        Ќиколай ‚асильевич ѓоголь. Џортрет

---------------------------------------------------------------
  Ћригинал текста: в Џубличной электронной библиотеке …вгениЯ Џескина і http://www.online.ru/sp/eel/russian/
---------------------------------------------------------------

        —асть I

     Ќигде не останавливалось столько народа, как перед  картинною  лавочкою
на  ™укином  дворе.  ќта  лавочка  представлЯла,  точно,  самое  разнородное
собрание диковинок: картины большею частью были писаны  маслЯными  красками,
покрыты темно-зеленым лаком, в темно-желтых мишурных рамах.  ‡има  с  белыми
деревьЯми, совершенно красный вечер, похожий на зарево  пожара,  фламандский
мужик с трубкою и выломанною рукою, похожий более  на  индейского  петуха  в
манжетах, нежели на человека, - вот их обыкновенные сюжеты.  Љ  этому  нужно
присовокупить несколько гравированных изображений: портрет  •озрева-Њирзы  в
бараньей шапке, портреты каких-то генералов в треугольных шлЯпах, с  кривыми
носами. ‘верх того, двери такой лавочки обыкновенно бывают увешаны  свЯзками
произведений,   отпечатанных   лубками   на    больших    листах,    которые
свидетельствуют  самородное  дарованье  русского  человека.  Ќа  одном  была
царевна Њиликтриса Љирбитьевна,  на  другом  город  €ерусалим,  по  домам  и
церквам которого без церемонии прокатилась краснаЯ краска, захватившаЯ часть
земли и  двух  молЯщихсЯ  русских  мужиков  в  рукавицах.  Џокупателей  этих
произведений обыкновенно немного, но  зато  зрителей  -  куча.  Љакой-нибудь
забулдыга лакей уже, верно, зевает перед ними, держа в руке судки  с  обедом
из трактира длЯ своего барина, который, без сомнениЯ, будет хлебать  суп  не
слишком горЯчий. Џеред ним уже, верно, стоит в шинели солдат,  этот  кавалер
толкучего  рынка,  продающий  два  перочинные  ножика;  торговка-охтенка   с
коробкою,  наполненною  башмаками.  ‚сЯкий  восхищаетсЯ  по-своему:   мужики
обыкновенно тыкают пальцами; кавалеры рассматривают серьезно; лакеи-мальчики
и  мальчишки-мастеровые  смеютсЯ  и   дразнЯт   друг   друга   нарисованными
карикатурами; старые лакеи во фризовых шинелЯх смотрЯт потому только,  чтобы
где-нибудь позевать; а торговки, молодые русские бабы, спешат по  инстинкту,
чтобы послушать, о чем калЯкает народ, и посмотреть, на что он смотрит.
     ‚ это времЯ невольно остановилсЯ перед лавкою проходивший мимо  молодой
художник —артков. ‘тараЯ шинель и нещегольское платье показывали в нем  того
человека, который с самоотвержением  предан  был  своему  труду  и  не  имел
времени   заботитьсЯ   о   своем   нарЯде,   всегда   имеющем   таинственную
привлекательность длЯ  молодости.  Ћн  остановилсЯ  перед  лавкою  и  сперва
внутренно смеЯлсЯ  над  этими  уродливыми  картинами.  Ќаконец  овладело  им
невольное размышление: он  стал  думать  о  том,  кому  бы  нужны  были  эти
произведениЯ. —то русский народ заглЯдываетсЯ на …русланов  ‹азаревичей,  на
объедал и обпивал, на ”ому  и  …рему,  это  не  казалось  ему  удивительным:
изображенные  предметы  были  очень  доступны  и  понЯтны  народу;  но   где
покупатели  этих  пестрых,  грЯзных  маслЯных  малеваний?  кому  нужны   эти
фламандские мужики,  эти  красные  и  голубые  пейзажи,  которые  показывают
какое-то притЯзание на несколько уже высший  шаг  искусства,  но  в  котором
выразилось все глубокое его унижение? ќто, казалось,  не  были  вовсе  труды
ребенка-самоучки. €наче в них бы,  при  всей  бесчувственной  карикатурности
целого, вырывалсЯ  острый  порыв.  Ќо  здесь  было  видно  просто  тупоумие,
бессильнаЯ, дрЯхлаЯ бездарность, котораЯ самоуправно стала в рЯды  искусств,
тогда как ей место было  среди  низких  ремесл,  бездарность,  котораЯ  была
верна, однако ж, своему призванию и внесла в самое искусство  свое  ремесло.
’е  же  краски,  та  же  манера,  та   же   набившаЯсЯ,   приобыкшаЯ   рука,
принадлежавшаЯ скорее грубо сделанному автомату,  нежели  человеку!..  „олго
стоЯл он пред этими грЯзными картинами, уже наконец не думаЯ вовсе о них,  а
между тем хозЯин лавки, серенький человечек во фризовой шинели,  с  бородой,
не бритой с  самого  воскресеньЯ,  толковал  ему  уже  давно,  торговалсЯ  и
условливалсЯ в цене, еще не узнав, что ему понравилось и что нужно.
     - ‚от за этих мужичков и за ландшафтик  возьму  беленькую.  †ивопись-то
какаЯ! Џросто глаз прошибет; только что получены с биржи; еще лак не  высох.
€ли вот зима, возьмите зиму! ЏЯтнадцать рублей! Ћдна рамка чего  стоит.  ‚он
она какаЯ зима! - ’ут купец дал легкого щелчка  в  полотно,  вероЯтно  чтобы
показать всю добро'ту зимы. - Џрикажете свЯзать их вместе и снести за  вами?
ѓде изволите жить? ќй, малый, подай веревочку.
     - Џостой, брат, не так скоро, - сказал очнувшийсЯ художник,  видЯ,  что
уж проворный купец принЯлсЯ не в шутку их свЯзывать  вместе.  …му  сделалось
несколько совестно не взЯть ничего, застоЯвшись так  долго  в  лавке,  и  он
сказал:
     - Ђ вот постой, Я посмотрю, нет ли длЯ менЯ чего- нибудь  здесь,  -  и,
наклонившись,  стал  доставать  с  полу  наваленные   громоздко,   истертые,
запыленные старые малеваньЯ, не пользовавшиесЯ, как видно, никаким  почетом.
’ут были старинные фамильные портреты, которых потомков, может  быть,  и  на
свете нельзЯ было отыскать, совершенно неизвестные изображениЯ с  прорванным
холстом, рамки, лишенные позолоты, - словом, всЯкий ветхий сор. Ќо  художник
принЯлсЯ рассматривать, думаЯ втайне:  "Ђвось  что-нибудь  и  отыщетсЯ".  Ћн
слышал не  раз  рассказы  о  том,  как  иногда  у  лубочных  продавцов  были
отыскиваемы в сору картины великих мастеров.
     •озЯин, увидев, куда полез он, оставил  свою  суетливость  и,  принЯвши
обыкновенное положение  и  надлежащий  вес,  поместилсЯ  сызнова  у  дверей,
зазываЯ прохожих и указываЯ им одной рукой на  лавку:  "‘юда,  батюшка,  вот
картины! зайдите, зайдите; с биржи получены". “же накричалсЯ  он  вдоволь  и
большею частью бесплодно, наговорилсЯ досыта с лоскутным продавцом, стоЯвшим
насупротив его также у дверей своей лавочки, и, наконец вспомнив, что у него
в лавке есть покупатель, поворотил народу спину и  отправилсЯ  вовнутрь  ее.
"—то, батюшка, выбрали что-нибудь?" Ќо художник уже стоЯл несколько  времени
неподвижно перед одним портретом в больших, когда-то великолепных рамах,  но
на которых чуть блестели теперь следы позолоты.
     ќто был старик с лицом бронзового цвета, скулистым, чахлым; черты лица,
казалось, были схвачены  в  минуту  судорожного  движеньЯ  и  отзывались  не
северною силою. Џламенный полдень был запечатлен в них. Ћн был драпирован  в
широкий азиатский костюм. Љак ни был поврежден и запылен портрет,  но  когда
удалось ему счистить с лица пыль, он увидел следы работы высокого художника.
Џортрет,  казалось,  был  не  кончен;  но  сила   кисти   была   разительна.
Ќеобыкновеннее всего были глаза: казалось, в них употребил всю силу кисти  и
все старательное тщание свое художник. Ћни просто глЯдели, глЯдели  даже  из
самого портрета, как будто разрушаЯ его гармонию  своею  странною  живостью.
Љогда поднес он портрет к дверЯм, еще  сильнее  глЯдели  глаза.  ‚печатление
почти то же произвели они и в народе. †енщина,  остановившаЯсЯ  позади  его,
вскрикнула: "ѓлЯдит, глЯдит", - и  попЯтилась  назад.  Љакое-то  неприЯтное,
непонЯтное самому себе чувство почувствовал он и поставил портрет на землю.
     - Ђ что ж, возьмите портрет! - сказал хозЯин.
     - Ђ сколько? - сказал художник.
     - „а что за перо дорожитьсЯ? три четвертачка давайте!
     - Ќет.
     - Ќу, да что ж дадите?
     - „вугривенный, - сказал художник, готовЯсь идти.
     - ќк цену какую завернули! да за двугривенный одной  рамки  не  купишь.
‚идно,  завтра   собираетесь   купить?   ѓосподин,   господин,   воротитесь!
гривенничек хоть прикиньте. ‚озьмите, возьмите, давайте двугривенный. Џраво,
длЯ почину только, вот только что первый покупатель.
     ‡асим он сделал жест рукой, как будто бы говоривший: "’ак  уж  и  быть,
пропадай картина!"
     ’аким образом —артков совершенно неожиданно купил старый портрет и в то
же времЯ подумал: "‡ачем Я его купил? на что он мне?" Ќо делать было нечего.
Ћн вынул из кармана двугривенный, отдал хозЯину, взЯл портрет  под  мышку  и
потащил его с собою. „орогою  он  вспомнил,  что  двугривенный,  который  он
отдал,  был  у  него  последний.  Њысли  его  вдруг  омрачились;  досада   и
равнодушнаЯ пустота обнЯли его в  ту  же  минуту.  "—ерт  побери!  гадко  на
свете!" - сказал он с чувством русского, у  которого  дела  плохи.  €  почти
машинально шел скорыми шагами, полный бесчувствиЯ  ко  всему.  Љрасный  свет
вечерней зари оставалсЯ еще на половине неба; еще  домы,  обращенные  к  той
стороне, чуть озарЯлись ее теплым светом; а между тем уже холодное синеватое
сиЯнье месЯца  становилось  сильнее.  Џолупрозрачные  легкие  тени  хвостами
падали на землю, отбрасываемые домами  и  ногами  пешеходцев.  “же  художник
начинал мало-помалу заглЯдыватьсЯ на небо,  озаренное  каким-то  прозрачным,
тонким, сомнительным светом, и почти в одно времЯ излетали из уст его слова:
"Љакой легкий тон!" - и слова:  "„осадно,  черт  побери!"  €  он,  поправлЯЯ
портрет, беспрестанно съезжавший из-под мышек, ускорЯл шаг.
     “сталый и весь в поту, дотащилсЯ он  к  себе  в  ЏЯтнадцатую  линию  на
‚асильевский остров. ‘ трудом и с отдышкой взобралсЯ он по лестнице, облитой
помоЯми и украшенной следами кошек и собак. Ќа стук  его  в  дверь  не  было
никакого ответа: человека не было дома. Ћн прислонилсЯ к окну и расположилсЯ
ожидать терпеливо, пока не раздались наконец позади его шаги парнЯ  в  синей
рубахе,  его  приспешника,  натурщика,  краскотерщика  и  выметателЯ  полов,
пачкавшего их тут же своими сапогами. Џарень называлсЯ  Ќикитою  и  проводил
все времЯ за воротами, когда барина  не  было  дома.  Ќикита  долго  силилсЯ
попасть ключом в замочную дырку,  вовсе  не  заметную  по  причине  темноты.
Ќаконец дверь была отперта. —артков  вступил  в  свою  переднюю,  нестерпимо
холодную, как всегда бывает у художников, чего, впрочем, они не замечают. Ќе
отдаваЯ Ќиките шинели, он вошел вместе  с  нею  в  свою  студию,  квадратную
комнату, большую, но низенькую, с  мерзнувшими  окнами,  уставленную  всЯким
художеским  хламом:  кусками  гипсовых  рук,  рамками,  обтЯнутыми  холстом,
эскизами, начатыми и брошенными, драпировкой,  развешанной  по  стульЯм.  Ћн
устал сильно, скинул шинель, поставил рассеЯнно  принесенный  портрет  между
двух небольших холстов и бросилсЯ на узкий диванчик, о котором  нельзЯ  было
сказать, что он обтЯнут кожею, потому что  рЯд  медных  гвоздиков,  когда-то
прикреплЯвших ее, давно уже осталсЯ сам по себе, а кожа осталась тоже сверху
сама по себе, так что Ќикита засовывал под нее черные чулки, рубашки  и  все
немытое белье. Џосидев и разлегшись, сколько можно было  разлечьсЯ  на  этом
узеньком диване, он наконец спросил свечу.
     - ‘вечи нет, - сказал Ќикита.
     - Љак нет?
     - „а ведь и вчера еще не было, - сказал Ќикита.
     •удожник вспомнил,  что  действительно  и  вчера  еще  не  было  свечи,
успокоилсЯ и замолчал. Ћн дал себЯ раздеть и  надел  свой  крепко  и  сильно
заношенный халат.
     - „а вот еще, хозЯин был, - сказал Ќикита.
     - Ќу, приходил за деньгами? знаю, - сказал художник, махнув рукой.
     - „а он не один приходил, - сказал Ќикита.
     - ‘ кем же?
     - Ќе знаю, с кем... какой-то квартальный.
     - Ђ квартальный зачем?
     - Ќе знаю зачем; говорит, затем, что за квартиру не плачено.
     - Ќу, что ж из того выйдет?
     - џ не знаю, что выйдет; он говорил: коли не хочет, так пусть, говорит,
съезжает с квартиры; хотели завтра еще прийти оба.
     - Џусть их  приходЯт,  -  сказал  с  грустным  равнодушием  —артков.  €
ненастное расположение духа овладело им вполне.
     Њолодой —артков был художник с талантом, пророчившим многое:  вспышками
и мгновеньЯми его кисть отзывалась наблюдательностию,  соображением,  гибким
порывом приблизитьсЯ более к природе. "‘мотри, брат, - говорил  ему  не  раз
его профессор, - у тебЯ есть талант; грешно будет, если ты его погубишь.  Ќо
ты нетерпелив. ’ебЯ одно что-нибудь заманит, одно что-нибудь тебе  полюбитсЯ
- ты им занЯт, а прочее у тебЯ дрЯнь, прочее тебе нипочем, ты уж  и  глЯдеть
на него не хочешь. ‘мотри, чтоб из тебЯ не вышел модный живописец. “ тебЯ  и
теперь уже что-то начинают слишком бойко кричать краски. ђисунок у  тебЯ  не
строг, а подчас и вовсе слаб, линиЯ не видна;  ты  уж  гонЯешьсЯ  за  модным
освещением, за тем, что бьет на первые глаза. ‘мотри,  как  раз  попадешь  в
английский род. Ѓерегись; тебЯ уж начинает свет тЯнуть; уж  Я  вижу  у  тебЯ
иной раз на шее щегольской платок, шлЯпа с лоском...  Ћно  заманчиво,  можно
пуститьсЯ писать модные картинки, портретики за  деньги.  „а  ведь  на  этом
губитсЯ, а не развертываетсЯ талант. ’ерпи. Ћбдумывай всЯкую  работу,  брось
щегольство - пусть их набирают другие деньги. ’вое от тебЯ не уйдет".
     Џрофессор был отчасти прав. €ногда хотелось,  точно,  нашему  художнику
кутнуть, щегольнуть - словом, кое-где показать свою молодость. Ќо  при  всем
том он мог взЯть над собою власть. ‚ременами он мог позабыть все, принЯвшись
за кисть, и отрывалсЯ от нее не иначе, как от прекрасного  прерванного  сна.
‚кус его развивалсЯ заметно. …ще не понимал он всей глубины ђафаэлЯ, но  уже
увлекалсЯ быстрой, широкой кистью  ѓвида,  останавливалсЯ  перед  портретами
’ициана, восхищалсЯ фламандцами. …ще потемневший  облик,  облекающий  старые
картины, не весь сошел пред ним; но он уже прозревал  в  них  кое-что,  хотЯ
внутренно  не  соглашалсЯ  с  профессором,  чтобы  старинные   мастера   так
недосЯгаемо ушли от нас; ему казалось даже, что девЯтнадцатый век кое в  чем
значительно их опередил, что  подражание  природе  как-то  сделалось  теперь
Ярче, живее,  ближе;  словом,  он  думал  в  этом  случае  так,  как  думает
молодость, уже постигшаЯ кое-что  и  чувствующаЯ  это  в  гордом  внутреннем
сознании. €ногда становилось  ему  досадно,  когда  он  видел,  как  заезжий
живописец, француз или немец, иногда даже вовсе не живопнсец  по  призванью,
одной  только  привычной  замашкой,  бойкостью  кисти  и   Яркостью   красок
производил  всеобщий  шум  и  скапливал  себе  вмиг  денежный  капитал.  ќто
приходило к нему на ум не тогда,  когда,  занЯтый  весь  своей  работой,  он
забывал и питье, и пищу,  и  весь  свет,  но  тогда,  когда  наконец  сильно
приступала необходимость, когда не на что было купить кистей и красок, когда
неотвЯзчивый хозЯин приходил раз  по  десЯти  на  день  требовать  платы  за
квартиру.  ’огда  завидно  рисовалась  в  голодном  его  воображенье  участь
богача-живописца; тогда пробегала даже мысль, пробегающаЯ  часто  в  русской
голове: бросить все и закутить с горЯ назло всему. € теперь он почти  был  в
таком положении.
     - „а! терпи, терпи! -  произнес  он  с  досадою.-  …сть  же  наконец  и
терпенью конец. ’ерпи! а на какие деньги Я завтра буду обедать? ‚займы  ведь
никто не даст. Ђ понеси Я продавать все мои картины и рисунки, за них мне за
все двугривенный дадут. Ћни полезны, конечно, Я это чувствую: каждаЯ из  них
предпринЯта недаром, в каждой из них Я что-нибудь узнал. „а ведь что пользы?
этюды, попытки - и все будут этюды, попытки, и конца не будет им. „а  и  кто
купит, не знаЯ менЯ по имени? да и кому нужны рисунки с антиков из натурного
класса, или моЯ неоконченнаЯ любовь Џсихеи, или  перспектива  моей  комнаты,
или портрет моего Ќикиты, хотЯ  он,  право,  лучше  портретов  какого-нибудь
модного живописца? —то, в самом деле? ‡ачем Я мучусь и, как ученик,  копаюсь
над азбукой, тогда как мог бы блеснуть ничем не хуже других  и  быть  таким,
как они, с деньгами.
     Џроизнесши это, художник вдруг задрожал и побледнел: на  него  глЯдело,
высунувшись из-за поставленного холста, чье-то  судорожно  искаженное  лицо.
„ва страшные глаза прЯмо вперились в него, как бы готовЯсь сожрать  его;  на
устах  написано  было  грозное  повеленье  молчать.  €спуганный,  он   хотел
вскрикнуть и позвать Ќикиту, который уже успел запустить  в  своей  передней
богатырское храпенье; но  вдруг  остановилсЯ  и  засмеЯлсЯ.  —увство  страха
отлегло вмиг. ќто был им купленный портрет,  о  котором  он  позабыл  вовсе.
‘иЯние месЯца, озаривши комнату, упало и на него  и  сообщило  ему  странную
живость. Ћн принЯлсЯ его рассматривать и оттирать.  Ћмакнул  в  воду  губку,
прошел ею по нем несколько  раз,  смыл  с  него  почти  всю  накопившуюсЯ  и
набившуюсЯ пыль и грЯзь, повесил перед собой на стену и подивилсЯ еще  более
необыкновенной работе: все лицо почти ожило, и глаза взглЯнули на него  так,
что он наконец вздрогнул и, попЯтившись назад произнес  изумленным  голосом:
"ѓлЯдит, глЯдит человеческими глазами!" …му  пришла  вдруг  на  ум  историЯ,
слышаннаЯ давно им от  своего  профессора,  об  одном  портрете  знаменитого
‹еонардо да ‚инчи, над которым великий мастер трудилсЯ несколько лет  и  все
еще почитал его неоконченным и который, по словам ‚азари,  был,  однако  же,
почтен от всех за совершеннейшее и окончательнейшее произведение  искусства.
Ћкончательнее всего были в нем глаза, которым изумлЯлись современники;  даже
малейшие, чуть видные в них жилки были не  упущены  и  приданы  полотну.  Ќо
здесь, однако же,  в  сем,  ныне  бывшем  пред  ним,  портрете  было  что-то
странное. ќто было уже не искусство:  это  разрушало  даже  гармонию  самого
портрета. ќто были живые, эти были человеческие глаза! Љазалось,  как  будто
они были вырезаны из живого человека и вставлены сюда.  ‡десь  не  было  уже
того высокого наслажденьЯ, которое объемлет душу при взглЯде на произведение
художника, как ни ужасен взЯтый им предмет; здесь было какое-то болезненное,
томительное чувство. "—то это? - невольно вопрошал  себЯ  художник.  -  ‚едь
это, однако же, натура, это живаЯ натура; отчего же  это  странно-неприЯтное
чувство? €ли рабское, буквальное подражание  натуре  есть  уже  проступок  и
кажетсЯ Ярким, нестройным криком? €ли,  если  возьмешь  предмет  безучастно,
бесчувственно, не сочувствуЯ с ним, он непременно предстанет только в  одной
ужасной своей действительности, не озаренный светом  какой-то  непостижимой,
скрытой во всем мысли, предстанет в той действительности, какаЯ  открываетсЯ
тогда,  когда,   желаЯ   постигнуть   прекрасного   человека,   вооружаешьсЯ
анатомическим ножом, рассекаешь его внутренность  и  видишь  отвратительного
человека? Џочему же простаЯ, низкаЯ природа ЯвлЯетсЯ у  одного  художника  в
каком-то свету, и не чувствуешь  никакого  низкого  впечатлениЯм;  напротив,
кажетсЯ, как будто насладилсЯ, и после того спокойнее и ровнее все  течет  и
движетсЯ вокруг тебЯ? € почему же та же самаЯ природа  у  другого  художника
кажетсЯ низкою, грЯзною, а между прочим, он так же  был  верен  природе?  Ќо
нет, нет в ней чего-то озарЯющего. ‚се равно как вид в природе:  как  он  ни
великолепен, а все недостает чего-то, если нет на небе солнца".
     Ћн опЯть подошел к портрету, с тем чтобы рассмотреть эти чудные глазам,
и с ужасом заметил, что они точно глЯдЯт на него. ќто уже не  была  копиЯ  с
натуры, это была та страннаЯ живость, которою бы  озарилось  лицо  мертвеца,
вставшего из могилы. ‘вет ли месЯца, несущий с собой бред мечты и облекаюпщй
все в иные образы, противоположные положительному дню, или что  другое  было
причиною тому, только ему сделалось вдруг, неизвестно отчето, страшно сидеть
одному в комнате. Ћн тихо отошел от портрета, отворотилсЯ в другую сторону и
старалсЯ не глЯдеть на него, а между тем глаз невольно, сам  собою,  косЯсь,
окидывал его. Ќаконец ему сделалось даже  страшно  ходить  по  комнате;  ему
казалось, как будто сей же час кто-то другой станет  ходить  позади  его,  и
всЯкий раз робко оглЯдывалсЯ  он  назад.  Ћн  не  был  никогда  труслив;  но
воображенье и нервы его были чутки, и в этот вечер он сам не мог истолковать
себе своей невольной боЯзни. Ћн сел в уголок, но и здесь казалось  ему,  что
кто-то вот-вот взглЯнет через плечо к нему в лицо.  ‘амое  храпенье  Ќикиты,
раздававшеесЯ из передней, не прогонЯло его боЯзни.  Ћн  наконец  робко,  не
подымаЯ глаз, поднЯлсЯ с своего места, отправилсЯ к себе за ширму  и  лег  в
постель. ‘квозь щелки в ширмах он видел освещенную месЯцем  свою  комнату  и
видел прЯмо висевший на стене портрет. ѓлаза еще страшнее, еще  значительнее
вперились в него и, казалось, не хотели ни на что другое глЯдеть, как только
на него. Џолный тЯгостного чувства, он решилсЯ  встать  с  постели,  схватил
простыню и, приблизЯсь к портрету, закутал его всего.
     ‘делавши это, он лег в постель  покойнее,  стал  думать  о  бедности  и
жалкой судьбе художника, о тернистом пути, предстоЯщем ему на этом свете;  а
между тем глаза  его  невольно  глЯдели  сквозь  щелку  ширм  на  закутанный
простынею портрет. ‘иЯнье месЯца усиливало белизну простыни, и ему казалось,
что страшные глаза стали  даже  просвечивать  сквозь  холстину.  ‘о  страхом
вперил он пристальнее глаза, как бы  желаЯ  уверитьсЯ,  что  это  вздор.  Ќо
наконец уже в самом деле...  он  видит,  видит  Ясно:  простыни  уже  нет...
портрет открыт весь и глЯдит мимо всего, что ни есть вокруг, прЯмо  в  него,
глЯдит просто к нему вовнутрь... “ него захолонуло сердце. €  видит:  старик
пошевелилсЯ и вдруг уперсЯ в рамку обеими  руками.  Ќаконец  приподнЯлсЯ  на
руках и, высунув обе ноги, выпрыгнул из рам... ‘квозь щелку ширм видны  были
уже одни только пустые рамы. Џо комнате раздалсЯ стук шагов, который наконец
становилсЯ ближе и ближе к ширмам. ‘ердце стало сильнее колотитьсЯ у бедного
художника. ‘ занЯвшимсЯ от страха дыханьем он ожидал, что вот-вот  глЯнет  к
нему за ширмы старик. € вот он глЯнул, точно, за ширмы, с тем  же  бронзовым
лицом  и  поводЯ  большими  глазами.  —артков   силилсЯ   вскрикнуть   -   и
почувствовал,  что  у  него  нет  голоса,  силилсЯ  пошевельнутьсЯ,  сделать
какое-нибудь движенье - не движутсЯ  члены.  ‘  раскрытым  ртом  и  замершим
дыханьем смотрел он на этот  страшный  фантом  высокого  роста,  в  какой-то
широкой азиатской рЯсе, и ждал, что станет он делать.  ‘тарик  сел  почти  у
самых ног его и вслед за тем что-то вытащил из-под складок  своего  широкого
платьЯ. ќто был мешок. ‘тарик  развЯзал  его  и,  схвативши  за  два  конца,
встрЯхнул: с глухим звуком упали на  пол  тЯжелые  свертки  в  виде  длинных
столбиков; каждый был завернут в синюю бумагу, и на каждом было  выставлено:
"1000 червонных". ‚ысунув свои длинные костистые руки  из  широких  рукавов,
старик начал разворачивать свертки. ‡олото  блеснуло.  Љак  ни  велико  было
тЯгостное чувство и обеспамЯтевший страх художника, но он  вперилсЯ  весь  в
золото,  глЯдЯ  неподвижно,  как  оно  разворачивалось  в  костистых  руках,
блестело, звенело тонко и глухо и заворачивалось вновь. ’ут заметил он  один
сверток, откатившийсЯ подалее от  других,  у  самой  ножки  его  кровати,  в
головах у него. Џочти судорожно схватил он его и, полным страха, смотрел, не
заметит ли старик. Ќо старик был,  казалось,  очень  занЯт.  Ћн  собрал  все
свертки свои, уложил их снова в мешок и, не  взглЯнувши  на  него,  ушел  за
ширмы. ‘ердце билось сильно у —арткова, когда он услышал, как раздавалсЯ  по
комнате шелест удалЯвшихсЯ шагов. Ћн сжимал покрепче сверток  свой  в  руке,
дрожа всем телом за него, и вдруг услышал, что  шаги  вновь  приближаютсЯ  к
ширмам, - видно, старик вспомнил, что недоставало одного свертка. € вот - он
глЯнул к нему вновь за ширмы. Џолный отчаЯниЯ, стиснул он всею силою в  руке
своей  сверток,  употребил  все  усилие  сделать  движенье,  вскрикнул  -  и
проснулсЯ.
     •олодный пот облил его всего; сердце его билось так сильно, как  только
можно было битьсЯ; грудь была так стеснена, как будто хотело улететь из  нее
последнее дыханье. "Ќеужели это был сон?" - сказал он,  взЯвши  себЯ  обеими
руками за голову; но страшнаЯ живость ЯвленьЯ не  была  похожа  на  сон.  Ћн
видел, уже пробудившись, как старик ушел в рамки, мелькнула  даже  пола  его
широкой одежды, и рука его чувствовала Ясно, что держала за минуту пред  сим
какую-то тЯжесть. ‘вет месЯца озарЯл комнату, заставлЯЯ выступатъ из  темных
углов ее где холст, где гипсовую руку, где оставленную на стуле  драпировку,
где панталоны и нечищенные сапоги. ’ут только заметил он,  что  не  лежит  в
постели, а стоит на ногах прЯмо перед портретом. Љак он добралсЯ сюда  -  уж
этого никак не мог он понЯть. …ще более изумило его, что портрет был  открыт
весь и простыни на нем действительно не было. ‘ неподвижным  страхом  глЯдел
он на него и видел, как прЯмо вперились в  него  живые  человеческие  глаза.
•олодный пот выступил на лице его; он хотел отойти, но чувствовал, что  ноги
его как будто приросли к земле. € видит он: это уже не  сон:  черты  старика
двинулись, и губы его стали вытЯгиватьсЯ к нему, как  будто  бы  хотели  его
высосать... ‘ воплем отчаЯньЯ отскочил он - и проснулсЯ.
     "Ќеужели и это был сон?" ‘ бьющимсЯ на разрыв сердцем ощупал он  руками
вокруг себЯ. „а, он лежит на постеле в таком точно  положенье,  как  заснул.
Џред ним ширмы; свет месЯца наполнЯл комнату. ‘квозь щель в ширмах виден был
портрет, закрытый как следует простынею, - так, как он сам закрыл его. €так,
это был тоже сон! Ќо сжатаЯ рука чувствует доныне, как будто бы в ней что-то
было. Ѓиение сердца было сильно, почти страшно; тЯгость в груди невыносимаЯ.
Ћн вперил глаза в щель и пристально глЯдел на простыню. €  вот  видит  Ясно,
что простынЯ начинает раскрыватьсЯ, как будто бы под нею барахтались руки  и
силились ее сбросить. "ѓосподи, боже мой, что это!" - вскрикнул он, крестЯсь
отчаЯнно, и проснулсЯ.
     € это был также сон! Ћн вскочил с постели, полоумный, обеспамЯтевший, и
уже не мог изъЯснЯть, что это  с  ним  делаетсЯ:  давленье  ли  кошмара  или
домового, бред ли горЯчки или живое виденье. ‘тараЯсь утишить сколько-нибудь
душевное  волненье  и  расколыхавшуюсЯ  кровь,  котораЯ  билась  напрЯженным
пульсом по всем его жилам, он подошел к окну  и  открыл  форточку.  •олодный
пахнувший ветер оживил его. ‹унное сиЯние лежало все еще на крышах  и  белых
стенах домов, хотЯ небольшие тучи стали чаще переходить по  небу.  ‚се  было
тихо: изредка долетало до слуха  отдаленное  дребезжанье  дрожек  извозчика,
который где-нибудь в невидном  переулке  спал,  убаюкиваемый  своею  ленивою
клЯчею, поджидаЯ запоздалого седока. „олго глЯдел  он,  высунувши  голову  в
форточку. “же  на  небе  рождались  признаки  приближающейсЯ  зари;  наконец
почувствовал он приближающуюсЯ дремоту, захлопнул  форточку,  отошел  прочь,
лег в постель и скоро заснул как убитый, самым крепким сном.
     ЏроснулсЯ  он  очень  поздно  и  почувствовал  в  себе  то   неприЯтное
состоЯние, которое овладевает человеком после угара;  голова  его  неприЯтно
болела. ‚ комнате было  тускло;  неприЯтнаЯ  мокрота  сеЯлась  в  воздухе  и
проходила сквозь щели его окон, заставленные  картинами  или  нагрунтованным
холстом. Џасмурный, недовольный,  как  мокрый  петух,  уселсЯ  он  на  своем
оборванном диване, не знаЯ сам, за что принЯтьсЯ,  что  делать,  и  вспомнил
наконец весь свой сон. Џо мере припоминаньЯ сон  этот  представлЯлсЯ  в  его
воображенье так тЯгостно жив, что он даже стал подозревать, точно ли это был
сон и простой бред, не было  ли  здесь  чего-то  другого,  не  было  ли  это
виденье. ‘дернувши простыню, он рассмотрел при дневном свете  этот  страшный
портрет. ѓлаза, точно, поражали своей необыкновенной живостью, но ничего  он
не находил в них особенно страшного; только как будто какое-то неизъЯснимое,
неприЯтное чувство оставалось на душе. Џри  всем  том  он  все-таки  не  мог
совершенно уверитьсЯ, чтобы это был сон. …му казалось,  что  среди  сна  был
какой-то страшный  отрывок  из  действительности.  Љазалось,  даже  в  самом
взглЯде и выражений старика как будто что-то говорило, что он был у него эту
ночь; рука его почувствовала только что лежавшую в себе тЯжесть,  как  будто
бы кто-то за одну только минуту пред сим ее выхватил у него.  …му  казалось,
что, если бы он держал только покрепче сверток, он, верно, осталсЯ бы у него
в руке и после пробуждениЯ.
     "Ѓоже мой, если  бы  хотЯ  часть  этих  денег!"  -  сказал  он,  тЯжело
вздохнувши, и в воображенье его стали высыпатьсЯ из мешка  все  виденные  им
свертки с заманчивой надписью: "1000  червонных".  ‘вертки  разворачивались,
золото блестело, заворачивалось вновь, и он сидел,  уставивши  неподвижно  и
бессмысленно свои глаза в пустой воздух, не будучи в состоЯнье оторватьсЯ от
такого предмета, - как ребенок,  сидЯщий  пред  сладким  блюдом  и  видЯщий,
глотаЯ слюнки,  как  едЯт  его  другие.  Ќаконец  у  дверей  раздалсЯ  стук,
заставивший его неприЯтно очнутьсЯ. ‚ошел хозЯин с квартальным надзирателем,
которого поЯвление длЯ людей мелких, как известно,  еще  неприЯтнее,  нежели
длЯ богатых лицо просителЯ. •озЯин небольшого дома, в котором  жил  —артков,
был одно из творений, какими обыкновенно бывают владетели домов где-нибудь в
ЏЯтнадцатой линии ‚асильевского острова,  на  Џетербургской  стороне  или  в
отдаленном углу Љоломны, - творенье, каких много на ђуси и которых  характер
так же трудно определить, как цвет изношенного сюртука. ‚ молодости своей он
был капитан и крикун, употреблЯлсЯ и по штатским делам,  мастер  был  хорошо
высечь, был и расторопен, и щеголь, и глуп; но в старости своей  он  слил  в
себе все эти резкие особенности в какую-то тусклую неопределенность. Ћн  был
уже вдов, был уже в отставке, уже не  щеголЯл,  не  хвастал,  не  задиралсЯ,
любил только пить чай и болтать за  ним  всЯкий  вздор;  ходил  по  комнате,
поправлЯл сальный огарок; аккуратно по истечении каждого месЯца  наведывалсЯ
к своим жильцам за деньгами; выходил на улицу с  ключом  в  руке,  длЯ  того
чтобы посмотреть на крышу своего дома; выгонЯл несколько раз дворника из его
конуры, куда он  запрЯтывалсЯ  спать;  одним  словом,  человек  в  отставке,
которому после всей забубенной жизни и трЯски на перекладных  остаютсЯ  одни
пошлые привычки.
     - €звольте сами глЯдеть, ‚арух Љузьмич, - сказал  хозЯин,  обращаЯсь  к
квартальному и расставив руки, - вот не платит за квартиру, не платит.
     - —то ж, если нет денег? Џодождите, Я заплачу.
     - Њне, батюшка, ждать нельзЯ, - сказал хозЯин  в  сердцах,  делаЯ  жест
ключом, который держал в руке, - у менЯ вот Џотогонкин, подполковник, живет,
семь лет уж живет; Ђнна Џетровна Ѓухмистерова и сарай и конюшню нанимает  на
два стойла, три при ней дворовых человека, - вот  какие  у  менЯ  жильцы.  “
менЯ, сказать вам откровенно, нет такого  заведеньЯ,  чтобы  не  платить  за
квартиру. €звольте сейчас же заплатить деньги, да и съезжать вон.
     - „а, уж если порЯдились, так извольте платить,  -  сказал  квартальный
надзиратель, с небольшим потрЯхиваньем головы и заложив  палец  за  пуговицу
своего мундира.
     - „а чем платить? - вопрос. “ менЯ нет теперь ни гроша.
     -  ‚  таком  случае  удовлетворите  €вана  €вановича  издельЯми   своей
профессии,  -  сказал  квартальный,  -  он,  может  быть,  согласитсЯ  взЯть
картинами.
     - Ќет, батюшка, за картины спасибо. „обро бы были картины с благородным
содержанием, чтобы можно было на стену повесить, хоть  какой-нибудь  генерал
со звездой или кнЯзЯ Љутузова портрет, а то вон мужика нарисовал,  мужика  в
рубахе, слуги-то, что трет краски. …ще с него, свиньи, портрет рисовать; ему
Я шею наколочу: он у менЯ все гвозди из задвижек повыдергивал, мошенник. ‚от
посмотрите, какие предметы: вот комнату рисует. „обро  бы  уж  взЯл  комнату
прибранную, опрЯтную, а он вон как нарисовал ее, со всем  сором  и  дрЯзгом,
какой ни валЯлсЯ. ‚от посмотрите, как запакостил у  менЯ  комнату,  извольте
сами видеть. „а у менЯ по семи лет живут  жильцы,  полковники,  Ѓухмистерова
Ђнна Џетровна... Ќет, Я вам скажу: нет хуже жильца,  как  живописец:  свиньЯ
свиньей живет, просто не приведи бог.
     € все это должен был выслушать терпеливо бедный живописец.  Љвартальный
надзиратель между тем занЯлсЯ рассматриваньем  картин  и  этюдов  и  тут  же
показал, что у него душа живее хозЯйской и даже была не чужда художественным
впечатлениЯм.
     - •е, - сказал он, тыкнув пальцем на один холст,  где  была  изображена
нагаЯ женщина, - предмет, того... игривый. Ђ у этого  зачем  так  под  носом
черно? табаком, что ли, он себе засыпал?
     - ’ень, - отвечал на это сурово и не обращаЯ на него глаз —артков.
     - Ќу, ее бы можно куда-нибудь в  другое  место  отнести,  а  под  носом
слишком видное место, - сказал квартальный, - а это чей портрет? - продолжал
он, подходЯ к портрету старика, - уж страшен слишком. Ѓудто он в самом  деле
был такой страшный; ахти, да он просто глЯдит! ќх, какой ѓромобой! ‘ кого вы
писали?
     - Ђ это с одного...- сказал  —артков  и  не  кончил  слова:  послышалсЯ
треск. Љвартальный пожал, видно, слишком  крепко  раму  портрета,  благодарЯ
топорному устройству  полицейских  рук  своих;  боковые  досточки  вломились
вовнутрь, одна упала на пол, и вместе с нею упал, тЯжело звЯкнув, сверток  в
синей бумаге. —арткову бросилась в  глаза  надпись:  "1000  червонных".  Љак
безумный бросилсЯ он поднЯть его, схватил  сверток,  сжал  его  судорожно  в
руке, опустившейсЯ вниз от тЯжести.
     - Ќикак,  деньги  зазвенели,  -  сказал  квартальный,  услышавший  стук
чего-то упавшего на пол и не могший увидать его  за  быстротой  движеньЯ,  с
какою бросилсЯ —артков прибрать.
     - Ђ вам какое дело знать, что у менЯ есть?
     - Ђ такое дело, что вы сейчас должны заплатить хозЯину за квартиру; что
у вас есть деньги, да вы не хотите платить, - вот что.
     - Ќу, Я заплачу ему сегоднЯ.
     - Ќу, а  зачем  же  вы  не  хотели  заплатить  прежде,  да  доставлЯете
беспокойство хозЯину, да вот и полицию тоже тревожите?
     - Џотому что этих денег мне не  хотелось  трогать;  Я  ему  сегоднЯ  же
ввечеру все заплачу и съеду  с  квартиры  завтра  же,  потому  что  не  хочу
оставатьсЯ у такого хозЯина.
     - Ќу, €ван €ванович, он вам заплатит, - сказал квартальный, обращаЯсь к
хозЯину.- Ђ если насчет того, что вы не  будете  удовлетворены  как  следует
сегоднЯ ввечеру, тогда уж извините, господин живописец.
     ‘казавши это, он надел свою треугольную шлЯпу и вышел в сени, а за  ним
хозЯин, держа вниз голову и, как казалось, в каком-то раздумье.
     -  ‘лава  богу,  черт  их  унес!  -  сказал  —артков,   когда   услышал
затворившуюсЯ в передней дверь.
     Ћн выглЯнул в переднюю, услал за чем-то Ќикиту, чтобы  быть  совершенно
одному, запер за ним дверь и, возвратившись к себе  в  комнату,  принЯлсЯ  с
сильным сердечным трепетаньем разворачивать сверток. ‚  нем  были  червонцы,
все до одного новые, жаркие, как огонь. Џочти обезумев, сидел он за  золотою
кучею, все еще спрашиваЯ себЯ, не во сне ли все это. ‚ свертке было ровно их
тысЯча; наружность его была совершенно такаЯ, в какой они  виделись  ему  во
сне. Ќесколько минут он перебирал их, пересматривал, и все еще не мог прийти
в себЯ. ‚ воображении его воскресли вдруг все истории о кладах, шкатулках  с
потаенными Ящиками, оставлЯемых предками длЯ своих  разорившихсЯ  внуков,  в
твердой уверенности на будущее их промотавшеесЯ положение.  Ћн  мыслил  так:
"Ќе придумал ли и теперь какой-нибудь дедушка оставить своему внуку подарок,
заключив его в рамку фамильного портрета?" Џолный  романического  бреда,  он
стал даже думать, нет ли здесь какой-нибудь тайной свЯзи с его  судьбою:  не
свЯзано ли существованье портрета с его собственным существованьем, и  самое
приобретение его не есть ли уже  какое-то  предопределение?  Ћн  принЯлсЯ  с
любопытством рассматривать рамку портрета. ‚ одном боку ее был  выдолбленный
желобок, задвинутый дощечкой так ловко и неприметно, что если бы капитальнаЯ
рука квартального надзирателЯ не произвела пролома, червонцы остались бы  до
скончаниЯ века в покое. ђассматриваЯ портрет,  он  подивилсЯ  вновь  высокой
работе, необыкновенной отделке глаз; они уже не казались ему  страшными,  но
все еще в душе оставалось всЯкий раз невольно неприЯтное  чувство.  "Ќет,  -
сказал он сам в себе, - чей бы ты ни был  дедушка,  а  Я  тебЯ  поставлю  за
стекло и сделаю тебе за это  золотые  рамки".  ‡десь  он  набросил  руку  на
золотую кучу,  лежавшую  пред  ним,  и  сердце  забилось  сильно  от  такого
прикосновеньЯ. "—то с ними сделать? - думал он,  уставив  на  них  глаза.  -
’еперь Я обеспечен, по крайней мере, на три года, могу заперетьсЯ в комнату,
работать. Ќа краски теперь у менЯ есть; на обед, на чай, на  содержанье,  на
квартиру есть; мешать и надоедать мне теперь никто  не  станет;  куплю  себе
отличный манкен, закажу гипсовый торсик,  сформую  ножки,  поставлю  ‚енеру,
накуплю гравюр с первых картин. € если  поработаю  три  года  длЯ  себЯ,  не
торопЯсь, не на продажу, Я зашибу их всех, и могу быть славным художником".
     ’ак говорил он заодно  с  подсказывавшим  ему  рассудком;  но  извнутри
раздавалсЯ другой голос, слышнее и звонче. € как  взглЯнул  он  еще  раз  на
золото, не то заговорили в нем двадцать два года и горЯчаЯ юность. ’еперь  в
его власти было все то, на что он глЯдел доселе  завистливыми  глазами,  чем
любовалсЯ издали, глотаЯ слюнки. “х, как в нем забилось  ретивое,  когда  он
только подумал о том! ЋдетьсЯ  в  модный  фрак,  разговетьсЯ  после  долгого
поста, нанЯть себе славную квартиру, отправитьсЯ  тот  же  час  в  театр,  в
кондитерскую, в... и прочее, - и он, схвативши деньги, был уже на улице.
     Џрежде всего зашел к портному, оделсЯ с ног до головы и,  как  ребенок,
стал обсматривать  себЯ  беспрестранно;  накупил  духов,  помад,  нанЯл,  не
торгуЯсь, первую попавшуюсЯ великолепнейшую квартиру на Ќевском проспекте, с
зеркалами и цельными стеклами; купил нечаЯнно  в  магазине  дорогой  лорнет,
нечаЯнно накупил тоже бездну всЯких галстуков,  более,  нежели  было  нужно,
завил у парикмахера себе локоны, прокатилсЯ два раза по городу в карете  без
всЯкой причины,  объелсЯ  без  меры  конфектов  в  кондитерской  и  зашел  к
ресторану французу, о котором доселе слышал такие же неЯсные  слухи,  как  о
китайском государстве. ’ам он обедал подбоченившись, бросаЯ довольно  гордые
взглЯды на других и поправлЯЯ беспрестанно против  зеркала  завитые  локоны.
’ам он выпил бутылку шампанского, которое тоже доселе было ему знакомо более
по слуху. ‚ино несколько зашумело в голове,  и  он  вышел  на  улицу  живой,
бойкий, по русскому выражению: черту не брат. ЏрошелсЯ по тротуару  гоголем,
наводЯ на всех лорнет. Ќа мосту заметил  он  своего  прежнего  профессора  и
шмыгнул лихо  мимо  его,  как  будто  бы  не  заметив  его  вовсе,  так  что
остолбеневший профессор долго  еще  стоЯл  неподвижно  на  мосту,  изооразив
вопросительный знак на лице своем.
     ‚се вещи и все, что ни было: станок, холст, картины -  были  в  тот  же
вечер перевезены  на  великолепную  квартиру.  Ћн  расставил  то,  что  было
получше, на видные места, что похуже -  забросил  в  угол  и  расхаживал  по
великолепным  комнатам,  беспрестанно  поглЯдываЯ  в  зеркала.  ‚  душе  его
возродилось желанье непреоборимое схватить славу  сей  же  час  за  хвост  и
показать себЯ свету. “же чудились ему крики: "—артков,  —артков!  видали  вы
картину —арткова? ЉакаЯ быстраЯ кисть у —арткова!  Љакой  сильный  талант  у
—арткова!" Ћн ходил в восторженном состоЯнии у  себЯ  по  комнате,  уносилсЯ
невесть куда. Ќа другой же день, взЯвши десЯток червонцев, отправилсЯ  он  к
одному издателю  ходЯчей  газеты,  просЯ  великодушной  помощи;  был  принЯт
радушно журналистом, назвавшим его тот же час "почтеннейший",  пожавшим  ему
обе руки, расспросившим подробно об имени, отчестве, месте жительства, и  на
другой же день поЯвилась в газете вслед за  объЯвлением  о  новоизобретенных
сальных  свечах  статьЯ  с  таким  заглавием:  "Ћ  необыкновенных   талантах
—арткова": "‘пешим обрадовать образованных жителей столицы прекрасным, можно
сказать, во всех отношениЯх приобретением. ‚се согласны в  том,  что  у  нас
есть много прекраснейших физиогномий и прекраснейших лиц, но не было до  сих
пор средства передать их  на  чудотворный  холст,  длЯ  передачи  потомству;
теперь недостаток этот пополнен: отыскалсЯ художник, соединЯющий в себе  что
нужно. ’еперь красавица может быть уверена, что она будет передана  со  всей
грацией своей красоты воздушной, легкой, очаровательной, чудесной,  подобной
мотылькам, порхающим по весенним цветкам. Џочтенный  отец  семейства  увидит
себЯ окруженным своей семьей. Љупец, воин, гражданин, государственный муж  -
всЯкий с новой ревностью будет продолжать свое  поприще.  ‘пешите,  спешите,
заходите с гулЯньЯ,  с  прогулки,  предпринЯтой  к  приЯтелю,  к  кузине,  в
блестЯщий магазин, спешите,  откуда  бы  ни  было.  ‚еликолепнаЯ  мастерскаЯ
художника (Ќевский проспект, такой-то номер) уставлена  всЯ  портретами  его
кисти, достойной ‚андиков и ’ицианов. Ќе знаешь, чему  удивлЯтьсЯ:  верности
ли и сходству с оригиналами или необыкновенной  Яркости  и  свежести  кисти.
•вала вам, художник! вы вынули счастливый билет из  лотереи.  ‚иват,  Ђндрей
Џетрович (журналист, как видно, любил фамильЯрность)!  ЏрославлЯйте  себЯ  и
нас. Њы умеем ценить вас. ‚сеобщее стечение, а вместе с тем и  деньги,  хотЯ
некоторые из нашей же братьи журналистов и восстают против  них,  будут  вам
наградою".
     ‘ тайным удовольствием  прочитал  художник  это  об