ѓенрих Ѓелль. Ќа крючке

Ћцените этот текст:
ѓенрих Ѓелль. Ќа крючке

---------------------------------------------------------------------
Original title: "Erzahlungen 1937-1983" by Heinrich Boll
Copyright 1994, 1995, 1997 by Verlag Kiepenheuer & Witsch, Koln
Copyright "’екст", издание на русском Языке, 2002
Copyright Џер. - €. ‘олодунина.
‚ кн.: "ѓенрих Ѓелль. Љашель на концерте. ђассказы". Њ., "’екст", 2002.
OCR: Њаша ”орманюк
-------------------------------------------------------------------

џ знаю, что все это глупо. Њне вообще не следовало туда ходить; это так
бессмысленно, и тем не менее Я живу тем, что хожу туда. Ћдна-единственнаЯ
минута надежды и двадцать три часа и пЯтьдесЯт девЯть минут отчаЯниЯ. ќтим Я
и живу. ќто немного, можно сказать, почти ничего. Њне не следовало больше
ходить туда. ќто съедает все мои силы, попросту говорЯ, убивает. Ќо Я
должен, должен, должен идти туда...
ќто все тот же поезд, которым она должна приехать в тринадцать
двадцать. Џоезд всегда прибывает точно по расписанию, Я все внимательно
фиксирую, менЯ упрекнуть не в чем.
‘игналисту с железнодорожным жезлом к моему приходу уже все известно;
когда он выходит из своей будки -- перед этим Я слышу звонок телефона в его
каморке, - итак, когда он выходит из своей буки, Я иду прЯмиком к нему -- он
менЯ уже знает; он делает сострадательное лицо, сострадательное и немного
обеспокоенное; да, сигналист со своей сигнальной железЯкой обеспокоен;
может, он думает, что однажды Я накинусь на него? Ћднажды, быть может, Я на
него и накинусь и тогда просто убью и швырну его труп на рельсы, чтобы его
переехал прибывающий в тринадцать двадцать поезд. Џотому что этот сигналист
с сигнальной железЯкой...Я ему не доверЯю. Ќе берусь утверждать, что его
сочувствие наигранное. Ќо оно может быть наигранным; а вот его
обеспокоенность ЯвнаЯ, ему есть отчего беспокоитьсЯ: в один прекрасный день
Я его просто убью его же собственной сигнальной железЯкой. џ не доверЯю ему.
Њожет, он заодно с ними. ‚едь в его будке есть телефон, ему стоит лишь
покрутить ручку и позвонить им, этих умников соединЯт в одну секунду; быть
может, он снимает трубку, вызывает предыдущую станцию и говорит им:
"‚ытаскивайте ее, задержите, не дайте ей уехать... что?.. да, женщина,
шатенка в маленькой зеленой шлЯпке; да, она; задержите ее, - тут он смеетсЯ,
- да, этот сумасшедший снова здесь, пускай прождет впустую. ‡адержите ее,
да". Џосле этого он вешает трубку и хохочет; потом он выходит, делает при
виде менЯ сострадательное лицо и, как всегда, говорит, прежде чем Я успеваю
его спросить: "Ѓез опозданий, мой господин, нет, сегоднЯ тоже без
опозданий".
Ќеуверенность, могу ли Я доверЯть ему, сводит менЯ с ума. Њожет быть,
он скалит зубы, едва только отворачиваетсЯ от менЯ. Ћн всегда отворачиваетсЯ
от менЯ, будто ему надо срочно что-то сделать, на перроне или где-то еще; он
ходит взад-вперед, прогонЯет людей с краЯ платформы, выискивает себе
всЯческую работу, до которой ему и дела-то нет, потому что, завидев его,
люди сами отходЯт от краЯ. Ћн только делает вид, будто занЯт, и, вероЯтно,
склабитсЯ, едва только отворачиваетсЯ от менЯ. Љак-то раз Я решил его
проверить, Я мигом подскочил к нему и заглЯнул ему в лицо. Ќо не обнаружил
ничего, что подкрепило бы мои подозрениЯ, только страх...
€ тем не менее Я ему не доверЯю; у тих молодчиков больше силы, чем у
нашего брата; они на все способны; на стороне этой банды сила и уверенность
во вседозволенности, в то времЯ как мы -- просто ожидающие, у нас ничего
нет, мы ходим по острию ножа, мы балансируем между одной минутой надежды и
другой; в течение двадцати трех часов и пЯтидесЯти девЯти минут мы
балансируем на лезвии ножа, и только одна-единственнаЯ минута дана нам длЯ
передышки. ќта банда туго натЯнула поводьЯ, умники с сигнальными железЯками,
боровы, видали, перезваниваютсЯ друг с другом, пара словечек -- и опЯть мы
выброшены из жизни, выброшены на двадцать три часа пЯтьдесЯт девЯть минут.
’аковы эти люди, которым принадлежит жизнь, эти бандиты...
…го сочувствие наигранно; теперь Я в этом твердо убежден; если как
следует подумать, поразмыслить, то выходит, что все-таки он обманывает менЯ;
они все обманщики. Ћни задержали ее, Я доподлинно знаю, что она хотела
приехать. Ћна же написала мне: "џ люблю тебЯ и приеду поездом тринадцать
двадцать". Ѓуду там в тринадцать двадцать, так она написала три месЯца тому
назад, точнее -- три месЯца и четыре днЯ. …е удерживают, они не хотЯт, не
позволЯт мне увидеть ее, не позволЯт, чтобы у менЯ больше минуты была
надежда или даже радость. Ћни помешают нашему рандеву; сидЯт себе где-нибудь
и смеютсЯ, бандиты; они смеютсЯ и телефонируют и хорошо платЯт этому идиоту
с сигнальной железЯкой за то, что он каждый Ѓожий день с сострадательной
подхалимской рожей говорит мне: "€ сегоднЯ без опозданий, мой господин". “же
одно "мой господин" ЯвлЯетсЯ подлостью. Љакой Я господин, Я обыкновенный
несчастный горемыка, живущий единственной минутой надежды. € больше ничего.
џ не господин, и плевал Я на его "мой господин". Џусть они все поимеют менЯ,
но только бы отпустили ее, только бы она приехала; они должны отдать ее мне,
она моЯ, ведь она написала мне в телеграмме: "џ люблю тебЯ, буду там
тринадцать двадцать". ’ам -- это где Я живу. ‚ телеграммах всегда так. Џишут
"там", а имеют в виду город, в котором живет тот, кому пишут. "Ѓуду там
тринадцать двадцать...".
‘егоднЯ Я его прикончу, сегоднЯ Я взбешен. Њое терпение иссЯкло, силы
тоже. џ больше не могу. …сли Я увижу его сегоднЯ, ему конец. ‘лишком долго
это продолжаетсЯ. “ менЯ и денег-то уже нет. „аже на трамвай. џ все
разбазарил. ’ри месЯца и четыре днЯ Я жил за счет продажи своего имущества.
‚се разбазарил, даже скатерть; сегоднЯ мне предстоит убедитьсЯ, что в доме у
менЯ ничего больше нет. •ватит только на трамвай, на одну поездку. Ќа
обратный путь уже не хватит, назад придетсЯ пешком идти...или...или...
‚о всЯком случае, этот сигналист будет окровавленным валЯтьсЯ на
рельсах, и поезд, прибывающий в тринадцать двадцать, переедет его; он
превратитьсЯ в ничто, как и Я сегоднЯ в тринадцать двадцать буду
ничем...или...ѓосподи!
“жасно обидно, что нет денег даже на обратный проезд; они просто
допекают менЯ. ќти бандиты держатьсЯ друг друга, они управлЯют надеждой,
управлЯют раем, утешением. Ћни все держат в своих когтистых лапах, нам же
позволЯют лишь приникнуть к этому губами, и только на одну минуту в день.
„вадцать три часа и пЯтьдесЯт девЯть минут мы должны изнемогать в ожидании;
они не предлагают нам даже искусственный рай. Џричем им самим этот
искусственный рай не нужен; Я задаюсь вопросом, почему они все держат в
своих руках? ’олько ради денег? Џочему они лишают некоторых возможности
выпить, покурить? Џочему так удорожают утешение? Ћни держат нас на крючке,
мы всЯкий раз попадаемсЯ на их крючок, всЯкий раз позволЯем им вытЯнуть себЯ
на поверхность и наслаждаемсЯ целую минуту светом, красотой, радостью, но
всЯкий раз эти боровы отпускают леску, и мы опЯть оказываемсЯ в кромешной
тьме...
Ћни слишком досаждают нам; сегоднЯ Я им отомщу за все; сегоднЯ Я швырну
на рельсы этого сигналиста с его сигнальной железЯкой, этого форпоста
уверенности, может, они все-таки испугаютсЯ, сидЯ у своего телефона; ах,
если бы хоть раз напугать их! Ќо к ним не подступитьсЯ, вот в чем дело, они
все держат в своих руках: хлеб, вино, табак, у них есть все, и она теперь у
них: "Ѓуду там тринадцать двадцать". Ќикакой даты. Ћна никогда не ставит
дату.
Ћни ведь не позволЯт мне поцеловать ее, нет, нет и еще раз нет, мы
должны околевать, задыхатьсЯ, полностью отчаиватьсЯ и не иметь даже слабого
утешениЯ, мы должны все разбазарить, а когда у нас больше ничего не
останетсЯ, мы будем должны...
Џотому что это самое ужасное: минута укорачиваетсЯ. џ заметил это в
последние дни: минута становитсЯ короче. Ѓыть может, в ней всего тридцать
секунд, а может, и того меньше, Я просто не отваживаюсь выЯснить, сколько же
на самом деле. ‚о всЯком случае, вчера Я заметил, что она стала короче.
‚сегда, когда поезд только поЯвлЯлсЯ на изгибе дороги, фыркающий, черный на
фоне серого городского небосвода, именно тогда Я чувствовал, что счастлив.
"Ћна приезжает, - думал Я, - ей удалось пробитьсЯ, она приезжает!" џ думал
так и все то времЯ, пока поезд стоЯл и из него медленно выходили люди,
постепенно перрон пустел и...ничего...
Ќет, признатьсЯ, так Я потом уже не думал. Џрежде всего Я должен
постаратьсЯ быть честным перед самим собой. Љогда из поезда выходили первые
пассажиры и ее среди них не было, так Я уже не думал, ибо тогда всему
наступал конец. ‘о счастьем же обстоЯло иначе, прежде оно не кончалось
сразу; это произошло уже позднее. Ќадо все-таки быть честным и разумным. ќто
началось какое-то времЯ спустЯ, да-да. Ћбычно счастье приходило, едва вдали
угадывалсЯ поезд, фыркающий и черный на фоне серого городского небосвода;
по-другому началось только вчера, когда поезд уже стоЯл у перрона. Љогда
поезд окончательно остановилсЯ, по-настоЯщему встал, только тогда Я начал
надеЯтьсЯ; он застыл, открылись двери...и она не приехала...
џ спрашивал себЯ: неужели прошло тридцать секунд? Њне не хватает
смелости быть честным, чтобы признатьсЯ, что надежда длилась только одну
секунду...а...а двадцать три часа, пЯтьдесЯт девЯть минут, пЯтьдесЯт девЯть
секунд принадлежали всепоглощающей тьме...
џ не решаюсь признатьсЯ себе в этом; Я едва ли решусь опЯть пойти туда;
ведь будет еще ужаснее, когда не останетсЯ даже этой секунды. Ќеужели они
отнимут у менЯ и ее?
ќто слишком малаЯ величина. ‘уществует какаЯ-то грань. ЌекаЯ субстанциЯ
нуждаетсЯ в последней твари, но даже и последнЯЯ тварь нуждаетсЯ по меньшей
мере в одной секунде в день. ‚ы не имеет права отнЯть у менЯ эту
единственную секунду.
‚аше жестокосердие принимает страшные формы. “ менЯ даже денег нет на
обратный проезд, нет даже на часть маршрута, а ведь мне надо еще сделать
пересадку. ‚се срываетсЯ из-за какого-то гроша. ‚аша черствость
бесчеловечна. ‚ы даже не купите больше, чем вам хотелось бы. ‚ы даже не
хотите приобрести больше товара. „о сих пор вы только и кричали что о
товаре. Ќо ваша алчность стала настолько омерзительной, что теперь вы сидите
на мешках с деньгами и жрете их. џ вполне верю, что вы едите деньги. џ
только спрашиваю себЯ: зачем? —то вам, собственно, надо? “ вас есть хлеб,
вино, табак, есть деньги, все есть, у вас есть ваши толстые жены -- чего же
еще-то вы хотите? Џочему бы вам не раскошелитьсЯ? Ќи гроша, ни грамма хлеба,
ни крошки табаку, ни глотка водки...ничего...ничего. Ћни вынуждают менЯ на
крайний шаг.
Њне приходитсЯ начать войну, Я прикончу их форпост, этого машущего
своей сигнальной железЯкой борова с сострадательной рожей, который надувает
менЯ; ведь он переговариваетсЯ с ними по телефону! Ћн с ними заодно, теперь
менЯ в этом не разубедить! ‚чера Я подслушал его! ќтот боров предает менЯ,
теперь уж Я это доподлинно знаю. ‚чера Я пришел раньше, намного раньше, он
не мог знать, что Я уже тут, Я пригнулсЯ, в ожидании присел под окном, и так
оно и есть! -- он принЯлсЯ накручивать ручку, раздалсЯ звонок, и Я услышал
его голос! "ѓосподин амтман, - произнес его голос, - господин амтман, надо
что-то предпринимать. ‘ этим парнем так дело дальше не пойдет. ‚ конце
концов, речь идет о безопасности служащего! ѓосподин амтман... - …го голос
умолЯл, этот боров дрожал от страха. -- ‘лушаюсь, платформы четыре-б. Љонец
свЯзи".
Ћтлично, стало быть, Я его перехитрил. ’еперь они прибегнут к
последнему средству. Ћни теперь примутсЯ за менЯ. ЌачинаетсЯ война.
Ћбстановка, по крайней мере, Ясна. џ буду дратьсЯ, как лев. џ собью с ног
всю эту банду, смету их в одну кучу и брошу под колеса поезда, прибывающего
в тринадцать двадцать...
’еперь они мне больше ничем не помешают. Ћни довели менЯ до крайности,
хотЯт отнЯть у менЯ мою последнюю секунду. Ќо они уже ничего себе больше не
купЯт. „аже часов, до сих пор они все времЯ охотились за часами. ‡а мои
двести книг Я получил в общем и целом три фунта чаЯ, это были великолепные
книги. Ќа мой вкус они великолепны. Љогда-то Я очень интересовалсЯ
литературой, но получить за двести книг три фунта чаЯ -- это же просто
грабеж; взамен постельного бельЯ Я получил немного хлеба, украшений моей
матери хватило, чтобы прожить целый месЯц, а ведь человеку надо безумно
много, в особенности если он ходит по острию ножа. „лЯ трех месЯцев и
четырех дней -- долгий срок -- ему требуетсЯ необычайно много.
‚ конце концов, остались еще часы отца. —асы имеют свою ценность, никто
не может отрицать их ценности; может, вырученных денег хватит на обратный
путь? Ѓыть может, у кондуктора доброе сердце и он позволит мне в обмен на
часы проехать домой, а может быть, может быть, мне придетсЯ купить два
обратных билета. ѓосподи!
‘ейчас половина первого. Њне надо привести себЯ в порЯдок; это не
составит особого труда, да, собственно, вообще никакого труда не составит;
мне просто надо поднЯтьсЯ с постели, вот и весь сказ; в комнате лишь голые
стены, Я все обменЯл. Ќадо же было как-то жить. •озЯйка взЯла матрасы вместо
месЯчной платы за комнату. ЏриличнаЯ женщина, очень приличнаЯ. Ћдна из самых
приличных, каких Я когда-либо встречал. „обраЯ женщина. Ќа пружинной сетке
прекрасно спитьсЯ. Ќикто не знает, как великолепно спитьсЯ на пружинной
сетке, если вообще спитьсЯ. џ вообще не сплю, Я живу за счет некой
субстанции, живу за счет секунды, когда открываютсЯ двери и никто не
выходит...
Ќадо взЯть себЯ в руки; предстоит битва. ‘ейчас без четверти час, без
десЯти отъезжает трамвай, тогда ровно в четверть второго Я буду на вокзале,
в восемнадцать -- на перроне; когда этот махальщик жезлом выйдет из своего
домика, Я как раз буду там, чтобы снова услышать от него: "‘егоднЯ тоже без
опозданий, мой господин!"
ќтот боров действительно всЯкий раз говорит мне "мой господин"; на всех
остальных он покрикивает или просто говорит: "ќй, вы там...отойдите от краЯ
платформы, да-да, вы!" Њне же он говорит "мой господин"! ќто что-то значит;
они притворЯютсЯ, они ужасно притворЯютсЯ; глЯдЯ на них, можно подумать, что
они тоже голодают, что у них нет больше чаЯ, табаку, нечего выпить; они
делают такое лицо, что хочетсЯ обменЯть длЯ них последнюю рубашку.
Ћни так притворЯютсЯ, что, глЯдЯ на них, можно рыдать годами. Њне надо
попробовать поплакать. Њне кажетсЯ, плакать -- хорошо, это эрзац вина,
табака, хлеба и, может быть, эрзац такого состоЯниЯ, когда исчезнет
последнЯЯ секунда надежды и у менЯ не останетсЯ ничего, кроме двадцати
четырех часов полного отчаЯниЯ.
‚ трамвае, конечно, не стоит плакать, мне надо взЯть себЯ в руки, надо
как следует встрЯхнуть себЯ. Ћни ничего не должны заметить. Ђ вот на перроне
мне надо быть начеку. ЌавернЯка они спрЯтали где-то своих людей. "‚ конце
концов, речь идет о безопасности служащего, платформа 4-б". Њне надо быть
чертовски внимательным; женщина-кондуктор временами обеспокоено поглЯдывает
на менЯ; несколько раз задает один и тот же вопрос: "“ кого еще нет билета?"
€ при этом смотрит только на менЯ; но у менЯ действительно есть билет, Я мог
бы вытащить свой билет и сунуть ей под нос, она сама мне его дала, но забыла
об этом. "“ вас уже есть билет?" - трижды повторЯет она и смотрит на менЯ
так, что Я краснею, но он действительно у менЯ есть; она отходит, а все
пассажиры думают: "“ него нет билета; он обманывает трамвай". Ђ Я заплатил
за него последние двадцать пфеннигов, у менЯ даже есть пересадочный билет...
Њне надо быть начеку; Я кинулсЯ было, как всегда, к проходу на перрон;
но они могут стоЯть где угодно; когда Я устремилсЯ к перрону, то вдруг
вспомнил, что не купил перронный билет, в кармане у менЯ было пусто. Ѓыло
уже семнадцать минут второго, через три минуты прибудет поезд, Я сойду с
ума. "‚озьмите у менЯ часы, - говорю Я. Њужчина оскорблен. -- ѓосподи Ѓоже
мой, возьмите же часы". Ћн отталкивает менЯ. ‚ысокороднаЯ публика замирает.
џ действительно должен вернутьсЯ, уже семнадцать с половиной...
- —асы, часы за один грош. —асы не ворованные, честные, часы моего
отца.
‹юди принимают менЯ за сумасшедшего или преступника. Ќи один боров не
хочет купить часы. Њожет статьсЯ, они еще и вызовут полицию. Ќадо обратитьсЯ
к своей братии, они мне помогут. Ђ наша братиЯ стоит внизу. ‚осемнадцать
минут, Я уже схожу с ума. Ќеужели именно сегоднЯ, когда она должна приехать,
Я должен пропустить поезд? "Џриеду поездом тринадцать двадцать".
- ‘лушай, приЯтель -- говорю Я одному, - дай мне один грош за часы, но
только быстро, очень быстро.
Ћн тоже в недоумении.
- ЏриЯтель, - опЯть говорю Я, - у менЯ всего одна минута времени,
понимаешь?
Ћн понимает, и, естественно, понимает неверно. Ќо хотЯ бы понимает,
пусть и неверно, по крайней мере, это уже что-то, когда тебЯ понимают
неверно. ‡начит, он все-таки понимает. „ругие вообще ничего не понимают.
Ћн дает мне марку, он необычайно великодушен.
- ЏриЯтель, - опЯть говорю Я, - мне нужен грошик, не марка, понимаешь?
Ћн снова понимает менЯ, и опЯть неправильно, но это так прекрасно, что
тебЯ все-таки понимают, пусть и неверно; если Я вернусь после этой битвы
целым и невредимым, Я обниму тебЯ, брат.
Ћн дарит мне еще и грошик, вот какие они, нашинские, они дают тебе
что-то еще в придачу, хотЯ и понимают тебЯ неверно.
‡а полминуты до прибытиЯ поезда мне удаетсЯ, как сумасшедшему, взлететь
на перрон. Ћднако, несмотрЯ ни на что, нельзЯ терЯть бдительность, надо быть
предельно внимательным. ‘зади надвигаетсЯ пыхтЯщий, черный на сером фоне
городского небосвода поезд. Њое сердце молчит при виде его, но Я не опоздал,
это главное. ‚опреки всему, Я все-таки успел.
џ держусь подальше от этого сигналиста с его сигнальной железЯкой. Ћн
стоит в толпе в середине платформы, и вдруг его взглЯд натыкаетсЯ на менЯ,
он кричит, дрожит от страха, машет руками своим боровам, которые спрЯтались
в его будке, указываЯ на менЯ. Ћни выскакивают из укрытиЯ, чтобы схватить
менЯ, но Я громко смеюсь над ними, потому что поезд уже подошел, и, прежде
чем они успели подбежать ко мне, Я обнимаю ее и прижимаю к своей груди; она
со мной, и ничего мне больше не надо, она и перронный билет, она и пробитый
компостером перронный билет...
Last-modified: Mon, 31 Oct 2005 08:12:53 GMT
Ћцените этот текст: