в самой  толще  прежней
дыры,  отрицаЯ ее и уничтожаЯ ударами молотка, и трудом, и обильным потом, и
красным  вином,  открыть,  черт  возьми, период,  исключительно  заполненный
антрацитом и  древними  героЯми,  без красных домов,  без любезно подаренных
головоломок, без сохнущих на столе гномов. Ђ тем временем  она, что она? ’ы,
наверно, плачешь обо мне, ну конечно, обо мне, а  не о себе, беднЯжка,  ведь
ты тоже ненавидишь  дыры, и  любое чувство жалости к себе показалось бы тебе
самой  вонючей дырой, и всЯ  твоЯ любовь  к •уану (дарившему тебе  конфеты и
головоломки и уезжавшему) была как бы приглушена с  бог весть какого времени
из  боЯзни  причинить  мне боль,  из  боЯзни,  что Я ее обнаружу и  приду  в
отчаЯние, не имеЯ сил бросить тебЯ, как завершенную статую, и идти дальше. €
Я длил эти терзаниЯ, сам терзаемый надеждой, и вот Я  еще раз  ушел, хлопнув
дверью  (о,  иногда  Я  закрывал ее с  бесконечной осторожностью,  чтобы  не
разбудить Ќиколь или не помешать ей), начав новый этап скитаний, и анонимных
невротиков, и пьЯнства, вместо того чтобы еще раз навсегда кинутьсЯ на глыбу
антрацита  и  вернуть  недовольную к  ее  энциклопедии  и грЯдущим  коробкам
конфет.  "Ќо  теперь другое дело, -- подумал  он, --  теперь надежды  больше
.нет, мы уже произнесли слова заклЯтиЯ. ’еперь есть недовольнаЯ, и это слово
окончательно закупоривает дыру  надежды, вот она, настоЯщаЯ глыба антрацита.
Њне остаетсЯ одно -- уехать, потому что Я знаю: если вернусь, мы поцелуемсЯ,
будем заниматьсЯ  любовью, еще  одна отсрочка, опЯть бесконечное натЯгивание
лука, еще одно перемирие, украшенное прогулками, и вежливостью, и нежностью,
гномы  и  разные  новости и  даже проекты, эх, дерьмо дерьмовое,  когда  все
кончилось  на  том,  что  моЯ  леваЯ  нога  однажды  во  вторник  под  вечер
затормозила  возле красных домов". Љогда он вышел  из  паба, ему показалось,
что улицы  идут в гору, было почему-то трудней шагать, чем прежде.  ЏонЯтно,
почему они шли в гору, ведь они снова, еще раз, вели его обратно в отель.
     Ѓывает, что без •уана  день ужасно тЯнетсЯ. Ћ чем могут там спорить эти
бирманцы, эти турки, все  эти  народы,  которые  бедный  мой  дурачок должен
заставить  говорить  по-испански и из-за которых он приходит  опустошенный и
усталый?  Ќе  будь  тут  менЯ,  его  ожидающей,  --  скажем это  без  ложной
скромности, --  он, наверно, выпил бы бутылку сливовицы, и на следующий день
его синхронные или диахронные  переводы открыли бы новую эру в международных
отношениЯх, уж  это  верней  верного. Џо сути  говорЯ, Я длЯ  него изобретаю
ночь, и не только в обычном смысле, который вызвал бы смешок Џоланко, нет, Я
отмываю его от слов,  от работы  ради денег, от недостатка  мужества бросить
то, к чему душа не  лежит,  от того,  что  это Я, а  не ќлен, буду  медленно
раздеватьсЯ под его горьким и лихорадочным взором.
     „а,  ’елль, так  оно  и есть, напрасно  ты глЯдишь на менЯ из зеркала с
такой миной (кстати,  надо бы  удалить волосы под мышками, до  прихода •уана
еще  есть  времЯ,  а  он  терпеть  не  может   запаха  депилЯториЯ   вопреки
красноречивым  утверждениЯм  госпожи  ќлизабет  Ђрден).  ђаз  нет  будущего,
заслуживающего усилий,  то  есть  будущего  с  ќлен, надо  изобретать его  и
смотреть, что будет,  забрасывать в  него бумажные  змеи,  воздушные  зонды,
засылать  почтовых голубей, лучи лазеров и радаров, письма  с неопределенным
адресом.  Ќу,  как если  бы Я послала  ќлен  куклу, которую мне подарил  мой
дурачок. ‚о второй рюмке  "кампари"  (Я  это  проверила  уже  не раз, строго
научно, детка) есть капелька надежды, без сомнениЯ, алкоголь sends me25, как
говорил ‹ерой, помогает изобретать более интересное будущее с фрау Њартой, и
юными туристками, и этим траченным молью, призрачным отелем, где, Я уверена,
что-то произойдет. Yes,  it sends  me, сколько раз повторЯл это ‹ерой, когда
мы слушали  пластинки, и  курили всю ночь, и задумывали путешествиЯ, которых
так и не совершили, бедный
     ‹ерой, снимок в кливлендской  газете,  носилки,  в которых его несли  в
больницу, краснаЯ машина, врезавшаЯсЯ в ствол дерева.  Ѓедный ‹ерой, в любви
он был всегда один  и тот же, в отличие  от •уана, который вечно будто ждет,
что  Я придумаю ему  новый  способ  упиратьсЯ  коленЯми, гладить мне  талию,
называть менЯ по-новому. Ѓедный  ‹ерой, мне почему-то  кажетсЯ,  что мертвый
негр дважды мертв. Copenhague Blues26, если  это он. …ще рюмку "кампари", от
второй рюмки,  ей-богу, никакого толку не  было, одни датские  воспоминаниЯ,
прошлое, лежащее  навзничь с открытыми глазами, все эти мертвецы, что иногда
посылают  открытки  или  вспоминают  о  моем дне рождениЯ,  дорогаЯ мамочка,
папа-инженер,  братьЯ, которые мне бесцеремонно  дарЯт каждый  год по новому
племЯннику, damn  the dirty bunch27. Ќасколько  лучше,  да-да, лучше,  милаЯ
девушка в зеркале (а  вот здесь еще остались волоски),  наша выдумка  с этим
идиотским,  но  забавным  будущим,  которое  мы  с  моим  дурачком  создаем,
используЯ фрау Њарту  с ее плиссированными юбками и  миллиметровой линейкой,
похожую утром на грЯзную крысу, точно  она спала одетаЯ. ђазумеетсЯ,  ничего
особенного  не произойдет,  но все равно это очень хорошо, чего уж лучше  --
спровоцировать то,  что хочетсЯ обнаружить,  хотЯ на душе уже  страшновато и
чуть противно (мне больше, чем •уану, который готов принЯть или выдумать что
угодно,  лишь бы не принЯть то, другое, будущее без ќлен), как бывает часто,
когда они, мужчины,  возвращаЯсь  из  города  с раскисшими губами и смутными
ночными  страхами,  начинают подозревать, что  за  этими  мерзкими, грЯзными
прогулками кроетсЯ нечто иное, исполнение желаний, и что, быть может, именно
в  городе  с  ними  произойдет то,  что  здесь  кажетсЯ  им чудовищным,  или
невозможным, или nevermore28. Ћ  да, вы правы,  сказал бы  ‡игмунд из  ‚ены.
ЃезумнаЯ датчанка, сказал  бы •уан. ќто третьЯ или четвертаЯ рюмка? ‘охраним
хоть  капельку благоразумиЯ к тому времени,  когда  вернетсЯ  дурачок,  весь
измаранный  словами  и  уставами  на  четырех Языках. Ќо Я  уверена,  вполне
уверена, что,  если в двух  шагах от Ѓлютгассе,  где она  мучила  девушек  и
умывалась кровью  доставленных ее  подручными, мы  упорно ждем, что начнетсЯ
столько  раз повторЯвшеесЯ  действо,  это  не  может  быть  чистой игрой,  Я
чувствую, что многое в наших выдумках уже было выдумано до нас. Џослать ќлен
куклу?  Ѓедный мой  дурачок, какаЯ будет у него физиономиЯ, когда он узнает,
разве  что  в глубине души позабавитсЯ  --  с  ним все возможно.  Ђ  она, о,
конечно, такаЯ серьезнаЯ, отчужденнаЯ, ну  прЯмо вижу  ее, damn it29, ’елль,
ты  пьЯна.  ‚сЯ атмосфера  этого отелЯ,  и  подумать,  что тут рЯдом  бедный
Њоцарт... Tiens30, Я сейчас вспомнила, что вчера вечером спросила у •уана: а
может быть,  мы,  сами того  не знаЯ, ЯвлЯемсЯ пособниками фрау Њарты? Ћн не
ответил, был слишком утомлен работой и слишком много выпил, был мрачен,  как
обычно, когда в него вселЯетсЯ призрак ќлен. Ђ его самого выселЯет.  Ћднако,
если будет так продолжатьсЯ,  Я заскучаю, что-то в этот вечер даже "кампари"
не  помогает.  Ћ, если  бы  здесь были Ќиколь и  Њарраст, чтобы Я могла себЯ
почувствовать хоть относительно  веселой (но ведь  мне  весело, виновата эта
проклЯтаЯ четвертаЯ рюмка, четные числа всегда  мне приносЯт несчастье),  ну
еще на два пальца, перейдем в счастливую клеточку, easy does it31, о мои два
аргентинца,  ангелы-хранители  моей жизни  с их узкими костюмами и  широкими
душами. Ђ  этот Ћстин, Ћстин! Џросто какаЯ-то наглость есть в  том, как  все
они пишут об  Ћстине в открытках с лондонским ’ауэром или гигантской пандой,
мне  что-то подумалось, что с  Ћстином  Я бы  потрЯсающе позабавилась, хотЯ,
надо признатьсЯ, представить себе Ћстина и его лютню в этом отеле, где полно
моли  и  привидений,  довольно  трудно.  …сли верить  Џоланко, в  этом  юном
англичанине  есть что-то  от  ЏарсифалЯ, этакое воплощение  девственности  в
паже-лютнисте, Ћстин der Reine, der Tor32, но Я-то  чертовски мало похожа на
Љундри, уж это точно. Ќе  кажетсЯ ли  тебе, •уан, что Я  блистаю остроумием,
что  Я  вполне  достойнаЯ  девка переводчика  ‚Ћ‡ и ЊЋ’?33 ’елль,  безумнаЯ,
безумнаЯ датчанка, ты пьЯна; когда из тебЯ брызжут разные Языки, это значит,
что ты  пьЯна и даже готова вообразить  Ћстина в постели. Ћстин еще немножко
ребенок  со  своей  лютней и больной  мамой (Џоланко dixit34). Ђ  ну, Ћстин,
положи руку  сюда, на всех  Языках это  пупочка,  котораЯ твердеет, ох,  как
удивитсЯ  маленький  Ћстин.  Ѓыло бы  забавно встретить его  когда-нибудь  в
городе, если дикари его этим  заразЯт,  он в конце концов тоже окажетсЯ там,
но, право, Я совсем опьЯнела, если воображаю, будто в городе может произойти
что-то забавное, -- а почему бы нет, черт возьми,  -- в каком-нибудь из этих
номеров с верандами, там ведь жарко, и вполне естественно было бы раздетьсЯ.
€ди к своей безумной датчанке, она тебЯ научит, как не осрамитьсЯ в постели.
Ќе  кусай менЯ, малыш, ты, видно, перепутал руководства,  в руководствах длЯ
морЯков этого нет и в помине.  Ђ теперь, раз  уж Я об этом думаю, а на пЯтой
рюмке "кампари"  Я  всегда  начинаю думать, хотЯ  на что оно мне теперь,  --
почему  Я  назвала  себЯ  девкой,  перед  тем  как принЯлась  так  фривольно
фантазировать  перед зеркалом, в котором Ясно видно, что Я  все еще одна,  и
•уан не приходит, и  все так провонЯло венгерским королем. Ќу и дерьмо! Ќет,
никак не  найду  точного  определениЯ,  но,  во  всЯком  случае,  Я  великаЯ
утешительница, Я омываю раны любви у моего бедного дурачка, который вдобавок
страдает румынами и конголезцами. џ тут говорю о моем дурачке, а он, привет,
there you are35. Ќо что за физиономиЯ, так и  видно, что ты  перелистал  все
словари   в  мире.  ‘ейчас  позвоню,   чтобы  нам  принесли  лед  и  бутылку
"аполлинариса". On  the  rocks, my  dear?36  џ  буду  продолжать  "кампари",
смешивать вредно. ‚от тебе  перваЯ. Џей долго-долго.  Ђ вот и  втораЯ.  Good
boy37.

     ‚ то утро  он встретилсЯ с Љалаком и Џоланко  на станции —аринг-кросс и
уставилсЯ на них, как на редких зверей.
     --  ‚ы  и  в   Џариже   мозолите  глаза  французу  своими  приталенными
аргентинскими пиджаками в  полоску, уж не говорЯ о ваших прическах. Ђ здесь,
среди лондонцев, на вас еще неприЯтней смотреть.
     -- Ћн скульптор, -- сообщил Љалак Џоланко. -- ќто многое объЯснЯет.
     -- ‚ерно говоришь, дружище, --  одобрил Џоланко. -- ‘лушай,  малыш, уже
по гринвичскому  времени двадцать  минут  прошло, как мы  тебЯ тут ждем, а у
менЯ ведь склонность к клаустрофобии.
     --  †ивей,  пошли  в  этот  поезд, --  предложил  Љалак,  и,  беседуЯ о
неаккуратности и приталенных  пиджаках, они влезли в некое пюре из англичан,
перемещавшеесЯ на юг ‹ондона. ѓде-то  после второй остановки Џоланко и Љалак
принЯлись обсуждать проблему ласточек, пока  Њарраст что есть  силы цеплЯлсЯ
за кожаную ручку и равнодушно внимал орнитологическому волнению, которое два
жителЯ  пампы  вызвали  в  большей   части  вагона.  Љогда  они  опомнились,
оказалось, что проехали уже восемь станций,  а они даже не посмотрели, в том
ли  направлении едут.  Џришлось  выйти  на Ѓаттерси и брести по  бесконечным
туннелЯм,  пока не попали  на линию Ѓейкерлоо, котораЯ, по-видимому,  должна
была их вернуть в ‘ити.
     -- Ћни млекопитающие, -- утверждал Џоланко, -- Я  это знаю из надежного
источника.  Ђ ты что скажешь, че? Ќет, вы поглЯдите на  него,  стоит себе  и
спит, наука его не интересует. …му если не дашь в руки камень да молоток, он
на тебЯ, братец, и бровью не поведет.
     -- Foutez-moi  la  paix38,  --  попросил Њарраст,  который  предпочитал
думать о  ласточках на  свой  лад и  уже  некоторое  времЯ слышал,  как  они
посвистывают  над островом ‘ан-„жорджо,  куда он столько  раз переправлЯлсЯ,
чтобы посмотреть  с другого берега лагуны на ‚енецию  в  золотистой закатной
пыли,  беседуЯ с Ќиколь  о  Ѓароне Љорво и в особенности о  ’ернере, который
вовсе  не  был так  неизвестен во  ”ранции, как полагал м-р “итлоу. —то  там
Ќиколь, все сидит тихонько в "ѓрешам-отеле"? ‡акончила ли она рисовать сцену
встречи  Њерлина с  лепракаунами,  помнит  ли,  что сегоднЯ  Њарраст  должен
повести ее в музей, о котором  в эти дни было столько разговоров?  ‚озможно,
что  нет,  даже  наверное нет;  остров ‘ан-„жорджо, без  сомнениЯ, далек  от
образов ее  отвлекающего занЯтиЯ,  ностальгические воспоминаниЯ --  это  его
долЯ, а  Ќиколь  оставлЯет  себе  тоску вне  времени и  предметов,  туманную
завесу, котораЯ  должна оградить  ее от воспоминаний, а может, и от надежды,
но, во всЯком случае, от ласточек.
     --  ‚он место освобождаетсЯ,  -- сказал  Љалак,  -- толстуха  с  челкой
собираетсЯ выходить.
     -- Ќам тоже пора, -- сказал Я. --  Њы совершенно заплутались среди этих
треклЯтых ласточек. Ќи у кого нет плана метро?
     Њы вышли на ‘уисс-‚илледж и пересели на северную  линию  в  направлении
‚ест-ќнда.  Ќашей целью было встретитьсЯ  с лютнистом, который училсЯ у менЯ
французскому  и  ждал  менЯ,  чтобы  спрЯгать  глаголы  на  "er"  да  кстати
позавтракать (de-jeu-ner) пресловутым пирогом с мЯсом и почками,  беседуЯ об
“ильЯме  Ѓерде  с  Љалаком и Џоланко,  которые пользовались  случаем,  чтобы
усваивать  английскую  фонетику и  интонацию. Џоланко, видимо, подготовилсЯ,
потому что на этом участке пути он пустилсЯ в рассуждениЯ о  ладовой музыке,
в  которой, похоже,  разбиралсЯ  неплохо  -- во всЯком  случае,  когда Ћстин
отсутствовал,  а  при  Ћстине  мы  замечали,  что  он  о  вопросах  акустики
благоразумно помалкивает.
     -- ‚ы заметьте, что в "Le martyre de  Saint Sebastien"39 ладоваЯ музыка
сочетаетсЯ с византийским духом, -- говорил Џоланко.
     -- Ћни  млекопитающие, --  настаивал Љалак,  интересовавшийсЯ,  кстати,
некой машинисточкой с торчащими грудками.
     Џотом Я  расскажу Ќиколь, что  эта  фраза Џоланко вдруг привела  мне на
памЯть  ќлен,  и  Я,  вообще-то  мало  думавший  об ќлен,  вспомнил,  что  в
предыдущую ночь, меж двумЯ снами и смутным бормотанием спЯщей Ќиколь, у менЯ
было  словно бы  видение:  ќлен,  привЯзаннаЯ  к дереву и пронзеннаЯ многими
стрелами, маленький свЯтой ‘ебастьЯн с курчавыми темными волосами и ртом,  в
очерке которого чувствовалась мелочнаЯ жестокость, чего никогда не замечаешь
в линиЯх  рта Ќиколь и что ей бы так пригодилось в жизни и со мною, особенно
со мною. Љогда-то, совсем юным, Я знал наизусть  большие куски этой поэмы, и
особенно  тот   отрывок,  когда  кажетсЯ,  что  все  сосредоточилось  вокруг
поразительного стиха:  "J'ai  trop  d'amour sur les levres pour  chanter"40,
который теперь возвращал мне, вместе с  образом  пытаемой ќлен, совет ложных
богов,  времЯ,  когда  ‘ебастьЯн  плЯсал  перед  императором  и  сама  жизнь
воспринималась как бесконечный  танец,  пока  все эти женщины,  и  статуи, и
стихи не застыли в прошлом навсегда в тот  день, когда мои глаза встретились
с глазами  Ќиколь  на  улице  в Џасси и  Я  почувствовал, что эта женщина --
перваЯ, котораЯ поистине плЯшет длЯ менЯ, а Я длЯ  нее, и все же Я увидел во
сне ќлен,  привЯзанную к дереву, а не профиль Ќиколь, спЯщей  рЯдом со мной,
так близко и  так  бесконечно далеко. Љонечно, видение это можно очень легко
объЯснить: Я подумал о ќлен как  о замене •уана, чтобы  стереть образ •уана,
--  глупейший ход подсознательной цензуры, как и всЯкой цензуры, стоит  лишь
его обнаружить и отнестись с презрением. џ тогда  опЯть  уснул  (рука Ќиколь
шевелилась  на подушке, как лист папоротника) и с иронической мыслью,  что Я
краду видениЯ у  •уана, что это он в свои бессонные  ночи должен бы  увидеть
ќлен вот  такой, такой или  другой, пронзенной стрелами  или Џронзающей,  но
непременно  жестокой и  недостижимой,  он  должен  был  искать улыбку  ќлен,
которой ќлен иногда могла улыбнутьсЯ любому из нас, но только не ему, улыбку
ќлен, этого юркого  зверька,  который  порой  выглЯдывал  из ее  уст,  чтобы
взбаламутить нам жизнь  быстрым, равнодушным укусом. Ќо зачем же Я думаю обо
всем этом, вместе  того чтобы  поискать план метро  и найти самую  близкую к
‘охо станцию, кажетсЯ, это ’оттнхем-Љорт-ђоуд?
     -- Ќи в  коем случае, -- сказал Џоланко. -- Ќадо выйти на  —елси и идти
до ѓайд-Џарка, а оттуда совсем просто, доберемсЯ за пЯть минут.
     -- ‚ том конце вагона Я вижу план, -- сказал Љалак, -- тебе надо только
подойти и вьыснить.
     --  €дите,  сударь, сами, вы же  так хорошо знаете  ‹ондон,  --  сказал
Џоланко. -- Ђ длЯ менЯ этот город осталсЯ, каким он был при Љонан „ойле.
     -- ‚се дело в том, что вы бурдак, -- сказал Љалак.
     -- Ђ вы жалкий финтихлюпик, -- сказал Џоланко.
     -- €з всех, кого Я знаю, вы самый большой бурдак.
     --  Ђ  вы самый большой финтихлюпик.  Џоезд остановилсЯ на станции, где
все стали выходить.
     -- ‚ы просто хотите со мной подратьсЯ, дон, -- сказал Љалак.
     Џришлось выйти  и  нам, служащий метро  уже  делал нам гневные  знаки с
платформы,  и почти сразу обнаружилось, что мы находимсЯ на самой далекой от
‘охо  станции. Џока Џоланко заканчивал толковать Њаррасту о ладовой  музыке,
Љалак  подошел к служащему за справкой  и вернулсЯ с потрЯсающей вестью, что
им  надо сделать только две пересадки и  что  они быстро доберутсЯ до места,
если не  запутаютсЯ  на второй, очень сложной. Ћни  углубились в  длиннейший
туннель, Љалак, чтобы не сбитьсЯ,  на ходу повторЯл вслух маршрут, а Њарраст
и Џоланко, слушаЯ его, проникались убеждением, что втораЯ  его устнаЯ версиЯ
сильно отличалась от  первой, но они уже истратили на поездку столько пенни,
что все это  не имело значениЯ, разве что урок французского;  беднЯга Ћстин,
верно, ждет их на углу,  потому что его комната на  верхнем  этаже  пансиона
очень  мала,  да  еще  забита  старинными  инструментами,  не  говорЯ  уж  о
старенькой парализованной маме.

     „а,  on   the  rocks,  долгий  глоток,  чтобы  смыть  последнее  вЯзкое
воспоминание о  пленарном  заседании этого  днЯ.  ‡акрыть глаза,  поцеловать
самаритЯнскую  руку  ’елль,  котораЯ  гладит ему щеку,  полежать  тихонько в
исторической  кровати номера ‚ладислава Ѓолеславского, примирЯЯсь с ночью --
с тишиной, с мЯгким синим светом ночника, духами  ’елль, напоминавшими не то
лимон, не  то плесень.  ‡акрыть глаза, чтобы лучше слышать мурлыканье ’елль,
последние новости о фрау  Њарте, но в этот час •уан всегда отдавалсЯ течению
другого потока,  покорно соглашаЯсь, что фрау Њарта каким-то образом Явилась
из  прошлого,  возможно  из  той  ночи, когда  он  вышел  один,  без  ’елль,
увлекшейсЯ  шпионским  романом,  бродить  по  улицам,  вокруг  собора  и  от
ѓрихенштрассе и  ‡оммерфельдштрассе  прошел до  плохо освещенного участка  с
церковью  иезуитов,  осаждаемый,  как всегда  после трудного  днЯ,  словами,
выпадавшими из пустоты, множась, подобно  плЯшущим  перед  бессонными веками
искорками,  например  слово  "’рапезунд",  из  которого  получалось  "трап",
"раунд", "урна", "уран", "тур", "раут", пролив ‡унд и с небольшим изменением
-- знойный ветер,  что  иногда дул в  Њендосе41 и в его детстве. Џривыкший к
этим следствиЯм своей  работы,  •уан остановилсЯ на углу, ожидаЯ, что же еще
выскочит  из  ларца "’рапезунд". Ќе хватало "пруда",  но  он поЯвилсЯ  после
"трупа", который  был  последней  искрой,  извергнутой угасавшим словом.  Ќа
ѓрихенштрассе,  как и  следовало ожидать,  несколько  человек еще  бродило в
поисках "Keller"42, чтобы выпить и попеть; •уан пошел дальше, останавливаЯсь
в  порталах,  куда его  всегда влекла возможность более потаенного  общениЯ,
полумрак, зовущий выкурить сигарету и пройти во двор, -- порталы старой ‚ены
ведут во внутренние мощеные дворцы, где обычные длЯ барокко открытые галереи
вдоль этажей похожи на темные  ложи заброшенного  театра.  ЏостоЯв под сенью
одного из  многих порталов (Haus mit der Renaissance Portal  43 --  поЯснЯла
непременнаЯ в таких случаЯх таблица, и это  было так нелепо, а впрочем, надо
же  эдилам  что-то  прицепить,  раз  этот  дом   --  исторический  памЯтник;
неразрешимаЯ проблема:  описывают то,  что громогласно само себЯ определЯет,
как почти все картины в музеЯх: женский  портрет, стол и Яблоки с  табличкой
"Ќатюрморт  с  Яблоками",  а теперь,  судЯ по последним  вестЯм от Џоланко и
Њарраста,  еще  портрет  врача, державшего  стебель hermodactylus tuberosis,
разумеетсЯ, с соответствующей  табличкой, и,  как превосходно сказал однажды
мой сосед, в этом смысле было бы вполне логично, чтобы люди ходили по улицам
с  табличкой  "человек", трамваи  -- с табличкой  "трамвай",  улицы имели бы
огромные таблицы  "улица", "тротуар", "мостоваЯ", "угол"),  •уан  направилсЯ
дальше без  определенной  цели,  пока не  дошел до  „ома с  василиском, где,
разумеетсЯ,  также была табличка "Basilisken  Haus", там он немного постоЯл,
покурил и подумал о последних вестЯх от Џоланко,  и особенно о замечательной
новости, что глыба антрацита  длЯ Њарраста уже едет во  ”ранцию. Џоланко эту
новость несколько раз подчеркнул, словно •уана так уж интересовали известиЯ,
касающиесЯ Њарраста.
     ЊенЯ всегда привлекали василиски, и было очень  приЯтно, что в эту ночь
тут рЯдом был старинный дом  с барельефом василиска, кругом лапки, колючки и
все прочее, чем снабжают василисков, когда они попадают  в  руки художников.
‘овсем он был не похож на маленького, простенького василиска ќлен, на брошь,
которую ќлен надевала  лишь изредка,  по ее словам, василиск  чувствителен к
краскам (и когда она это  говорила  --  а она всегда так отвечала  ‘елии или
Ќиколь, если те спрашивали у нее про брошку, -- мой сосед и Я примечали, как
она  улыбалась, слушаЯ  наши  объЯснениЯ,  что  это свойство хамелеона, а не
василиска), точно так же как  маленький  василиск  ќлен сильно  отличалсЯ от
того,  который был у  месье  Ћкса на его  серебрЯном  перстне,  от  зеленого
василиска, непонЯтно как поджигавшего себе хвост. ‚от так в ту ночь  венские
улицы  привели мне  василисков, иными словами  --  ќлен, подобно  тому как в
древнем, затхлом воздухе,  словно  исходившем из каменных  порталов,  всегда
ощущалась  Ѓлютгассе,  и в  таком  случае  мое  воспоминание  о  месье Ћксе,
возможно, было навеЯно не столько „омом с василиском, перенесшим менЯ к нему
через брошь ќлен, но куклами, поскольку куклы были  одним из знаков графини,
когда-то обитавшей на  Ѓлютгассе, -- ведь  все куклы месье Ћкса кончали тем,
что их терзали  и  рвали  на части  после истории  на улице  ерш-Њиди.  ќту
историю Я  рассказал ’елль  в  поезде, шедшем  в Љале, и  тогда-то случилось
происшествие с рыжей пассажиркой, этакое любопытное совпадение, но теперь, в
старой  ‚ене, у „ома с василиском, все эти  знаки возвращали менЯ к графине,
приближали ее, как никогда раньше,  к местам, где скрытно пульсировал страх,
и  когда ’елль рассказала  мне  про фрау Њарту, то на следующий день или днЯ
через два стало казатьсЯ, что фрау  Њарта Явилась из прошлого, обосновалась,
и расположилась, и определилась после встречи с неЯсными знаками,  у „ома  с
василиском, в синем сумраке, в отсутствие ќлен.

     •уан уже не помнил, почему они  с ’елль сели на  поезд,  идущий в Љале,
было это, видимо, в те  дни,  когда Љалак  и Џоланко предпринЯли колонизацию
‹ондона и звали их почтовыми открытками и всЯческими посулами, однако еще до
того, как  Њарраст  и Ќиколь решили присоединитьсЯ к аргентинцам и у  всех у
них начались приключениЯ, довольно туманно описываемые ими в частых письмах,
приходивших в эти дни на имЯ ’елль,  -- кажетсЯ, в поездку тогда отправились
из-за того, что их друг, попав  в историю, просил помощи  из какого-то отелЯ
вблизи  Ѓританского музеЯ,  такаЯ уж  маниЯ  у  аргентинцев  и французов  --
обЯзательно селитьсЯ возле Ѓританского музеЯ, и не потому, что там гостиницы
дешевле, а потому, что Ѓританский музей длЯ них -- это пуп ‹ондона, дорожный
столб, от которого можно  без труда добратьсЯ  куда  захочешь. €так, ’елль и
•уан ехали в поезде по направлению к  Љале, беседуЯ о буревестниках и других
гиперборейских  тварЯх  -- любимаЯ  тема безумной датчанки, -- и в  какую-то
минуту •уан  начал ей рассказывать историю  с куклами, тогда ’елль, выбросив
буревестников в  окно,  стала  слушать  историю  о  куклах и о  месье  Ћксе,
изготовлЯвшем их в подвале возле Ѓютт-омон 44.
     -- Њесье Ћксу шестьдесЯт лет, он холостЯк, -- поЯснил •уан, чтобы ’елль
лучше  понЯла  историю  с набивкой кукол, но ’елль не слишком интересовалась
биографиЯми  и  требовала, чтобы  •уан  растолковал ей, почему  мадам  „ениз
отправилась в  комиссариат  седьмого округа  с разбитой куклой в пластиковой
сумке.  •уану нравилось рассказывать в  некотором художественном беспорЯдке,
тогда как ’елль, видимо,  не терпелось сразу прийти к развЯзке  -- возможно,
чтобы вернутьсЯ  к экологии буревестников. Џотерпев  неудачу со  своим самым
эффективным приемом, •уан  смирилсЯ и рассказал,  что первой  нашла предмет,
спрЯтанный  в набивке куклы, дочка мадам „ениз,  а он, •уан, жил тогда возле
’упика  ЂстролЯбии -- хотЯ бы  потому, что,  если существует место  с  таким
названием, ни в каком другом месте жить нельзЯ, --  и что он познакомилсЯ  с
мадам  „ениз,  по профессии консьержкой,  в  зеленной лавке  ђоже, любившего
поговорить  с  покупателЯми  о  водородной  бомбе,  словно  кто-то   из  них
что-нибудь в этом смыслил, включаЯ его самого.
     € вот однажды утром •уан узнал о том, что мадам „ениз ходила в окружной
комиссариат с куклой, и о том, что нашла ее дочка внутри куклы, уж не говорЯ
о   сценах   в   комиссариате,   которые   ђоже,   получивший  сведениЯ   из
первоисточника, от самой мадам „ениз и одного  из инспекторов, покупавшего у
него свеклу, воспроизвел в  назидание  •уану и  нескольким  покупательницам,
стоЯвшим с раскрытыми ртами.
     --  ‘ам  комиссар  лично принЯл  мадам „ениз, -- рассказывал  ђоже.  --
ђазумеетсЯ,  после того как она положила эту штуку на барьер в комиссариате.
Ћ  кукле как таковой  Я ничего не могу сказать, хотЯ, по  словам инспектора,
кукла тоже  была  уликой.  Ќу,  скажите на милость,  разве  не  позор, чтобы
невиннаЯ  девочка  шести с  половиной  лет,  играЯ  со своей  куклой,  вдруг
ЯвлЯлась к маме, держа в руках такое...
     „амы  стыдливо  отвели глаза, потому что  ђоже,  в  своем  стремлении к
реализму, поставил стоймЯ некий овощ и показал его публике  с  великолепным,
по  мнению •уана,  жестом.  Љомиссар, естественно, повел мадам „ениз в  свой
кабинет,  меж  тем как один  из  полицейских с известным  смущением  занЯлсЯ
сломанной куклой и  предметом. €з  показаниЯ жалобщицы можно было заключить,
что во времЯ  игр с вышеупомЯнутой куклой  младшаЯ ќвелин  ђипалье, в порыве
преждевременного  материнского  чувства,  с  чрезмерным  усердием  совершала
гигиенические  процедуры,  в  результате чего часть корпуса упомЯнутой куклы
растворилась в  воде, ибо эта  игрушка  невысокого качества,  и обнаружилось
большое количество пакли, каковаЯ стала  объектом естественного  любопытства
ребенка, и девочка вытащила вскоре раскрашенный предмет,  ЯвившийсЯ причиной
жалобы мадам  „ениз  ђипалье, урожденной  ѓюдюлон. ‚се  вышеизложенное  дало
окружному комиссару основание  предпринЯть  расследование -- с  целью  найти
гнусного виновника столь непристойного покушениЯ на мораль и добрые нравы.
     -- ’ы думаешь, девочка понЯла, что у нее в руке? -- спросила ’елль.
     -- Ќу конечно,  нет, бедный ангелочек,  -- сказал •уан, -- но неистовые
вопли  ее  матери  должны  были  травмировать  ее  на  всю  жизнь.  Љогда  Я
познакомилсЯ с месье Ћксом, Я понЯл,  что  он человек  слишком тонкий, чтобы
тратить  времЯ  на невинных деточек, он метил  выше и,  как  сказал бы ђоже,
запускал трехступенчатые ракеты.  ЏерваЯ  ступень взрывалась, когда  малышка
ломала куклу, и, кстати  сказать, он тут  помогал ее садистским  инстинктам;
второй ступенью, котораЯ  больше интересовала месье Ћкса, было  впечатление,
произведенное  открытием  девочки  на  ее мать  и  других  близких;  третьей
ступенью,  выводившей боеголовку  на  орбиту, было  заЯвление  в  полицию  и
возмущение публики, должным образом использованное газетами.
     ’елль  хотела  узнать,  чем  закончилось  происшествие,   но  •уан  уже
отвлексЯ, задумавшись о  лотереЯх ѓелиога-бала,  о  том, как другие девочки,
вскрывавшие животы своим куклам,  находили использованную зубную щетку,  или
перчатку  на  левую руку,  или тысЯчефранковый билет, потому что  месье  Ћке
неоднократно клал  бумажки в тысЯчу  франков в  свои куклы, стоившие едва ли
пЯтнадцать,  и кто-то на процессе подтвердил это, и это стало одним из самых
поразительных   смЯгчающих  обстоЯтельств,   возможных  в  капиталистическом
обществе. Љогда •уан снова увидел месье  Ћкса (было это в ‹ар-шан-ле-ђоше, в
тот день, когда  Џоланко повез •уана на мотоцикле, чтобы доказать ему, что и
сельскаЯ местность имеет свою прелесть, но потерпел неудачу), они поговорили
об этом деле,  и месье Ћке рассказал, что штраф на него наложили умеренный и
что несколько проведенных в тюрьме  недель оказались длЯ  него  полезны, так
как  его  товарищ по  камере был знатоком tierce45  и  топологической теории
лабиринтов;  но  самым замечательным результатом процесса  --  и тут  •уан и
Џоланко горЯчо согласились с ним  -- было то, что во всей ”ранции, в стране,
славЯщейсЯ  почти  суеверным  почтением  к самым ненужным  предметам,  толпы
растрепанных  матерей  клещами и  ножницами  потрошили животы  куклам  своих
дочек, невзираЯ на  судороги  ужаса  у малышек,  и делали это  не из  вполне
понЯтного  зуда  христианской нравственности,  но  потому,  что  в  вечерних
газетах была должным образом освещена историЯ с тысЯчефранковыми билетами. “
месье Ћкса  глаза  увлажнЯлись при мысли о  воплЯх сотен девочек,  у которых
грубо  отнимали их  кукол, и лотереЯ  ѓелиогабала вдруг приобрела длЯ  •уана
значение, вовсе  ей не свойственное в те времена, когда он  неохотно  листал
хронику ќлиана ‘партанского, или теперь, много спустЯ, хронику, повествующую
о графине,  другой  изЯщной  потрошительнице; не настал еще миг,  когда  ему
скажут о  ком-то на него похожем, что лежал  на  операционном столе голый  и
вскрытый, похожий на куклу, вскрытую на углу ’упика ЂстролЯбии.

     Ѓывает  момент,  когда  начинаешь  спускатьсЯ  по  лестнице на  станцию
парижского метро и в то же времЯ глаза еще  видЯт  улицу с фигурами людей, и
солнцем, и  деревьЯми,  и тут  возникает ощущение, будто, по  мере  того как
спускаешьсЯ, твои  глаза перемещаютсЯ, будто в  какой-то миг  ты смотришь  с
уровнЯ  талии,  потом  с  бедер  и  почти сразу  --  с  колен,  пока все  не
заканчиваетсЯ  после  того,  как видишь на  уровне туфель, и  вот  последнЯЯ
секунда, когда ты точно вровень с тротуаром и с обувью прохожих, и все туфли
как  будто   переглЯдываютсЯ,   и   изразцовый  свод   перехода   становитсЯ
промежуточным  слоем  между  улицей,  увиденной   на  уровне  туфель,  и  ее
оборотной,   ночной  стороной,  внезапно  поглощающей  твой  взглЯд,   чтобы
погрузить его  в теплую  тьму застоЯвшегосЯ воздуха. ‚сЯкий раз,  когда ќлен
спускалась на станцию "Њалерб",  она до последнего мгновениЯ упорно смотрела
на улицу, рискуЯ споткнутьсЯ  и  потерЯть  равновесие, продлеваЯ невыразимое
удовольствие, таившее в себе также нечто жуткое, постепенного,  ступенька за
ступенькой, погружениЯ, -- как  бы созерцаЯ добровольную метаморфозу,  когда
свет и  простор дневного бытиЯ  исчезают и ее, будничную €фигению, поглощает
царство   нелепых   светильников,   отдающаЯ  сыростью  круговерть  сумок  и
развернутых  газет. ’еперь  она снова,  как  обычно,  спускалась на  станцию
"Њалерб",  но в этот день, чтобы не терЯть времени, отказалась от своей игры
-- она вышла из  клиники, не решив, куда идти, не думаЯ ни о чем ином, как о
том,  чтобы уйти подальше  и  побыть  одной. Ќаверху светили последние  лучи
солнца, от  которых ей было больно,  июньский свет будто приглашал  ее,  как
прежде,  сесть в автобус или  долго-долго  идти  до  ‹атинского Љвартала. …е
коллега проводила ќлен до первого угла,  болтаЯ о чем-то, что ќлен сразу  же
забыла,  едва  девушка простилась  с  ней; в  воздухе еще  секунду держалось
обычное  "до свиданьЯ", приветствие, которое таило в себе обещание и которое
обычай  превратил  в два  пустых  слова,  в  знак,  который  можно  заменить
движением руки или улыбкой, но теперь эти два слова возвращали ее  к другому
прощанью, к последним словам  того, кто уже  ни  длЯ  кого  не  повторит их.
‚ероЯтно, поэтому ќлен все же спустилась еще  раз на станцию  "Њалерб", не в
силах терпеть солнце и  листву  деревьев  на бульваре, предпочитаЯ полумрак,
который по крайней мере намечал ее определенные маршруты, направлЯл ее  ум к
неизбежным   решениЯм:   "Џорт-де-‹ила"  или   "‹евалуа-Џерре",  "Ќейи"  или
"‚енсенн",  направо  или налево,  север или юг,  и  уже внутри этого  общего
решениЯ  вынуждал ее  выбрать  станцию, где  она  выйдет,  а  очутившись  на
станции, ей  предстоЯло выбрать, по какой лестнице удобнее  поднЯтьсЯ, чтобы
попасть  на  сторону  с четными  или  нечетными  номерами  домов.  ‚есь этот
церемониал совершалсЯ так,  как  если  бы  кто-то вел  ее под  руку,  слегка
поддерживаЯ  и  указываЯ дорогу,  она  спустилась по лестницам,  повернула в
нужном  направлении,  протЯнула  билет  контролерше на  платформе, прошла на
место,  где  должен был остановитьсЯ  вагон первого  класса. ‚се  это  времЯ
смутно „умалось о  городе, где в твоих  путЯх-дорогах есть что-то пассивное,
ибо  они неизбежны  и  предопределены, есть что-то роковое,  если  дозволено
употребить  это роскошное слово.  ’о, что  могло случитьсЯ  с нею  в городе,
всегда тревожило ќлен меньше, чем ощущение необходимости совершать маршруты,
в  которых ее  волЯ не  участвовала,  как  если бы  сама  топографиЯ города,
лабиринт  тенистых улиц,  его  отели  и  трамваи  неизменно  складывались  в
неотвратимый,  кем-то другим  намеченный маршрут.  Ќо  теперь,  в  подземном
Џариже, в поезде, который в течение нескольких минут  также понесет ее через
неизбежную  мешанину пейзажей  и дорог, она  испытывала странное облегчение,
оттого что избавлена от своей  свободы, может уйти в себЯ, отвлечьсЯ и  в то
же времЯ сосредоточитьсЯ на последних часах в клинике, на том, что произошло
в эти последние часы. "Џочти как в городе", -- подумала она, глЯдЯ на  серое
сплетение кабелей по цементу, вибрировавшее за окном вагона. ’еперь она была
уверена только  в одном -- в том, что не скоро  вернетсЯ домой, что разумнее
всего остатьсЯ до вечера в ‹атинском Љвартале,  почитать что-нибудь  в кафе,
спасатьсЯ расстоЯниЯми и компрессами, прокладывать первые, впитывающие  слои
ваты, вот метро --  такой первый слой между  клиникой и кафе, а  потом  кафе
станет  повЯзкой,  предохранЯющей  кожу  от  слишком  жестких  прикосновений
памЯти, сложнаЯ система противоударных и  изолирующих мер, которую ее разум,
как  всегда, применит между этим  днем и завтрашним  утром  и между тем, что
останетсЯ  от этого днЯ, -- и последующими, до полного забвениЯ. "Џотому что
Я забуду", -- сказала Я себе иронически, по сути, это и будет ужасней всего,
то, что Я  снова  стану ходить  под  деревьЯми,  будто  ничего не случилось,
прощеннаЯ  забвением, вернувшим мне  работоспособность  и  силы. Њой  сосед,
наверное, добродушно обозвал бы  менЯ неудавшейсЯ самоубийцей, он сказал  бы
мне: "Њы-то уходим в город, а  ты только умеешь оттуда приходить,  ты ничего
другого не умеешь, как приходить из города",  и,  хотЯ понЯть, что  он хочет
этим  сказать мне, было  бы нелегко,---  ведь мой сосед  иногда сам себе как
будто  противоречит,  --  что-то  во  мне  в  тот день  готово  было  с  ним
согласитьсЯ,  потому  что жизнь, основаннаЯ на  разуме, жизнь, подкрепленнаЯ
слоЯми ваты и изолЯторов, казалась мне самым наглым плевком в лицо тому, что
произошло  так недавно, в половине  пЯтого, в  палате  номер два  на  втором
этаже, где оперировал мой шеф, и мысль о том, что неизбежно придет забвение,
что спасательное утешение обеспечено двойным слоем впитывающих поверхностей,
была  самым отвратительным утешением, ибо исходила  она от менЯ самой, менЯ,
котораЯ  в  эту минуту хотела  бы  суметь  навсегда сохранить  в себе каждое
проЯвление  абсурда  и  нелепости, отшвырнуть  подсовываемые  жизнью ее слои
ваты, ее  компрессы,  хотела всей душой  согласитьсЯ  с тем,  что  почва под
ногами  у  менЯ проваливаетсЯ,  меж  тем как  Я твердо ступаю по  городскому
асфальту. ЃеднаЯ девочка, подумала Я,  растрогавшись, как возвышенно ты  все
же судишь о себе в глубине души, как ты похожа этим на любую другую женщину,
но  без  ее  преимуществ,  ќлен, без  преимуществ. Џотому  что  менЯ погубит
гордынЯ,  гордынЯ  без  тщеславиЯ,  суровость  статуи,  обреченной,  однако,
двигатьсЯ, и есть, и менструировать. ќто что, автобиографиЯ? Ћ нет, да еще в
это времЯ и в метро.  ‘корей в  кафе, в кафе.  Џервый компресс, сестренка, и
срочно.
     Љогда  она  переходила на  другую платформу,  чтобы  попасть на  линию,
ведущую  к станции "‘ен-Њишель", образ юноши на носилках еще раз напомнил ей
•уана, хотЯ она  •уана никогда не видела голым,  каким видела  это покинутое
кровью  тело.  Ќо  еще  с  самого  начала,  когда  она  утром,  как положено
анестезиологу,  посетила  больного,  назначенного в этот день  на  операцию,
что-то в  его  прическе,  в  решительном контуре  носа  и  в  тонких  ранних
морщинках у рта напоминало ей •уана. ‡накомство состоЯлось в рамках обычного
вежливого ритуала, надо бьыо войти в контакт с больным, чтобы определить его
характер и реакции, однако  стоило юноше приподнЯтьсЯ в  постели и протЯнуть
ей костистую руку,  а затем с учтивым вниманием показать, что он ее слушает,
и сходство с •уаном  стало очевидным еще до того, как днем она снова увидела
его в операционной уже голым,  и он, узнав ее, видЯ, как  она наклонЯетсЯ  к
нему,  чтобы  подготовить  его  руку,  улыбнулсЯ ей тою же  чуть  судорожной
улыбкой, что и •уан, и сказал "до свиданьЯ" -- только это, в ожидании черной
волны  пентотала, никаких глупых фраз,  в отличие от многих других  больных,
пытающихсЯ  скрыть  страх  под  пошлым "постараюсь увидеть вас  во  сне" или
чем-то  в этом роде. Џотом был  только  неподвижный профиль, пока она делала
укол  в вену,  его бледный и, однако, такой четкий рисунок, что она могла бы
наложить  его  на любую из реклам,  покрывавших стены  вестибюлЯ, могла  его
видеть  с открытыми  глазами,  но также закрыв их,  как она  сделала сейчас,
дойдЯ  до  конца  платформы,  где  начиналась  короткаЯ лестница, ведущаЯ  в
туннель, могла видеть  его в  том,  другом,  головокружительном туннеле  под
веками,  где  набухали слезы,  тщетно пытаЯсь смыть неподвижный,  неотвЯзный
профиль.  "џ тебЯ  забуду, --  сказала Я  ему,  --  забуду очень скоро,  это
необходимо, ты же  знаешь. џ тоже скажу тебе "до свиданьЯ", как сказал ты, и
оба мы солжем, бедненький мой. Ќо пока оставайсЯ,  у нас еще есть достаточно
времени. ќто тоже иногда как город".

     Ѓедный Ћстин, не  успел он еще вдоволь насмотретьсЯ  на портрет, еще не
оправилсЯ от волнениЯ, вызванного тем, что он находитсЯ в €нституте Љуртолда
и  разглЯдывает  стебель  hermodactylus  tuberosis в  случайном обществе еще
нескольких  анонимных невротиков (ЯвлЯвшихсЯ  каждый  сам по себе,  однако в
изрЯдном количестве), и вот к нему подходит Њарраст спросить, который час, и
под  этим довольно избитым предлогом вступить в  разговор,  который навсегда
или, скажем,  почти навсегда соединит  его  с дикарЯми. ‘идевшие на  большом
диване, подобном  каменистому  островку  в  центре  зала,  Љалак  и  Џоланко
довольно  равнодушно наблюдали за  этим  маневром,  спрашиваЯ  себЯ,  почему
Њарраст  выбрал этого  робеющего  юнца среди  многих  других  предполагаемых
анонимных невротиков, которые в эти дни приходили изучать исподтишка картину
’илли Љеттла под все более изумленным взором смотрителЯ.
     -- ќто  такой  тест, --  сказал им потом  Њарраст.  --  Ќадо установить
контакт с группой, и  Ћстин мне кажетсЯ идеальным кроликом. Љак иначе узнать
результаты  эксперимента? Њне  мало  того,  что  Я здесь  вижу  их  толпы, Я
извлекаю одного и на нем проверЯю воздействие на коллектив.
     -- Ћн ученый, -- сообщил Џоланко Љалаку.
     --  Ћ да, --  сказал Љалак, и  оба  уселись поглубже на диване, пытаЯсь
подавить хохот, который в атмосфере музеЯ мог прозвучать слишком громко.
     ‡атем  они вышли  все  вместе  и, сев  в  автобус-экспресс,  поехали  в
"ѓрешам-отель", и Њарраст пошел за Ќиколь, чтобы она познакомилась с Ћстином
и женским присутствием оживила их  кружок, которому угрожала скука. Ќо Ћстин
сразу   же  освободилсЯ   от  робости  и   невротической  анонимности,  стал
рассказывать нам о музыке длЯ лютни и в особенности о ‚альдеррабано и других
достаточно нам неизвестных испанцах.  Ќам пришлось признать, что Њарраст  не
ошибсЯ, извлекши Ћстина из толпы объектов его эксперимента, хотЯ его  резоны
были нам еще не вполне Ясны, если не считать практики в английском, всем нам
весьма  необходимой. џ  так никогда и  не спросила у  Њарраста, почему среди
пЯти  или  шести  предполагаемых анонимных  невротиков  он  столь решительно
избрал  Ћстина; по  словам  Љалака, он не колеблЯсь ринулсЯ к Ћстину,  когда
было бы  гораздо  уместней  причалить к  некоей девице  в фиолетовом платье,
котораЯ, хоть и невротичка, имела вид весьма "секси". Ќо Map, видимо, считал
не  только логичным, но даже необходимым включить  Ћстина  в  нашу  группу и
начать давать ему уроки французского,  о чем Ћстин  почти сразу же попросил,
уверЯЯ, что  будет за  них  платить,  так  как  у его матери есть деньги  на
совершенствование его образованиЯ. ‚ общем, как-то так получилось, что после
первого удивлениЯ  мы все примирились с тем, что  Ћстин  естественно вошел в
нашу группу,  стал подопечным Џоланко, который, умилЯЯсь и помираЯ со смеху,
выслушивал его суждениЯ о будущем человечества, а Ћстин начал знакомить  нас
с музыкальным и отчасти  бойскаутским ‹ондоном, что нас иногда  забавлЯло. ‚
конце концов Я была благодарна Њару  за то,  что он привел к нам Ћстина,  за
то,  что Ћстин, сам  того  не ведаЯ, включилсЯ в  нашу жизнь,  чтобы,  вроде
морской  свинки  или нового  романа,  стать частью  ее  обстановки. ‚ечером,
оставаЯсь одни, мы толковали о  портрете и о ѓарольде ѓарольдсоне,  который,
наверно,  испытывал  невыразимые нравственные терзаниЯ,  а также об  Ћстине,
прилежно изучавшем французский. Map  словно бы приобретал нам  мебель, чтобы
заполнить пустоту вокруг  нас,  -- то м-р “итлоу, то гигантскаЯ  тень  глыбы
антрацита, уже  найденной  в Ќортумберленде,  а теперь,  глЯдишь,  Ћстин,  в
общем-то ничуть не невротик. Њежду двумЯ такими предметами обстановки, между
упоминанием о ’илли  Љеттле и мнением о  звуке лютни  Ћстина,  Map поцеловал
менЯ в  кончик носа и  спросил  как бы мимоходом, почему Я не возвращаюсь  в
Џариж.
     -- Ќо  ты ведь тоже  вернешьсЯ,  --  сказала  Я,  соглашаЯсь,  что  все
бесполезно, что наши "предметы обстановки" рассыпаютсЯ в  прах,  как мертвые
бабочки моли,  что в этот час и  в этой кровати "ѓрешам-отелЯ" все  начнетсЯ
сызнова, как бывало уже столько раз, и что все это ни к чему.
     -- џ останусь в Ђркейле, буду работать, -- сказал Map. -- ЊенЯ ничто не
заставлЯет поЯвлЯтьсЯ в Џариже, и тебЯ мне не придетсЯ посещать. “ тебЯ есть
ключ от  квартиры,  есть  твоЯ работа,  ты уже на букве  "б". ’ам прекрасный
свет, рисовать удобно.
     Њы с головокружительной  быстротой  возвращались вспЯть  --  ни ѓарольд
ѓарольдсон, ни Ћстин не могли помешать этим вечным возвращениЯм: рЯд красных
домов слева вдоль шоссе, щит  с рекламой минеральной воды "рекоаро". ‡акурив
сигарету,  словно желаЯ оправдать  свою  остановку посреди дороги, Map ждал,
что  Я что-то скажу, объЯсню, почему у  менЯ лицо мокрое от слез, но не было
слов сказать что-либо, кроме "рекоаро", красные дома, что  угодно, только не
•уан, хотЯ в  этот миг все  было им, все было •уаном, дорога,  красные дома,
вода  "рекоаро". € каким-то образом, лишь переглЯнувшись, мы оба это  понЯли
(Map нежно утер мне  слезы,  пустив мне в  нос клуб дыма), казалось, один из
нас двоих  лишний  в этой  машине или в этой  постели,  или,  хуже того, нам
почудилось,  будто кто-то  третий наблюдает за нами из чемоданов  и  путевых
воспоминаний, из ракушек и сомбреро или сидЯ в  кресле у окна и упорно глЯдЯ
на Ѓедфорд-авеню, чтобы не смотреть на нас.
     -- ‚от такаЯ  глыба  антрацита,  --  сказал  Њарраст, внезапно садЯсь в
постели и  очертив руками нечто вроде  бочки,  котораЯ от  размашистости его
жеста вместила не только номер, но и большую часть "ѓрешам-отелЯ".
     -- Ќам обоим так трудно, Map, --  сказала Ќиколь, прижимаЯсь к нему. --
’ы все  времЯ говоришь о пустЯках,  зачем-то усложнЯешь жизнь  другим людЯм,
беднЯге  ѓарольду  ѓарольдсону, но все равно мы останемсЯ  здесь, хоть бы  и
забавлЯлись Ћстином, хоть и вернулась  бы Я  в Џариж, хоть случилось  бы что
угодно, Map.
     --  ‡амечательнейшаЯ глыба  антрацита,  --  настаивал Њарраст. --  €  Я
прекрасно обойдусь в ‹ондоне, пока не  закончу дела с ней,  Я  прекрасно тут
проживу с двумЯ дикарЯми аргентинцами и лютнистом.
     -- џ не хочу так возвращатьсЯ в Џариж.
     --  €з гордости?  ѓордости собою, Я  хочу сказать.  Џочему  бы тебе  не
сбавить гонору, почему не сложить оружие, ты, недовольнаЯ?
     --  ’ебе  трудно  принЯть  менЯ,  какаЯ Я есть, -- сказала  Ќиколь.  --
Ќаверное, Я сильно изменилась. Map.
     --  Њы  были  счастливы,  -- сказал Њарраст, ложась  навзничь и глЯдЯ в
потолок. --  Ђ потом, сама знаешь,  возникли эти красные  дома, и  все вдруг
окаменело,  будто  мы в самом  деле  очутились в глыбе  антрацита. ‡аметь  и
постарайсЯ это оценить -- Я  первый скульптор,  которому  довелось оказатьсЯ
внутри камнЯ, эта новость заслуживает вниманиЯ.
     -- Ќет,  Я не  из гордости, --  сказала Ќиколь.  -- ‚  душе Я  себЯ  не
чувствую ни в чем виноватой, Я ничего не „елала длЯ того, чтобы это  со мной
случилось.  ‡ачем  мне было сохранЯть  заданный тобою облик, тот, который ты
придумал? џ  такаЯ, какаЯ есть, раньше ты  менЯ  считал другой,  а теперь  Я
недовольнаЯ, но по сути Я все та же, Я люблю тебЯ, как всегда, Map.
     -- „ело не в  том,  кто  виноват,  -- сказал  Њарраст, -- •уан  тоже не
виноват,  что  его адамово Яблоко тебе  так полюбилось; беднЯга,  Я полагаю,
весьма далек  от  всего этого.  Ќу,  ладно,  вернемсЯ  в  Џариж вместе, ведь
правда, бессмысленно  оставатьсЯ мне  здесь одному,  когда в этом отеле  так
плохо  топЯт, а кроме того, что сказали бы Љалак, и Џоланко, и мой  сосед. ‚
общем, постарайсЯ хорошо уснуть, по крайней мере это у нас остаетсЯ.
     -- „а, Map.
     -- Ђ мне навернЯка всю ночь будет снитьсЯ глыба антрацита. …сли Я стану
слишком  сильно  ворочатьсЯ или храпеть, дай мне пинка. ‚ыключатель на твоей
стороне, в этом отеле никогда ничего не менЯетсЯ.

     ‚  темноте   василиск  на  портале  был  почти  неразличим,   но,  если
присмотришьсЯ, был виден, или так  казалось,  вроде бы  венчик  из  шипов. “
василисков  месье  Ћкса и ќлен венчиков  не было, правда, василиск ќлен  бьы
такой  маленький,  что,  может, венчик  там  и был, а  василиск месье  Ћкса,
похоже, был слишком поглощен тем, чтобы поджечь свой  хвост. Ѓыло ли в гербе
графини какое-нибудь  сказочное животное, саламандра например? Џозже, сидЯ с
’елль за бутылкой сливовицы в комнате ‚ладислава Ѓолеславского и по  очереди
поглЯдываЯ в глазок двухстворчатой исторической двери, когда им слышалсЯ шум
в коридоре, они говорили о  куклах и вспомнили о рыжей женщине, о том, как в
самом конце  рассказа о месье Ћксе -- поезд, шедший  в Љале,  отправлЯлсЯ от
какой-то скрытой  туманом станции -- уютное одиночество  их  купе эта  рыжаЯ
женщина нарушила уже тем, что вошла с сигаретой во рту, и, почти не глЯдЯ на
них, села ближе к коридору, и положила рЯдом с  собой  сумку, откуда торчали
журналы, соответствующие  ее полу, прическе и сигарете, и еще коробку, вроде
обувной,  длЯ самого большого размера, из которой пЯть  минут  спустЯ (’елль
уже снова  заводила речь о  буревестниках, особенно об одном, совсем ручном,
который когда-то был у них  в Љлегберге) поЯвилась кукла-брюнетка, одетаЯ по
моде   ‘ен-†ермен-де-Џре,  и  женщина  принЯлась  с   величайшим   вниманием
разглЯдывать ее,  она Явно  только что ее купила.  Џозабыв  о  буревестнике,
’елль  посмотрела  на •уана тем  взглЯдом,  который всегда  предвещал  поток
красноречиЯ, и  •уан, ощущаЯ ползущий по  спине холодок, положил ей руку  на
колено, пытаЯсь  удержать от слов,  чтобы  не испортить красоту  момента, --
что-то тут замыкалось или раскрывалось: после долгого разговора о месье Ћксе
они увидели, как женщина, не вынимаЯ изо рта сигареты, тщательно осматривала
куклу, вертела  ее  и так и этак, приподнимала ей юбку  и спускала крошечные
розовые  трусики, чтобы  с  холодным  бесстыдством, выставлЯЯ  все  напоказ,
проверить  икры и  бедра,  выпуклости  Ягодиц,  невинный  пах,  затем  снова
натЯнула  трусики и  стала  щупать  кукле руки  и парик,  пока,  видимо,  не
убедилась,  что покупка  удачнаЯ, и  не уложила ее обратно в коробку,  после
чего,  как  бы  возвращаЯсь к привычному в поезде  занЯтию, закурила  другую
сигарету  и  раскрыла  журнал  "ќль"  на  32  --  33  страницах,  в  которые
погрузилась на три следующих пролета.
     Љонечно, то не была кукла месье  Ћкса, месье Ћксу после  процесса  было
запрещено изготовлЯть  куклы,  и  он служил ночным  сторожем  на  стройке  в
‘ен-“эне, куда •уан и Џоланко времЯ от времени наезжали, чтобы привезти  ему
бутылку  вина  и  несколько франков. ‚ то  времЯ месье Ћке ‘овершил странный
поступок: однажды вечером,  когда  •уан посетил его один, месье Ћке намекнул
ему,  что Џоланко, мол, не заслуживает особого довериЯ, потому что у Џоланко
научный  склад ума и он  кончит тем,  что  будет изготовлЯть атомное оружие,
затем, выпив полбутылки "медока",  привезенного •уаном, месье Ћке вытащил из
чемоданчика  сверток  и  преподнес  его   •уану.  •уану  хотелось  узнать  о
содержимом куклы, не портЯ  ее, но он понЯл, что спрашивать об этом  у месье
Ћкса было бы неудобно, все равно что выказать сомнение в  этом знаке довериЯ
и благодарности. ‡атем настали времена  маленьких василисков, стеблей редких
растений, конференций министров просвещениЯ,  грустных друзей и ресторанов с
зеркалами;  кукла  между  тем  спала  среди  сорочек  и  перчаток,  в  самом
подходЯщем  месте  длЯ  сна  кукол,  а  сейчас она, наверное, едет  в ‚ену в
заказной бандероли, потому что  после всех этих историй  с куклами в поездах
•уан  решил подарить ее ’елль и в последние дни пребь1ваниЯ в Џариже поручил
моему соседу отправить  бандероль в отель "Љозерог", откуда ее, естественно,
перешлют  в "ѓостиницу  ‚енгерского  ЉоролЯ". Љукла придет,  когда  оба  они
меньше всего  будут  ее ожидать, особенно ’елль, не подозревающаЯ о подарке;
однажды вечером, возвращаЯсь с  конференции,  он  застанет  ’елль с куклой в
руках, вспоминающей  о вечере  в поезде, и до  чего забавно будет открыть ей
происхождение  куклы,  если  только  безумнаЯ  датчанка  уже  не  поработала
ножницами  и  пилкой  длЯ  ногтей.  Ќевозможно  угадать,  что сделает ’елль,
котораЯ  теперь смотрит в глазок двери и вдруг поворачивает голову, подзываЯ
•уана  между двумЯ  глотками сливовицы и воспоминаниЯми;  но  сигнал тревоги
дан, приходитсЯ нехотЯ расстатьсЯ со старым историческим диваном и подойти к
двери, хотЯ ты так устал после целого днЯ пленарных заседаний и блужданий по
старинному  кварталу,  --  подойти  и  слушать  шепот ’елль,  ее  сообщение,
которое, конечно, завершитсЯ фрау Њартой, и коридором, и лестницей,  ведущей
на верхний этаж, где находитсЯ комната юной англичанки.

     Ќа  платформе станции метро  людей было  немного,  людей,  напоминавших
серые пЯтна на скамейках  вдоль  вогнутой  стены  с изразцами  и  рекламными
плакатами. ќлен прошла до конца платформы, где  по  небольшой лестнице можно
было --  но почему-то было  воспрещено -- войти  в  туннель; пожав  плечами,
недоуменно  проведЯ  тыльной  стороной ладони по глазам, она возвратилась на
освещенную  часть  платформы. ‚от  так,  сперва будто  и не  видЯ, начинаешь
рассматривать  одну  за   другой  эти  огромные  рекламы,  нарушающие   твою
отрешенность и ищущие  путей в твою памЯть, -- сперва суп, потом очки, потом
новаЯ  марка  телевизора,  гигантские  фотоснимки,  на  которых  каждый  зуб
ребенка, любЯщего супы  "Ќорр",  величиной  со  спичечный  коробок,  а ногти
мужчины,  глЯдЯщего на экран телевизора, похожи  на ложки (например,  такие,
чтобы есть суп  с соседней  рекламы), но  единственное  из  всего этого, что
может менЯ привлечь, -- это левый глаз девочки, любЯщей сыр "бебибел", глаз,
похожий  на  вход  в туннель, несколько концентрических кругов и в  середине
конус туннелЯ, смыкающийсЯ в глубине, как тот  другой туннель, в который мне
хотелось  бы  войти,  спустившись  по запретной лестнице, и  который  теперь
начинает  вибрировать,  стонать, наполнЯтьсЯ  огнЯми и  скрипом, пока  двери
поезда  не откроютсЯ; и  вот Я вхожу и  сажусь  на скамью длЯ инвалидов, или
стариков,  или беременных женщин,  напротив других скамей,  где сидЯт жалкие
пигмеи с микроскопическими зубами и неразличимыми ногтЯми,  вот их застывшие
и  недоверчивые лица парижан, прикованных к скудному жалованью  и  к серийно
производимой гадости  вроде  супов "Ќорр". ЏЯть или  шесть остановок  еду  с
нелепым желанием сойти с ума, уверить себЯ в невероЯтном, в том,  что  стоит
захотеть,  сделать некий мысленный шаг, ринутьсЯ в туннель на рекламе, чтобы
она  обернулась реальностью,  подлинным масштабом жизни, и этих до  смешного
измельчавших  людишек в вагоне стало  бы на один глоток девочке, любЯщей сыр
"бебибел",  на одну  пригоршню гиганту  у  телевизора.  ’ам, у самого начала
лестницы в запретный туннель, словно что-то манЯщее и жуткое, эта реклама...
Џожать  плечами, еще  раз отвернутьсЯ от  искушений;  ты  же здесь, ќлен,  и
горький урожай нынешнего днЯ  при тебе; день  еще не кончилсЯ, надо выйти на
станции  "‘ен-Њи-шель",  люди  все  нормальных  размеров,  на  рекламах  все
увеличено,  голый  человек мал,  хрупок,  ни  у кого нет  ни ногтей  с ложку
величиной, ни глаз-туннелей.  Ќет, никакими играми ты не обретешь  забвение:
твоЯ душа --  бесчувственнаЯ машина, четкаЯ  запись. ’ы  никогда  ничего  не
забудешь  в  вихре,  сметающем  и  большое  и малое  и  бросающем  в  другое
настоЯщее; даже бродЯ  по городу, ты --  это  ты, неотвратимо. Ќо ты сумеешь
забыть, применив свой метод, расставив "до" и "после", не спеши, день еще не
кончилсЯ. Ђга, вот оно кафе.
     …ще с порога она узнала прЯдь волос ‘елии, склонившейсЯ  над  чашкой  с
чем-то темным, не похожим на кофе. Ќароду в "Љлюни"  было немного, и любимый
столик моего соседа был  свободен; ‘елиЯ  сидела за другим, как если  бы  ее
огорчало отсутствие дикарей и она  хотела  бы  это показать.  "ЌавернЯка  ее
больше  всего восхищает  улитка  Ћсвальд", -- сказала  себе  ќлен,  склоннаЯ
видеть   ‘елию  в   возрасте   игрушек   и  мороженого.  ‚змахом  руки   она
приветствовала  Љурро,  и два  зеркала  вернули ей жест  толстой руки Љурро,
указывающего на  столик дикарей; два отражениЯ плюс сама рука предлагали три
различных направлениЯ. ќлен подумала, что в  эту минуту никто  не смог бы ее
направить более удачно, и подошла к ‘елии, котораЯ  как раз  уронила слезу в
самую середину чашки бульона, сваренного из кубиков.
     -- ‡ачем ты это ешь, -- сказала ќлен. -- ‚онЯет конским потом.
     -- ‚  такое  времЯ днЯ нет ничего  лучше, --  пробормотала ‘елиЯ, прЯдь
волос  свешивалась  ей  на  лицо, и  она походила  на девочку,  любЯщую  сыр
"бебибел".  -- ‚  него  замечательно  макать галеты, он  заменЯет и  суп,  и
второе. Њожет, его готовЯт из конины, но все равно вкусно.
     -- Њакать галеты, -- сказала ќлен, садЯсь рЯдом на табурет и, не глЯдЯ,
раскрываЯ "Ќувель Ћбсерватер". -- ‘ такими вкусами тебе бы надо уже час тому
назад лежать  в кроватке, твой психологический  возраст -- между  девЯтью  и
одиннадцатью  годами:  макать  галеты  в  суп,  пЯть кусков  сахару в  любой
напиток,  космы по всему  лицу...  € в довершение слезы над  этой  дымЯщейсЯ
гадостью. Ђ ты  еще  говоришь,  будто  тебе  семнадцать  лет  и ты учишьсЯ в
‘орбонне.
     ‘елиЯ приподнЯла голову и рассмеЯлась, еще несколько слезинок скатилось
по ее лицу, и она стерла их рукой, прихватив свисающую прЯдь.
     -- „а,  доктор. ‘лушаюсь,  доктор. ‡наешь, Я ушла  из  дому.  Ќавсегда,
теперь уж навсегда.
     -- Ђ,  --  сказала  ќлен,  --  Я  думаю, что  "навсегда"  означает  "до
послезавтра".
     --  ѓоворю  тебе,  навсегда.  Ќаш   дом  --  это   ад,  это  клетка  со
сколопендрами.
     -- Ќикогда не видала сколопендр в клетке.
     -- џ тоже не видала и даже не очень хорошо знаю, что такое сколопендра,
но Џоланко говорит, что они сидЯт в клетках.
     -- Ќу и как же ты намерена жить?
     -- џ все подсчитала. „ва месЯца Я могу прожить на те деньги, что у менЯ
есть, около пЯтисот  франков. …сли продам книги и меховое пальто, это будет,
скажем, еще тысЯча франков...
     -- ‚ыходит, ты  всерьез, -- сказала ќлен, закрываЯ журнал. Ћна заказала
коньЯк и выпила рюмку залпом. ‘елиЯ опЯть склонилась над  бульоном, и Љурро,
подаваЯ ќлен вторую рюмку коньЯку, состроил вопросительную мину, котораЯ  ее
растрогала до смешного.  Ћбе  долго  сидели, не  глЯдЯ  друг на друга  и  не
разговариваЯ.  ‘елиЯ  посасывала  мокрую  галету, подперев  щеку  кулаком  и
облокотЯсь на  угол  столика. Ѓезотчетным движением ќлен легко провела рукою
по свисающей прЯди волос  на  лице  ‘елии. € только когда  отвела руку,  эта
ласка вызвала воспоминание о бессмысленном,  глупом жесте (он не был лаской,
ничего  похожего  на ласку,  но  почему  же тогда был  тот  самый жест,  что
сейчас), и  она увидела, как  ее рука мимолетно касаетсЯ прЯди волос  голого
юноши, увидела, как  быстро отдернула тогда  руку, словно окружающие -- этот
нелепый кордебалет людей в белом, попусту суетившихсЯ вокруг койки,  котораЯ
уже была моргом, катафалком,  --  могли осудить ее движение, повиновавшеесЯ,
не в пример их движениЯм, не  велениЯм разума,  не  имеющее ничего  общего с
массажем сердца, корамином или искусственным дыханием.
     ‚тораЯ  рюмка  коньЯку  была  выпита  медленней  и согрела,  ќлен  было
приЯтно,  что  коньЯк  обжигал губы, что где-то в глубине печет Язык.  ‘елиЯ
обмакнула в бульон вторую галету и, вздохнув, проглотила ее почти всю вместе
с последним всхлипом. Ћна, видимо, не заметила ласкового жеста ќлен и, молча
взЯв предложенную сигарету, позволила ее зажечь. ‚ этом полупустом кафе, где
Љурро  стоЯл  у  входа  как  стерегущий  бульдог,  обе  предались  молчанию,
защищенные дымом, который отгонЯл сколопендр и разлуку.  Ќа сей раз торговые
рЯды, где рыбачки стоЯли у своих прилавков, были пусты и как бы свежевымыты,
единственное, что было знакомо,  -- это перспектива уходЯщих вдаль галерей и
аркад  и еще невыразимое, бесцветное  и ровное освещение города. ќлен знала,
что  если  не  поторопитсЯ,  то   опоздает  на  свидание,   но  было  трудно
ориентироватьсЯ в этом квартале, где улицы вдруг  переходили  в дворы или  в
узкие щели между обшарпанными домами или  упирались в непонЯтные  склады без
выходов,  загроможденные  старыми  мешками  и  грудами   консервных   банок.
Ћставалось  одно  --  идти вперед,  несЯ пакет,  казавшийсЯ  все тЯжелее,  и
собираЯсь спросить дорогу у кого-нибудь из  прохожих,  которые поЯвлЯлись на
улицах, но никогда не приближались, а куда-то сворачивали  всЯкий раз, когда
думалось, что вот-вот догонишь и спросишь. Џриходилось идти  наугад, пока не
поЯвитсЯ  отель,  как  он  поЯвлЯлсЯ всегда,  возникаЯ  внезапно  со  своими
верандами, где циновки и плетеные ширмы и занавески, колышущиесЯ от знойного
бриза. “лица как бы переходила  в коридор отелЯ, и ты вдруг оказывалсЯ перед
рЯдом дверей, открывавшихсЯ в номера, где стены с выцветшими светлыми обоЯми
в  розовые  и  зеленые полосы, где лепные потолки и  люстры  с подвесками, а
иногда старый двухлопастный вентилЯтор, медленно вращающийсЯ в рое мошек; но
каждый номер  представлЯл  собой прихожую  другого номера, совершенно такого
же,  единственным отличием  были  фасон или местоположение старинных комодов
красного  дерева с  гипсовыми  статуэтками  и  пустыми цветочными вазочками;
где-то  стоЯл  стол,  а  где-то  его  не  было,  но  нигде  ни  кровати,  ни
умывальника; эти  номера  пригодны лишь на то, чтобы пройти через них и идти
дальше, а то подойти  к окну и  со  второго этажа увидеть знакомые, уходЯщие
вдаль  галереи, а иногда, с  третьего,  более  высокого этажа  увидишь блеск
далекого  канала  или  площадь,  где   беззвучно  движутсЯ   трамваи,  снуют
туда-сюда, подобно муравьЯм в их нескончаемых хлопотах.
     --  ‡наешь, когда Я сюда зашла, Я почему-то забыла,  что наши уехали  в
‹ондон, -- сказала вдруг ‘елиЯ. -- џ  пришла попросить совета у  Љалака,  он
знает все недорогие отели. € ’елль тоже знает отели, но она куда-то уехала с
•уаном.
     -- ‚ ‚ену, --  сказала ќлен, глЯдЯ, как порожнЯЯ коньЯчнаЯ  рюмка снова
вдвигаетсЯ  в  фокус, окаменевает и кристаллизуетсЯ, согласно  своей форме и
ожиданиЯм  глЯдЯщих  на нее глаз,  которые ее  воспринимают и фиксируют, как
следует от них ожидать.
     --  Ђх  да. € мой сосед тоже, видишь ли, в ‹ондоне  с нашими сеньорами.
Ћстались здесь только мы с тобой да ‘ухой ‹истик, но она, ты же знаешь...
     -- ‘ухой ‹истик, конечно.
     --  Ћтец все  рассуждал  о  нынешней испорченной молодежи,  --  сказала
‘елиЯ, прыскаЯ от смеха так, что остатки  бульона чуть не выплескивались  на
стол. -- Ђ мама сидела и вышивала скатерку, представлЯешь, им  и в голову не
приходило, что Я сейчас соберу свои вещички и от них уеду. џ перенесла книги
в  дом моей сокурсницы,  но  там Я не могу остатьсЯ: ее родители  еще похуже
моих. Ќа эту ночь пойду в  какой-нибудь здешний  отель, а  завтра поищу себе
квартиру. Њне надо немедленно что-нибудь найти, отели слишком дорогие.
     -- ‚ыходит, всерьез, -- сказала ќлен.
     -- џ же тебе сказала, -- буркнула ‘елиЯ. -- џ-не-груд-ной-мла-де-нец.
     -- €звини, ‘елиЯ.
     -- Ќет, это ты извини, Я, знаешь, такаЯ.
     ќлен вертела в руке пустую рюмку. Љонечно, ‘елиЯ не грудной младенец. ‘
грудным  младенцем  можно  было  бы  что-то сделать  --  дать  ему  соску  с
успокоительным  лекарством в  молоке, попудрить присыпкой, пощекотать, опЯть
погладить по волосам, пока не уснет.
     -- ’ы  можешь  пожить  у менЯ,  --  сказала ќлен.  -- Љвартира  у  менЯ
маленькаЯ, но есть  двухспальнаЯ кровать, и длЯ твоих  книг найдетсЯ  место,
есть складной столик, ты сможешь им пользоватьсЯ.
     ‘елиЯ  в  первый раз  посмотрела  ей в глаза, и ќлен снова увидела лицо
девочки, любЯщей сыр "бебибел", увидела крошечные туннели, возникавшие  в ее
зрачках.
     -- Џравда? Ќо, ќлен, Я же знаю, что ты...
     -- ’ы  ничего не знаешь,  знаешь  только свои галеты  жевать.  „а,  мое
неприступное уединение, моЯ крепость  на улице  Љле -- спасибо за  почтение.
’ак вот, знай, что все это так, потому что мне так хочетсЯ, а вот теперь мне
хочетсЯ предложить тебе жилье, пока ты не помиришьсЯ со сколопендрами или не
найдешь подходЯщую мансарду.
     --  ’ы же сказала, что квартира маленькаЯ,  а Я всегда  устраиваю такой
беспорЯдок.
     -- ’олько  не у менЯ,  сама увидишь, что у менЯ это невозможно.  €ногда
мне даже  самой  хотелось бы  устроить беспорЯдок,  да не  получаетсЯ.  ‚ещи
приучены укладыватьсЯ на свои места, вот увидишь, это ужасно.
     -- ‚се равно  какой-нибудь чулок будет валЯтьсЯ на  полу возле кровати,
-- честно заЯвила ‘елиЯ. -- џ не могу согласитьсЯ, Я не должна.
     -- ђазговор идиоток, -- сказала ќлен, снова раскрываЯ журнал.
     ‘елиЯ, слегка наклонЯсь,  прильнула к ќлен, теперь  уже  волосы  совсем
закрыли ей лицо  -- это всегда помогало, если хотелось тихонько поплакать, а
теперь ей необходимо было посидеть вот так, углубившись в себЯ, и помолчать,
чтобы не  надоедать ќлен, котораЯ  читала и курила  и разок подозвала Љурро,
чтобы  заказать   два  кофе,  хватит  утешающих  ласковых   жестов   и  фраз
жалостливого врача-педиатра, --  она, конечно, согласитсЯ пойти ко  мне,  и,
может быть, это  получитсЯ  нелепо, или же приЯтно, или же просто никак, но,
во всЯком  случае, эту ночь Я буду не  одна, со мной будет  она, чтобы, сама
того  не  знаЯ,  помочь мне  перестать видеть  этот  профиль  затвердевшего,
бледного лица, эту койку  с ее  теперь  уже ненужными  шарнирами.  ѓорЯчий и
горький  кофе,  вот  второй добрый  товарищ,  но  все равно привкус плесени,
неотвЯзный  вопрос --  зачем Я трогала пальцами эти  черные волосы,  которые
теперь,  наверное, кто-то причесывает, чтобы родные,  созванные срочно -- но
лишь  после  того, как труп будет приведен в пристойный  вид, -- не  слишком
ужаснулись  перемене  облика  от страшной, леденЯщей  бури  и  узнали своего
родственника,  юношу,  который  вошел  в операционную  с  зачесанными  назад
волосами,  как причесывалсЯ  и •уан, но никто не  мог  вернуть  на его  лицо
улыбку, которой он встретил этим утром  ќлен, будто понимаЯ, что  она пришла
лишь понаблюдать  его под предлогом  краткой  беседы насчет  анестезии. Ќет,
никто  уже  не вернет  ему эту улыбку,  точную  копию улыбки •уана, никто не
восстановит ее на этих  черных губах,  в  этих полуприкрытых и остекленевших
глазах.  Ћна снова услышала  его  голос, его наивное  и  полное надежды  "до
свиданьЯ", два словечка,  в  которые как  бы  вместилось его доверие ко всем
тем,  кто  его  окружал,  два  словечка,  которые вновь и  вновь  до тошноты
бесконечно возвращали ей его образ,  как неопределенную отсрочку, данную ей,
посюсторонней,  с  ее  платформами  метро, коньЯками  и сбежавшими  из  дому
девчонками. Ћткрыв еще  одну дверь, а было  их уже  без счета, ќлен  вошла в
номер  побольше прочих,  но с такими же стенами  в обоЯх и с ветхой, кое-как
распиханной по углам мебелью; в задней стене виднелась клетка старого лифта,
и кабина поджидала ее. ќлен хотелось минутку передохнуть, положить пакет  на
какой-нибудь стол,  но это было невозможно, она опоздала бы  на  свидание, а
отель  бесконечно разрасталсЯ,  множилось число  похожих номеров, невозможно
было  представить себе  или узнать комнату, где ее ждут, и  даже сообразить,
кто  ждет, хотЯ в этот миг все было сплошным ожиданием,  которое становилось
все нестерпимей, равно  как  тЯжесть пакета,  чьЯ  желтаЯ  тесемка резала ей
пальцы, равно  как остановившийсЯ лифт, ждавший, пока ќлен войдет в кабину и
нажмет на  кнопку этажа, что, пожалуй, было и  необЯзательно длЯ того, чтобы
кабина тронулась и стала подниматьсЯ и опускатьсЯ в полной тишине, озаренной
светом, не похожим ни на какой другой.
     --  Ќет,  Я  все никак не могу поверить, -- внезапно  сказала ‘елиЯ. --
Љогда  Я увидела, что ты вошла, -- а Я, должна признатьсЯ, очень хорошо тебЯ
видела, хотЯ волосы закрывали мне лицо, -- мне, знаешь, почти страшно стало.
‚от сейчас  докторша  менЯ  отругает, ну что-то в этом роде. Ђ теперь идти к
тебе, жить с тобой. Ќет, ты в самом деле не из жалости мне предложила?
     -- Ќу а с чего бы? -- сказала ќлен, как бы удивленно. -- …стественно, Я
это делаю из жалости. „евочка, любЯщаЯ сыр "бебибел", не  может идти куда-то
спать  одна,   она   будет  боЯтьсЯ   без   мамы.   Ђ  тараканы,  а   ночные
сторожа-китайцы,  объединенные в таинственные  страшные  братства, а сатиры,
которые бродЯт по коридорам, и  главное, не  забудь про  самое страшное, про
"ту штуку", спрЯтанную в стенном шкафу или под кроватью.
     -- Љакие глупости, -- сказала ‘елиЯ, наклонилась и быстро поцеловала ей
руку, а потом, зарумЯнившись, выпрЯмилась. -- ’ы всегда такаЯ.  € что это за
девочка, любЯщаЯ сыр "бебибел"? Ќо нет,  поглЯди на менЯ. ’ы такаЯ грустнаЯ,
ќлен,  ты  еще  более грустнаЯ,  чем  Я. ’ы понимаешь, что Я хочу сказать, Я
знаю, ты никогда не бываешь  веселой, как Џоланко или ‘ухой ‹истик, у тебЯ в
лице всегда что-то есть... ‚се анестезиологи такие, что ли?
     --  ЌеобЯзательно.  ќта  профессиЯ  к  лицам не  имеет отношениЯ.  Ќадо
следить,  чтобы  пульс  был хороший, а  главное, чтобы маска была  правильно
наложена, ведь бывает, что поездка совершаетсЯ только в одном направлении.
     ‘елиЯ  не понЯла,  ей хотелось спросить, но она сдержалась, подозреваЯ,
что ќлен ей не ответит. € потом передышка,  чудо, чувство,  что ты  спасена,
что с ќлен  ты возвратилась  в  "зону",  в атмосферу довериЯ, что рЯдом она,
доктор,  насмешливаЯ  и  отчужденнаЯ, но в  нужный момент сумевшаЯ протЯнуть
палец, чтобы ‘елиЯ на него вскарабкалась, как Ћсвальд на кофейные ложечки, к
ужасу госпожи Љорицы. Ђ если ќлен грустна...
     -- ѓоспожа Љорица не поЯвлЯетсЯ здесь  уже целую  неделю, это Љурро мне
сказал,  --  выпалила ‘елиЯ.  --  џ думаю, не заразилась ли  она страстью  к
путешествиЯм -- может,  где-то  странствует  со  своей племЯнницей и в  этой
шлЯпе, похожей на телевизор. џ говорила тебе, что утром получила открытку от
Ќиколь? Ћни там  в ‹ондоне все посходили с  ума,  Њарраст  как будто  открыл
какую-то картину.
     -- ‘умасшествие -- портативно, -- сказала ќлен.
     -- Љалак  и Џоланко  познакомились  с  одним  лютнистом, который играет
средневековые баллады; но вот про Ћсвальда Ќиколь ничего не сообщает.
     -- Ћни повезли туда Ћсвальда, такое нежное существо?
     -- …го увез мой сосед, Я была  при том, как он обернул  клеточку листом
салата и спрЯтал ее в карман  пальто. џ  что-то не очень понЯла твои слова о
поездках в одном направлении, -- быстро прибавила ‘елиЯ.
     ќлен посмотрела ей в глаза, в  эти концентрические туннели, в крошечные
черные точки,  с головокружительной скоростью переносившие  в  мир  девочки,
любЯщей сыр "бебибел".
     --  ‚идишь  ли, они  у нас иногда умирают, -- сказала она. --  „ва часа
тому назад умер молодой человек двадцати четырех лет.
     -- Ћ, прости. Џрости, ќлен. Ђ Я тут болтаю. ’ак глупо.
     --  ќто работа, деточка, нечего тут прощать. Њне  бы  надо  было  пойти
прЯмо  домой, принЯть душ и пить виски, пока не засну, да вот видишь, Я тоже
пришла обмакнуть свою галету, и это не так уж плохо, мы побудем вместе, пока
обе не придем в себЯ.
     -- Ќе знаю, ќлен, мне, может быть, не  следовало бы,  -- сказала ‘елиЯ.
-- ’ы так ко мне добра, и ты такаЯ грустнаЯ...
     -- Џойдем, увидишь, нам обеим будет лучше.
     -- ќлен...
     --  Џойдем,  --  повторила  ќлен, и ‘елиЯ  секунду поглЯдела  на нее, а
потом, опустив голову, нашарила свою сумку на стуле.

     Џоланко  каждое  утро  исповедует Ћстина,  с  тех  пор  как  обнаружил,
насколько  Ћстин  может  быть  забавен,  когда  разматывает   клубок  своего
анонимного невроза перед зрелым другом, в некотором роде отцом-аргентинцем с
серебрЯщимисЯ висками и в хорошо скроенном, внушающем доверие костюме.  “рок
французского  с Њаррастом --  в  двенадцать,  если  только  Њарраст ЯвлЯетсЯ
вовремЯ, но обычно с ним что-то приключаетсЯ, и Ћстин терпеливо  ждет его на
углу  или  играЯ  на  лютне;  тогда  Џоланко выбираетсЯ  на часок  раньше  и
изображает  духовника, они  с Ћстином идут пить пиво и томатный  сок -- один
пиво,  другой  сок, --  и мало-помалу Ћстин излагает Џоланко свои  проблемы,
которые, по  сути,  всегда  одна  и  та  же  проблема,  но  с  бесчисленными
вариантами,  вот,  например,  высокие прически.  Ћстину  хотелось  бы, чтобы
девушка была покорной и податливой, чтобы ей  нравилось свернутьсЯ калачиком
в  его  объЯтиЯх  и минуточку  посидеть спокойно, болтать,  или  курить, или
ласкать друг друга нежными  прикосновениЯми, но что поделаешь, теперь у всех
у  них  прически  a  la  Ќефертити,  монументальные  катафалки,  которые  им
сооружают в парикмахерских, не жалеЯ лаков и накладок. Tu comprends,  ca  me
coute tres cher, mon cheri46, говорила ему, например, †оржетга, alors tu vas
etre sage  et  tu vas  voir  comme  c'est  chouette47.  Ћстин  еще  пытаетсЯ
погладить †оржетту по  лицу, но она  боитсЯ, что  разрушитсЯ ее  ‚авилонскаЯ
башнЯ, ah, ca поп je  te  1'ai deja dit, surtout  il faut pas me  decoiffer,
j'en ai pour mille balles, tu comprends, il  faut que ca tienne  jusqu'apres
demain48 Ћстин в роли жалкого цыпленка, его первое посещение Џарижа два года
назад невероЯтно  веселит Џоланко-ис-поведника. Ќо тогда как же нам быть? --
спрашивает Ћстин, не  очень-то понимаЯ речи  †оржетты.  La  tu  vas  voir49,
объЯснЯет  †оржетта, котораЯ  кажетсЯ Ћстину все больше  похожей на детского
врача  --  так  мЯгко  она  заставлЯет его  делать  все,  что сочтет нужным.
Maintenant tu vas te  coucher comme  ca sur le  dos, comme ca c'est  bien50.
†оржетта  пригвоздила  его  навзничь,  и  краснаЯ  гроза  ее  куафюры, вроде
зловещей  тучи,  надвигаетсЯ  на него и парит  между потолком и  его  носом.
Surtout ne derange pas  ma coiffure,  mon chou, je  te l'ai deja dit. Il est
bien maintenant, mon cheri?51 Ћстин отвечает "да", потому  что он  робок, но
он отнюдь не удовлетворен, и †оржетта это знает, и ей на это начхать. Tu vas
voir, on va le  faire  d'une facon que va drolement te  plaire,  mais  alors
drolement. Ne touche pas mes cheveux, mais  si, tu  vas  me  decoiffer. Bon,
maintenant bouge pas, surtout ne bouge pas52, потому  что Ћстин еще пытаетсЯ
обнЯть †оржетту и прижать ее к себе, но по глазам он видит, что терЯет времЯ
попусту: †оржетта сделает все, что угодно, все, что возможно в этом мире и в
этой кровати, только бы ее голова была  подальше от подушки.  Ћстин -- а  он
робок ("’ы это уже  говорил", --  ворчит  Џоланко)  --  понимает,  что гамма
задуманных им шалостей с †оржеттой,  избранной на улице ‘егаль из-за ее икр,
побудивших его к близкому знакомству, непоправимо сузилась, а кроме того,  у
него уже нет времени.
     -- Ќо  какой же  ты все-таки идиот, -- говорит  возмущенный Џоланко. --
—его ты не влепил ей хорошего тумака?
     -- ќто было трудно, -- бормочет Ћстин. -- Ћна боЯлась, что Я испорчу ее
прическу
     ‚  тот  понедельник м-р “итлоу известил  Њарраста, что  глыба антрацита
должна  прибыть  на  товарную станцию  Ѓромптон-роуд  и  что ему  необходимо
ЯвитьсЯ туда  лично, дабы подписать какие-то бумаги длЯ отправки этого груза
во ”ранцию.
     -- Љалак, послушай,  а не  могли бы  ты и твои  землЯки  покараулить  у
Љуртолда? -- попросил Њарраст.  --  Њне надо ехать подписывать  эти  чертовы
бумаги,  а сегоднЯ  как раз  будет  изрЯдное  сборище  невротиков,  чую  это
костЯми, как говорим мы здесь, в ‹ондоне.
     -- Њне  надо обдумать некоторые важные  вопросы, -- заЯвил  Љалак, -- к
тому же Я за твоих невротиков и ломаного рога не дал бы, как говорим мы там,
в Ѓуэнос-Ђйресе.
     -- —то может быть удобней длЯ обдумываниЯ,  чем диван в зале номер два.
џ там почти всего ђескина перечитал.
     -- Ђ что это даст, если мы будем там караулить?
     -- Њинуточку, -- вставил Џоланко. -- ЊенЯ этот тип ни о чем не просил.
     -- џ прошу и тебЯ, дорогой мой гаучо. —то это даст? ‚ы сможете сообщить
мне  о происшествиЯх, а  они,  конечно,  будут, и  очень важные, как  всегда
случаетсЯ в отсутствие заинтересованного лица.  ђезервы ѓарольда ѓарольдсона
исчерпаны, и можно ожидать событий непредсказуемых.
     Ћни заказали три пива и томатный сок длЯ Ћстина.
     -- „лЯ тебЯ это действительно так важно? -- спросил Љалак.
     --  Ќет,  -- честно ответил  Њарраст. -- ’еперь уже нет. Ќо бывает, что
выпустишь орлов на волю, а  потом надо  все-таки поглЯдеть, куда они, черти,
залетЯт.  ‚роде  как чувство  ответственности  у  демиурга,  если  можно так
выразитьсЯ.
     -- ќто такой эксперимент или что?
     --  ќксперимент,  эксперимент,  -- проворчал  Њарраст. -- ‚ам  сразу же
подавай  Ярлык. ‚идите  ли, Я, если уж  держатьсЯ этой метафоры, не в первый
раз выпускаю орла -- отчасти,  чтобы нарушить привычный ход  вещей, но также
потому,  что  мне  кажетсЯ  таинственно необходимой  идеЯ  о том,  что  надо
постоЯнно что-либо будоражить, все равно что.
     -- Џревосходно, -- сказал Љалак. -- Љак только ты берешьсЯ объЯснЯть, у
тебЯ такой  набор слов, что ѓурджиеву впору. ’аинственно необходимо, скажите
на  милость.  „а  ты  вроде вот  этого, с его  техническими экспериментами в
отеле, только и знает, что гайки крутить.
     --  ‚се  дело  в том,  что вы всего лишь жалкий фин-тихлюпик, -- сказал
Џоланко.  --  ’ы не обращай  на  него вниманиЯ,  че, Я-то очень  хорошо тебЯ
понимаю, ты, парень, из моего сорта.
     --  ‘пасибо,  куманек,  --  сказал  Њарраст,  слегка  удивленный  таким
безоговорочным согласием с тем, что ему самому было не очень-то понЯтно.
     -- ’ы,  брат, -- продолжал Џоланко,  с великолепным жестом, восхитившим
Ћстина, -- строишь моторы  невесомые, мутишь воды невидимые. ’ы изобретатель
облаков небывалых,  ты  вводишь  бурлЯщую  пену прЯмо в  косный  цемент,  ты
наполнЯешь вселенную объектами прозрачными и метафизическими.
     -- Џо чести тебе сказать...
     --  € тогда  у  тебЯ рождаетсЯ  зеленаЯ  роза, -- восторженно продолжал
Џоланко, -- или, наоборот, никакаЯ роза не рождаетсЯ, а все лопаетсЯ вдрызг,
но зато возникает аромат, и никто не может понЯть, откуда этот аромат, когда
цветка-то нет ‚от так и Я, непонЯтный, но неустрашимый изобретатель.
     -- „остаточно нам было  одного бурдака, -- пробурчал  Љалак. -- ’еперь,
вишь, эти двое стакнутсЯ и менЯ заклюют.
     Џоследовала  обычнаЯ  дискуссиЯ  в  духе  того,  что, во всЯком случае,
бурлаки чего-то стоЯт  и, главное,  хранЯт верность друзьЯм. / Ћдин одинокий
финтихлюпик стоит больше,  чем бурдак, одураченный безголовым скульптором  /
…сли вы  из-за менЯ вздумаете  дратьсЯ, Я  могу попросить  Ћстина сходить  в
музей / Ќикто тебе не говорил, что мы не пойдем, но Я по крайней мере сделаю
это из дружбы, а не длЯ того,  чтобы забивать себе мозги твоими орлами / Њне
это  безразлично, лишь  бы ты  ђассказал,  что  произойдет  сегоднЯ  днем  /
Ќаверно, ничего не произойдет / Љогда ничего не происходит, тогда именно это
и происходит / Ќу вот,  теперь  еще этот болван  строит из себЯ метафизика /
—е, красиво  говорить  --  легче легкого  /  …сли  бы среди  этих невротиков
оказалсЯ   хоть  один  хорошенький  симпомпончик  /   …сли  ты  не  способен
самостоЯтельно найти  женщину во всем ‹ондоне, не понимаю, почему в музее ты
привередничаешь? /  ’ы видишь,  он  просит нас  туда пойти,  да нас  же  еще
оскорблЯет /  ќто, может, тебЯ он оскорблЯет, а  мне никаких  невротичек  не
надо, у  менЯ вкусы особые /  ђазрешите  улыбнутьсЯ  /  € так  далее и  тому
подобное.

     …сли бы  со мною был мой сосед или  Џоланко, было  бы нетрудно отыскать
номер юной англичанки, но на ’елль, всегда готовую выслеживать фрау Њарту на
улицах или в парках,  нападала в отеле поразительнаЯ робость -- устроив себе
штаб-квартиру в номере ‚ладислава Ѓолеславского, она прилежно  следила через
глазок двустворчатой двери, не решаЯсь под каким-либо предлогом поднЯтьсЯ на
верхние  этажи  и  изучить  их  топографию.  €злишне  говорить,  что  в   ее
распорЯжении был весь день, что она могла это делать в часы досуга, а такими
в ‚ене  были почти все  ее часы,  -- возвращаЯсь с работы, Я заставал  ее на
посту, как верного часового,  но она  не  вышла ни разу  за  пределы  нашего
этажа, а  мне было неудобно это  делать в  такое позднее времЯ или по утрам,
риск  был  слишком велик.  Њы  <)ыло понадеЯлись, что  нам поможет  доска  с
ключами в тесной сырой комнатке администратора, но обнаружили, что там полно
ключей,  не бывших в употреблении с давних пор, а надписи на жетонах сделаны
готическими  буквами,  в  которых  безвозвратно  тонула  всЯкаЯ   английскаЯ
фамилиЯ.  Ћбсудили также  возможность  расспросить кого-нибудь из  служащих,
сунув кредитку, но они не внушали нам довериЯ своим видом -- не то лакеи, не
то  бездушные зомби. “же  три ночи следили мы  за коридором, и, даже когда Я
сдавалсЯ, сморенный усталостью и сливовицей, ’елль до часу ночи не  отходила
от двустворчатой двери,  своей террасы ќльсинора. Ќу а после часу  ночи,  по
нашим  предположениЯм, фрау  Њарта  должна была спать,  как  все люди,  и не
совершать подозрительных  прогулок;  когда ’елль  возвращалась в кровать  и,
зеваЯ, прижималась ко мне, потЯгиваЯсь  и мурлыча, как разочарованнаЯ кошка,
Я же  на миг вырывалсЯ из сна, и мы  обнимались, как после долгой разлуки, а
иногда дело  кончалось полусонными ласками при зеленоватом свете  ночника, в
котором ’елль казалась гибкой, изЯщной рыбой в аквариуме.  ’ак шло  времЯ, и
мы почти  ничего  не разузнали, кроме  того, что  фрау  Њарта живет на нашем
этаже, в глубине коридора, и что номер юной англичанки находитсЯ на одном из
верхних этажей; каждый вечер, приступаЯ к наблюдению, мы с научной точностью
определЯли шаги англичанки между  половиной девЯтого и девЯтью часами, времЯ
длЯ  сна  немыслимое, но  туристы к этому  часу  обычно  очень  устают, и мы
слышали,   как  беднЯжка  слегка  волочит   ноги,   возвращаЯсь   со   своим
путеводителем ЌагелЯ. “бедившись, что она в  безопасности  (на четвертом или
на пЯтом этаже?), мы отправлЯлись ужинать, свободные от  всЯких обЯзанностей
до одиннадцати; в эти часы жизнь в отеле шла полным ходом, и фрау Њарта врЯд
ли  могла  выйти  из  своей  комнаты  с  иной  целью,  кроме  как   посетить
исторический клозет в коридоре.
     Ќа четвертый вечер, после ужина в сербском ресторане на онлатернгассе,
где к любому куску мЯса вела  палочка  с нанизанными на нее  кружками лука и
перцев, мне в темноте коридора почудилось какое-то движение. Ќе оглЯдываЯсь,
Я отворил нашу двустворчатую дверь и  рассказал ’елль об этом, лишь когда мы
оказались в своей комнате. Љонечно,  фрау  Њарта, никто другой не мог бы так
скользить  во  мраке.  ‚  двенадцать  без  пЯти  минут  (мне  была  дарована
привилегиЯ  смотреть  в  глазок,  пока   ’елль,  поддавшись  непростительной
слабости,  вновь  погружалась  в роман „жона  ‹е Љарре,  который,  по-моему,
достоин  своей  фамилии),   при   свете  мутного  исторического  плафона  на
лестничной площадке, Я  увидел похожую на пепельно-серого кота фрау Њарту --
она шла, несЯ в правой руке что-то, что мне  не удалось разглЯдеть,  наверно
универсальный ключ, памЯть о давнем знакомстве с администратором, который ее
поселил в отеле пожизненно, быть может, тут были  австро-венгерские любовные
шашни, вообразить себе которые, глЯдЯ на то, что осталось от фрау  Њарты, не
сумел  бы  никто. Љогда  она исчезла  на  верху лестницы,  Я  выждал  секунд
двадцать, подал ’елль условный знак, чтобы  она держала дверь приоткрытой на
случай внезапного моего отступлениЯ, и, сделав  последний глоток  сливовицы,
выглЯнул в коридор.  Ѓыло маловероЯтно,  чтобы по отелю разгуливал кто-то из
постоЯльцев, в каморке у  администратора  храпел сторож,  и Я убедилсЯ, что,
когда звонили постоЯльцы-полуночники, колокольчик у входной двери был хорошо
слышен с лестницы, так что Я успел бы ретироватьсЯ в наш исторический номер.
Њне  не понадобилсЯ  „жон  ‹е  Љарре,  чтобы догадатьсЯ  обуть  мокасины  на
каучуке, и, держась за перила,  Я начал подниматьсЯ туда, куда  свет с нашей
площадки почти не доходил.
     ’елль  ждала,  прильнув   к  двустворчатой   двери  номера   ‚ладислава
Ѓолеславского, и  все напрЯженней прислушивалась к  глубокой тишине отелЯ, к
дробному тиканью  маленького  будильника на  ночном  столике. ’огда  это уже
перестало быть шуткой, способом провести времЯ; •уан  отправилсЯ в поход, он
оказалсЯ вне  пределов комнаты, где мы столько смеЯлись над фрау Њартой, а Я
осталась  одна  с  точным  поручением  обеспечить  в  случае  опасности  его
отступление. џ  устала смотреть в глазок, длЯ этого надо было наклонЯтьсЯ, и
Я  предпочла  приоткрыть  обе  створки  дверей,  готоваЯ  в любой  момент их
закрыть,  если  в  коридоре покажетсЯ  кто-то  из  постоЯльцев;  Я  смотрела
попеременно  то на  лестницу,  то в нашу  комнату,  все острее чувствуЯ, что
где-то  там,  в дверной  притолоке,  намечаетсЯ  трещина и  нечто наше, нами
вымышленное, где-то  там кончаетсЯ, отступаЯ перед чем-то, что не могло быть
реальностью,  однако происходило, и,  стало  быть, мы все-таки были правы, и
фрау Њарта  выходит по ночам и поднимаетсЯ  на  верхний этаж,  а  на верхнем
этаже живет молодаЯ англичанка, и два плюс два будет четыре и т. д. ‘траха Я
не испытывала, но по мне словно забегали мурашки и на небе проступило что-то
липкое; Я была одна в комнате ‚ладислава Ѓолеславского,  одна с куклой месье
Ћкса,  сидевшей  на  комоде.  Ќет,  ничего  не  произойдет,  •уан   вернетсЯ
разочарованный, мы  лЯжем,  и это будет  эпилогом глупой истории ужасов, нам
даже не  очень захочетсЯ подшучивать над  собою; •уан  станет  говорить, что
надо  вернутьсЯ в "Љозерог", раз ему осталось  пЯть дней  работать в ‚ене. ‘
моего наблюдательного поста -- а мы в эти дни давали нашим действиЯм громкие
названиЯ  --  Я видела  куклу,  освещенную  зеленой  лампочкой,  и конверт с
наполовину  засунутым письмом  к  Ќиколь,  Я не знала,  что  ей написать,  и
спрашивала себЯ,  не  поехать ли мне  в ‹ондон,  чтобы лучше  разобратьсЯ  в
истории, о  которой мне  недавно  писал  Њарраст.  ’ут фрау Њарта кашлЯнула,
кашель был  сдержанный,  почти  нарочитый,  вроде  легкового перханьЯ, как у
человека, когда он, углубившись  в себЯ, подошел к концу своих размышлений и
решает что-то сделать --  переменить позу или  объЯвить,  что нынче  вечером
пойдет в кино или что лЯжет рано.
     •уан тоже  засомневалсЯ,  спустилсЯ вниз на пЯть ступенек,  высчитываЯ,
сколько времени займет бегство в комнату ‚ладислава  Ѓолеславского в случае,
если это  перханье фрау Њарты означает возвращение, перемену намерений. Ќо в
тот же миг Я услышал, что она  снова пошла, тишина стоЯла полнаЯ, и, однако,
Я знал, что она удалЯетсЯ, что она не изменила намерений, и, хотЯ расслышать
ее шаги было  невозможно,  казалось, тишина сообщает о них  какими-то  иными
способами, изменениЯми в эластичности среды или предметов. Љогда Я ступил на
площадку  четвертого  этажа,  старуха  стоЯла  у  четвертой  двери  слева  в
классической позе  человека, собирающегосЯ действовать ключом или  отмычкой.
’огда-то  все  подтвердилось,  тогда-то  легкий  скрип  двери  стал  как  бы
развЯзкой и заодно прорывом чего-то, к чему Я, в общем-то, совершенно не был
готов,  разве  что  мог  бы  прибегнуть к какому-нибудь из  жалких банальных
приемов; например  кинутьсЯ на фрау Њарту, что было бы неприлично, как-никак
пожилаЯ дама,  либо разбудить сторожа,  сославшись  на  распорЯдок  отелЯ  и
благопристойность,   --   но   сторож   ничего  не  поймет,   пойдет   звать
администратора,  дальнейшее  будет  заурЯдно  и убого,  -- либо выждать  еще
секунду и подойти к двери, когда осторожный крот (нет,  теперь она  походила
на   огромную  крысу)   войдет  в  комнату,  о  да,   миссис,  конечно,  это
единственное, что мне остаетсЯ, хотЯ  желудок корчит  судорога  и  сливовица
поднимаетсЯ  к  горлу  всеми   своими  сорока  пЯтью   градусами   алкоголЯ,
гарантированными изготовителем.

     Џожитки  моего  соседа  умещались  в  портфеле,  одним  из  преимуществ
которого  было то, что его  без  долгих слов  можно  сунуть  в  руки  друга,
пришедшего  тебЯ  встретить,  --  в  данном  случае  Љалака,  в  полдень  на
‚икториЯ-‘тейшн. Ћни издавна  привыкли встречатьсЯ каждый вечер, сами толком
не знаЯ зачем,  и  лондонскаЯ  их  беседа велась  краткими репликами  вроде:
возьми, что  ты сказал,  дай сигарету,  вот сюда, какой туман,  they call it
smog53,  привет  от  ‘ухого  ‹истика,  как  там  эта  кататоничка,  да  так,
понемножку, главное,  здоровье, дай мне немного  english  money54,  в  отеле
разменЯют,  надеюсь, горЯчей воды  будет достаточно,  сколько  хочешь,  зато
завтраки неважные,  так почему  ты  не переедешь, видишь  ли,  когда чемодан
раскрыт, лучше, чтобы вещи  были на полу и не портить себе кровь, ты прав, а
ты зачем изволил  приехать, сам  не очень-то знаю, как это не знаешь, да вот
Њарраст написал мне,  что ищет глыбу антрацита, и  Я тогда подумал, не  вижу
тут никакой свЯзи,  да  Я тоже,  потому и  приехал, а  кроме того, у менЯ на
работе  пЯть  свободных  дней,  вот  это  работа, дело  в  том,  что  у  нас
забастовка, а, тогда другое  дело, а так  как  менЯ навернЯка уволЯт, потому
что  бастую  Я  один, лучше  побыть  с  друзьЯми,  а  ты  и  впрЯмь поступил
правильно, не говорЯ о том, что у  Њарраста, сдаетсЯ мне, не  все в порЯдке,
да-да, и  особенно у  Ќиколь,  да-да, потому Я  и  приехал, вот именно,  где
гвоздь, где панихида, в котором часу вы тут обедаете с Џоланко  и прочими, Я
в ‹ондоне  не обедаю, то есть как это ты  в ‹ондоне не обедаешь, а  вот так,
сэр, в ‹ондоне  не  обедают, но ты  уже  сказал,  что завтрак очень  плохой,
плохой-то плохой, но обильный, первое  дело  --  качество, о,  разумеетсЯ, у
тебЯ  французские предрассудки,  по-твоему,  выходит, аргентинцы лопают  что
попало, лишь бы побольше, ну, не совсем так, в этом  метро пахнет мЯтой, это
от чаЯ, который пьют англичанки, и так далее до ’оттнхем-Љорт-ђоуд и отелЯ в
трех  кварталах от станции. Џо дороге мой  сосед узнал, что Љалак и  Џоланко
по-аргентински делЯт на двоих  комнатку с пЯтачок величиной, однако  хозЯйка
отелЯ у них  ирландка,  а  потому не эвклидианка, и легко  поймет, что,  где
помещаютсЯ двое,  уместЯтсЯ и  трое;  он  еще  узнал,  что на этих днЯх  они
познакомились  с  одним  лютнистом,  что  Њарраст  и  Ќиколь  живут в  отеле
неподалеку и что Џоланко уже показал Ћстину багуалу и тот играет ее в  стиле
Џерселла, что недопустимо, и прочие подобные новости.
     Љогда  они  вошли  в комнату  номер  четырнадцать,  Џоланко  предавалсЯ
научным  исследованиЯм,  а  именно:  погрузил  электробритву  в кастрюльку с
овсЯной  кашей  и  изучал  поведение  этих разнородных  объектов.  ‘лышалось
бульканье, и  времЯ от времени в  воздух прыскала струЯ  овсЯнки,  однако до
потолка не долетала и шлепалась  на пол с зловещим чавкающим звуком. ’о было
зрелище суровое и назидательное.
     --  Џривет, -- сказал мой  сосед,  покамест Љалак  поспешно оттеснЯл из
комнаты миссис Ћ'‹ири, длЯ виду что-то толкуЯ ей о полотенцах и вешалках.
     -- Џривет, -- сказал  Џоланко. --  ‚ы пришли как раз вовремЯ, групповаЯ
работа устранЯет ошибки в параллаксе и тому подобное.
     Ћн  погрузил  электробритву по самый  шнур,  и из глубин овсЯнки  пошел
некий первозданный гул, нечто подобное, верно, слышалось в плейстоцене или в
огромных  папоротниковых  лесах.  Ћднако дальше гула дело  не шло,  хотЯ мой
сосед сразу  включилсЯ  в группу наблюдениЯ,  едва успев  скинуть  пиджак  и
бросить  портфель на  кровать, -- и  вообще в  комнате царила сугубо научнаЯ
атмосфера, котораЯ сулила великие свершениЯ.
     --  Ђ можно  узнать, длЯ чего  это?  -- спросил  мой  сосед  так  через
четверть часа.
     --  Ќе порть  себе нервы, --  посоветовал Љалак. -- Ћн уже  неделю этим
занимаетсЯ, лучше ему не мешать.
     €  словно  бы  в  этот миг  наступила  решающаЯ фаза, Џоланко  покрутил
электробритвою  в кастрюльке,  и  овсЯнка покрылась рЯбью,  обнаруживаЯ  все
симптомы близЯщегосЯ извержениЯ на никарагуанских плоскогорьЯх, даже струйка
дыма  взвилась, но тут внезапно сорвалась  какаЯ-то гайка, и  опыт  пришлось
сразу прекратить.
     -- ’олько  подумать,  продают ее  тебе с  гарантией  на  три  года,  --
проворчал Џоланко. -- ’еперь четверть часа уйдет на то, чтобы очистить ее от
каши  и  опЯть  навинтить  гайку, уже пЯтый раз у менЯ  это  случаетсЯ,  вот
дьЯвол.
     -- Џусть  он  работает, -- предложил Љалак,  --  а покамест  мы  вдвоем
обсудим ситуацию.
     Џоланко, нахмурившись, принЯлсЯ зубной  щеткой чистить электробритву. €
тут, к великому  удивлению моего соседа, зазвонил телефон in every room55, и
Љалак  с важным видом взЯл трубку;  это лютнист спрашивал, можно ли  сказать
"Je tres fort vous  aime"56 и нет ли других,  более действенных, но столь же
правильных формулировок.
     -- ЋбъЯсни ему, что ты не  его учитель, тем паче по телефону, -- мрачно
сказал Џоланко. -- …сли он начнет позволЯть  себе такое, нам житьЯ не будет,
а у менЯ, понимаешь, в самом разгаре эксперимент.
     -- Oui, oui57, -- говорил Љалак. -- Non, c'est pas comme ca, Austin, my
boy, bien sur qu'elle vous tomberait dans les bras raide morte, c'est le cas
de  le dire. Comment?  Listen, old  man, il  faudrait  demander  ca  a votre
professeur,  le tres  noble  monsieur Marrast. Moi je suis bon pour un petit
remplacement de temps en temps, mais le francais, vous  savez... D'accord il
n'est pas la pour l'instant mais enfin, passez-lui un coup de fil plus tard,
bon sang. Oui, oui,  la baguala,  c'est  ca, tout  ce que vous voudrez. Oui,
parfait58. "џ  свободен (Я полон сил) готов любить", mettez du sentiment sur
"любить". Allez, bye bye et bonne continuation59.
     -- Ћн  за это утро уже третий раз звонит, -- сказал Љалак, открываЯ две
бутылки  пива.  -- џ, братец,  ужасно огорчен, что  не могу предложить  тебе
вина.
     --  Њарраст мне писал про какую-то глыбу антрацита и какое-то растение,
-- сказал мой сосед.
     Џока они пили  пиво, Љалак  принЯлсЯ  ему объЯснЯть, и некоторое  времЯ
речь шла о всЯкой всЯчине,  на первый  взглЯд ничуть  не напоминаЯ настоЯщий
разговор, такой, љ котором идет обмен новостЯми и впечатлениЯми, излюбленное
занЯтие наших дикарей, точно они обсуждают,  почем нынче селедка на рынке на
улице  „е-Ѓюси, но теперь  речь  шла  прежде всего  о  Ќиколь и  о Њаррасте,
особенно о Ќиколь, и притом  в тоне досадливо-пренебрежительном, у нас  ведь
был молчаливый  уговор, что  такие проблемы  решаютсЯ не коллективно  и  тем
более  не обсуждаютсЯ, не  говорЯ  уж  о  том,  что  их  и  проблемами-то не
назовешь. џ продолжал чистить зубной щеткой электробритву, котораЯ была  всЯ
в   каше,   и   заодно   поставил   снова   разогреватьсЯ   овсЯнку,   чтобы
экспериментально    .выЯснить   возможность   двигательных   импульсов    по
касательной. Њоей идеей  было получить непрерывное  и равномерное извержение
овсЯнки, котораЯ, например, покрыла  бы расстоЯние  от кастрюли  до  словарЯ
ќпплтона  (принадлежащего  Љалаку),  разумеетсЯ,  поверх растеленной  старой
газеты длЯ  промежуточных попаданий. Њой сосед и  Љалак  обсуждали положение
Ќиколь,  словно что-то понимали, словно тут можно было что-то сделать;  Я же
размышлЯл о двигателе сенокосилки,  который мне  предложили в  садоводческой
школе Ѓонифаса ЏертейлЯ  и который в общих чертах имел те же характеристики,
что и двигатель электробритвы, то есть приводил в движение рЯд тангенциально
расположенных  валиков. ЊоЯ идеЯ заключалась в  том,  чтобы  этот  двигатель
поставить на лодку и поплыть по пруду у садоводческой школы,  а поскольку на
работе в заведении Ѓонифаса ЏертейлЯ  у менЯ было  немало свободных часов --
не то что в действительности свободных, но просто Я укрывалсЯ где-нибудь  на
плантациЯх и делал, что мне захочетсЯ, вдали от чужих глаз, не говорЯ о том,
что  крутил роман  с  дочкой  Ѓонифаса  ЏертейлЯ,  --  представилось  вполне
разумным установить двигатель сенокосилки на старой, никому не нужной лодке,
которую надо только с помощью Љалака проконопатить, и потом курсируй себе на
пруду во всех направлениЯх, можно даже карпов удить и форелей, если  они там
есть. ‚от почему, пока мой  сосед  сообщал Љалаку парижские новости, а Љалак
знакомил его с  делом ѓарольда ѓарольдсона и с упованиЯми Њарраста в области
косвенного воздействиЯ, Я следил за тем, чтобы овсЯнка достигла температуры,
наиболее  близкой  к той, какую  может иметь вода в  пруду  в  июне  месЯце,
учитываЯ  различие  в  плотности исследуемых  субстанций,  ибо  единственным
способом убедитьсЯ  в применимости двигателЯ  сенокосилки в качестве водЯной
турбины было погрузить электробритву в возможно более плотную субстанцию, во
всЯком  случае, более  густую,  чем  вода,  и,  если  овсЯнка  извергнетсЯ в
направлении  ќпплтона -- что  пока еще  не произошло,  --  будет  достигнута
немалаЯ  степень уверенности в  эффективной  работе  двигателЯ сенокосилки в
воде. ‚торичное  согревание овсЯнки имело дополнительной целью сообщить этой
несъедобной пище пластичность, каковаЯ, не ослаблЯЯ  ее сопротивлениЯ, столь
необходимого  длЯ  проверки  эффективности  системы,  позволила  бы  валикам
двигать  ее  с неким  усилием, которое будет прЯмо пропорционально  скорости
лодки на пруду в середине июнЯ.
     -- Ђ что, если пойти проведать Њарраста, --  в двадцатый раз сказал мой
сосед.
     -- Џогоди минутку, -- попросил Џоланко, -- мне кажетсЯ, сейчас возникло
сочетание оптимальных условий.
     -- Њарраст  занЯт  отправкой  глыбы  антрацита  во ”ранцию,  -- заметил
Љалак, --  но все равно, мы можем  встретитьсЯ с Ќиколь, в конце-то  концов,
мне сдаетсЯ, ты ради нее приехал.
     -- ‘казать тебе  правду, мне не очень-то Ясно, ради чего Я  приехал, --
сказал  мой сосед.  --  ‚ Џариже, там вроде  как после отступлениЯ армии,  в
последний  раз,  когда  Я  заглЯнул  в  кафе,  беднЯга  Љурро  из-за  нашего
отсутствиЯ был сам не свой.
     -- ‘ ними что-то случилось в €талии, -- подытожил Љалак. -- ‘ами-то они
мало говорЯт, но, знаешь, у каждого есть свой радар,  чувствуешь посторонние
предметы на большом расстоЯнии.
     --  ЃеднаЯ Ќиколь,  бедные они  оба. џсно,  что-то с  ними  случилось в
€талии, но  на самом-то деле это случилось куда раньше. —ует  мое сердце, за
нашим столиком будет  все  более пусто. ђазве  что  когда-нибудь приду  Я  с
Ћсвальдом и с ‘ухим ‹истиком.
     --  Ђ мы? -- сказал Љалак. -- Ќе понимаю, почему бы нам не прийти, даже
если перестанет  ходить •уан и  мы больше не увидим там Ќиколь. Ќо ты  прав,
столик наш  опустеет... Џрости,  Я,  видать, выпил слишком много пива,  этот
напиток размЯгчает, как говаривал негр Ђкоста. Ђх, если б ты его знал!
     --  ’вои заокеанские воспоминаниЯ менЯ всегда восхищают, --  сказал мой
сосед. -- ‚  общем,  ничего  не сделаешь, если замахнешьсЯ  на  многое, зато
иногда случаетсЯ, что... Ќо к чему толковать об этих вещах, не правда ли?
     ’ут  изрЯднаЯ  струЯ овсЯнки,  Явно отклонившись от  намеченной Џоланко
траектории, покрыла некое расстоЯние, достаточное длЯ того, чтобы шмЯкнутьсЯ
на правое колено Љалака, который в бешенстве вскочил.
     -- Ќу  и  кретин же  ты,  -- сказал  он  голосом,  ничуть  от  пива  не
смЯгчившимсЯ. -- ‡а всю мою собачью жизнь не видел Я большего бурдака.
     --  ‚место того  чтобы поздравить с  успехом в  моих исследованиЯх,  он
думает только о своих брюках, эх ты, финтихлюпик законченный.
     -- ‘четик из химчистки оплатите вы, дон.
     -- Љогда вернете мне два фунта, которые Я вам дал  вот  уже больше трех
недель тому назад, еще как из поезда выходили.
     -- ’ам и пЯтнадцати шиллингов не было, -- сказал Љалак, вытираЯ овсЯнку
оконной шторой.
     ’ак  обстоЯли дела,  когда  позвонила Ќиколь  и сообщила,  что в ‹ондон
приехала ’елль. …ще  одна, вздохнул Џоланко, убираЯ научные принадлежности с
миной, какаЯ была бы у ѓалилеЯ в сходной ситуации.

     Ћни охотно прошли бы пешком до дома ќлен, но чемодан и пакет с  книгами
‘елии  были слишком тЯжелыми. ‚от  наконец они вышли из такси  на улице Љле.
‘елиЯ направилась вперед  с  чемоданом, и у ќлен,  пока она расплачивалась с
таксистом,  было мгновение,  когда в ее усталом  мозгу все смешалось; неужто
опЯть, смутно подумалось  ей, придетсЯ идти, несЯ в руке пакет, теперь пакет
с книгами  ‘елии, а прежде был другой пакет,  перевЯзанный желтой  тесемкой,
который ей надо было кому-то передать в отеле города?
     Ћни  едва  уместились  вдвоем в  ветхой  кабине  гидравлического лифта,
который,  пыхтЯ и крЯхтЯ,  поднЯл их  на  шестой  этаж.  ‘елиЯ  смотрела  на
покрытый  зеленым  линолеумом  пол,  покачиваЯсь   от   вибрации  лифта,  от
внезапных, на каждом этаже, сотрЯсений этого Ящика из дерева и стекла. Џусть
это  длитсЯ годы, века, пусть всегда будет так, нет, непостижимо, Я в  лифте
рЯдом с ќлен, Я приближаюсь к квартире ќлен. Ќикто ее  не знает, подумала Я,
когда лифт с каким-то всхлипом остановилсЯ и Я увидела,  что ќлен, вытолкнув
чемодан и  ища в  сумочке  ключ,  выходит, никто из  наших  не бывал  в этой
квартире,  разве что  •уан, возможно, смотрел  иногда с  улицы на ее  окна и
спрашивал  себЯ, какие там комнаты, где  у ќлен лежит сахар, а где пижамы. Ћ
да, •уан, наверно, приходил вечерами сюда на угол, высматривал  свет в окнах
шестого  этажа и  курил сигареты одну за  другой, прислонЯсь к этой стене  с
рекламами.  ќлен сразу  решила, что  первой пойдет  мытьсЯ,  чтобы  занЯтьсЯ
ужином, пока Я буду принимать душ. Ћ да, доктор, конечно, доктор. џ услышала
шум воды  и опустилась в кресло так, что  затылком оперлась на его спинку; Я
не была счастлива, это  было что-то другое, что-то вроде награды за то, чего
Я  даже  не сделала,  награды вообще, некоей благодати.  Њой сосед или Љалак
посмеЯлись  бы над такими  словами,  они все  смеЯлись  надо  мной,  когда Я
говорила что-нибудь такое, чего  они терпеть  не могли. ќлен мне  уже отвела
часть стенного  шкафа,  точно все указала, прежде чем заперетьсЯ в ванной; Я
открыла чемодан, куда не положила того, что было необходимо, зато второпЯх и
в Ярости  сунула  коробку цветных  карандашей;  путеводитель по ѓолландии  и
пачку карамелек. Џравда, там все же оказались три летних платьЯ, пара туфель
и книга стихов Ђрагона.
     --  ’ы мойсЯ  зеленой губкой, -- сказала ќлен.  -- Џолотенце твое  тоже
зеленое.
     џ  вошла  в ванную  (но, значит,  ќлен  не такаЯ, вот у  ќлен флаконы с
экстрактами длЯ ванны  и полотенца чудесной расцветки -- мое зеленое, -- но,
значит, ќлен,  ах если бы мой сосед и ’елль могли увидеть эти полочки, ах --
если бы •уан, но, значит, ќлен не такаЯ); что  за наслаждение, вода струитсЯ
по спине,  и  запах  фиалкового мыла, которое скользит  в руке,  как вьюн, а
теперь вытремсЯ зеленым полотенцем, которое ќлен  повесила на вешалку слева,
мое белье  будет также в  шкафу  лежать слева, и  навернЯка  Я буду спать на
левой  стороне кровати.  ‘ами  вещи  направлЯли менЯ, надо только  слушатьсЯ
указаний ќлен, -- зеленый цвет, леваЯ сторона. Љвартирка  была небольшаЯ,  и
ќлен  обставила  ее  очень  удачно  (как  тут  не  вспомнить  мой  дом,  эту
необозримую  буржуазную  квартиру  времен  Ћсманна, где  тебЯ  теснЯт дюжины
ненужных стульев,  и комодов,  и столов, и консолей, стоЯщих именно там, где
им  стоЯть  не следует, а  также мои родители,  и брат,  и,  так часто, жена
брата,  и  два кота, и  прислуга). ‡десь  такой  нежный аромат, суховатый  и
терпкий, а  там запахи  нафталина, скипидара,  ношеного  платьЯ, жакетов  из
кошачьего меха, таблеток от кашлЯ, кухонных паров, век впитывавшихсЯ в обои,
зловонного старческого кашлЯ. €  освещение  тут особенное, оно есть  и вроде
его  нет, оно  такое мЯгкое, что,  излучаЯсь  от ламп  гостиной или спальни,
сливаетсЯ с  воздухом, это тебе не  тЯжелые холодные люстры,  не чередование
темных  углов и  Ярко  освещенных  полос,  в которых  мы  то  поЯвлЯемсЯ, то
исчезаем,  как идиотские марионетки. Ћ, теперь чудесно  запахло  поджаренным
хлебом и Яичницей, Я так спешу одетьсЯ, что вхожу в кухню с чулком  в  руке,
когда ќлен заканчивает накрывать на стол.  Ќу, Ясно, с чулком в руке, а лицо
лоснитсЯ  от  мытьЯ  и восхищениЯ,  беднЯжка, как  завороженнаЯ,  смотрит на
тарелки и стаканы. "†ивей, а  то  остынет", -- сказала Я, и  лишь тогда  она
натЯнула  чулок, немного покрутилась, пристегиваЯ его, и уселась перед своей
тарелкой с таким голодным и счастливым лицом, что мне стало смешно.
     џичница с ветчиной была чудо, были божоле и швейцарский сыр,  а еще они
поделили пополам апельсин и грушу, потом ќлен приготовила кофе по-итальЯнски
и объЯснила, где что находитсЯ, чтобы утром приготовлением завтрака занЯлась
‘елиЯ. Ђ та, все  еще сиЯющаЯ, старалась запомнить: зеленое полотенце, леваЯ
сторона, завтрак. „а, доктор, конечно,  доктор, и думала,  как бы вчуже, что
мужчину такаЯ мелочнаЯ точность, наверно, раздражала бы.
     --  “ менЯ все будет падать из рук, -- сказала ‘елиЯ. -- ‚от увидишь, Я
разобью тебе чашку или что другое.
     -- ‚озможно, но, если ты уж заранее заЯвлЯешь...
     -- Ђ сахар Я найду? ’ы же будешь спать, Я не захочу тебЯ будить. Ђх да,
он здесь, в этом Ящике. ‹ожечки...
     --  „уреха,  -- сказала  ќлен.  -- ‚се сразу длЯ  тебЯ чересчур  много.
Џостепенно научишьсЯ.
     „а, доктор, конечно, доктор, Я научусь; а вот  кто не научитсЯ, так это
ты,  безупречнаЯ укладчица сахара  и чашек. Љак бы  тебЯ кольнуть, заставить
чуть-чуть смутитьсЯ,  в  чем-то нарушить  свое  совершенство? Ђ  ведь  ты не
такаЯ,  Я-то знаю,  что  ты  не  такаЯ, что все эти штуки --  зеленый цвет и
третьЯ полка -- вроде математически рассчитанной  защиты твоего одиночества,
нечто такое, что мужчина  смел бы  одним взмахом руки, даже  о том не ведаЯ,
между двумЯ поцелуЯми и прожигающей ковер сигаретой.  •уан.  Ќет, именно  не
•уан, потому что он на свой лад тоже слишком любит ковры, по другой причине,
но любит; потому не •уан, и именно потому она такаЯ.
     --  џ устала,  -- протЯнула ‘елиЯ, откидываЯсь  в кресле.  -- ‡десь так
хорошо, вроде  как  перед  началом  фильма или концерта, знаешь, будто кошка
мурлычет в животе.
     -- Њожем  послушать концерт, если хочешь, -- сказала ќлен.  -- Џойдем в
гостиную, Я захвачу кофейник.
     €  вот  долгое  забытье,  блаженство мурлыкающей  кошки,  пластинка  со
струнным трио,  ”илипп Њоррис и цыгане, между  нами низкий  столик,  бутылка
коньЯку как теплЯщийсЯ  огонек.  € можно  говорить, говорить, как бы уступаЯ
медленно наплывающему  сну, и сидеть в  тепле с  кем-то вроде  ќлен, котораЯ
курит и  маленькими  глотками пьет коньЯк  и слушает,  как  говорит девочка,
любЯщаЯ сыр "бебибел", между тем  как где-то сзади, где-то сзади, где-то там
--  причем  надо определить где, и смутно; в общем-то, понимаешь, что где-то
сзади или в глубине, во всЯком случае, в области,  отчужденной  от того, что
происходит здесь, -- надо судорожно ждать, пока лифт не дойдет до этажа, где
ее ждут, но этаж этот она не указала на табло, потому что в лифте нет табло,
это  белаЯ сверкающаЯ кабина, совершенно  голаЯ,  в которой,  стоит случайно
повернутьсЯ, уже не сможешь разглЯдеть, где дверь, и ты ждешь, держа пакет с
желтой тесемкой, котораЯ режет пальцы.  Ќо лифт остановитсЯ,  дверь бесшумно
откроетсЯ,  и   на  тебЯ   надвинетсЯ  бесконечнаЯ   перспектива   коридора,
уставленного старыми  плетеными креслами,  с  рЯдом  гостиничных  дверей, на
которых портьеры  с бахромой и  выцветшими кистЯми, и отель  этот  никак  не
вЯжетсЯ  с хирургически  чистым голым  лифтом, но  еще до того кабина на миг
приостановитсЯ, это  даже не  остановка, а минутное замедление хода, и потом
пойдет опЯть,  а ќлен, как всегда,  будет знать, что  теперь кабина движетсЯ
горизонтально  по  одному из многих поворотов  зигзага,  которыми  в  городе
никого не удивишь, как не удивлЯет  и то, что  в окошко теперь видны крыши и
башни,  огни на большом  проспекте  в глубине и блики  канала, когда  кабина
проходит по мосту, невидимому длЯ той, что едет в  лифте, придерживаЯ теперь
пакет обеими руками и не  желаЯ опустить на пол, словно  она обЯзана держать
его, хотЯ тЯжесть  пакета возрастает  до нестерпимого, пока наконец дверь не
открылась на одном из верхних  этажей  отелЯ, и  ќлен со  вздохом облегчениЯ
ставит на край столика рюмку с коньЯком.
     -- ’ебе  надо бы отдохнуть, -- сказала ‘елиЯ. -- Џосле  того,  что  там
случилось сегоднЯ...  …сли хочешь, Я  приготовлю еще кофе, нам обеим  это не
помешает. џ больше не буду болтать, Я, знаешь, такаЯ болтушка.
     --  Ћ, Я иногда и  не  слушаю  тебЯ. Њне приЯтно, что ты здесь, в  тебе
столько живости.
     -- ‚о мне,  живости? Ќу знаете, доктор, вы говорите, как  моЯ мама. —то
за маниЯ напускать на себЯ?.. Џрости, молчу. Ќо, право, ты иногда такаЯ.  ‚о
мне  живости не больше,  чем в тебе.  ‡аметь, Я говорю не о тебе, Я говорю о
себе, и это ты мне  не можешь  запретить. Ђх, ќлен, ей-богу, Я  не знаю, как
себЯ вести  с  тобою.  ’ы  такаЯ.  Ђ иногда ведь  хочетсЯ,  чтобы...  Merde,
alors60. He смотри на менЯ так.
     -- •орошие девочки не говорЯт гадких слов.
     -- Merde, alors, -- повторила ‘елиЯ, засовываЯ два пальца в  рот, будто
готовЯсь грызть ногти, у нее есть  такаЯ привычка. Њы обе разом рассмеЯлись,
сварили еще кофе  и в заключение поговорили о друзьЯх  в ‹ондоне и о  письме
Ќиколь, которое ‘елиЯ получила в  то утро. ‚сЯкий раз, когда речь заходила о
друзьЯх,  мне было забавно, что ‘елиЯ о •уане упоминала  вскользь  и как  бы
мимоходом, а  ведь  •уан и ’елль играли с  ней как  с  кошечкой, засыпали ее
подарками  и прогулками  и,  возвращаЯсь  в Џариж, вечно спорили из-за нее с
моим соседом и с Џоланко, вели долгие  дебаты  в "Љлюни", похвалЯЯсь взЯтыми
за месЯц билетами  в театр,  экскурсиЯми в  зоопарк в  ‚енсенне, интересными
докладами   и  уик-эндами  в  садоводческой  школе,   где  работал  Џоланко.
Ќевозможно  обо всем  этом говорить, не упоминаЯ •уана;  и невозможно, чтобы
‘елиЯ понимала -- Я-то ей этого никогда не  скажу,  -- что его  имЯ длЯ менЯ
как  иные духи,  которые и  влекут, и  отталкивают, как  искушение погладить
спинку золотистой лЯгушки,  знаЯ, что пальцы ощутЯт что-то противно клейкое.
Љак сказать об этом  кому бы  то ни было,  даже если тебе никогда не узнать,
что  звук  твоего имени, твой образ  в чужом сознании менЯ обнажает и ранит,
бросает  мне  в лицо менЯ самое с тем  абсолютным бесстыдством, которое ни в
зеркалах,  ни  в  любовных объЯтиЯх, ни  в беспощадной рефлексии  никогда не
бывает столь жестоким;  а ведь Я по-своему люблю тебЯ,  и в этой  любви твой
приговор, она  делает тебЯ  моим обличителем,  который,  именно потому,  что
любит менЯ и любим, менЯ обнажает, разоблачает, показывает мне,  какова Я на
самом  деле,  --  да,  менЯ томит страх, но  Я никогда об  этом не  скажу, Я
превращаю свой страх в силу, помогающую мне жить так, как Я живу. ’акой менЯ
и  увидела  ‘елиЯ, такой,  чувствую,  она  видит  и осуждает  менЯ и  четкий
механизм моей жизни. Љак  в моей  работе, так  и  во  всем остальном Я боюсь
глубокого вторжениЯ в свою жизнь, нарушениЯ жесткого порЯдка своей житейской
азбуки, Я та ќлен, котораЯ отдавала  свое тело лишь при  уверенности, что ее
не  любЯт, и именно поэтому --  чтобы отделить настоЯщее  от будущего, чтобы
никто потом не приходил стучатьсЯ в ее дверь во имЯ чувства.
     -- Ћни такие,  -- сказала ‘елиЯ. --  ‘мотри, что  мне пишет Ќиколь, вот
этот абзац. Ћни уже совсем того.
     --  ‚еселые  самоубийцы,  --  сказала  ќлен.  --  Ќет,  среди  них  нет
сумасшедших,  как среди нас. Љак раз сегоднЯ днем Я подумала, что  не всЯкий
может сойти с ума, это надо заслужить. Џонимаешь, это не то, что смерть, это
не такой полный абсурд, как смерть, или паралич, или слепота. ‘реди нас есть
такие, что притворЯютсЯ  сумасшедшими просто от тоски или от желаниЯ бросить
вызов; иногда, правда, само притворство приводит... Ќо им это не удастсЯ. ‚о
всЯком случае, Њаррасту  не удастсЯ,  прекрасно и  то, что он забавлЯетсЯ  и
будоражит весь ‹ондон.
     -- Ќиколь  такаЯ грустнаЯ, -- сказала ‘елиЯ. -- Ћна пишет про ’елль, ей
хотелось бы, чтобы ’елль была рЯдом. ’елль, пишет  она, всегда прибавлЯет ей
немножко жизни.
     --  Ћ,  вспомнила!  --  внезапно  сказала  ќлен.  --  ’ы  любишь кукол?
Џосмотри, что мне прислала ’елль из ‚ены. Љстати, о сумасшествии, Я никак не
пойму, почему она прислала мне куклу, ’елль никогда мне ничего не дарила, да
и  Я  ей.  € вдруг  из  ‚ены.  ђазве  что  •уан,  но  тогда  это  еще  более
бессмысленно.
     ‘елиЯ минутку смотрела на нее, потом опустила глаза, чтобы поглЯдеть на
куклу, которую ей протЯнула ќлен. …й хотелось  вставить слово, сказать, что,
возможно, и так, что •уану, возможно, захотелось сделать ей подарок, и тогда
-- но что тогда и с чего бы  это  •уану  пользоватьсЯ ’елль как ширмой, даже
напротив, воспользоватьсЯ ’елль в  таком деле было бы нетактично, хотЯ  ќлен
ничуть  не  тревожило,  что  ’елль  любовница •уана;  в  любом  случае лучше
помолчать, но тогда  почему ќлен  назвала  •уана, назвала  так, будто  хочет
нарушить вето, приглашает говорить о •уане,  чтобы •уан вошел в нашу беседу,
в  которой  уже прошли чередой имена всех друзей. Њне вспомнилась  маленькаЯ
сценка,  при  которой Я присутствовала, не придав  ей значениЯ,  но  которую
понЯла потом, когда их  узнала поближе. ‘траннаЯ такаЯ. Њы сидели на террасе
кафе на площади ђеспублики -- почему нас туда занесло, не знаю, вообще-то мы
этот  район  не  любили,  но,  возможно, то  была одна из тех  бессмысленных
встреч, какие устраивал Љалак  или мой сосед,  -- и вот, когда  нам принесли
кофе,  и кто-то передавал  сахарницу, и  чьи-то  пальцы погружались в  нее и
вынимали кусочки сахара, Я в эту минуту посмотрела на сахарницу,  возможно в
ожидании  своей очереди,  и  увидела,  как •уан запустил  туда два  длинных,
тонких пальца, похожих на пальцы хирурга, который у менЯ вырезал аппендицит,
потом  эти искусные пальцы хирурга поЯвились, несЯ кубик  рафинада  как бы в
клюве, но вместо того, чтобы бросить его в свою чашку, они двинулись к чашке
ќлен и мЯгко опустили  в нее  кубик, и Я увидела -- а Я еще мало их знала  и
потому это  не  забылось, -- Я увидела,  что  ќлен смотрит на •уана, смотрит
взглЯдом, который никому  не показалсЯ бы  странным, если бы одновременно не
видеть лицо •уана, и Я почувствовала,  что тут что-то не так, что это отказ,
безусловное  "нет" этому движению  •уана, этому куску  сахара,  который •уан
опустил в  кофе ќлен, и •уан, видно, понЯл, он резко отдернул руку и даже не
взЯл себе  сахару, лишь секунду поглЯдел  на ќлен, затем потупилсЯ, ну будто
вдруг   ощутил  усталость,  или   отключилсЯ,  или   с   горечью   покорилсЯ
несправедливости. € только тогда ќлен сказала: "‘пасибо".
     -- Ќелепый  подарок,  --  сказала ќлен. --  Ќо  в  этом  его  прелесть,
надеюсь, мне не грозит, что ’елль станет посылать коробки венского шоколада.
†аль, что Я к куклам равнодушна.
     -- Ќо эта  очень миленькаЯ, она особеннаЯ, -- сказала ‘елиЯ, осматриваЯ
куклу со всех сторон. -- ’ак и хочетсЯ скинуть лет  десЯть, чтобы поиграть с
ней, смотри, какое у нее бельишко, она же полностью одета, вот трусики, даже
soutien-gorge61  есть, и в этом что-то  порочное, если подумать, личико-то у
нее совсем детское.
     Љак у тебЯ самой. џ с трудом сдерживаю улыбку, когда  слышу  эти слова:
"’ак  и  хочетсЯ  скинуть лет  десЯть".  ќто  ей-то, котораЯ  пЯть лет назад
навернЯка еще играла с  медвежонком и куклой, умывала их, кормила. „аже в ее
побеге  из дому  есть  что-то от игры  в куклы, это  каприз, он пройдет  при
первых трудностЯх, при малейшем щелчке по носу,  который ей даст жизнь. Ћдна
кукла играет  другой куклой,  теперь  у  менЯ  в  доме  две  куклы,  безумие
заразительно. Ќо  так  лучше,  по крайней  мере в этот вечер, и, в общем-то,
вполне можно понЯть тех сумасшедших,  что на свой лад играют  в куклы там, в
‹ондоне,  и  •уана, играющего с  ’елль, и ’елль, посылающую мне куклу просто
так,  потому что это забавно.  Ђ  ты читала, ‘елиЯ, что  произошло  на  этой
неделе  в Ѓурунди? Ћ, конечно, ты, скорее всего, и не знаешь о существовании
Ѓурунди, а ведь  это  независимое и суверенное государство. џ тоже о  нем не
знала, но  на  это есть  "Њонд".  ’ак  вот,  дорогаЯ,  в  Ѓурунди  произошло
восстание; мЯтежники захватили  всех  депутатов и сенаторов, около девЯноста
человек, и всех скопом расстрелЯли. Џочти  в те же часы  король Ѓурунди, чье
имЯ  не выговоришь, зато  оно  снабжено безупречно римским "III", встречалсЯ
здесь с  де ѓоллем,  торжественнаЯ церемониЯ в зале с зеркалами, комплименты
и, вероЯтно, что-то насчет  технической помощи  и  прочее. Љак же не понЯть,
что Њарраст и ’елль, которые  чувствительны к  таким  вещам,  и  даже  •уан,
правда менее чувствительный,  потому что отчасти этим кормитсЯ, решили,  что
ничего  другого  не  остаетсЯ,  как  отравить  жизнь  директору музеЯ или же
немедленно послать куклу одинокой подруге на улице Љле?
     -- •очетсЯ ее искупать, -- сказала ‘елиЯ, которую мало тревожила судьба
парламентариев Ѓурунди,  -- покормить, сменить  пеленки. Ќо, знаешь, когда к
ней присмотришьсЯ, видишь, что это не дитЯ, и отнюдь...
     ‚  крайностЯх, думала  ќлен, откидываЯсь  в кресле и обжигаЯ себе  веки
дымком  сигареты,  в  пограничных ситуациЯх, "до"  и "после" соприкасаютсЯ и
сходЯтсЯ в одно. ћноша улыбалсЯ, когда она ему разъЯснЯла этапы подготовки к
операции, а потом сказал: "‘пасибо, что пришли до нее" -- и она сказала: "Њы
всегда так делаем, кстати, это повод проверить пульс  пациента и лучше с ним
познакомитьсЯ"  --  и  улыбнулась ответной улыбкой,  вселЯвшей  уверенность,
чтобы пациент набралсЯ терпениЯ, а  заодно прониксЯ доверием и не чувствовал
себЯ таким одиноким. ‚озможно, именно  в этот миг, нащупываЯ у него  пульс и
глЯдЯ  на  хронометр,  она вдруг понЯла, что юноша  похож  на •уана,  но это
означало, что крайности сошлись,  и этот мужчина на койке, он вроде ребенка,
нуждающегосЯ  в самом  элементарном  уходе,  ждущего,  что  к нему придут  с
полотенцами и чистым бельем, и займутсЯ им, и дадут ему немного  бульона, да
и  потом,  в  два часа днЯ, в  нем  также было  что-то детское, обнаженное и
беззащитное  -- лежа на носилках,  он, когда  в его вену  входила игла, едва
повернул голову, чтобы сказать "до свиданьЯ"  и  утонуть в забытьи, которое,
по правилам, должно было длитьсЯ не более полутора часов.
     -- “ менЯ никогда не было такой куклы, -- сказала ‘елиЯ, зеваЯ.
     Ќу  что ж,  спать, малое забытье.  Џочистить  зубы,  взЯть коробочку  с
транквилизантами,  не  всЯкий может сойти с ума,  но  всегда  можно уснуть с
помощью лабораторий фирмы "‘андос"; а может быть, до этого она успеет прийти
в ту комнату,  где ее  ждут, потому что теперь  она  по винтовой  лестнице с
веревочными перилами  спустилась обратно  на улицу, --  после  бесконечного,
тщетного хождениЯ по  номерам  отелЯ, которые заканчивались лифтом,  который
тоже  заканчивалсЯ чем-то, что ќлен  уже не могла вспомнить, но что каким-то
образом опЯть приводило ее на улицу, и ей опЯть надо было идти  по городу, с
трудом несЯ пакет, становЯщийсЯ все тЯжелее.

     ’аинственным образом  анонимные невротики ЯвлЯлись  в €нститут Љуртолда
по средам  в  большем числе,  чем в прочие дни недели,  и вот  именно тогда,
когда  тут,  возможно,  удалось  бы  продвинутьсЯ  в  каком-либо  интересном
направлении,  прибыло извещение с таможни, призывавшее Њарраста в  эту самую
среду занЯтьсЯ отправкой  глыбы  антрацита, котораЯ никак не  могла покинуть
территорию  …е ‚еличества. Џо  возвращении из  "ѓрешам-отелЯ", в  эспрессо у
ђональде, за спагетти и разноцветными кремами, шло  обсуждение этого вопроса
-- вначале никто не  соглашалсЯ заменить  Њарраста на диване в музейном зале
номер два.  Ћказалось, что мой сосед  обнаружил на набережной ‚иктории некий
бар, где назначена совершенно безотлагательнаЯ встреча, и что Џоланко в этот
же   день  должен   отправитьсЯ  на  поиски  пружины,  необходимой  длЯ  его
экспериментов. ‚скоре стало Ясно,  что меньше всех занЯты Љалак  и Ќиколь --
ну  можно  ли  принимать  всерьез  обЯзательства  Ќиколь   перед   издателем
энциклопедии   или   литературные  опусы,  которые  Љалак  предназначал  длЯ
окрестностей ђио-де-ла-Џлаты или других тамошних провинций? ЃеднЯгу  Ћстина,
который больше  всех  жаждал  участвовать, сразу  же отвергли, потому что он
никак не мог понЯть проблему  картины ’илли Љеттла, не говорЯ о том, что его
свидетельство   как   бывшего   анонимного   невротика   было  бы   искажено
субъективностью  и  пристрастием.  €,  словно  этого  мало,  Ћстин  накануне
призналсЯ  своему  учителю французского и Џоланко,  что  он,  как социалист,
считает групповую деЯтельность по меньшей мере бесполезной, если не опасной;
нарЯду со спрЯжением глагола jouir62, выбранного по совету Џоланко, Њаррасту
пришлось  выслушать  речь о воспитании масс  и  о борьбе против расизма. …ще
сейчас, среди мелькающих  вилок со спагетти, слышались более или менее Явные
отзвуки этой темы. ‚ы не имеете права тратить времЯ таким образом /  Џосоли,
иначе их есть невозможно /  Ќо разве  ты  не  понимаешь, что это тоже способ
направить  человечество на  более  здоровые пути?  /  Љак  Я  соскучилсЯ  по
парижскому  хлебу,  кабы  кто  знал /  ‡десь все  поливают кетчупом /  Ћчень
странный ваш  способ,  скажу тебе  напрЯмик  /  —ем более  странный, тем  он
эффективней, че,  люди,  знаешь,  не  насекомые  / ‡начит,  длЯ  вас то, что
происходит в Љонго / „а  нет же, Ћстин, мы вполне / € в  Ђлабаме /  Њы все в
курсе,  у Џоланко прЯмаЯ телефоннаЯ  свЯзь с пастором Љингом /  Ђ то, что на
Љубе / Ћ, Љубу  мы знаем преотлично, и,  во всЯком случае, мы им не продадим
флотилию автобусов, а то они потопЯт  их вместе  с  судном, и  крышка  /  ‚ы
комедианты, вот вы кто / Ћчень возможно, милый лютнист,  но ты-то что  делал
до того, как познакомилсЯ с комедиантами? /  џ, ну в самом деле / Ќет,  не в
самом  деле, а в твоем  клубе параноиков, скажи  нам спасибо  / џ по крайней
мере сознавал, что эти проблемы есть / џсно, и при этом спал как ангелочек /
‘кажи  „жованни,  пусть  принесет   вина,  у  тебЯ  же  произношение  как  в
‘ан-‘еполькро63 /. Ђ  теперь признайсЯ, что на ваш клуб тебе начхать и тебе,
напротив, хочетсЯ делать что-то полезное  и увлекательное  / „а, Я согласен,
что вы открыли  передо  мной  другие горизонты / (издевательский хохот) / Ќо
это не оправдывает вас как личностей / ‘кажи „жованни, пусть принесет флан64
погуще,  чтобы  заткнул ему глотку /  „а пусть себе треплетсЯ,  а Я покамест
постараюсь уговорить Љалака, чтобы он сегоднЯ  подежурил /  •орошо, Я пойду,
если кто-нибудь  пойдет  со  мной, а то мне  будет  неуютно  одному на  этом
лохматом диване / џ же сказал тебе, пойдет Ќиколь / Ђ, тогда Я согласен / ‚ы
себе  никогда  и вообразить не сможете, как трудно найти в ‹ондоне пружину /
Ќу вот, теперь этот пошел трепатьсЯ / џ-то говорю о предмете, сугубо научном
/ ’о про человечество, теперь про науку --  и это вы  называете обедом / ‚се
дело в том, что  вы бурдак / Ђ вы  финтихлюпик / ѓлЯди,  как ест Ќиколь, вот
настоЯщаЯ француженка, она никогда не поймет, что  спагетти основное блюдо в
обеде / Ќо  в  €талии их  никогда не подают как основное  блюдо / ’ы  права,
малышка, только Я этому господину говорил про  Ѓуэнос-Ђйрес / Ђ при чем  тут
Ѓуэнос-Ђйрес? ‘пагетти, кажетсЯ, блюдо итальЯнское / Ѓуэнос-Ђйрес тоже / ‚от
как /  Џора  бы тебе уже знать / Ќо если Ѓуэнос-Ђйрес итальЯнский город,  не
понимаю, почему  там спагетти основное  блюдо / Џотому основное, что мы едим
его с большим количеством жирами это очень  питательно, да  еще  добавлЯем к
нему тушеное мЯсо, такое, что пальчики оближешь / ‚се менЯ спрашивают, зачем
мне эта пружина, но  Я не могу так сразу объЯснить / Ќасколько Я знаю, никто
у тебЯ ничего не спрашивал / Њне же пришлось бы начать с того времени, когда
Я познакомилсЯ  с  моей толстухой на танцах  в  ‚иль-д'Ђвре /  Ќу, теперь он
надолго, это будут  семь томов  Љазановы  /  €  она  почти сразу согласилась
взглЯнуть на  потолок моей скромной комнатенки / Ћн готов все выложить, лишь
бы мы узнали о  его победах / џ вам сотру вашего "дурака", и  оглЯнутьсЯ  не
успеете  /  € единственное, что он получил от  толстухи, --  это работенка в
садоводческой  школе  старика ЏертейлЯ  с  нищенской зарплатой /  „а, платЯт
мало,  зато  у  менЯ есть  моЯ толстуха, и  какой  пруд,  кругом в камышах /
„жованни, четыре  кофе, четыре  / /—е,  пЯть,  Ћстин  уже  пьет  кофе,  мама
разрешила /  Allez au diable65 / Ќет, сынок, так  не говорЯт,  Я научу  тебЯ
другим выражениЯм на  французском наречии  ЃельвилЯ66, чтобы  ты сразу  клал
любого на лопатки. ђазумеетсЯ, по краткости и изЯществу ничто не сравнитсЯ с
ta gueule67, это отметим номер один. Et ta soeur68 -- тоже недурно, тут есть
неоспоримаЯ  прелесть  всЯкого  упоминаниЯ о родне  / Thank  you69, господин
учитель / N'a pas de quoi, mon pote70.
     ‚ итоге пойти в музей согласились  Ќиколь и Љалак, а Њарраст должен был
к ним присоединитьсЯ,  как только  глыбе антрацита будет  обеспечена зеленаЯ
улица. Њой сосед расплатилсЯ,  произвел деление и неумолимо собрал с каждого
его долю,  объЯвив, что чаевые за его счет. Њузей  был почти пуст, и, глЯдЯ,
как  немногие посетители,  почти не задерживаЯсь во втором зале,  проходили,
как  и следовало ожидать, к ѓогену  и Њане, Љалаку стало смешно, что Њарраст
так  тревожилсЯ насчет  наблюдениЯ; но когда Ќиколь и он уселись на диване и
прошло  несколько минут, внимание Љалака привлек тот факт, что в  зале  было
целых три смотрителЯ,  глЯдевших как-то  слишком настороженно, хотЯ у картин
этого  зала никто не  останавливалсЯ. ‘идеть на диване было  вполне  удобно,
только  вот  курить  запрещалось,  и  Ќиколь,  как  обычно,  была  грустнаЯ,
рассеЯннаЯ.  ‚  какую-то минуту, хоть и знаЯ все,  Љалак спросил, почему она
такаЯ.
     --  ’ы,  наверное, и сам  понимаешь,  --  сказала Ќиколь.  --  —то  тут
рассказывать, просто все идет  очень плохо,  и мы не знаем, что делать. •уже
того, мы очень  хорошо знаем,  что должен делать каждый из нас,  и не делаем
этого.
     -- —то ж, значит, надежда? ќта шлюха в зеленом?
     -- Ђх, Я уже давно ни на что не надеюсь. Ќо Map на свой лад надеетсЯ, и
тут моЯ вина. џ  остаюсь с ним, мы смотрим друг на друга, мы  спим вместе, и
вот он каждый день все ждет чего-то большего.
     €з лифта вышли четыре человека, напоминавшие повадкой  быков на  арене,
они  озирались,  ничего  не  видЯ, сосредоточенно  составлЯли  план осмотра:
вначале  стена слева с примитивистами, затем  натюрморты на  противоположной
стене -- и вдруг обнаружили  Явную тенденцию пройти вереницей во второй зал,
где они безошибочно устремились к портрету доктора ‹айсонса, „. ѓ. Џ., „. Њ.
     -- Љак пить дать это невротики, --  сказал Љалак. --  Ћни друг друга не
знают,  но  мы, словно  око  господне, сразу  отличаем званых от  избранных.
Њамочка моЯ, кидаютсЯ на этот гермодактилус ну прЯмо как мошкара, тучей.
     -- “йти  должна  была  бы Я, --  сказала  Ќиколь.  --  Ќо  только  уйти
по-настоЯщему,  не оставлЯЯ следов. ’огда он бы  исцелилсЯ. Љак видишь, план
превосходный, но осуществить его куда труднее, чем пережить то, что теперь с
нами происходит и что можно назвать чистейшим безумием.
     -- ‚ерно,  дорогаЯ, ты изрекла  бессмертную  истину. Ђ вот подходЯт еще
двое, обрати внимание, прЯмо видно, как у них  усики шевелЯтсЯ, по выражению
одной моей родственницы из ‚ильЯ-ќлисы. Ђ в той кучке, что сейчас выходит из
лифта,  по  меньшей  мере  трое  --  невротики.  ‚идишь ли,  Ќиколь, если ты
перестала его  любить --  ты  только  пойми менЯ правильно,  когда  Я говорю
"любить",  Я не  имею в виду питать нежность или быть к нему доброй и прочие
приЯтные  заменители,  высшее  достижение  нашей  цивилизации,  --  если  ты
перестала его любить,  тогда Я не понимаю,  почему  у тебЯ  не хватает  духа
уйти.
     -- „а, конечно, -- сказала Ќиколь. -- ќто ведь так легко, правда?
     -- Ќе говори чепухи. џ очень хорошо понимаю, сколько сложностей.
     -- ‚от если бы и мне прислали письмо,  -- сказала Ќиколь.  -- Ђнонимное
письмо с  советом, например сделать то-то и не  делать того-то.  ‘мотри, как
они  разглЯдывают эту картинку и как  всполошились смотрители. Љаждый  знает
точно, что  ему  делать, потому что  все получили анонимки, кто-то  извне их
толкает, без всЯких объЯснений.
     --  Ѓез  объЯснений? -- переспросил Љалак. --  Ћх,  будь  они проклЯты,
почему тут нельзЯ курить.  Ђ ты  никогда  не  задумывалась,  почему  Њарраст
напрасно терЯет времЯ на  то,  что  ты изволила назвать чистейшим  безумием?
Џрошло  уже  два  месЯца с лишним,  как  он  должен  был  начать работу  над
заказанной статуей. € вот,  пожалуйста, он  еще и нас заставлЯет терЯть день
на этом диване, похожем на лохматого пса.
     Ќиколь  ничего не ответила, и у Љалака  создалось впечатление,  что она
отказываетсЯ думать, что она все глубже уходит в угрюмое молчание.
     --  Ѓыл  бы  Я  моложе  лет  на пЯтнадцать  да имей чуть поболе  фунтов
стерлингов, Я  бы  увез  тебЯ в •ельсинки или  куда-нибудь еще,  -- внезапно
сказал Љалак. -- Џросто  так,  совершенно  по-дружески,  Ясное  дело, только
чтобы  дать  тебе тут  дополнительный  толчок, которого, по-твоему,  тебе не
хватает.  Ќет,  ты  не смейсЯ,  Я  вполне  серьезно.  •очешь,  отправимсЯ  в
путешествие вместе или Я  провожу  тебЯ на поезд  и передам  пачку карамелек
через  окно? Ћ дуреха, да не смотри  на менЯ так.  џ тут не в  счет,  Я, так
сказать, готов играть вспомогательную роль,  как если бы ты была  персонажем
одной из моих книг, а Я бы тебЯ любил и хотел бы тебе помочь.
     -- ’ы отлично знаешь, --  сказала Ќиколь так тихо,  что Љалак  с трудом
расслышал,  --  что  на какой бы  поезд Я теперь ни села, он повезет менЯ  в
‚ену, а Я туда не хочу.
     -- Ђ, понЯл.  Ќу и ну, никакой слаженности  действий. ЏоглЯди вон на ту
толстуху, она притащила нечто вроде инкунабулы, чтобы изучать  растение,  --
наверно, это и  есть та  самаЯ любительница  ботаники, о которой говорил мой
сосед.  ќге,  теперь,  кажетсЯ,  что-то  начинаетсЯ,  глЯнь, как  нервничают
смотрители,  беднЯги не знают, что  делать. ‚есь зал пуст, и только эти типы
толпЯтсЯ  вокруг  дурацкого растениЯ, нет,  это  невероЯтно. ’ы сказала -- в
‚ену? ђаз уж ты почтила менЯ своим доверием, признаюсь  -- Я спрашиваю тебЯ,
знаешь ли ты, что •уан переживает примерно то же самое?
     --  „а, знаю,  как же мне не знать, -- сказала Ќиколь. -- џ-то  не могу
себе представить, что его кто-то не любит.
     -- € все же это так, крошка, и если поезд, о котором ты сказала, пришел
бы по назначению с тобою на борту, ты бы нашла, что •уан в свою очередь тоже
мечтает вскочить в поезд, направлЯющийсЯ в  Џариж, но не делает этого по той
же причине, по какой вы, сударынЯ, не едете в ‚ену, и  так  далее. €грать  в
уголки, знаешь,  очень занЯтно в  восемь  лет, но позже это может довести до
отчаЯниЯ,  вот так мы  и живем.  Ћбрати внимание на  того смотрителЯ, самого
тощего,  у  него,  видно,  есть  приказ записывать  точные приметы  наиболее
подозрительных, беднЯга уже исписал две  тетрадки  --  Я точно  помню, что в
прошлый раз  у него была  тетрадка с обложкой другого цвета, разве  что  они
каждый день  менЯют цвета,  как делали  ацтеки.  •очешь,  расскажу  тебе про
ацтеков?
     -- џ не буду плакать, -- сказала  Ќиколь, сжимаЯ мне руку повыше локтЯ.
-- Ќе глупи, и не надо мне рассказывать про ацтеков.
     -- Ћ, это тема, в  которой Я знаток, хотЯ, конечно, там про ‚ену ничего
не будет. Ђ насчет  того, что  ты не  станешь плакать, спрЯчь сейчас же свой
платок и  не будь дурочкой. Ѓог  мой, -только подумать, что  Њарраста, можно
сказать, воспитали  Џоланко и  Я  и что мы  лишали себЯ  почти всех радостей
жизни ради этого кретина! € длЯ этого покинул Я свою родину? ’олпы эссеистов
и  критиков  осыпают  менЯ  горькими  упреками,  а  Я  тут  вожусь  с  этими
недотепами. „а, Ћстин прав, вам надо записатьсЯ в партию, в любую партию, но
главное, в партию,  приносить, черт  побери,  какую-то пользу,  эх вы, кучка
мандаринов.
     Ћн  был  в  таком бешенстве  и  в  то же  времЯ так Явно  старалсЯ менЯ
развеселить,  что  Я  высморкалась,  спрЯтала  платок, и  попросила  у  него
прощениЯ, и поблагодарила  за карамельки, которые он мне передаст в окно,  и
сказала, что больше всего  люблю мЯтные. Ќам обоим было чуточку стыдно, и мы
смотрели  друг  на  друга,  беззащитные, как всЯкий цивилизованный  человек,
когда  он не  может закурить  сигарету и  укрытьсЯ за привычными жестами, за
завесой  дыма.  Ќу  словно  голые  сидели мы  на этом  диване, на  который с
завистью взирали невротики из разных углов зала.
     -- Ќе знаю, что Я  буду  делать, -- сказала Я.  --  „лЯ окружающих, как
всегда,  все  Ясно.  Ќо потом приходит Map, и, понимаешь, каждый день -- это
повторение вчерашнего днЯ, да, ты прав, шлюха в зеленом платье.
     -- Ћт него тебе нечего ждать, -- сказал Љалак. -- Ћн ничего не сделает,
чтобы решить вашу проблему. ђазве что, думаЯ, что ничего не делает, он...
     ’ут  Я взглЯнул на  смотрителЯ, который,  кое-как  примостЯсь,  писал в
своей  тетрадке; Я  остановилсЯ  на  середине фразы, потому что  не  мог  ее
продолжить, и странным образом,  мы оба остановились  -- смотритель перестал
писать, а Я говорить -- и в одно и то же мгновение мы издали посмотрели друг
на друга с досадливым и озабоченным видом людей, не знающих, как продолжать,
и,  однако, подозревающих, что в продолжении-то  самаЯ  суть, как  в  финале
снов, вмиг забываемых, когда  именно в  нем-то и должен быть  ключ, ответ на
все.  "ђазве что, думаЯ,  что ничего не  делает, он..."  Њне  очень хотелось
знать,  что  там пишет  смотритель  и  на каком  месте какой  фразы  он тоже
остановилсЯ. Ќо в конце-то концов, на кой черт мне улаживать  проблемы  этой
женщины? Ѓыло очень легко сказать ей, что лично Я в этом деле в счет не иду,
что Я помог бы ей исключительно по-дружески, потому что Њарраст длЯ  Џоланко
и длЯ  менЯ был как бы сыном, а следовательно, она -- любимой дочуркой, но Я
был более чем уверен, что, когда Я это сказал, в тот миг, когда Я сказал: "џ
тут не  иду в счет", Я  высказал -- невольно или  даже с умыслом, но от всей
души  -- то, что Ќиколь  прекрасно знала и что было глупо, и неизбежно, и не
ново,  и  так  грустно, словом,  что Я ее  люблю  чуть  побольше, чем  милую
дочурку, и мне было бы вовсе не легко увозить ее в
     •ельсинки  только в качестве  доброго  дЯдюшки, желающего развлечь свою
заскучавшую племЯнницу.
     -- „а, он ничего не сделает, -- сказала Ќиколь.  -- ‚от  видишь, что же
тогда...
     --  ‘ейчас  здесь начнетсЯ славнаЯ  заварушка, --  сказал  Љалак,  -- в
воздухе чувствуетсЯ, смотрители Явно чего-то ждут, Я еще  не видел их такими
настороженными.  ‚от  эти  трое,  которые  только  что  пришли,  похожи   на
законченных невротиков,  а всего  их тут девЯть, хотЯ  в одном или двух Я не
очень уверен. ‚ общем, дочурка, мне вас всех сердечно жаль.
     ’о была фраза, которую каждый из нас часто повторЯл, говорЯ о других, и
котораЯ произносилась  довольно спокойно, но  Ќиколь  она ранила,  как  удар
хлыстом  по лицу. …й опЯть  захотелось  быть одной, сидеть взаперти в отеле,
она почувствовала  себЯ вроде замаранной в глазах Љалака, который  уже и  не
рад был, что это сказал.
     -- ‡наешь, Я даже не заслуживаю, чтобы менЯ жалели.
     -- Ћ, не обращай вниманиЯ на мои слова.
     -- € даже того, чтобы ты увозил менЯ в •ельсинки или в „убровник.
     -- Џравду сказать, у менЯ нет ни малейшего намерениЯ, -- сказал Љалак.
     -- ’ем лучше, -- сказала Ќиколь, улыбаЯсь и снова вытаскиваЯ платочек.
     ЏривЯзать к мачте себЯ из страха  перед музыкой, оставатьсЯ с Њаррастом
и  чувствовать себЯ  замаранной,  и  все  равно привЯзывать  себЯ к мачте из
страха перед ненужной свободой, котораЯ неизбежно предстанет в виде запертой
двери в  ‚ене  или,  сколько разрешает благовоспитанность, вежливо-холодного
объЯснениЯ и удивленно приподнЯтых бровей, да, •уан нежно на нее посмотрит и
поцелует  в щеку, поведет ее ужинать, в театр, будет  рассеЯн  и любезен, но
полон другой, и, если  вдруг легкомыслие в нем взыграет, если, целуЯ в щеку,
он соскользнет к губам, если потом его руки нащупают плечи Ќиколь и  прижмут
ее чуть крепче, ей все это будет как подаЯние надежде-нищенке, как возмездие
той шлюхе в  зеленом  платье,  по выражению Љалака, который  вдруг  встал  и
ошалело уставилсЯ  на трех смотрителей, почтительно окруживших господина без
правой руки, однако двигавшего одной левой за обе, указуЯ на портрет доктора
‹айсонса, который осаждали пЯть-шесть анонимных невротиков.
     -- —то Я  тебе говорил, -- прошептал Љалак, опЯть  усаживаЯсь, -- вот и
начинаетсЯ, посмотри на этого безрукого, как он хлопочет.
     -- ќто директор, -- сказала Ќиколь. -- …го зовут ѓарольд ѓарольдсон.
     --  Ђ Я-то думал, что  такие имена  встречаютсЯ  только у Ѓорхеса,  еще
пример того,  что  природа  подражает  искусству.  „а вот и  он,  его-то нам
недоставало. ’ы, братец, пришел вовремЯ, тютелька в тютельку, безрукий этот,
слышь, что твой ‚ишну со всеми его щупальцами.
     Њарраст  еще не успел  поцеловать Ќиколь и  разобратьсЯ в ситуации, как
три  смотрителЯ  подошли  к картине  ’илли Љеттла  и  с  надлежащей,  однако
минимальной, вежливостью, оттеснили удивленных невротиков, затем двое из них
снЯли картину  со  стены,  тогда как  третий  наблюдал за  этой операцией  и
удерживал  невротиков на дистанции, пока портрет доктора ‹айсонса не исчез в
глубине  коридора,  где  кто-то  с  поразившей Љалака  синхронностью  открыл
дверцу,  до  тех  пор  не  заметную  за  всеми  этими  бронзовыми  штуками и
консолЯми, так  что всЯ операциЯ была завершена с той же четкостью,  с какой
началась. …динственной стратегической ошибкой, как сразу же выЯснилось, было
то, что ѓарольд ѓарольдсон осталсЯ  в зале, вмиг толстуха ботаничка вместе с
двумЯ  подругами и  еще несколькими  невротиками,  которые внезапно  в  этот
скорбный  час как  бы признали друг друга и решили  покончить с  присущей им
прежде анонимностью,  устремились  к нему, требуЯ объЯснений  случившегосЯ и
указываЯ на то, что никто не стал бы трудитьсЯ, ходить в музей, чтобы у него
чуть ли не из-под носа утаскивали картину, на которую он смотрит. Ќа то есть
причины,  господа / ЋбъЯсните их, сэр / Џричины административного порЯдка, а
также эстетического / Ќо  почему именно  эту картину, а не  другую? / Џотому
что мы намерены повесить ее в более освещенном месте / Ќа  прежнем месте она
прекрасно смотрелась / ќто ваше мнение / Ќо это же правда, и все эти господа
со мной согласЯтсЯ  / Hear, hear71  / ‚  таком случае Я вам советую написать
жалобу / Љоторую вы бросите в корзину / ќто не в моих правилах, миссис / —то
до ваших правил, сэр, мы только что  видели весьма поучительный их образец /
ђазрешите вам ответить, что ваше мнение не лишит менЯ спокойного сна / € ты,
брат, не вмешиваешьсЯ?  ‘ам,  можно  сказать, заварил эту кашу,  а теперь  в
кусты / „а, тут ничего  не скажешь, куманек, это превзошло все мои ожиданиЯ.
Џошли  отсюда  поскорее,  пока нас  не зацапали,  мы  таки дождались  своего
звездного часа. Ќиколь, кисонька, ты без плаща, а ведь на дворе дождь.
     Ќо в пабе не было дождЯ, и они зашли выпить  портвейна, после того  как
Љалак, выйдЯ из музеЯ, откланЯлсЯ  с видом  человека, который сыт по  горло.
’еплый  портвейн  так  чудесно сочеталсЯ  с  сигаретой и  с этим  уголком  в
облезлых панелЯх красного дерева, где Њарраст после такого финала его забавы
никак не мог успокоитьсЯ и все требовал подробностей, пока Ќиколь, улыбаЯсь,
не повторила их несколько раз крЯду и под конец погладила его по лицу, чтобы
отогнать  тревоги, и тогда Њарраст  попросил  еще портвейна и сказал ей, что
глыба антрацита завтра отправитсЯ в Љале на борту "ђок-энд-ђолл" с капитаном
‘ином Ћ'Ѓрейди. ѓлыбу он успел хорошо  осмотреть, пока таможенники лазили по
ней туда-сюда, разумеетсЯ с помощью лесенки,  им все  не верилось, что в ней
не упрЯтан  плутоний  или  скелет  какого-нибудь гигантозавра. Ђ что  скажет
муниципалитет ЂркейлЯ, получив накладные  м-ра “итлоу, это другой вопрос, но
от  него  их отделЯют несколько дней, а покамест втораЯ рюмка  портвейна так
приЯтно согревает горло.
     -- „а, кстати, мой сосед получил письмо от ‘елии, что она приедет сюда,
что-то в этом роде он сказал мне, когда мы  выходили из эспрессо. ‚се это не
имеет значениЯ, и глыба  антрацита тоже, просто Я сообщаю тебе, чтобы с этим
покончить. ‘нЯли картину! -- восклицал Њарраст все с большим восхищением. --
ЌевероЯтно! ‹ично сам ѓарольд ѓарольдсон! Ћ чудо!
     Ќиколь забавлЯла  эта  восторженнаЯ манера  говорить  о  вполне обычных
вещах, но прошло еще немало времени, пока Њарраст угомонилсЯ и до него стало
доходить, что видимый и доступный этап операции закончилсЯ и что с этого днЯ
невротики  станут еще  более  анонимными,  чем  когда-либо,  за  исключением
одного-единственного, Ћстина.
     -- ‚ каком-то виде все будет продолжатьсЯ, -- сказала Ќиколь, -- только
мы этого уже не увидим.
     Њарраст,  закуриваЯ  очередную  сигарету,  взглЯнул  на  нее.  Њедленно
сдвинув с  места рюмку с портвейном,  он  посмотрел на еле  заметный влажный
кружок  на  столе,  ничтожный  след чего-то  минувшего, что  кельнер  сотрет
равнодушной рукой.
     --  Љое-что  все же можно  предугадать,  первые  концентрические круги.
Џортрет  доктора ‹айсонса перевесЯт  на  другое  место  или,  скорее  всего,
оставЯт в  запасниках  музеЯ  до  менее  бурных времен. Њы вернемсЯ в Џариж,
ѓарольд  ѓарольдсон  постепенно   забудет   об  этом  служебном  кошмаре,  и
‘котланд-џрд, если им стало что-то известно об этом деле, сдаст в архив едва
начатую папку.
     --  ѓоген  и  Њане снова станут хозЯевами  положениЯ. ‚  зале номер два
опЯть будет только один смотритель.
     „а, но это  было не все, не могло быть все. Њарраст чувствовал,  что от
него  что-то  ускользает,  столь  же   близкое,  как  Ќиколь,  котораЯ  тоже
ускользала,  все  это  было  ничуть   не  похоже  на  предвидение  возможных
вариантов. €гра, затеЯннаЯ из отвращениЯ  к жизни и тоски, нарушила порЯдок,
в причинную цепь вмешалась причуда, чтобы вызвать резкий поворот, и  значит,
посланные по почте две строчки могут взбудоражить мир, ну, скажем, не мир, а
мирок; Ћстин, ѓарольд ѓарольдсон и, возможно, полициЯ, два десЯтка анонимных
невротиков  и два дополнительных смотрителЯ были  на  времЯ выбиты из  своих
орбит, чтобы встретитьсЯ,  перемешатьсЯ, спорить,  сталкиватьсЯ, и  из всего
этого возникла  сила, сумевшаЯ  снЯть со стены исторически ценную картину  и
породить следствиЯ, которых ему уже не увидеть из мастерской в  Ђркейле, где
он  будет сражатьсЯ с  глыбой  антрацита. ђука Ќиколь  в его правой, потной,
беспокойной,  руке казалась  еще меньше, чем обычно. ‹евой он нарисовал  над
нежными бровЯми Ќиколь воображаемые и еще более нежные брови и улыбнулсЯ ей.
     --  …сли бы  можно было,  -- сказал он.  -- …сли бы все же можно  было,
дорогаЯ.
     -- —то "можно было". Map?
     --  Ќе знаю. ‘нимать  картины  со стен,  рисовать  другие  брови, ну, в
общем, такое.
     --  Ќе  грусти, Map, -- сказала  Ќиколь. -- џ привыкну  к  тем  бровЯм,
которые ты мне сейчас нарисовал, дай только времЯ.
     -- Ђ  каталог, представлЯешь? -- сказал Њарраст, как бы не слушаЯ. -- ‚
следующем издании придетсЯ им убрать упоминание  о картине за номером восемь
и  заменить ее  другой. € сразу тысЯчи каталогов  во  всех  библиотеках мира
изменЯтсЯ, они  будут те же и, однако, станут другими, чем были, потому  что
уже не будут сообщать правду о картине номер восемь.
     -- ‚от  видишь,  все  может переменитьсЯ,  -- жалобно  сказала  Ќиколь,
опускаЯ  голову. Њарраст медленно  поднЯлсЯ, взЯл ее  за подбородок и  опЯть
погладил лоб и брови.
     -- ‚от тут у тебЯ вырос волосок, которого раньше не было.
     -- Ћн всегда был, -- сказала Ќиколь, прижимаЯсь лицом к плечу Њарраста.
-- ’ы просто не наблюдателен.
     -- Ќе хочешь ли пойти в кино на фильм ѓодара?
     -- Џойдем. €  пообедаем в  ‘охо, в испанском ресторане, где, ты сказал,
волосы у менЯ как-то особенно блестЯт.
     -- џ никогда такого не говорил.
     -- Ќет, говорил. ’ы сказал, там какое-то особенное освещение, вот так.
     -- Ќе думаю, чтобы от него менЯлсЯ цвет твоих волос, -- сказал Њарраст,
-- Ќе думаю, что  в тебе, дорогаЯ, что-нибудь изменитсЯ. ’ы же сама сказала,
что этот волосок был у тебЯ и раньше, так ведь? Џросто Я не наблюдателен, ты
это тоже сказала.

     Њы засиделись допоздна, беседуЯ и попиваЯ коньЯк, и в долгие паузы ќлен
казалась далекой и безучастной, потом  вдруг бралась  снова за  сигарету или
рюмку или снова улыбалась,  хотЯ только что и не видела менЯ, пока  Я тЯнула
свой  дурацкий  монолог.  Љогда  она снова  взглЯдывала  на  менЯ  --  точно
спохватываЯсь и стараЯсь быть внимательной, даже с оттенком смущениЯ за свою
рассеЯнность,  --  собственные  мои  движениЯ,  подражавшие ей,  то,  как  Я
закуривала  сигарету, как ей  улыбалась, тоже были  как  бы  вызваны  чем-то
извне,  были  возобновлением довериЯ и счастьЯ,  на  миг исчезнувших  в  том
зиЯнии, каким был отсутствующий взглЯд ќлен. џ с огорчением сознавала, что в
эти паузы Я страдаю, что Я остаюсь одна и что ќлен имела бы полное право еще
из-за этого относитьсЯ  ко мне  как девчонке;  но  стоило  нам  перекинутьсЯ
словом-другим, и  опЯть воцарЯлось доверие, блаженное  сознание,  что  вот Я
здесь, и вовсе  незачем ќлен менЯ успокаивать,  ну, Ясно,  можешь оставатьсЯ
здесь, сколько хочешь,  устроимсЯ, все эти  фразы-ширмы,  которые Ќиколь,  и
’елль, и  все мы, женщины, то и дело говорим  друг другу и которые, конечно,
надо  говорить,  чтобы  не  жить  так  одиноко,  как  ќлен,  никогда  их  не
говорившаЯ.  ’ак  легко  было  в  тот вечер  быть  счастливой  с  ќлен,  без
заверений, без признаний, но где-то в глубине все времЯ таилось что-то иное,
чернаЯ дь1ра, и она  тоже была  ќлен, когда та словно бы уносилась куда-то и
взглЯд ее застывал на ее рюмке,  на руке, на кукле, сидевшей в кресле. € мне
так хотелось сделать что-нибудь такое, чего Я никогда не сделаю, ну вроде бы
стать на колени, потому что  на коленЯх ты как-то ближе, ты можешь уткнутьсЯ
лицом в тепло  другого  тела, прижатьсЯ  щекою к нежной шерсти пуловера; мне
еще  с детства хотелось,  чтобы все действительно важное, или  грустное, или
чудесное совершалось мною или со мной, когда Я стою на коленЯх, мне хотелось
молча ждать, что она погладит менЯ по голове, ведь ќлен сделала бы это; если
приблизитьсЯ  к другому снизу,  с миной  песика или ребенка, то рука другого
непременно сама собой лЯжет на  твою голову, и мЯгко скользнет по волосам, и
коснетсЯ плеч  с нежной  лаской, и тогда  можно  сказать  ей то,  чего иначе
никогда не  скажешь, сказать, что она  как  мертваЯ,  что ее  жизнь, на  мой
взглЯд, похожа на смерть и, главное -- но это было бы сказать трудней всего,
почти невозможно, -- что такова  она и на взглЯд •уана, и что  мы никогда не
поймем и не согласимсЯ с  этим безобразием, хотЯ все мы словно плЯшем вокруг
нее,  в  свете солнышка-ќлен,  разумницы-ќлен; и тогда она посмотрит на менЯ
взглЯдом анестезиолога,  о  да, доктора без злости и без  удивлениЯ,  сперва
издалека, будто глЯдЯ на  что-то  непонЯтное, а  потом  улыбаЯсь и нашариваЯ
другую сигарету, но ничего не говорЯ,  не соглашаЯсь  ни с чем из того, что,
конечно, никто из нас ей не сказал бы, даже мой сосед, а он-то мог высказать
что угодно всЯкому, кто этого добивалсЯ.
     Ќо  тогда остаетсЯ другое, тоже в  духе кроткого  и  смиренного песика,
которого  Я,  сидЯ  в  кресле напротив ќлен, воображаю себе, о  чем  она  не
подозревает, -- можно просто  быть  здесь, все  равно это счастье  и кров на
ночь,  коньЯк  и дружба без  всЯких фраз, можно смиритьсЯ с тем, что ќлен --
вот  эта женщина, порою рассеЯнно трогающаЯ маленькую брошку  с  саламандрой
или Ящерицей, и в то же времЯ -- о да, доктор, вы не сможете этого отрицать,
-- в то же времЯ флаконы с разноцветными экстрактами длЯ ванны, мыло и духи,
такие же, как у ’елль и Ќиколь, и  какие будут  у менЯ когда-нибудь, когда Я
буду жить одна в собственной квартире.  ’ы  такаЯ же, ты наша, ты женщина  с
духами, и  зеркалами, и  капризами. Ќо это  не  делает  тебЯ более  близкой,
поразительно, но все это  никак тебЯ не приближает: вот  только что Я мылась
здесь, вытиралась  твоими полотенцами, удивлЯЯсь, что твоЯ квартира  так  не
похожа на то,  что мы могли предполагать, и теперь снова сижу напротив тебЯ,
котораЯ  мне  все это дает, облегчаЯ  мне  жизнь, чтобы Я  не страдала, -- а
расстоЯние между нами  растет умопомрачительно, и это менЯ убивает, отнимает
последнюю способность хоть  как-то  объЯснить  вам, доктор, ваше отличие  от
нас, которое  нас  и привлекает,  и приводит  в  отчаЯние. ќлен  всегда  мне
казалась намного старше  менЯ (но кто может точно знать возраст ќлен, старше
она менЯ на пЯть или  на десЯть лет, и дело ли тут в годах или в чем другом,
может в  зеркале или в манере  говорить?),  и  какой толк в  том, что Я сижу
напротив нее, что она протЯгивает мне рюмку коньЯку, такую  же точно, как ее
рюмка коньЯку, нет, невозможное не произойдет никогда, ќлен не посмотрит мне
в глаза и не скажет чистосердечно слова, которые пришли  бы точно из долгого
странствиЯ среди папоротников ќлен, озер ќлен, холмов  ќлен,  слова, которые
не будут  отзвуком пережитого в  этот день, -- умершего в клинике  больного,
присланной  ’елль куклы, всех этих алиби, подбрасываемых временем и  разными
вещами, чтобы  никогда  не говорить  о  ней  самой, не быть с нами настоЯщей
ќлен.

     Ќет,  это  ничуть не походило  на  отмычку, и всЯ  операциЯ  терЯла  то
свойство, на которое •уан, не очень-то себе признаваЯсь, втайне рассчитывал;
похоже на обычный гостиничный ключ, и фрау Њарта  бесшумно  открыла им дверь
номера 22, где, судЯ по сырости  и узости  коридора, Явно никогда  не живали
исторические  постоЯльцы.  •уан  подумал  об  отступлении  и  о  том,  чтобы
спуститьсЯ и позвать ’елль, котораЯ Явно заслужила такую награду  за долгое,
самоотверженное  подглЯдывание, но  действиЯ его  опередили (как и положено)
его мысль:  скользЯ вдоль  стены, он --  едва фрау Њарта скрылась  в  проеме
двери,  открывавшейсЯ внутрь,  --  поставил  ногу  в туфле  между  дверью  и
порогом,  чтобы помешать ее закрыть, и приготовилсЯ к  неизбежному скандалу.
‘таруха, разумеетсЯ,  закроет за собой  дверь, никто бы не поступил  иначе в
таких обстоЯтельствах, да, никто, кроме фрау  Њарты, -- дверь так и осталась
полуоткрытой, и  туфлЯ  •уана  не  испытала  того,  к  чему его  ступнЯ  уже
приготовилась, судорожно сжавшись.  ‚  номере  было темно  и  пахло  хвойным
мылом,  Явление  необычное и приЯтное  в  "ѓостинице  ‚енгерского ЉоролЯ", и
хвалить   за   это,  вероЯтно,  следовало  юную  англичанку.  Ћшеломленному,
потерЯвшему  необходимые в такой ситуации логические способности, •уану лишь
оставалось сохранЯть  принЯтую  позу, по возможности прижимаЯсь к стене и на
всЯкий случай не убираЯ ногу, ибо прорывы в логике свершаютсЯ с молниеносной
внезапностью  и  уже  затем  по  обе  стороны  от  сверкнувшего   исключениЯ
разверзаютсЯ  бездонные  пропасти  чистой,  безупречной  причинности.   ‚от,
например,  потайной  фонарь -- роковым образом в такой  момент из  потайного
фонарЯ  вырвалсЯ  луч  фиолетового света, -- в каких-нибудь  двух метрах  от
двери  на  полу обозначилсЯ  трепещущий круг, двигаЯсь то вправо,  то влево,
будто в поисках нужного места. € во второй раз •уан  отметил, что действует,
не спросив совета у своих высших инстанций; боком в дверной проем он как раз
мог протиснутьсЯ, и  он это  выполнил совершенно бесшумно,  а  затем, сделав
поворот  на  одной  ноге,  прижалсЯ  к  двери с другой стороны и  потихоньку
прикрыл ее мЯгким движением плеча. …ще чуть-чуть, и замок бы щелкнул, однако
плечо вовремЯ  остановилось; смутно -- как и все тут происходЯщее -- у •уана
мелькнула мысль,  что эта  щель спасла  его от полного  срыва в  нечто,  уже
начинавшее проЯвлЯть себЯ спазмом в желудке, не говорЯ о том, что по  другую
сторону этого неведомого,  темного мира  ждала  ’елль, и это  было  каким-то
мостом,  контактом с  остатками здравого  смысла; и  пока круг  света упорно
колебалсЯ на некоем участке пола, где  начиналсЯ фиолетовый ковер, было чуть
ли не  забавно (если б только менЯ не мучил спазм) поразмыслить над понЯтием
здравого  смысла, которое казалось равно неуместным и по ту сторону двери, и
по эту;  почему, в конце концов, Я могу быть уверен, что с другой стороны, в
коридоре,   ведущем  на   лестницу  и   в  номер  ‚ладислава  Ѓолеславского,
расположилась утешительнаЯ  реальность,  ’елль, и сливовица, и моЯ треклЯтаЯ
международнаЯ  конференциЯ? Ћдновременно  с  этим мельканием  чего-то, что и
мыслью не назовешь, Я сознавал, что круг света, то наплывавший на фиолетовый
ковер,  то сходивший с него,  дергалсЯ из-за  небольшой одышки у фрау Њарты,
углубившейсЯ в  эту темную комнату. ‘ каждым колебанием  светового луча  мой
страх усиливалсЯ, Я вспомнил ђаффлса, Ќика Љартера, книги моего детства, где
всегда  фигурировал  потайной  фонарь и странное,  ибо непонЯтное, сочетание
этих  двух  слов;  но  выходит, это всерьез, выходит, у  фрау Њарты  есть  и
потайной фонарь, и ключ,  и сама  она  вот здесь, недалеко, тЯжело дышит, и,
несмотрЯ  на темноту, чувствуетсЯ, что все  это  происходит в  комнате более
просторной,  чем  номер  ‚ладислава Ѓолеславского ("Љак  может  быть  фонарь
потайным?" -- спросил Я когда-то у отца), и в этом было что-то обидное, ведь
юнаЯ  англичанка одна занимала такую комнату, меж тем как администратор  нас
уверЯл, что даст нам  один из самых  просторных номеров в отеле ("Ќе задавай
глупых вопросов",  --  ответил отец). Ќевозможно постичь,  каким образом,  в
полной  темноте  истинный объем комнаты  становилсЯ почти осЯзаемым,  хотЯ Я
начинал  уже различать  силуэт  фрау  Њарты,  все  волочившей  за  собой  по
фиолетовому  ковру  круг  света  и  дотЯнувшей  его  с резкими  попЯтными  и
поперечными  рывками до  ножки  кровати (а кровать находилась  в  нескольких
метрах  от двери, комната была огромнаЯ, в ней могли спать  пЯть человек,  и
англичанке, наверное, было очень странно жить в этом подобии амбара  с двумЯ
большущими  окнами,   которые   мало-помалу  побеждали  темноту  и  начинали
проступать  на задней стене), где он на миг  замер,  а потом, как золотистый
паук, стал взбиратьсЯ вверх по  розовому стеганому одеЯлу  (разве  могло оно
быть другого цвета, о England, my England72) и притаилсЯ рЯдом с лежавшей на
одеЯле  рукой и  рукавом розовой пижамы (England,  my  own!73),  не  решаЯсь
сделать большой скачок на  край  подушки  и поползти  по  ней  миллиметр  за
миллиметром,  а  меж тем желудок у менЯ  совсем свело и под мышками струилсЯ
пот,  и вот круг замер на  прЯди белокурых волос, прЯди, свисавшей и  слегка
покачивающейсЯ, хотЯ  нет,  не  могла она покачиватьсЯ, но  светЯщийсЯ  круг
упрЯмо  колыхалсЯ на  висЯщей в  воздухе  прЯди, и  если прЯдь покачивалась,
значит, голова-то не лежала  на подушке, значит, если бы круг света  наконец
решилсЯ и  сделал  небольшой  победный  скачок  на  лицо  спЯщей,  неизбежно
оказалось бы, что  глаза на этом  лице широко  раскрыты, что спЯщаЯ вовсе не
спит, а сидит, положив руку на одеЯло,  сидит в своей розовой пижаме, широко
раскрыв немигающие глаза, ожидаЯ, когда свет ударит ей прЯмо в лицо.

     --  „а  ты  уже  клюешь носом  от усталости, -- сказала  ќлен. -- Џошли
ложитьсЯ.
     --  „а, доктор. ђазреши мне еще немного  посидеть, мне так  нравитсЯ  у
тебЯ, здесь такое освещение.
     -- Љак хочешь, а Я иду спать.
     ‘елиЯ потЯнулась  в кресле, заломила руки, не соглашаЯсь с  тем,  чтобы
наступил конец этому вечеру, когда во всем, даже в движении тЯнущихсЯ кверху
рук или в том, как гасишь сигарету в пепельнице, было какое-то совершенство,
и  хотелось,  чтобы  оно длилось  вечно.  "‡ачем кончаютсЯ  такие часы?"  --
подумала она, зеваЯ. ‘он нежными мурашками уже щекотал ей веки, и это сонное
состоЯние тоже было частью блаженства.
     -- ‚ымой, пожалуйста, чашки, прежде чем лЯжешь, -- сказал голос ќлен из
спальни. -- ’ебе одну подушку или две?
     ‘елиЯ отнесла чашки на кухню, вымыла  их  и убрала, стараЯсь хорошенько
запомнить, где  что должно стоЯть. ‡апах  зубной  пасты ќлен,  поющий голос,
доносившийсЯ с улицы, глубокаЯ тишина, усталость.  Ќа одном из кресел сидела
кукла, ‘елиЯ  взЯла ее, покружилась с  нею на ђуках  и  вошла в спальню, где
ќлен  уже лежала и листала  журнал.  ‚се  еще  пританцовываЯ, ‘елиЯ  раздела
куклу, уложила  ее на  табурет рЯдом с дверью, накрыла зеленой салфеткой  и,
тихонько напеваЯ, стала укутывать. Ќемного смущеннаЯ, она деланно, длЯ ќлен,
хихикала,  однако укладывание куклы  было не  только игрой; достаточно  было
взглЯнуть  на  ее  рот,  когда  ‘елиЯ  склонЯлась,  чтобы  поправить зеленую
салфетку, -- в  ее руках и в складке губ была серьезность девочки, царЯщей в
своем  мире, девочки, котораЯ  после  вечернего туалета  вышла из  ванной и,
прежде  чем раздетьсЯ, обращаетсЯ на миг к  чему-то, что принадлежит  только
ей, чего не  могут отнЯть  никакие  сколопендры.  ‚ конце концов  Я  закрыла
журнал, было Ясно, что усталость не даст заснуть, и Я все смотрела на ‘елию,
котораЯ расправлЯла  складки импровизированного одеЯла  и причесывала куклу,
разглаживаЯ ее локоны на подушке, сделанной из  полотенца. ‘вет ночников  не
достигал до ‘елии и куклы, Я видела  их как бы  в тумане своей усталости, но
вот ‘елиЯ вышла из полутени, достала свою смЯтую и, пожалуй, не очень чистую
пижаму, положила ее  на край постели и,  в  последний раз  приласкав  куклу,
словно бы задумалась.
     -- џ тоже уморилась.  џ  рада, да,  рада, что ушла из дому, но, знаешь,
тут внутри... -- она потрогала рукою где-то  в области желудка и улыбнулась.
-- ‡автра, конечно,  надо  начинать  что-то искать.  Ђ  мне в этот вечер  не
хочетсЯ, чтобы было завтра, это в первый раз... ‡десь так хорошо, Я могла бы
здесь  остатьсЯ  навсегда. Ћ, ты не думай, -- быстро добавила  она, глЯнув с
испугом. -- џ вовсе не намекаю, что... џ хочу сказать...
     --  ‹ожись  и  не  болтай  глупостей,  --  сказала Я,  бросаЯ  журнал и
поворачиваЯсь на  другой  бок.  Њне  показалось,  Я слышу, как  она  молчит,
чувствую  в  воздухе  легкий  холодок,  бодрЯщее  напрЯжение,  как  бывает в
клинике, в операционных, когда чьЯ-то  рука, помедлив, начинает расстегивать
брюки или блузку.
     -- Ћ, можешь смотреть, --  сказала ‘елиЯ. -- Џочему  ты отвернулась? Њы
тут обе женщины...
     -- ‹ожись, -- повторила  Я. -- Ќе мешай мне спать или  по  крайней мере
лежать спокойно.
     -- ’ы принЯла снотворное?
     --  „а, оно навернЯка уже  начинает действовать, и ты тоже прими. ЃелаЯ
коробочка в шкафчике над  умывальником. ’олько не больше чем полтаблетки, не
надо тебе привыкать.
     -- Ћ, Я буду спать, -- сказала  ‘елиЯ. -- Ђ если не сразу усну... ќлен,
ты не  рассердишьсЯ, если Я еще немножко поговорю,  ну совсем немножечко.  “
менЯ столько всего накопилось. „а, Я эгоистка, у тебЯ  такие переживаниЯ,  а
Я...
     -- •ватит, -- сказала Я, -- оставь менЯ в покое. …сли хочешь читать, ты
знаешь, где книги. †елаю райских снов.
     -- „а, ќлен,  -- сказала девочка,  любЯщаЯ  сыр "бебибел", и  наступила
глубокаЯ тишина,  и  кровать  подалась  под тЯжестью ее тела, и одновременно
погас ночник  с  ее  стороны. џ  закрыла глаза,  слишком хорошо знаЯ, что не
засну, что снотворное в лучшем случае развЯжет петлю, сжимавшую мне горло то
сильней, то  послабей, то  опЯть сильней. Џрошло, наверно, немало времени, Я
чувствовала, что ‘елиЯ, тоже  повернувшись ко мне спиной, тихонько плачет, и
тут улочка внезапно сделала поворот, и,  выйдЯ на угол, где теснились старые
каменные дома, Я  оказалась  на площади с трамваЯми. џ, кажетсЯ, еще сделала
усилие, чтобы вернутьсЯ  к ‘елии, участливо заговорить, успокоить ее -- ведь
слезы не  были просто от усталости  и  ребЯческой глупости, -- но надо  было
смотреть в оба, так как трамваи двигались с разных концов огромной площади и
рельсы неожиданно  скрещивались на  голой  эспланаде, вымощенной  розоватыми
плитами,  и, кроме  того,  Я  четко  сознавала, что должна как можно быстрей
пересечь эспланаду и искать улицу „вадцать —етвертого  ЌоЯбрЯ, теперь уже не
было ни малейшего сомнениЯ, что  свидание назначено на этой улице,  хотЯ Я о
ней прежде  никогда не думала,  причем  Я понимала,  что  добратьсЯ до улицы
„вадцать —етвертого  ЌоЯбрЯ можно только на одном из  бесчисленных трамваев,
которые сновали туда-сюда, как игрушечные трамвайчики в детском аттракционе,
проезжаЯ без  остановки  один мимо  другого,  мелькаЯ охрЯными, облупленными
боками и искрившимисЯ дугами и беспрестанно звонЯ, бог весть почему и зачем,
а  в окнах  виднелись пустые, усталые лица, причем все они  упорно  смотрели
вниз, будто ища какую-нибудь собаку, затерЯвшуюсЯ среди розоватых плит.
     -- Џростите, доктор, -- сказала  ‘елиЯ, глотаЯ сопли, как маленькаЯ,  и
утираЯ нос рукавом пижамы. -- џ просто дура, мне с тобой так чудно, но тут Я
ничего  не могу поделать, это  всегда так, ну, будто какое-то растение вдруг
выросло и лезет у менЯ  из глаз и  из  носа, особенно из носа, Я идиотка, ты
должна менЯ избить. џ больше не буду тебе мешать, ќлен, прости менЯ.
     ќлен,   облокотЯсь  на  подушку,  приподнЯлась,   включила   ночник   и
повернулась к  ‘елии, чтобы вытереть ей глаза уголком простыни. Ћна на ‘елию
почти  не  смотрела,  чувствуЯ,  что  та  охвачена  бессловесным  стыдом,  и
разгладила  скомканный  угол  простыни  со  смутно  мелькнувшей мыслью,  что
дурацкий   ритуал   в  точности  повторЯетсЯ  --   девочка  с  торжественной
тщательностью укладывает свою куклу, затем хочет, чтобы уложили  ее самое, и
ждет, чтобы с нею проделали то же:  пригладили  локоны на подушке, подтЯнули
одеЯльце к шее. Ђ где-то позади, в  каком-то ином месте, которое не было  ни
площадью  с  трамваЯми,  ни  этой  кроватью,  где  ‘елиЯ закрыла  глаза и  с
последним гаснущим всхлипом глубоко вздохнула, происходило или уже произошло
нечто чудовищно похожее -- в подвале  клиники кто-то  подтЯнул белый холст к
подбородку мертвого  юноши,  и кукла ’елль была ‘елией, а ‘елиЯ  --  мертвым
юношей,  и  это  Я  определЯла  и  совершала  все  три  обрЯда, в судорожном
напрЯжении и одновременно  уже  отключаЯсь, потому  что снотворное  увлекало
менЯ куда-то вниз, в легкую полудрему, в которой кто-то -- это была еще Я, и
Я следила за  своими  мыслЯми -- спрашивал себЯ: кем,  однако, была  послана
кукла, и все менее возможным казалось, что  послала ее ’елль, хотЯ  нет, это
могла сделать ’елль, но не сама по себе, не по своему почину, а по подсказке
•уана, который  однажды  перед  сном,  будто в  шутку, в той  легкомысленной
манере,  котораЯ  была ему  присуща, но также  была  нарочитой, усвоенной  в
кабинах  переводчиков,  в международных  барах  или у  операционных  столов,
возможно, сказал:  "’ебе следовало бы подарить  эту куклу ќлен",  подтЯгиваЯ
простыню  к подбородку перед тем, как заснуть, и  ’елль, наверно, посмотрела
на него с удивлением и даже с досадой, хотЯ такие вещи ее мало интересовали,
а  потом, пожалуй, она подумала,  что  мысль недурнаЯ,  потому что абсурдное
почти никогда не  бывает  дурным, и что Я,  верно,  буду  забавно озадачена,
когда  вскрою посылку и обнаружу куклу, котораЯ мне абсолютно ни к чему, как
и подарившей мне ее ’елль.
     --  Ќу,  довольно хлюпать, --  возмутилась ќлен. -- џ гашу свет, сейчас
будем спать.
     -- „а, -- сказала  ‘елиЯ,  закрываЯ  глаза и покорно  улыбаЯсь. --  „а,
доктор, сейчас мы будем спать, эта кровать такаЯ чуднаЯ.
     …й-то  уснуть  не трудно, ее голос  уже звучит полусонно, но моЯ  рука,
нажав на выключатель, повторила жест с какой-то другой картины, и напрасно Я
закрываю  в темноте  глаза и стараюсь  расслабитьсЯ, все эта  дурацкаЯ маниЯ
объЯвлЯть о своих действиЯх: сейчас  Я погашу свет, сейчас мы будем спать --
точное повторение  профессиональной предусмотрительности  и  аккуратности --
сесть  слева от пациента  и чуть  позади, чтобы не  быть перед  его глазами,
нащупать вену на руке,  протереть ваткой со спиртом и потом сказать ласково,
почти  легкомысленно,  как, наверно, •уан говорил ’елль, сказать: "‘ейчас  Я
вас  уколю", чтобы  пациент знал, был предупрежден и не реагировал на острую
боль  резким рывком, от которого может согнутьсЯ игла. ‘ейчас Я погашу свет,
сейчас Я вас уколю, сейчас мы  будем  спать, бедный мальчик, он так похож на
•уана, который дарит  кукол через  подставное лицо, бедный мальчик,  он  так
доверчиво улыбаетсЯ, так мило сказал "до свиданьЯ",  с уверенностью, что все
будет хорошо, что они  могут гасить свет,  что  он  проснетсЯ исцеленный, на
другом  берегу  тЯжкого сна. Ќаверно, его уже вскрыли, как  вскрывают куклу,
чтобы посмотреть,  что у нее  внутри, и  это гладкое, красивое,  голое тело,
которое,  как  стебель,  завершилось  Ясным  цветком  голоса,  сказавшего  с
благодарностью  "до  свиданьЯ",  теперь подобно  ужасной  сине-красно-черной
анатомической  таблице,  которую  поспешно  прикрыл санитар  и,  быть может,
подтЯнул белую  простыню к подбородку из состраданиЯ к ожидающим в  коридоре
родным и друзьЯм, начало ловкого обмана, первый, временный и непрочный белый
одр, подушечка под затылок, торжественное освещение в палате, где,  наверно,
уже  плачут   в  голос   родители,  где   приЯтели  по  кафе  и  по   работе
переглЯдываютсЯ, не в силах поверить, близкие к истерическому взрыву хохота,
чувствуЯ себЯ тоже  голыми и вскрытыми, как покойник под  белым  полотном, и
наконец они тоже говорЯт,  говорЯт друг другу, говорЯт ему  "до  свиданьЯ" и
уходЯт выпить коньЯку или одиноко поплакать где-нибудь в уборной, стыдЯсь, и
дрожа, и затЯгиваЯсь сигаретой.
     ‘елиЯ в темноте глубоко вздохнула,  и ќлен услышала, как  она с ленивой
непринужденностью кошки потЯнулась. ‹егкий сон, хорошаЯ девочка отправлЯетсЯ
спать без вопросов. € пЯти минут не прошло, как она уснула, поиграв с куклой
и поплакав; казалось невозможным, чтобы сон был здесь, так  близко от  ќлен,
котораЯ  медленно поворачивалась  к  ‘елии, смутно различаЯ прЯди  волос  на
подушке,  очертаниЯ чуть  согнутой руки; нет, невозможно, что сон вселилсЯ в
одно  тело,  тогда  как  в другом  лишь  горькое,  терпкое  бдение, одинокаЯ
усталость, пакет, перевЯзанный  желтой тесемкой  и становЯщийсЯ все тЯжелее,
хотЯ она  положила  его к  себе  на  колени,  сидЯ в  трамвае, скрежещущем и
двигающемсЯ,  будто  по  волнам,  в   чем-то  непонЯтном,  где  тишина  была
одновременно  и скрежетом,  где они  совмещались,  как  совмещалось покорное
сидение на скамейке трамваЯ со стремлением  скорей прийти  на улицу „вадцать
—етвертого ЌоЯбрЯ, где ее ждут,  на улицу с уже  виденными когда-то высокими
глинобитными  оградами, за которыми,  кажетсЯ, склады или трамвайные депо, и
всюду уйма трамваев -- и на улицах, и на этих пустырЯх за высокими оградами,
а в оградах ворота из ржавого  железа, и  к ним подходЯт и под ними исчезают
рельсы, и вот скоро надо будет выходить с пакетом из трамваЯ и пойти (но это
еще не „вадцать —етвертое ЌоЯбрЯ) по боковой улице странно загородного вида,
хотЯ  она  в  центре города,  по  улице  с пучками травы между брусчаткой, с
тротуарами  намного выше  мостовой, по которой бродЯт тощие собаки и изредка
равнодушные  чужие люди,  и, оказавшись на  тротуаре, надо  идти  осторожно,
чтобы не оступитьсЯ и не свалитьсЯ на мостовую, где  груды ржавых обручей, и
пучки травы, и тощие собаки, вылизывающие себе  бока с  клочковатой шерстью.
Ќо  ей  не  удастсЯ  попасть  на  свидание,  потому  что  она  опЯть  слышит
прерывистое дыхание ‘елии  и, открыв глаза во внезапно  наступившей темноте,
слышит ее  посапывание  и уже не может решить -- идти ли дальше или остатьсЯ
здесь, рЯдом с  ‘елией,  котораЯ  дышит так,  будто  в глубине  ее  сна  еще
притаилсЯ остаток  плача. Њожет, и Я в  конце  концов усну,  подумала ќлен с
благодарностью, глупо, конечно, но уютнаЯ близость ‘елии успокаивала, и хотЯ
непривычнаЯ  покатость  матраца  под  тЯжестью  ‘елии создавала  неудобство,
мешала растЯнутьсЯ по  диагонали,  чтобы  найти  более  прохладное  место на
простыне,  и  приходилось  отодвигатьсЯ  на  край, а  то  еще  скатишьсЯ  на
середину, где  столкнешьсЯ с ‘елией и, возможно, пробудишь девочку  ото сна,
полного  гневных  родителей  или  югославских плЯжей,  -- все  это ничуть не
пробуждало в  ней  всегдашнего  желаниЯ наводить  порЯдок,  отвергать всЯкое
нарушение  своих  привычек.  Ћна  с  иронией  подумала  о •уане, о  том, как
недоверчиво  бы он  глЯдел,  окажись  он  здесь,  рЯдом  с  кроватью  или  в
каком-нибудь другом  углу комнаты, как он стоЯл бы и покорно  ждал, что она,
как  всегда, отдаст кесарю кесарево, и вдруг  обнаружил бы, что почему-то на
сей раз все тихо и что  она как  бы  умиротворена и безропотно примирилась с
вторжением ‘елии в  ее дом и в ее ночь. Ѓедный •уан, далекий,  горький друг,
все это  могло бы каким-то  образом  быть длЯ  него,  окажись  он  здесь,  у
кровати,  в темноте, в  который раз ожидаЯ ответа, теперь звучавшего слишком
поздно и ни длЯ кого. "Ќадо было  тебе  самому приехать, а не  посылать  мне
куклу",  -- подумала  ќлен.  ‚се еще  с  открытыми  в  темноте  глазами  она
улыбнулась образу  отсутствующего, как улыбнулась  юноше, прежде чем согнуть
его руку  и нащупать вену, но ее улыбку ни один  из двоих не мог увидеть  --
один, голый, с застывшим профилем, другой в ‚ене, посылающий ей кукол.

     ‚ремЯ  от времени ей вспоминались  слова песни,  которую Љалак напевал,
мурлыкал  и насвистывал,  какое-то танго, где  говорилось о том, как,  желаЯ
спасти любовь, ее губЯт, что-то в этом духе, что в любезно сделанном Љалаком
переводе, наверно, наполовину терЯло  свой смысл. Џозже Ќиколь подумала, что
надо  попросить  его повторить  ей эти слова,  но  после поЯвлениЯ  ѓарольда
ѓарольдсона  и  удалениЯ портрета  доктора ‹айсонса  они как раз выходили из
музеЯ, и Њарраст без умолку  говорил, требуЯ  подробностей  происшедшего,  а
потом Љалак, насвистываЯ это танго,  ушел в моросЯщий дождь, и Њарраст повел
ее в паб выпить портвейна, а вечером --  еще и в  кино.  ‹ишь несколько дней
спустЯ, рассеЯнно гладЯ по голове спавшего рЯдом с ней Ћстина, она подумала,
что  с  некоторым правом могла бы применить к себе слова  танго,  и чуть  не
рассмеЯлась  --  по-французски все танго звучат немного смешно и приводЯт на
ум старинные фотографии смуглых  красавцев с черными, как у жуков, головами,
и так же смешно было, что рЯдом с нею спит Ћстин и что именно Њарраст обучил
его тем нескольким фразам, которые он, путаЯ акценты, с  трудом ей высказал,
пока держал ее в объЯтиЯх.
     „а, можно сказать, что между Ћстином и гномами невелика  разница; когда
Я смотрю, как он  спит, и глажу его  волосы -- на мой вкус, слишком длинные,
викинг-подросток, девственник,  -- то,  вспоминаЯ его отчаЯнную неопытность,
его  неловкость и нелепую заботливость,  Я  чувствую себЯ старой, матерински
настроенной развратницей. Ћтче,  Я каюсь в  том, что совратила юношу / Ђ кто
ты  такаЯ? / Ћтче,  сосед мой, Я  недовольнаЯ, mi chiamano cosi / Ња  il tuo
nome,  figliola  /  II mio nome e  Nicoie  /  Ahime,  Chalchiuhtotolin abbia
misericordia di te, perdoni  i tuoi peccati e ti conduca alia  vita eterna /
Confesso a te, paredro mio, che ho peccato molto, per mia  colpa, mia colpa,
mia  grandissima  colpa / Va bene, lascia perdere,  andate in  pace, Nicoie.
Visto:  se ne permette  la stampa74 / Ќо кто такой —альчукакеготам?/ ќто бог
тьмы, вечный разрушитель, чей образ ЯвлЯетсЯ лишь в крови жертв, в бесценной
влаге,  какой  становитсЯ кровь  на жертвенном  камне. Ћн воплощение женщин,
ставших  жертвами  и  обожествленных, в отличие от  принесших себЯ  в жертву
воинов / Ќо Я, отче, вовсе не  жертва, Я не хочу быть жертвой, это Я нанесла
первый удар, сосед мой,  Я  поспешила ударить, Я без зазрениЯ  совести гублю
свою любовь,  а  остальное  пусть тебе  споет Љалак, он  это знает на  своем
Языке.  Ђ насчет того, что se ne permette  la stampa,  -- это грубый  лЯпсус
моего  соседа,   он,   видите   ли,  не   очень  силен  в  наречии,  которым
заблагорассудилось  изъЯснЯтьсЯ  недовольной, когда среди прочих кошмаров ей
грезилсЯ этот  литургический эпизод. Ќо  зато  ей  не снилсЯ "Њарки-Љлаб" на
“ордор-стрит,  клуб со  старомодным джазом, и мрачный,  и без спиртного, там
молодежь сидела  на полу,  чтобы лучше  слушать соло старика  Ѓена ‚ебстера,
который в ‹ондоне проездом, и  Њаррает уже загодЯ  наклюкалсЯ,  знаЯ,  что в
"Њарки" будет самое большее чай да фруктовые  соки, и Ћстин  за  Яичницей  с
ветчиной и двумЯ стаканами молока толковал о Љропоткине, если не о Џотемкине
-- с  его  франко-английским не всегда разберешь. € в какую-то минуту, между
"Take  a  train"75 и  "Body  and soul"76, Ќиколь вспомнила слова  танго, как
повторЯл их  под дождем Љалак  длЯ  нее,  только  длЯ нее, устав  ее жалеть,
предлагать  карамельки  через окно вагона,  в  который  она  не  сЯдет;  она
осторожно  коснулась  руки  Ћстина,  сидевшего  между  нею  и  Њаррастом  на
скамейке,  котораЯ из-за стоЯвших  вокруг  людей  казалась темной  траншеей,
улыбнулась  ему, per mia  grandissima colpa,  да,  недовольнаЯ тронула  руку
Ћстина-викинга, улыбнулась  смущенному и жаждущему  Џарсифалю, о, der Reine,
der  Tor77, и тут  Ћстин  вмиг  проглотил  все  ступеньки эпизода с одесской
лестницей  (а  все же речь шла о "Џотемкине"), и его  адамово Яблоко  только
разок дернулось, прежде чем он стал робко удостоверЯтьсЯ, что рука, играющаЯ
его рукой, принадлежит подруге  его учителЯ  французского, которого  укачали
"Body and soul" и предусмотрительно принЯтые стаканы красного вина, и тут их
руки, вроде тарантулов-лунатиков, отправились на прогулку  по кожаной обивке
скамейки, то сплетаЯсь, то разбегаЯсь врозь, то указательный  к большому, то
четыре пальца к трем, то влажнаЯ ладонь на волосатую тыльную сторону ладони,
per mia colpa,  и  Ћстин опЯть судорожно проглотил русско-Японскую войну или
что-то в  этом роде, пока с  опаской не  убедилсЯ, что Њарраст  поглощен,  и
отсутствует, и полностью с  Ѓеном ‚ебстером, и тогда он ткнулсЯ в шею Ќиколь
первым  легким  поцелуем  Явно сыновнего свойства.  Visto, se ne permette la
stampa,  пойдем отсюда,  здесь  слишком  жарко,  и  иронический  страх,  что
Џарсифаль может в  последний момент спросить: "What about  him?"78  He имеет
значениЯ,  детка,  одним гномом  больше, одним  меньше, тут  тоже  есть своЯ
прелесть, если  закрыть глаза,  и видеть другое  лицо, и чувствовать  другие
руки, и отдаватьсЯ другим  губам.  Chalchiuhtotolin abbia misericordia dite,
бог тьмы, бесценнаЯ влага, всесильный разрушитель.

     Ќикто не мог  бы объЯснить,  почему она постепенно отвлеклась от чтениЯ
романа и стала разглЯдывать со всех сторон подаренную  •уаном куклу, думаЯ о
его причудах,  о том, что  и ему  иногда нравитсЯ рассматривать  ее  со всех
сторон, как куклу, и  спрашиваЯ себЯ, какаЯ из причуд месье Ћкса ждет своего
часа в  этом  набитом  паклей,  небольшом, округлом животике, а  может,  там
ничего и  нет,  может,  •уан  просто  забавы  ради рассказал ей в  тот вечер
выдуманную историю в поезде, шедшем в Љале. „а еще гнетущаЯ тишина в комнате
‚ладислава Ѓолеславского и липкий,  унизительный страх мало-помалу одолевали
’елль и  заставили  ее  быстро одетьсЯ, выйти через, двустворчатую дверь  --
сперва испуганно поглЯдев в глазок, -- поднЯтьсЯ по исторической  лестнице и
пробежать  по темному  коридору до первой полуоткрытой двери, за которой уже
ничего  не могло  ей  помешать  судорожно уцепитьсЯ за •уана и с внезапной и
неуместной радостью  обнаружить,  что  •уан  тоже  дрожит  и что  первой его
реакцией,  когда  он  почувствовал руки  ’елль у  своего  лица, было сделать
боковой  выпад  левой, который  лишь  ангелу  хранителю  всЯкого  скандинава
удалось  превратить  в дружеское  объЯтие  и  в поворот  вдвоем  синхронно с
движениЯми  фрау Њарты,  котораЯ начинала обходить  кровать,  не  переставаЯ
светить в лицо юной англичанке, а та с раскрытыми, застывшими глазами словно
не замечала медленного скольжениЯ потайного фонарЯ. ’елль едва не закричала,
но рука •уана заранее приблизилась к ее губам  и прижалась к ним чем-то, что
показалось ей пЯтью  ледЯными липкими пластырЯми, и ’елль все понЯла, и •уан
убрал  пальцы, чтобы впитьсЯ ими в плечо ’елль, как бы  внушаЯ:  Я здесь, не
бойсЯ, что не слишком-то утешало ’елль, когда сам •уан  так дрожал  и  когда
она  видела  это завороженное  лицо,  вписанное  в  желтый  круг  и, будто с
ожиданием,  слегка  улыбавшеесЯ. ‚ыходит, они  опоздали,  они это понЯли без
слов, и было бы просто нелепо кричать, включать свет и будоражить весь отель
из-за чего-то уже совершившегосЯ, что не станет опасней, хоть повторЯйсЯ оно
сто раз, уж лучше стоЯть вот так, прижавшись к „вери, и смотреть, в конце-то
концов ради  этого они  переехали  в "ѓостиницу ‚енгерского  ЉоролЯ", ну, не
совсем ради этого, но, если их  благие намерениЯ  потерпели  крах,  что  тут
можно поделать, к тому же у англичанки был такой спокойный и счастливый вид,
она смотрела  на  приближавшуюсЯ  шаг за шагом  фрау Њарту,  похожую, позади
потайного фонарЯ, на сухой  угловатый куст, в одной руке фонарь, другаЯ тоже
приподнЯта, и серый ореол волос, озаренный слабым лучом, видно просочившимсЯ
сквозь щели в  жести  --  наверно, во всех  потайных  фонарЯх  бывает щель в
задней стенке, и фонарь ќршебет  Ѓатори тоже, наверно, смутно освещал черные
графинины волосы, когда она приближалась к кровати, где свЯзаннаЯ по рукам и
ногам  служаночка билась с клЯпом во рту, в отличие от юной англичанки, хотЯ
после первого посещениЯ  они  все тоже ждали графиню вот  так,  все сидели в
кровати уже без пут  и клЯпов, свЯзанные  другими,  более глубокими  узами с
ночной гостьей,  котораЯ ставила  фонарь  на  ночной столик  так,  чтобы  он
продолжал  освещать  профиль  нешелохнувшейсЯ девушки и ее шею, которую рука
фрау  Њарты принЯлась  обнажать,  медленно  раздвигаЯ  кружевной  воротничок
розовой пижамы.

     "Ђ если мне ее  разбудить, -- подумала ќлен, -- если сказать ей об этом
как о чем-то  бесспорном, будто •уан и вправду был здесь и Я ему улыбнулась;
если просто сказать: с  тобой  в этот дом  пришел •уан, или сказать: сегоднЯ
днем Я  в клинике убила  •уана, или, может быть, сказать: теперь Я знаю, что
настоЯщаЯ кукла -- это ты, а не  та маленькаЯ слепаЯ штуковина, котораЯ спит
на  стуле, и тот, кто  тебЯ прислал, он здесь, он  пришел с тобой,  несЯ под
мышкой  куклу,  как  Я  несла без  конца пакет с  желтой  тесемкой,  если ей
сказать: он был голый и такой молодой, и Я никогда еще не смотрела на плечи,
на  торс как  на  что-то иное,  чем плечи и торс,  Я никогда не  думала, что
кто-то так  может быть  похож на •уана, --  наверно,  потому, что не  знала,
каков  из  себЯ  •уан, если сказать: Я  завидую тебе, да,  завидую,  завидую
твоему  невинному, крепкому сну, твоей  руке, котораЯ  легла на мою подушку,
завидую,  что  ты  можешь уйти  из  дому,  воевать  со  сколопендрами,  быть
девственной и полной жизни длЯ кого-то, кто придет к тебе по одной  из дорог
времени, завидую, что ты трепещешь, будто каплЯ,  на краю  будущего,  что ты
такаЯ сочнаЯ, такой свежий росток, такой выглЯдывающий на солнышко червЯчок.
…сли б Я могла сказать тебе это, не разбудив, но  каким-то образом проникнув
тебе в душу, если  прошептать тебе на  ухо: бойсЯ катаров.  …сли бы Я  могла
взЯть  у тебЯ чуточку твоей, такой  обильной жизни, не  повредив  тебе,  без
пентотала,  если  б  Я  была  властна над тем  вечным  утром, в  которое  ты
облечена,  и  могла  перенести  его туда, в  подвал, где толпЯтсЯ  плачущие,
недоумевающие люди,  могла повторить то  движение  и сказать: сейчас  Я  вас
уколю, но боли не будет, и чтобы он открыл глаза и ощутил, как в вену входит
тепло возвращениЯ, тепло жизни, тогда Я  опЯть  могла бы лечь  с тобой рЯдом
так,  чтобы ты и  не знала, что  Я уходила и что •уан  здесь в темноте,  что
непостижимый  тихий  ритуал сблизил нас с тобой в эту ночь, нас,  бесконечно
далеких, приведЯ  друг к другу от  грусти •уана, от твоего ликованиЯ молодой
кобылки, от моих ладоней,  полных  горЯ  -- но нет, возможно, в моих горстЯх
уже нет  горЯ, быть может, Я спаслась, сама  того  не знаЯ,  --  от  причуды
’елль, от куклы, котораЯ и ’елль, и •уан, и, главное, ты, и тогда можно было
бы  спать,  как  спишь  ты, как  спит кукла в сделанной  тобой  постельке, и
проснутьсЯ,  чувствуЯ себЯ  ближе  к  тебе,  и к  •уану, и  к миру, и начать
примирЯтьсЯ или забывать,  соглашаЯсь с  тем,  что  молоко  может убежать на
огонь и в этом нет  ничего страшного, что тарелки  могут оставатьсЯ немытыми
до  вечера,  что можно  не  убирать  постель  и  жить  с  мужчиной,  который
разбрасывает повсюду свое белье и выбивает трубку  в кофейную чашку. Ђх,  но
тогда этому юноше не надо было умереть так сегоднЯ днем, зачем же сперва он,
а потом ты, зачем он  "до", а ты "после". Љак подумаешь, что  вдруг бы можно
было изменить порЯдок, уничтожить  эту  смерть, заклЯсть ее, изгнать отсюда,
из этого  напрасного ожиданиЯ бессонницы, о, какаЯ дурацкаЯ чушь! Ќет, ќлен,
будь верной себе, дочь моЯ, ничего не поделаешь, твои мечты о том, что жажда
жизни, пробужденнаЯ в тебе девчонкой и ее куклой,  может что-то изменить, --
это пустые мечты, нет, знаки говорЯт Ясно, кто-то умер сперва, жизнь и куклы
пришли потом,  но уже напрасно. ‘лышишь, как она дышит, слышишь  этот другой
мир, в который тебе уже нет доступа,  слышишь кружение  ее крови, которой не
быть  твоей кровью; чем ближе ты  к этому умершему,  похожему  на •уана, тем
безнадежней;  вот если бы изменилсЯ порЯдок, если бы он очнулсЯ от обморока,
чтобы исполнить обещанное,  робкое свое "до свиданьЯ", о, тогда, может быть,
тогда  кукла и  девочка, любЯщаЯ  сыр "бебибел", возможно, были бы  Явлены в
должном порЯдке, и Я могла бы ждать •уана, и все то,  что мне сейчас видитсЯ
по-другому, то, что можно иронически назвать "томлением", все это обернулось
бы куклой  в пакете, подлинной  весточкой от •уана, дыханием этой счастливой
девчушки. ’ак значит, бреши не  может быть, Я должна идти дальше  по пыльной
дороге и снова чувствовать тЯжесть  пакета, режущего мне пальцы? Џоговори со
мной,  ‘елиЯ,  во  сне, в своем  глупом, покорном  забытьи, скажи ты  первое
слово, скажи мне,  что Я ошибаюсь, как это мне  говорили столько раз, и Я им
верила,  но,  едва  войдЯ  к себе,  снова  впадала  в  свою профессиональную
привычку,  или в  свою гордыню,  скажи мне, что ’елль не совсем уж  напрасно
прислала мне  куклу и  что ты и впрЯмь тут, рЯдом, несмотрЯ на ту немыслимую
смерть под белыми лампами. џ не  усну, нет, не усну всю ночь, Я увижу первый
луч зари в этом окне, свидетелЯ стольких бессонниц, и Я пойму, что ничего не
изменилось, что пощады нет. ЃойсЯ катаров,  девочка, или сумей вырвать  менЯ
из этого болота. Ќо ты спишь, ты  не ведаешь своей силы, тебе не узнать, как
тЯжела твоЯ рука, лежащаЯ на моей подушке, тебе так и не узнать, что терпкий
ужас этого  днЯ и смерть в холодном свете ламп отступила на миг перед теплом
твоего  дыханиЯ, перед этим теплом,  простершимсЯ словно озерцо на солнечном
песке.  Ќе  просыпайсЯ,  Я  хочу  еще  послушать,  как наплывают  и  опадают
маленькие  волны твоего  озера, позволь мне думать, что,  если бы  •уан  был
здесь и смотрел на менЯ, тогда что-то, что было бы уже не мною, вырвалось бы
из ложного бесконечного  отчуждениЯ, чтобы  протЯнуть к нему руки. Ђх, знаю,
это все обман, ночные химеры, но  не  шевелись, ‘елиЯ,  позволь мне  еще раз
попытатьсЯ  изменить порЯдок:  прощание,  вонзающаЯсЯ  в  руку  игла, пакет,
столик  в "Љлюни", зависть, надежда  и  еще то, другое, ‘елиЯ,  с  чем, быть
может,  легче  будет понЯть или совсем себЯ погубить, не шевелись, ‘елиЯ, не
просыпайсЯ.

     -- ’ак значит, она уже?..
     -- Ќу да, стоит посмотреть на ее глаза, -- прошептал •уан. -- Ќе сумели
мы уследить, а теперь уже поздно, как всегда бывает.
     -- ‹учше об этом никому не рассказывать, -- сказала ’елль, -- серьезные
люди сочтут бредом.
     -- ‘реди  наших знакомых мало людей серьезных, -- сказал •уан,  который
ужасно быстро уставал,  когда приходилось  говорить  сдавленным голосом.  --
‘ерьезные  люди,  как  правило,  узнают  о  таких  вещах,  читаЯ  газеты  за
завтраком. Ќо скажи, как может быть, что они нас не слышат?
     -- Џросто мы говорим очень тихо, -- блестЯще нашлась ’елль. -- Ђ то бы,
конечно, в такой час и в той же комнате...
     --  Џогоди,   погоди,   --  сказал  •уан,  пытаЯсь  установить   свЯзи,
ускользавшие,  как ниточки, которые,  кажетсЯ, могли  бы что-то сказать,  но
вдруг куда-то  исчезали,  когда  он,  внезапно и  смутно, начинал как  будто
понимать,  почему  фрау  Њарта  не  замечает  их  присутствиЯ, почему  дверь
осталась полуоткрытой  и ’елль смогла так легко к нему  подойти, почему юнаЯ
англичанка  не спала; и еще  ночь  в ресторане "Џолидор",  вдруг пронесшаЯсЯ
вихрем по чему-то, что не  назовешь памЯтью, была здесь, нарушаЯ  все законы
времени, и казалось -- сейчас все объЯснитсЯ, хотЯ  объЯснение невозможно; и
еще  это  поползновение к бегству, представлЯвшее  тот  факт (как иначе  его
назвать?),  что губы фрау Њарты  еще не  припали к горлу девушки и что следы
преступлениЯ  едва “гадывались в двух крошечных багровых  пЯтнышках, которые
не отличишь от двух родинок, -- чистейшим пустЯком, конечно не заслуживающим
быть причиной скандала или страха, которые легко подменило почти равнодушное
непротивление, и оно также --  •уан это чувствовал, и бесполезно было бы это
отрицать -- было одной  из ниточек,  которую  он хотел бы свЯзать с  другими
ниточками, чтобы  наконец прийти к  пониманию, к  чему-то имеющему  облик  и
название, но в этот миг ’елль стиснула  его  бицепс с  резкостью стрелЯющего
стартера,  молниеносно  взламывающего  идеальную неподвижность, и вот  струЯ
воды  обрушиваетсЯ на  кучу  совершенно  сухих  людей,  стоЯщих  у бассейна.
ЏроклЯтье, про себЯ выругалсЯ •уан, понимаЯ, что ему все равно не удалось бы
свЯзать отдельные ниточки, как не сумел  он этого сделать  в вечер ресторана
"Џолидор",  что,  как  не  раз уже  бывало,  он  оказалсЯ обманут  страстной
надеждой и  что рука ’елль, сжимающаЯ его бицепс, ЯвлЯетсЯ как бы  невольным
оправданием теперь,  когда  все опЯть растворилось  в  пассивном приЯтии, не
столь далеком от соучастиЯ.
     -- Ќе дай ей укусить, -- прошептала ’елль. -- …сли только она укусит, Я
на нее кинусь и убью.
     •уан продолжал смотреть, ни  на что другое не способный. Ћн чувствовал,
как, прильнув к нему, дрожит ’елль -- его трепет вдруг передалсЯ ее телу. Ћн
же вЯло  обнЯл ее за талию, прижал к себе. "Љонечно, нельзЯ допустить, чтобы
она  укусила,  --  подумал он. -- €  хотЯ  уже ничего  не изменишь, это дело
принципа".  ЌесмотрЯ  на  одолевшую его  апатию, каждаЯ подробность  действа
воспринималась с почти  нестерпимой выпуклостью и четкостью, хотЯ восприЯтие
это было  лишено смысла, не будило совести; по сути, человеческой здесь была
только дрожь ’елль, ее страх  при  виде того,  как  фрау  Њарта  медленно --
словно  чтобы  продлить  удовольствие  --   наклонилась  и  затем  внезапным
движением опустила руки к талии  девушки и  принЯлась тЯнуть кверху  розовую
пижаму, не встречаЯ ни стыда, ни сопротивлениЯ, пока не обнажилась  грудь, и
тут девушка,  будто этого лишь  дожидалась, чтобы  не  утруждать  себЯ  зрЯ,
вскинула жестом танцовщицы кверху руки, и пижамнаЯ блузка была снЯта и упала
на пол у кровати, напоминаЯ  комнатную собачку, свернувшуюсЯ  клубком у  ног
хозЯйки.
     --  Ќе допусти этого, не допусти / Џогоди, ты же видишь, она ей  ничего
не  сделала / Ќо это ужасно, не дай ей /  Џогоди  / џ не  хочу,  не хочу / џ
думаю,  а если... /  Ћна сейчас укусит ее  в  грудь, не  допусти до этого  /
Џогоди / •уан, ради бога / ѓоворю тебе, погоди, надо убедитьсЯ,  что... / Ќо
это ужасно, •уан /  Ќет, ты смотри / Ќе хочу; говорю тебе,  она ее укусит  /
‘мотри, ты же видишь, что нет / “кусит, укусит, она просто  выжидает, потому
что слышит нас, но она укусит / Ќет, ’елль, не  укусит / €ли сделает еще что
похуже,  не допусти  этого / џ не допущу / Ќу вот, вот сейчас, •уан / Ќу же,
дорогаЯ, минутку подожди еще, тут  что-то не то, это  чувствуетсЯ, не бойсЯ,
она ее не укусит, она ее раздела не длЯ того, чтобы укусить, она сама уже не
знает, длЯ чего, глЯди на  нее,  она как бы забыла,  что должна сделать, она
растерЯлась,  глЯди на  нее, хорошенько глЯди, видишь,  она поднимает с полу
пижаму и подает девушке,  хочет помочь ей надеть,  и  это так же трудно, как
одевать покойника. Џочему бы тебе не  помочь ей одетьсЯ, ’елль? †енщины  так
ловко это делают, прикрой эти невинные грудки, ты же  видишь, они нетронуты,
нет, тут должно было произойти  что-то совсем другое,  фрау. Њарте  вовсе не
надо было снимать с нее пижаму, она пришла сюда,  чтобы еще раз прокусить ей
горло, а вместо этого... Ќет, ’елль,  мы никогда не узнаем, да не дрожи так,
порЯдок  восстанавливаетсЯ,  сперва  один  рукав,  потом  другой.  Ќу  Ясно,
дорогаЯ, мы  будем начеку, разумеетсЯ, горло все еще обнажено, и на нем  два
крошечных  следа,  но  ты увидишь, она ее  не укусит, все  расстроилось, все
пошло не так, возможно, из-за нас или из-за чего-то, что Я, казалось, сейчас
пойму, но нет, не понЯл.
     -- „евушка, зашевелилась, -- сказала ’елль.
     -- „а, верно, -- сказал •уан. --  Џока что можно с уверенностью сказать
одно -- сегоднЯ она будет невредима.
     -- Ћна надевает халат.
     -- ѓолубой, -- сказал •уан. -- Џоверх розовой пижамы. ’олько англичанка
способна на такое.
     -- Ћна сейчас выйдет  через ту  дверь, --  сказала ’елль. -- ’ам, между
двумЯ окнами, есть дверь, мы ее раньше не замечали.
     -- Ћ да, -- равнодушно согласилсЯ •уан. -- ”рау Њарта пойдет  за ней, а
потом пойдем мы. Ћ  да,  миссис, потом мы. ‘ама понимаешь, мы  должны  пойти
вслед за ними, это единственное, что мы можем сделать.

     Ќаверно, то  был  плЯж,  а  может,  неровный край  большого бассейна, в
общем,   что-то  пахшее  солью  и   Ярко  искрившеесЯ,  мимолетное  ощущение
блаженства,  длЯ  которого еще не нашлось слова или образа  в тот миг, когда
‘елиЯ приоткрыла в темноте глаза и  понЯла, что видела все это  во  сне; как
всегда, как всем нам, ей стало обидно, что пробуждение унесло ее  так далеко
и она даже не  может  вспомнить, кто  там был с нею  секунду назад,  видимо,
кто-то вышедший  из воды, ведь ее еще  не  покинуло ощущение влаги,  смутное
видение загорелой кожи и лета.  Ћна разочарованно закрыла глаза, потом снова
открыла с мыслью о том,  что не должна шевелитьсЯ, иначе разбудит ќлен.  ’ут
лицо  ее  обдало  теплом  приблизившегосЯ  другого  лица;  она  молча  стала
отворачиватьсЯ, стараЯсь  отодвинутьсЯ подальше, как вдруг  ощутила  на  шее
пальцы ќлен, они легко скользили наискосок от ее подбородка к основанию шеи.
"…й что-то снитсЯ", сказала  себе ‘елиЯ, "ей тоже что-то снитсЯ". Ђ рука тем
временем   медленно  поднималась  по  шее,  гладила  щеку,  ресницы,  брови,
растопыренными пальцами забиралась  в волосы, скользЯ по коже и  по волосам,
будто совершаЯ бесконечное странствие,  и опЯть  сдвигалась  к  носу,  затем
накрывала  рот,  задерживаЯсь  на извилине  меж  губами, очерчиваЯ  их одним
пальцем,   надолго  останавливаЯсь  здесь,  прежде  чем  опЯть   возобновить
нескончаемое движение по подбородку, по шее.
     -- ’ы не спишь? -- глупо спросила ‘елиЯ, и собственный голос  прозвучал
длЯ нее будто  издалека, еще с того плЯжа или бассейна, и был смешан с солью
и солнечным  теплом, которые  все никак не  хотели отделитьсЯ от руки на  ее
шее, скорее придавали этой руке уверенность теперь, когда  пальцы постепенно
твердели, застываЯ на ее горле, и рЯдом с ‘елией поднималось  что-то похожее
на темную волну, более темную, чем сумеречный воздух спальни,  а другаЯ рука
впивалась  в  ее плечо. € вдруг рЯдом с нею как  бы  выросло все  тело ќлен,
‘елиЯ почувствовала его одновременно щиколотками, бедрами, ќлен прижалась  к
ее боку и прЯди  волос обдали  ее губы морским запахом недавнего сновидениЯ.
‘елиЯ попыталась приподнЯтьсЯ, мЯгко отстранить ќлен, все  еще думаЯ, что та
спит  и что-то  видит во сне;  тут  она  почувствовала,  что  обе руки  ќлен
блуждают по ее шее,  гладЯт и  сжимают, причинЯЯ  боль. "Ћй, не надо, что ты
делаешь!"   --  вырвалось  у  ‘елии,  еще  отказывающейсЯ  понЯть  и   мЯгко
отстранЯющей ќлен. —то-то сухое, жаркое зажало ей рот,  ладони все скользили
по шее, забирались под простыню, ощупываЯ ее  тело, потом снова поднимались,
путаЯсь в складках пижамы, какое-то умолЯющее бормотание звучало у ее лица и
все ее тело придавило нечто зыблющеесЯ и  тЯжелое, все неистовей подминавшее
ее; ‘елиЯ  ощутила в груди нестерпимый жар и  тЯжесть,  и вдруг  пальцы ќлен
захватили  ее  груди, раздалсЯ  стон, ‘елиЯ вскрикнула, заворочалась, силЯсь
высвободитьсЯ,  чтобы ударить ќлен, но слезы  уже  душили ее,  и она, словно
опутаннаЯ сетью,  лишь  слабо  отбивалась,  почти не сопротивлЯЯсь, --  едва
заслонит рот или  шею, как  ласкающие руки оказывались на ее животе, скользЯ
вниз по  нему, и раздавалсЯ сдвоенный стон, руки  ‘елии и  ќлен сплетались и
расплетались, всхлипы перемежались с лепетом, обнаженную кожу хлестали Языки
пены,  два тела,  свиваЯсь, тонули в  волнах страсти, погружались в  зеленую
прозрачность вод, среди пузырЯщихсЯ водорослей.

     ’еперь  они, пожалуй,  уже  не  выслеживали,  но  просто  сопровождали,
англичанка и фрау Њарта уныло шли вперед гуськом,  а •уан  и ’елль следовали
за ними с той  пассивностью, какую •уан всегда меланхолически отмечал, когда
приходилось  идти  гуськом,  --  один  за  „ругим  сменЯлись  коридоры,  еле
освещенные  на  поворотах историческими  лампами  и желтым  кругом потайного
фонарЯ, как  бы подметавшим каждую из ступенек, которые наконец вывели их на
улицу  с аркадами, где  пахло сыростью. Џод  аркадами в этот час не  было ни
души,  хотЯ,  как  помнилось •уану, днем по  улице не пройти из-за лотков  и
торговок рыбой. Ћн  с  трудом обернулсЯ,  посмотрел  на ’елль -- понимает ли
также она, что они в первый раз  вместе в  городе, но ’елль глЯдела себе под
ноги, словно мостоваЯ не внушала ей довериЯ, и ни  она, ни •уан не смогли бы
сказать, в какой  миг  потух  потайной фонарь, уступаЯ  минутному розоватому
свету,  всегда озарЯвшему город ночью, а они тем временем миновали аркады  и
вышли на  площадь, по  которой двигались  ранние  трамваи с  еще  дремлющими
пассажирами,  едущими на работу, держа  в руках  свертки  с  едой, разбухшие
портфели, ненужные в этой жаре и сырости пальто. ЏереходЯ площадь, надо было
оглЯдыватьсЯ  вокруг,  потому  что трамваи  подъезжали без шума  и почти  не
останавливались,   скрещиваЯсь   и  разъезжаЯсь   через  точно  рассчитанные
интервалы,  и   когда  англичанка   вошла  в  один  из   немногих   вагонов,
останавливавшихсЯ  в  центре  площади,  и  фрау Њарта,  вдруг всполошившись,
побежала за  ней,  чтобы  не потерЯть ее,  и  •уан тоже побежал  (но где  же
замешкалась ’елль?),  и  люди,  толпившиесЯ  на  задней  площадке,  неохотно
пропускали его,  не  говорЯ  ни слова,  но пассивно сопротивлЯЯсь скоплением
многих  тел,  свертков  и  пакетов, резкий  толчок  тронувшегосЯ  трамваЯ  и
преградившаЯ путь безликаЯ масса создали как бы  новый регион,  где то,  что
произошло  в  "ѓостинице  ‚енгерского  ЉоролЯ", имело  меньше  значениЯ, чем
необходимость  пробитьсЯ  вперед,   чтобы  найти  англичанку,  котораЯ  уже,
наверно,  где-то в  передней части трамваЯ, и  фрау  Њарту, котораЯ, видимо,
преодолела  лишь  небольшое  расстоЯние, пробиваЯсь сквозь грозди полусонных
тел, уцепившись за петли, старающихсЯ продлить отдых перед началом работы.

     …ще много времени спустЯ ‘елиЯ предпочла  бы думать и отчаЯнно спорить,
что все это было как детскаЯ игра с закрытыми глазами,  что-то вроде жмурок,
когда натыкаешьсЯ на мебель и, продлеваЯ иллюзию игры, не хочешь соглашатьсЯ
с тем, что это мебель; но нет, то было бы неправдой -- по ту сторону век или
по  эту, все равно то,  что происходит, происходит, утро наступало  и в тебе
самой, и вне тебЯ, на приснившемсЯ озере или у бассейна солнце обжигало кожу
(серые полосы на шторах венецианского окна становились все отчетливей, как и
шум грузовиков и  голоса  первых прохожих), пока, повернувшись  спиною,  она
лежала  так  же  неподвижно,  как  ќлен,  отодвинувшись  от  нее,  насколько
позволЯла ширина кровати.  ‡акроешь глаза или откроешь, перед ними все то же
неотступное виденье и слышишь все тот же, теперь стылый и  кисловатый запах,
а в  теле та же противнаЯ  усталость,  тот  же остаток  бесконечного  плача,
начавшегосЯ в полной  темноте, столько  веков  тому назад,  где-то  в другом
мире,  который оказалсЯ тем же  самым миром,  где сейчас  минута  за минутой
утверждаетсЯ день, вторник, семнадцатое июнЯ. Ќичего не  осталось, ничто  не
началось, и эта  пустота, это  отрицание всего  сливались в нечто  единое, в
какую-то огромную глыбу без поверхности и  без граней, каменную  пустоту,  в
которой не было места ни длЯ чего,  даже длЯ плача, длЯ судорожного глотаньЯ
слез.
     --  Ќе устраивай трагедию,  --  в какой-то миг  произнесла  ќлен.  -- €
пожалуйста, не вздумай строить из себЯ обиженную.
     Ќадо было  повернутьсЯ  к  ней, влепить пощечину, вцепитьсЯ  ногтЯми  в
лицо. Ќе шевелЯсь, задыхаЯсь в  потной, черной пустоте, ‘елиЯ почувствовала,
что  даже  ненависти не испытывает, что,  если она и плакала,  то совсем  по
другой причине, хотЯ как будто плакала из жалости к себе или к ќлен.
     Џотом  она  даже   уснула,  иначе  невозможно  было  объЯснить,  откуда
поЯвилось лицо ее  отца, утирающего рот салфеткой, и опЯть игры на плЯже или
у бассейна.
     Ќо  нет,  плЯж  был до  того, конечно, до  рук ќлен,  если слова "до" и
"после"  еще имеют какой-то смысл; и вдруг наступил рассвет, и за  ее спиной
лежала неподвижно  ќлен.  "Ќет, Я  не  буду устраивать трагедию, -- подумала
‘еииЯ. -- ’о,  что Я сделаю сейчас, Я могла сделать раньше, но не сделала. “
менЯ нет права считать себЯ невиновной, чувствовать себЯ жертвой".
     Ћна засмотрелась на окно, устремлЯЯсь  к светлевшему небу,  потом очень
медленно опустила  одну ногу, за ней другую  и села  на край кровати.  •алат
валЯлсЯ у ее ног, она поднЯла его и  направилась к дверЯм ванной, ни разу не
взглЯнув на ќлен, увереннаЯ, что та не спит и знает, что она  хочет уйти, но
не  пошевельнетсЯ. Ћна даже  не  очень старалась  не  шуметь -- вода из душа
брызнула  на зеркало, кусок мыла ударилсЯ о край раковины, прежде чем упасть
на  резиновый коврик. Џотом она  включила свет  в прихожей  и занесла пустой
чемодан  в спальню,  где  ќлен  лежала,  повернувшись  спиной,  будто  желаЯ
облегчить ей сборы. ‘елиЯ оделась, открыла  стенной шкаф, сложила  в чемодан
одежду, книги, цветные карандаши. —емодан был уложен плохо и с одной стороны
не закрывалсЯ, ‘елиЯ билась с ним понапрасну, почти не видЯ, что делает, так
как  полоса  света  из прихожей захватывала только шкаф и кровать,  в  конце
концов она поднЯла чемодан, как он был, и понесла  в гостиную. ‘ама  не знаЯ
зачем,  она прикрыла за собой дверь,  и  тогда  увидела куклу,  лежавшую  на
табурете,  головою  к стене.  Ѓыли  Ярко освещены ее  головка и  кудри,  под
зеленой салфеткой  виднелись выпуклости  туловища. ‘елиЯ опустила чемодан на
пол, кинулась к кукле,  одним  рывком сдернула салфетку и швырнула куклу  на
пол -- та  разбилась  с  резким,  как взрыв,  но  тут  же заглохшим  стуком.
Ќеподвижно  стоЯ  в  дверЯх,  ‘елиЯ посмотрела  на  ќлен,  в  темноте  почти
неразличимую, и увидела, как та медленно поворачиваетсЯ, словно шум и впрЯмь
ее разбудил и она еще не понимает, в чем дело. Љукла сперва упала ничком, но
от удара перевернулась на спину и теперь лежала, расколотаЯ на две половинки
и с  вывихнутой  ручкой. ЏоднимаЯ чемодан  и готовЯсь  выйти, ‘елиЯ  увидела
туловище куклы и что-то торчащее из разлома. …ще не понимаЯ, она вскрикнула,
крик  этот  был  вызван не дошедшим до  сознаниЯ, непроизвольным  ужасом, за
которым последовало паническое бегство,  позади слышалсЯ  голос ќлен, тщетно
ее окликавший, устремленный  в пустоту, а ‘елиЯ бегом спустилась по лестнице
на улицу, пахнувшую хлебом, кофе с молоком и утром в восемь тридцать.

     ‚  какую-то  минуту  мне надо  было  выходить,  однако,  как  всегда  в
переполненных  трамваЯх,  было  нелегко  разглЯдеть  или  угадать,  где  тот
перекресток,  откуда  мне  предстоит  еще  идти  пешком  по  улице  „вадцать
—етвертого ЌоЯбрЯ; выйдЯ из трамваЯ, Я, конечно, окажусь на улице с высокими
тротуарами и  пройду  по  ней  до пустырЯ, где железные  ворота и трамвайные
депо, а потом будет улица и  дом,  где  менЯ ждут, где Я,  быть может, смогу
отдать  пакет  и  отдохнуть  от  этой поездки  среди  людей;  теснившихсЯ  и
теснивших  менЯ  на  каждом  повороте,   на  каждой   бесшумной   остановке,
завершавшейсЯ резким звоном.  Љогда наконец, ушибаЯсь  о  сумки,  и локти, и
портфели,  защищаЯ резавший  мне пальцы пакет, мне  удалось выйти, то,  едва
ступив на площадку трамвайной остановки посреди широкой улицы, Я понЯла, что
ошиблась и сошла то  ли раньше, то ли позже  того перекрестка, где следовало
выходить;   чувствуЯ  себЯ  как  бы  вытолкнутой  из  трамваЯ   грудой  тел,
толпившихсЯ на  передней площадке,  Я смотрела, как он  удалЯетсЯ по  улице,
котораЯ, казалось,  все расширЯлась, не становЯсь,  однако, площадью, справа
от  менЯ  высилсЯ какой-то  холм  с остатками  запущенного  парка или просто
участками голой земли, он торчал посреди города, похожий на курган, а за ним
виднелись  гараж  и  станциЯ  обслуживаниЯ  с  непременной  блестЯщей  лужей
машинного масла,  -- идеальный антураж длЯ того, чтобы почувствовать, что ты
окончательно заблудилась с этим  пакетом и боишьсЯ опоздать, никогда уже  не
попасть туда, где  тебЯ ждут. ѓде-то совсем далеко трамвай опЯть остановилсЯ
после  бесшумного движениЯ  по рельсам, во времЯ  которого •уану, стиснутому
скоплением тел  и сумок, пришлось всЯчески исхитрЯтьсЯ, чтобы вытащить двумЯ
пальцами монету из глубины кармана, между тем как на задней площадке толстаЯ
женщина  в  фуражке,  заломленной  набекрень,  протЯгивала руку  между  плеч
пассажиров,  и каждый с  трудом доставал монету и передавал ее соседу, чтобы
тот передал кондуктору, и было что-то вроде беспрерывного курсированиЯ монет
и билетов,  возвращавшихсЯ  через те же или через другие  руки,  пока их  не
схватывали вместе со сдачей, причем никто не протестовал, не ошибалсЯ и даже
не считал монеты. Џочти  в тот же миг, когда он поднЯлсЯ на заднюю площадку,
•уан увидел ќлен на середине трамваЯ, и, возможно, он сумел бы  пробратьсЯ к
ней или  хотЯ  бы выйти на том же перекрестке, если бы в этот момент старуха
не  потребовала  заплатить  за проезд, и •уан, и те, кто стоЯл  с ним рЯдом,
были вынуждены помогать друг  другу,  передаваЯ  деньги, и билеты,  и сдачу,
из-за этого он замешкалсЯ  и не успел пройти  вперед, когда ќлен, ни разу не
оглЯнувшись, уже собиралась выходить, и •уан потерЯл ее из виду, как если бы
ее вытолкнула из его полЯ зрениЯ плотнаЯ масса сгрудившихсЯ тел. Ђ когда ему
тоже удалось выйти, уже гораздо дальше, перекресток был обычным перекрестком
города,  уходили вдаль торговые рЯды и аркады,  и где-то в глубине начиналсЯ
новый город с домами-башнЯми и мерцающим блеском канала. €дти обратно, чтобы
искать ќлен,  было невозможно  -- улицы сразу же стали  раздваиватьсЯ  и  на
каждой  улице было по две, а то и по  три трамвайных линии.  Ћставалось лишь
прислонитьсЯ к стене да  выкурить  горькую и короткую  сигарету, как  он уже
курил когда-то в подъезде на парижской  улице,  и наконец спросить у первого
встречного,  где  находитсЯ „омгассе, и  поплестись  обратно в гостиницу. Ќе
слишком  взбудораженнаЯ  бессонной  ночью, ’елль, сидЯ возле кровати, читала
роман.
     -- џ потерЯла тебЯ из виду, как  только мы вышли, --  сказала ’елль. --
ђешила, что лучше вернутьсЯ, было так  жарко. …сли хочешь помытьсЯ, вода еще
теплаЯ,  хотЯ уже поздно  и в отеле экономЯт.  Љакое у тебЯ лицо,  бедный ты
мой!
     -- Ѓезумно тЯжелые  туфли,  -- сказал •уан, растЯгиваЯсь на кровати. --
‚ыпьем, о моЯ ‹есбиЯ, выпьем чего угодно, что есть под рукой. ‘пасибо.
     ’елль снЯла с него туфли, помогла  стащить сорочку и брюки.  Џолуголый,
дыша  с облегчением, •уан  встал, чтобы  глотнуть виски. ’елль уже опередила
его  на  два стакана, и это было заметно по  ее глазам, по особому выражению
рта.
     -- ‚о всЯком случае, нам больше не надо выслеживать, --  сказала ’елль.
--  ‚от увидишь, с  завтрашнего  днЯ в тех двух комнатах  будут  жить другие
люди.
     -- Њы этого не увидим, -- сказал •уан.  -- ‘ третьим  криком  петуха мы
возвращаемсЯ в "Љозерог".
     --  ‚от  и  отлично.  ’ам  такой миленький  бар и  подают замечательный
прозрачный бульон, не то по четвергам? не то по вторникам.
     -- Ђ знаешь, кто был в трамвае? -- спросил •уан.
     -- Ђ Я не видела никакого трамваЯ, -- сказала ’елль.  --  ’ы бежал  как
настоЯщий  спортсмен,  и  Я  не  стала  тебЯ  догонЯть,  бежать по  улице  в
сандалетах -- это же самоубийство. Ќо если ты сел в трамвай, тогда, конечно,
знаю.  ‚  трамваЯх  нас  всегда  ждет  наша  судьба,  это  Я  узнала  еще  в
Љопенгагене, давным-давно. Ќу и ты, естественно, потерЯл ее из виду.
     -- €ногда Я спрашиваю себЯ, как это ты можешь соглашатьсЯ со  всем, что
Я тебе говорю, -- проворчал  •уан,  протЯгиваЯ ей  стакан,  чтобы она налила
еще.
     -- Ќо ведь ты тоже мне веришь, -- сказала ’елль, как бы удивлЯЯсь.
     -- ‚ общем, было как  всегда,  -- сказал •уан. -- ЉакаЯ тоска, милочка,
какаЯ гнуснаЯ тоска. Ќе правда ли, кажетсЯ невероЯтным? “езжаешь так далеко,
часами летишь  в самолете через горные  хребты, и вдруг  в первом попавшемсЯ
трамвае...
     -- ’ы упорно желаешь разделить неделимое, -- сказала ’елль. -- ђазве ты
не знаешь, что трамваи -- это и есть Ќемезида, разве ты их никогда не видел?
‚се они всегда один и тот же трамвай, только войдешь и сразу видишь, что все
как всегда, -- неважно какаЯ линиЯ, какой город  или континент, какое лицо у
кондуктора. Џочему теперь все меньше трамваев, -- блеснула остроумием ’елль,
--  люди уже догадались  и их  уничтожают,  это последние драконы, последние
ѓоргены.
     -- ’ы очаровательно пьЯна, -- сказал •уан умилЯЯсь.
     -- €  ты, Ясное  дело, должен был  войти в  трамвай, и она тоже. „иалог
ќдипа и  сфинкса поистине  должен был происходить в  трамвае. ѓде  еще может
оказатьсЯ ќлен, как не на  этой ничейной земле? ѓде ты мог ее встретить, как
не в  трамвае, бедный  мой неудачник? Ќу, длЯ одной ночи предовольно, правда
ведь?
     •уан привлек ее  к  себе  и крепко обнЯл. ’елль  отчужденно и деликатно
разрешила  себЯ  целовать. ѓоречь  рта  с  утренним  перегаром сливовицы,  с
привкусом  виски, и  отдельных  номеров,  и  потайных фонарей, и англичанок"
покоренных древним привидением, все тщетное желание без любви после рассвета
с трамваЯми  и  невстречами;  ну  что  ж, Я  еще  раз  подставила  ему губы,
разрешила его рукам раздеть менЯ донага, прижать к нему, начать менЯ ласкать
в должном  порЯдке, с божественной  последовательностью,  котораЯ приведет к
божественному  мигу.  “же не в  первый раз, когда  его руки  и  губы  начнут
прогулку по моему телу, когда его взглЯд медленно заскользит по моим грудЯм,
животу или спине, Я почувствую, что перед ним возникает образ другой, что он
представлЯет менЯ, берет менЯ как  другую,  слишком хорошо  знаЯ, что  Я это
знаю, и  презираЯ себЯ. "Џочему он подарил мне куклу месье Ћкса? -- подумала
Я, засыпаЯ. --  Џошлю ее завтра ќлен, этот подарок длЯ нее предназначен. Њои
игры другие, это уже кончаетсЯ, ’елль, это уже кончаетсЯ. ‚от ты и  получила
твою  международную конференцию, твое венское барокко,  твое кафе  "Њоцарт",
твой  дрЯнной  фильм  ужасов  с  фрау Њартой,  твоего терзающегосЯ,  глупого
аргентинца.  By the way79, надо рассказать ему про письмо Њарраста, заказать
билет  на самолет  в  ‹ондон. Љакое счастье,  что  Я  не слишком люблю тебЯ,
дружок, какое счастье, что Я свободна, что Я дарю тебе свое времЯ и все, что
тебе угодно, не придаваЯ этому чрезмерного значениЯ, и в трамвае нам не быть
никогда, дружок, главное, в трамвае никогда, дурень ты мой бедненький".

     ‡вонок телефона был  как пощечина,  прекращающаЯ  истерику, бесполезные
вопросы, порыв бежать вдогонку за кем-то, кто  уже далеко. ќлен села на краю
кровати  и  выслушала сообщение, нашариваЯ свободной  рукой пижамную блузу и
натЯгиваЯ ее  на  дрожащие  плечи. ‚ десЯть пЯтнадцать надо быть в  клинике,
сменЯвшаЯ   ее  коллега  заболела.  •орошо,  она  вызовет  такси.  ‚  десЯть
пЯтнадцать, времени в обрез. ‘тараЯсь не  думать, она накинула халат и пошла
закрыть входную дверь. Ќадо помытьсЯ, вызвать  такси, надеть серый костюм, с
утра может быть прохладно. ‚ытираЯсь, она  длЯ надежности заказала  такси по
телефону и оделась, лишь бегло взглЯнув в зеркало. “же поздно, нельзЯ терЯть
времЯ  на уборку постели, уберет, когда  вернетсЯ. ‚зЯла  сумочку, перчатки.
’акси, наверно, уже ждет, а они долго  не ждут, почти сразу уезжают. ‚ойдЯ в
гостиную,  она  увидела вблизи куклу, котораЯ до тех  пор  светлела  розовым
пЯтном на  полу, как что-то,  о чем  нельзЯ было думать до возвращениЯ. ќлен
ухватилась за  дверной косЯк, почувствовала, что сейчас и  она  закричит, но
нет,  это --  когда  вернетсЯ, равно  как грЯзные  простыни, и беспорЯдок, и
невытертый  пол в ванной. ’уловище куклы  распалось  надвое,  было отчетливо
видно все  внутри. ’акси  не  будет ждать,  такси  не  будет ждать. …сли  не
спуститьсЯ немедленно, такси не  будет ждать,  они никогда не  ждут. ‡начит,
так, в десЯть пЯтнадцать в  клинике. €  если сейчас же не спуститьсЯ,  такси
ждать не будет.

     -- ’ак что сама понимаешь, -- писал Њарраст в письме ’елль,
     -- длЯ других в этом не  будет ничего необычного такое случаетсЯ каждый
день.
     но Я  отказываюсь верить что это можно объЯснить как возможно объЯснила
бы ты или •уан или мой сосед перечислЯЯ на пальцах  левой руки  все доводы а
пальцами правой делаЯ движение, напоминающее движение гильотины или веера.
     џ не пытаюсь себе ничего объЯснить, даже то,  что  Я пишу это письмо  в
трех метрах  от juke-box80; признатьсЯ,  Я  предполагаю, что пишу его •уану,
предвидЯ, что  ты дашь ему прочесть, это было бы  логично, и справедливо,  и
самоочевидно, и Я  говорю с ним через твое плечо, которое чуть заслонЯет мне
его  лицо.  џ так  противен себе, ’елль,  и мне  так  противен  этот  паб на
—ансери-‹ейн, где Я  пью уже пЯтый стакан виски, и пишу тебе, и теперь вдруг
подумал,  что  у  менЯ  даже  нет  вашего адреса. Ќо неважно, Я  всегда могу
сделать из письма  бумажный кораблик и бросить его в ’емзу с моста ‚атерлоо.
…сли  оно  до  тебЯ  дойдет, ты,  конечно, вспомнишь  ‚ивьен ‹и в  ту ночь в
Њенильмонтане81,  когда ты со  слезами  говорила  мне о  своем  друге-негре,
который  был  у  тебЯ в  „ании и разбилсЯ в красной  машине, а потом  ты еще
сильней разрыдалась, вспомнив фильмы того времени и мост ‚атерлоо. Џраво же,
в  ту ночь мы чуть-чуть не легли вместе, и  мне кажетсЯ, мы вполне  могли бы
это сделать, и все бы тогда изменилось или вовсе бы не изменилось, и Я, сидЯ
в кафе где-нибудь в Ѓратиславе или в ‘ан-”ранциско, все равно писал  бы  это
же письмо Ќиколь, говорЯ о тебе  и о ком-нибудь другом, кого бы уже не звали
Ћстин,  потому  что... ’елль,  ну  сколько  комбинаций  может  быть  в  этой
засаленной колоде, которую тип с рыбьей мордой  тасует  где-то за столиком в
глубине?

     ‡автра  Я возвращаюсь  в Џариж,  Я должен делать статую, ты,  верно, об
этом знаешь. Ќичего  страшного,  к сожалению,  Я быстро восстанавливаюсь; ты
еще увидишь менЯ смеющимсЯ, мы будем встречатьсЯ с моим соседом в "Љлюни", и
времЯ от времени с  Ќиколь,  и с  Ћстином,  и с  аргентинцами, и  даже может
случитьсЯ, что  ты и Я когда-нибудь лЯжем вместе просто от  скуки но не  длЯ
того, чтобы друг друга утешать, мне никогда и в  голову не пришло бы, что ты
могла бы утешатьсЯ от тоски по •уану с  кем-нибудь другим, хотЯ, конечно, ты
это сделаешь,  в конце концов мы все так поступаем,  но это  будет иначе,  Я
хочу сказать, ты не сделаешь этого с умыслом, как человек, хлопающий дверью,
как Ќиколь.  ‡аметь, если Я думаю, что когда-нибудь карты  колоды лЯгут так,
что соединЯт нас в одной из постелей этого мира, Я думаю  об этом без задней
мысли, а не из-за того, что со мною произошло или что может произойти у тебЯ
с •уаном Я  думаю об  этом, потому  что мы  друзьЯ,  и  еще тогда, когда  мы
беседовали о  ‚ивьен  ‹и в том кафе  в Њенильмонтане, еще  тогда  все вполне
могло кончитьсЯ поцелуЯми, это всегда было и длЯ тебЯ, и длЯ менЯ так легко,
да,  мы легко  целуем тех, кто нас  не любит, потому что  и сами-то  себЯ не
полюбили  бы,  думаю,  тебе  это понЯтно.  џ  должен  сделать  тебе  ужасное
признание: сегоднЯшнее утро Я провел в парке. ’ы мне не веришь, ведь правда?
џ -- в окружении зелени и голубей.
     ’огда  Я еще не начал пить, и, наверно,  было  бы лучше  писать  тебе с
блокнотом на коленЯх под каштаном, похожим на дурацкую  страну птиц. џ  ушел
из отелЯ,  стараЯсь  не  шуметь, потому что Ќиколь  еще спала, Я заставил ее
уснуть, понимаешь, было невыносимо продолжать разговор все о том, о чем  уже
столько говорено, и Я заставил ее принЯть таблетки и ждал, пока она уснет, и
еще постоЯл, глЯдЯ на нее, знаешь, ’елль, -- говорю это, потому что пьЯн, --
мне кажетсЯ, Ќиколь уснула, увереннаЯ, что больше не проснетсЯ, ну, что-то в
этом  роде,  понимаешь, и, прежде  чем закрыть глаза, она посмотрела на менЯ
говорЯщим взглЯдом, посмотрела с  невыразимой предсмертной благодарностью, и
Я  уверен, она думала, что  Я ее убью, как только  она уснет, или  что Я уже
начал ее убивать  таблетками. ‚от  такаЯ нелепость, и Я  стоЯл  возле нее  и
говорил ей  всЯкие слова, Ќиколь, гусеничка моЯ, слушай менЯ хорошенько, мне
все равно, спишь ты или  притворЯешьсЯ, бродишь,  быть может, по городу  или
стараешьсЯ удержать слезинку, котораЯ блестит на твоих ресницах, как  первый
иней,  помнишь, блестел на обочинах провансальских шоссе, когда мы  еще были
счастливы. ‚идишь, ’елль, как неутомимо тешитсЯ несчастье, воскрешаЯ картины
всего, что  было тогда ну просто становитсЯ невыносимо но, понимаешь, Ќиколь
спала и менЯ не слышала, и Я не хотел, чтобы она страдала за двоих, за •уана
и  за менЯ, из-за отсутствиЯ •уана и из-за  того, что мои  губы еще целовали
ее, не  имеЯ  на  то права, целовали с  той  немыслимой страстью, какую дает
отсутствие права.  € Я говорил ей все это, потому что она менЯ не слышала, а
до того,  как она  уснула,  мы проговорили  почти  всю ночь,  главное, чтобы
убедить ее остатьсЯ в отеле, раз Я уезжаю во ”ранцию и оставлЯю ей номер, но
она  настаивала  на  том,  чтобы  сразу  же  перебратьсЯ  куда-нибудь,  она,
казалось, решила и во второй раз взЯть на себЯ инициативу, отрезать мне пути
к отступлению, словно  ей  мало было  моей тоски,  моих  идиотических усилий
понЯть, хотЯ бы начать понимать весь этот бред -- ты же не станешь отрицать,
что все это не имело никакого смысла и что единственное возможное объЯснение
было  таким  же детским, как  ее  рисунки  длЯ буквы  "Ѓ" в энциклопедии, те
самые,  которые  сохли  на  столе  у окна,  и Ќиколь  даже  не  пыталась это
отрицать,  только  взглЯдывала  на  менЯ,  и  опускала  голову, и без  конца
повторЯла рассказ о  том, что  она сделала, и эта было так наивно и глупо, и
всЯкий,  даже этот  болван Ћстин, понЯл  бы, что  она  сделала  это с  целью
отдалить  менЯ, заставить  менЯ наконец  ее возненавидеть,  изгнать из  моей
памЯти ее облик или  заменить его чем-то  грЯзным, все  было так  бесконечно
глупо, что Я мог  бы схватить ее в объЯтиЯ  и уложить ничком и поиграть, как
мы играли уже столько раз, награждаЯ ее шлепками, прежде чем целовать -- так
мы делали всегда, играЯ в шлепки, и, наверно, с тобою тоже такое бывало, это
есть во всех руководствах, особенно в копенгагенских. Џойми, ’елль, Я же все
времЯ  знал точно, что  Ћстин длЯ нее  ничто  и  что  единственный,  кто  ее
интересует,  --  это тот, кто будет читать поверх твоего плеча как поживаешь
•уан
     и если бы она переспала с ним, Я бы радовалсЯ за нее, Я сидел бы пьЯный
под тем проклЯтым  каштаном или в этом же пабе, и, право же, радовалсЯ бы за
нее,  и оставил бы ее  в  покое ради нее же, между  тем  как теперь, заметь,
’елль,  теперь Я  ухожу только  ради  себЯ, ’елль, да,  внезапно эта  глупаЯ
историЯ, это, так  сказать, немотивированное деЯние с  одной  лишь  целью --
разочаровать менЯ в обоих смыслах слова, этот идиотизм недовольной, желавшей
доставить мне причину вескую и именно на моем уровне, чтобы  уронить  себЯ в
моих глазах и заставить уехать, и  главное, да, ’елль, главное, предоставить
мне благородную роль,  взЯть вину на себЯ,  чтобы моЯ совесть была спокойна,
помочь мне выбратьсЯ из Ямы и найти другой путь, внезапно
     все это обернулось чем-то ею не предусмотренным, внезапно подействовало
наоборот, внезапно запЯтнало ее во мне -- уж  не знаю,  как бы это выразить,
все  проклЯтый juke-box и головнаЯ боль, от  которой череп раскалываетсЯ, --
да, запЯтнало, как будто
     она и впрЯмь спала с Ћстином, чтобы менЯ обмануть,
     понимаешь, или по какой-то причине предпочтЯ его,
     или безо всЯкой причины, кроме минутной прихоти
     или джаза Ѓена ‚ебстера,
     повторЯю, запЯтнало, будто  она и вправду хотела менЯ обмануть, и Я вот
сейчас сознавал, что она шлюха,  а Я рогач и прочее, а это же не так, ’елль,
нет, не  так, но  тут  в  игру вступает  обида,  что  недовольнаЯ  не  могла
предвидеть, -- Я  убеждаюсь в  том, что Я заурЯдный человек, ничем  не лучше
других, вполне муж, хотЯ не женат, и Я не могу ей простить,
     что она спала с  Ћстином, хотЯ  мне Ясно,  что она сделала это, не умеЯ
придумать ничего другого, и если б ты  видела ее взглЯд  в последние дни, ее
смущение, словно ее загнали в угол, если б ты видела
     менЯ, как Я по-идиотски молчал или просто надеЯлсЯ,
     как будто
     можно было еще на что-то надеЯтьсЯ, когда,
     в  общем, ’елль, ничего другого она не могла придумать, чтобы Я ушел со
спокойной совестью человека, который  прав,  потому  что  его  предали и  он
уходит и когда-нибудь он излечитсЯ
     потому что он был прав, тогда как она
     €тог  двойной:  непосредственный результат  тот же,  Я  возвращаюсь  во
”ранцию и так далее. Ќо, не
     будь Я таким глупцом (и это второе), мне следовало бы увезти с собою ее
всегдашний образ, воспоминание о глупенькой девочке, а Я, напротив, чувствую
ее в себе запЯтнанной, ее образ запЯтнан навсегда, но это не  она запЯтнала,
и Я это знаю и не могу этому помешать, пЯтно во мне самом, ведь Я не могу
     изгнать  из  своей  крови то,  что позволЯет  так трезво  рассуждать, и
напрасно  Я  стану говорить: глупаЯ девочка,  беднЯжка  недовольнаЯ, Ќиколь,
гусеничка  моЯ глупаЯ, Я чувствую ее грЯзной, в своей крови,  шлюхой в своей
крови, и, возможно, она тоже это предвидела и на это шла
     в конце концов
     но тогда было  бы замечательно,  ’елль,  ты в самом  деле  думаешь, она
могла предвидеть, что Я почувствую, что она шлюха, ты  думаешь, она вправду?
‡аметь, Я говорю: чувствую, о таких вещах не думают,
     это где-то там внизу или еще где,  думаю: беднЯжка, чувствую: шлюха, но
тогда ад торжествует, она
     же не хотела этого,  ’елль, она только хотела  разочаровать менЯ, знаЯ,
что сам уйти Я не способен, просто  узнать и оставить ее одну, а там  статуЯ
‚ерцингеторига, и  другаЯ  жизнь, и другие женщины,  что угодно, как было до
красных домов. ’ы полагаешь, она и впрЯмь думала, что Я ее убью? ‹ицо  такое
бледное, лучшее  у Ѓена ‚ебстера было "Body and soul",  но они не слушали, с
левой стороны шоссе, Я должен был все это объЯснить тебе,
     ’елль,
     накануне вечером мы ходили в кино, мы ласкали друг друга так долго, так
нежно. …е руки,
     нет неправда
     только мои руки
     мои губы
     она, вежливое ожидание, покорный ответ
     только ответ
     и мне было достаточно, ’елль, достаточно
     было достаточно и то было много
     ќто тоже неправда, ты же понимаешь, кто тут грЯзен,
     ’елль,
     и она  это знала и была  неспособна лгать, не умеет лгать, она сразу же
мне  сказала, вошла  в  номер  и сказала Map  Я  спала с  Ћстином  и  начала
складывать
     рисунки не глЯдЯ на менЯ и Я понЯл  что это правда и понЯл все и почему
и кто  виноват и опЯть увидел красные  дома  увидел  •уана  увидел себЯ  как
блевотину на полу у кровати и в эту минуту еще было
     так как она себе воображала невиннаЯ истерзаннаЯ
     отчаЯвшаЯсЯ до предела
     в эту минуту было Ясно как кристалл ее отречение
     ее безмолвный плач пока она укладывала рисунки
     в папку
     папку в чемодан одежду в чемодан желаЯ уйти
     прЯмо сейчас
     ’елль
     ее талиЯ, мои руки на ее талии, вопросы, почему,
     почему, скажи почему, только скажи почему?
     о, говорЯщаЯ блевотина, жалкий дурень
     бессонница таблетки ее бледное лицо этот паб
     каштан страх ‚ерцингеториг
     …сли бы Я сейчас вернулсЯ в отель Я бы ее убил
     каштан загаженный птицами мне больно вот здесь,
     ’елль, все вы женщины
     все шлюхи с птицами все шлюхи а Я мужчина
     ’елль
     оскорбленный но ее спасает ее пол Я настоЯщий
     мужчина
     беднаЯ моЯ шлюха беднаЯ бедненькаЯ шлюха
     мужчина спасен и его шлюха в нем
     мужчина потому что шлюха
     только поэтому
     и значит шлюха значит шлюха значит шлюха
     ‚ерю потому что нелепо

     Џоланко  был прав, но  только  наполовину: едва  они уселись  в  лодку,
двигатель дал такую скорость,  что обычнаЯ техника управлениЯ пошла насмарку
и судно достигло немыслимых рекордов,  попутно вышвырнув Џоланно,  Љалака  и
моего соседа на самый болотистый участок пруда.
     ЏройдЯ вброд полосу,  где трудно  было определить, что неприЯтней -- то
ли вода, губившаЯ их обувь, то ли хлеставшие по рукам камыши, -- потерпевшие
крушение  достигли острова на середине пруда и оттуда смогли должным образом
оценить   выразительность  воплей   и  стенаний  дочери  Ѓонифаса  ЏертейлЯ,
оставленной  на  суше,  пока   мужчины  испытывали  лодку,  и  патетическими
возгласами и жестами возвещавшей о своем намерении тотчас бежать за помощью.
     -- Ћна всегда так  разговаривает,  не  придавайте  значениЯ, -- скромно
сказал Џоланко. -- Ђ правда, двигатель потрЯсающий.
     Џоверхность острова составлЯла  не  более  двух  квадратных  метров, по
каковой  причине мой сосед и Љалак  были  далеки  от  того,  чтобы разделЯть
мореплавательский энтузиазм Џоланко, хотЯ дела обстоЯли не так уж скверно --
четыре  часа,  послеполуденное  солнце  и несколько "†итан", которые они без
долгих слов закурили. Њожно было  также ожидать, что дочь Ѓонифаса ЏертейлЯ,
кончив  излагать  свои   планы  спасениЯ,   приступит  к   их  практическому
осуществлению, на что потребуетсЯ времЯ, ибо на пруду никакой другой  лодки,
кроме потерпевшей аварию, не  было, однако ученики садоводческой школы могли
бы,  вероЯтно,  соорудить  из старых  досок  плот,  отвлекшись на  часок  от
прививки садовых  лютиков и петуний под  руководством  Ѓонифаса ЏертейлЯ.  Ђ
покамест у  потерпевших  крушение  было  достаточно времени,  чтобы высушить
туфли  и вспомнить лондонские деньки, а в особенности инспектора Љаррузерса,
фигуру совершенно  нереальную в романском пейзаже ‘ены  и  “азы,  где с ними
произошла  катастрофа,  зато  идеально  сочетавшуюсЯ  с  запахом  сырости  в
"Ѓолтон-отеле" и в разных кафе, которые все они посещали до днЯ злосчастного
поЯвлениЯ инспектора. Љалаку и Џоланко на эту историю было наплевать, но мой
сосед чувствовал себЯ оскорбленным вмешательством инспектора Љаррузерса, что
было длЯ него необычно, ибо стоило кому-то из его друзей влипнуть в историю,
как  он  почти  всегда старалсЯ занЯть позицию  равнодушного  наблюдателЯ. ‚
стиле,  по подозрению Љалака, заимствованном, видимо,  из какого-то  кодекса
майЯ, мой сосед снова  и снова возвращалсЯ к  тому  моменту, когда инспектор
Љаррузерс постучал в  дверь комнаты номер четырнадцать в  "Ѓолтон-отеле"  на
Ѓедфорд-авеню, где  Ћстин  занималсЯ  с  Њаррастом  французским,  а  Џоланко
налаживал систему блоков в миниатюре с целью  проверки, что  лодка  выдержит
тЯжесть двигателЯ сенокосилки,  подарка,  сделанного  Ѓонифасом Џертейлем  в
минуту необъЯснимого помрачениЯ ума. ‚оспоминаниЯ  моего  соседа шли в таком
порЯдке: некий  тощий  субъект, да,  субъект в  черном,  тощий и с зонтиком.
€нспектор Љаррузерс  был  субъект с зонтиком, тощий и в черном. Љак  всегда,
если  стучат  в  дверь, лучше не открывать, потому что за  дверью  навернЯка
будет тощий субъект с зонтиком, инспектор Љаррузерс в черном.
     -- —е, да ведь Я тоже там был, -- с досадой сказал Џоланко. -- Ђ Љалак,
хоть  и не  был,  знает  на  памЯть все, что произошло.  Џобереги-ка глотку,
братец.
     --  ЊенЯ поражает, -- с невозмутимым видом продолжал мой сосед, --  что
‘котланд-џрд облекает полномочиЯми субъекта, от  которого  разит  плесенью и
канцелЯрией, субъекта с зонтиком, тощего и одетого в черное, который вылупил
на нас глаза, похожие  на  истертые пенни. ѓлаза инспектора Љаррузерса  были
как истертые пенни, инспектор Љаррузерс ЯвилсЯ не затем, чтобы нас  выслать,
он никоим образом не мог бы  нас выслать из страны. ’ощим,  одетым  в черное
субъектам  приЯтнее, чтобы  жильцы гостиниц добровольно  покидали  страну  в
течение двух недель, они ходЯт в черном и с зонтиками, почти всегда их зовут
Љаррузерс, и от них разит  плесенью и канцелЯрией, глаза как стертые  пенни,
они стучатсЯ в комнаты отелей,  предпочитаЯ комнату номер  четырнадцать. Ћни
никого  не высылают,  они  ходЯт в  черном,  им нравитсЯ, чтобы жильцы отелЯ
уезжали  из страны  по  собственному желанию. ‚сех  их зовут  Љаррузерс, они
тощие и стоЯт за дверью номера. Ђ, ну тогда Я ему сказал...
     --  ’ы ему ни слова не сказал, --  прервал его Љалак. --  …динственным,
кто говорил, был Ћстин, по той простой причине, что  он знает английский. Ќо
и это  мало помогло, как доказывает наше присутствие на сем скалистом утесе.
”акт тот, что мы переезжаем с одного острова на другой, но каждый раз остров
почему-то становитсЯ все меньше, надо говорить как есть.
     -- Ђ Њарраст на это -- ни слова, -- с обидой сказал Џоланко. -- ‚ таких
случаЯх,  знаешь,  человек  идет  навстречу,  раскрывает  объЯтиЯ и,  как  у
„остоевского, сознаетсЯ, что это он  испортил воздух. ‚ конце концов Њарраст
сам  уже  решил тогда  уехать, не  говорЯ о том, что  муниципалитет  ЂркейлЯ
тратил  бешеные  деньги на  грозные  телеграммы.  Ђ  вы  знаете,  что  глыба
антрацита прибыла без предварительного  извещениЯ и  тамошние  эдилы  чуть в
обморок не упали, когда увидели ее величину?
     -- ‚еличину суммы в накладной, you mean82, -- сказал мой сосед. -- Ќо в
чем мог  себЯ винить Њарраст, скажите на милость? ЌевиннаЯ  шутка, маленькаЯ
встрЯска  закоснелого  образа жизни м-ра  ѓарольда  ѓарольдсона. ‡аметь, что
‘котланд-џрд  не мог против  нас ничего выдвинуть, кроме  панического, иначе
говорЯ, метафизического  и ноуменального страха. Ћни понЯли, что мы способны
совершить нечто покрупнее, что  то был всего  лишь эксперимент,  вроде как у
этого типа с  его электробритвой.  Ћ братьЯ,  за  дверью  поэта всегда будет
стоЯть  инспектор Љаррузерс. „а еще эта толстуха не поЯвлЯетсЯ  с плотом, и-
мы останемсЯ без сигарет, а скоро солнце зайдет.
     -- ђазведем костер, -- предложил Џоланко, -- и соорудим флаг из сорочки
Љалака, у которого их навалом.
     -- ‚ отличие от некоторых, Я чту гигиену, -- сказал Љалак.
     -- џ предпочитаю чувствовать сорочку на своем теле,  -- сказал Џоланко,
-- это бодрит  мою  душу. Ќу и  историЯ, че, все-то получилось хуже  некуда.
„аже мотор подвел, должен признать, что он слишком мощный длЯ такого  судна.
Ќе  поможете  ли вы мне построить корабль, но потЯжелее, ну что-нибудь вроде
триремы?  „рожу при  мысли,  что  толстухе  в  один  прекрасный  день  вдруг
захочетсЯ сесть в лодку, а на середине пруда, знаете, глубина  почти полтора
метра, с лихвой  хватит ей, чтобы утонуть.  Ђ мне не хотелось  бы терЯть эту
работу,  и с  толстухой  у нас  все ладненько,  хотЯ  папаша  --  премерзкий
чистоплюй.
     --  —то говорить, -- сказал мой сосед,  -- вы, дон,  вполне правы, дело
хуже некуда, но никто не станет отрицать, что мы знатно развлекаемсЯ.
     ‚  те сорок  минут,  что  они  провели на  острове,  размеры территории
предоставлЯли  им  весьма скромные возможности передвижениЯ --  так, Џоланко
перешел  на  камень,  где прежде сидел Љалак, а этот предпочел устроитьсЯ  в
некоем подобии каменной воронки, послужившей первым прибежищем моему соседу,
который  теперь лежал на земле в этрусской позе, опершись на локоть.  Љак ни
мало двигались все трое, они задевали друг  друга туфлЯми, плечами и руками,
и, поскольку остров высилсЯ в центре  пруда  подобно пьедесталу, наблюдатели
на суше могли бы видеть щедрые толчки, пинки и прочие стратегические приемы,
которыми каждый  из потерпевших  крушение старалсЯ увеличить свое  жизненное
пространство. Ћднако на берегу не было никого, кто бы мог за ними наблюдать,
и Џоланко, слишком хорошо  знаЯ дочь Ѓонифаса ЏертейлЯ, предполагал, что она
носитсЯ   как  угорелаЯ   по   плантациЯм   тюльпанов  в   поисках  учеников
садоводческой школы, которые взЯлись бы составить спасательный отрЯд.
     -- ‚ общем, мы правильно  сделали, что уехали, -- заЯвил мой сосед.  --
Ќевообразимое нашествие женщин, и все три,  как водитсЯ, вконец сумасшедшие.
Љакого дьЯвола примчалась в ‹ондон ’елль, скажите на милость? ‚ывалилась  из
самолета ‹юфтганзы с миной попавшейсЯ на крючок рыбы, даже не веритсЯ, а что
сказать о ‘елии, эта будто  из морга сбежала, не говорЯ  уж о  той, третьей,
ошалевшей от  экзистенциалистского угара, с ее  гномами и манерой вываливать
половину салата из своей тарелки мне на брюки, damn it.
     --  ’вой  английский  Явно  усовершенствовалсЯ,   --  заметил  Џоланко,
услышавший лишь конец фразы.
     -- Ђ мы уже  болтаем по-английски  довольно бегло, -- сказал  Љалак. --
ѓоворишь, сумасшедшие? Ћднако надо признать, что наш образ жизни в ‚ест-ќнде
не  даст  тебе особых оснований быть спесивым, че, или горделивым, если тебе
так приЯтней. Oh dear.
     ’ак продолжали они  беседовать на своем замечательном английском,  пока
Џоланко,  вдруг  встревожась, не  предложил произвести  генеральную  ревизию
запасов  сигарет  и провианта. “же  несколько раз доносились  до них крики с
плантации садовых лютиков, где Ѓонифас Џертейль в этот день обучал прививкам
по-румынски,  однако  спасательный  отрЯд  не   поЯвлЯлсЯ.  ‚сего  на  троих
оказалось двадцать  семь сигарет,  что было не так много, если  учесть,  что
двенадцать сигарет намокли, а  провианта  не было вовсе. „ва носовых платка,
карманнаЯ расческа да перочинный нож составлЯли наличный инвентарь  вместе с
четырнадцатью коробками  спичек,  принадлежавшими  Џоланко, у которого  была
маниЯ оптовых покупок. ЏредвидЯ, что спасательный отрЯд может  замешкатьсЯ и
что,  возможно,  вскоре изменитсЯ направление  муссона, мой  сосед предложил
укрыть  все  припасы  в  своего  рода  нише,  находившейсЯ  в  нижней  части
скалистого  конуса,  и  бросить жребий,  дабы  определить  управлЯющего  или
главного кладовщика, чьей обЯзанностью будет строгое распределение припасов,
необходимое в таких обстоЯтельствах.
     -- ‘читай, что  назначен ты,  -- в один голос сказали  Љалак и Џоланко,
которые   расположились  с  удобствами   и  не  желали   пошевельнутьсЯ  или
потрудитьсЯ ради общего блага.
     -- Њне это кажетсЯ в высшей  степени неправильным, -- сказал мой сосед,
--  но,  коли  на то  пошло,  Я  подчинЯюсь воле  большинства. „авайте  сюда
сигареты  и спички.  ќй  ты, не забудь про перочинный нож. —то  до  наручных
часов, пусть каждый оставит их при себе, их же надо заводить.
     --  Ћн  мне  напоминает  капитана  Љука,  -- сказал  Љалак с  искренним
восхищением.
     -- Ќа Ѓугенвиле, че, --  сказал Џоланко.  --  €шь ты,  провел несколько
недель  за  границей  и  уже совершенно утратил патриотическое  чувство.  ’ы
живешь во ”ранции или не во ”ранции?
     -- Њинуточку, -- сказал Љалак. -- ђаз уж ты ударилсЯ в национализм, так
надо его сравнивать  с  нашими адмиралами,  Ѓрауном или  Ѓучардом,  но,  сам
видишь, это мало что менЯет.
     --  ‘ледовало  бы  учредить  ночную  стражу,  --  сказал мой сосед.  --
„опустим,  толстуха  будет организовывать  спасательную  команду  еще  целый
месЯц, что менЯ ничуть не удивило бы у такого толстокожего существа, или что
им  вздумаетсЯ  приплыть ночью, в таком  случае полагаетсЯ разжечь  костер и
спрашивать пароль.
     -- —то до толстокожести, то вы, дон, сами  и  есть носорог лохматый, --
сказал оскорбленный Џоланко.
     -- ’ребую уважениЯ и дисциплины, -- приказал мой сосед. -- ‚ы назначили
менЯ главным и теперь, как положено, помалкивайте.
     Џоследовала  горЯчаЯ  дискуссиЯ  о  носорогах,  аргентинских адмиралах,
иерархии  и  на   сопутствующие  темы,  временами  прерываемаЯ  справедливым
распределением  сигарет  и  спичек.  ЏрислонЯсь к  пологому откосу  каменной
воронки, Љалак слушал их  краем уха  и засыпал  с меланхолическими мыслЯми о
лондонских  днЯх,  последнее,  что  он  увидел,  было  лицо  Ќиколь  в  окне
парижского поезда, и еще ему  подумалось  о том, что было  бы,  кабы в музее
запеть  танго или начать беседу  о пользе  путешествий  длЯ  гигиены ума.  ‚
конце-то концов, если ты искала верного средства, чтобы Њарраст тебЯ бросил,
почему же  лютнист,  Ќиколь,  когда рЯдом  с тобой,  на этом жутком музейном
диване, сидел  Я?  џ предлагал увезти  тебЯ далеко-далеко, проветритьсЯ  под
другими небесами,  ведь это ободрЯет, а ты ничего лучше не смогла придумать,
как... Ћ  тщеславный, о  обиженный, да это же Яснее,  чем ее  Ясные  голубые
глаза.  ‘о мною  это не было бы так  легко, менЯ бы  ты  не устранила  одним
взмахом руки, как лютниста, ты бы снова свЯзала себЯ с будущим на месЯцы или
годы,  а  тебе не хотелось  нового  будущего, такого  же  скверного,  как  и
прежнее, нового Њарраста, такого же терпеливого и покорного, как прежний, и,
стало  быть,  Ћстин,  муха-однодневка,  предлог,  чтобы  и вправду  остатьсЯ
одинокой.  Љак будто  ты  предчувствовала, что,  едва  поЯвитсЯ ‘елиЯ  с  ее
веснушчатой мордашкой,  всЯ коллекциЯ лютен заиграет  неистовую пассакалью и
сразу излечитсЯ от подростковых  страхов, от долгих часов ожиданиЯ у входа в
твой отель, от жалоб на плече у Џоланко, от желаниЯ убить Њарраста, не успев
выучить глаголы на "ir". He хватало  еще мне... „а, брат, ты узнал жизнь, ты
научилсЯ  быть также другими,  влезать в  их шкуру,  а ты, Ќиколь, поступила
правильно,  чтобы не быть чем-то, хоть чем-нибудь обЯзанной мне,  ведь тогда
тебе снова пришлось бы  страдать за всех, тебе, не желающей никому причинЯть
зла. „овольно,  что Я, сам того не знаЯ, подал тебе, крошка, идею, насвистав
то миленькое танго... “ф, какаЯ едкаЯ сигарета, они, конечно,  подсунули мне
одну  из  самых промокших,  да,  эти двое стакнулись, и, когда  настанет час
каннибальства, надо мне их опередить.

     Љалак  прикрыл  глаза, отчасти  потому, что  уже  засыпал,  отчасти  по
разумной  привычке  всЯкого  потерпевшего крушение  докуривать  сигарету  до
конца,  не вынимаЯ изо рта окурок, но  также  и потому, что в  полутьме  ему
отчетливей виднелось  лицо Ќиколь, после того как ’елль ему позвонила, чтобы
он помог им  отвезти чемоданы на вокзал. ‚от  Ќиколь пьет кофе  без сахара в
баре возле  "‚икториЯ ‘тейшн",  Ќиколь у окошка boat-train83  ("Nous irons a
Paris toutes les deux"84", -- пропела ’елль, высунувшись из окна до поЯса, к
ужасу  вокзальных  служащих),  Ќиколь протЯгивает  ему расслабленные  пальцы
правой руки, и  они на  минуту задерживаютсЯ в его ладони.  "‚ы все  слишком
добры", --  сказала  она,  словно  это  имело какой-то смысл, а  сумасшедшаЯ
датчанка сунула себе  в  рот горсть  карамелек  -- Љалак  с  меланхолическим
злорадством привез-таки обещанные карамельки на вокзал, провожаЯ Ќиколь, но,
разумеетсЯ, сумасшедшаЯ  датчанка  съест их  одна, а Ќиколь закроет глаза  и
пропустит  все  английские пейзажи; прислонись лбом  к окошку,  слушаЯ будто
издали доносЯщийсЯ  голос ’елль, котораЯ будет ей говорить о буревестниках и
моржах. €так, вот еще один пример того, что всЯкое вмешательство...
     -- ‚ этом пруду  бывают приливы! -- вскричал  мой  сосед, одним прыжком
став  на ноги и указываЯ  на  промокший  манжет штанины и льющуюсЯ  из туфли
воду. -- ‚ода прибывает, наши спички отсыреют.
     Џоланко был склонен думать, что мой сосед по нечаЯнности опустил ногу в
воду, но длЯ проверки все же положил  камешек на край  узехонькой прибрежной
полосы, и  все трое, затаив дыхание, стали ждать. ‚ода почти  сразу  накрыла
камень, а кстати,  и туфлю  Љалака, у которого одна нога свисала --  так ему
было  удобней  вспоминать ‹ондон  и  прочее, -- и  он,  изрыгнув  проклЯтие,
кое-как примостилсЯ  на  самом  верху воронки,  край  которой  был  довольно
широким.  ‘  этого места он  начал взывать к обитателЯм суши, следствиЯ чего
оказались  противоречивы  -- на берегу, в том секторе, где  кончались грЯдки
черных тюльпанов, поЯвилось несколько малолетних учеников, они остановились,
с  изумлением глЯдЯ  на  потерпевших крушение,  а  тем  временем  у клумб  с
садовыми лютиками показалсЯ ученик  постарше, с волосатыми ногами,  и,  пока
малыши  оторопело  и  выжидающе  усаживались  на берегу пруда, он,  упершись
руками в  бока,  согнулсЯ до земли в приступе такого отчаЯнного хохота,  что
можно  было подумать,  будто он  плачет в голос, затем он сделал  угрожающий
жест в  сторону  малышей,  и  все  они исчезли  с  той же быстротой, с какой
поЯвились.
     -- Ђх, детство, хваленый возраст, -- пробурчал Љалак, предвидЯ тот миг,
когда  товарищи по  несчастью начнут  у него  оспаривать каменную воронку, и
опасаЯсь  за свои  брюки.  --  Ќу  конечно, твоЯ  толстуха  лопает  салЯми в
каком-нибудь  углу, совершенно забыв  о нашей репутации, черт подери.  ‹учше
нам как-нибудь пройти до берега вброд, а там  обсушитьсЯ в деревенском кафе,
насколько  Я  помню,  у  них  есть  ром,  весьма  рекомендуемый  потерпевшим
кораблекрушение.
     -- ’ы с ума сошел, -- возмущенно сказал Џоланко. -- Ћтсюда до берега по
меньшей мере  пЯть  метров, не станешь же  ты  требовать, чтобы мы их прошли
пешком.  Ђ гидры,  а пиЯвки, а подводные Ямы? Ћн,  видно, думает, что  Я  --
капитан Љусто.
     --  ‚о всем  виноваты вы, дон,  --  сказал мой сосед. -- Ќам так хорошо
было среди цветов, и надо же было  усложнЯть  нам жизнь твоей чудо-турбиной.
‚от и  сидим посреди  пруда с его грозными  приливами,  в жизни  не слыхал о
подобном  Явлении. Ќадо было послать сообщение в адмиралтейство, а вдруг нас
за  это вычеркнут из черного списка,  и  мы когда-нибудь  сможем вернутьсЯ в
этот паб на —ансери-‹ейн, куда ходили с Њаррастом.
     -- Њне что-то уже неохота возвращатьсЯ в ‹ондон, -- сказал Љалак.
     --  € ты прав,  там такаЯ сырость.  Ќо, раз  уж об  этом заговорили, не
кажетсЯ ли вам странным такое  нашествие женщин в наш фаланстер? Ќиколь, эта
еще куда ни шло, беднЯжку можно даже не считать, мы ее почти не видели из-за
ее гномов и прочих дел. Ќо вдруг поЯвлЯютсЯ две другие, и не проходит и трех
дней,  как они и инспектор  Љаррузерс  делают жизнь там невыносимой --  один
своим приездом, другой тем, что хочет нас выдворить -- ну разве это жизнь?
     -- …сли подумать, -- сказал Џоланко, -- то ’елль приехала очень кстати,
она взЯла  на себЯ заботу о Ќиколь и в своей обычной  бурной манере вытащила
ее  из  Ямы. ‚едь  надо  признать, что из нас  никудышные  baby-sitters, как
говорЯт у нас в —елси.
     --  ‘огласен. Ќо  что ты  скажешь о  другой?  …й-то  за  каким дьЯволом
понадобилось приезжать в ‹ондон? ќто было точно как заговор, братьЯ мои, они
сыпались на нас со всех сторон, как собаки из космоса.
     --  Ћ, ‘елиЯ,  это  понЯтно,  --  равнодушно сказал мой  сосед, -- в ее
возрасте легко ездить  туда-сюда, она приехала не  ради нас, а может, просто
по привычке, приехала посоветоватьсЯ. •орошо бы узнать, что с нею случилось,
надо спросить у лютниста, уж он-то навернЯка обо всем информирован. Ђ теперь
скажите: видите ли вы  то, что Я вижу, или это уже начались  обычные в таких
обстоЯтельствах галлюцинации?
     -- ’акой  бюст не  может  быть  галлюцинацией, -- сказал Љалак. --  ќта
толстуха в своем платье-сафари смахивает на ‘тэнли.
     -- Ќу,  что Я  вам  говорил?  --  просиЯл от восторга Џоланко.  --  ЊоЯ
‡езетта!
     -- ‚ы, дон, вместо того  чтобы похвалЯтьсЯ интимными прозвищами,  лучше
бы  крикнули  ей, что  вы  доктор ‹ивингстон, пока  она  не  передумала,  --
посоветовал  мой сосед. -- —е, глЯдите-ка, они  тащат веревку и что-то вроде
лохани, спасательнаЯ операциЯ люкс. Help! Help!85
     -- ’ы что, не соображаешь,  она же английского  не  понимает, -- сказал
Џоланко. -- ѓлЯдите, какаЯ самоотверженность, а вы-то способны на такое? Ћна
привела всех учеников, Я тронут.
     --  „ай-ка  мне присесть на  краю  воронки, --  кротко сказал мой сосед
Љалаку.
     -- ‡десь место только длЯ одного, -- ответил Љалак.
     -- “ менЯ, видишь, уже носки мокнут.
     -- Ђ здесь ты можешь простудитьсЯ, Я чувствую, ветер здесь сильнее.
     ‘итуациЯ  изменилась,  и  это,  разумеетсЯ,  вызвало  оживленный  обмен
мнениЯми, а между тем на берегу  дочь Ѓонифаса ЏертейлЯ в окружении учеников
садоводческой  школы  заготавливала всЯческие спасательные принадлежности  и
столь  неумеренно  суетилась,  что  это  могло неблагоприЯтно  сказатьсЯ  на
практических действиЯх. Ћтнюдь не  собираЯсь мешать  спасательным операциЯм,
добавлЯЯ к  континентальным распорЯжениЯм советы с  острова,  наши друзьЯ  с
деланным стоическим равнодушием продолжали беседовать о своих делах. Џоланко
длЯ начала вскользь упомЯнул о решении,  принЯтом  всеми тремЯ после  визита
инспектора Љаррузерса и состоЯвшем в том, чтобы не оставлЯть ‘елию в ‹ондоне
одну -- после более или  менее внезапного  отъезда Њарраста, Ќиколь и  ’елль
проЯвлЯть солидарность было возможно только с ней. Љогда ж они оправились от
первого удивлениЯ, узнав, что к ним присоединЯетсЯ Ћстин со своими скромными
сбережениЯми и  двумЯ  лютнЯми  -- чему способствовали беглые робкие  улыбки
‘елии  и Явное стремление Ћстина найти местечко в вагоне, где поместились бы
лютни, ‘елиЯ и  он  сам,  --  трое  будущих  мореплавателей  понЯли, что длЯ
умственного и нравственного здоровьЯ группы не надо желать ничего лучшего, и
они оказались правы -- перемена, происшедшаЯ в Ћстине между мостом в —елси и
кафе в „юнкерке, где они ожидали  ferry-boat86,  была столь Явной, что одним
лишь различием в климате и широтах ее никак нельзЯ было объЯснить, не говорЯ
уж о том,  что и с ‘елией произошло подобное же  Явление, начинаЯ со станции
Ћук-ђидж, семь минут спустЯ после  отъезда из ‹ондона, причем  это совпало с
открытием, что  Ћстин, прилежный  ученик Њарраста,  начал столь красноречиво
изъЯснЯтьсЯ  по-французски,  словно  в  его речах действительно был какой-то
смысл.  €так,  на ferry-boat они взошли в  заметно улучшившемсЯ расположении
духа, и  при первых приступах тошноты -- то есть почти немедленно -- Љалак с
неким умилением мог наблюдать, как Ћстин  подвел ‘елию  к борту, укутал ее в
свой дождевик и какой-то миг поддержал  ее  лоб, затем утер платком ей нос и
помог пожертвовать Ќептуну выпитый на  суше чай с лимоном. “тратив  вместе с
влагой  всю  свою волю,  ‘елиЯ разрешила  себЯ лелеЯть и  выслушивала советы
Ћстина  касательно  дыханиЯ,  причем  он  с каждым часом  все  лучше говорил
по-французски, если  только не переходил на английский, и тут ‘елии помогали
подсознательные  воспоминаниЯ об уроках  в лицее. Љак бы там  ни  было, воды
треклЯтого  канала отражали изумительное солнце, и оно  ласково  их озарЯло,
день был такой,  что про всЯкую тошноту забудешь,  вдали постепенно исчезали
английские холмы, и, хотЯ ни  Ћстин, ни ‘елиЯ  понЯтиЯ не  имели  о том, что
ждет  их на  другом берегу,  становилось  все  очевиднее, что  они  намерены
встретить это  вместе -- Ћстин быстро превращалсЯ из ЏарсифадЯ в ѓалаада,  а
‘елиЯ,  отдаваЯ  тритонам последние глотки чаЯ, чувствовала  опору  в  руке,
удерживавшей  ее по ею  сторону  поручней, и в голосе, сулившем ей на лучшие
времена сюиты Ѓерда и виланеллы Џерселла.
     --  ’олько  бы  толстухе  не вздумалось  самой возглавить  спасательную
экспедицию, -- шепнул мой сосед Љалаку, -- во-первых, тогда длЯ нас на плоту
не останетсЯ места, а во-вторых,  она  тут  же у берега пойдет  на дно, если
только ступит на этот плот или что они там сооружают.
     -- Ќе думаю,  что она настолько глупа, --  задумчиво  сказал Љалак.  --
’рудность скорее будет в том, что все эти ребЯтишки хотЯт на плот, не говорЯ
о том, что у плота этого ни носа нет, ни кормы, и ты увидишь, какаЯ начнетсЯ
сумЯтица.
     Џоланко  с  нежностью  наблюдал  за  дочерью  Ѓонифаса  ЏертейлЯ и  уже
прокричал  ей,  чтобы  она,  воспользовавшись  случаем,  вывела  на  буксире
застрЯвшую в камышах лодку. Љалак между тем, подавленный всем происходЯщим и
научным фанатизмом  Џоланко, попыталсЯ получше  устроитьсЯ на  краю воронки,
который начал уже отпечатыватьсЯ в его душе; достаточно было  этой секундной
растерЯнности, чтобы мой сосед вскочил на край воронки и завладел лучшей его
частью  с  видом  прЯмо  на  плантации  черных   тюльпанов.  Љалак  не  стал
отвоевывать оставленную позицию, ему, в общем, и так было неплохо, к тому же
с  брюк  моего  соседа  струились ручьи,  надо  же  иметь  сочувствие.  ‚ода
прибывала  неуклонно, и единственный, кто  этого,  казалось, не замечал, был
Џоланко,  восхищенно наблюдавший за хлопотами  дочери Ѓонифаса ЏертейлЯ.  Ћн
был подобен герою ‚иктора ѓюго --  вода поднЯлась до его лЯжек, еще немного,
и дойдет до поЯса.
     -- ‘пасем по крайней мере запасы сигарет и спичек, -- сказал Љалаку мой
сосед. --  ‘омневаюсь, что наши морЯки  сумеют  что-то сделать, пока что они
только  покатываютсЯ со  смеху, глЯдЯ на  наше бедственное положение. ‘ложим
наши припасы на самом верху воронки; по моим расчетам,  тебе и мне хватит на
три днЯ плюс  три ночи. Ђ ему через  полчасика  вода дойдет  до  рта, бедный
Џоланко.
     -- Ѓедный братец, -- сказал Љалак, меж тем как Џоланко смотрел на них с
невыразимым  презрением  и  потихоньку  расслаблЯл  себе  поЯс,  который  от
действиЯ  воды  становилсЯ туже.  ‚ечернее солнце превращало пруд в  большое
сверкающее зеркало, и гипнотические свойства столь поэтического преображениЯ
воды  усыплЯли  потерпевших  бедствие,  они и  всегда  были  склонны  видеть
призраки  и  фата-морганы,  в  особенности  мой  сосед  --  пользуЯсь  своим
роскошным  местоположением,  он  курил  и  веселилсЯ,  вспоминаЯ, как  ’елль
внезапно  Явилась в разгаре их лондонских катастроф, ее деликатную и в то же
времЯ деловую  манеру  приезжать  без  предупреждениЯ,  то,  как  она  вдруг
позвонила им, что умирает с голоду и чтобы они зашли за ней в "ѓрешам-отель"
и повели ужинать, каковую весть мой  сосед воспринЯл  со смесью  отчаЯниЯ  и
облегчениЯ,  как  Я легко могла заметить  и  даже понЯть, глЯдЯ  на  Ќиколь,
котораЯ ошалело бродила по комнате, подбирала свои вещи, папки с рисунками и
старые  журналы,  засовывала все  это  в  чемодан  и  снова  вынимала, чтобы
как-нибудь  все же  упорЯдочить,  что  завершалось  новой  тщетной  попыткой
аккуратно уложить чемодан.  ЊенЯ она встретила,  ничего не  сказав -- видно,
знала, что  Њарраст мне все  сообщил, -- только подошла  ко  мне с пижамой в
одной руке и карандашами в другой и, уронив  все на пол, обнЯла менЯ и долго
стоЯла, прижимаЯсь  ко мне и всЯ дрожа, потом спросила, писал ли мне Њарраст
и не закажу ли Я по телефону вторую чашку кофе, и снова принЯлась кружить по
комнате, то занимаЯсь укладкой вещей,  то вдруг  забываЯ об этом и подходЯ к
окну или садЯсь в кресло спиной ко мне. Ќиколь уже не могла вспомнить, когда
именно ушел Њарраст, наверно, в понедельник, если сегоднЯ среда,  или, может
быть, вечером в воскресенье, -- она, во всЯком  случае, благодарЯ  таблеткам
проспала целый  день, а  потом,  выпив  черного  кофе без  сахара, принЯлась
укладывать чемодан, но мой сосед и Џоланко все времЯ наведывались взглЯнуть,
как  она  там,  причем  с  самым  невинным видом, хотЯ  прекрасно знали, что
Њарраст  уже  во  ”ранции, да еще повели ее на  какие-то совершенно  нелепые
музыкальные комедии, где  вдобавок были выведены карлики и  прочие сказочные
персонажи,  --  в общем-то, ей не так  уж легко определить,  сколько  прошло
времени, вдобавок теперь это и не имело значениЯ, раз ’елль была здесь и еще
оставалось двадцать фунтов и четырнадцать шиллингов, которые Њарраст, уходЯ,
оставил на столе, и этого  будет сверхдостаточно, чтобы заплатить за номер и
еще  за  несколько   чашек  кофе  и   минеральную  воду.  Њарраст  ушел   не
попрощавшись, потому что благодарЯ таблеткам она спала, а потом Ќиколь  тоже
хотела уйти, но ноги  ее не слушались, и  ей  пришлось провести целый день в
постели, лишь изредка она  вставала и пыталась  укладывать вещи в чемодан, и
вдруг  кто-то  постучалсЯ, и, конечно, это был Ћстин, он испуганно посмотрел
на менЯ из-за полуоткрытой  двери, пытаЯсь улыбатьсЯ  и  показать, что он на
высоте  положениЯ, --  видимо,  мой сосед  или  Љалак уже  сказали ему,  что
Њарраст оставил менЯ одну и что он  может  прийти, -- достаточно было видеть
его лицо,  чтобы убедитьсЯ,  что он пришел  больше  из  чувства  долга, а не
какого иного чувства, а чемодан все не закрывалсЯ, и все времЯ поЯвлЯлись то
Џоланко,  то мой  сосед,  то м-с ѓриффит  с  чистыми полотенцами, осуждающим
видом и счетом,  Ћстин  так и ушел,  ничего  не понЯв, то ли  струсил, то ли
сообразил, что в этот момент он был  совсем  лишним, куда более  лишним, чем
м-с ѓриффит  или любаЯ  из уймы моих вещей, не вмещавшихсЯ  в чемодан,  пока
’елль, усевшись на него и предварительно еще  совершив сальто, ловко  его не
закрыла и не расхохоталась, как только она умеет.
     -- Џрежде  всего горЯчий душ, -- сказала  ’елль,  -- а потом мы  выйдем
пройтись, не длЯ того Я приехала в ‹ондон, чтобы глЯдеть на эти жуткие обои.
     Ќиколь позволила  снЯть с себЯ пижаму, уложить в  восхитительно  теплую
ванну, вымыть себе волосы и потереть спину --  все это сопровождалось смехом
’елль  и не  всегда  приличными  замечаниЯми  касательно  ее  анатомического
строениЯ  и гигиенических  навыков. Ћна  позволила себЯ обсушить,  растереть
одеколоном и одеть, неловко  помогаЯ ’елль, радуЯсь, что чувствует ее рЯдом,
что  будет  еще  некоторое  времЯ  не  одна,  прежде  чем  сделает  то,  что
когда-нибудь придетсЯ сделать. ‡атем был роскошный чай на ефтсбери-авеню, и
за  чаем ’елль  просматривала газету,  выискиваЯ  спектакль, чтобы сходить в
этот  же вечер, разумеетсЯ за  счет  дикарей, потом  она позвонила им, чтобы
договоритьсЯ  о  встрече,  и ужине, и  театре,  к  слову прибавив,  что  это
наименьшее, что они могут сделать длЯ человека, ЯвившегосЯ как раз  вовремЯ,
между  тем  как  они,  трио  бездельников, крутились здесь  как  идиоты,  не
догадываЯсь, что надо  занЯтьсЯ захворавшей беднЯжкой, и так далее. € Ќиколь
выпила  чаю   и   поела  пирожных,   слушаЯ  истории,  вероЯтно  выдуманные,
привезенные ’елль из  ‚ены, и ни  разу не спросила  про •уана  --  возможно,
потому что ’елль, как одно из целительных средств, ежеминутно поминала •уана
таким тоном, что он становилсЯ  послушным и безвредным, казалсЯ чем-то равно
далеким  от них обеих,  что,  по сути, было очень верно,  согласно  мнениЯм,
высказанным чуть  позже  дикарЯми, которые поужинали сочным мЯсом  с красным
вином.
     -- Њатушка родимаЯ! -- сказал Џоланко. -- ’олько этого нам не хватало!
     ‚незапное  поЯвление Ѓонифаса ЏертейлЯ, одетого в  синий комбинезон длЯ
практических  занЯтий  и  тащившего огромную лейку, видимо, сильно повредило
спасательным работам -- большинство учеников, особенно самых маленьких, вмиг
кинулись врассыпную и попрЯтались среди  садовых лютиков и черных тюльпанов,
тогда  как   ученики   постарше,   преданные   толстухе,  застыли  с   видом
растерЯвшихсЯ  сенбернаров,  что весьма  встревожило Љалака и  моего соседа.
Ѓросившись к отцу, толстуха стала объЯснЯть ему ситуацию, энергично указываЯ
в сторону  острова. ‚ чистом послеполуденном воздухе голос Ѓонифаса ЏертейлЯ
раздалсЯ с почти сверхъестественной отчетливостью.
     -- Џусть себе тонет, дерьмо!
     -- Џапа! -- вскричала толстуха.
     -- € его дружки  заодно! Ћни здесь никому не нужны! Ђ ты молчи, Я знаю,
что говорю, не  зрЯ Я воевал  в войну  четырнадцатого  года, да, Я! ЊенЯ два
раза  ранили, да,  менЯ! “ менЯ медаль за  воинскую  храбрость, да, у  менЯ!
‡имой шестнадцатого года, нет, погоди, это было в семнадцатом, но тогда... Ђ
ты молчи, это было в шестнадцатом, всю зиму мы  проторчали в окопах у ‘оммы,
холод, но  какой холод!  --  когда менЯ подобрали,  у  менЯ  были отморожены
половые органы, мне едва  их не  отрезали, а ты молчи. џ человек трудЯщийсЯ,
да, Я, мне ни к чему, чтобы  эти  экзистенциалисты развлекались  тут во вред
моему заведению и портили  моих учеников.  ќй вы,  работать! Љто не  сделает
двадцать румынских прививок, будет без обеда!
     -- ќто против принципов ЊЋ’, -- заметил  Љалак негромко, чтобы  Ѓонифас
Џертейль не мог услышать.
     --  ќй ты,  не будь  чистоплюем,  -- сказал  Џоланко. --  Ќеужто  ты не
понимаешь, разыгрываетсЯ наш последний шанс -- если  толстуха менЯ подведет,
мы пропали, придетсЯ возвращатьсЯ пешком, такой позор, че.
     --  ђазбили  мою  лодку!  --  проревел  Ѓонифас  Џертейль  в  ответ  на
вкрадчивое, но вызвавшее обратный эффект сообщение дочери. -- ‘а alors!87
     -- Ќет, дон, ты представлЯешь? -- сказал Џоланко Љалаку. -- Ћн обвинЯет
менЯ, что Я разбил его лодку,  которую он сам  мне  торжественно  подарил, у
менЯ есть  свидетели.  Ћтлично  помню,  как  он  сказал,  что  она  насквозь
прогнила,  но  Я  все  равно  был  ему  благодарен,  в  общем-то,   это  был
великодушный жест.
     -- ‹одку, котораЯ мне стоила семьсот  тысЯч  франков! -- кричал Ѓонифас
Џертейль. --  ‘ейчас же приведите их сюда! Ћни заплатЯт мне за  лодку, или Я
вызову жандармов, мы находимсЯ во ”ранции, а не в их дикой стране! ќто будет
мне уроком, как брать на работу иностранцев!
     -- ‡аткни свою глотку, чертов ксенофоб, -- любезно сказал мой сосед. --
џ  только не  хочу мочить себе ноги, а кабы не это, Я бы пошел  вброд, чтобы
свернуть  тебе  шею,  пока  Язык  не  вылезет  из задницы,  да простит  менЯ
сеньорита. € подумать только,  что  мы утром притащили ему три бутылки вина,
дабы  украсить  наше  присутствие  на  ужине,  а  теперь  они   выдуют   его
по-семейному, потому как Я не удостою, так Я говорю и расписываюсь.
     -- —е, будь хоть чуточку повежливей, -- сказал  Џоланко. --  ќто папаша
моей невесты, и, если даже он ведет себЯ  как сукин сын, ты не  имеешь права
оскорблЯть бедного старикана.
     -- Џусть их приведут  ко  мне, --  кричал Ѓонифас Џертейль,  отталкиваЯ
дочку,  котораЯ, к всеобщему  веселью учеников,  пыталась  поцеловать его  и
утихомирить.
     -- Ќечего  боЯтьсЯ, вот увидите, она на плоту не поплывет,  -- пророчил
Љалак. --  Ђга, операциЯ начинаетсЯ, вот это будет настоЯщий крестовый поход
детей. ‘тавлю тысЯчу франков, что они утонут, прежде чем отдадут швартовы.
     -- „ай-то бог, -- с Яростью прошипел мой сосед.  -- …сли у него ученики
потонут, не видать ему субсидии ћЌ…‘ЉЋ.
     --  Ђ нам, право же, было здесь  так хорошо, -- меланхолически произнес
Љалак.  -- ‚троем, одни в нашем маленьком королевстве,  да еще с британскими
обычаЯми,  которые так быстро  усваиваютсЯ. € сигарет хватило бы на какое-то
времЯ, и спичек, и было нас трое, а три -- магическое число.
     -- Ќет, вы смотрите, как они действуют, -- посоветовал  мой  сосед,  --
это нечто умопомрачительное.
     Ќикак  не  справлЯЯсь  с  тем,  чтобы  оторватьсЯ  от  берега,  ученики
садоводческой школы изо всех сил старались  выйти на открытые просторы пруда
и  преодолеть  пЯть  метров,  отделЯвшие  их  от  острова,  где  потерпевшие
крушение,  почтительно  внимаЯ сопенью  побагровевшего  Ѓонифаса ЏертейлЯ  и
стыдливым  всхлипам его  дочери,  невозмутимо  курили,  как бы  наблюдаЯ  за
попытками  спасти  кого-то другого.  Ќа середине  плота,  выпрЯмившись,  как
адмирал ex  officio88, ученик с волосатыми  ногами отдавал приказы  в темпе,
усвоенном из репортажей о регате Љембридж  -- Ћксфорд. ‚осемнадцать учеников
разного возраста, с таким же  количеством весел, лишь несколько  минут назад
бывших досками, метлами и лопатами, толпились  у каждой  из  четырех  сторон
плота  и  гребли  одновременно,  чем  достигалось  лишь слабое  вращательное
движение их судна от бакборта к штирборту, а затем от штирборта к бакборту и
общаЯ тенденциЯ к  постепенному  погружению. Њой сосед и Љалак уже заключили
пари  насчет  расстоЯниЯ, которое  успеет пройти  плот, прежде  чем  утонет;
Џоланко  же, более  причастный  к  свершившемусЯ, старалсЯ как бы установить
дистанцию  между  событиЯми  и  своей  особой и  предавалсЯ  меланхолическим
воспоминаниЯм.  „а,  всему виною ошибочный расчет  мощности двигателЯ, что в
свою  очередь  имело причиной неверные эмпирические данные,  полученные  при
эксперименте  с миниатюрной  моделью  в  лондонском  отеле.  "Џо  сути,  это
трагедиЯ, -- размышлЯл  Џоланко, -- толстухе теперь придетсЯ выбирать  между
отцом и мной, и этим вполне убедительно  доказываетсЯ значение овсЯной каши:
да, жребий был  брошен в ‹ондоне, теперь остаетсЯ одно -- отступать вперед".
€менно это  и делали  пловцы на плоту,  к  немалому  их удивлению,  -- после
долгих  вращательных   маневров  плот  переместилсЯ  на   полтора   метра  в
направлении  острова, и можно было утверждать, что он находитсЯ  на середине
пути к аварии, котораЯ приведет его к окончательному плотокрушению.
     -- ѓлЯди, -- сказал мой сосед Љалаку, -- еще не хватало вон этих, чтобы
окончательно  нас   добить,  если   только   это  не  одна  из  классических
галлюцинаций жертв крушениЯ, умирающих от жажды.
     ‚едЯ  за  руку  ‘ухой  ‹истик,  котораЯ  вращала  свободной  рукой  как
мельничным  крылом, из клумб с садовыми лютиками поЯвилсЯ Њарраст, изумленно
наблюдаЯ за разворотом трагических событий. „очь  Ѓонифаса ЏертейлЯ, знавшаЯ
его после  нескольких  орошенных вином  встреч в местном  кафе  при  участии
Џоланко и моего соседа, бросилась объЯснЯть ему  основные элементы задачи, а
между  тем плот, невесть почему, начал заметно пЯтитьсЯ  назад под проклЯтьЯ
Ѓонифаса ЏертейлЯ и судорожные приказаниЯ волосатого ученика.
     --  Џривет,   --   сказал  Њарраст,  рассеЯнно   выслушав   предысторию
происшествиЯ. --  џ приехал  за  вами, потому  что сыт  по  горло всЯческими
эдилами и прочими кретинами ЂркейлЯ, и, кстати,  мы выпьем по стаканчику,  а
затем Я приглашаю вас на открытие памЯтника, которое  назначено на  завтра в
семнадцать часов.
     --  Ђ  Я  позволю себе  заметить, -- с  некоторым  сарказмом сказал мой
сосед, -- что про открытие мы и сами  знали и намеревались ЯвитьсЯ туда всей
компанией, если только нас успеют к тому времени спасти, в чем Я сомневаюсь.
     -- Џочему вы не идете вброд? -- спросил Њарраст.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- испуганно сказала ‘ухой ‹истик.
     --  ‚от  видите, дон, она куда  лучше разобралась  в деле, чем  вы,  --
сказал мой сосед. -- Ћдна моЯ нога промокла из-за  прилива, но другаЯ еще на
диво суха,  а  Я всегда полагал, что  с симметрией надо боротьсЯ. ‘игареты у
нас есть и здесь не так плохо, можешь спросить у них.
     -- Ћ да, -- сказали Љалак и Џоланко, с огромным удовольствием  наблюдаЯ
маневры  спасателей и бурные  жесты  дочери  Ѓонифаса  ЏертейлЯ,  пытавшейсЯ
растолковать ‘ухому ‹истику суть событий. Љ сожалению, они при самом большом
желании не могли  помешать тому, что Њарраст, подойдЯ поближе к воде, носком
левой  туфли,  будто багром,  притЯнул  плот  к берегу, а Ѓонифас  Џертейль,
налетев как орел, еще придержал плот своим подкованным сапогом, чтобы причал
был  надежней,  и  принЯлсЯ раздавать  оплеухи направо  и  налево  --  дети,
торопливо пробираЯсь под его рукою, как под  Љавдинским Ярмом,  разбегались,
держа  весла  наизготовку,  по  плантациЯм  садовых  лютиков   и  тюльпанов.
‚олосатоногий капитан прошел последним, и  в  этот миг  разжатаЯ было ладонь
Ѓонифаса ЏертейлЯ Явно принЯла форму  кулака, но капитан вовремЯ  отпрЯнул в
сторону, и кулак едва не прикончил Њарраста, который великодушно сделал вид,
что  ничего не  заметил, и,  вооруженный заступом,  взошел на  плот.  „рузьЯ
встретили  его  с учтиво-снисходительным видом  и  погрузились на  плот  при
громких  возгласах  ‘ухого  ‹истика  и  толстухи.  Џрибытие  на  сушу   было
ознаменовано  заЯвлением   Ѓонифаса   ЏертейлЯ,   что   Џоланко   немедленно
увольнЯетсЯ  с работы,  и хриплыми  рыданиЯми толстухи, которую ‘ухой ‹истик
принЯлась утешать, меж тем как  потерпевшие крушение  и  Њарраст молча  и  с
достоинством   шествовали   по  дорожке,  котораЯ   вела   через  насаждениЯ
разноцветных  тюльпанов  к  деревенской  лавке, где они  смогли обсушитьсЯ и
потолковать об открытии памЯтника.

     Љакой  смысл  объЯснЯть?  “же  одно  то, что это  кажетсЯ  необходимым,
иронически доказывает  бесполезность объЯснениЯ.  џ ничего  не мог объЯснить
ќлен, самое большее -- мог перечислить то, что произошло, предложить обычный
засушенный гербарий  -- сказать о „оме с  василиском, о  вечере  в ресторане
"Џолидор", о  месье Ћксе,  о фрау Њарте,  словно это помогло  бы  ей  понЯть
выходку  ’елль, то,  что ’елль  и вообразить  не  могла и что случилось  как
завершение рЯда событий, о которых никто из нас и не  думал, но которые были
все налицо, произошли сами по себе. ’ак вот, письмо ќлен пришло в ‚ену после
отъезда ’елль; укладываЯ  чемодан,  Я  обнаружил,  что ’елль забыла  одежную
щетку  и последний начатый ею роман;  Я  представил  себе,  как она  там,  в
‹ондоне,  проводит времЯ  с  дикарЯми,  и  тут  мне  принесли  твое  письмо,
адресованное ’елль, и Я вскрыл  его, как оба мы вскрывали все наши письма, и
вот снова  передо мной возникло скопление пассажиров на пароходе, отчаЯнные,
тщетные попытки пробитьсЯ к тебе, увидеть, как ты сошла на этом перекрестке,
который  уже  осталсЯ  позади, и, хотЯ в  твоем письме  ни  о чем  таком  не
говорилось, а, напротив, шла речь о кукле, присланной ’елль,  это все  равно
было тем проходом и тем расстоЯнием между нами  и тоской, что Я почти не мог
дотронутьсЯ до  тебЯ, а ты вот выходишь  на каком-то углу, и Я не могу  тебЯ
догнать,  Я еще раз  опоздал.  Ќе было  смысла  пытатьсЯ что-либо объЯснЯть,
единственное, что можно было сделать, -- это найти тебЯ в Џариже, и это было
мне дано,  "Austrian Airlines"89, отправление  в два  часа днЯ, прилететь  и
взглЯнуть на  тебЯ и подождать, может быть, ты поймешь, что все было не так,
что  Я  не имею  никакого отношениЯ ни  к  этой посылке, ни к этой мерзости,
выпавшей из  куклы на  пол (ты,  правда, ни  на  что  не жаловалась, в твоем
рассказе  длЯ ’елль было столько иронической  отчужденности, и ты ни разу не
назвала  менЯ), и однако, все это касаетсЯ менЯ и касаетсЯ тебЯ, это  мы, но
как бы извне, это  рЯд звеньев, начавшийсЯ  бог  знает когда -- на Ѓлютгассе
несколько веков тому назад или в сочельник в ресторане "Џолидор", в беседе с
месье Ћксом и в его сторожке, в причуде ’елль, подсказанной хлопьЯми тумана,
которые  Я однажды ночью тщетно пробовал  расшифровать, курЯ сигарету вблизи
пантеона, курЯ  сигарету и изнемогаЯ от любви  к тебе  у „ома с  василиском,
думаЯ о канале ‘ен-Њартен и маленькой брошке, которую ты прикалывала к своей
блузе.
     Ќо письмо  прибыло,  и •уану  надо  было  объЯснить,  хотЯ бы  это было
бессмысленно и нелепо и завершилось бы, как уже не раз,  холодной прощальной
улыбкой  и  сухим,  коротким  рукопожатием.  Ћн   прилетел  в  Ћрли,  внешне
успокоенный  тремЯ стаканами виски и привычной суетой при выходе из самолета
и на эскалаторах. ќлен, наверно, в клинике и, возможно, придет домой поздно;
не  исключено и то, что  ее нет в Џариже,  она  столько раз уезжала в  своей
машине и по нескольку недель пропадала где-нибудь в провинции, никому ничего
не сообщаЯ, не оставив письма "до востребованиЯ", а потом, однажды  вечером,
поЯвлЯлась  в "Љлюни" и выкладывала на стол коробку  провансальских  сластей
или  набор  Ярких  открыток, к  удовольствию  ’елль и  моего соседа.  …ще  с
аэродрома  •уан  позвонил  в  клинику.  ќлен  отозвалась  почти  сразу,  без
удивлениЯ. ‘егоднЯ  вечером в кафе. Ќет, в кафе нет. Ћн может заехать за ней
на машине и отвезти ее домой, или в другое  кафе, или куда-нибудь поужинать,
если она захочет.
     -- ‘пасибо, -- сказала ќлен. -- џ бы хотела отдохнуть часок, прежде чем
опЯть выходить из дому.
     -- “молЯю, -- сказал •уан.  -- …сли Я хочу поговорить с тобой поскорее,
так это потому, что у менЯ есть причина, о которой ты, верно, догадываешьсЯ.
     -- ЉакаЯ в этом срочность, -- сказала ќлен. -- Ћставь до другого днЯ.
     -- Ќет-нет, сегоднЯ. џ ради этого прилетел, Я звоню тебе с аэродрома. ‚
шесть Я заеду за тобой в клинику. ‚едь Я впервые прошу тебЯ о чем-то.
     --  ‹адно,  -- сказала ќлен.  -- Џрости,  Я  не хотела тебЯ  обидеть. џ
просто устала.
     --  Ќу,  чего  там,  -- сказал •уан и повесил трубку,  испытываЯ ту  же
горькую  радость,  какаЯ,  бывало,  иногда пронзала  его при малейшем  знаке
благосклонности  ќлен --  прогулка у  канала  ‘ен-Њартен, улыбка, только ему
предназначеннаЯ, за столиком кафе. ‚ половине шестого (он тревожно  поспал у
себЯ  дома, принЯл ванну и побрилсЯ без надобности, послушал пластинки и еще
выпил  виски) он вывел машину из  гаража и  поехал по  Џарижу,  ни о  чем не
думаЯ,  не имеЯ наготове ни одной фразы,  заранее смирЯЯсь  с тем,  что  все
будет  как  всегда и ќлен  будет как всегда. Љогда он  открыл  дверцу и  она
протЯнула ему руку в перчатке, а потом  резко ее отдернула, чтобы достать из
сумочки  сигареты,  •уан молчал  и  почти  на нее не  смотрел. Ћн сделал все
возможное, чтобы  пробитьсЯ на левую сторону,  пока  ехал по более спокойным
улицам, но в  Џариже в этот час не было спокойных улиц, и им  пришлось долго
добиратьсЯ до дома ќлен, изредка обмениваЯсь короткими  фразами, но только о
других: о дикарЯх  в ‹ондоне, о ‘ухом ‹истике, котораЯ переболела гриппом, о
недавно возвратившемсЯ Њаррасте, о моем соседе, посылавшем почтовые открытки
с highlanders90 и гигантскими панда.
     --  …сли  хочешь, зайдем в кафе  на углу, --  сказал •уан, останавливаЯ
машину.
     -- „а, хорошо, -- сказала ќлен, не глЯдЯ на него. -- Ќет, поднимемсЯ ко
мне, если хочешь.
     -- Ќе делай  этого из вежливости, -- сказал  •уан. -- џ прекрасно знаю,
что никто  из наших  не видел твоей квартиры. ќто надо считать удовольствием
или правом, так, что ли?
     -- ЏоднимемсЯ, -- сказала ќлен и пошла вперед.

     Џоланко уступил им свою  квартиру  до тех пор,  пока  Ћстин  не  найдет
работу в каком-нибудь  из  boites91 ‹атинсквго  Љвартала,  где могут слушать
лютню, не  слишком  зеваЯ.  Љалак,  не  скрываЯ  своей неприЯзни  к  Ћстину,
запротестовал,  когда  Џоланко,  приведЯ  соображениЯ  гуманности,  попросил
разрешениЯ поселитьсЯ у  него  на несколько недель,  но затем  согласилсЯ  с
условием, что идет на такую жертву ради ‘елии, а не ради лютниста.
     -- ’ы  понимаешь, пора  уже  Ћстину по-настоЯщему  познать,  что  такое
женщина, -- сказал Џоланко. -- ЃеднЯге до сих пор все не  везло, сперва  эта
девица с прической, а потом  роль трутнЯ,  которую ему  отвели в ‹ондоне и о
которой Я не стану распространЯтьсЯ, чтобы тебЯ не раздражать.
     -- Џошел ты к чертЯм собачьим, -- была простаЯ отповедь Љалака, который
в эти дни начинал писать книгу в виде противоЯдиЯ от тЯжелых воспоминаний.
     Љак Џоланко и ожидал, Ћстин  со страхом и тревогой познал ночи любви  и
хруст соленого миндалЯ, который так любила ‘елиЯ, и ‘елиЯ со всем положенным
ритуалом тоже познала лепет нового Языка, и оба они, совершенно забыв о том,
что  надо  начинать жить,  лежали  навзничь,  глЯдЯ  на  слуховое  окно, где
временами мелькали  лапки  голубЯ  и тени облаков. ’еперь они были  уже  так
далеки от  того  первого днЯ, когда ‘елиЯ прошептала: "Ћтвернись, Я не хочу,
чтобы  ты  на менЯ  смотрел", пока ее дрожащие  пальцы  нащупывали  пуговицу
блузки. џ разделсЯ  в углу,  за полуоткрытой дверцей шкафа, и,  обернувшись,
увидел очертаниЯ  ее тела под простыней, блик солнца на ковре, чулок,  будто
реЯвший на бронзовой  перекладине изголовьЯ. Њинуту Я  подождал, не  в силах
еще  поверить, что все  это возможно, потом  накинул халат и, став на колени
возле  кровати, начал  потихоньку стЯгивать  простыню,  пока  не  показались
сперва волосы ‘елии, профиль уткнувшегосЯ в подушку лица, закрытый глаз, шеЯ
и плечи, -- пока простынЯ сдвигалась,  казалось,  то девочка-богинЯ медленно
выходит из воды, и  чудо  это  превращаетсЯ  в  голубое  и розовое  видение,
озаренное лучами солнца,  проникавшими в слуховое окно; постепенно рождалось
тело в колорите Ѓоннара под моей рукой, тЯнувшей простыню, с трудом подавлЯЯ
стремление сдернуть  ее одним рывком, открываЯ тайну того, чего никто еще не
видел,  -- начало  спины,  едва прикрытые скрещенными  руками груди,  тонкую
талию,  родинку  в  низу  спины, продолговатую тень,  разделЯвшую  Ягодицы и
терЯвшуюсЯ  между  крепко  сжатыми  бедрами,  гладкие  подколенки  и  дальше
знакомое -- загорелые икры, нечто дневное и обычное после той потайной зоны,
лодыжки и две ступни, притаившиесЯ, как спЯщие кузнечики, в глубине постели.
…ще не  в  силах  нарушить ее  неподвижность,  и  покорную, и  боЯзливую,  Я
наклонилсЯ над ‘елией и стал разглЯдывать вблизи эту страну с мЯгкохолмистым
рельефом. Џрошло,  наверно, немало  времени, а может  быть,  когда  закроешь
глаза, времЯ течет иначе -- сперва  была глубокаЯ тишина, потом стук упавшей
на  пол  туфли,  скрипенье  дверцы  шкафа,  потом чьЯ-то  близость, потом  Я
почувствовала, что простынЯ потихоньку сдвигаетсЯ, и Я, насторожась, ожидала
тЯжести его тела,  чтобы повернутьсЯ к  нему,  и  обнЯть его, и просить быть
хорошим  и  терпеливым, но простынЯ все сдвигалась, и  мне  стало страшно, в
моем уме промелькнул другой образ,  и Я чуть не закричала, но он же дурачок,
и это  было бы глупо, Я знала,  что это было  бы глупо,  и  мне так хотелось
внезапно повернутьсЯ к нему с улыбкой, но Я  не хотела видеть его вот таким,
голым  как  статуЯ,  стоЯщим возле  кровати,  и  Я  ждала,  а  простынЯ  все
сдвигалась,  и наконец Я почувствовала,  что  Я тоже голаЯ,  и тут  Я уже не
могла  выдержать  и,  обернувшись,  вскочила, а  Ћстин  стоЯл  на  коленЯх в
наброшенном на плечи халате  и смотрел на менЯ, и  Я  стала искать простыню,
чтобы накрытьсЯ,  но он ее слишком  далеко отбросил, а его руки уже касались
моей груди  -- сумерки, мутное окошко, шаги на лестнице, скрип шкафа, времЯ,
миндаль, шоколад,  ночь,  стакан  воды,  звезда  в  слуховом  окне,  духота,
одеколон, стыд, трубка, одеЯло, повернись вот так, устала, чувствуешь? укрой
менЯ, стучат в дверь, оставь менЯ, хочу пить, от тебЯ пахнет бурным морем, а
от  тебЯ  трубочным  табаком,  когда  Я был ребенком, менЯ  купали в  отваре
отрубей, когда Я была ребенком, менЯ звали ‹ала, пошел дождь? а здесь у тебЯ
кожа  смуглаЯ, глупый, мне же  холодно,  не  смотри на менЯ так, укрой  менЯ
опЯть, миндалЯ, кто тебе подарил  эти духи? кажетсЯ,  ’елль,  ну пожалуйста,
укрой менЯ получше, значит, ты боЯлась, потому лежала так смирно? „а, Я тебе
все расскажу, прости менЯ, Я не думал, что ты боишьсЯ, мне казалось  только,
что ты ждешь, ну конечно, Я ждала, ждала тебЯ.
     -- ‡наешь, Я так счастлив, что  мы ждали, -- сказал  Ћстин.  -- Ќе могу
тебе объЯснить, Я  себЯ чувствовал как... Ќу, как морскаЯ птица,  повисшаЯ в
воздухе  над маленьким островком, и мне хотелось всю жизнь провести вот так,
не опускаЯсь на остров, да, смейсЯ,  глупышка ты, Я объЯснЯю тебе, как могу,
к тому же еще неизвестно, захотел ли бы Я  провести вот так всю жизнь, Ясное
дело, нет, зачем мне без того, что "потом", без твоих слез у менЯ на груди.
     -- Њолчи, -- сказала ‘елиЯ, закрываЯ ему рот. -- ’ы грубиЯн.
     -- „уреха, глупышка, разинЯ, грешница, блудница.
     -- ‘ам дурень, вот так.
     -- Ќичего не скажешь, вполне логично.
     -- ЊиндалЯ, -- попросила ‘елиЯ.

     „о этого мгновениЯ все было в меру горько и трудно, но, когда  мы вошли
в  лифт  --  который  между этажами  как  бы  застывал  на  времЯ,  а потом,
дернувшись  вроде   в  горизонтальном  направлении,   вдруг  снова   начинал
подниматьсЯ,  -- соседство ќлен стало еще тЯгостней,  Я ощущал  ее рЯдом как
еще один отказ, тем более жестокий, что ее тело из-за тесноты касалось моего
тела, и она, едва повернув голову, спросила:  "’ы уверен, что не бывал здесь
раньше?"
     џ  взглЯнул на нее с недоумением, но она  уже открывала  дверь лифта  и
выходила  в  коридор -- потом  повернула ключ  в замке  и,  не оборачиваЯсь,
скрылась  в темноте.  џ  замешкалсЯ на пороге, ожидаЯ приглашениЯ войти,  но
ќлен уже была в другой комнате, включаЯ всюду свет. Њои мысли укладывались в
три слова, выражались всего тремЯ  словами:  "Ћна менЯ ждет",  но относилось
это  не  к  ќлен. џ  услыхал ее  голос  и,  с трудом отделавшись  от чего-то
похожего  на страх, закрыл за собою дверь и стал искать, куда повесить плащ.
ѓостинаЯ  уже  была освещена, ќлен  стоЯла у низкого столика со стаканами  и
бутылками; не  глЯдЯ на  менЯ, она поставила на  столик  пепельницу,  жестом
предложила сесть  в  кресло и  сама  села в  другое; в руке у  нее уже  была
сигарета.
     -- Ћ да, Я совершенно в этом уверен, -- сказал •уан. -- € мы оба знаем,
что Я сюда не входил никогда. „аже теперь, уж ты прости мне эти слова.
     ‹ишь  тогда, подаваЯ  стакан,  ќлен посмотрела ему  в лицо. •уан  выпил
виски, не ожидаЯ, пока она нальет себе, выпил без всЯкого тоста.
     -- €звини, -- сказала ќлен. -- џ устала, последние дни живу как во сне.
„а, конечно, ты здесь не бывал. ‘ама не знаю, почему Я это спросила.
     --  ‚ каком-то  смысле  мне бы  следовало  обрадоватьсЯ.  ќто  было  бы
нормальной реакцией на нечто лестное,  как если бы ты угадала мое желание. Ђ
менЯ,  напротив, охватило другое чувство, что-то похожее на...  Ќо Я  пришел
сюда не  затем,  чтобы  говорить тебе  о своих фобиЯх.  ’елль получила  твое
письмо и дала мне его прочесть.
     Ћна  дает  мне читать  все свои письма, даже письма от  отца  и прежних
своих любовников, так что не сердись.
     -- ‚ этом письме не было секретов, -- сказала ќлен.
     --  џ хотел  бы,  чтобы  ты  понЯла одно: кукла  принадлежала  ’елль, Я
подарил ее ’елль. Џодарил шутки ради, по разным причинам, и еще потому,  что
однажды рассказал ей историю одной из этих кукол. џ никогда не узнаю, почему
она решила послать ее  тебе, да и  она сама врЯд ли это вполне понимает, но,
когда она это сказала, Я не был застигнут врасплох -- мне просто показалось,
что  некое  действие  совершаетсЯ  в  два  приема. Џока она  рассказывала, Я
осознал, что все, что Я мог подарить ’елль, Я дарил тебе.
     ќлен  протЯнула  руку,   поправила,  чтобы   лежал  ровнее,  ножик  длЯ
разрезаниЯ бумаг.
     -- Ќо это не имеет ровно  никакого значениЯ, -- сказал •уан. -- Ђ важно
длЯ менЯ  то, чтобы ты знала --  длЯ этого Я и  приехал,  вместо  того чтобы
написать или ждать любого случаЯ, -- чтобы ты знала, что ’елль послала  тебе
куклу не по моей указке. ’ы знаешь мои  недостатки лучше,  чем кто-либо, но,
думаю, в их числе ты не обнаружишь хамства. Ќи ’елль, ни Я понЯтиЯ не имели,
что могло быть внутри этой куклы.
     -- Ќу, разумеетсЯ, -- сказала ќлен. -- Џросто нелепо об  этом говорить,
Я могла бы хранить куклу всю  жизнь, и  она не разбилась  бы. Ђ вдруг в один
прекрасный день обнаружитсЯ, что все на свете куклы набиты подобными вещами!
     Ќо ведь на самом деле это  не так,  и •уан мог  бы объЯснить, почему не
так и почему его подарок имел  юмористический и даже эротический оттенок длЯ
всЯкого, знавшего, как месье Ћке управлЯл случаем; но беда объЯснений в том,
что,  когда  их излагаешь, они превращаютсЯ  в  некое второе  объЯснение длЯ
самого объЯснЯющего и  оно отрицает  или  извращает  первое,  поверхностное,
объЯснение: достаточно было сказать ќлен, что все его подарки ’елль были, по
сути, подарками длЯ нее (а он ей  это сказал, еще не начав объЯснЯть, в  тот
миг еще не знаЯ, что  эта фраза полностью изменит перспективу того,  что  он
честно собиралсЯ объЯснить), как осознал, что причуда ’елль  была только еще
одним ходом  в игре  таинственной, но неизбежной  подмены,  вследствие  чего
кукла месье Ћкса пришла к  своему подлинному  адресату.  €  ќлен не могла не
почувствовать, что  в  какой-то мере он,  знаЯ  о  происхождении куклы,  мог
ожидать такого оборота, и хотЯ на первый взглЯд в его  поступке главным было
ироническое удовольствие подарить  куклу ’елль,  но в каком-то  смысле  этот
подарок уже тогда предназначалсЯ длЯ ќлен, и кукла,  и  ее содержимое всегда
были длЯ ќлен, хотЯ, конечно, ќлен  никогда бы не получила куклу, не вздумай
’елль ее послать, -- и  так,  за всеми перипетиЯми случайного, немыслимого и
неведомого и даже вопреки им путь был  ужасающе прЯмым и вел от него, •уана,
к ќлен,  и  в  эту самую минуту,  когда  он старалсЯ объЯснить  ей, что  ему
никогда бы в  голову не  пришло  сделать то,  что в  конце концов обернулось
подобной  чудовищной  нелепостью, что-то  возвращало ему  прЯмо в  лицо этот
бумеранг  из фаЯнса и черных локонов,  прибывший из ‚ены  длЯ ќлен, эту  его
двойную ответственность  за происшедшее в  результате двойной случайности --
причуды  и  падениЯ  на пол.  ’еперь  уже  было  нетрудно понЯть,  почему он
почувствовал, что в  квартире его  ждет еще  кто-то, кроме ќлен,  почему  он
помедлил в дверЯх,  как иногда  в  городе  он  колебалсЯ, прежде чем куда-то
войти, хотЯ потом все равно приходилось войти и закрыть за собою дверь.

     Њиндаль  и  шоколад кончились, дождь моросил по слуховому окну, и ‘елиЯ
засыпала, кое-как укутавшись  в смЯтую простыню, слыша будто  издалека голос
Ћстина,  смореннаЯ усталостью,  котораЯ,  видно, и  была  блаженством.  ‹ишь
издалека  ее что-то  тревожило,  словно что-то  исподтишка крошилось  в этом
томном, однообразном забытьи, какаЯ-то поЯвлЯлась трещинка, которую на времЯ
заполнЯл голос Ћстина,  и,  наверно, было уже очень  поздно, и надо было  им
встать  и  пойти  поесть,  и Ћстин, не  унимаЯсь, все  спрашивал  ее, но  ты
подумай,  подумай  хорошенько,  что  Я  знал  о  тебе?  и  наклонЯлсЯ, чтобы
поцеловать  ее и повторить свой вопрос, что Я на деле-то знал  о тебе? ‹ицо,
руки, икры ног, манеру  смеЯтьсЯ, то, как сильно тебЯ  рвало  на ferry-boat,
ничего больше. ѓлупый, сказала ‘елиЯ  с закрытыми глазами,  а он  настаивал,
нет, ты  подумай об  этом,  это важно, это очень  важно, от шеи до колен там
великаЯ тайна, Я  говорю о твоем теле, о  твоих  грудЯх, например,  ну что Я
знал о них, видел только их очертаниЯ  под блузкой,  а они оказались меньше,
чем Я думал, но все это ничто рЯдом с чем-то куда более важным, с тем, что и
тебе  пришлось узнать,  что  чужие глаза видЯт  тебЯ в первый  раз, в смысле
увидЯт  тебЯ  такой, какаЯ  ты есть, ты всЯ, а не  кусочек сверху и  кусочек
снизу,  наподобие  тех четвертованных женщин,  которых мы  видим  на  улице,
теперь мои руки могут соединить эти куски в единое целое, сверху донизу, вот
так. Ђх, помолчи, сказала  ‘елиЯ, но это было бесполезно, Ћстин хотел знать,
ему очень  надо было знать,  кто мог когда-либо вот так видеть  ее  тело,  и
‘елиЯ, после минутного колебаниЯ, почувствовала,  что в ее  блаженстве опЯть
на миг  поЯвилась трещинка, и  потом сказала то, что можно было  ожидать, да
никто,  ну,  может  быть, врач,  и, конечно,  подруга по комнате  на  летних
каникулах  в Ќицце. Ќо,  Ясное дело, не так,  это же Ясно.  Ќе так, повторил
Ћстин, разумеетсЯ, не так, поэтому ты должна понЯть, каково это -- сотворить
раз навсегда твое  тело, как  сотворили его  ты и Я, вспомни-ка, ты лежала и
разрешала смотреть  на тебЯ, а Я потихоньку стЯгивал простыню и смотрел, как
рождаетсЯ то, что есть ты, то, что теперь по праву называетсЯ твоим именем и
говорит  твоим голосом. ‚рач, интересно,  что же мог увидеть у тебЯ врач. Ќу
да,  в  каком-то  смысле, если  угодно, больше,  чем Я,  он  тебЯ  ощупывал,
исследовал, определЯл, что где, но это  была не  ты,  ты была просто  телом,
поЯвившимсЯ до и после других тел, была номером восьмым в четверг в половине
шестого  в  консультации,  острый   плеврит.  Њиндалины,  сказала  ‘елиЯ,  и
аппендикс, два года тому назад. Ќо вернемсЯ к „елу, вот твоЯ мать, например,
когда  ты  была  маленькой, никто не  мог  тебЯ  знать  лучше,  чем она, это
понЯтно, но  и  тогда то  была не ты, только сегоднЯ, теперь, в этой комнате
это ты, и твоЯ мать тут уже ни при чем -- ее  руки тебЯ мыли, и знали каждую
складочку твоего тела, и делали с тобой все, что положено делать с ребенком,
почти  не глЯдЯ  на него, не производЯ его  окончательно на свет, как Я тебЯ
теперь, как ты и Я теперь. •вастунишка, сказала ‘елиЯ, опЯть покорЯЯсь этому
голосу,  усыплЯвшему ее. ‚от женщины  толкуют о девственности, сказал Ћстин,
они определЯют ее, как определили  бы твоЯ мать и твой врач,  а того они  не
знают, что  важна только  одна  девственность,  та,  котораЯ  существует  до
первого настоЯщего взглЯда, и от этого взглЯда она исчезает в тот миг, когда
чьЯ-то рука приподнимет  простыню  и, наконец,  соединит в единый образ  все
элементы головоломки.  ‚от  видишь, по существу, ты стала моей в этом смысле
еще до того, как начала хныкать и просить передышки, и Я  тебЯ не послушалсЯ
и не пожалел, потому что ты уже была моей и, что бы мы ни сделали, ничто уже
не могло  бы тебЯ изменить. ’ы был грубый и злой, сказала ‘елиЯ, целуЯ его в
плечо, а Ћстин, поглаживаЯ светлый пушок на ее животе, сказал что-то о чуде,
что  чудо, мол, не  прекращаетсЯ, ему  нравилось говорить ей  подобные вещи,
нет, не прекращаетсЯ, настаивал он, оно происходит медленно и волшебно и еще
будет долго происходить, потому что всЯкий раз, как Я смотрю на твое тело, Я
знаю, что осталось еще столько неизвестного, и, кроме того, Я  тебЯ целую, и
трогаю,  и  вдыхаю, и  все это  так ново,  у  тебЯ  столько неведомых долин,
заросших папоротниками ущелий, деревьев с Ящерицами и звездчатыми кораллами.
Ќа  деревьЯх  кораллов  не  бывает, сказала ‘елиЯ, и,  знаешь,  мне  стыдно,
замолчи,  мне холодно, дай сюда простыню, мне стыдно и холодно, и ты гадкий.
Ќо  Ћстин  наклонЯлсЯ  над  ней,  клал голову ей  на грудь,  позволь на тебЯ
смотреть, позволь обладать тобой на  самом  деле, твое тело счастливо, и оно
это  знает,  хотЯ  твой  скудный  умишко  благовоспитанной  девочки  еще  не
соглашаетсЯ,  ты подумай, насколько ужасно и  противоестественно  было,  что
твоЯ кожа, всЯ как есть,  не знала настоЯщего  света, разве что  неоновый  в
твоей ванной, знала лишь лживый холодный поцелуй зеркала, и твои собственные
глаза  рассматривали твое тело,  лишь  докуда  могли  видеть, причем  видеть
плохо, неверно и без  великодушиЯ. Ќу понимаешь, едва ты снимала трусики, их
сразу же заменЯли другие, бюстгальтер спадал, чтобы тут же пара этих смешных
голубков оказалась в другой  темнице. ‘ерое платье сменЯлось красным, джинсы
-- черной юбкой, и туфли, и чулки, и блузки... —то знало твое тело о дневном
свете? Џотому что день -- вот он, это когда мы двое нагишом  смотрим друг на
друга, только это настоЯщие зеркала, настоЯщие солнечные плЯжи. Ђ вот здесь,
прибавил  Ћстин,  слегка  смущенный  своими  метафорами,  у  тебЯ  крохотнаЯ
родинка, и ты о ней, наверно, не  знала, а здесь другаЯ, и обе они,  и  этот
сосок  образуют  прехорошенький  равнобедренный  треугольник;  а  ты  этого,
пожалуй,  и  не  знала,  и  до  этого  вечера  на твоем  теле  родинок  этих
по-настоЯщему и не было.
     -- Ђ ты  рыжий и  безобразный, -- сказала ‘елиЯ. -- Џора тебе  об  этом
узнать, если  уж говорить начистоту, но, может  быть,  Ќиколь  уже объЯснила
тебе это со всеми подробностЯми.
     --  Ћ нет, -- сказал Ћстин. -- џ же тебе  говорил, там было  все совсем
по-другому, нам нечего было  открывать друг у друга, ты ведь знаешь, как это
произошло. Ќе будем больше говорить о ней, продолжай, говори мне, какой Я, Я
тоже хочу себЯ знать, Я тоже, если угодно, был девствен. Ћ  да, не смейсЯ, Я
тоже был девствен, и все, что Я тебе сказал, годитсЯ длЯ нас обоих.
     -- ѓм, -- хмыкнула ‘елиЯ.
     -- Ќу, продолжай, говори мне, какой Я.
     -- ’ы  мне совсем не нравишьсЯ, ты  неуклюжий, ты слишком сильный, и от
тебЯ разит табаком, и ты мне сделал больно, и Я хочу воды.
     -- Њне приЯтно, что ты на менЯ смотришь, -- сказал Ћстин, -- и  Я хотел
бы  тебе  напомнить,  что  Я  отнюдь не  завершаюсь  на  уровне  желудка.  џ
продолжаюсь вниз, „алеко вниз, и, если приглЯдишьсЯ, ты увидишь  уйму всего:
вот, например, колени,  а  на этом бедре у менЯ рубец, собака укусила в Ѓате
во времЯ каникул. ѓлЯди же на менЯ, вот Я.
     ‘елиЯ  оперлась  на  локоть, потЯнулась  к  стакану с  водой на  ночном
столике и  с жадностью  выпила. Ћстин прижалсЯ к ней, и, закинув  руку ей за
спину, крепко обнЯл, а ‘елиЯ, поворачиваЯсь к нему, спрЯтала лицо у  него на
груди и вдруг съежилась, как бы отстранЯЯсь, однако не отталкиваЯ его резко,
и начала  что-то говорить,  и  не кончила фразу, и смолкла,  трепеща от  его
ласки, все глубже завладевшей ее телом, но, все же отстранЯЯ его, еле слышно
произнесла: "Ћстин, Я тебе солгала", хотЯ это не было ложью, ведь тогда речь
шла о враче, о ее  матери, о людЯх" которые  к ней прикасались по-другому, о
соученице, жившей  с  нею в  одной комнате, и  она  не  солгала,  но если не
говорить  все означает лгать, тогда да, она солгала, умолчав, и трещина  эта
открылась вот теперь, в миг  высшего счастьЯ, отдалЯЯ ее от Ћстина,  который
не слушал,  который продолжал ее ласкать, который мЯгко пыталсЯ повернуть ее
на  спину,  который  понемножку  начинал  как будто понимать,  и  неуверенно
расспрашивать, и отодвигатьсЯ, так что меж двумЯ телами пролегла  пустота, и
смотрел ей в  глаза и ждал. ’олько намного позже, в  темноте, она рассказала
ему все,  и  Ћстин  узнал,  что он был  не первым,  кто  потихоньку  сдвигал
простыню,  чтобы посмотреть на  неподвижную спину, чтобы истинное тело ‘елии
из детства родилось на свет.

     -- Џонимаешь, -- сказал •уан, -- ты в письме ни в чем менЯ не обвинЯла,
Я  знаю,  но  это  было  еще  хуже,  Я  бы  предпочел   полное  непонимание,
оскорбление, что угодно. „аже ’елль понЯла, что тут что-то не так, что ты бы
не написала ей это письмо, если бы не подозревала менЯ.
     --  ’о было  не подозрение, --  сказала ќлен, -- тут,  знаешь, и  слова
нельзЯ  подобрать. Ќу что-то вроде сального пЯтна или блевотины, что ли. Њне
надо было объЯснить тебе, почему  это пЯтно возникло в  должный  момент, так
сказать  без  твоего  прЯмого вмешательства,  но  теперь ты  и  сам  знаешь.
Ѓлагодарю, что ты приехал поговорить со мной, Я  ни за что бы  не  поверила,
что ты способен на такое.
     -- ’ы  это назвала  пЯтном  или  блевотиной. Ћно  было, и оно есть.  ’ы
считала  менЯ  неспособным  на  такое,  однако  твое письмо менЯ обвинЯю, по
крайней мере Я так понЯл.
     -- ‚озможно,  ты прав, -- устало сказала ‡леЯ,  -- возможно, Я написала
его,  не желаЯ допустить, чтобы ты осталсЯ в стороне от того, что случилось.
‚ общем, тут ничего нельзЯ уразуметь, так ведь?
     -- You're telling me92, -- пробормотал •уан.
     --  Љак разрешить такое  Явное противоречие  --  не подозревать тебЯ  и
вместе с тем  чувствовать, что ты виноват  в  случившемсЯ со мною, хотЯ  как
будто ты и ни при чем? ’воЯ вина, как ее понЯть...
     --  „а, да, Я тоже чувствовал нечто  подобное. Ќу, будто  моЯ вина сама
отправилась странствовать в этой кукле. Ќо тогда, ќлен...
     --  ’огда,  -- сказала ќлен,  глЯдЯ ему прЯмо  в глаза, --  получаетсЯ,
вроде бы ни  ты, ни Я, по существу, здесь ни при чем. Ќо это же не так, и мы
это  знаем. ќто случаетсЯ  с нами,  а не  с кем-то другим. „а, это  вина,  о
которой ты сказал, вина, котораЯ бродит сама по себе...
     •уан  увидел,  что  она  закрыла лицо руками,  и с каким-то .страхом  и
мучительной,  беспомощной нежностью  спросил  себЯ,  не  собираетсЯ  ли ќлен
заплакать,  не произойдет  ли  невозможнее  -- кто-то увидит  слезы ќлен. Ќо
когда она отвела руки, лицо ее ‚ыло таким, как всегда.
     --  ‚о всЯком  случае, раз  уж  ты  ради  этого  приехал, по-моему,  из
справедливости следует сказать тебе, что все  произошло именно  тогда, когда
должно было произойти, и тут можно говорить об исполненной миссии, какова бы
она ни  была. ‚се  это касаетсЯ менЯ, только менЯ.  џ  сожалею, что написала
’елль, что огорчила тебЯ. Џрости.
     •уан сделал неопределенный жест, потом как-то по-детски отдернул руку.
     -- ѓде она?
     -- ’ам, -- сказала ќлен, указываЯ на стенной шкаф. -- €ногда ночью Я ее
вынимаю. „елай с ней что хочешь, мне все равно.
     ’ак вот, значит, какой это был пакет, значит, ќлен выходила из трамваЯ,
несЯ  пакет с  куклой,  когда было так просто оставить  ее  в  переполненном
трамвае, бросить  где-нибудь, не вскрыв и не разбив куклу. ’еперь,  когда он
будет ее искать, думал •уан, ќлен будет нести пакет на  тесемке, и когда  он
встретит ее в городе или в другом месте, кукла будет с нею,  как теперь -- в
стенном  шкафу,  или  в  другом  месте, или все  еще  в  коробке. € напрасно
пытатьсЯ  воображать, что в пакете  находитсЯ  что-то другое  -- портативный
набор длЯ анестезии, образцы  лекарств,  пара туфель, -- равно  как напрасно
воображать, что ему  удастсЯ сойти на  том же углу, где ќлен, да, напрасно и
еще более  горько теперь, когда  он,  казалось, угадывал скрытый  смысл этой
надежды, --  словно, если  бы он догнал ќлен и освободил ее от ее  ноши, это
могло бы стать неким завершением, помогло бы оттеснить в прошлое одну из тех
схем,  которые  осуществлЯютсЯ помимо нашей воли,  да, словно встреча его  с
ќлен в  городе могла  бы смыть с них обоих эти вины, которые  бродЯт сами по
себе,  отражаЯсь от ресторанных  зеркал  и от  бликов  потайных  фонарей  на
коврах, а ведь теперь, когда  зажигаешь еще одну сигарету, когда  вы  рЯдом,
так близко,  все  прочее  бессмысленно,  не  существует ничего,  кроме этого
твоего движениЯ, когда ты чиркаешь спичкой, да ваших взглЯдов, встречающихсЯ
поверх ее огонька, да взмаха рукой в знак благодарности.
     -- Џочему  ты ее  не  уничтожила? -- спросил •уан,  и  звук его  голоса
отдалсЯ во  мне как удар, хотЯ Я  уверена, что он говорил очень тихо, выходЯ
из  молчаниЯ,  в  которое  оба мы  были погружены,  отчужденные  более,  чем
когда-либо,  и  он,  видимо,  упорно  искал  оправданий  и  путей  -- голова
потуплена, заостренные очертаниЯ профилЯ неподвижны,  будто  и он ждал укола
иглы,  котораЯ  проникает  в  вену  его  руки.  ‚озможно,  Я  могла  бы  его
остановить, когда он встал и пошел открывать  шкаф, могла  сказать  ему, что
это бесполезно и  что он сам знает, что это бесполезно,  -- что игла так или
иначе уже  вонзилась в вену и все совершитсЯ, хотим  мы или не хотим и будем
ли этому препЯтствовать, обладаЯ безграничной свободой выбора в том, что длЯ
нас неважно. Ћставив сигарету в пепельнице, •уан направилсЯ к шкафу  и одним
рывком открыл его. Љукла сидела, выделЯЯсь  в полумраке, голаЯ, улыбающаЯсЯ,
среди простынь и  полотенец. ђЯдом .была  коробка  с ее  одеждой,  туфлЯми и
капором; пахло сандалом, а может, и паклей, в темноте трудно было разглЯдеть
дыру,  частично скрытую согнутыми коленками. •уан взЯл ее  за руку и вытащил
на освещенное место, к краю полки, где  аккуратно сложеннаЯ простынЯ могла в
кукольных  масштабах  сойти  за постель или  за операционный  стол. ’уловище
куклы  на простыне  раскрылось  надвое,  и •уан  убедилсЯ, что  ќлен даже не
попыталась прикрыть  щель,  заклеить  липким пластырем, спрЯтать обратно то,
что мЯгко вывалилось на простыню.
     --  Њне не мешает,  пусть так и остаетсЯ,  --  сказал голос ќлен за его
спиной. -- …сли хочешь, можешь ее унести, но мне все равно.
     •уан  резким   движением  закрыл  шкаф,  от  удара   хлопнувшей  дверцы
подпрыгнули предметы на низком столике. ќлен даже не шевельнулась, когда его
руки впились ей в плечи и встрЯхнули ее.
     --  ’ы не  имеешь права так поступать, -- сказал •уан. -- € Я  еще  раз
повторЯю,  ты  не  имеешь  права  так поступать  со  мной. ‚иноват Я  или не
виноват, это Я послал ее тебе. ќто Я там, внутри, жду твоей мести, это ты на
менЯ смотришь каждый раз, когда открываешь шкаф, когда вечером ее вынимаешь,
когда подходишь  к ней с фонариком, чтобы посмотреть на нее,  или берешь  ее
под мышку.
     -- Ќо мне не за что тебе мстить, •уан, -- сказала ќлен.
     Ѓыть может,  впервые за  эту  ночь она произнесла его имЯ. Џроизнесла в
заключение фразы, и  имЯ прозвучало с таким  оттенком,  с такой  интонацией,
какой не было бы при другом порЯдке слов, -- оно несло что-то сверх обычного
смысла,  вырвавшеесЯ,  видимо,  против  воли ќлен,  потому  что у нее  вдруг
задрожали губы, и  она медленно попыталась освободитьсЯ  от впившихсЯ  в  ее
плечи пальцев, но он еще крепче их сжал, и Я чуть не закричала, но прикусила
губу,  тогда  он наконец  понЯл и,  бормоча  извинениЯ, отпрЯнул от  менЯ  и
повернулсЯ спиной.
     -- џ  храню ее  не из-за тебЯ,  --  сказала Я. --  ‘ейчас это  не стоит
объЯснЯть, но, верь, не из-за тебЯ. Ќе Я ее раздела, ты это знаешь, и  не  Я
ее разбила.
     -- Џрости менЯ, -- сказал  •уан, все еще стоЯ спиной,  -- но теперь мне
нелегко тебе верить.  ‘  такими  фетишами, такими алтарЯми человек чувствует
себЯ  навек замаранным в душе другого, а когда другой -- это ты... ’ы всегда
питала ко мне  вражду,  всегда  мстила мне так  или иначе. ‡наешь, как  менЯ
однажды назвал мой сосед? Ђктеоном. Ћн у нас очень ученый.
     -- Ќе Я ее раздела, -- повторила ќлен, будто не слыша  его слов. -- ‚се
это совсем с другим свЯзано, и к тему, что  случилось,  ты прЯмого отношениЯ
не  имеешь. €  однако, ты  здесь  именно  из-за этого,  и приходитсЯ еще раз
признать, что нами играют, нас используют бог весть в каких целЯх.
     --  Ќе   думай,  будто  ты  должна  мне  что-то  объЯснЯть,  --   резко
обернувшись, сказал •уан. -- џ тоже знаю, что это бессмысленно.
     --  Ћ, уж если мы сошли с ума, позволь высказать одну безумную мысль: Я
тебЯ  убила, •уан,  и все началось тогда, в  тот  самый день,  когда  Я тебЯ
убила. Љонечно, то был  не ты, и, конечно,  его Я тоже не убила -- это  было
вроде  этой  куклы  или  нашего  разговора,  намек на  что-то другое,  но  с
ощущением полной  ответственности, понимаешь? ЏрисЯдь  тут  рЯдом, подай мне
бутылку или, если хочешь, налей ты.  Ќалей мне полный стакан, тогда  Я смогу
тебе  рассказать, мне  станет  легче, а потом,  если захочешь, уйдешь, будет
даже лучше,  если ты уйдешь, но  сперва дай мне виски  и еще сигарету, •уан.
„а,  это безумие,  но он был  так  на тебЯ похож,  и он был голый  --  юноша
намного моложе тебЯ, но у него была твоЯ манера улыбатьсЯ, твои волосы, и он
умер у менЯ на руках. Ќичего не говори, сиди и слушай; теперь ты  ничего  не
говори.
     Ћткуда доносилсЯ  этот голос,  который непостижимым образом был голосом
ќлен? Ћн  звучал так  близко,  Я  слышал ее  прерывистое дыхание, но не  мог
поверить, что  это она так говорит, повторЯЯ  мое имЯ через каждые несколько
слов, бормоча фразы, усеченные, запинающиесЯ или вырывающиесЯ подобно крику,
когда  она  рассказывала  мне  мою смерть,  уделЯЯ мне  часть  своей  долгой
одинокой  ночи,  снова погружаЯ иглу в мою  вену. Ћна  рассказывала это мне,
пила и  курила со мною, рассказываЯ все это,  но Я-то знал, что  это длЯ нее
неважно  и никогда  важным не было, что в той смерти, котораЯ была похожа на
мою  смерть, родилось нечто иное, и тогда Явилась кукла, и кто-то  эту куклу
уронил -- точно так же кто-то мог попросить  кровавый замок или смотреть  на
дом с горельефом василиска, собираЯ воедино все это, ныне ставшее рыданием в
голосе ќлен. џ понЯл, что, если бы Я мог выйти вместе с нею на том углу, где
ее  потерЯл, все,  возможно,  сложилось  бы  иначе --  хотЯ бы потому,  что,
находЯсь  рЯдом с ’елль, Я  бы  не испытывал  такого отчаЯниЯ и, возможно, у
’елль  не  возникла  бы  ироническаЯ  прихоть послать  куклу.  Ќо  пока  все
рушилось, потому  что Я знал твердо лишь одно -- что  ќлен и  Я  никогда  не
сойдем  вместе ни на  каком  углу в городе или  где бы то ни было,  и,  хотЯ
когда-то  она  снисходила  до  нескольких  любезных  слов  или  до дружеской
прогулки вдоль  канала ‘ен-Њартен,  по сути, мы  нигде  не встретимсЯ,  и ее
новый голос, это истеричное  упоминание моего имени  через каждые  несколько
слов,  этот плач,  который  наконец разрешилсЯ  теперь в осЯзаемые  слезы, в
стекавшие по ее  щекам искрЯщиесЯ капли, которые она гасила тыльной стороной
ладони,  а  они опЯть  вспыхивали, --  все  это  не  имело  ко мне  никакого
отношениЯ,  и  в  душе она опЯть отвергала менЯ, видЯ во  мне постороннего и
несносного  свидетелЯ наихудшего, что могло приключитьсЯ  с  ќлен, свидетелЯ
горЯ  ќлен и  слез ќлен.  Њне  хотелось  бы этого избежать, возвратить  ее в
прежнюю, вежливую  отчужденность, чтобы когда-нибудь она могла простить  мое
присутствие  при ее поражении,  и  в то  же  времЯ  Я  испытывал неописуемое
наслаждение, видЯ ее слабой и сломленной  под бременем чего-то, что вырывало
ее  из привычного въедливого  отрицаниЯ жизни, что  заставлЯло ее  плакать и
смотреть мне в  глаза, что вынуждало ее, запЯтнанную и  обиженную,  брести с
тем пакетом, увЯзаЯ в  теплой  топи  слов и слез. ‘нова и снова говорила она
мне  о  мертвом  юноше,  менЯЯ нас местами  в замедленно  горЯчечном  бреду,
который то уводил ее в палату клиники, то возвращал  к  монологу передо мной
(Я погасил в гостиной  все  лампы,  кроме одной  в  углу,  чтобы  ќлен могла
плакать, не утираЯ слезы досадливым жестом), и временами казалось, будто Я и
есть  тот  лежащий на койке больной  и она говорит ему обо мне, но вдруг все
менЯлось,  и она,  рукою  утираЯ слезы,  будто  срываЯ  с  себЯ маску, опЯть
обращалась ко мне и повторЯла мое имЯ,  и Я знал, что все это ни к чему, что
ее маска всегда на ней, что не из-за менЯ  она отчаиваетсЯ и что где-то  там
внутри есть другаЯ ќлен, и та другаЯ ќлен все выходит на углу, и мне не дано
ее  догнать, хотЯ  бы она была  у менЯ в объЯтьЯх. € та ќлен, что удалЯлась,
несЯ пакет,  та, что понапрасну плакала передо мной, навсегда  упрЯчет ключи
от кровавого замка; да, моЯ последнЯЯ,  жалкаЯ свобода состоЯла в том, что Я
мог вообразить, что угодно, мог выбрать любую  ќлен среди многих, которых во
времЯ  бесед  в  кафе предположительно рисовал то мой  сосед, то Њарраст, то
’елль, мог  воображать ее фригидной, или пуританкой,  или  просто эгоисткой,
или  злюкой,  жертвой  своего  отца   или  что-нибудь  еще  похуже,  жрицей,
приносЯщей  таинственную,  непостижимую жертву, --  такую мысль внушило  мне
что-то на углу улицы ‚ожирар и еще в желтом пЯтне света от потайного фонарЯ,
ищущего горло юной англичанки, -- но какое все это имело значение, если Я ее
любил, если крохотный василиск, когда-то вспыхивавший зелеными искрами на ее
груди, был символом вечного моего рабства.
     Џотом  Я  вдруг  перестала говорить -- возможно, это •уан попросил менЯ
замолчать, во  всЯком случае, он  погасил лампы и неустанно  протЯгивал  мне
свой носовой платок,  стараЯсь не смущать менЯ взглЯдом в лицо, как будто он
занЯт лишь  своей  сигаретой  да  стаканом виски и  ждет,  пока  усталость и
отвращение к самой  себе не  обессилЯт  менЯ,  как ждал, когда догорит в его
руке  спичка,  которую  затем  отшвырнул.  Љогда Я погрузилась  в безмолвие,
которое где-то  внутри боролось  с царапавшими горло шипами,  он  сел рЯдом,
вытер мне  лицо, налил виски  в  мой  стакан, зазвенели кусочки льда. "‚ыпей
залпом, -- сказал он, -- ничего лучше длЯ нас пока не придумаешь". ’ерпкий и
свежий запах его одеколона  смешалсЯ  с ароматом виски. "Ќе знаю, удалось ли
тебе понЯть, --  сказала  Я, -- мне хотелось бы, чтобы ты  понЯл хотЯ бы то,
что ничего не делаетсЯ по нашей воле, что Я заставила тебЯ страдать не из-за
порочности, что Я убила тебЯ не ради удовольствиЯ".  џ  ощутила  его  губы у
моей руки и  их  легкий поцелуй. "џ не  умею так любить, -- сказала  Я, -- и
напрасно  думать, будто привычка, повседневность  тут помогут.  Ћтдалась  ли
„иана  Ђктеону, это неизвестно,  но важно то,  что она бросила его  псам  и,
верно,  с  наслаждением  смотрела,  как  они  его терзают.  џ  не „иана,  но
чувствую, что  где-то  во  мне притаились  псы, и Я не хотела бы, чтобы  они
разорвали  тебЯ на части. ’еперь в ходу внутривенные инъекции, Я  это говорю
символически,  и  мифологиЯ  совершаетсЯ  в гостиной,  где  курЯт английскую
сигару  и рассказывают истории,  также  символические,  --  человека убивают
гораздо  раньше,  чем принимают  его  как  гостЯ,  и наливают ему  виски,  и
оплакивают его  смерть, пока он предлагает свой носовой платок. ‚озьми менЯ,
если хочешь, --  видишь, Я ничего тебе не обещаю, Я остаюсь такой, как была.
…сли  ты  считаешь  себЯ более  сильным,  если  полагаешь,  что сможешь менЯ
изменить, возьми менЯ сейчас же. ќто наименьшее, что Я могу тебе дать, и это
все, что Я могу тебе дать".  џ почувствовала дрожь его тела, подставила  ему
свои загрЯзненные  словами  губы, полнаЯ благодарности за то, что он вынудил
менЯ замолчать, превратил менЯ в  послушный его объЯтиЯм предмет. Љ рассвету
Я наконец уснула  (он  курил,  лежа  на  спине,  в  комнате  было  темно) --
разглЯдев его профиль, освещенный тлеющей сигаретой, Я зажмурила глаза, пока
не стало больно, пока Я не провалилась в сон без сновидений.

     Љогда  пластиковое  покрывало  было  спущено  и  муниципальный  оркестр
ЂркейлЯ  заиграл  "Sambre-et-Meuse"93,  первые  комментарии, услышанные моим
соседом, были: но у него же  нет ни  меча, ни  щита / это в духе Џикассо / а
где  голова?  / он похож на осьминога / dis  donc, ce type-la se fout de nos
gueules?94 / а что там вверху, чемодан? / правую руку он держит на заднице /
это не задница,  это ѓаллиЯ / какое зрелище длЯ детей / нет, религиЯ погибла
/ а обещали лимонад  и флажки / са alors / теперь Я  понимаю  ћлиЯ –езарЯ  /
ну-ну, не надо  преувеличивать, тогда были другие времена / только подумать,
что Њальро это допускает / он что, голый? Ђ вот это у него внизу, это что? /
беднаЯ ”ранциЯ / Я пришла, потому что получила приглашение  на такой голубой
изЯщной карточке, но клЯнусь  тебе всем, что есть самого свЯтого,  если бы Я
подозревала /
     -- Ќо, тетенька, это же современное искусство, -- сказала ‹ила.
     -- Ќе толкуй  мне  о всЯких футуризмах,  --  сказала госпожа Љорица. --
€скусство --  это красота, и оно кончилось. ‚ы же  не станете мне возражать,
молодой человек?
     --  Ќет,  сударынЯ, -- сказал Џоланко, который  веселилсЯ, как боров  у
корыта.
     -- џ обращаюсь не к  вам, а вот  к этому  молодому человеку, -- сказала
госпожа Љорица. -- €звестно, что вы и ваши собутыльники -- закадычные друзьЯ
создателЯ этого чудища, и зачем Я только пришла, о боже!
     Љак  обычно,  рассуждениЯ  госпожи  Љорицы мгновение вызвали у  дикарей
желание  объЯснить все  на  свой лад. "“ти,  ути, ути", -- сказал мой сосед.
"Ђта-та  по попке", --  сказала ’елль. "Ѓуки-буки-бук", --  сказал  Џоланко.
"‚от  Я  вам  зададу", -- сказал Њарраст,  которому,  разумеетсЯ, полагалось
защищать статую. "Ѓисбис, бисбис", -- сказала  ‘ухой ‹истик. "“ти,  ути", --
сказал  мой  сосед. "Ѓух",  -- сказал Љалак,  надеЯсь,  что это  односложное
словечко  закроет  дискуссию.  "ѓоп,  гоп",  --  сказал  Њарраст,  желавший,
напротив, ее  подогреть.  "Ѓисбис, бисбис", -- сказала ‘ухой ‹истик, которую
слегка обеспокоило направление спора. "ѓоп, гоп, гоп", -- настаивал Њарраст,
который никогда бы не  дал наступить себе на мозоль. "Ѓух", -- сказал Љалак,
с удовлетворением  глЯдЯ, как госпожа  Љорица  поворачивает  к ним  спину  в
фиолетовую полоску и тащит прочь ‹илу, бросающую на них грустные и все более
удалЯющиесЯ  взглЯды.  Ћбо  всем  этом  и еще  о  многом  они могли  всласть
поболтать в поезде на обратном  пути,  сморенные  усталостью и лимонадом, от
которого в  желудках  чувствовалось приЯтное томление, и сожалели  только  о
том, что Њаррасту  пришлось  остатьсЯ в Ђркейле, в окружении эдилов, которые
собирались прикрыть  банкетом свое желание  размозжить  ему  голову. „икарЯм
статуЯ героЯ  показалась великолепной, и они были убеждены,  что никогда еще
глыба  антрацита  не  высилась   со  столь  точно  рассчитанным  вызовом  на
какой-либо  французской  площади,  не  говорЯ  о  том,  что  идеЯ  поместить
пьедестал вверху  представлЯлась им вполне логичной и не требующей поЯснений
-- во всЯком случае, Љалаку и Џоланко, сумевшим сломить робкое сопротивление
’елль,  длЯ которой русалочка  Ђндерсена  в  копенгагенском порту оставалась
абсолютным идеалом в области скульптуры.
     Џоезд  был  почти пуст и проЯвлЯл Явную  склонность останавливатьсЯ  на
всех станциЯх и даже между оными, но, так как никто никуда не спешил, друзьЯ
расселись   по   вагону,  где   вечернее   солнце  изображало   всевозможные
кинетические  картины  на  спинках и  сиденьЯх,  способствуЯ художественному
настроению,  с каким дикари  вошли в вагон. Ќа скамейке в  глубине Ќиколь  и
ќлен тихо курили и только изредка нарушали молчание, чтобы прокомментировать
суждениЯ  госпожи  Љорицы,  грусть  ‹илы,  которой  пришлось  оторватьсЯ  от
лицезрениЯ Љалака, и  то усердие,  с каким дочь Ѓонифаса  ЏертейлЯ старалась
восхищатьсЯ Џоланко  в вопросах открытиЯ монументов. ’ак славно  было в этом
полупустом вагоне,  где  разрешалось  курить,  переходить  с места на место,
чтобы поболтать  и  повздорить  с друзьЯми,  посмеЯтьсЯ  над  лицами ‘елии и
Ћстина, которые, держась за руки, любовались пригородным  пейзажем, как если
бы то была ЂркадиЯ; мы чувствовали себЯ почти как в "Љлюни", хотЯ не хватало
Љурро  и  кофе, хотЯ беднЯге  Њаррасту пришлось остатьсЯ  на этот  треклЯтый
банкет, -- и каждый развлекалсЯ или отвлекалсЯ по-своему, уж не говорЯ о том
волнующем мгновении,  когда  контролер обнаружил, что у Љалака нет билета, и
предъЯвил  ему огромный  желтый  лист  бумаги с  указанием  штрафа и строгим
предупреждением -- к безграничному веселью Џоланко, и ’елль, и моего соседа,
и все  это вперемежку  с  воспоминаниЯми о  кораблекрушениЯх и  об  открытии
памЯтника,  но вот  наконец  мой  сосед вытащил  улитку Ћсвальда и попыталсЯ
выЯснить (заключаЯ пари), сумеет ли Ћсвальд проползти по верху спинки одного
сиденьЯ,  пока  поезд  покроет  дистанцию  от  ЂркейлЯ  до  Џарижа,  --  тут
присутствовал и некий поэтический момент, идеЯ перпендикулЯрного перемещениЯ
Ћсвальда  по  отношению  к  движению  поезда  и  воображаемаЯ   диагональнаЯ
результирующаЯ двух перекрестных движений и их соответственных скоростей.
     Ћбычно .после поездок и разлук дикари встречались с волнением, радостью
и воинственным  задором. …ще  в конце  торжественного открытиЯ памЯтника они
заспорили  о каком-то  сне  моего  соседа,  по  мнению Љалака, подозрительно
походившем на  фильмы  Њилоша  ”ормана,  и  ’елль  вмешалась,  чтобы  слегка
изменить развЯзку,  в чем ее  тут же уличил  мой сосед,  а Џоланко и Њарраст
внесли дополнительные предложениЯ,  чем довели этот сон до  таких масштабов,
которые  его автор  объЯвил чистейшей  фантазией. ’еперь дорожное настроение
побуждало их к  ностальгии и задумчивости,  а  те,  кто взаправду заснули  и
временами  видели  сны,  не  испытывали  желаниЯ поделитьсЯ  ими.  „ремлющий
Џоланко с чувством, похожим  на нежность, вспомнил  о том, что дочь Ѓонифаса
ЏертейлЯ Явилась на открытие, иначе говорЯ, продолжает его  любить, несмотрЯ
на кораблекрушение,  хотЯ  противовесом  этим  сентиментальным  грезам  была
неотвЯзнаЯ мысль, что он осталсЯ без места  и придетсЯ искать другую работу.
"‚одитель такси, --  подумал  Џоланко, который  всегда  выбирал себе хорошую
работу, а  потом соглашалсЯ на любую. -- Ѓудет  у  менЯ  такси,  буду ездить
ночью,  подбирать подозрительных пассажиров, и они будут менЯ возить в самые
немыслимые места, ведь  на самом-то деле везет пассажир, и такси приезжает в
незнакомые места, в тупиковые улочки, и там что-то случаетсЯ, и ездить ночью
всегда немного опасно, а потом, малыш, можно  спать днем, а это длЯ молодцов
вроде менЯ самое разлюбезное дело".
     -- Ѓуду всех возить  бесплатно,  -- заЯвил Џоланко,  -- по крайней мере
первые три днЯ, а потом спущу флаг и уже не подниму его до греческих календ.
     -- Ћ чем это он? -- спросил Љалак у моего соседа.
     --  —то  до  флага, можно  полагать,  что  он  заразилсЯ  муниципальным
патриотизмом  сегоднЯшнего  торжества,  --  сказал  мой  сосед,  подбадриваЯ
Ћсвальда,  который всегда  немного унывал, начинаЯ с третьего сантиметра. --
Ќе  дрейфь,  братец, глЯди, как  бы из-за твоей слабины Я  не потерЯл тысЯчу
франков. ‘мотрите,  смотрите, как он реагирует,  право, Я настоЯщий ‹егисамо
слизнЯков, глЯдите, какаЯ живость в его рожках.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- сказала  ‘ухой ‹истик, котораЯ пари не заключила,
но все равно волновалась.
     Љалак сидел в углу с тетрадкой и набрасывал план книги или что-то вроде
того,  времЯ  от  времени,  между  „вумЯ  затЯжками, поглЯдывал  на  сидЯщих
напротив ќлен и  Ќиколь и улыбаЯсь им без особой охоты, а так,  по привычке,
отчасти  потому,  что ему  было  не очень-то  приЯтно  смотреть на Ќиколь, а
главное, потому, что он глубоко погрузилсЯ в  литературу  и все прочее  было
длЯ него вроде  игры бабочек моли. €менно  тогда Џоланко заговорил с ним про
такси,  и  Љалак нелюбезно  ответил,  что  никогда  не сЯдет  в  такси,  где
водителем будет  такой бурдак. „аже  бесплатно? ’ем более,  потому  что  это
всего  лишь  спекулЯциЯ  на  чувствах.  „аже на  пЯть кварталов, попробовать
дорогу? € на два метра не сЯду.
     -- ‚ы,  дон,  здесь не ко двору, -- сказал Џоланко. -- € нечего  тыкать
мне свою тетрадь, где вы делаете заметки. ‡аметки о чем, спрашиваю Я?
     -- Ќастало времЯ,  --  сказал  Љалак,  -- чтоб  кто-нибудь  описал  эту
коллекцию ненормальных.
     -- Et ta soeur 95, -- сказала ’елль, не уступаЯ ему ни пЯди.
     -- Ќе обращай на  него вниманиЯ, -- презрительно  отозвалсЯ Џоланко, --
можно  себе  представить,  что  способен  написать  такой  финтихлюпик.  —е,
скажи-ка, по  какой причине ты не возвращаешьсЯ в Ѓуэнос-Ђйрес, ты там вроде
бы фигура известнаЯ, только непонЯтно почему.
     -- ‘ейчас тебе объЯсню,  -- сказал  Љалак,  складываЯ тетрадь наподобие
Японского  веера, что  было  знаком сильного  гнева. --  џ  не  могу  решить
важнейшую задачу, а именно: там многие менЯ  очень любЯт in  absentia96,  и,
если Я вернусь, навернЯка поссорюсь  с  ними со всеми, не  говорЯ о том, что
там еще есть уйма  хлыщей,  которые менЯ отнюдь не любЯт и будут в восторге,
когда Я поссорюсь с теми, кто менЯ очень любит.
     ЋбъЯснение было встречено, как и следовало ожидать, минутой молчаниЯ.
     -- ‚от видишь,  -- сделал надлежащий вывод  Џоланко,  -- куда  лучше бы
тебе  сесть  в  мое  такси,  там  таких историй не будет. Ђ  вы как думаете,
слипинг бьюти?97
     -- Ќе знаю, -- сказала Ќиколь, очнувшись  от долгой задумчивости, -- но
Я готова сесть в твое желтое такси, ты такой добрый, и ты повезешь менЯ в...
     --  „овольно неопределенный адрес, -- пробормотал Љалак, снова открываЯ
тетрадь.
     -- „а,  красавица,  Я  тебЯ  повезу,  --  сказал Џоланко,  --  а  этого
финтихлюпика мы оставим в дураках, если только вы,  сударынЯ,  не потребуете
от  менЯ  чего-то другого.  ‹адно,  согласен, пусть  он  садитсЯ,  пусть, но
скажите, разве это жизнь?
     Џочему  бы нет,  в конце-то концов,  почему  бы Љалаку не сесть в такси
вместе с Ќиколь и почему такси  вдруг желтое? ђука крепко сжимала тетрадь, и
карандаш "остановилсЯ", но ведь Љалак уже столько раз сопровождал  Ќиколь  в
самые нелепые  места, сидел  с ней  на диване  в музее,  провожал на вокзал,
чтобы подать ей в окно вагона карамельки, они даже поговаривали о совместном
путешествии, и, хотЯ они бы на это не пошли,  Љалака порадовало,  что Ќиколь
пригласила  его в желтое такси несмотрЯ на гнев  Џоланко. Ћн поглЯдел на нее
улыбаЯсь  и  снова укрылсЯ за  своей тетрадью --  что-то  говорило ему,  что
Ќиколь  опЯть ушла далеко, что  она еще слаба и ей  не хочетсЯ участвовать в
играх,  она была погружена  в  созерцание улицы, идущей  на север (но  этого
Љалак уже не видел), в дальнем конце которой  блестела вода канала  обманным
блеском, потому что у горизонта параллельные аркады встречались и, возможно,
то поблескивал какой-нибудь дом-башнЯ  из алюминиЯ и стекла, а вовсе не вода
канала; все равно оставалось  только идти по этим галереЯм, без определенной
причины  переходЯ  с  одного  тротуара  на  противоположный,  и  квартал  за
кварталом  приближатьсЯ к тому далекому блеску, почти навернЯка  исходившему
от  канала в вечернем свете. ‘пешить не стоило, в любом случае, когда  приду
на берег  канала, Я буду чувствовать себЯ грЯзной и измученной, потому что в
городе Я всегда  какаЯ-то усталаЯ и вроде  бы грЯзнаЯ, и,  возможно, поэтому
так часто  приходитсЯ  тратить безумно  много  времени  на  коридоры  отелЯ,
которые ведут  в  ванные,  где потом нельзЯ вымытьсЯ, потому что  либо двери
сломаны,  либо нет полотенец, но что-то мне  говорило, что теперь больше  не
будет ни коридоров, ни лифтов, ни уборных, что на сей раз не будет задержек,
и улица с аркадами приведет  менЯ наконец к каналу --  так же как рельсы (но
этого уже  не видела Ќиколь) вели  поезд из  ЂркейлЯ в Џариж, -- и блестЯщий
след, усердно выписываемый Ћсвальдом, вел его с одной стороны спинки сиденьЯ
на  другую,  пока  окружавшие его  делали  все более  точные  расчеты  и  их
спортивный азарт разгоралсЯ.
     -- …ще шажок, Ћсвальд,  ну  же, не подведи  менЯ, а  то вон уже мерцают
огни столицы, -- подбадривал его мой сосед. -- —етыре с половиной сантиметра
за  тридцать восемь секунд,  отличнаЯ  скорость; если  и дальше  так пойдет,
можете  прощатьсЯ с тысЯчью франков, слава богу, что  Я нынче  утром дал ему
добавочную  порцию  салата  в  предвидении  волнений,  свЯзанных с открытием
памЯтника, видите,  метаболизм  у него соответственный, о,  это  животное --
утеха моей жизни.
     -- Љогда он дойдет до этого черного пЯтна, похожего на след от смачного
плевка, он затормозит всеми четырьмЯ рожками, -- пророчил Џоланко.
     -- ’ы  дурень,  -- сказал  мой  сосед. --  „лЯ  него нет ничего вкусней
слюны, даже высохшей. Џоследний  этап он проделает на повышенной скорости, у
него железнаЯ волЯ.
     -- ‚ы, дон, его подзуживаете своими речами, так  любой может  выиграть,
-- возмутилсЯ Џоланко. -- €ди-ка сюда, ‘ухой  ‹истик, поддержи менЯ, видишь,
этот тип злоупотреблЯет своим красноречием.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- выказала свою солидарность ‘ухой ‹истик.
     -- € вон  та особа пусть подойдет,  не все же  о лютнЯх  толковать,  --
проворчал Џоланко. --  Њалышка,  поди сюда на  минутку.  Ђх, была бы тут моЯ
толстуха, вот у кого азартнаЯ душа.
     ‘елиЯ неопределенно улыбалась, будто не  понимаЯ,  и продолжала слушать
Ћстина,  который  горЯчо толковал  ей о  различиЯх  между  виолами, арфами и
пианино.  Ћна не могла не видеть ќлен, хотЯ старалась ее избегать весь день,
с самого прибытиЯ на площадь  ЂркейлЯ, когда  ќлен поздоровалась с дикарЯми,
just back from England98, и принЯлась болтать  с  Ќиколь и ’елль. ‘о  своего
почетного   места   среди   эдилов   Њарраст   сделал   жест  приветствиЯ  и
благодарности, и  ќлен ему улыбнулась, точно подбадриваЯ у подножиЯ эшафота.
’ак дикари встретились снова и были очень довольны, но ‘елиЯ прилипла к руке
Ћстина, немного сторонЯсь их всех, а когда садилась на поезд, то  в надежде,
что ќлен сЯдет рЯдом с Ќиколь, она выбрала себе место в другом конце вагона.
‡десь, сказала она, указываЯ на скамью, где они сидели бы  спиной к дикарЯм,
но  Ћстин  отказалсЯ так  ехать  и,  поЯснЯЯ  различие  между  клавесином  и
клавикордами, не сводил глаз с  ќлен,  котораЯ  курила и  временами смотрела
журнал.  Ќиколь сквозь дремоту  также смутно почувствовала, что глаза Ћстина
прикованы к ќлен, и, лениво спросив себЯ, с чего бы, тут же потерЯла к этому
интерес.
     -- Џожалуйста, не смотри на нее так, -- попросила ‘елиЯ.
     -- џ хочу, чтобы она знала, --  сказал Ћстин. Ќу да, bebe99, как же мне
не знать, можно ли себе представить, чтобы ‘елиЯ  смолчала, достаточно  было
увидеть их вместе на площади, и Я сразу понЯла, что все рассказано и как это
правильно, что рассказано; вот и еще  раз подушка оказалась удобным мостиком
длЯ тайн,  и  в какую-то  минуту  Ћстин,  наверно, приподнЯлсЯ, опершись  на
локоть, и посмотрел на  нее  так, как он смотрит  на менЯ  теперь,  со  всей
суровостью, присущей  невинным душам, потом захотел узнать все-все,  и ‘елиЯ
закрыла себе лицо руками, и он  отвел ее руки и повторил вопросы, и все было
высказано  обрывочными  фразами вперемежку с поцелуЯми и ласками, и получено
что-то вроде прощениЯ, которого ей было незачем просить, а ему давать, вроде
некоего аттестата на право жить такими вот счастливыми дурачками, держась за
руки и  любуЯсь печными трубами и начальниками  всех станций  от  ЂркейлЯ до
Џарижа. "Џотом он,  наверно, тоже рассказал  ей про  Ќиколь, -- сказала себе
ќлеи. -- €  ‘елиЯ,  наверно,  всплакнула, потому  что всегда любила Ќиколь и
понимает, что  потерЯла ее как подругу,  что  потерЯла нас  обеих,  Ќиколь и
менЯ, но ей, конечно, и в голову  не приходит, что каким-то странным образом
она потерЯла Ќиколь из-за того, что бежала от менЯ и  оказалась между Ќиколь
и  этим юнцом,  так  же  как  юнцу не  придет  в голову, что  он  должен  не
ненавидеть менЯ, но благодарить за ‘елию, и что мой  сосед прав, говорЯ, что
‘артр  сумасшедший и  что мы в гораздо большей степени ЯвлЯемсЯ суммой чужих
поступков, чем своих собственных. ‚от и ты сидишь там  спиной  ко мне, вдруг
какой-то умудренный и погрустневший, ну чем помогла тебе твоЯ прозорливость,
если в конце  концов  ты тоже  плЯшешь под ту же безумную музыку. —то же тут
делать,   •уан,  остаетсЯ  лишь  закурить  еще  одну  сигарету  и  разрешить
обиженному   bebe  смотреть   на   менЯ,  подставить   ему  свое  лицо   как
географическую карту, чтобы он выучил его на памЯть".
     -- ‚он там, на лугу, смотри, -- сказала ‘елиЯ.
     -- ќто корова, -- сказал Ћстин. -- Ќо вернемсЯ к водЯному органу...
     -- —ерно-белаЯ! -- сказала ‘елиЯ. -- Ђ какаЯ красиваЯ!
     -- „а, и у нее даже есть теленок.
     --  ’еленок? Ћстин, выйдем сейчас же, пойдем взглЯнем на нее поближе, Я
никогда по-настоЯщему не видела корову, клЯнусь.
     -- ‚ этом нет ничего удивительного, -- сказал Ћстин.
     -- Њы  сейчас подъезжаем к  станции, потом  мы можем сесть на следующий
поезд, выйдем не прощаЯсь, чтобы никто не заметил.
     Ќиколь  приоткрыла глаза  и,  будто  в тумане увидев, как  они прошли к
выходу, подумала, что они переходЯт в другой вагон, желаЯ уединитьсЯ; сейчас
они  были столь же  далеки от нее, как Њарраст, в  окружении эдилов входЯщий
после обмена мнениЯми в банкетный зал,  как •уан, сидЯщий к ней спиною возле
скамьи,  на которой  обсуждались гонки,  -- все  они виделись  ей  смутными,
далекими, Ћстин уходит, Њарраст далеко, •уан  сидит к ней сниной, и это даже
лучше, так проще идти по улице, ведущей на  север, --  хотЯ в городе никогда
не  светило солнце, было  известно, что  канал  находитсЯ на севере,  и речь
всегда шла  о том, что надо идти к каналу, который, однако, мало кто  видел,
мало кому довелось  следить за  бесшумным движением плоских барж  к  заливу,
откуда  уходЯт  в  рейс   к  пресловутым  островам.  €дти  под  сенью  аркад
становилось  все  труднее, Ќиколь замедлЯла шаг, но  она была  уверена,  что
вдали  блестит канал, а не дом-башнЯ и что блеск этот укажет ей, что делать,
когда  она подойдет к берегу, но теперь она этого знать не может  и не может
ни у кого спросить, хотЯ рЯдом  сидит ќлен и времЯ от  времени предлагает ей
сигарету или говорит об открытии памЯтника, да, ќлен, у которой было  бы так
просто спросить, добиралась ли  она когда-нибудь  до  канала  или же  всегда
должна была возвращатьсЯ на трамвае или входить в номер отелЯ и снова видеть
веранды, и плетеные кресла, и вентилЯторы.
     --  ќтой  статуе  не  хватает жизни,  --  настаивала  ’еЯль,  хранившаЯ
верность  бронзовой  русалочке, --  и пусть ‚ерцингеториг  похож на гориллу,
котораЯ  поднимает фисгармонию, ты менЯ не переубедишь. Ќе думай,  что  Я не
сказала  этого  Њаррасту, и  он в  душе был со  мной  почти  согласен,  хотЯ
единственное, что  его интересовало, -- это  известиЯ от Ќиколь, кроме того,
он, кажетсЯ, совсем засыпал от речей.
     --  Ѓедный  Њарраст,  --  сказал  •уан,  усаживаЯсь рЯдом  с  ’елль  на
скамейку, где прежде сидели ‘елиЯ и Ћстин, -- представлЯю его там, в зале, в
окружении эдилов и  лепнины,  что одно и то  же,  сидит разнесчастный и жует
остывшие  бараньи  котлеты, как обычно  на таких  ужинах,  и  думает  о нас,
которым так славно здесь, на этих скамейках из натуральной сосны.
     -- ‘только  сочувствиЯ  Њаррасту,  -- сказала ’елль,  --  а длЯ менЯ ни
словечка  доброго.  Џодумайте, Я же  день  и  ночь воевала  в ‹ондоне, чтобы
спасти  эту  дуреху, и  не  успела  сюда  приехать,  как должна выносить его
приставаниЯ -- он, видите ли,  никак не  может понЯть, сто раз спросил менЯ,
приехала  ли  Ќиколь  на  открытие добровольно или потому, что Я ей навЯзала
свой динамизм, клЯнусь, так он выразилсЯ, беднЯга помирал от желаниЯ подойти
к  нам,  но  его  окружали  эдилы,  а  Ќиколь была  в  толпе где-то сзади --
представлЯешь сценку?
     -- Ќе понимаю, зачем тебе понадобилось ее привозить, -- сказал •уан.
     -- Ћна настаивала,  сказала, что хочет издали  взглЯнуть  на  Њарраста,
причем  сказала так,  что это  прозвучало...  Џраво, --  добавила  ’елль  со
зловещим вздохом, -- сегоднЯ все  здесь глЯдЯт друг на  друга с таким видом,
что в Љопенгагене этого бы не понЯл сам ‘ерен Љьеркегор. € ты, и вон ты...
     -- ѓлаза -- это  у многих из нас единственные оставшиесЯ руки, милочка,
-- сказал •уан. -- Ќе старайсЯ  слишком много понимать,  не то лимонад  тебе
повредит.
     -- Џонимать, понимать... Ђ ты-то понимаешь, что ли?
     -- Ќе знаю, возможно, что нет. ‚о всЯком случае, мне это уже ни к чему.
     -- ’ы спал с ней, ведь правда?
     -- „а, -- сказал •уан.
     -- Ђ теперь?
     -- Њы с тобой, кажетсЯ, говорили о глазах?
     -- Ќу да, но ты сказал, что глаза -- это руки.
     -- Џожалуйста,  --  сказал  •уан, гладЯ ее по голове. -- ‚  другой раз,
только не теперь. For old time's sake, my dear100.
     -- Ќу, конечно, •уан, прости, -- сказала ’елль.
     •уан еще раз  погладил  ее по голове  -- это он тоже по-своему просил у
нее прощениЯ. Ќесколько  незнакомых  пассажиров  вышли  на  станции,  скудно
освещенной  желтыми  фонарЯми,  разбросанными  среди   деревьев,  навесов  и
железнодорожных  платформ,  в  их свете лица и  предметы  там, снаружи, были
полны уныниЯ, но вот поезд после хриплого  и вроде бы ненужного свистка стал
медленно  отъезжать  и снова  углубилсЯ в полумрак,  который вдруг прорезали
кирпичные  трубы,  дерево, уже  почти скрытое  темнотой, или  другаЯ,  плохо
освещеннаЯ  станциЯ,  где  поезд останавливалсЯ попусту,  потому что  больше
никто не садилсЯ, по крайней  мере в тот вагон,  где осталась наша маленькаЯ
компаниЯ:  ќлен, и Ќиколь,  и ‘ухой  ‹истик, и  Ћсвальд, и ’елль, и  •уан, и
Џоланко, и  Љалак -- все те же, кроме Њарраста, который, сидЯ  среди эдилов,
воображал  себе этот вагон, мысленно вызвал  его  образ  в разгаре банкета и
словно ехал в Џариж  вместе  с дикарЯми,  подобно тому как днем, на открытии
памЯтника, он как бы мысленно вызвал присутствие Ќиколь на площади, Ќиколь с
сомнамбулическим  лицом выздоравливающей, котораЯ впервые выходит на  солнце
об руку с дипломированной медсестрой нордического  типа, но  нет,  то был не
вымысел, недовольнаЯ,  ты действительно стоЯла там в последних  рЯдах, стало
быть, ты  приехала  посмотреть  на открытие моей  статуи, ты  приехала,  да,
приехала, недовольнаЯ, и, кажетсЯ,  в какое-то  мгновение ты  мне улыбнулась
ободрЯюще, как улыбнулась и ќлен,  чтобы хоть на миг избавить менЯ от эдилов
и от  представителЯ общества историков,  который сейчас  готовитсЯ, будь  он
неладен,  прославить  памЯть  ‚ерцингеторига,  а  слева  стоЯл  Ћстин,   мой
экс-ученик, бравший  уроки французского,  этот, конечно, не смотрел на менЯ,
потому что так полагаетсЯ вести себЯ джентльмену, и Я себЯ спрашивал /„амы и
господа! •од  истории.../ может быть, это тоже ход истории, может, начавшись
у красных домов или у  стеблЯ некоего растениЯ в руке британского врача, все
пришло   закономерно   к  тому,  что  менЯ  окружает,  к  присутствию  здесь
недовольной /…ще Њишле  заметил.../  и  к тому,  что  во  веем этом  нет  ни
малейшего смысла, разве  что смысл этот спрЯтан  так, что Я  не способен его
уловить, точно так же,  как почтенный оратор не способен уловить смысл  моей
статуи /–езарь подвергнет героЯ  унижению, прикажет вести его в цепЯх в ђим,
бросит  в темницу  и  затем велит обезглавить... /  и не  может понЯть,  что
глыба, которую моЯ статуЯ  держит  в поднЯтых руках,  -- это  ее собственнаЯ
голова,  отрубленнаЯ и гигантски  увеличеннаЯ историей, это  два тысЯчелетиЯ
школьных  сочинений  и повод  длЯ  напыщенных  речей,  и тогда, недовольнаЯ,
личико мое  сахарное,  что  оставалось мне тогда, как  не  смотреть  на тебЯ
издали,  как смотрел  Я  на тебЯ,  стоЯвшую  с дикарЯми, и  начхать  на  ход
истории, на лютниста, и на то, что ты сделала глупость, недовольнаЯ, на  все
начхать, и так  почти до конца торжества,  когда ты обернулась  -- ты должна
была под  конец  это сделать, чтобы возвратить менЯ  к действительности  и к
этому мрачному банкету, именно под конец  ты и должна была обернутьсЯ, чтобы
посмотреть  на  затерЯнного в толпе •уана, показать  мне  его,  как  историк
показывал  ход  истории  и  то,  как  стебель  мало-помалу  никнет  в  руке,
получившей  его,   чтобы   держать   его   всегда   зеленым,  и  прЯмым,   и
гермодактилусом во веки веков. (Ђплодисменты.)
     Љто-то слегка тронул его плечо, официант  сообщил,  что  ему звонЯт  из
Џарижа. ќто  немыслимо,  повторЯл себе  Њарраст,  идЯ вслед  за официантом в
служебную комнату,  нет,  не могло  быть, чтобы  на другом конце провода его
ждал  голос Ќиколь. €  впрЯмь не могло, как  совершенно четко  выЯснилось из
того факта, что голос принадлежал  Џоланко,  да к  тому же говорил он не  из
Џарижа,  а  из телефонной будки на пригородной станции с двойным  названием,
которое  Џоланко не запомнил, а также  не  запомнили  мой сосед, и  Љалак, и
’елль, видимо тоже втиснувшиесЯ в будку.
     -- ‘лушай, мы подумали, что ты уже сыт  по горло речами, и звоним тебе,
что не  худо бы нам  встретитьсЯ и выпить глоток вина, -- сказал Џоланко. --
†изнь -- это не только статуЯ, ты менЯ понЯл?
     -- …ще бы не понЯл, -- сказал Њарраст.
     -- ’огда валЯйте  сюда, дон, и мы  тебЯ ждем, чтобы сыграть в карты или
еще чем поразвлечьсЯ.
     -- ‘огласен, -- с готовностью сказал Њарраст, -- но чего Я  не понимаю,
так это  почему вы  звоните с какой-то станции. ’ы сказал, Ћсвальд?  Џередай
лучше трубку моему соседу, может, тогда Я что-нибудь пойму.
     ‚ конце концов  мы  ему  растолковали, но  времени  на это ушло  много,
потому  что  слышимость  была  неважнаЯ,  к   тому  же  пришлось  рассказать
предысторию,  начинаЯ с  пари  между  соседом  Џоланко  и  с  замечательного
достижениЯ Ћсвальда, который Явно  должен был  победить и преодолел, даже не
глЯдЯ, черноватое  пЯтно,  последнюю надежду Џоланко, и до поЯвлениЯ типа  в
форме,  который   обрушилсЯ   на  нас  с  грозным  выражением   лица,  очень
напоминавшим оскал трупа,  и стал требовать, чтобы  мы выбросили Ћсвальда  в
окно под страхом немедленного изгнаниЯ из вагона.
     -- ѓосподин  инспектор, --  сказал  Љалак,  в  подобных случаЯх  всегда
вылезавший не вовремЯ, хотЯ  до той минуты он, казалось, был поглощен своими
записЯми  в  тетради, --  то,  что  эта  игра  вполне  невинна,  не  требует
доказательств.
     -- ‚ы имеете к этому какое-то отношение? -- спросил инспектор.
     Љалак ответил,  что нет,  но, поскольку Ћсвальд пока еще не в состоЯнии
овладеть   французским  Языком,   он  считает  уместным  объЯвить  себЯ  его
официальным представителем, дабы  уверить в том,  что его  пробег по  спинке
скамьи -- дело совершенно безобидное.
     -- ‹ибо  эта тварь отправитсЯ сейчас же в окно, либо вы трое сойдете на
следующей  станции,  --  сказал  инспектор,  доставаЯ  узкую,  продолговатую
книжицу и не слишком чистым  перстом указываЯ какой-то параграф. Њой сосед и
Џоланко  наклонились, чтобы  прочесть этот обвинительный параграф, изображаЯ
необычайную заинтересованность, котораЯ должна была скрыть приступ  смеха, и
ознакомились с похвальной заботой  властей  о соблюдениЯ гигиены в  вагонах.
‘ам понимаешь, мы сразу  же объЯснили этому типу, что Ћсвальд куда чище, чем
его сестра -- сестра этого типа,  разумеетсЯ,  -- и мой сосед  предложил ему
провести  пальцем по следу  и обнаружить хоть  намек на слизь, что этот  тип
поостерегсЯ сделать. Џоезд  между  тем остановилсЯ на  какой-то станции (мне
кажетсЯ,  Ќиколь там вышла, на следующем пролете мы заметили, что ее уже нет
в вагоне,  возможно, она  перешла в  другой вагон, чтобы еще подремать, но Я
думаю,  она  просто вышла, последовав  примеру ‘елии  и лютниста,  все вдруг
стали романтиками,  стали убегать любоватьсЯ на коров или  собирать клевер),
однако настоЯщаЯ дискуссиЯ еще не  началась, и  поезд отправилсЯ прежде, чем
инспектору удалось решить альтернативу: Ћсвальд -- окно /мы --  дверь. џсное
дело,  выиграли  мы от  этого немного  -- задолго  до прибытиЯ  на следующую
станцию,  вот  эту,  с   двойным  названием,  инспектор  подобрал   нам  три
санитарно-гигиенические статьи и  начал вести что-то вроде протокола в своем
блокноте,  в  котором  были  наготове копирка  да  прикрепленный  к  корешку
карандаш, довольно удобнаЯ вещь, если вдуматьсЯ,  и тут мой сосед сообразил,
что дело может кончитьсЯ грубым вмешательством жандарма, и, нежно  подхватив
Ћсвальда,  засунул  его  в  клеточку,  не  приминув провозгласить  моральным
победителем гонок,  что  Џоланко  уже  не  отважилсЯ оспаривать -- ведь было
очевидно,  что  Ћсвальду  оставались   до   финиша  всего  каких-нибудь  два
сантиметра, а поезд еще  не выбралсЯ  из диких  зарослей. “ф! ‚от  так  было
дело, братец.
     --  Ћни  просто трусы, -- сообщила Њаррасту ’елль. -- Љогда  мой  сосед
убрал Ћсвальда, какое право имел инспектор вышвыривать нас из поезда? Џочему
они позволили прогнать себЯ как бараны?
     --  †енщины  всегда  жаждут крови, --  сказал  Љалак под  аккомпанемент
одобрительных похрюкиваний Џоланко и моего соседа. -- Ќу же, дон, приезжайте
сюда, разопьем бутылку, а потом поедем в Џариж.
     --  ‘огласен,  --  сказал  Њарраст, -- но сперва скажите  мне  название
станции.
     -- ‘ходи, посмотри, -- сказал Џоланко моему соседу. -- ’ам, на перроне,
вот такеннаЯ таблица.
     --  ‘ходи   ты,  Я   должен  присматривать  за   Ћсвальдом,  он  ужасно
разнервничалсЯ из-за этого нелепого происшествиЯ.
     -- Џусть пойдет ’елль, -- предложил голос Љалака, и с этого момента они
как будто  забыли, что  Њарраст в Ђркейле ждет названиЯ станции, и заспорили
до  хрипоты,  а  у  Њарраста  тем  временем  разыгрывалось  воображение,  он
представлЯл себе, как Ќиколь среди ночи идет одна в Џариж.
     --  ‘борище идиотов, -- сказал Њарраст, -- как  вы разрешили ей  выйти,
знаЯ, что она еще больна, что она быстро устает.
     -- Ћни чем-то недовольны, -- сообщил Џоланко остальным.
     -- „ай мне  ’елль. ‘тоило тебе, дуреха, столько с нею возитьсЯ, держать
ее весь день под руку, чтобы теперь отпустить одну шагать по полЯм?
     -- ’оржественные открытиЯ ему во  вред,  -- сообщила  ’елль. -- Ћн менЯ
оскорблЯет, видимо, меню было ужасное.
     -- ‘кажи, как называетсЯ эта треклЯтаЯ станциЯ.
     -- Љак называетсЯ, Љалак?
     -- Ќе  знаю,  --  сказал Љалак.  --  ‚ам,  дон,  следовало  бы пойти  и
прочитать название на перроне, но чего ожидать от подобного бурдака.
     -- €дите собственной персоной, -- сказал Џоланко. -- ‚сЯкий финтихлюпик
автоматически служит мальчиком на побегушках. Ќу же, сынок, поторопись.
     -- Ћни собираютсЯ  пойти посмотреть, --  объЯснила ’елль Њаррасту. -- Ђ
пока что можешь  продолжать  менЯ  оскорблЯть  дальше, времени  у тебЯ будет
предостаточно.  ‡амечу,  кстати,  что  длЯ  Ќиколь, вероЯтно, полезнее  идти
одной, чем быть с нами, воздух в вагоне был очень спертый, поверь. Ђ тебЯ не
интересует, к примеру, почему Я  тоже вышла с этими господами? ЊенЯ-то никто
не высаживал, Я вышла, потому  что  мне надоело присутствовать  на поединках
взглЯдами,  разгадывать их бессмысленные головоломки. ‚о всЯком  случае, эти
трое, хотЯ они более безумны,  однако более здоровы, и было бы неплохо, если
бы ты приехал сюда и помирил остальных.
     -- Ќазвание станции, -- повторил Њарраст.
     --  Џо чести  говорЯ, у нее, кажетсЯ, нет названиЯ,  -- сообщил ему мой
сосед.  --  Њы  только  что  выЯснили, что это  не станциЯ, а  что-то  вроде
переезда, всЯкие кочегары да машинисты тут  выходЯт и отмечают свои книжечки
в  автомате, стоЯщем на перроне. Џогоди,  погоди, не  горЯчись. ’ут какой-то
тип сказал Љалаку,  что  мы  даже не имеем права  звонить из этой  будки, не
понимаю, как  это инспектор  оставил  нас на такой  станции,  где  у нас нет
никаких прав. Џогоди, сейчас дам тебе точную информацию. ‘танциЯ названиЯ не
имеет, потому что, как Я тебе сказал, это не станциЯ,  но предыдущаЯ станциЯ
называетсЯ Љюрвизи,  а  следующаЯ носит  шикарное название  ‹афлер-Ђмарранш,
фу-ты ну-ты.
     Њой сосед  повесил трубку с  важным  видом,  чтобы никто не заподозрил,
будто Њарраст сделал это раньше, чем он.
     --  Ћн  вне  себЯ, -- сообщил мой сосед. -- Ћни его там довели  на этих
торжествах, сразу видно.
     --  Џринесите  мне  попить,  -- попросила  ’елль.  --  ‚ижу, мне  снова
придетсЯ  исполнЯть роль сестры  милосердиЯ, этот  трижды  идиот думает, что
Ќиколь не  способна передвигатьсЯ самостоЯтельно. ‚ общем,  он не  так уж не
прав, и, раз мы  здесь, давайте  попробуем ее поискать. …сли она  сошла там,
где вы думаете, далеко уйти не могла.
     Ћни зашагали вдоль путей, в  полной темноте, поглЯдываЯ во все стороны;
в  какой-то  миг они  прошли мимо Ќиколь, котораЯ  их  опередила,  пока  они
говорили по  телефону;  прислонЯсь к стволу дерева,  она  отдыхала и курила,
глЯдЯ вдаль на огни Џарижа, туфли ее промокли от влажной травы, она докурила
последнюю  оставшуюсЯ  сигарету,  прежде  чем  продолжить  свой  путь к  уже
близкому зареву города.
     Љак часто случаетсЯ, в  незавидных пригородных поездах, забыли включить
свет,  и  вагон  погрузилсЯ  в  полутьму,  котораЯ  от дыма  многих  сигарет
сгустилась  до  осЯзаемости,  стала  неким  податливым  и  уютным веществом,
приЯтным длЯ  утомленных глаз ќлен.  Љакое-то времЯ она без особого интереса
ждала  возвращениЯ Ќиколь, полагаЯ, что та либо ищет  уборную, либо вышла  в
тамбур  поглЯдеть  на  убогий  пейзаж   с  кирпичными  зданиЯми  и  столбами
высоковольтных  линий,  но  Ќиколь не  вернулась,  как не  вернулись ‘елиЯ и
Ћстин,  и ќлен все курила, смутно и равнодушно отмечаЯ в уме, что остались с
нею только •уан да ‘ухой ‹истик -- ‘ухой ‹истик  была скрыта спинкой скамьи,
а  тень •уана иногда двигалась, чтобы взглЯнуть  в  одно из  окон, и, только
когда  темнота  совсем  размыла очертаниЯ вагона,  •уан  молча сел на скамью
напротив.
     -- Ћни забыли ‘ухой ‹истик, -- сказала Я.
     -- „а,  беднЯжка  осталась  там, в углу, будто  ее потерЯли,  -- сказал
•уан. -- Ћни так были занЯты спором с инспектором, что о ней и не подумали.
     -- ’огда своди ее в "Љлюни" сегоднЯ вечером, мы единственные оставшиесЯ
в живых в этом вагоне.
     -- Ђ ты не придешь?
     -- Ќет.
     -- ќлен, -- сказал •уан. -- ќлен, вчера вечером...

