ќдгар Ђллан Џо. Љолодец и маЯтник

Ћцените этот текст:
ќдгар Ђллан Џо. Љолодец и маЯтник

---------------------------------------------------------------
Љолодец и ЊаЯтник - пер. ….‘уриц
€сточник: "ќдгар Џо. ‘тихотворени. Џроза", €зд-во "•уд.лит.", Њосква, 1976,
Ѓиблиотека ‚семирной литературы, ‘ериЯ втораЯ - литература XIX в.
OCR: Alexander Jurinsson
---------------------------------------------------------------

Impia tortorum longas hic turba furores Sanguinis innocui,
non satiata, aluit. Sospite nunc patria, fracto nunc funeris
antro, Mors ubi dira fuit, vita salusque patent.
(Љлика злодеев здесь долго пыткам народ обрекала €
неповинную кровь, не насыщаЯсь, пила. Ќыне отчизна свободна,
ныне разрушен застенок, ‘мерть попираЯ, сюда входЯт и благо и
жизнь (лат. ))
—етверостишие, сочиненное длЯ ворот рынка, который решили
построить на месте џкобинского клуба в Џариже

џ изнемог; долгаЯ пытка совсем измучила менЯ; и когда менЯ
наконец развЯзали и усадили, Я почувствовал, что терЯю
сознание. ‘лова смертного приговора -- страшные слова -- были
последними, какие различило мое ухо. Џотом голоса инквизиторов
слились в смутный, дальний гул. Ћн вызвал в мозгу моем образ
вихрЯ, круговорота, быть может, оттого, что напомнил шум
мельничного колеса. Ќо вот и гул затих; Я вообще перестал
слышать. ‡ато Я все еще видел, но с какой беспощадной,
преувеличенной отчетливостью! џ видел губы судей над черными
мантиЯми. Ћни показались мне белыми -- белей бумаги, которой Я
поверЯю зти строки, -- и ненатурально тонкими, так сжала их
неумолимаЯ твердость, непреклоннаЯ решимость, жестокое
презрение к человеческому горю. џ видел, как движеньЯ этих губ
решают мою судьбу, как зти губы кривЯтсЯ, как на них шевелЯтсЯ
слова о моей смерти. џ видел, как они складывают слоги моего
имени; и Я содрогалсЯ, потому что не слышал ни единого звука. ‚
эти мгновениЯ томЯщего ужаса Я все-таки видел и легкое, едва
заметное колыханье черного штофа, которым была обита зала.
Џотом взглЯд мой упал на семь длинных свечей на столе. ‘начала
они показались мне знаком милосердиЯ, белыми стройными
ангелами, которые менЯ спасут; но тотчас менЯ охватила смертнаЯ
тоска, и менЯ всего пронизало дрожью, как будто Я дотронулсЯ до
проводов гальванической батареи, ангелы стали пустыми
призраками об огненных головах, и Я понЯл, что они мне ничем не
помогут. € тогда-то в мое сознанье, подобно нежной музыкальной
фразе, прокралась мысль о том, как сладок должен быть покой
могилы. Ћна подбиралась мЯгко, исподволь и не вдруг во мне
укрепилась; но как только она наконец овладела мной вполне,
лица судей скрылись из глаз, словно по волшебству; длинные
свечи вмиг сгорели дотла; их пламЯ погасло; осталась чернаЯ
тьма; все чувства во мне замерли, исчезли, как при безумном
падении с большой высоты, будто сама душа полетела вниз, в
преисподнюю. Ђ дальше молчание, и тишина, и ночь вытеснили все
остальное.
ќто был обморок; и все же не стану утверждать, что потерЯл
сознание совершенно. —то именно продолжал Я сознавать, не
берусь ни определЯть, ни даже описывать; однако было потерЯно
не все. ‚ глубочайшем сне -- нет! ‚ беспамЯтстве -- нет! ‚
обмороке -- нет! ‚ смерти -- нет! „аже в могиле не все
потерЯно. €наче не существует бессмертиЯ. ЏробуждаЯсь от самого
глубокого сна, мы разрываем зыбкую паутину некоего сновиденьЯ.
Ќо в следующий миг (так тонка эта паутина) мы уже не помним,
что нам снилось. ЏриходЯ в себЯ после обморока, мы проходим две
ступени: сначала мы возвращаемсЯ в мир нравственный и духовный,
а потом уж вновь обретаем ощущение жизни физической. ‚озможно,
что, если, достигнув второй ступени, мы бы помнили ощущениЯ
первой, в них нашли бы мы красноречивые свидетельства об
оставленной позади бездне. Ќо бездна эта -- что она такое? €
как хоть отличить тени ее от могильных? Ћднако, если
впечатлениЯ того, что Я назвал первой ступенью, нельзЯ
намеренно вызвать в памЯти, разве не ЯвлЯютсЯ они нам нежданно,
неведомо откуда, спустЯ долгий срок? ’от, кто не падал в
обморок, никогда не различит диковинных дворцов и странно
знакомых лиц в догорающих угольЯх; не увидит парЯщих в вышине
печальных видений, которых не замечают другие, не призадумаетсЯ
над запахом неизвестного цветка, не удивитсЯ вдруг музыкальному
ритму, никогда прежде не останавливавшему его вниманиЯ.
‘реди частых и трудных усилий припомнить, среди упорных
стараний собрать разрозненные приметы того состоЯниЯ кажущегосЯ
небытиЯ, в какое впала моЯ душа, бывали минуты, когда мне
мнилсЯ успех; не раз -- очень ненадолго -- мне удавалось вновь
призвать чувства, которые, как понимал Я по зрелом размышленье,
Я мог испытать не иначе, как во времЯ своего кажущегосЯ
беспамЯтства. Џризрачные воспоминаньЯ невнЯтно говорЯт мне о
том, как высокие фигуры поднЯли и безмолвно понесли менЯ вниз,
вниз, все вниз, пока у менЯ не захватило дух от самой
нескончаемости спуска. Ћни говорЯт мне о том, как смутный страх
сжал мне сердце, оттого что сердце это странно затихло. Џотом
все вдруг сковала неподвижность, точно те, кто нес менЯ
(зловещий кортеж! ), нарушили, спускаЯсь, пределы
беспредельного и остановились передохнуть от тЯжкой работы.
Џотом душу окутал унылый туман. Ђ дальше все тонет в безумии --
безумии памЯти, занЯвшейсЯ запретным предметом.
‚друг ко мне вернулись движение и шум -- буйное движение,
биение сердца шумом отозвалось в ушах. Џотом был безмолвный
провал пустоты. Ќо тотчас шум и движение, касание -- и трепет
охватил весь мой состав. Џотом было лишь ощущение бытиЯ, без
мыслей -- и это длилось долго. Џотом внезапно проснулась мысль
и накатил ужас, и Я уже изо всех сил старалсЯ осознать, что же
со мной произошло. Џотом захотелось вновь погрузитьсЯ в
беспамЯтство. Џотом душа встрепенулась, напрЯглась усилием
ожить и ожила. € тотчас вспомнились пытки, судьи, траурный штоф
на стенах, приговор, дурнота, обморок. € опЯть совершенно
забылось все то, что уже долго спустЯ мне удалось кое-как
воскресить упорным усилием памЯти.
џ пока не открывал глаз. џ понЯл, что лежу на спине, без
пут. џ протЯнул руку, и она наткнулась на что-то мокрое и
твердое. Ќесколько мгновений Я ее не отдергивал и все
соображал, где Я и что со мной. Њне мучительно хотелось
оглЯдетьсЯ, но Я не решалсЯ. џ боЯлсЯ своего первого взглЯда. џ
не боЯлсЯ увидеть что-то ужасное, нет, Я холодел от страха, что
вовсе ничего не увижу. Ќаконец с безумно колотЯщимсЯ сердцем Я
открыл глаза. ‘амые дурные предчувствиЯ мои подтвердились.
—ернота вечной ночи окружала менЯ. “ менЯ перехватило дыхание.
ѓустаЯ тьма будто грозила задавить менЯ, задушить. Ѓыло
нестерпимо душно. џ неподвижно лежал, стараЯсь собратьсЯ с
мыслЯми. џ припомнил обычаи инквизиции и попыталсЯ, исходЯ из
них, угадать свое положение. Џриговор вынесен; и, кажетсЯ, с
тех пор прошло немало времени. Ќо ни на миг Я не предположил,
что умер. ’акаЯ мысль, вопреки выдумкам сочинителей, нисколько
не вЯжетсЯ с жизнью действительной; но где же Я, что со мной?
Џриговоренных к смерти, Я знал, обычно казнили на аутодафе, и
такую казнь как раз уже назначили на день моего суда. ‡начит,
менЯ снова бросили в мою темницу, и теперь Я несколько месЯцев
буду ждать следующего костра? „а нет, это невозможно. Ћтсрочки
жертве не дают. Љ тому же у менЯ в темнице, как и во всех
камерах смертников в ’оледо, пол каменный, и туда проникает
тусклый свет.
‚друг мое сердце так и перевернулось от ужасной догадки, и
ненадолго Я снова лишилсЯ чувств. ЏридЯ в себЯ, Я тотчас
вскочил на ноги; Я дрожал всем телом. џ отчаЯнно простирал руки
во все стороны. Ћни встречали одну пустоту. Ђ Я шагу не мог
ступить от страха, что могу наткнутьсЯ на стену склепа. џ
покрылсЯ потом. Ћн крупными каплЯми застыл у менЯ на лбу.
