м. ‚ этом, как вы сами понимаете,  нет  ничего  необычного,
такое может случитьсЯ с каждым. ’ак вот, задолжал Я эти деньги,  а  портной,
прослышав, что книга моЯ принЯта хорошо, прислал за деньгами, требуЯ,  чтобы
Я тут же уплатил ему весь долг. Ќо хотЯ тогда Я был богат  славой,  ибо  моЯ
книга распространЯлась по городу как лесной пожар, денег у менЯ не  было.  €
вот, не имеЯ возможности расплатитьсЯ с ним,  Я  почел  за  благо  неотлучно
сидеть в своей комнате, предпочитаЯ домашнюю тюрьму, выбранную  мной  самим,
той тюрьме, которую изберет длЯ менЯ портной. —его только  ни  предпринимали
судебные приставы, на какие только уловки они ни пускались,  чтобы  выманить
менЯ из моей крепости. ’о сообщали через посыльного,  будто  некий  господин
желает поговорить со мной в соседнем трактире, то приходили Якобы со срочным
письмом от моей тетки, проживающей  в  провинции,  то  сообщали,  будто  мой
лучший друг находитсЯ при смерти и хочет со мной  проститьсЯ,  но  все  было
тщетно: Я был глух, бесчувствен, тверд, как скала, и непреклонен,  приставам
так и не удалось тронуть моего каменного сердца, и Я успешно  сохранЯл  свою
свободу, ни на миг не выходЯ из комнаты.
     „ве недели  все  шло  превосходно,  но  вот  однажды  утром  получаю  Я
великолепнейшее  письмо  от  самого  графа  ‘уденденьского,  в  котором   он
сообщает, что прочитал мою книгу, восхищен каждой ее  строчкой,  сгорает  от
желаниЯ поскорее  познакомитьсЯ  с  сочинителем  и  имеет  кое-какие  планы,
которые могут послужить к моей немалой выгоде. Џоразмыслив  над  содержанием
письма, Я решил, что подвоха тут никакого нет, ибо  бумага  была  с  золотым
обрезом, а посыльный, как мне сказали, вполне походил на джентльмена.  Ћдним
небесам известно, как Я торжествовал в ту  минуту,  Я  уже  предвкушал  свое
грЯдущее благоденствие, радовалсЯ утонченности века,  не  дающего  прозЯбать
гению в нищете, и заранее сочинил  приличествующую  случаю  благодарственную
речь, в которую удачно ввернул пЯть пышных комплиментов его  милости  и  два
поскромнее  -  самому  себе.  Ќа  следующее  утро,  дабы  точно  поспеть   к
назначенному часу, Я нанЯл карету и назвал кучеру дом и улицу, которые  были
указаны в письме лорда. Џо дороге, предосторожности ради,  Я  закрыл  окошки
кареты и, отгородившись  от  уличной  сутолоки,  весь  горЯ  от  нетерпениЯ,
досадовал на то, что карета тащитсЯ слишком медленно.  Ќо  вот  долгожданнаЯ
минута, наконец, наступила, и карета остановилась, Я  открыл  окошко,  чтобы
насладитьсЯ зрелищем величественного дворца его милости и пейзажем окрест, и
увидел - о горестный, горестный вид - Я увидел, что нахожусь  не  на  людной
улице, а в грЯзном переулке, и не у подъезда  лорда,  а  у  дверей  долговой
тюрьмы. ’ут Я понЯл, что все это времЯ кучер вез  менЯ  прЯмо  в  тюрьму,  и
узрел судебного пристава, который с дьЯвольской ухмылкой приближалсЯ,  чтобы
взЯть менЯ под стражу.
     Џодлинный философ не обходит вниманием самое незначительное событие, он
питает ум и тешит душу созерцанием жизненных  перипетий,  которые  остальным
людЯм мнЯтсЯ низменными, обыденными и заурЯдными. ЋсновываЯсь  на  множестве
таких частных наблюдений, которые не останавливают вниманиЯ других,  философ
в конце концов оказываетсЯ  способен  сделать  общие  выводы.  €  пусть  это
послужит извинением тому, что Я посылаю в далекий Љитай  описаниЯ  нравов  и
нелепостей, которые, как бы ни были ничтожны сами по себе,  все  же  помогут
постичь этот  народ  куда  более  верно,  нежели  описаниЯ  его  гражданских
установлений, суда, правительства, торговли и дипломатических отношений.
     Џрощай!


     Џисьмо XXXI

     [€скусство садоводства у китайцев. Ћписание китайского сада]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи к ***, амстердамскому купцу.

     ‚ садоводстве  англичанам  еще  далеко  до  совершенства,  достигнутого
китайцами, хотЯ с недавних пор  они  и  начали  нам  подражать.  Ќыне  здесь
усерднее прежнего учатсЯ у Џрироды: деревьЯм позволЯют  пышно  разрастатьсЯ,
потокам теперь не приходитсЯ покидать естественное русло, и  они  прихотливо
вьютсЯ по долинам; растущие привольно цветы сменили геометрические клумбы, а
пестрые луга - подстриженную гладь газонов.
     € все-таки англичане отстают от нас в этом пленительном  искусстве,  их
садоводы покамест не достигли  умениЯ  сочетать  красоту  с  наставлением  в
мудрости. …вропеец  врЯд  ли  поймет  менЯ,  когда  Я  скажу,  что  в  Љитае
планировка почти каждого сада таит в  себе  высокое  поучение,  и  человека,
прогуливающегосЯ под сенью дерев, учат мудрости, приобщаЯ его к какой-нибудь
возвышенной истине или к тонкой мысли, заключенным в  том,  как  расположены
купы дерев, ручьи и гроты. Џозвольте мне  поЯснить  свое  суждение  примером
моего собственного сада в Љуамси. Њое сердце все  еще  радостно  влечетсЯ  к
этим картинам минувшего счастьЯ, и на чужбине Я нахожу  усладу  в  том,  что
воскрешаю их хотЯ бы в воображении.
     Ћт дома вы шли по аллее, столь густо обсаженной деревьЯми, что взор  не
проникал за их стволы, тогда как по сторонам аллеи  его  ласкали  прекрасные
произведениЯ из фарфора, картины и статуи {1}. ‡атем вы  достигали  цветущей
лужайки,  окруженной  скалами,  деревьЯми  и   кустами,   причем   все   они
располагались столь естественно  и  свободно,  точно  были  сотворены  самой
Џриродой. Ќа лужайке справа и слева от себЯ  вы  видели  расположенные  друг
против друга ворота, различные и строением и  украшениЯми,  прЯмо  же  перед
вами возвышалсЯ храм, отмеченный изЯществом, а не показным великолепием.
     ‚орота справа отличались  крайней  простотой  или  даже  неказистостью:
колонны  обвивал  плющ,  их  осенЯл  сумрачный  кипарис,  а  камни  казались
источенными безжалостным временем. „ва мраморных стража с поднЯтыми палицами
охранЯли эти ворота, возле  которых  угнездились  ужасные  драконы  и  змеи,
устрашаЯ приближающегосЯ путника, открывавшийсЯ же за воротами вид казалсЯ в
высшей степени унылым и неприветливым, и только надпись  на  воротах  Pervia
Virtuti {‹егко проходимый длЯ добродетели (лат.).} могла бы привлечь его.
     ‘овсем иначе выглЯдели вторые ворота, легкие и изЯщные, манЯщие к себе.
–веточные гирлЯнды обвивали колонны, все отличалось тщательной и совершенной
отделкой, и камень блестел так, будто его только что отполировали;  нимфы  в
самых соблазнительных позах, изваЯнные искусной рукой, звали путника подойти
поближе, а за воротами, насколько  было  видно,  все  казалдсь  приветливым,
изобильным и способным доставить бесконечное наслаждение. „а и сама  надпись
на воротах усугублЯла эту заманчивость,  поскольку  наверху  были  начертаны
слова Facilis descensus {‹егкий спуск (лат.) {2}.}.
     ’еперь, Я полагаю, вы и сами догадываетесь, что неприветливые ворота по
замыслу изображали дорогу к „обродетели,  а  противоположные  -  куда  более
приЯтную стезю, ведущую к Џороку. …стественно предположить,  что  посетителЯ
неизменно соблазнЯл путь через те ворота, что обещали ему  столько  утех.  ‚
таких случаЯх Я всегда позволЯл ему самому сделать выбор и почти всЯкий  раз
оказывалсЯ свидетелем того, как гость  сворачивал  налево  и  устремлЯлсЯ  к
воротам, сулившим больше радостей.
     ‘разу же за воротами Џорока деревьЯ  и  цветы  расположены  были  таким
образом, что производили самое выгодное впечатление, но по  мере  того,  как
гость шел дальше,  он  постепенно  замечал,  что  сад  принимает  все  более
одичалый вид, пейзаж мрачнеет, дорожки петлЯют, он спускаетсЯ все ниже,  над
головой нависают грозные  скалы;  угрюмые  пещеры,  неожиданно  разверзшиесЯ
пропасти, устрашающие развалины, груды непогребенных  костей,  свирепый  рев
незримого водопада - вот чем сменилсЯ ландшафт, еще недавно радовавший глаз.
€ тщетно пыталсЯ он вернутьсЯ обратно, ибо лабиринт был  слишком  запутан  и
никто, кроме менЯ, не умел найти выход. Љогда же становилось Ясно, что гость
в должной мере напуган увиденным и понЯл  опрометчивость  своего  выбора,  Я
выводил его обратно через потайной ход к тому месту, где  он  сделал  первый
неверный шаг.
     Ќа сей раз путник оказывалсЯ перед сумрачными воротами, и, хотЯ их  вид
ничем его не привлекал, все же, ободрЯемый надписью, он обычно устремлЯлсЯ к
ним. ’емный вход, грозные фигуры стражей, которые  как  бы  преграждали  ему
дорогу, погребальные кипарисы и плющи - поначалу все исполнЯло его трепетом.
Ћднако, пройдЯ немного дальше, он замечал, что местность хорошеет и светлеет
на глазах; красивые водопады, ковры цветов, деревьЯ, отЯгченные плодами  или
цветами, прозрачные ручьи преобразили все  вокруг.  ‡атем  он  замечал,  что
поднимаетсЯ все выше, что пейзаж становитсЯ все прекраснее,  что  вид  перед
ним открываетсЯ все  шире  и  даже  самый  воздух  как  бы  обретает  особую
свежесть. € тогда обрадованного и упоенного этой  внезапно  открывшейсЯ  ему
красотой Я вел гостЯ в зеленую беседку, откуда он мог обозреть  весь  сад  и
всю долину окрест и где он убеждалсЯ, что стезЯ „обродетели ведет к ‘частью.
     Џрочитав это описание,  вы,  пожалуй,  вообразите,  что  длЯ  устроениЯ
подобного сада потребуетсЯ громадный участок, но  уверЯю  вас,  в  Ђнглии  Я
видел парки, которые превышали его размером в десЯть раз, но не  обладали  и
половиной его прелести.
     “тонченному вкусу достаточно и клочка земли, большие пространства нужны
тому, кто хочет поразить великолепием. ‘амое малое место  в  руках  опытного
садовода может стать воплощением изЯщной аллегории  и  обогатить  наш  разум
полезными и необходимыми истинами.
     Џрощайте.


     Џисьмо XXXII

     [‚ырождение некоторых английских знатных семейств. ѓрибное пиршество у
     татар.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     Ќа днЯх, когда мы с моим приЯтелем гулЯли за городом,  мимо  промчалась
карета, запрЯженнаЯ шестеркой лошадей, в которой сидел  вельможа  с  голубой
лентой через плечо.  …го  сопровождала  многочисленнаЯ  свита  из  офицеров,
лакеев  и  экипажей  с  дамами.  Љогда  мы  отрЯхнули  пыль,  поднЯтую  этой
кавалькадой, и могли продолжать нашу  беседу  без  опасений  задохнутьсЯ,  Я
заметил моему спутнику, что столь пышнаЯ свита  и  экипажи,  на  которые  он
смотрел с таким презрением, вызвали бы в Љитае самое великое почтение, ибо у
нас они всегда свидетельствуют о  великих  заслугах,  и  пышность  мандарина
указывает, в какой мере  он  превосходит  соотечественников  добродетелью  и
талантами.
     - ‚ельможа, только что проехавший мимо нас, - ответил мой спутник, - не
имеет никаких собственных заслуг. Ќи талантами и добродетелЯми  он  никакими
не обладает. ‘ него довольно, что ими обладал его предок лет  двести  назад.
„а, было времЯ, когда род его по праву носил свой знатный титул,  но  с  тех
пор он утратил былые  достоинства,  вот  уже  свыше  ста  лет  предки  этого
господина занимаютсЯ улучшением породы своих собак и  лошадей,  а  не  своих
отпрысков. ќтот аристократ, - как ни скуден он разумом, ведет родословную от
государственных мужей и полководцев, но, к несчастью, его прадедушка женилсЯ
на стрЯпухе, а та питала слабость к конюху милорда, а потому чистота  породы
была несколько нарушена, и новый наследник получил от матери великую  любовь
к обжорству, а от  отца  -  неистовую  страсть  к  лошадЯм.  ќти  склонности
продолжали переходить от отца к сыну и  теперь  стали  фамильной  чертой,  и
нынешний лорд равно знаменит своей кухней и конюшней.
     - Ќо в  таком  случае,  -  воскликнул  Я,  -  этого  аристократа  можно
пожалеть! ‚едь, занимаЯ, в силу происхождениЯ, привилегированное  положение,
он тем самым  становитсЯ  всеобщим  посмешищем.  Љороль,  разумеетсЯ,  волен
раздавать титулы  кому  угодно,  однако  только  собственные  заслуги  могут
снискать человеку уважение сограждан. Ќаверное, подобных людей равные им  по
положению  презирают,  а  народ  попроще  ими  пренебрегает,  и  потому  они
принуждены жить среди прихлебателей в тЯгостном одиночестве.
     - Љак вы далеки от истины! - отвечал мой друг.  -  •отЯ  этот  вельможа
чужд всЯкому благородству, хотЯ он двадцать раз на  дню  дает  почувствовать
своим гостЯм, как он их презирает, хотЯ у него нет  ни  вкуса,  ни  ума,  ни
познаний, хотЯ беседа с ним отнюдь не поучительна  и  не  было  еще  случаЯ,
чтобы он уделил кому-нибудь малую  толику  своих  богатств,  тем  не  менее,
многие почитают знакомство с ним за великую честь. ‚едь он - лорд, а  это  в
глазах большинства искупает все. ‡натность и титул настолько  притЯгательны,
что сотни людей готовы поступитьсЯ  своим  достоинством,  готовы  подличать,
льстить, раболепствовать и отказывать себе  в  истинных  радостЯх,  лишь  бы
оказатьсЯ в обществе сильных мира сего, без малейшей надежды  на  то,  чтобы
усовершенствовать среди них свой ум или вкусить от их щедрот.  Ћни  жили  бы
счастливо среди равных себе, но пренебрегли их обществом  ради  тех,  кто  в
свой  черед  пренебрегает  ими.  ‚ы  ведь   видели,   какаЯ   толпа   бедных
родственников, проигравшихсЯ в карты вертопрахов,  капитанов  на  половинном
жалованье {1} добровольно сопровождает  своего  принципала  в  его  сельскую
резиденцию? Ђ ведь любой из них мог бы вести куда  более  приЯтную  жизнь  у
себЯ дома, в квартире  за  три  шиллинга  в  неделю,  получаЯ  Яз  ближайшей
кухмистерской полуостывший обед, принесенный  в  оловЯнной  миске,  накрытой
сверху другой такой же миской. ’ак нет,  эти  беднЯги  предпочитают  сносить
наглость и высокомерие своего покровителЯ, только бы сойти за  тех,  кто  со
знатью  на  короткой  ноге.  ђади  этого  они  готовы  целое  лето   терпеть
унизительную зависимость, хотЯ знают наперед, что приглашены они туда  затем
лишь, чтобы по любому поводу восхищатьсЯ вкусом его  сиЯтельства,  а  каждой
изреченной  им  глупости  поддакивать  восклицанием:  "Ђх,  до  чего   верно
подмечено!", расхваливать его конюшню и восхищатьсЯ вином и кухней.
     - Џостыдное самоуничижение этих господ, о котором вы поведали, - сказал
Я, - привело мне на памЯть обычай,  имеющий  распространение  среди  племени
татар, называющихсЯ корЯками; обычай этот, в сущности, мало  чем  отличаетсЯ
от  нравов,  только  что  вами   описанных   {‚ан   ‘траленберг,   писатель,
заслуживающий довериЯ, сообщает об этом народе точно такие же сведениЯ.  ‘м.
"€сторико-географическое описание северо-восточных областей …вропы и  Ђзии",
стр. 397.}. ’оргующие с корЯками русские завозЯт к ним особый  сорт  грибов,
которые обменивают на беличьи, горностаевые, собольи  и  лисьи  шкуры.  ќтих
грибов богатые запасают на зиму огромное количество, затем  что  у  тамошней
знати заведено устраивать грибные пиры, на которые приглашаютсЯ все  соседи.
ѓрибы кипЯтЯт в воде, получаЯ при этом отвар, обладающий  особым  дурманЯщим
свойством, и это питье ценитсЯ у корЯков превыше всЯкого другого. Љак только
все приглашенные, в том числе и дамы, соберутсЯ и  покончат  с  церемониЯми,
обычными у знатных особ, они начинают пить грибной отвар  без  всЯкой  меры,
мало-помалу хмелеют, хохочут, говорЯт double entendre, словом, общество хоть
куда. ‹юди попроще тоже очень охотно потреблЯют этот отвар, но такаЯ роскошь
в чистом виде им  недоступна.  Џосему  они  собираютсЯ  вокруг  хижины,  где
происходит пиршество, и ждут того вожделенного часа, когда дамы  и  господа,
почувствовав  необходимость  облегчитьсЯ,  выйдут  на  воздух.   ’огда   они
подставлЯют деревЯнные ковши и ловЯт в них  восхитительную  влагу,  котораЯ,
почти не изменившись от подобного фильтрованиЯ,  продолжает  сохранЯть  свои
опьЯнЯющие свойства. ‘ превеликим удовольствием они выпивают ее и, захмелев,
так же веселЯтсЯ, как их благородные соплеменники.
     - ‘частливаЯ аристократиЯ! - воскликнул мой собеседник. - Ћна может  не
опасатьсЯ, что утратит уважение, лишь бы не случилось спазма, и при том  чем
пьЯнее вельможа, тем он полезнее! “ нас  такого  обычаЯ  нет,  но,  полагаю,
случись нам завести его, и в Ђнглии найдетсЯ немало блюдолизов, готовых пить
из деревЯнных ковшей и восхвалЯть букет отвара его сиЯтельства. Ђ так как мы
строго блюдем аристократическую иерархию, то, кто знает, не пришлось бы  нам
увидеть, как лорд подставлЯет чашу министру, баронет - лорду, а дворЯнин без
титула держит ее  у  чресел  баронета,  смакуЯ  напиток,  прошедший  двойную
фильтрацию? —то до менЯ,  то  с  этих  пор,  услышав  льстецов,  старающихсЯ
превзойти „руг друга в похвалах своему  знатному  патрону,  Я  тотчас  увижу
перед собой деревЯнный ковш. џ не нахожу причин, почему человек, который мог
бы  в  тихом  довольстве  жить  у  себЯ  дома,  добровольно  склонЯетсЯ  под
обременительное иго этикета и безропотно сносит надменность своего  патрона,
и могу объЯснить  это  лишь  тем,  что  такой  человек  одурманен  лакейской
страстью ко всему аристократическому. Ћттого решительно все, что исходит  от
знати, вызывает в нем восторг и отдает грибным отваром.
     Џрощай!


     Џисьмо XXXIII

     [Ћ характере китайских сочинений. ЋсмеЯние печатающихсЯ в здешних
     журналах восточных повестей и пр.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     џ возмущен, дорогой ”ум •оум, возмущен до глубины души! Ќет больше мочи
выносить самонадеЯнность этих островитЯн:  подумай  только  -  они  вздумали
обучать менЯ обычаЯм ЉитаЯ!  Ћни  вбили  себе  в  голову,  что  каждый,  кто
приезжает оттуда,  непременно  должен  изъЯснЯтьсЯ  иносказаниЯми,  клЯстьсЯ
Ђллахом, поносить вино, а также говорить, писать и держатьсЯ  подобно  турку
или персу. „лЯ них наши утонченные нравы и варварскаЯ невоздержанность наших
восточных соседей - одно и то же. Људа бы Я ни  пошел,  всюду  вызываю  либо
смущение" либо удивление: один не признает во  мне  китайца,  потому  что  Я
больше напоминаю человека,  нежели  чудище,  другие  приходЯт  в  изумление,
убедившись, что и люди, родившиесЯ в пЯти тысЯчах миль от  Ђнглии,  наделены
здравым смыслом.
     - Љак странно! - говорЯт они. - ќтот человек  получил  образование  так
далеко от ‹ондона и тем не менее рассуждает вполне  здраво!  ђодитьсЯ  не  в
Ђнглии и все-таки обладать здравым смыслом! ЌевероЯтно! Ќе  иначе,  как  это
переодетый англичанин {1}. „а и в  его  внешности  нет  ничего  варварского,
ничего любопытного.
     ‚чера Я был приглашен к одной знатной даме, котораЯ, очевидно,  черпает
свои скудные познаниЯ  о  восточных  обычаЯх  из  печатающейсЯ  чуть  ли  не
ежедневно чепухи, объЯвлЯемой восточными повестЯми или истинными  сведениЯми
о ‚остоке. ЏринЯла она менЯ очень любезно, но все же была озадачена тем, что
Я ЯвилсЯ без опиума и  табакерки.  „лЯ  остальных  гостей  были  расставлены
стульЯ, длЯ менЯ же положили на пол подушку. Ќапрасно уверЯл Я хозЯйку,  что
китайцы сидЯт на стульЯх {2}, так же, как  европейцы,  -  она  были  слишком
большим знатоком хорошего тона, чтобы  обойтись  со  мной  как  с  заурЯдным
гостем.
     …два, согласно ее желанию, Я уселсЯ на полу, как  она  приказала  лакею
повЯзать  мне  салфетку  под  подбородком.   ђазумеетсЯ,   Я   хотел   этому
воспрепЯтствовать, утверждаЯ, что у китайцев это не принЯто, но  тут  против
менЯ  ополчилось  все  собравшеесЯ   общество,   которое,   как   оказалось,
представлЯло  собой  клуб  знатоков  китайских  обычаев,  и  мне   подвЯзали
салфетку.
     Ћднако Я не мог сердитьсЯ на людей, чьи ошибки проистекали  от  избытка
вежливости, и устроилсЯ поудобнее на подушке,  полагаЯ,  что  они,  наконец,
успокоЯтсЯ,  но  не  тут-то  было.  Ќе  успели  подать  обед,  как   хозЯйка
осведомилась, что мне подать - медвежьи когти  или  ломтик  птичьего  гнезда
{3}. џ о таких Яствах и не слыхивал и, естественно, предпочел есть  кушаньЯ,
мне известные, и попросил кусочек ростбифа, который  стоЯл  на  буфете.  ЊоЯ
просьба вызвала всеобщее замешательство. Љитаец ест говЯдину! Ѓыть  того  не
может! ‚едь в говЯдине нет ничего  китайского!  Ѓудь  это  китайский  фазан,
тогда другое дело.
     - ‘ударь, - обратилась ко мне хозЯйка, - мне кажетсЯ, Я имею  некоторое
основание считать себЯ  сведущей  в  китайской  кухне.  ‡найте  же:  китайцы
говЯдины никогда не едЯт {4}, так что позвольте предложить вам  плов.  ‹учше
вам не приготовЯт и в Џекине. ђис сварен с  шафраном  и  всеми  необходимыми
прЯностЯми.
     Ќе успел Я принЯтьсЯ за еду, как присутствующие начали ахать и охать  и
все общество вновь пришло в смущение оттого, что Я  обходилсЯ  без  палочек.
Ќекий серьезный господин, которого Я принЯл за сочинителЯ,  произнес  весьма
ученую (так  по  крайней  мере  думали  окружающие)  речь  о  том,  как  ими
пользуютсЯ в Љитае. Ћн вел долгий  диспут  с  самим  собой  о  возникновении
такого обычаЯ и ни разу не подумал, что разумнее было бы  попросту  спросить
об этом менЯ. Њолчание же мое он истолковал как признание  его  правоты,  и,
решив еще больше блеснуть ученостью, принЯлсЯ рассказывать о наших  городах,
горах и животных с такой уверенностью, будто сам был родом из Љуамси, но при
этом оказывалсЯ так далеко  от  истины,  будто  свалилсЯ  с  луны.  Ћн  стал
доказывать, что Я вовсе не похож на китайца, что у менЯ  скулы  недостаточно
выдаютсЯ и лоб слишком узок, словом,  он  и  менЯ  почти  убедил,  что  Я  -
самозванец, а об остальных и говорить нечего.
     џ пыталсЯ изобличить его невежество, но тут все в один голос  объЯвили,
что в моей речи нет ничего восточного.
     - ќтот господин, - сказала дама, слывущаЯ весьма начитанной  особой,  -
говорит совсем как мы. ”разы у него простые, да  и  рассуждает  он  довольно
здраво. Ђ истинный восточный стиль ищет не здравого смысла, но великолепиЯ и
возвышенности. Ђх, как прекрасна историЯ великого путешественника Ђбульфаура
{5}! —его там только нет - и джинны, и колдуны, и птицы ђухх {6}, и мешки  с
золотом, и великаны, и волшебницы, и  все  так  величественно,  таинственно,
красиво и непонЯтно...
     - џ написал немало восточных повестей, - прервал  ее  сочинитель,  -  и
самый взыскательный критик не посмеет сказать, что Я где-нибудь отступил  от
истинной манеры. Џодбородок красавицы  Я  сравниваю  со  снегом  на  вершине
Ѓомека {7}, а меч воина - с тучами,  что  скрывают  лик  небес.  “поминаЯ  о
богатствах, Я непременно сравниваю их с несметными  стадами,  пасущимисЯ  на
цветущих склонах  ’еффлиса,  а,  говорЯ  о  бедности,  всегда  уподоблЯю  ее
туманам, окутывающим склоны горы Ѓаку. € все персонажи говорЯт у  менЯ  друг
другу "ты"; там у менЯ есть и падучие звезды, и горные обвалы, не говорЯ уже
о малютках гуриЯх, которые весьма украшают описание. ‚от послушайте,  как  Я
обычно начинаю мои повести: "€бн-бен-боло, сын  Ѓана,  родилсЯ  на  мглистых
вершинах  Ѓендерабасси.  Ѓорода  его  была  белее  перьев,  одевающих  грудь
пингвина, глаза его были точно  очи  голубок,  омытые  утренней  росой;  его
волосы, ниспадавшие, словно ветви ивы, льющей слезы над  прозрачным  ручьем,
были столь прекрасны, что, казалось, купались в собственном блеске,  а  ноги
его были, как ноги дикого оленЯ, бегущего к горным вершинам". ‚от что значит
писать в истинно восточном вкусе! Ђ когда  автор  восточной  повести  тщитсЯ
придать каждой строке какой-то смысл, творение его сразу  терЯет  красоту  и
звучность. ‚осточнаЯ повесть  должна  быть  звучной,  возвышенной,  подобной
музыке и бессмысленной.
     џ не мог сдержать улыбки, слушаЯ, как  этот  уроженец  Ђнглии  пытаетсЯ
наставлЯть менЯ в искусстве восточной речи. Џосле того как он несколько  раз
с торжествующим  видом  оглЯделсЯ,  ища  одобрениЯ,  Я  осмелилсЯ  спросить,
случалось ли ему путешествовать по ‚остоку. Ћн ответил, что нет.  џ  спросил
тогда, понимает ли он по-китайски или по-арабски, на что последовал  тот  же
ответ.
     - Љак же вы беретесь, сударь, будучи незнакомы с подлинными  восточными
сочинениЯми, судить  о  восточном  стиле?  -  сказал  Я.  -  Џоверьте  слову
настоЯщего китайца, к тому же хорошо знакомого с арабскими  писателЯми:  все
то, что вам ежедневно преподносЯт как подражание  восточным  сочинениЯм,  не
имеет с ними ничего общего ни мыслЯми, ни  Языком.  ‘равнениЯми  на  ‚остоке
пользуютсЯ весьма редко, а  метафоры  и  подавно  не  в  ходу;  в  Љитае  же
словесности  и  вовсе  несвойственно  все,  о  чем  вы  рассуждали;  в   ней
преобладают  сочинениЯ,  написанные  в  спокойной  и  неторопливой   манере.
Џисатели этой страны более всего заботЯтсЯ о том, чтобы поучать читателЯ,  а
не развлекать, и обращаютсЯ скорее к его разуму,  нежели  к  воображению.  ‚
отличие от многих европейских сочинителей, которые не страшатсЯ  отнимать  у
читателЯ  слишком  много  времени,  они  обычно  подразумевают  более,   чем
выражают.
     Љроме того, сударь, вы глубоко  заблуждаетесь,  полагаЯ,  будто  китаец
столь же невежествен и  не  искушен  в  словесности,  как  турок,  перс  или
обитатель Џеру. Љитайцы не меньше вас сведущи в науках  и  вдобавок  владеют
такими ремеслами, о которых европейцы даже не слыхали. Ѓольшинство  китайцев
не  только  приобщены  к  отечественным  наукам,  но  и  превосходно   знают
иностранные Языки и западную мудрость. …сли вы мне  не  верите,  потрудитесь
заглЯнуть в книги  ваших  же  путешественников,  которые  подтверждают,  что
ученые Џекина и ‘иама ведут богословские споры на латинском Языке.  "Љолледж
Њаспренд, расположенный в одном лье  от  ‘иама  (повествует  один  из  ваших
путешественников {"Journal ou Suite du Voyage de Siam, en forme  de  Lettres
familieres fait en 1685 et 1686 par N. L. D. C.,  p.  174.  Edit.  Amstelod,
1686 ["„невник в виде писем к частным  лицам,  или  Ћписание  путешествиЯ  в
‘иам, предпринЯтого в 1685-1686 гг. Ќ. ‹.  „.  .",  Ђмстердам,  1686,  стр.
174]".}), ЯвилсЯ в полном  составе,  дабы  приветствовать  нашего  посла.  џ
испытывал искреннее удовольствие, глЯдЯ на толпу свЯщенников, почтенных  как
возрастом, так и смирением, которых сопровождали юноши из  множества  стран:
из ЉитаЯ и џпонии, ’онкина и Љохинхина {9},  Џегу  {10}  и  ‘иама;  все  они
желали засвидетельствовать нам свое уважение в самой любезной  манере.  Ћдин
из кохинхинцев произнес речь на безупречной латыни, но его затмил студент из
’онкина, искушенный во всех тонкостЯх западной премудрости не хуже парижских
ученых мирЯн". “ж если ваши законы и  науки,  сударь,  известны  юношам,  не
покидавшим родины, что говорить обо  мне,  который  проехал  тысЯчи  миль  и
многие годы  дружил  в  Љантоне  с  английскими  купцами  и  с  европейскими
миссионерами. ‚се безыскусственное у разных народов очень похоже, а страницы
нашего ЉонфуциЯ и вашего ’иллотсона {11} мало  чем  различаютсЯ  меж  собой.
†алкую манерность, вымученность сравнений и отвратительную цветистость слога
обрести легко, но слишком часто эти  ухищрениЯ  служат  лишь  свидетельством
невежества и глупости.
     џ  говорил  долго,   увлеченный   серьезностью   темы   и   собственным
красноречием, как вдруг, оглЯдевшись, заметил, что  менЯ  не  слушают.  Ћдна
дама шепталась со своей соседкой,  другаЯ  внимательно  изучала  достоинства
веера, третьЯ позевывала, а сочинитель крепко  спал.  Џосему  Я  решил,  что
самое времЯ откланЯтьсЯ. ѓости нимало не огорчились моим намерением, и  даже
хозЯйка дома с самым  обидным  равнодушием  смотрела,  как  Я  поднимаюсь  с
подушки и беру шлЯпу. ЊенЯ не попросили повторить мой визит, а  все  потому,
что Я оказалсЯ разумным существом, а не заморским чудищем.
     Џрощай!


     Џисьмо XXXIV

     [Ћ нынешнем смехотворном пристрастии вельмож к живописи.]

     ‹Янь —и Ђльтанчжи - ”ум •оуму,
     первому президенту китайской Ђкадемии церемоний в Џекине.

     ‚ Ђнглии изЯщные искусства подвержены столь же  частым  переменам,  как
законы и политика;  и  не  только  предметы  роскоши  или  одежда,  но  сами
представлениЯ  об  утонченности  и  хорошем   вкусе   подчинЯютсЯ   капризам
переменчивой моды. ѓоворЯт, тут было времЯ, когда  знать  всЯчески  поощрЯла
поэзию, и вельможи не только покровительствовали поэтам, но даже служили  им
достойным образцом длЯ изображениЯ. ’огда-то и были  созданы  на  английской
земле те дивные творениЯ, которые мы так часто с  восторгом  перечитывали  с
тобой, поэмы, возвышенностью духа не  уступающие  творениЯм  Њенцзы  {1},  а
глубиной и силой мысли - творениЯм ‡импо.
     ‡натные господа любЯт щеголЯть ученостью, но при этом хотЯт обладать ею
без каких бы то ни  было  усилий.  —тение  поэзии  требует  размышлений,  но
английские аристократы не любили думать, а потому они вскоре перенесли  свою
любовь на  музыку,  ибо  в  этом  случае  они  могли  предаватьсЯ  приЯтному
безделью,  сохранЯЯ  видимость   утонченного   вкуса.   ‘воих   бесчисленных
прихлебателей они заставили восхвалЯть это новомодное  увлечение.  “  тех  в
свой черед нашлись толпы подражателей, исполнившихсЯ таких  же,  чаще  всего
притворных, восторгов. €з-за границы за  немалые  деньги  выписывались  орды
певцов, и все уповали, что недалек день, когда  англичане  в  музыке  станут
примером длЯ …вропы. Ќо скоро  эти  надежды  рассеЯлись.  ‚опреки  стараниЯм
знати,  невежественнаЯ  чернь  не  желала  учитьсЯ  пению   и   отказывалась
подвергатьсЯ церемониЯм {2}, которые приобщили бы  ее  к  поющему  братству.
ЉолониЯ заморских певцов мало-помалу редела,  ибо,  к  несчастью,  сами  они
лишены были способности умножать свое племЯ.
     Њузыка, таким образом, утратила свою притЯгательность, и теперь в  моде
одна живопись. ‚ настоЯщее времЯ прослыть знатоком этого искусства -  значит
получить доступ в самое избранное общество. Џожать плечами в нужный  момент,
сделать восхищенную мину  или  издать  два-три  невнЯтных  возгласа  -  вот,
пожалуй, и все, что нужно небогатому человеку, который ищет  благосклонности
знатных меценатов. Ќынче даже юных вельмож с детства приучают держать в руке
кисть, а счастливые родители, полные радужных надежд, предвкушают то  времЯ,
когда все стены будут украшены творениЯми их отпрысков.
     Њногие англичане уже не довольствуютсЯ тем, что отдают этому  искусству
все свое времЯ у себЯ дома, теперь знатные молодые люди нередко отправлЯютсЯ
на континент длЯ того лишь, чтобы изучать там  живопись,  собирать  картины,
разглЯдывать геммы, зарисовывать статуи. ’ак они и ездЯт  по  кунсткамерам/и
картинным галереЯм, попусту тратЯ лучшие годы жизни,  неплохо  разбираЯсь  в
картинах и совсем не знаЯ людей. ђазубеждать их бесполезно, ибо эта их блажь
считаетсЯ проЯвлением утонченности и хорошего вкуса.
     Љонечно,  живопись  следует  поощрЯть,  так  как  художник   несомненно
способен украсить наше жилище изЯщнее, нежели обойщик. Ќо все  же  Я  думаю,
что эти меценаты совершают весьма неравноценный обмен,  тратЯ  на  убранство
дома то времЯ, которое следовало бы употребить на убранство  своего  разума.
’от, кто длЯ доказательства своей утонченности  может  сослатьсЯ  только  на
собрание редкостей или коллекцию картин, на мой взглЯд, с равным успехом мог
бы похвалЯтьсЯ своей кухонной утварью.
     џ убежден, что единственной причиной,  котораЯ  побуждает  знать  столь
неумеренно  увлекатьсЯ  живописью,  ЯвлЯетсЯ  тщеславие.  Љупив  картину   и
полюбовавшись ею дней десЯть, владелец неизбежно остывает к ней, и отныне он
может извлечь из нее удовольствие только показываЯ картину  другим.  ’ак  он
становитсЯ хранителем сокровища, которое ему
     самому не нужно, и  свою  галерею  он  содержит  не  длЯ  себЯ,  а  длЯ
знатоков, которые обычно бывают искательными льстецами и  охотно  изображают
восторг, вовсе его не испытываЯ. Ќо длЯ счастьЯ  коллекционера  они  так  же
необходимы, как необходимы зеваки длЯ вЯщей пышности восточной процессии.
     џ прилагаю письмо знатного юноши, которое он во  времЯ  путешествиЯ  по
…вропе отправил в Ђнглию отцу. €з  письма  Явствует,  что  юноша  этот  чужд
порокам, послушен своему наставнику, наделен  от  природы  добрым  нравом  и
стремитсЯ к знанию. Ћднако с детства ему внушили,  будто  совершенствоватьсЯ
можно, лишь обозреваЯ  собраниЯ  редкостей  и  картинные  галереи,  и  будто
человеку знатному приличествуют лишь познаниЯ в живописи.

        "Њ€‹Ћђ„.
     Њы в Ђнтверпене всего два днЯ, но  едва  представилась  возможность,  Я
сразу же сел писать вам отчет обо всем, что мы  успели  здесь  увидеть,  ибо
пользуюсь каждым случаем послать  весточку  добрейшему  из  отцов.  …два  мы
прибыли из ђоттердама, как мой наставник, который безмерно любит живопись  и
прекрасно разбираетсЯ в ней, решил тотчас отправитьсЯ в  церковь  богоматери
{3}, хранЯщей бесценные сокровища. Њы приложили немалые стараниЯ, дабы точно
определить ее размеры, и разошлись в подсчетах на целых  полфута,  а  потому
оставлЯю эти сведениЯ до дальнейшего. Џраво, мой наставник и Я могли бы жить
и умереть в этом храме. ’ам не найдетсЯ уголка, который бы  не  был  украшен
творениЯми кисти ђубенса  {4},  ‚ан  дер  Њейлена  {5},  ‚ан-„ейка  {6}  или
‚оувермана {7}.  Љакие  позы,  обнаженные  тела,  одеЯниЯ!  џ  даже  пожалел
англичан, у которых нет ничего подобного. Џоскольку мы не хотели упускать ни
одного благоприЯтного случаЯ, то после осмотра храма отправились к господину
•огендорпу, чье замечательное собрание вы так часто расхваливали. …го камеЯм
и в самом деле цены нет, а вот инталии  {8},  пожалуй,  не  так  хороши.  Ћн
показал нам одну, изображающую жреца у алтарЯ, и уверЯл, что  это  подлинный
антик,  но  мой  наставник,  который  превосходно  разбираетсЯ  в   малейших
тонкостЯх, сразу же обнаружил, что это Явное чинквеченто. € все же Я не могу
не восхищатьсЯ гением господина •огендорпа, сумевшего собрать со всех концов
света тысЯчи предметов, назначение которых никому не  ведомо.  Ќикто,  кроме
вас, милорд, и моего воспитателЯ не вызывал у менЯ подобного восхищениЯ. ќто
поистине необыкновенный человек! Ќа следующее  утро,  дабы  день  не  прошел
впустую, мы поднЯлись рано и тотчас отправили письмо господину ‚ан прокену,
сообщаЯ о своем желании познакомитьсЯ с его картинной галереей, и он ответил
любезным приглашением. …го галереЯ, пЯтьдесЯт футов в  длину  и  двадцать  в
ширину, всЯ до отказу заполнена картинами. Ќо более всего менЯ там  поразило
"‘вЯтое семейство", точно такое же, как у  вас!  €  хозЯин  пыталсЯ  уверить
менЯ, что его картина - подлинник. Џризнаюсь,  менЯ  это  встревожило,  как,
боюсь, встревожит и  вас,  затем  что  Я  всегда  льстил  себЯ  мыслью,  что
единственный оригинал принадлежит вам. ‚о всЯком случае Я посоветовал бы вам
снЯть эту картину, пока  ее  подлинность  не  будет  подтверждена,  ибо  мой
наставник заверил менЯ, что напишет труд, доказывающий,  что  она  никак  не
может быть подделкой. ‚сего в этом городе не пересмотришь и за сто лет. „нем
мы отправились к кардиналу, чтобы осмотреть его статуи, которые  и  в  самом
деле превосходны. ‘реди всего  прочего  там  имеютсЯ  мастерски  исполненные
фигуры трех спинтриев {9}, которые  сплелись  в  объЯтии.  —то  же  касаетсЯ
торса, о котором вы столько  мне  рассказывали,  то  лишь  недавно  удалось,
наконец, установить, что  это  не  купающаЯсЯ  Љлеопатра,  как  вы,  милорд,
предполагали, а ѓеркулес за прЯлкой {10}, и в  доказательство  тому  написан
даже особый трактат.
     ’еперь Я окончательно убежден, что милорд ”эрмли - сущий гот и  вандал,
который ничего не смыслит  в  живописи.  Ќе  понимаю,  почему  его  почитают
человеком со вкусом. Џредставьте себе, проходЯ на днЯх по улицам  Ђнтверпена
и глЯдЯ на плохо одетых жителей, этот грубый невежда позволил себе заметить,
что фламандцам следовало бы продать свои картины и купить себе  одежду.  ‚от
coglione!  {Ѓолван,  олух  (итал.).}  ‡автра  мы  идем  смотреть   коллекцию
господина Љарвардена, послезавтра - редкости,  собранные  ван  ђаном,  потом
намерены посетить ѓолгофу, а потом... Ќо Я уже исписал весь лист...  Џримите
же, милорд, мои самые искренние пожеланиЯ  счастьЯ.  Ќадеюсь,  что,  повидав
€талию, эту благословенную обитель искусства, Я вернусь на родину, достойный
тех забот и расходов, которых вы не пожалели длЯ моего образованиЯ.
      Ћстаюсь, милорд,
                        вашим преданнейшим
                                            и пр., и пр.


     Џисьмо XXXV

     [‘ын философа рассказывает о девице, томЯщейсЯ вместе с ним в неволе.]

