веселым,  порой  пародическим
пересмеиванием   устарелых,   но   еще   бытующих   литературных   традиций,
действительно очень близка к "„он †уану". Ќо по существу Џушкин не только не
следует Ѓайрону,  но  и  прЯмо  противопоставлЯет  свой  роман  произведению
английского поэта-романтика.
     Џри  сходстве  манеры  повествованиЯ  "…вгений  Ћнегин"  и  "„он  †уан"
представлЯют собой два  совершенно  различных  вида  романа.  „ействие  "„он
†уана" перенесено в прошлое - в XVIII в. Џо фабуле это -  любовно-авантюрный
роман  с  галантными  приключениЯми  условно-литературного  героЯ.  "…вгений
Ћнегин"  -  роман  о  современности,  о  пушкинском  "сегоднЯшнем"  дне,   -
произведение, которое заимствует все свое содержание  -  образы  действующих
лиц,  картины  быта,   природы,   -из   непосредственно   окружавшей   поэта
действительности.
     —итаЯ пушкинский роман в  стихах,  мы  все  времЯ  ощущаем  присутствие
автора, который неизменно выражает свое личное отношение  к  совершающемусЯ,
дает свою оценку всему, о чем он  рассказывает  и  что  показывает  в  своем
произведении, - героЯм, фабульным положениЯм, в  которые  они  попадают,  их
реакции на это, их  поведению,  поступкам.  Ќо  поэт  не  смешивает  воедино
лирическое и эпическое начала, не подменЯет образа героЯ самим собою, объект
- субъектом. ЌаглЯднее всего это сказываетсЯ  на  новом  методе  изображениЯ
"главного лица" романа, лица,  в  котором  с  наибольшей  силой  проЯвлЯютсЯ
"отличительные черты молодежи XIX века" и  который  в  силу  этого  особенно
близок и родствен самому поэту. ЏеречислЯЯ  те  "черты"  в  натуре  Ћнегина,
которые  ему  "нравились",  указываЯ  на  известное  сходство  характеров  и
жизненных обстоЯтельств героЯ и  самого  себЯ  (строфа  XLV  первой  главы),
Џушкин  одиннадцатью  строфами  ниже  столь  же  отчетливо  подчеркивает   и
"разность" между собой и героем (строфа LVI).  ’о,  что  говоритсЯ  здесь  о
различном отношении автора и героЯ к природе, как бы последнее звено в целой
цепи "разностей", которые то и дело выступают из  предшествующего  изложениЯ
(см., например,  строфы  XVII-XXII,  в  которых  говоритсЯ  о  равнодушии  и
охлаждении Ћнегина к театру, балету и  тут  же,  в  лирическом  отступлении,
показано совершение иное, восторженное отношение  к  ним  поэта).  Ћтделение
автора от героЯ даетсЯ не только в  порЯдке  субъективных  деклараций,  а  и
художественно-объективно,   образно-осЯзательно.   Ќе   ограничиваЯсь,   так
сказать, бесплотным присутствием своим в строфах романа (которое  все  времЯ
дает себЯ знать в особой то лирической, то иронической, порой и той и другой
вместе,  интонации  повествованиЯ  и  еще  непосредственнее  сказываете"   в
лирических  отступлениЯх),  поэт  прЯмо  объективирует  себЯвводит   в   рЯд
вымышленных персонажей, в образно-художественную ткань романа,  живописующую
картину жизни петербургского общества "в конце 1819 г." (то  есть  незадолго
до высылки Џушкина из столицы на юг), как точно датирует он действие  первой
главы в предисловии к ней. ќто несомненно сообщает  данной  картине  большеи
жизненности и полноты. Џо-видимому, с этой же целью поэт показывает  (именно
показывает, а не только называет.) в той же  первой  главе  в  числе  друзей
Ћнегина и еще одно реальное лицо, длЯ данной эпохи весьма  выразительное,  -
своего близкого приЯтелЯ, кутилу и вольнодумца - гусара Љаверина; позднее, в
седьмой главе, в картину дворЯнской Њосквы он подобным же  образом  включает
характерную фигуру своего друга - поэта кн. ‚Яземского -  рисует  знакомство
его с ’атьЯной. ЋтводЯ целых семь  строф  (строфы  XLV-LI)  из  шестидесЯти,
составлЯющих первую главу, описанию своего знакомства и дружбы с Ћнегиным, -
поэт наглЯдно демонстрирует читателю, что автор и герой не одно, а два лица,
из которых каждое  имеет  свой  особенный  характер  ("џ  был  озлоблен,  он
угрюм"), живет своей собственной жизнью. ‘нова  и  таким  же  точно  приемом
напоминает об  ќтом  Џушкин  читателю  и  почти  в  самом  конце  романа,  в
вынужденно исключенной из него предпоследней главе - о путешествии  Ћнегина:
герой и автор встречаютсЯ друг с другом в Ћдессе незадолго до ссылки поэта в
Њихайловское.
     ‚о времЯ подготовки к печати  первой  главы  "…вгениЯ  Ћнегина"  Џушкин
вслед за текстом посылает  набросанный  им  рисунок,  иллюстрирующий  XLVIII
строфу, с ее характерным петербургским пейзажем (см.  стр.  29).  Ќастойчиво
требуЯ приложениЯ  соответствующей  "картинки"  к  печатному  тексту  первой
главы, Џушкин, несомненно, хотел и зрительно закрепить в сознании читателей,
что автор и герой - два разные лица.
     ‚се это показывает, какое  большое  и  важное  значение  придавал  поэт
выработанному им теперь и существенно  новому  по  сравнению  с  "Љавказским
пленником"  объективно-реалистическому  способу  изображениЯ   человеческого
характера. ‚ одной из заключительных строф первой главы (строфа LVI), как бы
теоретически  осмыслЯющей  опыт  творческой  работы  над   ною,   он   прЯмо
противопоставлЯет себЯ "гордости поэту" - Ѓайрону,  демонстративно  заЯвлЯЯ,
что,  в  противоположность  ему,  он  не  "намарал"  в  лице  героЯ   своего
собственного портрета, и добавлЯЯ: "Љак будто нам уж  невозможно  //  Џисать
поэмы о другом, // Љак только о себе самом". ‚ этих шутливых по тону строках
по   существу   содержитсЯ   серьезнейшаЯ   и   с   полной,    отчетливостью
сформулированнаЯ декларациЯ того принципиально нового творческого  пути,  на
который, отталкиваЯсь от субъективно-романтического метода  Ѓайрона,  Џушкин
становитсЯ уже в 1823 г. и который все больше и  больше  делаетсЯ  основным,
магистральным путем его творчества.
     Џушкин  никогда   не   переставал   высоко   ценить   сильные   стороны
свободолюбивой и мЯтежной, исполненной неудовлетворенности и протеста поэзии
Ѓайрона. ‚месте с тем Џушкин все критичнее относитсЯ  к  творческому  методу
великого поэта-романтика, который,  по  его  словам,  "бросил  односторонний
взглЯд на мир и природу человеческую, потом отвратилсЯ от них и погрузилсЯ в
самого  себЯ.  Ћн  представил  нам  призрак  себЯ  самого.  Ћн  создал  себЯ
вторично... Ћн постиг, создал и описал единый характер (именно  свой),  все,
кроме некоторых сатирических выходок, рассеЯнных в его творениЯх, отнес он к
сему  мрачному,  могущественному  лицу,  столь  таинственно   пленительному"
(заметка "Ћ трагедиЯх Ѓайрона", 1827 г.). ‚ переполнЯющей последующие  главы
"…вгениЯ Ћнегина" то Явной, то скрытой полемике с этими сторонами творчества
Ѓайрона   -   его   "унылым   романтизмом",   "безнадежным   эгоизмом"   его
героев-индивидуалистов - Џушкин утверждает себЯ, свой взглЯд на мир и людей,
свой новый творческий метод. Ћ том же, как далеко отходит Џушкин от  Ѓайрона
к концу работы над "романом в стихах", Яснее всего говорит  его  собственное
признание, что глава о путешествии Ћнегина - по форме - пародиЯ на сводившие
его с ума лет десЯть назад и продолжавшие сводить с ума огромную  часть  его
современников,  как   в   ђоссии,   гак   и   на   ‡ападе,   "‘транствованиЯ
—айльд-ѓарольда".
     Њетод   объективного   изображениЯ   героЯ,   осуществлЯемый   Џушкиным
посредством целого рЯда тонких художественных приемов,  дает  себЯ  знать  с
первых  же  строф  "…вгениЯ  Ћнегина".   ‚место   традиционно   описательной
экспозиции роман открываетсЯ как  драматическое  произведение  -  внутренним
монологом  Ћнегина.  €з  этого  короткого  монолога   сразу   же   выступают
отличительные черты его характера. ќто - человек  острой  и  трезвой  мысли,
эгоист, скептик, даже циник, превосходно разбирающийсЯ в "низком  коварстве"
- лжи и лицемерии патриархальных  семейных  свЯзей  и  отношений.  Џодлинное
отношение  Ћнегина  к  умирающему  дЯде  Ясно  из  первых   же   его   слов,
перефразирующих строку известной  басни  Љрылова  "Ћсел":  "Ћсел  был  самых
честных правил". € вместе с тем Ћнегин считает себЯ вынужденным  подчинитьсЯ
этим сложившимсЯ патриархальным свЯзЯм, то есть, в  свою  очередь,  лгать  и
лицемерить, сетуЯ лишь на сопрЯженную с этим  скуку.  ’аким  предстанет  нам
"главное лицо" романа и в один из самых ответственных моментов его жизни - в
эпизоде дуэли с ‹енским. Ћнегин сам прекрасно понимает, что он  был  неправ,
зло подшутив над  "робкой,  нежной"  любовью  пылкого,  восторженно-наивного
поэта, к которому искренне, "всем сердцем" привЯзалсЯ. Ќо  он  находитсЯ  во
власти того самого "общественного мненьЯ", предрассудков  дворЯнской  среды,
всю ничтожность которых он полностью сознает: не только принимает  вызов  на
дуэль, но и деретсЯ со всем ожесточением - убивает друга.
     Џредоставив сперва слово герою, поэт  вслед  за  тем  вступает  в  свои
права, берет слово  сам.  ‚  романтической  поэме  при  обрисовке  характера
Љавказского пленника Џушкин намекает на некое "грозное страданье", с которым
пришлось померЯтьсЯ силами герою, на "бурную  жизнь",  которой  он  "погубил
надежду, радость и желанье",  заинтриговываЯ  этим  читателЯ,  но  не  даваЯ
сколько-нибудь   Ясного   представлениЯ    о    причинах    утраты    героем
"чувствительности  сердца",   "преждевременной   старости"   его   души.   ‚
противоположность этому в романе в стихах поэт с самого начала ставит  перед
собой и  последовательно  осуществлЯет  задачу:  "отыскать  причину"  такого
душевного  состоЯниЯ  героЯ-современника,  добавлЯЯ,  что  это  "давно   бы"
следовало сделать. Ћн никак не  романтизирует  это  состоЯние,  а  наоборот,
снимает с него ореол романтической "мировой скорби", дает ему гораздо  более
прозаическое обозначение - "скуки", "хандры",  рассматриваЯ  его  как  нечто
ненормальное, болезненное, как некий общественный "недуг",  свЯзанный  не  с
неведомыми и "безыменными страданьЯми", а с конкретными  условиЯми  реальной
отечественной действительности: "русскаЯ хандра".
     €з  рассказа  о  прошлом  Ћнегина,  сразу  же  прикреплЯемого  к  точно
определенной общественной среде, - столичному  ("родилсЯ  на  брегах  Ќевы")
дворЯнско-светскому обществу, читатель узнает,  как  постепенно  складывалсЯ
характер  героЯ:  узнает  о  беспорЯдочной  семейной   обстановке   и   быте
родительского  дома  мальчика  …вгениЯ,  об  его  уродливом  воспитании   на
иностранный  лад,  его   возмужалости,   суетном   и   бесплодном   светском
существовании.  —итатель  видит,  что  никаких  "несчастий"  с  Ћнегиным  не
происходит. Ќаоборот, "забав и  роскоши  дитЯ",  он  проводит  времЯ  "среди
блистательных  побед,  //   ‘реди   вседневных   наслаждений".   ‘ловом,   в
обстоЯтельствах  его  жизни   не   было   решительно   ничего   романтически
исключительного; напротив, они  были  сугубо  типичными  длЯ  людей  данного
общественного  круга.  ’ипические  обстоЯтельства   сложили   и   типический
характер. ’ипичность характера Ћнегина сразу, при  знакомстве  с  первой  же
главой пушкинского романа, бросилась в глаза современникам поэта.  Ћнегиных,
подчеркивал в рецензии на первую главу один из критиков, "встречаем дюжинами
на всех больших улицах". "џ вижу франта, который душой и телом предан моде -
вижу человека,  которых  тысЯчи  встречаю  наЯву,  ибо  самаЯ  холодность  и
мизантропиЯ теперь в числе туалетных приборов", - писал Џушкину Ђ. Ѓестужев.
Ћднако романтик Ѓестужев не понЯл всей  реалистической  сложности  "главного
лица" пушкинского романа в стихах.
     Ћнегин - не просто "франт", "молодой повеса". ‘ам  Џушкин  неоднократно
отзываетсЯ о своем герое иронически. Ќо своеобразный лиро-иронический тон  -
характернаЯ особенность всего пушкинского романа в стихах, свидетельствующаЯ
о выходе Џушкина на  совершенно  самостоЯтельный  творческий  путь,  об  его
способности  критически  отнестись  и  к   самой   действительности,   и   к
существовавшим до этого  традиционным  (в  частности,  и  в  особенности,  -
романтическим) способам и приемам ее литературно-художественного  отражениЯ.
Џоэт ни в какой мере не скрывает существеннейших недостатков своего героЯ, в
которых отчетливо проступают родимые пЯтна его общественной среды, но  в  то
же времЯ подчеркивает и положительные  стороны  характера  Ћнегина  -  "души
прЯмое благородство", показывает, что по своему интеллектуальному складу  он
головою выше окружающих. Ќедаром поэт не только заЯвлЯет, что  ему  нравЯтсЯ
"черты" Ћнегина, но и делает себЯ в роману его задушевным другом. Ќе  просто
"мода" - и "русскаЯ хандра" Ћнегина, подобнаЯ, но  отнюдь  не  тождественнаЯ
байроновскому  "английскому  сплину".  ’омительнаЯ,  неизбывнаЯ  "скука"   -
неудовлетворенность окружающим - свойство, присущее  рЯду  хорошо  известных
Џушкину  передовых  его  современников.  „остаточно  познакомитьсЯ  с  таким
характернейшим  документом  эпохи,  как  письма  к  друзьЯм  основоположника
русской элегической поэзии XIX  в.  Ѓатюшкова.  ’от  же  Ѓатюшков  в  очерке
"Џрогулка по Њоскве" изобразил  себЯ  в  качестве  некоего  своего  "доброго
приЯтелЯ", который "везде равно зевал". Ќе менее характерен  дневник  хорошо
известного Џушкину декабриста Ќ. €. ’ургенева, который так и  озаглавлен  им
"ЊоЯ скука"  и  где  он  прЯмо  называет  скуку  "болезнью,  только  гораздо
опаснейшею телесной".
     "Ћхлаждение"  Ћнегина  -  не  напускное  чувство.   ќто   лучше   всего
доказываетсЯ тем, что он вовсе оставлЯет "свет", уединЯЯсь в своем кабинете.
Ќо    тут-то    и     сказываетсЯ     "проклЯтое     воспитание"     Ћнегина
гувернерами-иностранцами, которые учили его многому, но ничему не научили, а
главное - не привили никаких навыков к труду.  ‘ветскаЯ  жизнь  утомила  его
своим бегом на место, своей занЯтостью без дела, а делать что-нибудь  он  не
умел и не хотел: "’руд упорный ему был тошен". "Џреданный  безделью,  томЯсь
душевной пустотой" - слова, в которых указаны и причина и следствие -  таким
он предстает перед читателЯми в начале действиЯ романа; таким -  "„ожив  без
цели, без трудов // „о двадцати шести годов, // ’омЯсь в бездействии досуга"
- остаетсЯ Ћнегин почти на всем протЯжении романа.
     Ѓестужев был неудовлетворен тем, что Џушкин не изобразил своего Ћнегина
в прЯмом столкновении "со светом, чтобы
     в резком злословии показать его резкие черты", то есть  не  дал  в  его
лице нечто подобное герою грибоедовского "ѓорЯ от ума" - —ацкому. Ћн, как  и
ђылеев, не считал  Ћнегина  подходЯщим  героем  длЯ  большого  стихотворного
произведениЯ,  предметом,   достойным   поэтического   воспеваниЯ.   Џушкин,
наоборот, сразу же оценив великое  значение  грибоедовской  комедии,  именно
образом —ацкого не был удовлетворен, не одобрЯЯ метода изображениЯ героЯ как
второго "Я" автора, рупора авторских высказываний, от чего сам он решительно
отошел в образе Ћнегина.  Џушкин  отметил,  что  агитационнаЯ  функциЯ  роли
—ацкого оказалась в противоречии с логикой образа:
     умный человек ведет себЯ неумно (см. письмо Џушкина к Ђ.  Ѓестужеву  от
конца ЯнварЯ 1825 г., т. 9). ‚ последней главе романа поэт  и  прЯмо,  почти
полемически, противопоставлЯет в этом отношении грибоедовскому герою  своего
Ћнегина, который "попал как —ацкий с кораблЯ на бал", но в противоположность
грибоедовскому герою "не мечет бисера" перед великосветской "толпой": "‘тоит
безмолвный и туманный". Ћбраз —ацкого исполнен декабристской патетики, что и
„авало ѓерцену основание назвать его типом декабриста в русской  литературе.
Ќо по  методу  разработки  он  еще  несколько  сродни  традиционному  амплуа
резонера. "ќто Ћнегин-резонер",-замечает ѓерцен ("Ћ  развитии  революционных
идей в ђоссии"). Ћбраз Ћнегина не только заключает в себе  неизмеримо  более
широкое  обобщение,  но  и  отличаетсЯ  более   углубленной   реалистической
разработкой. Ћнегин - отнюдь не  идеальный  образец  добродетелей,  каким  в
значительной  степени  ЯвлЯетсЯ  —ацкий,  напоминающий  в   этом   отношении
положительных героев фонвизинского "ЌедорослЯ", а сложное  и  противоречивое
сочетание многих положительных качеств  и  многих  недостатков.  Њало  того,
"типичный характер", показанный в  "типичных  обстоЯтельствах"  {1},  Ћнегин
отвечает и  второму  необходимому  признаку  реалистического  образа,  также
указанному ќнгельсом: он  "тип,  но  вместе  с  тем  и  вполне  определеннаЯ
личность, "этот"..." {2}.
     ‚  допушкинской  русской  литературе  уже  имелись   правдивые,   порой
реалистически очерченные образы, но данные  лишь  под  одним,  сатирическим,
углом зрениЯ. ќто относитсЯ не только к ”онвизину, но и к  ѓрибоедову,  и  к
Љрылову-баснописцу.   ‚   обрисовке   характера   Ћнегина   Џушкин   впервые
художественно осуществил принцип  всестороннего  реалистического  обобщениЯ,
представлЯющего органический сплав типического  и  индивидуального;  овладел
методом реалистической типизации не в узких рамках условного басонного жанра
или сатирической комедии с ее также условными единствами места и времени,  а
в широкой вместительной раме романа, охватывающего почти всю жизнь героЯ.
     ‚ новом реалистическом качестве образ Ћнегина предстает  уже  в  первой
главе романа. •арактер героЯ дан здесь не только в его настоЯщем, - в  своем
уже сложившемсЯ виде, но показан  и  в  истории  его  развитиЯ,  в  динамике
становлениЯ, формированиЯ. Џо дальнейшему ходу,  в  фабульном  развертываниЯ
романа, этот, уже  сложившийсЯ  характер,  "дорисовываетсЯ",  выступает  все
отчетливее и Яснее. ‚ разнообразной житейской обстановке (в деревне, в кругу
поместного дворЯнства, в странствиЯх по ђоссии, на великосветском рауте),  в
различных фабульных положениЯх (испытание дружбой, любовью, убийством друга)
образ  Ћнегина  раскрываетсЯ  всеми  своими  сторонами,  отсвечивает   всеми
гранЯми. Ќаконец, в последней глава на этот  образ  накладываютсЯ  некоторые
новые черты, открывающие перспективы его дальнейшего развитиЯ,  определЯющие
его возможную будущую судьбу, котораЯ остаетсЯ (по причинам, от автора, если
не полностью, то в значительной степени не зависевшим) за  пределами  восьми
глав романа.
     Ћсновной художественный прием, с  помощью  которого  особенно  рельефно
вырисовываетсЯ  характер  Ћнегина,  -  прием  контраста.  Ќа   контрасте   -
сопоставлении противоположностей - строЯтсЯ не  только  отношениЯ  "главного
лица"  со  своей  классовой  средой  (будь  то   грубые   и   невежественные
соседи-помещики или блестЯщее и изысканное великосветское общество). ќто как
бы фон картины. Ќа первом же ее плане - сопоставление с людьми наиболее  ему
близкими - ‹енским, ’атьЯной.
     Љонтраст между Ћнегиным и  ‹енским  прЯмо  и  резко  обозначен  поэтом:
"‚олна и камень, стихи и проза, лед и пламень не так различны меж собой". Ќо
тесно сошлись Ћнегин с ‹енским, "стали неразлучны" друг с другом  не  только
потому, что крайности сходЯтсЯ. ‹енский, как и Ћнегин, резко  выделЯетсЯ  из
окружающей среды и так  же  длЯ  нее  чужероден  и  неприемлем.  Ћба  они  -
представители новой, молодой ђоссии. Џылкий
     и восторженный романтизм ‹енского -  Явление  в  своем  роде  не  менее
характерное длЯ  передовой  дворЯнской  молодежи  пушкинского  времени,  чем
"охлаждение"  и  скептицизм  Ћнегина.  „остаточно  вспомнить  многочисленных
русских  романтиков-идеалистов  того  времени,  типа  любомудров,  или   так
называемых московских  "архивных  юношей",  о  которых  Џушкин  упоминает  в
седьмой главе "Ћнегина".
     „лЯ  наибольшего  проЯснениЯ  характера  ‹енского   -   его   пламенной
восторженности, прЯмо противоположной охлажденному онегинскому  скептицизму,
Џушкин  пользуетсЯ  тем  приемом  своеобразного  "историзма",  который   был
применен им в отношении главного лица  романа:  ставит  вопрос  о  "причине"
возникновениЯ этой черты и сразу же отвечает на него,  показывает  среду,  в
которой эта черта развилась. Џламенный романтизм ‹енского, его наивнаЯ  вера
в "мира совершенство"  -  результат  совершенной  оторванности  от  реальной
русской действительности.  ђомантизм  ‹енского  -  благоуханный  цветок,  но
выращенный  в  "ѓермании  туманной",  на  почве   немецкой   идеалистической
философии ("поклонник Љанта") и немецкой  романтической  литературы  -  "под
небом иллера и  ѓете",  и  особенно  иллера,  томик  которого  он  недаром
раскрывает "при свечке" - в ночь перед дуэлью.
     ‚осторженнаЯ мечтательность "полурусского соседа" Ћнегина - ‹енского, с
его "прЯмо геттингенской" душой, полное отсутствие в нем чувства  реальности
тонко подчеркиваетсЯ Џушкиным выразительной деталью.  Џодлинно  поэтической,
но похожей на других  ’атьЯне  с  ее  Ярко  выраженной  "русской  душой"  он
предпочитает заурЯдную Ћльгу ("‹юбой  роман  возьмите  и  найдете  верно  ее
портрет"). ‚ этом отношении  Ћнегин,  совпадаЯ  с  самим  Џушкиным,  гораздо
зорче, гораздо ближе к реальности ("џ выбрал бы другую, когда б Я был как ты
поэт").
     ЌарЯду с  образом  "главного  лица"  -  Ћнегина,  образ  ’атьЯны  самый
значительный и важный в романе. €сключительно ценный и значительный  сам  по
себе, он вместе с тем выполнЯет важнейшую сюжетную и композиционную функцию,
ЯвлЯЯсь  в  общей  идейно-художественной  структуре   романа   своего   рода
противовесом образу Ћнегина.
     ЋтношениЯ между Ћнегиным и ’атьЯной составлЯют основную сюжетную  линию
пушкинского романа в стихах. Ћднако в этой  личной  любовной  фабуле  таитсЯ
далеко идущее содержание, именно в ней-то и заключен наиболее  полный  ответ
на поставленный поэтом вопрос о печальном одиночестве главного лица романа в
окружающей  его  действительности,  об  основной  причине  "русской  хандры"
Ћнегиных. "•андра" Ћнегина - действительно "русскаЯ", поскольку она  выросла
на почве русской действительности. Ќо ее породили условиЯ жизни  верхушечных
общественных слоев, оторвавшихсЯ  от  остального  народа;  она  сложилась  в
атмосфере "хладного разврата света". Ћтвет этот даетсЯ отнюдь  не  в  прЯмой
форме, а подсказываетсЯ специфическими средствами  и  приемами  искусства  -
Языком художественных образов и  фабульных  ситуаций  (историЯ  двух  встреч
Ћнегина и ’атьЯны, контраст между  героем  и  героиней,  обусловленные  этим
драматические коллизии).
     Џодобно Ћнегину, подобно ‹енскому, ’атьЯна-исключение из своей среды  и
подобно им - "исключение типичное" (термин  историка  ‚.  Ћ.  Љлючевского  в
отношении Ћнегина). Ћна - также представительница новой, молодой ђоссии. Љак
и Ћнегин, который "длЯ  всех...  кажетсЯ  чужим"  и  сам  ощущает  эту  свою
чуждость ("„лЯ всех чужой" -письмо  ’атьЯне),  "она  в  семье  своей  родной
казалась девочкой чужой" и мучительно ощущает это: "‚ообрази: Я здесь  одна,
никто менЯ не понимает" (письмо Ћнегину). ’атьЯна полюбила  Ћнегина  потому,
что, как говорит поэт, "пора пришла",  но  не  случайно,  что  полюбила  она
именно Ћнегина. ‚месте с тем  характер  ’атьЯны  сложилсЯ  совсем  в  другой
общественной среде, развилсЯ совсем в  иной  обстановке,  в  иных  условиЯх,
нежели характер Ћнегина. ’атьЯна, по словам поэта, - "русскаЯ душою, сама не
знаЯ почему". Ќо читателЯм Џушкин  полностью  раскрывает,  почему  это  так.
’атьЯна (самое имЯ которой, впервые "своевольно" вводимое Џушкиным в большую
литературу, влечет за собой непременные ассоциации "старины  иль  девичьей")
выросла, в полную противоположность Ћнегину, "в глуши забытого селеньЯ" -  в
атмосфере  русских  народных  сказок,  поверий,   "преданий   простонародной
старины".  „етство,  отрочество   и   юность   ’атьЯны   и   …вгениЯ   прЯмо
противоположны. “ …вгениЯ  -  иностранцы-гувернеры;  у  -’атьЯны  -  простаЯ
русскаЯ крестьЯнка-нЯнЯ, прототипом которой,  как  прЯмо  указывает  Џушкин,
была его собственнаЯ нЯнЯ - Ђрина ђодионовна, живой источник народности  длЯ
самого поэта, "вознаграждавшаЯ" недостатки его "проклЯтого  воспитаниЯ",  во
многом, как  уже  сказано,  аналогичного  онегинскому.  ’ам  -  ненормальный
противоестественный образ жизни - обращение "утра в полночь", здесь -  жизнь
в полном соответствии с природой: ’атьЯна просыпаетсЯ на  рассвете;  подобно
крестьЯнским девушкам, первым снегом умывает "лицо, плеча и  грудь".  ’ам  -
"наука страсти нежной", цепь легких и  скоро  приевшихсЯ,  надоевших  побед;
здесь - мечты о настоЯщей, большой любви,  об  единственном  суженном  небом
избраннике. Џравда, на эти мечты, как и на формирование всего духовного мира
’атьЯны,  оказали  существенное  влиЯние  иностранные  романы-   "обманы   и
ђичардсона и ђуссо".  Ѓольше  того,  поэт  сообщает  нам,  что  его  героинЯ
"по-русски плохо знала... изъЯснЯласЯ  с  трудом  на  Языке  своем  родном";
письмо к Ћнегину пишетсЯ ею по-французски. Ќо в  обрисовке  образа  ’атьЯны,
который столь дорог и мил поэту,  с  неменьшей  степенью,  чем  в  обрисовке
образа  Ћнегина,  к  которому  он  умеет  отнестись  с  такой  критичностью,
сказываетсЯ стремление быть полностью верным  жизненной  правде.  ’атьЯна  -
высоко положительный, "идеальный" образ русской девушки и женщины,  но  этот
образ - не просто объективированнаЯ  мечта  поэта,  он  не  навЯзываетсЯ  им
действительности, а  взЯт  из  нее  же  самой,  конкретно  историчен.  —тобы
убедитьсЯ в этом, достаточно перечесть хотЯ бы разговор ’атьЯны с нЯней  при
отправке письма Ћнегину. ‡десь перед нами  -  "уезднаЯ  барышнЯ",  помещичьЯ
дочка, глубоко и искренне привЯзаннаЯ к своей "бедной нЯне",  образ  которой
свЯзан в ее сознании и памЯти со всем самым лучшим и  дорогим  в  ее  жизни.
’атьЯна зачитывалась иностранными романами, но ведь  русских  романов  такой
впечатлЯющей силы в ту пору до начала и  даже  до  середины  20-х  гг.,  еще
просто не было. Ћна затруднЯлась выразить свои чувства к Ћнегину на  русском
Языке, но ведь сам Џушкин печатно заЯвлЯл лет через пЯть  после  времени,  к
которому им отнесено письмо ’атьЯны, в 1825 г.: "Џроза  наша  так  еще  мало
обработана, что даже в простой переписке мы принуждены создавать обороты длЯ
изъЯснениЯ понЯтий самых обыкновенных". ‚ то же времЯ поэт с помощью тонкого
художественно-психологического .приема раскрывает "русскую душу" ’атьЯны:  в
роман введен сон героини, насквозь пронизанный фольклором.
     Њимо всего этого  Ћнегин  полностью  проходит.  „аже  тогда,  когда  (в
последней главе)  в  его  охладевшем,  давно  "потерЯвшем  чувствительность"
сердце внезапно вспыхивает настоЯщее большое чувство, он увлекаетсЯ  не  той
’атьЯной, какой она была "в деревне", "в глуши лесов", в  окружении  русской
природы, бок о  бок  со  старушкой  нЯней  -  "не  этой  девочкой  несмелой,
влюбленной, бедной и простой". ќтой ’атьЯной Ћнегин "пренебрегал";  останьсЯ
она в той же "смиренной доле", пренебрег бы ею и сейчас. Ћн  стал  "томитьсЯ
жаждою  любви"  к  ’атьЯне,  обрамленной  великолепной  блистательной  рамой
петербургских светских гостиных,  -  "равнодушною  кнЯгиней",  "неприступною
богиней роскошной, царственной Ќевы".
     Ђ ведь все лучшее в духовном  облике  ’атьЯны  -  ее  высокое  душевное
благородство, искренность и глубина чувств,  верность  долгу,  целомудреннаЯ
чистота натуры - свЯзаны - поэт Ясно нам это показывает - с ее  близостью  к
простому, народному. € ей самой "душно здесь", в той новой светской среде, в
которой она и стала  так  мила  Ћнегину;  она  ненавидит  "волненье  света";
презирает  окружающую  ее  "постылой  жизни  мишуру",   "ветошь"   светского
"маскарада" - "весь этот шум и блеск, и чад". ‚от почему ’атьЯна,  продолжаЯ
любить Ћнегина, и называет его  вдруг  загоревшуюсЯ  любовь  к  ней  "мелким
чувством". ‡десь она и права и не права.  Џовод  к  внезапной  вспышке  этой
любви был действительно "мелок" ("‡апретный плод вам подавай, // Ђ без  того
вам рай не рай", - с горькой иронией замечает в свЯзи с этим сам Џушкин). Ќо
Ћнегин полюбил ’атьЯну искренне и беззаветно; он "как дитЯ влюблен".
     ’ермин "лишний  человек"  получил  широкое  употребление  лет  двадцать
спустЯ после "…вгениЯ Ћнегина" (с  поЯвлением  "„невника  лишнего  человека"
’ургенева, 1850). Ќо это слово в применении к Ћнегину находим уже у Џушкина.
‚ одном из беловых вариантов Ћнегин на  петербургском  светском  рауте  "как
нечто лишнее стоит". „ействительно, образ Ћнегина - первый  в  той  обширной
галерее "лишних людей",  котораЯ  так  обильно  представлена  в  последующей
русской литературе. ѓенетически возводЯ литературный тип "лишнего  человека"
к  образу  Ћнегина,  ѓерцен  точно   определил   ту   социально-историческую
обстановку, в которой складывалсЯ этот характер: "Њолодой человек не находит
ни  малейшего  живого  интереса  в  этом  мире  низкопоклонства  и   мелкого
честолюбиЯ. €, однако, именно в этом обществе он осужден жить, ибо народ еще
более далек от него... между ним и народом ничего  нет  общего"  (ѓерцен  "Ћ
развитии революционных  идей  в  ђоссии").  ‚озвращение  Ћнегина  в  свет  в
последней  главе  романа,  увлечение  его  "светской"  ’атьЯной,   сменившее
пренебрежение к ’атьЯне деревенской, "народной" - своеобразное подтверждение
этого положениЯ ѓерцена.
     Ќоситель передового общественного сознаниЯ,  передовых  освободительных
идей, был далек от  народа  -  в  этом  трагизм  всего  дворЯнского  периода
русского революционного движениЯ. ‚  этом  причина  декабрьской  катастрофы,
поставившей, по  словам  ѓерцена,  перед  всеми  мыслЯщими  людьми  "великий
вопрос" о преодолении этого разрыва.
     ‚ "…вгении Ћнегине", в том виде, в каком он был  оформлен  автором  длЯ
печати, не только нет ответа на этот вопрос, но нет и прЯмой постановки его.
Ќет в романе и непосредственно политической тематики. ‚месте с тем, даже и в
этом виде, роман Џушкина о современной ему русской  действительности,  почти
что о текущем дне, весь овеЯн дыханием современности. ‚ трагических  исходах
индивидуальных  частных  судеб  двух  -   каждого   по-своему   типичных   -
представителей русской молодежи  XIX  в.,  оторванных,  далеких  от  народа,
Явственно сквозит общаЯ проблематика эпохи.
     Ћсобенно   остро   и    живо    современники    ощущали    злободневную
знаменательность гибели романтика ‹енского. “бийством ‹енского, по  ѓерцену,
- были как бы убиты "грезы юности" -  поры  "надежды,  чистоты,  неведениЯ":
"Џоэт видел, что такому человеку нечего делать в ђоссии, и он убил его рукою
Ћнегина, - Ћнегина, который любил его и, целЯсь в  него,  но  хотел  ранить.
Џушкин сам испугалсЯ этого трагического конца; он спешит  утешить  читателЯ,
рисуЯ ему пошлую жизнь,  котораЯ  ожидала  бы  молодого  поэта"  (ѓерцен  "Ћ
развитии революционных идей в ђоссии"). Ћднако ѓерцен не знал,  что  Џушкин,
говорЯ перед этим о возможности длЯ  ‹енского  и  другого,  противоположного
пути - "славы и добра", - намечал и еще  один  столь  же  выразительный  его
вариант: ‹енский мог бы "быть повешен как ђылеев" (слова  из  пропущенной  и
обозначенной в тексте  романа  только  цифрой,  строфы,  котораЯ  вследствие
именно этих слов и не могла бы поЯвитьсЯ в печати).  Љак  видим,  здесь  уже
открываетсЯ прЯмой просвет в тему декабризма. € этот просвет не  случаен.  ‚
окончательном тексте  лишь  глухо  упомЯнуто  о  политической  настроенности
‹енского - его "вольнолюбивых мечтах". ‚ рукописЯх Џушкина этот мотив развит
гораздо подробнее. ‹енский  характеризуетсЯ  там  как  "крикун,  мЯтежник  и
поэт";  его  мечты  выразительно   определЯютсЯ   эпитетом   "неосторожные";
упоминаетсЯ об его "пылкой вере" в свободу, о  том,  что  "несправедливость,
угнетенье" вызвали в нем "негодованье, ненависть и  мщенье",  что  его  стих
"одушевлЯлсЯ гневною  сатирой".  ‚  одной  из  строф,  посвЯщенных  ‹енскому
(строфа VIII второй главы), содержитсЯ  несомненный  намек  на  деЯтельность
тайных обществ (в печати соответствующие шесть строк были заменены точками).
‚есьма возможно, что не все из  этих  рукописных  вариантов  были  отброшены
Џушкиным по соображениЯм цензурного порЯдка. Ќо что эти соображениЯ не могли
не присутствовать - совершенно бесспорно. Ќо и независимо от этих вариантов,
образ ‹енского вызывал у  некоторых  современников  характерные  ассоциации:
настойчиво  указывали,  в  качестве  его  прототипа,   на   поэта-декабриста
Љюхельбекера; "другим  ‹енским",  "полным  идей  и  фантазий  1825  года"  и
"задушенным грубыми тисками русской жизни", называл  ѓерцен  поэта-любомудра
„митриЯ ‚еневитинова.
     …ще более значительна попытка обращениЯ автора "…вгениЯ Ћнегина" к теме
декабризма в свЯзи с образом "главного  лица"  -  Ћнегина.  ђазвитие  фабулы
допускало это. ђоман, как он был опубликован Џушкиным в составе восьми глав,
не без оснований представлЯлсЯ многим неоконченным; во всЯком случае, в  нем
не было того, что обычно считалось концом: "‚ы говорите мне:  он  жив  и  не
женат, // €так еще роман не кончен", - не без иронии писал Џушкин в 1835  г.
в набросках ответа друзьЯм. Ќо и помимо  отсутствиЯ  традиционной  развЯзки,
поэт, покинув своего героЯ "в минуту злую длЯ него", не досказал даже  того,
чем эта минута - неизбежное объЯснение с мужем ’атьЯны, заставшим Ћнегина  в
комнате  жены,  -  закончилась.  Њежду  тем  душевное  состоЯние  героЯ   на
протЯжении  последней  главы  романа  существенно  изменилось.  ЌеожиданнаЯ,
захватившаЯ все его существо, страстнаЯ влюбленность в ’атьЯну, чем  бы  она
ни  была  вызвана,  произвела  в  нем  благодетельный   переворот,   вернула
"чувствительность" его сердцу, омолодила  преждевременно  постаревшую  душу,
наполнила  его  пустое  и  праздное  существование  содержанием  и  смыслом:
влюбленный, "как дитЯ", Ћнегин даже "чуть...  не  сделалсЯ  поэтом"  подобно
‹енскому. Џоследние слова ’атьЯны, отнЯвшие у Ћнегина этот смысл, погасившие
всЯкую надежду на личное счастье, потрЯсли все  его  существо.  ‚  состоЯнии
сильнейшего нравственного потрЯсениЯ  и  "оставлЯет"  Џушкин  своего  героЯ.
…стественно возникал вопрос - как могло отозватьсЯ это страшное потрЯсение и
на внутреннем мире  Ћнегина,  и  на  дальнейшем  его  жизненном  пути?  ќтот
закономерный читательский вопрос сформулировал Ѓелинский в своем критическом
анализе "…вгениЯ Ћнегина": "—то сталось с Ћнегиным потом? ‚оскресила ли  его
страсть  длЯ  нового,  более  сообразного,   с   человеческим   достоинством
страданиЯ? €ли убила  она  все  силы  души  его,  и  безотраднаЯ  тоска  его
обратилась в мертвую, холодную апатию?"
     ‘ам Џушкин в отношении Ћнегина подобного вопроса-дилеммы перед собой  и
перед читателЯми не ставит. ‚месте с тем мы  располагаем  твердыми  данными,
что, по мысли поэта, Ћнегин должен был пойти .по первому  -  героическому  -
пути. ‡а год до окончаниЯ романа, в 1829 г.,  во  времЯ  поездки  Џушкина  в
‡акавказье, на театр военных действий, и встреч  его  там  с  некоторыми  из
сосланных  участников  декабрьского  движениЯ,  поэт  рассказывал,  что   по
"первоначальному замыслу" Ћнегин "должен был или погибнуть на  Љавказе,  или
попасть в число декабристов". ‚ этом сообщении, помимо всего прочего,  важно
указание на то, что именно таким был  уже  первоначальный  замысел  Џушкина,
который,  однако,  мог   возникнуть,   конечно,   только   после   восстаниЯ
декабристов. Ћб устойчивости же данного замысла свидетельствует то, что  год
спустЯ после рассказа о нем Џушкин снова попыталсЯ было  к  нему  вернутьсЯ.
“же после того, как он счел было свой роман "по крайней мере -  как  он  сам
это указывал - длЯ печати" законченным в составе девЯти глав  и  подвел  под
этим черту (соответственный план-оглавление составлен Џушкиным  25  сентЯбрЯ
1830 г.), он, видимо, сразу же принЯлсЯ за создание новой - десЯтой - главы.
     ђоковое  финальное  свидание  Ћнегина  с  ’атьЯной  произошло   -   это
устанавливаетсЯ совершенно точно, недаром Џушкин  замечал,  что  все  в  его
романе строго расположено "по календарю",  -  весной,  примерно  в  марте  -
апреле 1825 г.; другими словами, действие  последней  главы  отделено  всего
несколькими месЯцами от восстаниЯ декабристов. „есЯтаЯ глава непосредственно
посвЯщена теме декабрьского восстаниЯ. „о нас дошли только фрагменты  первых
семнадцати  строф  этой  главы,  дающих  описание  исторических  событий   и
деЯтельности тайных обществ, предшествовавшей восстанию. "‘лавнаЯ  хроника",
- записал Џ. Ђ. ‚Яземский в  своем  дневнике,  когда  Џушкин  прочитал  ему,
по-видимому, именно эти строфы. ‚ бумагах Џушкина периода  болдинской  осени
имеетсЯ лаконичнаЯ помета: в день очередной лицейской годовщины  19  октЯбрЯ
"сожжена"  десЯтаЯ  глава.  Џо  этой   записи   трудно   судить   с   полной
определенностью, была ли написана Џушкиным всЯ глава, и, если  нет,  то  как
далеко продвинулось ее написание. Ќо совершенно очевидно,  что  дошедшие  до
нас  фрагменты  хроникального   характера   ЯвлЯлись   только   историческим
введением, за которым должно было следовать дальнейшее развертывание  фабулы
романа, конечно, при непременном участии его  "главного  лица":  согласно  с
приведенным выше свидетельством самого Џушкина Ћнегин, очевидно, "должен был
попасть в число декабристов".
     Ћдним из основных творческих принципов Џушкина, лежащих  в  основе  его
нового реалистического  метода,  было  отсутствие  произвольного  авторского
вмешательства в действиЯ и поступки своих героев, которые должны вести  себЯ
не так, как вздумаетсЯ автору, а в соответствии с их характером и  условиЯми
окружающей  действительности.  ќтот  принцип  был  замечательно  осуществлен
Џушкиным в "…вгении Ћнегине".
     ЏрослеживаЯ по рукописЯм историю созданиЯ Џушкиным его романа в стихах,
мы видим, что порой  поэт  пыталсЯ  придавать  иной  оборот  ходу  действиЯ,
развитию фабулы. Ќапример, по одному из вариантов Ћнегин влюблЯлсЯ в ’атьЯну
при первой же встрече с ней в деревне. Ќо в процессе творческой работы  поэт
в данном случае, как и  в  рЯде  других  аналогичных,  отказалсЯ  от  этого,
"поправил" себЯ действительностью, логикой созданных им в соответствии с нею
характеров.  Њог  ли  Ћнегин  стать  декабристом?  -  спрашивают   некоторые
советские исследователи и  дают  на  этот  вопрос  безусловно  отрицательный
ответ. Ќо дело обстоит  не  так  просто.  ‚  числе  участников  декабрьского
движениЯ были люди  весьма  различного  душевного  склада  -  и  такие,  как
восторженный романтик Љюхельбекер, и такие, как автор дневника  "ЊоЯ  скука"
Ќиколай ’ургенев. Ћднако их всех объединЯло передовое сознание и критическое
отношение к окружающей действительности, то есть  то,  что  было  присуще  и
Ћнегину, который, получив в наследство от дЯди имение, сразу же "задумал"  -
облегчить положение своих крепостных крестьЯн: "џрем  он  барщины  старинной
оброком легким заменил". Џравда, он делает это,  по  ироническому  замечанию
Џушкина, чтобы чем-то занЯть себЯ - "чтоб только времЯ проводить". Ќо все же
предметом своего времЯпровождениЯ он избирает установление "нового порЯдка",
а не что-либо другое. Ќедаром Џушкин даже  обозначает  в  этой  свЯзи  героЯ
словами, которые затем применит к себе: "‘вободы сеЯтель пустынный". Ќаличие
у Ћнегина передового сознаниЯ  -  несомненно.  ‘толь  же  несомненно  и  его
критическое отношение к окружающему. ‘видетельство этому - уже его  уход  из
"света".  ’аким  образом,  участие  Ћнегина  в   движении   декабристов   не
противоречило исторической действительности. Ќо не противоречило ли  бы  оно
его образу, логике  его  характера?  Ћдно  из  основных  свойств  и  качеств
пушкинского реализма - верность героев своим характерам,  но  вместе  с  тем
сами их характеры - не нечто раз навсегда данное, остановившеесЯ, застывшее;
наоборот, как и  в  самой  жизни,  они  находЯтсЯ  в  состоЯнии  постоЯнного
движениЯ, развитиЯ. "’оска сердечных угрызений", не  оставлЯвшаЯ  Ћнегина  с
момента убийства друга, гнавшаЯ его с места на место, возрождение любовью  к
’атьЯне, "тоска безумных сожалений" о столь близком  и  возможном  и  навеки
утраченном счастье, - все это нэ могло не оказать  существеннейшего  влиЯниЯ
на  развитие  заложенных  в  его  характере   добрых   задатков,   создавало
несомненные предпосылки длЯ новой формы  проЯвлениЯ  "прЯмого  благородства"
его души, перехода его на  иную  ступень  страданиЯ,  "более  сообразного  с
человеческим достоинством". Љроме того, помимо этих предпосылок, в  основном
субъективно-психологического порЯдка, Џушкин  выдвигает  и  еще  одну  очень
существенную объективную предпосылку.
     "’омЯсь в бездействии  досуга",  Ћнегин  пускаетсЯ  в  "странствиЯ  без
цели", подробное описание которых должно  было  составить  содержание  целой
главы  романа,  так  и  названной  поэтом  "‘транствие".  ‚  общем   замысле
пушкинского романа этой главе была предназначена очень  важнаЯ  функциЯ.  ‚о
времЯ  своих  "странствий"  Ћнегин,  подобно  радищевскому  путешественнику,
маршрут которого, кстати, полностью включен в путешествиЯ пушкинского героЯ,
впервые непосредственно и широко  знакомитсЯ  с  родной  страной,  с  жизнью
народа - ив ее героическом прошлом (посещение Ќовгорода, где еще "живы  тени
древних великанов" - следы  столь  идеализировавшейсЯ  декабристами  древней
русской  вольности;  песнЯ  волжских  бурлаков  про  "удалые"  дела  ‘теньки
ђазина), и в ее тЯжком настоЯщем: центральное  место  в  главе  должно  было
занимать описание аракчеевских военных поселений. Ћписание это было
     дано Џушкиным с такой резкостью "замечаний, суждений,  выражений",  что
не только опубликовать его, но даже держат). у  себЯ  в  рукописи  оказалось
невозможно, и оно до нас так и не дошло: очевидно, было  уничтожено  поэтом,
подобно начатой им десЯтой главе. Ћ том большом месте, которое было отве