ьги  и  сильно  означил  свое   жидовское
присутствие в той  стране.  Ќа  расстоЯнии  трех  миль  во  все  стороны  не
оставалось  ни  одной  избы  в  порЯдке:  все  валилось  и   дрЯхлело,   все
пораспивалось, и осталась бедность да лохмотьЯ; как после пожара  или  чумы,
выветрилсЯ весь край. € если бы десЯть лет еще  пожил  там  џнкель,  то  он,
вероЯтно, выветрил бы и все воеводство. ’арас вошел в светлицу. †ид молилсЯ,
накрывшись  своим  довольно  запачканным  саваном,  и  оборотилсЯ,  чтобы  в
последний раз плюнуть, по обычаю своей веры, как вдруг глаза  его  встретили
стоЯвшего напади Ѓульбу. ’ак и бросились  жиду  прежде  всего  в  глаза  две
тысЯчи червонных, которые были обещаны за его голову; но он постыдилсЯ своей
корысти и силилсЯ подавить в себе вечную мысль о золоте, котораЯ, как червь,
обвивает душу жида.
     - ‘лушай,  џнкель!  -  сказал  ’арас  жиду,  который  начал  перед  ним
кланЯтьсЯ и запер осторожно дверь, чтобы их не видели. - џ спас твою  жизнь,
- тебЯ бы разорвали, как собаку,  запорожцы;  теперь  твоЯ  очередь,  теперь
сделай мне услугу!
     ‹ицо жида несколько поморщилось.
     - Љакую услугу? …сли такаЯ услуга, что можно сделать, то  длЯ  чего  не
сделать?
     - Ќе говори ничего. ‚ези менЯ в ‚аршаву.
     - ‚ ‚аршаву? Љак  в  ‚аршаву?  -  сказал  џнкель.  Ѓрови  и  плечи  его
поднЯлись вверх от изумлениЯ.
     - Ќе говори мне ничего. ‚ези менЯ в ‚аршаву. —то бы ни было, а  Я  хочу
еще раз увидеть его, сказать ему хоть одно слово.
     - Љому сказать слово?
     - …му, Ћстапу, сыну моему.
     - ђазве пан не слышал, что уже...
     - ‡наю, знаю все: за мою голову дают две тысЯчи  червонных.  ‡нают  же,
они, дурни, цену ей! џ тебе пЯть тысЯч дам. ‚от тебе две  тысЯчи  сейчас,  -
Ѓульба высыпал из кожаного гамана две тысЯчи червонных, - а остальные -  как
ворочусь.
     †ид тотчас схватил полотенце и накрыл им червонцы.
     - Ђй, славнаЯ монета! Ђй, добраЯ  монета!  -  говорил  он,  вертЯ  один
червонец в руках и пробуЯ на зубах. - џ думаю, тот человек, у  которого  пан
обобрал такие хорошие червонцы, и часу не прожил на свете, пошел тот же  час
в реку, да и утонул там после таких славных червонцев.
     - џ бы не просил тебЯ. џ бы сам, может быть, нашел дорогу в ‚аршаву; но
менЯ могут как-нибудь узнать и захватить проклЯтые лЯхи, ибо Я не горазд  на
выдумки. Ђ вы, жиды, на то уже и созданы. ‚ы хоть черта проведете; вы знаете
все штуки; вот длЯ чего Я пришел к тебе! „а и  в  ‚аршаве  Я  бы  сам  собою
ничего не получил. ‘ейчас запрЯгай воз и вези менЯ!
     - Ђ пан думает, что так прЯмо взЯл кобылу, запрЯг, да и "эй, ну  пошел,
сивка!". „умает пан, что можно так, как есть, не спрЯтавши, везти пана?
     - Ќу, так прЯтай, прЯтай как знаешь; в порожнюю бочку, что ли?
     - Ђй, ай! Ђ пан думает, разве можно спрЯтать его в бочку? Џан разве  не
знает, что всЯкий подумает, что в бочке горелка?
     - Ќу, так и пусть думает, что горелка.
     - Љак пусть думает, что горелка? - сказал жид  и  схватил  себЯ  обеими
руками за пейсики и потом поднЯл кверху обе руки.
     - Ќу, что же ты так оторопел?
     - Ђ пан разве не знает, что бог на то создал горелку, чтобы  ее  всЯкий
пробовал! ’ам всь лакомки,  ласуны:  шлЯхтич  будет  бежать  верст  пЯть  за
бочкой, продолбит как раз дырочку, тотчас увидит, что не  течет,  и  скажет:
"†ид не повезет порожнюю бочку; верно, тут есть что-нибудь.  ‘хватить  жида,
свЯзать жида, отобрать все деньги у жида, посадить в  тюрьму  жида!"  Џотому
что все, что ни есть недоброго, все валитсЯ на жида; потому что жида  всЯкий
принимает за собаку; потому что думают, уж и не человек, коли жид.
     - Ќу, так положи менЯ в воз с рыбою!
     - Ќе можно, пан; ей-богу, не можно. Џо всей Џольше люди голодны теперь,
как собаки: и рыбу раскрадут, и пана нащупают.
     - ’ак вези менЯ хоть на черте, только вези!
     - ‘лушай, слушай, пан! - сказал жид, посунувши обшлага рукавов своих  и
подходЯ к нему с растопыренными руками. - ‚от что мы сделаем. ’еперь  строЯт
везде крепости и замки; из Ќеметчины приехали французские инженеры, а потому
по дорогам везут много кирпичу и камней. Џан пусть лЯжет на дне воза, а верх
Я закладу кирпичом. Џан здоровый и крепкий с виду, и потому ему ничего, коли
будет тЯжеленько; а Я сделаю в возу снизу дырочку, чтобы кормить пана.
     - „елай как хочешь, только вези!
     € через час воз с кирпичом выехал из “мани, запрЯженный в две клЯчи. Ќа
одной  из  них  сидел  высокий  џнкель,  и  длинные  курчавые  пейсики   его
развевались из-под жидовского Яломка по мере того,  как  он  подпрыгивал  на
лошади, длинный, как верста, поставленнаЯ на дороге.


        XI

     ‚ то времЯ,  когда  происходило  описываемое  событие,  на  пограничных
местах не  было  еще  никаких  таможенных  чиновников  и  объездчиков,  этой
страшной грозы предприимчивых людей, и потому  всЯкий  мог  везти,  что  ему
вздумалось. …сли же кто и производил обыск и ревизовку, то делал это большею
частию  длЯ  своего  собственного  удовольствиЯ,  особливо  если   на   возу
находились заманчивые длЯ глаз предметы и если его  собственнаЯ  рука  имела
порЯдочный  вес  и  тЯжесть.  Ќо  кирпич  не  находил  охотников  и   въехал
беспрепЯтственно в главные городские ворота. Ѓульба в  своей  тесной  клетке
мог только слышать шум, крики возниц и больше ничего. џнкель, подпрыгиваЯ на
своем коротком, запачканном  пылью  рысаке,  поворотил,  сделавши  несколько
кругов,  в  темную  узенькую  улицу,  носившую  название  ѓрЯзной  и  вместе
†идовской, потому что здесь действительно  находились  жиды  почти  со  всей
‚аршавы. ќта улица чрезвычайно походила на вывороченную внутренность заднего
двора. ‘олнце, казалось, не  заходило  сюда  вовсе.  ‘овершенно  почерневшие
деревЯнные домы, со множеством протЯнутых из окон  жердей,  увеличивали  еще
более мрак. €зредка краснела между ними кирпичнаЯ стена,  но  и  та  уже  во
многих  местах  превращалась  совершенно  в  черную.  €ногда  только  вверху
ощекатуренный кусок стены, обхваченный солнцем, блистал нестерпимою длЯ глаз
белизною. ’ут все состоЯло из  сильных  резкостей:  трубы,  трЯпки,  шелуха,
выброшенные разбитые чаны. ‚сЯкий, что только было у него негодного,  швырЯл
на улицу, доставлЯЯ прохожим возможные удобства питать все чувства свои этою
дрЯнью.  ‘идЯщий  на  коне  всадник  чуть-чуть  не  доставал  рукою  жердей,
протЯнутых через улицу из одного дома в другой, на которых висели  жидовские
чулки, коротенькие панталонцы и копченый гусь. €ногда довольно смазливенькое
личико еврейки, убранное потемневшими бусами, выглЯдывало из ветхого окошка.
Ључа жиденков, запачканных, оборванных,  с  курчавыми  волосами,  кричала  и
валЯлась в грЯзи. ђыжий жид, с  веснушками  по  всему  лицу,  делавшими  его
похожим на воробьиное Яйцо, выглЯнул из окна, тотчас заговорил с џнкелем  на
своем тарабарском наречии, и џнкель тотчас въехал в один двор. Џо улице  шел
другой  жид,  остановилсЯ,  вступил  тоже  в  разговор,   и   когда   Ѓульба
выкарабкалсЯ наконец из-под кирпича, он  увидел  трех  жидов,  говоривших  с
большим жаром.
     џнкель обратилсЯ к нему и сказал, что все будет сделано, что его  Ћстап
сидит в городской темнице, и хотЯ трудно уговорить стражей, но, однако ж, он
надеетсЯ доставить ему свидание.
     Ѓульба вошел с тремЯ жидами в комнату.
     †иды начали опЯть говорить между собою на своем непонЯтном Языке. ’арас
поглЯдывал на каждого из них. —то-то,  казалось,  сильно  потрЯсло  его:  на
грубом и  равнодушном  лице  его  вспыхнуло  какое-то  сокрушительное  пламЯ
надежды - надежды той, котораЯ посещает иногда человека в последнем  градусе
отчаЯниЯ; старое сердце его начало сильно битьсЯ, как будто у юноши.
     - ‘лушайте, жиды! - сказал он, и в словах его было что-то восторженное.
- ‚ы всь на  свете  можете  сделать,  выкопаете  хоть  из  дна  морского;  и
пословица давно уже говорит, что  жид  самого  себЯ  украдет,  когда  только
захочет украсть. Ћсвободите мне моего Ћстапа! „айте случай  убежать  ему  от
дьЯвольских рук. ‚от Я этому человеку обещал двенадцать тысЯч червонных, - Я
прибавлЯю еще двенадцать. ‚се, какие у менЯ есть, дорогие кубки и закопанное
в земле золото, хату и последнюю одежду продам и заключу с вами контракт  на
всю жизнь, с тем чтобы все, что ни добуду на войне, делить с вами пополам.
     - Ћ, не можно любезный пан, не можно! - сказал со вздохом џнкель.
     - Ќет, не можно! - сказал другой жид.
     ‚се три жида взглЯнули один на другого.
     - Ђ попробовать? - сказал третий, боЯзливо поглЯдываЯ на двух других, -
может быть, бог даст.
     ‚се три жида заговорили по-немецки. Ѓульба, как ни наострЯл свой  слух,
ничего  не  мог  отгадать;  он  слышал  только  часто   произносимое   слово
"Њардохай", и больше ничего.
     - ‘лушай,  пан!  -  сказал  џнкель,  -  нужно  посоветоватьсЯ  с  таким
человеком, какого еще никогда не было на свете. “-у! то  такой  мудрый,  как
‘оломон; и когда он ничего не сделает, то уж никто на свете не сделает. ‘иди
тут; вот ключ, и не впускай никого!
     †иды вышли на улицу.
     ’арас запер дверь и  смотрел  в  маленькое  окошечко  на  этот  грЯзный
жидовский проспект. ’ри жида остановились посредине улицы и  стали  говорить
довольно азартно; к ним присоединилсЯ скоро четвертый, наконец, и пЯтый.  Ћн
слышал  опЯть   повторЯемое:   "Њардохай,   Њардохай".   †иды   беспрестанно
посматривали в одну сторону улицы; наконец в конце ее из-за одного  дрЯнного
дома показалась нога в жидовском башмаке и  замелькали  фалды  полукафтаньЯ.
"Ђ, Њардохай, Њардохай!" - закричали все  жиды  в  один  голос.  ’ощий  жид,
несколько короче џнкелЯ, но гораздо более покрытый морщинами, с  преогромною
верхнею губою, приблизилсЯ  к  нетерпеливой  толпе,  и  все  жиды  наперерыв
спешили  рассказать  ему,  причем  Њардохай  несколько  раз  поглЯдывал   на
маленькое окошечко, и ’арас  догадывалсЯ,  что  речь  шла  о  нем.  Њардохай
размахивал руками, слушал,  перебивал  речь,  часто  плевал  на  сторону  и,
подымаЯ фалды полукафтаньЯ, засовывал  в  карман  руку  и  вынимал  какие-то
побрЯкушки, причем показывал прескверные свои панталоны.  Ќаконец  все  жиды
поднЯли такой крик, что жид, стоЯвший на стороже, должен  был  дать  знак  к
молчанию, и ’арас уже начал опасатьсЯ за свою безопасность, но,  вспомнивши,
что жиды не могут иначе рассуждать, как на улице, и что их Языка  сам  демон
не поймет, он успокоилсЯ.
     Њинуты две спустЯ жиды вместе вошли в его комнату. Њардохай приблизилсЯ
к ’арасу, потрепал его по плечу и сказал: "Љогда мы да бог захочем  сделать,
то уже будет так, как нужно".
     ’арас поглЯдел на этого ‘оломона,  какого  еще  не  было  на  свете,  и
получил некоторую надежду. „ействительно,  вид  его  мог  внушить  некоторое
доверие: верхнЯЯ губа  у  него  была  просто  страшилище;  толщина  ее,  без
сомнениЯ, увеличилась от посторонних причин. ‚ бороде у этого ‘оломона  было
только пЯтнадцать волосков, и то на левой стороне. Ќа лице у  ‘оломона  было
столько знаков побоев, полученных за удальство, что он, без сомнениЯ,  давно
потерЯл счет им и привык их считать за родимые пЯтна.
     Њардохай  ушел  вместе  с  товарищами,  исполненными  удивлениЯ  к  его
мудрости. Ѓульба осталсЯ один. Ћн был в странном,  небывалом  положении:  он
чувствовал в первый раз в жизни беспокойство. „уша его была  в  лихорадочном
состоЯнии. Ћн не был тот прежний,  непреклонный,  неколебимый,  крепкий  как
дуб; он был малодушен; он был теперь слаб. Ћн вздрагивал при каждом  шорохе,
при каждой новой жидовской фигуре, показывавшейсЯ в  конце  улицы.  ‚  таком
состоЯнии пробыл он, наконец, весь день; не ел,  не  пил,  и  глаза  его  не
отрывались ни на час от небольшого окошка  на  улицу.  Ќаконец  уже  ввечеру
поздно показалсЯ Њардохай и џнкель. ‘ердце ’араса замерло.
     - —то? удачно? - спросил он их с нетерпением дикого конЯ.
     Ќо прежде еще, нежели жиды собрались с духом отвечать,  ’арас  заметил,
что у  ЊардохаЯ  уже  не  было  последнего  локона,  который  хотЯ  довольно
неопрЯтно, но все же вилсЯ кольцами из-под Яломка его. ‡аметно было, что  он
хотел что-то сказать, но наговорил такую дрЯнь, что ’арас ничего  не  понЯл.
„а и сам џнкель прикладывал очень часто руку во рту, как  будто  бы  страдал
простудою.
     - Ћ, любезный пан! - сказал џнкель, - теперь совсем не можно!  …й-богу,
не можно! ’акой нехороший народ, что ему надо на самую голову наплевать. ‚от
и Њардохай скажет. Њардохай делал такое, какого еще не делал ни один человек
на свете; но бог не захотел, чтобы так было.  ’ри  тысЯчи  войска  стоЯт,  и
завтра их всех будут казнить.
     ’арас глЯнул в глаза жидам, но уже без нетерпениЯ и гнева.
     - Ђ если пан хочет видетьсЯ, то завтра нужно  рано,  так  чтобы  еще  и
солнце не всходило. —асовые соглашаютсЯ, и один левентарь  обещалсЯ.  ’олько
пусть им не будет на том свете счастьЯ! Ћй, вей мир! —то  это  за  корыстный
народ! € между  нами  таких  нет:  пЯтьдесЯт  червонцев  Я  дал  каждому,  а
левентарю...
     - •орошо. ‚еди  менЯ  к  нему!  -  произнес  ’арас  решительно,  и  всЯ
твердость возвратилась в его душу.
     Ћн согласилсЯ на предложение  џнкелЯ  переодетьсЯ  иностранным  графом,
приехавшим  из  немецкой  земли,  длЯ  чего  платье   уже   успел   припасти
дальновидный жид.  Ѓыла  уже  ночь.  •озЯин  дома,  известный  рыжий  жид  с
веснушками, вытащил тощий тюфЯк, накрытый какою-то рогожею, и разостлал  его
на лавке длЯ Ѓульбы. џнкель лег на полу на таком же тюфЯке. ђыжий жид  выпил
небольшую чарочку какой-то настойки, скинул  полукафтанье  и,  сделавшись  в
своих чулках и башмаках несколько похожим на цыпленка,  отправилсЯ  с  своею
жидовкой во что-то похожее на шкаф. „вое жиденков, как две домашние собачки,
легли на полу возле шкафа. Ќо ’арас не спал; он сидел  неподвижен  и  слегка
барабанил пальцами по столу; он держал  во  рту  люльку  и  пускал  дым,  от
которого жид спросоньЯ чихал и заворачивал в  одеЯло  свой  нос.  …два  небо
успело тронутьсЯ бледным предвестием зари, он уже толкнул ногою џнкелЯ.
     - ‚ставай, жид, и давай твою графскую одежду.
     ‚ минуту оделсЯ он; вычернил усы, брови, надел на темЯ маленькую темную
шапочку, - и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его.  Џо
виду ему казалось не более тридцати пЯти лет. ‡доровый румЯнец играл на  его
щеках, и самые рубцы придавали ему что-то  повелительное.  Ћдежда,  убраннаЯ
золотом, очень шла к нему.
     “лицы еще спали. Ќи одно меркантильное существо еще не  показывалось  в
городе с коробкою в руках. Ѓульба и џнкель пришли к строению,  имевшему  вид
сидЯщей цапли. Ћно было низкое, широкое, огромное, почерневшее,  и  с  одной
стороны его выкидывалась, как шеЯ  аиста,  длиннаЯ  узкаЯ  башнЯ,  на  верху
которой  торчал  кусок  крыши.  ќто  строение  отправлЯло  множество  разных
должностей: тут были и казармы, и тюрьмы, и даже уголовный суд. Ќаши путники
вошли в ворота и очутились среди пространной залы, или крытого двора.  Ћколо
тысЯчи человек спали  вместе.  ЏрЯмо  шла  низенькаЯ  дверь,  перед  которой
сидевшие двое часовых играли в какую-то игру, состоЯвшую  в  том,  что  один
другого бил  двумЯ  пальцами  по  ладони.  Ћни  мало  обратили  вниманиЯ  на
пришедших и поворотили головы только тогда, когда џнкель сказал:
     - ќто мы; слышите, паны? это мы.
     - ‘тупайте! - говорил один из них, отворЯЯ одною рукою дверь, а  другую
подставлЯЯ своему товарищу длЯ принЯтиЯ от него ударов.
     Ћни вступили в коридор, узкий и темный, который опЯть привел их в такую
же залу с маленькими окошками вверху.
     - Љто идет? - закричало несколько голосов; и  ’арас  увидел  порЯдочное
количество гайдуков в полном вооружении. - Ќам никого не велено пускать.
     - ќто мы! - кричал џнкель. - …й-богу, мы, Ясные паны.
     Ќо никто не хотел слушать. Љ счастию,  в  это  времЯ  подошел  какой-то
толстЯк, который по всем приметам казалсЯ начальником,  потому  что  ругалсЯ
сильнее всех.
     - Џан, это ж мы, вы уже знаете нас, и пан граф еще будет благодарить.
     - Џропустите, сто дьЯблов чертовой матке! € больше никого не  пускайте!
„а саблей чтобы никто не скидал и не собачилсЯ на полу...
     ЏродолжениЯ красноречивого приказа уже не слышали наши путники.
     - ќто мы... это Я... это свои! - говорил џнкель, встречаЯсь со всЯким.
     - Ђ что, можно теперь? -  спросил  он  одного  из  стражей,  когда  они
наконец подошли к тому месту, где коридор уже оканчивалсЯ.
     - Њожно; только не знаю, пропустЯт ли вас в самую  тюрьму.  ’еперь  уже
нет џна: вместо его стоит другой, - отвечал часовой.
     - Ђй, ай! - произнес тихо жид. - ќто скверно, любезный пан!
     - ‚еди! - произнес упрЯмо ’арас.
     †ид повиновалсЯ.
     “ дверей подземельЯ, оканчивавшихсЯ  кверху  острием,  стоЯл  гайдук  с
усами в три Яруса. ‚ерхний Ярус усов шел назад, другой прЯмо вперед,  третий
вниз, что делало его очень похожим на кота.
     †ид съежилсЯ в три погибели и почти боком подошел к нему:
     - ‚аша Ясновельможность! џсновельможный пан!
     - ’ы, жид, это мне говоришь?
     - ‚ам, Ясновельможный пан!
     - ѓм... Ђ Я просто гайдук! - сказал трехъЯрусный усач  с  повеселевшими
глазами.
     - Ђ Я, ей-богу, думал, что это сам воевода. Ђй, ай, ай!..  -  при  этом
жид покрутил головою и расставил пальцы. - Ђй, какой  важный  вид!  …й-богу,
полковник, совсем полковник! ‚от еще бы только  на  палец  прибавить,  то  и
полковник! Ќужно бы пана посадить на жеребца, такого скорого, как муха, да и
пусть муштрует полки!
     ѓайдук поправил нижний Ярус усов своих,  причем  глаза  его  совершенно
развеселились.
     - —то за народ военный! - продолжал жид. - Ћх, вей мир,  что  за  народ
хороший! нурочки, блЯшечки... ’ак от них блестит, как от солнца;  а  цурки,
где только увидЯт военных... ай, ай!..
     †ид опЯть покрутил головою.
     ѓайдук завил рукою верхние усы и пропустил сквозь зубы звук,  несколько
похожий на лошадиное ржание.
     - Џрошу пана оказать услугу! - произнес жид, -  вот  кнЯзь  приехал  из
чужого краЯ, хочет посмотреть на козаков. Ћн еще сроду не видел, что это  за
народ козаки.
     ЏоЯвление  иностранных  графов  и  баронов  было  в   Џольше   довольно
обыкновенно: они часто были завлекаемы единственно  любопытством  посмотреть
этот почти полуазиатский угол …вропы: Њосковию и “крайну  они  почитали  уже
находЯщимисЯ в Ђзии. € потому гайдук,  поклонившись  довольно  низко,  почел
приличным прибавить несколько слов от себЯ.
     - џ не знаю, ваша Ясновельможность, - говорил он, - зачем  вам  хочетсЯ
смотреть их. ќто собаки, а не люди.  €  вера  у  них  такаЯ,  что  никто  не
уважает.
     - ‚решь ты, чертов сын! - сказал Ѓульба. - ‘ам ты собака! Љак ты смеешь
говорить, что нашу веру не уважают? ќто вашу еретическую веру не уважают!
     -ќге-ге! - сказал гайдук. - Ђ Я знаю, приЯтель, ты кто: ты сам из  тех,
которые уже сидЯт у менЯ. Џостой же, Я позову сюда наших.
     ’арас увидел свою неосторожность, но упрЯмство и  досада  помешали  ему
подумать о том, как бы исправить ее. Љ счастию, џнкель в ту же минуту  успел
подвернутьсЯ.
     - џсновельможный пан! как же можно, чтобы граф да был козак? Ђ если  бы
он был козак, то где бы он достал такое платье и такой вид графский!
     - ђассказывай себе!.. - € гайдук уже растворил было широкий  рот  свой,
чтобы крикнуть.
     - ‚аше королевское величество! молчите, молчите, ради бога! -  закричал
џнкель. - Њолчите! Њы уж вам за это заплатим  так,  как  еще  никогда  и  не
видели: мы дадим вам два золотых червонца.
     - ќге! „ва червонца! „ва червонца мне нипочем:  Я  цирюльнику  даю  два
червонца за то, чтобы мне  только  половину  бороды  выбрил.  ‘то  червонных
давай, жид! - ’ут  гайдук  закрутил  верхние  усы.  -  Ђ  как  не  дашь  ста
червонных, сейчас закричу!
     - € на что бы так много! - горестно сказал побледневший жид, развЯзываЯ
кожаный мешок свой; но он счастлив был, что в его кошельке не было  более  и
что гайдук далее ста не умел считать. -  Џан,  пан!  уйдем  скорее!  ‚идите,
какой тут нехороший народ! - сказал џнкель, заметивши, что гайдук  перебирал
на руке деньги, как бы жалеЯ о том, что не запросил более.
     - —то ж ты, чертов гайдук, - сказал Ѓульба, деньги взЯл, а  показать  и
не думаешь? Ќет, ты должен показать. “ж  когда  деньги  получил,  то  ты  не
вправе теперь отказать.
     - ‘тупайте, ступайте к дьЯволу! а не то Я сию минуту дам знать,  и  вас
тут... “носите ноги, говорю Я вам, скорее!
     - Џан! пан! пойдем! …й-богу, пойдем! –ур им! Џусть им приснитсЯ  такое,
что плевать нужно, - кричал бедный џнкель.
     Ѓульба медленно, потупив голову, оборотилсЯ и шел  назад,  преследуемый
укорами џнкелЯ, которого ела грусть при мысли о даром потерЯнных червонцах.
     - € на что бы трогать? Џусть бы, собака, бранилсЯ! ’о уже такой  народ,
что не может не бранитьсЯ! Ћх, вей мир, какое счастие  посылает  бог  людЯм!
‘то червонцев за то только, что прогнал нас!  Ђ  наш  брат:  ему  и  пейсики
оборвут, и из морды сделают такое, что и глЯдеть не можно, а никто  не  даст
ста червонных. Ћ, боже мой! боже милосердый!
     Ќо неудача эта гораздо более имела влиЯниЯ на  Ѓульбу;  она  выражалась
пожирающим пламенем в его глазах.
     - Џойдем! - сказал он вдруг, как бы встрЯхнувшись. - Џойдем на площадь.
џ хочу посмотреть, как его будут мучить.
     - Ћй, пан! зачем ходить? ‚едь нам этим не помочь уже.
     - Џойдем! - упрЯмо сказал Ѓульба, и жид, как  нЯнька,  вздыхаЯ,  побрел
вслед за ним.
     Џлощадь, на которой долженствовала производитьсЯ казнь,  нетрудно  было
отыскать: народ валил туда со  всех  сторон.  ‚  тогдашний  грубый  век  это
составлЯло одно из занимательнейших зрелищ не только длЯ  черни,  но  и  длЯ
высших классов. Њножество старух, самых набожных, множество молодых  девушек
и женщин, самых трусливых, которым после всю  ночь  грезились  окровавленные
трупы, которые кричали спросоньЯ  так  громко,  как  только  может  крикнуть
пьЯный гусар, не пропускали, однако же, случаЯ полюбопытствовать. "Ђх, какое
мученье!" - кричали из них многие с истерическою лихорадкою, закрываЯ  глаза
и отворачиваЯсь; однако же простаивали иногда довольное времЯ. €ной,  и  рот
разинув, и руки вытЯнув вперед, желал бы  вскочить  всем  на  головы,  чтобы
оттуда посмотреть повиднее. €з толпы узких, небольших и  обыкновенных  голов
высовывал свое толстое лицо мЯсник, наблюдал весь процесс с видом знатока  и
разговаривал односложными словами с  оружейным  мастером,  которого  называл
кумом, потому что в праздничный день напивалсЯ с ним  в  одном  шинке.  €ные
рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но большаЯ часть  была  таких,
которые на весь мир и на все, что ни случаетсЯ  в  свете,  смотрЯт,  ковырЯЯ
пальцем в своем носу. Ќа переднем плане, возле  самых  усачей,  составлЯвших
городовую гвардию, стоЯл молодой шлЯхтич или казавшийсЯ шлЯхтичем, в военном
костюме, который надел на себЯ решительно все, что у него ни было,  так  что
на его квартире оставалась только изодраннаЯ рубашка да старые  сапоги.  „ве
цепочки, одна сверх другой, висели у него на  шее  с  каким-то  дукатом.  Ћн
стоЯл с коханкою своею, ћзысею, и беспрестанно оглЯдывалсЯ, чтобы кто-нибудь
не замарал ее шелкового платьЯ. Ћн ей растолковал совершенно  все,  так  что
уже решительно не можно было ничего прибавить. "‚от это,  душечка  ћзысЯ,  -
говорил он, - весь народ, что вы видите, пришел затем, чтобы посмотреть, как
будут казнить преступников. Ђ вот тот, душечка, что,  вы  видите,  держит  в
руках секиру и другие инструменты, - то палач, и он  будет  казнить.  €  как
начнет колесовать и другие делать муки, то преступник еще будет жив;  а  как
отрубЯт голову, то он, душечка, тотчас  и  умрет.  Џрежде  будет  кричать  и
двигатьсЯ, но как только  отрубЯт  голову,  тогда  ему  не  можно  будет  ни
кричать, ни есть, ни пить, оттого что у него, душечка, уже больше  не  будет
головы". € ћзысЯ все это слушала со страхом и любопытством. Љрыши домов были
усеЯны народом. €з слуховых окон выглЯдывали престранные рожи  в  усах  и  в
чем-то  похожем  на  чепчики.   Ќа   балконах,   под   балдахинами,   сидело
аристократство. •орошенькаЯ ручка смеющейсЯ, блистающей,  как  белый  сахар,
панны держалась за перила. џсновельможные паны, довольно плотные, глЯдели  с
важным видом. •олоп, в блестЯщем  убранстве,  с  откидными  назад  рукавами,
разносил тут же разные напитки и съестное. —асто шалуньЯ с черными  глазами,
схвативши светлою ручкою своею пирожное  и  плоды,  кидала  в  народ.  ’олпа
голодных рыцарей подставлЯла наподхват свои шапки,  и  какой-нибудь  высокий
шлЯхтич, высунувшийсЯ из толпы своею головою, в полинЯлом красном кунтуше  с
почерневшими золотыми шнурками, хватал первый с помощию длинных рук, целовал
полученную добычу, прижимал ее к сердцу и потом клал в рот. ‘окол,  висевший
в золотой клетке под балконом, был также зрителем: перегнувши  набок  нос  и
поднЯвши лапу, он с своей стороны рассматривал также внимательно  народ.  Ќо
толпа вдруг зашумела, и со всех сторон раздались голоса: "‚едут...  ведут!..
козаки!.."
     Ћни шли с открытыми головами, с длинными  чубами;  бороды  у  них  были
отпущены. Ћни шли не боЯзливо, не угрюмо, но с какою-то тихою горделивостию;
их  платьЯ  из  дорогого  сукна  износились  и  болтались  на  них   ветхими
лоскутьЯми; они не глЯдели и не кланЯлись народу. ‚переди всех шел Ћстап.
     —то почувствовал старый ’арас, когда увидел  своего  Ћстапа?  —то  было
тогда в его сердце? Ћн глЯдел на него из  толпы  и  не  проронил  ни  одного
движениЯ его. Ћни приблизились уже к лобному месту. Ћстап  остановилсЯ.  …му
первому приходилось выпить эту тЯжелую чашу. Ћн глЯнул на своих, поднЯл руку
вверх и произнес громко:
     - „ай же, боже, чтобы все, какие тут ни  стоЯт  еретики,  не  услышали,
нечестивые, как мучитсЯ христианин! чтобы ни один из  нас  не  промолвил  ни
одного слова!
     Џосле этого он приблизилсЯ к эшафоту.
     - „обре, сынку, добре! - сказал тихо Ѓульба  и  уставил  в  землю  свою
седую голову.
     Џалач сдернул с него ветхие лохмотьЯ; ему увЯзали руки и ноги в нарочно
сделанные станки, и... Ќе будем смущать читателей картиною  адских  мук,  от
которых дыбом  поднЯлись  бы  их  волоса.  Ћни  были  порождение  тогдашнего
грубого, свирепого века, когда человек вел еще кровавую жизнь одних воинских
подвигов и закалилсЯ в ней душою, не чуЯ человечества.  Ќапрасно  некоторые,
немногие, бывшие исключениЯми из века,  ЯвлЯлись  противниками  сих  ужасных
мер.  Ќапрасно  король  и  многие  рыцари,  просветленные  умом   и   душой,
представлЯли, что подобнаЯ жестокость наказаний может только разжечь  мщение
козацкой нации. Ќо власть королЯ и умных мнений была ничто перед беспорЯдком
и дерзкой волею государственных  магнатов,  которые  своею  необдуманностью,
непостижимым  отсутствием  всЯкой  дальновидности,  детским   самолюбием   и
ничтожною гордостью превратили сейм в сатиру  на  правление.  Ћстап  выносил
терзаниЯ и пытки, как исполин. Ќи крика, ни стону не было слышно даже тогда,
когда стали перебивать ему на руках и ногах кости, когда  ужасный  хрЯск  их
послышалсЯ  среди  мертвой  толпы  отдаленными  зрителЯми,   когда   панЯнки
отворотили глаза свои, - ничто, похожее на стон, не вырвалось из уст его, не
дрогнулось лицо его. ’арас стоЯл в толпе, потупив голову и  в  то  же  времЯ
гордо приподнЯв очи, и одобрительно только говорил: "„обре, сынку, добре!"
     Ќо когда подвели его к последним смертным мукам, - казалось, как  будто
стала подаватьсЯ  его  сила.  €  повел  он  очами  вокруг  себЯ:  боже,  всь
неведомые, всь чужие лица! •оть бы кто-нибудь из близких  присутствовал  при
его смерти! Ћн не хотел бы слышать рыданий и сокрушениЯ  слабой  матери  или
безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей  себЯ  в  белые  груди;
хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил
его и утешил при кончине. € упал он силою и воскликнул в душевной немощи:
     - Ѓатько! где ты! ‘лышишь ли ты?
     - ‘лышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и  весь  миллион  народа  в
одно времЯ вздрогнул.
     —асть военных всадников бросилась заботливо рассматривать толпы народа.
џнкель побледнел как смерть, и когда всадники немного отдалились от него, он
со страхом оборотилсЯ назад, чтобы взглЯнуть на ’араса; но ’араса уже  возле
него не было: его и след простыл.


        XII

     ЋтыскалсЯ след ’арасов. ‘то двадцать тысЯч козацкого войска  показалось
на границах “крайны. ќто уже не была какаЯ-нибудь  малаЯ  часть  или  отрЯд,
выступивший на добычу или на угон за татарами. Ќет, поднЯлась всЯ нациЯ, ибо
переполнилось терпение народа, - поднЯлась отмстить за посмеЯнье прав своих,
за позорное унижение своих нравов, за оскорбление  веры  предков  и  свЯтого
обычаЯ,  за  посрамление  церквей,  за  бесчинства  чужеземных   панов,   за
угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской  земле
- за все, что копило и сугубило с давних времен суровую  ненависть  козаков.
Њолодой,  но  сильный  духом  гетьман  Ћстраница  предводил  всею  несметною
козацкою силою. ‚озле был виден престарелый, опытный товарищ его и советник,
ѓунЯ. ‚осемь полковников  вели  двенадцатитысЯчные  полки.  „ва  генеральные
есаула  и  генеральный  бунчужный  ехали  вслед  за  гетьманом.  ѓенеральный
хорунжий предводил главное знамЯ; много других хоругвей и знамен развевалось
вдали; бунчуковые товарищи несли бунчуки.  Њного  также  было  других  чинов
полковых: обозных, войсковых товарищей, полковых писарей и с  ними  пеших  и
конных отрЯдов; почти столько же, сколько было рейстровых козаков, набралось
охочекомонных  и  вольных.  Ћтвсюду  поднЯлись  козаки:  от   —игирина,   от
ЏереЯслава, от Ѓатурина, от ѓлухова, от низовой  стороны  днепровской  и  от
всех его верховий и островов.  Ѓез  счету  кони  и  несметные  таборы  телег
тЯнулись по полЯм. € между теми-то  козаками,  между  теми  восьмью  полками
отборнее всех был один полк, и полком тем предводил ’арас Ѓульба. ‚се давало
ему перевес пред другими: и преклонные лета, и опытность, и  уменье  двигать
своим войском, и сильнейшаЯ всех ненависть  к  врагам.  „аже  самим  козакам
казалась чрезмерною его беспощаднаЯ свирепость и жестокость. ’олько огонь да
виселицу определЯла седаЯ голова его, и совет его в войсковом  совете  дышал
только одним истреблением.
     Ќечего  описывать  всех  битв,  где  показали  себЯ  козаки,  ни  всего
постепенного хода кампании: все это внесено в летописные страницы. €звестно,
какова в ђусской земле война, поднЯтаЯ  за  веру:  нет  силы  сильнее  веры.
Ќепреоборима и грозна она, как  нерукотворнаЯ  скала  среди  бурного,  вечно
изменчивого морЯ. €з самой средины  морского  дна  возносит  она  к  небесам
непроломные свои стены, всЯ созданнаЯ из одного цельного,  сплошного  камнЯ.
Ћтвсюду видна она и глЯдит прЯмо в очи мимобегущим волнам. €  горе  кораблю,
который нанесетсЯ на нее! ‚  щепы  летЯт  бессильные  его  снасти,  тонет  и
ломитсЯ в прах  все,  что  ни  есть  на  них,  и  жалким  криком  погибающих
оглашаетсЯ пораженный воздух.
     ‚  летописных  страницах  изображено  подробно,  как  бежали   польские
гарнизоны  из  освобождаемых  городов;  как  были  перевешаны   бессовестные
арендаторы-жиды;  как  слаб  был  коронный  гетьман   Ќиколай   Џотоцкий   с
многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы;  как,  разбитый,
преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как
облегли его в небольшом местечке Џолонном  грозные  козацкие  полки  и  как,
приведенный  в  крайность,  польский   гетьман   клЯтвенно   обещал   полное
удовлетворение во всем со стороны королЯ и государственных чинов и возвраще-
ние всех прежних  прав  и  преимуществ.  Ќо  не  такие  были  козаки,  чтобы
поддатьсЯ на то: знали они уже, что такое польскаЯ  клЯтва.  €  Џотоцкий  не
красовалсЯ бы  больше  на  шеститысЯчном  своем  аргамаке,  привлекаЯ  взоры
знатных панн и зависть дворЯнства, не шумел бы на сеймах, задаваЯ  роскошные
пиры сенаторам, если бы  не  спасло  его  находившеесЯ  в  местечке  русское
духовенство. Љогда вышли навстречу все попы в светлых  золотых  ризах,  несЯ
иконы и кресты, и впереди сам архиерей с  крестом  в  руке  и  в  пастырской
митре, преклонили козаки все свои головы и снЯли шапки. Ќикого не уважили бы
они на ту пору, ниже' самого королЯ, но против своей церкви христианской  не
посмели и уважили свое духовенство. ‘огласилсЯ гетьман вместе с полковниками
отпустить Џотоцкого, взЯвши с него клЯтвенную присЯгу  оставить  на  свободе
все христианские церкви, забыть старую вражду и не  наносить  никакой  обиды
козацкому воинству. Ћдин только полковник не согласилсЯ на  такой  мир.  ’от
один был ’арас. ‚ырвал он клок волос из головы своей и вскрикнул:
     - ќй, гетьман и полковники! не сделайте такого бабьего дела! не  верьте
лЯхам: продадут псЯюхи!
     Љогда же полковой писарь подал условие и гетьман приложил свою властную
руку, он снЯл с себЯ чистый булат,  дорогую  турецкую  саблю  из  первейшего
железа, разломил ее надвое, как трость,  и  кинул  врозь,  далеко  в  разные
стороны оба конца, сказав:
     - Џрощайте же! Љак двум концам сего палаша не соединитьсЯ в одно  и  не
составить одной сабли, так и нам,  товарищи,  больше  не  видатьсЯ  на  этом
свете. ЏомЯните же прощальное мое слово (при  сем  слове  голос  его  вырос,
подымалсЯ выше, принЯл неведомую силу, -  и  смутились  все  от  пророческих
слов): перед  смертным  часом  своим  вы  вспомните  менЯ!  „умаете,  купили
спокойствие  и  мир;  думаете,  пановать  станете?  Ѓудете  пановать  другим
панованьем: сдерут  с  твоей  головы,  гетьман,  кожу,  набьют  ее  гречаною
половою, и долго будут видеть ее по всем Ярмаркам! Ќе удержите и  вы,  паны,
голов своих! Џропадете в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если
вас, как баранов, не сварЯт всех живыми в котлах!
     - Ђ вы, хлопцы! - продолжал он, оборотившись к  своим,  -  кто  из  вас
хочет умирать своею смертью - не по запечьЯм и бабьим лежанкам,  не  пьЯными
под забором у шинка, подобно всЯкой падали, а честной,  козацкой  смертью  -
всем на одной постеле,  как  жених  с  невестою?  €ли,  может  быть,  хотите
воротитьсЯ домой, да оборотитьсЯ в недоверков, да  возить  на  своих  спинах
польских ксендзов?
     - ‡а тобою, пане полковнику! ‡а тобою! - вскрикнули все, которые были в
’арасовом полку; и к ним перебежало немало других.
     - Ђ коли за мною, так за мною же! - сказал ’арас,  надвинул  глубже  на
голову себе шапку, грозно взглЯнул на всех остававшихсЯ, оправилсЯ  на  коне
своем и крикнул своим: - Ќе попрекнет же никто  нас  обидной  речью!  Ђ  ну,
гайда, хлопцы, в гости к католикам!
     € вслед за тем ударил он по коню, и  потЯнулсЯ  за  ним  табор  из  ста
телег, и с ними много было козацких конников и пехоты, и, оборотЯсь,  грозил
взором всем остававшимсЯ, и гневен был взор его. Ќикто не посмел  остановить
их. ‚ виду всего воинства уходил полк, и долго еще оборачивалсЯ ’арас и  все
грозил.
     ‘мутны стоЯли гетьман и полковники, задумалисЯ все и молчали долго, как
будто теснимые каким-то тЯжелым предвестием. Ќедаром провещал ’арас: так все
и сбылось, как  он  провещал.  Ќемного  времени  спустЯ,  после  вероломного
поступка под Љаневом, вздернута  была  голова  гетьмана  на  кол  вместе  со
многими из первейших сановников.
     Ђ что же ’арас? Ђ ’арас гулЯл по всей  Џольше  с  своим  полком,  выжег
восемнадцать местечек, близ сорока костелов и уже доходил до Љракова.  Њного
избил  он  всЯкой  шлЯхты,  разграбил  богатейшие  земли  и  лучшие   замки;
распечатали и поразливали по земле козаки  вековые  меды  и  вина,  сохранно
сберегавшиесЯ в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна,  одежды
и утвари, находимые в кладовых.  "Ќичего  не  жалейте!"  -  повторЯл  только
’арас. Ќе уважали козаки чернобровых панЯнок, белогрудых, светлоликих девиц;
у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их ’арас вместе  с  алтарЯми.
Ќе  одни  белоснежные  руки  подымались  из  огнистого  пламени  к  небесам,
сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самаЯ сыраЯ землЯ
и степоваЯ трава поникла бы от жалости долу. Ќо не внимали  ничему  жестокие
козаки и, поднимаЯ копьЯми с улиц младенцев их, кидали к  ним  же  в  пламЯ.
"ќто вам, вражьи лЯхи, поминки по Ћстапе!" - приговаривал  только  ’арас.  €
такие поминки по  Ћстапе  отправлЯл  он  в  каждом  селении,  пока  польское
правительство  не  увидело,  что  поступки   ’араса   были   побольше,   чем
обыкновенное разбойничество, и тому же  самому  Џотоцкому  поручено  было  с
пЯтью полками поймать непременно ’араса.
     есть дней уходили козами проселочными дорогами от всех  преследований;
едва выносили кони необыкновенное бегство и спасали казаков. Ќо Џотоцкий  на
сей раз был достоин возложенного поручениЯ; неутомимо преследовал  он  их  и
настиг  на  берегу  „нестра,  где  Ѓульба  занЯл  длЯ  роздыха   оставленную
развалившуюсЯ крепость.
     Ќад самой кручей у „нестра-реки виднелась она своим оборванным валом  и
своими развалившимисЯ останками стен. ™ебнем и разбитым кирпичом усеЯна была
верхушка утеса, готоваЯ всЯкую минуту сорватьсЯ и слететь  вниз.  ’ут-то,  с
двух сторон, прилеглых к  полю,  обступил  его  коронный  гетьман  Џотоцкий.
—етыре дни бились и боролись козаки, отбиваЯсь  кирпичами  и  каменьЯми.  Ќо
истощились запасы и силы, и решилсЯ ’арас пробитьсЯ сквозь рЯды. € пробились
было уже козаки, и, может быть, еще раз послужили бы им верно быстрые  кони,
как вдруг среди самого бегу остановилсЯ ’арас  и  вскрикнул:  "‘той!  выпала
люлька с табаком; не хочу,  чтобы  и  люлька  досталась  вражьим  лЯсам!"  €
нагнулсЯ старый атаман и стал отыскивать в  траве  свою  люльку  с  табаком,
неотлучную сопутницу на морЯх, и на  суше,  и  в  походах,  и  дома.  Ђ  тем
временем набежала вдруг ватага и схватила его под  могучие  плечи.  „винулсЯ
было он всеми членами, но уже не посыпались на  землю,  как  бывало  прежде,
схватившие его гайдуки. "ќх, старость, старость!" - сказал  он,  и  заплакал
дебелый старый козак. Ќо не старость была виною: сила одолела силу. Њало  не
тридцать человек повисло у него по рукам и по  ногам.  "Џопалась  ворона!  -
кричали лЯхи. - ’еперь нужно только придумать, какую бы ему, собаке,  лучшую
честь воздать". € присудили, с гетьманского разрешеньЯ, спечь его  живого  в
виду всех. ’ут же стоЯло нагое  дерево,  вершину  которого  разбило  громом.
ЏритЯнули его железными цепЯми к древесному стволу, гвоздем прибили ему руки
и, приподнЯв его повыше, чтобы отовсюду был виден козак,  принЯлись  тут  же
раскладывать под деревом костер. Ќо не на костер глЯдел ’арас, не об огне он
думал, которым собирались жечь его; глЯдел он, сердечный, в ту сторону,  где
отстреливались козаки: ему с высоты все было видно как на ладони.
     - ‡анимайте, хлопцы, занимайте скорее, - кричал он,  -  горку,  что  за
лесом: туда не подступЯт они!
     Ќо ветер не донес его слов.
     - ‚от, пропадут, пропадут ни за что! - говорил он отчаЯнно  и  взглЯнул
вниз,  где  сверкал  „нестр.  ђадость  блеснула  в  очах  его.   Ћн   увидел
выдвинувшиесЯ из-за кустарника четыре кормы, собрал всю силу голоса и  зычно
закричал:
     - Љ берегу! к  берегу,  хлопцы!  ‘пускайтесь  подгорной  дорожкой,  что
налево. “ берега стоЯт челны, все забирайте, чтобы не было погони!
     Ќа этот раз ветер дунул с другой стороны, и  все  слова  были  услышаны
козаками. Ќо за такой совет досталсЯ ему  тут  же  удар  обухом  по  голове,
который переворотил все в глазах его.
     Џустились козаки во всю  прыть  подгорной  дорожкой;  а  уж  погонЯ  за
плечами. ‚идЯт: путаетсЯ  и  загибаетсЯ  дорожка  и  много  дает  в  сторону
извивов. "Ђ, товарищи! не куды пошло!" - сказали все, остановились  на  миг,
поднЯли свои нагайки, свистнули - и татарские их кони, отделившись от земли,
распластавшись в воздухе, как змеи, перелетели через пропасть  и  бултыхнули
прЯмо в „нестр. „вое только не  достали  до  реки,  грЯнулись  с  вышины  об
каменьЯ, пропали там навеки с конЯми, даже не успевши издать крика. Ђ козаки
уже плыли с  конЯми  в  реке  и  отвЯзывали  челны.  Ћстановились  лЯхи  над
пропастью, дивЯсь неслыханному козацкому делу и думаЯ:  прыгать  ли  им  или
нет? Ћдин молодой полковник, живаЯ, горЯчаЯ кровь,  родной  брат  прекрасной
полЯчки, обворожившей бедного ЂндриЯ, не подумал долго и  бросилсЯ  со  всех
сил с конем за козаками: перевернулсЯ три раза в воздухе  с  конем  своим  и
прЯмо  грЯнулсЯ  на  острые  утесы.  ‚  куски  изорвали  его  острые  камни,
пропавшего среди пропасти, и мозг его, смешавшись с кровью, обрызгал  росшие
по неровным стенам провала кусты.
     Љогда очнулсЯ ’арас Ѓульба от удара и глЯнул на „нестр, уже козаки были
на челнах и гребли веслами; пули сыпались на них сверху, но не доставали.  €
вспыхнули радостные очи у старого атамана.
     - Џрощайте, товарищи! -  кричал  он  им  сверху.  -‚споминайте  менЯ  и
будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погулЯйте! —то, взЯли,
чертовы лЯхи? „умаете, есть что-нибудь на свете,  чего  бы  побоЯлсЯ  козак?
Џостойте же, придет времЯ, будет времЯ, узнаете вы, что  такое  православнаЯ
русскаЯ вера! “же и теперь чуют дальние  и  близкие  народы:  подымаетсЯ  из
ђусской земли свой царь, и не будет в мире силы, котораЯ  бы  не  покорилась
ему!..
     Ђ уже огонь подымалсЯ над к