     •ингпу, раб в Џерсии, - странствующему китайскому философу
     Ђльтанчжи, через Њоскву.

     ‘удьба сделала менЯ рабом другого, но, следуЯ  природе  и  естественным
склонностЯм, Я по-прежнему почитаю вас превыше  всех.  ’ело  мое  подвластно
тирану, но вы - господин над моим сердцем. € все-таки,  отец,  не  осуждайте
менЯ столь сурово за то, что Я пал духом под бременем  несчастий.  „уша  моЯ
так же страдает от рабского Ярма, как и тело. Њой  господин  с  каждым  днем
внушает мне все больший ужас. ’щетно рассудок  твердит  мне  о  презрении  к
нему; это чудовище превращает даже сон в кошмар.
     Ќедавно  раб-христианин,  трудившийсЯ  в  саду,  случайно  взглЯнул   в
беседку, где злодей угощал  кофе  обитательницу  своего  гарема;  несчастный
пленник был в тот же миг заколот  кинжалом.  Ћтныне  Я  на  его  месте;  это
намного легче прежней работы, но не менее мучительно, так как теперь Я  чаще
оказываюсь на глазах того, кто внушает мне отвращение и страх.
     Љак низко пали в наше времЯ персы! Љрай, славный тем, что он Явил  миру
пример свободолюбиЯ, ныне стал землей тиранов, обративших его народ в рабов!
“дел бездомного татарина, обитателЯ Љамчатки, который ест свою траву и рыбу,
наслаждаЯсь полной свободой, завиден  по  сравнению  с  долей  тысЯч  людей,
изнывающих здесь в безысходном рабстве и проклинающих день своего  рождениЯ.
ќто ли справедливость небес? Ћбречь на страданиЯ миллионы ради пресыщенности
немногих! Џочему сильные мира обретают счастье ценой наших сетований и слез?
Ќеужели роскошь богачей должна оплачиватьсЯ  нуждой  беднЯков?  Ћ,  конечно,
конечно, эта жестокаЯ, лишеннаЯ стройности и порЯдка жизнь должна быть  лишь
преддверием грЯдущей  гармонии,  и  душа,  причастнаЯ  земным  добродетелЯм,
вознесетсЯ во вселенский v сонм под начальством самого ’ЯнЯ,  где  не  будет
злобных тиранов, тЯжких оков и свистЯщих бичей и где Я, исполненный радости,
вновь встречу своего отца и дам волю сыновним чувствам. ’ам Я припаду к  его
груди, выслушаю мудрые наставлениЯ из его уст  и  возблагодарю  его  за  все
счастье, которое он открыл мне.
     ЌегодЯй, ставший по воле рока моим господином, недавно купил  несколько
новых рабов и  рабынь,  среди  них,  говорЯт,  есть  пленница  -  христианка
невиданной красоты. „аже евнух, который привык равнодушно взирать на женскую
прелесть, поет ей хвалы. Ќо  даже  больше  красоты  прислужниц  изумлЯет  ее
гордость. ђассказывают, будто  она  отвергает  самые  пылкие  домогательства
надменного повелителЯ. Ћн даже обещал сделать ее одной из своих четырех  жен
при условии, если она примет его веру и отречетсЯ  от  своей.  …два  ли  она
отвергнет столь соблазнительное предложение, а  медлит  только  потому,  что
желает воспламенить его еще более.
     џ только что видел ее! Ќе подозреваЯ о моем присутствии,  она,  откинув
покрывало, прошла мимо того места, где Я пишу  это  письмо.  …е  глаза  были
поднЯты к небесам, к ним устремлЯла она взоры.  ‚семогущее  солнце!  —то  за
нежданнаЯ кротость, какое  одухотворенное  изЯщество!  …е  красота  казалась
прозрачным  покровом  добродетели.  ‘ами   небожители   врЯд   ли   выглЯдЯт
совершеннее, но  печаль  придавала  ее  облику  трогательность,  и  к  моему
восхищению примешивалось сострадание. џ поднЯлсЯ со  скамьи,  и  она  тотчас
удалилась. Љ счастью, нас  никто  не  видел,  иначе  эта  встреча  могла  бы
привести к роковым последствиЯм.
     Џрежде власть и богатство моего господина не  внушали  мне  зависти.  џ
считал, что дух его не способен наслаждатьсЯ дарами фортуны,  а  посему  они
оборачиваютсЯ длЯ него бременем, а не благом. Ќыне же от  одной  мысли,  что
ему во власть предана подобнаЯ красота и что  это  небесное  создание  будет
принадлежать ничтожеству, которое даже не сумеет  оценить  выпавшее  на  его
долю блаженство, все мое существо трепещет от доселе неведомого негодованиЯ.
     Ћднако, отец, не подумайте,  что  это  смЯтение  чувств  вызвано  столь
ничтожной  причиной,  как  любовь.  Ћ  нет,  Я  никогда  не  дам  повода   и
предположить, что ваш сын и ученик мудрого  ”ум  •оума  может  унизитьсЯ  до
недостойной страсти. ЊенЯ лишь возмущает, что такое совершенство  достанетсЯ
столь не заслуживающему его.
     „а и тревожусь Я  не  за  себЯ,  а  за  красавицу-христианку.  Љогда  Я
размышлЯю о жестокости, того, кому она предназначена, то  жалею  ее,  о  как
жалею! Љогда Я думаю, что ей, рожденной повелевать тысЯчью сердец,  придетсЯ
довольствоватьсЯ властью  только  над  одним,  то  мною  овладевает  чувство
простительное, ибо оно рождаетсЯ из  благожелательности  ко  всем  людЯм!  џ
знаю, что человечность и особенно сострадание всегда вас радуют, а потому  и
не стал скрывать, сколь тронули  менЯ  несчастьЯ  прекрасной  чужеземки.  …е
судьба заставила менЯ на времЯ забыть о собственном  безнадежном  положении.
€зверг с каждым днем лютует все сильнее, и любовь, котораЯ у других смЯгчает
нрав, в нем, по-видимому, только разжигает свирепость.
     Џрощайте!


     Џисьмо XXXVI

     [Џисьмо от него же. ЏрекраснаЯ пленница согласилась стать женой своего
     господина.]

     •ингпу, раб в Џерсии, -
     странствующему китайскому философу Ђльтанчжи, через Њоскву.