Ќаконец, истомЯсь неизвестностью, Я осторожно шагнул вперед,
вытЯнув руки и до боли напрЯгаЯ глаза в надежде различить
слабый луч света. ’ак прошел Я немало шагов; но по-прежнему все
было черно и пусто. џ вздохнул свободней. џ понЯл, что мне
уготована, по крайней мере, не самаЯ злаЯ участь.
џ осторожно продвигалсЯ дальше, а в памЯти моей скоро
стали теснитьсЯ несчетные глухие слухи об ужасах ’оледо. Ћ
здешних тюрьмах ходили странные рассказы -- Я всегда почитал их
небылицами, -- до того странные и зловещие, что их передавали
только шепотом. —то, если менЯ оставили умирать от голода в
подземном царстве тьмы? €ди менЯ ждет еще горшаЯ судьба? ‚ том,
что Я обречен уничтожению, и уничтожению особенно
безжалостному, и не мог сомневатьсЯ, знаЯ нрав своих судей.
‹ишь мысль о способе и часе донимала и сводила менЯ с ума.
Ќаконец мои протЯнутые руки наткнулись на препЯтствие. ќто
была стена, очевидно, каменной кладки, совершенно гладкаЯ,
склизкаЯ и холоднаЯ. џ пошел вдоль нее, ступаЯ с той
недоверчивой осторожностью, которой научили менЯ иные старинные
истории. Ћднако таким способом еще нельзЯ было определить
размеров темницы; Я мог обойти ее всю и вернутьсЯ на то же
место, так ничего и не заметив, ибо стена была совершенно
ровнаЯ и везде одинаковаЯ. ’огда Я стал искать нож, который
лежал у менЯ в кармане, когда менЯ повели в судилище; ножа Я не
нашел. Њое платье сменили на балахон из мешковины. Ђ Я-то хотел
всадить лезвие в какую-нибудь щелочку между камнЯми, чтоб
определить начало пути. ‡атруднение, правда, оказалось пустое,
и лишь в тогдашней моей горЯчке оно представилось мне сначала
неодолимым. џ отодрал толстую подрубку подола и положил его под
прЯмым углом к стене. ЏробираЯсь вдоль стены, Я непременно
наткнусь на нее, обойдЯ круг. ’ак Я рассчитал. Ќо Я не подумал
ни о размерах темницы, ни о собственной своей слабости. ‡емлЯ
была сыраЯ и скользкаЯ. џ проковылЯл еще немного, споткнулсЯ и
упал. €знеможение помешало мне поднЯтьсЯ, и скоро менЯ одолел
сон.
Џроснувшись, Я вытЯнул руку и нащупал рЯдом ломоть хлеба и
кувшин с водою. џ так был измучен, что не стал размышлЯть,
откуда они взЯлись, но жадно осушил кувшин и съел хлеб. ‘коро Я
снова побрел вдоль стены и с большим трудом наконец добралсЯ до
места, где лежала мешковина. „о того, как Я упал, Я насчитал
пЯтьдесЯт два шага, а после того, как встал и пошел сызнова,
насчитал их сорок восемь. ‡начит, всего шагов получалось сто;
и, положив на Ярд по два шага, Я заключил, что тюрьма моЯ имеет
окружность в пЯтьдесЯт Ярдов. Ћднако в стене оказалось и много
углов, и Я никак не мог догадатьсЯ о форме подземельЯ, ибо в
голове у менЯ засела мысль, что здесь непременно подземелье.
Њои расследованьЯ были почти бесцельны и уж вовсе
безнадежны, но странное любопытство побуждало менЯ их
продолжать. џ отделилсЯ от стены и решил пересечь обнесенное ею
пространство. ’о и дело оскользаЯсь на предательском, хоть и
твердом полу, Я сперва ступал с величайшей осторожностью. Ќо
потом Я набралсЯ храбрости и пошел тверже, стараЯсь не
сбиватьсЯ с прЯмого пути. ’ак прошел Я шагов десЯть --
двенадцать, но споткнулсЯ о свисавший оборванный край своего
подола, сделал еще шаг и рухнул ничком.
ЋпомнилсЯ Я не сразу, и лишь несколько секунд спустЯ мое
внимание привлекло удивительное обстоЯтельство. „ело вот в чем
-- подбородком Я уткнулсЯ в тюремный пол, а губы и верхнЯЯ
часть лица, хоть и опущенные ниже подбородка, ни к чему не
прикасались. Њой лоб точно погрузилсЯ во влажный пар, а в
ноздри лез ни с чем не сравнимый запах плесени. џ протЯнул руку
и с ужасом обнаружил, что лежу у самого краЯ круглого колодца,
глубину которого Я, разумеетсЯ, пока не мог определить. џ
пошарил по краю кладки, ухитрилсЯ отломить кусок кирпича и
бросил вниз. Ќесколько мгновений Я слышал, как он, падаЯ, гулко
ударЯлсЯ о стенки колодца, наконец глухо всплеснулась вода, и
ей громко отозвалось эхо. ‚ тот же миг раздалсЯ такой звук,
будто где-то наверху распахнули и разом захлопнули дверь, тьму
прорезал слабый луч и тотчас погас.
’ут Я понЯл, какаЯ мне готовилась судьба, и поздравил себЯ
с тем, что так вовремЯ споткнулсЯ. …ще бы один шаг -- и больше
мне не видеть белого света. Ћ таких именно казнЯх упоминалось в
тех рассказах об инквизиции, которые почитал Я вздором и
выдумками. “ жертв инквизиции был выбор: либо смерть в
чудовищных муках телесных, либо смерть в ужаснейших мучениЯх
нравственных. Њне осталось последнее. Ћт долгих страданий мои
нервы совсем расшатались, Я вздрагивал при звуке собственного
голоса и как нельзЯ более подходил длЯ того рода пыток, какие
менЯ ожидали.
‚есь дрожа, Я отполз назад к стене, решившись скорей
погибнуть там, только бы избегнуть страшных колодцев, которые
теперь мерещились мне повсюду. Ѓудь мой рассудок в ином
состоЯнии, у менЯ бы хватило духу самому броситьсЯ в пропасть и
положить конец беде, но Я стал трусом из трусов. Љ тому же из
головы не шло то, что Я читал о таких колодцах -- мгновенно
расстатьсЯ с жизнью там никому еще не удавалось.
Ћт возбужденьЯ Я долгие часы не мог уснуть, но наконец
забылсЯ. Џроснувшись, Я, как и прежде, обнаружил подле себЯ
ломоть хлеба и кувшин с водой. ЊенЯ терзала жажда, и Я залпом
осушил кувшин. Љ воде, верно, примешали какого-то зельЯ; не
успел Я допить ее, как менЯ одолела дремота. џ погрузилсЯ в сон
-- глубокий, как сон смерти. „олго ли Я спал, Я, разумеетсЯ, не
знаю, но только, когда Я снова открыл глаза, Я вдруг увидел,
что менЯ окружает. ‚ робком зеленоватом свете, которого
источник Я заметил не сразу, мне открылись вид и размеры моей
тюрьмы.
џ намного ошибсЯ, прикидываЯ протЯженность стены. Ћна была
не более двадцати пЯти Ярдов. Ќесколько минут Я глупо дивилсЯ
этому открытию, поистине глупо! €бо какое значение в моих
ужасных обстоЯтельствах могла иметь площадь темницы? Ќо ум
цеплЯлсЯ за безделицы, и Я принЯлсЯ истово доискиватьсЯ до
ошибки, какую сделал в своих расчетах. € наконец менЯ осенило.
‘начала, до того как Я упал в первый раз, Я насчитал пЯтьдесЯт
два шага; и, верно, упал Я всего в двух шагах от куска
мешковины, успев обойти почти всю стену. Џотом Я заснул, и со
сна, верно, пошел не в ту сторону; понЯтно поэтому, отчего
стена представилась мне вдвое длинней. ‚ смЯтении Я не заметил,
что в начале пути она была у менЯ слева, а в конце оказалась
справа.
Ћтносительно формы тюрьмы Я тоже обманулсЯ. џ уверенно
счел ее весьма неправильной, нащупав на стене много углов, так
могущественно воздействие кромешной тьмы на того, кто очнулсЯ
от сна или летаргии! Ћказалось, что углы -- всего-навсего
легкие вмЯтины или углублениЯ в неравном расстоЯнии одна от
другой. ”орма же камеры была квадратнаЯ. ’о, что принЯл Я за
каменную кладку, оказалось железом или еще каким-то металлом в
огромных листах, стыки или швы которых и создавали вмЯтины. ‚сЯ
поверхность этого металлического мешка была грубо размалевана
мерзкими, гнусными рисунками -- порождениЯми мрачных монашеских
суеверий. ‹ютые демоны в виде скелетов или в иных более
натуральных, но страшных обличьЯх, безобразно покрывали сплошь
все стены. џ заметил, что контуры этих чудищ довольно четки, а
краски грЯзны и размыты, как бывает от сырости. Џотом Я увидел,
что пол в моей тюрьме каменный. Џосередине его зиЯла пасть
колодца, которой Я избегнул; но этот колодец был в темнице
один.
‚се это смог Я различить лишь смутно и с трудом; ибо
собственное мое положение за времЯ забытьЯ значительно
изменилось. ЊенЯ уложили навзничь, во весь рост на какую-то
низкую деревЯнную раму. ЊенЯ накрепко привЯзали к ней длинным
ремнем вроде подпруги. ђемень много раз перевил мне тело и
члены, оставлЯЯ свободной только голову и левую руку, так чтоб
Я мог ценой больших усилий дотЯнутьсЯ до глинЯной миски с едой,
стоЯвшей подле на полу. Љ ужасу своему Я обнаружил, что кувшин
исчез. џ сказал -- "к ужасу своему". „а, менЯ терзала
нестерпимаЯ жажда. Њои мучители, верно, намеревались еще пуще
ее распалить; в глинЯной миске лежало остро приправленное мЯсо.
ЏоднЯв глаза, Я разглЯдел потолок своей темницы. ‚
тридцати или сорока футах надо мной, он состоЯл из тех же
самых, что и стены, листов. —резвычайно страннаЯ фигура на
одном из них приковала мое внимание. ќто была ‘мерть, как
обыкновенно ее изображают, но только вместо косы в руке она
держала то, что при беглом взглЯде показалось мне рисованным
маЯтником, как на старинных часах. Ћднако что-то в этом
механизме заставило менЯ вглЯдетьсЯ в него пристальней. Џока Я
смотрел прЯмо вверх (маЯтник приходилсЯ как раз надо мною), мне
почудилось, что он двигаетсЯ. Њинуту спустЯ впечатление
подтвердилось. •од маЯтника был короткий и, разумеетсЯ,
медленный. Ќесколько мгновений Я следил за ним с некоторым
страхом, но скорей с любопытством. Ќаконец, наскуча его унылым
качаньем, Я решил оглЯдетьсЯ.
‹егкий шум привлек мой слух, Я посмотрел на пол и увидел,
как его пересекает полчище огромных крыс. Ћни лезли из щели,
находившейсЯ в моем поле зрениЯ справа. ЏрЯмо у менЯ на глазах
они тесным строем жадно устремлЯлись к мЯсу, привлеченные его
запахом. Ќемалого труда стоило мне отогнать их от миски.
Џрошло, пожалуй, полчаса, возможно, и час (Я мог лишь
приблизительно определЯть времЯ), прежде чем Я снова взглЯнул
вверх. ’о, что Я увидел, менЯ озадачило и поразило. ђазмах
маЯтника увеличилсЯ почти на целый Ярд. ‚ыросла, следственно, и
его скорость. Ќо особенно встревожила менЯ мысль о том, что он
заметно опустилсЯ. ’еперь Я увидел, -- надо ли описывать, с
каким ужасом! -- что нижний конец его имеет форму серпа из
сверкающей стали, длиною примерно с фут от рога до рога; рожки
повернуты кверху, а нижний край острый, как лезвие бритвы; выше
от лезвиЯ серп наливалсЯ, расширЯлсЯ и сверху был уже тЯжелый и
толстый. Ћн держалсЯ на плотном медном стержне, и все вместе
шипело, рассекаЯ воздух.
џ не мог более сомневатьсЯ в том, какую участь уготовила
мне монашьЯ изобретательность в пытках. €нквизиторы прознали,
что мне известно о колодце; его ужасы предназначались таким
дерзким ослушникам, как Я; колодец был воплощенье ада, по
слухам, -- всех казней. ЃлагодарЯ чистейшему случаю Я не упал в
колодец. Ђ Я знал, что внезапность страданьЯ, захват им жертвы
врасплох -- непременное условие чудовищных тюремных расправ.
ђаз уж Я сам не свалилсЯ в пропасть, менЯ не будут в нее
толкать, не такова их дьЯвольскаЯ затеЯ; а потому (выбора нет)
менЯ уничтожат иначе, более мЯгко. ЊЯгко! џ готов был
улыбнутьсЯ сквозь муку, подумав о том, как мало идет к делу это
слово.
—то пользы рассказывать о долгих, долгих часах
нечеловеческого ужаса, когда Я считал удары стального серпа!
„юйм за дюймом, удар за ударом -- казалось, века проходили,
пока Я это замечал -- но он неуклонно спускалсЯ все ниже и
ниже! Њиновали дни, -- быть может, много дней, -- и он
спустилсЯ так низко, что обдал менЯ своим едким дыханьем. ‡апах
остро отточенной стали забивалсЯ мне в ноздри. џ молилсЯ, Я
досаждал небесам своей мольбой о том, чтоб он спускалсЯ
поскорей. џ сходил с ума, Я рвалсЯ вверх, навстречу взмахам
зловещего Ятагана. €ли вдруг успокаивалсЯ, лежал и улыбалсЯ
своей сверкающей смерти, как дитЯ -- редкой погремушке.
џ снова лишилсЯ чувств -- ненадолго, ибо когда Я очнулсЯ,
Я не понЯл, спустилсЯ ли маЯтник. Ђ быть может, надолго, ибо Я
сознавал присутствие злых духов, которые заметили мой обморок и
могли нарочно остановить качанье. ЏридЯ в себЯ, Я почувствовал
такую, о! невыразимую слабость, будто менЯ долго изнурЯли
голодом. ЌесмотрЯ на страданьЯ, человеческаЯ природа требует
еды. џ с трудом вытЯнул левую руку настолько, насколько мне
позволЯли путы, и нащупал жалкие объедки, оставленные мне
крысами. Љогда Я положил в рот первый кусок, в мозгу моем вдруг
мелькнул обрывок мысли, окрашенной радостью, надеждой. Ќадежда
длЯ менЯ -- возможно ли? Љак Я сказал, то был лишь обрывок
мысли, -- мало ли таких мелькает в мозгу, не завершаЯсь? џ
ощутил, что мне помстилась радость, надежда, но тотчас же
ощутил, как мысль о них умерла нерожденной. ’щетно пыталсЯ Я
додумать ее, поймать, воротить. „олгие муки почти лишили менЯ
обычных моих мыслительных способностей. џ сделалсЯ слабоумным,
идиотом.
‚змахи маЯтника шли под прЯмым углом к моему телу. џ
понЯл, что серп рассечет менЯ в том месте, где сердце. Ћн
протрет мешковину, вернетсЯ, повторит свое дело опЯть... опЯть.
ЌесмотрЯ на страшную ширь взмаха (футов тридцать, а то и более)
и шипЯщую мощь спуска, способную сокрушить и самые эти железные
стены, он протрет мешковину на мне, и только! € здесь Я
запнулсЯ. „альше этой мысли Я идти не посмел. џ задержалсЯ на
ней, Я цеплЯлсЯ за нее, будто бы так можно было удержать спуск
маЯтника. џ заставил себЯ вообразить звук, с каким серп
разорвет мой балахон, тот озноб, который пройдет по телу в
ответ на трение ткани. џ мучил себЯ этим вздором, покуда
совершенно не изнемог.
‚низ -- все вниз сползал он. ‘ сумасшедшей радостью
противопоставлЯл Я скорость взмаха и скорость спуска. ‚право --
влево -- во всю ширь! -- со скрежетом преисподней к моему
сердцу, крадучись, словно тигр. џ то хохотал, то рыдал, уступаЯ
смене своих порывов.
‚низ, уверенно, непреклонно вниз! ‚от он качаетсЯ уже в
трех дюймах от моей груди. џ безумно, отчаЯнно старалсЯ
высвободить левую руку. Ћна была свободна лишь от локтЯ до
кисти. џ только дотЯгивалсЯ до миски и подносил еду ко рту, и
то ценою мучительных усилий. …сли б мне удалось высвободить всю
руку, Я бы схватил маЯтник и постаралсЯ его остановить. ’очно
так же мог бы Я остановить лавину!
‚низ, непрестанно, неумолимо вниз! џ задыхалсЯ и обмирал
от каждого его разлета. “ менЯ все обрывалось внутри от каждого
взмаха. Њои глаза провожали его вбок и вверх с нелепым пылом
совершенного отчаЯниЯ. џ жмурилсЯ, когда он спускалсЯ, хотЯ
смерть была бы избавленьем, о! несказанным избавленьем от мук.
€ все же Я дрожал каждой жилкой при мысли о том, как легко
спуск механизма введет острую сверкающую секиру мне в грудь. Ћт
надежды дрожал Я каждой жилкой, от надежды обрывалось у менЯ
все внутри. Ћ, надежда, -- победительница скорбей, -- это она
нашептывает слова утешеньЯ обреченным даже в темницах
инквизиции.
џ увидел, что еще десЯть -- двенадцать взмахов -- и сталь
впрЯмь коснетсЯ моего балахона, и оттого Я вдруг весь собралсЯ
и преисполнилсЯ Ясным спокойствием отчаЯниЯ. ‚первые за долгие
часы -- или даже дни -- Я стал думать. џ сообразил, что моЯ
подпруга, мои путы -- цельные, сплошные. ЊенЯ свЯзали
одним-единственным ремнем. ѓде бы лезвие ни прошлось по путам,
оно рассечет их так, что и сразу смогу высвободитьсЯ от них с
помощью левой руки. ’олько как же близко мелькнет от менЯ
сталь! Љак гибельно может оказатьсЯ всЯкое неверное движенье!
Ћднако мыслимо ли, что прихлебатели палача не предусмотрели
такой возможности? ‚ероЯтно ли, что тело мое перевЯзано там,
куда должен спуститьсЯ маЯтник? ‘трашась утратить слабую и,
должно быть, последнюю надежду, Я все же приподнЯл голову,
чтобы как следует разглЯдеть свою грудь. Џодпруга обвивала мне
тело и члены сплошь, но только не по ходу губительного серпа!
…два успел Я снова опустить голову, и в мозгу моем
пронеслось то, что лучше всего назвать недостающей половиной
идеи об избавлении, о которой Я уже упоминал и которой перваЯ
часть лишь смутно промелькнула в моем уме, когда Я поднес еду к
запекшимсЯ губам. ’еперь мысль сложилась до конца, слабаЯ, едва
ли здраваЯ, едва ли ЯснаЯ, но она сложилась. ЋтчаЯние придало
мне сил, и Я тотчас взЯлсЯ за ее осуществление.
‚ течение многих часов пол вокруг моего низкого ложа
буквально кишел крысами. Ѓешеные, наглые, жадные, они
пристально смотрели на менЯ красными глазами, будто только и
ждали, когда Я перестану шевелитьсЯ, чтобы тотчас сделать менЯ
своей добычей. "Љ какой же пище, -- думал Я, -- привыкли они в
подземелье? "
Љак ни старалсЯ Я отгонЯть их от миски, они съели почти
все ее содержимое, оставЯ лишь жалкие объедки. џ однообразно
махал рукой над миской, и из-за этой бессознательной
монотонности движениЯ мои перестали оказывать действие на
хищников. Џрожорливые твари то и дело кусали менЯ за пальцы. €
вот последними остатками жирного, остро пахучего мЯса Я
тщательно натер свои путы, там, где сумел дотЯнутьсЯ до них;
потом Я поднЯл руку с пола и, затаив дыханье, замер.
‘начала ненасытных животных поразила и спугнула внезапнаЯ
перемена -- моЯ новаЯ неподвижнаЯ поза. Ћни отпрЯнули; иные
метнулись обратно к щели. Ќо лишь на мгновенье. Ќе напрасно
рассчитывал Я на их алчность. ‡аметЯ, что Я не шевелюсь,
две-три самых наглых вспрыгнули на мою подставку и стали
обнюхивать подпругу. Џрочие будто только ждали сигнала. Ќовые
полчища хлынули из щели. Ћни запрудили все мое ложе и сотнЯми
попрыгали прЯмо на менЯ. Њерное движенье маЯтника ничуть им не
препЯтствовало. “вертываЯсь от ударов, они занЯлись умащенной
подпругой. Ћни теснились, толкались, они толпились на моем
теле, все вырастаЯ в числе. Ћни метались по моему горлу; их
холодные пасти тыкались в мои губы; они чуть не удушили менЯ.
Ћмерзение, которого не передать никакими словами, мучило менЯ,
леденило тЯжким, липким ужасом. Ќо еще минута -- и Я понЯл, что
скоро все будет позади. џ Явственно ощутил, что ремень
расслабилсЯ. ‡начит, крысы уже перегрызли его. Ќечеловеческим
усилием Я заставлЯл себЯ лежать тихо.
Ќет, Я не ошибсЯ в своих расчетах, Я не напрасно терпел.
Ќаконец Я почувствовал, что свободен. Џодпруга висела на мне
обрывками. Ќо маЯтник уже коснулсЯ моей груди. Ћн распорол
мешковину. Ћн разрезал белье под нею. …ще два взмаха -- и
остраЯ боль пронзила менЯ насквозь. Ќо миг спасеньЯ настал.
Њановением руки Я обратил в бегство своих избавителей.
Џродуманным движеньем -- осторожно, боком, косо, медленно -- Я
скользнул прочь из ремней так, чтобы менЯ не доставал Ятаган.
•оть на мгновенье, но Я был свободен.
‘вободен! € в тисках инквизиции! …два ступил Я с
деревЯнного ложа пыток на каменный тюремный пол, как адскаЯ
машина перестала качатьсЯ, поднЯлась, и незримые силы унесли ее
сквозь потолок. Џечальный урок этот привел менЯ в отчаЯние. ‡а
каждым движением моим следЯт. ‘вободен! џ всего лишь избегнул
одной смертной муки ради другой муки, горшей, быть может, чем
сама смерть. Џодумав так, Я стал беспокойно разглЯдывать
железные стены, отделЯвшие менЯ от мира. ЉакаЯ-то странность --
перемена, которую и не вдруг осознал, -- без сомненьЯ,
случилась в темнице. Ќа несколько минут Я забылсЯ в тревожных
мыслЯх; Я терЯлсЯ в тщетных, бессвЯзных догадках. ’ут Я впервые
распознал источник зеленоватого света, освещавшего камеру. Ћн
шел из прорехи с полдюйма шириной, котораЯ опоЯсывала всю
темницу, по низу стен, совершенно отделЯЯ их от пола. џ
пригнулсЯ, пытаЯсь заглЯнуть в проем, разумеетсЯ, безуспешно.
Љогда Я распрЯмилсЯ, мне вдруг открылась тайна происшедшей
в камере перемены. џ уже говорил, что, хотЯ роспись на стенах
по очертаниЯм была достаточно четкой, краски как будто
размылись и поблекли. ‘ейчас же они обрели и на глазах обретали
пугающую, немыслимую Яркость, от которой портреты духов и
чертей принимали вид непереносимый и длЯ нервов более крепких,
чем мои. Ѓесовские взоры с безумной, страшной живостью
устремлЯлись на менЯ отовсюду, с тех мест, где только что их не
было и помину, и сверкали мрачным огнем, который Я, как ни
напрЯгал воображение, не мог счесть ненастоЯщим.
ЌенастоЯщим! „а ведь уже до моих ноздрей добиралсЯ запах
раскаленного железа! ’юрьма наполнилась удушливым жаром. ‘
каждым мигом все жарче горели глаза, уставившиесЯ на мои муки.
‚се гуще заливал багрец намалеванные кровавые ужасы. џ ловил
ртом воздух! џ задыхалсЯ! ’ак ват что затеЯли мои мучители!
Ѓезжалостные! Ћ! Ђдские отродьЯ! џ бросилсЯ подальше от
раскаленного металла на середину камеры. Џри мысли о том, что
огонь вот-вот спалит менЯ дотла, прохлада колодца показалась
мне отрадой. џ метнулсЯ к роковому краю. џ жадно заглЯнул
внутрь. Ћтблески пылающей кровли высвечивали колодец до дна. €
все же в первый миг разум мой отказывалсЯ принЯть безумный
смысл того, что Я увидел. Ќо страшнаЯ правда силой вторглась в
душу, овладела ею, опалила противЯщийсЯ разум. Ћ! ѓосподи!
—удовищно! ’олько не это! ‘ воплем отшатнулсЯ Я от колодца,
спрЯтал лицо в ладонЯх и горько заплакал.
†ар быстро нарастал, и Я снова оглЯделсЯ, дрожа, как в
лихорадке. ‚ камере случилась новаЯ перемена, на сей раз
менЯлась ее форма. Љак и прежде, сначала Я тщетно пыталсЯ
понЯть, что творитсЯ вокруг. Ќо недолго терЯлсЯ Я в догадках.
„вукратное мое спасенье подстрекнуло инквизиторскую месть, игра
в прЯтки с ЉостлЯвой шла к концу. Љамера была квадратнаЯ.
‘ейчас Я увидел, что два железных угла стали острыми, а два
других, следственно, тупыми. ‘трашнаЯ разность все
увеличивалась с каким-то глухим не то грохотом, не то стоном.
Љамера тотчас принЯла форму ромба. Ќо изменение не прекращалось
-- да Я этого и не ждал и не хотел. џ готов был прижать красные
стены к груди, как покровы вечного покоЯ. "‘мерть, -- думал Я,
-- любаЯ смерть, только бы не в колодце! " ѓлупец! Љак было
сразу не понЯть, что в колодец-то и загонит менЯ раскаленное
железо! ђазве можно выдержать его жар? € тем более устоЯть
против его напора? ‚се уже и уже становилсЯ ромб, с быстротой,
не оставлЯвшей времени длЯ размышлений. ‚ самом центре ромба и,
разумеетсЯ, в самой широкой его части зиЯла пропасть. џ
упиралсЯ, но смыкающиесЯ стены неодолимо подталкивали менЯ. €
вот уже на твердом полу темницы не осталось ни дюйма длЯ моего
обожженного, корчащегосЯ тела. џ не сопротивлЯлсЯ более, но
муки души вылились в громком, долгом, отчаЯнном крике. ‚от Я
уже закачалсЯ на самом краю -- Я отвел глаза...
€ вдруг -- нестройный шум голосов! ѓромкий рев словно
множества труб! ѓулкий грохот, подобный тысЯче громов! Ћгненные
стены отступили! Љто-то схватил менЯ за руку, когда Я, терЯЯ
сознанье, уже падал в пропасть. ’о был генерал ‹ассаль.
”ранцузские войска вступили в ’оледо. €нквизициЯ была во власти
своих врагов.
Last-modified: Thu, 10 Jun 1999 15:08:53 GMT
Ћцените этот текст: