на
основании  таких   предзнаменований,   которые   потом   часто   оказываютсЯ
ошибочными. …сли уж  можно  нарушить  обычный  порЯдок  и  исправить  выбор,
который судьбе угодно было установить в отношении наших  наследников,  то  с
большим основанием можно это сделать при наличии какого-нибудь значительного
и заметного  физического  уродства,  то  есть  постоЯнного  и  неисправимого
недостатка, ЯвлЯющегосЯ длЯ рьЯных ценителей красоты важным изъЯном.
     Ќижеследующий  занЯтный  диалог  между  законодателем  Џлатоном  и  его
согражданами окажетсЯ  здесь  уместным  [24].  "Џочему,  -  спрашивают  они,
чувствуЯ приближение смерти, -  мы  не  можем  распорЯдитьсЯ  тем,  что  нам
принадлежит, и отказать наше имущество тому, кому хотим? ЉакаЯ жестокость, о
боги, что мы не вправе отказать по нашему усмотрению нашим  близким,  одному
больше, другому меньше, в зависимости от того, насколько  плохо  или  хорошо
они относились к нам в старости, во времЯ наших болезней и при разных  наших
делах?"  Ќа  что  законодатель  отвечает  так:  "„рузьЯ  мои,  вам,  которым
несомненно предстоит вскоре умереть, трудно  разобратьсЯ  в  вашем  нынешнем
имуществе, да и в самих себе, как это предписывает дельфийскаЯ надпись [25].
‚от почему Я, устанавливающий законы, говорю: вы не принадлежите себе, и это
имущество,  которым  вы  пользуетесь,  не  принадлежит  вам;  все   нынешнее
поколение и его имущество принадлежит всей совокупности  предшествовавших  и
будущих поколений, а еще в большей мере государству. Џоэтому Я  не  позволю,
чтобы  какаЯ-нибудь  одолевшаЯ  вас  страсть   или   какой-нибудь   проныра,
подольстившийсЯ к вам в годы вашей старости  или  во  времЯ  вашей  болезни,
внушали  вам  мысль  составить  несправедливое  завещание.  Ќо,  относЯсь  с
уважением к тому, что наиболее полезно и государству в целом, и вашему роду,
Я установлю соответствующие законы и заставлю признать разумным, что частное
благо  отдельного  гражданина  должно  подчинЯтьсЯ  общему  интересу.  Ђ  вы
шествуйте  смиренно  и  добровольно  по  пути,  свойственному   человеческой
природе. Њне, который в меру сил охранЯет общий интерес и длЯ которого  одна
вещь не более важна, чем другаЯ, надлежит позаботитьсЯ об  оставлЯемом  вами
имуществе".
     ‚озвращаЯсь  к  моему  рассуждению,  должен  сказать   следующее:   мне
представлЯетсЯ, что  при  всех  условиЯх  мужчины  не  должны  находитьсЯ  в
подчинении у женщин - за исключением  естественного  подчинениЯ  материнской
власти, - если только это не делаетсЯ в  наказание  тем  мужчинам,  которые,
поддавшись какому-то бурному порыву, сами добровольно подчинились  женщинам.
Ќо  это  не  относитсЯ  к  старым  женщинам,  о  которых  здесь  идет  речь.
Ћчевидность этого соображениЯ побудила нас измыслить и начать применЯть  тот
самый закон [26], которого никто никогда не видел и  на  основании  которого
женщины лишаютсЯ права наследованиЯ французского престола. Ќет в мире  такой
сеньории, где на этот закон не ссылались бы так же, как  и  у  нас,  в  силу
видимой его разумности, хотЯ в  одних  странах  он  получил  случайно  более
широкое распространение, чем в других.  Ћпасно  представлЯть  раздел  нашего
наследства на усмотрение женщин  на  основании  того  выбора  между  детьми,
который  они  сделают,  ибо  выбор  этот  всегда  будет   несправедливым   и
пристрастным. ’е болезненные  причуды  и  влечениЯ,  которые  проЯвлЯютсЯ  у
женщин во времЯ беременности, таЯтсЯ в  их  душах  всегда.  ‘плошь  и  рЯдом
видишь, что они особенно привЯзываютсЯ к детЯм,  более  слабым  и  обиженным
природой, или к тем, которые еще сидЯт у них на шее. Ќе обладаЯ  достаточной
рассудительностью, чтобы выбрать того из детей, кто этого  заслуживает,  они
легко отдаютсЯ природным влечениЯм и похожи в этом  отношении  на  животных,
которые знают своих детенышей лишь до тех пор, пока их кормЯт.
     Њежду тем легко убедитьсЯ на опыте, что та естественнаЯ  привЯзанность,
которой мы придаем такое огромное значение, имеет  очень  слабые  корни.  Њы
постоЯнно заставлЯем женщин  за  ничтожную  плату  бросать  кормление  своих
детей, чтобы выкормить  наших;  мы  заставлЯем  их  передавать  своих  детей
какой-нибудь хилой кормилице, которой мы не хотим отдавать наших детей,  или
даже просто козе; мы запрещаем этим женщинам не  только  кормить  грудью  их
собственных детей, как бы вредоносно это  длЯ  них  ни  было,  но  и  вообще
сколько-нибудь заботитьсЯ о них, чтобы это  не  мешало  кормилице  полностью
отдаватьсЯ нашим детЯм. € в результате у многих из  это  их  женщин  в  силу
привычки поЯвлЯетсЯ более сильнаЯ привЯзанность  к  выкормленным  ими  чужим
детЯм, чем к своим собственным, и большаЯ забота об их благополучии. —то  же
касаетсЯ упомЯнутых мною коз, то это  довольно  распространенное  Явление  в
моих краЯх, где деревенские  женщины,  когда  они  сами  лишены  возможности
кормить своих детей, пользуютсЯ длЯ этой цели козами;  у  менЯ  в  настоЯщее
времЯ работают двое слуг, которые в младенчестве всего лишь  неделю  пробыли
на женском молоке. Љозы очень быстро приучаютсЯ давать вымЯ малышам,  узнают
их по голосу, когда они плачут, и спешат сами к ним. …сли вместо их  питомца
им подкладывают другого, они отворачиваютсЯ от  него,  и  так  же  поступает
ребенок, когда к нему подводЯт другую  козу.  џ  видел  недавно  ребенка,  у
которого отнЯли его козу, потому что его отец не мог больше получать  ее  от
соседа; ребенок не смог привыкнуть к другой  приставленной  к  нему  козе  и
умер, несомненно, от голода.  †ивотные  с  не  меньшим  успехом,  чем  люди,
способны отклонить естественную привЯзанность от ее обычного пути.
     ѓеродот рассказывает, что в одной из областей  ‹ивии  мужчины  свободно
сходЯтсЯ с женщинами, но  как  только  родившийсЯ  от  такой  свЯзи  ребенок
начинает ходить, он отыскивает в толпе  своего  отца  и  узнает  его  в  том
мужчине, к которому по естественной склонности устремлЯютсЯ его первые  шаги
[27]. Ќо Я думаю, что здесь часто бывали ошибки.
     Њы любим наших детей по той простой причине, что они  рождены  нами,  и
называем их нашим вторым "Я", а между тем существует другое наше порождение,
всецело от нас исходЯщее и не меньшей ценности: ведь то, что порождено нашей
душой, то, что ЯвлЯетсЯ плодом нашего ума и душевных качеств,  увидело  свет
благодарЯ более  благородным  органам,  чем  наши  органы  размножениЯ;  эти
созданиЯ  еще  более  наши,  чем  дети;  при  этом  творении   мы   ЯвлЯемсЯ
одновременно и матерью и отцом, они достаютсЯ нам гораздо труднее и приносЯт
нам больше чести, если в них есть что-нибудь хорошее. ‚едь достоинства наших
детей ЯвлЯютсЯ в большей мере их достоинствами, чем нашими, и наше участие в
них куда менее значительно, между тем как всЯ красота, все изЯщество  и  всЯ
ценность наших  духовных  творений  принадлежат  всецело  нам.  Џоэтому  они
гораздо Ярче представлЯют и отражают нас, чем физическое наше потомство.
     Џлатон замечает по этому поводу,  что  наши  духовные  творениЯ  -  это
бессмертные дети, они приносЯт своим отцам бессмертие  и  даже  обожествлЯют
их, как, например, случилось с ‹икургом, ‘олоном, Њиносом [28].
     ‘траницы истории пестрЯт примерами любви отцов к  своим  детЯм,  и  мне
представлЯетсЯ уместным привести здесь некоторые из них.
     ѓелиодор, добрейший епископ города ’рикки,  предпочел  лишитьсЯ  своего
почтенного сана, доходов и всего свЯзанного с его  высокой  должностью,  чем
отречьсЯ от своей дочери, котораЯ жива и хороша еще поныне, хотЯ длЯ  дочери
церкви, длЯ дочери свЯщеннослужителЯ она  и  несколько  вольна,  и  чересчур
занЯта любовными похождениЯми [29].
     †ил в ђиме некий ‹абиен  [30],  человек  больших  достоинств  и  весьма
влиЯтельный,  отличавшийсЯ,  помимо  других  качеств,  своими  литературными
дарованиЯми; он был, как Я полагаю, сыном великого ‹абиена, ЯвлЯвшегосЯ  при
–езаре во времЯ его войн в  ѓаллии  одним  из  виднейших  военачальников,  в
дальнейшем же перешел на сторону великого ЏомпеЯ и проЯвлЯл большую доблесть
вплоть до  момента,  когда  тот  был  разбит  наголову  –езарем  в  €спании.
„обродетели того ‹абиена, о котором Я веду здесь речь, создали  ему  большое
число завистников, но особенно, по-видимому,  ненавидели  его  императорские
придворные и фавориты за его приверженность к свободе  и  унаследованную  от
отца враждебность тирании. ќтот образ его мыслей, должно  быть,  сказалсЯ  в
его писаниЯх. ‚раги  преследовали  его  и  добились  постановлениЯ  римского
сената о сожжении многих  опубликованных  им  сочинений.  €менно  с  ‹абиена
началсЯ тот новый вид  наказаниЯ  -  карать  смертью  сами  произведениЯ,  -
который с тех пор утвердилсЯ в ђиме по отношению ко многим  другим  авторам.
…ще не были использованы все средства и достигнуты все  пределы  жестокости,
пока люди не придумали простирать ее на  то,  что  по  самой  природе  своей
лишено  чувствительности  и  способности  испытывать  страданиЯ,  как   наша
посмертнаЯ  слава  и  созданиЯ  человеческого  духа,  и  пока  не  придумали
физически увечить и истреблЯть человеческие мысли и творениЯ муз. ‹абиен  не
мог примиритьсЯ с этой утратой и пережить свои, столь дорогие ему  созданиЯ;
он велел отнести себЯ в гробницу предков и запереть там живым; так он  зараз
и покончил с собой и похоронил  себЯ.  ’рудно  найти  пример  более  горЯчей
родительской любви, чем эта. Љассий ‘евер [31],  выдающийсЯ  оратор  и  друг
‹абиена, видЯ, как сжигают его книги, воскликнул, что в силу того же  самого
приговора следует  и  его  самого  сжечь  живым,  ибо  он  хранит  в  памЯти
содержание этих книг.
     Џодобное же произошло и с Љремуцием Љордом [32], обвиненным в том,  что
он в своих сочинениЯх отзывалсЯ  с  похвалой  о  Ѓруте  и  Љассии.  ѓнусный,
пресмыкающийсЯ и разложившийсЯ сенат, достойный еще худшего повелителЯ,  чем
’иберий, приговорил его писаниЯ к сожжению; Љорд решил  погибнуть  вместе  с
ними и уморил себЯ голодом.
     ‘лавный ‹укан, будучи осужден негодЯем Ќероном, приказал  своему  врачу
вскрыть ему на руках вены, желаЯ поскорее умереть. ‚ последние минуты жизни,
когда он совсем уже истекал кровью  и  тело  его  начало  коченеть,  объЯтое
смертельным  холодом,  охватившим  его   жизненные   органы,   он   принЯлсЯ
декламировать отрывок из своей поэмы  о  ”арсале  [33];  так  он  и  умер  с
созданными им стихами на устах. ђазве это не было нежным отцовским прощанием
со своим детищем, подобным нашему прощанию и поцелую, какими мы обмениваемсЯ
с  нашими  детьми  перед  смертью?  ђазве  это  не  было   проЯвлением   той
естественной привЯзанности, вызывающей у нас в смертный час  воспоминаниЯ  о
вещах, которые в жизни были нам дороже всего?
     Љогда  ќпикур  умирал,  истерзанный,  по   его   словам,   невероЯтными
страданиЯми, вызванными коликой, его единственным утешением было то, что  он
оставлЯет после себЯ свое учение. Ќо можно ли думать, что ему  доставили  бы
такую же радость несколько одаренных и хорошо воспитанных детей  -  если  бы
они у него были, - как и создание его глубокомысленных творений? € что  если
бы он был поставлен перед выбором,  оставить  ли  после  себЯ  уродливого  и
неудачного ребенка или же нелепое и глупое сочинение, то он -  и  не  только
он, но и всЯкий человек подобных дарований - не предпочел бы скорее  первое,
нежели  второе?  …сли  бы,  например,  свЯтому  Ђвгустину  [34]   предложили
похоронить либо свои сочинениЯ, имеющие  такое  важное  значение  длЯ  нашей
религии, либо же своих детей - в случае, если бы они у него были, - то  было
бы нечестивым с его стороны, если бы он не предпочел второе.
     џ не уверен, не предпочел ли бы  Я  породить  совершенное  создание  от
союза с музами, чем от союза с моей женой.
     ’о, что Я отдаю этому духовному созданию [35], Я  отдаю  бескорыстно  и
безвозвратно, как отдают что-либо своим детЯм; та малость добра,  которую  Я
вложил в него, больше не принадлежит  мне;  оно  может  знать  много  вещей,
которых Я больше не знаю, и воспринЯть от менЯ то, чего Я не сохранил, и что
Я, в случае  надобности,  должен  буду,  как  совершенно  постороннее  лицо,
заимствовать у него. …сли Я мудрее его, то оно богаче, чем Я.
     Ќемного найдетсЯ таких приверженцев к поэзии людей, которые не сочли бы
длЯ себЯ большим счастьем быть отцами "ќнеиды", чем самого красивого юноши в
ђиме, и которые не примирились бы легче с утратой последнего, чем с  утратой
"ќнеиды". €бо, по словам ЂристотелЯ  [36],  из  всех  творцов  именно  поэты
больше всего влюблены в свои  творениЯ.  ’рудно  поверить,  чтобы  ќпаминонд
[37], хвалившийсЯ, что он оставлЯет после себЯ всего лишь двух  дочерей,  но
таких, которые в будущем окружат почетом имЯ их отца  (этими  дочерьми  были
две славные его победы над спартанцами), согласилсЯ  обменЯть  их  на  самых
красивых девушек во всей ѓреции; и так же  трудно  представить  себе,  чтобы
Ђлександр Њакедонский или  –езарь  согласились  когда-нибудь  отказатьсЯ  от
величиЯ своих славных военных  подвигов  ради  того,  чтобы  иметь  детей  и
наследников, сколь бы совершенными и замечательными они ни  были.  џ  сильно
сомневаюсь также,  чтобы  ”идий  [38]  или  какой-нибудь  другой  выдающийсЯ
ваЯтель был более озабочен благополучием  и  долголетием  своих  детей,  чем
сохранностью    какого-нибудь    замечательного     своего     произведениЯ,
художественного совершенства которого он добилсЯ  в  результате  длительного
изучениЯ и неустанных трудов. „аже если вспомнить о тех порочных и неистовых
страстЯх, которые вспыхивают иногда у отцов к своим дочерЯм или же у матерей
к сыновьЯм, то и такие страсти загораютсЯ иной раз по отношению  к  духовным
созданиЯм; примером может служить то, что рассказывают  о  Џигмалионе  [39],
который,  создав  статую  женщины  поразительной  красоты,  столь   страстно
влюбилсЯ в свое творение, что, снисходЯ к его безумию, боги оживили  ее  длЯ
него:

     Tentatum mollescit ebur, positoque rigore
     Subsedit digitis.

     {‘лоноваЯ кость, к которой  он  прикасаетсЯ,  размЯгчаетсЯ,  утрачивает
свою твердость и подаетсЯ под пальцами [40] (лат. ).}


       ѓлава IX

        Ћ ЏЂђ”џЌ‘ЉЋЊ ‚ЋЋђ“†…Ќ€€

     „урным обыкновением дворЯнства нашего времени, свидетельствующим об его
изнеженности, ЯвлЯетсЯ то, что  оно  облачаетсЯ  в  доспехи  лишь  в  момент
крайней необходимости и снимает их тотчас же, как только поЯвлЯютсЯ малейшие
признаки того, что опасность миновала. ќто ведет ко всЯкого рода непорЯдкам,
ибо в результате того, что все бросаютсЯ к своему оружию лишь в момент  боЯ,
получаетсЯ, что одни только еще облачаютсЯ в броню, когда их  соратники  уже
разбиты. Ќаши отцы предоставлЯли оруженосцам нести только их шлем,  копье  и
рукавицы, сохранЯЯ на себе все остальное  снарЯжение  до  окончаниЯ  военных
действий. ‚ наших войсках в настоЯщее времЯ царит сильнейшаЯ путаница  из-за
скоплениЯ боевого снарЯжениЯ и слуг, которые не могут  отдалЯтьсЯ  от  своих
господ, имеЯ на руках их вооружение.
     ’ит ‹ивии писал про наших предков:  "Intolerantissima  laboris  corpora
vix arma humeris gerebant"  {‘овершенно  неспособные  переносить  физическую
усталость, они с трудом влачили на себе доспехи [1] (лат. ).}.
     Њногие народы в старину шли в бой - а некоторые идут  еще  и  сейчас  -
совсем без оборонительного оружиЯ или очень легко прикрытыми.

     Tegmina gueis capitum raptus de subere cortex.

     {ѓоловы их защищены шлемами из коры пробкового дерева [2] (лат. ).}

     Ђлександр Њакедонский, храбрейший  из  всех  полководцев,  облачалсЯ  в
броню лишь в очень редких случаЯх, и те из  них,  кто  пренебрегает  латами,
ненамного ухудшают этим свое положение. …сли и случаетсЯ человеку  погибнуть
из-за того, что на нем не было брони, то чаще бывало,  что  она  оказывалась
помехой и человек погибал, не в силах высвободитьсЯ из нее, либо придушенный
ее тЯжестью, либо скованный ею в своих движениЯх, либо еще как-нибудь иначе.
Џри виде тЯжести и толщины наших лат  может  показатьсЯ,  что  мы  только  и
думаем, как бы защитить себЯ, но в действительности  они  больше  обременЯют
нас, чем защищают. Њы занЯты тем, что тащим на себе этот груз,  спутанные  и
стесненные, как если бы наша задача заключалась  в  том,  чтобы  боротьсЯ  с
нашим оружием, которое на деле должно было бы нас защищать.
     ’ацит забавно описывает наших древних  галльских  воинов  [3],  которые
были так тЯжело вооружены, что  только-только  были  в  силах  держатьсЯ  на
ногах, будучи не в состоЯнии ни защищатьсЯ, ни нападать, ни даже  поднЯтьсЯ,
когда они бывали опрокинуты.
     ‹укулл, заметив, что некоторые  воины-мидийцы,  составлЯвшие  передовую
линию в армии ’играна [4], были  столь  тЯжело  и  неуклюже  вооружены,  что
казались заключенными в  железную  тюрьму,  решил,  что  будет  нетрудно  их
опрокинуть, и начал с этого свое нападение, увенчавшеесЯ победой.
     џ полагаю, что в настоЯщее времЯ, когда в большой славе наши мушкетеры,
будет сделано какое-нибудь изобретение, чтобы  прикрыть  и  обезопасить  нас
стенами, и мы будем отправлЯтьсЯ на войну, запертые  в  крепостЯх,  подобных
тем, которые древние укреплЯли на спинах своих слонов.
     ’акого рода пожелание очень  далеко  от  того,  чего  требовал  ‘ципион
Њладший [5]. Ћн сурово упрекал своих воинов за то,  что  они  построили  под
водой западни в тех местах рва, через которые солдаты осажденного им  города
могли совершать вылазки. Ћсаждающие должны думать о нападении, а не боЯтьсЯ,
заЯвлЯл ‘ципион, справедливо опасаЯсь, чтобы эта предосторожность не усыпила
бдительность его воинов.
     ћноше, который однажды показывал ‘ципиону  свой  превосходный  щит,  он
сказал: "’вой щит действительно хорош,  сын  мой,  но  римский  воин  должен
больше полагатьсЯ на свою правую руку, чем на левую" [6].
     ’Яжесть военного снарЯжениЯ невыносима длЯ нас лишь потому, что  мы  не
привыкли к ней.

     L'husbergo in dosso haveano, e l'elmo in testa,
     Dui di quelli guerrier, de i quali io canto.
     Ne notte о di, dopo cJTentraro in questa
     Stanza, gli haveano mai messi da canto,
     Che facile a portar comme la vesta
     Era lor, perche in uso l'avean tanto.

     {„вое из воинов, которых Я воспеваю здесь, одеты были в кольчуги, а  на
головах у них были шлемы. ‘ того мгновениЯ, как они очутились в этой  броне,
они ни днем, ни ночью не снимали ее и до такой степени привыкли к  ней,  что
носили ее как обыкновенную одежду [7] (ит. ).}

     €мператор Љаракалла [8] шел в походе впереди  своего  войска  в  полном
вооружении.
     ђимские пехотинцы не только имели на себе каску, щит и меч, -  ибо,  по
словам –ицерона, они так привыкли иметь у себЯ на  плечах  оружие,  что  оно
столь же мало стеснЯло их, как их собственные члены,  -  "arma  enim  membra
militis esse dicunt" {‚ооружение, говорЯт они, это все  равно,  что  руки  и
ноги солдата [9] (лат. ).}, но  одновременно  они  еще  несли  двухнедельный
запас продовольствиЯ  и  несколько  брусьев  весом  до  шестидесЯти  фунтов,
необходимых им длЯ устройства укрытий. ‘ таким  грузом  солдаты  ЊариЯ  [10]
обЯзаны были за пЯть часов пройти шесть миль  или,  в  случае  спешки,  даже
семь. ‚оеннаЯ дисциплина была у них куда строже, чем у нас, и потому  давала
совсем иные результаты. ‚ этой свЯзи поразителен  следующий  случай:  одного
спартанского воина упрекали в том, что во времЯ похода  его  видели  однажды
под крышей дома. Ћни были  до  такой  степени  приучены  к  трудностЯм,  что
считалось позором находитьсЯ под иным кровом, чем под открытым  небом,  и  в
любую погоду. ‘ципион Њладший, перестраиваЯ свои  войска  в  €спании,  отдал
приказ, чтобы воины его ели только стоЯ и притом  только  сырое.  Џри  таких
порЯдках мы недалеко ушли бы с нашими солдатами.
     Ђммиан  Њарцеллин  [11],  воспитанный  на   войнах   римлЯн,   отмечает
любопытную особенность вооружениЯ  у  парфЯн,  весьма  отличную  от  системы
римского вооружениЯ. Ћни носили, сообщает он, броню,  как  бы  сотканную  из
перышков, не стеснЯвшую их движений и  вместе  с  тем  столь  прочную,  что,
попадаЯ в нее, наши копьЯ отскакивали от нее  (это  были  чешуйки,  которыми
постоЯнно пользовались наши предки). ‚ другом месте  [12]  Њарцеллин  пишет:
"‹ошади у них были сильные и  выносливые;  сами  всадники  были  защищены  с
головы до ног толстыми железными пластинами, так искусно прилаженными,  что,
когда надо было, они  смещались.  Њожно  было  подумать,  что  это  какие-то
железные  люди;  на  головах  у  них   были   надеты   каски,   в   точности
соответствовавшие форме и частЯм  лица,  настолько  плотно  пригнанные,  что
можно было поразить их только через маленькие круглые  отверстиЯ  длЯ  глаз,
пропускавшие свет, или через щели длЯ ноздрей, через которые  они  с  трудом
дышали":

     Flexilis inductis animatur lamina membris
     Horribilis visu; credas simulacra moveri
     Ferrea, cognatoque viros spirare metallo,
     Par vestitus equis: ferrata fronte minantur
     Ferratosque movent, securi vulneris, armos.

     {Џри взглЯде на  гибкий  металл,  получивший  жизнь  от  тела,  в  него
одетого, становитсЯ страшно; можно  подумать,  что  это  двигаютсЯ  железные
изваЯниЯ и что человек дышит через металл, сросшись с ним. ’ак  же  одеты  и
лошади; они угрожающе напирают  своей  железной  грудью  и  передвигаютсЯ  в
полной безопасности под железным одеЯнием, прикрывающим их бока  [13](лат.)}

     ‚от картина, котораЯ очень напоминает описание снарЯжениЯ  французского
воина во всех доспехах.
     Џлутарх сообщает, что „еметрий [14] приказал изготовить длЯ себЯ и  длЯ
Ђлкина, первого состоЯвшего  при  нем  оруженосца,  по  сплошной  броне  длЯ
каждого, весом в сто двадцать фунтов, между тем  как  обычнаЯ  бронЯ  весила
всего шестьдесЯт фунтов.


       ѓлава X

        Ћ ЉЌ€ѓЂ•

     Ќет сомнениЯ, что нередко  мне  случаетсЯ  говорить  о  вещах,  которые
гораздо лучше и правильнее излагались знатоками этих вопросов. ќти  опыты  -
только проба моих природных способностей и ни в  коем  случае  не  испытание
моих познаний; и тот, кто изобличит менЯ в невежестве, ничуть менЯ  этим  не
обидит, так как в том, что Я говорю, Я не отвечаю даже перед  собою,  не  то
что перед другими, и какое-либо самодовольство мне чуждо. Љто хочет  знаниЯ,
пусть ищет его там, где оно находитсЯ, и Я меньше всего вижу свое  призвание
в том, чтобы дать его. ’о, что Я излагаю здесь, всего лишь мои фантазии, и с
их помощью Я стремлюсь дать представление не о вещах, а о  себе  самом;  эти
вещи Я, может быть, когда-нибудь узнаю или знал их раньше, если случайно мне
доводилось найти разъЯснение их, но Я уже не помню его.
     …сли Я и могу иной раз кое-что усвоить, то уже совершенно  не  способен
запомнить прочно.  Џоэтому  Я  не  могу  поручитьсЯ  за  достоверность  моих
познаний и в лучшем случае могу лишь определить, каковы их пределы в  данный
момент. Ќе следует обращать внимание на то, какие вопросы Я излагаю здесь, а
лишь на то, как Я их рассматриваю.
     Џусть судЯт на основании того, что Я заимствую у  других,  сумел  ли  Я
выбрать то, что повышает ценность моего изложениЯ. ‚едь Я заимствую у других
то,  что  не  умею  выразить  столь  же   хорошо   либо   по   недостаточной
выразительности моего Языка, либо по слабости моего ума.  џ  не  веду  счета
моим заимствованиЯм, а отбираю и взвешиваю их. …сли бы Я не хотел,  чтобы  о
ценности этих цитат судили по их количеству, Я мог  бы  вставить  их  в  мои
писаниЯ вдвое больше. Ћни все, за очень небольшими исключениЯми, принадлежат
столь выдающимсЯ и древним авторам, что  сами  говорЯт  за  себЯ.  џ  иногда
намеренно не называю источник тех соображений и доводов, которые Я  переношу
в мое изложение и смешиваю с моими мыслЯми, так как  хочу  умерить  пылкость
поспешных суждений, которые часто выносЯтсЯ по отношению к недавно  вышедшим
произведениЯм еще здравствующих людей, написанным на  французском  Языке,  о
которых всЯкий  беретсЯ  судить,  воображаЯ  себЯ  достаточно  в  этом  деле
сведущим. џ хочу, чтобы они в моем  лице  поднимали  на  смех  Џлутарха  или
обрушивались на  ‘енеку.  џ  хочу  прикрыть  свою  слабость  этими  громкими
именами. џ приветствовал бы того, кто сумел бы менЯ разоблачить, то есть  по
одной лишь Ясности суждениЯ, по красоте и силе выражений сумел  бы  отличить
мои заимствованиЯ от моих  собственных  мыслей.  €бо,  хотЯ  за  отсутствием
памЯти мне самому зачастую не под силу различить их происхождение, Я все же,
знаЯ мои возможности, очень хорошо понимаю, что роскошные цветы,  рассеЯнные
в разных местах моего изложениЯ, отнюдь  не  принадлежат  мне  и  неизмеримо
превосходЯт мои собственные дарованиЯ.
     џ обЯзан дать ответ, есть ли в моих писаниЯх такие недостатки,  которых
Я не понимаю или неспособен  понЯть,  если  мне  их  покажут.  Ћшибки  часто
ускользают от нашего взора, но если мы не в  состоЯнии  их  заметить,  когда
другой человек нам на них указывает,  то  это  свидетельствует  о  том,  что
неспособны рассуждать здраво. Њы можем, не  обладаЯ  способностью  суждениЯ,
обладать и знанием и  истиной,  но  и  суждение,  со  своей  стороны,  может
обходитьсЯ без них; больше того: признаватьсЯ в  незнании,  на  мой  взглЯд,
одно из лучших и вернейших доказательств наличиЯ разума. “ менЯ нет  другого
свЯзующего звена при изложении моих мыслей,  кроме  случайности.  џ  излагаю
свои мысли по мере того, как они у  менЯ  поЯвлЯютсЯ;  иногда  они  теснЯтсЯ
гурьбой, иногда возникают по очереди, одна за другой. џ  хочу,  чтобы  виден
был естественный и обычный ход их, во всех зигзагах. џ излагаю их  так,  как
они возникли; поэтому здесь нет таких вопросов, которых нельзЯ  было  бы  не
знать или о которых нельзЯ было бы говорить случайно и приблизительно.
     џ, разумеетсЯ, хотел бы обладать более совершенным знанием  вещей,  чем
обладаю, но Я знаю, как дорого обходитсЯ знание,  и  не  хочу  покупать  его
такой ценой. џ хочу провести остаток своей жизни спокойно, а  не  в  упорном
труде. џ не хочу ломать голову  ни  над  чем,  даже  ради  науки,  какую  бы
ценность она ни представлЯла. џ не  ищу  никакого  другого  удовольствиЯ  от
книг, кроме разумной занимательности, и занЯт изучением только одной  науки,
науки самопознаниЯ,  котораЯ  должна  менЯ  научить  хорошо  жить  и  хорошо
умереть:

     Has meus ad metas sudet oportet equus.

     {Ќадо, чтобы мой конь напрЯг все силы  длЯ  достижениЯ  этой  цели  [1]
(лат. )}

     …сли Я при чтении натыкаюсь на какие-нибудь трудности, Я не  бьюсь  над
разрешением их, а, попытавшись разок-другой с ними справитьсЯ, прохожу мимо.
     …сли бы Я углубилсЯ в них, то потерЯл бы только времЯ и сам потонул  бы
в них, ибо голова моЯ устроена так, что  Я  обычно  усваиваю  с  первого  же
чтениЯ, и то, чего Я не воспринЯл сразу, Я начинаю понимать еще  хуже,  если
упорно бьюсь над этим. џ все делаю весело, упорство  же  и  слишком  большое
напрЯжение действуют на мой ум  удручающе,  утомлЯют  и  омрачают  его.  Џри
вчитывании  Я  начинаю  хуже  видеть,  и  внимание  мое  рассеиваетсЯ.   Њне
приходитсЯ отводить глаза от текста и опЯть внезапно  взглЯдывать  на  него;
совершенно так же, как длЯ того, чтобы судить о  красоте  алого  цвета,  нам
рекомендуют  несколько  раз   скользнуть   по   нему   глазами,   неожиданно
отворачиваЯсь и взглЯдываЯ опЯть. …сли какаЯ-нибудь книга менЯ раздражает, Я
выбираю другую и погружаюсь в чтение только в те часы, когда  менЯ  начинает
охватывать тоска от бездельЯ.
     џ  редко  читаю  новых  авторов,  ибо   древние   кажутсЯ   мне   более
содержательными и более тонкими, однако не  берусь  при  этом  за  греческих
авторов, ибо мое знание греческого Языка не превышает познаний  ребенка  или
ученика.
     Љ числу книг просто занимательных  Я  отношу  из  новых  -  "„екамерон"
Ѓоккаччо, ђабле и "Џоцелуи" €оанна ‘екунда [2], если их  можно  поместить  в
эту рубрику. —то касаетсЯ "Ђмадиса" [3] и сочинений в  таком  роде,  то  они
привлекали мой интерес только в детстве. ‘кажу еще - может  быть,  смело,  а
может,  безрассудно,  -   что   моЯ   состарившаЯсЯ   и   отЯжелевшаЯ   душа
нечувствительна больше не только к Ђриосто,  но  и  к  доброму  Ћвидию:  его
легкомыслие и прихоти фантазии, приводившие менЯ когда-то в восторг,  сейчас
не привлекают менЯ.
     џ свободно высказываю свое мнение обо всем, даже о вещах, превосходЯщих
иногда мое понимание и совершенно не относЯщихсЯ к моему ведению. Њое мнение
о них не есть мера самих вещей, оно лишь должно разъЯснить, в какой  мере  Я
вижу эти вещи. Љогда во мне вызывает отвращение,  как  произведение  слабое,
"Ђксиох" [4] Џлатона, то, учитываЯ имЯ автора, мой ум не доверЯет  себе:  он
не  настолько  глуп,  чтобы  противопоставлЯть  себЯ   авторитету   стольких
выдающихсЯ  мужей  древности,  которых  он  считает   своими   учителЯми   и
наставниками и вместе с которыми он готов ошибатьсЯ. Ћн ополчаетсЯ на себЯ и
осуждает себЯ либо за то, что останавливаетсЯ на поверхности ЯвлениЯ,  не  в
силах проникнуть в самую его суть, либо  за  то,  что  рассматривает  его  в
каком-то ложном свете. Њой ум довольствуетсЯ тем, чтобы только оградить себЯ
от неЯсности и путаницы, что же касаетсЯ его слабости, то он охотно признает
ее. Ћн полагает, что дает правильное истолкование  ЯвлениЯм,  вытекающим  из
его пониманиЯ, но они нелепы и неудовлетворительны. Ѓольшинство басен  ќзопа
многосмысленны и многообразны в своем значении.  ’е,  кто  истолковывает  их
мифологически, выбирают какой-нибудь образ, который хорошо вЯжетсЯ с басней,
но длЯ многих это лишь первый попавшийсЯ и поверхностный образ; есть  другие
более Яркие, более существенные и глубокие образы, до которых они не  смогли
добратьсЯ: так же поступаю и Я.
     Ћднако, возвращаЯсь к прерванной  нити  изложениЯ,  скажу:  мне  всегда
казалось, что в поэзии издавна первое  место  занимают  ‚ергилий,  ‹укреций,
Љатулл и ѓораций, в особенности "ѓеоргики" ‚ергилиЯ, которые Я считаю  самым
совершенным поэтическим произведением; при сравнении их с "ќнеидой" нетрудно
убедитьсЯ, что в ней есть места, которые автор, несомненно, еще отделал  бы,
если бы у него был досуг.  Ќаиболее  совершенной  мне  представлЯетсЯ  пЯтаЯ
книга "ќнеиды". ‹юблю Я также ‹укана и охотно его читаю; Я не так  ценю  его
стиль, как его самого, правильность его  мнений  и  суждений.  —то  касаетсЯ
любезного ’еренциЯ, нежной прелести и изЯщества его латинского Языка,  то  Я
нахожу,  что  он  превосходен  в  верном  изображении  душевных  движений  и
состоЯниЯ нравов; наши поступки то и дело  заставлЯют  менЯ  возвращатьсЯ  к
нему. ‘колько бы раз Я его ни читал, Я всегда нахожу в нем новую прелесть  и
изЯщество. ‹юди времен, близких к ‚ергилию, жаловались на то, что  некоторые
сравнивали его  с  ‹укрецием.  џ  нахожу,  что  это  действительно  неравные
величины, и  особенно  укреплЯюсь  в  этом  убеждении,  когда  вчитываюсь  в
какой-нибудь прекрасный стих ‹укрециЯ. Ќо если этих людей обижало  сравнение
‚ергилиЯ с ‹укрецием, то что сказали бы они о варварской глупости тех, кто в
настоЯщее времЯ сравнивает ‚ергилиЯ с Ђриосто, и  что  сказал  бы  по  этому
поводу сам Ђриосто?

     Ћ saeculum insipiens et infacetum!

     {Ћ, неразумный и грубый век! [5] (лат. ).}

     џ полагаю, что древние имели еще больше оснований обижатьсЯ на тех, кто
равнЯл с Џлавтом ’еренциЯ (ибо последний гораздо утонченнее),  чем  на  тех,
кто сравнивал ‹укрециЯ с ‚ергилием. „лЯ истинной оценки ’еренциЯ и признаниЯ
его превосходства важно отметить то, что только его - и  никого  другого  из
его сословиЯ - постоЯнно цитирует отец римского красноречиЯ [6],  и  большое
значение имеет тот приговор,  который  вынес  ’еренцию  первый  судьЯ  среди
римских поэтов [7]. Њне часто приходило на ум, что  в  наше  времЯ  те,  кто
беретсЯ сочинЯть комедии, - как, например, итальЯнцы, у которых есть в  этой
области большие удачи, - заимствуют три-четыре сюжета  из  комедий  ’еренциЯ
или Џлавта и пишут на этой основе свои произведениЯ.  ‚  одной  комедии  они
нагромождают пЯть-шесть новелл Ѓоккаччо. ’акой способ добычи  материала  длЯ
своих писаний  объЯснЯетсЯ  тем,  что  они  не  доверЯют  своим  собственным
дарованиЯм; им необходимо нечто прочное, на что они могли бы  оперетьсЯ,  и,
не  имеЯ  ничего  своего,  чем  они  могли  бы  нас  привлечь,   они   хотЯт
заинтересовать нас новеллой. Ќечто  обратное  видим  мы  у  ’еренциЯ:  перед
совершенством его литературной манеры бледнеет интерес к  сюжету  его  пьес;
его изЯщество и остроумие все времЯ приковывают наше внимание, он всегда так
занимателен, - Laquidus purogue simillimus amni {џсен, подобен чистому ручью
[8] (лат. ).} - и так восхищает нашу душу своим талантом, что мы забываем  о
достоинствах разрабатываемой им фабулы.
     ќто мое соображение приводит менЯ к  другому  замечанию.  џ  вижу,  что
прекрасные античные поэты избегали  не  только  напыщенности  и  причудливой
выспренности испанцев или петраркистов, но даже тех умеренных изощренностей,
которые ЯвлЯютсЯ украшением всех поэтических творений  позднейшего  времени.
‚сЯкий тонкий знаток сожалеет, встречаЯ их у античного поэта, и  несравненно
больше  восхищаетсЯ  цветущей  красотой  и  неизменной  гладкостью  эпиграмм
Љатулла, чем теми едкими остротами, которыми Њарциал уснащает концовки своих
эпиграмм. ќто и побудило менЯ высказать  выше  то  же  соображение,  которое
Њарциал высказывал применительно  к  себе,  а  именно:  minus  illi  ingenio
laborandum fuit, in cuius locum materia successerat {Ќе  приходилось  делать
больших усилий там, где ум заменен был сюжетом [9] (лат. ).}. Џоэты  первого
рода без всЯкого напрЯжениЯ и усилий легко  проЯвлЯют  свой  талант:  у  них
всегда есть над чем посмеЯтьсЯ, им не нужно щекотать себЯ, поэты же  другого
толка нуждаютсЯ в посторонней помощи. —ем у них меньше таланта,  тем  важнее
длЯ них сюжет. Ћни норовЯт ездить верхом на коне, потому что чувствуют  себЯ
недостаточно твердо на собственных ногах. ’очно так же у нас на  балах  люди
простого  званиЯ,  не  обладаЯ  хорошими  манерами   дворЯнства,   стараютсЯ
отличитьсЯ  какими-нибудь  рискованными  прыжками  или  другими   необычными
движениЯми и фокусами. Џодобно этому и дамы лучше умеют держатьсЯ при  таких
танцах, где есть различные фигуры и телодвижениЯ, чем во времЯ торжественных
танцев, когда им приходитсЯ только двигатьсЯ  естественным  шагом,  сохранЯЯ
свое обычное изЯщество и умение  непринужденно  держатьсЯ.  Њне  приходилось
равным образом видеть, как превосходные  шуты,  оставаЯсь  в  своем  обычном
платье и ничем не отличаЯсь в своих манерах от прочих людей, доставлЯли  нам
все то удовольствие, какое только может давать их искусство, между  тем  как
ученикам и тем, кто не имеет такой хорошей  выучки,  чтобы  нас  рассмешить,
приходилось пудрить себе  лицо,  напЯливать  какой-нибудь  нарЯд  и  корчить
страшные рожи. ‚ правильности высказанного мною выше  суждениЯ  можно  лучше
всего  убедитьсЯ,  если  сравнить  "ќнеиду"  с  "Ќеистовым  ђоландом".  ‘тих
‚ергилиЯ уверенно парит в высоте и неизменно следует  своему  пути;  что  же
касаетсЯ ’ассо, то он перепархивает с одного сюжета на другой, точно с ветки
на ветку, полагаЯсь на свои крыльЯ лишь  длЯ  очень  короткого  перелета,  и
делает остановки в конце каждого  эпизода,  боЯсь,  что  у  него  перехватит
дыхание и иссЯкнут силы:

     Excursusque breves tentat.

     {ђешаЯсь только на короткие перелеты [10] (лат. ).}

     ‚от авторы, которые мне  больше  всего  нравЯтсЯ  в  этих  литературных
жанрах.
     —то же касаетсЯ другого круга моего чтениЯ,  при  котором  удовольствие
сочетаетсЯ с несколько большей пользой, - так как  с  помощью  этих  книг  Я
учусь развивать свои мысли и  понЯтиЯ,  -  то  сюда  относЯтсЯ  произведениЯ
Џлутарха - с тех пор как он переведен на французский Язык -  и  ‘енеки.  Ћба
эти автора обладают важнейшим длЯ менЯ достоинством: та наука, которую  Я  в
них ищу, дана у них не в систематическом изложении, а в  отдельных  очерках,
поэтому  длЯ  одолениЯ  их  не  требуетсЯ  упорного  труда,  к  которому   Я
неспособен.  ’аковы  мелкие  произведениЯ  Џлутарха   и   "Џисьма"   ‘енеки,
составлЯющие лучшую и наиболее полезную  часть  их  творений.  Њне  не  надо
делать никаких усилий, чтобы засесть за них, и Я могу оборвать  чтение,  где
мне захочетсЯ, ибо отдельные части  этих  произведений  не  свЯзаны  друг  с
другом. Ћба эти автора сходЯтсЯ в рЯде своих полезных и правильных взглЯдов;
сходна во многом и их судьба: оба они родились почти в одном веке, оба  были
наставниками двух римских императоров  [11],  оба  были  выходцами  из  иных
стран, были богаты и  могущественны.  €х  учение  -  это  сливки  философии,
преподнесенной в простой и доступной форме.  Џлутарх  более  единообразен  и
постоЯнен,  ‘енека  более  изменчив  и  гибок.  ‘енека   прилагает   усилиЯ,
упорствует и стремитсЯ  вооружить  добродетель  против  слабости,  страха  и
порочных склонностей, между тем как Џлутарх не придает им  такого  значениЯ,
он не желает из-за этого торопитьсЯ и  вооружатьсЯ.  Џлутарх  придерживаетсЯ
взглЯдов Џлатона, терпимых и подходЯщих длЯ гражданского общества. ‘енека же
- сторонник стоических и эпикурейских воззрений, значительно  менее  удобных
длЯ общества, но, по-моему, более пригодных длЯ отдельного человека и  более
стойких. Џохоже на то, что ‘енека  до  известной  степени  порицает  тиранию
императоров своего времени, ибо когда он  осуждает  дело  благородных  убийц
–езарЯ, то Я убежден, что с его стороны это суждение вынужденное; Џлутарх же
всегда свободен в своих высказываниЯх. ЏисаниЯ  ‘енеки  пленЯют  живостью  и
остроумием,  писаниЯ  Џлутарха  -  содержательностью.  ‘енека   вас   больше
возбуждает  и  волнует,   Џлутарх   вас   больше   удовлетворЯет   и   лучше
вознаграждает. Џлутарх ведет нас за собой, ‘енека нас толкает.
     —то касаетсЯ –ицерона, то  длЯ  моей  цели  могут  служить  те  из  его
произведений,  которые  трактуют   вопросы   так   называемой   нравственной
философии. Ќо, говорЯ прЯмо и откровенно (а ведь когда  стыд  преодолен,  то
больше себЯ не сдерживаешь),  его  писательскаЯ  манера  мне  представлЯетсЯ
скучной, как и  всЯкие  другие  писаниЯ  в  таком  же  роде.  „ействительно,
подразделениЯ,  предисловиЯ,  определениЯ,  всЯкого   рода   этимологические
тонкости занимают  большую  часть  его  писаний,  и  та  долЯ  сердцевины  и
существенного, что в них имеетсЯ, терЯетсЯ из-за этих длинных приготовлений.
Љогда Я, потратив час на чтение  его,  -  что  длЯ  менЯ  много,  -  начинаю
перебирать,  что  Я  извлек  из  него  путного,  то  в  большинстве  случаев
обнаруживаю, что ровным счетом ничего, ибо он еще не перешел  к  обоснованию
своих положений и не добралсЯ до того узлового пункта, который  Я  ищу.  „лЯ
менЯ, который хочет стать  только  более  мудрым,  а  не  более  ученым  или
красноречивым, эти логические и аристотелевские подразделениЯ совершенно  ни
к чему: Я хочу, чтобы  начинали  с  последнего,  самого  важного  пункта;  Я
достаточно понимаю, что такое наслаждение и что такое  смерть,  -  пусть  не
тратЯт времени на копанье в этом: Я ищу  прежде  всего  убедительных  веских
доводов,  которые  научили  бы  менЯ  справлЯтьсЯ   с   этими   вещами.   Ќи
грамматические ухищрениЯ, ни остроумные словосочетаниЯ и тонкости здесь ни к
чему: Я хочу суждений, которые затрагивали бы самую суть дела, между тем как
–ицерон ходит вокруг да около. …го манера хороша длЯ школы, длЯ  адвокатской
речи, длЯ проповеди, когда мы можем себе позволить вздремнуть немного и  еще
через четверть часа  вполне  успеем  уловить  нить  изложениЯ.  ’ак  следует
разговаривать с судьЯми, которых не мытьем, так катаньем хотЯт  склонить  на
свою сторону, с детьми и с простым народом, которому надо  рассказывать  обо
всем, чтобы его  пронЯть.  џ  не  хочу,  чтобы  старались  подстрекнуть  мое
внимание и пЯтьдесЯт раз кричали мне по примеру наших глашатаев: "‘лушайте!"
ђимлЯне провозглашали в своих молитвах: "Ќос age!" {„елай  это!  [12]  (лат.
).}, что соответствует нашему "Sursum corda!" {‚высь  да  стремЯтсЯ  сердца!
[13] (лат. ).} - это тоже длЯ менЯ совершенно излишние слова. џ приступаю  к
делу, будучи вполне готов: мне не нужно ни лакомой  приманки,  ни  соуса,  Я
охотно ем  готовое  мЯсо,  а  эти  подготовки  и  вступлениЯ  не  только  не
возбуждают моего аппетита, а, наоборот, ослаблЯют и утомлЯют его.
     Ќе послужит ли распущенность нашего века достаточным оправданием  моего
свЯтотатства, если Я позволю себе сказать, что нахожу также тЯгучими диалоги
самого Џлатона? ‚едь даже  у  него  предмет  исследованиЯ  слишком  заслонен
формой изложениЯ, и мне жаль, что этот человек, который мог сказать  столько
замечательных  вещей,  тратил  свое   времЯ   на   эти   длинные,   ненужные
подготовительные разговоры. Њое невежество послужит мне  извинением  в  том,
что Я ничего не понимаю в красоте его Языка.
     џ вообще отдаю предпочтение книгам, которые используют достижениЯ наук,
а не тем, которые созидают сами эти науки.
     ЏисаниЯ Џлутарха и ‘енеки, а также  ЏлиниЯ  и  им  подобных  отнюдь  не
пестрЯт этими "Ќос age!"; они хотЯт иметь дело с людьми, которые  сами  себЯ
предупредили, а в тех случаЯх, когда в них содержитсЯ такое "Ќос age!",  оно
относитсЯ к существу дела и имеет особое оправдание.
     џ охотно читаю также "Џисьма  к  Ђттику"  –ицерона  [14]