ѓенрих Ѓелль. Џутник, придешь когда в ‘па...

Ћцените этот текст:
ѓенрих Ѓелль. Џутник, придешь когда в ‘па...

   -----------------------------------------------------------------------
   Џер. с нем. - €.ѓоркина.
   ‚ кн.: "ѓенрих Ѓелль. €збранное". Њ., "ђадуга", 1988.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 7 November 2001
   -----------------------------------------------------------------------



   Њашина  остановилась,  но  мотор  еще  несколько  минут  урчал;  где-то
распахнулись ворота. ‘квозь разбитое окошечко в машину проник  свет,  и  Я
увидел, что лампочка в потолке тоже разбита вдребезги;  только  цоколь  ее
торчал в патроне - несколько поблескивающих проволочек с остатками стекла.
Џотом мотор затих, и на улице кто-то крикнул:
   - Њертвых сюда, есть тут у вас мертвецы?
   - —-черт! ‚ы что, уже не затемнЯетесь? - откликнулсЯ водитель.
   - Љакого дьЯвола затемнЯтьсЯ, когда весь город горит,  точно  факел,  -
крикнул тот же голос. - …сть мертвецы, Я спрашиваю?
   - Ќе знаю.
   - Њертвецов сюда, слышишь? Ћстальных наверх по лестнице, в  рисовальный
зал, понЯл?
   - „а, да.
   Ќо Я еще не был мертвецом, Я принадлежал к остальным, и менЯ понесли  в
рисовальный зал, наверх по лестнице.  ‘начала  несли  по  длинному,  слабо
освещенному коридору с зелеными, выкрашенными маслЯной краской  стенами  и
гнутыми, наглухо вделанными  в  них  старомодными  черными  вешалками;  на
дверЯх белели маленькие эмалевые таблички: "VIa" и "VIb"; между дверЯми, в
черной раме, мЯгко поблескиваЯ под стеклом и глЯдЯ вдаль,  висела  "ЊедеЯ"
”ейербаха. Џотом пошли двери с табличками "Va" и  "Vb",  а  между  ними  -
снимок  со  скульптуры  "Њальчик,  вытаскивающий  занозу",   превосходнаЯ,
отсвечивающаЯ красным фотографиЯ в коричневой раме.
   ‚от и колонна перед выходом на  лестничную  площадку,  за  ней  чудесно
выполненный макет - длинный и узкий, подлинно античный фриз  Џарфенона  из
желтоватого гипса - и все остальное, давно привычное: вооруженный до зубов
греческий воин, воинственный и страшный, похожий на взъерошенного  петуха.
‚  самой  лестничной  клетке,  на  стене,  выкрашенной  в   желтый   цвет,
красовались все - от великого курфюрста до ѓитлера...
   Ђ на маленькой узкой площадке, где  мне  в  течение  нескольких  секунд
удалось лежать  прЯмо  на  моих  носилках,  висел  необыкновенно  большой,
необыкновенно Яркий портрет старого ”ридриха - в небесно-голубом  мундире,
с сиЯющими глазами и большой блестЯщей золотой звездой на груди.
   € снова Я лежал  скатившись  на  сторону,  и  теперь  менЯ  несли  мимо
породистых арийских физиономий: нордического капитана с орлиным  взором  и
глупым  ртом,  уроженки  ‡ападного  ЊозелЯ,  пожалуй  чересчур   худой   и
костлЯвой, остзейского зубоскала с носом  луковицей,  длинным  профилем  и
выступающим кадыком киношного  горца;  а  потом  добрались  еще  до  одной
площадки, и опЯть в течение нескольких  секунд  Я  лежал  прЯмо  на  своих
носилках, и еще до того, как  санитары  начали  подниматьсЯ  на  следующий
этаж, Я успел его увидеть - украшенный каменным лавровым  венком  памЯтник
воину с большим позолоченным †елезным крестом наверху.
   ‚се это быстро мелькало одно  за  другим:  Я  не  тЯжелый,  а  санитары
торопились. Љонечно, все могло мне только почудитьсЯ; у менЯ сильный жар и
решительно  все  болит:  голова,  ноги,  руки,  а  сердце  колотитсЯ   как
сумасшедшее - что только не привидитсЯ в таком жару.
   Ќо после породистых физиономий промелькнуло и все  остальное:  все  три
бюста - –езарЯ, –ицерона и Њарка ЂврелиЯ,  рЯдышком,  изумительные  копии;
совсем желтые, античные и важные стоЯли они у стен; когда же  мы  свернули
за угол, Я увидел и колонну ѓермеса, а  в  самом  конце  коридора  -  этот
коридор был выкрашен в темно-розовый  цвет,  -  в  самом-самом  конце  над
входом в рисовальный зал висела большаЯ маска ‡евса; но до  нее  было  еще
далеко. ‘права в окне алело зарево пожара, все небо  было  красное,  и  по
нему торжественно плыли плотные черные тучи дыма...
   € опЯть Я невольно перевел взглЯд налево и увидел над дверьми  таблички
"Xa" и "Xb", а  между  этими  коричневыми,  словно  пропахшими  затхлостью
дверьми виднелись в золотой раме усы и острый нос Ќицше,  втораЯ  половина
портрета была заклеена бумажкой с надписью "‹егкаЯ хирургиЯ"...
   …сли сейчас будет... мелькнуло у менЯ в голове. …сли сейчас будет... Ќо
вот и она, Я вижу ее: картина, изображающаЯ африканскую  колонию  ѓермании
’ого, - пестраЯ и большаЯ, плоскаЯ, как  стариннаЯ  гравюра,  великолепнаЯ
олеографиЯ. Ќа переднем плане, перед колониальными домиками, перед неграми
и немецким солдатом, неизвестно длЯ чего торчащим тут со своей  винтовкой,
- на самом-самом переднем плане желтела большаЯ, в  натуральную  величину,
свЯзка бананов; слева гроздь, справа гроздь, и на  одном  банане  в  самой
середине этой правой  грозди  что-то  нацарапано,  Я  это  видел;  Я  сам,
кажетсЯ, и нацарапал...
   Ќо вот рывком открылась дверь в рисовальный зал, и Я проплыл под маской
‡евса и закрыл глаза. џ ничего не хотел больше видеть. ‚ зале пахло йодом,
испражнениЯми, марлей и табаком и было шумно. Ќосилки поставили на пол,  и
Я сказал санитарам:
   - ‘уньте мне сигарету в рот. ‚ верхнем левом кармане.
   џ почувствовал, как  чужие  руки  пошарили  у  менЯ  в  кармане,  потом
чиркнула  спичка,  и  во  рту  у  менЯ  оказалась  зажженнаЯ  сигарета.  џ
затЯнулсЯ.
   - ‘пасибо, - сказал Я.
   ‚се это, думал Я, еще ничего не доказывает. ‚  конце  концов,  в  любой
гимназии есть рисовальный зал, есть коридоры с зелеными и желтыми стенами,
в которых торчат гнутые старомодные вешалки длЯ платьЯ;  в  конце  концов,
это еще не доказательство, что Я нахожусь в своей школе, если между  "IVa"
и "IVb" висит "ЊедеЯ", а между  "Xa"  и  "Xb"  -  усы  Ќицше.  Ќесомненно,
существуют правила, где сказано, что  именно  там  они  и  должны  висеть.
Џравила  внутреннего  распорЯдка  длЯ  классических  гимназий  в  Џруссии:
"ЊедеЯ" - между "IVa" и "IVb", там же "Њальчик, вытаскивающий  занозу",  в
следующем коридоре - –езарь, Њарк Ђврелий и –ицерон, а  Ќицше  на  верхнем
этаже,  где  уже  изучают  философию.  ”риз  Џарфенона   и   универсальнаЯ
олеографиЯ - ’ого. "Њальчик, вытаскивающий, занозу"  и  фриз  Џарфенона  -
это, в конце  концов,  не  более  чем  добрый  старый  школьный  реквизит,
переходЯщий из поколениЯ в поколение, и навернЯка Я не единственный,  кому
взбрело в голову написать на банане  "„а  здравствует  ’ого!".  €  выходки
школьников, в конце концов, всегда одни и те  же.  Ђ  кроме  того,  вполне
возможно, что от сильного жара у менЯ началсЯ бред.
   Ѓоли Я теперь не чувствовал. ‚ машине Я еще  очень  страдал;  когда  ее
швырЯло на мелких  выбоинах,  Я  каждый  раз  начинал  кричать.  “ж  лучше
глубокие воронки: машина поднимаетсЯ и опускаетсЯ, как корабль на  волнах.
’еперь, видно, подействовал укол; где-то в темноте  мне  всадили  шприц  в
руку, и Я почувствовал, как игла проткнула кожу и ноге стало горЯчо...
   „а это просто невозможно, думал Я, машина  навернЯка  не  прошла  такое
большое расстоЯние - почти тридцать километров. Ђ кроме того, ты ничего не
испытываешь, ничто в душе не подсказывает тебе, что ты в  своей  школе,  в
той самой школе, которую покинул всего три месЯца назад. ‚осемь лет  -  не
пустЯк, неужели после восьми лет ты все это узнаешь только глазами?
   џ закрыл глаза и  опЯть  увидел  все  как  в  фильме:  нижний  коридор,
выкрашенный зеленой краской, лестничнаЯ клетка с желтыми стенами, памЯтник
воину, площадка, следующий  этаж:  –езарь,  Њарк  Ђврелий...  ѓермес,  усы
Ќицше, ’ого, маска ‡евса...
   џ выплюнул сигарету и закричал; когда кричишь, становитсЯ  легче,  надо
только кричать погромче; кричать - это так хорошо, Я кричал как полоумный.
Љто-то надо мной наклонилсЯ, но Я не открывал глаз, Я  почувствовал  чужое
дыхание, теплое, противно пахнущее смесью лука и табака, и услышал  голос,
который спокойно спросил:
   - —его ты кричишь?
   - Џить, - сказал Я. - € еще сигарету. ‚ верхнем кармане.
   ЋпЯть чужаЯ рука шарила в моем кармане, опЯть чиркнула спичка и  кто-то
сунул мне в рот зажженную сигарету.
   - ѓде мы? - спросил Я.
   - ‚ Ѓендорфе.
   - ‘пасибо, - сказал Я и затЯнулсЯ.
   ‚се-таки Я, видимо, действительно в Ѓендорфе, а значит, дома,  и,  если
бы не такой сильный жар,  Я  мог  бы  с  уверенностью  сказать,  что  Я  в
классической гимназии; что это школа, во всЯком случае,  бесспорно.  ђазве
не крикнул внизу чей-то голос: "Ћстальных в рисовальный зал!"? џ был одним
из остальных, Я жил, остальные и были, очевидно, живыми. ќто - рисовальный
зал, и если слух менЯ не обманул,  то  почему  бы  глазам  менЯ  подвести?
‡начит, нет сомнениЯ в том, что Я узнал –езарЯ, –ицерона и Њарка  ЂврелиЯ,
а они могли быть только в классической гимназии; не думаю, чтобы в  других
школах стены коридоров украшали скульптурами этих молодцов.
   Ќаконец-то он принес воду; опЯть менЯ обдало смешанным запахом  лука  и
табака, и Я поневоле открыл глаза, надо мной склонилось усталое,  дрЯблое,
небритое лицо человека в форме пожарника, и старческий голос тихо сказал:
   - ‚ыпей, дружок.
   џ начал пить; вода, вода - какое наслаждение;  Я  чувствовал  на  губах
металлический привкус котелка, Я ощущал упругую полноводность  глотка,  но
пожарник отнЯл котелок от  моих  губ  и  ушел;  Я  закричал,  он  даже  не
обернулсЯ, только устало передернул плечами и пошел  дальше,  а  тот,  кто
лежал рЯдом со мной, спокойно сказал:
   - ‡рЯ орешь, у них нет воды; весь город в огне, сам видишь.
   џ это видел, несмотрЯ на затемнение, - за черными  шторами  полыхала  и
бушевала огненнаЯ стихиЯ, черно-краснаЯ,  как  в  печи,  куда  только  что
засыпали уголь. „а, Я видел: город горел.
   - Љакой это город? - спросил Я у раненого, лежавшего рЯдом.
   - Ѓендорф, - сказал он.
   - ‘пасибо.
   џ смотрел прЯмо перед собой на рЯды окон, а иногда на потолок.  Ћн  был
еще безупречно белый и гладкий, с узким классическим лепным  карнизом;  но
такие потолки с классическими лепными карнизами есть во  всех  рисовальных
залах всех школ, по крайней мере всех добрых старых классических гимназий.
ќто ведь бесспорно.
   џ не мог более сомневатьсЯ: Я в рисовальном зале одной из  классических
гимназий в Ѓендорфе. ‚ Ѓендорфе всего три классические гимназии:  гимназиЯ
”ридриха ‚еликого, гимназиЯ Ђльберта  и...  может  быть,  лучше  вовсе  не
упоминать о ней... гимназиЯ имени Ђдольфа  ѓитлера.  ђазве  на  лестничной
площадке в гимназии ”ридриха ‚еликого  не  висел  портрет  ‘тарого  ”рица,
необыкновенно Яркий,  необыкновенно  красивый,  необыкновенно  большой?  џ
училсЯ в этой школе восемь лет подрЯд, но разве точно такой же портрет  не
мог висеть в другой школе, на том же самом месте, и  настолько  же  Яркий,
настолько же бросающийсЯ в глаза, что взглЯд каждого,  кто  поднималсЯ  на
второй этаж, невольно на нем останавливалсЯ?
   ‚дали постреливала тЯжелаЯ артиллериЯ. Ђ вообще  было  почти  спокойно,
лишь времЯ от времени прожорливое пламЯ вырывалось на  волю  и  где-то  во
тьме  рушилась  крыша.  Ђртиллерийские  орудиЯ  стрелЯли   равномерно,   с
одинаковыми промежутками, и Я  думал:  славнаЯ  артиллериЯ.  џ  знаю,  это
подло, но Я так думал. Ћ боже, как она успокаивала, эта артиллериЯ,  каким
родным был ее густой и низкий рокот, мЯгкий, нежный, как рокот  органа,  в
нем есть даже что-то  благородное;  по-моему,  в  артиллерии  есть  что-то
благородное, даже когда она стрелЯет. ‚се это так солидно,  совсем  как  в
той войне, про которую мы читали в книжках с картинками... Џотом Я подумал
о том, сколько имен будет высечено на новом памЯтнике  воину,  если  новый
памЯтник поставЯт, и о том, что на него  водрузЯт  еще  более  грандиозный
позолоченный †елезный крест и  еще  более  грандиозный  каменный  лавровый
венок; и вдруг менЯ пронзила мысль: если Я в самом деле нахожусь  в  своей
старой школе, то мое имЯ тоже будет красоватьсЯ на  памЯтнике,  высеченное
на цоколе, а в школьном календаре против моей фамилии будет сказано: "“шел
на фронт из школы и пал за..."
   Ќо Я еще не знал, за что... € Я еще не был  уверен,  нахожусь  ли  Я  в
своей старой школе. ’еперь Я непременно хотел это установить. ‚  памЯтнике
воину тоже нет ничего особенного, ничего исключительного,  он  такой,  как
всюду, стандартный памЯтник массового изготовлениЯ, все  памЯтники  такого
образца поставлЯютсЯ каким-то одним управлением...
   џ оглЯдывал рисовальный зал, но картины  были  снЯты,  а  о  чем  можно
судить по нескольким партам, сваленным в  углу,  да  по  узким  и  высоким
окнам, частым-частым, как полагаетсЯ в рисовальном зале, где  должно  быть
много света? ‘ердце мне ничего не подсказывало. Ќо разве оно  молчало  бы,
если б Я оказалсЯ там, где восемь  лет,  из  года  в  год,  рисовал  вазы,
прелестные, стройные вазы, изумительные копии  с  римских  подлинников,  -
учитель рисованиЯ обычно ставил их перед классом на подставку; там, где  Я
выводил шрифты - рондо, латинский прЯмой, римский,  итальЯнский?  Ќичто  Я
так не ненавидел в школе, как эти уроки, часами глотал Я скуку  и  никогда
не мог нарисовать вазу или воспроизвести какой-нибудь шрифт. Ќо где же мои
проклЯтиЯ, где моЯ ненависть к этим тоскливым тусклым стенам? Ќичто во мне
не заговорило, и Я молча покачал головой.
