тсЯ  греческим и
римским; правдивое и  современное, оно становитсЯ  ложноклассическим. €менно
эту эпоху упадка именуют эпохой ‚озрождениЯ. “падок, впрочем, блистательный,
ибо  древний  готический  гений,  это  солнце,  закатившеесЯ  за  гигантский
печатный станок Њайнца,  еще некоторое времЯ пронизывает  своими  последними
лучами нагромождение латинских аркад и коринфских колоннад.
     € вот это заходЯщее солнце мы принимаем за утреннюю зарю.
     Ћднако  с той минуты, как зодчество сравнЯлось с другими искусствами, с
той минуты,  как оно  перестало  быть  искусством всеобъемлющим,  искусством
господствующим,  искусством  тираническим,  оно  уже не в  силах  сдерживать
развитие прочих  искусств. € они  освобождаютсЯ,  разбивают Ярмо  зодчего  и
устремлЯютсЯ каждое в свою сторону. Љаждое из них от этого расторжениЯ свЯзи
выигрывает. ‘амостоЯтельность содействует росту. ђезьба  становитсЯ ваЯнием,
роспись  -- живописью, литургиЯ -- музыкой. ќто  как бы расчленившаЯсЯ после
смерти своего  Ђлександра  империЯ, каждаЯ  провинциЯ которой превратилась в
отдельное государство.
     ‚от  что  породило ђафаэлЯ, Њикеланджело,  †ана ѓужона, Џалестрину этих
светочей лучезарного XVI века.
     Ћдновременно с искусством освобождаетсЯ и человеческаЯ мысль. …ресиархи
средневековьЯ  пробили  уже  широкие  бреши  в католицизме. ˜естнадцатый век
окончательно сокрушает единство церкви. „о книгопечатаниЯ реформациЯ была бы
лишь расколом; книгопечатание превратило ее в революцию. “ничтожьте печатный
станок -- и ересь обессилена. Џо предопределению ли свыше, или по воле рока,
но ѓуттенберг ЯвлЯетсЯ предтечей ‹ютера.
     Љогда  солнце  средневековьЯ окончательно  закатилось  и  гений  готики
навсегда  померк  на  горизонте  искусства,  зодчество  все  более  и  более
тускнеет,  обесцвечиваетсЯ   и  отступает   в  тень.  ЏечатнаЯ  книга,  этот
древоточец зданий, сосет его и гложет. Џодобно дереву, оно оголЯетсЯ, терЯет
листву  и  чахнет на  глазах.  Ћно  скудно, оно убого, оно -- ничто. Ћно уже
больше  ничего не выражает, даже  воспоминаний  об  искусстве былых  времен.
Џредоставленное  собственным силам,  покинутое остальными искусствами, ибо и
мысль человеческаЯ  покинула его, оно призывает себе на помощь ремесленников
за недостатком мастеров.  ‚итраж  заменЯетсЯ  простым окном.  ‡а скульптором
приходит каменотес. Џрощайте, сила, своеобразие, жизненность, осмысленность!
‘ловно  жалкий  попрошайка,  влачит  он  свое существование при  мастерских,
пробавлЯЯсь копиЯми. Њикеланджело,  уже в XVI веке несомненно почуЯвший, что
оно  гибнет,  был  озарен  последней  идеей  --  идеей отчаЯниЯ. ќтот  титан
искусства нагромождает Џантеон на Џарфенон и создает ‘обор св. Џетра в ђиме.
ќто  величайшее  творение  искусства,  заслуживающее  того,  чтобы  остатьсЯ
неповторимым,   последний  самостоЯтельный   образчик  зодчества,  последний
росчерк колоссахудожника  на  исполинском  каменном  списке,  у которого нет
продолжениЯ. Њикеланджело умирает,  и что же  делает это  жалкое  зодчество,
пережившее само себЯ  в  виде какого-то призрака,  тени? Ћно  принимаетсЯ за
‘обор  св.  Џетра  в ђиме,  рабски воспроизводит  его,  подражает  ему.  ќто
превращаетсЯ в жалкую манию. “ каждого столетиЯ есть свой ‘обор св. Џетра: в
XVII  веке  --  это  церковь  ‚аль-де-ѓрас,  в  XVIII  веке  -- церковь  св.
†еневьевы. “ каждой страны есть свой ‘обор св. Џетра:  у ‹ондона  -- свой, у
Џетербурга -- свой. “ Џарижа их  даже два  или три. Ќо  все  это -- лишенное
всЯкого значениЯ завещание, последнее  надоедливое  бормотание  одрЯхлевшего
великого искусства, впадающего перед смертью в детство.
     …сли мы вместо отдельных характерных памЯтников, о  которых  мы  только
что  упоминали, исследуем общий  облик  этого искусства за времЯ  от  XVI до
XVIII  века,  то  заметим  те  же признаки упадка  и  худосочиЯ.  ЌачинаЯ  с
”ранциска II архитектурнаЯ форма зданий все  заметнее сглаживаетсЯ, и из нее
начинает  выступать,  подобно костЯм  скелета на  теле исхудавшего больного,
форма  геометрическаЯ. €зЯщные  линии художника  уступают  место холодным  и
неумолимым линиЯм  геометра. ‡дание перестает быть зданием:  это всего  лишь
многогранник.  €  зодчество  мучительно  силитсЯ  скрыть   эту  наготу.  ‚от
греческий фронтон, который внедрЯетсЯ в  римский, и наоборот. ќто все тот же
Џантеон в Џарфеноне, все тот же ‘обор св. Џетра в ђиме. Ђ вот кирпичные дома
с  каменными  углами эпохи ѓенриха  IV;  вот ЉоролевскаЯ площадь  и  площадь
„офина.  ‚от церкви эпохи  ‹юдовика XIII, тЯжелые,  приземистые,  с плоскими
сводами,  неуклюжие,  отЯгощенные  куполами,  словно горбами. ‚от  зодчество
времен Њазарини, коллеж —етырех наций, сквернаЯ подделка под итальЯнцев. ‚от
дворцы   ‹юдовика  XIV  --  длинные,  суровые,  холодные,  скучные  казармы,
построенные длЯ придворных. ‚от, наконец,  и эпоха ‹юдовика XV, с ее пучками
цикориЯ,  червЯчками,  бородавками  и  наростами, обезображивающими  древнее
зодчество,  ветхое, беззубое, но  все  еще кокетливое. Ћт ”ранциска  II и до
‹юдовика  XV  недуг  возрастает  в  геометрической прогрессии.  Ћт  прежнего
искусства остались лишь кожа да кости. Ћно умирает жалкой смертью.
     Ђ что же тем  временем  сталось с книгопечатанием? ‚ него вливаютсЯ все
жизненные  соки, иссЯкающие  в зодчестве. Џо мере того как зодчество падает,
книгопечатание  разбухает  и растет.  ‚есь  запас сил, который  человеческаЯ
мысль расточала на  возведение зданий,  ныне  затрачиваетсЯ  ею на  создание
книг. ЌачинаЯ с  XVI столетиЯ  печать, сравнЯвшись со  слабеющим зодчеством,
вступает с  ним в единоборство и убивает его. ‚ XVII  веке она уже настолько
могущественна, настолько  победоносна, настолько упрочила свою победу, что в
силах  устроить длЯ  мира празднество великого литературного века.  ‚ XVIII,
после долгого отдыха при  дворе ‹юдовика XIV, она вновь  хватаетсЯ за старый
меч ‹ютера, вооружаЯ им ‚ольтера, и шумно устремлЯетсЯ на  приступ той самой
…вропы, архитектурную  форму выражениЯ которой она  уже уничтожила. Љ  концу
XVIII века  печать  ниспровергла  все старое. ‚ XIX  столетии  она  начинает
строить заново.
     ’еперь  зададим себе вопрос:  которое  же  из двух искусств ЯвлЯетсЯ за
последние  три столетиЯ подлинным представителем человеческой мысли? Љоторое
из   них  передает  ее?  Љоторое  выражает  не  только  ее  литературные   и
схоластические  увлечениЯ, но и все ее движение, во всей его широте, глубине
и охвате? Љоторое из них  неизменно,  непрерывно,  постоЯнно идет  в ногу  с
движущимсЯ вперед родом человеческим, этим тысЯченогим  чудовищем? ‡одчество
или книгопечатание? Љонечно, книгопечатание.
     Ќе следует заблуждатьсЯ:  зодчество  умерло,  умерло безвозвратно.  Ћно
убито печатной книгой;  убито,  ибо оно менее прочно;  убито,  ибо обходитсЯ
дороже.  Љаждый  собор -- это миллиард.  Џредставьте же  себе  теперь, какие
понадобились бы громадные затраты, чтобы снова написать эту книгу зодчества;
чтобы на земле вновь возникли тысЯчи зданий, чтобы вернутьсЯ к тому времени,
когда  количество  архитектурных  памЯтников  было таково,  что,  по  словам
очевидца, "казалось, мир, отрЯхнувшись, сбросил с  себЯ свои старые одежды и
облексЯ  в  белые  церковные ризы".  Erat emm  ut si mundus, ipse excutiendo
semei,  rejecta ve tu. sta. te, candidam ecclesiarum vestem indueret (Glaber
Radulphus).
     Ђ книга создаетсЯ так  быстро,  она так дешево  стоит, и ее  так  легко
распространить!  Ќе удивительно,  что всЯкаЯ человеческаЯ мысль устремлЯетсЯ
по этому склону!  ќто не значит, что зодчество не может создать то здесь, то
там великолепные  памЯтники, отдельные образцы искусства. ‚ремЯ от  времени,
даже  при господстве  книгопечатаниЯ,  конечно,  будут  поЯвлЯтьсЯ  колонны,
воздвигнутые  из сплава пушек при помощи  целой армии, подобно тому как  при
господстве зодчества целый народ, собираЯ и сливаЯ воедино отрывки, создавал
илиады,  романсеро,  махабхараты  и  нибелунгов.  ‚еликаЯ  случайность может
породить и в  XX столетии гениального зодчего, подобно тому как она породила
в XIII веке „анте. Ќо отныне зодчество уже не будет искусством общественным,
искусством  коллективным,  искусством преобладающим. ‚еликаЯ  поэма, великое
здание,  великое творение  человечества уже  не  будет строитьсЯ:  оно будет
печататьсЯ.
     € если зодчество случайно воспрЯнет, то  оно  уже не будет властелином.
Ћно   подчинитсЯ   правилам  литературы,   длЯ   которой   некогда  само  их
устанавливало. ‚заимоотношениЯ обоих искусств резко изменЯтсЯ. Ќесомненно, в
эпоху  зодчества поэмы, правда малочисленные, походили на его же собственные
творениЯ.  ‚ €ндии  поэмы  ‚иаза  сложны,  своеобразны и  непроницаемы,  как
пагода; на египетском ‚остоке поэзии, как и зданиЯм, свойственны благородные
и бесстрастные линии; в античной ѓреции -- красота, Ясность и спокойствие; в
христианской  …вропе -- величие  католицизма, простодушие  народа, богатый и
пышный расцвет  эпохи  обновлениЯ.  ‚  Ѓиблии есть сходство с пирамидами,  в
€лиаде  -- с  Џарфеноном, в ѓомере-с ”идием.  „анте в  XIII  столетии -- это
последнЯЯ романскаЯ церковь; ˜експир в XVI последний готический собор.
     €так, чтобы в немногих  словах повторить самое существенное из всего, о
чем мы доселе по необходимости говорили неполно и бегло, мы скажем, что роду
человеческому  принадлежат  две  книги,   две  летописи,  два  завещаниЯ  --
зодчество и  книгопечатание, библиЯ каменнаЯ  и библиЯ  бумажнаЯ. Ѓесспорно,
когда сравниваешь эти две библии, так широко раскрытые в  веках, то невольно
сожалеешь  о  неоспоримом  величии  гранитного письма,  об  этом исполинском
алфавите, принЯвшем  форму колоннад, пилонов  и  обелисков, об  этом подобии
гор,  сложенных  руками человека,  покрывающих все  лицо земли  и охранЯющих
прошлое,  --  от пирамиды до колокольни, от времен •еопса  до даты  созданиЯ
‘трасбургского собора.  ‘ледует  перечитывать  прошлое,  записанное на  этих
каменных  страницах.  Ќадо  неустанно  перелистывать  эту  книгу,  созданную
зодчеством,   и  восхищатьсЯ  ею,  но  не  должно  умалЯть  величие  зданиЯ,
воздвигаемого книгопечатанием.
     ќто строение необозримо. Љакой-то статистик вычислил, что если наложить
одна на другую  все  книги, которые печатались со времен ѓуттенберга, то ими
можно заполнить расстоЯние  от ‡емли до ‹уны; но мы  не намерены  говорить о
такого рода величии. € все же, когда  мы пытаемсЯ мысленно представить  себе
общую картину того, что  дало  нам  книгопечатание вплоть до наших  дней, то
разве не возникает перед нами всЯ совокупность  его творений как исполинское
здание, над  которым неустанно трудитсЯ человечество  и  которое  основанием
своим  опираетсЯ на  весь  земной  шар,  а  недосЯгаемой вершиной  уходит  в
непроницаемый туман грЯдущего? ќто какой-то муравейник  умов. ќто улей, куда
золотистые пчелы воображениЯ приносЯт свой мед.
     ‚ этом здании тысЯчи  этажей.  ’о тут,  то  там  на их площадки выходЯт
сумрачные пещеры науки,  пересекающиесЯ в его  недрах.  Џовсюду на  наружной
стороне  зданиЯ  искусство щедро  разворачивает перед  нашими  глазами  свои
арабески, свои розетки, свою  резьбу. ‡десь  каждое отдельное  произведение,
каким  бы  причудливым и обособленным оно ни казалось, занимает  свое место,
свой выступ. ‡десь все исполнено гармонии ЌачинаЯ с собора ˜експира и кончаЯ
мечетью Ѓайрона, тысЯчи колоколенок громоздЯтсЯ как попало в этой метрополии
всемирной мысли.  “  самого  подножиЯ  зданиЯ  воспроизведены  некоторые  не
запечатленные зодчеством древние хартии человечества. Ќалево от входа вделан
античный  барельеф из белого  мрамора  -- это ѓомер, направо -- многоЯзычнаЯ
ЃиблиЯ  возвышает  свои  семь  голов  „альше  щетинитсЯ  гидра  ђомансеро  и
некоторые другие смешанные формы, ‚еды и Ќибелунги.
     ‚прочем, чудесное здание все  еще остаетсЯ  незаконченным. Џечать, этот
гигантский  механизм,   безостановочно  выкачивающий  все  умственные   соки
общества, неустанно извергает из своих  недр  новые  строительные материалы.
ђод человеческий -- весь на лесах Љаждый ум -- каменщик. ‘амый  смиренный из
них заделывает щель или кладет свой камень -- даже ђетиф де ла Ѓретон  тащит
сюда  свою корзину, полную строительного  мусора. …жедневно вырастает  новый
рЯд  каменной кладки.  Џомимо отдельного,  самостоЯтельного  вклада  каждого
писателЯ,  имеютсЯ   и  доли,  вносимые  сообща.   ‚осемнадцатый   век   дал
ќнциклопедию, эпоха революции создала Њонитор.
     €так,  печать  --  это тоже сооружение, растущее  и взбирающеесЯ  ввысь
бесконечными  спиралЯми;  в  ней  такое  же  смешение  Языков,  беспрерывнаЯ
деЯтельность,  неутомимый труд,  Яростное соревнование всего человечества; в
ней -- обетованное  убежище длЯ мысли  на случай  нового всемирного  потопа,
нового нашествиЯ варваров. ќто втораЯ ‚авилонскаЯ башнЯ рода человеческого.


         * ЉЌ€ѓЂ ˜…‘’Ђџ * 


        I. Ѓеспристрастный взглЯд на старинную магистратуру

     ‚ 1482 году от ђождества •ристова благородный ђобер д'ќстутвиль, рыцарь
сьер  де Ѓейн,  барон д'€ври  и ‘ент-Ђндри в  ‹а-Њарш, советник  и  камергер
королЯ, он же парижский  прево,  был вполне счастливым человеком. Џрошло уже
почти семнадцать лет  с тех пор, как он 7  ноЯбрЯ  1465, то есть в самый год
поЯвлениЯ кометы [73], получил от королЯ  эту  видную  должность  --  скорее
вотчину, чем  службу:  dignitas,  quae  cum  поп exigua  potestate  politiam
concernente, atque praerogatiuis  multis et  juribus conjuncta est  [74], --
говорит €оанн ‹емней. ‚ 1482 году странно было видеть на  королевской службе
дворЯнина,   назначение  на  должность   которого   относитсЯ   ко   времени
бракосочетаниЯ побочной дочери королЯ ‹юдовика XI с незаконнорожденным сыном
герцога Ѓурбонского.  Љогда ђобер д'ќстутвиль сменил мессира †ака де ‚илье в
должности  парижского  прево,  в тот же день  †еан „ове  занЯл  место ќли де
’орета, первого  председателЯ  судебной палаты; †еан †увенель стал верховным
судьей ”ранции вместо  Џьера де  Њорвилье,  а ђеньо де  „орман  занЯл  место
постоЯнного докладчика в королевском суде, разбив надежды Џьера Џюи. ‚от как
сменЯлись председатели палаты, верховные  судьи и докладчики с  тех пор, как
ђобер д'ќстутвиль стал парижским прево.
     …го должность была ему вручена "на хранение", так  гласила  королевскаЯ
грамота. € точно, он  зорко охранЯл ее. Ћн вцепилсЯ в нее, он врос в нее, он
настолько отождествил себЯ с нею,  что сумел устоЯть  против той мании смен,
котораЯ  владела  ‹юдовиком  XI,  этим недоверчивым,  сварливым и деЯтельным
королем,  стремившимсЯ  при  помощи  частых  назначений и смещений сохранить
неограниченность своей власти. ќтого мало: славный рыцарь  добилсЯ длЯ  сына
наследованиЯ  после  него этой  должности,  и  вот уже  два  года,  как  имЯ
дворЯнина  †ака д'ќстутвилЯ  красуетсЯ рЯдом с именем  отца  во главе списка
постоЯнных членов парижского городского суда. ђедкаЯ  и безусловно необычнаЯ
милость! Џравда, ђобер д'ќстутвиль был храбрым воином, он мужественно поднЯл
рыцарское знамЯ против  ‹иги общественного блага и преподнес королеве в день
ее вступлениЯ в  Џариж, в 14...  году, великолепного сахарного оленЯ. Љ тому
же  он  был  в  наилучших  отношениЯх  с  мессиром  ’ристаном   Ћтшельником,
председателем королевского суда.
     ‘частливо и привольно текла жизнь мессира ђобера. ‚о-первых, он получал
очень  большое  жалованье,  к которому прибавлЯлись,  точно  лишние  тЯжелые
гроздьЯ в его винограднике, доходы с  канцелЯрий при гражданских и уголовных
судах всего судебного округа,  затем доходы  с гражданских и  уголовных дел,
разбиравшихсЯ  в  нижних судебных залах  ˜атле,  не  считаЯ мелких  сборов с
мостов Њант и Љорбейль,  налогов со сборщиков  винограда, мерЯльщиков дров и
весовщиков соли.
     Џрибавьте к  этому  удовольствие разъезжать по городу  в  сопровождении
целой свиты общинных  старост  и квартальных надзирателей, одетых  в  платье
наполовину красного, наполовину коричневого  цвета, и красоватьсЯ  среди них
своим мундиром и шлемом, помЯтым в битве при Њонлери, изображениЯ которых вы
еще и  сейчас  можете  видеть на его гробнице в ‚альмонтанском  аббатстве  в
Ќормандии.  Ђ кроме того,  разве плохо иметь в  полном подчинении  городскую
стражу,  привратника  и  караул  ˜атле,  двух  членов  суда ˜атле, auditores
Castflleti, шестнадцать  комиссаров шестнадцати  кварталов, тюремщика ˜атле,
четырех  ленных  сержантов,  сто  двадцать  конных  сержантов,  сто двадцать
сержантов-жезлоносцев, начальника  ночного дозора со всеми его подчиненными?
Ђ  разве это пустЯки -- вершить  правосудие,  разрешать  все  гражданские  и
уголовные дела, иметь право привода,  право  выставлЯть к позорному столбу и
вешать, не считаЯ  права разбирательства  мелких дел в первой инстанции (in.
prima instantia,  как сказано в хартиЯх) в  парижском виконтстве, которому в
знак особого  почета пожаловали семь дворЯнских  судебных округов?  Њожно ли
вообразить себе  что-нибудь более приЯтное, чем чинить суд  и  расправу, как
это ежедневно делал  мессир д'ќстутвиль,  заседаЯ  в  ѓран-˜атле,  под сенью
широких и  приземистых  сводов эпохи  ”илиппа-Ђвгуста?  Ђ какое удовольствие
возвращатьсЯ ежевечерне в свой очаровательный домик на ѓалилейской улице, за
оградой королевского дворца, полученный им в приданое за женой, Ђмбруазой де
‹оре,  и  отдыхать  там   от  трудов,  состоЯвших  в  том,  что  он  обрекал
какого-нибудь горемыку на ночевку в "хижинке" на †иводерной  улице,  которой
судьи и общинные старосты Џарижа обычно пользовались как тюрьмой, а "таковаЯ
имела  одиннадцать  футов  в  длину,  семь футов  четыре  дюйма  в ширину  и
одиннадцать футов в вышину"! [75]
     Њессир ђобер д'ќстутвиль властвовал  не только в судебном ведомстве  по
праву прево и виконта парижского, но запускал глаза и зубы в дела верховного
королевского  суда.  Ќе было ни  одного  сколько-нибудь  высокопоставленного
лица, которое, прежде чем достатьсЯ палачу, не прошло бы через его руки. ќто
он  отправилсЯ  за   герцогом   Ќемурским  в  Ѓастилию   к  ‘ент-Ђнтуанскому
предместью, чтобы доставить его оттуда на площадь ѓлавного рынка, и за г-ном
‘ен-Џоль, чтобы доставить его на ѓревскую площадь, причем последний кричал и
отбивалсЯ, к великому  удовольствию  господина  прево, который  недолюбливал
господина коннетаблЯ.
     ‚сего этого, конечно,  было более чем достаточно, чтобы  сделать  жизнь
человека  счастливой  и  блистательной  и чтобы впоследствии  обеспечить ему
поучительную страничку в той  любопытной истории парижских прево, из которой
можно узнать, что “дард де ‚ильнев имел собственный дом на ЊЯсницкой  улице,
что ѓильом де Ђнгаст купил  Ѓольшую и  Њалую ‘авойю, что ѓильом ’ибу завещал
монахинЯм общины свЯтой †еневьевы свои  дома на улице Љлопен,  что ѓюг Ћбрио
проживал в гостинице „икобраза, и много других бытовых подробностей.
     Ћднако, несмотрЯ на то, что мессир ђобер д'ќстутвиль имел все основаниЯ
жить  спокойно  и  весело, он  проснулсЯ утром 7  ЯнварЯ  1482 года  в очень
мрачном расположении духа. Ћткуда взЯлось  это настроение, он и сам не сумел
бы сказать. Џотому ли, что пасмурно  было  небо? Џотому  ли, что  прЯжка его
старой  портупеи  времен  Њонлери  плохо  была   застегнута,  слишком  туго,
по-военному, стЯгиваЯ его дородную, как у всех прево, фигуру? Џотому ли, что
мимо  его  окон  прошли  выказавшие ему неуважение  гулЯки,  шествовавшие по
четыре  в  рЯд, в  одних  куртках без  рубашек, с продырЯвленными шлЯпами, с
котомками   и  флЯжками  у  поЯса?  Ђ  может  статьсЯ,  его  томило  смутное
предчувствие, что будущий король Љарл  VIII в  следующем  году урежет доходы
парижского прево  на  триста  семьдесЯт  ливров шестнадцать  солей и  восемь
денье? Џускай читатель решит это  сам; мы же склонны думать, что он был не в
духе просто потому, что был не в духе.
     ‚прочем, сегоднЯ, после  вчерашнего  праздника,  был  скучный  день длЯ
всех, в особенности длЯ  чиновника, обЯзанного  убирать  все нечистоты как в
переносном,  так  и в буквальном смысле,  оставлЯемые  всЯким празднеством в
Џариже. Љроме того, ему предстоЯло заседать в ѓран-˜атле, а мы заметили, что
обычно судьи всегда подгонЯют  свое дурное расположение духа к днЯм судебных
заседаний, чтобы всегда  иметь кого-нибудь под рукой, на ком  можно было  бы
безнаказанно сорвать сердце именем королЯ, закона и правосудиЯ.
     Њежду  тем  заседание  началось  без  него. …го  заменЯли помощники  по
уголовным, гражданским и  частным делам. “же с восьми часов  утра  несколько
десЯтков  горожан и горожанок, скученных и стиснутых  в  темном  углу  между
крепкой дубовой перегородкой  и стеною нижней залы  заседаний ˜атле, разинув
рты от изумлениЯ, присутствовали  при разнообразном и увлекательном  зрелище
гражданского  и  уголовного  правосудиЯ,  чинимого  как  придетсЯ  ”лорианом
Ѓарбедьеном -- младшим судьей ˜атле и помощником прево.
     ‡ала была небольшаЯ, низкаЯ, сводчатаЯ. ‚  глубине ее  стоЯл украшенный
изображениЯми королевских  гербов стол  с  громадным  креслом  резного дуба,
предназначенным длЯ  прево  и  в данное времЯ  не занЯтым, а  влево от  него
скамьЯ  длЯ  младшего  судьи,  ”лориана  Ѓарбедьена.  —уть ниже сидел что-то
строчивший протоколист; напротив  --  толпа;  перед  дверью  и перед  столом
множество судейских  в лиловых камлотовых полукафтаньЯх с белыми крестами на
груди. „ва сержанта городского  совета общинных старост, одетые в наполовину
красные, наполовину  голубые стеганые  камзолы,  стоЯли на  часах  у  низкой
затворенной двери, видневшейсЯ в глубине зала, за столом. …динственное узкое
стрельчатое  окно,  пробитое в толстой стене, тусклым светом  Январского днЯ
освещало две забавные фигуры: причудливого каменного демона, который  свисал
из  самого центра свода, и судью,  который восседал  в  глубине  залы  среди
королевских лилий, украшавших его стол.
     ‚ообразите  себе фигуру,  склонившуюсЯ,  тЯжело опираЯсь  на локти, над
судейским  столом,  между двух  свЯзок  судебных  дел,  с  шлейфом  гладкого
коричневого  одеЯниЯ  под ногами,  с багровым  бугристым лицом,  утонувшим в
белом барашковом воротнике,  два  клочка которого,  казалось,  заменЯли  ему
брови;  вообразите  моргающие  глаза, величественно свисающие толстые  щеки,
которые  как  бы  встречались  под  подбородком,  --  и  перед  вами ”лориан
Ѓарбедьен, младший судьЯ ˜атле.
     Џрибавьте  к  этому,  что  он  был  глух.  Џорок  длЯ  судьи,  впрочем,
несущественный. ќто не  мешало  ”лориану Ѓарбедьену выносить определенные  и
безапеллЯционные решениЯ. ‚едь  судье достаточно только делать вид, будто он
слушает,   а   почтенный  законник   вполне   удовлетворЯл   этому   условию
нелицеприЯтного суда, так как внимание его не нарушалось никаким посторонним
шумом.
     Ћднако в зале  суда присутствовал один наблюдатель, который безжалостно
высмеивал все его поступки и жесты. ќто был наш друг †еан Њельник, вчера еще
школЯр, "шнырЯла",  которого  во  всЯкое  времЯ можно было встретить в любом
уголке Џарижа, но только не перед профессорской кафедрой.
     --  ‘мотри! --  шепотом обратилсЯ он  к своему спутнику ђобену Џуспену,
который ухмылЯлсЯ, слушаЯ его комментарии по поводу всего, что происходило у
них перед глазами. --  ‚от  †анетта де Ѓюисон, хорошенькаЯ дочка  лежебоки с
Ќового рынка! ЉлЯнусь душой, он ее осудил, этот старикашка! „а  он, кажетсЯ,
не только оглох, но и ослеп. ЏЯтнадцать солей четыре парижских денье  штрафа
за  то, что она нацепила на  себЯ пару четок!  „ороговато! Lex duri carminis
[76]. Ђ это кто такой? Ђ!  ђобен ˜ьеф де ‚иль, кольчужный мастер. "Џо случаю
получениЯ им  званиЯ мастера и принЯтиЯ его в  вышеозначенный  цех".  ќто он
платит  свой  вступительный  взнос!  —то  это?  „ва  дворЯнина  среди   этих
бездельников! ќгле  де ‘уан  и ћтен де  Њальи!  „ва кавалера, клЯнусь  телом
•ристовым! Ђ,  вот оно что! Ћни попались за игрой в кости! Љогда  же Я увижу
здесь  нашего ректора? ‘то  парижских  ливров штрафа  в  пользу королЯ! ќтот
Ѓарбедьен лупит здорово! ‚прочем, так и подобает глухому. Џусть Я превращусь
в моего братца архидьЯкона, если это может мне помешать играть; играть днем,
играть ночью, жить за игрой, умереть за игрой и, проиграв последнюю рубашку,
поставить  на  карту душу! ЏречистаЯ  дева,  а  девок-то, девок! ’ак и идут,
овечки  мои,  одна за другой!  Ђмбру  аза ‹екюйер, €забо  ла Џейнет, Ѓерарда
†иронен!  џ  всех  знаю!  ˜траф!  ˜траф!  ’о-то!  ‘ейчас  вам  покажут,  как
красоватьсЯ в  золоченых кушаках! „есЯть  парижских солей,  щеголихи! Ђх ты,
стараЯ судейскаЯ морда, глухарь  полоумный!  Ђх  ты, пентюх ”лориан! Ђх  ты,
невежа Ѓарбедьен! €шь  как  расселсЯ у стола!  Ћн жрет истцов, жрет дела, он
жрет, он жует, он давитсЯ, он  до отказу набивает себе брюхо.  ˜трафы, доход
от   бесхозЯйственного   имущества,   налоги,   пени,   судебные   издержки,
вознаграждение,  протори  и  убытки,  пытка,  тюрьма  и  темница,  кандалы с
взысканием издержек  -- все  это длЯ  него  свЯточные  прЯники  и  марципаны
€ванова днЯ! ЏоглЯди-ка на этого борова! Ћго, еще одна жрица любви! Ќе более
не менее, как сама ’ибо-ла-’ибод. Џопалась за то, что вышла за пределы улицы
ѓлатиньи! Ђ  это что за парень? †ифруа Њабон,  конник стрелковой команды. Ћн
всуе  поминал  господа  бога.  Ћштрафовать  ла  ’ибод!  Ћштрафовать  †ифруа!
Ћштрафовать  обоих!  ‘тарый  глухарь! Ћн,  должно  быть, перепутал эти дела!
‘тавлю десЯть  против одного, что девицу  он  заставит  платить за божбу,  а
конника  за любовь! ‚нимание,  ђобен  Џуспен! Љого  это они  ведут?  ‘мотри,
сколько  стражи!  ЉлЯнусь  ћпитером, тут  всЯ свора  гончих!  ‚идно, поймали
красного зверЯ.  ‚роде кабана! Љабан, ђобен,  как  есть  кабан! „а еще какой
матерый!  ЉлЯнусь  ѓеркулесом, это же наш вчерашний владыка, наш папа шутов,
наш звонарь, наш кривой, наш горбун, наш гримасник! ќто же Љвазимодо!
     „ействительно, это был он.
     ќто был Љвазимодо, свЯзанный, скрученный, в путах и оковах, под сильным
конвоем.  Ћкружавшую  его  стражу возглавлЯл сам начальник  ночного  дозора,
грудь которого была украшена вышитым гербом ”ранции, а спина гербом  Џарижа.
‚прочем, в самом Љвазимодо не было ничего, за исключением его уродства,  что
оправдывало бы весь этот набор алебард и аркебуз. Ћн  был мрачен, молчалив и
спокоен. ‹ишь изредка его  единственный глаз бросал гневный и угрюмый взглЯд
на сковывавшие его путы.
     Ћн  осмотрелсЯ  кругом, и  его взглЯд стал таким безжизненным и сонным,
что женщины указывали на звонарЯ пальцем, только чтобы посмеЯтьсЯ над ним.
     ’ем   временем   младший   судьЯ  ”лориан  перелистывал   поданное  ему
протоколистом дело, возбужденное против Љвазимодо; бегло просмотрев  его, он
помолчал,  как бы собираЯсь  с мыслЯми. ЃлагодарЯ  этой  предосторожности, к
которой  он неизменно прибегал, прежде  чем  приступить к допросу, он всегда
заранее знал имЯ, звание, проступок  подсудимого, заранее готовил возражениЯ
на предполагаемые ответы и,  таким образом, благополучно выпутывалсЯ из всех
затруднений допроса, не  слишком Явно обнаруживаЯ свою  глухоту.  „окументы,
приложенные  к делу, были длЯ него тем  же, чем собака-поводырь длЯ слепого.
…сли ему порой и  случалось из-за  неуместного замечаниЯ или  бессмысленного
вопроса обнаружить свой недостаток, то  одни это принимали за глубокомыслие,
а другие --  за глупость; но и  в том и в  другом случае честь суда никак не
была затронута,  ибо лучше судье слыть глубокомысленным  или глупым,  нежели
глухим.  Џоэтому судьЯ тщательно  скрывал  свою  глухоту  и  большей  частью
настолько успевал в этом, что под конец  сам себЯ вводил в заблуждение, что,
впрочем, гораздо легче,  чем принЯто  думать.  ‚се  горбатые  ходЯт с высоко
поднЯтой головой, все заики ораторствуют, все глухие говорЯт шепотом. —то же
касаетсЯ ”лориана Ѓарбедьена, то он считал себЯ всего лишь туговатым на ухо.
ќто была единственнаЯ уступка, которую он делал общественному мнению,  и  то
лишь в минуты откровенности и трезвой оценки собственной личности.
     €так,  прожевав дело Љвазимодо,  он  откинул голову и полузакрыл глаза,
чтобы придать себе более величественный и более  беспристрастный  вид. ’аким
образом, он оказалсЯ глухим и слепым одновременно. ‚от условие,  необходимое
длЯ  того, чтобы быть образцовым судьей!  ЏринЯв эту величественную позу, он
приступил к допросу:
     -- ‚аше имЯ?
     Ќо здесь возник казус, не  "предусмотренный законом": глухой допрашивал
глухого.
     Ќикем  не предупрежденный о  том, что  к нему  обращаютсЯ  с  вопросом.
Љвазимодо продолжал  пристально  глЯдеть  на судью  и молчал. ѓлухой  судьЯ,
никем не  предупрежденный о  глухоте обвинЯемого, подумал, что тот  ответил,
как обычно отвечают все обвинЯемые, и продолжал вести допрос с  присущей ему
дурацкой самоуверенностью.
     -- Џрекрасно. ‚аш возраст?
     Љвазимодо  и на этот вопрос не -- ответил. ‘удьЯ, убежденный в том, что
получил ответ, продолжал:
     -- ’ак. ‚аше звание?
     „опрашиваемый   по-прежнему  молчал.   Ђ  между  тем  слушатели  начали
перешептыватьсЯ и переглЯдыватьсЯ.
     --  „овольно,   --   проговорил  невозмутимый   вершитель   правосудиЯ,
предполагаЯ, что обвинЯемый ответил и  на третий вопрос. --  ‚ы обвинЯетесь:
primo  [77], в нарушении  ночной  тишины;  secundo [78], в насильственных  и
непристойных   действиЯх  по  отношению  к  женщине  легкого  поведениЯ,  in
praejudicium meretricis [79]; tertio [80], в бунте  и неподчинении стрелкам,
состоЯщим на  службе королЯ, нашего повелителЯ.  ‚ыскажитесь  по  всем  этим
пунктам. Џротоколист! ‚ы записали предыдущие ответы подсудимого?
     Џри  этом   злополучном  вопросе  по  всему  залу,  начинаЯ  со  скамьи
протоколиста, раздалсЯ такой неистовый, такой безумный, такой заразительный,
такой дружный  хохот, что даже и глухой судьЯ  и глухой подсудимый  заметили
это.  Љвазимодо  оглЯнулсЯ,  презрительно  поводЯ своим  горбом;  между  тем
”лориан Ѓарбедьен, не менее удивленный, чем он, подумал, что смех слушателей
вызван  каким-нибудь   непочтительным  ответом   обвинЯемого;  презрительное
движение плеч Љвазимодо утвердило его в этой мысли, и он накинулсЯ на него:
     --  ЌегодЯй! Џодобный ответ заслуживает виселицы!  ‡наете ли вы, с  кем
говорите?
     ќтот выпад только увеличил приступ всеобщего весельЯ. Ћн показалсЯ всем
до того  неожиданным и до  того несуразным,  что бешеный хохот заразил  даже
сержантов  городского  совета  общинных  старост -- эту породу  копьеносцев,
тупоумие  которых  было как бы необходимой принадлежностью их мундира.  Ћдин
лишь Љвазимодо, по той  простой причине, что ничего не мог понЯть  из  всего
происходившего, сохранЯл  невозмутимую  серьезность. ‘удьЯ,  раздражаЯсь все
сильнее и сильнее, решил продолжать  в том же тоне, надеЯсь нагнать страх на
подсудимого и этим способом  косвенно воздействовать на слушателей, напомнив
им о должном уважении к суду.
     -- Ђх  ты, разбойник, гнездилище разврата! ’ак  ты еще издеваешьсЯ  над
судьей ˜атле, над  сановником, коему вверена охрана  порЯдка в  Џариже,  над
тем, на  кого возложена  обЯзанность расследовать  преступлениЯ,  карать  за
проступки  и распутство,  иметь  надзор за  всеми промыслами и  не допускать
никаких монополий, содержать в порЯдке мостовые, пресекать торговлю в разнос
домашней и водЯной птицей и дичью, следить за правильной мерою дров и других
лесных  материалов,  очищать   город  от  нечистот,  а  воздух  от  заразных
заболеваний,  одним словом, неусыпно заботитьсЯ о  народном благе, и все это
безвозмездно,  не  рассчитываЯ  на вознаграждение! €звестно ли тебе, что мое
имЯ  -- ”лориан Ѓарбедьен,  что  Я  ЯвлЯюсь заместителем  господина прево и,
кроме  того, комиссаром,  следователем, контролером и  допросчиком и  что  Я
одинаково пользуюсь  влиЯнием  как в  суде парижском,  так и областном, и  в
делах надзора, и в судах первой инстанции?..
     Ќет  причины, котораЯ  заставила бы  замолчать  глухого,  говорЯщего  с
другим  глухим.  Ѓог весть, где  и когда достиг бы берега ”лориан Ѓарбедьен,
пустившийсЯ на всех парусах в океан красноречиЯ, если бы в эту минуту низкаЯ
дверь в глубине комнаты внезапно не распахнулась, пропускаЯ самого господина
прево.
     Џри его поЯвлении ”лориан Ѓарбедьен не  запнулсЯ, но, сделав полуоборот
на  каблуках, сразу  обратил свою речь, в  которой он за  минуту  перед  тем
угрожал Љвазимодо, к господину прево.
     -- Њонсеньер! -- сказал он.  -- џ требую по отношению к присутствующему
здесь  подсудимому того  наказаниЯ,  какое  вам  будет  угодно назначить  за
нанесенное им тЯжелое и неслыханное оскорбление суду.
     ‡апыхавшись,  он опЯть сел  на свое  место, отираЯ крупные капли  пота,
скатывавшиесЯ со лба и увлажнЯвшие, подобно слезам, разложенные перед ним на
столе  бумаги. Њессир  ђобер  д'ќстутвиль  нахмурил  брови  и  сделал  такое
величественное,  многозначительное и  призывающее к  вниманию движение,  что
глухой начал кое-что соображать.
     -- Ћтвечай,  висельник,  -- строго обратилсЯ к  нему  прево,  --  какое
преступление привело тебЯ сюда?
     ЃеднЯга, полагаЯ,  что прево  спрашивает,  как  его  имЯ, нарушил  свое
обычное молчание и ответил гортанным и хриплым голосом:
     -- Љвазимодо.
     Ћтвет  до того мало соответствовал вопросу, что опЯть поднЯлсЯ безумный
хохот, а мессир ђобер, побагровев от злости, закричал:
     -- „а ты что, и надо мной потешаешьсЯ, мерзавец ты этакий?
     -- ‡вонарь ‘обора Џарижской  Ѓогоматери, --  ответил  Љвазимодо, думаЯ,
что ему надлежит объЯснить судье род своих занЯтий.
     --  ‡вонарь!  --  продолжал судьЯ,  который,  как  мы  упоминали  выше,
проснулсЯ  в  это утро в таком скверном расположении  духа,  что и без таких
странных ответов подсудимого готов был распалитьсЯ гневом. -- ‡вонарь! ‚от Я
тебе задам трезвону прутьЯми по спине! ‘лышишь, ты, негодЯй?
     -- …сли вы спрашиваете менЯ о моем  возрасте, --  сказал Љвазимодо,  --
то, кажетсЯ, в день свЯтого Њартина мне исполнитсЯ двадцать лет.
     ќто было уже слишком; прево вышел из себЯ.
     -- Ђ! ’ы измываешьсЯ и над прево! ѓоспода сержанты-жезлоносцы! Ћтведите
этого мошенника к  позорному  столбу на ѓревской площади,  отстегайте  его и
покружите-ка  его часок на  колесе. ЉлЯнусь богом, он мне дорого заплатит за
свою дерзость! џ  требую, чтобы о настоЯщем  приговоре были оповещены  через
четырех глашатаев все семь округов парижского виконтства.
     Џротоколист тотчас же принЯлсЯ составлЯть судебный приговор.
     -- ЉлЯнусь господним брюхом,  вот так рассудил!  -- крикнул  из  своего
угла школЯр †еан ”ролло Њельник.
     Џрево обернулсЯ и вновь устремил на Љвазимодо сверкающий взглЯд.
     --   Њне  послышалось,  что  этот  пройдоха   помЯнул  брюхо  господне?
Џротоколист! „обавьте  к приговору еще штраф в двенадцать парижских денье за
богохульство,  и пускай половина этого штрафа  будет  отдана  церкви свЯтого
…встафиЯ. џ особенно чту этого свЯтого.
     ‚  несколько  минут приговор был готов. ‘одержание его  было несложно и
кратко.  ‘тарое обычное право,  лежавшее в  основе  судопроизводства прево и
парижского   виконтства,  не  было  еще   в  те  времена   усовершенствовано
председателем   суда  ’ибо  Ѓалье  и  королевским  прокурором  ђоже  Ѓарном.
‚ысокоствольный лес крючкотворства и формальностей, насажденный в начале XVI
века этими двумЯ законниками, еще не загромождал его.  ‚се в этом праве было
Ясно, недвусмысленно и легко исполнимо. ’огда  шли прЯмо к цели и сейчас же,
в  конце  каждой тропинки,  лишенной поворотов и зарослей кустарника, видели
колесование,  позорный столб или виселицу. Џо крайней мере каждый знал,  что
его ждет впереди.
     Џротоколист подал постановление суда господину прево, и тот, приложив к
нему свою печать, вышел, продолжаЯ обход по залам судебных заседаний в таком
расположении духа,  при котором  следовало  ожидать, что  все тюрьмы  Џарижа
окажутсЯ  в  этот день переполненными. †еан  ”ролло и ђобен Џуспен  смеЯлись
втихомолку. Љвазимодо на все происходившее глЯдел равнодушно и удивленно.
     ‚  то времЯ  как ”лориан Ѓарбедьен  перечитывал  приговор  суда,  чтобы
скрепить его еще и своей подписью, протоколист, почувствовав  сострадание  к
осужденному и в надежде добитьсЯ некоторого  смЯгчениЯ наказаниЯ, наклонилсЯ
к самому уху судьи и, указываЯ на Љвазимодо, проговорил.
     -- ќтот человек глух.
     Ћн  полагал,  что общность  физического недостатка  расположит ”лориана
Ѓарбедьена в пользу  осужденного. Ќо, как мы уже заметили, ”лориан Ѓарбедьен
не  желал, чтобы замечали его глухоту, а кроме того, он был настолько туг на
ухо,  что не услышал ни звука из того, что сказал ему протоколист; однако он
хотел показать, что слышит, и ответил:
     --  Ђх, вот как? ќто менЯет  дело, этого Я  не  знал.  ‚  таком случае,
прибавьте ему еще один час наказаниЯ у позорного столба.
     € он подписал исправленный приговор.
     --  ’ак  ему  и  надо,  --  проговорил  ђобен  Џуспен,  имевший зуб  на
Љвазимодо, -- это научит его поучтивее обходитьсЯ с людьми.



        II. ЉрысинаЯ нора

     „а  позволит  нам  читатель  вновь  привести  его на ѓревскую  площадь,
которую мы покинули накануне, с тем чтобы вместе с ѓренгуаром последовать за
ќсмеральдой.
     „есЯть  часов утра. ‚се кругом  еще  напоминает  о вчерашнем празднике.
ЊостоваЯ  усеЯна осколками, лентами, трЯпками, перьЯми от  султанов, каплЯми
воска  от факелов,  объедками  от  народного пиршества.  ’ам  и сЯм довольно
многочисленные  группы  праздношатающихсЯ  горожан  ворошат  ногами потухшие
головни праздничных костров, или, остановившись перед "„омом с колоннами", с
восторгом  вспоминают  украшавшие его  вчера  великолепные драпировки,  ныне
взираЯ лишь на гвозди, -- последнее  оставшеесЯ  им развлечение. ‘реди толпы
катЯт  свои бочонки  продавцы  сидра и браги и деловито  снуют взад и вперед
прохожие.  ‘тоЯ в дверЯх лавок, болтают и перекликаютсЯ торговцы. “ всех  на
устах вчерашнее  празднество, папа  шутов,  фландрское посольство, Љопеноль;
все наперебой сплетничают и смеютсЯ.
     Ђ между тем четыре конных сержанта, ставшие с четырех  сторон позорного
столба,  уже   успели  привлечь  к  себе   внимание  довольно  значительного
количества  шалопаев, толпЯщихсЯ  на  площади и скучающих в  надежде увидеть
хоть какое-нибудь публичное наказание.
     ’еперь, если читатель, насмотревшись на  эти оживленные и шумные сцены,
которые  разыгрываютсЯ  во  всех   уголках  площади,  взглЯнет  на  древнее,
полуготическое,  полуроманское   здание  ђоландовой  башни,  образующее   на
западной стороне площади угол с набережной, то в конце его фасада он заметит
толстый,  богато раскрашенный общественный молитвенник,  защищенный от дождЯ
небольшим навесом,  а от  воров -- решеткой, не  препЯтствующей, однако, его
перелистывать. ђЯдом с  этим  молитвенником он увидит выходЯщее  на  площадь
узкое  слуховое   стрельчатое   оконце,   перегороженное  двумЯ  положенными
крест-накрест железными полосами; это единственное отверстие, сквозь которое
проникает  немного  света   и  воздуха  в  тесную,  лишенную  дверей  келью,
устроенную в толще стены старого зданиЯ  на  уровне мостовой; царЯщаЯ  в ней
мрачнаЯ тишина кажетсЯ  особенно глубокой еще и потому,  что  рЯдом  кипит и
грохочет самаЯ люднаЯ и шумнаЯ площадь Џарижа.
     ЉельЯ эта получила известность  около трехсот лет назад, с тех пор  как
г-жа ђоланд, владелица ђоландовой башни, в знак скорби  по отце,  погибшем в
крестовых походах, приказала выдолбить ее в стене собственного дома и навеки
заключила себЯ в  эту темницу, отдав все  свое богатство нищим и  богу  и не
оставив себе  ничего, кроме этой конуры  с замурованной дверью,  с раскрытым
летом  и  зимой  оконцем. „вадцать  лет  неутешнаЯ  девица  ждала  смерти  в
преждевременной  могиле, молЯсь денно и  нощно о спасении  души своего отца,
почиваЯ  на  куче  золы, не имеЯ даже камнЯ под головою; облаченнаЯ в черное
вретище,   она  питалась  хлебом  и  водой,  которые  сердобольные  прохожие
оставлЯли на выступе ее окна, -- так вкушала она от того милосердиЯ, которое
ранее  оказывала сама  ‚ смертный  свой час, прежде  чем  перейти  в  вечную
могилу,  она  завещала  эту  временную усыпальницу  тем  скорбЯщим женщинам,
матерЯм, вдовам или дочерЯм, которые пожелают, предавшись великой скорби или
великому  раскаЯнию, схоронить  себЯ заживо в  келье, чтобы молитьсЯ за себЯ
или за других.
     ЏарижскаЯ беднота устроила ей пышные похороны, со слезами и  молениЯми;
но, к величайшему  прискорбию всех ее приверженцев, богобоЯзненнаЯ девица не
была причислена к  лику свЯтых за  неимением  необходимого  покровительства.
Њенее благочестивые надеЯлись, что это дело пройдет в раю глаже, чем в ђиме,
и просто молились за покойницу, которой папа не воздал должного. Ѓольшинство
верующих  удовлетворЯлось тем,  что свЯто чтило  памЯть г-жи  ђоланд и,  как
свЯтыню,  берегло кусочки  ее  лохмотьев.  ѓород  в  памЯть  знатной  девицы
прикрепил  рЯдом  с оконцем ее кельи общественный молитвенник, дабы прохожие
могли  останавливатьсЯ около него и помолитьсЯ, дабы  молитва наводила их на
мысль  о  милосердии  и  дабы бедные  затворницы,  наследницы  г-жи  ђоланд,
позабытые всеми, не погибали от голода.
     ‚ городах средневековьЯ  подобного рода  гробницы  встречались нередко.
„аже на самых людных улицах, на  самом шумном и пестром рынке, в  самой  его
середине, чуть ли не  под  копытами лошадей  и колесами повозок, можно  было
наткнутьсЯ  на  нечто  вро