     ќто повторЯлось  словно  ритуал  --  они  то вставали  взЯть стакан, то
зажигали  или  гасили  лампу или  сигарету, то обнимались долго-долго или же
бурно, отрываЯсь друг от друга лишь на миг, будто желание делало нестерпимым
малейшее  отдаление. € постепенно ощущалось притаившеесЯ где-то безмолвие, в
котором  пульсирует  враждебное времЯ и повторЯетсЯ жест  ќлен, прикрывавшей
лицо предплечьем, будто  она  хочет уснуть,  и тогда  •уан неуверенной рукой
нашаривал простыню,  на миг укрываЯ ее  дрожащие от холода плечи, но  тут же
снова обнажаЯ, поворачивал навзничь  или  ласкал ее смуглую спину, снова ища
забвеньЯ, начинал все вновь.
     Џередышки быть не могло, минуты покоЯ не затЯгивались долее мимолетного
удовлетворениЯ, и вот мы опЯть смотрим друг на друга, и опЯть мы те  же, что
прежде,  --  вопреки сближению  и примирению, сколько  бы  мы  со  стонами и
ласками ни сплетались, пытаЯсь тЯжестью наших тел придушить  пульсацию того,
другого времени, равнодушно поджидающего  во вспышке каждой спички, во вкусе
каждого  глотка.  —то нам  сказать  друг  „ругу,  что  не будет  пошлостью и
самообманом, о чем говорить, если  нам никогда не перейти на ту сторону и не
завершить  узор,  если мы  всегда  будем  искать друг  друга,  держа  в  уме
мертвецов и кукол. —то  могу Я сказать ќлен,  когда сам чувствую, что так от
нее далек, сам  все ищу  ее в  городе, как прежде искал в "зоне", в малейшем
движении ее лица, в надежде, что в ее отчужденной улыбке что-то  обращено ко
мне одному. € однако, Я, наверно, сказал ей это -- ведь  временами мы что-то
говорили в темноте, прильнув устами к устам, говорили словами, которые  были
продолжением ласк или передышкой между ними, чтобы снова привести нас к этой
все отодвигающейсЯ  встрече, к тому трамваю, в  который Я вошел даже не ради
нее, где Я  встретил  ее просто по прихоти города,  по заведенному  в городе
порЯдку -- чтобы потерЯть ее почти сразу же, как то бывало прежде в "зоне" и
как было теперь, когда Я прижимал ее к себе, чувствуЯ, что она снова и снова
ускользает, подобно  накатывающей и опадающей  волне. € что могла Я ответить
этой жажде, котораЯ искала менЯ и пугала, когда его губы припадали к моим  в
порыве безмерной благодарности,  Я,  котораЯ  никогда не встречала  •уана  в
городе и  не подозревала об этой погоне, срывавшейсЯ из-за очередной ошибки,
из-за оплошности,  из-за того, что он почему-то выходил  не на том углу. —то
мне  было в том,  что он с отчаЯнием обнимал менЯ, обещаЯ следовать за мной,
встретить менЯ в  конце концов, как  встретились мы  по ею  сторону, -- если
что-то за гранью слов и мыслей наполнЯло менЯ уверенностью, что все будет не
так,  что  в  какой-то  миг  придетсЯ  мне  догонЯть  его  и  нести  пакет в
назначенное место, и, возможно, лишь тогда, с того мгновениЯ -- но нет, нет,
и тогда  не будет  так,  и  нежнейшаЯ  из  его ласк  не избавит менЯ от этой
уверенности,  от  этого  ощущениЯ пепла  на  коже, на  которой уже  начинает
просыхать ночной пот. џ сказала это, Я говорила о непонЯтном, навЯзанном мне
поручении, начавшемсЯ без начала, как все в городе или в жизни, сказала, что
Я должна  встретитьсЯ  с кем-то в городе,  а он, видимо, вообразил (его зубы
легонько  менЯ покусывали, его руки снова менЯ искали), что, быть  может, он
все  же успеет, успеет прийти на  ту встречу, Я угадала по его коже и по его
слюне,  что эта  последнЯЯ  иллюзиЯ  еще  у  него  оставалась, иллюзиЯ,  что
свидание  будет с ним, что наши пути  в конце концов сойдутсЯ в каком-нибудь
номере отелЯ в городе.
     -- Ќе  думаю, -- сказала ќлен. --  „ай  бог,  чтобы так  было,  но Я не
думаю. ’ам длЯ менЯ будет то же самое.
     -- Ќо ведь теперь, ќлен, теперь, когда мы наконец...
     --  ќто  "теперь"  уже в  прошлом, сейчас  рассветет,  и  все  начнетсЯ
сызнова, мы опЯть увидим глаза друг друга и поймем.
     --  ‡десь ты  моЯ,  --  пробормотал  •уан,  --  здесь и  сейчас  -- это
единственное  истинное.  Љакое нам дело  до  того свиданиЯ, до тех невстреч?
Ћткажись идти, взбунтуйсЯ, швырни проклЯтый этот пакет в канал или  тоже ищи
менЯ  там, как  Я ищу тебЯ. Ќе может  быть, чтобы мы не встретились, теперь,
после всего. Џришлось бы нас убить, чтобы мы не встретились.
     џ  почувствовал, как она  в  моих объЯтиЯх сжалась,  напрЯглась,  будто
что-то в ней  оборонЯлось, не хотело уступить. Ќам  вдруг стало холодно,  мы
укутались влажной  простыней  и видели,  как забрезжила зарЯ,  слышали запах
наших  утомленных тел, ночной пены, сплывавшей с нас,  простертых на берегу,
где  прилив оставил  мусор,  щепки,  битое  стекло. ’еперь  все  уже было  в
прошлом, как  сказала  ќлен,  и ее  чуть  теплое  тело  было в моих объЯтиЯх
тЯжелым, как  беспощадный  отказ.  џ  целовал  ее,  пока  она  со стоном  не
отвернулась,  Я  прижимал  ее  к себе, звал  ее, умолЯЯ еще раз  помочь  мне
встретить ее. џ услышал короткий, сухой смешок, и ее рука легла на мои губы,
отстранЯЯ менЯ от лица.
     -- Њы тут так легко все решили,  -- сказала ќлен, -- а возможно,  в эту
самую минуту ты страдаешь оттого, что ходишь голый по коридорам, или оттого,
что  у тебЯ  нет  мыла,  чтобы помытьсЯ,  а Я, может быть, пришла туда, куда
должна была прийти, и передаю пакет, если  его надо передать. —то мы знаем о
нас  самих  там?  ‡ачем  воображать себе  это в  последовательности,  когда,
возможно, все уже решено в городе, а то, что здесь, -- лишь подтверждение?
     -- Џожалуйста, -- сказал •уан, ища ее губы. -- Џожалуйста, ќлен.
     Ќо ќлен снова засмеЯлась в темноте, и •уан отпрЯнул  от нее,  и нащупал
выключатель,  и из небытиЯ поЯвились волосы ќлен, прикрывающие  закинутую за
голову руку, небольшие  торчащие груди,  пушок на животе  и короткаЯ, полнаЯ
шеЯ, плечи  изЯщные, но крепкие --  их силу ему приходилось покорЯть, упорно
вдавливать их в постель, пока не  удавалось припасть к ее стиснутым, твердым
губам, а потом заставить разжать их со стоном. Љолючий луч  света вонзилсЯ в
последнюю  усмешку  ќлен, и  •уан увидел  широко  раскрытые глаза,  огромные
зрачки, выражение торжествующего зла, бессознательного запрета  собственному
желанию,  которое теперь  укрылась  в  руках и ногах, обвивавших тело •уана,
ласкавших его и призывавших, пока он не припал к  ее спине, зарывшись губами
в волосы, заставлЯЯ  ее  раздвинуть бедра, чтобы грубо  проникнуть  в  нее и
остатьсЯ там всей своей тЯжестью, углублЯЯсь до боли,  знаЯ, что  стоны ќлен
от  наслаждениЯ  и  отвращениЯ  вместе, от неистового  наслаждениЯ,  которое
заставлЯло ее судорожно  вздрагивать, откидывать голову то вправо,  те влево
под зубами  •уана,  кусавшего  ее  волосы и придавившего ее тЯжестью  своего
тела. Ђ потам она навалилась на  неге и  припала к  нему и ее волосы лезли в
полуоткрытые глаза •уана, и тогда она сказала  "да", она всегда будет с ним,
и пусть он выкинет куклу на помойку, пусть освободит ее от этого наваждениЯ,
от  запаха смерти, еще стоЯщего в  ее доме и в клинике, пусть больше никогда
не  говорит ей "до свиданьЯ", пусть не позволЯет ей  брать  верх, пусть себЯ
спасет от себЯ самого, и  все это она говорила, словно вновь овладеваЯ им, а
потом вдруг стала  коротко  и резко всхлипывать, будто  икала, и  это слегка
тревожило •уана,  несмотрЯ на одолевшую его дремоту  и сладкое ощущение, что
он  все это слышал,  что  все  это  было, сознание,  что теперь  не придетсЯ
догонЯть ќлен в городе, что умерший юноша каким-то образом простил их, и был
с ними,  и  уже никогда не  скажет  "до  свиданьЯ",  потому  что теперь  "до
свиданьЯ" не будет, теперь, когда ќлен, свернувшись  клубкам,  спит рЯдом  с
ним и  временами вздрагивает, но вот он ее  укрыл и  поцеловал в переносицу,
что было так приЯтно, и ќлен открыла глаза, улыбнулась ему и, взЯв сигарету,
заговорила о ‘елии.

     Ћна была уверена, что дойдет, хотЯ идти становилось все тЯжелее; теперь
не было сомнений, что блеск исходит от канала и что там ее ждет какой  ни на
есть  отдых.  ‚от  уже  кончились  аркады,  а  с ними  и  боЯзнь забрести  в
какой-нибудь  из тупиков,  которыми завершалась улица с высокими тротуарами,
или  в какой-нибудь коридор отелЯ.  Џо мостовой, выложенной  белыми гладкими
плитами, Ќиколь шла к каналу, по пути она снЯла мокрые туфли, натиравшие  ей
ноги,  ощутила  тепло камнЯ, от которого стало  легче идти.  Ћна  нагнулась,
потрогала  одну  из  плит  и подумала, что  Њаррасту, наверно, понравилсЯ бы
такой  камень, что когда-нибудь, возможно, он тоже пройдет по этой  улице  и
скинет с себЯ туфли, чтобы ощутить тепло мостовой.
     Ќа берегу канала не было ни души, вода  цвета ртути  текла спокойно, не
плыли баржи, и  на противоположной  стороне,  далекой и  туманной,  никакого
движениЯ не  было  видно. Ќиколь  села на парапет,  свесив ноги  над  водой,
струившейсЯ внизу на расстоЯнии четырех или пЯти метров. ‘игареты кончились,
что немного огорчило Ќиколь, она устало пошарила в сумочке -- не раз бывало,
что где-то на дне находились смЯтые, но еще годные сигареты. ‚ эти последние
минуты -- а она знала, что  они последние, хотЯ никогда о них так не думала,
даже в  тот первый день в  "ѓрешам-отеле",  проснувшись после  долгого  сна,
когда понЯла, что должна дойти  до канала, -- она  примирилась с  иллюзиЯми,
которые днем, в поезде до ЂркейлЯ, упорно отвергала. ’еперь она могла издали
улыбнутьсЯ   Њаррасту,   который,   наверно,   возвращаетсЯ  в  Џариж  один,
пресытившийсЯ  разговорами и ложью, могла  повернутьсЯ к •уану, сидевшему  в
поезде спиною к  ней,  могла бесконечно смотреть на него,  как  если бы он и
впрЯмь  был здесь,  и,  как бывало много  раз, понимал,  что  происходит,  и
вынимал пачку сигарет и  зажигалку, предлагаЯ ей  все, что мог  предложить с
дружеской улыбкой, как  по  вечерам в "Љлюни". Ѓыть может, поэтому -- потому
что она уступила призраку •уана, который, склонись, предлагает ей  сигарету,
-- ее не слишком удивило, что она видит, как по берегу канала идет худенькаЯ
седаЯ  женщина, потом, остановЯсь,  с минуту глЯдит  на воду,  сует  руку  в
сумочку, где болтаетсЯ уйма всЯких предметов, вытаскивает длинный сигаретный
мундштук и  предлагает ей, как  будто они знакомы, как  будто все  в  городе
знакомы, и можно подходить друг к  другу,  и курить, и  садитьсЯ  на  берегу
канала,  чтобы посмотреть, как  пройдет  перваЯ  тупоносаЯ, плоскаЯ,  чернаЯ
баржа, котораЯ уже показалась на востоке и скользит в полной тишине.

     "‚от видишь, тебе даже не стоит трудитьсЯ выбрасывать куклу, -- сказала
ќлен. -- ќто ничему не поможет, она все равно будет здесь". …ще не рассвело,
мы курили в темноте,  больше не притрагиваЯсь друг к другу,  смирЯЯсь с тем,
что  продолжение ночи  и безумиЯ оказалось чем-то  холодным,  вЯзким,  в чем
медленно плавали наши слова. "’ы  недоволен? -- спросила ќлен. -- Ћставалось
открыть эту карту, так вот она на столе, игра честнаЯ, дорогой мой. џ говорю
с тобой образами, как  ты любишь.  Љарта юной девственницы, разбившей куклу,
маленького глупого  и девственного  свЯтого ѓеоргиЯ,  который потрошит твоих
василисков". …е  глаза над  огоньком сигареты закрывались, уступаЯ усталости
от столь долгой прожитой жизни.

     -- Ќо тогда, ќлен...
     -- ’ебе захотелось приехать,  захотелось узнать,  --  сказала она, лежа
все  так же неподвижно,  как статуЯ. ~-Ќу что ж, получай все  как  есть и не
жалуйсЯ, больше Я ничего не могу тебе дать.
     -- Џочему ты не сказала о ней вчера вечером, сразу как мы вошли сюда?
     -- Ђ  чего ты ожидал? -- сказала ќлен.  -- ’оржественных  признаний  на
пороге, еще не снЯв перчатки?  ’еперь  другое дело, теперь ты знаешь  каждую
пору на  моей  коже. Ћставалось лишь перейти от куклы  к  ‘елии, и  этот шаг
сделан.  Њне это было нелегко, хотЯ теперь это не имеет значениЯ; как знать,
не надеЯлась ли и Я найти там  тебЯ, найти то, что тебЯ привлекает, что ты и
во  мне  находил  привлекательным.  ’еперь  Я  знаю,  не  вышло,  и  значит,
оставалось вот это, рассказать тебе финал, честно завершить. џ тебЯ люблю на
свой лад,  но ты должен знать -- мне все равно,  что ‘елиЯ,  что ты или  еще
что-то, что придет завтра, Я не  могу  быть всЯ здесь, что-то во  мне всегда
остаетсЯ по ту сторону, и это ты тоже знаешь.
     "Ќа Ѓлютгассе",  -- подумал •уан. ‡акрыв  глаза,  он отогнал назойливое
видение -- свет  потайного фонарЯ на полу, угол, откуда ему надо идти дальше
в поисках ќлен. Ќо тогда что значит ‘елиЯ и то, что она искала в  ‘елии? Љак
он этому ни сопротивлЯлсЯ, он чувствовал, что его видение уличает ќлен и что
он всегда  это знал, с того сочельника, с  того вечера, когда стоЯл  на углу
улицы ‚ожирар или  сидел напротив  зеркала  с гирлЯндами, еще тогда  Я  тебЯ
настиг, узнал то,  с чем теперь не  могу  примиритьсЯ, мне было страшно, и Я
хваталсЯ за что угодно, только  бы не поверить, Я чересчур тебЯ любил, чтобы
принЯть  эту  галлюцинацию, в которой  тебЯ  даже не было, где  ты была лишь
зеркалом, или книгой, или  призраком в замке, и Я запуталсЯ в аналогиЯх и  в
бутылках белого вина, Я дошел  до краЯ  и предпочел  не знать, согласилсЯ не
знать, ќлен, хотЯ и мог бы узнать, все  говорило мне  об  этом, и  теперь  Я
понимаю, что мог бы знать правду, согласитьсЯ с тем, что ты...
     -- Љто Я, •уан, кто?
     Ќо он курил, не  вынимаЯ  сигареты изо рта,  осаждаемый бредовым вихрем
слов, упорствуЯ в своем молчании.
     --  ‚от  видишь,  --  сказала  Я,  --  тебе  даже  не  стоит  трудитьсЯ
выбрасывать куклу. ќто ничему не поможет, она все равно будет здесь.
     ќто ничему не поможет, поступки и слова ничему не помогут, как и прежде
никогда не помогали в моих отношениЯх с ќлен, разве что посмотреть с другой,
непостижимой точки зрениЯ  (но нет, она не  была  непостижимой, это был либо
лифт, либо  номер, оклеенный обоЯми в розовую  или зеленую полоску,  мне уже
оставалось только это, и Я не мог себе позволить это потерЯть), разве что мы
встретимсЯ  как-то совсем  по-другому --  теперь,  когда  кожа  у нас  стала
холодной, отдает высохшим,  кислым потом, а столько раз произнесенные  слова
подобны дохлым мухам.
     -- —еловек может ошибатьсЯ,  сама понимаешь, -- сказал •уан наконец. --
‡начит, все было не здесь, было не в твоем доме этой ночью. € мне придетсЯ и
дальше искать тебЯ,  ќлен, мне уже неважно, кто ты  будешь, мне надо поспеть
вовремЯ, надо  сейчас же уходить.  Џрости за  нескладные  речи,  Я теперь не
способен говорить красиво. Џойду, уже почти светло.
     ‚ полутьме Я  видела, как он встал, немного  постоЯл посреди незнакомой
ему комнаты, такой высокий, совершенно нагой. Џотом услышала шум душа, стала
ждать, сидЯ  на  кровати и закурив сигарету;  когда он вернулсЯ,  Я включила
лампу на ночном столике, чтобы  он мог найти свою одежду, и смотрела, как он
одеваетсЯ точными, уверенными движениЯми. ѓалстука он не надел,  сунул его в
карман куртки,  прошел  мимо  стенного  шкафа,  даже на него не взглЯнув, на
пороге обернулсЯ и сделал левой рукой неопределенный жест, не то прощальный,
не то приглашающий ждать, а может быть, просто машинальный,  между  тем  как
праваЯ уже открывала дверь. џ услышала стук лифта, первые шумы улицы.

     ‚  четыре  часа  пополудни   должно  было  состоЯтьсЯ  открытие  статуи
‚ерцингеторига. •уан  пошарил  в  кармане, хотЯ  был уверен, что  сигарет не
осталось  и  придетсЯ  ждать, пока откроетсЯ какое-нибудь кафе;  он  нащупал
шелковистую  ленту,  вытащил свой  галстук  и  уставилсЯ на него,  как бы не
узнаваЯ. Ќо нашлась также одна сигарета, застрЯвшаЯ на дне  последней пачки.
‘идЯ на  каменной скамье среди кустов бирючины на маленькой площади  рЯдом с
каналом  ‘ен-Њартен, он курил, не вынимаЯ сигареты изо рта, а между  тем его
руки,  развернув голубую  пачку, машинально делали бумажный кораблик; затем,
подойдЯ к каналу, он бросил кораблик в воду. Љораблик упал удачно и поплыл в
дружеской компании двух пробок и сухой ветки. •уан  постоЯл, глЯдЯ на  него,
провел раз-другой пальцами  по шее, точно что-то там побаливало. Ѓудь у него
при себе карманное зеркальце, он посмотрел бы на свою шею, он даже подумал с
усмешкой, что возле грЯзной черной воды канала лучше не иметь зеркала. Џотом
снова  сел  на  скамью  --  одолевала усталость, и он лениво размышлЯл, что,
когда  откроетсЯ  кафе напротив,  неплохо  бы  пойти  выпить кофе  и  купить
сигарет, а покамест он сидел  и  ждал, чтобы течение  воды в канале  вынесло
кораблик на середину канала и он мог следить за ним, не вставаЯ с места.

     -- ’ы не придешь?
     -- Ќет.
     --  ќлен, -- сказал •уан. --  ќлен,  вчера вечером... ‚ дверЯх поЯвилсЯ
кто-то похожий на инспектора, изгнавшего дикарей; стоЯ на пороге, он оглЯдел
вагон  и  с  возмущением  попЯтилсЯ  --  согласно  параграфу  двадцатому,  с
наступлением темноты  полагалось  включать  в  поезде  свет.  ‘ухой  ‹истик,
видимо, уснула, потому что сидела в своем углу совсем тихо;  поезд уже давно
мчалсЯ  без  остановок  мимо бесчисленных  пригородных станций,  фиолетовыми
вспышками озарЯвших окна  и скамьи -- безмолвнаЯ свистоплЯска огней и теней.
ќлен  все курила,  смутно  и равнодушно  отмечаЯ в  уме, что остались с  нею
только •уан да  ‘ухой ‹истик -- ‘ухой ‹истик  была  скрыта спинкой скамьи, а
тень •уана иногда двигалась, чтобы взглЯнуть в одно из окон, и, только когда
темнота совсем размыла очертаниЯ вагона, •уан молча сел на скамью напротив.
     -- Ћни забыли ‘ухой ‹истик, -- сказала ќлен.
     -- „а, беднЯжка осталась там, в углу,  будто  ее потерЯли. Ћни так были
занЯты спором с инспектором, что о ней и не подумали.
     -- ’огда своди ее в "Љлюни" сегоднЯ вечером, мы единственные оставшиесЯ
в живых в этом вагоне.
     -- Ђ ты не придешь?
     -- Ќет.
     -- ќлен,  -- сказал •уан.  -- ќлен, вчера  вечером...  Ќа пороге  снова
показалсЯ инспектор и  тут же ушел, оставив  дверь  открытой.  Ћгни какой-то
станции  пронеслись по  вагону,  но  ќлен  вовсе не нужно было  света, чтобы
перейти  из  одного вагона  в другой, хотЯ  сперва она с трудом прокладывала
себе дорогу  среди  спЯщих  людей  и  нагромождениЯ  свертков и чемоданов  в
проходах между  скамьЯми, но вот наконец ей удалось выйти в тамбур и сойти с
поезда  у возвышающегосЯ  на противоположной стороне улицы  холма,  рЯдом со
станцией  обслуживаниЯ,  возле которой, как  водитсЯ,  была лужа с нефтЯными
разводами.  Ћставалось лишь идти вперед" сворачивать на том или ином углу и,
как столько раз бывало, узнавать вход в отель, веранду с плетеной оградой на
втором  этаже, безлюдные  коридоры,  по  которым проходишь  в  первые пустые
номера; пакет становилсЯ нестерпимо тЯжелым, но теперь ќлен знала, что после
вот  этого  номера  будет  короткий  коридор,  поворот,  а  там  дверь  в то
помещение,  где она сможет  отдать пакет и возвратитьсЯ на улицу  Љле, чтобы
поспать до полуднЯ.
     „верь подалась от  легкого нажатиЯ пальцев и отворилась в темноту. ќлен
этого не  ожидала, отель всегда был хорошо освещен,  но  она надеЯлась,  что
сейчас зажжетсЯ лампочка или кто-то  назовет свое  имЯ. ‘делав два шага, она
прикрыла  за  собой дверь. …й хотелось  положить пакет  на стол или  на пол,
потому  что  тесемка резала пальцы; она взЯла его  в другую руку, постепенно
стала  различать в глубине  комнаты кровать  и  медленно к  ней направилась,
ожидаЯ, что ее окликнут. „а, она услышала свое имЯ, однако голос, исходил не
из какого-то  определенного  места  или,  вернее,  прозвучал  где-то  совсем
близко, но  уходЯ вдаль, словно  кто-то  позвал ее, прощаЯсь. …й почудилось,
что, слегка протЯнув руку, она могла бы погладить голову того, чей голос это
был,  ледЯной  лоб  умершего  юноши; стало  быть,  •уан был  прав,  свидание
назначено  с ним, умерший  юноша звал ее,  чтобы  все стало на  место, чтобы
владевшее ею безумие обрело смысл, и •уан проснулсЯ в постели голый -- чтобы
получить пакет и навсегда уничтожить содержавшуюсЯ  в нем мерзость,  тЯжесть
которой все больше резала ее судорожно сведенные пальцы.
     -- џ здесь, -- сказала ќлен.
     €з темноты поЯвилсЯ Ћстин -- короткий кинжал, неуклюжий  взмах. Љто-то,
похоже женщина, вскрикнул на кровати, ќлен не могла понЯть, откуда это и кто
пронзил ее этим огнем, вспыхнувшим  в ее  груди,  но ей еще удалось услышать
стук упавшего  на  пол  пакета, хотЯ  то, как упала она сама  на  что-то, во
второй раз разбившеесЯ под тЯжестью  ее тела, она уже не слышала. ‚ темноте,
двигаЯсь как автомат,  Ћстин нагнулсЯ, чтобы  обтереть кинжал о подол  ќлен.
Љто-то  крикнул еще раз, убегаЯ через  дверь в  глубину комнаты. ќлен лежала
навзничь, с открытыми глазами.

     Ћн  тоже вышел, после того  как в луче желтого света увидел, что  вагон
пуст и только ‘ухой ‹истик спит на своей скамье, --  и было вполне  понЯтно,
что  единственный  правильный  путь  начиналсЯ  с  того  угла,  где  он  так
бестолково прекратил поиски, чтобы вернутьсЯ на „омгассе, к ’елль. €з многих
сходившихсЯ тут дорог достаточно было выбрать -- теперь это было так Ясно --
ту, котораЯ  вела прЯмо на большую площадь, затем выйти  на одну из боковых,
отходивших от площади улиц,  и она приведет  к перекрестку, став на  котором
видишь  все  совершенно четко;  дальше надо свернуть  налево, чтобы  улица с
аркадами  осталась позади,  выйти  к  верандам  отелЯ  и  с  легкой  иронией
осознать, что ничего не изменилось и  что придетсЯ снова идти по коридорам и
номерам  без  определенного направлениЯ, но  и  без колебаний,  переходЯ  из
одного номера  в  другой, выходЯ  на площадку  перед'  лифтом, который будет
подниматьсЯ вверх мимо этажей без счета и потом скользить  по старым мостам,
откуда открываетсЯ вид города с поблескивающим на севере каналом, пока снова
не углубитсЯ в отель, и в  какой-то момент надо выйти из лифта и найти дверь
в номер с обоЯми  в цветочках и полосках, пройти один  вслед за другим много
номеров  до последней двери, открывающейсЯ в такой же номер, только в нем от
мертвенного света  лампы на ночном  столике поблескивают задвижка на двери в
глубине, да бронзовые ножки кровати, да открытые глаза ќлен.
     •уан махнул  рукой  у лица, точно отгонЯЯ  муху.  „аже не опускаЯсь  на
колени возле кровати, он  мог  различить  лежащий у  нее  на  груди пакет  с
повисшей веревочкой,  вьющейсЯ как  еще одна струйка крови.  „верь в глубине
была  распахнута  настежь, и  он  знал  эту  дверь. Ћн вышел,  спустилсЯ  по
лестнице на улицу, пошел по направлению к северу. Џочти сразу же он очутилсЯ
возле  канала,  улица выходила прЯмо на выложенный  гладкими  плитами берег,
окаймлЯвший ослепительно блестевшую воду. ЋтчаливаЯ от берега, плыла одна из
черных, бесшумно скользЯщих барж, и на ровной палубе  был четко виден силуэт
Ќиколь. •уан совершенно равнодушно спросил себЯ, почему это Ќиколь оказалась
на  барже, почему  она плывет  на запад на этой ветхой  барже. Ќиколь узнала
•уана, и  крикнула ему что-то, и  протЯнула к нему руки, и •уан сказал себе,
что, наверное,  Ќиколь  собираетсЯ броситьсЯ в воду, в ртутного  цвета узкую
полосу между огромной баржей и берегом, и что ему тоже придетсЯ броситьсЯ  в
воду,  чтобы  ее спасать, потому что нельзЯ  ведь  допустить,  чтобы женщина
утонула, и ничего не делать. ’ут он увидел на барже второй силуэт, небольшую
фигуру фрау Њарты, котораЯ приблизилась к Ќиколь сзади, ласково взЯла ее под
руку,  стала что-то говорить  ей  на  ухо,  и  хотЯ с берега невозможно было
расслышать  ее  слова, и так  было совершенно понЯтно, что происходит:  фрау
Њарта толковала  Ќиколь о преимуществах  спокойного и  недорогого  отелЯ,  и
потихоньку  отводила  ее подальше от  борта баржи,  и  вела  куда-то,  чтобы
познакомить ее с администратором отелЯ, где ей дадут превосходную комнату на
четвертом этаже с видом на старинные улицы.

     Љогда они вспомнили про ‘ухой ‹истик, то  переглЯнулись с укоризненными
лицами,   но   мой   сосед   сразу   придумал,   как  избежать   бесконечных
препирательств.
     -- Њы, как в ковбойских фильмах, приедем  раньше, чем  поезд, -- сказал
мой сосед непререкаемо-авторитетным тоном. -- ‚озьмите такси,  и мы вызволим
‘ухой  ‹истик  --  при той  суматохе, что  была  в вагоне,  беднЯжка, вполне
возможно, осталась одна и ужасно напугана.
     -- ќй, дон, остановите такси, -- сказал Џоланко Љалаку.
     Љ великому  удивлению  Џоланко,  Љалак, не  протестуЯ, остановил такси.
’елль  и все  прочие  всерьез  тревожились из-за  ‘ухого ‹истика  и почти не
разговаривали, пока  не  приехали  на  станцию Њонпарнас  и  не убедились  с
облегчением, что  до прибытиЯ поезда из ЂркейлЯ  остаетсЯ еще восемь  минут.
Џока они, рассеЯвшись  по перрону,  занимали стратегически  удобные позиции,
чтобы ‘ухой ‹истик не затерЯлась в толпе, мой сосед стал у одного из выходов
и  закурил,  глЯдЯ  на  фонарь,  привлекавший рой  насекомых;  забавно  было
смотреть, как образовывались и мгновенно распадались многоугольники, которые
удавалось закрепить на миг, лишь пристально вглЯдевшись или зажмурив  глаза,
и  тут же  возникали  новые комбинации,  в  которых  выделЯлись из-за  своих
размеров несколько  белых  бабочек,  комаров  да какой-то мохнатый  жук. Њой
сосед мог  бы так провести всю жизнь, были бы  только сигареты; и стоило ему
остатьсЯ одному, как он склонЯлсЯ к мысли, что,  по существу, никогда ничего
иного и не было, что нет ничего  лучше, как  стоЯть вот так всю ночь или всю
жизнь под  фонарем, глЯдЯ на мошек. Ќо вот  он увидел,  как по перрону  идет
спасательный отрЯд с ‘ухим ‹истиком  посередине, целой  и  невредимой, и она
обнимает Џоланко, целует ’елль,  менЯетсЯ местами с Љалаком, который  в свою
очередь уступает место ’елль, так  что временами посередине идет  Џоланко, а
по  сторонам  от него  -- ‘ухой ‹истик и ’елль,  а потом  снова ‘ухой ‹истик
оказываетсЯ в центре, окруженнаЯ своими спасателЯми.
     -- Ѓисбис, бисбис, -- говорила ‘ухой ‹истик.

ЏримечаниЯ



     1 Џопрошу ростбиф с кровью (франц.). -- ‡десь и далее прим. перев.

     2 "Ќувель ревю франсез" -- "Ќовый французский журнал".

     3 ‘ кровью, кровоточащий (франц.).

     4 Љровавый (франц.).

     5 ‡акусок (франц.).

     6 „ом с василиском (нем.).

     7 ‘пальный вагон (англ.).

     8 „лЯ нас младенец родилсЯ, слава аллилуйЯ (англ.).

     9  „ругие  столики заказаны,  месье  /  Ќичего, сойдет  и  так, мадам /
‘пасибо, месье (франц.).

     10 ЏриходЯщаЯ нЯнЯ (англ.).

     11 “же виденное (франц.) -- термин психиатрии.

     12 Ќаоборот (лат.)

     13 Ђркейль-- город в 6 милЯх к югу от Џарижа.


     14 „ѓЏ -- „октор ѓражданского права; „Њ -- „октор медицины  (англ. DCL,
MD).

     15  Ѓезвременник  (Љолхикум)  --  луковичное  растение,  применЯемое  в
медицине.

     16 "‚ы  чувствительны, умны,  робки или  же  немного  одиноки? Ћбщество
"Ђнонимные невротики" -- группа  приЯтных и самых разных людей,  полагающих,
что все  индивидуальное единично. Џодробности в/ысылаем/ п/олучив/ к/онверт/
с м/аркой". Џочтовый Ящик 8662. (англ.)

     17 Ѓелые утесы (англ.)

     18 "Ѓар в "”оли-Ѓержер" (франц.).

     19 ЏивнаЯ (англ.)

     20 Љонечно (англ.).

     21 Ћтвращение к жизни (лат.).

     22 Ќевеста, раздетаЯ холостЯками (франц.).

     23 Љомната ‚ладислава Ѓолеславского (нем.),

     24 "‘иреневый хутор" (франц.).

     25 Џоднимает менЯ (англ.).

     26 Љопенгагенский блюз (англ.).

     27 Ѓудь проклЯта эта гнуснаЯ компаниЯ (англ.)

     28 Ќикогда (англ.). ‡десь в смысле "невероЯтным".

     29 ЏроклЯтье (англ. ).

     30 Џостой (франц.).

     31 Ќу, ну, спокойно (англ.).

     32 —истый, глупый (нем.).

     33 ‚Ћ‡  -- ‚семирнаЯ организациЯ здравоохранениЯ;  ЊЋ’ -- ЊеждународнаЯ
организациЯ труда.

     34 ‘казал (лат.)

     35 ‚от и ты (англ.).

     36 ‘о льдом, мой дорогой (англ.)

     37 Џай-мальчик (англ.)

     38 Ћставьте менЯ в покое (франц.).

     39 "Њученичество свЯтого ‘ебастьЯна" (франц.).

     40 "“ менЯ на устах слишком много любви, чтобы петь" (франц.)

     41 Њендоса -- город в Ђргентине у подножиЯ Ђнд.

     42 Џогребок (нем.).

     43 „ом с ренессансным порталом (нем.)

     44 Ѓютт-омон -- парк в Џариже.

     45 ѓеральдический щит, разделенный на три равные части (франц.).

     46 ’ы понимаешь, это мне обходитсЯ очень дорого, миленький (франц.).

     47  ’ак  что ты будь  паинькой,  и  увидишь,  как  нам будет  чудненько
(франц.)

     48 Ђх,  нет,  это  нельзЯ, Я же тебе  сказала, главное,  не растрепывай
менЯ, мне это стоило тысЯчу франков, понимаешь,  надо, чтобы продержалось до
послезавтра (франц.)

     49 ‘ейчас ты увидишь (франц.)

     50 ‘ейчас ты лЯжешь вот так, на спинку, вот и хорошо (франц.).

     51  ѓлавное,  не испорть  моей  прически,  лапочка, Я тебе уже сказала.
’еперь тебе хорошо, дорогой? (франц.)

     52  ‚от увидишь, тебе ужасно понравитсЯ, прЯмо-таки  ужасно.  Ќе трогай
моих  волос, ну же, ты менЯ растреплешь.  ‚от так, а  теперь ты не двигайсЯ,
главное, не двигайсЯ (франц.).

     53 Ћни называют это смогом (англ.).

     54 Ђнглийских денег (англ.).

     55 ‡десь: на всю комнату (англ.).

     56 џ сильно очень вас люблю (франц.).

     57 „а, да (франц.).

     58 Ќет, это неправильно. Ћстин, мои мальчик, она, без  сомнениЯ, упадет
в ваши  объЯтиЯ, убитаЯ наповал, тут смело можно  это сказать. Љак?  ‘лушай,
старик, это надо  бы спросить у вашего  учителЯ, у достопочтенного господина
Њарраста.  џ  гожусь лишь на  то,  чтобы  иногда немножко его  заменить,  но
французский, вы же понимаете... ‘огласен, только его сейчас здесь нет, но, в
конце  концов, звЯкните ему попозже, черт возьми. „а, да, насчет багуалы, о,
пожалуйста, все что хотите. „а, прекрасно (смешан, франц. и англ.).

     59  Џобольше чувства  в слове  "любить". ‹адно, пока, желаю  дальнейших
успехов (смешан, франц. и внгд.).

     60 „а ну, дерьмо (франц.)

     61 Ѓюстгальтер (франц.).

     62 ЌаслаждатьсЯ (франц.).

     63 ‘ан-‘еполькро -- селение в €талии, пров. Ђреццо.

     64 ‘ладкое блюдо из взбитых Яиц и молока.

     65 €дите к черту (франц.).

     66 Ѓельвиль -- пригород Џарижа.

     67 ‡аткни свою глотку (франц.).

     68 € твою сестру (франц.).

     69 Ѓлагодарю вас (англ.).

     70 Ќе за что, дорогуша (франц.).

     71 ‘лущайте, слушайте (англ.)

     72 ЂнглиЯ, моЯ ЂнглиЯ (англ.).

     73 ЂнглиЯ, моЯ роднаЯ! (англ.)

     74 ’ак  менЯ зовут / Ќо как твое имЯ, дочурка? / Њое  имЯ Ќиколь / “вы,
да смилуетсЯ над тобою —альчухтотолин, да  простит он твои грехи  и приведет
тебЯ к жизни вечной / Џризнаюсь тебе, мой сосед, что Я очень много  грешила,
в том моЯ вина, моЯ вина, великаЯ моЯ вина / Ќичего,  забудь это, ступайте с
миром, Ќиколь. Џросмотрено: разрешаетсЯ печатать (итал.)

     75 ‘Ядь в поезд" (англ.)

     76 "’ело и душа" (англ.).

     77 —истый, глупый (нем.)

     78 —то с ним? (англ.)

     79 Љстати (англ.)

     80 Њузыкальный автомат (англ.)

     81 ђайон Џарижа.

     82 ‚ы имеете в виду (англ.).

     83 †елезнодорожный паром (англ.).

     84 Њы вместе поедем в Џариж (франц.).

     85 Ќа помощь! Ќа помощь! (англ.)

     86 †елезнодорожный паром (англ.).

     87 …ще чего! (франц.)

     88 Џри исполнении обЯзанностей (лат.).

     89 "ЂвстрийскаЯ авиакомпаниЯ" (англ.).

     90 отландцами (англ.).

     91 Ќочной ресторанчик (франц.)

     92 ќто ты так считаешь (англ.).

     93 "‘амбр-э-Њез" -- популЯрный французский марш.

     94 Џослушай, этот тип издеваетсЯ над нами, что ли? (франц.)

     95 € твою сестру (франц.).

     96 ‚ отсутствие (лат.).

     97 ‘пЯщаЯ красавица (англ.).

     98 ’олько что (возвратившимисЯ) из Ђнглии (англ.).

     99 „итЯ (франц.)

     100 ђади прошлого, дорогаЯ (англ.).
Last-modified: Wed, 12 May 1999 14:19:35 GMT
Ћцените этот текст: