        Ќиколай ‚асильевич ѓоголь. Ќевский проспект

---------------------------------------------------------------
  Ћригинал текста: в Џубличной электронной библиотеке …вгениЯ Џескина і http://www.online.ru/sp/eel/russian/
---------------------------------------------------------------

     Ќет ничего лучше Ќевского проспекта, по крайней мере в Џетербурге;  длЯ
него он составлЯет все. —ем не блестит эта улица - красавица нашей  столицы!
џ знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей  не  променЯет  на  все
блага Ќевского проспекта. Ќе только кто имеет двадцать  пЯть  лет  от  роду,
прекрасные усы  и  удивительно  сшитый  сюртук,  но  даже  тот,  у  кого  на
подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебрЯное блюдо, и
тот в восторге от Ќевского проспекта. Ђ дамы! Ћ, дамам  еще  больше  приЯтен
Ќевский проспект. „а и кому же  он  не  приЯтен?  …два  только  взойдешь  на
Ќевский проспект, как уже пахнет одним гулЯньем. •отЯ бы  имел  какое-нибудь
нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь  о  всЯком
деле. ‡десь единственное место, где показываютсЯ люди не  по  необходимости,
куда не загнала их  надобность  и  меркантильный  интерес,  объемлющий  весь
Џетербург. ЉажетсЯ, человек, встреченный на Ќевском проспекте, менее эгоист,
нежели в Њорской,  ѓороховой,  ‹итейной,  Њещанской  и  других  улицах,  где
жадность и корысть, и надобность выражаютсЯ на идущих и летЯщих в каретах  и
на дрожках. Ќевский проспект есть всеобщаЯ  коммуникациЯ  Џетербурга.  ‡десь
житель Џетербургской или ‚ыборгской  части,  несколько  лет  не  бывавший  у
своего приЯтелЯ на Џесках или у Њосковской заставы, может быть  уверен,  что
встретитсЯ с ним непременно. Ќикакой адрес-календарь и справочное  место  не
доставЯт такого верного известиЯ, как Ќевский проспект.  ‚семогущий  Ќевский
проспект! …динственное развлечение бедного на гулЯнье Џетербурга! Љак  чисто
подметены его тротуары, и, боже, сколько ног оставило на нем следы  свои!  €
неуклюжий грЯзный сапог отставного солдата, под тЯжестью которого,  кажетсЯ,
трескаетсЯ  самый  гранит,  и  миниатюрный,  легкий,   как   дым,   башмачок
молоденькой дамы, оборачивающей свою головку к блестЯщим окнам магазина, как
подсолнечник к солнцу, и  гремЯщаЯ  саблЯ  исполненного  надежд  прапорщика,
проводЯщаЯ по нем резкую царапину, - все вымещает на нем могущество силы или
могущество слабости.  ЉакаЯ  быстраЯ  совершаетсЯ  на  нем  фантасмагориЯ  в
течение одного только днЯ! ‘колько  вытерпит  он  перемен  в  течение  одних
суток! Ќачнем с самого раннего утра, когда весь Џетербург  пахнет  горЯчими,
только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных  платьЯх  и
салопах, совершающими свои наезды на церкви и на  сострадательных  прохожих.
’огда Ќевский проспект пуст: плотные содержатели магазинов и  их  комми  еще
спЯт в своих голландских рубашках или мылЯт свою  благородную  щеку  и  пьют
кофей; нищие собираютсЯ у дверей кондитерских, где сонный ганимед,  летавший
вчера, как муха, с шоколадом, вылезает, с метлой в  руке,  без  галстука,  и
швырЯет им черствые пироги и  объедки.  Џо  улицам  плететсЯ  нужный  народ:
иногда  переходЯт  ее  русские  мужики,  спешащие  на  работу,  в   сапогах,
запачканных  известью,  которых  и  …катерининский  канал,  известный  своею
чистотою, не в состоЯнии бы был обмыть. ‚ это времЯ  обыкновенно  неприлично
ходить дамам, потому что русский  народ  любит  изъЯснЯтьсЯ  такими  резкими
выражениЯми, каких они, верно, не  услышат  даже  в  театре.  €ногда  сонный
чиновник проплететсЯ с портфелем под мышкою,  если  через  Ќевский  проспект
лежит ему дорога в департамент. Њожно сказать решительно, что в  это  времЯ,
то есть до двенадцати часов, Ќевский проспект  не  составлЯет  ни  длЯ  кого
цели, он служит только средством: он постепенно наполнЯетсЯ лицами, имеющими
свои занЯтиЯ, свои заботы, свои досады, но вовсе не думающими о нем. ђусский
мужик говорит о гривне или о семи грошах меди, старики и старухи размахивают
руками или говорЯт сами с собою, иногда с довольно разительными жестами,  но
никто их не слушает и не смеетсЯ над ними, выключаЯ только разве мальчишек в
пестрЯдевых халатах, с  пустыми  штофами  или  готовыми  сапогами  в  руках,
бегущих молниЯми по Ќевскому проспекту. ‚ это времЯ, что бы вы  на  себЯ  ни
надели, хотЯ бы даже вместо шлЯпы картуз  был  у  вас  на  голове,  хотЯ  бы
воротнички слишком далеко высунулись из вашего галстука, -  никто  этого  не
заметит.
     ‚ двенадцать часов на Ќевский проспект  делают  набеги  гувернеры  всех
наций с своими питомцами  в  батистовых  воротничках.  Ђнглийские  „жонсы  и
французские Љоки идут под  руку  с  вверенными  их  родительскому  попечению
питомцами и с приличною солидностью изъЯснЯют им, что вывески над магазинами
делаютсЯ длЯ того, чтобы можно было посредством их узнать, что  находитсЯ  в
самых  магазинах.  ѓувернантки,  бледные  миссы  и  розовые  славЯнки,  идут
величаво позади своих легеньких, вертлЯвых девчонок, приказываЯ им поднимать
несколько выше плечо и держатьсЯ прЯмее; короче сказать, в это времЯ Ќевский
проспект - педагогический Ќевский проспект. Ќо чем ближе к двум  часам,  тем
уменьшаетсЯ число гувернеров, педагогов и  детей:  они  наконец  вытеснЯютсЯ
нежными их родителЯми, идущими под руку с  своими  пестрыми,  разноцветными,
слабонервными подругами.  Њало-помалу  присоединЯютсЯ  к  их  обществу  все,
окончившие довольно важные домашние занЯтиЯ, как-то:  поговорившие  с  своим
доктором о погоде и о небольшом прыщике,  вскочившем  на  носу,  узнавшие  о
здоровье лошадей и детей  своих,  впрочем  показывающих  большие  дарованиЯ,
прочитавшие афишу и важную статью в газетах  о  приезжающих  и  отъезжающих,
наконец выпивших чашку кофию и чаю;  к  ним  присоединЯютсЯ  и  те,  которых
завиднаЯ судьба наделила  благословенным  званием  чиновников  по  особенным
поручениЯм. Љ ним присоединЯютсЯ и те, которые служат в иностранной коллегии
и отличаютсЯ благородством  своих  занЯтий  и  привычек.  Ѓоже,  какие  есть
прекрасные должности и службы! как они возвышают и услаждают душу! но,  увы!
Я не служу и лишен удовольствиЯ видеть тонкое обращение с собою начальников.
‚се, что вы ни встретите  на  Ќевском  проспекте,  все  исполнено  приличиЯ:
мужчины в длинных сюртуках, с заложенными в карманы руками, мамы в  розовых,
белых и бледно-голубых атласных рединготах и  шлЯпках.  ‚ы  здесь  встретите
бакенбарды  единственные,  пропущенные  с  необыкновенным   и   изумительным
искусством под галстук, бакенбарды бархатные, атласные, черные,  как  соболь
или  уголь,  но,  увы,  принадлежащие  только  одной  иностранной  коллегии.
‘лужащим в других департаментах провидение отказало  в  черных  бакенбардах,
они  должны,  к  величайшей  неприЯтности  своей,  носить  рыжие.  ‡десь  вы
встретите усы чудные, никаким пером, никакою  кистью  не  изобразимые;  усы,
которым посвЯщена лучшаЯ половина жизни, - предмет долгих  бдений  во  времЯ
днЯ и ночи, усы, на которые излились  восхитительнейшие  духи  и  ароматы  и
которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорта  помад,  усы,  которые
заворачиваютсЯ на ночь тонкою веленевою бумагою, усы, к которым дышит  самаЯ
трогательнаЯ привЯзанность их  посессоров  и  которым  завидуют  проходЯщие.
’ысЯчи сортов шлЯпок, платьев, платков, - пестрых, легких, к которым  иногда
в течение целых двух дней сохранЯетсЯ привЯзанность их владетельниц, ослепЯт
хоть кого на Ќевском проспекте. ЉажетсЯ,  как  будто  целое  море  мотыльков
поднЯлось вдруг со стеблей и волнуетсЯ блестЯщею тучею  над  черными  жуками
мужеского пола. ‡десь вы встретите такие талии, какие даже  вам  не  снились
никогда:  тоненькие,  узенькие  талии,  никак  не  толще  бутылочной  шейки,
встретЯсь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке,  чтобы  как-нибудь
неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость  и
страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыханиЯ вашего не переломилось
прелестнейшее произведение природы и искусства. Ђ какие встретите вы дамские
рукава на Ќевском проспекте! Ђх, какаЯ прелесть! Ћни несколько похожи на два
воздухоплавательные шара, так что дама вдруг бы поднЯлась на воздух, если бы
не поддерживал ее мужчина; потому что даму так же легко и приЯтно поднЯть на
воздух, как подносимый ко  рту  бокал,  наполненный  шампанским.  Ќигде  при
взаимной встрече не раскланиваютсЯ так благородно и  непринужденно,  как  на
Ќевском проспекте. ‡десь  вы  встретите  улыбку  единственную,  улыбку  верх
искусства, иногда такую, что можно растаЯть от удовольствиЯ,  иногда  такую,
что увидите себЯ вдруг ниже травы  и  потупите  голову,  иногда  такую,  что
почувствуете себЯ выше адмиралтейского шпица и поднимете ее вверх. ‡десь  вы
встретите  разговаривающих  о  концерте  или  о  погоде   с   необыкновенным
благородством и чувством собственного достоинства. ’ут вы  встретите  тысЯчу
непостижимых характеров  и  Явлений.  ‘оздатель!  какие  странные  характеры
встречаютсЯ на Ќевском  проспекте!  …сть  множество  таких  людей,  которые,
встретившись с вами,  непременно  посмотрЯт  на  сапоги  ваши,  и,  если  вы
пройдете, они оборотЯтсЯ назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. џ до сих пор
не могу понЯть, отчего это бывает. ‘начала Я думал, что они  сапожники,  но,
однако  же,  ничуть  не  бывало:  они  большею  частию   служат   в   разных
департаментах, многие из них превосходным образом могут  написать  отношение
из одного казенного места в другое; или же  люди,  занимающиесЯ  прогулками,
чтением газет по кондитерским, - словом, большею частию всь порЯдочные люди.
‚ это благословенное времЯ от двух до трех часов  пополудни,  которое  может
назватьсЯ  движущеюсЯ  столицею  Ќевского  проспекта,   происходит   главнаЯ
выставка всех  лучших  произведений  человека.  Ћдин  показывает  щегольской
сюртук с лучшим добром, другой -  греческий  прекрасный  нос,  третий  несет
превосходные бакенбарды, четвертаЯ - пару хорошеньких глазок и  удивительную
шлЯпку, пЯтый - перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестаЯ -  ножку
в очаровательном башмачке, седьмой - галстук, возбуждающий удивление, осьмой
- усы, повергающие в изумление. Ќо бьет три часа, и  выставка  оканчиваетсЯ,
толпа редеет... ‚ три часа - новаЯ  перемена.  Ќа  Ќевском  проспекте  вдруг
настает весна:  он  покрываетсЯ  весь  чиновниками  в  зеленых  вицмундирах.
ѓолодные титулЯрные, надворные и прочие  советники  стараютсЯ  всеми  силами
ускорить свой ход. Њолодые коллежские регистраторы, губернские и  коллежские
секретари спешат еще  воспользоватьсЯ  временем  и  пройтитьсЯ  по  Ќевскому
проспекту с осанкою, показывающею, что они вовсе не  сидели  шесть  часов  в
присутствии.  Ќо  старые  коллежские  секретари,  титулЯрные   и   надворные
советники идут скоро, потупивши голову: им  не  до  того,  чтобы  заниматьсЯ
рассматриванием прохожих; они еще не вполне оторвались от забот своих; в  их
голове ералаш и целый архив начатых и  неоконченных  дел;  им  долго  вместо
вывески  показываетсЯ  картонка  с  бумагами  или  полное   лицо   правителЯ
канцелЯрии.
     ‘ четырех часов Ќевский проспект пуст, и врЯд ли вы  встретите  на  нем
хотЯ одного чиновника. ЉакаЯ-нибудь швеЯ из магазина перебежит через Ќевский
проспект с коробкою в руках,  какаЯ-нибудь  жалкаЯ  добыча  человеколюбивого
повытчика, пущеннаЯ по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий  чудак,
которому все часы равны, какаЯ-нибудь длиннаЯ высокаЯ англичанка с ридикюлем
и книжкою в руках, какой-нибудь артельщик, русский человек  в  демикотоновом
сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою, живущий всю  жизнь  на  живую
нитку, в котором все шевелитсЯ: спина, и руки, и ноги, и  голова,  когда  он
учтиво проходит по тротуару, иногда низкий  ремесленник;  больше  никого  не
встретите вы на Ќевском проспекте.
     Ќо как только сумерки упадут на домы и  улицы  и  будочник,  накрывшись
рогожею, вскарабкаетсЯ на лестницу зажигать фонарь, а  из  низеньких  окошек
магазинов выглЯнут те эстампы, которые не смеют показатьсЯ среди днЯ,  тогда
Ќевский проспект опЯть оживает  и  начинает  шевелитьсЯ.  ’огда  настает  то
таинственное времЯ, когда лампы дают  всему  какой-то  заманчивый,  чудесный
свет. ‚ы встретите очень много молодых людей,  большею  частию  холостых,  в
теплых сюртуках и шинелЯх. ‚  это  времЯ  чувствуетсЯ  какаЯ-то  цель,  или,
лучше, что-то похожее на цель, что-то  чрезвычайно  безотчетное;  шаги  всех
ускорЯютсЯ и становЯтсЯ вообще  очень  неровны.  „линные  тени  мелькают  по
стенам и мостовой и чуть не достигают головами Џолицейского  моста.  Њолодые
коллежские регистраторы,  губернские  и  коллежские  секретари  очень  долго
прохаживаютсЯ; но старые коллежские  регистраторы,  титулЯрные  и  надворные
советники большею частию сидЯт дома, или потому, что это народ женатый,  или
потому,  что  им  очень  хорошо  готовЯт  кушанье  живущие  у  них  в  домах
кухарки-немки. ‡десь  вы  встретите  почтенных  стариков,  которые  с  такою
важностью и с таким удивительным благородством прогуливались в два  часа  по
Ќевскому проспекту. ‚ы их увидите бегущими так же,  как  молодые  коллежские
регистраторы, с тем, чтобы заглЯнуть  под  шлЯпку  издали  завиденной  дамы,
которой толстые губы и щеки, нащекатуренные румЯнами,  так  нравЯтсЯ  многим
гулЯющим, а более всего сидельцам, артельщикам, купцам,  всегда  в  немецких
сюртуках гулЯющим целою толпою и обыкновенно под руку.
     - ‘той! - закричал в это времЯ поручик Џирогов, дернув  шедшего  с  ним
молодого человека во фраке и плаще.- ‚идел?
     - ‚идел, чуднаЯ, совершенно Џеруджинова Ѓианка.
     - „а ты о ком говоришь?
     - Ћб ней, о той, что с темными волосами. €  какие  глаза!  боже,  какие
глаза! ‚се положение, и контура, и оклад лица - чудеса!
     - џ говорю тебе о блондинке, что прошла за ней в ту сторону. —то  ж  ты
не идешь за брюнеткою, когда она так тебе понравилась?
     - Ћ, как можно! - воскликнул, закрасневшись, молодой человек во фраке.-
Љак будто она из тех, которые  ходЯт  ввечеру  по  Ќевскому  проспекту;  это
должна быть очень знатнаЯ дама, - продолжал он, вздохнувши, - один  плащ  на
ней стоит рублей восемьдесЯт!
     - Џростак!- закричал Џирогов, насильно толкнувши его в ту сторону,  где
развевалсЯ Яркий плащ ее.- ‘тупай, простофилЯ,  прозеваешь!  а  Я  пойду  за
блондинкою.
     Ћба приЯтелЯ разошлись.
     "‡наем мы вас всех", - думал про себЯ с самодовольною  и  самонадеЯнною
улыбкою Џирогов, уверенный, что нет красоты, могшей бы ему противитьсЯ.
     Њолодой человек во фраке и плаще робким и трепетным шагом  пошел  в  ту
сторону, где развевалсЯ вдали пестрый плащ, то окидывавшийсЯ  Ярким  блеском
по мере приближениЯ к свету фонарЯ,  то  мгновенно  покрывавшийсЯ  тьмою  по
удалении от него. ‘ердце его билось, и он невольно ускорЯл шаг свой.  Ћн  не
смел и думать о том, чтобы получить какое-нибудь право на внимание улетавшей
вдали красавицы, тем более допустить такую черную мысль, о какой намекал ему
поручик Џирогов; но ему хотелось только  видеть  дом,  заметить,  где  имеет
жилище это прелестное существо, которое, казалось, слетело с неба  прЯмо  на
Ќевский проспект и, верно, улетит неизвестно куда. Ћн летел так  скоро,  что
сталкивал беспрестанно с тротуара солидных  господ  с  седыми  бакенбардами.
ќтот молодой человек принадлежал к тому классу,  который  составлЯет  у  нас
довольно странное Явление и столько же принадлежит к  гражданам  Џетербурга,
сколько лицо, ЯвлЯющеесЯ нам в сновидении, принадлежит к существенному миру.
ќто исключительное сословие очень необыкновенно в том городе,  где  всь  или
чиновники, или купцы, или мастеровые немцы. ќто был художник. Ќе правда  ли,
странное Явление? •удожник петербургский! художник в земле снегов,  художник
в стране финнов, где все мокро, гладко, ровно, бледно,  серо,  туманно.  ќти
художники вовсе не похожи на художников итальЯнских,  гордых,  горЯчих,  как
€талиЯ и ее небо; напротив того, это большею частию добрый,  кроткий  народ,
застенчивый, беспечный, любЯщий тихо свое  искусство,  пьющий  чай  с  двумЯ
приЯтелЯми своими в маленькой комнате, скромно толкующий о любимом  предмете
и вовсе небрегущий об излишнем. Ћн вечно зазовет к себе  какую-нибудь  нищую
старуху и заставит ее просидеть битых часов шесть, с тем, чтобы перевести на
полотно ее жалкую, бесчувственную мину. Ћн рисует перспективу своей комнаты,
в которой ЯвлЯетсЯ  всЯкий  художественный  вздор:  гипсовые  руки  и  ноги,
сделавшиесЯ кофейными от  времени  и  пыли,  изломанные  живописные  станки,
опрокинутаЯ  палитра,  приЯтель,  играющий  на  гитаре,  стены,  запачканные
красками, с растворенным окном,  сквозь  которое  мелькает  бледнаЯ  Ќева  и
бедные рыбаки в красных рубашках. “  них  всегда  почти  на  всем  серенький
мутный колорит - неизгладимаЯ печать севера. Џри всем  том  они  с  истинным
наслаждением трудЯтсЯ над своею работою. Ћни часто питают  в  себе  истинный
талант, и если бы только дунул на них свежий воздух €талии,  он  бы,  верно,
развилсЯ так же вольно, широко и Ярко, как растение, которое выносЯт наконец
из комнаты на чистый воздух. Ћни вообще очень робки: звезда и толстый эполет
приводЯт их в такое замешательство, что они  невольно  понижают  цену  своих
произведений. Ћни любЯт иногда пощеголЯть, но щегольство это всегда  кажетсЯ
на них слишком резким и несколько походит на заплату. Ќа  них  встретите  вы
иногда отличный фрак и запачканный плащ, дорогой бархатный  жилет  и  сюртук
весь в красках. ’аким же самым  образом,  как  на  неоконченном  их  пейзаже
увидите вы иногда нарисованную вниз головою  нимфу,  которую  он,  не  найдЯ
другого места, набросал на запачканном грунте прежнего своего  произведениЯ,
когда-то писанного им с наслаждением. Ћн  никогда  не  глЯдит  вам  прЯмо  в
глаза; если же глЯдит, то как-то мутно, неопределенно; он не вонзает  в  вас
Ястребиного взора наблюдателЯ или соколиного взглЯда кавалерийского офицера.
ќто происходит оттого, что он в одно и то же времЯ видит  и  ваши  черты,  и
черты какого-нибудь гипсового ѓеркулеса, стоЯщего в  его  комнате,  или  ему
представлЯетсЯ его же собственнаЯ картина, которую он еще думает произвесть.
Ћт этого он отвечает часто несвЯзно, иногда невпопад,  и  мешающиесЯ  в  его
голове предметы еще более увеличивают его робость. Љ такому роду принадлежал
описанный нами молодой человек, художник Џискарев, застенчивый, робкий, но в
душе своей носивший искры чувства, готовые при удобном случае превратитьсЯ в
пламЯ. ‘ тайным трепетом спешил  он  за  своим  предметом,  так  сильно  его
поразившим, и, казалось, дивилсЯ сам своей дерзости. Ќезнакомое существо,  к
которому так прильнули его глаза, мысли и чувства, вдруг поворотило голову и
взглЯнуло на него. Ѓоже, какие  божественные  черты!  Ћслепительной  белизны
прелестнейший лоб осенен был прекрасными, как агат,  волосами.  Ћни  вились,
эти чудные локоны, и часть их, падаЯ из-под шлЯпки, касалась щеки,  тронутой
тонким свежим румЯнцем, проступившим от вечернего холода. “ста были замкнуты
целым роем прелестнейших грез. ‚се, что остаетсЯ от воспоминаниЯ о  детстве,
что дает мечтание и тихое вдохновение при светЯщейсЯ  лампаде,  -  все  это,
казалось, совокупилось, слилось и отразилось в ее гармонических  устах.  Ћна
взглЯнула на Џискарева, и при  этом  взглЯде  затрепетало  его  сердце;  она
взглЯнула сурово, чувство негодованиЯ проступило у  ней  на  лице  при  виде
такого наглого преследованиЯ; но на этом прекрасном лице и  самый  гнев  был
обворожителен. Џостигнутый стыдом и робостью, он остановилсЯ, потупив глаза;
но как утерЯть это божество и не узнать даже той свЯтыни, где оно опустилось
гостить? ’акие мысли пришли  в  голову  молодому  мечтателю,  и  он  решилсЯ
преследовать. Ќо, чтобы не дать этого  заметить,  он  отдалилсЯ  на  дальнее
расстоЯние, беспечно глЯдел по сторонам и рассматривал вывески, а между  тем
не упускал из  виду  ни  одного  шага  незнакомки.  ЏроходЯщие  реже  начали
мелькать, улица становилась тише; красавица оглЯнулась,  и  ему  показалось,
как будто легкаЯ улыбка сверкнула на губах ее. Ћн весь задрожал и  не  верил
своим глазам. Ќет, это фонарь обманчивым светом своим  выразил  на  лице  ее
подобие улыбки; нет, это собственные  мечты  смеютсЯ  над  ним.  Ќо  дыхание
занЯлось в его груди, все в нем  обратилось  в  неопределенный  трепет,  все
чувства его горели, и все перед  ним  окунулось  каким-то  туманом.  ’ротуар
нессЯ под  ним,  кареты  со  скачущими  лошадьми  казались  недвижимы,  мост
растЯгивалсЯ и ломалсЯ на своей арке, дом стоЯл крышею вниз, будка  валилась
к нему навстречу, и алебарда часового вместе с золотыми  словами  вывески  и
нарисованными ножницами блестела, казалось, на самой реснице его глаз. € все
это произвел один взглЯд, один поворот хорошенькой  головки.  Ќе  слыша,  не
видЯ, не внимаЯ, он нессЯ по легким следам прекрасных  ножек,  стараЯсь  сам
умерить быстроту своего шага, летевшего под такт сердца.  €ногда  овладевало
им сомнение: точно ли выражение лица ее было так благосклонно, - и тогда  он
на минуту останавливалсЯ, но сердечное биение, непреодолимаЯ сила и  тревога
всех чувств стремила его вперед. Ћн даже не заметил,  как  вдруг  возвысилсЯ
перед ним четырехэтажный дом,  все  четыре  рЯда  окон,  светившиесЯ  огнем,
глЯнули на него разом, и перилы у  подъезда  противупоставили  ему  железный
толчок свой. Ћн  видел,  как  незнакомка  летела  по  лестнице,  оглЯнулась,
положила на губы палец и дала знак следовать за собой. Љолени  его  дрожали;
чувства, мысли горели; молниЯ радости нестерпимым острием  вонзилась  в  его
сердце. Ќет, это уже не мечта! Ѓоже!  столько  счастиЯ  в  один  миг!  такаЯ
чудеснаЯ жизнь в двух минутах!
     Ќо не во сне ли это все? ужель та, за один небесный взглЯд  которой  он
готов бы был отдать всю жизнь, приблизитьсЯ к жилищу которой уже он  почитал
за  неизъЯснимое  блаженство,  ужель  та  была  сейчас  так  благосклонна  и
внимательна к нему? Ћн взлетел на лестницу. Ћн не чувствовал никакой  земной
мысли; он не был разогрет пламенем земной страсти, нет, он был в эту  минуту
чист и непорочен, как девственный юноша, еще дышащий неопределенною духовною
потребностью любви. € то, что возбудило бы  в  развратном  человеке  дерзкие
помышлениЯ, то самое, напротив, еще более освЯтило их. ќто доверие,  которое
оказало ему слабое прекрасное существо, это доверие наложило  на  него  обет
строгости рыцарской, обет рабски  исполнЯть  все  повелениЯ  ее.  Ћн  только
желал, чтоб эти велениЯ были как можно  более  трудны  и  неудобоисполнЯемы,
чтобы с большим напрЯжением сил лететь преодолевать их.  Ћн  не  сомневалсЯ,
что какое-нибудь тайное и вместе важное  происшествие  заставало  незнакомку
ему вверЯтьсЯ; что от него, верно, будут требоватьсЯ значительные услуги,  и
он чувствовал уже в себе силу и решимость на все.
     ‹естница вилась, и вместе  с  нею  вились  его  быстрые  мечты.  "€дите
осторожнее!" - зазвучал, как арфа, голос  и  наполнил  все  жилы  его  новым
трепетом. ‚ темной вышине четвертого этажа незнакомка постучала в  дверь,  -
она отворилась, и они вошли вместе.  †енщина  довольно  недурной  наружности
встретила их со свечою  в  руке,  но  так  странно  и  нагло  посмотрела  на
Џискарева, что он опустил невольно свои глаза.  Ћни  вошли  в  комнату.  ’ри
женские фигуры в разных углах представились его  глазам.  Ћдна  раскладывала
карты; другаЯ сидела за фортепианом и играла двумЯ пальцами какое-то  жалкое
подобие  старинного  полонеза;  третьЯ  сидела  перед  зеркалом,  расчесываЯ
гребнем свои длинные волосы, и вовсе не думала оставить туалета  своего  при
входе  незнакомого  лица.  Љакой-то  неприЯтный  беспорЯдок,  который  можно
встретить только в беспечной комнате холостЯка, царствовал во  всем.  Њебели
довольно хорошие были покрыты пылью; паук  застилал  своею  паутиною  лепной
карниз; сквозь непритворенную дверь другой комнаты блестел сапог со шпорой и
краснела выпушка мундира; громкий мужской голос и женский  смех  раздавались
без всЯкого принуждениЯ.
     Ѓоже, куда зашел он! ‘начала он не хотел  верить  и  начал  пристальнее
всматриватьсЯ в предметы, наполнЯвшие комнату; но голые  стены  и  окна  без
занавес не показывали никакого присутствиЯ  заботливой  хозЯйки;  изношенные
лица этих жалких созданий, из которых одна села почти перед его носом и  так
же спокойно его рассматривала, как пЯтно на чужом платье, - все это  уверило
его, что он зашел в тот отвратительный приют, где основал свое жилище жалкий
разврат,  порожденный  мишурною  образованностию  и  страшным  многолюдством
столицы. ’от приют, где человек свЯтотатственно подавил и посмеЯлсЯ над всем
чистым и свЯтым, украшающим жизнь, где женщина, эта  красавица  мира,  венец
творениЯ, обратилась в какое-то странное, двусмысленное  существо,  где  она
вместе с чистотою души лишилась всего  женского  и  отвратительно  присвоила
себе ухватки и наглости  мужчины  и  уже  перестала  быть  тем  слабым,  тем
прекрасным и так отличным от нас существом.  Џискарев  мерил  ее  с  ног  до
головы изумленными глазами, как бы еще желаЯ уверитьсЯ, та ли  это,  котораЯ
так околдовала и унесла его на Ќевском проспекте. Ќо она  стоЯла  перед  ним
так же хороша; волосы ее были так же прекрасны; глаза ее  казались  все  еще
небесными. Ћна была свежа; ей было только семнадцать лет;  видно  было,  что
еще недавно настигнул ее ужасный разврат; он еще  не  смел  коснутьсЯ  к  ее
щекам, они  были  свежи  и  легко  оттенены  тонким  румЯнцем,  -  она  была
прекрасна.
     Ћн неподвижно стоЯл перед нею  и  уже  готов  был  так  же  простодушно
позабытьсЯ, как  позабылсЯ  прежде.  Ќо  красавица  наскучила  таким  долгим
молчанием и значительно улыбнулась, глЯдЯ ему прЯмо в глаза. Ќо  эта  улыбка
была исполнена какой-то жалкой наглости; она так была странна и так же шла к
ее лицу, как идет выражение набожности  роже  взЯточника  или  бухгалтерскаЯ
книга поэту. Ћн содрогнулсЯ. Ћна раскрыла  свои  хорошенькие  уста  и  стала
говорить что-то, но все это было так глупо, так пошло... Љак будто вместе  с
непорочностию оставлЯет и ум человека. Ћн уже ничего не  хотел  слышать.  Ћн
был чрезвычайно смешон и прост, как дитЯ. ‚место того чтобы  воспользоватьсЯ
такою  благосклонностью,  вместо  того  чтобы  обрадоватьсЯ  такому  случаю,
какому, без сомнениЯ, обрадовалсЯ бы на его месте всЯкий другой, он бросилсЯ
со всех ног, как дикаЯ коза, и выбежал на улицу.
     Џовесивши голову и опустивши  руки,  сидел  он  в  своей  комнате,  как
беднЯк, нашедший бесценную жемчужину и тут же выронивший ее в  море.  "’акаЯ
красавица, такие божественные черты - и где же? в каком месте!.."  ‚от  все,
что он мог выговорить.
     ‚ самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает  нами,  как  при
виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата. Џусть бы еще безобразие
дружилось  с  ним,  но  красота,  красота  нежнаЯ...  она  только  с   одной
непорочностью  и  чистотой  сливаетсЯ  в  наших   мыслЯх.   Љрасавица,   так
околдовавшаЯ бедного Џискарева, была действительно чудесное,  необыкновенное
Явление.  …е  пребывание  в  этом  презренном  кругу  еще   более   казалось
необыкновенным. ‚се черты  ее  были  так  чисто  образованы,  все  выражение
прекрасного лица ее было означено таким благородством, что никак  бы  нельзЯ
было думать, чтобы разврат распустил над нею страшные  свои  когти.  Ћна  бы
составила неоцененный перл, весь мир, весь  рай,  все  богатство  страстного
супруга; она была бы прекрасной тихой звездой в незаметном семейном кругу  и
одним движением прекрасных уст своих давала бы сладкие  приказаниЯ.  Ћна  бы
составила божество в  многолюдном  зале,  на  светлом  паркете,  при  блеске
свечей, при безмолвном благоговении толпы поверженных у ног ее  поклонников;
но, увы! она была какою-то ужасною волею адского духа,  жаждущего  разрушить
гармонию жизни, брошена с хохотом в его пучину.
     Џроникнутый разрывающею жалостью, сидел он перед загоревшею свечою. “же
и полночь давно минула, колокол башни  бил  половину  первого,  а  он  сидел
неподвижный, без сна, без деЯтельного бдениЯ. „ремота, воспользовавшись  его
неподвижностью, уже было начала тихонько одолевать его, уже  комната  начала
исчезать, один только огонь свечи просвечивал сквозь одолевавшие его  грезы,
как  вдруг  стук  у  дверей  заставил  его  вздрогнуть  и  очнутьсЯ.   „верь
отворилась, и вошел лакей в богатой ливрее. ‚ его уединенную комнату никогда
не заглЯдывала богатаЯ ливреЯ, притом в  такое  необыкновенное  времЯ...  Ћн
недоумевал и с нетерпеливым любопытством смотрел на пришедшего лакеЯ.
     - ’а барынЯ, - произнес с  учтивым  поклоном  лакей,  -  у  которой  вы
изволили за несколько часов пред сим быть, приказала просить вас  к  себе  и
прислала за вами карету.
     Џискарев стоЯл в безмолвном удивлении: "Љарету, лакей в ливрее!..  Ќет,
здесь, верно, есть какаЯ-нибудь ошибка..."
     - Џослушайте, любезный, - произнес он с робостью, - вы, верно, не  туда
изволили зайти. ‚ас барынЯ, без сомнениЯ, прислала за кем-нибудь  другим,  а
не за мною.
     - Ќет, сударь, Я не ошибсЯ. ‚едь вы изволили проводить барыню пешком  к
дому, что в ‹итейной, в комнату четвертого этажа?
     - џ.
     - Ќу, так пожалуйте поскорее, барынЯ непременно  желает  видеть  вас  и
просит вас уже пожаловать прЯмо к ним на дом.
     Џискарев сбежал с лестницы. Ќа дворе точно стоЯла карета. Ћн сел в нее,
дверцы хлопнули, камни мостовой  загремели  под  колесами  и  копытами  -  и
освещеннаЯ перспектива домов с  Яркими  вывесками  понеслась  мимо  каретных
окон. Џискарев думал во всю дорогу и не знал, как разрешить это приключение.
‘обственный дом, карета, лакей в богатой ливрее... - все это он никак не мог
согласить с комнатою в  четвертом  этаже,  пыльными  окнами  и  расстроенным
фортепианом.
     Љарета остановилась  перед  Ярко  освещенным  подъездом,  и  его  разом
поразили: рЯд экипажей, говор кучеров, Ярко освещенные окна и звуки  музыки.
‹акей в богатой ливрее высадил его из кареты и почтительно проводил в сени с
мраморными колоннами, с облитым золотом швейцаром, с разбросанными плащами и
шубами, с Яркою лампою. ‚оздушнаЯ лестница с блестЯщими перилами, надушеннаЯ
ароматами, неслась вверх. Ћн уже был на  ней,  уже  взошел  в  первую  залу,
испугавшись  и  попЯтившись  с  первым  шагом  от   ужасного   многолюдства.
ЌеобыкновеннаЯ пестрота лиц привела его в  совершенное  замешательство;  ему
казалось, что какой-то демон искрошил весь мир на множество разных кусков  и
все эти куски без смысла, без толку смешал вместе. ‘веркающие дамские  плечи
и черные фраки, люстры, лампы,  воздушные  летЯщие  газы,  эфирные  ленты  и
толстый контрабас, выглЯдывавший из-за перил великолепных хоров, - все  было
длЯ него блистательно. Ћн увидел за одним разом столько почтенных стариков и
полустариков с звездами  на  фраках,  дам,  так  легко,  гордо  и  грациозно
выступавших  по  паркету  или  сидевших  рЯдами,  он  услышал  столько  слов
французских и английских, к тому  же  молодые  люди  в  черных  фраках  были
исполнены такого благородства, с таким достоинством говорили и молчали,  так
не умели сказать  ничего  лишнего,  так  величаво  шутили,  так  почтительно
улыбались,  такие  превосходные  носили  бакенбарды,   так   искусно   умели
показывать отличные руки, поправлЯЯ галстук, дамы  так  были  воздушны,  так
погружены  в  совершенное  самодовольство  и  упоение,   так   очаровательно
потуплЯли глаза, что... но один уже смиренный вид Џискарева, прислонившегосЯ
с боЯзнию к колонне, показывал, что он растерЯлсЯ вовсе. ‚ это  времЯ  толпа
обступила танцующую группу. Ћни неслись, увитые прозрачным созданием Џарижа,
в платьЯх, сотканных из самого воздуха;  небрежно  касались  они  блестЯщими
ножками паркета и были более эфирны, нежели если бы вовсе его  не  касались.
Ќо одна  между  ими  всех  лучше,  всех  роскошнее  и  блистательнее  одета.
Ќевыразимое, самое тонкое сочетание вкуса разлилось во всем ее уборе, и  при
всем том она, казалось, вовсе о нем не заботилась и оно  вылилось  невольно,
само собою. Ћна и глЯдела  и  не  глЯдела  на  обступившую  толпу  зрителей,
прекрасные длинные ресницы опустились равнодушно, и сверкающаЯ белизна  лица
ее еще ослепительнее бросилась  в  глаза,  когда  легкаЯ  тень  осенила  при
наклоне головы очаровательный лоб ее.
     Џискарев употребил все усилиЯ, чтобы раздвинуть толпу и рассмотреть ее;
но, к величайшей  досаде,  какаЯ-то  огромнаЯ  голова  с  темными  курчавыми
волосами заслонЯла ее беспрестанно; притом толпа его притиснула так, что  он
не смел  податьсЯ  вперед,  не  смел  попЯтитьсЯ  назад,  опасаЯсь  толкнуть
каким-нибудь  образом   какого-нибудь   тайного   советника.   Ќо   вот   он
продралсЯ-таки вперед и взглЯнул на свое платье, желаЯ прилично  оправитьсЯ.
’ворец небесный, что это! Ќа нем был сюртук  и  весь  запачканный  красками:
спеша ехать, он позабыл даже переодетьсЯ в пристойное платье.  Ћн  покраснел
до ушей и, потупив голову, хотел провалитьсЯ, но провалитьсЯ решительно было
некуда: камер-юнкеры в блестЯщем костюме сдвинулись позади  его  совершенною
стеною. Ћн уже желал быть как можно подалее от красавицы с прекрасным лбом и
ресницами. ‘о страхом поднЯл он глаза посмотреть, не глЯдит ли она на  него:
боже! она стоит перед ним... Ќо что это? что это? "ќто она!" - вскрикнул  он
почти во весь голос. ‚ самом деле, это была она, та самаЯ, которую  встретил
он на Ќевском и которую проводил к ее жилищу.
     Ћна поднЯла между тем свои  ресницы  и  глЯнула  на  всех  своим  Ясным
взглЯдом. "Ђй,  ай,  ай,  как  хороша!.."  -  мог  только  выговорить  он  с
захватившимсЯ дыханием. Ћна  обвела  своими  глазами  весь  круг,  наперерыв
жаждавший остановить ее внимание, но с каким-то утомлением и невниманием она
скоро отвратила их и встретилась с глазами Џискарева. Ћ, какое  небо!  какой
рай! дай силы, создатель, перенести это! жизнь не вместит его, он разрушит и
унесет душу! Ћна подала знак, но не рукою, не наклонением головы, нет, в  ее
сокрушительных  глазах  выразилсЯ  этот   знак   таким   тонким   незаметным
выражением, что никто не мог его видеть, но он видел, он  понЯл  его.  ’анец
длилЯ долго; утомленнаЯ музыка, казалось, вовсе погасала и замирала, и опЯть
вырывалась,  визжала  и  гремела;  наконец  -  конец!  Ћна  села,  грудь  ее
воздымалась под тонким дымом газа; рука ее (создатель, какаЯ чудеснаЯ рука!)
упала на колени, сжала под собою ее воздушное  платье,  и  платье  под  нею,
казалось, стало дышать музыкою, и  тонкий  сиреневый  цвет  его  еще  виднее
означал Яркую белизну этой прекрасной руки.  ЉоснутьсЯ  бы  только  ее  -  и
ничего больше! Ќикаких других желаний - они все дерзки... Ћн стоЯл у ней  за
стулом, не смеЯ говорить, не смеЯ дышать.
     - ‚ам было скучно? - произнесла она. - џ также скучала. џ замечаю,  что
вы менЯ ненавидите... - прибавила она, потупив свои длинные ресницы.
     -  ‚ас  ненавидеть!  мне?  Я...-  хотел  было   произнесть   совершенно
потерЯвшийсЯ Џискарев и наговорил бы, верно, кучу самых несвЯзных слов, но в
это времЯ подошел камергер с острыми и приЯтными замечаниЯми,  с  прекрасным
завитым на  голове  хохлом.  Ћн  довольно  приЯтно  показывал  рЯд  довольно
недурных зубов и каждою остротою своею вбивал острый гвоздь  в  его  сердце.
Ќаконец кто-то из посторонних, к счастию, обратилсЯ к камергеру  с  каким-то
вопросом.
     - Љак это несносно! - сказала она, поднЯв на него свои небесные глаза.-
џ сЯду на другом конце зала; будьте там!
     Ћна проскользнула между толпою и исчезла. Ћн как  помешанный  растолкал
толпу и был уже там.
     ’ак, это она! она сидела, как царица, всех лучше,  всех  прекраснее,  и
искала его глазами.
     - ‚ы здесь, - произнесла она тихо.- џ буду откровенна перед вами:  вам,
верно, странным показались обстоЯтельства нашей встречи. Ќеужели вы думаете,
что Я могу принадлежать к тому презренному классу  творений,  в  котором  вы
встретили менЯ? ‚ам кажутсЯ странными мои поступки, но Я вам  открою  тайну:
будете ли вы в состоЯнии, - произнесла она, устремив пристально на его глаза
свои, - никогда не изменить ей?
     - Ћ, буду! буду! буду!..
     Ќо в это времЯ подошел довольно пожилой человек,  заговорил  с  ней  на
каком-то непонЯтном длЯ Џискарева Языке  и  подал  ей  руку.  Ћна  умолЯющим
взглЯдом посмотрела на Џискарева и дала  знак  остатьсЯ  на  своем  месте  и
ожидать ее прихода, но в припадке нетерпениЯ  он  не  в  силах  был  слушать
никаких приказаний даже из ее уст. Ћн отправилсЯ  вслед  за  нею;  но  толпа
разделила их. Ћн уже не видел сиреневого платьЯ; с беспокойством проходил он
из комнаты в комнату и толкал без милосердиЯ  всех  встречных,  но  во  всех
комнатах всь сидели тузы за вистом, погруженные в мертвое молчание. ‚  одном
углу комнаты спорило несколько пожилых людей о преимуществе  военной  службы
перед статскою; в другом люди в превосходных фраках бросали легкие замечаниЯ
о многотомных трудах поэта-труженика. Џискарев чувствовал, что один  пожилой
человек с почтенною наружностью схватил за пуговицу его фрака и  представлЯл
на его суждение  одно  весьма  справедливое  свое  замечание,  но  он  грубо
оттолкнул  его,  даже  не  заметивши,  что  у  него  на  шее  был   довольно
значительный орден. Ћн перебежал в другую комнату - и там нет ее. ‚ третью -
тоже нет. "ѓде же она? дайте ее мне! о, Я не могу  жить,  не  взглЯнувши  на
нее! мне хочетсЯ выслушать, что она хотела сказать", -  но  все  поиски  его
оставались тщетными. Ѓеспокойный, утомленный, он прижалсЯ к углу  и  смотрел
на толпу; но напрЯженные глаза его начали ему представлЯть  все  в  каком-то
неЯсном виде. Ќаконец ему начали Явственно показыватьсЯ стены  его  комнаты.
Ћн поднЯл глаза; перед ним стоЯл подсвечник  с  огнем,  почти  потухавшим  в
глубине его; всЯ свеча истаЯла; сало было налито на столе его.
     ’ак это он спал! Ѓоже, какой сон! € зачем было просыпатьсЯ? зачем  было
одной минуты не подождать: она  бы,  верно,  опЯть  Явилась!  „осадный  свет
неприЯтным своим тусклым сиЯнием глЯдел в его окна. Љомната в  таком  сером,
таком мутном беспорЯдке... Ћ, как отвратительна  действительность!  —то  она
против мечты? Ћн разделсЯ наскоро и  лег  в  постель,  закутавшись  одеЯлом,
желаЯ на миг призвать улетевшее сновидение. ‘он, точно; не замедлил  к  нему
ЯвитьсЯ, но представлЯл ему вовсе не то, что бы желал он видеть: то  поручик
Џирогов ЯвлЯлсЯ  с  трубкою,  то  академический  сторож,  то  действительный
статский советник, то голова чухонки, с которой он когда-то рисовал портрет,
и тому подобнаЯ чепуха.
     „о самого полуднЯ пролежал он в  постеле,  желаЯ  заснуть;  но  она  не
ЯвлЯлась. •отЯ бы на минуту показала  прекрасные  черты  свои,  хотЯ  бы  на
минуту зашумела ее  легкаЯ  походка,  хотЯ  бы  ее  обнаженнаЯ,  ЯркаЯ,  как
заоблачный снег, рука мелькнула перед ним.
     ‚се отринувши, все позабывши, сидел он  с  сокрушенным,  с  безнадежным
видом, полный только одного сновидениЯ. Ќи к чему не думал он  притронутьсЯ;
глаза его без всЯкого участиЯ, без всЯкой жизни глЯдели в окно, обращенное в
двор, где грЯзный водовоз лил воду, мерзнувшую на воздухе, и козлиный  голос
разносчика дребезжал: "‘тарого платьЯ продать". …жедневное и  действительное
странно поражало его слух. ’ак просидел он до самого вечера  и  с  жадностию
бросилсЯ в постель. „олго боролсЯ он с бессонницею,  наконец  пересилил  ее.
ЋпЯть какой-то сон, какой-то пошлый, гадкий сон. "Ѓоже,  умилосердись:  хотЯ
на минуту, хотЯ на одну минуту покажи ее!" Ћн  опЯть  ожидал  вечера,  опЯть
заснул, опЯть снилсЯ какой-то чиновник, который  был  вместе  и  чиновник  и
фагот; о, это нестерпимо! Ќаконец она Явилась! ее головка  и  локоны...  она
глЯдит... Ћ, как ненадолго! опЯть туман, опЯть какое-то глупое сновидение.
     Ќаконец сновидениЯ сделались его жизнью, и с этого  времени  всЯ  жизнь
его принЯла странный оборот: он, можно сказать, спал наЯву и бодрствовал  во
сне. …сли бы его кто-нибудь видел сидЯщим безмолвно перед пустым столом  или
шедшим по улице, то, верно бы,  принЯл  его  за  лунатика  или  разрушенного
крепкими напитками; взглЯд его был вовсе  без  всЯкого  значениЯ,  природнаЯ
рассеЯнность наконец развилась и  властительно  изгонЯла  на  лице  его  все
чувства, все движениЯ. Ћн оживлЯлсЯ только при наступлении ночи.
     ’акое состоЯние расстроило его силы, и самым ужасным мучением было  длЯ
него то, что наконец  сон  начал  его  оставлЯть  вовсе.  †елаЯ  спасти  это
единственное свое богатство, он употреблЯл все средства восстановить его. Ћн
слышал, что есть средство восстановить сон - длЯ этого нужно принЯть  только
опиум. Ќо где достать этого  опиума?  Ћн  вспомнил  про  одного  персиЯнина,
содержавшего магазин шалей, который всегда почти,  когда  ни  встречал  его,
просил нарисовать ему красавицу. Ћн решилсЯ отправитьсЯ к нему, предполагаЯ,
что у него, без сомнениЯ, есть этот опиум.  ЏерсиЯнин  принЯл  его  сидЯ  на
диване и поджавши под себЯ ноги.
     - Ќа что тебе опиум? - спросил он его.
     Џискарев рассказал ему про свою бессонницу.
     - •орошо, Я дам тебе опиуму, только нарисуй мне красавицу. —тоб хорошаЯ
была красавица! чтобы брови были черные и очи большие, как маслины; а Я сама
чтобы лежала возле нее и курила трубку! слышишь? чтобы хорошаЯ  была!  чтобы
была красавица!
     Џискарев  обещал  в