воритсЯ в одном
прекрасном  индейском мифе о ‚ишну:  когда он воплотилсЯ в богатырЯ, то в то
же времЯ длЯ воспеваниЯ его подвигов сошел на землю  и Ѓрахма. ‚ этом смысле
можно сказать, что бессмертное произведение подвергает свой век испытанию, в
состоЯнии  ли он оценить и  признать  его; но  большею частью испытание  это
кончаетсЯ не лучше, чем длЯ соседей  ”илемона и Ѓавкиды, которые, не признав
в них  богов,  указали  им двери.  Џоэтому  правильный  масштаб  длЯ  оценки
умственной  стоимости какого-либо  века  представлЯют  не поЯвившиесЯ в  нем
великие  умы,  так  как их  способности  есть дело  природы, а  развитие  их
обусловливаетсЯ  случайными  обстоЯтельствами,  -  а прием, который нашли их
произведениЯ  у   современников:  именно  удостоились  ли   они  быстрого  и
оживленного, или  позднего  и медленного одобрениЯ,  или же  оно было вполне
предоставлено  потомству.   ќто  в   особенности  применимо   тогда,   когда
произведениЯ  принадлежат  к   возвышенному   роду.  €бо   упомЯнутаЯ   выше
возможность счастливой  случайности способна  тем менее  осуществитьсЯ,  чем
меньшему числу лиц доступна  та область, в которой  подвизалсЯ великий ум. ‚
этом  обстоЯтельстве  заключаетсЯ   неизмеримое  преимущество,   в   которое
поставлены поэты, будучи  доступны почти  каждому.  …сли  бы  ‚альтер  ‘котт
читалсЯ и ценилсЯ только какою-нибудь сотнею лиц, то, может быть, и ему  был
бы предпочтен ка-

        142

     кой-либо пошлый писака  и по разъЯснении  дела ему  также  выпала бы на
долю честь "быть стоЯщим  выше своего  века".  Ќо если  в  сотне тех  голов,
судЯщих и рЯдЯщих произведение от имени века, к неспособности присоединЯютсЯ
еще  зависть,  недобросовестность и  личные виды, тогда  такое  произведение
испытывает ту  же  участь,  что и подсудимый, взывающий  к  суду, все  члены
которого подкуплены.

     ‘ообразно с этим, историЯ литературы сплошь и рЯдом показывает, что те,
которые ставили себе целью самые познаниЯ и истину, оставались непризнанными
и пренебреженными, тогда как те, которые  только длЯ виду прикрывались этими
словами, возбуждали удивление современников и пользовались еще иными земными
благами.

     Љруг  действиЯ  писателЯ  прежде всего  обусловливаетсЯ тем,  чтобы  он
достиг известности, чтобы  его читали. Ќо этой известности сотни недостойных
быстро добиваютсЯ случаем, происками и родственностью натур,  в то времЯ как
один достойный стЯжает ее медленно и поздно. Џервые имеют друзей, потому что
сволочь всегда  есть в толпе и тесно придерживаетсЯ  друг  друга;  второй же
имеет  только врагов,  потому что  умственное превосходство везде и  во всех
условиЯх  самаЯ  ненавистнейшаЯ   вещь  на  свете,  особенно  длЯ  бездарных
тружеников  на  том  же поприще,  которым  и  самим  хотелось бы  что-нибудь
значить. …сли профессора философии подумают, что Я намекаю здесь на них и на
30 лет практикуемую ими тактику против моих сочинений, то они не ошибутсЯ.

     …сли вещи слагаютсЯ таким образом, то  главное условие  длЯ того, чтобы
произвести нечто великое, что пережило бы свое поколение и свой век, состоит
в том, чтобы не обращать никакого вниманиЯ ни на  своих современников, ни на
их  мнениЯ и  воззрениЯ и вытекающие из этих последних похвалу и  порицание.
ќто  условие,  однако  же,  поЯвлЯетсЯ  всЯкий раз само  собою,  коль  скоро
стекаютсЯ все прочие; и  это счастие. …сли бы кто-нибудь, произведЯ  великое
творение, вздумал принЯть во внимание  общее мнение или приговор сотоварищей
по  деЯтельности,  то они на каждом шагу сбивали бы  его  с истинной дороги.
Џоэтому, кто  хочет предстать пред  потомством,  тот  должен  уклонитьсЯ  от
влиЯний  своего времени, но за то, конечно, отказатьсЯ и от влиЯниЯ на  свое
времЯ и быть готовым славу веков купить ценою похвалы современников.

        143

     Љогда именно поЯвлЯетсЯ на свете какаЯ-нибудь новаЯ  парадоксальнаЯ,  а
потому  и  противоречащаЯ всему принЯтому  основнаЯ истина,  то  ей  повсюду
начинают упорно и  по возможности  постоЯнно противодействовать и даже тогда
ее  отвергают, когда уже колеблютсЯ и  почти в ней убедились. Њежду  тем она
продолжает в  тиши действовать и, как кислота, съедает все вокруг себЯ, пока
не  пошатнутсЯ основы: тогда раздаетсЯ  треск, старое заблуждение рушитсЯ  и
внезапно, как обнаженный  монумент,  воздвигаетсЯ  новое здание мысли  среди
общего  признаниЯ  и удивлениЯ.  Љонечно, все  это  совершаетсЯ  обыкновенно
весьма  медленно. €бо  того, кого стоило бы поcлушать, люди, по обыкновению,
замечают  лишь  тогда, когда уже  его  нет,  так что возглас "hear,  hear!"*
раздаетсЯ после того, как оратор сойдет с трибуны...

     * ‚озглас одобрениЯ по отношению к оратору на английском Языке.


     Ќапротив того, произведениЯ обыкновенного пошиба ожидает  лучшаЯ  долЯ.
Ћни  поЯвлЯютсЯ  в свЯзи с ходом и складом общего образованиЯ своего века, а
потому тесно  свЯзаны с  духом  времени, т.е. как раз с преобладающими в нем
воззрениЯми, и приноровлены  к потребностЯм минуты. Џоэтому если  только они
имеют кое-какие достоинства, то признаютсЯ весьма быстро и как захватывающие
эпоху  образованиЯ  своих  современников,  быстро  найдут  себе  участие: им
воздаетсЯ   должнаЯ   справедливость   (и   даже   зачастую    больше,   чем
справедливость), а длЯ зависти  все-таки  они дают  мало материала, ибо, как
сказано: "Tantum quisque laudat, quantum se posse sperat imitari".

     Ќо  те   необычайные  творениЯ,  которым  суждено  принадлежать  целому
человечеству и  прожить  века, те  далеко опережают свое времЯ,  а потому  и
чужды  его  духу  и образовательной эпохе. Ћни  не  принадлежат ему,  они не
захватывают  склада его мыслей, а  потому  длЯ  охваченных  этим складом  не
представлЯют никакого интереса. Ћни отно-

        144

     сЯтсЯ  к  другой,  высшей  ступени  образованиЯ  и  принадлежат  иному,
лежащему  впереди   времени.   Џоэтому   им   не   воздаетсЯ   пока  никакой
справедливости: с ними  не  знают что делать,  их  оставлЯют  в покое, чтобы
продолжать свое черепашье движение. ‚едь не видит же червЯк птицы в небе.

     —исло  книг, написанных на  каком-либо Языке,  относитсЯ к  числу  тех,
которые собственно войдут в состав его постоЯнной литературы  приблизительно
как 100 000 к 1. € какую участь предстоит испытать этим последним, пока они,
минуЯ эти 100 000, достигнут до принадлежащего им почетного  места? ‚се  они
суть  произведениЯ  необычайных  и  решительно  выдающихсЯ  голов, и  потому
специфически отличны от прочих, что рано или поздно, да обнаружитсЯ.

     Ќе  следует думать, что этот порЯдок  и ход вещей когда-либо улучшитсЯ.
‡лополучные свойства человеческого рода хотЯ в каждом поколении и  принимают
несколько видоизмененную форму, но в  сущности во все времена  остаютсЯ теми
же самыми. Ћтличные умы редко пробиваютсЯ при жизни, потому что они вполне и
настоЯщим образом будут понЯты только родственными им умами.

     ’ак как  по пути к бессмертию из множества миллионов удаетсЯ шествовать
разве только одному, то он по необходимости будет совершенно одинок, и  свое
путешествие к  потомству ему придетсЯ совершить по страшно пустынной стране,
подобной ‹ивийской пустыне, о  впечатлениЯх которой, как известно,  никто не
может  составить себе понЯтиЯ,  кроме  тех, кто ее  видел.  ’ем не  менее  Я
рекомендую  прежде  всего не  брать  в дорогу  тЯжелой поклажи,  а то многое
придетсЯ на пути  выбросить.  ‘ледует  всегда помнить  изречение  Ѓальтасара
ѓрасиана: "•орошее вдвойне  хорошо, если коротко" ("Lo bueno,  si breve, dos
vezes bueno"), которое вообще и в особенности рекомендуетсЯ немцам.

     Љ  краткому  сроку  своей  жизни  великие  умы  находЯтсЯ  в  таком  же
отношении,  как   грандиозные  зданиЯ  к  тесной  площади,  на  которой  они
поставлены.  Ћни не рисуютсЯ во всей  своей  величине, если стоЯт перед ними
слишком близко; то же самое  бывает  и с  первыми.  Ќо  когда  их  разделЯют
столетиЯ, их признают и жаждут.

        145

     „аже   собственное  жизненное  поприще  недолговечного   сына  времени,
создавшего  бессмертное  произведение,  находитсЯ  в  великом  несоразмерном
отношении к этому последнему, все равно как смертнаЯ  мать, например ‘емела,
к рожденному  ею бессмертному богу. Њежду  тем  длЯ знаменитого человека всЯ
разница  между славою у современников и  у  потомства сводитсЯ к тому, что в
первом случае он отделен от  своих почитателей пространством, а во втором  -
временем. €бо на самом деле их не бывает у него перед глазами даже при славе
у современников. Џочитание не  выносит  близости  и  держитсЯ почти всегда в
отдалении, потому что оно от личного присутствиЯ почитаемого тает, как масло
от солнца.  Џотому-то девЯть  десЯтых из людей, окружающих стЯжавшего уже  у
современников знаменитость человека, будут мерить его меркою званиЯ, ранга и
состоЯниЯ и  только у десЯтой части как  отголосок  доходЯщей  издали  молвы
пробудитсЯ  глухое сознание его превосходства. ќту несовместимость почитаниЯ
с  личным знакомством и  славы с нахождением в живых заметил еще Џетрарка  в
одном из своих  латинских писем.  Ћн говорит в  нем,  между прочим, что  все
ученые его времени  имели правилом не  признавать и  относитьсЯ  свысока  ко
всЯкому  сочинению  автора,   которого  хоть   раз  видели.   …сли   поэтому
высокознаменитые  люди обречены  на то, чтобы получать признание и почитание
всегда с известного расстоЯниЯ, то не все  ли равно, будет ли это расстоЯние
временное  или  пространственное? Љонечно,  в  этом  последнем случае  к ним
иногда доходит весть  об этом, чего  никогда не может быть в  первом.  ‡ато,
однако ж, человек, оказавший истинные и  великие  заслуги и  отличиЯ, всегда
может с уверенностью  предвосхитить свою славу у потомства и преднасладитьсЯ
ею. „а,  кто  порождает  какую-либо  действительно великую  идею, тот  уже в
момент ее зачатиЯ  проникаетсЯ  свЯзью с грЯдущими поколениЯми; он чувствует
при этом  распространение  своего  существованиЯ  в  долготу  веков и  таким
образом живет как длЯ  потомков, так  и  вместе с потомками. …сли, с  другой
стороны, пораженные удивлением к великому человеку, произведениЯми  которого
мы  только что занимались, мы жаждем его присутствиЯ, желали бы  его видеть,
говорить  с  ним и иметь  его среди нас, то это стремление  тоже не остаетсЯ
безответным,  ибо  и  он  с  своей  стороны  жаждал  и  стремилсЯ   душою  к
признательному  потомству,  которое  бы воздало  ему честь,  благодарность и
любовь, в чем ему было отказано завистливыми современниками.

        146

     …сли  умственные  произведениЯ  высшего  рода большею  частью  получают
признание  только  перед  судом  потомства,  то  совершенно обратный  жребий
уготован некоторым известным, блистательным заблуждениЯм, которые, исходЯ от
талантливых  людей, поЯвлЯютсЯ  во  всеоружии, по-видимому,  таких  солидных
доводов  и отстаиваютсЯ с  таким уменьем  и знанием, что приобретают славу и
значение у современников и пользуютсЯ ими, по крайней мере до тех пор,  пока
живы  их  виновники. ’аковы  некоторые ложные теории, ошибочные приговоры  и
опровержениЯ, а  также произведениЯ  поэзии  и  искусств  в ложном вкусе или
вычурной  манере,  приноровленной к предрассудку  времени.  ‡начение и почет
всех  подобных  произведений  основываетсЯ  на  том,  что  еще  не имеетсЯ в
наличности людей,  которые бы  сумели их  опровергнуть или указать их ложную
сторону.  „ело это большею частью выпадает на  долю ближайшего поколениЯ - и
тогда оканчиваетсЯ их  величие. ’олько  в некоторых отдельных случаЯх длитсЯ
оно дольше,  как, например,  это  случилось, да и теперь еще продолжаетсЯ, с
ньютоновскою теориею цветов. „ругие  примеры в этом роде - система ЏтолемеЯ,
химическаЯ теориЯ  ‘талЯ, отрицание ”.  Ђ. ‚ольфом  личности и  идентичности
ѓомера, а может быть, также  и нибуровскаЯ  критика истории римских  царей и
т.д. ’аким-то образом,  трибунал  потомства, как  в  благоприЯтном, так  и в
неблагоприЯтном  случае,  есть  неумытный  кассационный  суд  на   приговоры
современности.   Џотому-то   так  трудно  и   редко   случаетсЯ   равномерно
удовлетворить и современность, и потомство.

        147

     ‚ообще  всегда  следует  иметь в  виду неминуемое  действие времени  на
исправление познаний и приговоров и не беспокоитьсЯ, если в искусстве, науке
или в  практической жизни поЯвлЯютсЯ  и распространЯютсЯ сильные заблуждениЯ
или получают значение  в основе превратные начинаниЯ и  стремлениЯ,  и  люди
всему этому  дают свое одобрение. Џри этом не  следует приходить ни в азарт,
ни в  уныние, но  помнить, что они отстанут  от  этого и нуждаютсЯ только во
времени  и  опыте, чтобы собственными средствами  распознать  то, что острый
взглЯд видит с первого разу. …сли истина сама  за  себЯ говорит из состоЯниЯ
дела и положениЯ вещей,  то нечего спешить к ней на помощь со словами "времЯ
поможет ей тысЯчами Языков". Љонечно,  продолжительность этого времени будет
измерЯтьсЯ труднодоступностью предмета, кажущеюсЯ правдоподобностью лжи;  но
и  это времЯ пройдет  своею чередою, и во многих  случаЯх было бы бесплодным
трудом старатьсЯ упредить его. ‚  худшем случае, ложное распространЯетсЯ как
в теории,  так  и  в  практике; и  обольщение,  и обман, сделавшись дерзкими
вследствие  успеха,  заходЯт  так  далеко,  что  почти  неизбежно  наступает
разоблачение.  ’аким образом,  в  области теории вследствие  слепого довериЯ
глупцов нелепость растет все выше  и выше, пока,  наконец,  не примет  таких
размеров, что ее распознает  самый близорукий  глаз. ‚ таких случаЯх следует
говорить:   чем  глупее,  тем  лучше!  утешатьсЯ  подобными  же  случаЯми  в
прошедшем, которые тоже  имели свое  времЯ  и место  и потом были совершенно
устранены. Ќо самое  лучшее оставатьсЯ позади своего времени, всЯкий раз как
замечаешь, что оно само охвачено регрессом. €бо  есть  два способа стоЯть не
аи niveau de son temps (не в уровень со своим временем): выше или ниже.

        148


        ЋЃ “—…ЌЋ‘’€ € “—…Ќ›•

     ЌаблюдаЯ многочисленные  и разнообразные учреждениЯ  длЯ преподаваниЯ и
обучениЯ и  такой громадный  наплыв учеников и учителей, можно бы  подумать,
что  человеческий  род сильно  хлопочет  об истине  и  разумении. Ќо и здесь
обманывает видимость. Ћдни учат, чтобы заработать деньги, и стремЯтсЯ  не за
мудростью, а за ее кредитом и за тем, что кажетсЯ мудростью; а другие учатсЯ
не длЯ того, чтобы достигнуть знаниЯ и разумениЯ,  а длЯ  того, чтобы быть в
состоЯнии болтать и произвести респект. —ерез каждые тридцать лет поЯвлЯетсЯ
на свет новое поколение, которое, ничего не ведаЯ,  хочет поглотить во  всей
совокупности, и как можно проворнее, результаты тысЯчелетиЯми накоплЯвшегосЯ
человеческого  знаниЯ и  быть затем умнее  всЯкого  прошедшего. ‘ этою целью
стремитсЯ оно в университеты, хватаетсЯ за книги, и непременно за новые, как
за  своих современников и  однолеток.  ’олько бы покороче и поновее.  “чениЯ
собственно из-за хлеба Я уже и не принимаю здесь в расчет.

     ‚сЯкого рода и возраста  учащиесЯ  и учившиесЯ имеют обыкновенно в виду
только сведениЯ, а не уразумение. Ћни полагают свою честь в том, чтобы иметь
сведениЯ  обо  всем, обо  всЯких  камнЯх,  или растениЯх, или сражениЯх, или
опытах и вообще и в особенности обо всех книгах. €м не приходит  и в голову,
что сведение есть  только средство длЯ уразумениЯ, но само по себе имеет или
мало,  или  не  имеет  никакой  ценности;  напротив,   такого  рода   взглЯд
характеризует лишь философскую  голову.  Џеред  внушительною ученостью таких
многознаек Я думаю иногда: "Ћ, как мало они должны  были думать, чтобы иметь
возможность  так много  читать!" Љогда вспоминаю даже  о Џлинии  ‘таршем,  о
котором  рассказывают,  что он постоЯнно читал или  заставлЯл читать себЯ за
обедом, в дороге и бане, то во мне

        149

     шевелитсЯ   вопрос:   неужели   этот   человек  имел  такой  недостаток
собственных мыслей, что  ему  без  перерыва нужно  было вливать  чужие,  как
страдающему   изнурением  вливать   consomme*   длЯ  поддержаниЯ   жизни?  €
действительно, об его  самобытном мышлении мне не в состоЯнии дать  высокого
понЯтиЯ ни его неразборчивое легковерие, ни  его невыразимо  отвратительный,
трудный длЯ пониманиЯ слог - слог записной книжки.

     Љак долгое и постоЯнное чтение наносит ущерб собственному мышлению, так
многописание  и  постоЯнное преподавание  отучают  человека от Ясности и  ео
ipso** от основательности  знаниЯ и пониманиЯ, ибо первое  не оставлЯет  ему
времени  длЯ  последнего.  ’огда ему  приходитсЯ  при  изложении  прорехи  в
отчетливости своего  пониманиЯ наполнЯть словами и  фразами. ќто-то и делает
большинство  книг  такими  скучными,  а  вовсе  не  сухость  предмета.  Џели
говоритсЯ, что хороший  повар  может вкусно приготовить и старую подошву, то
хороший писатель и подавно может сделать занимательным самый сухой предмет.

     * мЯсной бульон (фр.).
     ** в силу этого (лат.).


     „лЯ огромного  большинства ученых  их  наука  -  средство,  а не  цель.
Џоэтому они  никогда не произведут  в  ней  чего-либо  великого:  длЯ  этого
требуетсЯ,  чтобы наука длЯ  того,  кто  ею занимаетсЯ,  была  целью, а  все
остальное,  даже  и  самое   существование,  только   средством.  ‚сем,  чем
занимаютсЯ  не  ради  самого  предмета,  занимаютсЯ  только  наполовину,   и
истинного превосходства между  всЯкого рода произведениЯми  может достигнуть
только то, что  было выполнено  ради  его  самого,  а  не как  средство  длЯ
дальнейших  целей. ’очно так  же  к  новым и  великим воззрениЯм и открытиЯм
придет только  тот,  кто  непосредственною  целью  своих изучений имел  свое
собственное познание, не заботЯсь о чужом. “ченые же, каковы они обыкновенно


        150

     бывают,  изучают  с  целью  иметь возможность  учить  других  и писать.
Џоэтому  голова их уподоблЯетсЯ желудку и кишкам, которые  выбрасывают пищу,
не  перевариваЯ. Ћттого-то их поучениЯ и писаниЯ мало полезны. Џитать других
можно  не  переваренными   отбросами,  а  только  молоком,  выделЯющимсЯ  из
собственной крови.

     Џарик  есть  отлично  подобранный  символ ученого в  данном случае.  Ћн
украшает голову  обильною массою чужих волос за неимением собственных, точно
так же,  как  ученость состоит в уснащении  головы огромным множеством чужих
мыслей, которые, конечно, не могут ни так ладно и естественно сидеть в  ней,
ни  применЯтьсЯ  ко всем случаЯм  и  целЯм, ни  так глубоко  коренитьсЯ,  ни
заменЯтьсЯ,  в случае нужды, из того же источника новыми, как  это бывает  с
собственными мыслЯми, выросшими на собственной почве, - почему ‘терн в своем
"’ристраме  енди" не устыдилсЯ утверждать, что "одна унциЯ собственного ума
стоит столько же, сколько две тысЯчи фунтов чужого".

     € действительно,  самаЯ совершеннаЯ  ученость относитсЯ  к  гению,  как
гербарий к  постоЯнно  возрождающемусЯ,  вечно  свежему,  вечно юному, вечно
менЯющемусЯ миру растений, и  нет в мире более разительного  контраста,  как
между ученостью комментатора и детскою наивностью древних.

     „илетанты, дилетанты! ’ак  унизительно называютсЯ те, которые предаютсЯ
какой-либо  науке  или искусству  из удовольствиЯ или  любви к ним, il  loro
dilleto*,  - теми, которые занимаютсЯ тем же самым ради выгод; им доставлЯют
удовольствие  только  деньги, которые зарабатываютсЯ  этими  занЯтиЯми.  ќто
уничижение основываетсЯ на их подлом убеждении, что  никто не может серьезно
принЯтьсЯ за какое-либо дело, если к тому не побуждает нужда, голод или иное
какое вожделение. Џублика проникнута тем же духом и держитсЯ того же мнениЯ:
отсюда ее

     * из каприза (итал.).

        151

     постоЯнный  респект  перед  "людьми  профессии",  специалистами,  и  ее
недоверие к  дилетантам. ‚  действительности же, напротив того,  только  длЯ
дилетантов самое дело служит целью, а  длЯ специалистов  как таковых простым
средством; но  отдатьсЯ предмету с полною серьезностью может только тот, кто
занимаетсЯ con  amore*  ради самого  предмета, из любви к нему. ’олько такие
люди производили всегда самое великое, а не наемники.

     ’аким-то образом и  ѓете попал  в дилетанты в теории цветов.  Ќесколько
слов об этом.

     Џозволительно  быть  глупым  и  гадким: ineptire  est  juris gentium**;
напротив   того,   говорить   о  глупости   и   гадости  есть  преступление,
возмутительное нарушение  добрых нравов и всЯкого приличиЯ - мудрое правило!
Ћднако же, Я должен на  этот раз его оставить без вниманиЯ, чтобы поговорить
с немцами по-немецки,  ибо Я  должен заЯвить,  что  судьба  гетевской теории
цветов  есть вопиющее доказательство или  недобросовестности, или полнейшего
отсутствиЯ критической способности в немецком ученом мире: а может быть, при
этом порадели  друг другу и оба эти благородные качества. Њасса образованной
публики  ищет благоденствиЯ и развлечениЯ, почему  и  отбрасывает в  сторону
все,  что не  есть роман,  стихи или  комедиЯ.  —тобы,  в  виде  исключениЯ,
почитать когда-нибудь ради поучениЯ, она сперва ждет удостоверениЯ и подписи
тех,  которые лучше понимают,  что действительно поучительно. Ђ лучше всего,
полагает  она,  могут судить  об этом специалисты. Ћна именно смешивает тех,
которые живут предметом, с теми, которые  живут  длЯ своего предмета, хотЯ и
редко случаетсЯ, чтобы это  были  одни и те же люди.  …ще „идро заметил, что
те, которые  преподают науку,  не всегда бывают  теми, которые ее понимают и
серьезно  ею  занимаютсЯ,  потому  что  у  таковых не  остаетсЯ времени  длЯ
преподаваниЯ. ’е, первые, только живут от науки:  она длЯ  них  не более как
"добраЯ корова, снабжающаЯ их маслом". …сли величай-

     * с любовью (исп.).
     ** глупость - закон длЯ всех народов (лат.).

        152

     ший гений  нации посвЯтил свою жизнь на изучение  какого-либо предмета,
как  ѓете на теорию  цветов  и  красок,  и  его  учение  не идет  в  ход, то
обЯзанность  правительств, содержащих академии, поручить им исследовать дело
посредством особой комиссии, как это делаетсЯ во  ”ранции  и с менее важными
вопросами. Љ чему  же  тогда  эти  напыщенные академии, в которых заседает и
чванитсЯ столько  глупцов?  ‚ажные новые истины  редко исходЯт от  академий:
поэтому они  должны были бы по крайней мере  уметь  оценЯть  важные труды  и
говорить о них ex officio*.

     * по обЯзанности (лат.).


     Ќемецкий ученый слишком беден, чтобы позволить себе быть добросовестным
и  честным.   €звиватьсЯ,  вилЯть,  приспособлЯтьсЯ,  отрекатьсЯ  от   своих
убеждений, учить не тому и писать не то, что думаешь, пресмыкатьсЯ, льстить,
составлЯть партии и приЯтельские кружки,  принимать в соображение министров,
сильных мира,  сотоварищей, студентов, книгопродавцев,  рецензентов: словом,
на  все обратить внимание раньше, чем на истину и чужие заслуги,  -  вот его
обычай и метода.  —рез это он большею частью обращаетсЯ в  осмотрительного и
сообразительного прохвоста. ‚следствие этого в немецкой  литературе вообще и
в  философии в  особенности  недобросовестность получила такое преобладание,
что,  следует надеЯтьсЯ, скоро достигнет того пункта, где  она,  будучи  уже
неспособною кого-либо обманывать, сделаетсЯ недействительною.

     ‚прочем, в ученой республике обстоит все, как и в других республиках: в
ней любЯт простого, недалекого человека, который тихонько идет своею дорогою
и не стараетсЯ быть  умнее  других. Џротив  же эксцентрических, выделЯющихсЯ
голов, как  против  угрожающих  опасностью, соединЯютсЯ  и  имеют  на  своей
стороне большинство, да и какое!

        153


     ‘равниваЯ  вообще, в  республике ученых  все идет,  как в  Њексиканской
республике,  где каждый стараетсЯ только длЯ личных выгод,  добиваЯсь только
длЯ себЯ положениЯ  и  силы  и нимало не  заботЯсь о целом, которое и гибнет
через это.  ’очно  так же и  в  республике ученых всЯкий стараетсЯ выдвинуть
свое собственное значение, чтобы составить себе положение; одно, на чем они,
сходЯтсЯ, - это чтоб не дать выдвинутьсЯ действительно выдающемусЯ человеку,
если  он одинаково опасен длЯ всех. ‹егко понЯть, как это отражаетсЯ на ходе
самой науки.

     Њежду  профессорами и независимыми учеными искони  существует известный
антагонизм, некоторое поЯснение которому может  разве  дать антагонизм между
собаками и волками.

     Џрофессора  по  своему  положению  имеют  большие  преимущества,  чтобы
добитьсЯ  известности  у  современников.  Ќапротив того,  независимые ученые
имеют больше  преимуществ по своему положению, чтобы  стЯжать  известность у
потомства, ибо  длЯ этого,  кроме других, весьма  редких условий,  требуетсЯ
известный досуг и независимость.

     ’ак как проходит  обыкновенно  немало  времени,  пока публика возьмет в
толк, кого  из них отличить  вниманием,  то  те  и другие  могут действовать
нарЯду друг с другом.

     ѓоворЯ  вообще,  конюшенный   корм  профессуры  самый  подходЯщий   длЯ
отрыгающих  жвачку. Ќапротив,  те,  которые  получают  свою  добычу  из  рук
природы, чувствуют себЯ лучше на просторе.

     ЌаибольшаЯ  часть  человеческого  знаниЯ   вообще  и  во   всЯком  роде
существует только  на  бумаге, в этой бумажной  памЯти  человечества. ’олько
ничтожнаЯ часть его  действительно живет в некоторых головах в каждый данный
период времени. ќто в особенности зависит от краткости и ненадежности жизни,
а  также  от  косности  и  страсти  людей   к  наслаждениЯм.  Љаждое  быстро
промелькающее поколение  забирает из человеческого знаниЯ только то, что ему
нужно; большинство ученых весьма поверхностно. Џоколение это скоро вымирает.
‡а ним  следует исполненное надежд,  но ничего  не  знающее новое поколение,
которому приходитсЯ опЯть учить все с самого начала. Џоколение

        154

     это тоже забирает столько знаниЯ, сколько  может обнЯть и  сколько  ему
понадобитсЯ на  его кратком  пути,  и в  свою  очередь тоже  исчезает.  Љак,
следовательно,   плохо  пришлось  бы  человеческому  знанию,   если   бы  не
существовало письма и печати! Џоэтому библиотеки есть  вернаЯ и неизгладимаЯ
памЯть  человеческого  рода,  отдельные   члены   которого   обладают  ею  в
несовершенной и ограниченной степени. Ћттого-то большинство  ученых неохотно
позволЯет испытывать свои познаниЯ, как купцы свои торговые книги.

     —еловеческое знание неизмеримо во все стороны, и из того, что  достойно
знаниЯ, никто в одиночку не может знать даже и тысЯчной доли.

     ‘ообразно  с этим, науки достигли такого широкого  объема, что тот, кто
хотел  бы  в  них  что-нибудь  сделать,   должен  заниматьсЯ  только  вполне
специальною  отраслью,  не  заботЯсь обо  всех  прочих. ’огда  он  по  своей
специальности хотЯ и будет стоЯть  выше профана,  но во всем остальном будет
таким  же  профаном.  …сли  к  этому  еще  присоединитсЯ  все  чаще  и  чаще
встречающеесЯ пренебрежение древних Языков  (изучение которых наполовину  не
имеет  смысла), чрез  что  исчезает  гуманитарное образование,  то  мы скоро
увидим ученых,  которые  вне своей  специальности будут  чистейшими  ослами.
‚ообще  же   такой   исключительно  специальный  ученый  уподоблЯетсЯ   тому
фабричному   работнику,   который   всю   свою   жизнь   занимаетсЯ   только
приготовлением   одного  определенного  винта,   крючка  или  рукоЯтки   длЯ
известного инструмента или  машины, в чем, конечно, и  достигает невероЯтной
виртуозности. ‘пециалиста  точно  так же можно сравнить с человеком, который
живет в собственном доме и никогда никуда не выходит. ‚  своем доме он знает
все  до  тонкости,  каждый  уголок,  всЯкую  балку,  всЯкую  ступеньку,  как
Љвазимодо у ‚иктора ѓюго знал собор ЏресвЯтой Ѓогоматери; но вне  дома - все
ему  чуждо,  все незнакомо. Ќапротив  того,  истинное  гуманное  образование
требует непременно  многостороннего взглЯда, следовательно,  длЯ ученого,  в
высшем   значении  этого  слова,  во   всЯком  случае  необходимо  некоторое
всестороннее  знание. Љто  же окончательно  хочет  сделатьсЯ философом,  тот
должен совместить в своей голове самые отдален-

        155

     нейшие и противоположные концы человеческого  знаниЯ, ибо где  же иначе
они сойдутсЯ? Џервостепенные  умы  никогда  не сделаютсЯ специалистами.  Љак
таковым,  им поставлено проблемою целиком  и  полностию все существование, и
каждый из них дает о нем человечеству, в той или  другой форме, тем или иным
образом,  новые выводы и  заключениЯ. €бо имЯ гениЯ может  заслужить  только
тот,  кто  берет  предметом  своих изысканий  целое  и великое,  сущность  и
общность вещей,  а  не тот, кто  всю свою  жизнь  трудитсЯ  над разъЯснением
какого-либо частного соотношениЯ вещей между собою.

     “странение латинского Языка  как  общего международного  Языка ученых и
установившеесЯ затем мелкое гражданство национальных литератур есть истинное
несчастие  длЯ европейской науки.  ’олько при помощи латинского Языка  могла
существовать  общаЯ  европейскаЯ  ученаЯ  публика,  в  совокупности  которой
обращалось  всЯкое   вновь   поЯвлЯющеесЯ   сочинение.  Љроме  того,   число
действительно мыслЯщих  и способных  к правильному  суждению голов  во  всей
…вропе  и  без  того  так  незначительно,  что  благодетельное   их  влиЯние
бесконечно   ослаблЯетсЯ   оттого,  что  общий   их  форум  дробитсЯ  еще  и
размежевываетсЯ  границами  Языка.  Ђ  переводы,  фабрикуемые  литературными
ремесленниками, по выбору издателей, представлЯют плохой  суррогат всеобщего
ученого Языка. Џотому-то философиЯ  Љанта  после краткой вспышки  погрЯзла в
болоте  беспомощной  немецкой  критики, в  то  времЯ как  на  том  же болоте
пользовалось  Яркою живучестью то, что выдавалось за знание ”ихте, еллингом
и даже ѓегелем. Џотому-то не нашла себе справедливой оценки гетевскаЯ теориЯ
цветов.  Џотому-то  и  Я осталсЯ незамеченным. Ћттого-то  столь способнаЯ  и
здравомыслЯщаЯ английскаЯ  нациЯ еще и доселе унижена позорнейшим ханжеством
и опекою духовенства. Ћттого-то славнаЯ французскаЯ физика и зоологиЯ лишены
опоры и здравого контролЯ надлежащей и достойной метафизики.

        156


        Ћ ‘ЂЊЋ‘’Ћџ’…‹њЌЋЊ Њ›‹…Ќ€€

     Љак обширнаЯ, но не приведеннаЯ в порЯдок  библиотека не может принести
столько  пользы,  как  хотЯ  бы  и  весьма  умеренное, но вполне  устроенное
книгохранилище,  так  точно  и  огромнейшаЯ  масса  познаний,  если  они  не
переработаны  собственным  мышлением,  имеют  гораздо  менее  ценности,  чем
значительно   меньшее   количество   сведений,   но   глубоко  многосторонне
продуманных. €бо  только посредством  всестороннего комбинированиЯ того, что
знаешь, посредством  сравнениЯ  между собою  всех  истин  и  каждой  порознь
усваиваешь  себе вполне собственное  знание  и  получаешь  его  во  всем его
могуществе.  Џродумать  можно  только  то,  что  знаешь, -  потому-то  нужно
чему-нибудь учитьсЯ, но знаешь также только то, что продумал.

     Ќо  к чтению и учению можно  себЯ добровольно принудить, к мышлению же,
собственно,  нет.   Ћно,  как   пламЯ   воздухом,   должно   раздуватьсЯ   и
поддерживатьсЯ каким-либо интересом  к предмету, каковой  интерес может быть
или  чисто  объективный,  или   просто  субъективный.  Џоследний  существует
единственно в наших  личных делах и обстоЯтельствах;  но  первый только  длЯ
мыслЯщих от природы голов, которым мышление так же естественно, как дыхание,
но которые чрезвычайно редки.

     ђазличие между действием на ум самостоЯтельного мышлениЯ (самомышлениЯ)
и чтениЯ невероЯтно велико, поэтому первоначальное различие голов, смотрЯ по
тому, направлены ли они к тому или другому,  еще более увеличиваетсЯ. —тение
именно навЯзывает уму такие мысли, которые, ему, по настроению и направлению
данной минуты, так же чужды и несродны, как  печать сургучу, на  котором она
оставлЯет  свой отпечаток. Џри  этом ум испытывает полное  принуждение извне
думать  о том или о другом,  к чему  он как  раз не имеет  ни склонности, ни
побуждениЯ.

        157

     Ќапротив  того,  при   самомышлении  ум  следует   своему  собственному
побуждению,  которое в данную минуту  определЯетсЯ или  внешнею обстановкою,
или  каким-либо воспоминанием. ‚идимаЯ обстановка  не внушает ему какой-либо
одной определенной мысли, как чтение, она дает ему только  материал и  повод
длЯ  мышлениЯ согласно  его натуре и минутному настроению. ЏостоЯнное чтение
отнимает у  ума всЯкую упругость,  как постоЯнно давЯщий  вес отнимает ее  у
пружины, и самое верное средство не иметь собственных мыслей - это во всЯкую
свободную минуту  тотчас  хвататьсЯ  за книгу.  Џодобный обычай и составлЯет
причину,  почему  ученость  делает  большинство  людей  еще  бессмысленнее и
простоватее,  чем  они  есть  от  природы, и  отнимает  всЯкий  успех  у  их
авторства. Ћни существуют,  как  еще  сказал  Џопе,  "чтобы вечно  читать  и
никогда не быть читаемыми".

     “ченые  -  это  те,  которые  начитались  книг;  но  мыслители,  гении,
просветители  мира  и  двигатели  человечества  -  это  те,  которые  читали
непосредственно в книге вселенной.

     ‚ сущности только собственные основные мысли  имеют истинность и жизнь,
потому  что  собственно  только их  понимаешь вполне  и  надлежащим образом.
—ужие, вычитанные мысли суть остатки чужой трапезы, сброшенные одежды чужого
гостЯ.

     —ужаЯ,  вычитаннаЯ  мысль   относитсЯ  к  самостоЯтельным,  всплывающим
изнутри  думам, как  оттиск на камне растениЯ первобытного  мира к цветущему
весеннему растению.

     —тение  есть   простой  суррогат   собственного  мышлениЯ.  Џри  чтении
позволЯешь постороннему вести на помочах свои мысли. Џри том же многие книги
годны только к тому, чтобы показать, как много есть ложных путей и как плохо
было бы позволить им руководить себЯ.  Ќо кого ведет гений, т.е. кто  мыслит
самостоЯтельно,  думает добровольно  и правильно,  -  у  того  есть в  руках
компас, чтобы попасть на настоЯщую дорогу. ‘ледовательно, читать

        158

     должно  только тогда, когда  иссЯкает  источник собственных мыслей, что
довольно  часто  случаетсЯ с самою  лучшею головою. Ќапротив того,  отгонЯть
собственные, исконно могучие мысли есть непростительный грех. ќто бы значило
уподобитьсЯ тому, кто  бежит от  лона  вольной природы,  чтобы рассматривать
гербарий или любоватьсЯ прекрасными ландшафтами в гравюре.

     …сли   иногда  случаетсЯ,   что  медленно  и  с  большим  трудом  путем
собственного мышлениЯ и соображениЯ  приходишь к  истине  и  выводу, которые
можно было  бы  с удобством найти готовыми в книге,  то  все-таки эта истина
будет сто раз  ценнее,  если достигнешь ее путем собственного  мышлениЯ. €бо
она тогда  как  интегрирующаЯ  часть, как живой член входит  в целую систему
нашего мышлениЯ, вступает в совершенную и прочную свЯзь с нею, понимаетсЯ со
всеми своими причинами  и  следствиЯми,  принимает цвет, оттенок и отпечаток
нашего  целого  образа  мышлениЯ, приходит своевременно, когда  была  в  ней
потребность,  прочно усваиваетсЯ и  не может опЯть  исчезнуть. ‚ этом именно
случае применЯетсЯ и получает свое объЯснение следующее двустишие ѓете:

     —то унаследовал от дедов ты,
     “свой себе, чтобы владеть наследьем.

     ‘амобытный   мыслитель   именно   только   впоследствии  знакомитсЯ   с
авторитетными длЯ  его мнений  писателЯми,  которые  ему  тогда  служат  длЯ
подтверждениЯ его мыслей и  длЯ собственного подкреплениЯ; тогда как книжный
философ отправлЯетсЯ,  исходит  от  них, устраиваЯ себе  из вычитанных чужих
мнений  целое,  которое и  уподоблЯетсЯ  составленному  из чужого  материала
автомату; мировоззрение же первого, напротив того, походит на живорожденного
человека.  €бо  оно  есть  выношенный и рожденный плод,  зачатый  вследствие
воздействиЯ внешнего мира на мыслЯщий дух.

        159

     ‡аученнаЯ истина держитсЯ в нас, как искусственный приставной член, как
фальшивый зуб, как восковой нос или, самое большое, как ринопластический нос
из чужого  тела;  истина  же, приобретеннаЯ собственным  мышлением,  подобна
натуральному члену: собственно только она и  принадлежит нам  действительно.
Ќа  этом и основываетсЯ разница между мыслителем и простым ученым. Ћттого-то
духовное  приобретение самобытного мыслителЯ  встает  перед  нами, как живаЯ
картина, с  правильным расположением  теней  и света,  выдержанным  тоном  и
совершенною   гармонией  красок.  Ќапротив   того,  умственное  приобретение
простого  ученого  похоже  на большую  палитру,  наполненную  разнообразными
красками, которые хотЯ и расположены систематически, но без  гармонии, свЯзи
и значениЯ.

     —итать - значит думать чужою головой, вместо своей  собственной. Ќо длЯ
самостоЯтельного мышлениЯ, которое  стремитсЯ выработатьсЯ  в нечто целое, в
некоторую, хотЯ  бы и не  строго завершенную,  систему, ничто не  может быть
вреднее, как слишком  сильный приток посредством чтениЯ чужих мыслей, потому
что они, принадлежа  порознь  различным  умам,  иной  системе,  носЯ  другую
окраску, никогда сами не сольютсЯ в одно целое и не дадут единства мышлениЯ,
знаниЯ  воззрениЯ  и   убеждениЯ,  а,  скорее,  образуют  в   голове  легкое
вавилонское столпотворение  и  лишают  переполненный ими ум  всЯкого  Ясного
взглЯда и таким образом почти его расстраивают. ’акое состоЯние замечаетсЯ у
многих  ученых   и   делает  то,  что   они  относительно  здравого  смысла,
правильности  суждениЯ  и  практического  такта  уступают  многим  неученым,
которые  свои  незначительные  познаниЯ,  приобретаемые   ими  путем  опыта,
разговора  и  небольшого  чтениЯ,  усваивают  себе посредством  собственного
мышлениЯ.  Љак  раз то же  самое,  но в  большем  масштабе  делает  и научно
образованный  мыслитель.  •отЯ  ему  требуетсЯ много  познаний  и он  должен
поэтому много  читать, но его  ум достаточно могуч,  чтобы все это  осилить,
ассимилировать,  внедрить  в  систему собственных  мыслей  и  таким  образом
подчинить    целостному   единству    своего    постоЯнно    расширЯющегосЯ,
величественного  взглЯда,   причем   его   собственное   мышление  постоЯнно
доминирует над всем, как основной бас органа, и никогда не бывает заглушаемо
посторонними тонами, как это бывает в просто многосторонне сведущих головах,
в которых  переплетаютсЯ  отрывки всех тональностей  и не  отыщешь основного
тона.

        160

     ‹юди, которые провели свою жизнь за  чтением и почерпнули свою мудрость
из  книг,  похожи на  тех, которые  приобрели точные  сведениЯ  о  стране по
описанию  множества   путешественников.  Ћни   могут   о   многом   сообщить
подробности,  однако   же  в  сущности  они  не   имеют  никакого  свЯзного,
отчетливого,  основательного  познаниЯ  о свойствах страны.  Ќапротив, люди,
проведшие  жизнь  в  мышлении, уподоблЯютсЯ  тем, которые  сами  были  в той
стране:  они  одни понимают, о чем, собственно, идет речь,  знают  положение
вещей там в общей свЯзи и поистине чувствуют себЯ как дома.

     ‘амобытный  мыслитель  находитсЯ в таком же  отношении к  обыкновенному
книжному философу, как очевидец к историческому исследователю; он говорит на
основании  собственного  непосредственного знакомства с делом. Џотому-то все
самобытные  мыслители  в  основе  сходЯтсЯ  между собою, и  все  их различие
проистекает только от точки зрениЯ; где же таковаЯ не изменЯет дела, там все
они говорЯт  то же самое. €бо они только высказывают то, что объективно себе
усвоили. —асто  случалось, что те положениЯ, которые  Я,  только  подумавши,
решалсЯ  высказывать  публике,  ради  их парадоксальности,  впоследствии,  к
радостному своему изумлению,  находил уже высказанными  в  старых сочинениЯх
великих людей. Љнижный философ, напротив того, повествует, что говорил один,
и что думал  другой,  и что опЯть полагал  третий и  т.д. Ћн сравнивает это,
взвешивает,  критикует и стараетсЯ  таким образом напасть  на  след  истины,
причем он  вполне  уподоблЯетсЯ историческому критику. ‚полне Ясный пример в
подтверждение сказанного здесь могут доставить любителю

        161

     курьезов  ѓербарта  "Ђналитическое  освещение  морали  и  естественного
права" и его же "Џисьма о свободе". ЏриходитсЯ просто изумлЯтьсЯ, какой труд
задает  себе  человек,  тогда  как,  казалось  бы,  стоило  только  немножко
употребить самомышлениЯ, чтобы увидеть  дело собственными глазами. Ќо тут-то
как раз и происходит  маленькаЯ задержка:  самомышление не всегда зависит от
нашей  воли. ‚о всЯкое времЯ можно сесть и читать, но  не сесть  и думать. ‘
мыслЯми бывает именно то  же, что и с людьми: их  нельзЯ призывать во всЯкое
времЯ,  по  желанию, а  следует ждать,  чтобы  они пришли сами.  Њышление  о
каком-либо предмете  должно установитьсЯ само собою  вследствие счастливого,
гармонического  совпадениЯ  внешнего  повода   с  внутренним  настроением  и
напрЯжением, а это-то  как  раз  подобным  людЯм  и  не  даетсЯ.  ќто  можно
проверить даже на мыслЯх,  касающихсЯ нашего  личного интереса.  …сли  нам в
каком-нибудь деле предстоит принЯть решение, то мы далеко не во всЯкое любое
времЯ  можем приступить к  тому, чтобы  обдумать основаниЯ и затем решитьсЯ,
ибо  зачастую  случаетсЯ, что как раз на этом размышление-то наше и не хочет
остановитьсЯ, а уклонЯетсЯ к другим предметам, причем иногда виновато в этом
бывает наше отвращение к делам подобного  рода. ‚ таких случаЯх мы не должны
себЯ насиловать, но выждать, чтобы надлежащее настроение пришло само  собою:
и оно будет приходить неожиданно и неоднократно, причем всЯкое различное и в
разное вр