соты  было бы  недостаточно,  чтобы  так легко  находить
женщин; нужна была эта детскость,  эта  любопытствующаЯ невинность  страсти,
эта совершеннаЯ готовность ко всему, чего бы не пожелала от него женщина. Ћн
был, сам того не знаЯ, с каждой возлюбленной именно таким, каким ей хотелось
и  мечталось, с одной -  нежным и обходительным, с другой -  стремительным и
быстрым, то подетски неискушенным, как впервые посвЯщаемый  в  любовные дела
мальчик, то  искусным  и  осведомленным. Ћн  был готов к играм и  борьбе,  к
вздохам  и смеху, к стыдливости и бесстыдству,  он не  делал женщине ничего,
чего  бы та не пожелала  сама, не вы манила бы  из него. ‚от  это-то сразу и
чувствовала в нем женщина с умом, это-то и делало его ее любовником.
     Ђ  он училсЯ. ‡а  короткое  времЯ он  научилсЯ не только  разнообразным
любовным приемам и опыту  от своих  многочисленных возлюбленных. Ћн научилсЯ
также видеть, чувствовать, осЯзать, обонЯть женщин  во всем их многообразии;
он  тонко  улавливал на  слух  любой тип голоса  и уже  научилсЯ безошибочно
определЯть у  некоторых женщин по его звучанию характер и объем их  любовной
способности,   с   неустанным   восхищением   он  рассматривал   бесконечное
разнообразие в  посадке головы, в том. как  вьделЯетсЯ  лоб из волос,  может
двигатьсЯ коленнаЯ чашечка. Ћн училсЯ отличать в темноте с закрытыми глазами
нежными пытливыми пальцами один тип женских волос от другого, один тип кожи,
покрытой пушком, от другого. Ћн начал замечать почти сразу, что, возможно, в
этом был смысл его  странствиЯ, может, поэтому его влечет от одной женщине к
другой,  чтобы овладеть этой  способностью узнавать и различать все  тоньше,
все многообразнее и глубже. Њожет быть, в этом его предназначение, познавать
женщин  и  любовь на  тысЯчу  ладов  и  в  тысЯчах различий до совершенства,
подобно  музыканту,  владеющему  не одним  инструментом, а тремЯ,  четырьмЯ,
многими. Љ чему, правда, все это приведет, он не знал, он только чувствовал,
что это его путь. •отЯ  к латыни и  к логике он тоже был способен -  к любви
же, к игре с женщинами у него была особаЯ, удивительнаЯ, редкаЯ одаренность,
здесь он училсЯ  без устали, ничего  не забываЯ, здесь опыт  накапливалсЯ  и
упорЯдочивалсЯ сам собой.
     Ћднажды, пространствовав уже год  или  два,  ѓольдмунд  попал в усадьбу
одного состоЯтельного рыцарЯ, у которого было две прекрасных молодых дочери.
Ѓыло это  ранней осенью, ночи  скоро  уже должны  были стать прохладными,  в
прошлую  осень  и  зиму он испытал,  что это значит,  не  без  озабоченности
подумывал он  о  наступающих месЯцах, зимой  странствовать  было  трудно. Ћн
попросил поесть и  разрешениЯ  переночевать. …го  принЯли  учтиво,  а  когда
рыцарь  услышал, что он  училсЯ и знает греческий, то попросил его пересесть
со стола длЯ прислуги за свой стол и обращалсЯ с ним почти как с равным. Ћбе
дочери  сидели  с  опущенными глазами,  старшей,  ‹идии, было  восемнадцать,
младшей, ћлии, шестнадцать.
     Ќа другой день ѓольдмунд собралсЯ идти дальше. „лЯ него не было надежды
завоевать благосклонность одной  из  двух прелестных белокурых  барышень,  а
других жен-шин,  ради которых можно было бы остатьсЯ, там  не было. Ќо после
завтрака рыцарь отвел его в сторону и провел в комнатку, предназначенную длЯ
особых целей. ‘кромно поведал старый человек юноше о своей любви к  учености
и  книгам,  показал  ему небольшой ларец, полный  рукописей,  собранных  им,
показал конторку,  сделанную по  его заказу, и  запас прекраснейшей бумаги и
пергамента.  ќтот скромный  рыцарь,  как  со  временем  узнал  ѓольдмунд,  в
молодости  училсЯ, но потом совершенно отдалсЯ военной и мирской жизни, пока
во  времЯ  тЯжелой  болезни  не  получил  божественного  указаниЯ  совершить
паломничество и раскаЯтьсЯ в грешной молодости. Ћн отправилсЯ в ђим, а потом
даже в Љонстантинополь. ‚ернувшись домой, нашел отца умершим, а  дом пустым,
он  осталсЯ здесь, женилсЯ,  потерЯл жену, воспитал до черей, а теперь ввиду
надвигающейсЯ  старости   решилсЯ  вот  подробно  описать   свое   тогдашнее
паломничество. Ћн уже написал несколько глав,  но - как призналсЯ он юноше -
в латыни он слаб,  и  это ему очень мешает. Ћн  предложил  ѓольдмунду  новое
платье  и  кров,  если  тот исправит  и перепишет  начисто уже  написанное и
поможет продолжить эту работу.
     Ѓыла осень, ѓольдмунд знал, что это  значит  длЯ бродЯга. Ќовое  платье
тоже  было нелишним. Ќо прежде всего юноше  нравилась возможность остатьсЯ в
одном доме с прекрасными сестрами. Ћн не раздумываЯ согласилсЯ.

     ‚скоре  ключнице пришлось открыть сундук, где нашлось прекрасное темное
сукно, из которого должны были сшить костюм и головной убор длЯ  ѓольдмунда.
ђыцарь подумал, правда, о черном магистерском  платье, но гость  не  хотел и
слышать об этом и сумел уговорить его, и вот получилсЯ красивый костюм то ли
пажа, то ли охотника, который был ему очень к лицу.
     ‘ латынью все тоже шло неплохо. ‚месте  они просмотрели уже написанное,
и  ѓольдмунд  исправил  не только многие неточности и  неправильности, но  и
заменил кое-где короткие беспомощные предложениЯ рыцарЯ красивыми латинскими
периодами  с  солидными  конструкциЯми  и  правильным  согласованием времен.
ђыцарь был всем этим весьма  доволен и  не скупилсЯ на похвалы.  Љаждый день
они проводили за этой работой по меньшей мере два часа.
     ‚   замке   -   это   был,  собственно,  немного  укрепленный  обширный
крестьЯнский двор - ѓольдмунду находились дела  длЯ  времЯпрепровождениЯ. Ћн
принимал участие в охоте и научилсЯ стрелЯть из арбалета у охотника •инрика,
подружилсЯ с  собаками и мог ездить верхом, сколько  хотел.  ђедко  он бывал
один; то  он был с  собакой  или  с лошадью,  с которой  разговаривал,  то с
ключницей  ‹еей, толстой  старухой  с мужским  голосом и  весьма  склонной к
шуткам и смеху,  то со щенком, то  с пастухом. ‘ женой мельника,  ближайшего
соседа, легко было  завести  любовную свЯзь,  но он сдерживалсЯ и разыгрывал
невинность.
     Ћт обеих дочерей рыцарЯ  он был  в восторге. ЊладшаЯ была красивее,  но
такаЯ неприступнаЯ,  что едва говорила с ѓольдмундом. Ћн к обеим относилсЯ с
величайшей  предупредительностью  и  вежливостью, но  обе  воспринимали  его
присутствие  как  беспрерывное  ухаживание.  ЊладшаЯ,  из  робости  упрЯмаЯ,
совершенно замкнулась  в  себе. ‘таршаЯ, ‹идиЯ, нашла  по  отношению  к нему
особый тон,  обращаЯсь  с ним полупочтительно, полунасмешливо, как  ученый с
диковинным    животным,   задавала   множество   любопытствующих   вопросов,
расспрашивала  о  жизни в  монастыре,  но  постоЯнно  изображала  перед  ним
ироничную и высокомерную  даму. Ћн  был согласен на все, обращалсЯ с ‹идией,
как с дамой, с ћлией -  как  с  молодой монахиней,  и когда  удавалось своим
разговором задержать девушек немного дольше  обычного  за столом после ужина
или если  во  дворе или  в саду  ‹идиЯ  обращалась к  нему и по  обыкновению
начинала дразнить, он бывал доволен и считал это  за успех., „олго держалась
в  эту осень листва на высоких Ясе-нЯх во дворе, долго цвели в  саду астры и
розы. € вот  однажды  прибыли  гости, сосед  по  имению с  женой  и конюхом,
соблазнившись  погожим  днем, отправились на прогулку  верхом, загулЯлись  и
заехали сюда,  попросились  переночевать. €х  принЯли очень учтиво,  постель
ѓольдмунда  сразу перенесли из комнаты длЯ  гостей в кабинет и устроили  все
длЯ прибывших, забили  птицу  и  послали  на мельницу за  рыбой. ѓольдмунд с
удовольствием  принимал  участие в праздничной  суете и фазу же заметил, что
незнакомаЯ дама обратила на него внимание. € едва он заметил по  ее голосу и
по ее взглЯду благосклонность и желание, он с  напрЯженным вниманием заметил
также,  как  изменилась  ‹идиЯ,  как  она  притихла  и замкнулась  и  начала
наблюдать  за ним и за  дамой. Љогда во времЯ  праздничной вечерней  трапезы
нога дамы начала под столом игру с ногой ѓольдмунда, его восхитила не только
эта  игра, но еще больше молчаливое  напрЯжение, с которым ‹идиЯ следила  за
этой игрой горЯщими от  любопытства глазами. Ќаконец, он нарочно уронил нож.
наклонилсЯ за ним под стол и коснулсЯ ноги дамы ласкающей рукой, увидел, как
‹идиЯ побледнела  и закусила губы,  и  продолжал  рассказывать  монастырские
анекдоты, чувствуЯ, что незнакомка проникновенно слушает не столько истории,
сколько  его  влекущий  голос. Ћстальные  тоже  слушали его,  его  патрон  с
расположением,  гость   с   неподвижным   лицом,   но  тоже   тронутый   его
воодушевлением. Ќикогда не слышала ‹идиЯ, чтобы он так говорил,  он расцвел,
наслаждение  парило в воздухе, глаза  его блестели, в  голосе пело  счастье,
молЯ о любви. ’ри женщины чувствовали это, каждаЯ  по-своему, маленькаЯ ћлиЯ
отвергала  с  ожесточенным   отпором,   жена  соседа   принимала  с  сиЯющим
удовлетворением, ‹идиЯ - с мучительным волнением сердца,  соединЯвшим в себе
искреннюю страсть,  слабую самозащиту и самую жгучую ревность, что делало ее
лицо узким, а глаза горЯщими. ‚се эти волны чувствовал ѓольдмунд, как тайные
ответы  на его ухаживаниЯ, они потоками возвращались к нему обратно, подобно
птицам, летали вокруг  него мысли о любви,  выражаЯ то  готовность  отдатьсЯ
ему, то сопротивление, то борьбу с собой.
     Џосле трапезы ћлиЯ  удалилась, была  уже ночь; со свечой в керамическом
подсвечнике уходила она из залы, холоднаЯ, как маленькаЯ  инокинЯ. Ћстальные
сидели  еще с час, и,  пока  мужчины говорили  об  урожае, об  императоре  и
епископе, ‹идиЯ слушала,  пылаЯ, как между ѓольдмундом и дамой велась беседа
ни  о чем,  меж слабых нитей которой, однако,  возникала  плотнаЯ сладостнаЯ
сеть  из  взглЯдов,  ударений,  маленьких  жестов,  каждый  из  которых  был
переполнен значениЯ,  сверх меры согрет теплом. „евушка  впитывала атмосферу
со  сладострастием и отвращением, и,  если  она видела или чувствовала,  как
колено ѓольдмунда касалось  под столом  колена женщины, она воспринимала это
как прикосновениек собственному телу и вздрагивала. Џосле всего этого  онане
спала и полночи прислушивалась  с колотЯщимсЯ  сердцем, убежденнаЯ,  что  те
двое  вместе.  Ћна  завершила  всвоем  воображении  то, в чем тем двоим было
отказано,она видела, как  они  сплелись  друг с другом,  слышала  ихпоцелуи,
дрожа при этом от  волнениЯ,  боЯсь и желаЯодновременно, чтобы обманутый муж
застал любовникови всадил противному ѓольдмунду нож в сердце.
     Ќа  другое  утро  небо  хмурилось,  поднЯлсЯ  влажный ветер,  и  гость,
отклонив  все уговоры остатьсЯ дольше, заторопилсЯ с  отъездом. ‹идиЯ стоЯла
тут же, когда гости садились на лошадей, она пожимала руки  и говорила слова
прощаниЯ  совершенно машинально, все ее чувства  сосредоточились во взглЯде,
она смотрела, как жен шина, садЯсь на лошадь, поставила ногу в подставленные
ладони ѓольдмунда и как он правой рукой на момент крепко сжал ногу женщины.
     ѓости  уехали,  ѓольдмунд  должен  был  идти в  комнату  длЯ занЯтий  и
работать.  —ерез полчаса  он  услышал  голос  ‹идии,  приказывавший  вывести
лошадь, хозЯин  подошел к окну и  посмотрел вниз, улыбаЯсь и  качаЯ головой,
оба смотрели,  как  она  выехала со двора.  Ћни сегоднЯ мало  продвинулись в
своих латинских писаниЯх, ѓольдмунд был рассеЯн, хозЯин любезно отпустил его
раньше обычного.
     Ќезаметно  ѓольдмунд  вывел свою лошадь  со  двора и поскакал навстречу
прохладно-влажному осеннему ветру по выцветшей местности, все больше набираЯ
скорость,  он  почувствовал,  что  лошадь   разгорЯчилась  под  ним,  да   и
собственнаЯ кровь разогрелась. Џо убранным полЯм и пашнЯм под паром, по лугу
и  болоту, заросшему  хвощом и осокой,  скакал  он сквозь серый день,  через
небольшие  ольшаники,  через  болотистый  еловый  лес   и  опЯть  по  бурому
скошенному лугу.
     Ќа  высоком гребне холмов обнаружил  он, наконец, фигуру  ‹идии,  четко
вырисовывавшуюсЯ на бледно-сером  облачном небе, она сидела выпрЯмившись  на
медленно трЯсущей лошади. Ћн бросилсЯ к ней, но, едва заметив преследование,
она пришпорила  лошадь  и  помчалась прочь. Ћна  то исчезала,  то поЯвлЯлась
вновь с развевающимисЯ волосами.  Ћн  преследовал  ее как добычу, сердце его
смеЯлось, короткими нежными возгласами он подгонЯл конЯ, радостно примечаЯ в
скачке  ландшафт,  притихшие полЯ, ольховую  рощу, группу  кленов, глинистый
берег  небольшого  пруда,  он  не  упускал  из  виду  свою цель,  прекрасную
беглЯнку. ‚скоре он все-таки настиг ее.
     ЏонЯв,  что он близко,  ‹идиЯ отказалась от бегства  и  пустила  лошадь
шагом.  Ћна  не  оборачивалась к  преследователю.  ѓордо, с виду равнодушно,
продолжала она ехать так. как будто ничего не было, как будто она была одна.
Ћн подъехал  к ней вплотную, лошади мирно зашагали  рЯдом, но и животное,  и
седок были разгорЯчены погоней.
     - ‹идиЯ!- позвал он тихо. Ћна не ответила.
     - ‹идиЯ! Ћна молчала.
     - Љак красиво ты скакала там вдали, ‹идиЯ, твои волосы  летели за тобой
подобно  золотой молнии. ќто было  так  прекрасно! Ђх, как  чудесно, что  ты
убегала от менЯ! ’олько теперь  Я понЯл, что ты менЯ хоть немножко любишь. џ
этого не  знал, еще  вчера  вечером был в сомнении. ’олько сейчас, когда  ты
пыталась убежать  от  менЯ, Я вдруг понЯл. ЏрекраснаЯ, любимаЯ,  ты,  должно
быть, устала, давай сойдем с лошадей.
     Ћн быстро спрыгнул с лошади и сразу взЯл ее повод,  чтобы она опЯть  не
вырвалась. ‘  белым как снег  лицом  смотрела она на него сверху и, когда он
снимал ее с  лошади, разразилась рыданиЯми. Ѓережно провел он  ее  несколько
шагов, посадил на высохшую траву и  встал возле нее на  колени. Ћна  сидела,
борЯсь с рыданиЯми, и наконец поборола их.
     - Ђх, до чего же ты скверный!- начала она, едва смогла говорить.
     - ’ак уж и скверный?
     - ’ы соблазнитель женщин, ѓольдмунд. Џозволь мне забыть, что ты говорил
мне только что, это были беззастенчивые слова, тебе не подобает так говорить
со мной Љак ты мог подумать, что Я люблю  тебЯ?  ‡абудем об этом! Ќо как мне
забыть то, что Я видела вчера вечером?
     - ‚чера вечером? —то же ты такое видела?
     - Ђх,  не притворЯйсЯ, не лги! ќто  было ужасно и бесстыдно,  как ты  у
менЯ  на глазах заискивал перед женщиной! Ќеужели у  тебЯ нет  стыда? Џередо
мной, перед моими глазами! Ђ теперь,  когда  та уехала, преследуешь менЯ! ’ы
действительно не знаешь, что такое стыд!
     ѓольдмунд уже давно раскаивалсЯ  в словах,  которые сказал ей, пока еще
не  снЯл  с лошади. Љак это было глупо, слова в любви излишни, ему надо было
молчать.
     Ћн больше ничего не сказал. Ћн стоЯл на коленЯх возле нее  и она, видЯ,
как он  прекрасен и несчастен, заражала его своим  страданием; он чувствовал
сам, что  достоин сожалениЯ.  Ќо, несмотрЯ  на все, что она  ему сказала, он
видел в ее глазах любовь, и боль на ее дрожащих  губах  тоже была любовь. Ћн
доверЯл своим глазам больше, чем ее словам. Ћднако она ждала ответа. ’ак как
его не последовало, губы ее стали еще строже, она посмотрела на него немного
заплаканными глазами и повторила:
     - “ тебЯ действительно нет стыда?
     -  Џрости,-  сказал он  смиренно,- мы  говорим  о  вещах, о которых  не
следовало бы говорить. ќто моЯ вина, прости менЯ! ’ы  спрашиваешь, есть ли у
менЯ стыд. „а, стыд у менЯ, пожалуй, есть. Ќо ведь Я люблю тебЯ, а любовь не
знает ничего постыдного. Ќе сердись!
     Ћна.  казалось, едва  слушала. ‘ горькой  складкой у рта она  сидела  и
смотрела прЯмо перед собой вдаль, как будто была совсем рЯдом. Ќикогда он не
был в таком положении. ќто все из-за разговоров.
     Ќежно положил он лицо на ее  колено, и сразу  же от этого прикосновениЯ
ему  стало  легко.  Ќо все-таки он был  беспомощным  и печальным,  она  тоже
казалась  все еще печальной, сидела не двигаЯсь, молчала и  смотрела  вдаль.
‘колько  смущениЯ,  сколько  грусти!  Ќо  его  прикосновение   было  принЯто
благосклонно, его не отвергали. ‘ закрытыми глазами  лежал он, прильнув к ее
колену, чувствуЯ  его благородную,  удлиненную форму. ђастроганный ѓольдмунд
подумал, как это колено в  его благородной форме соответствовало ее длинным,
красивым, немного выпуклым ногтЯм на руках. Ѓлагодарно прижимаЯсь  к колену,
он предоставил щеке и губам беседовать с ним.
     ‚от  он почувствовал  ее руку,  как она  осторожно и легко легла на его
волосы. ЊилаЯ рука, он  ощущал, как она робко, по-детски гладила его волосы.
…е руку он  часто  рассматривал  и любовалсЯ ею, он знал ее почти  как свою,
длинные  стройные пальцы с длинными,  красиво выпуклыми, розовыми  холмиками
ногтей. €  вот  эти длинные  нежные  пальцы  вели  несмелый разговор  с  его
кудрЯми. €х речь была детской и пугливой, но она была любовью. Ћн благодарно
прильнул головой  к ее руке,  почувствовал затылком и  щекой  ее ладонь. Ћна
сказала: "Џора, нам надо ехать". Ћн поднЯл голову и  посмотрел на нее нежно,
ласково поцеловал ее тонкие пальцы.
     - Џожалуйста, встань.- сказала она,- нам нужно домой.
     Ћн фазу же послушалсЯ, они встали, сели на лошадей и поскакали.
     ‘ердце ѓольдмунда переполнЯлось счастьем. Љак прекрасна была ‹идиЯ, как
по-детски чиста  и нежна! Ћн еще ни разу не  поцеловал ее, а чувствовал себЯ
таким богатым и переполненным ею. Ћни скакали быстро, и только  перед  самым
домом,  непосредственно перед въездом во двор она испуганно сказала: "Ќам не
следовало  бы возвращатьсЯ вместе.  Љакие мы глупые".  €  в самый  последний
момент, когда они слезали с лошадей и уже подходил конюх, она быстро и пылко
прошептала ему в ухо: "‘кажи мне, ты  был  сегоднЯ ночью у этой женщины?" Ћн
покачал головой несколько раз и начал разнуздывать лошадь.
     Џосле полуднЯ, едва отец ушел, она поЯвилась в кабинете.
     - € это  правда?- сразу спросила она со страстью, и  он понЯл, что  она
имела в виду.
     - ‡ачем же ты тогда так заигрывал с ней, так отвратительно влюблЯл ее в
себЯ?
     - ќто предназначалось тебе,- сказал он.- ‚ерь мне, в тысЯчу раз охотнее
Я погладил бы твою ногу,  чем ее. Ќо твоЯ никогда не приближалась к моей под
столом и не спрашивала менЯ, люблю ли Я тебЯ.
     - ’ы и вправду любишь менЯ, ѓольдмунд?
     -Ћ да!
     - Ќо что же из этого получитсЯ?
     - Ќе знаю. ‹идиЯ. „а это менЯ и не беспокоит. џ счастлив любить тебЯ, а
что из  этого выйдет, об  этом Я не думаю. џ рад, когда вижу, как ты скачешь
на лошади, и когда слышу твой голос,  и когда твои пальцы гладЯт мои волосы.
џ буду рад, если мне можно будет поцеловать тебЯ.
     - Џоцеловать можно  только свою невесту, ѓольдмунд. ’ы никогда не думал
об этом?
     - Ќет. об этом Я не думал. „а и с  какой стати. ’ы знаешь так же. как и
Я, что не можешь быть моей невестой.
     -  „а,  это так.  € так как  ты  не  можешь быть  моим мужем и навсегда
остатьсЯ  со мной,  очень неправильно  было  бы говорить  мне о своей любви.
Њожет, ты думал совратить менЯ?
     - џ ничего  не думал,  ‹идиЯ,  Я вообще думаю  намного меньше,  чем  ты
полагаешь. џ не хочу ничего, кроме того, чтобы ты сама захотела когда-нибудь
поцеловать менЯ. Њы так много разговариваем. ‹юбЯщие так не делают. џ думаю,
что ты менЯ не любишь.
     - ‘егоднЯ утром ты говорил обратное.
     - Ђ ты сделала обратное.
     - џ? Љак это?
     - ‘начала ты от менЯ ускакала, когда заметила, что Я приближаюсь. ’огда
Я подумал, что ты любишь менЯ. Џотом ты расплакалась, и Я подумал, что из-за
того, что  любишь  менЯ.  Џотом  моЯ голова  лежала  на твоем  колене, и  ты
погладила  менЯ, и Я подумал, это -  любовь. Ђ теперь ты  не делаешь ничего,
что говорило бы о любви.
     - џ не такаЯ, как та женщина, ногу которой ты гладил вчера. ’ы, видимо,
привык к таким женщинам.
     - Ќет, слава Ѓогу, ты красивее и изЯщнее ее.
     - џ имею в виду не это.
     - Ћ, но это так. ‡наешь ли ты, как ты прекрасна?
     - “ менЯ есть зеркало.
     - ‚идела ли ты  в нем когда-нибудь свой лоб, ‹идиЯ?  Ђ  потом плечи,  а
потом  ногти, а  потом  колени? €  видела ли ты, как все  это  гармонирует и
сочетаетсЯ друг с  другом, как все это  имеет одну форму, удлиненную и очень
стройную форму? ‚идела ли ты это?
     - Љак  ты говоришь? џ этого, собственно, никогда не видела,  но теперь,
когда  ты  сказал,  Я  знаю,  что  ты  имеешь  в виду.  ‘лушай, ты  все-таки
соблазнитель, ты и сейчас соблазнЯешь менЯ, делаЯ тщеславной.
     -  †аль, что  не  угодил  тебе.  Ќо  зачем мне, собственно, делать тебЯ
тщеславной? ’ы красива, и Я хотел показать тебе,  что  благодарен за это. ’ы
вынуждаешь  менЯ говорить об этом словами, Я  мог выразить это  в тысЯчу раз
лучше без  слов. ‘ловами  Я не могу тебе  ничего  дать! Ќа  словах Я не могу
ничему научитьсЯ у тебЯ, а ты у менЯ.
     - —ему это Я должна учитьсЯ у тебЯ?
     - џ у тебЯ, а ты у менЯ, ‹идиЯ. Ќо ты ведь не хочешь. ’ы желаешь любить
того,  чьей  невестой ты будешь.  Ћн будет  смеЯтьсЯ, когда  увидит,  что ты
ничего не умеешь, даже целоватьсЯ.
     - ’ак-так. ‡начит ты хочешь поучить менЯ целоватьсЯ, господин магистр?
     Ћн улыбнулсЯ ей. •отЯ ее слова и не понравились ему, но все- таки за ее
резким  и  неестественным  умничанием   он  ощутил   девичество,  охваченное
сладострастием и в страхе искавшее защиты от него.
     Ћн  не  отвечал  больше.  “лыбаЯсь,  он  задержал  свои  глаза  на   ее
беспокойном взглЯде и, когда она не без  сопротивлениЯ отдалась  очарованию,
медленно приблизил свое лицо к ее, пока их губы не соприкоснулись. Ћсторожно
дотронулсЯ он  до ее  рта, тот  ответил коротким детским поцелуем и открылсЯ
как бы в обидном  удивлении,  когда он его не отпустил. Ќежно следовал он за
ее  отступающими губами,  пока они нерешительно не пошли ему навстречу, и он
учил  зачарованную, как брать и давать в поцелуе, пока она, обессиленнаЯ, не
прижала  свое лицо к  его  плечу.  Ћн,  счастливый, вдыхал  запах  ее густых
белокурых волос, шепча нежные  успокаивающие слова и вспоминаЯ в эти моменты
о том, как когда-то его,  ничего не умевшего ученика, посвЯщала в  эти тайны
цыганка ‹изе. Љак черны были ее волосы, как смугла кожа, как палило солнце и
пахла  увЯдшаЯ трава  зверобоЯ! € как  же далеко все  это, из какой  глубины
сверкнуло опЯть. Љак быстро все увЯло, едва распустившись!
     Њедленно  приходила  ‹идиЯ в  себЯ,  серьезно и  удивленно  смотрели ее
большие любЯщие глаза с изменившегосЯ лица.
     - Џозволь мне уйти, ѓольдмунд,- сказала  она,-  Я так долго  пробыла  у
тебЯ. Ћ мой любимый!
     Ћни каждый день тайно виделись наедине,  и ѓольдмунд совершенно отдалсЯ
возлюбленной, совершенно счастливый и тронутый  этой  девичьей любовью. €ной
раз  она могла  целый час просидеть,  держа его руки в своих  и глЯдЯ  в его
глаза, и попрощатьсЯ с детским поцелуем.
     ‚ другой  целовала самозабвенно и  ненасытно,  но  не  терпела  никаких
прикосновений.  Ћднажды,  краснеЯ  и  преодолеваЯ себЯ, желаЯ доставить  ему
радость, она обнажила одну грудь, робко достав белый плод из  платьЯ;  когда
он,  стоЯ на коленЯх, целовал ее, она тщательно прикрыла ее, все еще краснеЯ
до шеи. Ћни разговаривали так же, но по новому,  не так, как первые дни; они
изобретали  друг  длЯ  друга имена,  она охотно  рассказывала  ему  о  своем
детстве,  своих мечтах  и играх. —асто говорила она и о  том, что  их любовь
запретна,  потому что  он  не может  женитьсЯ  на ней; печально и  обреченно
говорила она  об этом, украшаЯ  свою  любовь этой тайной печалью, как черной
фатой.
     ‚ первый раз ѓольдмунд чувствовал, что женщина его не только желает, но
и любит.
     Љак-то ‹идиЯ сказала: "’ы так красив и  выглЯдишь таким радостным. Ќо в
глубине  твоих  глаз нет радости,  там  только печаль,  как будто твои глаза
знают, что счастьЯ  нет  и все прекрасное  и любимое недолго будет с нами. “
тебЯ самые красивые глаза, какие  могут быть и самые печальные. Њне кажетсЯ,
это из-за того,  что  ты бездомный. ’ы пришел ко мне из леса и  когда-нибудь
опЯть уйдешь странствовать.  Ђ где же моЯ родина?  Љогда ты уйдешь, у  менЯ,
правда,  останутсЯ отец и сестра, будет комната и  окно, у которого  Я  буду
сидеть и думать о тебе, но родины больше не будет".
     Ћн не мешал ей говорить, иногда посмеивалсЯ, иногда огорчалсЯ.  ‘ловами
он никогда не утешал ее, только тихо поглаживал ее голову, положенную ему на
грудь, тихо напеваЯ что-то волшебно-бессмысленное, как нЯнЯ утешает ребенка,
когда тот плачет. Ћднажды ‹идиЯ сказала: "џ  хотела бы знать, ѓольдмунд, что
же из тебЯ выйдет, Я часто думаю об этом. “ тебЯ будет не обычнаЯ жизнь и не
легкаЯ. Ђх, как Я хочу, чтобы у тебЯ все было хорошо! €ногда мне кажетсЯ, ты
должен стать поэтом, который  может прекрасно выразить свои видениЯ и мечты.
Ђх, ты будешь  бродить по всему  свету,  и все женщины будут любить  тебЯ, и
все-таки ты будешь одинок. €ди лучше обратно  в монастырь к  своему другу, о
котором ты мне столько  рассказывал!  џ  буду за тебЯ молитьсЯ, чтобы  ты не
умер один в лесу".
     ’ак  могла она говорить совершенно серьезно, с отчаЯнием в  глазах.  Ќо
потом могла опЯть, смеЯсь,  скакать  с ним  по полЯм или загадывать шутливые
загадки и кидать в него увЯдшей листвой и спелыми желудЯми.
     Љак-то  ѓольдмунд  лежал в своей  комнате в постели в ожидании сна.  Ќа
сердце  у  него  было  тЯгостно,  оно  билось   тЯжело  и  сильно  в  груди,
переполненное любовью,  переполненное  печалью и беспомощностью.  Ћн слушал,
как  на крыше громыхает ноЯбрьский  ветер; у него вошло  в привычку какое-то
времЯ перед сном вот так лежать в ожидании сна. ’ихо повторЯл он про себЯ по
обыкновению песнь Њарии:

     ‚се прекрасно в тебе, ЊариЯ,
     € позора изначального нет в тебе,
     ’ы радость €зраилЯ,
     ‡аступница грешных!

     Ќежной своей мелодичностью песнЯ проникла  в его  душу, но одновременно
снаружи  запел  ветер,  запел о  беспокойности и странствии,  о лесе, осени,
бездомной жизни.  Ћн думал о  ‹идии, о Ќарциссе и о своей матери, сердце его
было полно тЯжелого беспокойства.
     ’ут  он вздрогнул от неожиданности,  не верЯ своим глазам,  увидел, что
дверь открылась,  в темноте  в длинной белой  рубашке, босиком, не говорЯ ни
слова, вошла ‹идиЯ, осторожно закрыла дверь и села к нему на постель.
     - ‹идиЯ,- прошептал он,-  моЯ  лань пугливаЯ, мой белый  цветок! ‹идиЯ,
что ты делаешь?
     -  џ  пришла  к  тебе,- сказала она,-  только на минутку. Њне  хотелось
посмотреть хоть разок, как мой ѓольдмунд спит, мое золотое сердце.
     Ћна  легла  к нему, тихо лежали  они  с сильно  бьющимисЯ сердцами. Ћна
позволила ему целовать  себЯ,  она позволила его волшебным рукам поиграть со
своим телом, не больше. —ерез какое-то времЯ она нежно  отстранила его руки,
поцеловала его  глаза, бесшумно  встала и  исчезла. „верь скрипнула, в крышу
билсЯ  ветер,  все  казалось  заколдованным,  полным  тайны,  и  тревоги,  и
обещаниЯ, полным угрозы.  ѓольдмунд  не знал, что  ему думать,  что  делать.
Љогда  после  короткого беспокойного сна  он  опЯть проснулсЯ, подушка  была
мокрой от слез.
     Ћна пришла через несколько дней  опЯть, дивный белый призрак, и провела
у него четверть  часа, как  в прошлый раз. ‹ежа в его  объЯтиЯх, она шептала
ему на ухо. многое хотелось ей сказать ему и поведать. ‘ нежностью слушал он
ее.  - ѓольдмунд,- говорила она приглушенным голосом у самой  его щеки,- как
грустно,  что  Я  никогда  не смогу  принадлежать  тебе. ’ак не может больше
продолжатьсЯ, наше маленькое  счастье, наша маленькаЯ тайна  в  опасности. “
ћлии уже зародилось подозрение, скоро она вынудит менЯ признатьсЯ.  €ли отец
заметит. …сли  он  застанет менЯ в твоей постели,  моЯ милаЯ золотаЯ птичка,
плохо придетсЯ твоей ‹идии; она будет смотреть за плаканными глазами, как ее
любимый  висит за  окном и качаетсЯ на  ветру. Ђх,  милый, беги прочь, прЯмо
теперь,   пока  отец  не  схватил  тебЯ  и  не  повесил.  Ћднажды  Я  видела
повешенного, вора. џ не  хочу  видеть тебЯ повешенным,  лучше  беги и забудь
менЯ;  только  бы  ты  не погиб, золотце мое, ѓольдмунд, только бы птицы  не
выклевали твои голубые глаза! Ќо  нет, родной, не уходи, ах, что мне делать,
если ты оставишь менЯ одну.
     - Џойдем со мной, ‹идиЯ! Ѓежим вместе, мир велик!
     - ќто было  бы прекрасно,- жаловалась она,- ах, как  прекрасно обойти с
тобой весь мир!  Ќо Я  не могу. џ не могу спать в лесу или на  соломе и быть
бездомной, этого Я не могу! џ не могу опозорить отца. Ќет, не говори, это не
самомнение.  џ  не  могу  есть  из  грЯзной  тарелки  или  спать  в  постели
прокаженного. Ђх, нам запрещено все. что хорошо  и прекрасно, мы оба рождены
длЯ страданиЯ. ‡олотце, мой бедный, маленький мальчик, неужели  Я увижу, как
тебЯ в конце концов повесЯт. Ђ Я, менЯ запрут, а потом отправЯт в монастырь.
‹юбимый, ты должен менЯ  оставить  и опЯть спать с цыганками и крестьЯнками.
Ђх, уходи, уходи, пока они тебЯ не схватили! Ќикогда мы не будем  счастливы,
никогда!
     Ћн нежно гладил ее колени и, едва коснувшись до ее женского, спросил:
     - ђадость моЯ, мы могли бы быть так счастливы! Њожно?
     Ћна нехотЯ, но твердо отвела  его руку в cтopoнy и немного отодвинулась
от него.

     -  Ќет,- скачала  она,-  нет,  этого  нельзЯ.  ќто мне  запрещено.  ’ы,
маленький цыган, возможно этого  не  поймешь. џ. конечно,  поступаю дурно, Я
плохаЯ, позорю весь дом. Ќо где-то в глубине души Я  все-таки  еще  горжусь,
туда не смеет  никто входить. ’ы не должен этого просить, иначе Я никогда не
приду больше к тебе в комнату.
     Ќикогда бы  он не нарушил  ее запрета, ее желаниЯ,  ее  намека.  Ћн сам
удивлЯлсЯ, какую  власть  над ним  имела она.  Ќо  он  страдал.  …го чувства
оставались  неутоленными, и душа часто  противилась зависимости.  €ногда ему
стоило  труда  освободитьсЯ  от  этого.  €ногда  он  начинал с  подчеркнутой
любезностью  ухаживать  за маленькой ћлией,  тем  более  что это  было еще и
весьма необходимо, нужно было оставатьсЯ в добрых  отношениЯх с такой важной
особой  и как-то  ее  обманывать. ‘транно все  было у него с ћлией,  котораЯ
казалась то совсем ребен- ком, то всезнающей.  Ћна несомненно  была красивее
‹идии, она  была необыкновенной красавицей, и это в сочетании с ее несколько
наставительной детской  наивностью  очень  привлекало ѓольдмунда;  он  часто
бывал просто влюблен  в  ћлию. €менно по этому  сильному  влечению,  которое
оказывала на его чувства  сестра, он  с  удивлением узнавал  различие  между
желанием и  любовью. ‘начала он смотрел  на обеих сестер одинаково, обе были
желанны,  но  ћлиЯ красивее и  соблазнительнее,  он  ухаживал  за обеими без
различиЯ и постоЯнно следил за обеими. Ђ теперь ‹идиЯ приобрела такую власть
над  ним!  ’еперь он  так любил ее,  что  из  любви отказывалсЯ  от  полного
обладаниЯ  ею.  Ћн  узнал  и  полюбил  ее  душу,  ее  детскость,  нежность и
склонность  к  печали казались похожими на его собственные, часто  он  бывал
глубоко удивлен и восхищен  тем, насколько ее душа соответствовала ее  телу,
она могла что-то делать, говорить, выразить желание или суждение, и ее слова
и  состоЯние души сердить и обижать ћлию; ах,  каждый  день могла раскрытьсЯ
тайна  ее любви и  кончитьсЯ  ее  тревожное счастье, и, может быть, страшным
образом.
     €ногда ѓольдмунд удивлЯлсЯ себе, что давно не покончил  со всем этим  и
не ушел отсюда. ’рудно было  так жить,  как он теперь  жил: любить,  но  без
надежды ни на дозволенное  и длительное счастье, ни на легкое удовлетворение
своих любовных желаний, к какому он привык до сих пор; с вечно возбужденными
и неудовлетворенными влечениЯми, при этом в постоЯнной опасности.  Џочему он
оставалсЯ здесь  и выносил все это, все эти осложнениЯ и запутанные чувства?
‚едь  все эти пе реживаниЯ, чувства и угрызениЯ совести длЯ тех. кто законно
сидит  в  этом доме. ђазве нет  у  него права бездомного и непритЯзательного
уклонитьсЯ  от всех этих нежностей  и сложностей и посмеЯтьсЯ над ними?  „а,
это  право  у него  было, и он дурак,  что  искал здесь что-то вроде родного
очага  и платил  за это болью и  затруднениЯми.  €  все-таки он  делал это и
страдал,  страдал охотно,  был втайне  счастлив. ќто было  глупо  и  трудно,
сложно и утомительно, любить таким образом, но это было чудесно. “дивительна
была темнаЯ  печаль этой любви,  ее глупость и безнадежность; прекрасны были
эти  заполненные  думами ночи  без сна,  прекрасны и  восхитительны  были  и
отпечаток страданиЯ  на  губах  ‹идии,  и безнадежный  и отрешенный звук  ее
голоса, когда она говорила  об их любви и своих заботах. Ћтпечаток страданиЯ
на  юном  лице ‹идии поЯвилсЯ всего несколько  недель тому назад, да  так  и
осталсЯ, именно  его  выражение  ему  так хотелось  зарисовать  пером,  и он
почувствовал, что в эти несколько  недель и сам  он изменилсЯ и стал намного
старше, не  умнее  и  все-таки опытнее, не счастливее и все носили отпечаток
совершенно той же формы, что и разрез глаз, и форма пальцев.
     ‚ эти моменты, когда он. казалось, видел эти  основные  формы и законы,
по которым  формировалась ее  сущность, душа и тело, у ѓольдмунда  возникало
желание  задержать  что-то из того образа,  повторить его, и  на  нескольких
листках,  хранимых в  полной тайне, он сделал попытки  нарисовать по  памЯти
пером силуэт ее головы, линию бровей, ее руку, колено.
     ‘ ћлией все  стало как-то непросто. Ћна Явно чувствовала волны любви, в
которых  купалась старшаЯ  сестра, и  она,  полнаЯ  страстного  любопытства,
стремилась  к  этому  раю  вопреки  своенравному  рассудку.  Ћна  выказывала
ѓольдмунду преувеличенную холодность и нерасположение, а забывшись, смотрела
на него с восхищением и жадным любопытством. ‘ ‹идией она часто бывала очень
нежной,  иногда забиралась  к ней в постель,  со  скрытой  жадностью вдыхала
атмосферу любви и  пола, нарочно гладила  запретное тайное  местечко.  Џотом
опЯть в почти оскорбительной форме давала понЯть, что  знает проступок ‹идии
и презирает его. „разнЯ и мешаЯ, металось прелестное и капризное  дитЯ между
двумЯ  любЯщими,  смакуЯ в мечтах их тайну, то разыгрываЯ из себЯ ничего  не
подозревающую,  то обнаруживаЯ  опасное  соучастие;  скоро  из  ребенка  она
превратилась  в  тирана. ‹идиЯ  страдала  от  этого больше,  чем  ѓольдмунд,
который, кроме как за столом, редко  виделсЯ с младшей. Ћт ‹идии не укрылось
также,  что  ѓольдмунд был небезучастен к прелести  ћлии, иногда она видела,
что его признательный взглЯд  с наслаждением останавливаетсЯ на ней. Ћна  не
смела ничего  сказать,  все  было так  сложно,  все так  полно опасностей, в
особенности нельзЯ  было таки намного  более зрелым и богатым в душе. Ћн уже
был не мальчик.
     ‘воим нежным, безнадежным голосом ‹идиЯ говорила ему:
     -  ’ы  не  должен быть  печальным из-за  менЯ, Я хотела бы тебЯ  только
радовать и видеть счастливым. Џрости, что Я сделала тебЯ печальным, заразила
своим  страхом  и  унынием.  џ вижу  по  ночам такие  странные сны: Я иду по
пустыне,  такой огромной и темной, прЯмо не знаю как  сказать, Я  иду, иду и
ищу тебЯ,  а тебЯ все нет, и  Я знаю, Я тебЯ  потерЯла и должна буду всегда,
всегда вот  так идти,  совсем  одна. Џотом,  проснувшись, Я  думаю.  "Ћ, как
хорошо, как великолепно, что он еще  здесь, и Я его увижу, может, еще неделю
или хоть день, но он еще здесь!"
     Ћднажды  ѓольдмунд проснулсЯ,  едва забрезжил  день, и какое- то  времЯ
лежал в постели в раздумье, окруженный картинами сна, но без свЯзи. Ћн видел
во сне свою мать и  Ќарцисса, обоих он еще отчетливо видел. Ћсвободившись от
нитей сна, он обратил внимание на своеобразный свет,  проникающий  сегоднЯ в
маленькое окно. Ћн вскочил и  подбежал к окну, карниз, крыша конюшни, ворота
и все, что было  видно за  окном, мерцало го лубовато-белым светом, покрытое
первым зимним  снегом.  Џротивоположность  между  беспокойством его сердца и
спокойным   безропотным   зимним  миром  поразила  его.  как  спокойно,  как
трогательно и  кротко отдавались пашнЯ  и лес,  холмы и рощи солнцу,  ветру,
дождю,  засухе,  снегу, как  красиво с нежным страданием несли  свое  земное
бремЯ клены  и осины! ЌельзЯ ли быть, как  они, нельзЯ ли у них поучитьсЯ? ‚
задумчивости он  вышел во  двор,  походил по снегу  и  потрогал  его руками,
заглЯнул в сад, и за высоко занесенным забором  увидел пригнувшиесЯ от снега
кусты роз.
     Ќа  завтрак ели мучной суп,  все говорили о первом снеге, все барышни в
том  числе  -  уже побывали на улице. ‘нег  в  этом  году  выпал поздно, уже
приближалось ђождество.  ђыцарь  рассказал  о южных странах,  где  не бывает
снега.  Ќо  то,  что  сделало  этот  первый  зимний  день  незабываемым  длЯ
ѓольдмунда, случилось, когда была глубокаЯ ночь.
     ‘естры сегоднЯ  поссорились, этого  ѓольдмунд не знал.  Ќочью,  когда в
доме стало тихо и  темно, ‹идиЯ пришла к  нему, как обычно,  она молча легла
рЯдом, положила голову ему на грудь, чтобы слушать, как бьетсЯ его сердце, и
утешатьсЯ его присутствием. Ћна  была расстроена и  боЯлась, что ћлиЯ выдаст
ее, но не  решалась говорить об этом  с любимым  и беспокоить  его. ’ак  она
лежала  у  его сердца,  слушаЯ его ласковый шепот и  чувствовала его руку на
своих волосах.
     Ќо вдруг  -  она совсем недолго лежала так - она  страшно испугалась  и
приподнЯлась с широко открытыми  глазами.  €  ѓольдмунд испугалсЯ не меньше,
когда увидел, что дверь открылась и в комнату вошла какаЯ-то фигура, которую
он в  страхе не сразу  узнал.  ’олько когда она подошла вплотную к кровати и
наклонилась  над  ней,  он с замершим сердцем  увидел,  что  это  ћлиЯ.  Ћна
выскользнула из плаща, накинутого  прЯмо на рубашку, сбросив  плащ на пол. ‘
криком боли, как будто  получив  удар ножом, ‹идиЯ упала назад, цеплЯЯсь  за
ѓольдмунда. Џрезрительным и злорадным тоном, но все-таки неуверенным голосом
ћлиЯ сказала. "џ не хочу лежать одна в комнате. €ли вы возьмете менЯ к себе,
и мы будем лежать втроем, или Я пойду и разбужу отца".
     - Љонечно, иди сюда,- сказал ѓольдмунд, откинув одеЯло.- “ тебЯ же ноги
замерзнут.
     Ћна взобралась, и он с трудом дал ей место на узкой постели, потому что
‹идиЯ неподвижно  лежала,  спрЯтав лицо  в подушку.  Ќаконец,  они  улеглись
втроем, девушки по обеим сторонам ѓольдмунда, и на какой-то момент он не мог
отделатьсЯ  от мысли,  что еще недавно  это  положение отвечало бы всем  его
желаниЯм.  ‘о странным смущением и все-таки втайне  восхищенно он чувствовал
бедро ћлии со своей стороны.
     - Ќужно же мне было посмотреть,- начала она опЯть,- как лежитсЯ в твоей
постели, которую сестра так охотно посещает.
     ѓольдмунд,  чтобы  успокоить ее,  слегка  потерсЯ щекой о  ее волосы, а
рукой погладил бедра и  колени,  как ласкают кошку, она отдавалась молча и с
любопытством  его  прикосновениЯм, смутно  чувствуЯ очарование,  не оказываЯ
сопротивлениЯ.  Ќо во  времЯ  этого укрощениЯ  он одновременно  не забывал и
‹идию,  нашептываЯ  ей на ухо  слова любви и постепенно  заставив ее хотЯ бы
поднЯть лицо и повернутьсЯ к нему. Ѓез слов целовал он  ее рот и глаза, в то
времЯ  как  его рука  очаровывала  сестру,  неловкость  и  странность  всего
положениЯ становились  невыносимыми его сознанию. ‚ то времЯ  как  его  рука
знакомилась с прекрасным, застывшим в ожидании телом ћлии, он впервые  понЯл
не  только  красоту и глубокую  безнадежность своей  любви к  ‹идии, но и ее
смехотворность. Ќужно было, так казалось ему теперь, когда губы его касались
‹идии, а рука ћлии,  нужно было или заставить ‹идию отдатьсЯ, или идти своей
дорогой дальше.  ‹юбить  ее  и  отказыватьсЯ  от  нее  было  бессмысленно  и
неправильно.
     - ‘ердце мое,-  прошептал он  ‹идии на ухо,- мы напрасно страдаем,  как
счастливы  могли бы мы  быть все втроем! Џозволь нам сделать то, что требует
наша кровь!
     ’ак как она в ужасе отшатнулась,  его страсть бросилась  к другой, и он
сделал ей так приЯтно, что она ответила долгим сладострастным вздохом.
     Љогда ‹идиЯ услышала этот вздох, ревность сжала  ее сердце, как будто в
него  влили Яд.  Ћна неожиданно села, сорвала одеЯло с  постели, вскочила на
ноги и крикнула.
     - ћлиЯ, пошли!
     ћлиЯ вздрогнула, уже необдуманнаЯ сила  этого  крика, который  мог всех
выдать, говорила ей об опасности, и она молча поднЯлась.
     Ђ  ѓольдмунд, все чувства которого были оскорблены  и  обмануты, быстро
обнЯл встающую ћлию, поцеловал ее в обе груди и прошептал ей горЯчо на ухо
     - ‡автра, ћлиЯ, завтра!
     ‹идиЯ стоЯла в рубашке и босиком, на каменном  полу пальцы сжимались от
холода. Ћна  поднЯла плащ  ћлии, набросила его  на нее  жестом  страданиЯ  и
смирениЯ, который даже в темноте не ускользнул от той, тронув ее и примирив.
’ихо выскользнули  сестры  из  его комнаты.  Џолный  противоречивых  чувств,
ѓольдмунд  прислушивалсЯ, затаив дыхание,  пока в  доме  не стало совершенно
тихо.
     ’ак  из неестественного  положениЯ  втроем  молодые  люди  оказались  в
одиночестве, потому что и сестры, добравшись до своей спальни, тоже не стали
разговаривать, а  лежали одиноко, молча и упрЯмо каждаЯ в своей постели  без
сна  Љакой-  то  дух  несчастьЯ   и  противоречиЯ,  демон   бессмысленности,
отчуждениЯ  и  душевного  смЯтениЯ,  казалось,  овладел  домом.  ‹ишь  после
полуночи  заснул  ѓольдмунд, лишь  под утро  - ћлиЯ, ‹идиЯ лежала  без  сна,
измученнаЯ, пока не наступил бледный день.  Ћна сразу же поднЯлась, оделась,
долго стоЯла  на коленЯх перед маленьким  деревЯнным распЯтием и молилась, а
как  только услышала на лестнице шаги  отца, вышла и попросила его выслушать
ее.  Ќе пытаЯсь  различать  между  заботою  о  девичьей  чести ћлии и  своей
ревностью, она решилась покончить с этим делом.  ѓольдмунд и ћлиЯ еще спали,
когда рыцарь уже  знал все, что  ‹идиЯ сочл