а</i><a href="redsquar_fn.html#fn6">[17. ’ретий (и не „улов, оказываетсЯ,
вовсе&nbsp;-- „улова, как ни силитсЯ, не может увидеть здесь „олгомостьев, и
это его несколько тревожит,&nbsp;-- а отец, „олгомостьев, елки-моталки,
старший, вырвавшийсЯ на несколько дней из ведомственной богадельни, чтоб
присутствовать на суде над сыном), совсем глубокий старик с руками, сплошь
покрытыми пигментными пЯтнами, чрезвычайно раздражает генерала непрерывным
своим ворчанием: если б менЯ, елки-моталки, за каждую бабу в свое времЯ судили,
суд бы еще и по сегоднЯ не кончилсЯ. Ђ особенно эта чухна, елки-моталки,
инородки, нацменочки. џ, елки-моталки, конечно, этого сукина сына, не в обиду
жене-покойнице будь сказано!&nbsp;-- Я, конечно, этого сукина сына не
оправдываю, особенно за то, елки-моталки, что сам возвысилсЯ, а отца и знать не
желаетѕ брезгуетѕ а только за каждую, елки-моталки, бабу судить&nbsp;-- это уж
как хотите, а глупость получаетсЯ. € разбазаривание народных средствѕ € только
поЯвление нового, неизвестного „олгомостьеву старика предотвращает потасовку
между отставным генералом и отставным чекистом. Ќовый старик вступает с
последним в препирательство на тему, кого, собственно, следует считать
подлинным отцом героЯ днЯ: того ли, кто физически его породил&nbsp;-- дело
нехитрое!&nbsp;-- или того, кто отыскал его в толпе и дал верное направление в
жизни?&nbsp;-- и в воздухе снова начинает попахивать рукоприкладством. € тут
„олгомостьев узнаёт приковылЯвшего: тот оказываетсЯ не таким вовсе уж и
стариком, а допившимсЯ до делириЯ вторым, что одиннадцать лет назад подошел к
„олгомостьеву в курилке €нститута культуры.<p>
€ вспоминаетсЯ „олгомостьеву, как в один из тЯгучих, единообразных тюремных
дней послышались вдруг в коридоре знакомые, характерные звуки, донеслись из-за
дверей обрывки ностальгических команд, потЯнуло сквозь разбитый глазок озоном,
каким пахнут разгорающиесЯ „€ѓи: в историческом интерьере Ѓутырской тюрьмы шла
киносъемка. Ќаселение камеры сгрудилось у двери, впитываЯ слухом живительное
событие, и „олгомостьев тоже не выдержал обычного своего фасона, слилсЯ с
массою, и когда в открывшейсЯ длЯ обеда кормушке мелькнул актер, одетый и
загримированный точно так, как он, „олгомостьев, одиннадцать лет назад, Ясно
стало, что снимаетсЯ очередной фильм о Њолодых ѓодах ‚ождЯ, и страстно
захотелось ворватьсЯ в коридор, подсказать, поделитьсЯ опытом со своим юным,
каздалевский, коллегоюѕ]</a><p>
<i>€ вновь продолжаетсЯ бой! € сердцу тревожно в груди!</i>&nbsp;--
громогласнаЯ песнЯ Ђлександры Џахмутовой на слова ѓребенникова и „обронравова
или, возможно, одного „обронравова, врываетсЯ в «воронок», разбиваЯ
воспоминание. <i>€ ‹е-нин</i>, автоматически подхватывает „олгомостьев,
<i>та-кой молодой! € ћный</i> (Џауза.) <i>ЋктЯбрь! ‚переди!</i> ЏеснЯ, словно
сопровождаЯ его путь, звучит из каждого репродуктора, под которым проезжает
„олгомостьев, а когда кончаетсЯ, ее сменЯет любимый долгомостьевский марш,
изумительное «Џрощание славЯнки», и тут уж абсолютно понЯтно становитсЯ, что
ничего плохого произойти сегоднЯ не может. Ќи сегоднЯ, ни, каздалевский,
никогда. ’ем более, что со смертью <i>этой</i> ђээт перестала длЯ „олгомостьева
существовать и <i>та</i>, перваЯ, а вместе с нею и словечко ее обидное
<i>мразь</i>, столько лет над „олгомостьевым тЯготевшее. € теперь он снова
невинен, как младенец.<p>
Ќо „улов, „улов! ѓде же все-таки „улов?!<p>
Њеж тем („олгомостьев видит это почти наЯву) толпа у дверей суда растет, в ней
поЯвлЯютсЯ экстравагантные персонажи. ‚от подкатывает такси, и выходит из него
полнотелаЯ монахинЯ, всЯ в черном, в апостольнике, надвинутом на лоб и двумЯ
крыльЯми, на горле сходЯщимисЯ, закрывающем щеки; необычный костюм придает не
Ѓог весь какому красивому лицу Ќаденьки (это она!) определенную сексапильность.
‚от в треске и дымном чаду, словно ведьмина ступка, возникает весь забрызганный
грЯзью красный «‡апорожец» с буквами «ђ» в треугольничках за стеклами, и
водительница, набеленнаЯ и накрашеннаЯ, как труп, открыв дверцу, выставлЯет на
улицу костыли, а с заднего сиденьЯ пронзительно блеет коза. ‚от из серой
«‚олги» выбираетсЯ плешивый, с рыжей бородкою и усами человечек лет тридцати
пЯти&nbsp;-- сорока, сопровождаемый двумЯ оч-чень толстыми женщинами с
медальками на горизонтальных плоскостЯх грудей, и толпа расступаетсЯ, пропускаЯ
тройку к дверЯм. ‘удьЯ, судьЯ приехал, идет по толпе шепот. Ќе судьЯ это!
авторитетно заЯвлЯет <i>товарищ еврей</i>&nbsp;-- джинсовый пожилой человек в
польских усах. ќто актер, который <i>его</i> изображать будет. ‚идите&nbsp;--
загримированный. „олгомостьев фамилиЯ. „ействительно, <i>похож</i>, соглашаетсЯ
с усачом женский голос. ‚от два белобрысых милиционера в чине капитанов, два
бравых брата-близнеца, хоть по телевизору демонстрируй, по форме&nbsp;-- наши,
по говору&nbsp;-- вроде иностранцы, стоЯт-покуривают: видно, поджидают кого. €
точно: показываетсЯ из-за угла еще один милиционер, тоже капитан и как две
(три) капли воды похожий на двух первых, но не сразу замечает их в толпе, и те
кричат: “рмас, “рмас! и дальше что-то на непонЯтном птичьем своем Языке. ’от,
кто подошел позже, одет, в отличие от братьев, в парадную форму, поблескивает
золотом поЯса и погон, словно, как и безумнаЯ старуха во флердоранже и фате на
лысом черепе, вертЯщаЯсЯ тут с утра, не на суд прибыл, но на свадьбу. €ли,
скажем, в почетный караул.<p>
ЏоЯвление старухи неприЯтно и неожиданно длЯ „олгомостьева, он совсем уже успел
позабыть про нее в благодушии и оптимизме последних недель, но сколько ни
моргает и ни трЯсет головою, старуха исчезать не желает, показываетсЯ то там,
то здесь в гудЯщей, разношерстной толпе. ’еррористку-то видел, €ван Џетрович?
спрашивает генерала ‘ерпова ‚Ячеслав Њихайлович. ‚он, из-за угла выглЯдывает.
„а, понимаешь, отзываетсЯ генерал. €з-за каждого угла, из-за каждого дерева
террористы, понимаешь, выглЯдывали. Њы, говорЯт, лесные, понимаешь, братьЯ и
вас, говорЯт, коммунЯк, уж-жасно не любим! Џрий-, понимаешь, -метс.<p>
’ак все было на самом деле перед дверью суда, как навоображалось „олгомостьеву,
или не так&nbsp;-- проверить он не может, ибо провозЯт его в железные ворота на
задний двор и через черный ход ведут под конвоем на третий этаж, в небольшую
грЯзную комнату с зарешеченным окном и еще одной маленькой дверцею, и там
запирают наедине с вооруженным мальчиком-милиционером восточной национальности.
‘пустЯ недолгое времЯ дверца открываетсЯ и пропускает ‚еронику Ђндреевну.
‘бросив на свободный табурет надетую внакидку короткую шубку, ‚ероника
Ђндреевна остаетсЯ в белом медицинском халате, несколько на нее тесноватом, так
что пуговицы, кажетсЯ, в любую минуту готовы отскочить. Џод халатом на ‚еронике
Ђндреевне нет ничего&nbsp;-- „олгомостьев первым же взглЯдом засекает это, а в
руке&nbsp;-- чемоданчик с красным крестом на крышке. „олгомостьев жадно глЯдит
на ‚еронику Ђндреевну&nbsp;-- несколько недель пребываниЯ в камере, где воздух
прЯмо-таки дрожал от эротических фантазий подследственных, которые, то один, то
другой, всё бегали к параше, за невысокую, по поЯс, огородочку углом и, глЯдЯ
на прилепленные над раковиною журнальные портреты киноартисточек, самозабвенно
онанировали (кстати, среди портретов был и наденькин: в роли Ќаденьки, с
обложки «‘оветского экрана» за семьдесЯт первый год),&nbsp;-- несколько недель
пребываниЯ в камере сделали свое дело, но ‚ероника Ђндреевна тараторит
по-деловому, буднично, точно виделись они с „олгомостьевым в последний раз не
три с лишним месЯца (и виделись-то ведь <i>неудачно</i>!), а каких-нибудь
полчаса назад. ‡начит, так: Я договорилась, заседание начнут в твое
отсутствие&nbsp;-- по состоЯнию здоровьЯ. Ђ ты тем временем должен переодетьсЯ
и загримироватьсЯ. ‚от, кивает на медицинский чемоданчик. „альше: готовый, жди
моего сигнала и прежде времени носа не высовывай! Ђ по сигналу войдешь в зал
(она показывает на маленькую дверцу) и сделаешь жест. € ‚ероника Ђндреевна
резко выбрасывает вперед правую руку, а левую опирает большим пальцем о живот
так, словно там у нее жилетный карман. ‘кажешь одно только слово: това'гищи!<p>
Ћт жеста верхние пуговицы таки отлетают, и в распах халата вылазЯт две большие
немолодые груди с пигментными, размером в чайное блюдце, пЯтнами вокруг сосков.
ќто потом, деловито бросает ‚ероника Ђндреевна, а восточный мальчик весь
выставлЯетсЯ, краснеет, сует руку в карман, чтобы скрыть вдруг поЯвившийсЯ
неприличный бугор, вздувший форменные брюки. ’ы все запомнил?&nbsp;--
’ова'гищи! и исчезает, словно и не было ее здесь. „олгомостьев и слова не успел
вставить, где ‘емен €зрайлевич&nbsp;-- спросить. —емоданчик, впрочем, стоит
вполне реальный, и шуба лежит на табурете, и халатные пуговицы бельмами
таращатсЯ с потертого, затоптанного линолеума.<p>
Ќеожиданное предложение костюмироватьсЯ и загримироватьсЯ загонЯет
„олгомостьева в тупик: действительно, если он, произносЯ свою речь, свое
последнее, каздалевский, слово, воочию Явит суду и публике образ, на который
собираетсЯ сослатьсЯ, образ этот, безусловно, будет оправдан. Ќо что же
станетсЯ тогда с ним самим, с „олгомостьевым? Ћн ведь тоже нуждаетсЯ в Ќародном
Ћправдании! Ђ разве способен он разорватьсЯ надвое и предстать одновременно и
вдохновителем, и исполнителем сакраментального убийства?! Ѓольше того: вихревой
напор ‚ероники Ђндреевны, взЯвшей, судЯ по всему, дело в свои руки, вообще
ставит под сомнение если и не идею, то, во всЯком случае, сам факт последнего
долгомостьевского слова, если слово <i>слово</i> не воспринимать слишком
буквально. ’о есть, и <i>това'гищи</i>, конечно, слово, и слово очень важное,
очень веское и значащее, но способно ли оно заменить весь подготовленный
„олгомостьевым текст? €, наконец, где „улов?! ’ут есть от чего разболетьсЯ и
менее многострадальной, чем долгомостьевскаЯ, голове, и на ее владельца
накатывает одно из <i>остаточных Явлений</i>, одно из тех кратковременных
психических расстройств, которые всегда сопровождаютсЯ резким падением
оптимизма, возникновением чувства вины и мыслЯми об Ђлевтине<p>
ѕ—ерез две-три недели после премьеры в «Љомсомольце» „олгомостьев снова
оказалсЯ в “., приехал на летние каникулы, но не звонил, а ждал, что вот-вот
позвонит Ђлевтина сама, извинитсЯ, ждал, правда, как-то не совсем честно, то
есть, хотЯ и ждал, и полагал, что позвонит, а лучше было б, если б не звонила,
а позвонил бы кто-нибудь другой из “‘’ќЊа и извинилсЯ и за себЯ, и за всех
ребЯт, ну, и за Ђлевтину в частности. ’ак почти и вышло: позвонили, только по
другому поводу: сообщили, что Ђлевтина, купаЯсь в ‚олге, утонула, попала в
воронку. ‚ообще-то „олгомостьев мог смотреть в зеркало совершенно спокойно, ибо
достоверно помнил, что смерти невесте ни разу, даже краем мысли, не пожелал, но
почему ж столь настойчиво и слишком как-то осторожно стал разузнавать, в каком
состоЯнии находилась она перед гибелью, не в подавленном ли? Ќастолько
настойчиво и осторожно, что решилсЯ на крайность: обратитьсЯ через отца к
самодеЯтельной его агентуре.<p>
Ђгентурные сведениЯ оказались длЯ „олгомостьева успокоительными, причем
успокоительными сразу по всем фронтам: и интимный, дескать, роман между
“‘’ќЊовским режиссером и Ђлевтиною подтвердилсЯ, и настроение у нее в день
смерти было великолепное, и свидетельства очевидцев не оставлЯют сомнений, что
место имеет натуральный несчастный случай, а не какое-нибудь там самоубийство
или, упаси Ѓог, <i>убийство</i>. Њогла, конечно, насторожить быстрота поЯвлениЯ
этих сведений, поспевших до похорон, да и успокоительными сведениЯ были как-то
немного чересчур. Њало того, „олгомостьеву не длжно бы поверитьсЯ и в измену
Ђлевтины&nbsp;-- не тот она была человек,&nbsp;-- и в хорошее ее настроение, а
тут еще и напущеннаЯ на себЯ отцом эдакаЯ клоунскаЯ, елки-моталки, скорбь по
<i>порченой</i>, эдакие мерзкие в сторону „олгомостьева подмиги, словом:
каздалевщина какаЯ-то! Ќо не приставлЯть же к горлу старого темнилы и
конспиратора нож, не добиватьсЯ же от него или окольными путЯми <i>другой</i>
правды, тем более, что врЯд ли и добилсЯ быѕ<p>
Ќу, чыво стыышы? резко, с восточным акцентом, выдает не вполне оправившийсЯ от
эротического потрЯсениЯ мальчик. ’ыбэ жы сыкызалы: пырыыдывайсы! ‚ам что за
дело?! из покаЯнного своего далека отвечает „олгомостьев. Ћтвечает без вызова,
но с тем ненужным достоинством, какое автоматически поЯвлЯетсЯ в голосе и
осанке, когда не ощущаешь зависимости от собеседника. Њальчик едва заметно
щурит и без того узкие глазки, подходит вплотную, несколько раз больно
погружает твердый кулак в беззащитный живот „олгомостьева, так что тот,
мгновенно побледнев, оседает на пол. ’огда мальчик дружелюбно, будто ничего меж
ними не произошло, продолжает сверху вниз: расы сыказыны: пырыыдывайсы,
зыначыты, нады пырыыдыватыса. —ыво ужы туты ны пынЯты? ЏрислушиваЯсь к медленно
затихающей боли, „олгомостьев осознаёт, что длЯ него, точнее&nbsp;-- длЯ
бессмертной его части или как этоѕ длЯѕ длЯ спасениЯ его души (всю жизнь
отрицаемые вещи сами приходЯт на ум) лучше всего не выкручиватьсЯ бы сейчас,
ничего ни на кого не спирать, а если вдруг государство и само по себе дарует
полное прощение, то и прощениЯ не принимать, а понести заслуженное, самое,
может быть, крайнее наказание,&nbsp;-- но одновременно осознаёт и то, что не
позволЯт ему наказание понести, та же ‚ероника Ђндреевна с восточным своим
мальчиком не позволит, а сопротивлЯтьсЯ&nbsp;-- нету ни сил, ни мужества, ни
привычки, и, отдышавшись, встает, кладет чемоданчик на подоконник, открывает.
Џрежде чем зеркало во всю крышку становитсЯ под сто- примерно, -градусным
углом, удержанное дерматиновой ленточкою, оно отражает лежащий поверх плотной
массы сложенного костюма крохотный зеленый, с белой&nbsp;-- обводом&nbsp;--
полосою, с раструбом воздухозаборника на заднем закруглении крыши «‹Ђ‡».
Ќеуместный этот сувенир еще более усугублЯет настроение „олгомостьева, а сквозь
зарешеченное окно виднеетсЯ невдалеке характерный шпиль ‹енинградского вокзала,
с которого три с половиною месЯца назад началось последнее их с ђээт
путешествие, и доносЯтсЯ всевозможные железнодорожные звуки. „олгомостьев,
машинально доставаЯ из чемоданчика костюм-тройку, манишку, широкий, красный в
желтый ромб галстук, штиблеты, бороду, усы, всЯкие гримировальные мелочи
и&nbsp;-- странно!&nbsp;-- парик (ах да! вспоминает и проводит рукою от затылка
ко лбу по едва обросшему, приЯтно покалывающему ладонь бугристому черепу),
скашивает взглЯд вниз, к подъезду суда, и, хоть и в неудобном ракурсе, а воочию
видит воображенную по дороге толпу.<p>
’олпа волнуетсЯ, медленно кипит, но постепенно убывает, просачиваЯсь в здание
мимо добродушного милицейского сержанта, и хотЯ суд, с какой стороны ни
возьми&nbsp;-- с политической или с труположской&nbsp;-- должен бы быть
закрытым, „олгомостьева это просачивание нисколько не удивлЯет: кто проходит по
блату, кто&nbsp;-- ткнув под нос милиционеру нераскрытые красные корочки,
кто&nbsp;-- нахрапом, а кто и <i>уговорив</i> неподкупного стража: дела
обычные. ‘таскиваЯ тесные джинсы, внимательным взглЯдом выискивает „олгомостьев
среди голов покрытую фатою лысину и с облегчением не находит, но облегчение тут
же сменЯетсЯ еще большей тревогою: а ну как зловещаЯ старуха уже внутри, через
тонкую стеночку от него?<p>
Ђх, „улов! …сли бы поЯвилсЯ „улов! Ћн бы помог, защитилѕ<p>
Љапельки клеЯ стЯгивают надбровную кожу. „ва колечка, отрезанные кривыми
маникюрными ножницами от услужливо поданной восточным мальчиком папиросы, едва
заметно расширЯют, вздергивают долгомостьевский нос. ђовный, постепенно
усиливающийсЯ по мере заполнениЯ зала шум за стеною резко менЯет характер:
„олгомостьев понимает, что поЯвились <i>старики</i>. Ћн воображает, как идут
они гуськом по центральному проходу, как самый плюгавый и обтрепанный из них,
дергаЯ усатого за кавалерийскую шинель, пронзительно верещит: а знаете ли вы,
‚Ячеслав, елки-моталки, Њихайлович, знаете ли вы, какой вы у нас в доме
престарелых чекистов популЯрный? ’олько про вас, елки-моталки, целыми днЯми и
пѕдим. Џриходит, дескать, толпа на Љрасную, елки-моталки, площадь и&nbsp;--
ха-ха-ха!&nbsp;-- кричит: молотого, елки-моталки, молотогоѕ Ћтставной генерал
рЯвкает на плюгавого и пытаетсЯ заткнуть ему рот его же фуражкой. Њолотов,
шелестит в публике. Њолотовѕ Љак, разве он еще жив?.. —етвертый старик,
отставший от товарищей, спотыкаетсЯ о порог и растЯгиваетсЯ на нечистом
линолеуме.<p>
Ћднако, где все-таки „улов?<p>
Њетаморфоза тем временем в основном завершена, и „олгомостьев пристальным
взглЯдом художника смотрит на отражение. Љ формальному сходству, признаёт он,
придратьсЯ трудно, но все-таки зеркало представлЯет не то лицо, не то! не
удовлетворило б оно ‘езанова, и повинно в этом, разумеетсЯ, <i>кратковременное
психическое расстройство</i>, накатившее так некстати. ќх, кабы все происходило
каких-нибудь сорок пЯть минут назад, когда был он еще в полном порЯдке, когда
радио гремело «Џрощанием славЯнки» и «€ вновь продолжаетсЯ боем!». Ќо делать
нечего: прошлого не воротить,&nbsp;-- „олгомостьев закрывает крышку чемоданчика
и снова глЯдит в окно. ‚низу, у подъезда, почти никого уже нету, только блеет
привЯзаннаЯ за чахлое деревце коза да старуха в зэчьем, с нашитым на загривке
номером ватнике тщетно вьетсЯ вокруг милицейского сержанта.<p>
ум за стенкой смолкает: должно быть, заседание началось. „олгомостьев,
опасливо косЯсь на узкоглазого конвоира, прокрадываетсЯ к маленькой дверце и
чуть приоткрывает ее. ‚ щель виден почти весь зал, но происходЯщее в нем
почему-то странно ускорено, не менее минуты умещаетсЯ в какие-нибудь пЯть
секунд, словно прокручиваетсЯ снЯтаЯ центрейферно лента. ’огда, десЯть с лишним
лет назад, в ‹енинграде, неожиданно врубилсЯ рапид, теперь же, словно в
качестве компенсации, а то и просто сочувствуЯ участникам процесса: стараЯсь
освободить их как можно раньше в короткий этот предпраздничный день,&nbsp;--
времЯ резко убыстрЯет бег. „олгомостьев едва успевает следить, как оглашаетсЯ
красноречивое обвинительное заключение; как предоставлЯютсЯ вещественные
доказательства (чемодан) и фотографии некоего <i>супового набора</i>, в который
превратилось перемолотое товарнЯком тело ђээт; как выступает, глотаЯ слезы,
маленькаЯ старушка в черном, и деловитый молодой переводчик объЯснЯет понЯтными
залу словами и без слов понЯтные скорбь и гнев осиротевшей, если корректно так
выразитьсЯ, матери; как допрашиваютсЯ свидетели: и две проводницы с «ќстонии»,
и проводница со «‘трелы», и еще какие-то железнодорожники, и милицейский
капитан в парадной форме, и ‚итюша ‘езанов, и €ван ‚асильевич; как прокурор
сурово, но справедливо требует <i>высшей меры</i>; как адвокат отбарабанивает
невнЯтное свое слово, весь пафос которого заключаетсЯ в прекрасном моральном
облике и замечательных характеристиках с мест работы и жизни подзащитного да в
той еще <i>оригинальной</i> идее, что, дескать, как „олгомостьева ни наказывай,
потерпевшую гражданку ђ. Џрийметс на этот свет не вернешь; как несколько
скучающий от Ясности дела рыжий судьЯ, и впрЯмь до галлюцинации похожий на
<i>доследственного</i>, с несбритыми усами и бородкою, с нестриженной головою
„олгомостьева, то есть, скорее, на общего их прототипа, так что ошибке
<i>товарища евреЯ</i> удивлЯтьсЯ не приходитсЯ, перешептываетсЯ с обрамлЯющим
его оч-чень толстыми одинаковыми заседательницами и заканчивает на листе бумаги
сложный четырехцветный орнамент,&nbsp;-- и вот в каких-нибудь пЯтнадцать минут
пролетев, останавливаетсЯ процесс, словно стоп-кадр, перед последним словом
подсудимого. Ќе пойду! решительно решаетсЯ все еще не преодолевший
патологического своего состоЯниЯ „олгомостьев и меланхолически тЯнет, отклеиваЯ
от губы, заемный ус. Ќезачем мне там поЯвлЯтьсЯ. Ќечего мне им сказать. Џусть
делают, что хотЯт.<p>
‘топ-кадр слишком надолго зависает в воздухе: вот-вот, кажетсЯ, мощнаЯ лампа
проекции прожжет насквозь неподвижную пленку,&nbsp;-- но тут, словно в
фильме-сказке, распахиваютсЯ обе створки высоких входных дверей и&nbsp;-- вот
он, нашелсЯ, наконец!&nbsp;-- воздушной походкою циркового артиста, выбегающего
<i>на комплимент</i>, в зал влетает ‘емен €зрайлевич, возвращаЯ времени обычный
его темп. ‚ыход столь эффектен, что публика, не успев разобрать, чему,
собственно, аплодирует, разражаетсЯ овацией. ‚ левой руке ‘емен €зрайлевич
держит Ярко-красный телефонный аппарат (провод змеею тЯнетсЯ куда-то за двери),
в правой&nbsp;-- снЯтую с него трубку, и вьющийсЯ шнур пересекает черный костюм
героического режиссера, словно лента невиданного ордена. „улов, приблизЯсь к
помосту, протЯгивает трубку судье, и тот, поначалу опешив от неожиданности, а
потом, послушав, от того, что услышал, встает с высокого, гербом украшенного
стула и не вполне внЯтно объЯвлЯет: прошу предыдущую часть судебного заседаниЯ
считать недействительной. ‘лово длЯ доклада предоставлЯетсЯ общественному
защитнику, ѓероЯ ‘оциалистического ’руда, советнику юстиции первого ранга в
отставке кинорежиссеру ‘емену €льичу „улову. €зрайличу! выкрикивает с места
увешанный до пупа орденами отставной генерал, но неуместный его возглас
бесследно тонет в буре теперь уже осознанных рукоплесканий.<p>
„улов не выходит на трибунку&nbsp;--&nbsp;прЯмо как-то взлетает: бодрый,
подтЯнутый, на добрые два десЯтка лет помолодевший, сверкающий узкоконечной
золотой звездочкою с черного лацкана. Њне, каздалевский, начинает, унЯв широким
убедительным жестом восторг публики, неоднократно доводилось разоблачать и
обвинЯть многочисленных врагов нашего общества, нашего, каздалевский,
социалистического государства. ‘егоднЯ же, впервые за долгую мою жизнь, Я
выступаю в качестве защитника. ’емпорэ, каздалевский, мутантум, как говорили
древние римлЯне, и мы мутантерум вместе с ними. Ѓыло темпорэ разбрасывать
камни&nbsp;--&nbsp;пришло темпорэ собирать их. Љаздалевский&nbsp;-- девичьЯ
фамилиЯ моей мамы, робко замечает покрасневший, совсем уж смешавшийсЯ судьЯ.
‚ернее, ЉаздалевскаЯ. Ђ по паспорту Я числюсь ‘авичем, но ‘емен €зрайлевич,
весь страсть и энергиЯ, отмахиваетсЯ от ‘авича-Љаздалевского, как от мухи.
‘воевременно осудив вместе с партией некоторые перегибы и головокружениЯ в
процессе разбрасываниЯ камней, перегибы, впрочем, вызванные исключительно
взрывообразным стихийным ростом классового правосознаниЯ масс и неподдельным их
энтузиазмом, Я отнюдь не призываю к таким же перегибам и головокружениЯм в
процессе камне-, каздалевский, -собираниЯ, и если уж ты, каздалевский
(риторический указующий перст в сторону судьи), совершил преступление, ты
должен быть строго, но справедливо покаран. €, каздалевский, наоборотѕ
Љаздалевский-‘авич от перста вздрагивает, потому что хоть и знает про себЯ
точно, что никакого <i>вроде бы</i> преступлениЯ не совершал, а мало ли что
сейчас выплывет на поверхность?&nbsp;-- но ‘емен €зрайлевич продолжает не
обращать на Ќародного ‘удью никакого вниманиЯ, всецело занЯтый страстною своей
речью: Я призываю только не забывать о классово-общенародной сущности наших
законов и ориентироватьсЯ не столько на их иногда еще
буржуазно-лжедемократическую букву, сколько на их сугубо социалистический,
каздалевский, духѕ<p>
‘ нескрываемым раздражением слушает „олгомостьев учителЯ сквозь узкую щель
потайной дверцы. ‡ачем, зачем ты устроила эту дурацкую комедию? шепотом,
опасливо оглЯдываЯсь на восточного милиционера, цедит сквозь зубы тут же,
рЯдом, стоЯщей, жарко навалившейсЯ плечом и грудью ‚еронике Ђндреевне.
џ?&nbsp;--&nbsp;движимаЯ ревностью, презрительно смотрит ‚ероника Ђндреевна на
„олгомостьева. Ќе слишком ли ты много о себе понимаешь?! ‘ам комедиант,
убийца-любитель! „а Я б за тебЯ палец о палец не ударила! ‘ оператором, видишь
ли, он поехал! ‘ €ваном, видишь ли, ‚асильевичем! ‚он ему, кивает на сыплющего
каздалевскими ‘емена €зрайлевича, ему спасибо скажи. …два узнал, что с тобою
случилось, ожил, взвилсЯ, помолодел, супружеские даже обЯзанности исполнЯть
начал. ‚сех старых знакомых перетрЯхнул. Џсьма писал, и ‚ероника Ђндреевна
протЯгивает „олгомостьеву машинописный листок. «ЌесмотрЯ на внешний, кажущийсЯ
либерализм, выхватывает „олгомостьев взглЯдом случайный абзац из середины,
„олгомостьев&nbsp;-- человек сугубо, каздалевский, наш, и если мы будем
разбрасыватьсЯ такими кадрами, мы попросту останемсЯ без смены. џ знаю его
свыше десЯти лет, и как член партии с тысЯча девЯтьсот каздалевского годаѕ»<p>
Џрежде чем обвинЯть моего общественного подзащитного, продолжает меж тем „улов,
в умышленном, каздалевский, убийстве при отЯгчающих обстоЯтельствах, как сделал
бы это любой мелкобуржуазный суд, вспомним статью четырнадцатую “головного
Љодекса ђоссийской Љаздалевской ”едеративной ‘оциалистической ђеспублики и
посмотрим, не призывает ли нас <i>дух</i> наших законов применить в данном
случае не сто, каздалевский, вторую, а именно ее? €, достав из кармана
небольшую книжицу, зачитывает текст с заложенной бумажным хвостиком страницы.<p>
<i>Ќе ЯвлЯетсЯ преступлением действие</i>, вслушиваетсЯ „олгомостьев в летЯщие
с невысокой трибуны слова и постепенно, незаметно длЯ себЯ, увлекаетсЯ чарующим
их звучанием, <i>хотЯ и подпадающие под признаки деЯниЯ, предусмотренного
Ћсобенной</i>, каздалевский, <i>частью настоЯщего Љодекса, но совершенные в
состоЯнии крайней необходимости, то есть длЯ устранениЯ опасности, угрожающей
интересам ‘оветского государства, общественным интересам</i>ѕ&nbsp;-- так в
свое времЯ на съемках «‹юбви и свободы» не раз увлекалсЯ он эмоциональными
дуловскими показами&nbsp;-- ѕ<i>если эта опасность при данных обстоЯтельствах
не могла быть устранена другими средствами</i>ѕ&nbsp;-- и угнетенное,
подавленное состоЯние начинает мало-помалу проходить&nbsp;-- ѕ<i>и если
причиненный вред ЯвлЯетсЯ менее значительным, чем предотвращенный вред</i><a
href="redsquar_fn.html#fn6">[18.<p>
Ќачнем по порЯдку, продолжает „улов. Љомпетентные, каздалевский, органы
предоставили в распорЯжение общественной защиты неопровержимый кинодокумент,
согласно которому так называемаЯ ]</a><i>потерпевшаЯ</i> возвращалась в ’аллин
с антисоветской целью принЯть участие в буржуазно-националистической
демонстрации, посЯгающей на целостность нашего нерушимого, каздалевский,
государства, то есть в деЯнии, очевидно угрожающем интересам последнегоѕ Ќа
этих словах шторы высоких окон начинают медленно ползти по направлЯющим, гасЯ
Яркие лучи послеполуденного осеннего солнца, и во вспыхнувшем на стене
прЯмоугольнике несколько мальчиков и девочек под сине-черно-белым знаменем
кустарного вида&nbsp;-- студенты или старшеклассники&nbsp;-- загораживают,
высыпав из бокового проулка, маленький желтый трамвайчик, что уносит навстречу
жандармам, а метафорически&nbsp;-- в бессмертие&nbsp;-- умирающего за эстонский
пролетариат русского большевика.<p>
„алее, продолжает „улов, едва показ кинодокумента подходит к концу, можно ли
было данную опасность устранить другими средствами? Џризвав на помощь классовый
подход и революционное правосознание, мы вынуждены ответить однозначно: нет,
каздалевский, нельзЯ! “бежденный буржуазной националисткой, многолетней
любовницею валютчика, фарцовщика и расхитителЯ, свЯзанного с иностранными
спецслужбами и ныне строго, но справедливо покаранного, и, наконец, дочерью
бандита, убитого в перестрелке в мае тысЯча девЯтьсот сорок пЯтого года
органами эм, каздалевский, вэ дэѕ (<i>ЏорченаЯ</i>! осенЯет „олгомостьева. ђээт
ведь, по терминологии, елки-моталки, отца, тоже была порченаЯ! как только до
менЯ это, каздалевский, раньше не дошло?! ’еперь Ясно, почему нашептывал,
насвистывал Ља'гтавый&nbsp;-- он в порченых толк понималѕ)&nbsp;-- вот кем была
так называемаЯ <i>потерпевшаЯ</i>, гражданка ђээт Џрийметс, ‚ольно-, перевожу,
-лесова! € если б какаЯ-нибудь случайность удержала ее от одного преступлениЯ,
она при первой же возможности совершила бы другое. Џриведу пример: не далее,
как в день своего убийства, гражданка ‚ольно-, подчеркиваю, -лесова попыталась
терроризировать присутствующего здесь, в зале, знаменитого нашего сталинского
наркома и народного любимца ‚Ячеслава Њихайловича Њолотова (аплодисменты) и
была строго предупреждена мною и генералом €ваном Џетровичем ‘ерповым (снова
аплодисменты), что шантаж до добра ее не доведет и что неминуемо грЯнет
‚озмездие! ѓорбатого, гласит русскаЯ пословица (<i>порченого</i>, подставлЯет
„олгомостьев), способна исправить только могила, и моему общественному,
каздалевский, подзащитному выпала на долю редкаЯ честь воплотить в жизнь эту
Ќародную Њудрость, Ќародное, каздалевский, Џредначертание! (Ѓурные,
продолжительные аплодисменты.)<p>
’еперь, когда и младенцу Ясно, что от смерти преступницы никакого нашему
ѓосударству вреда нету, а одна только чистаЯ польза&nbsp;-- а если разобратьсЯ,
то и длЯ нее длЯ самой польза!&nbsp;-- теперь, Я думаю, необходимость
сравнивать <i>вред предотвращенный</i> с <i>вредом нанесенным</i> перед нами
уже не стоит. „а и из ее неизвестно от кого ребеночка (отбросив ненужную,
мелкобуржуазную сентиментальность, посмотрим фактам прЯмо в глаза!)&nbsp;-- и
из ребеночка, если б он народилсЯ, врЯд ли вышло бы что хорошее при такой-то
матери! ’ем более, что мой общественный, каздалевский, подзащитный женитьсЯ на
ней не собиралсЯ!<p>
ЏарадоксальнаЯ логика речи заставлЯет „олгомостьева усомнитьсЯ на мгновенье,
седой ли утконосый маразматик со звездочкою на лацкане&nbsp;-- автор ее, не
мистический ли ЉЂ‡„Ђ‹…‚‘Љ€‰ (достойный по величию своему быть записанным одними
заглавными литерами)? Ќо не все ли равно, кто автор! думает „олгомостьев. ‚
конце концов, важен, каздалевский, результат. ‘остоЯние вернулось уже к полной
норме, и, не подходЯ к зеркалу, знает „олгомостьев, что теперь вполне бы
устроило его лицо ‚итеньку ‘езанова, даже решает разыскать художника по
окончании всей этой процедуры, взЯть у него реванш за таллинские обидные
разговоры да заодно и попозировать.<p>
‚еронике Ђндреевне, напротив, что-то не нравитсЯ в облике любовника. Ћна как
зашла в комнату во второй раз&nbsp;-- тут же почувствовала неладное, какой-то
изъЯн, но все не может разобрать, где он кроетсЯ. ‚роде бы грим наложен
безупречно, а что-то мешает, что-то настораживает взглЯд&nbsp;-- не то что бы
разрушает похожесть, а делает ее несколько карикатурной.<p>
Џоследнее времЯ, завершает „улов речь философским обобщением, мы судим так
называемых диссидентов как обыкновенных уголовных преступников и совершенно
правильно делаем. Ћни, не имеЯ в народе реальных сторонников, занимаютсЯ по
видимости деЯтельностью политическою&nbsp;-- в действительности же просто
пытаютсЯ покуситьсЯ на монолитность нашего, каздалевский, ѓосударства и таким
образом ведут себЯ как элементарные бандиты и мошенники. ‘лучай же с моим
общественным, каздалевский, подзащитным прЯмо и принципиально противоположен:
по видимости уголовное, преступление имеет, разумеетсЯ, смысл глубоко
политический и, в сущности, как Я уже показал выше, никаким преступлением не
ЯвлЯетсЯ, а наоборот: демонстрирует рост в нашем каздалевском народе
классового, революционного правосознаниЯѕ<p>
‡ачем только понадобилось костюмировать и гримировать менЯ? удивлЯетсЯ
„олгомостьев. ‚от ведь как ловко мы вывернулись и без помощи Ља'гтавого! „а и
действительно, разве Я, каздалевский, виноват в чем?! Ќо „улов, оказываетсЯ,
предусмотрел в своем сценарии эффектную завершающую точку. Џосмотрите,
восклицает он и делает кульбит, сальто-мортале с места, только звездочка,
сверкнув, зависает на мгновение вверх ногами и возвращаетсЯ in statu
quo&nbsp;-- посмотрите, <i>кого</i>, каздалевский, покусились вы осудить! € тут
же пронзительным шепотом посылает в сторону потайной дверцы команду:
пошел!&nbsp;-- так точно запускал он „олгомостьева в действие на съемочной
площадке. € тот, тоже как на съемочной площадке, легко и привычно выбегает в
зал,&nbsp;-- никакой необходимости не было в жестком тычке кулака ‚ероники
Ђндреевны,&nbsp;-- выбегает, выбрасывает вперед, в даль, правую руку и
торжественно произносит: това'гищи, каздалевский! ’ова'гищи! “с! в ужасе
понимает, наконец, ‚ероника Ђндреевна и поднимает с пола узенькую марлевую,
рыжим волосом покрытую полоску.<p>
‡ал, впрочем, отсутствиЯ уса как бы и не замечает, аплодирует стоЯ, и сзади, из
прохода, от дверей, пронзительно блеет коза; художник ‘езанов лихорадочно
зарисовывает что-то в альбом; отставной майор ЊѓЃ „олгомостьев-старший вне себЯ
от восторга верещит: счастье-то, елки-моталки, счастье-то! Ќеужто ж это Я
такого, елки-моталки, сукина сына выродил?! Ђ допившийсЯ до старости алкаш
колотит заслуженного чекиста по голове, пытаЯсь перекричать его: нет, Я! нет,
Я! џ, каздалевский! возможно, хочетсЯ сказать „улову, но, вымотанный речью,
полулежит он на трибунке: обрюзгший, с остекленелыми, как у идиота, глазами, и
пускает тонкую слюнку; судьЯ ‘авич, напуганный сакраментальным собственным с
подсудимым сходством, но досмерти довольный, что сегоднЯ, кажетсЯ, выкрутилсЯ,
провозглашает полное и безусловное оправдание „олгомостьева, причем ни сам
‘авич, ни публика не сомневаютсЯ, что не красный телефон тому причиною, а
неопровержимаЯ логика речи общественного, каздалевский, защитника.<p>
„олгомостьев движетсЯ по проходу навстречу плещущим рукам, и ему
представлЯетсЯ, что не по залу суда идет он, а, спустившись с мавзолеЯ, по
убранной, расцветшей к завтрашнему празднику плакатами, лозунгами и портретами
Љрасной площади, идет под звуки марша, который, сверкаЯ на солнце золотыми
трубами, играет расположившийсЯ у ѓ“Ња военный духовой оркестр, под звуки
«ЏрощаниЯ славЯнки»,&nbsp;-- и народ расступаетсЯ, даваЯ дорогу, забрасываЯ ее
цветами, исключительно белыми цветами, и дети, взобравшись к отцам на плечи,
нежными голосками кричат <i>ура</i> и почему-то <i>горько!</i> Џравый штиблет
колетсЯ гвоздиком, так что приходитсЯ напрЯгать, поджимать на ноге большой
палецѕ<p>
„о последнего мига надеЯлсЯ капитан “рмас Љукк, что не таким будет приговор,
ибо не ради фарса затевал утомительное свое расследование, но ради
‚озмездиЯ,&nbsp;-- надеЯлсЯ, что не настолько еще вывихнулось ѓосударство, что
волей-неволей придетсЯ брать на себЯ карающую его функцию, однако теперь
другого выхода&nbsp;-- чем бы предстоЯщий поступок капитану ни грозил&nbsp;--
не остаетсЯ, и, пожав братьЯм, с которыми загодЯ обо всем переговорил, руки,
достает “рмас Љукк из кобуры своего «макарова». ‘нимает с предохранителЯ,
оттЯгивает затвор, досылает патрон в положенную длЯ стрельбы позицию.<p>
„олгомостьев медленно приближаетсЯ к стоЯщему у самого лобного места капитану,
и расстоЯние уже достаточно, чтобы не промахнутьсЯ никак, но Љукк хочет
выстрелить непременно в упор, хочет, чтобы успел увидеть его и узнать
„олгомостьев и вполне сообразить, что грЯдет ‚озмездие. Љаких-то пЯть шагов
остаетсЯ „олгомостьеву до лобного места, три шага, и уже вспотела капитанова
рука на ребристой поверхности коричневых пластмассовых накладок рукоЯти, как
вдруг крючконосаЯ старуха в подвенечном платье и съехавшей набок,
приоткрывающей желтую кожу черепа капроновой фате выскакивает наперерез, застит
капитану „олгомостьева и, вытЯнув перед собою сжатый обеими руками ржавый
наган, трижды стрелЯет в бедного нашего героЯ.<p>
‚ мгновение, которое проходит между вспышкою огнЯ и ударом по телу первой пули,
„олгомостьев успевает увидеть Љаплан и всех троих Љукков за нею, успевает
понЯть, какие могучие пласты мирозданиЯ пришли в неостановимое движение от
некоторых давних и по видимости мелких поступков и проступков, но понимание это
герметично замыкаетсЯ в нем, неспособное уже повлиЯть на покуда остающихсЯ жить
людей.<p>
„олгомостьев вздрагивает встречь каждому выстрелу и падает на давно не метенный
линолеумный пол. ђазжавшаЯсЯ леваЯ рука выпускает игрушечный зеленый автобус, и
он, символически вращаЯ правым передним колесиком, лежит на боку в мутном
осеннем солнечном свете, едва пробивающемсЯ сквозь грЯзные, засиженные мухами
стекла. Љровь из пулевых отверстий выливаетсЯ импульсами, пытаЯсь вымыть,
вытолкнуть густой, настоЯвшийсЯ за долгие годы Яд, но тот, обжигаЯ, расходитсЯ
неостановимым противотоком по всем жилам.<p>
Ќикакой Љрасной площади нет и в помине, нету и народа: несколько дрЯхлых
стариков, две проводницы в форме, судьЯ с толстыми заседательницами, милициЯ да
монахинЯ в черном апостольнике&nbsp;-- вот, пожалуй, и все, кто окружает
„олгомостьева в последнюю минуту жизни. Ћн открывает глаза и видит прЯмо над
собою полное, рыхлое лицо Ќаденьки. ЏокайсЯ, произносит лицо. Џока не
поздно&nbsp;-- покайсЯ и приди к Ѓогу. „олгомостьев вспоминает тошнотворный
запах сладострастной ее испарины, вспоминает, как читала молитву на кухне и
крестилась, прежде чем выпить рюмку, и ему становитсЯ противно. „ура, говорит
„олгомостьев и умирает.<p>
‘обственное тело и люди, копошащиесЯ вокруг него, оказываютсЯ далеко внизу,
словно снЯтые с крановой точки самым жестким широкоугольником, а впереди
расстилаетсЯ огромное серое пространство, на дальнем конце которого сгустками
энергии смутно маЯчат светлые тени: и тот, кого „олгомостьев играл, и мать, и
Ђлевтина, и ђээт, и бард с видеозаписи,&nbsp;-- так во всЯком случае
чудитсЯ,&nbsp;-- и нужно отправлЯтьсЯ в долгий, тЯжелый путь через топкое это
поле.<p>
<p>

---------------------------------------------------------------
        ЏримечаниЯ

<a name="fn0">[1 ‘ергей Њихалков. «‚ музее ‹енина»<p>
2 €звестное изречение]</a><p>
3 “-ский ‘туденческий ’еатр ќстрадных Њиниатюр -- стандартнаЯ аббревиатура
былых времен<p>
<a name="fn1">[4 €звестнаЯ песнЯ<p>
5 ‚ысказывание знаменитого поэта]</a><p>
6 ќстонское приветствие<p>
<a name="fn2">[7 ‚полне народнаЯ песнЯ]</a><p>
8 ’оже очень популЯрнаЯ в народе песнЯ<p>
<a name="fn3">[9 ‡десь и далее жирным курсивом -- строки из поэмы
поэта-либерала Ђ. ‚ознесенского «‹онжюмо»]</a><p>
10 –иничный анекдот<p>
11 Џрирода (лат.)<p>
12 Љому выгодно (лат.)<p>
<a name="fn4">[13 Ћтрывки из подлинных сочинений московских третьеклассников
1981 года<p>
14 Ћтгадка: поезд «Њосква-‘моленск» («Њосква-Љалинин», «Њосква-ђЯзань» и т.
д.)]</a><p>
15 «Њаленький белый голубь мира»<p>
<a name="fn5">[16 ‘нова «‹онжюмо»<p>
17 ЏодлиннаЯ надпись<p>
18 “Љ ђ‘”‘ђ
---------------------------------------------------------------
<p>
‘оломеннаЯ сторожка, 1980--1981 г.г.<p>