   ‘нова и снова Я рисовал, стирал нарисованное, оттачивал  карандаш...  и
ничего, ничего...
   џ не помнил, как менЯ ранило, чувствовал лишь, что не  могу  пошевелить
руками и правой ногой, только левой, и то еле-еле; это  оттого,  думал  Я,
что всего менЯ очень туго спеленали.
   џ выплюнул сигарету в пространство между  набитыми  соломой  мешками  и
попыталсЯ шевельнуть рукой, но от страшной боли опЯть закричал;  Я  кричал
не переставаЯ, кричал  с  наслаждением;  помимо  боли,  менЯ  доводило  до
бешенства то, что Я не могу пошевелить руками.
   Џотом Я увидел перед собой врача; он снЯл очки и, часто моргаЯ, смотрел
на менЯ; он ничего не говорил; за ним стоЯл пожарник,  тот,  что  дал  мне
воды. Џожарник что-то шепнул врачу на  ухо,  и  врач  надел  очки,  за  их
толстыми  стеклами  Я  отчетливо  увидел  большие  серые  глаза   с   чуть
подрагивающими зрачками. ‚рач долго смотрел на  менЯ,  так  долго,  что  Я
невольно отвел глаза. Ћн сказал:
   - Ћдну минуту, ваша очередь сейчас подойдет...
   ‡атем они поднЯли того, кто лежал рЯдом со мной, и понесли за  классную
доску; Я смотрел им вслед; доска была раздвинута и  поставлена  наискосок,
между нею и стенкой висела простынЯ, за простыней горел Яркий свет...
   Ќи звука не было слышно, пока простыню не откинули и не  вынесли  того,
кто лежал только что рЯдом со  мной;  санитары  с  усталыми,  безучастными
лицами тащили носилки к дверЯм.
   џ опЯть закрыл глаза и подумал: ты непременно должен узнать, что у тебЯ
за ранение и действительно ли ты находишьсЯ в своей старой школе.
   ‚се здесь казалось мне  таким  холодным  и  чужим,  как  если  бы  менЯ
пронесли  по  музею  мертвого  города;  этот  мирок  был  мне   совершенно
безразличен и далек, и хотЯ Я его узнавал, но только глазами. Ђ если  так,
то мог ли Я поверить, что всего три месЯца назад Я  сидел  здесь,  рисовал
вазы и писал шрифты, на  переменах  сбегал  по  лестнице,  держа  в  руках
принесенные из дому бутерброды с повидлом, проходил мимо  Ќицше,  ѓермеса,
’ого, –езарЯ, –ицерона, Њарка ЂврелиЯ, потом шел по нижнему коридору с его
"Њедеей" и заходил к швейцару Ѓиргелеру выпить  молока,  выпить  молока  в
этой полутемной каморке, где можно было рискнуть выкурить  сигарету,  хоть
это и строго воспрещалось? ЌавернЯка они понесли того,  кто  лежал  раньше
рЯдом со мной, вниз, куда сносили мертвецов; быть может, мертвецов клали в
мглистую каморку, где  пахло  теплым  молоком,  пылью  и  дешевым  табаком
Ѓиргелера...
   Ќаконец-то санитары вернулись в  зал,  и  теперь  они  поднЯли  менЯ  и
понесли за классную доску.  џ  опЯть  поплыл  мимо  дверей  и,  проплываЯ,
обнаружил еще одно совпадение: в те времена, когда  эта  школа  называлась
школой св.”омы, над этой самой дверью висел крест, его потом снЯли, но  на
стене так и осталось неисчезающее темно-желтое пЯтно -  отпечаток  креста,
четкий и Ясный, более четкий,  пожалуй,  чем  сам  этот  ветхий,  хрупкий,
маленький крест, который снЯли; Ясный и красивый отпечаток  креста  так  и
осталсЯ на выцветшей стене. ’огда новые хозЯева со злости перекрасили  всю
стену, но это не помогло, малЯр не сумел найти правильного  колера,  крест
осталсЯ на своем месте, светло-коричневый и четкий на розовой  стене.  Ћни
злились, но тщетно, крест оставалсЯ, коричневый, четкий  на  розовом  фоне
стены, и думаю, что они исчерпали все свои ресурсы на краски,  но  сделать
ничего не смогли. Љрест все еще был там, и если  присмотретьсЯ,  то  можно
разглЯдеть даже косой след на правой перекладине,  где  много  лет  подрЯд
висела самшитоваЯ ветвь, которую швейцар Ѓиргелер  прикреплЯл  туда  в  те
времена, когда еще разрешалось вешать в школах кресты...
   ‚се это промелькнуло в голове в ту короткую секунду, когда  менЯ  несли
мимо двери за классную доску, где горел Яркий свет.
   џ лежал на операционном столе и в блестЯщем стекле электрической  лампы
видел  себЯ  самого,  свое   собственное   отражение,   очень   маленькое,
укороченное - совсем крохотный, белый, узенький марлевый  сверток,  словно
куколка в коконе; это и был Я.
   ‚рач повернулсЯ ко мне спиной; он стоЯл у стола и рылсЯ в инструментах;
старик пожарник, широкий в плечах,  загораживал  собой  классную  доску  и
улыбалсЯ мне; он улыбалсЯ устало и печально, и его бородатое лицо казалось
лицом спЯщего; взглЯнув поверх его плеча, Я увидел на  исписанной  стороне
доски нечто, заставившее встрепенутьсЯ мое сердце впервые  за  все  времЯ,
что Я находилсЯ в этом мертвом доме. ѓде-то в тайниках  души  Я  отчаЯнно,
страшно испугалсЯ, сердце учащенно забилось: на доске Я увидел свой почерк
- вверху, на самом верху. “знать свой почерк - это хуже, чем увидеть  себЯ
в зеркале, это куда более неопровержимо, и  у  менЯ  не  осталось  никакой
возможности усомнитьсЯ в подлинности  моей  руки.  ‚се  остальное  еще  не
служило доказательством - ни  "ЊедеЯ",  ни  Ќицше,  ни  профиль  киношного
горца, ни банан из ’ого, ни даже сохранившийсЯ над дверью след  креста,  -
все это существовало во всех школах, но Я не думаю, чтобы в других  школах
кто-нибудь писал на доске моим почерком. Ћна еще  красовалась  здесь,  эта
строка, которую всего три месЯца назад, в  той  проклЯтой  жизни,  учитель
задал нам каллиграфически написать на  доске:  "Џутник,  придешь  когда  в
‘па..."
   Ћ, Я помню, доска оказалась длЯ менЯ короткой, и учитель сердилсЯ,  что
Я плохо рассчитал, выбрал  чрезмерно  крупный  шрифт,  а  сам  он  тем  же
шрифтом, покачиваЯ головой, вывел ниже: "Џутник, придешь когда в ‘па..."
   ‘емь раз была повторена эта строка - моим почерком,  латинским  прЯмым,
готическим шрифтом, курсивом, римским, староитальЯнским и рондо; семь раз,
четко и беспощадно: "Џутник, придешь когда в ‘па..."
   ‚рач тихо окликнул пожарника, и он отошел в сторону, теперь Я видел все
строчки, не очень красиво написанные, потому что Я выбрал слишком  крупный
шрифт, вывел слишком большие буквы.
   џ подскочил, почувствовав укол в левое бедро, хотел оперетьсЯ на  руки,
но не смог; Я оглЯдел себЯ сверху донизу - и все увидел.  Ћни  распеленали
менЯ, и у менЯ не было больше рук, не было правой ноги, и Я внезапно  упал
навзничь: мне нечем было держатьсЯ; Я закричал; пожарник и врач  с  ужасом
смотрели на менЯ; передернув плечами, врач все нажимал на поршень  шприца,
медленно и ровно погружавшегосЯ все глубже; Я  хотел  опЯть  взглЯнуть  на
доску, но пожарник загораживал ее; он крепко держал менЯ  за  плечи,  и  Я
чувствовал запах гари, грЯзный запах  его  перепачканного  мундира,  видел
усталое, печальное лицо - и вдруг узнал его: это был Ѓиргелер.
   - Њолока, - сказал Я тихо...
Last-modified: Fri, 09 Nov 2001 13:35:27 GMT
Ћцените этот текст: