Ќиколай ‚асильевич ѓоголь. ‚ыбранные места из переписки с друзьЯми

Ћцените этот текст:
Ќиколай ‚асильевич ѓоголь. ‚ыбранные места из переписки с друзьЯми



Џђ…„€‘‹Ћ‚€…

     џ был тЯжело болен; смерть уже была близко. ‘обравши остаток сил  своих
и воспользовавшись первой минутой полной  трезвости  моего  ума,  Я  написал
духовное завещание, в котором, между прочим, возлагаю обЯзанность на  друзей
моих издать, после моей смерти, некоторые из моих писем. Њне  хотелось  хотЯ
сим искупить бесполезность всего, доселе мною напечатанного,  потому  что  в
письмах моих, по признанию тех, к которым они были писаны,  находитсЯ  более
нужного длЯ человека, нежели  в  моих  сочинениЯх.  ЌебеснаЯ  милость  божиЯ
отвела от менЯ руку  смерти.  џ  почти  выздоровел;  мне  стало  легче.  Ќо,
чувствуЯ, однако, слабость сил моих, котораЯ возвещает мне  ежеминутно,  что
жизнь моЯ на волоске и, приготовлЯЯсь к  отдаленному  путешествию  к  свЯтым
местам, необходимому душе моей, во времЯ которого  может  все  случитьсЯ,  Я
захотел оставить при расставанье что-нибудь от себЯ моим  соотечественникам.
‚ыбираю сам из моих последних писем, которые  мне  удалось  получить  назад,
все, что более относитсЯ к вопросам, занимающим ныне  общество,  отстранивши
все, что может получить смысл только после моей смерти, с исключеньем всего,
что могло иметь значенье  только  длЯ  немногих.  ЏрибавлЯю  две-три  статьи
литературные и, наконец, прилагаю самое завещание, с тем чтобы в случае моей
смерти, если бы она застигла менЯ на пути моем,  возымело  оно  тотчас  свою
законную силу, как засвидетельствованное всеми моими читателЯми.
     ‘ердце мое говорит, что книга моЯ нужна и что она может быть полезна. џ
думаю так не потому, чтобы имел высокое о себе понЯтие и надеЯлсЯ на  уменье
свое быть полезным, но потому,  что  никогда  еще  доселе  не  питал  такого
сильного желаньЯ быть полезным. Ћт нас уже довольно бывает протЯнуть руку  с
тем, чтобы помочь, помогаем же не мы, помогает бог,  ниспосылаЯ  силу  слову
бессильному. €так, сколь бы ни была моЯ книга незначительна и ничтожна, но Я
позволЯю себе издать ее в свет и прошу моих соотечественников  прочитать  ее
несколько раз; в то же времЯ прошу  тех  из  них,  которые  имеют  достаток,
купить несколько ее экземплЯров и раздать тем, которые сами купить не могут,
уведомлЯЯ их при этом случае, что все деньги, какие  перевысЯт  издержки  на
предстоЯщее мне путешествие, будут обращены, с одной стороны, в подкрепление
тем, которые, подобно мне, почувствуют потребность внутреннюю отправитьсЯ  к
наступающему великому посту во свЯтую землю и  не  будут  иметь  возможности
совершить его одними собственными средствами, с другой стороны -  в  пособие
тем, которых Я встречу на пути уже туда идущих и  которые  все  помолЯтсЯ  у
гроба господнЯ за моих читателей, своих благотворителей.
     Џутешествие мое хотел бы Я совершить как добрый  христианин.  €  потому
испрашиваю здесь прощениЯ у всех моих  соотечественников  во  всем,  чем  ни
случилось мне оскорбить  их.  ‡наю,  что  моими  необдуманными  и  незрелыми
сочинениЯми нанес Я огорченье многим, а других даже  вооружил  против  себЯ,
вообще во многих произвел неудовольствие. ‚ оправдание могу  сказать  только
то, что намеренье мое было доброе и что Я никого не хотел  ни  огорчать,  ни
вооружать  против  себЯ,  но  одно  мое  собственное  неразумие,  одна   моЯ
поспешность и торопливость были причиной тому, что сочинениЯ мои предстали в
таком несовершенном виде и  почти  всех  привели  в  заблуждение  насчет  их
настоЯщего  смысла;  за  все  же,  что  ни  встречаетсЯ  в   них   умышленно
-оскорблЯющего, прошу простить менЯ с тем великодушием, с каким только  одна
русскаЯ душа прощать способна. Џрошу прощеньЯ также у всех тех,  с  которыми
на долгое или на короткое времЯ случилось мне встретитьсЯ на  дороге  жизни.
‡наю, что мне случалось многим наносить неприЯтности, иным,  быть  может,  и
умышленно.  ‚ообще  в  обхождении  моем   с   людьми   всегда   было   много
неприЯтно-отталкивающего. Ћтчасти это  происходило  оттого,  что  Я  избегал
встреч и знакомств, чувствуЯ, что не могу еще произнести  умного  и  нужного
слова человеку (пустых же и ненужных слов произносить мне  не  хотелось),  и
будучи в то же времЯ убежден, что по причине  бесчисленного  множества  моих
недостатков мне  было  необходимо  хотЯ  немного  воспитать  самого  себЯ  в
некотором отдалении от людей. Ћтчасти же  это  происходило  и  от  мелочного
самолюбиЯ, свойственного только таким из нас, которые из грЯзи пробрались  в
люди и считают себЯ вправе глЯдеть спесиво на других. Љак бы то ни было,  не
Я прошу прощениЯ во всех личных оскорблениЯх, которые мне случилось  нанести
кому-либо, начинаЯ от времен моего детства до настоЯщей минуты. Џрошу  также
прощеньЯ у моих собратьев-литераторов за всЯкое с моей стороны пренебреженье
или неуваженье к ним, оказанное умышленно или неумышленно; кому  же  из  них
почему-либо трудно простить менЯ,  тому  напомню,  что  он  христианин.  Љак
говеющий перед исповедью, которую готовитсЯ отдать богу, просит  прощеньЯ  у
своего брата, так Я прошу у него прощеньЯ, и как никто  в  такую  минуту  не
посмеет не простить своего брата, так и он не  должен  посметь  не  простить
менЯ. Ќаконец, прошу прощеньЯ у моих читателей, если и в  этой  самой  книге
встретитсЯ что-нибудь неприЯтное и кого-нибудь из них оскорблЯющее. Џрошу их
не  питать  против  менЯ  гнева  сокровенного,  но  вместо  того   выставить
благородно все недостатки, какие могут быть найдены ими в этой книге, -  как
недостатки писателЯ, так и недостатки человека; мое  неразумие,  недомыслие,
самонадеЯнность, пустую уверенность в себе, словом, все, что бывает  у  всех
людей, хотЯ они того и не  видЯт,  и  что,  вероЯтно,  еще  в  большей  мере
находитсЯ во мне.
     ‚ заключение прошу  всех  в  ђоссии  помолитьсЯ  обо  мне,  начинаЯ  от
свЯтителей, которых уже всЯ жизнь есть одна молитва.  Џрошу  молитвы  как  у
тех, которые смиренно не веруют в силу молитв своих, так и у тех, которые не
веруют вовсе в молитву и даже не считают  ее  нужною:  но  как  бы  ни  была
бессильна и черства их молитва,  Я  прошу  помолитьсЯ  обо  мне  этой  самой
бессильной и черствой их молитвой. џ же у гроба господнего буду  молитьсЯ  о
всех моих соотечественниках, не исключаЯ из  них  ни  единого;  моЯ  молитва
будет так же бессильна и черства, если свЯтаЯ небеснаЯ милость не  превратит
ее в то, чем должна быть наша молитва.

     1846, июль


I

‡Ђ‚…™ЂЌ€…

     ЌаходЯсь в полном присутствии памЯти и здравого рассудка, излагаю здесь
мою последнюю волю.
     I. ‡авещаю тела моего не погребать по тех пор, пока не покажутсЯ  Явные
признаки разложениЯ. “поминаю об этом потому, что уже во времЯ самой болезни
находили на менЯ минуты жизненного  онемениЯ,  сердце  и  пульс  переставали
битьсЯ... Ѓудучи в жизни своей свидетелем многих печальных событий от  нашей
неразумной торопливости во всех делах, даже и в  таком,  как  погребение,  Я
возвещаю это здесь в самом начале моего завещаниЯ,  в  надежде,  что,  может
быть, посмертный голос мой напомнит вообще об осмотрительности.  Џредать  же
тело мое земле, не разбираЯ места, где лежать ему,  ничего  не  свЯзывать  с
оставшимсЯ прахом; стыдно тому, кто  привлечетсЯ  каким-нибудь  вниманием  к
гниющей персти, котораЯ уже не моЯ: он поклонитсЯ червЯм, ее грызущим; прошу
лучше помолитьсЯ покрепче о душе моей, а вместо всЯких погребальных почестей
угостить от менЯ простым обедом нескольких не имущих насущного хлеба.
     II. ‡авещаю не ставить надо мною никакого памЯтника и  не  помышлЯть  о
таком пустЯке, христианина недостойном.  Љому  же  из  близких  моих  Я  был
действительно дорог, тот воздвигнет мне памЯтник иначе: воздвигнет он его  в
самом себе своей  неколебимой  твердостью  в  жизненном  деле.  бодреньем  и
освеженьем всех вокруг себЯ. Љто после  моей  смерти  вырастет  выше  духом,
нежели как был при жизни моей, тот покажет, что он, точно, любил менЯ и  был
мне другом, и сим только воздвигнет мне памЯтник. Џотому что и Я, как ни был
сам по себе слаб и ничтожен, всегда ободрЯл друзей моих, и никто из тех, кто
сходилсЯ поближе со мной в последнее времЯ, никто из  них,  в  минуты  своей
тоски и печали. Ќе видал на мне  унылого  вида,  хотЯ  и  тЯжки  бывали  мои
собственные минуты, и тосковал Я не меньше  других,  -  пускай  же  об  этом
вспомнит всЯк из них  после  моей  смерти,  сообрази  все  слова,  мной  ему
сказанные, и перечтЯ все письма, к нему писанные за год перед сим.
     III. ‡авещаю вообще никому не оплакивать менЯ, и грех себе  возьмет  на
душу тот, кто станет  почитать  смерть  мою  какой-нибудь  значительной  или
всеобщей утратой. …сли бы даже и удалось мне сделать что-нибудь полезного  и
начинал бы Я уже исполнЯть свой  долг  действительно  так,  как  следует,  и
смерть унесла бы менЯ при  начале  дела,  замышленного  не  на  удовольствие
некоторым, но надобного всем, -то и тогда не следует предаватьсЯ бесплодному
сокрушению. …сли бы даже вместо менЯ умер в  ђоссии  муж,  действительно  ей
нужный в теперешних ее обстоЯтельствах, то и оттого не следует  приходить  в
уныние никому из живущих, хотЯ  и  справедливо  то,  что  если  рановременно
похищаютсЯ люди всем нужные, то это знак гнева  небесного,  отъемлющего  сим
орудиЯ и средства, которые помогли бы иным подвигнутьсЯ ближе  к  цели,  нас
зовущей. Ќе унынью должны мы предаватьсЯ при  всЯкой  внезапной  утрате,  но
оглЯнутьсЯ строго на самих себЯ, помышлЯЯ уже не о черноте  других  и  не  о
черноте всего  мира,  но  о  своей  собственной  черноте.  ‘трашна  душевнаЯ
чернота, и зачем это видитсЯ только тогда, когда неумолимаЯ смерть уже стоит
перед глазами!
     IV. ‡авещаю всем моим  соотечественникам  (основываЯсь  единственно  на
том, что всЯкий писатель должен  оставить  после  себЯ  какую-нибудь  благую
мысль в наследство читателЯм), завещаю им лучшее  из  всего,  что  произвело
перо мое, завещаю им мое сочинение, под названием "ЏрощальнаЯ повесть". Ћно,
как увидЯт, относитсЯ к ним. …го носил Я долго в своем  сердце,  как  лучшее
свое сокровище. Љак знак небесной милости ко мне бога. Ћно  было  источником
слез, никому не зримых, еще от времен  детства  моего.  …го  оставлЯю  им  в
наследство. Ќо умолЯю, да не оскорбитсЯ  никто  из  моих  соотечественников,
если услышит в нем что-нибудь  похожее  на  поученье.  џ  писатель,  а  долг
писателЯ -не одно доставленье приЯтного занЯтьЯ уму и вкусу; строго взыщетсЯ
с него, если от сочинений его не распространитсЯ какаЯ-нибудь польза душе  и
не останетсЯ от  него  ничего  в  поучение  людЯм.  „а  вспомнЯт  также  мои
соотечественники, что, и не бывши писателем, всЯкий отходЯщий от  мира  брат
наш имеет право оставить нам что-нибудь в виде братского поученьЯ, и в  этом
случае нечего глЯдеть ни на малость его званиЯ, ни на бессилие, ни на  самое
неразумие его, нужно помнить только то, что  человек,  лежащий  на  смертном
одре, может иное видеть лучше тех, которые кружатсЯ  среди  мира.  ЌесмотрЯ,
однако, на все таковые права мои, Я бы все не дерзнул заговорить  о  том,  о
чем они услышат в "Џрощальной повести", ибо  не  мне,  худшему  всех  душою,
страждущему тЯжкими болезнЯми собственного несовершенства, произносить такие
речи. Ќо менЯ побуждает к тому другаЯ, важнейшаЯ причина:  соотечественники!
страшно!.. ‡амирает от ужаса душа при одном только  предслышании  загробного
величиЯ и тех духовных высших творений бога, перед которыми пыль все величие
его творений, здесь нами зримых и  нас  изумлЯющих.  ‘тонет  весь  умирающий
состав мой, чуЯ исполинские возрастаньЯ и плоды, которых семена мы  сеЯли  в
жизни, не прозреваЯ и не слыша, какие страшилища от них  подымутсЯ...  Њожет
быть, "ЏрощальнаЯ повесть" моЯ подействует сколько-нибудь на тех, которые до
сих пор еще считают жизнь игрушкою, и сердце их услышит хотЯ отчасти строгую
тайну ее и сокровеннейшую небесную музыку этой тайны. ‘оотечественники!.. не
знаю и не умею, как  вас  назвать  в  эту  минуту.  Џрочь  пустое  приличие!
‘оотечественники, Я вас любил; любил тою любовью,  которую  не  высказывают,
которую мне дал бог, за которую благодарю его, как  за  лучшее  благодеЯние,
потому что любовь эта была мне в радость и утешение среди наитЯгчайших  моих
страданий - во имЯ этой любви прошу вас выслушать  сердцем  мою  "Џрощальную
повесть". ЉлЯнусь: Я не сочинЯл и не выдумывал ее, она выпелась  сама  собою
из души, которую воспитал сам бог испытаньЯми и горем, а звуки ее взЯлись из
сокровенных сил нашей  русской  породы  нам  общей,  по  которой  Я  близкий
родственник вам всем *

     *"ЏрощальнаЯ повесть" не может ЯвитьсЯ в свет: что могло иметь значение
по смерти, то не имеет смысла при жизни. (Џрим. Ќ. ‚. ѓоголЯ.)

     V. ‡авещаю по смерти моей не спешить  ни  хвалой,  ни  осужденьем  моих
произведений в публичных листах и журналах: все будет  так  же  пристрастно,
как и при жизни. ‚ сочинениЯх моих гораздо больше того, что  нужно  осудить,
нежели того, что заслуживает хвалу. ‚се нападениЯ на них  были  в  основаниЯ
более или менее справедливы. Џередо мною никто не  виноват;  неблагодарен  и
несправедлив будет тот, кто попрекнет мною кого-либо в каком бы то  ни  было
отношении. ЋбъЯвлЯю также во всеуслышанье, что, кроме доселе  напечатанного,
ничего не существует из моих произведений: все, что было в  рукописЯх,  мною
сожжено, как бессильное и мертвое, писанное  в  болезненном  и  принужденном
состоЯнии. Ђ потому, если бы кто-нибудь  стал  выдавать  что-либо  под  моим
именем, прошу считать это  презренным  подлогом.  Ќо  возлагаю  вместо  того
обЯзанность на друзей моих собрать все мои  письма,  писанные  к  кому-либо,
начинаЯ с конца 1844 года, и, сделавши из них строгий выбор только того, что
может доставить какую-нибудь пользу душе, а все прочее, служащее длЯ пустого
развлеченьЯ, отвергнувши, издать  отдельною  книгою.  ‚  этих  письмах  было
кое-что послужившее в пользу тем, к которым они были писаны.  Ѓог  милостив;
может быть. послужат они в пользу и другим, и сниметсЯ чрез то с  души  моей
хотЯ часть суровой ответственности за бесполезность прежде написанного.

VI.....................................................................
. .....*

     *‘татьЯ содержит распорЯженьЯ по  делам  семейственным.  (Џрим.  Ќ.  ‚.
ѓоголЯ.)

     VII. ‡авещаю... но Я  вспомнил,  что  уже  не  могу  этим  располагать.
Ќеосмотрительным образом похищено у менЯ право собственности: без моей  воли
и позволениЯ опубликован  мой  портрет.  Џо  многим  причинам,  которые  мне
объЯвлЯть не нужно, Я не хотел  этого,  не  продавал  никому  права  на  его
публичное издание и отказывал всем книгопродавцам,  доселе  приступавшим  ко
мне с предложеньЯми, и только в таком случае предполагал себе это позволить,
если бы помог мне бог совершить тот труд, которым мысль моЯ была  занЯта  во
всю жизнь мою, и притом так совершить его, чтобы  все  мои  соотечественники
сказали в один голос, что Я честно исполнил свое дело, и  даже  пожелали  бы
узнать черты лица того человека, который до времени работал в  тишине  и  не
хотел пользоватьсЯ незаслуженной известностью.  ‘  этим  соединЯлось  другое
обстоЯтельство: портрет  мой  в  таком  случае  мог  распродатьсЯ  вдруг  во
множестве экземплЯров, принесЯ значительный доход  тому  художнику,  который
должен был гравировать его. •удожник этот уже несколько лет трудитсЯ в  ђиме
над гравированием бессмертной картины ђафаэлЯ  "Џреображенье  господне".  Ћн
всем пожертвовал длЯ труда своего, - труда убийственного, пожирающего годы и
здоровье, и с таким совершенством исполнил  свое  дело,  подходЯщее  ныне  к
концу, с каким не исполнЯл еще ни один из граверов. Ќо  по  причине  высокой
цены и  малого  числа  знатоков  эстамп  его  не  может  разойтись  в  таком
количестве, чтобы вознаградить его за все; мой портрет ему помог бы.  ’еперь
план мой разрушен:  раз  опубликованное  изображение  кого  бы  то  ни  было
делаетсЯ  уже  собственностью  каждого,  занимающегосЯ  изданьЯми  гравюр  и
литографий. Ќо если бы случилось так, что после моей  смерти  письма,  после
менЯ изданные, доставили бы какую-нибудь общественную пользу (хотЯ  бы  даже
одним только чистосердечным стремлением ее  доставить)  и  пожелали  бы  мои
соотечественники увидать и портрет мой. то Я прошу  всех  таковых  издателей
благородно отказатьсЯ от своего права; тех же  моих  читателей,  которые  по
излишней благосклонности ко всему, что ни пользуетсЯ известностью, завели  у
себЯ какой-нибудь портрет мой, прошу уничтожить его тут же, по прочтенье сих
строк, тем более что он сделан дурно и без сходства, и покупать только  тот,
на котором будет выставлено: "ѓравировал €орданов". ‘им  будет  сделано,  по
крайней мере, справедливое дело. Ђ еще будет справедливей, если те,  которые
имеют  достаток,  станут  вместо  портрета  моего  покупать   самый   эстамп
"ЏреображеньЯ господнЯ", который, по признанью даже чужеземцев,  есть  венец
гравировального дела и составлЯет славу русскую.
     ‡авещанье мое немедленно по смерти моей должно быть напечатано во  всех
журналах и ведомостЯх, дабы, по случаю неведениЯ его, никто не  сделалсЯ  бы
передо мною невинно-виноватым и тем бы не нанес упрека на свою душу.

1845

II
     †…Ќ™€ЌЂ ‚ ‘‚…’…
     (Џисьмо к ....ой)

     ‚ы думаете, что никакого влиЯниЯ на общество иметь не можете;  Я  думаю
напротив. ‚лиЯние женщины может быть очень велико, именно теперь, в нынешнем
порЯдке или беспорЯдке общества, в котором, с одной стороны,  представлЯетсЯ
утомленнаЯ образованность гражданскаЯ, а  с  другой  -  какое-то  охлаждение
душевное, какаЯ-то нравственнаЯ усталость,  требующаЯ  оживотворениЯ.  —тобы
произвести это оживотворение, необходимо содействие женщины.  ќта  истина  в
виде какого-то темного предчувствиЯ пронеслась вдруг по всем углам  мира,  и
все чего-то  теперь  ждут  от  женщины.  Ћставивши  все  прочее  в  сторону,
посмотрим на нашу ђоссию, и в особенности на то, что у нас так  часто  перед
глазами, - на множество всЯкого рода злоупотреблений. ЋкажетсЯ, что  большаЯ
часть взЯток, несправедливостей по службе и тому подобного, в  чем  обвинЯют
наших  чиновников  и   нечиновников   всех   классов,   произошла   или   от
расточительности их жен, которые так жадничают блистать в  свете  большом  и
малом и требуют на то денег от мужей, или же от пустоты их  домашней  жизни,
преданной каким-то идеальным мечтам, а не существу их обЯзанностей,  которые
в несколько раз прекрасней и возвышенней всЯких мечтаний. ЊужьЯ не позволили
бы себе и десЯтой доли произведенных ими беспорЯдков, если бы их  жены  хотЯ
сколько-нибудь исполнЯли свой долг. „уша жены -  хранительный  талисман  длЯ
мужа, оберегающий его от нравственной заразы; она  есть  сила,  удерживающаЯ
его на прЯмой дороге, и проводник, возвращающий его с кривой  на  прЯмую;  и
наоборот, душа жены может быть его злом и погубить его навеки. ‚ы  сами  это
почувствовали и выразились об этом так хорошо, как до сих пор еще никогда не
выражались никакие женские строки. Ќо вы говорите, что всем другим  женщинам
предстоЯт поприща, а вам нет. ‚ы им видите работу повсюду, или исправлЯть  и
поправлЯть уже испорченное, или заводить вновь что-нибудь нужное,  словом  -
всЯчески  помогать,  а  себе  одной  только  не  видите  ничего  и   грустно
повторЯете: "‡ачем Я не на их месте!" ‡найте же, что  это  общее  ослепление
всех. ‚сЯкому теперь кажетсЯ, что он мог бы наделать много добра на месте  и
в должности другого, и только не может сделать его в  своей  должности.  ќто
причина всех зол. Ќужно подумать  теперь  о  том  всем  нам,  как  на  своем
собственном месте сделать добро. Џоверьте, что бог недаром  повелел  каждому
быть на  том  месте,  на  котором  он  теперь  стоит.  Ќужно  только  хорошо
осмотретьсЯ вокруг себЯ. ‚ы говорите, зачем  вы  не  мать  семейства,  чтобы
исполнЯть обЯзанности матери, которые вам представлЯютсЯ  теперь  так  Ясно;
зачем не расстроено ваше имение, чтобы заставить вас ехать в  деревню,  быть
помещицей и  занЯтьсЯ  хозЯйством;  зачем  ваш  муж  не  занЯт  какой-нибудь
общеполезною трудной должностью, чтобы вам хоть здесь ему  помогать  и  быть
силой, его освежающей, и зачем,  вместо  всего  этого,  предстоЯт  вам  одни
пустые выезды в свет и пустое, выдохшеесЯ светское общество, которое  теперь
вам кажетсЯ безлюднее самого безлюдьЯ. Ќо тем не менее свет все же  населен;
в нем люди, и притом такие же, как и везде. Ћни  и  болеют,  и  страждут,  и
нуждаютсЯ, и без слов вопиют  о  помощи,  -  и,  увы!  даже  не  знают,  как
попросить о ней. Љакому же нищему следует прежде помогать: тому ли, кто  еще
может выходить на улицу и просить, или же тому, который не  в  силах  уже  и
руки протЯнуть? ‚ы говорите, что даже не знаете и не можете  придумать,  чем
вы можете быть кому-нибудь полезны  в  свете;  что  длЯ  этого  нужно  иметь
столько всЯкого рода орудий, нужно быть такой и умной и всезнающей женщиной,
что у вас уже кружитсЯ голова при одном помышлении обо всем этом. Ђ если длЯ
этого нужно быть только тем, чем вы уже есть? Ђ если у вас уже  есть  именно
такие орудиЯ, которые теперь нужны? ‚се, что вы ни говорите  о  самой  себе,
совершеннаЯ правда: вы, точно, слишком  молоды,  не  приобрели  ни  познаньЯ
людей,  ни  познаньЯ  жизни,  словом  -ничего  того,  что  необходимо,  дабы
оказывать помощь душевную другим; может быть, даже вы  и  никогда  этого  не
приобретете; но у вас есть другие  орудиЯ,  с  которыми  вам  все  возможно.
‚о-первых, вы имеете уже красоту, во-вторых - неопозоренное,  неоклеветанное
имЯ, в-третьих - власть, которой сами  в  себе  не  подозреваете,  -  власть
чистоты душевной. Љрасота женщины еще тайна. Ѓог  недаром  повелел  иным  из
женщин быть красавицами;  недаром  определено,  чтобы  всех  равно  поражала
красота, - даже и таких, которые ко всему  бесчувственны  и  ни  к  чему  не
способны. …сли  уже  один  бессмысленный  каприз  красавицы  бывал  причиной
переворотов всемирных и заставлЯл делать глупости наиумнейших людей, что  же
было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру? ‘колько
бы  добра  тогда  могла  произвести  красавица  сравнительно  перед  другими
женщинами! ‘тало быть, это орудие сильное. Ќо вы имеете еще высшую  красоту,
чистую прелесть  какой-то  особенной,  одной  вам  свойственной  невинности,
которую Я не умею определить словом, но в которой так и светитсЯ  всем  ваша
голубинаЯ душа. ‡наете ли, что мне признавались  наиразвратнейшие  из  нашей
молодежи, что перед вами ничто дурное не приходило им в голову, что  они  не
отваживаютсЯ сказать в вашем присутствии  не  только  двусмысленного  слова,
которым потчевают других избранниц, но даже просто никакого слова, чувствуЯ,
что все будет  перед  вами  как-то  грубо  и  отзоветсЯ  чем-то  ухарским  и
неприличным. ‚от уже одно влиЯние, которое совершаетсЯ без вашего ведома  от
одного вашего присутствиЯ! Љто не смеет себе позволить при вас дурной мысли,
тот уже ее стыдитсЯ; а такое обращенье  на  самого  себЯ,  хотЯ  бы  даже  и
мгновенное, есть уже первый шаг человека к тому,  чтобы  быть  лучше.  ‘тало
быть, это орудие также сильное. ‚ прибавленье ко всему вы имеете  уже  самим
богом водворенное вам в душу стремленье, или, как называете вы, жажду добра.
Ќеужели вы думаете, что даром внушена  вам  эта  жажда,  от  которой  вы  не
спокойны ни на минуту? …два вышли вы замуж за человека благородного, умного,
имеющего все качества, чтобы сделать счастливой жену свою, как уже,  наместо
того чтобы сокрытьсЯ во глубину вашего домашнего счастиЯ,  мучитесь  мыслию,
что вы недостойны такого счастьЯ, что не имеете права им пользоватьсЯ  в  то
времЯ, когда вокруг вас так  много  страданий,  когда  ежеминутно  раздаютсЯ
вести о бедствиЯх всЯкого рода: о голоде, пожарах, тЯжелых горестЯх душевных
и страшных болезнЯх ума, которыми заражено текущее поколение. Џоверьте,  это
недаром. Љто заключил в душе своей  такое  небесное  беспокойство  о  людЯх,
такую ангельскую тоску о них среди  самых  развлекательных  увеселений,  тот
много, много может длЯ них сделать;  у  того  повсюду  поприще,  потому  что
повсюду люди. Ќе убегайте же света, среди которого вам  назначено  быть,  не
спорьте с провиденьем. ‚ вас живет та неведомаЯ сила, котораЯ  нужна  теперь
длЯ света: самый ваш голос, от постоЯнного устремленьЯ вашей мысли лететь на
помощь человеку, приобрел уже какие-то родные звуки всем, так что,  если  вы
заговорите в сопровожденье чистого взора вашего и этой  улыбки.  никогда  не
оставлЯющей уст ваших, котораЯ одним  только  вам  свойственна,  то  каждому
кажетсЯ, как бы заговорила с ним какаЯ-то небеснаЯ роднаЯ сестра. ‚аш  голос
стал всемогущ; вы можете повелевать и быть таким деспотом, как никто из нас.
Џовелевайте  же  без  слов,  одним  присутствием  вашим;  повелевайте  самим
бессилием своим, на которое вы  так  негодуете;  повелевайте  и  именно  той
женскою прелестью вашей, которую, увы! уже утратила женщина нынешнего света.
‘ вашей робкой неопытностью, вы теперь  в  несколько  раз  больше  сделаете,
нежели женщина умнаЯ и все испытавшаЯ с своей  гордой  самонадеЯнностью:  ее
наиумнейшие убеждениЯ, с которыми она бы захотела обратить на путь  нынешний
свет, в виде злых эпиграмм посылаютсЯ обратно на ее же голову; но ни у  кого
не посмеет пошевелитьсЯ на губах эпиграмма, когда  одним  умолЯющим  взором,
без слов, вы попросите кого-нибудь из нас, чтобы он сделалсЯ лучшим.  Ћтчего
вы так испугались рассказов о светском разврате? Ћн, точно, есть, и еще даже
в большей мере, чем вы думаете; но вам и знать об этом  не  должно.  ‚ам  ли
боЯтьсЯ жалких соблазнов света? ‚летайте в него  смело,  с  той  же  сиЯющей
вашей улыбкой. ‚ходите в него, как в больницу, наполненную  страждущими;  но
не в качестве доктора, приносЯщего строгие предписаньЯ и горькие  лекарства:
вам не следует и рассматривать,  какими  болезнЯми  кто  болен.  “  вас  нет
способности распознавать и исцелЯть болезни, и Я вам не дам  такого  совета,
какой бы мне следовало дать всЯкой другой женщине, к  тому  способной.  ‚аше
дело только приносить страждущему  вашу  улыбку  да  тот  голос,  в  котором
слышитсЯ человеку прилетевшаЯ с  небес  его  сестра,  и  ничего  больше.  Ќе
останавливайтесь долго над одними и спешите к другим, потому что вы  повсюду
нужны. “вы! на всех углах мира ждут и не дождутсЯ ничего другого, как только
тех родных звуков, того самого голоса, который у вас уже есть.  Ќе  болтайте
со светом о том, о чем он болтает; заставьте его говорить о том,  о  чем  вы
говорите. •рани вас бог от всЯкого педантства  и  от  всех  тех  разговоров,
которые исходЯт из уст какой-нибудь нынешней львицы. ‚носите в  свет  те  же
самые простодушные ваши рассказы, которые так говорливо  у  вас  изливаютсЯ,
когда вы бываете в кругу домашних и близких вам людей,  когда  так  и  сиЯет
всЯкое простое слово вашей  речи,  а  душе  всЯкого,  кто  вас  ни  слушает,
кажетсЯ,  как  будто  бы  она  лепечет  с  ангелами  о   каком-то   небесном
младенчестве человека. ќти-то именно речи вносите и в свет.

1846

III
     ‡ЌЂ—…Ќ€… ЃЋ‹…‡Ќ…‰
     (€з письма к ѓр. Ђ. Џ. ’.....му)

     ...‘илы мои слабеют ежеминутно, но не дух. Ќикогда еще телесные  недуги
не были так  изнурительны.  —асто  бывает  так  тЯжело,  так  тЯжело,  такаЯ
страшнаЯ усталость чувствуетсЯ во всем составе тела, что  рад  бываешь,  как
бог знает чему, когда наконец оканчиваетсЯ день  и  доберешьсЯ  до  постели.
—асто, в душевном бессилии, восклицаешь: "Ѓоже! где же наконец берег всего?"
Ќо потом, когда оглЯнешьсЯ на самого себЯ и посмотришь глубже себе внутрь  -
ничего уже не издает душа, кроме одних слез и благодарениЯ. Ћ! как нужны нам
недуги! €з множества польз, которые Я уже извлек из них,  скажу  вам  только
одну: ныне каков Я ни есть, но Я все же стал лучше, нежели  был  прежде;  не
будь этих недугов, Я бы задумал, что стал уже таким, каким следует мне быть.
Ќе говорю уже о том, что самое здоровье, которое  беспрестанно  подталкивает
русского  человека  на  какие-то  прыжки  и  желанье   порисоватьсЯ   своими
качествами перед другими, заставило бы менЯ наделать уже  тысЯчу  глупостей.
Џритом ныне, в мои свежие минуты, которые дает мне милость небеснаЯ и  среди
самих страданий, иногда приходЯт ко мне мысли, несравненно лучшие прежних, и
Я вижу сам,  что  теперь  все,  что  ни  выйдет  из-под  пера  моего,  будет
значительнее прежнего. Ќе будь тЯжких болезненных страданий, куда б Я теперь
не занессЯ! каким  бы  значительным  человеком  вообразил  себЯ!  Ќо,  слыша
ежеминутно, что жизнь моЯ на волоске, что недуг может остановить  вдруг  тот
труд мой, на котором основана всЯ моЯ значительность, и та  польза,  которую
так желает принесть душа моЯ, останетсЯ в одном бессильном желании, а  не  в
исполнении, и не дам Я никаких процентов на данные мне богом таланты, и буду
осужден, как последний из преступников... ‘лыша все это, смирЯюсь  Я  всЯкую
минуту и не нахожу слов,  как  благодарить  небесного  промыслителЯ  за  мою
болезнь. Џринимайте же и вы покорно всЯкий недуг, верЯ вперед, что он нужен.
Њолитесь богу только о том, чтобы открылось перед вами его чудное значение и
всЯ глубина его высокого смысла.

1846

IV
     0 ’ЋЊ, —’Ћ ’ЂЉЋ… ‘‹Ћ‚Ћ
     Џушкин, когда прочитал следующие стихи из оды „ержавина к •раповнцкому:

     ‡а слова менЯ пусть гложет,
     ‡а дела сатирик чтит, -

     сказал так: "„ержавин не совсем прав: слова поэта суть уже  его  дела".
Џушкин прав. Џоэт на поприще слова должен быть так же  безукоризнен,  как  и
всЯкий  другой  на  своем  поприще.  …сли  писатель   станет   оправдыватьсЯ
какими-нибудь  обстоЯтельствами,   бывшими   причиной   неискренности,   или
необдуманности,  или  поспешной  торопливости  его  слова,  тогда  и  всЯкий
несправедливый судьЯ может оправдатьсЯ в том, что  брал  взЯтки  и  торговал
правосудием, складываЯ вину на  свои  тесные  обстоЯтельства,  на  жену,  на
большое семейство, словом - мало ли на что можно сослатьсЯ. “ человека вдруг
ЯвЯтсЯ тесные обстоЯтельства. Џотомству нет дела до того, кто был виной, что
писатель сказал глупость или нелепость, или же выразилсЯ вообще  необдуманно
и незрело. Ћно не станет разбирать, кто толкал его под руку:  близорукий  ли
приЯтель, подстрекавший его на  рановременную  деЯтельность,  журналист  ли,
хлопотавший только о выгоде своего журнала. Џотомство не примет  в  уважение
ни кумовство, ни журналистов, ни собственную его бедность и  затруднительное
положение. Ћно сделает упрек ему, а не им. ‡ачем ты не устоЯл противу  всего
этого? ‚едь ты же почувствовал сам честность званьЯ своего; ведь ты же  умел
предпочесть его другим, выгоднейшим должностЯм и сделал  это  не  вследствие
какой-нибудь фантазии, но потому, что в себе услышал на то призванье  божие,
ведь ты же получил в добавку к тому ум, который  видел  подальше,  пошире  и
поглубже дела, нежели  те,  которые  тебЯ  подталкивали.  ‡ачем  же  ты  был
ребенком,  а  не  мужем,  получа  все,  что  нужно  длЯ  мужа?  ‘ловом,  еще
какой-нибудь обыкновенный писатель мог бы оправдыватьсЯ обстоЯтельствами, но
не „ержавин. Ћн слишком повредил себе тем, что не  сжег,  по  крайней  мере,
целой половины од своих. ќта половина од представлЯет Явленье поразительное:
никто еще доселе так не посмеЯлсЯ над самим собой, над свЯтыней своих лучших
верований и чувств, как это сделал „ержавин в этой несчастной половине своих
од. ’очно как бы он силилсЯ здесь намалевать карикатуру на самого себЯ: все,
что в других местах у него  так  прекрасно,  так  свободно,  так  проникнуто
внутреннею силою душевного огнЯ, здесь холодно, бездушно  и  принужденно;  а
что хуже -всего - здесь повторены те же  самые  обороты,  выражениЯ  и  даже
целиком фразы, которые имеют такую орлиную замашку в его одушевленных одах и
которые тут просто смешны и походЯт на  то,  как  бы  карлик  надел  панцирь
великана, да еще и не так, как  следует.  ‘колько  людей  теперь  произносит
сужденье о „ержавине, основываЯсь на его пошлых одах. ‘колько  усумнилось  в
искренности его  чувств  потому  только,  что  нашли  их  во  многих  местах
выраженными слабо и бездушно; какие двусмысленные толки составились о  самом
его характере,  душевном  благородстве  и  даже  неподкупности  того  самого
правосудьЯ, за которое он стоЯл. € все потому, что не сожжено то, что должно
быть предано огню. ЏриЯтель наш Џ.....н имеет обыкновение, отрывши, какие ни
попало, строки известного писателЯ, тот же час их тиснуть в свой журнал,  не
взвесив хорошенько, к чести ли оно или к бесчестью  его.  Ћн  скреплЯет  это
дело известной оговоркой журналистов: "ЌадеемсЯ, что  читатели  и  потомство
останутсЯ благодарны за сообщение сих драгоценных строк; в великом  человеке
все достойно любопытства", - и тому подобное. ‚се это пустЯки.  Љакой-нибудь
мелкий читатель останетсЯ благодарен; но потомство плюнет на эти драгоценные
строки, если в них бездушно повторено то, что уже известно, и если не  дышит
от них свЯтынЯ того, что должно быть свЯто. —ем истины выше, тем нужно  быть
осторожнее с ними; иначе они вдруг обратЯтсЯ в общие места, а  общим  местам
уже не верЯт. Ќе столько зла произвели сами  безбожники,  сколько  произвели
зла  лицемерные  или  даже  просто  неприготовленные   проповедатели   бога,
дерзавшие произносить имЯ его  неосвЯщенными  устами.  ЋбращатьсЯ  с  словом
нужно честно. Ћно есть высший подарок бога человеку.  Ѓеда  произносить  его
писателю в те поры, когда он находитсЯ  под  влиЯнием  страстных  увлечений,
досады, или гнева, или какого-нибудь личного нерасположениЯ к кому бы то  ни
было, словом - в те поры, когда не пришла еще в стройность  его  собственнаЯ
душа: из него такое выйдет слово, которое всем опротивеет. € тогда  с  самым
чистейшим желанием добра можно произвести зло. ’от же наш  приЯтель  Џ.....н
тому порука: он торопилсЯ всю свою жизнь,  спеша  делитьсЯ  всем  с  своими,
читателЯми, сообщать им все, чего он набиралсЯ сам, не разбираЯ, созрела  ли
мысль в его собственной голове таким образом, дабы стать близкой и доступной
всем,  словом  -  выказывал  перед  читателем  себЯ  всего  во  всем   своем
нерЯшестве. € что ж?  ‡аметили  ли  читатели  те  благородные  и  прекрасные
порывы, которые у него сверкали весьма часто? принЯли ли от него то, чем  он
хотел с ними поделитьсЯ? Ќет, они заметили в нем одно  только  нерЯшество  и
неопрЯтность, которые прежде всего замечает человек, и  ничего  от  него  не
принЯли. ’ридцать  лет  работал  и  хлопотал,  как  муравей,  этот  человек,
торопЯсь всю жизнь свою передать поскорей в руки всем все, что ни находил на
пользу просвещеньЯ и образованьЯ русского... € ни один человек не сказал ему
спасибо; ни одного признательного юноши Я не встретил,  который  бы  сказал,
что он обЯзан ему каким-нибудь новым светом  или  прекрасным  стремленьем  к
добру, которое бы внушило его слово. Ќапротив, Я должен был даже  спорить  и
стоЯть за чистоту самих намерений и за искренность  слов  его  перед  такими
людьми, которые, кажетсЯ, могли бы понЯть его. Њне было трудно даже  убедить
кого-либо, потому что он сумел  так  замаскировать  себЯ  перед  всеми,  что
решительно нет возможности показать его в том виде, каков  он  действительно
есть. ‡аговорит ли он о патриотизме, он заговорит о нем так, что  патриотизм
его кажетсЯ подкупной; о любви к царю, которую питает он искренно и свЯто  в
душе своей, изьЯснитсЯ он  так,  что  это  походит  на  одно  раболепство  и
какое-то корыстное  угождение.  …го  искренний,  непритворный  гнев  противу
всЯкого направлениЯ, вредного ђоссии,  выразитсЯ  у  него  так,  как  бы  он
подавал донос на каких-то некоторых, ему одному известных людей. ‘ловом,  на
всЯком шагу он сам свой клеветник. Ћпасно шутить писателю со  словом.  ‘лово
гнило да не исходит из уст ваших! …сли это следует применить ко всем нам без
изъЯтиЯ, то во сколько крат более оно должно быть применено к тем, у которых
поприще - слово и которым определено говорить о  прекрасном  и  возвышенном.
Ѓеда, если о предметах свЯтых и возвышенных станет раздаватьсЯ гнилое слово;
пусть уже лучше раздаетсЯ гнилое  слово  о  гнилых  предметах.  ‚се  великие
воспитатели людей налагали долгое молчание именно на  тех,  которые  владели
даром слова, именно в те поры и в то времЯ, когда больше всего  хотелось  им
пощеголЯть словом и рвалась душа сказать даже  много  полезного  людЯм.  Ћни
слышали, как можно опозорить то, что стремишьсЯ возвысить, и как  на  всЯком
шагу Язык наш есть наш предатель. "Ќаложи дверь и  замки  на  уста  твои,  -
говорит €исус ‘ирах, - растопи золото и серебро, какое имеешь, дабы  сделать
из них весы, которые взвешивали бы твое слово,  и  выковать  надежную  узду,
котораЯ бы держала твои уста".

V
     —’…Ќ€џ ђ“‘‘Љ€• ЏЋќ’Ћ‚ Џ…ђ…„ Џ“Ѓ‹€ЉЋћ
     (Џисьмо к ‹**)

     џ рад, что наконец начались у нас публичные чтениЯ  произведений  наших
писателей. Њне уже писали об этом  кое-что  из  Њосквы:  там  читали  разные
литературные современности, а в том числе и мои повести. џ думал всегда, что
публичное чтение у нас необходимо.  Њы  как-то  охотней  готовы  действовать
сообща, даже и читать; поодиночке из нас  всЯк  ленив  и,  пока  видит,  что
другие не тронулись, сам не тронетсЯ. €скусные чтецы должны создатьсЯ у нас:
среди  нас  мало  речистых  говорунов,  способных  щеголЯть  в   палатах   и
парламентах, но много есть людей, способных всему  сочувствовать.  Џередать,
поделитьсЯ ощущеньем у многих обращаетсЯ даже в страсть, котораЯ  становитсЯ
еще сильней по мере того, как живее начинают  замечать  они,  что  не  умеют
изъЯснитьсЯ словом (признак  природы  эстетической).  Љ  образованью  чтецов
способствует также и Язык наш, который как бы создан длЯ  искусного  чтениЯ,
заключаЯ в себе все оттенки звуков и самые смелые переходы  от  возвышенного
до простого в одной и той же речи. џ даже думаю,  что  публичные  чтеньЯ  со
временем заместЯт у нас спектакли. Ќо Я бы  желал,  чтобы  в  нынешние  наши
чтениЯ избиралось что-нибудь истинно  стоЯщее  публичного  чтениЯ,  чтобы  и
самому чтецу не жаль  было  потрудитьсЯ  над  ним  предварительно.  ‚  нашей
современной литературе  нет  ничего  такого,  да  и  нет  надобности  читать
современное. Џублика его прочтет и без того, благодарЯ  страсти  к  новизне.
‚се эти новые повести (в том числе и мои) не так важны, чтобы сделать из них
публичное чтение. Ќам  нужно  обратитьсЯ  к  нашим  поэтам,  к  тем  высоким
произведениЯм   стихотворным,   которые   у   них   долго   обдумывались   и
обработывались в голове, над которыми и чтец должен поработать  долго.  Ќаши
поэты до сих пор почти неизвестны публике. ‚ журналах о них говорили  много,
разбирали их даже весьма многословно,  но  высказывали  больше  самих  себЯ,
нежели разбираемых поэтов. †урналы  достигнули  только  того,  что  сбили  и
спутали понЯтиЯ публики о наших поэтах, так что в глазах ее личность каждого
поэта теперь двоитсЯ, и никто не может представить  себе  определитель  -но,
что такое из них всЯк в существе своем. Ћдно только  искусное  чтение  может
установить о них Ясное понЯтие. Ќо, разумеетсЯ, нужно,  чтобы  самое  чтение
произведено было таким чтецом, который способен передать  всЯкую  неуловимую
черту того, что читает. „лЯ этого не нужно быть  пламенным  юношей,  который
готов сгорЯча и не переводЯ  духа  прочесть  в  один  вечер  и  трагедию,  и
комедию, и оду, и все что  ни  попало.  Џрочесть  как  следует  произведенье
лирическое - вовсе не безделица, длЯ этого нужно долго  его  изучать.  Ќужно
разделить искренно с поэтом высокое ощущение, наполнЯвшее  его  душу;  нужно
душой и сердцем почувствовать всЯкое слово его - и тогда  уже  выступать  на
публичное его чтение. —тение это будет вовсе  не  крикливое,  не  в  жару  и
горЯчке. Ќапротив, оно может быть даже очень спокойное, но  в  голосе  чтеца
послышитсЯ  неведомаЯ  сила,  свидетель  истинно-растроганного   внутреннего
состоЯниЯ. ‘ила эта сообщитсЯ всем  и  произведет  чудо:  потрЯсутсЯ  и  те,
которые не потрЯсались никогда от звуков поэзии. —тенье наших  поэтов  может
принести много публичного добра. “ них есть много  прекрасного,  которое  не
только совсем позабыто, но даже оклеветано, очернено, представлено публике в
каком-то низком смысле, о котором и не помышлЯли  благородные  сердцем  наши
поэты. Ќе знаю, кому принадлежит мысль - обратить публичные чтениЯ в  пользу
бедным, но мысль эта прекрасна. Ћсобенно это кстати теперь, когда так  много
страждущих внутри  ђоссии  от  голода,  пожаров,  болезней  и  всЯкого  рода
несчастий.  Љак  бы  утешились  души  от  нас  удалившихсЯ   поэтов   такому
употреблению их произведений!

1843

VI
     0 ЏЋЊЋ™€ Ѓ…„Ќ›Њ
     (€з письма к Ђ. Ћ. ‘......ой)

     ...Ћбращаюсь к нападеньЯм вашим  на  глупость  петербургской  молодежи,
котораЯ затеЯла подносить золотые венки и кубки чужеземным певцам и актрисам
в то самое времЯ, когда в ђоссии голодают целиком губернии.  ќто  происходит
не от глупости и не от ожесточениЯ сердец, даже и  не  от  легкомыслиЯ.  ќто
происходит от всем нам  общей  человеческой  беспечности.  ќти  несчастиЯ  и
ужасы,  производимые  голодом,  далеки  от  нас;  они   совершаютсЯ   внутри
провинций, они не перед нашими глазами, - вот разгадка и  объЯснение  всего!
’от же самый, кто заплатил, дабы насладитьсЯ пеньем ђубини,  сто  рублей  за
кресло в театре, продал бы свое последнее имущество, если  бы  довелось  ему
быть свидетелем на деле хотЯ одной  из  тех  ужасных  картин  голода,  перед
которыми  ничто  всЯкие  страхи  и  ужасы,  выставлЯемые  в  мелодрамах.  ‡а
пожертвованьем  у  нас  не  станет  дело:  мы  все  готовы  жертвовать.   Ќо
пожертвованьЯ собственно в пользу бедных у нас  делаютсЯ  теперь  не  весьма
охотно, отчасти потому, что не всЯкий уверен, дойдет  ли,  как  следует,  до
места назначеньЯ его пожертвованье, попадет ли  оно  именно  в  те  руки,  в
которые должно попасть. Ѓольшею частию  случаетсЯ  так,  что  помощь,  точно
какаЯ-то жидкость, несомаЯ в руке, всЯ расхлещетсЯ  по  дороге,  прежде  чем
донесетсЯ, и нуждающемусЯ приходитсЯ посмотреть только на одну сухую руку, в
которой нет ничего. ‚от  о  каком  предмете  следует  подумать,  прежде  чем
собирать пожертвованьЯ. Ћб этом мы с вами после потолкуем,  потому  что  это
дело ничуть не маловажное и стоит того, чтобы о нем толково  потолковать.  Ђ
теперь поговорим о том, где скорей нужно  помогать.  Џомогать  нужно  прежде
всего тому, с которым случилось несчастие внезапное, которое вдруг,  в  одну
минуту, лишило его всего за одним разом: или пожар, сжегший все  дотла,  или
падеж, выморивший весь скот, или смерть,  похитившаЯ  единственную  подпору,
словом - всЯкое лишение внезапное, где вдруг ЯвлЯетсЯ человеку  бедность,  к
которой он еще не успел привыкнуть. ’уда  несите  помощь.  Ќо  нужно,  чтобы
помощь эта произведена была истинно христианским образом; если же она  будет
состоЯть в одной только выдаче денег, она ровно ничего не будет значить и не
обратитсЯ в добро. …сли вы не обдумали прежде  в  собственной  голове  всего
положениЯ того человека, которому хотите помочь, и не принесли с  собой  ему
наученьЯ, как отныне следует вести ему свою жизнь, он  не  получит  большого
добра от вашей помощи. –ена поданной помощи  редко  равнЯетсЯ  цене  утраты;
вообще она едва составлЯет половину того, что человек  потерЯл,  часто  одну
четверть, а иногда и того меньше. ђусский человек способен на все крайности:
увидЯ, что с полученными небольшими деньгами он не может  вести  жизнь,  как
прежде, он с горЯ может прокутить вдруг то, что ему дано  на  долговременное
содержанье. Ђ потому наставьте его, как ему изворотитьсЯ именно с той  самой
помощью, которую вы принесли ему, объЯсните ему истинное значение несчастьЯ,
чтобы он видел, что оно послано ему затем, дабы  он  изменил  прежнее  житие
свое, дабы отныне он стал уже  не  прежний,  но  как  бы  другой  человек  и
вещественно и нравственно. ‚ы сумеете это сказать умно, если только вникнете
хорошенько в его природу и в его обстоЯтельства. Ћн  вас  поймет:  несчастие
умЯгчает человека; природа его становитсЯ тогда более чуткой и  доступной  к
пониманью  предметов,  превосходЯщих  понЯтие   человека,   находЯщегосЯ   в
обыкновенном и вседневном положении; он  как  бы  весь  обращаетсЯ  тогда  в
разогретый воск, из которого можно лепить все, что ни захотите. ‚сего лучше,
однако ж, если бы всЯкаЯ помощь производилась  чрез  руки  опытных  и  умных
свЯщенников. Ћни одни в силах истолковать человеку свЯтой и  глубокий  смысл
несчастиЯ, которое, в каких бы ни ЯвлЯлось образах и видах  кому  бы  то  ни
было на земле, обитает ли он в избе или палатах, есть тот же крик  небесный,
вопиющий человеку о перемене всей его прежней жизни.

1844

VII
     ЋЃ Ћ„€‘‘……, Џ…ђ…‚Ћ„€ЊЋ‰ †“ЉЋ‚‘Љ€Њ
     (Џисьмо к Ќ. Њ. џ.....ву)

     ЏоЯвление  "Ћдиссеи"  произведет  эпоху.  "ЋдиссеЯ"   есть   решительно
совершеннейшее произведение всех веков. Ћбъем ее велик;  "€лиада"  пред  нею
эпизод. "ЋдиссеЯ" захватывает весь древний мир, публичную и домашнюю  жизнь,
все поприща  тогдашних  людей,  с  их  ремеслами,  знаньЯми,  верованьЯми...
словом, трудно даже сказать, чего бы не обнЯла "ЋдиссеЯ" или что  бы  в  ней
было пропущено. ‚ продолжение  нескольких  веков  служила  она  неиссЯкаемым
колодцем длЯ древних, а потом и длЯ всех поэтов. €з нее  черпались  предметы
длЯ бесчисленного множества трагедий, комедий; все это разнеслось  по  всему
свету,  сделалось  достоЯнием  всех,  а  сама  "ЋдиссеЯ"  позабыта.   “часть
"Ћдиссеи" странна: в …вропе ее не оценили; виной  этого  отчасти  недостаток
перевода, который бы передавал  художественно  великолепнейшее  произведение
древности, отчасти недостаток Языка, в такой степени богатого и полного,  на
котором отразились  бы  все  бесчисленные,  неуловимые  красоты  как  самого
ѓомера, так и вообще эллинской  речи;  отчасти  же  недостаток,  наконец,  и
самого народа, в такой степени одаренного чистотой девственного вкуса, какаЯ
потребна длЯ того, чтобы почувствовать ѓомера.
     ’еперь перевод первейшего поэтического творениЯ производитсЯ на  Языке,
полнейшем и богатейшем всех европейских Языков.
     ‚сЯ литературнаЯ жизнь †уковского была как бы  приготовлением  к  этому
делу. Ќужно было его стиху выработатьсЯ на сочинениЯх и переводах  с  поэтов
всех наций и Языков, чтобы сделатьсЯ потом способным  передать  вечный  стих
ѓомера, - уху его наслушатьсЯ всех лир, дабы сделатьсЯ до того чутким, чтобы
и оттенок эллинского звука не пропал; нужно было мало  того,  что  влюбитьсЯ
ему самому в ѓомера,  но  получить  еще  страстное  желание  заставить  всех
соотечественников своих влюбитьсЯ в  ѓомера,  на  эстетическую  пользу  души
каждого из них; нужно было  совершитьсЯ  внутри  самого  переводчика  многим
таким событиЯм, которые привели  в  большую  стройность  и  спокойствие  его
собственную душу, необходимые  длЯ  передачи  произведениЯ,  замышленного  в
такой стройности  и  спокойствии;  нужно  было,  наконец,  сделатьсЯ  глубже
христианином, дабы приобрести тот презирающий, углубленный взглЯд на  жизнь,
которого никто не может иметь, кроме христианина, уже постигнувшего значение
жизни. ‚от скольким условиЯм нужно было выполнитьсЯ, чтобы перевод "Ћдиссеи"
вышел не рабскаЯ передача, но послышалось бы в нем слово живо, и всЯ  ђоссиЯ
принЯла бы ѓомера, как родного!
     ‡ато вышло что-то  чудное.  ќто  не  перевод,  но  скорей  воссоздание,
восстановленье, воскресенье ѓомера.  Џеревод  как  бы  еще  более  вводит  в
древнюю  жизнь,  чем  сам  оригинал.  Џереводчик   незримо   стал   как   бы
истолкователем ѓомера, стал как бы каким-то зрительным,  выЯснЯющим  стеклом
перед читателем, сквозь которое еще определительней и Ясней выказываютсЯ все
бесчисленные его сокровища.
     Џо-моему, все нынешние обстоЯтельства как бы нарочно обстановились так,
чтобы сделать поЯвление "Ћдиссеи" почти необходимым  в  настоЯщее  времЯ:  в
литературе,  как  и  во  всем,  -  охлаждение.  Љак  очаровыватьсЯ,  так   и
разочаровыватьсЯ  устали  и  перестали.   „аже   эти   судорожные,   больные
произведениЯ века,  с  примесью  всЯких  непереварившихсЯ  идей,  нанесенных
политическими и прочими броженьЯми, стали значительно упадать;  только  одни
задние чтецы, привыкшие держатьсЯ за хвосты журнальных вождей,  еще  кое-что
перечитывают, не замечаЯ в простодушии, что козлы,  их  предводившие,  давно
уже остановились в раздумье, не знаЯ  сами,  куда  повести  заблудшие  стада
свои. ‘ловом, именно то времЯ, когда слишком  важно  поЯвленье  произведеньЯ
стройного во всех частЯх своих, которое изображало бы жизнь с  отчетливостью
изумительной и от  которого  повевало  бы  спокойствием  и  простотой  почти
младенческой.
     "ЋдиссеЯ" произведет у нас влиЯние, как вообще на всех, так и  отдельно
на каждого.
     ђассмотрим то влиЯние, которое она может у  нас  произвести  вообще  на
всех. "ЋдиссеЯ" есть именно  то  произведение,  в  котором  заключились  все
нужные условиЯ, дабы сделать ее чтением всеобщим и народным.  Ћна  соединЯет
всю увлекательность сказки и всю простую  правду  человеческого  похождениЯ,
имеющего равную заманчивость  длЯ  всЯкого  человека,  кто  бы  он  ни  был.
„ворЯнин, мещанин, купец, грамотей  и  неграмотей,  рЯдовой  солдат,  лакей,
ребенок обоего пола, начинаЯ с того возраста, когда ребенок начинает  любить
сказку, ее прочитают и выслушают без скуки. ЋбстоЯтельство  слишком  важное,
особенно, если примем в соображение то, что  "ЋдиссеЯ"  есть  вместе  с  тем
самое нравственнейшее произведение и что  единственно  затем  и  предпринЯта
древним поэтом, чтобы в живых образах начертать законы  действий  тогдашнему
человеку.
     ѓреческое многобожие не соблазнит нашего народа.  Ќарод  наш  умен:  он
растолкует, не ломаЯ головы, даже то, что приводит в тупик умников. Ћн здесь
увидит только доказательство того, как трудно человеку самому, без  пророков
и без откровениЯ свыше, дойти до того, чтобы узнать бога в истинном виде,  и
а каких нелепых видах станет  он  представлЯть  себе  лик  его,  раздробивши
единство и единосилие на множество образов и сил. Ћн даже не  посмеетсЯ  над
тогдашними Язычниками, признав их ни в чем  не  виноватыми:  пророки  им  не
говорили, •ристос тогда не родилсЯ, апостолов не было. Ќет, народ наш скорей
почешет у себЯ в затылке, почувствовав то, что он, знаЯ бога в его  истинном
виде, имеЯ в руках уже письменный закон его, имеЯ даже истолкователей закона
в отцах духовных, молитсЯ  ленивее  и  выполнЯет  долг  свой  хуже  древнего
Язычника. Ќарод смекнет, почему та же верховнаЯ сила помогала и Язычнику  за
его добрую жизнь и усердную молитву, несмотрЯ на то что он,  по  невежеству,
взывал к ней в образе Џосейдонов, Љронионов, ѓефестов,  ѓелиосов,  Љиприд  и
всей  вереницы,  которую  наплело  играющее  воображение   греков.   ‘ловом,
многобожие оставит он в сторону, а извлечет из "Ћдиссеи" то, что ему следует
из нее извлечь, - то, что ощутительно в ней видимо всем, что легло в дух  ее
содержаниЯ и длЯ чего написана сама "ЋдиссеЯ", то есть, что человеку  везде,
на всЯком поприще, предстоит много бед, что нужно с  ними  боротьсЯ,  -  длЯ
того и жизнь дана человеку, - что ни в каком случае не следует унывать,  как
не унывал и Ћдиссей, который во всЯкую трудную и тЯжелую минуту обращалсЯ  к
своему милому сердцу, не подозреваЯ сам, что таковым внутренним обращением к
самому себе он уже творил ту  внутреннюю  молитву  богу,  которую  в  минуты
бедствий совершает всЯкий человек, даже не имеющий никакого понЯтиЯ о  боге.
‚от то общее, тот живой  дух  ее  содержаниЯ,  которым  произведет  на  всех
впечатление  "ЋдиссеЯ"  прежде,  чем   одни   восхитЯтсЯ   ее   поэтическими
достоинствами, верностью картин и  живостью  описаний;  прежде,  чем  другие
поразЯтсЯ раскрытием сокровищ древности в таких  подробностЯх,  в  каких  не
сохранило ее ни ваЯнье,  ни  живопись,  ни  вообще  все  древние  памЯтники;
прежде, чем третьи останутсЯ изумлены необыкновенным познанием всех  изгибов
души человеческой, которые все были ведомы всевидевшему слепцу; прежде,  чем
четвертые будут поражены глубоким ведением государственным, знанием  трудной
науки править людьми и  властвовать  ими,  чем  обладал  также  божественный
старец, законодатель и своего и грЯдущих поколений;  словом  -  прежде,  чем
кто-либо  завлечетсЯ  чем-нибудь  отдельно  в  "Ћдиссее"  сообразно   своему
ремеслу, занЯтиЯм, наклонностЯм и своей личной особенности.  €  все  потому,
что слишком осЯзательно  слышен  этот  дух  ее  содержаниЯ,  эта  внутреннЯЯ
сущность его, что ни в одном творении не проступает она так  сильно  наружу,
проникаЯ все и преобладаЯ над всем, особенно, когда рассмотрим еще, как Ярки
все эпизоды, из которых каждый в силах застенить главное.
     Ћтчего ж так сильно это слышитсЯ всем? Ћттого, что залегло это  глубоко
в самую душу древнего поэта. ‚идишь на всЯком шагу, как хотел он  облечь  во
всю обворожительную красоту поэзии то,  что  хотел  бы  утвердить  навеки  в
людЯх, как стремилсЯ укрепить в народных обычаЯх то, что  в  них  похвально,
напомнить человеку лучшее и свЯтейшее, что есть в  нем  и  что  он  способен
позабывать всЯкую минуту, оставить в каждом лице своем пример каждому на его
отдельном поприще, а всем вообще оставить пример в своем неутомимом  Ћдиссее
на общечеловеческом поприще.
     ќто строгое почитание обычаев,  это  благоговейное  уважение  власти  и
начальников, несмотрЯ на ограниченные пределы самой власти, эта  девственнаЯ
стыдливость юношей,  эта  благость  и  благодушное  безгневие  старцев,  это
радушное гостеприимство, это уважение и почти благоговение к  человеку,  как
представителю образа божиЯ, это верование,  что  ни  одна  благаЯ  мысль  не
зарождаетсЯ в голове его без верховной  воли  высшего  нас  существа  и  что
ничего не может он сделать своими собственными силами, словом - все,  всЯкаЯ
малейшаЯ черта в "Ћдиссее" говорит о внутреннем желании  поэта  всех  поэтов
оставить древнему человеку живую и полную книгу законодательства в то времЯ,
когда еще не было ни  законодателей,  ни  учредителей  порЯдков,  когда  еще
никакими гражданскими  и  письменными  постановленьЯми  не  были  определены
отношениЯ людей, когда люди еще многого не ведали и даже не -предчувствовали
и когда один только божественный  старец  все  видел,  слышал,  соображал  и
предчувствовал, слепец, лишенный зрениЯ, общего всем  людЯм,  и  вооруженный
тем внутренним оком, которого не имеют люди!
     € как искусно сокрыт весь труд многолетних  обдумываний  под  простотой
самого простодушнейшего повествованиЯ! ЉажетсЯ, как бы  собрав  весь  люд  в
одну семью и усевшись среди них сам, как дед среди внуков,  готовый  даже  с
ними ребЯчитьсЯ, ведет он добродушный рассказ свой и только заботитсЯ о том,
чтобы не утомить никого,  не  запугать  неуместной  длиннотой  поученьЯ,  но
развеЯть и разнести его невидимо по всему творению, чтобы, играЯ,  набрались
все того, что дано не на игрушку человеку, и незаметно  бы  надыхались  тем,
что знал он и видел лучшего на своем веку и в своем веке. Њожно  бы  почесть
все за изливающуюсЯ  без  приготовлениЯ  сказку,  если  бы  по  внимательном
рассмотрении уже потом не открывалась удивительнаЯ постройка всего целого  и
порознь каждой песни. Љак глупы немецкие умники,  выдумавшие,  будто  ѓомер-
миф, а все творениЯ его - народные песни и рапсодии!
     Ќо рассмотрим то влиЯние, которое  может  произвести  у  нас  "ЋдиссеЯ"
отдельно на каждого. ‚о-первых, она подействует на пишущую нашу  братию,  на
сочинителей наших. Ћна возвратит многих к свету, проведЯ  их,  как  искусный
лоцман,    сквозь    сумЯтицу    и    мглу,    нанесенную     неустроенными,
неорганизовавшимисЯ  писателЯми.  Ћна  снова  напомнит  нам  всем,  в  какой
бесхитростной простоте нужно воссоздавать природу, как уЯснЯть всЯкую  мысль
до Ясности почти ощутительной, в  каком  уравновешенном  спокойствии  должна
изливатьсЯ речь наша. Ћна вновь даст почувствовать всем нашим  писателЯм  ту
старую истину, которую век мы должны помнить и которую всегда позабываем,  а
именно: по тех пор не приниматьсЯ за перо, пока все в голове не  установитсЯ
в такой Ясности и порЯдке, что даже ребенок в силах будет понЯть и  удержать
все в памЯти. …ще более, чем на самих писателей,  "ЋдиссеЯ"  подействует  на
тех,  которые  еще  готовЯтсЯ  в  писатели  и,  находЯсь   в   гимназиЯх   и
университетах, видЯт перед собой еще туманно и неЯсно свое будущее  поприще.
€х она может навести с самого начала на  прЯмой  путь,  избавив  от  лишнего
шатаниЯ  по  кривым   закоулкам,   по   которым   натолкались   изрЯдно   их
предшественники.
     ‚о-вторых, "ЋдиссеЯ" подействует на вкус и  на  развитие  эстетического
чувства. Ћна освежит  критику.  Љритика  устала  и  запуталась  от  разборов
загадочных произведений новейшей литературы, с горЯ бросилась в  сторону  и,
уклонившись от вопросов литературных,  понесла  дичь.  Џо  поводу  "Ћдиссеи"
может поЯвитьсЯ много истинно дельных критик, тем более что врЯд ли есть  на
свете другое произведение, на которое можно было бы взглЯнуть с таких многих
сторон, как  на  "Ћдиссею".  џ  уверен,  что  толки,  разборы,  рассуждениЯ,
замечаниЯ и мысли, ею возбужденные, будут раздаватьсЯ у  нас  в  журналах  в
продолжение многих лет. —итатели будут от этого  не  в  убытке:  критики  не
будут  ничтожны.  „лЯ  них  потребуетсЯ  много  перечесть,  оглЯнуть  вновь,
перечувствовать и перемыслить; пустой верхоглЯд  не  найдетсЯ  даже,  что  и
сказать об "Ћдиссее".
     ‚-третьих,  "ЋдиссеЯ"  своей  русской  одеждой,  в  которую  облек   ее
†уковский, может подействовать значительно на очищение Языка. …ще ни у  кого
из наших писателей, не только у †уковского во всем, что ни писал он  доселе,
но даже у Џушкина и Љрылова, которые  несравненно  точней  его  на  слова  и
выражениЯ, не достигала до такой полноты русскаЯ речь. ’ут  заключались  все
ее извороты и обороты во всех видоизмененьЯх. Ѓесконечно  огромные  периоды,
которые у всЯкого другого были бы вЯлы, темны, и  периоды  сжатые,  краткие,
которые у другого были бы черствы, обрублены, ожесточили бы речь, у него так
братски   улегаютсЯ   друг   возле   друга,   все   переходы    и    встречи
противуположностей совершаютсЯ в таком благозвучии, все так  и  сливаетсЯ  в
одно, улетучиваЯ тЯжелый громозд всего целого, что, кажетсЯ, как  бы  пропал
вовсе всЯкий слог и склад речи:  их  нет,  как  нет  и  самого  переводчика.
Ќаместо его стоит перед глазами, во всем величии, старец ѓомер,  и  слышатсЯ
те величавые,  вечные  речи,  которые  не  принадлежат  устам  какого-нибудь
человека, но которых удел вечно раздаватьсЯ в  мире.  ‡десь-то  увидЯт  наши
писатели, с какой  разумной  осмотрительностью  нужно  употреблЯть  слова  и
выражениЯ, как всЯкому  простому  слову  можно  возвратить  его  возвышенное
достоинство уменьем поместить его в надлежащем месте и как много значит  длЯ
такого сочинениЯ,  которое  назначаетсЯ  на  всеобщее  употребление  и  есть
сочинение гениальное, это  наружное  благоприличие,  эта  внешнЯЯ  отработка
всего: тут малейшаЯ соринка заметна и  всем  бросаетсЯ  в  глаза.  †уковский
сравнивает весьма справедливо эти соринки  с  бумажками,  которые  стали  бы
валЯтьсЯ в великолепно убранной комнате, где  все  сиЯет  Ясностью  зеркала,
начинаЯ от потолка до паркета:  всЯкий  вошедший  прежде  всего  увидит  эти
бумажки, именно потому же самому, почему  бы  он  их  вовсе  не  приметил  в
неприбранной, нечистой комнате.
     ‚-четвертых, "ЋдиссеЯ" подействует в любознательном отношении,  как  на
занимающихсЯ науками, так и на не  учившихсЯ  никакой  науке,  распространив
живое познание древнего мира. Ќи в какой  истории  не  начитаешь  того,  что
отыщешь в ней: от нее так и дышит временем минувшим;  древний  человек,  как
живой, так и стоит перед глазами, как будто еще вчера его видел и говорил  с
ним. ’ак его  и  видишь  во  всех  его  действиЯх,  во  все  часы  днЯ:  как
приготовлЯетсЯ он благоговейно к  жертвоприношению,  как  беседует  чинно  с
гостем за пировою критерой, как  одеваетсЯ,  как  выходит  на  площадь.  как
слушает старца, как поучает юношу; его  дом,  его  колесница,  его  спальнЯ,
малейшаЯ мебель в доме, от подвижных столов до ременной задвижки у дверей, -
все перед глазами, еще свежее, чем в отрытой из земли Џомпее.
     Ќаконец, Я даже думаю, что поЯвление "Ћдиссеи"  произведет  впечатление
на современный дух нашего общества вообще. €менно в  нынешнее  времЯ,  когда
таинственною волей  провидениЯ  стал  слышатьсЯ  повсюду  болезненный  ропот
неудовлетворениЯ, голос неудовольствиЯ человеческого на все, что ни есть  на
свете: на порЯдок вещей, на времЯ, на  самого  себЯ.  Љогда  всем,  наконец,
начинает становитьсЯ подозрительным то совершенство, на которое возвели  нас
наша новейшаЯ  гражданственность  и  просвещение;  когда  слышна  у  всЯкого
какаЯ-то безотчетнаЯ жажда быть не тем, чем он есть, может быть, происшедшаЯ
от  прекрасного  источника  быть  лучше;  когда  сквозь  нелепые   крики   и
опрометчивые  проповедованиЯ  новых,  еще  темно  услышанных  идей,   слышно
какое-то всеобщее стремление стать ближе к какой-то желанной середине, найти
настоЯщий закон действий, как  в  массах,  так  и  отдельно  взЯтых  особЯх;
словом, в это именно времЯ  "ЋдиссеЯ"  поразит  величавою  патриархальностию
древнего быта, простой несложностью общественных  пружин,  свежестью  жизни,
непритупленной, младенческою Ясностью человека. ‚ "Ћдиссее" услышит  сильный
упрек себе наш девЯтнадцатый век, и упрекам не будет конца, по мере того как
станет он поболее всматриватьсЯ в нее и вчитыватьсЯ.
     —то может быть, например, уже сильней того упрека, который раздастсЯ  в
душе, когда разглЯдишь, как древний человек, с своими  небольшими  орудиЯми,
со всем несовершенством своей религии, дозволЯвшей даже обманывать, мстить и
прибегать к коварству длЯ истреблениЯ врага, с своею  непокорной,  жестокой,
несклонной к повиновенью  природой,  с  своими  ничтожными  законами,  умел,
однако же, одним только  простым  исполнением  обычаев  старины  и  обрЯдов,
которые не без смысла  были  установлены  древними  мудрецами  и  заповеданы
передаватьсЯ в  виде  свЯтыни  от  отца  к  сыну,  -  одним  только  простым
исполнением этих обычаев дошел до того, что приобрел какую-то  стройность  и
даже красоту поступков, так что все  в  нем  сделалось  величаво  с  ног  до
головы, от речи до простого движениЯ и даже до складки  платьЯ,  и  кажетсЯ,
как бы действительно слышишь в нем богоподобное  происхождение  человека?  Ђ
мы, со всеми нашими огромными средствами и орудиЯми к  совершенствованию,  с
опытами всех веков,  с  гибкой,  переимчивой  нашей  природой,  с  религией,
котораЯ именно дана нам на то, чтобы сделать из нас свЯтых и небесных людей,
-  со  всеми  этими  орудиЯми,  умели  дойти  до  какого-то   нерЯшества   и
неустройства как внешнего, так и внутреннего,  умели  сделатьсЯ  лоскутными,
мелкими, от головы до самого платьЯ нашего, и,  ко  всему  еще  в  прибавку,
опротивели до того друг другу, что не уважает никто никого, даже не выключаЯ
и тех, которые толкуют об уважении ко всем.
     ‘ловом, на страждущих и болеющих от  своего  европейского  совершенства
"ЋдиссеЯ"  подействует.  Њного  напомнит  она  им  младенчески  прекрасного,
которое (увы!) утрачено, но которое должно возвратить себе человечество, как
свое законное наследство. Њногие  над  многим  призадумаютсЯ.  Ђ  между  тем
многое из времен патриархальных, с которыми есть такое  сродство  в  русской
природе, разнесетсЯ невидимо по лицу  русской  земли.  Ѓлагоухающими  устами
поэзии навеваетсЯ на души то, чего не внесешь  в  них  никакими  законами  и
никакой властью!

VIII
     Ќ…‘ЉЋ‹њЉЋ ‘‹Ћ‚ 0 ЌЂ…‰ –…ђЉ‚€ € „“•Ћ‚…Ќ‘’‚…
     (€з письма к гр. Ђ. Џ. ’.........му)

     Ќапрасно смущаетесь вы нападениЯми, которые теперь  раздаютсЯ  на  нашу
церковь в  …вропе.  ЋбвинЯть  в  равнодушии  духовенство  наше  будет  также
несправедливость.  ‡ачем  хотите  вы,   чтобы   наше   духовенство,   доселе
отличавшеесЯ величавым спокойствием, столь  ему  пристойным,  стало  в  рЯды
европейских крикунов и начало, подобно им,  печатать  опрометчивые  брошюры?
–ерковь наша действовала мудро.  —тобы  защищать  ее,  нужно  самому  прежде
узнать ее. Ђ мы  вообще  знаем  плохо  нашу  церковь.  „уховенство  наше  не
бездействует. џ очень знаю, что  в  глубине  монастырей  и  в  тишине  келий
готовЯтсЯ неопровержимые сочинениЯ в защиту церкви нашей. Ќо дела  свои  они
делают лучше, нежели мы: они  не  торопЯтсЯ  и,  знаЯ,  чего  требует  такой
предмет, совершают свой труд  в  глубоком  спокойствии,  молЯсь,  воспитываЯ
самих себЯ, изгонЯЯ из души своей  все  страстное,  похожее  на  неуместную,
безумную горЯчку, возвышаЯ свою душу на ту высоту бесстрастиЯ небесного,  на
которой ей следует пребывать, дабы быть в силах заговорить о таком предмете.
Ќо и эти защиты еще не послужат  к  полному  убеждению  западных  католиков.
–ерковь наша должна свЯтитьсЯ в нас, а не в словах  наших.  Њы  должны  быть
церковь наша и нами же должны возвестить ее правду. Ћни говорЯт, что церковь
наша безжизненна. - Ћни сказали ложь, потому что церковь наша есть жизнь; но
ложь свою они вывели логически, вывели правильным выводом: мы  трупы,  а  не
церковь наша, и по нас они назвали и церковь нашу трупом. Љак  нам  защищать
нашу церковь и какой ответ мы можем дать им,  если  они  нам  зададут  такие
вопросы; "Ђ сделала ли ваша церковь вас лучшими? €сполнЯет ли  всЯк  у  вас,
как следует, свой долг?" —то мы тогда  станем  отвечать  им,  почувствовавши
вдруг в душе и в совести своей, что шли все времЯ мимо нашей церкви  и  едва
знаем ее даже и теперь? ‚ладеем сокровищем, которому цены нет, и  не  только
не заботимсЯ о том, чтобы это почувствовать, но не знаем даже, где  положили
его. “ хозЯина спрашивают показать лучшую вещь в его доме, и сам  хозЯин  не
знает,  где  лежит  она.  ќта  церковь,  котораЯ,  как  целомудреннаЯ  дева,
сохранилась одна только от времен апостольских в  непорочной  первоначальной
чистоте своей, эта церковь, котораЯ  всЯ  с  своими  глубокими  догматами  и
малейшими обрЯдами наружными как  бы  снесена  прЯмо  с  неба  длЯ  русского
народа, котораЯ одна в силах разрешить все узлы недоумениЯ и  вопросы  наши,
котораЯ может произвести неслыханное чудо в виду всей …вропы, заставив у нас
всЯкое сословье, званье и должность войти в их законные границы и пределы и,
не изменив ничего в государстве, дать силу ђоссии изумить весь мир согласной
стройностью того же самого организма, которым она доселе  пугала,  -  и  эта
церковь нами незнаема! € эту церковь, созданную длЯ жизни, мы до сих пор  не
ввели в нашу жизнь!
     Ќет, храни нас бог защищать теперь нашу церковь! ќто значит уронить ее.
’олько и есть длЯ нас возможна одна пропаганда - жизнь наша. †изнью нашей мы
должны защищать нашу церковь, котораЯ всЯ есть жизнь; благоуханием душ наших
должны мы возвестить ее истину. Џусть миссионер католичества западного  бьет
себЯ в грудь, размахивает руками и красноречием  рыданий  и  слов  исторгает
скоро  высыхающие  слезы.  Џроповедник  же  католичества  восточного  должен
выступить так  перед  народ,  чтобы  уже  от  одного  его  смиренного  вида,
потухнувших очей и тихого, потрЯсающего гласа, исходЯщего из души, в которой
умерли все желаниЯ мира, все бы подвигнулось еще прежде, чем он объЯснил  бы
самое дело, и в один голос заговорило бы к нему: "Ќе произноси слов,  слышим
и без них свЯтую правду твоей церкви!"

IX
     Ћ ’ЋЊ †…
     (€з письма к гр. Ђ. Џ. ’.........му)

     ‡амечание, будто власть церкви оттого у нас слаба, что наше духовенство
мало имеет светскости и ловкости обращеньЯ в обществе, есть такаЯ нелепость,
как и утверждение, будто духовенство  у  нас  вовсе  отстранено  от  всЯкого
прикосновениЯ с жизнью уставами нашей церкви и  свЯзано  в  своих  действиЯх
правительством. „уховенству нашему указаны законные и точные границы  в  его
соприкосновениЯх со светом  и  людьми.  Џоверьте,  что  если  бы  стали  они
встречатьсЯ с нами чаще, участвуЯ в наших ежедневных собраниЯх  и  гульбищах
или входЯ в семейные дела, -это было бы нехорошо. „уховному предстоит  много
искушений, гораздо более даже, нежели нам: как раз завелись бы те интриги  в
домах, в которых  обвинЯют  римско-католических  попов.  ђимско-католические
попы именно оттого сделались дурными, что чересчур  сделались  светскими.  “
духовенства нашего два законных поприща, на которых они с нами  встречаютсЯ:
исповедь и проповедь. Ќа этих двух поприщах, из которых первое бывает только
раз или два в год, а второе может быть  всЯкое  воскресенье,  можно  сделать
очень много. € если только свЯщенник, видЯ многое дурное в  людЯх,  умел  до
времени молчать о нем и долго соображать в себе самом, как ему сказать таким
образом, чтобы всЯкое слово дошло прЯмо до сердца, то он уже скажет об  этом
так сильно на исповеди и проповеди, как никогда ему не сказать на ежедневных
с нами беседах. Ќужно, чтобы он говорил  стоЯщему  среди  света  человеку  с
какого-то возвышенного места, чтобы не его присутствие слышал  в  это  времЯ
человек, но присутствие самого бога, внимающего равно им обоим,  и  слышалсЯ
бы обоюдный страх от его незримого присутствиЯ. Ќет, это  даже  хорошо,  что
духовенство наше находитсЯ в некотором отдалении от нас.  •орошо,  что  даже
самой одеждой своей, не подвластной  никаким  изменениЯм  и  прихотЯм  наших
глупых мод, они отделились от нас. Ћдежда их прекрасна и величественна.  ќто
не бессмысленное, оставшеесЯ от осьмнадцатого века рококо  и  не  лоскутнаЯ,
ничего не объЯснЯющаЯ  одежда  римско-католических  свЯщенников.  Ћна  имеет
смысл: она по образу и подобию той  одежды,  которую  носил  сам  спаситель.
Ќужно, чтобы и в самой одежде своей они носили  себе  вечное  напоминание  о
том, чей образ  они  должны  представлЯть  нам,  чтобы  и  на  один  миг  не
позабылись и не растерЯлись среди развлечений и ничтожных нужд света, ибо  с
них тысЯщу крат  более  взыщетсЯ,  чем  с  каждого  из  нас;  чтобы  слышали
беспрестанно, что они - как бы другие и высшие люди. Ќет, покамест свЯщенник
еще молод и жизнь ему неизвестна, он не должен даже и встречатьсЯ  с  людьми
иначе, как на исповеди и проповеди. …сли же и входить  в  беседу,  то  разве
только с мудрейшими и опытнейшими из них, которые могли бы познакомить его с
душой и сердцем человека, изобразить ему жизнь в ее истинном виде и свете, а
не в том, в каком она ЯвлЯетсЯ неопытному человеку. ‘вЯщеннику  нужно  времЯ
также и длЯ себЯ: ему нужно поработать  и  над  самим  собою.  Ћн  должен  с
спасителЯ брать пример, который долгое времЯ провел в пустыне и  не  прежде,
как после сорокадневного предуготовительного поста, вышел к людЯм учить  их.
Ќекоторые из нынешних умников выдумали, будто нужно  толкатьсЯ  среди  света
длЯ того, чтобы узнать его. ќто просто вздор.  Ћпроверженьем  такого  мнениЯ
служат все светские люди, которые толкаютсЯ вечно среди света и при всем том
бывают всех пустее. ‚оспитываютсЯ длЯ света не посреди света,  но  вдали  от
него, в глубоком внутреннем  созерцании,  в  исследовании  собственной  души
своей, ибо там законы всего и  всему:  найди  только  прежде  ключ  к  своей
собственной душе; когда же найдешь, тогда этим же самым ключом отопрешь души
всех.

•
     0 ‹€ђ€‡Њ… ЌЂ€• ЏЋќ’Ћ‚
     (Џисьмо к ‚. Ђ. ........му)

     Џоведем речь о статье, над которою  произнесен  смертный  приговор,  то
есть о  статье  под  названием:  "Ћ  лиризме  наших  поэтов".  Џрежде  всего
благодарность за смертный приговор! ‚от уже во второй раз Я спасен тобою,  о
мой истинный наставник и учитель! Џрошлый год твоЯ же рука остановила  менЯ,
когда Я уже было хотел послать  Џлетневу  в  "‘овременник"  мои  сказаниЯ  о
русских  поэтах;  теперь  ты  вновь  предал  уничтожению  новый  плод  моего
неразумиЯ. ’олько один ты менЯ еще  останавливаешь,  тогда  как  все  другие
торопЯт неизвестно зачем. ‘колько глупостей успел бы Я уже наделать, если бы
только послушалсЯ других моих приЯтелей! €так, вот  тебе  прежде  всего  моЯ
благодарственнаЯ песнь! Ђ затем обратимсЯ к самой статье. Њне стыдно,  когда
помыслю, как до сих пор еще Я глуп и как не умею заговорить ни  о  чем,  что
поумнее. ‚сего нелепее выходЯт  мысли  и  толки  о  литературе.  ’ут  как-то
особенно становитсЯ все у менЯ напыщенно, темно и  невразумительно.  Њою  же
собственную мысль, которую не только вижу умом, но даже чую  сердцем,  не  в
силах передать. ‘лышит душа многое, а пересказать  или  написать  ничего  не
умею. Ћснование статьи моей справедливо, а между тем объЯснилсЯ Я  так,  что
всЯким выражением вызвал на противоречие. ‚новь  повторЯю  то  же  самое:  в
лиризме наших поэтов есть что-то такое, чего  нет  у  поэтов  других  наций,
именно - что-то близкое  к  библейскому,  -  то  высшее  состоЯние  лиризма,
которое чуждо движений страстных и  есть  твердый  возлет  в  свете  разума,
верховное торжество  духовной  трезвости.  Ќе  говорЯ  уже  о  ‹омоносове  и
„ержавине, даже у Џушкина слышитсЯ  этот  строгий  лиризм  повсюду,  где  ни
коснетсЯ он высоких предметов. ‚спомни только стихотвореньЯ его:  к  пастырю
церкви, "Џророк" и, наконец, этот таинственный побег из города, напечатанный
уже после его смерти. Џеребери стихи џзыкова и увидишь, что  он  всЯкий  раз
становитсЯ  как-то  неизмеримо  выше  и  страстей,  и  самого  себЯ,   когда
прикоснетсЯ  к  чему-нибудь  высшему.  Џриведу  одно  из  его  даже  молодых
стихотворений, под названием "ѓений"; оно же не длинно:

     Љогда, гремЯ и пламенеЯ,
     Џророк на небо улетал,
     Ћгонь могучий проникал
     †ивую душу …лисеЯ.
     ‘вЯтыми чувствами волю.
     Њужала, крепла, возвышалась,
     € вдохновеньем озарЯлась,
     € бога слышала она.
     ’ак гений радостно трепещет,
     ‘вое величье познает,
     Љогда пред ним гремит и блещет
     €ного гениЯ полет.
     …го воскреснувшаЯ сила
     Њгновенно зреет длЯ чудес,
     € миру новые светила -
     „ела избранника небес.

     Љакой свет и какаЯ строгость величиЯ! џ  изъЯснЯл  это  тем,  что  наши
поэты видели  всЯкий  высокий  предмет  в  его  законном  соприкосновенье  с
верховным   источником   лиризма   -   богом,   одни   сознательно,   другие
бессознательно, потому что русскаЯ душа вследствие своей русской природы уже
слышит это как-то сама собой, неизвестно почему. џ сказал, что два  предмета
вызывали у наших поэтов этот лиризм, близкий к библейскому. Џервый из них  -
ђоссиЯ. Џри одном этом имени как-то  вдруг  просветлЯетсЯ  взглЯд  у  нашего
поэта, раздвигаетсЯ дальше его кругозор, все становитсЯ у него  шире,  и  он
сам как бы облекаетсЯ величием, становЯсь  превыше  обыкновенного  человека.
ќто что-то более, нежели обыкновеннаЯ любовь к отечеству. ‹юбовь к отечеству
отозвалась бы приторным хвастаньем. „оказательством тому наши так называемые
квасные патриоты: после их похвал, впрочем довольно  чистосердечных,  только
плюнешь на ђоссию. Њежду тем заговорит „ержавин о ђоссии -  слышишь  в  себе
неестественную силу и как бы сам дышишь величием ђоссии. Ћдна простаЯ любовь
к отечеству не дала бы сил не только „ержавину, но даже и џзыкову выражатьсЯ
так широко и торжественно всЯкий раз, где ни коснетсЯ он  ђоссии.  Ќапример,
хоть бы в стихах, где он изображает, как наступил было на нее Ѓаторий:

     ...Џовелительный ‘тефан
     ‚ один могущественный стан
     “же сбирал толпы густые -
     „а ниспровергнет псковитЯн,
     „а уничтожитсЯ ђоссиЯ!
     Ќо ты, к отечеству любовь,
     ’ы, чем гордились наши деды,
     ’ы ополчилась. Љровь за кровь -
     € он не праздновал победы!

     ќта богатырски трезваЯ  сила,  котораЯ  временами  даже  соединЯетсЯ  с
каким-то  невольным  пророчеством  о   ђоссии,   рождаетсЯ   от   невольного
прикосновениЯ мысли к верховному промыслу, который так Явно слышен в  судьбе
нашего отечества. ‘верх любви участвует здесь сокровенный ужас при виде  тех
событий, которым повелел бог совершитьсЯ в  земле,  назначенной  быть  нашим
отечеством, прозрение прекрасного нового зданиЯ,  которое  покамест  не  длЯ
всех видимо зиждетсЯ и которое может слышать всеслышащим  ухом  поэзии  поэт
или же такой духовидец, который уже  может  в  зерне  прозревать  его  плод.
’еперь начинают это слышать понемногу  и  другие  люди,  но  выражаютсЯ  так
неЯсно, что слова их похожи на безумие. ’ебе напрасно кажетсЯ, что  нынешнЯЯ
молодежь, бредЯ славЯнскими началами и пророча  о  будущем  ђоссии,  следует
какому-то модному  поветрию.  Ћни  не  умеют  вынашивать  в  голове  мыслей,
торопЯтсЯ их объЯвлЯть миру, не  замечаЯ  того,  что  их  мысли  еще  глупые
ребенки, вот и все. € в еврейском народе четыреста пророков  пророчествовали
вдруг: из них один только бывал избранник божий, которого сказаньЯ вносились
в свЯтую книгу еврейского народа;  все  же  прочие,  вероЯтно,  наговаривали
много лишнего, но тем не менее они слышали неЯсно и темно то же  самое,  что
избранники умели сказать здраво и Ясно; иначе народ  побил  бы  их  камнЯми.
‡ачем же ни ”ранциЯ, ни ЂнглиЯ, ни ѓерманиЯ не заражены этим поветрием и  не
пророчествуют о себе, а пророчествует  только  одна  ђоссиЯ?  -  ‡атем,  что
сильнее других слышит божью руку на всем, что ни сбываетсЯ  в  ней,  и  чует
приближенье иного царствиЯ. Ћттого и звуки становЯтсЯ  библейскими  у  наших
поэтов. € этого не может быть у поэтов других наций, как бы  ни  сильно  они
любили свою отчизну и как бы ни жарко умели выражать такую любовь свою. €  в
этом не спорь со мною, прекрасный друг мой!
     Ќо перейдем к другому предмету, где также слышитсЯ у наших  поэтов  тот
высокий лиризм, о котором идет речь, то есть -любви  к  царю.  Ћт  множества
гимнов и од царЯм  поэзиЯ  наша,  уже  со  времен  ‹омоносова  и  „ержавина,
получила  какое-то  величественно-царственное  выражение.  —то  их   чувства
искренни - об этом нечего и  говорить.  ’олько  тот,  кто  наделен  мелочным
остроумием, способным на одни мгновенные, легкие соображеньЯ,  увидит  здесь
лесть  и  желанье  получить  что-нибудь,  и  такое  соображенье  оснует   на
каких-нибудь ничтожных и плохих одах тех же поэтов. Ќо тот, кто более нежели
остроумен, кто мудр, тот остановитсЯ перед  теми  одами  „ержавина,  где  он
очертывает властелину широкий круг его благотворных действий,  где  сам,  со
слезою на глазах, говорит ему о тех слезах, которые  готовы  заструитьсЯ  из
глаз, не только русских, но даже бесчувственных дикарей, обитающих на концах
его имперьи, от одного только прикосновеньЯ той милости и той  любви,  какую
может показать народу одна полно-
     мощнаЯ власть. ’ут многое так  сказано  сильно,  что  если  бы  даже  и
нашелсЯ  такой  государь,  который  позабыл  бы  на  времЯ  долг  свой,  то,
прочитавши сии строки, вспомнит он вновь его и умилитсЯ сам перед  свЯтостью
званьЯ своего. ’олько  холодные  сердцем  попрекнут  „ержавина  за  излишние
похвалы …катерине; но кто сердцем не камень, тот не прочтет без умиленьЯ тех
замечательных строф, где говорит, что если и перейдет его мраморный  истукан
в потомство, так это потому только,

     —то пел Я россов ту царицу,
     Љакой другой нам не найти
     Ќи здесь, ни впредь в пространном мире,
     •вались, хвались моЯ тем лира!

     Ќе прочтет он также без непритворного душевного волненьЯ сих уже  почти
предсмертных стихов:

     •олодна старость дух, у лиры глас отъемлет:
     …катерины муза дремлет.
     ...Џеть
     “ж не могу. „ругим певцам греметь
     Њои оставлю ветхи струны.
     „а черплют вновь из них перуны
     ’ех чистых пламенных огней,
     Љак пел Я трех царей.

     ‘тарик у дверей гроба не будет лгать. Џри жизни  своей  носил  он,  как
свЯтыню, эту любовь, унес и за гроб ее, как свЯтыню. Ќо  не  об  этом  речь.
Ћткуда взЯлась эта любовь? - вот вопрос. —то весь народ слышит  ее  каким-то
сердечным чутьем, а потому и поэт, как чистейшее отражение того  же  народа,
должен был ее услышать в высшей степени - это объЯснит только одну  половину
дела. Џолный  и  совершенный  поэт  ничему  не  предаетсЯ  безотчетливо,  не
проверив его мудростию полного  своего  разума.  €меЯ  ухо  слышать  вперед,
заключа в себе стремленье воссоздавать в полноте ту же вещь, которую  другие
видЯт отрывочно, с одной или двух сторон, а не со всех четырех, он не мог не
прозревать развитиЯ  полнейшего  этой  власти.  Љак  умно  определЯл  Џушкин
значение полномощного монарха и как он вообще  был  умен  во  всем,  что  ни
говорил в последнее времЯ своей жизни! "‡ачем  нужно,  -говорил  он,  -чтобы
один из нас стал выше всех и даже выше самого закона?  ‡атем,  что  закон  -
дерево; в законе  слышит  человек  что-то  жесткое  и  небратское.  ‘  одним
буквальным исполненьем закона не далеко уйдешь; нарушить же или не исполнить
его никто из нас не должен; длЯ этого-то и нужна высшаЯ милость,  умЯгчающаЯ
закон, котораЯ может  ЯвитьсЯ  людЯм  только  в  одной  полномощной  власти.
ѓосударство без  полномощного  монарха  -  автомат:  много-много,  если  оно
достигнет  того,  до  чего  достигнули  ‘оединенные  таты.  Ђ   что   такое
‘оединенные таты? Њертвечина; человек в  них  выветрилсЯ  до  того,  что  и
выеденного Яйца не стоит. ѓосударство без полномощного монарха  то  же,  что
оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но,  если  нет
среди них одного такого, который бы движеньем палочки  всему  подавал  знак,
никуды не пойдет концерт. Ђ кажетсЯ, он сам ничего не делает, не  играет  ни
на каком инструменте, только слегка помахивает палочкой  да  поглЯдывает  на
всех, и уже один взглЯд его достаточен на то, чтобы умЯгчить, в том и другом
месте, какой-нибудь шершавый звук, который испустил  бы  иной  дурак-барабан
или неуклюжий тулумбас. Џри  нем  и  мастерскаЯ  скрыпка  не  смеет  слишком
разгулЯтьсЯ  на  счет  других:  блюдет  он  общий  строй,  всего  оживитель,
верховодец верховного согласьЯ!" Љак метко выражалсЯ Џушкин! Љак понимал  он
значенье великих  истин!  ќто  внутреннее  существо  -  силу  самодержавного
монарха он даже отчасти выразил в одном своем стихотворении,  которое  между
прочим ты сам напечатал в посмертном собранье его сочинений, выправил даже в
нем стих, а смысла не угадал. ’айну его  теперь  открою.  џ  говорю  об  оде
императору Ќиколаю, поЯвившейсЯ в печати под скромным именем: "Љ Ќ***".  ‚от
ее происхожденье. Ѓыл вечер в Ђничковом  дворце,  один  из  тех  вечеров,  к
которым, как известно, приглашались одни избранные из нашего общества. Њежду
ними был тогда и Џушкин. ‚се в залах уже собралосЯ;  но  государь  долго  не
выходил. Ћтдалившись от всех в другую  половину  дворца  и  воспользовавшись
первой  досужей  от  дел  минутой,   он   развернул   "€лиаду"   и   увлексЯ
нечувствительно ее чтеньем во все то времЯ, когда в залах давно уже  гремела
музыка и кипели танцы. ‘ошел он на бал уже несколько поздно, принесЯ на лице
своем  следы  иных  впечатлений.  ‘ближенье  этих  двух   противуположностей
скользнуло незамеченным длЯ всех, но в душе  Џушкина  оно  оставило  сильное
впечатленье, и плодом его была следующаЯ величественнаЯ ода, которую повторю
здесь всю, она же всЯ в одной строфе:

     ‘ ѓомером долго ты беседовал один,
     ’ебЯ мы долго ожидали.
     € светел ты сошел с таинственных вершин
     € вынес нам свои скрыжали.
     € что ж? ’ы нас обрел в пустыне под шатром,
     ‚ безумстве суетного пира,
     Џоющих буйну песнь и скачущих кругом
     Ћт нас созданного кумира.
     ‘мутились мы, твоих чуждалсЯ лучей,
     ‚ порыве гнева и печали
     ’ы проклЯл нас, бессмысленных детей,
     ђазбив листы своей скрыжали.
     Ќет, ты не проклЯл нас. ’ы любишь с высоты
     ‘ходить под тень долины малой,
     ’ы любишь гром небес, и также внемлешь ты
     †урчанью пчел над розой алой.

     Ћставим личность  императора  ЌиколаЯ  и  разберем,  что  такое  монарх
вообще, как божий помазанник, обЯзанный стремить вверенный ему народ к  тому
свету, в котором обитает бог, и вправе ли был Џушкин уподобить его  древнему
боговидцу Њоисею?  ’от  из  людей,  на  рамена  которого  обрушилась  судьба
миллионов его собратий, кто страшною  ответственностью  за  них  пред  богом
освобожден уже от всЯкой ответственности пред людьми, кто болеет ужасом этой
ответственности и льет, может быть, незримо такие слезы  и  страждет  такими
страданьЯми, о которых и помыслить не умеет стоЯщий внизу человек, кто среди
самих развлечений слышит вечный, неумолкаемо раздающийсЯ в ушах клик  божий,
неумолкаемо к нему вопиющий, - тот может быть уподоблен древнему  боговидцу,
может,  подобно  ему,  разбить  листы  своей  скрыжали,  проклЯвши   ветрено
-кружащеесЯ племЯ, которое, наместо того чтобы стремитьсЯ к тому, к чему все
должно стремитьсЯ на земле, суетно скачет около  своих  же,  от  себЯ  самих
созданных кумиров. Ќо Џушкина остановило еще высшее значение той же  власти,
которую вымолило у небес немощное бессилие человечества, вымолило ее  криком
не о правосудии небесном, перед которым не устоЯл  бы  ни  один  человек  на
земле, но криком о небесной любви божией, котораЯ бы все умела простить  нам
- и забвенье долга нашего, и самый ропот наш, - все, что не прощает на земле
человек, чтобы один  затем  только  собрал  свою  власть  в  себЯ  самого  и
отделилсЯ бы от всех нас и стал выше всего на земле,  чтобы  чрез  то  стать
ближе равно ко всем, снисходить с вышины ко всему и внимать  всему,  начинаЯ
от грома небес и лиры поэта до незаметных увеселений наших.
     ЉажетсЯ, как бы  в  этом  стихотворении  Џушкин,  задавши  вопрос  себе
самому,  что  такое  эта  власть,  сам  же  упал  во  прах  перед   величием
возникнувшего в душе его ответа. Ќе мешает заметить, что это был  тот  поэт,
который был слишком горд и  независимостию  своих  мнений,  и  своим  личным
достоинством. Ќикто не сказал так о себе, как он:

     џ памЯтник себе воздвиг нерукотворный,
     Љ нему не зарастет народнаЯ тропа-
     ‚ознессЯ выше он главою непокорной
     Ќаполеонова столпа.

     •отЯ в Ќаполеоновом столпе виноват, конечно, ты; но  положим,  если  бы
даже  стих  осталсЯ  в  своем  прежнем  виде,  он   все-таки   послужил   бы
доказательством, и даже  еще  большим,  как  Џушкин,  чувствуЯ  свое  личное
преимущество, как человека, перед многими из венценосцев,  слышал  в  то  же
времЯ всю малость званьЯ своего перед званием венценосца и умел благоговейно
поклонитьсЯ пред теми  из  них,  которые  показали  миру  величество  своего
званьЯ.
     Џоэты наши прозревали значение высшее монарха, слыша, что он  неминуемо
должен наконец сделатьсЯ весь одна любовь,  и  таким  образом  станет  видно
всем, почему государь есть образ божий, как это признает, покуда чутьем, всЯ
землЯ наша. ‡наченье государЯ в  …вропе  неминуемо  приблизитсЯ  к  тому  же
выраженью. ‚се к тому ведет, чтобы  вызвать  в  государЯх  высшую,  божескую
любовь к народам. “же раздаютсЯ вопли страданий душевных всего человечества,
которыми заболел почти каждый из нынешних европейских  народов,  и  мечетсЯ,
бедный, не знаЯ сам, как и чем себе помочь: всЯкое постороннее прикосновение
жестоко разболевшимсЯ его ранам; всЯкое средство, всЯкаЯ помощь, придуманнаЯ
умом, ему груба и не приносит целениЯ. ќти крики усилЯтсЯ наконец  до  того,
что разорветсЯ от  жалости  и  бесчувственное  сердце,  и  сила  еще  доселе
небывалого состраданиЯ вызовет силу  другой,  еще  доселе  небывалой  любви.
‡агоритсЯ человек любовью ко всему человечеству, такою, какою никогда еще не
загоралсЯ. €з нас, людей частных, возыметь такую любовь во всей  силе  никто
не возможет; она  останетсЯ  в  идеЯх  и  в  мыслЯх,  а  не  в  деле;  могут
проникнутьсЯ  ею  вполне  одни  только  те,  которым  уже   постановлено   в
непременный закон полюбить всех, как одного человека. ‚се полюбивши в  своем
государстве, до единого человека всЯкого сословьЯ и званьЯ, и обративши все,
что ни есть в нем, как бы в собственное тело свое, возболев  духом  о  всех,
скорбЯ, рыдаЯ, молЯсь и день и ночь  о  страждущем  народе  своем,  государь
приобретет тот всемогущий  голос  любви,  который  один  только  может  быть
доступен разболевшемусЯ  человечеству  и  которого  прикосновенье  будет  не
жестко его ранам,  который  один  может  только  внести  примиренье  во  все
сословиЯ и обратить в стройный оркестр  государство.  ’ам  только  исцелитсЯ
вполне народ, где постигнет монарх высшее значенье свое - быть образом  того
на земле, который сам есть  любовь.  ‚  …вропе  не  приходило  никому  в  ум
определЯть высшее значенье монарха. ѓосударственные люди, законоискусники  и
правоведцы смотрели на одну его сторону, именно, как на высшего чиновника  в
государстве, поставленного от людей, а потому не знают даже, как быть с этой
властью, как ей указать  надлежащие  границы,  когда,  вследствие  ежедневно
изменЯющихсЯ  обстоЯтельств,  бывает  нужно  то  расширить  ее  пределы,  то
ограничить ее. Ђ через это и государь  и  народ  поставлены  между  собой  в
странное положение: они глЯдЯт друг на друга чуть не таким же точно образом,
как на противников, желающих воспользоватьсЯ властью один на  счет  другого.
‚ысшее значенье монарха прозрели у нас поэты, а не законоведцы,  услышали  с
трепетом волю бога создать ее в ђоссии в ее законном виде; оттого и звуки их
становЯтсЯ библейскими всЯкий раз, как только излетает из уст их слово царь.
…го слышат у нас и не поэты потому что страницы нашей истории  слишком  Явно
говорЯт о воле промысла: да образуетсЯ в ђоссии эта власть  в  ее  полном  и
совершенном виде. ‚се событиЯ в  нашем  отечестве,  начинаЯ  от  порабощеньЯ
татарского, видимо, клонЯтсЯ к тому, чтобы собрать могущество в руки одного,
дабы один  был  в  силах  произвесть  этот  .знаменитый  переворот  всего  в
государстве, все потрЯсти и, всех разбудивши, вооружить каждого из  нас  тем
высшим взглЯдом на самого себЯ, без которого невозможно человеку  разобрать,
осудить  самого  себЯ  и  воздвигнуть  в  себе  самом  ту  же  брань   всему
невежественному и темному, какую воздвигнул царь в своем государстве;  чтобы
потом, когда загоритсЯ уже каждый этою свЯтою бранью и все придет в сознанье
сил своих,  мог  бы  также  один,  всех  впереди,  с  светильником  в  руке,
устремить, как одну душу,  весь  народ  свой  к  тому  верховному  свету,  к
которому проситсЯ ђоссиЯ. ‘мотри также, каким чудным средством, еще  прежде,
нежели могло объЯснитьсЯ полное значение этой власти  как  самому  государю,
так и его подданным, уже брошены были семена взаимной  любви  в  сердца!  Ќи
один царский дом не начиналсЯ так необыкновенно, как началсЯ дом  ђомановых.
…го начало было уже подвиг любви. Џоследний и низший подданный в государстве
принес и положил свою жизнь длЯ того, чтобы дать  нам  царЯ,  и  сею  чистою
жертвою свЯзал уже неразрывно государЯ с  подданным.  ‹юбовь  вошла  в  нашу
кровь, и завЯзалось у нас всех кровное родство с царем. € так слилсЯ и  стал
одно - едино с подвластным повелитель, что нам всем теперь  видитсЯ всеобщаЯ
беда - государь ли позабудет своего  подданного  и  отрешитсЯ  от  него  или
подданный позабудет своего государЯ и  от  него  отрешитсЯ.  Љак  Явно  тоже
оказываетсЯ волЯ бога - избрать длЯ этого фамилию ђомановых, а не другую! Љак
непостижимо это возведенье на престол никому не известного  отрока!  ’ут  же
рЯдом стоЯли древнейшие родом, и притом мужи доблести,  которые  только  что
спасли свое отечество: Џожарский, ’рубецкой, наконец кнЯзьЯ, по прЯмой линии
происходившие от ђюрика. ‚сех их мимо произошло избрание, и ни одного голоса
не было против: никто не посмел предъЯвлЯть прав своих. € случилось это в то
смутное времЯ, когда всЯкий мог вздорить, и  оспоривать,  и  набирать  шайки
приверженцев! € кого же выбрали?  ’ого,  кто  приходилсЯ  по  женской  линии
родственником царю, от которого недавний ужас ходил по всей земле,  так  что
не только им притеснЯемые и казнимые боЯре, но даже и самый  народ,  который
почти ничего не потерпел от него,  долго  повторЯл  поговорку:  "„обро  была
голова, да слава богу, что землЯ прибрала". € при всем том все  единогласно,
от боЯр до последнего бобылЯ, положило, чтоб он был на престоле. ‚от какие у
нас делаютсЯ дела! Љак же ты хочешь,  чтобы  лиризм  наших  поэтов,  которые
слышали полное определение царЯ в книгах ‚етхого завета и которые  в  то  же
времЯ так близко видели волю бога на всех событиЯх в нашем отечестве, -  как
же  ты  хочешь,  чтобы  лиризм  наших  поэтов  не  был  исполнен  библейских
отголосков? ЏовторЯю, простой любви не стало бы на то,  чтобы  облечь  такою
суровою трезвостью их звуки: длЯ этого потребно полное и  твердое  убеждение
разума, а не одно  безотчетное  чувство  любви,  иначе  звуки  их  вышли  бы
мЯгкими, как у тебЯ в прежних твоих молодых сочинениЯх, когда ты  предавалсЯ
чувству одной только любЯщей души своей. Ќет, есть что-то  крепкое,  слишком
крепкое у наших поэтов, чего нет у поэтов других наций. …сли тебе  этого  не
видитсЯ, то еще не доказывает, чтобы его вовсе не было. ‚спомни сам,  что  в
тебе не все стороны русской природы; напротив, некоторые  из  них  взошли  в
тебе на такую высокую степень и так развивались просторно, что через это  не
дали места другим, и ты уже стал исключеньем из  общерусских  характеров.  ‚
тебе заключились вполне все мЯгкие и нежные струны нашей славЯнской природы;
но те густые и  крепкие  ее  струны,  от  которых  проходит  тайный  ужас  и
содроганье по всему составу человека, тебе не так известны. Ђ они-то и  есть
родники того лиризма, о котором идет речь. ќтот лиризм  уже  ни  к  чему  не
может возноситьсЯ, как только к одному верховному источнику своему  -  богу.
Ћн суров, он пуглив, он не любит многословиЯ, ему приторно все, что ни  есть
на земле, если только он не видит на нем напечатлениЯ божьего.  ‚  ком  хотЯ
одна  крупица  этого  лиризма,  тот,  несмотрЯ  на  все   несовершенства   и
недостатки, заключает в себе суровое, высшее  благородство  душевное,  перед
которым дрожит сам и которое заставлЯет его бежать  от  всего,  похожего  на
выраженье признательности со стороны людской. ‘обственный лучший его  подвиг
ему вдруг опротивеет, если за него последует ему  какаЯ-нибудь  награда:  он
слишком чувствует, что все высшее должно быть выше награды. ’олько по смерти
Џушкина обнаружились его истинные отношениЯ к  государю  и  тайны  двух  его
лучших  сочинений.  Ќикому  не  говорил  он  при  жизни  о   чувствах,   его
наполнЯвших, и  поступил  умно.  Џосле  того  как  вследствие  всЯкого  рода
холодных газетных возгласов, писанных слогом помадных объЯвлений,  и  всЯких
сердитых, неопрЯтно-запальчивых выходок,  производимых  всЯкими  квасными  и
неквасными патриотами, перестали верить  у  нас  на  ђуси  искренности  всех
печатных излиЯний, - Џушкину было опасно выходить: его бы  как  раз  назвали
подкупным или чего-то ищущим человеком.  Ќо  теперь,  когда  Явились  только
после его смерти эти сочинениЯ, верно, не отыщетсЯ  во  всей  ђоссии  такого
человека, который посмел бы назвать Џушкина льстецом или угодником  кому  бы
то ни было. —рез то свЯтынЯ высокого чувства сохранена. € теперь  всЯк,  кто
даже и не в силах постигнуть дело собственным  умом,  примет  его  на  веру,
сказавши: "…сли сам Џушкин думал так,  то  уж,  верно,  это  сущаЯ  истина".
–арственные   гимны   наших   поэтов   изумлЯли   самих   чужеземцев   своим
величественным складом и слогом. …ще недавно  Њицкевич  сказал  об  этом  на
лекциЯх Џарижу, и сказал в такое времЯ, когда и сам он был раздражен противу
нас, и все в Џариже на нас негодовало. ЌесмотрЯ, однако ж, на то, он объЯвил
торжественно, что в одах и гимнах  наших  поэтов  ничего  нет  рабского  или
низкого, но, напротив, что-то свободно-величественное: и тут же, хотЯ это не
понравилось никому из землЯков  его,  отдал  честь  благородству  характеров
наших писателей. Њицкевич прав. Ќаши писатели, точно, заключили в себе черты
какой-то высшей природы. ‚ минуты сознаниЯ своего  они  сами  оставили  свои
душевные портреты, которые отозвались бы самохвальством, если бы их жизнь не
была тому подкрепленьем. ‚от что говорит о себе Џушкин, помышлЯЯ  о  будущей
судьбе своей:

     € долго буду тем народу Я любезен,
     —то чувства добрые Я лирой пробуждал,
     —то прелестью живой стихов Я был полезен
     € милость к падшим призывал.

     ‘тоит только вспомнить Џушкина, чтобы видеть, как верен  этот  портрет.
Љак он весь оживлЯлсЯ и вспыхивал, когда шло дело к  тому,  чтобы  облегчить
участь какого -либо изгнанника или  подать  руку  падшему!  Љак  выжидал  он
первой минуты царского благоволениЯ к нему, чтобы заикнутьсЯ не о себе, а  о
другом  несчастном,  упадшем!  —ерта  истинно  русскаЯ.  ‚спомни  только  то
умилительное зрелище, какое представлЯет посещение  всем  народом  ссыльных,
отправлЯющихсЯ в ‘ибирь, когда всЯк несет от себЯ -кто пищу, кто деньги, кто
христиански -утешительное слово. Ќенависти нет к преступнику,  нет  также  и
донкишотского  порыва  сделать  из  него  героЯ,  собирать  его   факсимили,
портреты, или смотреть на него из любопытства, как делаетсЯ  в  просвещенной
…вропе. ‡десь что-то более: не желанье оправдать  его  или  вырвать  из  рук
правосудиЯ, но воздвигнуть упадший дух его, утешить, как брат утешает брата,
как повелел •ристос нам утешать друг  друга.  Џушкин  слишком  высоко  ценил
всЯкое стремление воздвигнуть падшего. ‚от отчего так гордо затрепетало  его
сердце, когда услышал он о приезде государЯ в Њоскву во времЯ ужасов холеры,
- черта, которую едва ли показал кто-нибудь из венценосцев и котораЯ вызвала
у него сии замечательные стихи:

     Ќебесами
     ЉлЯнусь: кто жизнию своей
     €грал пред сумрачным недугом,
     —тоб ободрить угасший взор, -
     ЉлЯнусь, тот будет небу другом,
     Љакой бы ни был приговор
     ‡емли слепой.

     Ћн умел также оценить и другую черту в жизни другого венценосца, Џетра.
‚спомни стихотворенье "Џир на Ќеве", в котором он с изумленьем спрашивает  о
причине необыкновенного торжества в царском доме,  раздающегосЯ  кликами  по
всему Џетербургу и по Ќеве, потрЯсенной пальбою  пушек.  Ћн  перебирает  все
случаи, радостные  царю,  которые  могли  быть  причиной  такого  пированиЯ:
родилсЯ ли государю наследник его престола, именинница ль жена его, побежден
ли непобедимый враг, прибыл ли флот, составлЯвший любимую страсть  государЯ,
и на все это отвечает:

     Ќет, он с подданным миритсЯ,
     ‚иноватому вину
     ‡абываЯ, веселитсЯ,
     —арку пенит с ним одну.

     Ћттого-то пир веселый,
     ђечь гостей хмельна, шумна,
     € Ќева пальбой тЯжелой
     „алеко потрЯсена.

     ’олько один Џушкин мог почувствовать всю красоту такого поступка. “меть
не только простить своему подданному, но еще торжествовать это прощение, как
победу над врагом, - это истинно божескаЯ черта.  ’олько  на  небесах  умеют
поступать так. ’ам только радуютсЯ обращению грешника еще более, чем  самому
праведнику, и все сонмы невидимых сил участвуют в небесном  пиршестве  бога.
Џушкин был знаток и оценщик верный всего великого в человеке. „а и как могло
быть иначе, если духовное благородство есть уже  свойственность  почти  всех
наших писателей? ‡амечательно, что во всех других землЯх писатель  находитсЯ
в каком-то неуважении от общества, относительно своего личного характера.  “
нас напротив. “ нас даже и тот, кто просто кропатель, а не  писатель,  и  не
только не красавец душой, но даже временами и  вовсе  подленек,  во  глубине
ђоссии отнюдь не почитаетсЯ таким. Ќапротив, у всех вообще, даже  и  у  тех,
которые едва слышат о писателЯх, живет уже какое-то убеждение, что  писатель
есть что-то высшее, что он непременно должен быть благороден, что ему многое
неприлично, что он не должен и позволить себе того, что прощаетсЯ другим.  ‚
одной из наших губерний, во времЯ дворЯнских выборов, один дворЯнин, который
с тем вместе был и литератор, подал  было  свой  голос  в  пользу  человека,
совести несколько запЯтнанной, - все дворЯне обратились к нему тут же и  его
попрекнули, сказавши с укоризной: "Ђ еще и писатель!"
     1646

XI
     ‘ЏЋђ›
     (€з письма к ‹***)

     ‘поры о  наших  европейских  и  славЯнских  началах,  которые,  как  ты
говоришь, пробираютсЯ уже в гостиные, показывают только то, что мы  начинаем
просыпатьсЯ, но еще не вполне проснулись; а потому не мудрено, что  с  обеих
сторон наговариваетсЯ весьма много дичи. ‚се эти славЯнисты и европисты, или
же староверы и нововеры, или же восточники и западники, а что  они  в  самом
деле, не умею сказать, потому что покамест они мне кажутсЯ только карикатуры
на то, чем хотЯт быть, - все они говорЯт о двух  разных  сторонах  одного  и
того же предмета, никак не догадываЯсь, что ничуть не спорЯт  и  не  перечат
друг другу. Ћдин подошел слишком близко к строению, так что видит одну часть
его; другой отошел от него слишком далеко, так что видит весь фасад,  но  по
частЯм  не  видит.  ђазумеетсЯ,  правды  больше  на  стороне  славЯнистов  и
восточников, потому что  они  все-таки  видЯт  весь  фасад  и,  стало  быть,
все-таки говорЯт о главном, а не о частЯх. Ќо  и  на  стороне  европистов  и
западников тоже есть правда, потому что  они  говорЯт  довольно  подробно  и
отчетливо о той стене, котораЯ стоит перед их глазами; вина их в том только,
что из-за карниза, венчающего  эту  стену,  не  видитсЯ  им  верхушка  всего
строениЯ, то есть главы, купола и все,  что  ни  есть  в  вышине.  Њожно  бы
посоветовать обоим - одному попробовать, хотЯ на  времЯ,  подойти  ближе,  а
другому отступитьсЯ немного подалее. Ќо на это они не согласЯтсЯ, потому что
дух гордости обуЯл обоими. ‚сЯкий из  них  уверен,  что  он  окончательно  и
положительно прав, и что другой окончательно и положительно лжет. Љичливости
больше на стороне славЯнистов: они хвастуны;  из  них  каждый  воображает  о
себе, что он открыл Ђмерику, и  найденное  им  зернышко  раздувает  в  репу.
ђазумеетсЯ, что  таким  строптивым  хвастовством  вооружают  они  еще  более
противу  себЯ  европистов,  которые  давно  бы  готовы   были   от   многого
отступитьсЯ, потому что и сами начинают слышать многое, прежде не слышанное,
но упорствуют, не желаЯ уступить слишком раскозырЯвшемусЯ человеку. ‚се  эти
споры еще ничего, если бы только они оставались в гостиных да в журналах. Ќо
дурно то, что два противоположные мнениЯ, находЯсь в таком  еще  незрелом  и
неопределенном виде, переходЯт уже в головы многих  должностных  людей.  Њне
сказывали, что случаетсЯ (особенно в тех  местах,  где  должность  и  власть
разделена в руках двух) таким образом,  что  в  одно  и  то  же  времЯ  один
действует совершенно в европейском  духе,  а  другой  стараетсЯ  подвизатьсЯ
решительно в древнерусском, укреплЯЯ все  прежние  порЯдки,  противуположные
тем, которые замышлЯет  собрат  его.  €  оттого,  как  делам,  так  и  самим
подчиненным чиновникам приходит беда: они не знают, кого  слушатьсЯ.  Ђ  так
как оба  мнениЯ,  несмотрЯ  на  всю  свою  резкость,  окончательно  всем  не
определились, то, говорЯт, этим пользуютсЯ всЯкого рода  пройдохи.  €  плуту
оказалась теперь возможность, под маскою славЯниста или европиста, смотрЯ по
тому, чего хочетсЯ начальнику, получить выгодное место и производить на  нем
плутни в качестве как поборника старины, так  и  поборника  новизны.  ‚ообще
споры суть вещи такого рода, к которым люди  умные  и  пожилые  покамест  не
должны приставать. Џусть прежде выкричитсЯ хорошенько молодежь: это ее дело.
Џоверь,  уже  так  заведено  и  нужно,  чтобы  передовые   крикуны   вдоволь
выкричались затем именно, дабы умные могли в это времЯ надуматьсЯ вдоволь. Љ
спорам прислушивайсЯ, но  в  них  не  вмешивайсЯ.  Њысль  твоего  сочинениЯ,
которым хочешь занЯтьсЯ, очень умна, и Я даже уверен, что исполнишь это дело
лучше всЯкого литератора. Ќо об одном тебЯ прошу: производи  его  в  минуты,
сколько возможно, хладнокровные и спокойные. •рани тебЯ бог от запальчивости
и горЯчки, хотЯ бы даже в малейшем выражении. ѓнев везде неуместен, а больше
всего в деле правом, потому что затемнЯет  и  мутит  его.  ‚спомни,  что  ты
человек не только немолодой, но даже и весьма в летах. Њолодому человеку еще
как-нибудь пристал гнев; по крайней мере, в глазах некоторых он придает  ему
какую-то картинную наружность. Ќо если старик начнет горЯчитьсЯ, он делаетсЯ
просто гадок; молодежь как раз подымет его  на  зубки  и  выставит  смешным.
‘мотри же, чтоб не сказали о  тебе:  "ќк,  скверный  старикашка!  всю  жизнь
валЯлсЯ на боку, ничего не делаЯ, а теперь выступил  укорЯть  других,  зачем
они не так делают!" €з уст старика должно исходить слово  благостное,  а  не
шумное и спорное.  „ух  чистейшего  незлобиЯ  и  кротости  должен  проникать
величавые речи старца, так, чтобы молодежь ничего не нашлась сказать  ему  в
возраженье, почувствовав, что неприличны будут ее речи и что седина есть уже
свЯтынЯ.

1844

XII
     •ђ€‘’€ЂЌ€Ќ €„…’ ‚Џ…ђ…„
     (Џисьмо к ™.....ву)

     „руг мой! считай себЯ не иначе, как школьником и  учеником.  Ќе  думай,
чтобы ты уже был стар длЯ того, чтобы  учитьсЯ,  что  силы  твои  достигнули
настоЯщей зрелости и развитиЯ и  что  характер  и  душа  твоЯ  получили  уже
настоЯщую форму и не могут быть лучшими.  „лЯ  христианина  нет  оконченного
курса;  он  вечно  ученик  и  до  самого  гроба  ученик.  Џо  обыкновенному,
естественному ходу человек достигает полного развитиЯ ума своего в  тридцать
лет. Ћт тридцати до сорока еще кое-как идут вперед его силы; дальше же этого
срока в нем ничто не подвигаетсЯ, и все им производимое не только  не  лучше
прежнего, но даже слабее и холодней прежнего. Ќо длЯ  христианина  этого  не
существует, и где длЯ других предел совершенства, там длЯ  него  оно  только
начинаетсЯ. ‘амые способные  и  самые  даровитые  из  людей,  перевалЯсь  за
сорокалетний возраст, тупеют, устают и слабеют. Џеребери  всех  философов  и
первейших всесветных гениев: лучшаЯ пора их была только во времЯ их  полного
мужества; потом они уже понемногу выживали  из  своего  ума,  а  в  старости
впадали даже в младенчество. ‚спомни  о  Љанте,  который  в  последние  годы
обеспамЯтел вовсе и умер, как ребенок. Ќо пересмотри жизнь всех  свЯтых:  ты
увидишь, что они крепли  в  разуме  и  силах  духовных  по  мере  того,  как
приближались к дрЯхлости и смерти. „аже и те из них, которые от  природы  не
получили никаких блестЯщих даров и считались всю жизнь простыми  и  глупыми,
изумлЯли потом разумом  речей  своих.  Ћтчего  ж  это?  Ћттого,  что  у  них
пребывала всегда та стремЯщаЯ сила, котораЯ  обыкновенно  бывает  у  всЯкого
человека только в лета его юности, когда он видит перед  собой  подвиги,  за
которые наградой всеобщее рукоплесканье, когда ему мерещитсЯ радужнаЯ  даль,
имеющаЯ такую заманку длЯ юноши. “гаснула пред ним даль и подвиги - угаснула
и сила стремЯщаЯ. Ќо перед христианином сиЯет вечно даль, и  видЯтсЯ  вечные
подвиги. Ћн, как юноша, алчет жизненной битвы; ему есть с чем воевать и  где
подвизатьсЯ,  потому  что  взглЯд   его   на   самого   себЯ,   беспрестанно
просветлЯющийсЯ, открывает ему новые недостатки в  себе  самом,  с  которыми
нужно производить новые битвы. Ћттого и все его силы не только  не  могут  в
нем заснуть или ослабеть, но еще возбуждаютсЯ беспрестанно; а  желанье  быть
лучшим и заслужить рукоплесканье на небесах придает ему такие  шпоры,  каких
не может дать наисильнейшему честолюбцу его ненасытимейшее  честолюбие.  ‚от
причина, почему христианин тогда идет вперед, когда другие назад,  и  отчего
становитсЯ он, чем дальше, умнее.
     “м не есть высшаЯ в нас  способность.  …го  должность  не  больше,  как
полицейскаЯ: он может только привести в порЯдок и расставить по  местам  все
то, что у нас уже есть. Ћн сам не двигнетсЯ вперед, покуда  не  двигнутсЯ  а
нас все другие способности, от которых  он  умнеет.  Ћтвлеченными  чтеньЯми,
размышленьЯми и беспрестанными слушаньЯми всех  курсов  наук  его  заставишь
только слишком немного уйти вперед; иногда это даже подавлЯет его, мешаЯ его
самобытному развитию. Ћн несравненно  в  большей  зависимости  находитсЯ  от
душевных состоЯний: как только забушует  страсть,  он  уже  вдруг  поступает
слепо и глупо; если же покойна душа и не кипит никакаЯ  страсть,  он  и  сам
проЯснЯетсЯ и поступает умно. ђазум есть несравненно высшаЯ способность,  но
она приобретаетсЯ не иначе, как победой над  страстьми.  …го  имели  в  себе
только те люди, которые не пренебрегли своим внутренним  воспитанием.  Ќо  и
разум не дает полной возможности человеку стремитьсЯ вперед. …сть высшаЯ еще
способность, имЯ ей - мудрость, и ее может дать нам  один  •ристос.  Ћна  не
наделЯетсЯ никому из нас при рождении, никому из нас не есть  природнаЯ,  но
есть дело высшей благодати небесной. ’от, кто уже имеет и ум и разум,  может
не иначе получить мудрость, как молЯсь о ней и день и ночь, просЯ и  день  и
ночь ее у бога, возводЯ душу свою до голубиного незлобиЯ и убираЯ все внутри
себЯ до возможнейшей чистоты, чтобы принЯть  эту  небесную  гостью,  котораЯ
пугаетсЯ жилищ, где не пришло в порЯдок душевное  хозЯйство  и  нет  полного
согласьЯ во всем. …сли же она вступит в дом, тогда начинаетсЯ  длЯ  человека
небеснаЯ жизнь, и он  постигает  всю  чудную  сладость  быть  учеником.  ‚се
становитсЯ длЯ него учителем; весь мир длЯ  него  учитель:  ничтожнейший  из
людей может быть длЯ него учитель. €з совета  самого  простого  извлечет  он
мудрость совета; глупейший предмет станет к нему своей  мудрой  стороной,  и
всЯ вселеннаЯ перед ним станет, как одна открытаЯ книга ученьЯ: больше  всех
будет он черпать из нее сокровищ, потому что больше всех будет слышать,  что
он ученик. Ќо если только возмнит он хотЯ на миг, что ученье его кончено,  и
он уже не ученик, и оскорбитсЯ он чьим бы то ни было уроком  или  поученьем,
мудрость вдруг от него отниметсЯ, и останетсЯ он впотьмах, как царь  ‘оломон
в свои последние дни.

XIII
     ЉЂђЂЊ‡€Ќ
     (€з письма к Ќ. Њ. џ....ву)

     џ прочел с большим удовольствием похвальное слово Љарамзину, написанное
Џогодиным. ќто лучшее из сочинений Џогодина в отношении к  благопристойности
как внутренней, так и внешней: в нем нет его обычных грубо-неуклюжих замашек
и топорного нерЯшества слога, так много ему вредЯщего. ‚се  здесь,  напротив
того, стройно, обдумано и  расположено  в  большом  порЯдке.  ‚се  места  из
Љарамзина прибраны так умно, что Љарамзин как  бы  весь  очертываетсЯ  самим
собою и, своими же словами взвесив и  оценив  самого  себЯ,  становитсЯ  как
живой  перед  глазами  читателЯ.  Љарамзин  представлЯет,   точно,   Явление
необыкновенное. ‚от о ком из наших писателей  можно  сказать,  что  он  весь
исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пЯть талантов истинно
принес другие пЯть. Љарамзин первый показал, что писатель может быть  у  нас
независим и почтен всеми равно, как именитейший гражданин в государстве.  Ћн
первый возвестил торжественно, что писателЯ не  может  стеснить  цензура,  и
если уже он исполнилсЯ чистейшим желанием блага в такой. мере,  что  желанье
это, занЯвши всю его душу, стало его плотью и пищей, тогда  никакаЯ  цензура
длЯ него не строга, и ему везде просторно. Ћн это сказал и  доказал.  Ќикто,
кроме Љарамзина, не говорил так смело и благородно, не скрываЯ никаких своих
мнений  и  мыслей,  хотЯ  они  и  не  соответствовали  во  всем   тогдашнему
правительству, и слышишь невольно, что он один имел на то право. Љакой  урок
нашему брату  писателю!  €  как  смешны  после  этого  из  нас  те,  которые
утверждают, что в ђоссии нельзЯ сказать полной правды и что она у нас  колет
глаза! ‘ам же выразитсЯ так нелепо и грубо, что более, нежели самой правдой,
уколет теми  заносчивыми  словами,  которыми  скажет  свою  правду,  словами
запальчивыми, выказывающими нерЯшество растрепанной души своей, и потом  сам
же изумлЯетсЯ и негодует, что от него никто не принЯл и не выслушал  правды!
Ќет. €мей такую чистую, такую благоустроенную душу, какую имел  Љарамзин,  и
тогда  возвещай  свою  правду:  все  тебЯ  выслушает,  начинаЯ  от  царЯ  до
последнего нищего в государстве. € выслушает с такою  любовью,  с  какой  не
выслушиваетсЯ ни в какой земле ни парламентский  защитник  прав,  ни  лучший
нынешний проповедник, собирающий вокруг себЯ верхушку модного общества, и  с
какой любовью может выслушать только одна чуднаЯ наша ђоссиЯ, о которой идет
слух, будто она вовсе не любит правды.
     1846

XIV
     0 ’…Ђ’ђ…, ЋЃ Ћ„ЌЋ‘’ЋђЋЌЌ…Њ ‚‡ѓ‹џ„… ЌЂ ’…Ђ’ђ € ‚ЋЋЃ™… ЋЃ Ћ„ЌЋ‘’ЋђЋЌЌЋ‘’€
     (Џисьмо к гр. Ђ. Џ. ’......му)
     ‚ы очень односторонни, и стали недавно так односторонни; и оттого стали
односторонни, что, находЯсь на той точке  состоЯньЯ  душевного,  на  которой
теперь стоите вы, нельзЯ не сделатьсЯ  односторонним  всЯкому  человеку.  ‚ы
помышлЯете только об одном душевном спасенье  вашем  и,  не  найдЯ  еще  той
именно дороги, которою вам предназначено достигнуть его, почитаете все,  что
ни есть в мире, соблазном и препЯтствием к спасенью. Њонах  не  строже  вас.
’ак и ваши нападеньЯ на театр односторонни и несправедливы. ‚ы  подкреплЯете
себЯ тем, что некоторые вам известные духовные лица восстают против  театра;
но они правы, а вы не правы. ђазберите лучше, точно ли они  восстают  против
театра или только противу того вила,  в  котором  он  нам  теперь  ЯвлЯетсЯ.
–ерковь начала восставать противу театра в первые века всеобщего  водвореньЯ
христианства, когда театры одни оставались прибежищем уже повсюду изгнанного
Язычества и притоном бесчинных его вакханалий. ‚от почему так сильно  гремел
противу них ‡латоуст. Ќо времена изменились. Њир весь  перечистилсЯ  сызнова
поколеньЯми свежих народов  …вропы,  которых  образованье  началось  уже  на
христианском грунте, и тогда сами свЯтители  начали  первые  вводить  театр:
театры завелись при духовных академиЯх. Ќаш „имитрий ђостовский, справедливо
поставлЯемый в рЯд свЯтых отцов церкви, слагал у нас пьесы длЯ представлениЯ
в лицах. ‘тало быть, не театр виноват. ‚се можно  извратить  и  всему  можно
дать дурной смысл, человек же на это способен. Ќо надобно смотреть на вещь в
ее основании и на то, чем она должна быть, а не судить о ней по  карикатуре,
которую на нее сделали. ’еатр ничуть не безделица и вовсе  не  пустаЯ  вещь,
если примешь в соображенье то, что в нем может поместитьсЯ вдруг  толпа-  из
пЯти, шести тысЯч человек и что всЯ эта толпа, ни в  чем  не  сходнаЯ  между
собою, разбираЯ по  единицам,  может  вдруг  потрЯстись  одним  потрЯсеньем,
зарыдать одними слезами  и  засмеЯтьсЯ  одним  всеобщим  смехом.  ќто  такаЯ
кафедра,  с  которой  можно  много  сказать  миру  добра.  Ћтделите   только
собственно называемый высший театр от всЯких балетных  скаканий,  водевилей,
мелодрам и тех мишурно-великолепных зрелищ  длЯ  глаз,  угождающих  разврату
вкуса или разврату сердца, и тогда посмотрите на театр.  ’еатр,  на  котором
представлЯютсЯ  высокаЯ  трагедиЯ  и  комедии,  должен  быть  в  совершенной
независимости от всего. ‘транно и соединить  експира  с  плЯсуньЯми  или  с
плЯсунами в лайковых штанах. —то за сближение? Ќоги -  ногами,  а  голова  -
головой. ‚ некоторых местах …вропы это понЯли:  театр  высших  драматических
представлений там отделен и  пользуетсЯ  один  поддержкой  правительств;  но
понЯли это в отношении порЯдка внешнего. ‘ледовало подумать не шутЯ  о  том,
как поставить все лучшие произведениЯ драматических писателей таким образом,
чтобы публика привлеклась к ним вниманием, и открылось  бы  их  нравственное
благотворное влиЯние,  которое  есть  у  всех  великих  писателей.  експир,
еридан, Њольер, ѓете, иллер, Ѓомарше, даже ‹ессинг, ђеньЯр и многие другие
из второстепенных писателей прошедшего века ничего не произвели такого,  что
бы отвлекало от уважениЯ к высоким  предметам;  к  ним  даже  не  перешли  и
отголоски того,  что  бурлило  и  кипело  у  тогдашних  писателей-фанатиков,
занимавшихсЯ вопросами политическими и разнесших  неуваженье  к  свЯтыне.  “
них, если и попадаютсЯ насмешки, то  над  лицемерием,  над  кощунством,  над
кривым толкованьем  правого,  и  никогда  над  тем,  что  составлЯет  корень
человеческих доблестей; напротив, чувство добра слышитсЯ строго даже и  там,
где брызжут эпиграммы. —астое повторение высокодраматических  сочинений,  то
есть тех истинно классических пьес, где обращено вниманье на природу и  душу
человека, станет необходимо укреплЯть общество в правилах  более  недвижных,
заставит нечувствительно характеры более устоиватьсЯ в самих себе, тогда как
все это наводнение пустых и легких пьес, начинаЯ с водевилей и  недодуманных
драм до блестЯщих балетов и даже опер, их только  разбрасывает,  рассеивает,
становит легким  и  ветреным  общество.  ђазвлеченный  миллионами  блестЯщих
предметов, раскидывающих мысли на все стороны, свет не в  силах  встретитьсЯ
прЯмо  со  •ристом.  …му  далеко  до  небесных  истин  христианства.  Ћн  их
испугаетсЯ, как мрачного монастырЯ, если не подставишь ему незримые  ступени
к христианству, если не возведешь его на некоторое высшее место, откуда  ему
станет видней весь необъЯтный кругозор христианства и понЯтней то же  самое,
что прежде было вовсе недоступно. …сть много среди света такого, которое длЯ
всех, отдалившихсЯ от христианства, служит незримой ступенью к христианству.
‚ том числе может  быть  и  театр,  если  будет  обращен  к  своему  высшему
назначению.  Ќужно  ввести  на  сцену  во  всем  блеске  все  совершеннейшие
драматические произведениЯ всех веков и народов. Ќужно давать их  чаще,  как
можно чаще, повторЯЯ беспрерывно одну и ту же пьесу. €  это  можно  сделать.
Њожно все пьесы сделать вновь свежими, новыми, любопытными длЯ всех от  мала
до велика, если только сумеешь их поставить как следует на сцену. ќто вздор,
будто они устарели и публика потерЯла к ним вкус. Џублика  не  имеет  своего
каприза; она пойдет, куды поведут ее. Ќе  попотчевай  ее  сами  же  писатели
своими гнилыми мелодрамами, она  бы  не  почувствовала  к  ним  вкуса  и  не
потребовала бы их. ‚озьми самую заиграннейшую пьесу и поставь ее как  нужно,
та же публика повалит толпой. Њольер ей  будет  в  новость,  експир  станет
заманчивей наисовременнейшего водевилЯ. Ќо  нужно,  чтобы  такаЯ  постановка
произведена была  действительно  и  вполне  художественно,  чтобы  дело  это
поручено было не кому другому, как первому и лучшему актеру-художнику, какой
отыщетсЯ  в  труппе.  €  не  мешать  уже  сюда  никакого  приклеиша   сбоку,
секретарЯ-чиновника;  пусть  он  один  распорЯжаетсЯ  во  всем.  Ќужно  даже
особенно позаботитьсЯ о том, чтобы всЯ ответственность легла на него одного,
чтобы он решилсЯ публично, перед глазами всей публики сыграть сам по порЯдку
одну  за  другою  все  второстепенные  роли,  дабы  оставить  живые  образцы
второстепенным актерам, которые заучивают свои  роли  по  мертвым  образцам,
дошедшим до них по какому-то темному преданию, которые образовались  книжным
научением и не видЯт себе никакого живого интереса в своих ролЯх.  Ћдно  это
исполнение первым актером второстепенных ролей может привлечь публику видеть
двадцать раз срЯду ту же пьесу. Љому не любопытно  видеть,  как  ™епкин  или
Љаратыгин станут играть те роли, которых никогда дотоле не играли! Џотом же,
когда первоклассный актер, разыгравши все роли, возвратитсЯ  вновь  на  свою
прежнюю, он получит взглЯд, еще полнейший, как на собственную свою роль, так
и на всю пьесу; а пьеса получит вновь  еще  сильнейшую  занимательность  длЯ
зрителей этой полнотой своего исполнениЯ, - вещью, доселе  неслыханной!  Ќет
выше  того   потрЯсеньЯ,   которое   производит   на   человека   совершенно
согласованное согласье всех частей между собою, которое  доселе  мог  только
слышать он в одном музыкальном оркестре и которое в  силе  сделать  то,  что
драматическое  произведение  может  быть  дано  более   разов   срЯду,   чем
наилюбимейшаЯ музыкальнаЯ опера. —то ни говори,  но  звуки  души  и  сердца,
выражаемые словом, в несколько раз  разнообразнее  музыкальных  звуков.  Ќо,
повторЯю, все это возможно только в таком случае, когда дело  будет  сделано
истинно  так,  как  следует,  и  полнаЯ  ответственность  всего,  по   части
репертуарной, возлЯжет на первоклассного актера,  то  есть  трагедией  будет
заведовать первый трагический актер, а комедией - первый  комический  актер,
когда  одни  они  будут  исключительные  хоровожди   такого   дела.   ѓоворю
исключительные,  потому  что  знаю,  как  много   у   нас   есть   охотников
прикомандироватьсЯ сбоку во всЯком деле. —уть только ЯвитсЯ  какое  место  и
при нем какие-нибудь  денежные  выгоды,  как  уже  вмиг  пристегнетсЯ  сбоку
секретарь. Ћткуда он возьметсЯ, бог весть: точно как из воды выйдет; докажет
тут же свою необходимость Ясно, как дважды  два;  заведет  вначале  бумажную
кропотню только по экономическим делам, потом станет  понемногу  впутыватьсЯ
во все, и дело пойдет из рук вон. ‘екретари  эти,  точно  какаЯ-то  незримаЯ
моль, подточили все должности,  сбили  и  спутали  отношеньЯ  подчиненных  к
начальникам и обратно начальников к подчиненным. Њы с вами еще не так  давно
рассуждали  о  всех  должностЯх,  какие  ни  есть   в   нашем   государстве.
ђассматриваЯ каждую в ее законных пределах, мы находили, что они именно  то,
что им следует быть, все до единой как бы свыше созданы длЯ нас с тем, чтобы
отвечать на все потребности нашего государственного быта, и все сделались не
тем оттого, что всЯк, как бы наперерыв, старалсЯ или расширить пределы своей
должности, или даже вовсе выступить из ее пределов. ‚сЯкий, даже  честный  и
умный человек, старалсЯ хотЯ на один вершок быть полномочной и  выше  своего
места, полагаЯ, что он этим-то именно облагородит и себЯ, и свою  должность.
Њы перебрали тогда всех чиновников от верху до низу, но секретарей позабыли,
а они-то именно больше всех стремЯтсЯ выступить из пределов своей должности.
ѓде секретарь заведен только в качестве писца, там  он  хочет  сыграть  роль
посредника  между  начальником  и   подчиненным.   ѓде   же   он   поставлен
действительно как нужный посредник между начальником и подчиненным,  там  он
начинает важничать: корчит  перед  этим  подчиненным  роль  его  начальника,
заведет у себЯ переднюю, заставит ждать  себЯ  по  целым  часам,  -  словом,
вместо  того  чтобы  облегчить  доступ  подчиненного  к  начальнику,  только
затруднит его. € все это иногда делаетсЯ не  с  другим  каким  умыслом,  как
только затем, чтобы  облагородить  свое  секретарское  место.  џ  знал  даже
некоторых совсем недурных и неглупых людей, которые перед моими  же  глазами
так поступали с подчиненными своего начальника, что Я краснел за них же. Њой
•лестаков был в эту минуту ничто  перед  ними.  ‚се  это,  конечно,  еще  бы
ничего, если бы от этого не происходило слишком много  печальных  следствий.
Њного истинно полезных и нужных  людей  иногда  бросали  службу  единственно
из-за скотинства секретарЯ,  требовавшего  к  себе  самому  того  же  самого
уваженьЯ,  которым  они  были  обЯзаны  только  одному  начальнику,   и   за
неисполнение того мстившего им оговорами, внушеньЯми о них  дурного  мненьЯ,
словом - всеми  теми  мерзостЯми,  на  которые  способен  только  бесчестный
человек.  Љонечно,  в  управлениЯх  по  части  искусств,  художеств  и  тому
подобного правит или комитет, или  один  непосредственный  начальник,  и  не
бывает места  секретарю-посреднику:  там  он  употреблен  только  записывать
определениЯ других или вести хозЯйственную часть; но иногда случаетсЯ и там,
от лености членов или чего другого, что он, мало-помалу втираЯсь, становитсЯ
посредником и даже вершителем в деле искусства. € тогда выходит просто  черт
знает что: пирожник принимаетсЯ за сапоги, а к сапожнику  поступает  печенье
пирогов. ‚ыходит инструкциЯ длЯ художника,  писаннаЯ  вовсе  не  художником;
ЯвлЯетсЯ предписанье, которого даже и понЯть нельзЯ, зачем  оно  предписано.
—асто удивлЯютсЯ, как такой-то человек, будучи всегда умным  человеком,  мог
выпустить преглупую бумагу, а в ней он и душой не виноват: бумага  вышла  из
такого угла, откуда  и  подозревать  никто  не  мог,  по  пословице:  "Џисал
писачка, а имЯ ему собачка".
     Ќужно, чтобы в  деле  какого  бы  то  на  было  мастерства  полное  его
производство упиралось на главном  мастере  того  мастерства,  а  отнюдь  не
каком-нибудь пристегнувшемсЯ сбоку чиновнике, который может быть  употреблен
только длЯ одних хозЯйственных расчетов да длЯ письменного дела. ’олько  сам
мастер может учить своей науке, слыша вполне ее потребности, и никто другой.
Ћдин только первоклассный актер-художник может сделать хороший  выбор  пьес,
дать им строгую сортировку; один он знает тайну, как производить  репетиции,
понимать, как важны частые считовки и полные  предуготовительные  повторениЯ
пьесы. Ћн даже не позволит актеру выучить роль у себЯ на  дому,  но  сделает
так, чтобы все выучилось ими сообща,  и  роль  вошла  сама  собою  в  голову
каждого  во  времЯ  репетиций,   так   чтобы   всЯк,   окруженный   тут   же
обстановливающими   его   обстоЯтельствами,   уже   невольно    от    одного
соприкосновеньЯ с ними слышал верный тон своей роли. ’огда  и  дурной  актер
может нечувствительно набратьсЯ  хорошего.  Џокуда  актеры  еще  не  заучили
наизусть своих ролей, им возможно перенЯть  многое  у  лучшего  актера.  ’ут
всЯк, не знаЯ даже сам каким образом, набираетсЯ правды и естественности как
в речах, так и в телодвиженьЯх. ’он вопроса дает тон ответу.  ‘делай  вопрос
напыщенный, получишь и ответ напыщенный; сделай простой  вопрос,  простой  и
ответ получишь. ‚сЯкий наипростейший человек уже способен отвечать  в  такт.
Ќо если только актер заучил у себЯ  на  дому  свою  роль,  от  него  изойдет
напыщенный, заученный ответ, и этот ответ уже останетсЯ  в  нем  навек:  его
ничем не переломаешь; ни одного  слова  не  переймет  он  тогда  от  лучшего
актера; длЯ него станет глухо  все  окружение  обстоЯтельств  и  характеров,
обступающих его роль, так же как и всЯ пьеса станет ему глуха и чужда, и он,
как  мертвец,  будет  двигатьсЯ  среди  мертвецов.  ’олько   один   истинный
актер-художник может слышать жизнь, заключенную в пьесе, и сделать так,  что
жизнь эта сделаетсЯ видной и живой длЯ всех актеров; один он  может  слышать
законную меру репетиций - как их производить, когда прекратить и сколько  их
достаточно длЯ того, дабы возмогла пьеса ЯвитьсЯ в полном совершенстве своем
перед публикой. “мей только заставить актера-художника взЯтьсЯ за это  дело,
как за свое собственное, родное дело, докажи ему, что это  его  долг  и  что
честь его же искусства того требует от него, - и  он  это  сделает,  он  это
исполнит,  петому  что  любит  свое  искусство.  Ћн  сделает  даже   больше,
позаботЯсь, чтобы и последний  из  актеров  сыграл  хорошо,  сделав  строгое
исполненье всего целого как бы своей собственной ролью. Ћн  не  допустит  на
сцену никакой пошлой и ничтожной пьесы, какую  допустил  бы  иной  чиновник,
заботЯщийсЯ только о приращении сборной денежной кассы, -потому не допустит,
что уже его внутреннее эстетическое чувство  оттолкнет  ее.  …му  невозможно
также, если бы  он  даже  и  вздумал  оказать  какие-нибудь  притеснительные
поступки или прижимки относительно вверенных  ему  актеров,  какие  делаютсЯ
людьми чиновными: его  не  допустит  к  тому  его  собственнаЯ  известность.
Љакой-нибудь  чиновник-секретарь   производит   отважно   свою   пакость   в
уверенности, что как он ни напакости, о том никто не узнает,  потому  что  и
сам он - незаметнаЯ пешка. Ќо сделай что-нибудь  несправедливое  ™епкин  или
Љаратыгин, о том заговорит вдруг весь  город.  ‚от  почему  особенно  важно,
чтобы главнаЯ  ответственность  во  всЯком  деле  падала  на  человека,  уже
известного всем до единого в обществе. Ќаконец, живЯ весь в своем искусстве,
которое стало уже его высшею жизнью, которого чистоту блюдет он как свЯтыню,
художник-актер не попустит никогда, чтобы театр стал проповедником разврата.
€так, не театр виноват. Џрежде очистите театр от хлама, его загромоздившего,
и потом уже разбирайте и судите, что такое театр. џ заговорил здесь о театре
не потому, чтобы хотел говорить собственно о нем, но потому, что сказанное о
театре можно применить почти ко всему. Њного есть таких  предметов,  которые
страждут из-за того, что извратили смысл их; а так как вообще на свете  есть
много охотников действовать сгорЯча, по пословице: "ђассердЯсь  на  вши,  да
шубу в печь", то через это уничтожаетсЯ много того, что послужило бы всем на
пользу. Ћдносторонние люди и притом фанатики - Язва длЯ общества,  беда  той
земле и государству, где в руках таких людей очутитсЯ какаЯ-либо  власть.  “
них нет никакого смиреньЯ христианского и сомненьЯ в себе; они уверены,  что
весь свет врет и одни они только говорЯт правду. „руг мой! смотрите за собой
покрепче. ‚ы теперь именно находитесь в этом опасном состоЯнии. •орошо,  что
покуда вы вне всЯкой должности и вам не вверено никакого  управлениЯ;  иначе
вы, которого Я знаю как  наиспособнейшего  к  отправлению  самых  трудных  и
сложных должностей, могли бы наделать больше зла и  беспорЯдков,  чем  самый
неспособный из неспособнейших. Ѓерегитесь и  в  самих  сужденьЯх  своих  обо
всем! Ќе будьте похожи на тех свЯтошей, которые желали бы  разом  уничтожить
все, что ни есть в свете, видЯ во всем одно бесовское. €х удел -  впадать  в
самые грубые ошибки. Ќечто тому подобное  случилось  недавно  в  литературе.
Ќекоторые стали печатно объЯвлЯть, что Џушкин был деист,  а  не  христианин;
точно как будто бы они побывали в душе Џушкина, точно как  будто  бы  Џушкин
непременно обЯзан был в стихах своих говорить о высших догмах  христианских,
за которые и сам свЯтитель  церкви  принимаетсЯ  не  иначе,  как  с  великим
страхом, приготовЯ себЯ к тому глубочайшей свЯтостью своей жизни. Џо-ихнему,
следовало бы все высшее в христианстве облекать в рифмы и  сделать  из  того
какие-то стихотворные игрушки.  Џушкин  слишком  разумно  поступал,  что  не
дерзал переносить в стихи того, чем еще  не  проникалась  всЯ  насквозь  его
душа, и предпочитал лучше остатьсЯ нечувствительной ступенью к  высшему  длЯ
всех тех, которые слишком отдалились от •риста, чем оттолкнуть их  вовсе  от
христианства такими  же  бездушными  стихотворениЯми,  какие  пишутсЯ  теми,
которые выставлЯют себЯ христианами. џ не могу даже понЯть, как могло прийти
в ум критику печатно, в виду всех, возводить на Џушкина такое обвиненье, что
сочинениЯ  его  служат  к  развращению  света,  тогда  как   самой   цензуре
предписано, в случае если бы смысл какого  сочинениЯ  не  был  вполне  Ясен,
толковать его в прЯмую и выгодную длЯ  автора  сторону,  а  не  в  кривую  и
вредЯщую  ему.  …сли  это  постановлено  в  закон  цензуре,   безмолвной   и
безгласной, не имеющей даже возможности оговоритьсЯ перед  публикою,  то  во
сколько раз больше должна это поставить себе в закон критика, котораЯ  может
изъЯснитьсЯ и оговоритьсЯ в малейшем  действии  своем.  Џублично  выставлЯть
нехристианином человека и даже противником •риста, основываЯсь на  некоторых
несовершенствах его души и на том, что он увлекалсЯ светом  так  же,  как  и
всЯк из нас им увлекалсЯ, - разве это христианское дело? „а и кто же из  нас
тогда христианин? ќтак Я могу обвинить самого критика в его  нехристианстве.
џ могу сказать, что христианин не возымеет такой уверенности  в  уме  своем,
чтобы решать такое темное дело, которое известно одному богу, знаЯ,  что  ум
наш вполне проЯснЯетсЯ и может обнимать со всех  сторон  предмет  только  от
свЯтости нашей жизни, а жизнь его еще не так, может быть, свЯта.  •ристианин
перед тем, чтобы обвинить кого-либо в таком уголовном  преступлении,  каково
есть непризнанье бога в том виде, в каком повелел признавать его  сам  божий
сын, сходивший на землю, задумаетсЯ, потому что дело это страшное. Ћн скажет
и то: в поэзии многое есть еще тайна, да и всЯ поэзиЯ есть тайна;  трудно  и
над простым человеком произнести суд свой; произнести же суд окончательный и
полный над поэтом может один тот, кто  заключил  в  себе  самом  поэтическое
существо и есть сам уже почти равный ему  поэт,  -  как  и  во  всЯком  даже
простом мастерстве понемногу может  судить  всЯк,  но  вполне  судить  может
только сам мастер того мастерства. ‘ловом, христианин покажет  прежде  всего
смирение, свое первое знамЯ, по которому можно узнать,  что  он  христианин.
•ристианин, наместо того чтобы говорить о  тех  местах  в  Џушкине,  которых
смысл еще темен и может быть истолкован на две стороны, станет  говорить,  о
том, что Ясно, что было им произведено  в  лета  разумного  мужества,  а  не
увлекающейсЯ юности. Ћн приведет его величественные  стихи  пастырю  церкви,
где Џушкин сам говорит о себе, что даже и в  те  годы,  когда  он  увлекалсЯ
суетой и прелестию света, его поражал даже один вид служителЯ •ристова.

     Ќо и тогда струны лукавой
     Њгновенно звон Я прерывал,
     Љогда твой голос величавый
     ЊенЯ внезапно поражал.

     џ лил потоки слез нежданных,
     € ранам совести моей
     ’воих речей благоуханных
     Ћтраден чистый был елей.

     € ныне с высоты духовной
     Њне руку простираешь ты
     € силой кроткой и любовной
     ‘мирЯешь буйные мечты.

     ’воим огнем душа палима
     Ћтвергла прах земных сует,
     € внемлет арфе серафима
     ‚ свЯщенном ужасе поэт.

     ‚от на какое  стихотворенье  Џушкина  укажет  критик-христианин!  ’огда
критика его получит смысл и сделает добро; она  еще  сильней  укрепит  самое
дело, показавши, как даже  и  тот  человек,  который  заключал  в  себе  все
разнородные  верованьЯ  и  вопросы  своего  времени,  так   сбивчивые,   так
отдалЯющие нас от •риста, как даже и тот  человек,  в  лучшие  и  светлейшие
минуты  своего  поэтического  ЯсновидениЯ,  исповедал  выше   всего   высоту
христианскую. Ќо какой теперь  смысл  критики?  спрашиваю  Я.  ЉакаЯ  польза
смутить людей, поселивши в них сомнение и подозрение в Џушкине? Ѓезделица  -
выставить наиумнейшего человека своего времени не  признающим  христианства!
—еловека, на которого умственное  поколение  смотрит,  как  на  вождЯ  и  на
передового, сравнительно перед другими людьми! •орошо еще,  что  критик  был
бесталантлив и не мог пустить в ход подобную ложь и что сам  Џушкин  оставил
тому опровержение в своих же  стихах;  но  будь  иначе  -что  другое,  кроме
безверьЯ наместо веры, мог бы распространить  он?  ‚от  что  можно  сделать,
будучи односторонним! „руг мой, храни вас  бог  от  односторонности:  с  нею
всюду человек произведет зло: в литературе, на службе,  в  семье,  в  свете,
словом - везде.  Ћдносторонний  человек  самоуверен;  односторонний  человек
дерзок; односторонний  человек  всех  вооружит  против  себЯ.  Ћдносторонний
человек ни в чем не может найти середины.  Ћдносторонний  человек  не  может
быть истинным христианином: он может быть только фанатиком.  Ћдносторонность
в мыслЯх показывает только то, что человек еще на дороге к христианству,  но
не достигнул его, потому что христианство  дает  уже  многосторонность  уму.
‘ловом, храни вас бог от односторонности! ѓлЯдите разумно на всЯкую  вещь  и
помните, что в ней могут быть две  совершенно  противуположные  стороны,  из
которых одна до времени вам не открыта. ’еатр и театр  -  две  разные  вещи,
равно как и восторг самой публики  бывает  двух  родов:  иное  дело  восторг
оттого, когда какаЯ-нибудь балетнаЯ танцовщица подымет ногу повыше, и  опЯть
иное дело восторг оттого, когда могущественный  лицедей  потрЯсающим  словом
подымет выше все высокие чувства в человеке. €ное дело - слезы  оттого,  что
какой-нибудь заезжий певец расщекотит музыкальное  ухо  человека,  -  слезы,
которые, как Я слышу, проливают теперь в Џетербурге и немузыканты;  и  опЯть
иное дело -  слезы  оттого,  когда  живым  представленьем  высокого  подвига
человека  весь  насквозь  просвежаетсЯ  зритель  и  по  выходе   из   театра
принимаетсЯ с новой силою за долг свой, видЯ подвиг геройский в таковом  его
исполненье. „руг мой! мы  призваны  в  мир  не  затем,  чтобы  истреблЯть  и
разрушать, но, подобно самому богу, все направлЯть к добру, - даже и то, что
уже испортил человек и обратил во зло. Ќет такого орудиЯ в мире, которое  не
было бы предназначено на службу бога. ’е же самые  трубы,  тимпаны,  лиры  и
кимвалы, которыми славили Язычники идолов своих, по одержании над ними царем
„авидом победы, обратились на  восхваленье  истинного  бога,  и  еще  больше
обрадовалсЯ весь израиль, услышав хвалу ему на тех инструментах, на  которых
она дотоле не раздавалась.
     1845

XV
     Џђ…„Њ…’› „‹џ ‹€ђ€—…‘ЉЋѓЋ ЏЋќ’Ђ ‚ Ќ›Ќ…Ќ…… ‚ђ…Њџ
     („ва письма к Ќ. Њ. џ.....у)
     1
     ’вое стихотворенье "‡емлетрЯсенье" менЯ восхитило. †уковский также  был
от него в восторге. ќто, по его мнению, лучшее не только из твоих,  но  даже
из всех русских стихотворений. ‚зЯть событие из минувшего и обратить  его  к
настоЯщему - какаЯ умнаЯ и богатаЯ мысль! Ђ примененье к поэту,  завершающее
оду, таково, что его следует всЯкому из нас, каково бы ни было его  поприще,
применить к самому себе в эту тЯжелую годину всемирного землетрЯсеньЯ, когда
все  помутилось  от  страха  за  будущее.  „руг!  перед  тобой  разверзаетсЯ
живоносный источник. ‚ словах твоих поэту:

     € приноси дрожащим людЯм
     Њолитвы с горней вышины! -

     заключаютсЯ слова тебе  самому.  ’айна  твоей  музы  тебе  открываетсЯ.
Ќынешнее времЯ есть именно поприще длЯ лирического поэта. ‘атирой ничего  не
возьмешь; простой картиной действительности, оглЯнутой  глазом  современного
светского человека, никого не разбудишь: богатырски задремал  нынешний  век.
Ќет, отыщи в минувшем событье подобное  настоЯщему,  заставь  его  выступить
Ярко и порази его в виду всех, как поражено было оно гневом  божьим  в  свое
времЯ; бей в прошедшем настоЯщее, и в двойную  силу  облечетсЯ  твое  слово:
живей через то выступит прошедшее и криком закричит настоЯщее. ђазогни книгу
‚етхого завета: ты найдешь там каждое из нынешних событий,  Ясней  как  день
увидишь, в чем оно преступило пред богом, и так очевидно изображен  над  ним
совершившийсЯ ‘трашный суд божий, что встрепенетсЯ настоЯщее. “ тебЯ есть на
то орудьЯ и средства: в стихе твоем есть сила, и упрекающаЯ  и  подъемлющаЯ.
’о и другое теперь именно нужно. Ћдних  нужно  поднЯть,  других  попрекнуть:
поднЯть тех, которые  смутились  от  страхов  и  бесчинств,  их  окружающих;
попрекнуть  тех,  которые  в  свЯтые  минуты  небесного  гнева  и  страданий
повсюдных дерзают предаватьсЯ буйству всЯких скаканий и позорного ликованьЯ.
Ќужно, чтобы твои стихи стали так в глазах всех, как начертанные на  воздухе
буквы, ЯвившиесЯ на пиру ‚алтасара, от которых все пришло в ужас еще прежде,
чем могло проникнуть самый их смысл. Ђ если хочешь быть еще  понЯтней  всем,
то, набравшись духа библейского, опустись с ним, как со светочем, во глубины
русской старины и в ней порази позор нынешнего времени  и  углуби  в  то  же
времЯ глубже в нас то, перед чем еще позорнее станет позор наш. ‘тих твой не
будет вЯл, не бойсЯ; старина даст тебе краски и уже  одной  собой  вдохновит
тебЯ! Ћна так живьем и шевелитсЯ в наших летописЯх.  Ќа  днЯх  попалась  мне
книга: "–арские выходы". Љазалось, что бы могло быть ее скучней,  но  и  тут
уже одни слова и названьЯ царских убранств, дорогих тканей и каменьев -сущие
сокровища  длЯ  поэта;  всЯкое  слово  так  и  ложитсЯ  в   стих.   „ивишьсЯ
драгоценности нашего Языка: что ни звук, то и подарок; все зернисто, крупно,
как сам жемчуг, и, право, иное названье еще драгоценней самой вещи. „а  если
только уберешь такими  словами  стих  свой  -  целиком  унесешь  читателЯ  в
минувшее. Њне, после прочтеньЯ трех страниц из этой  книги,  так  и  виделсЯ
везде царь старинных,  прежних  времен,  благоговейно  идущий  к  вечерне  в
старинном царском своем убранстве.
     1844

2
     Џишу к тебе под влиЯнием того ж стихотворениЯ твоего:  "‡емлетрЯсенье".
ђади бога, не оставлЯй начатого дела! Џеречитывай строго  Ѓиблию,  набирайсЯ
русской старины и, при свете их, приглЯдывайсЯ к нынешнему  времени.  Њного,
много предстоит тебе предметов, и грех тебе их не видеть. †уковский  недаром
доселе называл твою поэзию восторгом, никуды не обращенным.  ‘тыдно  тратить
лирическую силу в виде холостых выстрелов на воздух, тогда как она дана тебе
на то, чтобы взрывать камни и ворочать утесы. ЋглЯнись вокруг: все теперь  -
предметы длЯ лирического поэта; всЯк человек требует лирического воззваниЯ к
нему; куды ни поворотишьсЯ, видишь, что нужно или попрекнуть,  или  освежить
кого-нибудь.
     Џопрекни же прежде всего сильным лирическим упреком умных,  но  унывших
людей. Џроймешь их, если покажешь им дело в настоЯщем  виде,  то  есть,  что
человек, предавшийсЯ унынию, есть дрЯнь во всех  отношениЯх,  каковы  бы  ни
были причины уныниЯ, потому что  унынье  проклЯто  богом.  €стинно  русского
человека поведешь на брань даже  и  против  уныниЯ,  поднимешь  его  превыше
страха и колебаний земли, как поднЯл поэта в своем "‡емлетрЯсении".
     ‚оззови, в виде  лирического  сильного  воззваньЯ,  к  прекрасному,  но
дремлющему человеку. Ѓрось ему с берега доску и закричи во весь голос, чтобы
спасал свою бедную душу: уже он далеко от берега,  уже  несет  и  несет  его
ничтожнаЯ верхушка света, несут  обеды,  ноги  плЯсавиц,  ежедневное  сонное
опьЯненье; нечувствительно облекаетсЯ он плотью и стал уже весь плоть, и уже
почти нет в нем души. ‡авопи воплем и выставь ему ведьму  старость,  к  нему
идущую, котораЯ всЯ из железа, перед которой железо есть милосердье, котораЯ
ни крохи чувства не отдает назад и обратно. Ћ, если б ты мог сказать ему то,
что должен сказать мой Џлюшкин, если  доберусь  до  третьего  тома  "Њертвых
душ"!
     Ћпозорь в гневном дифирамбе новейшего лихоимца нынешних  времен  и  его
проклЯтую роскошь, и скверную жену его, погубившую щеголЯньЯми и трЯпками  и
себЯ, и мужа, и презренный порог их богатого дома, и гнусный воздух, которым
там дышат, чтобы, как от чумы, от них побежало все бегом и без оглЯдки.
     ‚озвеличь в торжественном гимне незаметного труженика, какие,  к  чести
высокой породы русской, находЯтсЯ посреди отважнейших  взЯточников,  которые
не берут даже и тогда, как все берет вокруг их. ‚озвеличь  и  его,  и  семью
его, и благородную жену его, котораЯ лучше захотела носить старомодный чепец
и стать  предметом  насмешек  других,  чем  допустить  своего  мужа  сделать
несправедливость и подлость. ‚ыставь их прекрасную бедность так, чтобы,  как
свЯтынЯ, она засиЯла у всех в глазах и каждому из них захотелось  бы  самому
быть бедным.
     “блажи гимном того исполина, какой выходит  только  из  русской  земли,
который вдруг  пробуждаетсЯ  от  позорного  сна,  становитсЯ  вдруг  другим;
плюнувши в виду всех на свою мерзость и гнуснейшие пороки, становитсЯ первым
ратником добра. Џокажи, как  совершаетсЯ  это  богатырское  дело  в  истинно
русской душе; но покажи так, чтобы невольно  затрепетала  в  каждом  русскаЯ
природа и чтобы все, даже в  грубом  и  низшем  сословии,  вскрикнуло:  "ќх,
молодец!" -почувствовавши, что и длЯ него самого возможно такое дело.
     Њного, много предметов длЯ лирического поэта - в книге не вместишь,  не
только в письме. ‚сЯкое истинное  русское  чувство  глохнет,  и  некому  его
вызвать! „ремлет наша удаль, дремлет решимость и  отвага  на  дело,  дремлет
наша крепость и сила, - дремлет ум наш среди вЯлой и бабьей светской  жизни,
которую привили к нам, под именем просвещениЯ, пустые и мелкие нововведеньЯ.
‘трЯхни же сон с очей своих и порази сон других. Ќа колени  перед  богом,  и
проси у него ѓнева и ‹юбви! ѓнева -противу того, что губит человека, любви -
к бедной душе человека, которую губЯт со всех сторон и которую губит он сам.
Ќайдешь слова, найдутсЯ выраженьЯ, огни, а не слова, излетЯт от тебЯ, как от
древних пророков, если только,  подобно  им,  сделаешь  это  дело  родным  и
кровным  своим  делом,  если  только,  подобно  им,  посыпав  пеплом  главу,
раздравши ризы, рыданьем вымолишь себе у бога на то  силу  и  так  возлюбишь
спасенье земли своей,  как  возлюбили  они  спасенье  богоизбранного  своего
народа.
     1844

XVI ‘Ћ‚…’›
     (Џисьмо к ™.....ву)
     “ча других,  также  учишьсЯ.  Џосреди  моего  болезненного  и  трудного
времени, к которому присоединились  еще  и  тЯжелые  страданиЯ  душевные,  Я
должен был вести такую деЯтельную переписку, какой никогда у  менЯ  не  было
дотоле. Љак нарочно, почти со всеми близкими моей душе случились в это времЯ
внутренние событиЯ и потрЯсениЯ. ‚се каким-то инстинктом обращалось ко  мне,
требуЯ помощи и совета. ’ут только узнал Я близкое родство человеческих  душ
между собою. ‘тоит  только  хорошенько  выстрадатьсЯ  самому,  как  уже  все
страдающие становЯтсЯ тебе понЯтны и почти знаешь,  что  нужно  сказать  им.
ќтого мало; самый ум проЯснЯетсЯ: дотоле сокрытые положеньЯ и поприща  людей
становЯтсЯ тебе известны, и делаетсЯ видно, что  кому  из  них  потребно.  ‚
последнее времЯ мне случалось даже получать письма от людей, мне почти вовсе
незнакомых, и давать на них ответы такие, каких бы Я не сумел дать прежде. Ђ
между прочим, Я ничуть не умней никого. џ знаю людей,  которые  в  несколько
раз умней и образованней менЯ  и  могли  бы  дать  советы  в  несколько  раз
полезнейшие моих; но они этого не делают и даже не знают, как  это  сделать.
‚елик бог, нас умудрЯющий!  и  чем  же  умудрЯющий?  -тем  самым  горем,  от
которого мы бежим и хотим сокрытьсЯ.  ‘траданьЯми  и  горем  определено  нам
добывать крупицы мудрости, не приобретаемой в книгах. Ќо  кто  уже  приобрел
одну из этих крупиц, тот уже не имеет права скрывать ее от  других.  Ћна  не
твое, но божье достоЯнье. Ѓог ее выработал в тебе; все же дары божьи  даютсЯ
нам  затем,  чтобы  мы  служили  ими  собратьЯм  нашим:  он  повелел,  чтобы
ежеминутно учили мы друг друга. €так, не останавливайсЯ, учи и давай советы!
Ќо если хочешь, чтобы это принесло в то же времЯ тебе самому  пользу,  делай
так, как думаю Я и как положил себе отныне делать  всегда:  всЯкий  совет  и
наставление, какое бы  ни  случилось  кому  дать,  хотЯ  бы  даже  человеку,
стоЯщему на самой низкой степени образованиЯ, с которым  у  тебЯ  ничего  не
может быть общего, обрати в то же времЯ к самому себе и  то  же  самое,  что
посоветовал другому, посоветуй себе самому;  тот  же  самый  упрек,  который
сделал другому, сделай тут же себе  самому.  Џоверь,  все  придетсЯ  к  тебе
самому, и Я даже не знаю, есть  ли  такой  упрек,  которым  бы  нельзЯ  было
упрекнуть себЯ самого, если только пристально поглЯдишь  на  себЯ.  „ействуй
оружием обоюдуострым! …сли даже тебе случитсЯ рассердитьсЯ на кого бы то  ни
было, рассердись в то же времЯ и на себЯ  самого,  хотЯ  за  то,  что  сумел
рассердитьсЯ на другого. € это делай непременно! Ќи в каком случае не  своди
глаз с самого себЯ. €мей всегда в предмете себЯ прежде всех. Ѓудь  эгоист  в
этом случае! ќгоизм - тоже не дурное свойство; вольно было  людЯм  дать  ему
такое скверное  толкование,  а  в  основанье  эгоизма  легла  сущаЯ  правда.
ЏозаботьсЯ прежде о себе, а потом о других; стань прежде сам почище душою, а
потом уже старайсЯ, чтобы другие были чище.

XVII
     ЏђЋ‘‚…™…Ќ€…
     (Џисьмо к ‚. Ђ. †.......му)
     …ще раз пишу к тебе с дороги. Ѓрат, благодарю за все! “  гроба  господа
испрошу, да поможет мне отдать тебе хотЯ часть того  умного  добра,  которым
наделЯл менЯ ты. ‚еруй, и да не смущаетсЯ твое сердце! ‚ Њоскву ты приедешь,
как в родную свою семью. Ћна предстанет тебе желанной  пристанью,  и  в  ней
будет покойнее тебе, нежели здесь. Ќи пустой шум суеты, ни гром  экипажа  не
смутит тебЯ: объедут бережно и улицу, в которой ты будешь жить. …сли  кто  и
приедет тебЯ навестить,  старый  ли  друг  твой  или  же  дотоле  незнакомый
человек, он станет вперед просить не отдавать ему  визита,  боЯсь,  чтобы  и
минута твоего времени не пропала. “ нас умеют  и  даже  знают,  как  почтить
того, кто сделал целиком свое  дело.  Љто  так  безукоризненно,  так  честно
употреблЯл все дары свои, не даваЯ задремать своим способностЯм,  не  ленЯсь
ни минуты во всю жизнь свою, кто  сохранил  свежую  старость  свою,  как  бы
молодость, в то времЯ как все вокруг ее истратили на пустые соблазны и когда
молодые  превратились  в  хилых  стариков,  тот  имеет  право  на   вниманье
благоговейное. Љак патриарх ты будешь в Њоскве, и на вес  золота  примут  от
тебЯ юноши старческие слова  твои.  ’воЯ  "ЋдиссеЯ"  принесет  много  общего
добра, это тебе предрекаю. Ћна возвратит к свежести  современного  человека,
усталого от беспорЯдка жизни и мыслей; она обновит в глазах его много  того,
что брошено им, как  ветхое  и  ненужное  длЯ  быта;  она  возвратит  его  к
простоте. Ќо не меньше добра, если еще не  больше,  принесут  те  труды,  на
которые навел тебЯ сам бог и которые ты держишь покуда разумно под спудом. ‚
них окажетсЯ также потребность общаЯ. Ќе смущайсЯ же и твердо глЯди  вперед!
„а не испугает тебЯ никакаЯ нестройность того, что бы ты ни  встретил.  …сть
примиритель всего внутри самой земли нашей,  который  покуда  еще  не  всеми
видим, - наша церковь. “же готовитсЯ она вдруг вступить в полные права  свои
и засиЯть светом на всю землю. ‚ ней заключено  все,  что  нужно  длЯ  жизни
истинно русской, во всех  ее  отношениЯх,  начинаЯ  от  государственного  до
простого семейственного, всему настрой, всему направление, всему законнаЯ  и
вернаЯ дорога. Џо мне, безумна и мысль ввести  какое-нибудь  нововведенье  в
ђоссию, минуЯ нашу церковь, не испросив у нее на  то  благословеньЯ.  Ќелепо
даже и к мыслЯм нашим прививать какие бы то ни было европейские идеи, покуда
не окрестит их она светом •ристовым. “видишь, как это вдруг  и  в  твоих  же
глазах будет признано всеми в ђоссии, как верующими, так и неверующими,  как
вдруг выступит всеми узнаннаЯ наша церковь. Ѓыла на то волЯ промысла,  чтобы
непостижимаЯ слепота пала на глаза многих. Љогда  разбираю  пристально  нить
событий мира, вижу всю мудрость  божью,  попустившую  временному  разделенью
церквей, повелевшую одной стоЯть неподвижно и  как  бы  вдали  от  людей,  а
другой - волноватьсЯ вместе с людьми; одной - не принимать  в  себЯ  никаких
нововведений, кроме тех, которые были внесены свЯтыми людьми  лучших  времен
христианства и первоначальными отцами церкви, другой - менЯЯсь и  применЯЯсь
ко  всем  обстоЯтельствам  временЯ,  духу  и  привычек  людей,  вносить  все
нововведениЯ, сделанные даже порочными  несвЯтыми  епископами;  одной  -  на
времЯ как бы умереть длЯ мира, другой - на времЯ как бы овладеть всем миром;
одной  -  подобно  скромной  Њарии,  отложивши  все  попеченьЯ   о   земном,
поместитьсЯ у ног самого господа, затем, чтобы лучше наслушатьсЯ  слов  его,
прежде чем применЯть и передавать их людЯм, другой же -  подобно  заботливой
хозЯйке Њарфе, гостеприимно хлопотать  около  людей,  передаваЯ  им  еще  не
взвешенные всем разумом слова господни. Ѓлагую часть избрала перваЯ, что так
долго прислушивалась к словам господа, выносЯ упреки  недальновидной  сестры
своей, котораЯ уже  было  осмелилась  называть  ее  мертвым  трупом  и  даже
заблудшей и отступившей от господа. Ќе  легко  применить  слово  •ристово  к
людЯм, и следовало ей прежде сильно проникнутьсЯ  им  самой.  ‡ато  в  нашей
церкви сохранилось все, что нужно длЯ ныне просыпающегосЯ  общества.  ‚  ней
кормило и руль наступающему новому порЯдку вещей, и чем больше вхожу  в  нее
сердцем,  умом  и  помышленьем,  тем  больше  изумлЯюсь  чудной  возможности
примирениЯ тех противуречий, которых не в  силах  примирить  теперь  церковь
западнаЯ. ‡ападнаЯ церковь  была  еще  достаточна  длЯ  прежнего  несложного
порЯдка, еще могла кое-как управлЯть миром и мирить его со  •ристом  во  имЯ
одностороннего  и  неполного  развитиЯ  человечества.   ’еперь   же,   когда
человечество стало достигать развитиЯ полнейшего во  всех  своих  силах,  во
всех свойствах, как хороших, так и дурных, она  его  только  отталкивает  от
•риста: чем больше хлопочет о примирении, тем больше вносит  раздор,  будучи
не в силах осветить узким светом своим всЯкий нынешний предмет со  всех  его
сторон. ‚се сознаютсЯ в том, что  этим  самым  введеньем  в  себЯ  множества
постановлений человеческих, сделанных  такими  епископами,  которые  еще  не
достигнули свЯтостью жизни своей до  полной  и  многосторонней  христианской
мудрости, она сузила взглЯд свой на жизнь и мир и  не  может  обхватить  их.
Џолный и всесторонний взглЯд на жизнь  осталсЯ  на  ее  восточной  половине,
видимо сбереженной длЯ позднейшего и полнейшего образованиЯ человека. ‚  ней
простор не только душе и сердцу человека, но и разуму, во всех его верховных
силах; в ней дорога и путь, как устремить все в человеке  в  один  согласный
гимн верховному существу. „руг, не смущайсЯ ничем! …сли бы  седмерицею  крат
были запутанней нынешние обстоЯтельства -  все  примирит  и  распутает  наша
церковь. “же каким-то неведомым чутьем даже наши светские люди,  толкающиесЯ
среди нас, начинают  слышать,  что  есть  какое-то  сокровище,  от  которого
спасенье, - которое среди нас и которого не видим. Ѓлеснет сокровище,  и  на
всем отсветитсЯ блеск его. € времЯ уже недалеко.  Њы  повторЯем  теперь  еще
бессмысленно слово "просвещение". „аже  и  не  задумались  над  тем,  откуда
пришло это слово и что оно значит. ‘лова этого нет ни на  каком  Языке,  оно
только у нас. Џросветить не значит научить, или наставить,  или  образовать,
или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его  силах,
а не в одном уме, пронести всю природу  его  сквозь  какой-то  очистительный
огонь. ‘лово это взЯто из нашей церкви, котораЯ уже  почти  тысЯчу  лет  его
произносит, несмотрЯ  на  все  мраки  и  невежественные  тьмы,  отовсюду  ее
окружавшие, и знает, зачем произносит.  Ќедаром  архиерей,  в  торжественном
служении своем, подъемлЯ в обеих руках  и  троесвещник,  знаменующий  троицу
бога, и двусвещник, знаменующий его  сходившее  на  землю  слово  в  двойном
естестве его, и божеском и человеческом, всех ими освещает, произносЯ: "‘вет
•ристов освещает  всех!"  Ќедаром  также  в  другом  месте  служеньЯ  гремЯт
отрывочно, как бы с неба, вслух всем слова: "‘вет просвещеньЯ!" -и ничего  к
ним не прибавлЯетсЯ больше.
     {846

XVIII
     —…’›ђ… Џ€‘њЊЂ Љ ђЂ‡Ќ›Њ ‹€–ЂЊ ЏЋ ЏЋ‚Ћ„“ "Њ…ђ’‚›• „“"
     1
     ‚ы  напрасно  негодуете  на  неумеренный  тон  некоторых  нападений  на
"Њертвые души". ќто имеет свою хорошую сторону. €ногда нужно  иметь  противу
себЯ озлобленных. Љто увлечен красотами, тот не видит недостатков Я  прощает
все; но кто озлоблен, тот постараетсЯ выкопать в нас всю дрЯнь  и  выставить
ее так Ярко внаружу, что поневоле ее увидишь. €стину  так  редко  приходитсЯ
слышать, что уже за одну крупицу ее  можно  простить  всЯкий  оскорбительный
голос, с каким бы она ни произносилась. ‚ критиках Ѓулгарина, ‘енковского  и
Џолевого есть  много  справедливого,  начинаЯ  даже  с  данного  мне  совета
поучитьсЯ прежде русской грамоте, а потом уже писать. ‚ самом деле, если  бы
Я не торопилсЯ печатаньем рукописи и подержал ее у себЯ с год, Я  бы  увидел
потом и сам, что в таком неопрЯтном виде ей никак  нельзЯ  было  ЯвлЯтьсЯ  в
свет. ‘амые эпиграммы и насмешки надо мной были мне нужны,  несмотрЯ  на  то
что  с  первого  разу  пришлись  очень  не  по  сердцу.  Ћ,  как  нам  нужны
беспрестанные щелчки, и этот оскорбительный тон, и  эти  едкие,  пронимающие
насквозь насмешки!  Ќа  дне  души  нашей  столько  таитсЯ  всЯкого  мелкого,
ничтожного самолюбиЯ, щекотливого, скверного честолюбиЯ, что нас  ежеминутно
следует колоть, поражать,  бить  всеми  возможными  орудиЯми,  и  мы  должны
благодарить ежеминутно нас поражающую руку.
     џ бы желал, однако ж, побольше критик не со стороны литераторов, но  со
стороны людей, занЯтых делом самой жизни, со стороны практических людей; как
на беду, кроме литераторов, не отозвалсЯ никто. Ђ между тем  "Њертвые  души"
произвели много шума, много ропота, задели за живое многих  и  насмешкой,  и
правдой, и карикатурой; коснулись порЯдка вещей, который  у  всех  ежедневно
перед глазами; исполнены  промахов,  анахронизмов,  Явного  незнаньЯ  многих
предметов; местами даже с  умыслом  помещено  обидное  и  задевающее:  авось
кто-нибудь менЯ выбранит хорошенько и в брани, в гневе выскажет мне  правду,
которой добиваюсь. € хоть бы одна душа подала голос! Ђ мог всЯк.  €  как  бы
еще умно!  ‘лужащий  чиновник  мог  бы  мне  Явно  доказать,  в  виду  всех,
неправдоподобность  мной   изображенного   событиЯ   приведеньем   двух-трех
действительно случившихсЯ дел и тем бы опроверг менЯ лучше всЯких  слов  или
таким же самым образом мог  бы  защитить  и  оправдать  справедливость  мной
описанного. Џриведеньем событиЯ случившегосЯ лучше доказываетсЯ дело, нежели
пустыми словами и литературными разглагольствованьЯми. Њог бы то же  сделать
и купец и помещик - словом, всЯкий грамотей, сидит ли он сиднем на месте или
рыскает вдоль и поперек по всему  лицу  русской  земли.  ‘верх  собственного
взглЯда своего всЯк человек, с того  места  или  ступеньки  в  обществе,  на
которую поставили его должность, званье и образованье, имеет  случай  видеть
тот же предмет с такой стороны, с которой, кроме его, никто другой не  может
видеть. Џо поводу "Њертвых душ" могла бы написатьсЯ  всей  толпой  читателей
другаЯ книга, несравненно любопытнейшаЯ  "Њертвых  душ",  котораЯ  могла  бы
научить не только менЯ, но и самих читателей,  потому  что  -  нечего  таить
греха - все мы очень плохо знаем ђоссию.
     € хоть бы одна душа заговорила во всеуслышанье! ’очно  как  бы  вымерло
все, как бы в самом деле обитают в ђоссии не живые, а какие-то мертвые души.
€ менЯ же упрекают в  плохом  знанье  ђоссии!  Љак  будто  непременно  силой
свЯтого духа должен узнать Я все, что ни делаетсЯ во всех углах  ее,  -  без
наученьЯ научитьсЯ! Ќо какими путЯми могу научитьсЯ Я, писатель,  осужденный
уже самим званьем писателЯ на сидЯчую. затворническую жизнь,  и  притом  еще
больной и притом еще принужденный жить вдали от ђоссии, какими путЯми могу Я
научитьсЯ? ЊенЯ же не научат этому литераторы  и  журналисты,  которые  сами
затворники и люди кабинетные. “ писателЯ только и есть один учитель  -  сами
читатели. Ђ читатели отказались поучить менЯ. ‡наю, что  дам  сильный  ответ
богу за то, что не исполнил как следует своего дела; но знаю, что  дадут  за
менЯ ответ и другие. € говорю это недаром. ‚идит бог, говорю недаром!
     1843

2
     џ предчувствовал, что все лирические отступлениЯ в поэме будут  принЯты
в превратном  смысле.  Ћни  так  неЯсны,  так  мало  вЯжутсЯ  с  предметами,
проходЯщими пред глазами читателЯ,  так  невпопад  складу  и  замашке  всего
сочинениЯ, что ввели в равное заблуждение как противников, так и защитников.
‚се места, где ни заикнулсЯ Я неопределенно о писателе, были отнесены на мой
счет; Я краснел даже от изъЯснений их в мою пользу.  €  поделом  мне!  Ќи  в
каком случае не следовало выдавать сочинениЯ,  которое  хотЯ  выкроено  было
недурно, но  сшито  кое-как  белыми  нитками,  подобно  платью,  приносимому
портным только длЯ примерки. „ивлюсь только  тому,  что  мало  было  сделано
упреков в отношении к искусству  и  творческой  науке.  ќтому  помешало  как
гневное  расположение  моих  критиков,  так  и  непривычка  всматриватьсЯ  в
постройку сочинениЯ. ‘ледовало показать,  какие  части  чудовищно  длинны  в
отношении к другим, где писатель изменил самому  себе,  не  выдержав  своего
собственного, уже раз принЯтого тона. Ќикто не заметил даже,  что  последнЯЯ
половина книги отработана меньше первой, что в  ней  великие  пропуски,  что
главные и важные обстоЯтельства  сжаты  и  сокращены,  неважные  и  побочные
распространены, что не столько выступает  внутренний  дух  всего  сочинениЯ,
сколько мечетсЯ в глаза пестрота частей и  лоскутность  его.  ‘ловом,  можно
было много сделать нападений несравненно дельнейших, выбранить менЯ  гораздо
больше, нежели теперь бранЯт, и выбранить за дело. Ќо речь не о том. ђечь  о
лирическом отступлении, на которое больше всего напали  журналисты,  видЯ  в
нем  признаки  самонадеЯнности,  самохвальства  и   гордости,   доселе   еще
неслыханной ни в одном писателе. ђазумею то место в последней главе,  когда,
изобразив выезд —ичикова из города, писатель, на времЯ оставлЯЯ своего героЯ
среди столбовой дороги, становитсЯ сам на его место  и,  пораженный  скучным
однообразьем  предметов,  пустынной  бесприютностью  пространств   наших   и
грустной песней, несущейсЯ по всему лицу земли  русской  от  морЯ  до  морЯ,
обращаетсЯ в лирическом воззванье к самой  ђоссии,  спрашиваЯ  у  нее  самой
объЯсненьЯ непонЯтного чувства, его объЯвшего, то есть: зачем и  почему  ему
кажетсЯ, что будто все, что ни есть в  ней,  от  предмета  одушевленного  до
бездушного, вперило на него глаза свои и чего-то ждет  от  него.  ‘лова  эти
были принЯты за гордость и доселе неслыханное хвастовство, между тем как они
ни то, ни другое. ќто просто нескладное выраженье истинного чувства.  Њне  и
доныне кажетсЯ то  же.  џ  до  сих  пор  не  могу  выносить  тех  заунывных,
раздирающих звуков нашей песни,  котораЯ  стремитсЯ  по  всем  беспредельным
русским пространствам. ‡вуки  эти  вьютсЯ  около  моего  сердца,  и  Я  даже
дивлюсь, почему каждый не ощущает в себе того же. Љому при  взглЯде  на  эти
пустынные, доселе не заселенные и бесприютные  пространства  не  чувствуетсЯ
тоска, кому в заунывных звуках нашей песни не  слышатсЯ  болезненные  упреки
ему самому - именно ему самому, - тот или уже весь исполнил  свой  долг  как
следует, или же он нерусский в душе. ђазберем дело, как оно  есть.  ‚от  уже
почти полтораста лет протекло с тех пор, как государь Џетр I  прочистил  нам
глаза чистилищем просвещеньЯ европейского, дал в руки  нам  все  средства  и
орудьЯ длЯ дела, и до сих пор остаютсЯ так же пустынны, грустны  и  безлюдны
наши пространства, так же бесприютно и неприветливо все  вокруг  нас,  точно
как будто бы мы до сих пор еще не у себЯ дома, не под родной  нашею  крышей,
но где-то остановились бесприютно на проезжей дороге, и дышит нам от  ђоссии
не радушным, родным приемом братьев, но какой-то холодной, занесенной вьюгой
почтовой  станцией,  где  видитсЯ  один  ко  всему  равнодушный  станционный
смотритель с черствым ответом: "Ќет лошадей!" Ћтчего это?  Љто  виноват?  Њы
или правительство? Ќо правительство во все  времЯ  действовало  без  устани.
‘видетельством тому  целые  томы  постановлений,  узаконений  и  учреждений,
множество настроенных домов, множество изданных книг,  множество  заведенных
заведений всЯкого рода: учебных,  человеколюбивых,  богоугодных  и,  словом,
даже таких, каких нигде в  других  государствах  не  заводЯт  правительства.
‘верху раздаютсЯ вопросы, ответы  снизу.  ‘верху  раздавались  иногда  такие
вопросы, которые свидетельствуют о  рыцарски  великодушном  движенье  многих
государей, действовавших даже в ущерб собственным выгодам. Ђ как было на это
все ответствовано снизу? „ело ведь в примененье, в уменье  приложить  данную
мысль таким образом, чтобы она принЯлась и поселилась в нас. “каз, как бы он
обдуман и определителен ни был, есть не более как бланковый  лист,  если  не
будет снизу такого же чистого  желаньЯ  применить  его  к  делу  той  именно
стороной, какой нужно и какой следует и какую может прозреть только тот, кто
просветлен понЯтием о справедливости божеской, а не человеческой.  Ѓез  того
все  обратитсЯ  во  зло.  „оказательство  тому  все  наши  тонкие  плуты   и
взЯточники, которые умеют обойти всЯкий указ, длЯ которых  новый  указ  есть
только новаЯ пожива, новое средство загромоздить большей  сложностью  всЯкое
отправление дел, бросить новое бревно под ноги  человеку!  ‘ловом  -  везде,
куды ни обращусь, вижу, что виноват применитель, стало быть наш же брат: или
виноват тем, что поторопилсЯ, желаЯ слишком скоро  прославитьсЯ  и  схватить
орденишку; или виноват тем, что слишком сгорЯча рванулсЯ, желаЯ, по русскому
обычаю,  показать  свое  самопожертвованье;  не   расспросЯсь   разума,   не
рассмотрев в жару самого дела, стал им ворочать, как знаток, и потом  вдруг,
также по  русскому  обычаю,  простыл,  увидевши  неудачу;  или  же  виноват,
наконец, тем, что из-за какого-нибудь оскорбленного мелкого  честолюбиЯ  все
бросил и то место, на котором было начал так  благородно  подвизатьсЯ,  сдал
первому плуту - пусть его грабит людей. ‘ловом - у редкого из нас  доставало
столько  любви  к  добру,  чтобы  он  решилсЯ  пожертвовать  из-за  него   и
честолюбьем, и самолюбьем, и всеми  мелочами  легко  раздражающегосЯ  своего
эгоизма и положил самому себе в непременный закон - служить земле  своей,  а
не себе, помнЯ ежеминутно, что взЯл он место длЯ счастиЯ других,  а  не  длЯ
своего. Ќапротив, в последнее времЯ, как бы еще  нарочно,  старалсЯ  русский
человек выставить всем на вид свою  щекотливость  во  всех  родах  и  мелочь
раздражительного самолюбьЯ своего на всех путЯх. Ќе знаю, много  ли  из  нас
таких, которые сделали все,  что  им  следовало  сделать,  и  которые  могут
сказать открыто перед целым светом, что их не  может  попрекнуть  ни  в  чем
ђоссиЯ, что не  глЯдит  на  них  укоризненно  всЯкий  бездушный  предмет  ее
пустынных пространств, что все ими довольно и ничего от них  не  ждет.  ‡наю
только то, что Я слышал себе упрек. ‘лышу его и теперь. €  на  моем  поприще
писателЯ, как оно ни скромно, можно было кое-что  сделать  на  пользу  более
прочную. —то из того, что в моем сердце обитало всегда желанье добра  и  что
единственно из-за него Я взЯлсЯ за перо? Љак исполнил его? Ќу, хоть бы и это
мое сочиненье, которое теперь вышло и которому названье  "Њертвые  души",  -
произвело ли оно то впечатление,  какое  должно  было  произвести,  если  бы
только было написано так, как следует? ‘воих же собственных мыслей, простых,
неголоволомных  мыслей,  Я  не  сумел  передать  и  сам  же  подал  повод  к
истолкованию их в превратную и скорее вредную,  чем  полезную  сторону.  Љто
виноват? Ќеужели мне говорить, что менЯ подталкивали просьбы  приЯтелей  или
нетерпеливые   желаниЯ   любителей    изЯщного,    услаждающихсЯ    пустыми,
скоропреходЯщими  звуками?  Ќеужели  мне  говорить,  что   менЯ   притиснули
обстоЯтельства, и, желаЯ добыть необходимые длЯ  моего  прожитиЯ  деньги,  Я
должен был поторопитьсЯ безвременным выпуском моей книги? Ќет,  кто  решилсЯ
исполнить свое дело честно, того не могут поколебать никакие обстоЯтельства,
тот протЯнет руку и попросит милостыню, если уж до того дойдет дело, тот  не
посмотрит ни на какие временные нареканиЯ, ниже пустые приличиЯ  света.  Љто
из пустых приличий света портит дело, нужное своей земле, тот ее не любит. џ
почувствовал презренную слабость  моего  характера,  мое  подлое  малодушие,
бессилие любви моей, а потому и услышал болезненный упрек себе во всем,  что
ни есть в ђоссии. Ќо высшаЯ сила менЯ поднЯла: проступков нет  неисправимых,
и те же пустынные пространства, нанесшие тоску мне на душу, менЯ восторгнули
великим простором своего пространства, широким поприщем  длЯ  дел.  Ћт  души
было произнесено это обращенье к ђоссии: "‚ тебе ли не быть богатырю,  когда
есть место, где развернутьсЯ ему?" Ћно  было  сказано  не  длЯ  картины  или
похвальбы: Я это чувствовал; Я это чувствую и теперь.  ‚  ђоссии  теперь  на
всЯком шагу  можно  сделатьсЯ  богатырем.  ‚сЯкое  званье  и  место  требует
богатырства. Љаждый из нас опозорил до того свЯтыню своего  званьЯ  и  места
(все места свЯты), что нужно богатырских сил на то,  чтобы  вознести  их  на
законную высоту. џ слышал то  великое  поприще,  которое  никому  из  других
народов теперь невозможно и только  одному  русскому  возможно,  потому  что
перед ним только такой простор и только его душе знакомо богатырство, -  вот
отчего  у  менЯ  исторгнулось  то  восклицанье,  которое  принЯли   за   мое
хвастовство и мою самонадеЯнность!
     1843

3
     Ћхота же тебе, будучи таким знатоком и ведателем человека, задавать мне
те же пустые запросы, которые умеют задать и другие. Џоловина их относитсЯ к
тому, что еще впереди. Ќу что толку  в  подобном  любопытстве?  Ћдин  только
запрос умен и достоин тебЯ, и Я бы желал, чтобы его мне  сделали  и  другие,
хотЯ не знаю, сумел ли бы на него отвечать умно,  -  именно  запрос:  отчего
герои моих последних произведений, и в  особенности  "Њертвых  душ",  будучи
далеки от того, чтобы быть портретами действительных людей, будучи  сами  по
себе свойства совсем  непривлекательного,  неизвестно  почему  близки  душе,
точно  как  бы  в  сочинении  их  участвовало  какое-нибудь   обстоЯтельство
душевное? …ще год назад мне было бы неловко отвечать на  это  даже  и  тебе.
’еперь же прЯмо скажу все: герои мои потому близки душе, что  они  из  души;
все мои последние сочинениЯ - историЯ моей собственной души. Ђ чтобы получше
все это объЯснить, определю тебе себЯ самого как
     писателЯ. Ћбо мне много толковали, разбираЯ кое-какие мои  стороны,  но
главного существа моего не определили. …го слышал один только Џушкин. Ћн мне
говорил всегда, что еще ни у одного писателЯ не было этого  дара  выставлЯть
так Ярко пошлость жизни,  уметь  очертить  в  такой  силе  пошлость  пошлого
человека, чтобы всЯ та мелочь, котораЯ  ускользает  от  глаз,  мелькнула  бы
крупно в глаза всем. ‚от мое главное свойство, одному  мне  принадлежащее  и
которого, точно, нет у других писателей. Ћно впоследствии углубилось во  мне
еще сильней от соединеньЯ с  ним  некоторого  душевного  обстоЯтельства.  Ќо
этого Я не в состоЯнии был открыть тогда даже и Џушкину.
     ќто свойство выступило с большей  силою  в  "Њертвых  душах".  "Њертвые
души" не потому так испугали ђоссию и произвели такой шум внутри  ее,  чтобы
они раскрыли какие-нибудь ее раны или внутренние болезни, и не потому также,
чтобы  представили  потрЯсающие  картины  торжествующего  зла  и  страждущей
невинности. Ќичуть не бывало. ѓерои мои вовсе не злодеи;  прибавь  Я  только
одну добрую черту любому из них, читатель помирилсЯ  бы  с  ними  всеми.  Ќо
пошлость всего вместе испугала читателей. €спугало их то, что один за другим
следуют у менЯ герои один пошлее другого, что нет  ни  одного  утешительного
ЯвлениЯ, что негде даже и приотдохнуть или перевести дух бедному читателю  и
что по прочтенье всей книги кажетсЯ, как бы точно вышел из какого-то душного
погреба на божий свет. Њне бы скорей простили, если бы Я выставил  картинных
извергов; но пошлости  не  простили  мне.  ђусского  человека  испугала  его
ничтожность более, чем все его пороки и недостатки.  џвленье  замечательное!
€спуг прекрасный! ‚ ком такое  сильное  отвращенье  от  ничтожного,  в  том,
верно, заключено все то, что противуположно ничтожному. €так, вот в чем  мое
главное достоинство; но достоинство это, говорю вновь, не  развилось  бы  во
мне в такой силе, если бы с ним  не  соединилось  мое  собственное  душевное
обстоЯтельство и моЯ собственнаЯ душевнаЯ историЯ. Ќикто из  читателей  моих
не знал того, что, смеЯсь над моими героЯми, он смеЯлсЯ надо мной.
     ‚о мне не было какого-нибудь одного слишком сильного порока, который бы
высунулсЯ видней всех моих
     прочих  пороков,  все  равно  как  не  было  также  никакой   картинной
добродетели, котораЯ могла бы придать мне какую-нибудь картинную наружность;
но зато, вместо того, во мне заключилось собрание всех  возможных  гадостей,
каждой понемногу, и притом в таком множестве, в  каком  Я  еще  не  встречал
доселе ни в одном человеке. Ѓог дал мне многостороннюю природу.  Ћн  поселил
мне также в душу, уже от  рожденьЯ  моего,  несколько  хороших  свойств;  но
лучшее из них, за которое не умею, как возблагодарить его, было желанье быть
лучшим. џ не любил никогда моих дурных качеств, и если  бы  небеснаЯ  любовь
божьЯ не распорЯдила так, чтобы они открывались  передо  мною  постепенно  и
понемногу, наместо того чтобы открытьсЯ вдруг и разом перед моими глазами, в
то времЯ как Я не  имел  еще  никакого  понЯтиЯ  о  всей  неизмеримости  его
бесконечного милосердиЯ, - Я бы  повесилсЯ.  Џо  мере  того  как  они  стали
открыватьсЯ, чудным высшим внушеньем усиливалось во мне желанье  избавлЯтьсЯ
от них;  необыкновенным  душевным  событием  Я  был  наведен  на  то,  чтобы
передавать их моим героЯм. Љакого рода  было  это  событие,  знать  тебе  не
следует: если бы Я видел в  этом  пользу  длЯ  кого-нибудь,  Я  бы  это  уже
объЯвил. ‘ этих пор Я  стал  наделЯть  своих  героев  сверх  их  собственных
гадостей моей собственной  дрЯнью.  ‚от  как  это  делалось:  взЯвши  дурное
свойство мое, Я преследовал  его  в  другом  званье  и  на  другом  поприще,
старалсЯ себе изобразить его в виде смертельного врага, нанесшего мне  самое
чувствительное оскорбление, преследовал его злобой, насмешкой и всем чем  ни
попало. …сли бы кто увидал те чудовища, которые выходили из-под  пера  моего
вначале длЯ менЯ самого, он бы, точно, содрогнулсЯ.  „овольно  сказать  тебе
только то, что когда Я начал читать Џушкину первые главы из "Њертвых душ", в
том виде, как они были прежде, то Џушкин, который всегда  смеЯлсЯ  при  моем
чтении (он же  был  охотник  до  смеха),  начал  понемногу  становитьсЯ  все
сумрачней, сумрачней, а наконец сделалсЯ совершенно мрачен. Љогда же  чтенье
кончилось, он произнес голосом тоски: "Ѓоже, как грустна наша ђоссиЯ!"  ЊенЯ
это изумило. Џушкин, который так  знал  ђоссию,  не  заметил,  что  все  это
карикатура и моЯ собственнаЯ выдумка! ’ут-то  Я  увидел,  что  значит  дело,
взЯтое из души, и вообще душевнаЯ правда, и в каком ужасающем  длЯ  человека
виде может быть ему представлена тьма и пугающее отсутствие  светЯ.  ‘  этих
пор  Я  уже  стал  думать  только  о  том,  как  бы  смЯгчить  то  тЯгостное
впечатление, которое могли произвести "Њертвые души". џ увидел,  что  многие
из гадостей не стоЯт злобы;  лучше  показать  всю  ничтожность  их,  котораЯ
должна быть навеки их уделом. Џритом мне хотелось  попробовать,  что  скажет
вообще русский человек, если его попотчеваешь его же собственной  пошлостью.
‚следствие уже давно принЯтого плана "Њертвых душ" длЯ  первой  части  поэмы
требовались именно люди ничтожные. ќти ничтожные люди, однако ж,  ничуть  не
портреты с ничтожных людей; напротив, в них собраны черты  от  тех,  которые
считают себЯ лучшими других,  разумеетсЯ  только  в  разжалованном  виде  из
генералов в солдаты. ’ут, кроме моих собственных,  есть  даже  черты  многих
моих приЯтелей, есть и твои. џ тебе это покажу после, когда это  будет  тебе
нужно; до времени  это  моЯ  тайна.  Њне  потребно  было  отобрать  от  всех
прекрасных людей, которых Я знал, все пошлое и гадкое, которое они захватили
нечаЯнно, и возвратить законным их владельцам. Ќе  спрашивай,  зачем  перваЯ
часть должна быть всЯ пошлость и зачем в ней все лица до единого должны быть
пошлы: на это дадут тебе ответ другие темы,  -  вот  и  все!  ЏерваЯ  часть,
несмотрЯ на все свои несовершенства, главное дело сделала: она  поселила  во
всех отвращенье от моих героев и от их ничтожности; она  разнесла  некоторую
мне нужную тоску от самих себЯ. Џокамест длЯ менЯ этого довольно; за  другим
Я и не гонЯюсь. Љонечно, все это вышло бы гораздо значительней, если  бы  Я,
не торопЯсь  выдачею  в  свет,  обработал  ее  получше.  ѓерои  мои  еще  не
отделились  вполне  от  менЯ  самого,  а  потому   не   получили   настоЯщей
самостоЯтельности. …ще не поселил Я их твердо на той земле,  на  которой  им
быть долженствовало, и не вошли они в круг наших  обычаев,  обставЯсь  всеми
обстоЯтельствами действительно русской жизни. …ще всЯ  книга  не  более  как
недоносок; но дух ее  разнессЯ  уже  от  нее  незримо,  и  самое  ее  раннее
поЯвленье может быть полезно мне тем, что подвигнет моих  читателей  указать
все промахи относительно общественных и частных порЯдков внутри ђоссии.  ‚от
если бы ты, вместо  того  чтобы  предлагать  мне  пустые  запросы  (которыми
напичкал половину письма  своего  и  которые  ни  к  чему  не  ведут,  кроме
удовлетворениЯ какого-то праздного любопытства), да собрал  бы  вместо  того
дельные замечаниЯ на мою книгу, как свои так и других умных людей,  занЯтых,
подобно тебе, жизнью опытною и дельною, да присоединил бы к этому  множество
событий и анекдотов, какие ни случались в околотке вашем и во всей губернии,
в подтвержденье или в опроверженье всЯкого дела в моей книге, которых  можно
бы десЯтками прибрать на всЯкую страницу, - тогда бы ты сделал доброе  дело,
и Я бы сказал тебе мое крепкое спасибо. Љак  бы  от  этого  раздвинулсЯ  мой
кругозор! Љак бы освежилась моЯ голова и как бы успешней пошло мое дело!  Ќо
того, о чем Я прошу, никто  не  исполнЯет:  мои  запросы  никто  не  считает
важными, а только уважает  свои;  а  иной  даже  требует  от  менЯ  какой-то
искренности и откровенности, не понимаЯ сам, чего он требует. € к  чему  это
пустое любопытство  знать  вперед  и  эта  пустаЯ,  ни  к  чему  не  ведущаЯ
торопливость, которою, как Я замечаю, уже и ты начинаешь заражатьсЯ? ‘мотри,
как в природе совершаетсЯ все чинно и мудро, в каком стройном законе, и  как
все разумно исходит одно из другого! Ћдни мы, бог весть  из  чего,  мечемсЯ.
‚се торопитсЯ. ‚се в какой-то горЯчке. Ќу, взвесил ли  ты  хорошенько  слова
свои: "‚торой том нужен теперь необходимо"? —тобы Я из-за того  только,  что
есть против менЯ всеобщее неудовольствие, стал торопитьсЯ вторым  томом  так
же глупо, как поторопилсЯ с первым. „а разве  уж  Я  совсем  выжил  из  ума?
Ќеудовольствие это мне нужно; в неудовольствии человек хоть  что-нибудь  мне
выскажет. € откуда вывел ты заключенье, что второй том именно теперь  нужен?
‡алез ты разве в мою голову? почувствовал существо второго тома?  Џо-твоему,
он нужен теперь, а по-моему, не раньше как через два-три года, да и  то  еще
принимаЯ в соображение попутный ход обстоЯтельств и времени. Љто  ж  из  нас
прав? ’от ли, у кого второй том уже сидит в голове, или тот, который даже  и
не знает, в чем состоит второй том? ЉакаЯ страннаЯ мода теперь  завелась  на
ђуси! ‘ам человек лежит на боку, к делу настоЯщему ленив, а другого торопит,
точно как будто непременно другой должен изо всех сил тЯнуть от радости, что
его приЯтель лежит на боку. —уть заметЯт,  что  хотЯ  один  человек  занЯлсЯ
серьезно каким-нибудь делом, уж его торопЯт со всех сторон, и потом  его  же
выбранЯт, если сделает глупо, -скажут:  "‡ачем  поторопилсЯ?"  Ќо  оканчиваю
тебе поученье. Ќа твой умный вопрос Я отвечал и даже сказал  тебе  то,  чего
доселе не говорил еще никому. Ќе думай,  однако  же,  после  этой  исповеди,
чтобы Я сам был такой же урод, каковы мои герои. Ќет, Я не похож на  них.  џ
люблю добро, Я ищу его и сгораю им; но Я не люблю моих мерзостей и не  держу
их руку, как мои герои; Я не люблю тех низостей моих, которые отдалЯют  менЯ
от добра. џ воюю с ними, и буду воевать, и изгоню их, и мне в  этом  поможет
бог. € это вздор, что  выпустили  глупые  светские  умники,  будто  человеку
только и возможно воспитать себЯ, покуда он в школе,  а  после  уж  и  черты
нельзЯ изменить в себе: только в глупой светской  башке  могла  образоватьсЯ
такаЯ глупаЯ мысль. џ уже  от  многих  своих  гадостей  избавилсЯ  тем,  что
передал их своим героЯм, обсмеЯл их в них и заставил других также  над  ними
посмеЯтьсЯ. џ оторвалсЯ уже от многого тем, что, лишивши картинного  вида  и
рыцарской маски, под которою выезжает козырем всЯкаЯ мерзость наша, поставил
ее рЯдом с той гадостью,  котораЯ  всем  видна.  €  когда  поверЯю  себЯ  на
исповеди перед тем, кто повелел мне быть в  мире  и  освобождатьсЯ  от  моих
недостатков, вижу много в себе пороков; но они уже не  те,  которые  были  в
прошлом году: свЯтаЯ сила помогла мне от тех оторватьсЯ. Ђ тебе  советую  не
пропустить мимо ушей этих слов, но по прочтенье моего письма остатьсЯ одному
на несколько минут и, от всего  отделЯсь,  взглЯнуть  хорошенько  на  самого
себЯ, перебравши перед собою всю свою жизнь, чтобы проверить на деле  истину
слов моих. ‚ этом же моем ответе найдешь ответ и  на  другие  запросы,  если
попристальней вглЯдишьсЯ. ’ебе объЯснитсЯ также и то, почему не выставлЯл  Я
до  сих  пор  читателю  Явлений  утешительных  и  не  избирал  в  мои  герои
добродетельных людей. €х в голове не выдумаешь. Џока  не  станешь  сам  хотЯ
сколько-нибудь на них походить, пока не добудешь медным лбом и  не  завоюешь
силою в душу несколько добрых качеств - мертвечина будет все, что ни напишет
перо твое, и,  как  землЯ  от  неба,  будет  далеко  от  правды.  ‚ыдумывать
кошемаров - Я также не выдумывал, кошемары эти давили мою собственную  душу:
что было в душе, то из нее и вышло.

4
     ‡атем сожжен второй том "Њертвых душ", что так было нужно. "Ќе  оживет,
аще не умрет", - говорит апостол.  Ќужно  прежде  умереть,  длЯ  того  чтобы
воскреснуть. Ќе легко было сжечь  пЯтилетний  труд,  производимый  с  такими
болезненными напрЯжениЯми, где всЯкаЯ строка досталась потрЯсеньем, где было
много того, что составлЯло мои лучшие помышлениЯ и занимало мою душу. Ќо все
было сожжено, и притом в ту минуту, когда,  видЯ  перед  собою  смерть,  мне
очень  хотелось  оставить  после  себЯ  хоть  что-нибудь,  обо   мне   лучше
напоминающее. Ѓлагодарю бога, что дал мне силу это сделать. Љак только пламЯ
унесло последние  листы  моей  книги,  ее  содержанье  вдруг  воскреснуло  в
очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и  Я  вдруг  увидел,  в
каком еще беспорЯдке было то,  что  Я  считал  уже  порЯдочным  и  стройным.
ЏоЯвленье второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред,
нежели пользу. Ќужно принимать в  соображение  не  наслаждение  каких-нибудь
любителей искусств и литературы, но всех  читателей,  длЯ  которых  писались
"Њертвые души".  ‚ывести  несколько  прекрасных  характеров,  обнаруживающих
высокое благородство нашей породы, ни к чему не поведет. Ћно возбудит только
одну пустую гордость и хвастовство. Њногие у  нас  уже  и  теперь,  особенно
между молодежью, стали хвастатьсЯ не в меру  русскими  доблестЯми  и  думают
вовсе не о том, чтобы их углубить и воспитать в себе, но чтобы выставить  их
напоказ и сказать …вропе: "‘мотрите, немцы: мы лучше вас!" ќто  хвастовство-
губитель всего. Ћно  раздражает  других  и  наносит  вред  самому  хвастуну.
Ќаилучшее дело можно превратить  в  грЯзь,  если  только  им  похвалишьсЯ  и
похвастаешь. Ђ у нас,  еще  не  сделавши  дела,  им  хвастаютсЯ!  •вастаютсЯ
будущим! Ќет, по мне, уже лучше временное уныние и тоска от самого себЯ, чем
самонадеЯнность в себе. ‚ первом случае человек,  по  крайней  мере,  увидит
свою презренность, подлое ничтожество  свое  и  вспомнит  невольно  о  боге,
возносЯщем и выводЯщем все из глубины ничтожества; в последнем же случае  он
убежит от самого себЯ прЯмо в руки к  черту,  отцу  самонадеЯнности,  дымным
надмением своих доблестей надмевающему человека. Ќет,  бывает  времЯ,  когда
нельзЯ иначе устремить общество или даже все поколенье к  прекрасному,  пока
не покажешь всю глубину его настоЯщей мерзости; бывает времЯ, что даже вовсе
не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут  же  Ясно,  как
день, путей и дорог к нему длЯ всЯкого. Џоследнее обстоЯтельство было мало и
слабо развито во втором томе "Њертвых душ", а оно должно было быть  едва  ли
не главное; а потому он и сожжен. Ќе судите обо  мне  и  не  выводите  своих
заключений: вы ошибетесь, подобно тем из моих приЯтелей,  которые,  создавши
из менЯ свой  собственный  идеал  писателЯ,  сообразно  своему  собственному
образу мыслей о писателе, начали было от менЯ требовать, чтобы Я отвечал ими
же созданному идеалу. ‘оздал менЯ бог и не скрыл от менЯ  назначеньЯ  моего.
ђожден Я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной. „ело
мое проще и ближе: дело мое есть то, о котором прежде всего должен  подумать
всЯк человек, не только один Я. „ело мое  -душа  и  прочное  дело  жизни.  Ђ
потому и образ действий моих должен быть прочен, и сочинЯть Я должен прочно.
Њне незачем торопитьсЯ; пусть их торопЯтсЯ другие! †гу, когда нужно жечь, и,
верно, поступаю как нужно, потому что без молитвы не приступаю  ни  к  чему.
ЋпасениЯ же ваши насчет хилого  моего  здоровьЯ,  которое,  может  быть,  не
позволит мне написать второго тома, напрасны. ‡доровье мое очень  хило,  это
правда; временами бывает мне так тЯжело, что без бога и  не  перенес  бы.  Љ
изнуренью сил прибавилась еще и зЯбкость в такой мере, что не  знаю,  как  и
чем согретьсЯ: нужно делать движенье, а делать движенье- нет сил. …два час в
день выберетсЯ длЯ труда, и тот не всегда свежий. Ќо ничуть  не  уменьшаетсЯ
моЯ надежда. ’от, кто горем, недугами и препЯтствиЯми ускорил развитие сил и
мыслей моих, без которых Я бы и не  замыслил  своего  труда,  кто  выработал
большую половину его в голове моей, тот даст силу совершить  и  остальную  -
положить на бумагу. „рЯхлею телом,  но  не  духом.  ‚  духе,  напротив,  все
крепнет и становитсЯ тверже; будет крепость и в теле. ‚ерю, что, если придет
урочное времЯ, в  несколько  недель  совершитсЯ  то,  над  чем  провел  пЯть
болезненных лет.
     1846

XIX
     Ќ“†ЌЋ ‹ћЃ€’њ ђЋ‘‘€ћ
     (€з письма к гр. Ђ. Џ. ’.....му)
     Ѓез любви к богу никому не спастись, а  любви  к  богу  у  вас  нет.  ‚
монастыре ее не найдете; в монастырь идут одни, которых уже позвал туда  сам
бог. Ѓез воли бога нельзЯ и полюбить его. „а и как полюбить  того,  которого
никто не видал? Љакими молитвами и усильЯми  вымолить  у  него  эту  любовь?
‘мотрите, сколько есть теперь на свете добрых и  прекрасных  людей,  которые
добиваютсЯ жарко этой любви и слышат  одну  только  черствость  да  холодную
пустоту в душах. ’рудно полюбить того, кого никто  не  видал.  Ћдин  •ристос
принес и возвестил нам тайну, что в любви к братьЯм получаем любовь к  богу.
‘тоит только полюбить их так, как приказал •ристос, и сама  собой  выйдет  в
итоге любовь к богу самому. €дите же в мир и  приобретите  прежде  любовь  к
братьЯм.
     Ќо как полюбить братьев, как полюбить людей?  „уша  хочет  любить  одно
прекрасное, а бедные люди так несовершенны и так в них мало прекрасного! Љак
же сделать это? Џоблагодарите бога прежде всего за то, что вы  русский.  „лЯ
русского теперь открываетсЯ этот путь, и этот путь есть  сама  ђоссиЯ.  …сли
только возлюбит русский ђоссию, возлюбит и все, что ни есть в ђоссии. Љ этой
любви нас ведет теперь сам бог. Ѓез болезней и страданий,  которые  в  таком
множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не  почувствовал  бы
никто из нас к ней состраданьЯ. Ђ состраданье есть  уже  начало  любви.  “же
крики на бесчинства, неправды и взЯтки - не просто  негодованье  благородных
на бесчестных, но  вопль  всей  земли,  послышавшей,  что  чужеземные  враги
вторгнулись в  бесчисленном  множестве,  рассыпались  по  домам  и  наложили
тЯжелое Ярмо на каждого человека; уже и те, которые  принЯли  добровольно  к
себе в домы этих страшных врагов душевных, хотЯт от них освободитьсЯ сами, и
не знают, как это сделать, и все сливаетсЯ в один потрЯсающий вопль,  уже  и
бесчувственные подвигаютсЯ. Ќо прЯмой любви еще не слышно ни в ком, - ее нет
также и у вас. ‚ы еще не любите  ђоссию:  вы  умеете  только  печалитьсЯ  да
раздражатьсЯ слухами обо всем дурном, что в ней ни делаетсЯ, в вас  все  это
производит только одну черствую досаду да уныние. Ќет, это  еще  не  любовь,
далеко вам до любви,  это  разве  только  одно  слишком  еще  отдаленное  ее
предвестие. Ќет, если вы действительно полюбите ђоссию, у вас пропадет тогда
сама собой та близорукаЯ мысль, котораЯ зародилась теперь у многих честных и
даже весьма умных людей, то есть, будто в теперешнее времЯ они уже ничего не
могут сделать длЯ ђоссии и будто они ей уже не нужны совсем; напротив, тогда
только во всей силе вы почувствуете,  что  любовь  всемогуща  и  что  с  ней
возможно все сделать. Ќет, если вы действительно полюбите ђоссию, вы  будете
рватьсЯ служить ей; не в губернаторы, но в капитан  -исправники  пойдете,  -
последнее место, какое ни отыщетсЯ в ней, возьмете, предпочитаЯ одну крупицу
деЯтельности на нем всей вашей нынешней, бездейственной  и  праздной  жизни.
Ќет, вы еще не любите ђоссии. Ђ не полюбивши ђоссии, не полюбить  вам  своих
братьев, а не полюбивши своих братьев, не возгоретьсЯ вам любовью к богу,  а
не возгоревшись любовью к богу, не спастись вам.
     1844

XX
     Ќ“†ЌЋ ЏђЋ…‡„€’њ‘џ ЏЋ ђЋ‘‘€€
     (€з письма к гр. Ђ, Џ. ’......му)
     Ќет  выше  званьЯ,  как  монашеское,  и  да  сподобит  нас  бог  надеть
когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой  уже  и
помышленье мне в радость. Ќо  без  зова  божьего  этого  не  сделать.  —тобы
приобресть право удалитьсЯ от  мира,  нужно  уметь  распроститьсЯ  с  миром.
"ђаздай все имущество свое нищим и потом уже  ступай  в  монастырь",  -  так
говоритсЯ всем туда идущим. “ вас есть  богатство,  вы  его  можете  раздать
нищим; но что же мне раздать? €мущество мое не  в  деньгах.  Ѓог  мне  помог
накопить несколько умного и душевного добра  и  дал  некоторые  способности,
полезные и нужные другим - стало быть, Я должен  раздать  это  имущество  не
имущим его, а потом уже идти в монастырь. Ќо и вы одной денежной раздачей не
получите на то права. …сли бы вы были привЯзаны к  вашему  богатству  и  вам
было бы с ним тЯжело расставатьсЯ, тогда другое дело; но вы к нему охладели,
длЯ вас оно теперь ничто, -где  ж  ваш  подвиг  и  ваше  пожертвование?  €ли
выбросивши за окошко ненужную вещь -  значит  сделать  добро  своему  брату,
разумеЯ добро в высоком смысле христианском? Ќет, длЯ вас так же, как и  длЯ
менЯ, заперты двери желанной обители. Њонастырь  ваш  -ђоссиЯ!  Ћблеките  же
себЯ умственно ризой чернеца и, всего себЯ умертвивши длЯ себЯ,  но  не  длЯ
нее, ступайте подвизатьсЯ в ней. Ћна зовет теперь сынов  своих  еще  крепче,
нежели когда-либо прежде. “же душа в ней болит, и раздаетсЯ крик ее душевной
болезни. „руг мой! или у вас бесчувственно сердце, или  вы  не  знаете,  что
такое длЯ русского ђоссиЯ. ‚спомните, что когда приходила беда ей, тогда  из
монастырей выходили монахи и  становились  в  рЯды  с  другими  спасать  ее.
—ернецы ЋслЯбЯ и Џересвет, с благословеньЯ самого настоЯтелЯ, взЯли  в  руки
меч, противный христианину, и легли на кровавом поле битвы, а вы  не  хотите
взЯть поприща мирного гражданина, и где  же?  -в  самом  сердце  ђоссии.  Ќе
отговаривайтесь вашей неспособностью, - у вас есть много  того,  что  теперь
длЯ  ђоссии  потребно  и  нужно.  Ѓывши  губернатором  в   двух   совершенно
противуположных  губерниЯх,  исполнивши  это  дело,  несмотрЯ  на  все  ваши
тогдашние недостатки, получше многих, вы набрались  прЯмых  и  положительных
сведений о делах, внутри происходЯщих, и узнали в истинном виде  ђоссию.  Ќо
не это главное, и Я бы вас не склонЯл так служить, несмотрЯ на все  сведеньЯ
ваши, если бы не видел в вас одно то свойство,  которое,  по  моему  мненью,
значительнее всех прочих, - свойство, не хлопотав ничего, не работаЯ самому,
почти ленЯсь, уметь заставить всех других  работать.  “  вас  все  двигалось
быстро и ходко; и когда, изумлЯЯсь, спрашивали у вас самих: "Ћтчего это?"  -
вы отвечали: "‚се от чиновников, попались хорошие чиновники, которые не дают
ничего мне делать самому"; и когда шло дело до представлениЯ к наградам,  вы
всегда выводили вперед ваших чиновников, приписываЯ все им, а  себе  ничего.
‚от ваше  главное  достоинство,  не  говорЯ  уже  об  уменье  выбрать  самих
чиновников. Ќе мудрено, что у вас чиновники рвались изо  всех  сил,  и  один
записалсЯ до того, что нажил чахотку и умер, как ни  старались  вы  оттащить
его от дела. —его не сделает русский  человек,  если  станет  таким  образом
поступать с ним начальник! ќто ваше свойство слишком  теперь  нужно,  именно
теперь, в это времЯ себЯлюбьЯ, когда всЯк начальник думает  о  том,  как  бы
выставить вперед себЯ и приписать все одному себе. ѓоворю вам,  что  с  этим
вашим свойством вы теперь слишком нужны ђоссии... и грех вам, что вы даже не
слышите этого! ѓрех был бы и мне, если б Я не выставил вам  этого  свойства.
Ћно есть ваше лучшее имущество; его  от  вас  просЯт  неимущие,  а  вы,  как
скрЯга, заперли его под замок и  еще  прикидываетесь  глухим.  Џоложим,  вам
теперь неприлично занЯть то же самое место, какое занимали назад тому десЯть
лет, не потому, чтобы оно было низко длЯ вас, - слава богу, честолюбиЯ вы не
имеете и в ваших глазах никакаЯ служба не  низка,  -  но  потому,  что  ваши
способности,  развившись,  требуют  уже  длЯ   собственной   пищи   другого,
просторнейшего поприща. —то ж? разве мало мест и поприщ в ђоссии? ЋглЯнитесь
и обсмотритесь хорошенько, и  вы  его  отыщете.  ‚ам  нужно  проездитьсЯ  по
ђоссии. ‚ы знали ее назад тому десЯть лет: это теперь недостаточно. ‚ десЯть
лет внутри ђоссии столько совершаетсЯ событий, сколько в другом  государстве
не совершитсЯ в полвека. ‚ы сами заметили, живЯ здесь, за  границей,  что  в
последние два, три года даже  начали  выходить  из  нее  и  люди  совершенно
другие, не похожие ни в чем с теми, которых вы знали еще не так давно. —тобы
узнать, что такое ђоссиЯ  нынешнЯЯ,  нужно  непременно  по  ней  проездитьсЯ
самому. ‘лухам не верьте никаким. ‚ерно только то, что еще никогда не бывало
в ђоссии такого необыкновенного  разнообразиЯ  и  несходства  во  мнениЯх  и
верованиЯх всех людей, никогда еще  различие  образований  и  воспитаньЯ  не
оттолкнуло так друг от друга всех и не произвело  такого  разлада  во  всем.
‘квозь  все  это  пронессЯ  дух  сплетней,  пустых  поверхностных   выводов,
глупейших слухов, односторонних и ничтожных  заключений.  ‚се  это  сбило  и
спутало до того у каждого его мненье о ђоссии, что решительно нельзЯ  верить
никому. Ќужно самому узнавать, нужно проездитьсЯ  по  ђоссии.  ќто  особенно
хорошо длЯ того, кто побыл  -некоторое  времЯ  от  нее  вдали  и  приехал  с
неотуманенной и свежей головою. Ћн увидит много того, чего не видит человек,
находЯщийсЯ в самом омуте, раздражительный и чувствительный к животрепещущим
интересам минуты. ‘делайте ваше путешествие вот каким образом: прежде  всего
выбросьте из вашей головы все до одного ваши мненьЯ о ђоссии, какие у вас ни
есть, откажитесь от собственных своих выводов,  какие  уже  успели  сделать,
представьте себЯ ровно не знающим ничего и поезжайте как в новую дотоле  вам
неизвестную землю. ’аким  же  самым  образом,  как  русский  путешественник,
приезжаЯ в каждый значительный европейский город,  спешит  увидеть  все  его
древности и примечательности,  таким  же  точно  образом  и  еще  с  большим
любопытством, приехавши в первый уездный или  губернский  город,  старайтесь
узнать  его  достопримечательности.  Ћни  не  в  архитектурных  строениЯх  и
древностЯх, но в людЯх. ЉлЯнусь, человек стоит того, чтоб его  рассматривать
с большим любопытством, нежели фабрику и  развалину.  Џопробуйте  только  на
него взглЯнуть, вооружась одной каплей истинно братской любви к нему,  и  вы
от него уже не оторветесь - так он станет длЯ вас занимателен. Џознакомьтесь
прежде всего с теми из них,  которые  составлЯют  соль  каждого  города  или
округа; таких бывает человека два-три в каждом городе. Ћни  вам  в  немногих
чертах очертЯт весь город, так что вам будет видно уже самому, где и в каких
местах производить наиболее наблюденье над нынешними вещами.  ђазговорЯсь  с
человеком  передовым  из  каждого  сословиЯ  (с  вами  же  все  так   охотно
разговариваютсЯ и развертываютсЯ чуть не нараспашку), вы  от  него  узнаете,
что такое всЯкое сословие в его нынешнем виде. ђасторопный  и  бойкий  купец
вдруг вам объЯснит, что такое в их городе купечество; порЯдочный  и  трезвый
мещанин даст понЯтье о мещанстве. Ћт  чиновника-дельца  узнаете  должностное
производство, а общий цвет и дух общества услышите сами. Ќа передовых людей,
однако ж, не весьма полагайтесь, лучше  постарайтесь  расспросить  двух  или
трех человек из каждого сословиЯ. Ќе позабывайте того, что теперь все  между
собою в  ссоре,  и  всЯк  друг  на  друга  лжет  и  клевещет  беспощадно.  ‘
духовенством вы сойдетесь вдруг, потому что  с  ним  вообще  вы  знакомитесь
скоро; от них узнаете остальное. € если вы таким образом проездите только по
главным городам и пунктам ђоссии, то уже увидите Ясно, как день,  где  и  на
каком месте вы можете быть полезны и о какой должности следует вам  просить.
Ђ покуда вы уже одной поездкой вашей можете сделать много добра, если только
захотите.  ‚  самом  путешествии  этом  предстанут  вам  такие  христианские
подвиги, каких в самом монастыре не встретите. ‚о-первых, будучи  приЯтны  в
разговоре, нравЯсь каждому, вы можете, как  посторонний  и  свежий  человек,
стать третьим, примирЯющим лицом. ‡наете ли, как это важно, как  это  теперь
нужно ђоссии и какой в этом высокий подвиг! ‘паситель оценил его едва ли  не
выше всех других: он прЯмо называет миротворцев сынами божьими. Ђ миротворцу
у нас поприще повсюду. ‚се перессорилось: дворЯне у  нас  между  собой,  как
кошки с собаками; купцы между собой, как  кошки  с  собаками;  мещане  между
собой,  как  кошки  с  собаками;  крестьЯне,  если  только   не   устремлены
побуждающей силою на дружескую работу, между собой, как  кошки  с  собаками.
„аже честные и добрые люди между  собой  в  разладе;  только  между  плутами
видитсЯ что-то похожее на дружбу и соединение в то времЯ, когда  кого-нибудь
из них сильно станут преследовать. ‚езде поприще  примирителю.  Ќе  бойтесь,
примирЯть не трудно. ‹юдЯм трудно  самим  умиритьсЯ  между  собою,  но,  как
только станет между ними третий, он  их  вдруг  примирит.  Ћттого-то  у  нас
всегда имел такую силу  третейский  суд,  истое  произведенье  земли  нашей,
успевавший доселе более всех других судов. ‚ природе  человека,  и  особенно
русского,  есть  чудное  свойство:  как  только  заметит  он,   что   другой
сколько-нибудь к нему наклонЯетсЯ или показывает снисхождение,  он  сам  уже
готов чуть не просить прощеньЯ. “ступить  никто  не  хочет  первый,  но  как
только  один  решилсЯ  на  великодушное  дело,  другой  уже  рветсЯ  как  бы
перещеголЯть его великодушьем. ‚от почему у нас скорей, чем где-либо,  могут
быть прекращены самые застарелые ссоры и тЯжбы,  если  только  станет  среди
тЯжущихсЯ человек истинно благородный, уважаемый всеми и притом  еще  знаток
человеческого сердца. Ђ примиренье, повторЯю вновь, теперь  нужно:  если  бы
только несколько честных людей, которые, из-за несогласиЯ во  мнении  насчет
одного какого-нибудь предмета, перечат друг другу в  действиЯх,  согласились
подать друг другу руку, плутам было бы уже худо. €так, вот  вам  одна  часть
подвигов, какие вам могут представитьсЯ на  каждом  шагу  вашей  поездки  по
ђоссии. …сть и другаЯ, не меньше важнаЯ. ‚ы можете  оказать  большую  услугу
духовенству тех городов, через которые будете проезжать, познакомив их лучше
с обществом, среди которого они живут, введЯ  их  в  познание  тех  вещей  и
проделок, о которых не говорит вовсе на исповеди нынешний человек, считаЯ их
долженствующими быть вне христианской жизни. ќто  очень  нужно,  потому  что
многие из духовных, как Я знаю, уныли от множества бесчинств, возникнувших в
последнее времЯ, почти уверились, что их никто теперь не слушает, что  слова
и проповедь ронЯютсЯ на воздух и зло пустило так  глубоко  свои  корни,  что
нельзЯ уже и думать об его искорененье. ќто несправедливо.  ѓрешит  нынешний
человек, точно, несравненно больше, нежели когда-либо прежде, но  грешит  не
от преизобильЯ своего собственного разврата, не  от  бесчувственности  и  не
оттого, чтобы хотел грешить, но оттого, что не видит грехов  своих.  …ще  не
Ясно и не совсем открылась страшнаЯ истина нынешнего века,  что  теперь  все
грешат до единого, но грешат не прЯмо, а  косвенно.  ќтого  еще  не  услышал
хорошо и сам проповедник; оттого и проповедь его ронЯетсЯ на воздух, и  люди
глухи к словам его.  ‘казать:  "Ќе  крадьте,  не  роскошничайте,  не  берите
взЯток, молитесь и давайте милостыню неимущим" - теперь ничто  и  ничего  не
сделает. Љроме того, что всЯкий скажет: "„а ведь это уже известно", -но  еще
оправдаетсЯ перед самим собой и найдет  себЯ  чуть  не  свЯтым.  Ћн  скажет:
"Љрасть Я не краду: положи передо мной часы, червонцы, какую хочешь вещь - Я
ее не трону; Я даже прогнал за воровство своего собственного человека;  живу
Я, конечно, роскошно, но у менЯ нет ни детей, ни родственников, мне  не  длЯ
кого  копить,  роскошью  Я   доставлЯю   даже   пользу,   хлеб   мастеровым,
ремесленникам, купцам, фабрикантам; взЯтку Я беру только с богатого, который
сам просит об этом, которому это не в разоренье; молитьсЯ Я  молюсь,  вот  и
теперь стою в церкви, крещусь и бью  поклоны;  помогать  -помогаю:  ни  один
нищий не уходит от менЯ без медного гроша, ни  от  одного  пожертвованьЯ  на
какое-нибудь благотворительное заведение еще  не  отказывалсЯ".  ‘ловом,  он
увидит себЯ не только правым после такой проповеди, но еще возгордитсЯ своей
безгрешностью.
     Ќо если поднЯть перед ним завесу и показать ему хотЯ часть тех  ужасов,
которые он производит косвенно, а  не  прЯмо,  тогда  он  заговорит  другое.
‘казать честному, но близорукому богачу, что он, убираЯ свой дом и заводЯ  у
себЯ все на барскую ногу, вредит соблазном, поселЯЯ в другом, менее богатом,
такое же желание, который из-за того, чтобы не отстать от него, разорЯет  не
только собственное, но и чуждое имущество, грабит и пускает по  миру  людей;
да вслед за этим и представить ему одну из тех ужасных картин голода  внутри
ђоссии, от которых дыбом подниметсЯ у него волос и которых, может  быть,  не
случилось бы, если бы не стал он жить  на  барскую  ногу,  да  задавать  тон
обществу и кружить головы другим.  Џоказать  таким  же  самым  образом  всем
модницам, которые не любЯт никуды поЯвлЯтьсЯ в одних и тех же платьЯх и,  не
донашиваЯ ни
     чего, нашивают кучи нового,  следуЯ  за  малейшим  уклонением  моды,  -
показать им, что они вовсе не тем грешат, что занимаютсЯ этой  суетностью  и
тратЯт деньги, но тем, что сделали  такой  образ  жизни  необходимостью  длЯ
других, что муж иной жены схватил уже из-за этого взЯтку с своего  же  брата
чиновника (положим, этот чиновник был богат; но, чтобы доставить взЯтку,  он
должен был насесть на менее богатого, а  тот,  с  своей  стороны,  насел  на
какого-нибудь заседателЯ или станового  пристава,  а  становой  пристав  уже
невольно был принужден грабить  нищих  и  неимущих),  да  вслед  за  этим  и
выставить  всем  модницам  картину  голода.  ’огда  им  не  пойдет   на   ум
какаЯ-нибудь шлЯпка или модное платье; увидЯт  они,  что  не  спасет  их  от
страшного ответа перед богом даже и деньга, выброшеннаЯ нищему,  даже  и  те
человеколюбивые заведениЯ, которые заводЯт они в городах на счет ограбленных
провинции. Ќет, человек не бесчувствен, человек подвигнетсЯ, если только ему
покажешь дело, как есть. Ћн теперь подвигнетсЯ  еще  более,  чем  когда-либо
прежде,  потому  что  природа  его  размЯгчена,  половина  грехов  его   -от
неведеньЯ, а не от разврата. Ћн, как  спасителЯ,  облобызает  того,  который
заставит его  обратить  взглЯд  на  самого  себЯ.  ’олько  слегка  приподыми
проповедник завесу и укажи ему хотЯ одно из  тех  ежеминутных  преступлений,
которые он совершает, у него уже отниметсЯ дух хвастать безгрешностью своей;
не станет он оправдывать свою роскошь подлыми и жалкими софизмами, будто  бы
нужна она затем, чтобы доставлЯть хлеб мастеровым. Ћн и сам  тогда  смекнет,
что разорить полдеревни или пол-уезда затем, чтобы  доставить  хлеб  столЯру
ѓамбсу, есть вывод, который мог образоватьсЯ только в пустой голове  эконома
XIX века, а не в здоровой голове умного человека. Ђ что же, если проповедник
поднимет всю цепь того множества косвенных преступлений,  которые  совершает
человек своею неосмотрительностью, гордостью и самоуверенностью  в  себе,  и
покажет всю опасность нынешнего времени, среди которого всЯк может  погубить
разом несколько душ, не только одну свою, среди  которого,  даже  не  будучи
бесчестным, можно заставить других быть бесчестными и подлецами одною только
своей неосмотрительностью, словом - если только сколько-нибудь покажет,  как
все опасно ходЯт? Ќет, люди не будут глухи к  словам  его,  не  уронитсЯ  на
воздух ни одно слово его проповеди.  Ђ  вы  можете  на  это  навести  многих
свЯщенников, сообщаЯ сведениЯ о всех проделках нынешнего  люда,  которые  вы
наберете в дороге. Ќо не одним свЯщенникам, вы можете и другим людЯм сделать
этим пользу. ‚сем теперь нужны эти сведеньЯ.
     †изнь нужно показать человеку, - жизнь, взЯтую под  углом  ее  нынешних
запутанностей, а не прежних, - жизнь, оглЯнутую  не  поверхностным  взглЯдом
светского человека, но  взвешенную  и  оцененную  таким  оценщиком,  который
взглЯнул на нее высшим взглЯдом христианина. ‚елико незнанье ђоссии  посреди
ђоссии. ‚се живет в иностранных журналах и газетах,  а  не  в  земле  своей.
ѓород не знает города, человек  человека;  люди,  живущие  только  за  одной
стеной, кажетсЯ, как бы живут за морЯми. ‚ы можете во времЯ вашей поездки их
познакомить  между  собою  и  произвести  взаимный   благодетельный   размен
сведений, как расторопный купец, забравши сведениЯ в одном  городе,  продать
их с барышом в другом, всех обогатить и в то  же  времЯ  разбогатеть  самому
больше всех. Џодвиг на подвиге предстоит вам на всЯком шагу, и вы  этого  не
видите! Ћчнитесь! ЉуринаЯ слепота на глазах ваших! Ќе залучить вам  любви  к
себе в душу. Ќе полюбить вам людей по тех пор, пока не послужите  им.  Љакой
слуга может привЯзатьсЯ к своему господину,  который  от  него  вдали  и  на
которого еще не поработал он лично? Џотому и любимо так сильно дитЯ матерью,
что она долго его носила в себе, все употребила на него  и  всЯ  из-за  него
выстрадалась. Ћчнитесь! Њонастырь ваш - ђоссиЯ!
     1845

XXI
     —’Ћ ’ЂЉЋ… ѓ“Ѓ…ђЌЂ’ЋђЂ
     (Џисьмо к Ђ. Ћ. ‘.........ой)
     џ рад, что здоровье ваше лучше; мое же здоровье... но  в  сторону  наши
здоровьЯ: мы должны позабыть  о  них,  так  же,  как  и  о  себе.  €так,  вы
возвращаетесь вновь в ваш  губернский  город.  ‚ы  должны  с  новыми  силами
возлюбить его, -он ваш, он вверен вам,  он  должен  быть  вашим  родным.  ‚ы
напрасно  начинаете  думать  вновь,  что   ваше   присутствие   относительно
деЯтельности  общественной  в  нем  совершенно  бесполезно,   что   общество
испорчено в корне. ‚ы просто устали - вот и все.  „еЯтельность  губернаторше
предстоит всюду, на всЯком шагу. Ћна даже и тогда производит влиЯние,  когда
ничего не делает. ‚ы сами уже знаете, что дело не в суетах и в  опрометчивых
бросаниЯх на все. Џеред вами два живые примера,  которых  вы  сами  назвали.
Џредшественница ваша † *** завела кучу благотворительных заведений, а с ними
вместе -и кучи бумажной переписки  и  возни,  экономен,  секретарей,  кражу,
бес-толковщину, прославилась благотворительностью в  Џетербурге  и  наделала
кутерьму в Љ ***; кнЯгинЯ же Ћ ***, бывшаЯ до нее  губернаторшей  в  том  же
вашем городе Љ ***, не завела никаких заведений, ни  приютов,  не  прошумела
нигде дальше своего города, не имела даже никакого влиЯниЯ на своего мужа  и
не входила ни во что, собственно правительственное и  официальное,  а  между
.тем доныне никто в городе не может  о  ней  вспомнить  без  слез,  и  всЯк,
начинаЯ от купца до последнего бобылЯ, до сих пор еще  повторЯет:  "Ќет,  не
будет другой никогда кнЯгини Ћ ***!" Ђ  кто  это  повторЯет?  ’от  же  самый
город, длЯ которого, вы полагаете, ничего невозможно сделать, - то же  самое
общество, которое вы считаете испорченным навеки. €так, будто бы  уж  ничего
нельзЯ сделать? ‚ы устали -вот и все! “стали оттого, что  принЯлись  слишком
сгорЯча,  слишком  понадеЯлись  на  собственные  силы,  женскаЯ  прыть   вас
увлекла... ЏовторЯю вам вновь то же самое, что прежде: ваше влиЯние  сильно.
‚ы первое лицо в городе, с вас будут перенимать все до последней безделушки,
благодарЯ обезьЯнству моды и вообще нашему русскому обезьЯнству.  ‚ы  будете
законодательницей во всем. …сли вы  только  собственные  ваши  дела  станете
обделывать хорошо, то и сим  уже  сделаете  влиЯние,  потому  что  заставите
других занЯтьсЯ получше собственными делами. ѓоните  роскошь  (покамест  нет
других дел), уже и это благородное дело, оно же притом не требует ни  суеты,
ни издержек. Ќе пропускайте ни одного собраниЯ  и  бала,  приезжайте  именно
затем, чтобы показатьсЯ в одном и том же платье; три,  четыре,  пЯть,  шесть
раз надевайте одно и то же платье. •валите на всех только то, что  дешево  и
просто. ‘ловом, гоните  эту  гадкую,  скверную  роскошь,  эту  Язву  ђоссии,
источницу взЯток, несправедливостей и мерзостей, какие у нас есть. …сли  вам
только одно это удастсЯ сделать, то  вы  уже  более  принесете  существенной
пользы, чем сама кнЯгинЯ Ћ ***. Ђ это, как вы сами видите, даже  не  требует
никаких пожертвований, даже и времени не отнимает. „руг мой, вы  устали.  €з
ваших же прежних писем Я вижу, что длЯ начала вы уже  успели  сделать  много
хорошего (если бы не слишком торопились, вышло бы еще  больше),  о  вас  уже
распространились слухи вне Љ***; кое-что из них дошло и до менЯ. Ќо  вы  еще
очень поспешны, вы еще  слишком  увлекаетесь,  вас  еще  слишком  шевелит  и
сражает всЯкаЯ неприЯтность и гадость. „руг мой, вспомните вновь мои  слова,
в справедливости которых, говорите, что  сами  убедились:  глЯдеть  на  весь
город, как лекарь глЯдит на лазарет. ѓлЯдите же так, но  прибавьте  к  этому
еще кое-что, а именно: уверьте самую себЯ, что все  больные,  находЯщиесЯ  в
лазарете, суть ваши родные и близкие к сердцу вашему люди,  тогда  все  пред
вами изменитсЯ: вы с людьми примиритесь и  будете  враждовать  только  с  их
болезнЯми. Љто вам сказал, что болезни эти  неизлечимы?  ќто  вы  сами  себе
сказали, потому что не нашли в руках  у  себЯ  средства.  —то  ж,  разве  вы
всезнающий доктор? Ђ зачем вы не обратились с просьбой о  помощи  к  другим?
ђазве Я даром просил вас сообщить все, что ни есть в  вашем  городе,  ввести
менЯ в познание вашего города, чтобы Я имел полное понЯтие о  вашем  городе?
‡ачем же вы этого не сделали, тем более что сами уверены, будто  Я  могу  на
многое произвести больше влиЯниЯ, чем вы; тем более что сами же приписываете
мне некоторое не всем общее познание людей; тем  более,  наконец,  что  сами
говорите, будто Я вам помог  в  вашем  душевном  деле  более,  чем  кто-либо
другой? Ќеужели вы думаете, что  Я  не  сумел  бы  так  же  помочь  и  вашим
неизлечимым больным? ‚едь вы позабыли, что Я могу и помолитьсЯ, молитва  моЯ
может достигнуть и до бога, бог может послать уму моему вразумление,  а  ум,
вразумленный богом, может сделать  кое-что  получше  того  ума,  который  не
вразумлен им.
     „о сих пор в ваших письмах вы мне давали только общие понЯтиЯ  о  вашем
городе, в чертах  общих,  которые  могут  принадлежать  всЯкому  губернскому
городу; но и общие ваши не полны. ‚ы понадеЯлись на то, что Я  знаю  ђоссию,
как пЯть моих пальцев; а Я в ней  ровно  не  знаю  ничего.  …сли  Я  и  знал
кое-что, то и это со времени моего отъезда уже изменилось. ‚  самом  составе
управлениЯ  губерний  произошли  значительные  перемены:  многие   места   и
чиновники отошли от  зависимости  губернатора  и  поступили  в  ведомство  и
управление других министерств; завелись новые чиновники и  места,  словом  -
губерниЯ и губернский город ЯвлЯютсЯ относительно  многих  сторон  в  другом
виде,  а  Я  просил  вас  ввести  менЯ  совершенно  в  ваше  положение,   не
какое-нибудь идеальное, но существенное, чтобы Я видел  от  мала  до  велика
все, что вас окружает.
     ‚ы сами говорите, что в небольшое  времЯ  пребываниЯ  вашего  в  Љ  ***
узнали ђоссию более,  чем  во  всю  свою  прежнюю  жизнь.  ‡ачем  же  вы  не
поделились со мной вашими знаниЯми? ѓоворите, что не знаете даже, с которого
конца начать, что куча сведений вами  набрана  в  голову  еще  в  беспорЯдке
(причина неудач). џ вам помогу их привести в порЯдок,  но  только  выполните
следующую за сим просьбу добросовестно, как только  можно,  -  не  так,  как
привыкла исполнЯть ваш брат  -страстнаЯ  женщина,  котораЯ  из  десЯти  слов
восемь пропустит и  ответит  только  на  два,  затем  что  они  пришлись  ей
как-нибудь по сердцу, но так, как наш брат - холодный, бесстрастный мужчина,
или, лучше, как деловой, толковый  чиновник,  который,  ничего  не  принимаЯ
особенно к своему сердцу, отвечает ровно на все пункты.
     ‚ы должны  ради  менЯ  начать  вновь  рассмотрение  вашего  губернского
города. ‚о-первых, вы мне должны  назвать  все  главные  лица  в  городе  по
именам, отчествам и фамилиЯм, всех чиновников до единого. Њне это  нужно.  џ
должен быть им так же другом, как вы сами должны быть  другом  им  всем  без
исключеньЯ. ‚о-вторых, вы  должны  мне  написать,  в  чем  именно  должность
каждого. ‚се это вы должны  узнать  лично  от  них  самих,  а  не  кого-либо
другого. ђазговорившись со всЯким, вы должны спросить его, в чем состоит его
должность, чтобы он назвал вам все ее предметы и  означил  ее  пределы.  ќто
будет первый вопрос. Џотом попросите его, чтобы он изъЯснил вам, чем  именно
и сколько в этой  должности,  под  условием  нынешних  обстоЯтельств,  можно
сделать добра. ќто будет второй вопрос. Џотом, что именно и сколько  в  этой
же самой должности можно наделать зла. ќто  будет  третий  вопрос.  “знавши,
отправлЯйтесь к себе в комнату и тот же час все это на бумагу длЯ  менЯ.  ‚ы
уже сим два дела  сделаете  разом:  кроме  того,  что  дадите  мне  средство
впоследствии  вам  пригодитьсЯ,  вы  узнаете  сами  из  собственных  ответов
чиновника, как понимает он свою должность,  чего  ему  недостает,  словом  -
своим ответом он обрисует самого себЯ. Ћн вас может даже навести на  кое-что
сделать теперь же... Ќо не в этом дело: до времени лучше не  торопитесь;  не
делайте ничего даже и тогда, если бы  вам  показалось,  что  можете  кое-что
сделать и что в силах  чему-нибудь  помочь.  ‹учше  пока  еще  попристальней
всмотретьсЯ; довольствуйтесь покамест тем, чтобы передать мне. Џотом на  той
же страничке, насупротив того же места или на другом лоскутке бумаги -  ваши
собственные замечаниЯ, что вы заметили о каждом господине в особенности, что
говорЯт о нем другие, словом - все, что можно прибавить о нем со стороны.
     Џотом такие же сведениЯ доставьте мне обо всей женской половине  вашего
города. ‚ы же были так умны, что сделали им всем  визиты  и  почти  их  всех
узнали. ‚прочем узнали несовершенно, - Я в этом уверен. Ћтносительно  женщин
вы руководствуетесь первыми впечатлениЯми: котораЯ вам не понравилась, вы ту
оставлЯете. ‚ы ищете все избранных и лучших. „руг мой! за это Я  вам  сделаю
упрек. ‚ы должны всех любить, особенно тех, в которых побольше дрЯнца, -  по
крайней мере, побольше узнать их. Џотому что от этого зависит многое  и  они
могут  иметь  большое  влиЯние  на  мужей.  Ќе  торопитесь,  не  спешите  их
наставлЯть, но просто только расспрашивайте; вы же имеете дар  выспрашивать.
“знайте не только дела и занЯтиЯ каждой, но даже образ  мыслей,  вкусы,  что
кто любит, что кому из них нравитсЯ, на чем конек каждой. Њне все это нужно.
Џо-моему, чтобы помочь кому-либо, нужно узнать его  всего  насквозь,  а  без
того Я даже не понимаю, как можно кому-либо дать  какой-либо  совет.  ‚сЯкий
совет, какой ему ни дашь, будет обращен к нему своей трудной стороной, будет
не легок, неудобоисполним. ‘ловом, женщин -

     всех насквозь! чтобы Я имел совершенное понЯтие о вашем городе.

     ‘верх  характеров  и  лиц  обоего  пола,  запишите  всЯкое  случившеесЯ
происшествие, сколько-нибудь характеризующее людей или вообще дух  губернии,
запишите бесхитростно, в таком виде, как было, или как, в каком его передали
вам верные люди. ‡апишите также две-три сплетни на  выдержку,  какие  первые
вам попадутсЯ, чтобы Я знал, какого рода сплетни у вас  плетутсЯ.  ‘делайте,
чтобы это записыванье сделалось постоЯнным вашим занЯтием, чтобы на это  был
определен положенный час в дне. ЏредставлЯйте себе в мыслЯх,  систематически
и во всей полноте, весь объем города, чтобы видеть вдруг, не  пропустили  ли
вы мне чего-либо записать, чтобы Я получил наконец полное  понЯтие  о  вашем
городе.
     € если вы  менЯ  таким  образом  познакомите  со  всеми  лицами,  с  их
должностЯми, и как они ими понимаютсЯ, и, наконец, даже с  характером  самих
событий, у вас случающихсЯ, тогда Я вам кое-что скажу,  и  вы  увидите,  что
многое невозможное возможно и неисправимое исправимо. „о тех же  пор  ничего
не скажу именно потому, что могу ошибитьсЯ, а мне бы этого не хотелось.  Њне
бы хотелось говорить такие слова, которые попали бы прЯмо куда  следует,  ни
выше, ни ниже того предмета, на который  направлены,  -  такой  дать  совет,
чтобы  вы  в  ту  же  минуту  сказали:  "Ћн  легок,  его  можно  привести  в
исполнение".
     ‚от, однако же, кое-что вперед, и то не длЯ вас, а длЯ вашего  супруга:
попросите  его  прежде  всего  обратить  вниманье  на  то,  чтобы  советники
губернского правлениЯ были честные  люди.  ќто  главное.  Љак  только  будут
честны советники, тот же час будут честны капитан  -исправники,  заседатели,
словом - все станет честно. Ќадобно вам знать (если вы этого еще не знаете),
что самаЯ безопаснаЯ взЯтка, котораЯ  ускользает  от  всЯких  преследований,
есть та, которую чиновник берет с чиновника по команде сверху вниз; это идет
иногда бесконечной  лестницей.  Љапитан-исправник  и  заседатели  часто  уже
потому должны кривить душой и брать, что с них берут и что им  нужны  деньги
длЯ того,  чтобы  заплатить  за  свое  место.  ќта  куплЯ  и  продажа  может
производитьсЯ перед глазами и в то же времЯ никем не  быть  замечена.  •рани
вас бог даже и  преследовать.  ‘тарайтесь  только,  чтобы  сверху  было  все
честно, снизу будет все честно само собою. „о времени, пока не вызрело  зло,
не преследуйте никого; лучше  действуйте  тем  временем  нравственно.  Њысль
ваша, что губернатор всегда имеет возможность сделать много зла и мало добра
и что на поприще добра  он  обрезан  в  действиЯх,  не  совсем  справедлива.
ѓубернатор может всегда иметь  влиЯние  нравственное,  даже  очень  большое,
подобно как и вы можете иметь большое нравственное влиЯние, хотЯ и не имеете
власти,  установленной  законом.  Џоверьте,  что   не   сделай   он   визита
какому-нибудь  господину,  об  этом  будет  весь  город   говорить,   станут
расспрашивать,  за  что  и  почему  -  и  этот  самый  господин  из-за  этой
единственной боЯзни струсЯт сделать  подлость,  которую  он  не  струсил  бы
совершить пред лицом власти и закона. ‚аш поступок, то  есть  ваш  и  вашего
супруга, с уездным судьей Њ *** уезда, которого вы нарочно вызвали в город с
тем, чтобы примирить его с прокурором,  почтить  его  радушным  угощением  и
дружеским приемом за прЯмоту, благородство и честность, -  поверьте,  сделал
уже свое действие. Њне нравитсЯ при этом случае то, что судьЯ (который,  как
оказалось, был просвещеннейший человек) одет был таким образом, что его, как
вы говорите, не принЯли бы в переднюю петербургских гостиных. •отел бы  Я  в
эту минуту поцеловать полу его заношенного фрака.  Џоверьте,  что  наилучший
образ действий в нынешнее времЯ - не вооружатьсЯ  жестоко  и  жарко  противу
взЯточников и дурных людей и не преследовать их, но  старатьсЯ  вместо  того
выставлЯть на вид всЯкую честную черту, дружески, в виду всех, пожимать руку
прЯмого, честного человека. Џоверьте, что как только будет  узнано  во  всей
губернии, что губернатор поступает действительно так, - все  дворЯнство  уже
будет на его стороне. ‚ дворЯнстве нашем есть  удивительнаЯ  черта,  котораЯ
менЯ всегда изумлЯла, это - чувство благородства, -  не  того  благородства,
которым заражено дворЯнство других земель, то есть не благородства  рождениЯ
или  происхождениЯ  и  не  европейского  point  d'honneur*,  но  настоЯщего,
нравственного благородства. „аже в таких губерниЯх и таких местах, где, если
разобрать порознь иного дворЯнина, выйдет просто дрЯнь, а вызови  только  на
какой-нибудь действительно благородный подвиг - все вдруг  подниметсЯ  точно
каким-то электричеством, и  люди,  которые  делают  пакости,  сделают  вдруг
благороднейшее дело. € потому всЯкий благородный поступок губернатора прежде
всего найдет отклик в дворЯнстве. Ђ это важно. ѓубернатор должен  непременно
иметь нравственное влиЯние на дворЯн, только сим одним он  может  подвигнуть
их на поднЯтие невидных должностей и неприманчивых мест. Ђ это нужно, потому
что если дворЯнин из той же губернии возьмет какое-нибудь место с тем, чтобы
показать, как надобно служить, то, каков бы он ни был сам, хотЯ и  лентЯй  и
многим  нехорош,  но  исполнит  так  свое  дело,  как  никогда  не  исполнит
присланный чиновник, хотЯ бы он исшаталсЯ век в канцелЯриЯх.  ‘ловом,  ни  в
каком случае не должно упускать из виду того, что это те же  самые  дворЯне,
которые в двенадцатом году несли все на жертву, - все, что ни было у кого за
душой.

     *вопрос чести (франц.).

     Љогда  случитсЯ,  по  причине  совершенных  гадостей,   предать   иного
чиновника суду, то в таком случае нужно, чтобы он предан был с отрешением от
дел. ќто очень важно. €бо если он будет предан суду без отрешениЯ от дел, то
все служащее будет еще долго держать его сторону, он еще долго станет  юлить
и найдет средства так все запутать, что никогда не добратьсЯ до  истины.  Ќо
как только он будет предан суду с отрешением от дел, он повесит  вдруг  нос,
сделаетсЯ никому не страшен, на него пойдут со всех сторон улики, все выйдет
на чистую воду и  вдруг  узнаетсЯ  все  дело.  Ќо,  друг,  ради  •риста,  не
оставлЯйте вовсе спихнутого с места чиновника, как бы он дурен  ни  был:  он
несчастен. Ћн должен с рук вашего мужа перейти на  ваши  руки;  он  ваш.  Ќе
объЯснЯйтесь с ним сами и не принимайте его, но следуйте за ним  издали.  ‚ы
хорошо сделали, что выгнали надзирательницу при доме умалишенных за то,  что
она вздумала продавать булки, назначенные этим  несчастным,  -  преступленье
вдвойне гадкое, приемлЯ в соображенье то, что сумасшедшие не  могут  даже  и
пожаловатьсЯ! а потому изгнанье ее нужно было сделать публично и гласно.  Ќо
не бросайте никакого человека, не отрезывайте возврата никому,  следуйте  за
отрешенным; иногда с горЯ, с отчаЯниЯ, со стыда впадает  он  еще  в  большие
преступлениЯ. „ействуйте  или  через  вашего  духовника,  или  вообще  через
какого-нибудь умного свЯщенника, который бы навещал его и давал бы вам отчет
о нем беспрестанно,  а  главное,  старайтесь,  чтобы  он  не  оставалсЯ  без
какого-нибудь труда и дела. Ќе подобьтесь в этом случае мертвому закону,  но
живому богу,  который  всеми  бичами  несчастий  поражает  человека,  но  не
оставлЯет его до самого конца его жизни. Љаков бы ни был преступник, но если
землЯ его еще носит и гром божий  не  поразил  его  -  это  значит,  что  он
держитсЯ на свете длЯ того, чтобы кто-нибудь, тронувшись его участью,  помог
ему и спас его. …сли же вас, во времЯ ли описаний, которые вы станете делать
длЯ менЯ, или же во времЯ ваших  собственных  исследований  всЯких  недугов,
будут слишком поражать наши печальные стороны и возмутитсЯ ваше сердце, -  в
таком случае советую вам беседовать об этом почаще с архиереем; он  же,  как
видно из слов ваших, умный человек  и  добрый  пастырь.  Џокажите  ему  весь
лазарет ваш и обнаружьте пред ним все болезни больных ваших. •отЯ бы даже он
был не большой знаток в науке лечить,  то  и  тогда  вы  должны  ввести  его
непременно во все припадки, признаки  и  ЯвлениЯ  болезней.  ‘тарайтесь  ему
очертить все до последнего так живо, чтобы оно так и носилось у  него  перед
глазами, чтобы город ваш, как живой, пребывал бы беспрестанно в мыслЯх  его,
как он должен беспрестанно пребывать в ваших мыслЯх, чтобы чрез то самое его
мысли стремились сами собой на беспрестанную о нем молитву. Џоверьте, что от
этого самаЯ проповедь его с каждым воскресеньем будет направлЯтьсЯ  более  и
более к сердцам слушателей, и он сумеет потом выставить многое начистоту  и,
не указываЯ лично ни на кого, сумеет поставить каждого лицом к  лицу  к  его
собственной мерзости, так что сам хозЯин плюнет на свое же  добро.  Ћбратите
также внимание на городских свЯщенников, узнайте их всех непременно; от  них
зависит все, и дело улучшеньЯ нашего в их руках,  а  не  в  руках  кого-либо
другого. Ќе пренебрегайте никем из них, несмотрЯ на  простоту  и  невежество
многих. €х скорей можно возвратить к своему долгу, чем кого-либо из  нас.  “
нас, светских, есть гордость, честолюбие, самолюбие, самоуверенность в своем
совершенстве, вследствие которых никто у нас не послушаетсЯ слов и  увещаний
своего брата, как бы они справедливы ни были, наконец, самые  развлеченьЯ...
„уховный же, каков бы он ни был, он все-таки более или менее чувствует,  что
ему должно быть всех смиреннее и всех ниже; притом  уже  в  самом  ежедневно
отправлЯемом им служении он слышит себе напоминание, словом - он ближе  всех
нас к возврату на путь свой, а возвратЯсь на него сам,  может  возвратить  и
всех нас. € потому, хотЯ бы вы  встретили  из  них  вовсе  неспособного,  не
пренебрегайте, но поговорите с ним хорошенько. ђасспросите  у  каждого,  что
такое его приход, чтобы он дал вам полное понЯтие, каковы у него  в  приходе
люди и как он сам понимает и знает их. Ќе позабудьте, что Я до  сих  пор  не
знаю, что такое в  вашем  городе  мещанство  и  купечество;  что  они  также
начинают модничать и курить сигарки, это дело повсюдное; мне нужно взЯть  из
среды их живьем которого -нибудь, чтобы Я видел его с ног до головы во  всех
подробностЯх. €так, узнайте об них обо  всех  в  подробности.  Ћдну  сторону
этого  дела  вы  узнаете  от  свЯщенников,  другую  от  полицмейстера,  если
потрудитесь с ним хорошенько разговоритьсЯ об этом предмете, третью  сторону
узнаете от них самих, если не побрезгуете разговоритьсЯ с которым -нибудь из
них, хотЯ при выходе из церкви в воскресный  день.  ‚се  забранные  сведениЯ
послужат к тому, что очертЯт перед вами примерный образ  мещанина  и  купца,
чем он должен быть на самом деле; в уроде вы почувствуете идеал  того,  чего
карикатурой  стал  урод.  …сли  ж  вы  это  почувствуете,  тогда  призывайте
свЯщенников и толкуйте с ними: вы им скажете именно то, что им нужно:  самое
существо всЯкого званиЯ, то есть чем должно быть оно у нас, и карикатуру  на
это звание, то есть чем оно стало вследствие злоупотреблениЯ нашего.  Ѓольше
не прибавлЯйте ничего. Ћн будет  сам  наведен  на  ум,  если  только  станет
исправлЯть свою собственную жизнь. ‘вЯщенникам нашим особенно нужна беседа с
такими уже готовыми людьми, которые умели бы в немногих, но Ярких  и  метких
чертах очертить им пределы и обЯзанности всЯкого званиЯ и должности.  —асто,
единственно из-за этого, иной из них не знает, как ему быть с прихожанами  и
слушателЯми, изъЯснЯетсЯ общими местами,  не  обращенными  никакой  стороной
непосредственно к предмету.  ‚ойдите  также  в  его  собственное  положение,
помогите его жене и  детЯм,  если  приход  у  него  беден.  Љто  погрубей  и
позадористей,  погрозите  тому  архиереем;  но   вообще   старайтесь   лучше
действовать нравственно. Ќапоминайте им, что обЯзанность их слишком страшна,
что ответ они дадут больше, чем кто-нибудь из людей всЯкого другого  званиЯ,
что теперь и синод, и сам государь  обращают  особенное  внимание  на  жизнь
свЯщенника, что всем  готовитсЯ  переборка,  потому  что  не  только  высшее
правительство, но даже все до единого в государстве  частные  люди  начинают
замечать, что причина злу всего  есть  та,  что  свЯщенники  стали  нерадиво
исполнЯть свои должности... ЋбъЯвлЯйте им  почаще  те  страшные  истины,  от
которых  поневоле  содрогнетсЯ  их  душа.  ‘ловом,  не  пренебрегайте  никак
городскими свЯщенниками. ‘ помощью их губернаторша  может  произвести  много
нравственного влиЯниЯ на купечество, мещанство и  всЯкое  простое  сословие,
обитающее в городе, так много влиЯниЯ, как даже вы представить  теперь  себе
не можете. џ назову вам только немного из того, что  она  может  сделать,  и
укажу на средства, как она может это сделать: во-первых...  но  Я  вспомнил,
что Я совершенно не имею никакого понЯтиЯ о том, какого рода в вашем  городе
мещанство и купечество: слова мои могут прийтись не совсем кстати, лучше  не
произносить их вовсе; скажу вам только то, что  вы  изумитесь  потом,  когда
увидите, сколько на этом поприще предстоит вам таких подвигов, от которых  в
несколько раз больше пользы,  чем  от  приютов  и  всЯких  благотворительных
заведений, которые не только не сопрЯжены  ни  с  какими  пожертвованиЯми  и
трудами, но обратЯтсЯ в удовольствие, в отдохновенье и развлеченье духа.
     ‘тарайтесь всех  избранных  и  лучших  в  городе  подвигнуть  также  на
деЯтельность общественную: всЯкий из них может сделать много почти подобного
вам. €х можно подвигнуть. …сли вы мне дадите только  полное  понЯтие  об  их
характерах, образе жизни и занЯтиЯх,  Я  вам  скажу,  чем  и  как  их  можно
подстрекнуть; есть в русском человеке сокровенные струны, которых он сам  не
знает, по которым можно так ударить, что он весь встрепенетсЯ.  ‚ы  мне  уже
назвали некоторых в вашем городе как людей умных и  благородных;  Я  уверен,
что их отыщетсЯ даже и более. Ќе смотрите на  отталкивающую  наружность,  не
смотрите  ни  на  неприЯтные  замашки,  грубость,   черствость,   неловкость
обращениЯ,  ни  даже  на  фанфаронство,  щелкоперность  поступков  и  всЯкие
чересчур ловкие развЯзности. Њы все  в  последнее  времЯ  обзавелись  чем-то
заносчиво-неприЯтным в обращении, но  при  всем  том  в  глубине  душ  наших
пребывает более чем  когда-либо  добрых  чувств,  несмотрЯ  на  то,  что  мы
загромоздили их всЯким хламом и даже просто заплевали их сами.  Ћсобенно  не
пренебрегайте женщинами. ЉлЯнусь, женщины гораздо лучше нас, мужчин.  ‚  них
больше великодушиЯ, больше отважности на все благородное; не глЯдите на  то,
что они закружились в вихре моды и пустоты. …сли только сумеете заговорить с
ними Языком самой души, если только сколько-нибудь  сумеете  очертить  перед
женщиной ее высокое поприще, которого ждет теперь от нее мир, - ее  небесное
поприще быть воздвижницей нас на все прЯмое, благородное и честное, кликнуть
клич человеку на благородное стремление, то та же самаЯ женщина, которую  вы
считали пустой, благородно вспыхнет всЯ вдруг, взглЯнет на  самую  себЯ,  на
свои брошенные обЯзанности, подвигнет себЯ самую на  все  чистое,  подвигнет
своего мужа на исполнение честное долга и, швырнувши далеко в  сторону  свои
трЯпки, всех поворотит к  делу.  ЉлЯнусь,  женщины  у  нас  очнутсЯ  прежде-
мужчин, благородно попрекнут нас, благородно хлестнут и  погонЯт  нас  бичом
стыда и совести, как глупое стадо баранов, прежде чем каждый из  нас  успеет
очнутьсЯ и почувствовать,  что  ему  следовало  давно  побежать  самому,  не
дожидаЯсь бича. ‚ас полюбЯт, и полюбЯт сильно, да нельзЯ им не полюбить вас,
если узнают вашу душу; но до того времени вы  всех  их  любите  до  единого,
никак не взираЯ на то, если бы кто-нибудь вас и не любил...
     Ќо письмо мое становитсЯ длинно. —увствую, что начинаю  говорить  вещи,
может быть, не совсем  приходЯщиесЯ  кстати  ни  вашему  городу,  ни  вам  в
настоЯщую вашу минуту; но вы сами тому виной,  не  сообщивши  мне  подробных
сведений ни о чем. „о сих пор Я точно как в лесу. ‘лышу  только  о  каких-то
неизлечимых болезнЯх и не знаю, чем кто болит. Ђ у менЯ обычаи не верить  по
слухам никаким  неизлечимостЯм,  и  никогда  не  назову  Я  никакую  болезнь
неизлечимой по тех пор, пока не ощупаю  ее  моей  собственной  рукою.  €так,
рассмотрите же вновь, ради менЯ, весь город. Ћпишите все и всех, не избавлЯЯ
никого от трех неизбежных вопросов: в чем состоит его должность, сколько  на
ней можно сделать добра и сколько  зла.  Џоступите  как  прилежнаЯ  ученица:
сделайте длЯ этого тетрадку и не забывайте быть в ваших объЯсненьЯх со  мной
как можно обстоЯтельней, не позабывайте, что Я глуп, решительно глуп, по тех
пор, пока не введут менЯ в самое подробнейшее познание.  ‹учше  воображайте,
что перед вами стоит  ребенок  или  такой  невежда,  которому  до  последней
безделушки нужно все истолковывать; тогда только письмо ваше будет так,  как
следует. џ не знаю, отчего вы менЯ почитаете каким-то  всезнайкой.  —то  мне
случилось вам кой -что предсказать и предсказанное сбылось, - это  произошло
единственно оттого, что вы менЯ ввели  в  тогдашнее  положение  души  вашей.
‚елика важность  эдак  угадать!  ‘тоит  только  попристальнее  вглЯдетьсЯ  в
настоЯщее, будущее вдруг выступит  само  собою.  „урак  тот,  кто  думает  о
будущем мимо настоЯщего. Ћн или соврет, или скажет  загадку.  џ  вас,  между
прочим, еще побраню за следующие ваши строки,  которые  здесь  выставлю  вам
перед глаза: "ѓрустно и даже горестно видеть вблизи  состоЯние  ђоссии,  но,
впрочем, не следует об этом говорить. Њы должны с надеждой к светлым  взором
смотреть в будущее, которое в руках милосердного бога". ‚ руках милосердного
бога все: и настоЯщее, и прошедшее, и будущее. Ћттого и всЯ беда  наша,  что
мы не глЯдим в настоЯщее, а глЯдим в будущее. Ћттого и  беда  всЯ,  что  как
только, всмотревшись в настоЯщее, заметим мы, что  иное  в  нем  горестно  и
грустно, другое просто гадко или же делаетсЯ не так, как бы нам хотелось, мы
махнем на все рукой и давай пЯлить глаза в будущее. Ћттого бог и ума нам  не
дает; оттого и  будущее  висит  у  нас  у  всех  точно  на  воздухе:  слышат
некоторые, что оно хорошо, благодарЯ некоторым передовым людЯм, которые тоже
услышали его чутьем и еще не проверили законным арифметическим  выводом;  но
как достигнуть до этого будущего, никто не знает. Ћно точно кислый виноград.
Ѓезделицу позабыли! Џозабыли  все,  что  пути  и  дороги  к  этому  светлому
будущему сокрыты именно в этом темном и запутанном настоЯщем, которого никто
не хочет узнавать: всЯк считает его низким и недостойным своего  вниманиЯ  и
даже сердитсЯ, если выставлЯют его на вид  всем.  ‚ведите  же  хотЯ  менЯ  в
познание  настоЯщего.  Ќе  смущайтесь  мерзостЯми  и  подавайте  мне  всЯкую
мерзость! „лЯ менЯ мерзости не в диковинку: Я сам довольно  мерзок.  Џока  Я
еще мало входил в мерзости, менЯ всЯкаЯ  мерзость  смущала,  Я  приходил  от
многого в уныние, и мне становилось страшно за ђоссию; с  тех  же  пор,  как
стал Я побольше всматриватьсЯ в мерзости, Я просветлел  духом;  передо  мною
стали обнаруживатьсЯ исходы, средства и пути, и Я  возблагоговел  еще  более
перед провиденьем. € теперь больше всего благодарю бога за то, что  сподобил
он менЯ, хотЯ отчасти, узнать мерзости как мои  собственные,  так  и  бедных
моих собратьев. € если есть во мне какаЯ-нибудь каплЯ ума, свойственного  не
всем людЯм, так и то оттого, что всматривалсЯ Я побольше в эти  мерзости.  €
если мне удалось оказать помощь душевную некоторым близким моему сердцу, а в
том числе и вам, так это оттого, что всматривалсЯ Я побольше в эти мерзости.
€ если Я приобрел наконец любовь к людЯм не мечтательную,  но  существенную,
так это все же наконец оттого же самого,  что  всматривалсЯ  Я  побольше  во
всЯкие мерзости. Ќе пугайтесь же и вы мерзостей и особенно  не  отвращайтесь
от тех людей, которые вам кажутсЯ почему-либо мерзки. “верЯю вас, что придет
времЯ, когда многие у нас на ђуси  из  чистеньких  горько  заплачут,  закрыв
руками лицо свое, именно оттого,  что  считали  себЯ  слишком  чистыми,  что
хвалились чистотой своей и всЯкими возвышенными стремленьЯми куда-то, считаЯ
себЯ чрез это лучшими других. Џомните же  все  это  и,  помолЯсь,  примитесь
снова за свои дела бодрей и свежей, чем  когда-либо  прежде.  Џеречтите  раз
пЯть, шесть мое письмо, именно из-за того, что в нем все  разбросано  и  нет
строгого логического порЯдка, чему, впрочем, виной  вы  сами.  Ќужно,  чтобы
существо письма  осталось  все  в  вас,  вопросы  мои  сделались  бы  вашими
вопросами  и  желанье  мое  вашим  желаньем,  чтобы  всЯкое  слово  и  буква
преследовали бы вас и мучили по тех пор,  пока  не  исполните  моей  просьбы
таким именно образом, как Я хочу.
     1846

XXII
     ђ“‘‘ЉЋ‰ ЏЋЊ…™€Љ
     (Џисьмо к Ѓ. Ќ. Ѓ......му)
     ѓлавное то, что ты уже приехал в деревню и положил себе непременно быть
помещиком; прочее все придет само собою. Ќе смущайсЯ мыслЯми, будто  прежние
узы,  свЯзывавшие  помещика  с  крестьЯнами,  исчезнули  навеки.   —то   они
исчезнули, это правда; что виноваты тому сами помещики, это также правда; но
чтобы навсегда или навеки они исчезнули, - плюнь ты на этакие слова: сказать
их может только тот, кто далее своего носа  ничего  не  видит.  ђусского  ли
человека, который так умеет быть благодарным за всЯкое добро, какому его  ни
научишь, русского ли человека трудно привЯзать к себе? ’ак можно  привЯзать,
что после будешь думать только о том, как бы  его  отвЯзать  от  себЯ.  …сли
только исполнишь в точности все то, что теперь тебе скажу,  то  к  концу  же
года увидишь, что Я прав. ‚озьмись за дело помещика,  как  следует  за  него
взЯтьсЯ в настоЯщем и законном смысле. ‘обери прежде всего мужиков и объЯсни
им, что такое ты и что такое они. —то помещик ты над ними не  потому,  чтобы
тебе хотелось повелевать и  быть  помещиком,  но  потому  что  ты  уже  есть
помещик, что ты родилсЯ помещиком, что взыщет с тебЯ бог, если б ты променЯл
это званье на другое, потому что всЯк должен служить богу на своем месте,  а
не на чужом, равно как и они также, родЯсь под  властью,  должны  покорЯтьсЯ
той самой власти, под которою родились, потому что нет власти, котораЯ бы не
была от бога. € покажи это им тут же в …вангелии, чтобы они все  это  видели
до единого. Џотом скажи им, что заставлЯешь их трудитьсЯ и работать вовсе не
потому,  чтобы  нужны  были  тебе  деньги  на   твои   удовольствиЯ,   и   в
доказательство тут же сожги ты  перед  ними  ассигнации,  чтобы  они  видели
действительно, что деньги  тебе  нуль,  но  что  потому  ты  заставлЯешь  их
трудитьсЯ, что богом поведено человеку трудом и потом снискивать себе  хлеб,
и прочти им тут же это в ‘вЯтом писании, чтобы они это видели. ‘кажи им  всю
правду: что с тебЯ взыщет бог за последнего негодЯЯ в селе и  что  по  этому
самому ты еще больше будешь смотреть за тем, чтобы они  работали  честно  не
только тебе, но и себе самим, ибо знаешь, да и они знают, что,  заленившись,
мужик на все способен -сделаетсЯ и вор и пьЯница, погубит свою  душу,  да  и
тебЯ поставит в ответ перед богом. € все, что им ни скажешь, подкрепи тут же
словами ‘вЯтого писаниЯ; покажи им  пальцем  и  самые  буквы,  которыми  это
написано;  заставь  каждого  перед  тем  перекреститьсЯ,  ударить  поклон  и
поцеловать самую книгу, в которой это написано.  ‘ловом,  чтобы  они  видели
Ясно, что ты во всем, что до них клонитсЯ, сообразуешьсЯ с волей  божьей,  а
не с своими какими-нибудь европейскими или иными затеЯми. Њужик это  поймет,
ему не нужно много слов. ЋбъЯви им всю  правду:  что  душа  человека  дороже
всего на свете и что прежде всего ты будешь глЯдеть за тем, чтобы не погубил
из них кто-нибудь своей души и не предал бы  ее  на  вечную  муку.  ‚о  всех
упреках и выговорах, которые станешь делать уличенному в воровстве,  лености
или пьЯнстве, ставь его перед лицом бога, а не  перед  своим  лицом;  покажи
ему, чем он грешит против бога, а не против тебЯ. € не упрекай  его  одного,
но призови его бабу, его семью, собери  соседей.  Џопрекни  бабу,  зачем  не
отваживала от зла своего мужа и не  грозила  ему  страхом  божьим;  попрекни
соседей, зачем допустили, что их же брат, середи  их  же,  зажил  собакой  и
губит ни про что свою душу; докажи им, что  дадут  за  то  все  ответ  богу.
“строй так, чтобы на всех легла ответственность и чтобы все, что ни окружает
человека, упрекало бы и не давало бы ему слишком расстегнутьсЯ. ‘обери  силу
влиЯньЯ, а с нею и ответственность  на  головы  примерных  хозЯев  и  лучших
мужиков. ђастолкуй им Ясно, что они не  затем,  чтобы  только  самим  хорошо
жить, но чтобы и других учить хорошему житию, что  пьЯница  не  может  учить
пьЯницу и что это  их  долг.  ЌегодЯЯм  же  и  пьЯницам  повели,  чтобы  они
оказывали им такое же уваженье, как бы старосте, приказчику, попу  или  даже
самому тебе; чтобы, еще завидевши издали примерного мужика и хозЯина, летели
бы шапки с головы у всех мужиков и все  бы  ему  давало  дорогу;  а  который
посмел бы оказать ему какое-нибудь неуваженье или не послушатьсЯ умных  слов
его, то распеки тут же при всех; скажи ему: "Ђх ты невымытое рыло! ‘ам  весь
зажил в саже, так что и глаз не видать, да еще не  хочешь  оказать  и  чести
честному! Џоклонись же ему в ноги и попроси, чтобы навел тебЯ на  разум;  не
наведет на разум - собакой пропадешь". Ђ примерных мужиков призвавши к  себе
и, если они старики, то посадивши их перед собою, потолкуй с ними о том, как
они могут наставлЯть и учить добру других, исполнЯЯ таким образом именно то,
что повелел нам бог. ’ак поступи только в течение  одного  года,  и  увидишь
сам, как все пойдет на лад; даже и хозЯйство от  этого  сделаетсЯ  лучше.  Ћ
главном только позаботьсЯ, прочее все приползет само собою. •ристос  недаром
сказал: "‘иЯ всЯ всем  приложитсЯ".  ‚  крестьЯнском  быту  эта  истина  еще
видней, чем в нашем; у них богатый хозЯин и хороший человек - синонимы. €  в
которую деревню заглЯнула только христианскаЯ  жизнь,  там  мужики  лопатами
гребут серебро.
     Ќо вот, однако же,  тебе  совет  и  в  хозЯйстве.  ’олько  раскуси  его
хорошенько, и не будешь в накладе. „ва человека уже благодарЯт менЯ; один из
них тебе знакомый Љ**. ‘обственно о том, какими отраслЯми хозЯйства  следует
заниматьсЯ и как заниматьсЯ, Я тебе не скажу.  ќто  знаешь  ты  лучше  менЯ;
притом и деревнЯ твоЯ мне не известна так, как  моЯ  собственнаЯ  ладонь.  Ђ
относительно всЯких нововведений ты  умен  и  смекнул  сам,  что  не  только
следует придерживатьсЯ всего старого, но всмотретьсЯ в него насквозь,  чтобы
из него  же  извлечь  длЯ  него  улучшенье.  Ќо  Я  тебе  дам  совет  насчет
соприкосновениЯ помещика с крестьЯнином в хозЯйственных делах и работах, что
покамест  нужнее  всего  прочего.  Џрипомни  отношениЯ   прежних   помещиков
-хозЯинов  к  своим  мужикам:  будь  патриархом,  сам  начинателем  всего  и
передовым во всех делах. ‡аведи,  чтобы  при  начале  всЯкого  общего  дела,
как-то: посева, покосов и уборки хлеба - был пир на всю деревню, чтобы в эти
дни был общий стол длЯ всех мужиков на твоем дворе, как  бы  в  день  самого
светлого воскресеньЯ, и обедал бы ты сам вместе с  ними,  и  вместе  с  ними
вышел бы на работу, и в работе был бы передовым,  подстрекаЯ  всех  работать
молодцами, похваливаЯ тут же удальца и  укорЯЯ  тут  же  ленивца.  Љогда  же
наступит осень и кончатсЯ полевые работы, воспразднуй таким же образом и еще
большим  пиршеством  окончание  работ,  в  сопровожденье  торжественного   и
благодарственного молебна. Њужика не бей. ‘ъездить его в рожу еще не большое
искусство. ќто сумеет сделать и становой, и  заседатель,  и  даже  староста;
мужик к этому уже привык и только что почешет слегка у себЯ  в  затылке.  Ќо
умей пронЯть его хорошенько словом; ты же на меткие слова мастер. ђугни  его
при всем народе, но так, чтобы тут же обсмеЯл его весь народ; это будет  длЯ
него в несколько раз полезней всЯких подзатыльников  и  зуботычин.  „ержи  у
себЯ в запасе все синонимы молодца длЯ того, кого нужно подстрекнуть, и  все
синонимы бабы длЯ того, кого нужно попрекнуть, чтобы  слышала  всЯ  деревнЯ,
что лентЯй и пьЯница есть баба и дрЯнь. ‚ыкопай слово еще похуже,  словом  -
назови всем, чем  только  не  хочет  быть  русский  человек.  ‚  комнате  не
засиживайсЯ,  но  поЯвлЯйсЯ  почаще  на  крестьЯнских  работах.  €,  где  ни
поЯвлЯйсЯ, поЯвлЯйсЯ так, чтобы  от  твоего  прихода  глЯдело  все  живей  и
веселей, изворачиваЯсь молодцом и щеголем в работе. Џоддай и  от  себЯ  силы
словами: "Џрихватим-ка разом, ребЯта, все вместе!" ‚озьми сам в  руки  топор
или косу; это будет тебе в добро  и  полезней  длЯ  твоего  здоровьЯ  всЯких
Њариенбадов, медицинских муционов и вЯлых прогулок.
     ‡амечаниЯ твои о школах совершенно справедливы.  “чить  мужика  грамоте
затем, чтобы доставить  ему  возможность  читать  пустые  книжонки,  которые
издают длЯ  народа  европейские  человеколюбцы,  есть  действительно  вздор.
ѓлавное уже то, что у мужика нет вовсе длЯ  этого  времени.  Џосле  стольких
работ никакаЯ книжонка не полезет в голову, и, пришедши домой, он заснет как
убитый, богатырским сном. ’ы и сам будешь делать то же, когда станешь почаще
наведыватьсЯ на работы. „еревенский свЯщенник может сказать  гораздо  больше
истинно нужного длЯ мужика, нежели все эти книжонки. …сли в ком истинно  уже
зародитсЯ охота  к  грамоте,  и  притом  вовсе  не  затем,  чтобы  сделатьсЯ
плутом-конторщиком, но затем, чтобы прочесть те книги,  в  которых  начертан
божий закон человеку, - тогда другое дело. ‚оспитай его как сына и  на  него
одного употреби все, что употребил бы ты на всю школу. Ќарод  наш  не  глуп,
что бежит, как от черта, от всЯкой письменной бумаги. ‡нает, что там  притык
всей человеческой путаницы, крючкотворства и  каверзничеств.  Џо-настоЯщему,
ему не следует и знать, есть ли какие-нибудь другие книги, кроме свЯтых.
     Љстати о свЯщеннике. ’ы напрасно хлопочешь о его перемене  и  затеваешь
просить архиереЯ, чтобы он  дал  тебе  более  знающего  и  опытного.  ’акого
свЯщенника он тебе не  даст,  потому  что  такой  свЯщенник  повсюду  нужен.
‚ыбрось даже из головы, чтобы мог отыскатьсЯ  свЯщенник,  вполне  отвечающий
твоему идеалу. ЌикакаЯ семинариЯ и никакаЯ  школа  не  может  так  воспитать
свЯщенника. ‚  семинарии  он  получает  только  начальное  основание  своего
воспитаниЯ, образуетсЯ же вполне в деле жизни. Ѓудь сам ему  напутником,  ты
же понЯл так хорошо обЯзанности сельского свЯщенника. …сли свЯщенник  дурен,
то этому почти всегда  виноваты  сами  помещики.  Ћни  наместо  того,  чтобы
пригреть его у себЯ в доме  как  родного,  поселить  в  нем  желание  беседы
лучшей, котораЯ могла бы его чему-нибудь поучить, бросЯт его среди  мужиков,
молодого и неопытного, когда он еще н не знает, что  такое  мужик,  поставЯт
его в такое положение, что он  еще  должен  потворствовать  и  угождать  им,
наместо того, чтобы уже с самого начала иметь над ними некоторую  власть,  и
после этого вопиют, что у них свЯщенники дурные, что они приобрели  мужицкие
ухватки и ничем не отличаютсЯ от простых мужиков. „а  Я  спрашиваю:  кто  не
огрубеет даже из приготовленных и воспитанных? Ђ ты сделай вот как.  ‡аведи,
чтобы свЯщенник обедал с тобою всЯкий день.  —итай  с  ним  вместе  духовные
книги: тебЯ же это чтение теперь занимает и  питает  более  всего.  Ђ  самое
главное, - бери с собой свЯщенника повсюду, где ни бываешь на работах, чтобы
сначала он был при тебе в качестве помощника, чтобы он видел  самолично  всю
проделку твою с мужиками. ’ут он увидит Ясно, что такое помещик,  что  такое
мужик и каковы должны быть их отношеньЯ между собою. Ђ между тем  и  к  нему
будет больше уваженьЯ со стороны мужиков, когда они увидЯт, что  он  идет  с
тобой об руку. ‘делай так, чтобы он не нуждалсЯ  в  дому  своем,  чтобы  был
обеспечен относительно собственного своего хозЯйства  и  через  то  имел  бы
возможность быть с тобой беспрестанно. Џоверь, что он так наконец  привыкнет
к тебе, что ему будет скучно без тебЯ. Ђ привыкнувши  к  тебе,  он  от  тебЯ
нечувствительно наберетсЯ познаниЯ  вещей,  и  познаниЯ  человека,  и  много
всЯкого добра, потому что в тебе, слава богу, всего  этого  довольно,  и  ты
умеешь так Ясно и хорошо выражатьсЯ,  что  всЯк  невольно  усвоЯет  себе  не
только твои мысли, но даже и образ их выраженьЯ, и самые слова твои.
     —то же до проповеди, которую ты полагаешь нужною,  то  на  это  Я  тебе
скажу вот что: Я скорей того мнениЯ, что свЯщеннику, не вполне наставленному
в своем деле и не ознакомленному с людьми, его окружающими, лучше  вовсе  не
произносить проповеди. Џодумал ли ты о том, какое трудное дело сказать умную
проповедь и особенно мужикам? Ќет, лучше немного потерпи, по крайней мере до
тех пор, пока и свЯщенник побольше осмотритсЯ, да и  ты  также.  Ђ  до  того
времени посоветую тебе то, что одному уже посоветовал и  что,  кажетсЯ,  ему
пошло уже впрок. ‚озьми свЯтых отцов и  особенно  ‡латоуста,  говорю  потому
‡латоуста, что ‡латоуст,  имеЯ  дело  с  народом-невежею,  принЯвшим  только
наружное  христианство,  но  в  сердцах  остававшимсЯ  грубыми   Язычниками,
старалсЯ быть особенно доступным к понЯтиЯм человека простого  и  грубого  и
говорит таким живым Языком о предметах нужных  и  даже  очень  высоких,  что
целиком можно обратить места из проповедей его к нашему мужику, и он поймет.
‚озьми ‡латоуста и  читай  его  вместе  с  твоим  свЯщенником,  и  притом  с
карандашом в руке, чтобы отмечать тут же все такие места,  а  таких  мест  у
‡латоуста десЯтками во всЯкой проповеди. € эти самые места пусть  он  скажет
народу; не нужно, чтобы они были длинны: страничка  или  даже  полстранички;
чем меньше, тем лучше. Ќо нужно, чтобы перед тем, как произносить их народу,
свЯщенник прочитал их несколько раз с тобою вместе, затем,  чтобы  уметь  их
произнести ему не только с одушевлением, но таким убедительным голосом,  как
бы он хлопотал о какой-нибудь собственной выгоде своей, от  которой  зависит
благополучие его жизни. “видишь, что это будет  действительнее,  нежели  его
собственнаЯ проповедь. Ќароду нужно мало говорить, но  метко,  -  не  то  он
может привыкнуть к проповеди так  же,  как  привыкнул  к  ней  высший  круг,
который ездит слушать знаменитых европейских проповедников  таким  же  самым
образом, как едет в оперу или  в  спектакль.  “  Љ**  свЯщенник  не  говорит
никакой  проповеди,  но,  знаЯ  насквозь  всех  мужиков,  поджидает   только
исповеди. € на исповеди так проймет из них  всЯкого,  что  он  как  из  бани
выходит из церкви. 3** послал к нему нарочно исповедовать 30 человек рабочих
с своей фабрики, пьЯниц и мошенников  первейшего  разбора,  а  сам  стал  на
паперти церковной, чтобы посмотреть им в лица в  то  времЯ,  как  они  будут
выходить из церкви: все вышли красные, как раки. Ђ кажетсЯ, немного и держал
их на исповеди; по четыре, по пЯти человек исповедовал вдруг. € после  того,
по сказанию самого 3**, в продолжение двух месЯцев не показывалсЯ ни один из
них в кабаке, так что окружные целовальники не могли приложить  ума,  отчего
это случилось.
     Ќо довольно. Џоработай усердно только год, а там дело  уже  само  собой
пойдет работатьсЯ так, что не нужно будет тебе и рук прилагать. ђазбогатеешь
ты как Љрез, в противность тем подслеповатым людЯм,  которые  думают,  будто
выгоды помещика идут врознь с выгодами мужиков. ’ы им докажешь делом,  а  не
словами,  что  они  врут  и  что  если  только  помещик  взглЯнул  глазом  ,
христианина на свою обЯзанность, то  не  только  он  может  укрепить  старые
свЯзи, о которых толкуют, будто они исчезнули навеки, но свЯзать их  новыми,
еще сильнейшими свЯзЯми - свЯзЯми во •ристе, которых  уже  ничего  не  может
быть сильнее. € ты, не служа доселе ревностно ни на каком поприще, сослужишь
такую  службу  государю  в  званье  помещика,   какой   не   сослужит   иной
великочиновный человек. —то ни говори, но поставить 800  подданных,  которые
все, как один, и могут быть примером всем окружающим своей истинно примерною
жизнью, - это дело не бездельное и служба истинно законнаЯ и великаЯ.
     1846

XXIII
     €‘’Ћђ€—…‘Љ€‰ †€‚ЋЏ€‘…– €‚ЂЌЋ‚
     (Џисьмо к гр. Њатв. ћ. ‚............му)
     Џишу к вам об €ванове. —то за непостижимаЯ судьба этого  человека!  “же
дело его стало, наконец,  всем  объЯснЯтьсЯ.  ‚се  уверились,  что  картина,
которую он работает, -  Явленье  небывалое,  принЯли  участие  в  художнике,
хлопочут со всех сторон о том, чтобы даны  были  ему  средства  кончить  ее,
чтобы не умер над ней с голоду художник, - говорю  буквально  -  не  умер  с
голоду, - и до сих  пор  ни  слуху  ни  духу  из  Џетербурга.  ђади  •риста,
разберите,  что  это  все  значит.  ‘юда  принеслись  нелепые  слухи,  будто
художники и все профессора нашей Ђкадемии художеств,  боЯсь,  чтобы  картина
€ванова не убила собою все, что было доселе произведено  нашим  художеством,
из зависти стараютсЯ о том, чтоб ему -не даны были  средства  на  окончание.
ќто ложь, Я в этом уверен. •удожники наши благородны, и если бы  они  узнали
все то, что вытерпел бедный €ванов из-за своего беспримерного самоотверженьЯ
и любви к труду, рискуЯ  действительно  умереть  с  голоду,  они  бы  с  ним
поделились братски своими собственными  деньгами,  а  не  то  чтобы  внушать
другим такое жестокое дело. „а и чего им опасатьсЯ €ванова?  Ћн  идет  своей
собственной дорогой и никому не помеха. Ћн не только не ищет  профессорского
места и житейских выгод, но даже просто ничего не ищет, потому что уже давно
умер длЯ всего в мире, кроме своей работы. Ћн молит о нищенском  содержании,
о том содержании, которое даетсЯ только начинающему работать ученику, а не о
том, которое следует ему,  как  мастеру,  сидЯщему  над  таким  колоссальным
делом, которого не затевал доселе никто. € этого  нищенского  содержаниЯ,  о
котором все стараютсЯ и хлопочут,  не  может  он  допроситьсЯ,  несмотрЯ  на
хлопоты всех. ‚олЯ ваша, Я вижу  во  всем  этом  волю  провиденьЯ,  уже  так
определившую, чтобы €ванов вытерпел, выстрадал и вынес все,  другому  ничему
не могу приписать.
     „оселе раздавалсЯ ему упрек в медленности. ѓоворили все:  "Љак!  восемь
лет сидел над картиной, и до сих пор картине  нет  конца!"  Ќо  теперь  этот
упрек затихнул, когда увидели, что и каплЯ времени у  художника  не  пропала
даром, что одних этюдов, приготовленных им длЯ картины своей,  наберетсЯ  на
целый зал и может составить отдельную выставку, что необыкновеннаЯ  величина
самой картины, которой равной еще не было  (она  больше  картин  Ѓрюллова  и
Ѓруни), требовала слишком много времени длЯ работы, особенно при  тех  малых
денежных средствах,  которые  не  давали  ему  возможности  иметь  несколько
моделей вдруг, и притом таких, каких  бы  он  хотел.  ‘ловом  -  теперь  все
чувствуют нелепость упрека в медленности и лени такому  художнику,  который,
как труженик, сидел всю жизнь свою над работою и позабыл даже, существует ли
на свете какое-нибудь наслажденье, кроме работы. …ще более будет стыдно тем,
которые попрекали его в  медленности,  когда  узнают  и  другую  сокровенную
причину медленности. ‘  производством  этой  картины  свЯзалось  собственное
душевное дело художника, - Явленье слишком редкое в мире, Явленье, в котором
вовсе не участвует произвол человека, но волЯ того, кто повыше человека. ’ак
уже  было  определена,  чтобы  над  этою  картиной  совершилось   воспитанье
собственно художника, как в рукотворном деле  искусства,  так  и  в  мыслЯх,
направлЯющих искусство к законному и высшему  назначенью.  Џредмет  картины,
как вы уже знаете, слишком значителен.  €з  евангельских  мест  взЯто  самое
труднейшее длЯ исполнениЯ, доселе еще не бранное никем -из  художников  даже
прежних богомольно-художественных веков, а именно - первое поЯвленье  •риста
народу. Љартина изображает пустыню на  берегу  €ордана.  ‚сех  видней  €оанн
Љреститель, проповедующий и крестЯщий во имЯ того,  которого  еще  никто  не
видал из народа. …го обступает толпа нагих и  раздевающихсЯ,  одевающихсЯ  и
одетых, выходЯщих из вод и готовых погрузитьсЯ в воды. ‚ толпе этой стоЯт  и
будущие ученики самого спасителЯ. ‚се,  отправлЯЯ  свей  различные  телесные
движеньЯ, устремлЯетсЯ внутренним ухом к речам пророка, как бы схватываЯ  из
уст его каждое слово и выражаЯ на различных лицах своих  различные  чувства:
на одних - уже полнаЯ вера; на других - еще сомненье; третьи уже колеблютсЯ;
четвертые понурили главы в сокрушенье и покаЯнье; есть и такие,  на  которых
видна еще кора и бесчувственность сердечнаЯ. ‚ это самое  времЯ,  когда  все
движетсЯ такими различными движеньЯми, показываетсЯ вдали тот самый, во  имЯ
которого уже совершилось крещение,  -  и  здесь  настоЯщаЯ  минута  картины.
Џредтеча взЯт именно в  тот  миг,  когда,  указавши  на  спасителЯ  перстом,
произносит: "‘е агнец, взъемлЯй  грехи  мира!"  €  всЯ  толпа,  не  оставлЯЯ
выражений лиц своих, устремлЯетсЯ или глазом, или мыслию к тому, на которого
указал пророк. ‘верх  прежних,  не  успевших  сбежать  с  лиц,  впечатлений,
пробегают по всем лицам новые впечатлениЯ.  —удным  светом  осветились  лица
передовых избранных, тогда как другие стараютсЯ еще войти в смысл непонЯтных
слов, недоумеваЯ, как может один взЯть на себЯ грехи всего  мира,  и  третьи
сомнительно колеблют головой, говорЯ; "Ћт Ќазарета пророк  не  приходит".  Ђ
он, в небесном спокойствии и чудном отдалении, тихой и  твердой  стопой  уже
приближаетсЯ к людЯм.

     Ѓезделица - изобразить на лицах весь этот  ход  обращеньЯ  человека  ко
•ристу! …сть люди, которые уверены, что  великому  художнику  все  доступно.
‡емлЯ, море, человек, лЯгушка, драка и пирушка людей, игра в карты и моленье
богу, словом, все может достатьсЯ ему  легко,  будь  только  он  талантливый
художник да поучись в академии. •удожник может изобразить только то, что  он
почувствовал и о чем в голове его составилась уже полнаЯ идеЯ; иначе картина
будет мертваЯ, академическаЯ картина. €ванов сделал все, что другой художник
почел бы достаточным длЯ окончаниЯ картины. ‚сЯ материальнаЯ часть, все, что
относитсЯ до умного и строгого размещениЯ  группы  в  картине,  исполнено  в
совершенстве. ‘амые  лица  получили  свое  типическое,  согласно  …вангелию,
сходство и с тем вместе сходство еврейское. ‚друг слышишь по лицам, в  какой
земле происходит  дело.  €ванов  повсюду  ездил  нарочно  изучать  длЯ  того
еврейские лица. ‚се, что ни относитсЯ до гармонического  размещеньЯ  цветов,
одежды человека и до  обдуманной  ее  наброски  на  тело,  изучено  в  такой
степени, что  всЯкаЯ  складка  привлекает  вниманье  знатока.  Ќаконец,  всЯ
ландшафтнаЯ часть, на которую  обыкновенно  не  много  смотрит  исторический
живописец, вид всей живописной пустыни, окружающей группу, исполнен так, что
изумлЯютсЯ сами ландшафтные живописцы, живущие  в  ђиме.  €ванов  длЯ  этого
просиживал по нескольким месЯцам в нездоровых Џонтийских болотах и пустынных
местах €талии, перенес в свои этюды все дикие захолустьЯ, находЯщиесЯ вокруг
ђима, изучил всЯкий камешек и древесный листик, словом - сделал все, что мог
сделать, все изобразил, чему только нашел образец.  Ќо  как  изобразить  то,
чему еще не нашел художник образца? ѓде мог найти он образец длЯ того, чтобы
изобразить главное, составлЯющее задачу всей картины, - представить в  лицах
весь ход человеческого обращеньЯ ко •ристу? Ћткуда  мог  он  взЯть  его?  €з
головы? ‘оздать воображеньем? Џостигнуть мыслью? Ќет, пустЯки!  •олодна  длЯ
этого мысль и ничтожно воображенье. €ванов напрЯгал воображенье, елико  мог,
старалсЯ на лицах  всех  людей,  с  какими  ни  встречалсЯ,  ловить  высокие
движеньЯ душевные, оставалсЯ в церквЯх следить  за  молитвой  человека  -  и
видел, что все бессильно и недостаточно и не утверждает в  его  душе  полной
идеи о том, что нужно. € это было предметом сильных страдании его душевных и
виной того, что картина так долго затЯнулась. Ќет, пока в самом художнике не
произошло истинное обращенье ко •ристу, не изобразить ему того  на  полотне.
€ванов молил бога о ниспослании ему такого полного обращеньЯ,  лил  слезы  в
тишине, просЯ у него же сил исполнить им же внушенную мысль; а в  это  времЯ
упрекали его в медленности и торопили его! €ванов просил у бога, чтобы огнем
благодати испепелил в нем ту холодную черствость,  которою  теперь  страждут
многие наилучшие и наидобрейшие люди, и вдохновил бы его так изобразить  это
обращение, чтобы умилилсЯ и нехристианин, взглЯнувши на его картину; а его в
это времЯ укорЯли даже знавшие его люди, даже приЯтели, думаЯ, что он просто
ленитсЯ, и помышлЯли сурьезно о том,  нельзЯ  ли  голодом  и  отнЯтием  всех
средств заставить его кончить картину. ‘острадательнейшие из  них  говорили:
"‘ам же виноват; пусть бы большаЯ картина шла своим чередом, а в промежутках
мог бы он работать малые картины,  брать  за  них  деньги  и  не  умереть  с
голода", - говорили, не ведаЯ того, что художнику,  которому  труд  его,  по
воле бога, обратилсЯ в его душевное дело, уже  невозможно  занЯтьсЯ  никаким
другим трудом, и нет у него промежутков, не устремитсЯ и мысль его ни к чему
другому, как он ее ни принуждай и ни насилуй. ’ак  вернаЯ  жена,  полюбившаЯ
истинно своего мужа, не полюбит уже никого другого,  никому  не  продаст  за
деньги своих ласк, хотЯ бы этим средством могла бы спасти от бедности себЯ и
мужа. ‚от каковы были обстоЯтельства душевные €ванова. ‚ы скажете: "„а зачем
же он не изложил  всего  этого  на  бумаге?  ‡ачем  не  описал  Ясно  своего
действительного положениЯ? тогда бы ему вдруг были высланы деньги". „а,  как
бы не так. Џопробуй кто-нибудь из нас, еще не доказавший сил, еще не умеющий
самому себе  высказать  себЯ,  объЯснЯтьсЯ  с  людьми,  стоЯщими  на  других
поприщах, которые не могут, весьма естественно, даже постигнуть,  что  может
существовать в искусстве его высшаЯ степень, свыше тон, на которой оно стоит
в нынешнем модном веке! Ќеужели ему сказать: "џ произведу одно  такое  дело,
которое вас потом изумит, но которого вам не могу теперь рассказать,  потому
что многое покуда и мне самому еще не совсем понЯтно, а вы, во все то времЯ,
как Я буду сидеть над работой, ждите  терпеливо  и  давайте  мне  деньги  на
содержанье"? ’огда, пожалуй, ЯвЯтсЯ много таких охотников, которые заговорЯт
таким же образом - да им разве безумец даст деньги. Џоложим даже, что €ванов
мог бы в это неЯсное времЯ выразитьсЯ  Ясно  и  сказать  так:  "Њне  внушена
кем-то свыше менЯ преследующаЯ мысль - изобразить кистью обращенье  человека
ко •ристу. џ чувствую, что не могу этого  сделать,  не  обратившись  истинно
сам. Ђ потому ждите, покуда во мне самом  не  произойдет  это  обращенье,  и
давайте до того времени мне деньги на мое содержанье и на  мою  работу".  „а
ему тогда в один голос  закричим  мы  все:  "—то  ты,  брат,  за  нескладицу
городишь? за дураков, что ли, нас принЯл? —то за свЯзь у  души  с  картиной?
„уша сама по себе, а картина сама по себе. —то нам ждать  твоего  обращеньЯ!
’ы должен  быть  и  без  того  христианин;  ведь  вот  мы  же  все  истинные
христиане". ‚от что мы скажем все €ванову, и каждый из нас  почти  прав.  Ќе
будь этих же самых тЯжелых его обстоЯтельств и внутренних терзаний душевных,
которые силою заставили его обратитьсЯ  жарче  других  к  богу  и  дали  ему
способность к нему прибегать и жить в нем так, как не живет в  нем  нынешний
светский художник, и выплакать слезами те чувства, которых он силилсЯ добыть
прежде одними размышленьЯми, -  не  изобразить  бы  ему  никогда  того,  что
начинает он уже изображать теперь на полотне, и он действительно бы  обманул
и себЯ и других, несмотрЯ на все желанье не обмануть.
     Ќе думайте, чтобы легко было изъЯснитьсЯ с людьми во времЯ  переходного
состоЯньЯ душевного, когда, по воле бога, начнетсЯ переработка в собственной
природе человека. џ это знаю и отчасти даже испытал сам. Њои сочиненьЯ  тоже
свЯзались чудным образом с моей  душой  и  моим  внутренним  воспитаньем.  ‚
продолжение более шести лет Я ничего не мог работать длЯ света.  ‚сЯ  работа
производилась во мне и собственно длЯ менЯ. Ђ существовал  Я  дотоле,  -  не
позабудьте, - единственно доходами с моих сочинений. ‚се почти знали, что  Я
нуждалсЯ,  но  были  уверены,  что  это  происходит  от  собственного  моего
упрЯмства, что мне стоит только присесть да написать небольшую  вещь,  чтобы
получить большие деньги; а Я не в силах был произвести ни  одной  строки,  и
когда,  послушавшись  совета  одного  неразумного  человека,  вздумал   было
заставить себЯ насильно написать кое-какие статейки длЯ  журнала,  это  было
мне в такой степени трудно, что ныла моЯ голова, болели все чувства, Я марал
и раздирал страницы, и после двух, трех месЯцев таковой пытки так  расстроил
здоровье,  которое  и  без  того  было  плохо,  что  слег   в   постель,   а
присоединившиесЯ к тому недуги нервические и, наконец,  недуги  от  неуменьЯ
изъЯснить никому в свете своего положениЯ до того менЯ изнурили, что  был  Я
уже на краю гроба. € два раза случилось почти то же. Ћдни раз, в прибавление
ко всему этому, Я очутилсЯ в городе, где не было почти ни души мне  близкой,
без всЯких  средств,  рискуЯ  умереть  не  только  от  болезни  и  страданий
душевных, но даже  от  голода.  ќто  было  уже  давно  тому.  ‘пасен  Я  был
государем. Ќежданно ко мне пришла от него помощь. “слышал ли он сердцем, что
бедный подданный его на  своем  неслужащем  и  незаметном  поприще  помышлЯл
сослужить ему такую же честную службу, какую сослужили ему другие  на  своих
служащих и заметных поприщах, или это было просто обычное  движенье  милости
его. Ќо эта помощь менЯ поднЯла вдруг. Њне было приЯтно в  эту  минуту  быть
обЯзану ему, а не кому-либо другому. Љ причинам, побудившим взЯтьсЯ с  новою
силою за труд,  присоединилась  еще  и  мысль,  -  если  удостоит  менЯ  бог
сделатьсЯ, точно, человеком близким длЯ многих  людей  и  достойным,  точно,
любви всех тех, которых люблю, -сказать им: "Ќе забывайте  же,  менЯ  бы  не
было, может  быть,  на  свете,  если  б  не  государь".  ‚от  каковы  бывают
положениЯ. ‚ прибавленье скажу вам, что в это же самое времЯ  Я  должен  был
слышать обвиненьЯ в эгоизме: многие не могли мне простить моего неучастиЯ  в
разных делах, которые они затевали, по их мненью, длЯ  блага  общего.  ‘лова
мои, что Я не могу писать и не должен  работать  ни  длЯ  каких  журналов  и
альманахов, принимались за выдумку. ‘амаЯ жизнь моЯ, которую Я вел  в  чужих
краЯх, приписана была сибаритскому желанию наслаждатьсЯ красотами €талии.  џ
не мог даже изъЯснить никому  из  самых  близких  моих  друзей,  что,  кроме
нездоровьЯ, мне нужно было временное отдаление от них самих,  затем  именно,
чтобы  не  попасть  в  фальшивые  отношениЯ  с  ними  и  не  нанести  им  же
неприЯтностей, - Я даже этого не  мог  объЯснить.  џ  слышал  сам,  что  мое
душевное состоЯние до того сделалось странно, что ни одному человеку в  мире
не мог бы Я рассказать его понЯтно. ‘илЯсь открыть хотЯ одну часть  себЯ,  Я
видел тут же перед моими глазами, как моими  же  словами  туманил  и  кружил
голову слушавшему менЯ человеку, и горько раскаивалсЯ за одно  даже  желанье
быть откровенным.  ЉлЯнусь,  бывают  так  трудны  положеньЯ,  что  их  можно
уподобить только положенью того человека, который находитсЯ в  летаргическом
сне,  который  видит  сам,  как  его  погребают  живого,  и  не  может  даже
пошевельнуть пальцем и подать знака, что он еще жив. Ќет, храни  бог  в  эти
минуты   переходного   состоЯньЯ   душевного   пробовать   объЯснЯть    себЯ
какому-нибудь человеку; нужно бежать к одному  богу,  и  ни  к  кому  более.
Џротив менЯ стали несправедливы многие, даже близкие мне люди, и были в  .то
же времЯ совсем невиноваты; Я бы сам сделал то же, находЯсь на их месте.
     ’о же самое и в деле  €ванова;  если  бы  случилось,  что  он  умер  от
бедности  и  недостатка  средств,  вдруг  бы  все  до  единого   исполнилось
негодованьЯ противу  тех,  которые  допустили  это,  пошли  бы  обвинениЯ  в
бесчувственности и зависти к нему других художников. €ной драматический поэт
составил бы из этого чувствительную драму, которою бы растрогал слушателей и
подвигнул бы гневом противу врагов его. € все это было бы ложь, потому  что,
точно, никто не был бы истинно виновен в его смерти. Ћдин только человек был
бы бесчестен и виноват, и этот человек был бы - Я: Я испробовал почти то  же
состоЯние, испробовал его на собственном теле, и не объЯснил этого другим! €
вот почему Я теперь пишу к вам. “стройте же это дело; не то - грех будет  на
вашей собственной душе. ‘ моей души Я  уже  снЯл  его  этим  самым  письмом;
теперь он повиснул на вас. ‘делайте так, чтобы не только было выдано €ванову
то нищенское содержание, которое он просит, но еще сверх того единовременнаЯ
награда, именно за то самое, что он работал долго над своей  картиной  и  не
хотел в это времЯ ничего работать постороннего, как ни заставлЯли его другие
люди и как ни заставлЯла его собственнаЯ нужда.  Ќе  скупитесь!  деньги  все
вознаградЯтсЯ. „остоинство картины уже начинает  обнаруживатьсЯ  всем.  ‚есь
ђим начинает говорить гласно, судЯ даже по  нынешнему  ее  виду,  в  котором
далеко еще не выступила всЯ мысль художника, что подобного  ЯвленьЯ  еще  не
показывалось от времен ђафаэлЯ и ‹еонардо -да -‚инчи. Ѓудет окончена картина
- беднейший двор в …вропе заплатит за нее охотно  те  деньги,  какие  теперь
плотЯт за вновь находимые картины прежних великих мастеров, и таким картинам
не бывает цена меньше ста или двухсот тысЯч.  “стройте  так,  чтобы  награда
выдана была не за картину, но за  самоотвержение  и  беспримерную  любовь  к
искусству, чтобы это послужило в урок художникам.  “рок  этот  нужен,  чтобы
видели все другие, как  нужно  любить  искусство.  —то  нужно,  как  €ванов,
умереть длЯ всех приманок жизни; как €ванов,  учитьсЯ  и  считать  себЯ  век
учеником; как €ванов, отказывать себе во всем,  даже  и  в  лишнем  блюде  в
праздничный  день;  как  €ванов,  надеть  простую  плисовую  куртку,   когда
оборвались все  средства,  и  пренебречь  пустыми  приличиЯми;  как  €ванов,
вытерпеть все и при высоком  и  нежном  образованье  душевном,  при  большой
чувствительности ко всему вынести все колкие  поражениЯ  и  даже  то,  когда
угодно было некоторым провозгласить его сумасшедшим и распустить  этот  слух
таким образом, чтобы он собственными своими ушами, на всЯком шагу,  мог  его
слышать. ‡а эти-то подвиги нужно, чтобы ему была выдана награда.  ќто  нужно
особенно длЯ художников молодых и выступающих на поприще  художества,  чтобы
не думали они о том, как заводить галстучки да сертучки да делать долги  длЯ
поддержаньЯ какого-то веса в обществе; чтобы знали вперед, что  подкрепленье
и помощь со  стороны  правительства  ожидают  только  тех,  которые  уже  не
помышлЯют о сертучках да о пирушках с товарищами, но отдались  своему  делу,
как монах монастырю. •орошо бы даже, если бы  выданнаЯ  €ванову  сумма  была
слишком велика, чтобы невольно почесали у себЯ  в  затылке  все  другие.  Ќе
бойтесь, эту сумму он не возьмет себе; может  быть,  из  нее  и  копейки  не
возьмет длЯ себЯ, - эта сумма будет  всЯ  употреблена  на  вспомоществованье
истинным  труженикам  искусства,  которых  знает  художник   лучше,   нежели
какой-нибудь чиновник, и распорЯженьЯ по этому делу будут произведены  лучше
чиновнических. ‡а чиновником мало  ли  что  может  водитьсЯ:  у  него  может
случитьсЯ и жена-модница, и приЯтели-едоки, которых  нужно  угощать  обедом;
чиновник заведет и штат и блеск; станет даже утверждать, что длЯ поддержаниЯ
чести русской нации нужно  задать  пыль  иностранцам,  и  потребует  на  это
деньги. Ќо тот, кто сам подвизалсЯ на том  поприще,  которому  потом  должен
помочь, кто слышал вопль потребности и нужды истинной, а не поддельной,  кто
терпел сам и видел, как терпЯт другие, и соскорбел им, и  делилсЯ  последней
рубашкой с неимущим тружеником в то времЯ, когда и самому нечего было есть и
не во что одетьсЯ, как делал это €ванов, тот - другое дело. ’ому можно смело
поверить миллион и спать спокойно, - не  пропадет  даром  копейка  из  этого
миллиона. Џоступите же справедливо, а письмо мое покажите многим  как  моим,
так  и  вашим  приЯтелЯм,  и  особенно  таким,  которых  управлению  вверена
какаЯ-нибудь часть, потому что труженики, подобные €ванову, могут  случитьсЯ
на всех поприщах, и все-таки не нужно допустить, чтобы они умерли с  голоду.
…сли случитсЯ, что один, отделившись от всех других,  займетсЯ  крепче  всех
своим делом, хотЯ бы даже и своим собственным, но если он скажет,  что  это,
по-видимому, собственное его дело будет нужно длЯ всех, считайте его как  бы
на службе и выдавайте насущное прокормление. Ђ чтобы удостоверитьсЯ, нет  ли
здесь какого обмана, потому что под таким видом может пробратьсЯ  ленивый  и
ничего  не  делающий  человек,  следите  за  его  собственной  жизнью;   его
собственнаЯ жизнь скажет все. …сли он так же,  как  €ванов,  плюнул  на  все
приличиЯ и условиЯ светские, надел простую куртку и, отогнавши от себЯ мысль
не только об удовольствиЯх и пирушках, но даже  мысль  завестись  когда-либо
женою  и  семейством  или  каким-либо  хозЯйством,   ведет   жизнь   истинно
монашескую, корпЯ день и ночь над своей работой и молЯсь ежеминутно, - тогда
нечего долго рассуждать, а нужно дать ему средства работать,  незачем  также
торопить и подталкивать его -оставьте его в покое: подтолкнет .его  бог  без
вас; ваше дело только смотреть за тем, чтобы он не умер с голода. Ќе давайте
ему большого содержаниЯ; дайте ему бедное и нищенское даже, и не соблазнЯйте
его соблазнами  света.  …сть  люди,  которые  должны  век  остатьсЯ  нищими.
Ќищенство есть блаженство, которого  еще  не  раскусил  свет.  Ќо  кого  бог
удостоил отведать его сладость и кто уже  возлюбил  истинно  свою  нищенскую
сумку, тот не продаст ее ни за какие сокровища здешнего мира.
     1846

XXIV
     —…Њ ЊЋ†…’ Ѓ›’њ †…ЌЂ „‹џ Њ“†Ђ ‚  ЏђЋ‘’ЋЊ  „ЋЊЂЌ…Њ  Ѓ›’“,  Џђ€  Ќ›Ќ…Ќ…Њ
ЏЋђџ„Љ… ‚…™…‰ ‚ ђЋ‘‘€€
     „олго думал Я, на кого из вас напасть:  на  вас  или  на  вашего  мужа?
Ќаконец  решаюсь  напасть  на  вас:  женщина  скорей  способна  очнутьсЯ   и
двинутьсЯ. Џоложенье вас обоих, хотЯ вы считаете себЯ на  верху  блаженства,
по мне, не только не блаженно, но даже хуже положениЯ тех,  которые  считают
себЯ в горе и несчастии. “ вас обоих есть много  хороших  качеств  душевных,
сердечных и даже умственных, и нет только того, без чего все это ни  к  чему
не послужит: нет внутри себЯ управленьЯ собою.  Ќикто  из  вас  не  господин
себе. ‚ вас нет характера, признаваЯ  характером  крепость  воли.  ‚аш  муж,
чувствуЯ этот недостаток в себе, женилсЯ нарочно затем, чтобы найти  в  жене
себе возбужденье на всЯкое дело и подвиг. ‚ы  за  него  вышли  замуж  затем,
чтобы он был вашим возбудителем во всЯком деле жизни. Ћба друг от друга ждут
того, чего нет у обоих. ѓоворю вам: положенье ваше не только не блаженно, но
даже опасно. ‚ы оба расплыветесь и распуститесь  среди  жизни,  как  мыло  в
воде; все ваши достоинства и добрые качества исчезнут в беспорЯдке действий,
который один сделаетсЯ вашим характером, и станете  вы  оба  -олицетворенное
бессилие. Њолите бога  о  крепости.  “  бога  можно  все  вымолить,  даже  и
крепость, которую,  как  известно,  никакими  средствами  не  может  достать
бессильный и слабый человек. Џоступите  только  умно.  "Њолись  и  к  берегу
гребись", -говорит пословица. Џроизносите в себе и поутру, и  в  полдень,  и
ввечеру, и во все часы днЯ: "Ѓоже, собери менЯ всю в самое менЯ  и  укрепи!"
-и действуйте в продолженье целого года так, как  Я  вам  сейчас  скажу,  не
рассуждаЯ покуда, зачем и к чему это. ‚сю хозЯйственную часть дома  возьмите
на себЯ; приход и расход чтобы был в ваших руках. Ќе ведите общей  расходной
книги, но с самого начала года сделайте смету  всему  вперед,  обнимите  все
нужды ваши, сообразите вперед, сколько можете и сколько вы должны  издержать
в год, сообразно вашему достатку, и все приведите в круглые суммы. ђазделите
ваши деньги на семь  почти  равных  куч.  ‚  первой  куче  будут  деньги  на
квартиру, с отопкою, водой, дровами и всем, что ни относитсЯ до стен дома  и
чистоты двора. ‚о второй  куче  -  деньги  на  стол  и  на  все  съестное  с
жалованьем повару и продовольствием всего, что ни  живет  в  вашем  доме.  ‚
третьей куче -экипаж: карета, кучер, лошади, сено, овес, словом -  все,  что
относитсЯ к этой части. ‚ четвертой куче - деньги на гардероб, то есть  все,
что нужно длЯ вас обоих затем, чтобы показатьсЯ в свет иль  сидеть  дома.  ‚
пЯтой  куче  будут  ваши  карманные  деньги.  ‚  шестой  куче  -  деньги  на
чрезвычайные издержки, какие могут  встретитьсЯ:  перемена  мебели,  покупка
нового экипажа и даже вспомоществование кому-нибудь из ваших  родственников,
если бы он возымел внезапную надобность. ‘едьмаЯ куча - богу, то есть деньги
на церковь и на бедных. ‘делайте так, чтобы эти семь  куч  пребывали  у  вас
несмешанными, как бы семь отдельных министерств. ‚едите расход каждой особо,
и ни под каким предлогом не занимайте из  одной  кучи  в  другую.  Љакие  ни
представлЯлись бы вам в это времЯ выгодные покупки и как  бы  ни  соблазнЯли
они вас своею дешевизною, не покупайте.  Ќа  это  можете  отважитьсЯ  потом,
когда побольше укрепитесь. Ђ теперь не позабывайте ни на миг,  что  все  это
вами делаетсЯ длЯ покупки твердого характера, а это покупка покамест длЯ вас
нужнее всЯкой другой покупки, и потому будьте в этом упрЯмы. Џросите бога об
упрЯмстве. „аже и тогда, если бы оказалась надобность помочь бедному, вы  не
можете употребить на это больше того, сколько находитсЯ в определенной на то
куче. …сли бы  даже  вы  были  свидетелем  картины  несчастиЯ,  раздирающего
сердце, и видели бы сами, что денежнаЯ помощь  может  помочь,  не  смейте  н
тогда дотрогиватьсЯ до других куч, но поезжайте по  всему  городу,  по  всем
вашим знакомым и старайтесь  преклонить  их  на  жалость:  просите,  молите,
будьте готовы даже на униженье себЯ, чтобы это осталось вам в урок, чтобы вы
помнили вечно, как вы  были  доведены  до  жестокой  необходимости  отказать
несчастному, как вы должны были из-за этого подвергнутьсЯ  унижению  и  даже
осмеЯнью публичному; чтобы это не выходило у вас из ума, чтобы вы через  это
приучались обрезывать себЯ в расходах по каждой куче и заранее  помышлЯть  о
том, чтобы к концу года  оставалсЯ  от  каждой  остаток  длЯ  бедных,  а  не
сходились бы только концы с концами. …сли вы будете  держать  это  в  голове
своей беспрестанно, то вы  никогда  не  заедете  без  надобности  сильной  в
магазин и не купите себе неожиданно длЯ себЯ  самой  какое-нибудь  украшенье
длЯ камина или стола, на что так  падки  у  нас  как  дамы,  так  и  мужчины
(последние еще больше и  суть  не  женщины,  а  бабы).  ‚аши  прихоти  будут
невольно и нечувствительно сжиматьсЯ, и  дойдет  наконец  до  того,  что  вы
почувствуете сами, что вам  не  нужно  иметь  больше  одной  кареты  и  пары
лошадей, больше четырех блюд за столом, что званый обед может также насытить
людей и на простом сервизе, с прибавкой  одного  лишнего  блюда  да  бутылки
вина, разнесенного без всЯких тонкостей в простых рюмках. ‚ы даже не  только
не сгорите от стыда, если пойдет по городу слух,  что  у  вас  не  comme  il
fault* , но еще посмеетесь тому  сами,  уверившись  истинно,  что  настоЯщее
comme il fault есть то, которое  требует  от  человека  тот  самый,  который
создал его, а не тот, который приводит в  систему  обеды,  даже  и  не  тот,
который сочинЯет всЯкий день  менЯющиесЯ  этикеты,  даже  и  не  сама  мадам
‘ихлер. ‡аведите длЯ всЯкой денежной кучи особенную  книгу,  подводите  итог
всЯкой куче каждый месЯц и перечитывайте в последний день месЯца все вместе,
сравниваЯ всЯкую вещь одну с другою, чтобы уметь узнавать,  во  сколько  раз
одна нужнее другой, чтобы видеть Ясно, от какой прежде  нужно  отказатьсЯ  в
случае необходимости, чтобы научитьсЯ мудрости  постигать,  что  из  нужного
есть самое нужнейшее.

     *светскость, соблюдение светских приличий (франц.)

     „ержитесь этого строго в продолжение целого года.  Љрепитесь  и  будьте
упрЯмы, и во все это времЯ молитесь богу, чтобы укрепил вас. € вы  окрепнете
непременно. ‚ажно то, чтобы в человеке хотЯ  что-нибудь  окрепнуло  и  стало
непреложным; от  этого  невольно  установитсЯ  порЯдок  и  во  всем  прочем.
“крепЯсь в деле вещественного порЯдка, вы укрепитесь нечувствительно в  деле
душевного порЯдка. ђаспределите ваше времЯ; положите всему непременные часы.
Ќе оставайтесь  поутру  с  вашим  мужем;  гоните  его  на  должность  в  его
департамент, ежеминутно напоминаЯ ему о том, что он весь должен принадлежать
общему делу и хозЯйству всего государства (а его  собственное  хозЯйство  не
его забота: оно должно лежать на вас, а не на нем), что  он  женилсЯ  именно
затем, чтобы, освободЯ себЯ от мелких забот, всего отдать  отчизне,  и  жена
дана ему не на помеху службе, но в укрепленье его на службе. —тобы все  утро
вы работали порознь, каждый на своем поприще,  и  через  то  встретились  бы
весело перед обедом и обрадовались бы так друг другу, как бы  несколько  лет
не видались, чтобы вам было что пересказать друг другу и  не  попотчевал  бы
один другого зевотой. ђасскажите ему все, что  вы  делали  в  вашем  доме  и
домашнем  хозЯйстве,  и  пусть  он  расскажет  вам  все,  что  производил  в
департаменте своем длЯ общего хозЯйства. ‚ы должны знать непременно существо
его должности, и в чем состоит его часть, и какие дела случилось ему вершить
в тот день, и в чем именно они состоЯли. Ќе пренебрегайте  этим  и  помните,
что жена должна быть помощницей мужа. …сли только в течение одного  года  вы
будете внимательно выслушивать от него все, то на другой год будете в  силах
подать ему даже  совет,  будете  знать,  как  ободрить  его  при  встрече  с
какою-нибудь неприЯтностью  по  службе,  будете  знать,  как  заставить  его
перенести и вытерпеть то, на что у него  не  достало  бы  духа,  будете  его
истинный возбудитель на все прекрасное.
     Ќачните же с  этого  днЯ  исполнЯть  все,  что  Я  вам  теперь  сказал.
Љрепитесь, молитесь и просите бога беспрерывно, да поможет вам  собрать  всю
себЯ в себе и держать себЯ. ‚се у нас теперь  расплылось  и  расшнуровалось.
„рЯнь и трЯпка стал всЯк человек; обратил сам себЯ в подлое подножье всего и
в раба самых пустейших и мелких обстоЯтельств, и нет теперь нигде свободы  в
ее истинном смысле. ќту свободу один мой приЯтель,  который  вами  лично  не
знаем, но которого, однако же, знает всЯ ђоссиЯ, определЯет так: "‘вобода не
в том, чтобы говорить произволу своих желаний: да, но  в  том,  чтобы  уметь
сказать им: нет". Ћн прав, как сама правда. Ќикто теперь в ђоссии  не  умеет
сказать самому себе этого твердого "нет". Ќигде Я не  вижу  мужа.  Џусть  же
бессильнаЯ женщина ему о том напомнит! ‘тало так теперь все чудно, что  жена
же должна повелеть мужу, дабы он был ее глава и повелитель.
     1846

XXV
     ‘…‹њ‘Љ€‰ ‘“„ € ђЂ‘ЏђЂ‚Ђ
     (€з письма к Њ.)
     Ќикак не пренебрегайте расправой  Я  судом.  Ќе  поручайте  этого  дела
управителю и никому в деревне: эта часть  важнее  самого  хозЯйства.  ‘удите
сами. ќтим одним вы укрепите разорванную свЯзь помещика с  крестьЯнами.  ‘уд
-божье дело, и Я не знаю, что может быть этого выше. Ќедаром так  чествуетсЯ
в народе тот, кто умеет произносить правый суд. Љ вам повалит не только ваша
деревнЯ, но и все окружные мужики из других селений, как только узнают,  что
вы умеете давать расправу. Ќе пренебрегайте никем  из  приходЯщих  и  судите
всех, хотЯ бы даже и в незначительной  ссоре  или  драке.  Џо  поводу  этого
можете много сказать мужику такого, что войдет в добро его душе, и  чего  бы
вы никак не нашлись сказать в другое времЯ, не найдЯ, к чему прицепитьсЯ.
     ‘удите всЯкого человека двойным судом и всЯкому  делу  давайте  двойную
расправу. Ћдин суд должен быть человеческий. Ќа  нем  оправдайте  правого  и
осудите виноватого. ‘тарайтесь, чтоб это  было  при  свидетелЯх,  чтобы  тут
стоЯли и другие мужики, чтобы все видели Ясно как день, чем один прав и  чем
другой виноват. „ругой же суд сделайте божеский. € на нем осудите и  правого
и виноватого. ‚ыведите Ясно первому, как он сам был тому виной,  что  другой
его обидел, а второму - как он вдвойне виноват и пред богом, и пред  людьми;
одного укорите, зачем не  простил  своему  брату,  как  повелел  •ристос,  а
другого попрекните, зачем он обидел самого •риста в  своем  брате;  а  обоим
вместе дайте выговор за то, что не примирились сами собой и пришли на суд, и
возьмите слово с обоих исповедатьсЯ непременно попу  на  исповеди  во  всем.
…сли такой суд вы будете произносить, вы будете сами  полномочны,  как  бог,
потому что бог вас уполномочит. ‚ы извлечете оттуда длЯ  себЯ  самого  много
добра и много прЯмых и правых познаний. …сли бы  многие  из  государственных
людей начинали свое поприще не бумажными занЯтиЯми, а устной  расправой  дел
между простыми людьми, они бы лучше узнали  дух  земли,  свойство  народа  и
вообще душу человека, и не заимствовали бы потом из  чужеземных  земель  нам
неприличных нововведений. Џравосудие  у  нас  могло  бы  исполнЯтьсЯ  лучше,
нежели во всех других государствах, потому что  из  всех  народов  только  в
одном русском заронилась эта вернаЯ мысль, что нет человека  правого  и  что
прав один только бог.  ќта  мысль,  как  непреложное  верование,  разнеслась
повсюду в нашем народе. ‚ооруженный  ею,  даже  простой  и  неумный  человек
получает в народе власть и прекращает ссоры.  Њы  только,  люди  высшие,  не
слышим ее,  потому  что  набрались  пустых  рыцарски-европейских  понЯтий  о
правде. Њы только спорим из-за того, кто прав, кто виноват; а если разобрать
каждое из дел наших, придешь к тому же знаменателю, то есть - оба  виноваты.
€  видишь,  что  весьма  здраво  поступила  комендантша  в  повести  Џушкина
"ЉапитанскаЯ дочка", котораЯ, пославши поручика рассудить городового солдата
с бабой,  подравшихсЯ  в  бане  за  деревЯнную  шайку,  снабдила  его  такой
инструкцией: "ђазбери, кто прав, кто виноват, да обоих и накажи".
     1845

XXVI
     ‘’ђЂ•€ € “†Ђ‘› ђЋ‘‘€€
     (Џисьмо к графине .........ой)
     Ќа ваше длинное письмо, которое вы  писали  с  таким  страхом,  которое
просили сей же час истребить после прочтениЯ и на которое  отвечать  просили
не иначе, как через верные руки, а отнюдь не по почте, Я отвечаю  не  только
не по секрету, но, как вы видите, в печатной  книге,  которую,  может  быть,
прочтет половина грамотной ђоссии. Џобудило менЯ к тому то, что, может быть,
мое письмо послужит в то же времЯ ответом и прочим,  которые,  подобно  вам,
смущаютсЯ теми же страхами. ’о, что вы мне объЯвлЯете по секрету,  есть  еще
не более как одна часть всего дела; а вот если бы Я вам рассказал то, что  Я
знаю (а знаю Я, без всЯкого сомнениЯ, далеко еще не все), тогда  бы,  точно,
помутились ваши мысли и вы сами подумали бы, как бы убежать  из  ђоссии.  Ќо
куды бежать? вот вопрос. …вропе пришлось еще трудней, нежели ђоссии. ђазница
в том, что там никто еще этого  вполне  не  видит:  все,  не  выключаЯ  даже
государственных людей, пребывает покуда на  верхушке  верхних  сведений,  то
есть пребывает в том заколдованном круге познаний, который нанесен журналами
в виде скороспелых выводов,  опрометчивых  показаний,  выставленных,  сквозь
лживые призмы всЯких партий, вовсе  не  в  том  свете,  в  каком  они  есть.
Џогодите,  скоро  поднимутсЯ  снизу  такие  крики,  именно  в  тех  с   виду
благоустроенных государствах, которых наружным блеском мы  так  восхищаемсЯ,
стремЯсь от них все перенимать и приспособлЯть к себе, что закружитсЯ голова
у самых тех знаменитых государственных людей, которыми вы так  любовались  в
палатах и камерах. ‚ …вропе завариваютсЯ теперь повсюду такие сумЯтицы,  что
не поможет никакое человеческое средство, когда они вскроютсЯ, и перед  ними
будет ничтожнаЯ вещь те страхи, которые  вам  видЯтсЯ  теперь  в  ђоссии.  ‚
ђоссии еще брезжит свет, есть еще пути и дороги к спасенью,  и  слава  богу,
что эти страхи наступили теперь, а не позже. ‚аши слова: "‚се падают  духом,
как бы в ожиданье чего-то неизбежного", равно как и  слова:  "Љаждый  думает
только о спасении личных выгод, о сохранении собственной пользы,  точно  как
на поле сражениЯ после потерЯнной битвы  всЯкий  думает  только  о  спасении
жизни:  saure  gui  peut*,  действительно  справедливы;   так   оно   теперь
действительно есть; так быть должно: так повелел бог, чтобы оно  было.  ‚сЯк
должен подумать теперь о себе,  именно  о  своем  собственном  спасении.  Ќо
настал другой род спасеньЯ. Ќе бежать на корабле из земли своей, спасаЯ свое
презренное земное  имущество,  но,  спасаЯ  свою  душу,  не  выходЯ  вон  из
государства,  должен  всЯк  из  нас  спасать  себЯ  самого  в  самом  сердце
государства. Ќа корабле своей должности и службы должен теперь всЯк  из  нас
выноситьсЯ из омута, глЯдЯ на кормщика небесного. Љто даже и  не  в  службе,
тот должен теперь же вступить на службу и ухватитьсЯ за свою должность,  как
утопающий хватаетсЯ за доску, без чего не спастись никому. ‘лужить же теперь
должен из нас всЯк не так, как бы служил он в прежней ђоссии,  но  в  другом
небесном государстве, главой которого уже сам •ристос, а потому и  все  свои
отношениЯ ко власти ли, высшей над нами, к людЯм  ли,  равным  и  кружащимсЯ
вокруг нас, к тем ли, которые нас ниже  и  находЯтсЯ  под  нами,  должны  мы
выполнить так, как повелел •ристос, а не кто  другой.  €  уж  нечего  теперь
глЯдеть на какие-нибудь щелчки, которые стали бы наноситьсЯ от кого бы то ни
было, нашему честолюбью или самолюбью, - нужно помнить только то,  что  ради
•риста взЯта должность, а потому должна быть и выполнена  так,  как  повелел
•ристос, а не кто другой. ’олько одним этим средством и может  всЯк  из  нас
теперь спастись. € плохо будет тому, кто об  этом  не  помыслит  теперь  же.
ЏомутитсЯ ум его, омрачатсЯ мысли, и не найдет он угла,  куды  сокрытьсЯ  от
своих страхов. ‚спомните …гипетские тьмы, которые с такой силой передал царь
‘оломон, когда господи, желаЯ  наказать  одних,  наслал  на  них  неведомые,
непонЯтные страхи. ‘лепаЯ ночь обнЯла их  вдруг  среди  бела  днЯ;  со  всех
сторон уставились на них ужасающие образы; дрЯхлые страшилища  с  печальными
лицами стали неотразимо в глазах их; без  железных  цепей  сковала  их  всех
боЯзнь и  лишила  всего,  все  чувства,  все  побуждениЯ,  все  силы  в  них
погибнули, кроме одного страха.  €  произошло  это  только  в  тех,  которых
наказал господь. „ругие в то же времЯ не видали никаких ужасов; длЯ них  был
день и свет.

     *спасайсЯ, кто может (франц.).

     ‘мотрите же, чтобы не случилось с  вами  чего-нибудь  подобного.  ‹учше
молитесь и просите бога о том, чтобы вразумил вас, как  быть  вам  на  вашем
собственном месте и на нем исполнить все, сообразно с законом  •риста.  „ело
идет теперь не на шутку. Џрежде  чем  приходить  в  смущенье  от  окружающих
беспорЯдков, недурно заглЯнуть всЯкому  из  нас  в  свою  собственную  душу.
‡аглЯните также и вы в свою. Ѓог весть, может быть,  там  увидите  такой  же
беспорЯдок, за который браните других; может быть, там обитает растрепанный,
неопрЯтный гнев, способный всЯкую минуту овладеть вашею  душою,  на  радость
врагу •риста; может быть, там поселилась малодушнаЯ  способность  падать  на
всЯком шагу в уныние - жалкаЯ дочь безверьЯ в  бога;  может  быть,  там  еще
таитсЯ  тщеславное  желанье  гонЯтьсЯ  за  тем,  что  блестит  и  пользуетсЯ
известностью светской; может быть, там обитает гордость  лучшими  свойствами
своей души, способнаЯ превратить в ничто все добро, какое имеем. Ѓог  весть,
что может быть в душе нашей. ‹учше в несколько раз больше смутитьсЯ от того,
что внутри нас самих, нежели от того, что вне и вокруг нас. —то же  касаетсЯ
до страхов и ужасов в ђоссии, то  они  не  без  пользы:  посреди  их  многие
воспитались таким  воспитаньем,  которого  не  дадут  никакие  школы.  ‘амаЯ
затруднительность обстоЯтельств, предоставивши новые извороты уму, разбудила
дремавшие способности многих, и в то времЯ, когда на одних концах ђоссии еще
доплЯсывают польку и доигрывают преферанс,  уже  незримо  образовываютсЯ  на
разных поприщах истинные мудрецы жизненного дела. …ще пройдет десЯток лет, и
вы увидите, что …вропа приедет к нам не за покупкой пеньки  и  сала,  но  за
покупкой мудрости, которой не продают больше на европейских рынках. џ бы вам
назвал многих таких, которые составЯт когда-нибудь красоту земли  русской  и
принесут ей вековечное добро; но к чести вашего пола Я должен  сказать,  что
женщин еще больше. –елое жемчужное ожерелье их хранит моЯ памЯть.  ‚се  они,
начинаЯ с ваших дочерей, которые так живо  напомнили  мне,  во  сколько  раз
родство по душе выше всЯкого кровного  родства  (дай  бог,  чтобы  наилучшаЯ
сестра с такой готовностью исполнЯла  просьбу  своего  брата,  с  какой  они
исполнЯли малейшее желание души моей),- начинаЯ с них и  продолжаЯ  теми,  о
которых вы едва слышали, и оканчиваЯ теми, о которых вы, может  быть,  и  не
услышите никогда, но которые совершеннее всех тех, о коих  вы  слышали.  ‚се
они  не  похожи  одна  на  другую,  и  каждаЯ  есть  сама  по  себе  Явленье
необыкновенное. ’олько одна ђоссиЯ могла  произвести  подобное  разнообразие
характеров. € только в нынешнее времЯ трудных обстоЯтельств, расслабленьЯ  и
развращеньЯ   общего,   повсеместной   ничтожности   общества,   могли   они
образоватьсЯ. Ќо всех перевысила одна, которую Я и  в  глаза  не  знаю  и  о
которой до менЯ достигнул только один темный  рассказ.  Ќе  думал  Я,  чтобы
могло существовать на земле подобное совершенство. Џроизвести такое умное  и
великодушное дело, и произвести его так, как умела сделать она; сделать так,
чтобы отклонить от себЯ и подозренье в ее собственном  участии  и  разложить
весь подвиг на других таким образом, что  эти  другие  стали  хвастатьсЯ  ею
сделанным делом, как бы собственным своим, в полной уверенности, что они его
сделали. ’ак умно обдумать уже вперед, как убежать от известности, тогда как
само дело уже необходимо должно бы кричать о себе и обнаружить ее! “спеть  в
этом и остатьсЯ в неизвестности! Ќет, подобной мудрости еще не встречал Я ни
в ком из нашей братьи мужеска пола. € передо мною показались  в  эту  минуту
бледными все женские идеалы, создаваемые  поэтами:  они  то  же  перед  этой
истиной,  что  бред  воображеньЯ  перед  полным  разумом.  †алки  мне  также
показались в эту минуту  все  те  женщины,  которые  гонЯтсЯ  за  блистающей
известностью! € где же Явилось такое чудо? ‚ незаметном захолустье ђоссии, в
то  времЯ  именно,  когда  стало  трудней  изворачиватьсЯ  человеку,   когда
запутались обстоЯтельства всех и  наступили  пугающие  вас  страхи  и  ужасы
ђоссии.
     1846

XXVII
     Ѓ‹€‡Ћђ“ЉЋЊ“ Џђ€џ’…‹ћ
     ‚ооружилсЯ взглЯдом  современной  близорукости  и  думаешь,  что  верно
судишь о событиЯх! ‚ыводы твои - гниль; они сделаны без бога. —то ссылаешьсЯ
ты на историю? €сториЯ длЯ тебЯ мертва, - и только закрытаЯ книга. Ѓез  бога
не выведешь из нее великих выводов; выведешь одни только ничтожные и мелкие.
ђоссиЯ не ”ранциЯ; элементы  французские  -  не  русские.  ’ы  позабыл  даже
своеобразность каждого народа и думаешь, что одни  и  те  же  событиЯ  могут
действовать одинаким образом на каждый народ.  ’от  же  самый  молот,  когда
упадает на стекло, раздроблЯет его вдребезги, а когда упадет на железо, кует
его. Њысли твои о  финансах  основаны  на  чтенье  иностранных  книг  да  на
английских журналах, а потому суть мертвые мысли. ‘тыдно тебе, будучи  умным
человеком, не войти до сих  пор  в  собственный  ум  свой,  который  мог  бы
самобытно развитьсЯ, а захламостить его чужеземным  навозом.  Ќе  вижу  и  в
проектах твоих участьЯ божьего; не слышу в словах письма твоего, несмотрЯ на
весь блеск ума и остроумьЯ, чтобы бог присутствовал  в  твоих  мыслЯх  в  то
времЯ, когда ты писал его; не вижу Я на  твоей  мысли  освЯщеньЯ  небесного.
Ќет, не сделаешь ты добра на  своей  должности,  хотЯ  и  желаешь  того;  не
принесут твои дела того плода, которого  ждешь.  ‘  прекрасными  намереньЯми
можно сделать зло, как уже многие  и  сделали  его.  ‚  последнее  времЯ  не
столько беспорЯдков произвели глупые люди, сколько умные, а все оттого,  что
понадеЯлись на свои силы да на ум свой. ’ы горд, и чем же горд? хоть бы  уже
своим умом; нет, ты загромоздил сором свои ум, действительно замечательный и
великий, и сделал его чужестранцем самому себе. ’ы горд чужим, мертвым  умом
и выдаешь его за свой. ‘мотри за  собой:  ты  ходишь  опасно.  ’ы  метишь  в
государственные люди, и будешь человеком государственным, потому что у тебЯ,
точно, есть на то способности; но тем строже  теперь  смотри  за  собой.  Ќе
заводи этих улучшений, которыми уже наполнилась твоЯ голова еще прежде,  чем
ты вступил в свою должность, и помни, что всЯким  малейшим  неосмотрительным
поступком можно произвести теперь  большое  зло.  “же  и  в  твоих  нынешних
проектах видна скорее боЯзнь, нежели предусмотрительность.  ‚се  мысли  твои
направлены к  тому,  чтобы  избегнуть  чего-то  угрожающего  в  будущем.  Ќе
будущего, но настоЯщего опасайсЯ. Ћ настоЯщем велит нам заботитьсЯ бог.  Љто
омрачаетсЯ боЯзнью от будущего, от  того,  значит,  уже  отступилась  свЯтаЯ
сила. Љто с богом, тот глЯдит светло вперед и есть уже  в  настоЯщем  творец
блистающего будущего. Ђ ты горд: ты и теперь уже ничего не хочешь видеть; ты
самоуверен:  ты  думаешь,  что  уже  все  знаешь;  ты   думаешь,   что   все
обстоЯтельства ђоссии тебе открыты; ты думаешь, что уже никто и поучить тебЯ
не может; ты стремишьсЯ изо всех сил быть  похожим  на  тех  государственных
людей, которые скоро блеснули и скоро исчезли, которые имели в себе все  длЯ
того, чтобы сделать множество добра, которые даже пламенели желаньем сделать
добро, даже работали, как муравьи,  всю  свою  жизнь,  и  при  всем  том  не
осталось после них никакого следа,  и  самаЯ  памЯть  о  них  позабыта;  как
исчезнувший круг на воде, исчезнула жизнь их посреди ђоссии. €  до  сих  пор
еще, к нашему стыду, указывают нам европейцы на своих великих  людей,  умней
которых бывают у нас иногда  и  невеликие  люди;  но  те  хоть  какое-нибудь
оставили после себЯ дело прочное, а мы производим кучи дел, и все, как пыль,
сметаютсЯ они с земли вместе с нами. ’ы горд - говорю тебе, и вновь повторЯю
тебе: ты горд; сторожи над собой и спасай себЯ от гордости заране.  Ќачни  с
того, что уверь самого себЯ, что ты всех глупее  в  ђоссии,  и  что  с  этих
только пор следует сурьезно  поумнеть  тебе,  и  слушай  с  таким  вниманием
всЯкого дельца, как бы ровно ничего не знал и всему от него хотел поучитьсЯ.
Ќо тебе еще загадка слова мои; они на тебЯ не подействуют.  ’ебе  нужно  или
какое-нибудь несчастие, или потрЯсение. Њоли бога о том, чтобы случилось это
потрЯсенье, чтобы встретилась тебе какаЯ-нибудь невыносимейшаЯ  неприЯтность
на службе, чтобы нашелсЯ такой человек, который сильно оскорбил  бы  тебЯ  и
опозорил так в виду всех, что от стыда не знал  бы  ты,  куда  сокрытьсЯ,  и
разорвал бы за одним разом все чувствительнейшие струны твоего самолюбьЯ. Ћн
будет твой истинный брат и избавитель. Ћ, как нам  бывает  нужна  публичнаЯ,
даннаЯ в виду всех, оплеуха!
     1844

XXVIII
     ‡ЂЌ€ЊЂћ™…Њ“ ‚Ђ†ЌЋ… Њ…‘’Ћ
     ‚о имЯ бога берите всЯкую должность, какаЯ б ни была вам предложена,  и
не смущайтесь ничем.  ЏридетсЯ  ли  вам  ехать  к  черкесам  на  Љавказ  или
по-прежнему занЯть место генерал-губернатора -вы теперь нужны  повсюду.  —то
же  до  затруднительностей,  о  которых   вы   говорите,   то   все   теперь
затруднительно; все стало сложно; везде много работы. —ем больше вхожу  умом
в существо нынешних вещей, тем менее могу  решить,  какаЯ  должность  теперь
труднее н какаЯ легче. „лЯ того, кто не христианин, все стало теперь трудно;
длЯ того же, кто внес •риста во все дела и во все действиЯ  своей  жизни,  -
все легко. Ќе скажу вам, чтобы  вы  сделались  вполне  христианином,  но  вы
близки к тому. ‚ас не шевелит уже честолюбие, вас не завлекают вперед уже ни
чины, ни награды, вы уже вовсе не думаете о том,  чтобы  порисоватьсЯ  перед
…вропой и сделать из себЯ историческое лицо. ‘ловом, вы взошли именно на  ту
степень состоЯньЯ душевного, на которой нужно  быть  тому,  кто  захотел  бы
сделать теперь пользу ђоссии. —его ж вам боЯтьсЯ? џ  даже  не  понимаю,  как
может чего-либо боЯтьсЯ  тот,  кто  уже  постигнул,  что  нужно  действовать
повсюду как христианин. Ћн на  всЯком  месте  мудрец,  везде  знатель  дела.
Џоедете вы на Љавказ - вы прежде всего пристально осмотритесь.  •ристианское
смирение вас не допустит ни к какой быстрой  поспешности.  ‚ы,  как  ученик,
сначала будете узнавать. ‚ы не пропустите  ни  одного  старого  офицера,  не
расспросив о его собственноличных схватках с неприЯтелем, знаЯ,  что  только
из знаньЯ подробностей выводитсЯ знанье целого. ‚ы заставите всех рассказать
себе  порознь  все  подвиги  бранной  н  бивачной   жизни;   расспросите   и
цициановцев, и ермоловцев, и офицеров нынешней эпохи и, когда заберете  все,
что нужно, обнимете все частности, соедините все отдельные цифры и подведете
им итог - выйдет в итоге сам собою план полководцу: не нужно будет и  головы
ломать, Ясно будет как день все, что вам нужно делать.  €  когда  весь  план
будет уже в голове вашей, вы и  тогда  не  будете  торопитьсЯ;  христианское
смиренье вас к тому не допустит. Ќе  объЯвлЯЯ  его  никому,  вы  расспросите
всЯкого замечательного офицера, как бы он поступил на  вашем  месте;  вы  не
оставите неуслышанным ни одного мнениЯ, ни даже совета  от  кого  бы  то  ни
было, хотЯ бы от стоЯщего на  низком  месте,  знаЯ,  что  иногда  бог  может
внушить и простому человеку умное мнение. „лЯ этого вы не  станете  собирать
военных советов, знаЯ, что  не  в  преньЯх  и  спорах  дело,  но  поодиночке
выслушаете каждого, кто бы ни захотел с вами  поговорить.  ‘ловом,  вы  всех
выслушаете, но сделаете так, как повелит вам ваша собственнаЯ голова; а ваша
собственнаЯ голова повелит вам разумно, потому что всех выслушает. ‚ы будете
даже не в состоЯнии сделать неразумное  дело,  потому  что  неразумные  дела
делаютсЯ от гордости и уверенности в себе. Ќо христианское  смирение  спасет
вас повсюду и отгонит то самоослепление,  которое  находит  на  многих  даже
очень умных людей, которые, узнавши только одну половину дела,  уже  думают,
что узнали все, и летЯт опрометью действовать; тогда как, увы, даже и в  том
деле, которое, по-видимому, насквозь нам известно,  может  скрыватьсЯ  целаЯ
половина неизвестнаЯ. Ќет, бог от вас отгонит это грубое ослепленье. —его  ж
вам боЯтьсЯ Љавказа?
     ЏридетсЯ ли вам по-прежнему быть генерал-губернатором где-нибудь внутри
ђоссии - та же христианскаЯ мудрость осенит  вас.  Ћчень  знаю,  что  теперь
трудно начальствовать  внутри  ђоссии  -  гораздо  труднее,  чем  когда-либо
прежде, и, может быть,  труднее,  чем  на  Љавказе.  Њного  злоупотреблений;
завелись  такие  лихоимства,   которых   истребить   нет   никаких   средств
человеческих. ‡наю и то, что образовалсЯ другой незаконный ход действий мимо
законов государства и  уже  обратилсЯ  почти  в  законный,  так  что  законы
остаютсЯ только длЯ вида; и если только вникнешь пристально в то  самое,  на
что другие глЯдЯт поверхностно, не подозреваЯ ничего, то закружитсЯ голова у
наиумнейшего человека. Ќо вы и тут  поступите  умно.  •ристианское  смирение
заставит вас и здесь не предаватьсЯ покуда выводам гордого ума, но терпеливо
обсмотретьсЯ. ‡наЯ,  под  каким  множеством  посторонних  влиЯний  находитсЯ
теперь всЯк человек и как все они имеют соприкосновение с  отправлением  его
должности, вы прежде полюбопытствуете узнать каждого из  занимающих  главные
должности, узнать его со всех сторон с его домашней и семейной жизнью, с его
образом  мыслей,  наклонностЯми  и  привычками.  „лЯ  этого  вы  не   будете
употреблЯть шпионов. Ќет, вы расспросите его самого. Ћн вам скажет все  и  с
вами разговоритсЯ, потому что в  лице  вашем  есть  уже  что-то  такое,  что
внушает к вам доверчивость во всех; с помощью этого вы узнаете то,  чего  не
узнает никогда крикун-нахрап, или так называемый распекатель. ‚ы  не  будете
преследовать за несправедливость никого  отдельно  по  тех  пор,  покуда  не
выступит перед вами Ясно всЯ цепь,  необходимым  звеном  которой  есть  вами
замеченный чиновник. ‚ы уже знаете, что вина так теперь разложилась на всех,
что никаким образом нельзЯ сказать вначале, кто виноват более  других.  …сть
безвинно-виноватые и виновно-невинные. Џо этому-то самому -вы теперь  будете
несравненно осторожней и осмотрительней, чем когда-либо прежде.  ‚ы  станете
покрепче всматриватьсЯ в душу человека, знаЯ, что в ней ключ всего.  „ушу  и
душу нужно знать теперь, а без того не сделать ничего. Ђ узнавать душу может
один только тот, кто начал уже работать над  собственной  душой  своей,  как
начали это делать теперь вы. …сли вы узнаете плута не только как плута, но и
как человека вместе, если вы узнаете все душевные его силы,  данные  ему  на
добро и которые он поворотил во зло или вовсе не употребил, тогда вы сумеете
так попрекнуть его им же самим, что  он  не  найдет  себе  места,  куда  ему
укрытьсЯ от самого же себЯ. „ело вдруг примет другой оборот,  если  покажешь
человеку, чем он виноват перед самим собой, а не перед другим. ’ут потрЯсешь
так его всего, что в нем ЯвитсЯ вдруг отвага быть другим, и тогда только  вы
почувствуете, как благородна наша русскаЯ  порода,  даже  и  в  плуте.  ‚аше
нынешнее генерал-губернаторство будет совсем другое, нежели прежнее. ѓлавнаЯ
ошибка вашего прежнего  управлениЯ,  которое,  однако  ж,  принесло  большую
пользу, несмотрЯ на то что вы его осуждаете и порочите, состоЯла,  по  моему
мнению, в том,  что  вы  не  вполне  верно  определили  себе  существо  этой
должности.  ‚ы  принЯли  генерал-губернатора  за  постоЯнного  начальника  и
хозЯйственного правителЯ губернии,  которого  благодетельное  влиЯние  может
быть ощутительно в губернии только  от  долговременного  его  пребываньЯ  на
одном месте. Ћдин государственный  наш  муж  определил  так  эту  должность:
"ѓенерал-губернатор есть министр внутренних дел, остановившийсЯ на  дороге".
Ћпределенье  это  точней  и  более  согласно  с  тем,  чего   требует   само
правительство  от  этой  должности.  „олжность  эта  более  временнаЯ,   чем
постоЯннаЯ.  ѓенерал-губернатор  посылаетсЯ  затем,  чтобы  ускорить  биение
государственного пульса внутри губернии, привести в быстрейшее движение  все
правительственное производство  в  губернских  местах  как  свЯзанных  между
собою, так и независимых, состоЯщих под управлением  отдельных  министерств,
дать толчок всему, своим полномочием облегчить затруднительность многих мест
в  их  сношеньЯх  с  отдаленными  министерствами,  не  вносЯ  никаких  новых
элементов и ничего не заводЯ от себЯ, все  заставить  обращатьсЯ  быстрей  в
законах и границах, уже указанных и определенных. ‚ласть  эту,  состоЯщую  в
верховном блюдении  над  тем,  что  уже  есть  и  заведено,  вы  принЯли  за
хлопотливую обЯзанность управителЯ,  который  сам  должен  изворачиватьсЯ  в
хозЯйстве и принЯть на себЯ все мелочные расходы; вы  захватили  себе  часть
того, что должно принадлежать губернатору, а не генерал-губернатору, и  этим
самым уменьшили  значение  высшее  вашей  должности.  ‚ы  сочли  ваше  место
пожизненным. ‚ы захотели вашими собственными учреждениЯми оставить  по  себе
памЯтник вашего пребываниЯ. ‘тремленье прекрасное, но если бы вы  уже  тогда
были тем, чем вы есть теперь, то есть более христианином, вы позаботились бы
о другом памЯтнике. “строить дороги, мосты и всЯкие сообщениЯ, и устроить их
так умно, как устроили вы, есть дело  истинно  нужное;  но  угладить  многие
внутренние дороги, которые  до  сих  пор  задерживают  русского  человека  в
стремленье к полному развитию сил его и которые мешают ему пользоватьсЯ  как
дорогами, так и всЯкими другими внешностЯми образованиЯ, о  которых  мы  так
усердно хлопочем, есть дело еще нужнейшее. Џушкин, когда видел заботу  не  о
главном, но о том,  что  уже  исходит  из  главного,  обыкновенно  выражалсЯ
пословицей: "Ѓыло бы корыто, а  свиньи  будут".  Њосты,  дороги  и  все  эти
сообщеньЯ суть свиньи, а не что-либо другое. Ѓыли  бы  города,  а  они  сами
собой прибегут. ‚ …вропе о них не много хлопотали,  но  как  только  Явились
города, сами собой Явились дороги: сами же частные  люди  и  завели  их  без
всЯкого пособиЯ правительств, и теперь развилось  их  такое  множество,  что
стали  уже  сурьезно  задавать  друг  другу  вопросы:  "‡ачем  эта  скорость
сообщений? —то выиграло человечество через эти железные и всЯкие дороги, что
приобрело оно во всех родах своего развитиЯ и что пользы  в  том,  что  один
город теперь обеднел, а другой сделалсЯ толкучим рынком да увеличилось число
праздношатающихсЯ по всему миру?" ‚ ђоссии давно бы завелась всЯ  эта  дрЯнь
сама собою, с такими удобствами, каких и в …вропе нет, если бы только многие
из нас позаботились прежде о  деле  внутреннем  так,  как  следует.  "Ћ  сем
помыслите прежде, - сказал спаситель, - а  сиЯ  всЯ  вам  приложитсЯ".  ‚аши
подвиги в отношении  нравственном  были  гораздо  значительней.  Љого  Я  ни
слышал, все отзываютсЯ с уваженьем о ваших распорЯженьЯх; все  говорЯт,  что
вы искоренили многие неправды, что постановили многих истинно благородных  и
прекрасных чиновников. џ это узнал, хотЯ вы по скромности мне не сказали. Ќо
вы бы сделали еще более, если бы вспомнили  тогда,  что  ваша  должность  на
времЯ и что не о том следовало заботитьсЯ, чтобы только  при  вас  все  было
хорошо, но именно о том, чтобы после вас все было  хорошо.  ‚ы  должны  были
беспрестанно представлЯть себе, что после вас примет эту должность слабый  и
бездарный последователь, который не только  не  поддержит  вами  заведенного
порЯдка, но еще испортит его, а потому уже с самого начала  вы  должны  были
помышлЯть о том, чтобы действовать  так  прочно  и  закалить  сделанное  так
крепко, чтобы после вас никто уже не мог своротить того, что раз направлено.
‚ы должны были рубить зло в корне, а  не  в  ветвЯх,  и  дать  такой  толчок
всеобщему движенью всего, чтобы после вас пошла сама собой работать  машина,
так чтобы  незачем  было  над  ней  стоЯть  и  надсмотрщику,  и  сим  только
воздвигнули бы памЯтник вечный вашего генерал-губернаторства. ’еперь Я знаю,
что вы  совсем  поступите  иначе,  а  потому  не  пренебрегайте  никак  этой
должностью, если бы она была вам вновь предложена. Ќикогда не  был  еще  так
важен и нужен генерал-губернатор, как в нынешнее времЯ.  џ  вам  назову  уже
несколько подвигов таких, которых  никто  теперь  не  может  сделать,  кроме
генерал-губернатора.
     ‚о-первых, ввести всЯкую должность в  ее  законные  границы  и  всЯкого
чиновника губернии в полное  познанье  его  должности.  ќто  дело  очень  не
бездельное.   ‚   последнее   времЯ   все   почти    губернские    должности
нечувствительным образом выступили из пределов и границ, указанных  законом.
Ћдни слишком стали обрезаны и стеснены, другие раздвинулись  в  действиЯх  в
ущерб прочим; прЯмые места  обессилели  и  ослабели  от  введениЯ  множества
косвенных и  временных.  ‚  последнее  времЯ  стали  особенно  чувствоватьсЯ
полномочие и развЯзанные руки там, где нужно препЯтствовать в  действиЯх,  и
свЯзанные  руки  там,  где  нужно  споспешествовать  им.  ‚озвратить  всЯкую
должность в ее законный  круг  тем  более  стало  теперь  трудно,  что  сами
чиновники сбились в своих понЯтиЯх  о  ней.  ЏолучаЯ  ее  по  наследству  от
предшественника в том виде, какой дал ей  последний,  они  все  соображаютсЯ
более или менее с этим видом, а не с  первообразом  ее,  который  уже  почти
вышел у всех из головы. Ћт этого многие благонамеренные и даже весьма  умные
начальники хотели уже  уничтожить  или  вовсе  преобразовать  те  должности,
которые следовало только просто возвратить себе. „ело это  может  произвести
только высший и полномочный начальник, если он не пренебрежет вникнуть сам в
существо всЯкой должности. ‚се наши должности в их первообразе  прекрасны  и
прЯмо созданы длЯ земли нашей. ђассмотрим нарочно организм губернии.  Џервое
лицо - губернатор. Ћн ЯвлЯетсЯ в нескольких видах своей власти.
     Ћн начальник и правитель полномочный  во  всем,  что  ни  относитсЯ  до
хозЯйственного и полицейского управленьЯ по всей губернии,  как  городового,
разумеЯ здесь все, что ни относитсЯ  ко  внутреннему  устройству  городов  и
содержанью  среди  их  порЯдка,  так  и  земского,  включаЯ  сюда  все,  что
производитсЯ в землЯх вне городов: взъем податей, распределенье повинностей,
устройство дорог, постройки и поправки всех родов. ‚  первом  случае  в  его
полном и непосредственном распорЯжении губернский полицмейстер и  городничие
всех городов; во втором случае - капитан -исправники и  земские  заседатели,
которые относЯтсЯ к нему посредством губернского правлениЯ, образованного  в
духе  коллегиальных  правлений  с  советниками,  а  не  в  виде  собственной
канцелЯрии  с  секретарем,  так  что  ответственность   во   всЯком   важном
злоупотребленье,  если  бы  его  сделал  губернатор,  падает  непременно  на
советников и чиновников, и при всем полномочье своем он уже ограничен.
     Ћн более нежели присутственный член и свидетель деловых  производств  в
других присутственных местах, от него вовсе не  зависЯщих  и  состоЯщих  под
управлением своих  особых  министерств;  если  только  эти  места  совершают
какие-нибудь сделки и условиЯ, относительно ли отдачи внаймы или  на  откупа
казенных земель, озер или  вообще  относительно  всЯких  продаж,  закупок  и
совершеньЯ на них условий, он должен быть уже там. Ќикакие казенные  подрЯды
н сделки не могут  быть  произведены  без  его  личного  присутствиЯ.  ’аким
образом места, вовсе от него  не  зависЯщие  относительно  внутренних  своих
производств, уже обрезаны его присутствием на всех путЯх к злоупотреблениЯм.
     ‚есь снарЯд  юстиции,  как-то:  все  суды  уездные,  так  и  высшаЯ  их
инстанциЯ  -  гражданскаЯ  палата,  находЯсь  в  полном  заведовании  своего
министерства, кажутсЯ в независимости  от  губернатора,  но  на  всех  путЯх
несправедливостей они ограничены на всЯком  шагу  губернатором,  который  во
времЯ объездов своих по всей губернии, случающихсЯ не менее двух раз в  год,
имеет право, заглЯнувши в суд,  потребовать  на  выдержку  два-три  решенные
дела, проверить их у себЯ на  дому,  вместе  с  секретарем  своим,  и  таким
образом держать в страхе их всех. ‘ловом, не имеЯ  никакого  начальства  над
местами,  зависЯщими  от  других  начальников,  он  имеет  право  остановить
злоупотребленье повсюду, где бы оно ни было.
     Ќа дворЯн он может иметь  только  влиЯние  нравственное.  ‚  обрЯде  же
должностных его соприкосновений с дворЯнством устроено так, чтобы он имел  с
ними дело в лице их же  представителЯ,  губернского  предводителЯ,  и  таким
образом посредством его  одного  поладить  с  ними  со  всеми;  здесь  видна
особенно  мудрость  законодателЯ,  потому  что  иначе  не  было  бы  никакой
возможности ему сноситьсЯ с ними со всеми и ладить, принимаЯ  в  соображение
то  различие  воспитаний,  нравов,  образов   мыслей   и   то   бесчисленное
разнообразие характеров, какого  не  представлЯет  ни  одно  из  европейских
дворЯнств  и  которое  заключилось  только  в  нашем.  ‡вание   предводителЯ
дворЯнства, будучи почти равное чином  званью  губернатора,  имеЯ  право  на
первое  место  после  него  в  губернии,  уже  сим  самым  указывает  им  на
необходимость быть друзьЯми, иначе им обоим было  бы  неловко  в  отношениЯх
светских  и  непросторно  на  поприще  должностном.  ‘амые   места   капитан
-исправника и заседателей, которые, будучи избираемы дворЯнством,  находЯтсЯ
потом в  полной  зависимости  от  губернатора,  указывают  на  необходимость
взаимного  подкреплениЯ  одного  в   другом.   ѓрозЯ   именем   губернатора,
предводитель может много сделать там,  где  не  хватит  собственной  власти;
равно как и губернатор посредством предводителЯ  может  успешней  и  сильней
действовать на дворЯн.
     ‚сюду могут случитьсЯ просмотры, неправда может проскользнуть везде; за
самим  губернатором  могут  завестись  грехи.  €  это  предусмотрено:   есть
отдельное лицо, от всех независимое, долженствующее держать себЯ от  всех  в
стороне, даже и от  самого  губернатора.  ќто  прокурор,  который  есть  око
закона, без которого ни одна бумага не может  выйти  из  губернии.  Ќи  одно
производство дел по всем губернским местам не может  его  миновать.  Ћно  не
решено, если он не пометил на всех его страницах свое слово:  читал.  Ќикому
не подлежит он сам во всей губернии; никому не дает отчета,  кроме  министра
юстиции, с которым одним только в прЯмом сношении,  и  всегда  может  подать
протест на все, что ни вершитсЯ в губернии.
     ‘ловом - все полно, и везде  слышна  законодательнаЯ  мудрость,  как  в
установлении самих властей, так и в соприкосновеньЯх их между собою. џ уже и
не говорю о тех учрежденьЯх, где  еще  далее  простерлось  правительственное
предвиденье, упомЯну только о совестном суде, подобного которому не  знаю  в
других государствах. Џо моему мнению, это  верх  человеколюбиЯ,  мудрости  и
познаньЯ душевного. ‚се  те  случаи,  где  тЯжело  и  жестоко  прикосновенье
закона; все дела, относЯщиесЯ до малолетних,  умалишенных;  все,  что  может
решить  одна  только  совесть  человека  и  где  может   быть   несправедлив
справедливейший закон; все, что должно быть кончено полюбовно и миролюбиво в
высоком христианском смысле, без проволочек по высшим инстанциЯм, - есть уже
его предмет. € как умно, что выбор совестного судьи зависит  от  дворЯнства,
которое избирает обыкновенно на это место  того,  на  кого  падает  всеобщий
голос, как на  человеколюбивого  и  бескорыстнейшего  человека.  Љак  хорошо
также, что ему не назначаетсЯ за это никакого жалованьЯ,  никаких  наград  и
что нет здесь никакой  мирской  приманки  человеку.  Ћдно  времЯ  мне  очень
желалось занЯть это место. Љак  много  можно  решить  на  нем  запутаннейших
спорных дел. ‘ами тЯжущиесЯ мимо собственных выгод своих  перенесут  дело  в
совестный суд, как только  пронесетсЯ  слух,  что  судьЯ  судит  истинно  по
совести и уже прославилсЯ мудростью своего божеского суда. Љому  из  нас  не
хочетсЯ примиритьсЯ?
     Ћдним словом, чем больше всматриваешьсЯ в организм управлениЯ губерний,
тем более изумлЯешьсЯ мудрости  учредителей:  слышно,  что  сам  бог  строил
незримо руками государей. ‚се полно, достаточно, все  устроено  именно  так,
чтобы споспешествовать в  добрых  действиЯх,  подаваЯ  руку  друг  другу,  и
останавливать только на пути к злоупотреблениЯм. џ даже и придумать не могу,
длЯ чего тут нужен какой-нибудь прибавочный чиновник; всЯкое новое лицо  тут
не у места, всЯкое нововведение - ненужнаЯ вставка. Ђ между тем  нашлись  же
такие правители губерний, как вы сами знаете, которые пристегнули  ко  всему
этому множество разных чиновников по  особым  поручениЯм,  множество  всЯких
временных и следственных комитетов, разложили и раздробили  действиЯ  всЯкой
должности и сбили чиновников так, что они потерЯли  и  последние  понЯтиЯ  о
пределах точных своего поприща. •орошо, что вы этого не сделали, потому  что
вы и тогда понимали это дело лучше  других.  ‚ы  очень  хорошо  знаете,  что
приставить нового чиновника  длЯ  того,  чтобы  ограничить  прежнего  в  его
воровстве, значит сделать двух воров наместо одного.  „а  и  вообще  система
ограничениЯ -самаЯ мелочнаЯ система. —еловека нельзЯ  ограничить  человеком;
на следующий год окажетсЯ надобность ограничить и того,  который  приставлен
длЯ ограниченьЯ, и тогда ограниченьЯм не будет конца. ќта  пустаЯ  и  жалкаЯ
система, подобно всем  другим  системам  отрицательным,  могла  образоватьсЯ
только в государствах колониальных, которые составились  из  народа  всЯкого
сброда, не имеющего национальной целизны и духа народного, где неизвестны ни
самоотверженье, ни благородство, а  только  одни  корыстные  личные  выгоды.
Ќужно оказать доверье к благородству человека, а без  того  не  будет  вовсе
благородства. Љто знает, что на него глЯдЯт подозрительно, как на мошенника,
и  приставлЯют  к  нему  со  всех  сторон  надсмотрщиков,  у  того  невольно
отнимаютсЯ руки. Ќужно развЯзать каждому руки,  а  не  свЯзывать  их;  нужно
напирать на то, чтобы каждый держал сам себЯ в руках, а  не  то,  чтобы  его
держали другие; чтобы он был строже к себе в несколько  раз  самого  закона,
чтобы он видел сам, чем он подлец перед своей должностью; словом - чтобы  он
был введен в значенье высшей своей должности. Ђ  это  может  сделать  только
один генерал-губернатор,  если  он  не  пренебрежет  постигнуть  сам  всЯкую
должность в ее истинном существе и мысленно прослужить  сам  на  месте  того
чиновника, которого бы захотел он ввести в полное  значенье  его  должности.
‚следствие этого все ваши сношеньЯ с чиновниками будут самоличны, без всЯких
секретарей и мертвой бумажной переписки,  а  от  этого  и  ваша  собственнаЯ
канцелЯриЯ сделаетсЯ маленькой и вовсе не будет походить на  те  чудовищные,
огромные канцелЯрии, какие  заводЯт  другие  начальники.  ќти  же  громадные
канцелЯрии, как вы уже сами знаете, наносЯт много вреда тем, что  отберут  у
всех чиновников их дела, образуют собою вдруг новую инстанцию и, стало быть,
новые затруднениЯ, дадут нечувствительно образоватьсЯ  какому-нибудь  новому
полномочному лицу, иногда вовсе ни длЯ кого  не  зримому,  в  виде  простого
секретарЯ, но через руки которого станут проходить все  дела;  у  секретарей
ЯвитсЯ какаЯ-нибудь любовница, из-за ней - интриги, ссоры, а с ними вместе и
сам черт путаницы, который как тут во всЯкое времЯ; и дело кончитсЯ тем, что
сверх  нанесеньЯ  новых  беспорЯдков  и   сложностей,   пожретсЯ   несметное
количество казенных сумм. •рани вас бог от заведеньЯ канцелЯрии. €наче и  не
объЯснЯйтесь ни  с  кем,  как  лично.  Љак  можно  пренебречь  разговором  с
человеком, особенно, если разговор близок к нему самому,  к  исполненью  его
обЯзанностей и долга, стало  быть,  близок  к  самой  душе  его?  Љак  можно
променЯть такой разговор на пустые газетные толки и мертвые  речи  о  всЯком
вранье, набираемом из лживых европейских журналов? Ћ  долге  человека  можно
так разговоритьсЯ, что обоим покажетсЯ, как бы они  беседуют  с  ангелами  в
присутствии самого бога. ѓоворите же так с  вашим  подчиненным,  то  есть  -
наставительно и питательно его душе! Ќе забудьте, что на русском Языке, -  Я
разумею не тог Язык, который изворачиваетсЯ теперь в житейском обиходе, и не
книжный Язык, и не Язык,  образовавшийсЯ  во  времЯ  всЯких  злоупотреблений
наших, но тот истинно русский Язык, который незримо носитсЯ по всей  русской
земле, несмотрЯ на чужеземствованье наше  в  земле  своей,  который  еще  не
прикасаетсЯ к делу жизни нашей, но, однако ж, все  слышат,  что  он  истинно
русский Язык - на этом Языке начальник называетсЯ отцом. Ѓудьте же  с  ними,
как отец с детьми, а отец с детьми не заводит бумажных переписок и  напрЯмик
изъЯснЯетсЯ с, каждым из них. ’ак поступаЯ, введете вы  каждого  в  познанье
его должности и сделаете истинно великий подвиг.
     Ђ вот вам другой подвиг,  которого  никто  не  может  совершить,  кроме
генерал-губернатора, и который в нынешнее времЯ есть дело даже  необходимое,
не только нужное, а именно: ввести дворЯнство  в  познанье  истинное  своего
званьЯ. ‘ословие это в своем истинно русском  Ядре  прекрасно,  несмотрЯ  на
временно наросшую чужеземную шелуху. Ќо  дворЯнство  этого  еще  не  слышит.
Њногие едва-едва только догадываютсЯ, другие пребывают в совершенном об этом
невежестве, третьи берут себе в идеалы  дворЯнства  государств  иностранных,
четвертые даже не задают себе вопроса: нужно ли на свете дворЯнство? …сли же
и находЯтсЯ между ними такие, которые имеют  об  этом  какие-нибудь  светлые
мысли, то мысли эти еще не раздаютсЯ в массах,  и  масса  их  не  слышит.  ‚
последнее времЯ,  кроме  всего  прочего,  восстановилсЯ  даже  в  дворЯнстве
некоторый дух недовериЯ к  правительству.  ‚о  времЯ  последних  европейских
возмущений и  всЯкого  рода  смут  некоторые  из  злоумышленников  старались
особенно распустить  в  нашем  дворЯнстве  слух,  будто  правительство  ищет
обессилить их значение и довести их  до  ничтожества.  Ѓеглецы,  выходцы  за
границу и всЯкого рода недоброжелатели ђоссии писали статьи и наполнЯли  ими
столбцы чужестранных газет с тем именно умыслом, чтобы заронить вражду между
дворЯнством и правительством: с  одной  стороны,  показать  государю  ђоссии
партию каких-то фантастических боЯр, оспоривающих самую власть, а  с  другой
стороны, показать дворЯнству, что государь не благоволит к ним и  вообще  не
любит этого званиЯ. ’о есть им хотелось заварить в ђоссии  какую-то  кашу  и
сумЯтицу, среди которой можно было бы и  самим  сыграть  какую-нибудь  роль.
ђасчет был на то, что взаимное спасенье  и  подозрительность  есть  страшнаЯ
вещь и может со временем произвести действительно разрыв самых  свЯщеннейших
свЯзей. Ќо, слава богу, уже прошли те  времена,  чтобы  несколько  сорванцов
могли возмутить целое  государство.  Џроект  так  и  осталсЯ  фантастическим
проектом, тем, однако ж, не менее искры недоразумений и взаимного  недоверьЯ
заронились, и Я знаю многих дворЯн, которые уверены сурьезно,  что  государь
не любит их сословиЯ, и от этого даже  тоскуют.  „ело  это  им  разрешите  и
объЯвите всю правду, не скрываЯ ничего.  ‘кажите,  что  государь  любит  это
сословие больше всех других, но любит в его истинно русском  значении,  -  в
том прекрасном виде, в каком оно должно быть по духу самой земли нашей. „а и
не может быть иначе. …му ли не любить цвет своего народа? а у нас дворЯнство
есть цвет нашего же народа, а не какое-нибудь пришлое  чужеземное  сословие.
Ќо следует, чтобы дворЯнство само себЯ показало и определило значенье своего
званьЯ, потому что в том виде, в  каком  оно  теперь,  при  этом  отсутствии
единства в общем духе, при  этом  разнообразье  мыслей,  воспитаньЯ,  жизни,
привычек, при таком сбивчивом образе понЯтий о самих себе, никому  не  могут
они подать действительной и полной идеи о  том,  что  такое  в  нашей  земле
дворЯнство. Ђ оттого никакой мудрец не может теперь знать, как  ему  с  ними
быть. ‘ледует, чтобы дворЯнство само  вступило  в  свое  истинное  и  полное
значение. € здесь-то вы можете истинно им всем помочь,  потому  что,  будучи
сами русский дворЯнин и уже понимаЯ высшее значенье  нашего  дворЯнства,  вы
лучше всех будете в силах это объЯснить. Ќе  нужно  длЯ  этого  много  слов,
потому что начала всего того, что вы им объЯвите, у них в груди.  „ворЯнство
наше представлЯет Явленье, точно, необыкновенное.  Ћно  образовалось  у  нас
совсем иначе,  нежели  в  других  землЯх.  Ќачалось  оно  не  насильственным
приходом, в качестве вассалов с войсками, всегдашних оспоривателей верховной
власти и вечных угнетателей сословиЯ низшего; началось  оно  у  нас  личными
выслугами перед царем, народом и всей землей, -  выслугами,  основанными  на
достоинствах нравственных, а не на силе. ‚  нашем  дворЯнстве  нет  гордости
какими-нибудь преимуществами своего сословиЯ, как в других землЯх; нет спеси
немецкого дворЯнства;  никто  не  хвастаетсЯ  у  нас  родом  или  древностью
происхождениЯ, хотЯ наши дворЯне всех древнее,  -  хвастаютсЯ  разве  только
какие-нибудь англоманы, которые заразились этим на времЯ, во  времЯ  проезда
через Ђнглию; может  быть,  только  изредка  похвастаетсЯ  кто-нибудь  своим
предком, и то таким, который сослужил истинно верную  службу  царю  и  земле
своей; а похвастайсЯ он плохим предком, на него выпустЯт  тут  же  эпиграмму
его  же  собратьЯ  дворЯне.  Ћдним  только  позволЯет  себе  всЯк   из   них
похвастатьсЯ - это чувством своего нравственного благородства,  которое  уже
бог им  вложил  в  грудь.  €  если  дойдет  дело  до  того,  чтобы  выказать
каким-нибудь поступком это внутреннее высшее благородство, у нас ни один  не
отстанет от другого, хотЯ бы сам был всех хуже и весь зажил в грЯзи и  саже.
„ворЯнство у нас есть как бы сосуд, в  котором  заключено  это  нравственное
благородство, долженствующее разноситьсЯ по лицу всей русской  земли  затем,
чтобы  подать  понЯтие  всем  прочим  сословиЯм,  почему   сословие   высшее
называетсЯ цветом народа. € если вы только им скажете почти это самое, что Я
теперь говорю и что есть  истиннаЯ  правда,  да  развернете  перед  ними  то
поприще, которое теперь всем предстоит им на передачу  и  увековеченье  имен
своих в потомстве; если Ясно покажете им, что всЯ русскаЯ  землЯ  взывает  о
помощи и что помощь  ей  можно  оказать  одними  подвигами  благородства,  а
подвиги благородства следует показать тем, которые уже от рожденьЯ  получили
благородство, то увидите, что сердца их чокнутсЯ с вашим сердцем, как  рюмки
во времЯ пирушки. Ќе скрывайте от них дела, объЯсните им всю  правду.  ‡ачем
заставлЯть их узнавать то же самое из  лживых  иностранных  газет  и  давать
сорванцам кружить им головы? Ћбнаружьте им всю правду начисто.  ‘кажите  им,
что ђоссиЯ, точно, несчастна, что  несчастна  от  грабительств  и  неправды,
которые до такой наглости еще не возносили рог  свой;  что  болит  сердце  у
государЯ так, как никто из них не знает, не слышит  и  не  может  знать.  „а
может ли быть иначе при виде этого вихрЯ возникнувших запутанностей, которые
застенили всех друг от друга и отнЯли почти у каждого простор делать добро и
пользу истинную своей земле, при виде повсеместного помраченьЯ  и  всеобщего
уклоненьЯ всех от духа земли  своей,  при  виде,  наконец,  этих  бесчестных
плутов, продавцов правосудьЯ и грабителей, которые, как вороны, налетели  со
всех сторон клевать еще  живое  наше  тело  и  в  мутной  воде  ловить  свою
презренную выгоду. Љогда вы это им скажете, да вслед за этим  покажете,  что
теперь им всем предстоит сослужить  истинно  благородную  и  высокую  службу
царю, а именно: так же великодушно, как некогда становились в  рЯды  противу
неприЯтелЯ, так  же  великодушно  стать  теперь  на  неприманчивые  места  и
должности, опозоренные низкими разночинцами, тогда увидите, как встрепенетсЯ
наше дворЯнство. Ћтбою не будет от желающих вступить в службу и занЯть самые
невидные места. €, отслуживши, не потребуют они себе за это  ни  наград,  ни
отличий, ни даже привилегий  и  преимуществ,  довольные  тем,  что  показали
высокое внутреннее преимущество свое. ‘ловом, только покажите им  высоту  их
званиЯ, и вы увидите, как благородна их природа. ‚ы можете указать им  также
то второе великое дело, которое они могут сделать, воспитавши  вверенных  им
крестьЯн таким образом, чтобы они стали образцом  этого  сословиЯ  длЯ  всей
…вропы, потому что теперь не на шутку задумались многие в …вропе над древним
патриархальным бытом, которого стихии исчезнули  повсюду,  кроме  ђоссии,  и
начинают  гласно  говорить  о  преимуществах  нашего   крестьЯнского   быта,
испытавши  бессилие  всех  установлении  и  учреждений  нынешних,   длЯ   их
улучшеньЯ. Ђ потому вам  следует  склонить  дворЯн,  чтобы  они  рассмотрели
попристальней истинно русские отношениЯ  помещика  к  крестьЯнам,  а  не  те
фальшивые и ложные, которые образовались во времЯ их позорной  беззаботности
о своих собственных поместьЯх, преданных в  руки  наемников  и  управителей;
чтобы позаботились о них истинно, как о своих кровных и родных, а не  как  о
чужих- людЯх, и так бы взглЯнули на них, как отцы на детей своих. ‘им только
одним могут возвесть они это сословие в то состоЯние, в  каком  следует  ему
пребыть, которое, как нарочно, не носит у нас названьЯ ни вольных, ни рабов,
но называетсЯ хрестьЯнами от имени  самого  •риста.  ‚се  это  может  вполне
объЯснить дворЯнству генерал-губернатор, если о том помыслит заблаговременно
и войдет сам в полное значенье нашего дворЯнства. €  это  будет  вам  второй
великий подвиг.
     Ђ вот вам третий подвиг, которого тоже никто не  может  сделать,  кроме
генерал-губернатора.   ‚се    европейские    государства    теперь    болеют
необыкновенной сложностью всЯких законов и  постановлений.  Џовсюду  заметно
одно  замечательное  Явление,  а  именно:  законы   собственно   гражданские
выступили из пределов и ворвались в области, им не  принадлежащие.  ‘  одной
стороны,  они  вторгнулись  в  область,  состоЯвшую  долго  под  управлением
народных  обычаев;  с   другой   стороны,   они   вторгнулись   в   область,
долженствующую оставатьсЯ вечно под управлением  церкви.  ‘лучилось  это  не
насильственно: разлив гражданских законов произошел  сам  собою,  встретивши
повсюду пустые, себЯ не ограждавшие места. Њода подорвала обычаи,  уклонение
духовенства от прЯмой жизни во  •ристе  оставило  на  произвол  все  частные
отношениЯ каждого человека в его частном быту. ‡аконы гражданские взЯли то и
другое, как оставленных сирот, под свою опеку  и  оттого  только  стали  так
сложны. ‘ами же по себе они вовсе не пространны, и если возвратитсЯ то,  что
законным образом должно принадлежать обычаЯм, и то, что должно  поступить  в
вечное владение церкви, тогда их может заключить только одна книга,  котораЯ
обнимет  одни  крупные  уклоненьЯ  от  общественного  порЯдка  и   отношеньЯ
собственно государственные. ‚се до единого теперь видЯт, что множество  дел,
злоупотреблений и всЯких клЯуз  произошло  именно  оттого,  что  европейские
философы-законодатели  стали  заранее  определЯть   все   возможные   случаи
уклонений,  до  малейших  подробностей,  и   тем   открыли   всЯкому,   даже
благородному и доброму,  пути  к  бесконечным  и  несправедливейшим  тЯжбам,
которые затевать он прежде почел  бы  бесчестнейшим  делом,  но  которые  он
затевает теперь смело, увидЯ в каком-нибудь пункте постановлений возможность
и  надежду  получить  когда-то  потерЯнное  добро  или  же   просто   только
возможность оспаривать владенье другого. Ћн уже идет  горой,  как  герой  на
приступ, и не глЯдит вовсе на своего супротивника, хотЯ бы тот лишилсЯ через
это последней своей рубашки, хотЯ бы он пошел по миру со всей семьей  своей.
—еловеколюбивый производит теперь бесстыднейшим образом в виду всех жестокое
дело и даже им хвастаетсЯ, тогда как он устыдилсЯ бы и самой  мысли  о  том,
если бы служитель церкви поставил их обоих лицом ко •ристу, а не  презренным
выгодам личным и если бы завелось так, как и  быть  должно,  чтобы  во  всех
делах запутанных, казусных, темных, словом - во всех тех делах, где угрожает
проволочка  по  инстанциЯм,  мирила  человека  с  человеком  церковь,  а  не
гражданский закон. Ќо вот  вопрос:  как  это  сделать?  Љак  сделать,  чтобы
гражданскому  закону  отдано  было  действительно  только  то,  что   должно
принадлежать гражданскому закону; чтобы  обычаЯм  возвращено  было  то,  что
должно оставатьсЯ во власти обычаев, и чтобы за  церковью  вновь  утверждено
было то, что должно вечно принадлежать церкви? ‘ловом, как возвратить все на
свое место?  ‚  …вропе  сделать  этого  невозможно:  она  обольетсЯ  кровью,
изнеможет  в  напрасных  бореньЯх  и  ничего  не  успеет.  ‚   ђоссии   есть
возможность;  в  ђоссии  может  это   нечувствительно   совершитьсЯ   -   не
какими-нибудь  нововведениЯми,  переворотами   и   реформами   и   даже   не
заседаньЯми,  не  комитетами,  не  преньЯми  и  не  журнальными  толками   и
болтовней; в  ђоссии  может  этому  дать  начало  всЯкий  генерал-губернатор
вверенной его управлению области, и как просто: не чем  другим,  как  только
собственной жизнью своей. Џатриархальностью жизни своей  и  простым  образом
обращеньЯ со всеми он может вывести  вон  моду  с  ее  пустыми  этикетами  и
укрепить те русские обычаи,  которые  в  самом  деле  хороши  и  могут  быть
применены с пользой к нынешнему быту. Ћн может сильно подействовать  на  то,
что отношеньЯ между собою как жителей городов, так и помещиков станут проще;
а уничтоженье  этой  сложности  светских  отношений,  какаЯ  ныне,  уменьшит
непременно ссоры и неудовольствиЯ,  которые  возникнули,  как  вихри,  между
обитателЯми городов. ’ак же, как на водворенье обычаев, может  подействовать
генерал-губернатор на законное водворенье церкви в нынешнюю  жизнь  русского
человека: во-первых, примером  собственной  жизни,  а  во-вторых,  -  самими
мерами, не принудительными и насильственными, но сильнейшими в несколько раз
всЯких насильственных. Ћб этом когда-нибудь мы с вами поговорим после, когда
вы действительно возьмете должность, а до того времени скажу вам только  вот
что: если уже простой обычай сильнее всЯкого  письменного  закона,  а  между
прочим, что такое обычай, если рассмотреть его строго? €ногда он  просто  не
имеет никакого значеньЯ в нынешнем  времени,  установлен  неизвестно  зачем,
пришел неизвестно откуда; не  слышишь  даже  авторитета,  его  утвердившего;
иногда он тЯнетсЯ еще от времен  Язычества,  противуположен  христианству  и
всем элементам новой жизни. € если при всем этом обычай так силен,  что  его
трудно бывает изгладить в продолжение многих  лет?  —то  же,  если  введетсЯ
такой обычай, который основан  на  разуме,  единоустно  и  единодушно  будет
признан всеми и освЯщен свыше самим •ристом и  его  церковью?  ’акой  обычай
пойдет во веки веков, и не сокрушит его никакаЯ сила, какие бы ни  наступили
всемирные колебаниЯ. Ќо этот предмет велик; о нем нужно поговорить умно, а Я
длЯ того глуп. Џосле,  когда  бог  поможет  и  вразумит  менЯ,  может  быть,
что-нибудь скажу. ђабот вам будет много. Љрепитесь и берите твердо должность
генерал-губернатора, если только она будет вам предложена. ‚ы  исполните  ее
теперь именно  так,  как  следует,  и  сообразно  тому,  чего  требует  само
правительство, то есть -  бодрЯщею,  освежающею  силою  пронестись  по  всей
области, всех воздвигнуть, всех освежить, всех настроить, всему дать  толчок
и обратитьсЯ потом в другую губернию затем, чтобы и там произвести то же. ‚ы
сами увидите, что должность эта непременно должна быть временнаЯ, иначе  она
не имела бы смысла, потому что внутренний  организм  губернии  достаточен  и
полон, и нет надобности в другом управителе, кроме гражданского губернатора.
‘ богом же, и не бойтесь ничего! Ќо, хотЯ бы пришлось вам  занЯть  и  другую
должность, руководствуйтесь теми же правилами: не забывайте нигде, что вы на
времЯ. “строЯйте так дела, чтобы они не только при  вас  шли  хорошо,  но  и
после вас; чтобы не мог ничего сдвинуть ваш преемник, но вступил бы невольно
уже  сам  в  утвержденные  вами  границы,  держасЯ  вами  данного  законного
направлениЯ. •ристос научит вас, как закалЯть дело накрепко и навеки. Ѓудьте
отец истинный всем вам подвластным чиновникам и  каждому  помогите  свЯто  и
честно  исполнить   должность   свою.   Џодавайте   братски   руку   всЯкому
освобождатьсЯ от его собственных  пороков  и  недостатков.  €мейте  на  всех
влиЯние, но влиЯние единственно затем,  чтобы  заставить  каждого  иметь  на
самого себЯ влиЯние. ‘мотрите также, чтобы  никто  не  опиралсЯ  чересчур  и
слишком  на  вас,  как  на  собственный  посох  свой,   подобно   тому   как
римско-католические дамы опираютсЯ на духовников своих, без воли которых они
не смеют переступить в другую комнату и ждут длЯ этого  исповеди;  но  чтобы
помнил человек, что нЯнька даетсЯ ему на времЯ, а  не  навсегда  и  что  как
только отступает от него наставник, тут-то ему и  следует  блюсти  за  собой
осторожней, чем когда-либо прежде, помнЯ ежеминутно, что уже  некому  теперь
смотреть за ним, и содержа, как свЯтыню, в своей памЯти  всЯкое  слово,  ему
сказанное. ‘тарайтесь также, чтобы не было плача  при  расставанье  с  вами,
если бы случилось вам оставлЯть вашу должность, но чтобы бодрей и свежей еще
глЯдел каждый вперед, а потому ко дню расставаньЯ копите все, что хотели  бы
вы сказать в наставленье каждому: в этот день будут длЯ них свЯты все  слова
ваши, и то, чего бы они не принЯли и не исполнили прежде, то теперь примут и
после вас исполнЯт. „лЯ менЯ наилучшаЯ минута - времЯ  расставаньЯ  с  моими
друзьЯми; всЯк из друзей моих, кто теперь ни расстаетсЯ со мной,  расстаетсЯ
весело и светлеет духом. ‚ам подтвердЯт это все те, которые расставались  со
мною в последнее времЯ. џ даже уверен,  что  когда  буду  умирать,  со  мной
простЯтсЯ весело все менЯ любившие: никто из них не заплачет и будет гораздо
светлее духом после моей смерти, чем при жизни моей.  …ще  скажу  вам  слово
насчет любви и  всеобщего  расположениЯ  к  себе,  за  которыми  многие  так
гонЯютсЯ. ‡аискивать любви к себе есть незаконное дело и не должно  занимать
человека. ‘мотрите на то - любите ли вы других, а не на то -  любЯт  ли  вас
другие. Љто требует платежа за любовь свою, тот подл и далеко не христианин.
Ћ, как Я благодарен за то, что еще от детства вселил в менЯ  бог  непонЯтное
мне самому чувство бежать от всЯких неумеренных излиЯний, даже родственных и
дружеских, как от чего-то приторного  и  неприЯтного.  Љак  это  верно,  что
полнаЯ любовь не должна  принадлежать  никому  на  земле.  Ћна  должна  быть
передаваема по  начальству,  и  всЯкий  начальник,  как  только  заметит  ее
устремленье к себе, должен в ту же минуту обращать ее  к  поставленному  над
ним  высшему  начальнику,  чтобы  таким  образом  добралась  она  до  своего
законного источника, и передал бы ее торжественно в виду всех всеми  любимый
царь самому богу.
     1845

XXIX
     —…‰ “„…‹ ЌЂ ‡…Њ‹… ‚›…
     (€з письма к “.........му)
     Ќикак не могу сказать вам, чей удел на земле выше и кому суждена лучшаЯ
участь. Џрежде, когда Я был поглупее, Я  предпочитал  одно  звание  другому,
теперь же вижу, что участь всех равно завидна. ‚се получат равное  воздаЯние
- как тот, которому вверен был один талант и он принес на него другой, так и
тот, которому дано было пЯть талантов и который принес на них  другие  пЯть.
„аже,  Я  думаю,  участь  первого  еще  лучше,  именно  оттого,  что  он  не
пользовалсЯ на земле известностью и не вкушал очаровательного напитка земной
славы,  подобно  последнему.  —удна  милость  божиЯ,   определившаЯ   равное
воздаЯние всЯкому, исполнившему честно долг свой, царь ли он  или  последний
нищий. ‚се они там уравнЯютсЯ, потому что все  внидут  в  радость  господина
своего и будут пребывать равно в боге. Љонечно, сам •ристос сказал в  другом
месте: "‚ дому отца моего обители  многи  суть";  но  как  помыслю  об  этих
обителЯх, как помыслю о том,  что  должны  быть  у  бога  обители,  не  могу
удержатьсЯ от слез и знаю, что никак бы не решил, какую из них выбрать себе,
если бы только действительно был  удостоен  небесного  царства  и  вопрошен:
"Љакую из них хочешь?" ‡наю только то, что сказал бы:  "Џоследнюю,  господи,
но лишь бы она была в дому твоем!" ЉажетсЯ, ничего бы  не  желалось  больше,
как только служить тем избранным, которые уже удостоились созерцать во  всем
величии его славу. ‹ежать бы только у ног их и целовать свЯтые их ноги!
     1845

XXX
     ЌЂЏ“’‘’‚€…
     Ќа письмо твое теперь не буду отвечать; ответ будет после. ‚се  вижу  и
слышу: страданьЯ твои велики. ‘ такою  нежною  душою  терпеть  такие  грубые
обвиненьЯ; с  такими  возвышенными  чувствами  жить  посреди  таких  грубых,
неуклюжих людей, каковы жители пошлого  городка,  в  котором  ты  поселилсЯ,
которых уже одно бесчувственное, топорное  прикосновение  в  силах  разбить,
даже без их ведома, лучшую драгоценность сердечную, медвежьей лапой  ударить
по тончайшим струнам душевным, данным на то, чтобы выпеть небесные звуки,  -
расстроить и разорвать их, видеть, в прибавленье ко всему  этому,  ежедневно
происходЯщие мерзости н терпеть презренье от  презренных!  ‚се  это  тЯжело,
знаю. ’вои страданьЯ телесные тЯжелы не  меньше:  твои  нервические  недуги,
твоЯ тоска и эти страшные припадки агонии, которою ты одержим теперь, -  все
это тЯжело, тЯжело, и ничего  больше  не  могу  сказать  тебе,  как  только:
тЯжело! Ќо вот тебе утешенье. ќто еще начало;  оскорблений  тебе  будет  еще
больше: предстанут тебе еще сильнейшие  борьбы  со  взЯточниками,  подлецами
всех сортов и бесстыднейшими людьми, длЯ которых ничего нет свЯтого, которые
не только в силах произвести то гнусное дело, о котором ты пишешь,  то  есть
подписатьсЯ под чужую руку, дерзнуть взвести такое ужасное  преступление  на
невинную душу, видеть своими глазами кару,  постигшую  оклеветанного,  и  не
содрогнутьсЯ, - не только подобное гнусное дело,  но  еще  в  несколько  раз
гнуснейшие,  о  которых  один  рассказ  может  лишить  навеки  сна  человека
сердобольного. (Ћ, лучше бы вовсе не родитьсЯ этим людЯм: весь сонм небесных
сил содрогнетсЯ от ужаса загробного наказаньЯ, их ждущего, от которого никто
уже  их  не  избавит.)  ‚стретЯтсЯ  тебе   бесчисленные   новые   поражениЯ,
неожиданные вовсе. Ќа твоем почти беззащитном поприще и незаметной должности
все может случитьсЯ. ’вои нервические припадки  и  недуги  будут  также  еще
сильнее, тоска будет убийственней и печали будут сокрушительней. Ќо вспомни:
призваны в мир мы вовсе не длЯ праздников и  пирований.  Ќа  битву  мы  сюда
призваны; праздновать же победу будем там. Ђ потому ни на миг мы  не  должны
позабывать, что  вышли  на  битву,  и  нечего  тут  выбирать,  где  поменьше
опасностей: как добрый воин, должен бросатьсЯ из нас всЯк туда, где  пожарче
битва. ‚сех нас озирает свыше небесный полководец, и ни малейшее  наше  дело
не ускользает от его взора. Ќе уклонЯйсЯ же от полЯ сраженьЯ,  а  выступивши
на сражение, не ищи неприЯтелЯ  бессильного,  но  сильного.  ‡а  сраженье  с
небольшим горем и мелкими бедами не много получишь славы.  Ќе  велика  слава
длЯ русского сразитьсЯ с миролюбивым немцем, когда  знаешь  вперед,  что  он
побежит; нет,  с  черкесом,  которого  все  дрожит,  считаЯ  непобедимым,  с
черкесом схватитьсЯ и победить его - вот слава, которою  можно  похвалитьсЯ!
‚перед же, прекрасный мой воин! ‘ богом, добрый товарищ! ‘ богом, прекрасный
друг мой!
     1846

XXXI
     ‚ —…Њ †… ЌЂЉЋЌ…– ‘“™…‘’‚Ћ ђ“‘‘ЉЋ‰ ЏЋќ‡€€ € ‚ —…Њ …… Ћ‘ЋЃ…ЌЌЋ‘’њ
     ЌесмотрЯ на внешние признаки подражаниЯ,  в  нашей  поэзии  есть  очень
много своего. ‘амородный ключ ее уже бил в груди народа тогда, как самое имЯ
еще не было ни на чьих устах.  ‘труи  его  пробиваютсЯ  в  наших  песнЯх,  в
которых мало привЯзанности к жизни и ее предметам, но много привЯзанности  к
какому-то безграничному разгулу, к стремлению как бы унестись куда-то вместе
с звуками. ‘труи  его  пробиваютсЯ  в  пословицах  наших,  в  которых  видна
необыкновеннаЯ полнота народного ума, умевшего сделать  все  своим  орудием:
иронию,  насмешку,  наглЯдность,  меткость  живописного  соображеньЯ,  чтобы
составить животрепещущее слово, которое пронимает насквозь природу  русского
человека, задираЯ за все ее живое. ‘труи его пробиваютсЯ, наконец,  в  самом
слове церковных пастырей - слове простом, некрасноречивом, но  замечательном
по  стремлению  стать  на  высоту  того  свЯтого  бесстрастиЯ,  на   которую
определено  взойти  христианину,  по  стремлению  направить  человека  не  к
увлечениЯм сердечным,  но  к  высшей,  умной  трезвости  духовной.  ‚се  это
пророчило длЯ нашей поэзии какое-то другим народам неведомое, своеобразное и
самобытное развитие. Ќоне из сих трех источников,  уже  в  нас  пребывавших,
ведет начало наша сладкозвучнаЯ поэзиЯ, ныне нас услаждающаЯ; так же, как  и
строение нынешнего нашего гражданского порЯдка произошло не  из  начал,  уже
пребывавших прежде в земле нашей. ѓражданское строение наше произошло  также
не  правильным,  постепенным  ходом  событий,   не   медленно-рассудительным
введением европейских обычаев, - которое  было  бы  уже  невозможно  по  той
причине, что уже слишком вызрело европейское просвещение, слишком велик  был
наплыв его, чтобы не ворватьсЯ рано или поздно со всех сторон в ђоссию и  не
произвести без такого вождЯ, каков был Џетр,  гораздо  большего  разладу  во
всем, нежели какой действительно потом наступил, - гражданское строение наше
произошло от потрЯсениЯ, от того богатырского потрЯсениЯ всего  государства,
которое произвел царь-преобразователь, когда волЯ  бога  вложила  ему  мысль
ввести молодой народ свой в круг европейских государств и вдруг  познакомить
его со всем, что ни добыла себе …вропа долгими  годами  кровавых  борений  и
страданий.  Љрутой  поворот  был  нужен  русскому  народу,   и   европейское
просвещение было  огниво,  которым  следовало  ударить  по  всей  начинавшей
дремать нашей массе. Ћгниво не сообщает  огнЯ  кремню,  но  покамест  им  не
ударишь, не издаст кремень огнЯ. Ћгонь излетел вдруг из народа.  Ћгонь  этот
был восторг, восторг от пробужденьЯ, восторг вначале безотчетный: никто  еще
не услышал, что он пробудилсЯ затем,  чтобы  с  помощию  европейского  света
рассмотреть поглубже  самого  себЯ,  а  не  копировать  …вропу;  все  только
услышало,  что  он  пробудилсЯ.  “же  самый  этот   крутой   поворот   всего
государства, произведенный одним человеком, - и притом самим царем,  который
великодушно отказалсЯ на времЯ от царского званьЯ своего,  решилсЯ  изведать
сам всЯкое ремесло и с топором в руке стать передовым во всЯком  деле,  дабы
не  произошло  никаких  беспорЯдков,  следующих   при   малейшем   измененье
государственных форм, - был делом, достойным  восторга.  Џереворот,  который
обыкновенно на несколько лет обливает кровью потрЯсенное  государство,  если
производитсЯ бореньЯми  внутренних  партий,  был  произведен,  в  виду  всей
…вропы, в таком порЯдке, как блистательный маневр хорошо выученного  войска.
ђоссиЯ вдруг облеклась  в  государственное  величие,  заговорила  громами  и
блеснула отблеском европейских наук. ‚се  в  молодом  государстве  пришло  в
восторг,  издавши  тот  крик  изумленьЯ,  который  издает  дикарь  при  виде
навезенных блестЯщих сокровищ. ‚осторг этот отразилсЯ в  нашей  поэзии,  или
лучше  -  он  создал  ее.  ‚от  почему  поэзиЯ  с   первого   стихотворениЯ,
поЯвившегосЯ в печати,  принЯла  у  нас  торжествующее  выражение,  стремЯсь
высказать в одно и то же времЯ восхищенье от  света,  внесенного  в  ђоссию,
изумленье от великого поприща, ей предстоЯщего, и благодарность царЯм,  того
виновникам. ‘ этих пор стремленье к  свету  стало  нашим  элементом,  шестым
чувством русского человека, и оно-то дало ход нашей нынешней  поэзии,  внесЯ
новое, светоносное начало, которого не видно было ни в  одном  из  тех  трех
источников ее, о которых упомЯнуто вначале.
     —то такое ‹омоносов, если рассмотреть его строго?  ‚осторженный  юноша,
которого манит свет наук да поприще, ожидающее впереди. ‘лучаем попал  он  в
поэты: восторг от нашей новой победы  заставил  его  набросать  первую  оду.
‚попыхах занЯл он у соседей немцев размер и форму, какие у них  на  ту  пору
случались, не рассмотрев,  приличны  ли  они  русской  речи.  Ќет  и  следов
творчества в его риторически составленных одах, но восторг уже слышен в  них
повсюду, где ни прикоснетсЯ он  к  чему-нибудь,  близкому  науколюбивой  его
душе.  ЉоснулсЯ  он  северного  сиЯниЯ,   бывшего   предметом   его   ученых
исследований, - и плодом этого прикосновениЯ была ода "‚ечернее  размышление
о божием величестве", всЯ величественнаЯ от начала до конца, которой  никому
не написать, кроме ‹омоносова. ’е же причины породили известное  послание  к
увалову "Ћ пользе стекла".  ‚сЯкое  прикосновение  к  любезной  сердцу  его
ђоссии, на которую глЯдит он под углом ее сиЯющей будущности, исполнЯет  его
силы чудотворной. ‘реди холодных строф польютсЯ вдруг у него  такие  строфы,
что не знаешь сам, где  ты  находишьсЯ.  ’очно  как  бы,  выражаЯсь  его  же
словами:

     Ѓожественный пророк „авид
     ‘вЯщенными шумит струнами,
     € бога полными устами
     €сайЯ восхищен гремит.

     ‚сю русскую землю озирает он от краЯ до краЯ с какой-то светлой вышины,
любуЯсь и  не  налюбуЯсь  ее  беспредельностью  и  девственной  природой.  ‚
описаниЯх  слышен  взглЯд  скорей  ученого  натуралиста,   чем   поэта,   но
чистосердечнаЯ сила восторга превратила натуралиста  в  поэта.  €зумительней
всего то, что, заключа стихотворную речь свою в узкие строфы немецкого Ямба,
он ничуть не стеснил Языка: Язык у него движетсЯ  в  узких  строфах  так  же
величественно и свободно, как полноводнаЯ река в нестесненных берегах. Ћн  у
него свободнее и лучше в стихах, чем в прозе, и недаром ‹омоносова  называют
отцом нашей стихотворной речи. €зумительно то,  что  начинатель  уже  ЯвилсЯ
господином и законодателем Языка. ‹омоносов стоит впереди наших поэтов,  как
вступление впереди книги. …го поэзиЯ - начинающийсЯ  рассвет.  Ћна  у  него,
подобно вспыхивающей зарнице, освещает не все, но только  некоторые  строфы.
‘ама ђоссиЯ ЯвлЯетсЯ у него только в общих географических очертаниЯх. Ћн как
бы  заботитсЯ  только  о  том,  чтобы  набросать   один   очерк   громадного
государства, наметить точками и  линиЯми  его  границы,  предоставив  другим
наложить краски; он сам как бы первоначальный,  пророческий  набросок  того,
что впереди.
     ‘  руки   ‹омоносова   оды   вошли   в   обычай.   ’оржество,   победа,
тезоименитство, даже иллюминациЯ и фейерверк стали предметом  од.  ‘лагатели
их выразили только бездарную прыть наместо восторга. €сключить из них  можно
одного Џетрова, не чуждого силы и стихотворного огнЯ: он  был  действительно
поэт, несмотрЯ на жесткий и черствый стих свой. ‚се прочие напомнили  только
риторически -холодный склад ломоносовских од и показали наместо  благозвучиЯ
ломоносовского Языка трескотню и беспорЯдок слов, терзающий ухо.  Ќо  огниво
уже ударило по кремню; поэзиЯ уже вспыхнула: еще не успел  отнести  руку  от
лиры ‹омоносов, как уже заводил первые песни „ержавин.
     ‚  эпоху  …катерины,  царствование  которой  можно  назвать   блестЯщей
выставкой  первых  русских  произведений,  когда  на  всех  поприщах   стали
выказыватьсЯ  русские  таланты,  -  с  битвами  вознеслись   полководцы,   с
учрежденьЯми внутренними государственные дельцы, с переговорами дипломаты, с
академиЯми словесники и ученые, -  поЯвилсЯ  и  поэт,  „ержавин,  с  тою  же
картинно-величавой  наружностью,  как   и   все   люди   времен   …катерины,
развернувшиесЯ в какой-то еще дикой свободе, со множеством недоконченного  и
не вполне отделанного в частЯх, как случаетсЯ с теми произведениЯми, которые
выставлЯютсЯ несколько торопливо напоказ.  Њысль  о  сходстве  ‹омоносова  с
„ержавиным, приходЯщаЯ в ум при первом взглЯде на них обоих, исчезнет вдруг,
как только всмотришьсЯ покрепче в „ержавина. ‚сем, даже  самим  воспитаньем,
последний представлЯет совершенную противуположность первому. Љак один  весь
предалсЯ наукам, считаЯ  стихотворство  свое  только  развлеченьем  и  делом
отдохновеньЯ,  так  другой  предалсЯ  весь  своему   стихотворству,   считаЯ
многостороннее образованье науками лишним и ненужным. ’о  же  самодержавное,
государственное величие ђоссии слышитсЯ и у  него;  но  уже  видны  не  одни
только  географические  очерки  государства:  выступают  люди  и  жизнь.  Ќе
отвлеченные науки, но наука жизни его занимает. Ћды  его  обращаютсЯ  уже  к
людЯм всех сословий и должностей, и слышно в них стремление начертать  закон
правильных действий человека во всем, даже в самых его наслаждениЯх. “  него
выступило уже творчество.  “  него  есть  что-то  еще  более  исполинское  и
парЯщее, нежели у ‹омоносова. Ќедоумевает ум решить,  откуда  взЯлсЯ  в  нем
этот гиперболический размах его  речи.  Ћстаток  ли  это  нашего  сказочного
русского богатырства, которое в виде какого-то темного  пророчества  носитсЯ
до сих пор над нашею землею, прообразуЯ что-то высшее, нас ожидающее, или же
это навеЯлось на него отдаленным татарским его происхождением, степЯми,  где
бродЯт  бедные  останки  орд,  распалЯющие  свое  воображенье  рассказами  о
богатырЯх в несколько верст вышиною, живущих по тысЯче лет на свете,  -  что
бы то ни было, но это свойство в „ержавине изумительно. €ногда бог весть как
издалека забирает он слова и выраженьЯ затем именно,  чтобы  стать  ближе  к
своему предмету.  „ико,  громадно  все;  но  где  только  помогла  ему  сила
вдохновеньЯ, там весь этот громозд служит на то, чтобы неестественною  силою
оживить предмет, так что кажетсЯ, как бы тысЯчью глазами  глЯдит  он.  ‘тоит
пробежать его "‚одопад", где, кажетсЯ, как бы целаЯ эпопеЯ  слилась  в  одну
стремЯщуюсЯ оду. ‚ "‚одопаде" перед ним пигмеи другие поэты. Џрирода там как
бы высшаЯ нами зримой природы, люди  могучее  нами  знаемых  людей,  а  наша
обыкновеннаЯ жизнь перед  величественной  жизнью,  там  изображенной,  точно
муравейник,  который  где-то  далеко  колышетсЯ  вдали.  Ћ  „ержавине  можно
сказать, что он  -  певец  величиЯ.  ‚се  у  него  величаво:  величав  образ
…катерины,  величава  ђоссиЯ,  озирающаЯ  себЯ  в  осьми  морЯх  своих;  его
полководцы-орлы; словом -все  у  него  величаво.  ‡аметно,  однако  же,  что
постоЯнным  предметом  его  мыслей,  более  всего  его  занимавшим,  было  -
начертить образ какого-то крепкого мужа, закаленного в деле жизни,  готового
на битву не с одним каким-нибудь временем, но со  всеми  веками;  изобразить
его таким, каким он должен был изникнуть, по его мнению,  из  крепких  начал
нашей русской породы, воспитавшись  на  непотрЯсаемом  камне  нашей  церкви.
—асто, бросивши в сторону то лицо, которому надписана ода, он ставит на  его
место того же своего непреклонного, правдивого мужа. ’огда  глубокие  истины
изглашаютсЯ  у  него  таким  голосом,  который  далеко  выше  обыкновенного:
возвращаетсЯ свЯтое, высокое значенье тому, что привыкли называть мы  общими
местами,  и,  как  из  уст  самой  церкви,  внимаешь  вечным   словам   его.
‘равнительно с другими поэтами, у него все глЯдит исполином: его поэтические
образы, не имеЯ полной  окончательности  пластической,  как  бы  терЯютсЯ  в
каком-то духовном очертании и оттого приемлют еще более  величиЯ.  Ќапример:
поэт изображает старца ЉаспиЯ в то времЯ, когда он, рассерженный бурею,

     ‚стает в упор ее волнам:
     ’о скачет в твердь, то, в ад стремЯсЯ,
     ’резубцем бьет по кораблЯм;
     ‘толбом власы седые вьютсЯ,
     € глас его гремит в горах.

     ’ут, казалось, хотел создатьсЯ зримо образ старца ЉаспиЯ, но  потерЯлсЯ
в каком-то духовном, незримом очертании: ухо слышит один гул гремЯщего морЯ,
и вместе  с  седыми  власами  старца  подъемлетсЯ  волос  на  голове  самого
читателЯ, пораженного суровым величием картины. ‚се у него  крупно.  ‘лог  у
него так крупен, как ни у кого из наших поэтов. ђазъЯв анатомическим  ножом,
увидишь, что это происходит от необыкновенного соединениЯ самых высоких слов
с самыми низкими и простыми, на что бы никто не отважилсЯ, кроме  „ержавина.
Љто бы посмел, кроме его, выразитьсЯ так, как выразилсЯ он в одном  месте  о
том же своем величественном муже, в ту минуту, когда он  все  уже  исполнил,
что нужно на земле:

     € смерть как гостью ожидает,
     ЉрутЯ, задумавшись, усы.

     Љто,  кроме  „ержавина,  осмелилсЯ  бы  соединить  такое  дело,  каково
ожиданье смерти, с таким ничтожным действием, каково крученье усов?  Ќо  как
через    это    ощутительней    видимость    самого    мужа,     и     какое
меланхолически-глубокое чувство остаетсЯ в душе! Ќо надобно сказать, что как
это,  так  и  все  другие  исполинские  свойства   „ержавина,   дающие   ему
преимущество над  прочими  поэтами  нашими,  превращаютсЯ  вдруг  у  него  в
нерЯшество и безобразие, как только оставлЯет его одушевление. ’огда  все  в
беспорЯдке: речь, Язык, слог, - все  скрыпит,  как  телега  с  невымазанными
колесами,  и  стихотворенье  -  точный  труп,   оставленный   душою.   ‘леды
собственного неконченного образованьЯ, как в умственном так и в нравственном
смысле, отразились очень заметно  на  его  твореньЯх.  Њуж,  проповедовавший
другим о том, как править собою, не умел управить себЯ, далеко не стал самим
собою и должен был напрЯженной силой  вдохновеньЯ  добиратьсЯ  до  себЯ  же,
чтобы заговорить о том, что должно уже свободно изливатьсЯ у  поэта.  Џридай
воспитанье полное такому мужу -не было бы поэта выше  „ержавина;  теперь  же
остаетсЯ он как невозделаннаЯ громаднаЯ скала, перед которой никто не  может
остановитьсЯ, не будучи пораженным, но перед которой долго  не  застаиваетсЯ
никто, спеша к другим местам, более пленительным.
     …ще „ержавин ударЯл в  струны  своей  лиры,  как  уже  все  вокруг  его
изменилось: век …катерины, полководцы-орлы, вельможнаЯ роскошь и  вельможнаЯ
жизнь  унеслись,  как  сновидение.  Ќаступил   век   Ђлександра,   опрЯтный,
благопристойный, вылощенный. ‚се застегнулось и, как  бы  почувствовав,  что
уже раскинулось чересчур нараспашку, стало  наперерыв  приобретать  наружное
благоприличие и стройность поступков. ”ранцузы стали вполне образцы всему и,
так  же  как  щеголи  Џарижа,  завладели  надолго  нашим  обществом,  ловкие
французские поэты завладели было на времЯ нашими поэтами. Љ чести, однако ж,
верного поэтического чутьЯ нашего нужно сказать то, что в образец пошел один
‹афонтен затем именно,  что  был  ближе  к  природе:  „митриев,  •емницер  и
Ѓогданович стали производить подобные ему в простоте  твореньЯ,  обработываЯ
те же предметы. ђусский Язык вдруг получил свободу и легкость перелетать  от
предмета к предмету, незнакомую „ержавину. Ќаместо оды стали  пробовать  все
роды и формы поэзии. „митриев  показал  много  таланта,  вкуса,  простоты  и
приличиЯ во всем, которыми убил напыщенность  и  высокопарность,  нанесенные
бездарными подражателЯми „ержавина и ‹омоносова. Ќо поверхностнаЯ  эпоха  не
могла дать богатого содержаниЯ нашей  поэзии:  одно  общесветское  стало  ее
предметом, и она сделалась  сама  похожею  на  умного  и  ловкого  светского
человека, когда он сидит в гостиной и ведет разговор совсем не затем,  чтобы
поведать душевную исповедь свою или подвинуть других на какое-нибудь  важное
дело, но затем, чтобы просто повести разговор и пощеголЯть уменьем вести его
обо всех  предметах.  Џоследние  звуки  „ержавина  умолкнули,  как  умолкают
последние звуки церковного  органа,  и  поэзиЯ  наша  по  выходе  из  церкви
очутилась вдруг на бале. Ћт одного только Љапниста послышалсЯ аромат истинно
душевного чувства  и  какаЯ-то  особеннаЯ  антологическаЯ  прелесть,  дотоле
незнакомаЯ. ‚от его "„еревенский домик в Ћбуховке":

     Џриютный дом мой под соломой,
     Џо мне, ни низок, ни высок;
     „лЯ дружбы есть в нем уголок,
     Ђ к двери, нищему знакомой,
     ‡абыла лень прибить замок.

     Ќо не могла оставатьсЯ долго наша поэзиЯ на этой поверхностной светской
верхушке. “же пробуждена  была  сильно  ее  чуткость  от  петровского  удара
европейским огнивом. ‚друг приметила она, что от французов, кроме  ловкости,
ничего не переймет в свое воспитанье, и  обратилась  к  немцам.  ‚  немецкой
литературе  происходило  в  это  времЯ  Явленье  странное.  ЌеЯсные   грезы,
таинственные преданиЯ, необъЯснимые чудесные происшествиЯ,  темные  призраки
невидимого мира, мечты и  страхи,  сопровождающие  детство  человека,  стали
предметом немецких поэтов. Њожно бы назвать такую поэзию шалостью школьника,
если бы в ней не слышалсЯ тот младенческий  лепет,  которым  подает  о  себе
весть бессмертный дух человека, требующий себе  живой  пищи.  —уткаЯ  поэзиЯ
наша  остановилась  с  любопытством  младенца  перед  таким   Явленьем.   …е
собственные славЯнские начала напомнили ей вдруг о чем-то  похожем.  Ќо  при
всем том мы сами никак бы не столкнулись с немцами, если бы не ЯвилсЯ  среди
нас такой поэт, который показал нам  весь  этот  новый,  необыкновенный  мир
сквозь Ясное стекло своей собственной  природы,  нам  более  доступной,  чем
немецкаЯ. ќтот поэт-†уковский, наша замечательнейшаЯ оригинальность! —удной,
высшей волей вложено было ему в душу от дней младенчества  непостижимое  ему
самому стремление к незримому и таинственному. ‚ душе его, точно как в герое
его баллады ‚адиме, раздавалсЯ небесный звонок, зовущий вдаль.  €з-за  этого
зова бросалсЯ он на все неизъЯснимое и  таинственное  повсюду,  где  оно  ни
встречалось ему, и стал облекать его в звуки, близкие нашей душе. ‚се в этом
роде у него взЯто у чужих, и больше у немцев, - почти все  переводы.  Ќо  на
переводах так отпечаталось это внутреннее стремление, так зажгло и одушевило
их своею живостью, что сами немцы, выучившиесЯ  по-русски,  признаютсЯ,  что
перед ним оригиналы  кажутсЯ  копиЯми,  а  переводы  его  кажутсЯ  истинными
оригиналами. Ќе знаешь, как назвать его,  -  переводчиком  или  оригинальным
поэтом. Џереводчик терЯет собственную  личность,  но  †уковский  показал  ее
больше всех наших поэтов. Џробежав  оглавление  стихотворений  его,  видишь:
одно взЯто из иллера, другое из “ланда, третье у ‚альтер ‘котта,  четвертое
у Ѓайрона, и все - вернейший сколок, слово в слово, личность  каждого  поэта
удержана, негде было и высунутьсЯ  самому  переводчику;  но  когда  прочтешь
несколько стихотворений вдруг и спросишь себЯ: чьи стихотворениЯ читал? - не
предстанет перед глаза твои ни иллер, ни “ланд, ни ‚альтер ‘котт, но  поэт,
от них всех отдельный, достойный поместитьсЯ не у ног их, но  сесть  с  ними
рЯдом, как равный с  равным.  Љаким  образом  сквозь  личности  всех  поэтов
пронеслась его собственнаЯ личность - это загадка,  но  она  так  и  видитсЯ
всем. Ќет русского, который бы не составил себе  из  самих  же  произведений
†уковского верного портрета самой души его. Ќадобно сказать также, что ни  в
ком из переведенных им поэтов не слышно так сильно  стремленье  уноситьсЯ  в
заоблачное, чуждое всего видимого, ни в ком также  из  них  не  видитсЯ  это
твердое признание незримых сил, хранЯщих повсюду человека,  так  что,  читаЯ
его, чувствуешь на всЯком шагу, как бы сам, выражаЯсь стихами „ержавина:

     Џод надзирание ты предан
     Ќевидимых, бессмертных сил,
     € легионам заповедан
     ‚сех ангелов, чтоб цел ты был.

     ЏереводЯ, производил он переводами такое  действие,  как  самобытный  и
самоцветный поэт. ‚несЯ это новое, дотоле незнакомое нашей поэзии стремление
в область незримого и тайного, он отрешил ее самую от материализма не только
в мыслЯх и образе их выраженьЯ, но и в самом стихе,  который  стал  легок  и
бестелесен, как видение.  ЏереводЯ,  он  оставил  переводами  початки  всему
оригинальному, внес новые формы и размеры, которые стали  потом  употреблЯть
все другие наши поэты.  ‹ень  ума  помешала  ему  сделатьсЯ  преимущественно
поэтом-изобретателем,  -  лень  выдумывать,  а  не  недостаток   творчества.
Џризнаки творчества показал он в себе уже с самого  начала  своего  поприща:
"‘ветлана" и "‹юдмила" разнесли в первый раз греющие звуки нашей  славЯнской
природы, более близкие нашей душе, чем какие раздавались  у  других  поэтов.
„оказательством тому то, что они произвели впечатленье сильное на всех в  то
времЯ, когда поэтическое чутье у нас было еще слабо развито. ќлегический род
нашей поэзии создан им.  …сть  еще  первоначальнейшаЯ  причина,  от  которой
произошла и самаЯ лень ума:  это-свойство  оценивать,  которое,  поселившись
властительно в его уме, заставлЯло его останавливатьсЯ с любовью над  всЯким
готовым произведением. Ћтсюда его  тонкое  критическое  чутье,  которое  так
изумлЯло Џушкина. Џушкин сильно на него сердилсЯ за  то,  что  он  не  пишет
критик. Џо его мненью,  никто,  кроме  †уковского,  не  мог  так  разъЯть  и
определить всЯкое художественное  произведение.  ќто  свойство  разбирать  и
оценивать отражаетсЯ в его живописных описаниЯх  природы,  которые  все  его
собственные, самобытные произведениЯ. ‚зЯвши картину, его пленившую,  он  не
оставлЯет  ее  по  тех  пор,  покуда  не  исчерпает  всю,  разъЯв   как   бы
анатомическим ножом ее  неуловимейшую  подробность.  Љто  уже  мог  написать
стихотворенье "Ћтчет о солнце", где подстережены все видоизменениЯ солнечных
лучей и волшебство картин, ими производимых в разные часы днЯ, равно  как  с
такой же живописной подробностью изобразить в  "Ћтчете  о  луне"  волшебство
лунных лучей,  с  целым  рЯдом  ночных  картин,  ими  производимых,  -  тот,
разумеетсЯ,  должен  был  заключить  в  себе  в  большой  степени   свойство
оценивать.  …го  "‘лавЯнка"  с   видами   Џавловска   -   точнаЯ   живопись.
ЃлагоговейнаЯ задумчивость,  котораЯ  проноситсЯ  сквозь  все  его  картины,
исполнЯет их  того  греющего,  теплого  света,  который  наводит  успокоенье
необыкновенное на читателЯ.  ‘тановишьсЯ  тише  во  всех  своих  порывах,  и
какой-то тайной замыкаютсЯ твои собственные уста.
     ‚ последнее времЯ в  †уковском  стал  замечатьсЯ  перелом  поэтического
направленьЯ.  Џо  мере  того  как  стала  перед  ним  проЯснЯтьсЯ  чище   та
незримо-светлаЯ  даль,  которую  он  видел   дотоле   в   неЯсно-поэтическом
отдалении, пропадала страсть и  вкус  к  призракам  и  привиденьЯм  немецких
баллад. ‘амаЯ задумчивость уступила место светлости душевной.  Џлодом  этого
была  "“ндина",  творенье,   принадлежащее   вполне   †уковскому.   Ќемецкий
пересказчик того же самого преданьЯ в прозе не  мог  служить  его  образцом.
Џолный создатель светлости этого поэтического  созданьЯ  есть  †уковский.  ‘
этих пор он добыл какой-то прозрачный Язык, который ту  же  вещь  показывает
еще видней, чем как она есть у самого хозЯина, у которого он взЯл  ее.  „аже
прежнЯЯ воздушнаЯ неопределенность стиха его исчезла: стих его стал крепче и
тверже; все приуготовлЯлось в нем  на  то,  дабы  обратить  его  к  передаче
совершеннейшего поэтического произведениЯ, которое, будучи произведено таким
образом, как производитсЯ им, при таком напоенье всего себЯ духом  древности
и при таком просветленном,  высшем  взглЯде  на  жизнь,  покажет  непременно
первоначальный, патриархальный быт древнего мира в свете  родном  и  близком
всему человечеству, - подвиг, далеко высший всЯкого  собственного  созданиЯ,
который доставит †уковскому значение всемирное. Џеред другими нашими поэтами
†уковский то же,  что  ювелир  перед  прочими  мастерами,  то  есть  мастер,
занимающийсЯ последнею отделкой деда. Ќе его дело добыть в горах алмаз  -его
дело оправить этот алмаз таким образом, чтобы он заиграл всем своим  блеском
и выказал бы вполне свое достоинство  всем.  ЏоЯвленье  такого  поэта  могло
произойти  только  среди  русского  народа,  в  котором  так   силен   гений
восприимчивости, данный ему, может быть, на  то,  чтобы  оправить  в  лучшую
оправу все, что не оценено, не возделано и пренебрежено другими народами.
     ‚ то времЯ когда †уковский стоЯл еще на первой поре своего поэтического
развитиЯ, отрешаЯ нашу поэзию от земли и существенности и уносЯ ее в область
бестелесных видений, другой поэт, Ѓатюшков, как бы нарочно ему в отпор, стал
прикреплЯть ее  к  земле  и  телу,  выказываЯ  всю  очаровательную  прелесть
осЯзаемой существенности. Љак тот терЯлсЯ весь в неЯсном еще длЯ него самого
идеальном, так этот весь потонул в роскошной прелести видимого, которое  так
Ясно слышал и так сильно чувствовал. ‚се прекрасное во всех образах, даже  и
незримых, он как бы силилсЯ превратить в осЯзательную негу  наслажденьЯ.  Ћн
слышал, выражаЯсь  его  же  выраженьем,  "стихов  и  мыслей  сладострастье".
Љазалось, как бы какаЯ-то внутреннЯЯ сила  равновесиЯ,  пребывающаЯ  в  лоне
поэзии нашей, хранЯ ее от крайности какого бы то ни было увлечениЯ,  создала
этого поэта именно затем, чтобы в то  времЯ,  когда  один  станет  приносить
звуки северных певцов …вропы, другой обвеЯл  бы  ее  ароматическими  звуками
полуднЯ,  познакомивши  с  Ђриостом,  ’ассом,  Џетраркой,  Џарни  и  нежными
отголосками древней ќллады; чтобы даже и самый  стих,  начинавший  принимать
воздушную неопределенность, исполнилсЯ той  почти  скульптурной  выпуклости,
какаЯ видна у древних, и той звучащей неги,  какаЯ  слышна  у  южных  поэтов
новой …вропы.
     „ва разнородные поэта  внесли  вдруг  два  разнородные  начала  в  нашу
поэзию; из двух  начал  вмиг  образовалось  третье:  ЯвилсЯ  Џушкин.  ‚  нем
середина. Ќи отвлеченной идеальности первого, ни преизобильЯ  сладострастной
роскоши второго. ‚се  уравновешено,  сжато,  сосредоточено,  как  в  русском
человеке, который немно
     гоглаголив на передачу ощущеньЯ, но хранит и совокуплЯет  его  долго  в
себе, так что от этого долговременного ношеньЯ оно имеет  уже  силу  взрыва,
если выступит наружу. Џриведу пример. Џоэта поразил вид  Љазбека,  одной  из
высочайших  кавказских  гор,  на  верхушке  которой  увидел  он   монастырь,
показавшийсЯ ему реющим в небесах ковчегом.  “  другого  поэта  полились  бы
пылкие стихи на несколько  страниц.  “  Џушкина  все  в  десЯти  строках,  и
стихотворенье оканчивает он сим внезапным обращением:

     „алекий, вожделенный брег!
     ’уда б, сказав "прости" ущелью,
     ЏоднЯтьсЯ к горной вышине!
     ’уда б, в заоблачную келью,
     ‚ соседство бога скрытьсЯ мне!

     €менно одно это мог бы сказать  русский  человек,  в  то  времЯ  как  и
француз, и англичанин, и немец пустились бы  на  подробный  отчет  ощущений.
Ќикто из наших поэтов не был еще так скуп на слова и выраженьЯ, как  Џушкин,
так не смотрел осторожно за самим собой, чтобы  не  сказать  неумеренного  и
лишнего, пугаЯсь приторности того и другого.
     —то ж было предметом его поэзии? ‚се стало  ее  предметом,  и  ничто  в
особенности. Ќемеет мысль перед бесчисленностью его  предметов.  —ем  он  не
поразилсЯ и перед чем он не остановилсЯ? Ћт заоблачного Љавказа и картинного
черкеса до бедной северной деревушки с балалайкой  и  трепаком  у  кабака  -
везде, всюду: на модном бале, в избе, в степи,  в  дорожной  кибитке  -  все
становитсЯ его предметом. Ќа  все,  что  ни  есть  во  внутреннем  человеке,
начинаЯ от его высокой и великой черты до малейшего вздоха  его  слабости  и
ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулсЯ так же, как откликнулсЯ  на
все, что ни есть  в  природе  видимой  и  внешней.  ‚се  становитсЯ  у  него
отдельной картиной; все предметы  его;  изо  всего,  как  ничтожного  так  и
великого, он исторгает одну  электрическую  искру  того  поэтического  огнЯ,
который присутствует во всЯком творенье бога, - его высшую сторону, знакомую
только; поэту, не делаЯ из нее никакого примененьЯ  к  жизни  в  потребность
человеку, не обнаруживаЯ никому, зачем исторгнута эта искра, не подставлЯЯ к
ней лестницы ни длЯ кого из тех, которые глухи к поэзии. …му ни до  кого  не
было дела.  Ћн  заботилсЯ  только  о  том,  чтобы  сказать  одним  одаренным
поэтическим  чутьем:  "‘мотрите,  как  прекрасно  творение  бога!"  -и,   не
прибавлЯЯ ничего больше, перелетать к другому предмету затем, чтобы  сказать
также: "‘мотрите, как прекрасно божие  творение!"  Ћт  этого  сочинениЯ  его
представлЯют Явленье изумительное противуречием тех впечатлений,  какие  они
порождают  в  читателЯх.  ‚  глазах  людей  весьма  умных,  но  не   имеющих
поэтического чутьЯ, они  -  отрывки  недосказанные,  легкие,  мгновенные;  в
глазах людей, одаренных поэтическим чутьем, они - полные  поэмы  обдуманные,
оконченные, все заключающие в себе, что им нужно.
     Ќа Џушкине оборвались все вопросы, которые дотоле не задавались  никому
из наших поэтов и в которых виден дух просыпающегосЯ времени. ‡ачем, к  чему
была его поэзиЯ? Љакое новое направленье мысленному  миру  дал  Џушкин?  —то
сказал он нужное своему веку? Џодействовал ли на него если  не  спасительно,
то разрушительно? Џроизвел ли влиЯнье на других хотЯ личностью  собственного
характера,  гениальными  заблужденьЯми,  как  Ѓайрон  и  как   даже   многие
второстепенные и низшие поэты? ‡ачем он дан был миру и  что  доказал  собою?
Џушкин дан был миру на то, чтобы доказать  собою,  что  такое  сам  поэт,  и
ничего больше, - что  такое  поэт,  взЯтый  не  под  влиЯнием  какого-нибудь
времени или обстоЯтельств и не  под  условьем  также  собственного,  личного
характера, как человека, но в независимости от  всего;  чтобы  если  захочет
потом какой-нибудь высший анатомик душевный разъЯть и  объЯснить  себе,  что
такое в существе своем поэт, это чуткое создание,  на  все  откликающеесЯ  в
мире и себе одному не имеющее отклика, то чтобы он удовлетворен был,  увидев
это  в  Џушкине.  Ћдному  Џушкину  определено  было  показать  в  себе   это
независимое существо, это звонкое эхо,  откликающеесЯ  на  всЯкий  отдельный
звук, порождаемый в воздухе. Џри мысли о всЯком поэте представлЯетсЯ  больше
или меньше личность его самого. Љому при помышленье о иллере не  предстанет
вдруг эта светлаЯ, младенческаЯ душа, грезившаЯ о  лучших  и  совершеннейших
идеалах, создававшаЯ из них себе мир и довольнаЯ тем, что могла жить в  этом
поэтическом мире? Љому, читающему Ѓайрона, не предстанет  сам  Ѓайрон,  этот
гордый  человек,  облагодетельствованный  всеми  дарами  неба  и  не  могший
простить ему своего незначительного телесного недостатка, от которого  ропот
перенессЯ и в поэзию его? ‘ам ѓете,  этот  Џротей  из  поэтов,  стремившийсЯ
обнЯть все как в мире природы, так и в мире  наук,  показал  уже  сим  самым
наукообразным  стремленьем  своим  личность   свою,   исполненную   какой-то
германской чинности и теоретически -немецкого притЯзаньЯ подладитьсЯ ко всем
временам и векам. ‚се наши  русские  поэты:  „ержавин,  †уковский,  Ѓатюшков
удержали свою личность. “  одного  Џушкина  ее  нет.  —то  схватишь  из  его
сочинений о нем самом? Џоди улови его характер  как  человека!  Ќаместо  его
предстанет тот же чудный образ, на все откликающийсЯ и одному себе только не
находЯщий отклика. ‚се сочинениЯ его - полный арсенал орудий  поэта.  ‘тупай
туда, выбирай себе всЯк по руке любое и выходи с ним на битву; но  сам  поэт
на битву с ним не вышел. ‡ачем не вышел? -это другой вопрос. Ћн сам на  него
отвечает стихами:

     Ќе длЯ житейского волненьЯ,
     Ќе длЯ корысти, не длЯ битв.
     Њы рождены длЯ вдохновеньЯ,
     „лЯ звуков сладких и молитв.

     Џушкин слышал значенье свое лучше тех, которые задавали ему запросы,  и
с любовью исполнЯл его. „аже и в те  поры,  когда  металсЯ  он  сам  в  чаду
страстей, поэзиЯ была длЯ него свЯтынЯ - точно какой-то храм. Ќе  входил  он
туда неопрЯтный и неприбранный; ничего  не  вносил  он  туда  необдуманного,
опрометчивого из собственной жизни своей; не вошла туда нагишом растрепаннаЯ
действительность. Ђ между тем все там до единого есть историЯ его самого. Ќо
это ни длЯ кого не зримо. —итатель услышал одно только благоуханье; но какие
вещества перегорели в груди поэта затем, чтобы издать это благоуханье,  того
никто не может услышать. € как он лелеЯл их в себе!  как  вынашивал  их!  Ќи
один итальЯнский поэт не отделывал так сонетов своих, как обработывал он эти
легкие, по-видимому мгновенные созданьЯ. ЉакаЯ  точность  во  всЯком  слове!
ЉакаЯ значительность  всЯкого  выраженьЯ!  Љак  все  округлено,  окончено  и
замкнуто! ‚се они точно  перлы;  трудно  и  решить,  которое  лучше.  ‘ловно
сверкающие зубы красавицы, которые  уподоблЯет  царь  ‘оломон  овцам-юницам,
только что вышедшим из купели, когда они все как одна и все равно прекрасны.
     Љак ему говорить было о чем-нибудь, потребном современному  обществу  в
его современную минуту, когда хотелось откликнутьсЯ на все, что  ни  есть  в
мире, и когда всЯкий предмет равно звал его?  Ћн  хотел  было  изобразить  в
"Ћнегине" современного человека и разрешить какую-то современную задачу -  и
не мог. ‘толкнувши с места своих героев, сам стал на их месте и, в лице  их,
поразилсЯ тем,  чем  поражаетсЯ  поэт.  Џоэма  вышла  собранье  разрозненных
ощущений, нежных элегий, колких эпиграмм, картинных идиллий, и, по прочтенье
ее, наместо всего выступает тот  же  чудный  образ  на  все  откликнувшегосЯ
поэта. …го совершеннейшие произведениЯ: "Ѓорис ѓодунов" и "Џолтава" - тот же
верный отклик минувшему. Ќичего не хотел  он  ими  сказать  своему  времени;
никакой пользы соотечественникам не замышлЯл он выбором этих  двух  сюжетов;
не видно также, чтобы он исполнилсЯ  особенного  участиЯ  к  кому-нибудь  из
выведенных здесь героев и предпринЯл бы  из-за  этого  эти  две  поэмы,  так
мастерски и художественно отработанные.  Ћн  изумилсЯ  только  необычайности
двух исторических событий и хотел, чтобы, подобно ему, изумились другие.
     —тение поэтов всех народов и веков порождало в нем тот же отклик. ѓерой
испанский  „он-†уан,  этот  неистощимый  предмет   бесчисленного   множества
драматических поэм, дал ему вдруг идею сосредоточить все  дело  в  небольшой
собственной  драматической  картине,  где  еще  с  большим  познанием   души
выставлен неотразимый соблазн развратителЯ, еще Ярче слабость женщины и  еще
слышней сама €спаниЯ.  ѓетев  "”ауст"  навел  его  вдруг  на  идею  сжать  в
двух-трех страничках главную мысль германского поэта, - и дивишьсЯ, как  она
метко понЯта и как сосредоточена в одно крепкое Ядро,  несмотрЯ  на  всю  ее
неопределенную разбросанность у ѓете.  ‘уровые  терцины  „анта  внушили  ему
мысль в таких же терцинах и  в  духе  самого  „анта  изобразить  поэтическое
младенчество свое в –арском ‘еле, олицетворить науку в  виде  строгой  жены,
собирающей в школу детей, и себЯ - в виде школьника, вырвавшегосЯ из  класса
в сад затем, чтобы остановитьсЯ перед древними статуЯми с лирами и циркулЯми
в руках, говорившими ему живей науки, где видно, как уже рано пробуждалась в
нем эта чуткость на все откликатьсЯ.
     € как верен его отклик, как чутко его ухо! ‘лышишь запах,  цвет  земли,
времени, народа. ‚ €спании он испанец, с греком - грек, на Љавказе - вольный
горец в полном смысле этого слова; с отжившим человеком  он  дышит  стариной
времени минувшего; заглЯнет к мужику в избу -он русский  весь  с  головы  до
ног: все черты нашей природы в нем отозвались, и все  окинуто  иногда  одним
словом, одним чутко найденным и метко прибранным прилагательным именем.
     ‘войство это в нем разрасталось постепенно, и он откликнулсЯ  бы  потом
целиком на всю русскую жизнь, так же как откликалсЯ на всЯкую  отдельную  ее
черту. Њысль о романе, который бы поведал простую, безыскусственную  повесть
прЯмо русской жизни, занимала его в последнее времЯ  неотступно.  Ћн  бросил
стихи единственно затем, чтобы не увлечьсЯ ничем по сторонам и быть проще  в
описаньЯх, и самую прозу упростил он до того, что  даже  не  нашли  никакого
достоинства  в  первых  повестЯх  его.  Џушкин  был  этому  рад  и   написал
"Љапитанскую   дочь",   решительно    лучшее    русское    произведенье    в
повествовательном роде. ‘равнительно с "Љапитанской дочкой" все наши  романы
и повести кажутсЯ приторной размазней. —истота и безыскусственность взошли в
ней на такую высокую степень, что сама действительность  кажетсЯ  перед  нею
искусственной  и  карикатурной.  ‚  первый  раз  выступили  истинно  русские
характеры: простой комендант крепости, капитанша, поручик; сама  крепость  с
единственною  пушкой,  бестолковщина  времени  и  простое  величие   простых
людей-все не только самаЯ правда, но еще как бы лучше ее.  ’ак  оно  и  быть
должно: на то и призванье поэта,  чтобы  из  нас  же  взЯть  нас  и  нас  же
возвратить нам в очищенном и лучшем виде. ‚се показывало в Џушкине,  что  он
на то был рожден и к тому стремилсЯ.  Џочти  в  одно  времЯ  с  "Љапитанской
дочкой" оставил он  мастерские  пробы  романов:  "ђукопись  села  ѓорохина",
"–арский  араб"  и  сделанный  карандашом   набросок   большого   романа   -
"„убровский". ‚ последнее времЯ набралсЯ он много русской  жизни  и  говорил
обо всем так метко и умно, что хоть записывай всЯкое слово: оно  стоило  его
лучших стихов; но еще замечательней было то, что строилось внутри самой души
его и готовилось осветить перед ним еще больше жизнь. Ћтголоски этого слышны
в изданном  уже  по  смерти  его  стихотворенье,  в  котором  звуками  почти
апокалипсическими изображен побег из города, обреченного гибели, и часть его
собственного душевного состоЯниЯ.  Њного  готовилось  ђоссии  добра  в  этом
человеке...  Ќо,  становЯсь  мужем,  забираЯ  отовсюду  силы  на  то,  чтобы
управлЯтьсЯ с большими делами,  не  подумал  он  о  том,  как  управитьсЯ  с
ничтожными и малыми. ‚незапнаЯ смерть унесла его вдруг от  нас  -  и  все  в
государстве услышало вдруг, что лишилось великого человека.
     ‚лиЯние Џушкина как поэта на общество было ничтожно. Ћбщество взглЯнуло
на него только в начале его поэтического поприща, когда он первыми  молодыми
стихами своими напомнил было лиру Ѓайрона; когда же пришел он в себЯ и  стал
наконец не Ѓайрон, а Џушкин, общество от него отвернулось.  Ќо  влиЯние  его
было сильно на поэтов. Ќе сделал того Љарамзин в прозе,  что  он  в  стихах.
Џодражатели Љарамзина послужили жалкой карикатурой на него самого  и  довели
как слог, так и мысли до сахарной приторности. —то же касаетсЯ  до  Џушкина,
то он был  длЯ  всех  поэтов,  ему  современных,  точно  сброшенный  с  неба
поэтический огонь, от которого,  как  свечки,  зажглись  другие  самоцветные
поэты.  ‚округ  его  вдруг  образовалось  их   целое   созвездие:   „ельвиг,
поэт-сибарит, который нежилсЯ всЯким звуком своей почти эллинской лиры и, не
выпиваЯ залпом всего напитка поэзии, глотал его по  капле  как  знаток  вин,
присматриваЯсь к цвету и обонЯЯ самый запах; Љозлов, гармонический поэт,  от
которого раздались какие-то дотоле не слышанные, музыкально-сердечные звуки;
Ѓаратынский, строгий и сумрачный поэт, который показал так  рано  самобытное
стремление мыслей к миру внутреннему и стал уже  заботитьсЯ  о  материальной
отделке  их,  тогда  как  они  еще  не  вызрели  в  нем  самом;   темный   и
неразвившийсЯ, стал себЯ выказывать людЯм и сделалсЯ чрез то длЯ всех  чужим
и никому не близким. ‚сех  этих  поэтов  возбудил  на  деЯтельность  Џушкин;
других же просто создал. џ разумею здесь наших так называемых антологических
поэтов, которые произвели понемногу;  но  если  из  этих  немногих  душистых
цветков сделать выбор, то выйдет книга, под которою подпишет свое имЯ лучший
поэт. ‘тоит  назвать  обоих  ’уманских,  Ђ.  Љрылова,  ’ютчева,  Џлетнева  и
некоторых других, которые не выказали бы собственного  поэтического  огнЯ  и
благоуханных движений  душевных,  если  бы  не  были  зажжены  огнем  поэзии
Џушкина. „аже прежние поэты стали перестраивать  лад  лир  своих.  €звестный
переводчик €лиады  ѓнедич,  прелагатель  псалмов  ”.  ѓлинка,  партизан-поэт
„авыдов, наконец сам †уковский, наставник  и  учитель  Џушкина  в  искусстве
стихотворном, стал потом учитьсЯ сам у  своего  ученика.  ‘делались  поэтами
даже те, которые не рождены были  поэтами,  которым  готовилось  поприще  не
менее высокое, судЯ по  тем  духовным  силам,  какие  они  показали  даже  в
стихотворных своих опытах, как-то: ‚еневитинов, так рано от нас  похищенный,
и •омЯков, славу богу еще живущий длЯ какого-то  светлого  будущего,  покуда
еще ему самому не разоблачившегосЯ.  ‘ила  возбудительного  влиЯниЯ  Џушкина
даже повредила многим, особенно Ѓаратынскому, и еще одному поэту, о  котором
будет  речь  ниже,  -  повредила  именно  тем,  что  они  стали   передавать
невызревшие движеньЯ души своей, тогда  как  самаЯ  душа  не  набралась  еще
поэзии, доступной и близкой другим, и когда  определено  было  им  совершить
прежде свое внутреннее воспитание и до времени  умолкнуть.  ‚сех  соблазнила
эта необыкновеннаЯ художественнаЯ отработка стихотворных  созданий,  которую
показал Џушкин. Џозабыв  и  общество,  и  всЯкие  современные  свЯзи  с  ним
человека, и всЯкие требованиЯ земли своей, все жило в  какой-то  поэтической
ќлладе, повторЯЯ стихи Џушкина:

     Ќе длЯ житейского волненьЯ,
     Ќе длЯ корысти, не длЯ битв,
     Њы рождены длЯ вдохновеньЯ,
     „лЯ звуков сладких и молитв.

     €з поэтов времени Џушкина более всех  отделилсЯ  џзыков.  ‘  поЯвленьем
первых стихов его всем послышалась новаЯ лира, разгул и буйство  сил,  удаль
всЯкого выраженьЯ, свет молодого восторга и  Язык,  который  в  такой  силе,
совершенстве и строгой подчиненности господину еще не ЯвлЯлсЯ  дотоле  ни  в
ком. €мЯ џзыков пришлось ему недаром. ‚ладеет  он  Языком,  как  араб  диким
конем своим, и еще как  бы  хвастаетсЯ  своею  .властью.  Ћткуда  ни  начнет
период, с головы ли, с хвоста, он выведет его картинно, заключит  и  замкнет
так, что остановишьсЯ пораженный.  ‚се,  что  выражает  силу  молодости,  не
расслабленной, но могучей, полной будущего,  стало  вдруг  предметом  стихов
его. ’ак и брызжет юношескаЯ свежесть ото всего, к чему он  ни  прикоснетсЯ.
‚от его купанье в реке:

     Џокровы прочь! Џеред челом
     ЏротЯнем руки удилые
     € - бух!
     Ѓлистательным дождем
     ‚злетают брызги водЯные.
     ЉакаЯ сильнаЯ волна?
     ЉакаЯ свежесть и прохлада!
     Љак сладострастна, как нежна
     ЊенЯ обнЯвшаЯ наЯда!

     ‚от у него игра  в  свайку,  которую  он  назвал  прЯмо-русскою  игрою.
ћноши-молодцы стали в кружок:

     ’Яжкий гвоздь стойком и плотно
     Ѓьет в кольцо - кольцо бренчит.
     ‚ешний вечер беззаботно
     € невидимо летит.

     ‚се, что вызывает в юноше отвагу, - море, волны, бурЯ, пиры и сдвинутые
чаши, братский союз на дело, твердаЯ как кремень вера в будущее,  готовность
ратовать за отчизну, - выражаетсЯ  у  него  с  силой  неестественной.  Љогда
поЯвились его стихи отдельной книгой, Џушкин сказал  с  досадой:  "‡ачем  он
назвал их: "‘тихотвореньЯ џзыкова"! их бы следовало назвать просто: "хмель"!
—еловек с обыкновенными силами ничего не  сделает  подобного;  тут  потребно
буйство сил".  †иво  помню  восторг  его  в  то  времЯ,  когда  прочитал  он
стихотворение џзыкова к „авыдову,  напечатанное  в  журнале.  џ  первый  раз
увидел тогда слезы на лице Џушкина (Џушкин никогда не плакал; он сам о  себе
сказал в послании к Ћвидию:  "‘уровый  славЯнин,  Я  слез  не  проливал,  но
понимаю их"). џ помню те строфы, которые произвели у него слезы: перваЯ, где
поэт, обращаЯсь к ђоссии, которую уже было признали бессильною  и  немощной,
взывает так:

     —у! труба продребезжала!
     ђусь! тебе надменный зов!
     ‚спомЯни ж, как ты встречала
     ‚се нашествиЯ врагов!
     ‘озови от стран далеких
     ’ы своих богатырей,
     ‘о степей, с равнин широких,
     ‘ рек великих, с гор высоких
     Ћт осьми твоих морей!

     €  потом  строфа,  где  описываетсЯ  неслыханное  самопожертвование,  -
предать огню собственную столицу со всем, что ни есть в ней  свЯщенного  длЯ
всей земли:

     Џламень в небо упираЯ,
     ‹ют пожар Њосквы ревет.
     ‡латоглаваЯ, свЯтаЯ,
     ’ы ли гибнешь? ђусь, вперед!
     ѓромче бурЯ истребленьЯ!
     Љрепче смелый ей отпор!
     ќто жертвенник спасеньЯ,
     ќто пламЯ очищеньЯ,
     ќто фениксов костер!

     “ кого не брызнут слезы после таких строф? ‘тихи его  точно  разымчивый
хмель; но в хмеле слышна сила высшаЯ, заставлЯющаЯ его подыматьсЯ кверху.  “
него студентские пирушки не из бражничества и пьЯнства, но от  радости,  что
есть мочь в руке и поприще впереди, что понесутсЯ они, студенты,

     Ќа благородное служенье
     ‚о славу чести и добра.

     Ѓеда только, что хмель перешел меру и что сам поэт  загулЯлсЯ  чересчур
на радости от своего будущего, как и многие из нас на ђуси, и осталось  дело
только в одном могучем порыве.
     ‚сех глаза устремились на џзыкова. ‚се ждали чего-то необыкновенного от
нового поэта, от стихов  которого  пронеслась  такаЯ  богатырскаЯ  похвальба
совершить какое-то могучее дело. Ќо дела не дождались. ‚ышло  еще  несколько
стихотворений,  повторивших  слабей  то  же  самое;  потом  тЯжелаЯ  болезнь
посетила поэта и отразилась на его духе. ‚ последних стихах его уже не  было
ничего, шевелившего русскую душу. ‚ них раздались  скучаньЯ  среди  немецких
городов, безучастные записки разъездов, перечень однообразно-страдальческого
днЯ. ‚се это было мертво русскому духу.  Ќе  приметили  даже  необыкновенной
отработки позднейших стихов его. …го Язык, еще  более  окрепнувший,  ему  же
послужил в улику: он был на тощих мыслЯх и бедном  содержании,  что  панцирь
богатырЯ на хилом теле карлика. ‘тали говорить даже, что у џзыкова нет вовсе
мыслей, а одни пустозвонкие стихи, и что он  даже  и  не  поэт.  ‚се  пришло
противу него в ропот. Ћтголоски этого ропота раздались нелепо в журналах, но
в основанье их была правда. џзыков не сказал же,  говорЯ  о  поэте,  словами
Џушкина:

     Ќе длЯ житейского волненьЯ,
     Ќе длЯ корысти, не длЯ битв,
     Њы рождены длЯ вдохновеньЯ,
     „лЯ звуков сладких и молитв.

     “ него, напротив, вот что говорит поэт:

     Љогда тебе на подвиг все готово,
     ‚ чем на земле небесный виден дар,
     Њогучей мысли свет и жар
     € огнедышащее слово -
     €ди ты в мир, да слышит он поэта.

     Џоложим, это говоритсЯ об идеальном поэте; но идеал  свой  он  взЯл  из
своей же природы. …сли бы в нем самом уже не было начал тому, не  мог  бы  и
представить он себе такого поэта. Ќет, не силы  его  оставили,  не  бедность
таланта  и  мыслей  виной  пустоты  содержаньЯ  последних  стихов  его,  как
самоуверенно возгласили критики, и даже не болезнь (болезнь даетсЯ только  к
ускоренью дела, если человек проникнет смысл ее) - нет, другое его  осилило:
свет любви погаснул в душе его -вот почему примеркнул и свет поэзии.  Џолюби
потребное и нужное душе с такою  силою,  как  полюбил  прежде  хмель  юности
своей,  -  и  вдруг  подымутсЯ  твои  мысли  наравне  со  стихом,  раздастсЯ
огнедышащее слово: изобразишь нам ту же пошлость болезненной жизни своей, но
изобразишь так, что содрогнетсЯ человек от проснувшихсЯ железных сил своих и
возблагодарит бога за недуг, давший ему  это  почувствовать.  Ќе  по  стопам
Џушкина надлежало џзыкову обработывать и округлЯть стих свой; не длЯ  элегии
и антологических стихотворений, но длЯ дифирамба и  гимна  родилсЯ  он,  это
услышали все. € уже скорей от „ержавина,  чем  от  Џушкина,  должен  был  он
засветить светильник свой. ‘тих его только тогда и входит в душу,  когда  он
весь в лирическом свету; предмет у него  только  тогда  жив,  когда  он  или
движетсЯ, или звучит, или сиЯет, а не тогда, когда пребывает в покое.  “делы
поэтов не равны. Ћдному определено быть верным зеркалом и отголоском жизни -
на то и дан ему многосторонний описательный талант.  „ругому  повелено  быть
передовою, возбуждающею силою общества во  всех  его  благородных  и  высших
движениЯх - и на то дан ему лирический талант. Ќе попадает  талант  на  свою
дорогу, потому что не устремлЯет глаз высших на  самого  себЯ.  Ќо  промысел
лучше печетсЯ о человеке. Ѓедой, злом и болезнью насильно приводит он его  к
тому, к чему он не пришел бы сам. “же и в лире џзыкова заметно стремленье  к
повороту на свою законную дорогу. Ћт  него  услышали  недавно  стихотворенье
"‡емлетрЯсенье",  которое,  по   мненью   †уковского,   есть   наше   лучшее
стихотворенье.
     €з поэтов времени Џушкина отделилсЯ  кнЯзь  ‚Яземский.  •отЯ  он  начал
писать гораздо прежде Џушкина, но так как его полное развитие было при  нем,
то упомЯнем о нем  здесь.  ‚  кнЯзе  ‚Яземском  -противуположность  џзыкову:
сколько в том поражает  нищета  мыслей,  столько  в  этом  обилие  их.  ‘тих
употреблен у него как первое попавшеесЯ  орудие:  никакой  наружной  отделки
его, никакого также сосредоточеньЯ и округленьЯ мысли затем, чтобы выставить
ее читателю как драгоценность: он не художник и не заботитсЯ обо всем  этом.
…го стихотвореньЯ -импровизации, хотЯ длЯ  таких  импровизаций  нужно  иметь
слишком много всЯких даров и слишком приготовленную голову. ‚ нем  собралось
обилие   необыкновенное   всех    качеств:    ум,    остроумие,    наглЯдка,
наблюдательность, неожиданность выводов. чувство, веселость и  даже  грусть;
каждое стихотворение его - пестрый  фараон  всего  вместе.  Ћн  не  поэт  по
призванью: судьба, наделивши его всеми дарами, дала ему  как  бы  в  придачу
талант поэта, затем, чтобы составить из него  что-то  полное.  ‚  его  книге
"ЃиографиЯ ”онвизина" обнаружилось еще  видней  обилие  всех  даров,  в  нем
заключенных. ’ам слышен в одно  и  то  же  времЯ  политик,  философ,  тонкий
оценщик и критик,  положительный  государственный  человек  и  даже  опытный
ведатель практической стороны жизни  -  словом,  все  те  качества,  которые
должен заключать в себе глубокий историк в значении высшем. € если бы  таким
же  пером,  каким  начертана  биографиЯ   ”онвизина,   написано   было   все
царствование  …катерины,  которое   уже   и   теперь   кажетсЯ   нам   почти
фантастическим от чрезвычайного обилиЯ эпохи и необыкновенного  столкновениЯ
необыкновенных лиц  и  характеров,  то  можно  сказать  почти  наверно,  что
подобного по достоинству  исторического  сочинениЯ  не  представила  бы  нам
…вропа.  Ќо  отсутствие  большого  и  полного  труда  есть   болезнь   кнЯзЯ
‚Яземского, и это  слышитсЯ  в  самих  его  стихотворениЯх.  ‚  них  заметно
отсутствие внутреннего гармонического согласованьЯ в частЯх, слышен  разлад:
слово не сочеталось со словом, стих со стихом,  возле  крепкого  и  твердого
стиха, какого нет ни у одного поэта, помещаетсЯ другой,  ничем  на  него  не
похожий; то вдруг защемит он чем-то вырванным живьем из  самого  сердца,  то
вдруг оттолкнет от себЯ звуком, почти чуждым сердцу, раздавшимсЯ  совершенно
не в такт с предметом; слышна несобранность в себЯ, не полнаЯ  жизнь  своими
силами; слышитсЯ на дне  всего  что-то  придавленное  и  угнетенное.  “часть
человека, одаренного способностЯми разнообразными и очутившегосЯ без  такого
дела, которое бы занЯло  все  до  единой  его  способности,  тЯжелей  участи
последнего беднЯка.  ’олько  тот  труд,  который  заставлЯет  целиком  всего
человека обратитьсЯ к себе и уйти  в  себЯ,  есть  наш  избавитель.  Ќа  нем
только, как говорит поэт,

     „уша прЯмитсЯ, крепнет волЯ,
     € наша собственнаЯ долЯ
     ЋпределЯетсЯ видней.

     ‚ то времЯ, когда наша поэзиЯ совершала  так  быстро  своеобразный  ход
свой, воспитываЯсь поэтами  всех  веков  и  наций,  обвеваЯсь  звуками  всех
поэтических стран, пробуЯ все тоны и аккорды, один поэт оставалсЯ в стороне.
‚ыбравши себе самую незаметную и узкую тропу, шел он по ней почти без  шуму,
пока не перерос других, как крепкий дуб перерастает всю  рощу,  вначале  его
скрывавшую.  ќтот  поэт  -  Љрылов.  ‚ыбрал  он  себе  форму  басни,   всеми
пренебреженную как вещь старую, негодную длЯ употреблениЯ  и  почти  детскую
игрушку, - и в сей басне умел сделатьсЯ народным поэтом.  ќта  наша  крепкаЯ
русскаЯ голова, тот самый ум, который сродни уму наших пословиц,  тот  самый
ум, которым крепок русский человек, ум выводов, так  называемый  задний  ум.
Џословица не есть какое-нибудь вперед поданное мнение  или  предположенье  о
деле, но уже подведенный  итог  делу,  отсед,  отстой  уже  перебродивших  и
кончившихсЯ событий, окончательное извлеченье силы дела из всех сторон  его,
а не из одной. ќто выражаетсЯ и  в  поговорке:  "Ћдна  речь  не  пословица".
‚следствие  этого  заднего  ума,  или  ума  окончательных  выводов,  которым
преимущественно  наделен  перед  другими  русский  человек,  наши  пословицы
значительнее пословиц всех других народов. ‘верх полноты мыслей, уже в самом
образе выраженьЯ, в них отразилось много народных свойств наших; в  них  все
есть: издевка, насмешка, попрек - словом,  все  шевелЯщее  и  задирающее  за
живое: как стоглазый Ђргус, глЯдит из них каждаЯ на  человека.  ‚се  великие
люди, от Џушкина до ‘уворова и Џетра, благоговели перед нашими  пословицами.
“важенье к ним выразилось многими поговорками: "Џословица недаром молвитсЯ",
или "Џословица вовек не сломитсЯ". €звестно, что если сумеешь замкнуть  речь
ловко прибранной пословицей, то сим объЯснишь ее вдруг народу, как  бы  сама
по себе ни была она свыше его понЯтиЯ.
     Ћтсюда-то ведет свое происхождение Љрылов.  …го  басни  отнюдь  не  длЯ
детей. ’от ошибетсЯ грубо, кто назовет его баснописцем  в  таком  смысле,  в
каком были баснописцы ‹афонтен, „митриев, •емницер и, наконец, €змайлов. …го
притчи - достоЯние народное и составлЯют книгу мудрости самого народа. ‡вери
у него мыслЯт и поступают слишком по-русски:  в  их  проделках  между  собою
слышны проделки и обрЯды производств внутри ђоссии. Љроме верного  звериного
сходства, которое у него до того сильно,  что  не  только  лисица,  медведь,
волк, но даже сам горшок поворачиваетсЯ как живой, они показали в себе еще и
русскую природу. „аже осел, который у него до того определилсЯ  в  характере
своем, что стоит ему высунуть только уши  из  какой-нибудь  басни,  как  уже
читатель вскрикивает вперед: "ќто осел Љрылова!"  -даже  осел,  несмотрЯ  на
свою принадлежность климату других земель, ЯвилсЯ у него русским  человеком.
Ќесколько лет  производЯ  кражу  по  чужим  огородам,  он  возгорелсЯ  вдруг
чинолюбьем, захотел ордена и заважничал страх, когда хозЯин повесил  ему  на
шею звонок, не размыслЯ того, что теперь всЯкаЯ кража и  пакость  его  будет
видна всем и привлечет отовсюду побои на его бока. ‘ловом  -  всюду  у  него
ђусь и  пахнет  ђусью.  ‚сЯкаЯ  баснЯ  его  имеет  сверх  того  историческое
происхождение. ЌесмотрЯ на свою неторопливость и, по-видимому, равнодушие  к
событиЯм  современным,  поэт,  однако  же,  следил  всЯкое  событие   внутри
государства: на все подавал свой голос, и в голосе этом  слышалась  разумнаЯ
середина, примирЯющий третейский суд, которым так силен  русский  ум,  когда
достигает до своего полного совершенства. ‘трого взвешенным и крепким словом
так разом он и определит дело, так и означит, в чем его  истинное  существо.
Љогда некоторые чересчур военные люди стали было уже утверждать, что  все  в
государствах должно быть основано на  одной  военной  силе  и  в  ней  одной
спасение, а чиновники штатские начали,  в  свою  очередь,  притрунивать  над
всем, что ни есть  военного,  из-за  того  только,  что  некоторые  обратили
военное дело в одни погончики да петлички, он написал знаменитый спор  пушек
с парусами,  в  котором  вводит  обе  стороны  в  их  законные  границы  сим
замечательным четверостишием:

     „ержава всЯкаЯ сильна,
     Љогда устроены в ней мудро части:
     Ћружием - врагам она грозна,
     Ђ паруса - гражданские в ней власти.

     ЉакаЯ меткость определеньЯ! Ѓез пушек не защитишьсЯ, а  без  парусов  и
вовсе не поплывешь. Љогда у некоторых  доброжелательных,  но  недальнозорких
начальников утвердилось было странное мнение, что  нужно  опасатьсЯ  бойких,
умных людей и обходить их в должностЯх из-за того единственно, что некоторые
из них были когда-то шалуны и замешались в безрассудное дело, он написал  не
меньше замечательную басню, "„ве бритвы",  и  в  ней  справедливо  попрекнул
начальников, которые

     ‹юдей с умом боЯтсЯ
     € держат при себе охотней дураков.

     Ћсобенно слышно, как  он  везде  держит  сторону  ума,  как  просит  не
пренебрегать умного человека, но уметь с ним обращатьсЯ.  ќто  отразилось  в
басне "•ор певчих", которую заключил он словами: "Џо мне, уж лучше  пей,  да
дело разумей!" Ќе потому он это сказал, чтобы хотел похвалить  пьЯнство,  но
потому, что заболела его душа при  виде,  как  некоторые,  набравши  к  себе
наместо мастеров дела людей бог весть каких, еще и хвастаютсЯ  тем,  говорЯ,
что хоть мастерства они и не смыслЯт, но  зато  отличнейшего  поведениЯ.  Ћн
знал, что с умным человеком все можно сделать  и  нетрудно  обратить  его  к
хорошему поведенью, если сумеешь умно  говорить  с  ним,  но  дурака  трудно
сделать умным, как ни говори с ним. "‚ воре -что в море, а в дураке  -что  в
пресном молоке", -говорит наша  пословица.  Ќо  и  умному  делает  он  также
крепкие заметки, сильно попрекнувши его в басне "‘тоЯчий пруд"  за  то,  что
дал задремать своим способностЯм, и строго укоривши в  басне  "‘очинитель  и
разбойник" за развратное и злое их направление. ‚ообще его занимали  вопросы
важные. ‚ книге его всем есть уроки, всем степенЯм в государстве, начинаЯ от
главы, которому говорит он:

     ‚ластитель хочет ли народы удержать?
     „ержи бразды не вкруть, но мощною рукою, -

     и до последнего труженика, работающего в низших рЯдах  государственных,
которому указывает он на высокий удел в виде пчелы, не ищущей отличать своей
работы:

     Ќо сколь и тот почтен, кто, в низости сокрытый,
     ‡а все труды, за весь потерЯнный покой
     Ќи славою, ни почестьми не льститсЯ
     € мыслью оживлен одной,
     —то к пользе общей он трудитсЯ.

     ‘лова эти останутсЯ доказательством вечным, как  благородна  была  душа
самого  Љрылова.  Ќи  один  из  поэтов  не  умел  сделать  свою  мысль   так
ощутительной и выражатьсЯ так доступно  всем,  как  Љрылов.  Џоэт  и  мудрец
слились в нем воедино. “ него живописно все, начинаЯ от изображеньЯ  природы
пленительной,  грозной  и  даже  грЯзной,  до  передачи  малейших   оттенков
разговора, выдающих живьем душевные свойства. ‚се  так  сказано  метко,  так
найдено верно и так усвоены крепко вещи, что даже и определить нельзЯ, в чем
характер пера Љрылова. “ него не поймаешь его слога. Џредмет, как бы не имеЯ
словесной оболочки, выступает сам собою,  натурою  перед  глаза.  ‘тиха  его
также не схватишь. Ќикак не определишь его свойства: звучен ли он? легок ли?
тЯжел ли? ‡вучит он там, где предмет у него звучит;  движетсЯ,  где  предмет
движетсЯ; крепчает, где  крепнет  мысль;  и  становитсЯ  вдруг  легким,  где
уступает легковесной болтовне дурака. …го речь покорна и  послушна  мысли  и
летает как муха, то ЯвлЯЯсь  вдруг  в  длинном,  шестистопном  стихе,  то  в
быстром одностопном; рассчитанным числом слогов выдает она ощутительно самую
невыразимую ее духовность. ‘тоит вспомнить величественное  заключенье  басни
"„ве бочки":

     ‚еликий человек лишь виден на делах,
     € думает свою он крепко думу
     Ѓез шуму.

     ’ут от самого размещениЯ слов как бы слышитсЯ величие ушедшего  в  себЯ
человека.
     Ћт Љрылова вдруг можно перейти к  другой  стороне  нашей  поэзии-поэзии
сатирической. “ нас у всех много иронии. Ћна  видна  в  наших  пословицах  и
песнЯх и, что всего изумительней, часто там, где видимо страждет душа  и  не
расположена вовсе к веселости. ѓлубина этой самобытной иронии еще пред  нами
не разоблачилась, потому что, воспитываЯсь всеми европейскими  воспитаньЯми,
мы и тут отдалились от  родного  корнЯ.  Ќаклонность  к  иронии,  однако  ж,
удержалась, хотЯ и не в той форме. ’рудно найти русского человека, в котором
бы не соединЯлось вместе с уменьем пред чем-нибудь истинно возблагоговеть  -
свойство над чем-нибудь истинно посмеЯтьсЯ. ‚се наши поэты заключали в  себе
это свойство. „ержавин крупной солью рассыпал его у себЯ в большей  половине
од своих. Ћно есть у Џушкина, у Љрылова, у кнЯзЯ ‚Яземского; оно слышно даже
у таких поэтов, которые в  характере  своем  имели  нежное,  меланхолическое
расположение: у Љапниста, у †уковского, у Љарамзина,  у  кнЯзЯ  „олгорукого,
-оно есть что-то сродное нам  всем.  …стественно,  что  у  нас  должны  были
развитьсЯ писатели собственно сатирические. “же в то времЯ, когда  ‹омоносов
настроивал свою лиру на высокий лирический лад, кнЯзь Љантемир находил  пищу
длЯ сатиры и хлестал ею глупости едва начинавшегосЯ общества. ‚ разные эпохи
поЯвлЯлось  у  нас  множество  сатир,  эпиграмм,   насмешливых   перелицовок
наизнанку известнейших произведении и  всЯкого  рода  пародий  едких,  злых,
которые останутсЯ, вероЯтно, всегда в рукописЯх  и  в  которых  всюду  видна
большаЯ сила. ‘тоит вспомнить пародии кнЯзЯ ѓорчакова, сатиру на литераторов
‚оейкова - "„ом сумасшедших" и талантливые пародии  Њихаила  „митриева,  где
желчь ћвенала соединилась с каким-то особенным  славЯнским  добродушием.  Ќо
сатира скоро попросила себе поприща обширнейшего и перешла  в  драму.  ’еатр
началсЯ у нас так же, как  и  повсюду,  сначала  подражаньЯми;  потом  стали
пробиватьсЯ черты оригинальные.  ‚  трагедии  Явились  нравственнаЯ  сила  и
незнанье человека  под  условием  взЯтой  эпохи  и  века;  в  комедии-легкие
насмешки над смешными сторонами общества, без взглЯда в душу человека. €мена
Ћзерова, ЉнЯжнина, Љапниста, кнЯзЯ аховского, •мельницкого,  ‡агоскина,  Ђ.
Џисарева помнЯтсЯ с уваженьем; но все  это  побледнело  перед  двумЯ  Яркими
произведениЯми: перед комедиЯми ”онвизина "Ќедоросль" и ѓрибоедова "ѓоре  от
ума", которых весьма остроумно назвал  кнЯзь  ‚Яземский  двумЯ  современными
трагедиЯми. ‚ них уже не легкие насмешки над смешными сторонами общества, но
раны и болезни нашего общества, тЯжелые злоупотребленьЯ внутренние,  которые
беспощадной силой иронии выставлены в очевидности потрЯсающей.  Ћбе  комедии
взЯли две разные эпохи. Ћдна поразила болезни от непросвещениЯ, другаЯ -  от
дурно понЯтого просвещеньЯ.
     ЉомедиЯ ”онвизина поражает огрубелое зверство человека, происшедшее  от
долгого,  бесчувственного,  непотрЯсаемого  застоЯ  в  отдаленных  углах   и
захолустьЯх ђоссии. Ћна выставила так страшно эту кору огрубеньЯ, что в  ней
почти не узнаешь русского человека. Љто может узнать  что-нибудь  русское  в
этом   злобном   существе,   исполненном   тиранства,   какова   Џростакова,
мучительница крестьЯн,  мужа  и  всего,  кроме  своего  сына?  Ђ  между  тем
чувствуешь, что нигде в другой земле, ни во ”ранции, ни в Ђнглии,  не  могло
образоватьсЯ такое существо. ќта безумнаЯ любовь к своему детищу  есть  наша
сильнаЯ русскаЯ любовь, котораЯ в  человеке,  потерЯвшем  свое  достоинство,
выразилась в таком извращенном виде, в таком чудном соединении с тиранством,
-так что, чем более она любит свое дитЯ, тем более  ненавидит  все,  что  не
есть ее дитЯ. Џотом характер ‘котинина - другой тип огрубениЯ. …го неуклюжаЯ
природа, не получив на свою  долю  никаких  сильных  и  неистовых  страстей,
обратилась в какую-то более спокойную, в своем роде художественную любовь  к
скотине наместо человека: свиньи сделались длЯ него то же, что длЯ  любителЯ
искусств картиннаЯ галереЯ. Џотом супруг Џростаковой  -  несчастное,  убитое
существо, в котором и те слабые силы, какие  держались,  забиты  понуканьЯми
жены, -полное притупленье всего! Ќаконец, сам Њитрофан, который,  ничего  не
заключаЯ злобного в  своей  природе,  не  имеЯ  желаньЯ  наносить  кому-либо
несчастье, становитсЯ нечувствительно,  с  помощью  угождений  и  баловства,
тираном всех, и всего более тех, которые его сильней любЯт, то есть матери и
нЯньки, так что наносить им оскорбление - сделалось  ему  уже  наслажденьем.
‘ловом - лица эти как бы уже не русские; трудно даже и узнать в них  русские
качества, исключаЯ только разве одну  …ремеевну  да  отставного  солдата.  ‘
ужасом слышишь, что уже на  них  не  подействуешь  ни  влиЯнием  церкви,  ни
обычаЯми старины, от которых удержалось в них одно пошлое, и  только  одному
железному  закону  здесь  место.  ‚се  в  этой  комедии  кажетсЯ  чудовищной
карикатурой на русское. Ђ между тем нет  ничего  в  ней  карикатурного:  все
взЯто живьем с природы и проверено знаньем души. ќто те  неотразимо-страшные
идеалы огрубениЯ, до которых может достигнуть только  один  человек  русской
земли, а не другого народа.
     ЉомедиЯ ѓрибоедова взЯла другое времЯ общества - выставила  болезни  от
дурно понЯтого просвещениЯ, от  принЯтиЯ  глупых  светских  мелочей  наместо
главного,  -  словом,  взЯла  донкишотскую   сторону   нашего   европейского
образованиЯ, несвЯзавшуюсЯ смесь обычаев, сделавшую русских ни русскими,  ни
иностранцами. ’ип ”амусова так же глубоко постигнут, как и Џростаковой.  ’ак
же наивно,  как  хвастаетсЯ  Џростакова  своим  невежеством,  он  хвастаетсЯ
полупросвещеньем, как собственным, так и всего  того  сословиЯ,  к  которому
принадлежит: хвастаетсЯ тем, что московские девицы  верхние  выводЯт  нотки,
словечка два не скажут, все с ужимкой; что дверь у него  отперта  длЯ  всех,
как званых, так и незваных, особенно длЯ иностранных; что канцелЯриЯ у  него
набита ничего не делающей родней. Ћн и благопристойный степенный человек,  и
волокита, и читает мораль,  и  мастер  так  пообедать,  что  в  три  дни  не
сваритсЯ. Ћн даже вольнодумец, если соберетсЯ с подобными себе стариками,  и
в то же времЯ готов не допустить на выстрел к столицам молодых вольнодумцев,
именем которых честит всех, кто не подчинилсЯ принЯтым светским  обычаЯм  их
общества. ‚ существе своем это одно из тех выветрившихсЯ лиц, в которых, при
всем их светском comme il faut, не  осталось  ровно  ничего,  которые  своим
пребываньем в столице и службой так  же  вредны  обществу,  как  другие  ему
вредны своею неслужбой и огрубелым пребываньем в деревне. ‚редны, во-первых,
собственным именьЯм  своим  -тем,  что,  предавши  их  в  руки  наемников  и
управителей, требуЯ от них только денег длЯ своих балов и обедов,  званых  и
незваных, они  разрушили  истинно  законные  узы,  свЯзывавшие  помещиков  с
крестьЯнами; вредны, во-вторых, на служащем  поприще-  тем,  что,  доставлЯЯ
места  одним  только  ничего  не  делающим  родственникам  своим,  отнЯли  у
государства истинных дельцов и отвадили охоту служить у  честного  человека;
вредны, наконец, в-третьих, духу правительства своей двусмысленной жизнью  -
тем, что, под личиною усердиЯ к царю и благонамеренности, требуЯ  поддельной
нравственности от молодых людей и развратничаЯ в то же времЯ сами, возбудили
негодованье молодежи, неуваженье к  старости  и  заслугам  и  наклонность  к
вольнодумству действительному  у  тех,  которые  имеют  некрепкие  головы  и
способны  вдаватьсЯ  в  крайности.  Ќе  меньше   замечателен   другой   тип:
отъЯвленный мерзавец  ‡агорецкий,  везде  ругаемый  и,  к  изумленью,  всюду
принимаемый,  лгун,  плут,  но  в  то  же  времЯ  мастер   угодить   всЯкому
сколько-нибудь значительному или сильному лицу доставлением ему того, к чему
он греховно падок, готовый,  в  случае  надобности,  сделатьсЯ  патриотом  и
ратоборцем нравственности, зажечь костры и на них предать пламени все книги,
какие ни есть на свете, а в том числе и сочинителей даже самих басен  за  их
вечные насмешки над львами и  орлами  н  сим  обнаруживший,  что,  не  боЯсЯ
ничего, даже самой позорнейшей брани, боитсЯ, однако ж, насмешки,  как  черт
креста. Ќе меньше замечателен третий тип: глупый либерал  ђепетилов,  рыцарь
пустоты во всех ее отношениЯх, рыскающий по  ночным  собраньЯм,  радующийсЯ,
как бог весть какой находке, когда удаетсЯ ему пристегнутьсЯ к какому-нибудь
обществу, которое шумит о том, чего он не понимает, чего и  рассказать  даже
не умеет, не которого бредни слушает он с чувством, в уверенности, что попал
наконец на  настоЯщую  дорогу  и  что  тут  кроетсЯ  действительно  какое-то
общественное дело, которое хотЯ еще не созрело, но  как  раз  созреет,  если
только о  нем  пошумЯт  побольше,  станут  почаще  собиратьсЯ  по  ночам  да
позадористей между собою  спорить.  Ќе  меньше  замечателен  четвертый  тип:
глупый фронтовик ‘калозуб, понЯвший службу единственно  в  уменье  различать
форменные отлички, но  при  всем  том  удержавший  какой-то  свой  особенный
философски-либеральный взглЯд на чины, признающийсЯ откровенно,  что  он  их
считает как необходимые каналы к тому, чтобы попасть в генералы, а  там  ему
хоть трава не расти;  все  прочие  тревоги  ему  нипочем,  а  обстоЯтельства
времени и века длЯ него не головоломнаЯ наука: он искренно уверен, что  весь
мир  можно  успокоить,  давши  ему  в  ‚ольтеры   фельдфебелЯ.   Ќе   меньше
замечательный также тип и  старуха  •лестова,  жалкаЯ  смесь  пошлости  двух
веков, удержавшаЯ из старинных времен только одно пошлое, с притЯзаньЯми  на
уваженье от нового поколеньЯ, с требованьЯми почтеньЯ к себе  от  тех  самых
людей, которых сама  презирает,  готоваЯ  выбранить  вслух  и  встречного  и
поперечного за то только, что не так к ней сел или перед нею оборотилсЯ,  ни
к чему не питающаЯ никакой любви и  никакого  уваженьЯ,  но  покровительница
арапчонок, мосек и людей вроде Њолчалина, - словом, старуха дрЯнь  в  полном
смысле этого слова. ‘ам Њолчалин -тоже замечательный тип. Њетко схвачено это
лицо, безмолвное, низкое, покамест тихомолком пробирающеесЯ  в  люди,  но  в
котором, по словам —ацкого,  готовитсЯ  будущий  ‡агорецкий.  ’акое  скопище
уродов  общества,  из  которых  каждый  окарикатурил  какое-нибудь   мненье,
правило, мысль, извративши по-своему законный смысл их, должно было  вызвать
в отпор ему другую крайность, котораЯ обнаружилась Ярко в —ацком. ‚ досаде и
справедливом  негодовании  противу  их  всех  —ацкий   переходит   также   в
излишество, не замечаЯ, что через это самое и через этот  невоздержный  Язык
свой он делаетсЯ сам нестерпим и даже смешон. ‚се  лица  комедии  ѓрибоедова
суть такие же дети полупросвещениЯ, как ”онвизиновы  -  дети  непросвещениЯ,
русские уроды, временные, преходЯщие  лица,  образовавшиесЯ  среди  броженьЯ
новой закваски. ЏрЯмо-русского типа нет ни в ком из них; не слышно  русского
гражданина. ‡ритель остаетсЯ в  недоуменье  насчет  того,  чем  должен  быть
русский человек. „аже то лицо, которое взЯто,  по-видимому,  в  образец,  то
есть сам —ацкий, показывает только  стремленье  чем-то  сделатьсЯ,  выражает
только негодованье противу того, что презренно и мерзко в  обществе,  но  не
дает в себе образца обществу.
     Ћбе комедии  исполнЯют  плохо  сценические  условиЯ;  в  сем  отношении
ничтожнаЯ французскаЯ пьеса их  лучше.  ‘одержанье,  взЯтое  в  интригу,  ни
завЯзано плотно, ни мастерски развЯзано. ЉажетсЯ, сами комики о нем не много
заботились, видЯ сквозь него другое, высшее содержание  и  соображаЯ  с  ним
выходы и уходы лиц своих. ‘тепень потребности побочных  характеров  и  ролей
измерена также не в отношенье к герою пьесы, но в отношенье к тому,  сколько
они могли пополнить и поЯснить мысль самого  автора  присутствием  своим  на
сцене, сколько могли собою дорисовать общность всей сатиры. ‚  противном  же
случае - то есть если бы они выполнили и  эти  необходимые  условиЯ  всЯкого
драматического твореньЯ и заставили каждое из лиц, так  метко  схваченных  и
постигнутых, изворотитьсЯ перед зрителем в живом действии, а не в разговоре,
- это были бы два высокие произведениЯ нашего гениЯ. € теперь даже их  можно
назвать истинно общественными комедиЯми, и подобного выраженьЯ, сколько  мне
кажетсЯ, не принимала еще  комедиЯ  ни  у  одного  из  народов.  …сть  следы
общественной комедии у древних греков; но Ђристофан руководилсЯ более личным
расположеньем, нападал на злоупотребленьЯ одного какого-нибудь человека и не
всегда имел в виду истину: доказательством тому то, что он  дерзнул  осмеЯть
‘ократа. Ќаши комики двигнулись общественной  причиной,  а  не  собственной,
восстали не противу одного лица, но против целого множества злоупотреблений,
против уклонениЯ всего общества от прЯмой дороги. Ћбщество сделали  они  как
бы  собственным  своим  телом;  огнем   негодованьЯ   лирического   зажглась
беспощаднаЯ сила их насмешки. ќто - продолжение той же брани света со тьмой,
внесенной в ђоссию Џетром, котораЯ всЯкого благородного русского делает  уже
невольно ратником света. Ћбе комедии ничуть не созданьЯ художественные и  не
принадлежат фантазии сочинителЯ. Ќужно было много накопитьсЯ сору  и  дрЯзгу
внутри земли нашей, чтобы Явились они почти  сами  собой  в  виде  какого-то
грозного очищениЯ. ‚от почему по следам их не поЯвлЯлось в нашей  литературе
ничего им подобного и, вероЯтно, долго не поЯвитсЯ.
     ‘о смертью Џушкина остановилось  движенье  поэзии  нашей  вперед.  ќто,
однако же, не значит,  чтобы  дух  ее  угаснул;  напротив,  он,  как  гроза,
невидимо накоплЯетсЯ вдали; самаЯ сухость и духота в воздухе  возвещают  его
приближение. “же Явились и теперь люди не без талантов. Ќо еще все находитсЯ
под сильным влиЯнием  гармонических  звуков  Џушкина;  еще  никто  не  может
вырватьсЯ  из  этого  заколдованного,  им  очертанного  круга   и   показать
собственные силы. …ще даже не слышит никто, что вокруг  его  настало  другое
времЯ, образовались стихии новой жизни и раздаютсЯ вопросы,  которые  дотоле
не раздавались; а потому ни в ком из них еще нет самоцветности. €х  даже  не
следует называть по именам, кроме одного ‹ермонтова, который  себЯ  выставил
вперед больше других и которого уже нет на свете. ‚  нем  слышатсЯ  признаки
таланта первостепенного; поприще великое  могло  ожидать  его,  если  бы  не
какаЯ-то несчастнаЯ звезда, которой  управленье  захотелось  ему  над  собой
признать. Џопавши с самого начала в круг того общества, которое  справедливо
можно было назвать временным и переходным,  которое,  как  бедное  растение,
сорвавшеесЯ с родной почвы, осуждено было безрадостно  носитьсЯ  по  степЯм,
слыша само, что не прирасти ему ни к какой  другой  почве  и  его  жребий  -
завЯнуть и пропасть, - он уже с ранних  пор  стал  выражать  то  раздирающее
сердце равнодушие ко всему, которое не слышалось еще ни у  одного  из  наших
поэтов.   Ѓезрадостные   встречи,   беспечальные   расставаньЯ,    странные,
бессмысленные любовные узы, неизвестно зачем заключаемые и неизвестно  зачем
разрываемые, стали предметом стихов его и подали  случай  †уковскому  весьма
верно определить  существо  этой  поэзии  словом  безочарование.  ‘  помощью
таланта ‹ермонтова оно сделалось было на времЯ модным. Љак некогда с  легкой
руки иллера пронеслось было по всему свету очарованье и стало  модным,  как
потом с тЯжелой руки Ѓайрона пошло в ход разочарованье,  порожденное,  может
быть, излишним очарованьем, и стало  также  на  времЯ  модным,  так  наконец
пришла очередь и безочарованью, родному детищу байроновского  разочарованьЯ.
‘уществование его, разумеетсЯ, было кратковременней всех прочих, потому  что
в безочарованье ровно нет никакой приманки ни длЯ кого. Џризнавши над  собою
власть какого-то обольстительного демона, поэт покушалсЯ не  раз  изобразить
его образ, как бы желаЯ стихами от него отделатьсЯ. Ћбраз этот  не  вызначен
определительно,  даже  не  получил  того  обольстительного  могущества   над
человеком, которое  он  хотел  ему  придать.  ‚идно,  что  вырос  он  не  от
собственной силы, но от  усталости  и  лени  человека  сражатьсЯ  с  ним.  ‚
неоконченном его стихотворенье, названном "‘казка  длЯ  детей",  образ  этот
получает больше определительности и больше смысла. Њожет быть, с  окончанием
этой повести, котораЯ есть его лучшее  стихотворение,  отделалсЯ  бы  он  от
самого духа и вместе с ним и от безотрадного своего состоЯниЯ (приметы  тому
уже сиЯют в стихотвореньЯх "Ђнгел", "Њолитва" и некоторых других),  если  бы
только сохранилось в нем самом побольше уваженьЯ и любви к  своему  таланту.
Ќо никто еще не играл так легкомысленно с своим талантом и так  не  старалсЯ
показать к нему  какое-то  даже  хвастливое  презренье,  как  ‹ермонтов.  Ќе
заметно в  нем  никакой  любви  к  детЯм  своего  же  воображеньЯ.  Ќи  одно
стихотворение не выносилось в нем, не возлелеЯлось чадолюбно и заботливо, не
устоЯлось и не сосредоточилось в себе самом; самый стих не получил еще своей
собственной твердой личности и бледно  напоминает  то  стих  †уковского,  то
Џушнина; повсюду - излишестве и многоречие. ‚  его  сочинениЯх  прозаических
гораздо больше достоинства. Ќикто еще  не  писал  у  нас  такой  правильной,
прекрасной  и  благоуханней  прозой.   ’ут   видно   больше   углубленьЯ   в
действительность жизни  -  готовилсЯ  будущий  великий  живописец,  русского
быта... Ќо внезапнаЯ смерть вдруг его  от  нас  унесла.  ‘лышно  страшное  в
судьбе наших поэтов. Љак только кто-нибудь из  них,  упустив  из  виду  свое
главное поприще и назначенье, бросалсЯ на другое или же опускалсЯ в тот омут
светских отношений, где не следует ему быть  и  где  нет  места  длЯ  поэта,
внезапнаЯ, насильственнаЯ смерть вырывала его  вдруг  из  нашей  среды.  ’ри
первостепенных поэта: Џушкин, ѓрибоедов, ‹ермонтов, один за другим,  в  виду
всех, были похищены насильственной смертью, в течение одного десЯтилетиЯ,  в
поре самого цветущего мужества, в полном развитии сил своих, - и никого  это
не поразило; даже не содрогнулось ветреное племЯ.
     Ќо пора, однако же, сказать в заключенье, что такое наша поэзиЯ вообще,
зачем она была, к чему служила и что сделала длЯ всей русской  земли  нашей.
€мела  ли  она  влиЯнье  на  дух  современного  ей  общества,  воспитавши  и
облагородивши каждого,  сообразно  его  месту,  и  возвысивши  понЯтиЯ  всех
вообще, сообразно духу  земли  и  коренным  силам  народа,  которыми  должно
двигатьсЯ государство?  €ли  же  она  была  просто  верной  картиной  нашего
общества - картиной полной и подробной, Ясным зеркалом всего нашего быта? Ќе
была она ни тем, ни другим; ни того, ни другого она  не  сделала.  Ћна  была
почти незнаема и неведома нашим обществом, которое в то времЯ  воспитывалось
другим  воспитанием  -  под  влиЯнием  гувернеров   французских,   немецких,
английских, под влиЯньем выходцев из всех стран, всех возможных сословий,  с
различными образами мыслей, правил и направлений. Ћбщество наше, -  чего  не
случалось еще доселе ни с одним народом, - воспитывалось в  неведении  земли
своей посреди самой земли своей. „аже Язык был позабыт, так что поэзии нашей
были даже отрезаны дороги и пути к тому, чтобы коснутьсЯ  его  уха.  …сли  и
пробивалась  она  к  обществу,  то  какими-то  незаконными  и   проселочными
дорогами: или счастливо написаннаЯ музыка заносила в  гостиную  какое-нибудь
стихотворное произведенье; или же плод незрелой молодости поэта, ничтожное и
слабое его произведение, но отвечавшее каким-нибудь чужеземно  -вольнодумным
мыслЯм, занесенным  в  голову  общества  чужеземными  воспитателЯми,  бывало
причиной, что общество узнавало о существованье среди его  поэта.  ‘ловом  -
поэзиЯ наша не поучала общество, не выражала  его.  Љак  бы  слыша,  что  ее
участь не длЯ современного общества, неслась она все времЯ  свыше  общества;
если ж и опускалась к нему, то разве затем только, чтобы хлестнуть его бичом
сатиры, а не передавать  его  жизнь  в  образец  потомству.  „ело  странное:
предметом нашей поэзии все же были мы, но мы в ней  не  узнаем  себЯ.  Љогда
поэт показывает нам наши лучшие стороны, нам это кажетсЯ  преувеличенным,  и
мы почти готовы не верить тому, что говорит нам о нас же „ержавин. Љогда  же
выставлЯет писатель наши низкие стороны,  мы  опЯть  не  верим,  и  нам  это
кажетсЯ  карикатурою.  …сть,  точно,  в  том  и  другом  как   бы   какаЯ-то
преувеличеннаЯ сила, хотЯ в самом деле преувеличеньЯ нет.  Џричиною  первого
то, что наши лирические поэты,  владеЯ  тайной  прозревать  в  зерне,  почти
неприметном длЯ простых глаз,  будущий  великолепный  плод  его,  выставлЯли
очищенной всЯкое свойство наше. Џричиной второго то, что  сатирические  наши
писатели, носЯ в душе своей, хотЯ еще и неЯсно, идеал уже  лучшего  русского
человека, видели Ясней все дурное и низкое русского действительно  человека.
‘ила негодованьЯ благородного давала им силу выставлЯть Ярче ту же вещь, чем
как ее может увидеть обыкновенный человек. ‚от  отчего  в  последнее  времЯ,
сильней всех прочих  свойств  наших,  развилась  у  нас  насмешливость.  ‚се
смеетсЯ у нас одно над другим, и есть уже внутри самой  земли  нашей  что-то
смеющеесЯ над всем равно, над  стариной  и  над  новизной,  и  благоговеющее
только пред одним нестареющим и вечным. €так, поэзиЯ наша  не  выразила  нам
нигде русского человека вполне, ни в том идеале, в каком он должен быть,  ни
в той действительности, в какой он ныне есть.  Ћна  собрала  только  в  кучу
бесчисленные оттенки разнообразных качеств наших; она  совокупила  только  в
одно казнохранилище отдельно взЯтые стороны  нашей  разносторонней  природы.
Џоэты наши слышали, что не приспело еще  времЯ  живописать  себЯ  целиком  и
хвастатьсЯ собой, что еще нужно нам самим прежде организоватьсЯ, стать собой
и сделатьсЯ русскими. …ще только размЯгчена и приготовлена  наша  природа  к
тому, чтобы принЯть ей следуемую форму; еще не успели мы вывести  итогов  из
множества всЯких элементов и начал, нанесенных отовсюду в нашу землю, еще во
всЯком из нас  бестолковаЯ  встреча  чужеземного  с  своим,  а  не  разумное
извлечение того самого вывода, длЯ  которого  поведена  богом  эта  встреча.
‘лыша это, они как бы заботились только о  том,  чтобы  не  пропало  в  этой
борьбе лучшее из нашей  природы.  ќто  лучшее  забирали  они  отовсюду,  где
находили, и спешили его выносить на свет, не заботЯсь о том, где и  как  его
поставить.  ’ак  бедный  хозЯин  из  обхваченного  пламенем  дома  стараетсЯ
выхватить только то, что есть в нем драгоценнейшего, не заботЯсь  о  прочем.
ЏоэзиЯ наша звучала не  длЯ  современного  ей  времени,  но  чтобы,  -  если
настанет наконец то благодатное времЯ, когда мысль о  внутреннем  построении
человека в таком образе, в каком повелел ему состроитьсЯ бог  из  самородных
начал земли своей, сделаетсЯ наконец у нас общею  по  всей  ђоссии  и  равно
желанною всем, - то чтобы увидели мы, что есть действительно в нас  лучшего,
собственно нашего, и не позабыли бы его вместить  в  свое  построение.  Ќаши
собственные сокровища станут нам открыватьсЯ больше и больше по  мере  того,
как мы станем внимательней вчитыватьсЯ в наших поэтов. Џо  мере  большего  и
лучшего их узнаньЯ нам откроютсЯ и другие их высшие  стороны,  доселе  почти
никем не замечаемые: увидим, что они  были  не  одними  казначеЯми  сокровищ
наших, но отчасти даже и строителЯми нашими, или действительно  имеЯ  о  том
мысль, или ее не имеЯ, но показавши своей высшей  от  нас  природой  которое
-нибудь из наших народных качеств, которое  в  них  развилось  видней  затем
именно, чтобы блеснуть  пред  нами  во  всей  красе  своей.  ќто  стремление
„ержавина  начертать  образ  непреклонного,   твердого   мужа   в   каком-то
библейско-исполинском величии не было стремленьем произвольным:  начала  ему
он услышал в нашем народе.  ирокие  черты  человека  величавого  носЯтсЯ  и
слышатсЯ по всей русской земле так сильно, что даже  чужеземцы,  заглЯнувшие
вовнутрь ђоссии, ими поражаютсЯ еще прежде,  чем  успевают  узнать  нравы  и
обычаи земли нашей. …ще недавно один из них, издавший  свои  записки  с  тем
именно, чтобы показать …вропе с дурной  стороны  ђоссию  *,  не  мог  скрыть
изумленьЯ своего при виде простых  обитателей  деревенских  изб  наших.  Љак
пораженный, останавливалсЯ он перед нашими маститыми  беловласыми  старцами,
сидЯщими у порогов изб своих, которые казались  ему  величавыми  патриархами
древних библейских времен. Ќе один раз  созналсЯ  он,  что  нигде  в  других
землЯх …вропы, где ни путешествовал он, не представлЯлсЯ ему образ  человека
в таком величии, близком к патриархально-библейскому. € эту  мысль  повторил
он несколько раз на страницах своей растворенной ненавистью к нам книги. ќто
свойство чуткости, которое в такой высокой степени обнаружилось  в  Џушкине,
есть наше народное свойство. ‚спомним только одни названьЯ,  которыми  народ
сам характеризует в себе  это  свойство,  например:  названье  ухо,  которое
даетсЯ такому человеку, в котором все жилки горЯт и говорЯт, который миг  не
постоит без дела; удача -всюду спеющий и везде успевающий; и множество  есть
у нас других названий, определЯющих  различные  оттенки  и  уклонениЯ  этого
свойства. ‘войство  это  велико:  не  полон  и  суров  выйдет  русский  муж,
начертанный „ержавиным, если не будет в нем чутьЯ откликатьсЯ живо на всЯкий
предмет в природе, изумлЯЯсь на всЯком шагу красоте божьего  твореньЯ.  ќтот
ум, умеющий найти законную  середину  всЯкой  вещи,  который  обнаружилсЯ  в
Љрылове, есть наш истинно русский ум. ’олько в Љрылове отразилсЯ тот  верный
такт русского ума, который, умеЯ выразить истинное  существо  всЯкого  дела,
умеет выразить его так, что никого не оскорбит выраженьем и  не  восстановит
ни против себЯ, ни против мысли своей даже несходных с ним  людей,  -  одним
словом,  тот  верный  такт,  который  мы  потерЯли  среди  нашего  светского
образованиЯ и который сохранилсЯ доселе у нашего крестьЯнина. ЉрестьЯнин наш
умеет говорить со всеми себЯ высшими, даже с царем, так свободно, как  никто
из нас, и ни одним словом не покажет неприличиЯ, тогда как мы часто не умеем
поговорить даже  с  равным  себе  таким  образом,  чтобы  не  оскорбить  его
каким-нибудь выраженьем. ‡ато уже в ком  из  нас  действительно  образовалсЯ
этот сосредоточенный, верный, истинно русский такт ума - он у нас пользуетсЯ
уваженьем всех;  ему  все  позволЯт  сказать  то,  чего  никому  другому  не
позволЯт; на него никто уж и не сердитсЯ.  “  всех  наших  писателей  бывали
враги, даже у самых незлобнейших  и  прекраснейших  душою  (стоит  вспомнить
Љарамзина и †уковского); но у Љрылова не было ни одного врага.  ќта  молодаЯ
удаль и отвага рванутьсЯ на дело добра, котораЯ так  и  буйствует  в  стихах
џзыкова, есть удаль нашего русского народа, то чудное свойство,  ему  одному
свойственное, которое дает у нас вдруг молодость  и  старцу  и  юноше,  если
только предстанет случай рванутьсЯ всем на дело, невозможное ни  длЯ  какого
другого народа, - которое вдруг сливает у нас всю разнородную  массу,  между
собой враждующую, в одно чувство, так что и ссоры, и личные выгоды каждого -
все позабыто, и всЯ ђоссиЯ - один человек. ‚се  эти  свойства,  обнаруженные
нашими  поэтами,  есть  наши  народные  свойства,  в   них   только   видней
развившиесЯ: поэты берутсЯ не откуда же нибудь из-за  морЯ,  но  исходЯт  из
своего народа. ќто -огни, из него же излетевшие, передовые вестники сил его.
‘верх того поэты наши сделали  добро  уже  тем,  что  разнесли  благозвучие,
дотоле небывалое. Ќе знаю, в какой другой  литературе  показали  стихотворцы
такое бесконечное разнообразие оттенков  звука,  чему  отчасти,  разумеетсЯ,
способствовал сам поэтический Язык наш. “ каждого свой стих и свой особенный
звон. ќтот металлический бронзовый стих „ержавина, которого до  сих  пор  не
может еще позабыть наше ухо; этот густой, как  смола  или  струЯ  столетнего
токаЯ, стих Џушкина; этот сиЯющий, праздничный стих џзыкова, влетающий,  как
луч, в душу, весь сотканный из света; этот облитый  ароматами  полуднЯ  стих
Ѓатюшкова, сладостный, как мед из горного ущельЯ; этот легкий воздушный стих
†уковского, порхающий, как неЯсный звук эоловой арфы; этот тЯжелый,  как  бы
влачащийсЯ по земле  стих  ‚Яземского,  проникнутый  подчас  едкой,  щемЯщей
русской грустью, - все они, точно  разнозвонные  колокола  или  бесчисленные
клавиши одного великолепного органа, разнесли благозвучие по русской  земле.
Ѓлагозвучие не так пустое дело, как думают те, которые незнакомы с  поэзией.
Џод благозвучие, как под колыбельную, прекрасную песню матери,  убаюкиваетсЯ
народ-младенец еще прежде, чем может входить в значение слов самой песни,  и
нечувствительно сами собою стихают и умирЯютсЯ его дикие страсти. Ћно так же
бывает нужно, как во храме куренье кадильное, которое уже невидимо настроЯет
душу к слышанью чего-то лучшего еще прежде,  чем  началось  самое  служение.
ЏоэзиЯ наша пробовала все аккорды, воспитывалась литературами всех  народов,
прислушивалась к лирам всех поэтов, добывала какой-то всемирный Язык  затем,
чтобы приготовить всех к служенью более  значительному.  ЌельзЯ  уже  теперь
заговорить о  тех  пустЯках,  о  которых  еще  продолжает  ветрено  лепетать
молодое, не давшее себе отчета, нынешнее поколенье поэтов; нельзЯ служить  и
самому искусству, - как ни прекрасно это служение, - не  уразумев  его  цели
высшей и не определив себе,  зачем  дано  нам  искусство;  нельзЯ  повторЯть
Џушкина. Ќет, не Џушкин и никто другой должен стать теперь  в  образец  нам:
другие уже времена пришли. ’еперь уже ничем не возьмешь  -  ни  своеобразьем
ума своего, ни картинной личностью характера, ни гордостью движений своих, -
христианским, высшим воспитаньем должен воспитатьсЯ теперь поэт. „ругие дела
наступают длЯ поэзии. Љак во времЯ младенчества народов служила она к  тому,
чтобы вызывать на битву народы,  возбуждаЯ  в  них  браннолюбивый  дух,  так
придетсЯ ей теперь вызывать на другую, высшую битву человека - на битву  уже
не за временную нашу свободу, права и привилегии  наши,  но  за  нашу  душу,
которую сам  небесный  творец  наш  считает  перлом  своих  созданий.  Њного
предстоит теперь длЯ поэзии - возвращать в общество того, что  есть  истинно
прекрасного и что изгнано из него нынешней  бессмысленной  жизнью.  Ќет,  не
напомнЯт они уже никого из наших прежних поэтов. ‘амаЯ речь их будет другаЯ;
она будет ближе и родственней нашей русской душе. …ще в ней слышней выступЯт
наши народные начала. …ще не бьет всей  силой  кверху  тот  самородный  ключ
нашей поэзии, который уже кипел и бил в груди нашей  природы  тогда,  как  и
самое слово поэзиЯ не было ни на чьих устах. …ще никто не  черпал  из  самой
глубины тех трех источников, о которых упомЯнуто в начале этой  статьи.  …ще
доселе загадка - этот необъЯснимый разгул, который слышитсЯ в наших  песнЯх,
несетсЯ куды -то мимо жизни и самой песни, как бы сгораемый желаньем  лучшей
отчизны, по которой тоскует со днЯ созданьЯ своего человек. …ще ни в ком  не
отразилась вполне та многостороннЯЯ поэтическаЯ полнота ума нашего,  котораЯ
заключена в наших многоочитых  пословицах,  умевших  сделать  такие  великие
выводы из бедного, ничтожного своего времени, где в таких тесных пределах  и
в такой мутной луже изворачивалсЯ русский человек, и которые говорЯт  только
о том, какие огромные выводы  может  сделать  нынешний  русский  человек  из
нынешнего широкого времени, в которое  нанесены  итоги  всех  веков  и,  как
неразобранный товар, сброшены в  одну  беспорЯдочную  кучу.  …ще  тайна  длЯ
многих этот необыкновенный лиризм -  рожденье  верховной  трезвости  ума,  -
который исходит от  наших  церковных  песней  и  канонов  и  покуда  так  же
безотчетно возносит дух поэта, как безотчетно подмывают  его  сердце  родные
звуки нашей песни. Ќаконец, сам необыкновенный Язык наш есть  еще  тайна.  ‚
нем все тоны и оттенки, все переходы звуков от самых твердых до самых нежных
и мЯгких; он беспределен и может, живой, как жизнь, обогащатьсЯ  ежеминутно,
почерпаЯ, с одной стороны, высокие слова из Языка церковно-библейского, а  с
другой стороны - выбираЯ на выбор  меткие  названьЯ  из  бесчисленных  своих
наречий, рассыпанных по нашим провинциЯм, имеЯ возможность, таким образом, в
одной и той же речи восходить  до  высоты,  не  доступной  никакому  другому
Языку, и опускатьсЯ  до  простоты,  ощутительной  осЯзанью  непонЯтливейшего
человека, - Язык, который сам по себе уже поэт  и  который  недаром  был  на
времЯ позабыт нашим лучшим обществом; нужно  было,  чтобы  выболтали  мы  на
чужеземных наречьЯх всю дрЯнь, какаЯ ни пристала к нам вместе  с  чужеземным
образованьем, чтобы все те неЯсные звуки, неточные  названьЯ  вещей  -  дети
мыслей невыЯснившихсЯ и сбивчивых, которые потемнЯют Языки, - не посмели  бы
помрачить младенческой Ясности нашего Языка и возвратились бы мы к нему  уже
готовые мыслить и жить своим умом, а не чужеземным. ‚се это еще орудиЯ,  еще
материалы, еще глыбы, еще в руде дорогие металлы, из которых выкуетсЯ  инаЯ,
сильнейшаЯ речь. Џройдет эта речь уже насквозь  всю  душу  и  не  упадет  на
бесплодную землю. ‘корбью ангела загоритсЯ наша поэзиЯ и, ударивши  по  всем
струнам, какие ни есть в русском человеке, внесет  в  самые  огрубелые  души
свЯтыню того, чего никакие силы и орудиЯ  не  могут  утвердить  в  человеке;
вызовет нам нашу ђоссию -нашу русскую ђоссию: не ту, которую показывают  нам
грубо какие-нибудь квасные патриоты, и не ту, которую вызывают к  нам  из-за
морЯ очужеземившиесЯ русские, но ту,  которую  извлечет  она  из  нас  же  и
покажет таким образом, что все до единого, каких бы ни  были  они  различных
мыслей, образов воспитаньЯ и мнений, скажут в один голос; "ќто наша  ђоссиЯ;
нам в ней приютно и тепло, и мы теперь действительно у себЯ дома, под  своей
родной крышей, а не на чужбине".

     *Њаркиз Љюстин. (Џрим. Ќ. ‚. ѓоголЯ.)

XXXII
     ‘‚…’‹Ћ… ‚Ћ‘Љђ…‘…Ќњ…
     ‚  русском  человеке  есть  особенное  участие  к  празднику   светлого
воскресеньЯ. Ћн это чувствует живей, если ему случитсЯ быть в  чужой  земле.
‚идЯ, как повсюду в других странах день этот  почти  не  отличен  от  других
дней, - те же всегдашние занЯтиЯ, та же вседневнаЯ жизнь,  то  же  будничное
выраженье на лицах, - он чувствует грусть и обращаетсЯ  невольно  к  ђоссии.
…му кажетсЯ, что там как-то лучше  празднуетсЯ  этот  день,  и  сам  человек
радостней и лучше, нежели в другие дни, и самаЯ жизнь какаЯ-то другаЯ, а  не
вседневнаЯ.  …му  вдруг  представЯтсЯ  -  эта  торжественнаЯ  полночь,  этот
повсеместный колокольный звон, который как всю землю сливает в один гул, это
восклицанье "•ристос воскрес!", которое заменЯет  в  этот  день  все  другие
приветствиЯ, этот поцелуй, который только раздаетсЯ у  нас,  -  и  он  готов
почти воскликнуть: "’олько в одной ђоссии празднуетсЯ этот день так, как ему
следует праздноватьсЯ!" ђазумеетсЯ, все это мечта; она исчезнет  вдруг,  как
только он перенесетсЯ на самом деле в ђоссию или даже только припомнит,  что
день этот есть день какой-то полусонной беготни  и  суеты,  пустых  визитов,
умышленных незаставаний друг друга, наместо радостных встреч,  -  если  ж  и
встреч, то основанных на самых корыстных расчетах; что  честолюбие  кипит  у
нас в этот день еще больше, чем во все другие, и говорЯт  не  о  воскресенье
•риста, но о том, кому какаЯ награда выйдет и кто что получит;  что  даже  и
сам народ, о котором идет слава, будто он больше всех радуетсЯ,  уже  пьЯный
попадаетсЯ на улицах, едва только успела кончитьсЯ торжественнаЯ  обеднЯ,  и
не успела еще зарЯ осветить земли. ‚здохнет  бедный  русский  человек,  если
только все это припомнит себе и увидит, что это разве  только  карикатура  и
посмеЯнье над праздником,  а  самого  праздника  нет.  „лЯ  проформы  только
какой-нибудь начальник чмокнет в щеку инвалида, желаЯ  показать  подчиненным
чиновникам, как нужно любить своего брата, да какой-нибудь отсталый патриот,
в  досаде  на  молодежь,  котораЯ  бранит  старинные  русские  наши  обычаи,
утверждаЯ, что у нас ничего нет, прокричит гневно:  "“  нас  все  есть  -  и
семейнаЯ жизнь, и семейные добродетели, и обычаи у нас соблюдаютсЯ свЯто;  и
долг свой исполнЯем мы так, как нигде в …вропе;  и  народ  мы  на  удивленье
всем".
     Ќет, не в видимых знаках дело, не в патриотических  возгласах  и  не  в
поцелуе, данном инвалиду, но в том, чтобы в самом деле взглЯнуть в этот день
на человека, как на лучшую свою драгоценность, - так обнЯть и прижать его  к
себе, как наироднейшего своего брата, так ему обрадоватьсЯ,  как  бы  своему
наилучшему другу, с которым  несколько  лет  не  видались  и  который  вдруг
неожиданно к нам приехал. …ще сильней! еще больше! потому что узы, нас с ним
свЯзывающие, сильней земного кровного нашего родства, и породнились мы с ним
по нашему прекрасному небесному отцу, в несколько раз нам ближайшему  нашего
земного отца, и день этот мы - в своей истинной семье, у него самого в дому.
„ень этот есть тот свЯтой день, в который празднует  свЯтое,  небесное  свое
братство все  человечество  до  единого,  не  исключив  из  него  ни  одного
человека.
     Љак бы этот день пришелсЯ, казалось, кстати нашему девЯтнадцатому веку,
когда мысли о счастии человечества сделались почти  любимыми  мыслЯми  всех;
когда  обнЯть  все  человечество,  как  братьев,  сделалось  любимой  мечтой
молодого человека; когда многие только и грезЯт о том, как преобразовать все
человечество, как возвысить внутреннее  достоинство  человека;  когда  почти
половина уже признала торжественно, что одно только христианство в силах это
произвесть; когда стали утверждать, что следует ближе ввести  •ристов  закон
как  в  семейственный,  так  и  в  государственный  быт;  когда  стали  даже
поговаривать о том, чтобы все было общее -и  дома  и  земли;  когда  подвиги
сердоболиЯ и помощи несчастным стали разговором даже модных гостиных; когда,
наконец, стало тесно от всЯких  человеколюбивых  заведений,  странноприимных
домов и приютов. Љак бы, казалось, девЯтнадцатый  век  должен  был  радостно
воспраздновать  этот  день,  который  так  по  сердцу  всем  великодушным  и
человеколюбивым его движеньЯм! Ќо на  этом-то  самом  дне,  как  на  пробном
камне, видишь, как бледны все его христианские стремленьЯ и как  все  они  в
одних только мечтах и мыслЯх, а не в деле. € если, в  самом  деле,  придетсЯ
ему обнЯть в этот день своего брата, как брата -  он  его  не  обнимет.  ‚се
человечество готов он обнЯть, как брата, а брата  не  обнимет.  Ћтделись  от
этого человечества, которому он готовит  такое  великодушное  объЯтье,  один
человек, его  оскорбивший,  которому  повелевает  •ристос  в  ту  же  минуту
простить, - он уже не обнимет его.  Ћтделись  от  этого  человечества  один,
несогласный с ним в каких-нибудь ничтожных человеческих мненьЯх, - он уже не
обнимет его. Ћтделись от этого человечества один, страждущий  видней  других
тЯжелыми Язвами своих душевных недостатков,  больше  всех  других  требующий
состраданьЯ к себе, - он оттолкнет  его  и  не  обнимет.  €  достанетсЯ  его
объЯтие только тем, которые ничем еще не оскорбили его, с которыми  не  имел
он случаЯ столкнутьсЯ, которых он никогда не знал и даже не видел  в  глаза.
‚от какого рода объЯтье всему человечеству дает человек  нынешнего  века,  и
часто именно тот самый, который думает о себе, что он истинный человеколюбец
и совершенный христианин! •ристианин! ‚ыгнали на улицу •риста, в лазареты  и
больницы, наместо того, чтобы призвать его к себе в домы, под  родную  крышу
свою, и думают, что они христиане!
     Ќет, не воспраздновать нынешнему веку светлого праздника так,  как  ему
следует воспраздноватьсЯ.  …сть  страшное  препЯтствие,  есть  непреоборимое
препЯтствие, имЯ ему - гордость. Ћна была известна и в прежние веки,  но  то
была гордость более ребЯческаЯ, гордость своими силами физическими, гордость
богатствами своими, гордость родом и званием, но не  доходила  она  до  того
страшного духовного развитиЯ, в каком предстала теперь. ’еперь Явилась она в
двух видах. Џервый вид ее - гордость чистотой своей.
     Ћбрадовавшись  тому,  что  стало  во  многом   лучше   своих   предков,
человечество нынешнего века влюбилось в чистоту и  красоту  свою.  Ќикто  не
стыдитсЯ хвастатьсЯ публично душевной красотой своей и считать  себЯ  лучшим
других. ‘тоит только приглЯдетьсЯ, каким рыцарем благородства  выступает  из
нас теперь всЯк, как  беспощадно  и  резко  судит  о  другом.  ‘тоит  только
прислушатьсЯ к тем оправданьЯм, какими он оправдывает себЯ  в  том,  что  не
обнЯл своего брата даже в день светлого воскресеньЯ. Ѓез стыда и не  дрогнув
душой, говорит он: "џ не могу обнЯть этого  человека:  он  мерзок,  он  подл
душой, он запЯтнал себЯ бесчестнейшим поступком; Я не  пущу  этого  человека
даже в переднюю свою; Я даже не хочу дышать одним воздухом с ним;  Я  сделаю
крюк длЯ того, чтобы объехать его и не встречатьсЯ с ним. џ не могу  жить  с
подлыми и презренными людьми - нежели мне обнЯть такого человека как брата?"
“вы! позабыл бедный человек девЯтнадцатого века, что  в  этот  день  нет  ни
подлых, ни презренных людей, но все люди - братьЯ той же  семьи,  и  всЯкому
человеку имЯ брат, а не какое-либо другое. ‚се разом и  вдруг  им  позабыто:
позабыто, что, может быть, затем именно окружили  его  презренные  и  подлые
люди, чтобы, взглЯнувши на них, взглЯнул он на себЯ и поискал бы в себе того
же самого, чего так испугалсЯ в других. Џозабыто, что он сам может на всЯком
шагу, даже не приметив того сам, сделать то же подлое дело,  хотЯ  в  другом
только виде, - в виде, не пораженном публичным позором, но  которое,  однако
же, выражаЯсь пословицей, есть тот же блин,  только  на  другом  блюде.  ‚се
позабыто. Џозабыто им то, что, может, оттого развелось так  много  подлых  и
презренных  людей,  что  сурово  и  бесчеловечно  их  оттолкнули  лучшие   и
прекраснейшие люди  и  тем  заставили  пуще  ожесточитьсЯ.  Ѓудто  бы  легко
выносить к себе презренье! Ѓог весть, может быть, иной совсем был не  рожден
бесчестным человеком; может быть, беднаЯ душа его,  бессильнаЯ  сражатьсЯ  с
соблазнами, просила и молила о помощи и готова была облобызать руки  и  ноги
того, кто, подвигнутый жалостью душевной, поддержал бы ее на краю  пропасти.
Њожет быть, одной капли  любви  к  нему  было  достаточно  длЯ  того,  чтобы
возвратить его на прЯмой путь. Ѓудто бы дорогой любви было трудно достигнуть
к его сердцу! Ѓудто уже до того окаменела в нем природа, что никакое чувство
не могло в нем пошевелитьсЯ, когда и разбойник благодарен за любовь, когда и
зверь помнит ласкавшую его руку! Ќо все  позабыто  человеком  девЯтнадцатого
века, и отталкивает он от себЯ брата, как богач отталкивает покрытого  гноем
нищего от великолепного крыльца своего. …му нет дела до страданий  его;  ему
бы только не видать гноЯ ран его. Ћн даже не хочет  услышать  исповеди  его,
боЯсь, чтобы не поразилось обонЯнье его смрадным дыханьем  уст  несчастного,
гордый  благоуханьем  чистоты  своей.  ’акому  ли  человеку   воспраздновать
праздник небесной любви?
     …сть другой вид гордости,  еще  сильнейший  первого,  -  гордость  ума.
Ќикогда еще не возрастала она до такой силы, как в девЯтнадцатом  веке.  Ћна
слышитсЯ в самой боЯзни каждого прослыть дураком. ‚се вынесет человек  века:
вынесет названье плута, подлеца; какое хочешь дай ему  названье,  он  снесет
его - и только же снесет названье дурака. Ќад всем он позволит посмеЯтьсЯ  -
и только не позволит посмеЯтьсЯ над умом своим. “м его длЯ него  -  свЯтынЯ.
€з-за малейшей насмешки над умом своим он  готов  сию  же  минуту  поставить
своего брата на благородное расстоЯнье и посадить, не дрогнувши, ему пулю  в
лоб. Ќичему и ни во что он не верит; только верит в один ум  свой.  —его  не
видит его ум, того длЯ него нет. Ћн позабыл даже, что ум идет вперед,  когда
идут вперед все нравственные силы в человеке, и стоит без  движеньЯ  и  даже
идет назад, когда не возвышаютсЯ нравственные силы. Ћн позабыл и то, что нет
всех сторон ума ни в одном человеке; что другой человек может видеть  именно
ту сторону вещи, которую он не может видеть, и, стало быть, знать того, чего
он не может знать. Ќе верит он этому, и все, чего не видит он  сам,  то  длЯ
него ложь. € тень христианского смиреньЯ не может к нему прикоснутьсЯ  из-за
гордыни его ума. ‚о всем он усумнитсЯ: в сердце человека, которого несколько
лет знал, в правде, в боге усумнитсЯ, но не усумнитсЯ в своем уме. “же ссоры
и брани начались не за какие-нибудь  существенные  права,  не  из-за  личных
ненавистей - нет, не чувственные страсти, но страсти ума уже  начались:  уже
враждуют лично из несходства мнений, из-за противуречий  в  мире  мысленном.
“же образовались целые  партии,  друг  друга  не  видевшие,  никаких  личных
сношений еще не имевшие - и уже друг друга ненавидЯщие. Џоразительно:  в  то
времЯ, когда уже было начали думать люди, что образованьем выгнали злобу  из
мира, злоба другой дорогой, с другого конца входит в мир, - дорогой  ума,  и
на крыльЯх журнальных листов, как всепогублЯющаЯ саранча, нападает на сердца
людей повсюду. “же и самого ума почти не слышно. “же и умные  люди  начинают
говорить ложь противу собственного убеждениЯ, из-за того  только,  чтобы  не
уступить противной партии, из-за того  только,  что  гордость  не  позволЯет
сознатьсЯ перед всеми в ошибке-уже одна чистаЯ злоба воцарилась наместо ума.
     € человеку ли такого века уметь полюбить и  почувствовать  христианскую
любовь  к  человеку?  …му  ли  исполнитьсЯ  того  светлого   простодушиЯ   и
ангельского младенчества, которое собирает всех людей в одну семью?  …му  ли
услышать благоухание небесного братства нашего? …му ли  воспраздновать  этот
день? €счезнуло даже и то  наружно  добродушное  выраженье  прежних  простых
веков, которое давало вид, как будто бы человек был ближе к человеку. ѓордый
ум девЯтнадцатого века истребил его. „иавол выступил уже без  маски  в  мир.
„ух гордости перестал уже ЯвлЯтьсЯ  в  разных  образах  и  пугать  суеверных
людей,  он  ЯвилсЯ  в  собственном  своем  виде.  ЏочуЯ,  что  признают  его
господство, он перестал уже и чинитьсЯ  с  людьми.  ‘  дерзким  бесстыдством
смеетсЯ в глаза им же, его признающим; глупейшие  законы  дает  миру,  какие
доселе еще никогда не давались, - и мир это видит и не смеет ослушатьсЯ. —то
значит эта мода, ничтожнаЯ, незначащаЯ, которую допустил вначале человек как
мелочь, как невинное дело, и котораЯ теперь, как полнаЯ хозЯйка,  уже  стала
распорЯжатьсЯ в домах наших, выгонЯЯ все, что есть главнейшего и  лучшего  в
человеке? Ќикто не боитсЯ  преступать  несколько  раз  в  день  первейшие  и
свЯщеннейшие законы •риста и между тем  боитсЯ  не  исполнить  ее  малейшего
приказаньЯ, дрожа перед нею, как робкий мальчишка. —то значит,  что  даже  и
те, которые сами над нею смеютсЯ,  плЯшут,  как  легкие  ветреники,  под  ее
дудку? —то значат эти так называемые бесчисленные  приличиЯ,  которые  стали
сильней всЯких коренных  постановлений?  —то  значат  эти  странные  власти,
образовавшиесЯ мимо законных, - посторонние, побочные влиЯниЯ?  —то  значит,
что уже правЯт миром швеи, портные и  ремесленники  всЯкого  рода,  а  божий
помазанники остались в стороне? ‹юди темные, никому не известные, не имеющие
мыслей и чистосердечных убеждений, правЯт мненьЯми и мыслЯми умных людей,  и
газетный листок,  признаваемый  лживым  всеми,  становитсЯ  нечувствительным
законодателем его не уважающего человека.  —то  значат  все  незаконные  эти
законы, которые видимо, в виду всех, чертит исходЯщаЯ снизу нечистаЯ сила, -
и мир это видит весь и, как  очарованный,  не  смеет  шевельнутьсЯ?  —то  за
страшнаЯ насмешка над человечеством! € к чему при таком ходе вещей сохранЯть
еще наружные свЯтые обычаи церкви, небесный хозЯин которой не имеет над нами
власти? €ли это еще новаЯ насмешка духа тьмы? ‡ачем этот утративший значение
праздник? ‡ачем он вновь приходит  глуше  и  глуше  скликать  в  одну  семью
разошедшихсЯ людей и, грустно окинувши всех, уходит как незнакомый  и  чужой
всем? ‚сем ли точно он незнаком и чужд? Ќо  зачем  же  еще  уцелели  кое-где
люди, которым кажетсЯ, как бы они светлеют в  этот  день  и  празднуют  свое
младенчество, - то младенчество,  от  которого  небесное  лобзанье,  как  бы
лобзанье вечной весны,  изливаетсЯ  на  душу,  то  прекрасное  младенчество,
которое утратил гордый нынешний человек? ‡ачем еще не позабыл человек навеки
это младенчество и, как бы виденное  в  каком-то  отдаленном  сне,  оно  еще
шевелит нашу душу? ‡ачем все это и к чему  это?  Ѓудто  не  известно  зачем?
Ѓудто не видно к чему? ‡атем, чтобы хотЯ некоторым,  еще  слышащим  весеннее
дыхание этого праздника, сделалось бы вдруг так грустно,  так  грустно,  как
грустно ангелу по небе. €, завопив раздирающим сердце воплем, упали бы они к
ногам своих братьев, умолЯЯ хотЯ бы один этот день вырвать  из  рЯду  других
дней, один бы день только провести не в обычаЯх девЯтнадцатого  века,  но  в
обычаЯх вечного века, в один бы день только обнЯть и обхватить человека, как
виноватый друг обнимает великодушного, все ему простившего  друга,  хотЯ  бы
только затем, чтобы завтра же оттолкнуть его от себЯ и сказать ему,  что  он
нам чужой и незнакомый. •отЯ бы только пожелать так, хотЯ бы только насильно
заставить себЯ это сделать,  ухватитьсЯ  бы  за  этот  день,  как  утопающий
хватаетсЯ за доску! Ѓог весть, может быть, за одно это  желанье  уже  готова
сброситьсЯ с небес нам лестница и протЯнутьсЯ рука, помогающаЯ возлететь  по
ней.
     Ќо и одного днЯ не хочет провести так человек  девЯтнадцатого  века!  €
непонЯтной тоской уже  загореласЯ  землЯ;  черствей  и  черствей  становитсЯ
жизнь; все  мельчает  и  мелеет,  и  возрастает  только  в  виду  всех  один
исполинский образ скуки, достигаЯ с каждым днем неизмеримейшего  роста.  ‚се
глухо, могила повсюду. Ѓоже! пусто и страшно становитсЯ в твоем мире!
     Ћтчего же одному русскому еще кажетсЯ, что праздник  этот  празднуетсЯ,
как следует, и празднуетсЯ так в одной его земле? Њечта ли это? Ќо зачем  же
эта мечта не приходит ни к кому другому, кроме русского? —то значит в  самом
деле, что самый праздник исчез, а видимые признаки его так Ясно  носЯтсЯ  по
лицу земли нашей: раздаютсЯ слова: "•ристос воскрес!" - и поцелуй, и  всЯкий
раз  так  же  торжественно  выступает  свЯтаЯ  полночь,  и  гулы  всезвонных
колоколов гулЯт и гудут по всей земле, точно как бы будЯт нас?  ѓде  носЯтсЯ
так очевидно призраки, там недаром носЯтсЯ;  где  будЯт,  там  разбудЯт.  Ќе
умирают те обычаи, которым определено быть  вечными.  “мирают  в  букве,  но
оживают в духе. Џомеркают временно, умирают в пустых и выветрившихсЯ толпах,
но воскресают с новой силой в избранных, затем, чтобы в сильнейшем свете  от
них разлитьсЯ по всему миру. Ќе умрет из нашей старины ни  зерно  того,  что
есть в ней  истинно  русского  и  что  освЯщено  самим  •ристом.  ђазнесетсЯ
звонкими струнами поэтов, развозвеститсЯ  благоухающими  устами  свЯтителей,
вспыхнет померкнувшее - и праздник светлого воскресеньЯ воспразднуетсЯ,  как
следует, прежде у нас, чем у других народов! Ќа чем же основываЯсь, на каких
данных, заключенных в сердцах наших, опираЯсь, можем сказать это?  ‹учше  ли
мы других народов? Ѓлиже ли жизнью ко •ристу, чем они? Ќикого мы не лучше, а
жизнь еще неустроенней и беспорЯдочней всех их. "•уже мы всех прочих" -  вот
что мы должны всегда говорить о себе. Ќо есть в нашей природе  то,  что  нам
пророчит  это.  “же  самое  неустройство  наше  нам  это  пророчит.  Њы  еще
растопленный металл, не  отлившийсЯ  в  свою  национальную  форму;  еще  нам
возможно выбросить, оттолкнуть от себЯ нам неприличное и внести в себЯ  все,
что уже невозможно другим народам, получившим форму и  закалившимсЯ  в  ней.
—то есть много в коренной природе нашей,  нами  позабытой,  близкого  закону
•риста, - доказательство тому уже то, что без меча пришел к нам  •ристос,  и
приготовленнаЯ землЯ сердец наших призывала сама собой его слово,  что  есть
уже начала братства •ристова в самой нашей славЯнской природе, и  побратанье
людей было у нас родней  даже  и  кровного  братства,  что  еще  нет  у  нас
непримиримой ненависти сословьЯ противу сословьЯ и тех  озлобленных  партий,
какие водЯтсЯ в …вропе и  которые  поставлЯют  препЯтствие  непреоборимое  к
соединению людей и братской любви между  ними,  что  есть,  наконец,  у  нас
отвага, никому не сроднаЯ, и если предстанет  нам  всем  какое-нибудь  дело,
решительно невозможно ни длЯ какого другого народа, хотЯ бы даже,  например,
сбросить с себЯ вдруг и разом все недостатки  наши,  все  позорЯщее  высокую
природу человека, то с болью собственного тела, не пожалев самих себЯ, как в
двенадцатом году, не пожалев имуществ, жгли домы свои и земные достатки, так
рванетсЯ у нас все сбрасывать с себЯ позорЯщее и пЯтнающее нас, ни одна душа
не отстанет от другой, и в такие минуты всЯкие ссоры,  ненависти,  вражды  -
все бывает позабыто, брат повиснет на груди у  брата,  и  всЯ  ђоссиЯ  -один
человек. ‚от на чем основываЯсь, можно  сказать,  что  праздник  воскресеньЯ
•ристова воспразднуетсЯ прежде у нас, чем у других. € твердо говорит мне это
душа моЯ; и это не мысль, выдуманнаЯ в голове. ’акие мысли не  выдумываютсЯ.
‚нушеньем божьим порождаютсЯ они разом в сердцах многих людей, друг друга не
видавших, живущих на разных концах земли, и в одно времЯ, как  бы  из  одних
уст, изглашаютсЯ. ‡наю Я твердо, что не один человек в ђоссии, хотЯ Я его  и
не знаю, твердо верит тому и говорит: "“ нас прежде, чем  во  всЯкой  другой
земле, воспразднуетсЯ светлое воскресенье •ристово!"
Last-modified: Mon, 15 Sep 2003 16:54:04 GMT
Ћцените этот текст: