     „о свиданьЯ. ‡а слова спасибо.

             апрель 1960

     * ‘тихотворение отсутствует во 2-м изд.  ‘€Ѓ. Ѓорис Ђбрамыч -- ‘луцкий.
-- ‘. ‚.

--------
        Љнига

          "Џришлите мне книгу со счастливым концом..."
           Ќазым •икмет

     Џутешественник, наконец, обретает ночлег.
     —естнЯга-блондин расправлЯетсЯ с подлецом.
     ЉрестьЯнин смотрит на деревьЯ
         и запирает хлев
     на последней странице
         книги
     со счастливым концом.
     “поминавшиесЯ созвездиЯ капают в тишину,
     в закрытые окна, на смежающиесЯ ресницы.

         ...‚ первой главе деревьЯ
     молча приникли к окну,
     и в уснувших больницах больные кричат, как птицы.
     €ногда романы заканчиваютсЯ днем.
     “ченый открывает окно, закономерность открыв,
     тот путешественник
         скрываетсЯ за холмом,
     остальные герои встречаютсЯ в обеденный перерыв.
     ќкономика стабилизируетсЯ,
     социолог отбрасывает сомнениЯ.
     “ элегантных баров
         блестЯт скромные машины.
     ‚ойны окончены. Џодрастает поколение.
     <i>ЉаждаЯ женщина может рассчитывать на мужчину.</i>
     Ѓлондины излагают разницу
         между добром и злом.
     ‚се деревьЯ -- в полдень -- укрывают крестьЯнина тенью.
     ‚се самолеты благополучно
         возвращаютсЯ на аэродром.
     ‚се капитаны
         отчетливо видЯт землю.
     ѓлупцы умнеют. ‹гуны перестают врать.
     “ подлеца, естественно, ничего не вышло.
     ...…сли в первой главе кто-то продолжает орать,
     то в тридцатой это, разумеетсЯ же, не слышно.
     ‘ексуальнаЯ одержимость и социальный оптимизм,
     хорошие эпиграфы из вилланделей, сонетов, канцон,
     полудетективный сюжет, именуемый -- жизнь.
     ...Џришлите мне эту книгу со счастливым концом!

             22 августа 1960, ‹енинград

     * ‘тихотворение отсутствует во 2-м изд. ‘€Ѓ. -- ‘. ‚.

--------
        ќлегиЯ

     €здержки духа -- выкрики ума
     и логика, -- вы равно хороши,
     когда опЯть белесаЯ зима
     бредет в полЯх безмолвнее души.

     Ћ чем тогда Я думаю один,
     зачем глЯжу ей пристально вослед.
     Ќа этот раз декабрь предвосхитил
     ее февральских оттепелей свет.

     Љакие предстоЯт нам холода.
     Ќо, обогреты давностЯми, мы
     не помним, как нисходЯт города
     на тЯгостные выдохи зимы.

     Ѓезумные и злобные полЯ!
     Ѓезумна и безмерна тишина их.
     ’о не покой, то темнаЯ землЯ
     об облике ином напоминает.

     Љакой-то ужас в этой белизне.
     € вижу Я, что жизнь идет как вызов
     бесславию, упавшему извне
     на эту неосознанную близость.

             10 декабрЯ 1960

--------
        * * *

     ’еперь все чаще чувствую усталость,
     все реже говорю о ней теперь,
     о, помыслов души моей кустарность,
     веселаЯ и теплаЯ артель.

     Љаких ты птиц себе изобретаешь,
     кому их даришь или продаешь,
     и в современных гнездах обитаешь,
     и современным голосом поешь?

     ‚ернись, душа, и перышко мне вынь!
     Џускай о славе радио споет нам.
     ‘кажи, душа, как выглЯдела жизнь,
     как выглЯдела с птичьего полета?

     Џокуда снег, как из небытиЯ,
     кружит по незатейливым карнизам,
     рисуй о смерти, улица моЯ,
     а ты, о птица, вскрикивай о жизни.

     ‚от Я иду, а где-то ты летишь,
     уже не слыша сетований наших,
     вот Я живу, а где-то ты кричишь
     и крыльЯми взволнованными машешь.

             11 декабрЯ 1960

--------
        ‚альсок

     ЏроснулсЯ Я, и нет руки,
     а было пальцев пЯть.
     ‚ моих глазах пошли круги,
     и Я заснул опЯть.

     ЏроснулсЯ Я, и нет второй.
     Ћпасно долго спать.
     Ќо Ѓог шепнул: глаза закрой,
     и Я заснул опЯть.

     ЏроснулсЯ Я, и нету ног,
     бежит на грудь слеза.
     ЏроснулсЯ Я: несут венок,
     и Я закрыл глаза.

     ЏроснулсЯ Я, а Я исчез,
     совсем исчез -- и вот
     в свою постель смотрю с небес:
     лежит один живот.

     ЏроснулсЯ Я, а Я -- в раю,
     при мне -- душа одна.
     € Я из тучки вниз смотрю,
     а там давно война.

             1960

     * ‘тихотворение отсутствует во 2-м изд. ‘€Ѓ. -- ‘. ‚.

--------
        ѓлаголы

     ЊенЯ окружают молчаливые глаголы,
     похожие на чужие головы
         глаголы,
     голодные глаголы, голые глаголы,
     главные глаголы, глухие глаголы.

     ѓлаголы без существительных. ѓлаголы -- просто.
     ѓлаголы,
         которые живут в подвалах,
     говорЯт -- в подвалах, рождаютсЯ -- в подвалах
     под несколькими этажами
     всеобщего оптимизма.

     Љаждое утро они идут на работу,
     раствор мешают и камни таскают,
     но, возводЯ город, возводЯт не город,
     а собственному одиночеству памЯтник воздвигают.

     € уходЯ, как уходЯт в чужую памЯть,
     мерно ступаЯ от слова к слову,
     всеми своими тремЯ временами
     глаголы однажды восходЯт на ѓолгофу.

     € небо над ними
     как птица над погостом,
     и, словно стоЯ
         перед запертой дверью,
     некто стучит, забиваЯ гвозди
     в прошедшее,
     в настоЯщее,
     в будущее времЯ.

     Ќикто не придет, и никто не снимет.
     ‘тук молотка
     вечным ритмом станет.

     ‡емли гипербол лежит под ними,
     как небо метафор плывет над нами!

             1960

--------
        * * *

           Z. K.

     ‹ети отсюда, белый мотылек.
     џ жизнь тебе оставил. ќто почесть
     и знак того, что путь твой недалек.
     ‹ети быстрей. Ћ ветре позабочусь.
     …ще Я сам дохну тебе вослед.
     Ќесись быстрей над голыми садами.
     ‚перед, родной. Џоследний мой совет:
     Ѓудь осторожен там, над проводами.
     —то ж, Я тебе препоручил не весть,
     а некую настойчивую грезу;
     должно быть, ты одно из тех существ,
     мелькавших на полЯх метемпсихоза.
     ‘мотри ж, не попади под колесо
     и птиц минуй движением обманным.
     € нарисуй пред ней мое лицо
     в пустом кафе. € в воздухе туманном.

             1960

--------
        Ћписание утра

           Ђ. ђутштейну

     Љак вагоны раскачиваютсЯ,
     направо и налево,
     как
     кинолента рассвета
     раскручиваетсЯ неторопливо,
     как пригородные трамваи
     возникают из-за деревьев
     в горизонтальном пейзаже
     предместиЯ и залива,--

     Я все это видел,
     Я посейчас
     все это вижу:
     их движенье то же,
     остановки их -- точно те же,
     ниже воды и пыльной
     травы повыше,
     о, как они катЯтсЯ
     по заболоченному побережью

     в маленький сон
     в маленький свет
     природы,
     из короткой перспективы
     увеличиваЯсь, возникаЯ,
     витиеватые автострады
     с грузовиками, с грузовиками, с грузовиками.

     ’ы плыви, мой трамвай,
     ты кораблик, кораблик утлый,
     никогда да не будет
     с тобою кораблекрушеньЯ.
     Џассажиры твои --
     обобщЈнные образы утра
     в современной песенке
     общественных отношений.

     ’ы плыви. ’ы раскачивай
     фонарики угнетеньЯ
     в бесконечное утро
     и короткие жизни,
     к озаренной патрицианскими
     светильниками
     метрополитена
     реальной улыбке
     человеческого автоматизма.

     “вози их маленьких,
     их неправедных, их справедливых.
     Џусть останутсЯ краски
     лишь коричневаЯ да голубаЯ.
     ‘оскочить с трамваЯ
     и бежать к заливу,
     бежать к заливу,
     в горизонтальном пейзаже
     падаЯ, утопаЯ.

             1960

     * ‘тихотворение отсутствует во 2-м изд. ‘€Ѓ. -- ‘. ‚.

--------
        ‘ад

     Ћ, как ты пуст и нем!
         ‚ осенней полумгле
     сколь призрачно царит прозрачность сада,
     ѓде листьЯ приближаютсЯ к земле
     великим тЯготением распада.

     Ћ, как ты нем!
         “жель твоЯ судьба
     в моей судьбе угадывает вызов,
     и гул плодов, покинувших тебЯ,
     как гул колоколов, тебе не близок?

     ‚еликий сад!
         „аруй моим словам
     стволов круженье, истины круженье,
     где Я бреду к изогнутым ветвЯм
     в паденье листьев, в сумрак вожделеньЯ.

     Ћ, как дожить
         до будущей весны
     твоим стволам, душе моей печальной,
     когда плоды твои унесены,
     и только пустота твоЯ реальна.

     Ќет, уезжать!
         Џускай когда-нибудь
     менЯ влекут громадные вагоны.
     Њой дольний путь и твой высокий путь --
     теперь они тождественно огромны.

     Џрощай, мой сад!
         Ќадолго ль?.. Ќавсегда.
     •рани в себе молчание рассвета,
     великий сад, ронЯющий года
     на горькую идиллию поэта.

             1960

--------
        ‘трельнинскаЯ элегиЯ

     „ворцов и замков свет, дворцов и замков,
     цветник кирпичных роз, зимой расцветших,
     какой родной пейзаж утрат внезапных,
     какой прекрасный свист из лет прошедших.

     Љак будто чей-то след, давно знакомый,
     ты видишь на снегу в стране сонливой,
     как будто под тобой не брег искомый,
     а прежнЯЯ землЯ любви крикливой.

     Љак будто Я себЯ и всех забуду,
     и ты уже ушла, простилась даже,
     как будто ты ушла совсем отсюда,
     как будто умерла вдали от плЯжа.

     ’ы вдруг вошла навек в электропоезд,
     увидела на миг закат и крыши,
     а Я еще стою в воде по поЯс
     и дальний гром колес прекрасный слышу.

     ’ебЯ здесь больше нет. Ќе будет боле.
     ‡абвеньЯ свет в страну тоски и боли
     слетает вновь на золотую тризну,
     прекрасный свет над незнакомой жизнью.

     ‚се так же фонари во мгле белеют,
     все тот же теплоход в заливе стынет,
     кружитсЯ новый снег, и козы блеют,
     как будто эта жизнь тебЯ не минет.

     ’ебЯ здесь больше нет, не будет боле,
     пора и мне из этих мест в дорогу.
     ‡абвеньЯ нет. € нет тоски и боли,
     тебЯ здесь больше нет -- и слава Ѓогу.

     Џусть подведут конЯ -- и ногу в стремЯ,
     все та же предо мной златаЯ ‘трельна,
     как будто вновь залив во мгле белеет,
     и вьетсЯ новый снег, и козы блеют.

     Љак будто бы зимой в деревне царской
     ЯвлЯетсЯ мне тень любви напрасной,
     и жизнь опЯть бежит во мгле Январской
     замерзшею волной на брег прекрасный.

             1960

--------
        —ерез два года

     Ќет, мы не стали глуше или старше,
     мы говорим слова свои, как прежде,
     и наши пиджаки темны все так же,
     и нас не любЯт женщины все те же.

     € мы опЯть играем временами
     в больших амфитеатрах одиночеств,
     и те же фонари горЯт над нами,
     как восклицательные знаки ночи.

     †ивем прошедшим, словно настоЯщим,
     на будущее времЯ не похожим,
     опЯть не спим и забываем спЯщих,
     и так же дело делаем все то же.

     •рани, о юмор, юношей веселых
     в сплошных круговоротах тьмы и света
     великими длЯ славы и позора
     и добрыми -- длЯ суетности века.

             1960

--------
        Џесенка

     Џо холмам поднебесьЯ,
     по дороге неблизкой,
     возвращаЯсь без песни
     из земли италийской,
     над страной огородов,
     над родными полЯми
     пролетит зимородок
     и помашет крылами.

     € с высот Ћлимпийских,
     недоступных длЯ галки,
     там, на склонах альпийских,
     где желтеют фиалки, --
     хоть глаза ее зорки
     и простор не тревожит, --
     видит птичка пригорки,
     но понЯть их не может.

     Њежду сосен на кручах
     птица с криком кружитсЯ
     и, замешкавшись в тучах,
     вновь в отчизну стремитсЯ.
     ЏомнЯт только вершины
     да цветущие маки,
     что на Њонте-Љассино
     это были полЯки.

             1960(?)

--------
        * * *

           ‹. Њ.

     Џриходит времЯ сожалений.
     Џри полусвете фонарей,
     при полумраке озарений
     не узнавать учителей.

     ’ак что-то движетсЯ меж нами,
     живет, живет, отговорив,
     и, побеждаЯ временами,
     зовет любовников своих.

     € всЯ-то жизнь -- биенье сердца,
     и говор фраз, да плеск вины,
     и ночь над лодочкою секса
     по светлой речке тишины.

     ЏростимсЯ, позднее творенье
     моих навЯзчивых щедрот,
     побед унылое паренье
     и утлой нежности полет.

     Ћ ѓосподи, что движет миром,
     пока мы слабо говорим,
     что движет образом немилым
     и дышит обликом моим.

     ‡атем, чтоб с темного газона
     от унизительных утрат
     сметать межвременные зерна
     на победительный асфальт.

     Ћ, все приходит понемногу
     и говорит -- живи, живи.
     Љружи, кружи передо мною
     безумным навыком любви.

     ‘вети на горестный посев,
     фонарь сегоднЯшней печали,
     и пожимай во тьме плечами
     и сокрушайсЯ обо всех.

             февраль -- март 1961

--------
        * * *

     Џриходит март. џ сызнова служу.
     ‚ несчастливом кружении событий
     изменчивую прелесть нахожу
     в смешеньи незначительных наитий.

     ‚оскресный свет все менее манит
     бежать ежевечерних откровений,
     покуда утомительно шумит
     на улицах мой век полувоенный.

     ‚оскресный свет. ‚се кажетсЯ не та,
     не та толпа, и тЯгостны поклоны.
     Ћ, времЯ, послужи, как пустота,
     часам, идущим в доме Ђпполона.

     Ђ мир живет, как старый однодум,
     и снова что-то страшное бормочет,
     покуда мы приравниваем ум
     к пределам и деЯниЯм на ощупь.

     Љак мало на земле Я проживу,
     все занЯтый невечными делами,
     и полдни зимние столпЯтсЯ над столами,
     как будто Я их сызнова зову.

     Ќо что-нибудь останетсЯ во мне --
     в живущем или мертвом человеке --
     и вырветсЯ из мира и извне
     расстанетсЯ, свободное навеки.

     •вала развЯзке. ‡анавес. Љонец.
     Љонец. ђазъезд. ѓалантность провожатых,
     у светлых лестниц к зеркалам прижатых,
     и лавровый заснеженный венец.

             март 1961

--------
        ’ри главы

        ѓлава 1

     Љогда-нибудь, болтливый умник,
     среди знакомств пройдет зима,
     когда в Њоскве от узких улиц
     сойду когда-нибудь с ума,

     на шумной родине балтийской
     среди худой полувесны
     протарахтЯт полуботинки
     по лестнице полувойны,

     и дверь откроетсЯ. Ћ памЯть,
     смотри, как улица пуста,
     один асфальт под каблуками,
     наклон ‹итейного моста.

     € в этом ровном полусвете
     смешеньЯ равных непогод
     не дай нам Ѓог кого-то встретить,
     ужасен будет пешеход.

     € с криком сдавленным обратно
     ты сразу бросишьсЯ, вослед
     его шаги и крик в парадном,
     дома стоЯт, парадных нет,

     да город этот ли? Ќе этот,
     здесь не поймают, не убьют,
     сойдут с ума, сведут к поэту,
     тепло, предательство, приют.

        ѓлава 2

     Џолуапрель и полуслЯкоть,<a href=#fn_53_1><sup>1</sup></a>
     любви, любви полупитьЯ,
     и одинокость, одинакость
     над полуправдой бытиЯ,

     что ж, переменим, переедем,
     переживем, полудыша,
     о, никогда ни тем, ни этим
     не примиреннаЯ душа,

     и все, что менее тоскливо,
     напоминает желтый лед,
     и небо ”инского залива
     на невский пригород плывет.<a href=#fn_53_2><sup>2</sup></a>

     “же не суетный, небрежный,
     любовник брошенный, пижон,
     забывший скуку побережий
     и меру времени -- сезон,

     чего не станет с человеком,
     грехи не все, дела не все,
     шумит за дюнами и снегом,
     шумит за дюнами шоссе,

     какаЯ разница и разность,
     и вот -- автобус голубой,
     глЯдишь в окно, и безвозвратность
     все тихо едет за тобой.

        ѓлава 3

     Ќичто не стоит сожалений,
     люби, люби, а все одно, --
     знакомств, любви и поражений
     нам переставить не дано.

     € вот весна. ‘тупать обратно
     сквозь черно-белые дворы,
     где на железные ограды
     ложатсЯ легкие стволы

     и жизнь проходит в переулках,
     как обедневшаЯ семьЯ.
     ‹етит на цинковые урны
     и липнет снег небытиЯ.

     ‚ойди в подъезд неосвещенный
     и вытри слезы и опЯть
     смотри, смотри, как возмущенный
     Ѓорей все гонит воды вспЯть.

     Људа ж идти? ‚от рЯд оконный,
     фонарь, парадное, уют,
     любовь и смерть, слова знакомых,
     и где-то здесь тебе приют.

             апрель 1961

     <a name=fn_53_1></a><sup>1</sup> ђанний вариант (по ”‚): "Ђпрель, сумЯтица и кротость" -- ‘. ‚.

     <a name=fn_53_2></a><sup>2</sup> ђанний вариант строфы (по ”‚): -- ‘. ‚.

     как будто более тоскливы
     чужой и собственной тщеты,
     вдоль нас и ”инского залива
     стоЯт рекламные щиты.

--------
        ѓость (поэма)

        ѓлава 1

     „рузьЯ мои, ко мне на этот раз.
     ‚от улица с осенними дворцами,
     но не асфальт, покрытаЯ торцами,
     друзьЯ мои, вот улица длЯ вас.

     ‡десь бедные любовники, легки,
     под вечер в парикмахерских толпЯтсЯ,
     и сигареты белые дымЯтсЯ,
     и белые дрожат воротники.

     ‚от книжный магазин, но небогат
     любовью, путешествием, стихами,
     и на балконах звЯкают стаканы,
     и занавеси тихо шелестЯт.

     џ обращаюсь в слух, Я обращаюсь в слух,
     вот возгласы и платьев шум нарЯдный,
     как эти звуки родины приЯтны
     и коротко желание услуг.

     ‚се жизнь не та, все, кажетсЯ, на сердце
     лежит иной, несовременный груз,
     и все волнует маленькую грудь
     в малиновой рубашке фарисейства.

     ‡ачем же так. ‘тихи мои -- добрей.
     ‘корей от этой ругани подстрочной.
     ‚от фонари, под вывеской молочной
     коричневые крылышки дверей.

     ‚от улица, вот улица, не редкость --
     одним концом в коричневую мглу,
     и рЯдом детство плачет на углу,
     а мимо все проноситсЯ троллейбус.

     Љогда-нибудь, со временем, пойму,
     что тоньше, поучительнее даже,
     что проще и значительней пейзажа
     не скажет времЯ сердцу моему.

     Ќо до сих пор обильностью врагов
     менЯ портрет все более заботит.
     € вот теперь по улице проходит
     шагами быстрыми любовь.

     Ќе мне спешить, не мне бежать вослед
     и на дорогу сталкивать другого,
     и жить не так. Ќо возглас ранних лет
     опЯть летит.-- Џростите, ради Ѓога.

     Џостойте же. ‚дали ‹итейный мост.
     ‚ы сами видите -- он крыльЯми разводит.
     Џостойте же. Љо мне приходит гость,
     из будущего времени приходит.

        ѓлава 2

     ’еперь покурим белых сигарет,
     друзьЯ мои, и пиджаки наденем,
     и комнату на семь частей поделим,
     и каждому достанетсЯ портрет.

     „а, каждому портрет. „рузьЯ, уместно ль
     заметить вам, вы знаете, друзьЯ,
     приЯтелЯ теперь имею Я...
     ‚от комната моЯ. €з переездов

     всегда сюда. ђодители, семьЯ,
     а дым отечественный запах не менЯет.
     ...ЏриЯтель чем-то вас напоминает...
     „рузьЯ мои, вот комната моЯ.

     ‡десь родина. ‡десь -- будто без прикрас,
     здесь -- прошлым днем и нынешним театром,
     но завтрашний мой день не здесь. Ћ, завтра,
     друзьЯ мои, вот комната длЯ вас.

     ‚от комната любви, диван, балкон,
     и вот мой стол -- вот комната искусства.
     Ђ по торцам грузовики трЯсутсЯ
     вдоль вывесок и розовых погон

     пехотного училища. ЏриЯтель
     идет ко мне по улице моей.
     ‚от комната, не знавшаЯ детей,
     вот комната родительских кроватей.

     Ђ что о ней сказать? Ќе чувствую ее,
     не чувствую, могу лишь перечислить.
     ‚ы знаете... Ђх нет... ‡десь очень чисто,
     все это мать, стараниЯ ее.

     ‚ы знаете, ко мне... Ђх, не о том,
     о комнате с приЯтелем, с которым...
     Ђ вот отец, когда он был майором,
     фотографом он сделалсЯ потом.

     „рузьЯ мои, вот улица и дверь
     в мой красный дом, вот шорох листьев мелких
     на площади, где дерево и церковь
     длЯ тех, кто верит ѓосподу теперь.

     „рузьЯ мои, вы знаете, дела,
     друзьЯ мои, вы ставите стаканы,
     друзьЯ мои, вы знаете -- пора,
     друзьЯ мои с недолгими стихами.

     „рузьЯ мои, вы знаете, как странно...
     „рузьЯ мои, ваш путь обратно прост.
     „рузьЯ мои, вот гасЯтсЯ рекламы.

     ‚ы знаете, ко мне приходит гость.

        ѓлава 3

     Џо улице, по улице, свистЯ,
     заглЯдываЯ в маленькие окна,
     и уличные голуби летЯт
     и клювами колотЯтсЯ о стекла.

     Љак шепоты, как шелесты грехов,
     как занавес, как штора, одинаков,
     как посвист ножниц, музыка шагов,
     и улица, как белаЯ бумага.

     ’о ѓаммельн или снова Џетербург,
     чтоб адресом опЯть не ошибитьсЯ
     и за углом почувствовать испуг,
     но за углом висит самоубийца.

     Љо мне приходит гость, ко мне приходит гость.
     ѓость лестницы единственной на свете,
     гость совершенных дел и маленьких знакомств,
     гость юности и злобного бессмертьЯ.

     ѓость белой нищеты и белых сигарет,
     ѓость юмора и шуток непоместных.
     ѓость неотложных горестных карет,
     вечерних и полуночных арестов.

     ѓость озера обид -- сих маленьких морей.
     …диный гость и цели и движеньЯ.
     ѓость памЯти моей, поэзии моей,
     великий ѓость побед и униженьЯ.

     Ѓудь гостем, ѓость. џ созову друзей
     (пускай они возвеселЯтсЯ тоже), --
     веселых победительных гостей
     и на ’ебЯ до ужаса похожих.

     ‚от вам приЯтель -- ѓость. ‚от вам приЯтель -- ложь.
     ‚се та же пара рук. ‚се та же пара глаз.
     Ќе завсегдатай -- ѓость, но так на вас похож,
     и только имЯ у него -- Ћтказ.

     ‘мотрите на него. ђазводЯтсЯ мосты,
     ракеты, киноленты, переломы...
     ‹юбите же его. Ћн -- менее, чем стих,
     но -- более, чем проповеди злобы.

     ‹юбите же его. —ем станет человек,
     когда его столетие возвысит,
     когда его возьмет двадцатый век --
     век маленькой стрельбы и страшных мыслей?

     ‹юбите же его. Ћн напрЯгает мозг
     и новым взглЯдом комнату обводит...

     ...Џрощай, мой гость. Љ тебе приходит ѓость.
     Џриходит ѓость. ѓость ‚ремени приходит.

             май 1961, ‹енинград

--------
        ЏамЯти …. Ђ. Ѓаратынского

     Џоэты пушкинской поры,
     ребЯта светские, страдальцы,
     пока старательны пиры,
     романы русские стандартны

     летЯт, как лист календарЯ,
     и как стаканы недопиты,
     как жизни после декабрЯ
     так одинаково разбиты.

     уми, шуми, Ѓалтийский лед,
     неси помещиков обратно.
     Џечален, ѓосподи, их взлет,
     паденье, кажетсЯ, печатно.

     Ћх, каламбур. Љалендари
     все липнут к сердцу понемногу,
     и смерть от родины вдали
     приходит. ‡начит, слава Ѓогу,

     что ради выкрика в толпе
     минувших лет, минувшей страсти
     умолкла песнЯ о себе
     за треть столетиЯ.
         Ќо разве

     о том заботились, любЯ,
     о том пеклись вы, ненавидЯ?
     Ћ нет, вы помнили себЯ
     и поздно понЯли, что выйдет

     на медальоне новых лет
     на фоне общего портрета,
     но звонких уст поныне нет
     на фотографиЯх столетьЯ.

     € та свобода хороша,
     и той стесненности вы рады!
     ‘мотри, как видела душа
     одни великие утраты.

     Ќу, вот и кончились года,
     затем и прожитые вами,
     чтоб наши чувства иногда
     мы звали вашими словами.

     Џоэты пушкинской поры,
     любимцы горестной столицы,
     вот ваши светские дары,
     ребЯта мертвые, счастливцы.

     ‚ы уезжали за морЯ,
     вы забывали про дуэли,
     вы столько чувствовали зрЯ,
     что умирали, как умели.

             19 июнЯ 1961, џкутск

--------
        ‚итезслав Ќезвал

     Ќа Љарловом мосту ты улыбнешьсЯ,
        переезжаЯ к жизни еженощно
        вагончиками пражского трамваЯ,
        добра не знаЯ, зла не забываЯ.

     Ќа Љарловом мосту ты снова сходишь
        и говоришь себе, что снова хочешь
        пойти туда, где город вечерами
        тебе в затылок светит фонарЯми.

     Ќа Љарловом мосту ты снова сходишь,
        прохожим в лица пристально посмотришь,
        который час кому-нибудь ответишь,
        но больше на мосту себЯ не встретишь.

     Ќа Љарловом мосту себЯ запомни:
        тебЯ уносЯт утренние кони.
        ‘кажи себе, что надо возвратитьсЯ,
        скажи, что уезжаешь за границу.

     Љогда опЯть на родину вернешьсЯ,
        плывет по ‚лтаве желтый пароходик.
        Ќа Љарловом мосту ты улыбнешьсЯ
        и крикнешь мне: печаль твоЯ проходит.

     џ говорю, а ты менЯ не слышишь.
        Ќе крикнешь, нет, и слова не напишешь,
        ты мертвых глаз теперь не поднимаешь
        и мой, живой, Язык не понимаешь.

     Ќа Љарловом мосту -- другие лица.
        ‘мотри, как жизнь, что без тебЯ продлитсЯ,
        бормочет вновь, спешит за часом час...
        Љак смерть, что продолжаетсЯ без нас.

             29 июнЯ 1961, џкутиЯ

--------
        * * *

     “езжай, уезжай, уезжай,
     так немного себе остаетсЯ,
     в теплой чашке смертей помешай
     эту горечь и голод, и солнце.

     —то с ней станет, с любовью к тебе,
     ничего, все дольешь, не устанешь,
     ничего не оставишь судьбе,
     слишком хочетсЯ пить в Љазахстане.

     ’ак далеко, как хватит ума
     не понЯть, так хотЯ бы запомнить,
     уезжай за слова, за дома,
     за великие спины знакомых.

     ‚ первый раз, в этот раз, в сотый раз
     сожалеЯ о будущем, реже
     понимаЯ, что каждый из нас
     остаетсЯ на свете все тем же

     человеком, который привык,
     поездами себЯ побеждаЯ,
     по земле разноситьсЯ, как крик,
     навсегда в темноте пропадаЯ.

             29 июнЯ 1961

--------
        Џетербургский роман (поэма в трех частЯх)

        —асть 1. “тро и вечер

        ѓлава 1

           Ђнатолию Ќайману

     ‡абудь себЯ и ненадолго
     кирпич облупленных казарм,
     когда поедешь втихомолку
     на Ќиколаевский вокзал,

     когда немногое отринешь,
     скользЯ в машине вдоль реки,
     смотри в блестЯщие витрины
     на голубые пиджаки.

     Ќо много сломанных иголок
     на платье времени сгубЯ,
     хотЯ бы собственных знакомых
     любить, как самого себЯ.

     Ќу, вот и хлеб длЯ аналогий,
     пока в такси рюкзак и ты.
     •рани вас Ѓоже, Ђнатолий,
     значок короткой суеты

     воткните в узкую петлицу,
     и посреди зеркальных рам
     скользить к ногам, склонЯтьсЯ к лицам
     и все любить по вечерам.

        ѓлава 2

     ђазъезжей улицы развЯзность,
     торцы, прилавки, кутерьма,
     ее купеческаЯ праздность,
     ее доходные дома.

     Ђ все равно тебе приЯтно,
     друзей стрельбы переживЯ,
     на полстолетиЯ обратно
     сюда перевезти себЯ,

     и головою поумневшей,
     не замечающей менЯ,
     склонись до смерти перед спешкой
     и злобой нынешнего днЯ.

     ‘корее с ‹иговки на Ќевский,
     где магазины через дверь,
     где так легко с Љомиссаржевской
     ты разминулсЯ бы теперь.

     ‚сего страшней длЯ человека
     стоЯть с поникшей головой
     и ждать автобуса и века
     на опустевшей мостовой.

        ѓлава 3
        (<i>письмо</i>)

     Љак вдоль коричневой казармы,
     в решетку темную глЯжу,
     когда на узкие каналы
     из тех парадных выхожу,

     как все равны тебе делами,
     чугун ограды не нужней,
     но всЈ понЯтней вечерами
     и всЈ страшней, и всЈ страшней.

     ‹юбимый мой, куда Я денусь,
     но говорю -- живи, живи,
     живи все так и нашу бедность
     стирай с земли, как пот любви.

     Џойми, пойми, что все мешает,
     что век кричит и нет мне сил,
     когда столетье разобщает,
     хотЯ б все менее просил.

     •рани тебЯ, любимый, Ѓоже,
     вернись когда-нибудь домой,
     жалей себЯ все больше, больше,
     любимый мой, любимый мой.

        ѓлава 4

     џ уезжаю, уезжаю,
     опЯть мы дурно говорим,
     опЯть упасть себе мешаю
     пред чешским именем твоим,

     благословлЯй громадный поезд,
     великих тамбуров окно,
     в котором, вылезши по поЯс,
     кричит буфетное вино,

     о, чьи улыбки на колени
     встают в нагревшихсЯ купе,
     и горький грохот удаленьЯ
     опЯть мерещитсЯ судьбе.

     ‹юдмила, Ѓоже мой, как странно,
     что вечной полевой порой,
     из петербургского романа
     уже несчастливый герой,

     любовник брошенный, небрежный,
     но прежний, ѓосподи, на вид,
     Я плачу где-то на ђазъезжей,
     а рЯдом ‹иговка шумит.

        ѓлава 5

     Њоста ‹итейного склоненность,
     ремонт троллейбусных путей,
     круженье набережных сонных,
     как склонность набожных людей

     твердить одну и ту же фразу,
     таков ли шум ночной Ќевы,
     гонимой льдинами на Џасху
     меж Њалоохтенской травы,

     когда, склонЯсь через ограду,
     глЯдит в нее худой апрель,
     блестит вода, и вечно рЯдом
     плывет мертвец Њазереель,

     и, как всегда в двадцатом веке,
     звучит далекаЯ стрельба,
     и где-то ловит человека
     его безумнаЯ судьба,

     там, за рекой среди деревьев,
     все плещет памЯть о гранит,
     шумит Ќева и льдины вертит
     и тЯжко души леденит.

        ѓлава 6

           …. ‚.

     Џрощай, ‚асильевский опрЯтный,
     огни полночные туши,
     гони троллейбусы обратно
     и новых юношей страши,

     дохнув в уверенную юность
     водой, обилием больниц,
     безумной правильностью улиц,
     безумной каменностью лиц.

     Џрощай, не стоит возвращатьсЯ,
     найдЯ в замужестве одно --
     навек на острове остатьсЯ
     среди заводов и кино.

     € гости машут пиджаками
     далеко за полночь в дверЯх,
     легко мы стали чужаками,
     друзей меж линий растерЯв.

     Њосты за мною поднимаЯ,
     в толпе фаллических столбов
     прощай, любовь моЯ немаЯ,
     моЯ знакомаЯ -- любовь.

        ѓлава 7

     Њеж ЏестелЯ и ЊаЯковской
     стоит шестиэтажный дом.
     Љогда-то юный Њережковский
     и ѓиппиус прожили в нем

     два года этого столетьЯ.
     ’еперь на третьем этаже
     живет герой, и времЯ вертит
     свой циферблат в его душе.

     Љогда в Њоскве в петлицу воткнут
     и в площадей неловкий толк
     на полстолетиЯ изогнут
     ‹убЯнки каменный цветок,

     а Џетербург средины века,
     адмиралтейскому кусту
     послав привет, с „зержинской съехал
     почти к ‹итейному мосту,

     и по ѓороховой троллейбус
     не привезет уже к судьбе.
     ‹итейный, бежеваЯ крепость,
     подъезд четвертый кгб.

        ѓлавы 8 -- 9

     Ћкно вдоль неба в переплетах,
     между шагами тишина,
     железной сеткою пролетов
     ступень бетоннаЯ сильна.

     Њеж ваших тайн, меж узких дырок
     на ваших лицах, господа,
     (from time to time, my sweet, my dear,
     I left your heaven), иногда

     как будто крылышки „едала
     всЈ машут ваши голоса,
     по временам Я покидала,
     мой милый, ваши небеса,

     уже российскаЯ пристрастность
     на ваши трудные дела --
     хвала тебе, госбезопасность,
     людскому разуму хула.

     Џо этим лестницам меж комнат,
     свое столетие терпЯ,
     о только помнить, только помнить
     не эти комнаты -- себЯ.

     Ќо там неловкаЯ природа,
     твои великие корма,
     твои дома, как терема,
     и в слугах ходит полнарода.

     Ќе то страшит менЯ, что в полночь,
     героЯ в полночь увезут,
     что миром правит сволочь, сволочь.
     Ќо сходит жизнь в неправый суд,

     в тоску, в смЯтение, в ракеты,
     в починку маленьких пружин
     и оставлЯет человека
     на новой улице чужим.

     ЌельзЯ мне более. ‚ романе
     не Я, а город мой герой,
     так человек в зеркальной раме
     стоит вечернею порой

     и оправлЯет ворот смЯтый,
     скользит ладонью вдоль седин
     и едет в маленький театр,
     где будет сызнова один.

        ѓлава 10

     Ќе так приЯтны перемены,
     как наши хлопоты при них,
     знакомых круглые колени
     и возникающий на миг

     короткий запах злого смысла
     твоих обыденных забот,
     и стрелки крутЯтсЯ не быстро,
     и времЯ делает аборт

     любовЯм к ближнему, любовЯм
     к самим себе, твердЯ: терпи,
     кричи теперь, покуда больно,
     потом кого-нибудь люби.

     „а. Џеремены все же мука,
     но всЯ награда за труды,
     когда под сердцем Џетербурга
     такие вырастут плоды,

     как наши собранные жизни,
     и в этом брошенном дому
     все угасающие мысли
     к себе все ближе самому.

        —асть II. ‚ремена года

        ѓлава 11

     •лопки сентЯбрьских парадных,
     свеченье мокрых фонарей.
     ‘мотри: осенние утраты
     даров осенних тЯжелей,

     € льетсЯ свет по переулкам,
     и палец родственной души
     все пишет в воздухе фигуры,
     полуодевшие плащи,

     висит над скомканным газоном
     в обрывках утренних газет
     всЯ жизнь, не более сезона,
     и дождь шумит тебе в ответ:

     не стоит сна, не стоит скуки,
     по капле света и тепла
     лови, лови в пустые руки
     и в сутки совершай дела,

     из незнакомой подворотни,
     прижавшись к цинковой трубе,
     смотри на мокрое барокко
     и снова думай о себе.

        ѓлава 12

     Ќа всем, на всем лежит поспешность,
     на тарахтЯщих башмаках,
     на недоверчивых усмешках,
     на полуискренних стихах.

     “вы, на искренних. ‚ разрывах
     все чаще кажутсЯ милы
     любви и злости торопливой
     непоправимые дары.

     ’ак все хвала тебе, поспешность,
     суди, не спрашивай, губи,
     когда почувствуешь уместность
     самоуверенной любви,

     самоуверенной печали,
     улыбок, брошенных вослед, --
     несвоевременной печати
     неоткровенных наших лет,

     но раз в году умолкший голос
     негромко выкрикнет -- пиши,
     по временам сквозь горький холод,
     живЯ по-прежнему, спеши.

        ѓлава 13

     “ходишь осенью обратно,
     шумит река вослед, вослед,
     мерцанье желтое парадных
     и в них шаги минувших лет.

     Ќаверх по лестнице непрочной,
     звонок и после тишина,
     войди в квартиру, этой ночью
     увидишь реку из окна.

     Џоймешь, быть может, на мгновенье,
     густую штору теребЯ,
     во тьме великое стремленье
     нести куда-нибудь себЯ,

     где двести лет, не уставаЯ,
     все плачет хор океанид,
     за все мосты над островами,
     за их васильевский гранит,

     и перед этою стеною
     себЯ на крике оборви
     и повернись к окну спиною,
     и ненадолго оживи.

        ѓлава 14

     Ћ, Џетербург, средины века
     все будто минули давно,
     но, озарЯЯ посвист ветра,
     о, Џетербург, мое окно

     горит уже четыре ночи,
     четыре года говорит,
     письмом четырнадцатой почты
     в главе тринадцатой горит.

     Ћ, Џетербург, твои карманы
     и белизна твоих манжет,
     романы в письмах не романы,
     но только в подписи сюжет,

     но только уровень погоста
     с рекой на ‚олковом горбе,
     но только зимние знакомства
     дороже вчетверо тебе,

     на обедневшее семейство
     взираЯ, светЯт до утра
     прожектора Ђдмиралтейства
     и императора Џетра.

        ѓлава 15

     ‡има качает светофоры
     пустыми крылышками вьюг,
     с Џреображенского собора
     сдуваЯ колокольный звук.

     € торопливые фигурки
     бормочут -- ѓосподи, прости,
     и в занесенном переулке
     стоит блестЯщее такси,

     но в том же самом переулке
     среди сугробов и морен
     легко зимою в Џетербурге
     прожить себе без перемен,

     пока рисует подоконник
     на желтых краешках газет
     непопулЯрный треугольник
     любви, обыденности, бед,

     и лишь Ќева неугомонно
     к заливу гонит облака,
     дворцы, прохожих и колонны
     и горький вымысел стиха.

        ѓлава 16

     Џо сопкам сызнова, по сопкам,
     и радиометр трещит,
     и поднимает невысоко
     нас на себе Ђлданский щит.

     Ќа нем и с ним. Њои резоны,
     как ваши рифмы, на виду,
     таков наш хлеб: ходьба сезона,
     четыре месЯца в году.

     Џо сопкам сызнова, по склонам,
     тайга, кружащаЯ вокруг,
     не зеленей твоих вагонов,
     экспресс •абаровск -- Џетербург.

     ‚от характерный строй метафор
     людей, бредущих по тайге,
     о, база, лагерь или табор,
     и ходит смерть невдалеке.

     Ђлеко, господи, Ђлеко,
     ты только выберись живым.
     Ђлдан, двадцатое столетье,
     хвала сезонам полевым.

        ѓлава 17

     Џрости волнение и горечь
     в моих словах, прости менЯ,
     Я не участник ваших сборищ,
     и, как всегда, день ото днЯ

     Я буду чувствовать иное
     волненье, горечь, но не ту.
     Ћвладевающее мною
     зимой в ’аврическом саду

     пинает снег и видит -- листьЯ,
     четыре времени в году,
     четыре времени длЯ жизни,
     а только гибнешь на лету

     в каком-то пЯтом измереньи,
     растает снег, не долетев,
     в каком-то странном изумленьи
     полЯ умолкнут, опустев,

     утихнут уличные звуки,
     настанет Џауза, а Я
     твержу на лестнице от скуки:
     прости менЯ, любовь моЯ.

        ѓлава 18

     ’рещала печь, героЯ пальцы
     опЯть лежали на окне,
     обои "‘еверные Ђльпы",
     портрет прабабки на стене,

     в трельЯж и в зеркало второе
     всмотритесь пристальней, и вы
     увидите портрет героЯ
     на фоне мчащейсЯ Ќевы,

     внимать желаниЯм нетвердым
     и все быстрей, и все быстрей
     себе наматывать на горло
     все ожерелье фонарей,

     о, в этой комнате наскучит,
     герой угрюмо повторЯл,
     и за стеной худую участь,
     бренча, утраивал роЯль,

     да, в этой комнате усталой
     из-за дверей лови, лови
     все эти юные удары
     по нелюбви, по нелюбви.

        ѓлава 19

     Ђпрель, апрель, беги и кашлЯй,
     ронЯй себЯ из теплых рук,
     над Џетропавловскою башней
     смыкает времЯ узкий круг,

     нет, нет. ЋстанетсЯ хоть что-то,
     хотЯ бы ты, апрельский свет,
     хотЯ бы ты, моЯ работа.
     Ќи пЯди нет, ни пЯди нет,

     ни пЯди нет и нету цели,
     движенье вбок, чего скрывать,
     и так оно на самом деле,
     и как звучит оно -- плевать.

     Ћдин -- ’аврическим ли садом,
     один -- по ЏестелЯ домой,
     один -- башкой, руками, задом,
     ногами. ‘тенка. Ѓоже мой.

     ’акси, собор. Ќе понимаю.
     „ом офицеров, майский бал.
     Ћтпой себЯ в начале маЯ,
     куда Я, ѓосподи, попал.

        ѓлава 20

     ’ак остановишьсЯ в испуге
     на незеленых островах,
     так остаешьсЯ в Џетербурге
     на государственных правах,

     нет, на словах, словах романа,
     а не ногами на траве
     и на асфальте -- из кармана
     достанешь жизнь в любой главе.

     €, может быть, живут герои,
     идут по улицам твоим,
     и облака над головою
     плывЯ им говорЯт: ’ворим

     одной рукою человека,
     хотЯ бы так, в карандаше,
     хотЯ б на день, как на три века,
     великий мир в его душе.

        —асть III. ‘вет

        ѓлава 21
        (<i>ђоманс</i>)

     ‚есна, весна, приходЯт люди
     к пустой реке, шумит гранит,
     течет река, кого ты судишь,
     скажи, кто прав, река твердит,

     гудит буксир за ‹етним садом,
     скрипит асфальт, шумит трава,
     каналов блеск и плеск канавок,
     и все одна, одна строфа:

     течет Ќева к пустому лету,
     кружа мосты с тоски, с тоски,
     пройдешь и ты, и без ответа
     оставишь ты вопрос реки,

     каналов плеск и треск канатов,
     и жизнь моЯ полна, полна,
     пустых домов, мостов горбатых,
     разжатых рек волна темна,

     разжатых рек, квартир и полЯ,
     такси скользЯт, глаза скользЯт,
     разжатых рук любви и горЯ,
     разжатых рук, путей назад.

        ѓлава 22

     Ћтъезд. ‚от памЯтник неровный
     любови, памЯтник себе,
     вокзал, Я брошенный любовник,
     Я твой с колесами в судьбе.

     ‘кажи, куда Я выезжаю
     из этих плачущихсЯ лет,
     мелькнет в окне страна чужаЯ,
     махнет деревьЯми вослед.

     ђека, и памЯтник, и крепость --
     все видишь сызнова во сне,
     и по Њорской летит троллейбус
     с любовью в запертом окне.

     € нет на родину возврата,
     одни страданиЯ верны,
     за петербургские ограды
     обиды как-нибудь верни.

     ’ы все раздашь на зимних скамьЯх
     по незнакомым городам
     и скормишь собранные камни
     летейским жадным воробьЯм.

        ѓлава 23

     Љ намокшим вывескам свисаЯ,
     листва легка, листва легка,
     над Њойкой серые фасады
     клубЯтсЯ, словно облака,

     твой день бежит меж вечных хлопот,
     асфальта шорох деловой,
     свистЯ под нос, под шум и грохот,
     съезжает осень с Њоховой,

     взглЯни ей вслед и, если хочешь,
     скажи себе -- печаль бедна,
     о, как ты искренне уходишь,
     оставив только имена

     судьбе, судьбе или картине,
     но меж тобой, бредущей вслед,
     и между пальцами моими
     все больше воздуха и лет,

     продли шаги, продли страданьЯ,
     пока кружитсЯ голова
     и обрываютсЯ желаньЯ
     в душе, как новаЯ листва.

        ѓлава 24

     ‘меркалось, ветер, утихаЯ,
     спешил к ‹итейному мосту,
     из переулков увлекаЯ
     окурки, пыльную листву.

     ‚дали по площади покатой
     съезжали два грузовика,
     с последним отсветом заката
     сбивались в кучу облака.

     ѓремел трамвай по Њиллионной,
     и за версту его слыхал
     минувший день в густых колоннах,
     легко вздыхаЯ, утихал.

     ‘меркалось. ‚ комнате героЯ
     трещала печь и свет серел,
     безмолвно в зеркало сырое
     герой все пристальней смотрел.

     Џроходит жизнь моЯ, он думал,
     темнеет свет, сереет свет,
     находишь боль, находишь юмор,
     каким ты стал за столько лет.

        ѓлава 25

     ‘ползает свет по длинным стеклам,
     с намокших стен к ногам скользЯ,
     о, чьи глаза в тебЯ так смотрЯт,
     наверно, зеркала глаза.

     Ћн думал -- облики случайней
     догадок жутких вечеров,
     проходит жизнь моЯ, печальней
     не скажешь слов, не скажешь слов.

     ’еперь ты чувствуешь, как странно
     понЯть, что суть в твоей судьбе
     и суть несвЯзного романа
     проходит жизнь сказать тебе.

     € ночь сдвигает коридоры
     и громко говорит -- не верь,
     в пустую комнату героЯ
     толчком распахиваЯ дверь.

     € возникает на пороге