лич. Ќа парнЯ,
поклЯвшегосЯ женитьсЯ, показывать не стала, и тот вскоре ушел в армию, уехал в
‘реднюю Ђзию, откуда первое времЯ писал часто и трогательно, потом реже, а,
демобилизовавшись, ни в ’аллин, ни на хутор и не заглЯнул. „рузьЯ поначалу
навещали, потом начали забывать. „лЯ кого девица краситсЯ теперь, „олгомостьев
спрашивать не стал, боЯсь ненароком обидеть. Ќедавно родные пообещали купить ей
инвалидный «‡апорожец», чтобы она могла ездить в город, и девица снова
оживилась надеждою. Ќадеждою на что&nbsp;-- „олгомостьев не понимал тоже. ’ем
временем все подготовили, и „олгомостьев пошел говорить <i>мотор-начали</i>.
Љоза в кадре была совершенно ни к чему, и&nbsp;-- не скандал вокруг нее&nbsp;--
распорЯдилсЯ бы „олгомостьев ее убратьѕ<p>
Љозьи воспоминаниЯ сменились сном, сон&nbsp;-- пробуждением: на перроне
встречала „олгомостьева немолодаЯ, некрасиваЯ ‹еда.<p>
‚ернувшись в Њоскву, „олгомостьев с головой окунулсЯ в павильон: заказывал по
полторы-две смены, добивалсЯ от актеров и от €вана ‚асильевича каких-то
тонкостей,&nbsp;-- хотЯ теперь уж спешить из ’аллина было не надо,
<i>творческий подъем</i> продолжалсЯ. ЏоЯвилась потребность до смерти уставать.
ѓде-то через неделю „олгомостьева таинственно вызвали с площадки, подвели к
незнакомому молодому человеку, одетому как фарцовщик: в кожу и вельвет, и тот,
махнув перед долгомостьевским носом нераскрытой красной книжечкою, предложил
проследовать за собой. ‚ „олгомостьеве все оборвалось, он понЯл: взЯли, и даже
не попыталсЯ взбрыкнуть, сказать про <i>художественный процесс</i>, про <i>не
имеете права</i>, спросить, наконец, ордер, не вернулсЯ даже в павильон, чтоб
объЯвить перерыв или конец смены или передать кому-нибудь бразды
правлениЯ,&nbsp;-- покорно поплелсЯ за молодым человеком длинными, полукруглыми
в плане коридорами, отражаЯсь в стенных, в рост, зеркалах, где впервые
отразилсЯ десЯть лет назад гордым малознакомым человеком в темной тройке и
пластроне.<p>
Ђлевтинаѕ<p>
Ќет, в том, что не состоЯлось последнее их свидание, тут уж она сама была
виновата, больше никто! Љогда «‹юбовь и свобода» закончилась, „олгомостьев
ездил по городам и весЯм с премьерной бригадою, и не то что бы так
подвернулось, а он, можно сказать, сам направил так, что прибыли они и в “. Ђ
что? ‘тыдитьсЯ ему было нечего! Ћн сыграл как положено, как обещал, и совесть
его чиста! Ќет, он не рассчитывал на триумф, может, придетсЯ еще спорить,
доказывать, но имеет же „олгомостьев, в конце концов, право на заслуженное
признание ребЯтами его победы?! €х, в сущности, <i>общей</i> победы. Џотому что
ведь эта тЯга к свободе от штампов, это автоматически отрицательное отношение к
властЯм&nbsp;-- все это проЯвлениЯ коллективного сознаниЯ, выработавшегосЯ как
раз внутри замечательного их “‘’ќЊа!<p>
„олгомостьев же и в самом деле сыграл все <i>по правде</i>, во всЯком случае,
настолько по правде, насколько позволили объективные обстоЯтельства: сценарий,
мизансцены, собственные его, „олгомостьева, представлениЯ и способности,
наконец! Ќет, разумеетсЯ, кое-что было попорчено монтажом, кое-что вырезано на
разных уровнЯх: от редактора картины до ЏредседателЯ ѓЋ‘Љ€ЌЋ, но любой
мало-мальски <i>профессиональный</i> зритель просто не мог бы не отметить, как
отличаетсЯ роль, сделаннаЯ „олгомостьевым, от канонического образа. ѓерой
„олгомостьева был заметно жесток, фанатичен, его жесты и речи походили на жесты
и речи циркового гипнотизера, а в моменты эмоциональных спадов студнем
расплывалсЯ герой по дивану, и глаза его стекленели, становились
нечеловеческими. Ћн был безжалостен и сентиментален, злопамЯтен и
закомплексован. Ћн был <i>некрасив</i>.<p>
‘ другой стороны, конечно, настораживало, что <i>так</i> сыгранную роль
пропустили: и сам „улов, и редактура, и дирекциЯ студии, и ѓЋ‘Љ€ЌЋ. Ќеужели
„олгомостьеву удалось обмануть их всех?! Ќеужели они сами настолько оказались
под гипнозом общей структуры ими же созданного мифа, что не различали его
конкретного наполнениЯ? €ли в какой-то момент истории уже все равно, <i>как</i>
его играть, важен лишь факт <i>его</i> поЯвлениЯ на экране?<p>
Ѓригаду повезли в центральный кинотеатр, в «Љомсомолец», прЯмо с самолета, и
„олгомостьев, увы, не успел не то что повидать никого&nbsp;-- даже никому
позвонить. ’аким образом, задуманнаЯ им операциЯ самооправданиЯ, казалось,
срываетсЯ, что (чувствовал он в глубине души) отчасти и хорошо. Ќо нет!&nbsp;--
не так-то просто оказалось выбратьсЯ из самим же построенной ситуации:
„олгомостьев не учел, что <i>его ребЯта</i>, эти либералы шестидесЯтых годов,
воспитывались, как и он, в предыдущем и даже отчасти в предпредыдущем
десЯтилетии, то есть именно на дуловских и околодуловских картинах, где если уж
доЯрка Њаша уезжала из села, чтоб стать знаменитой на всю страну певицею, то
непременно в зените славы и возвращалась, чтобы в бликах корреспондентских
блицев заключить в объЯтиЯ бегущую навстречу в подшитых валенках подругу „ашу.
’ак что и ребЯта не могли отказать себе в разыгрывании этого сценарного хода и
полным составом, включаЯ, разумеетсЯ, и Ђлевтину, оказались в зрительном зале.
’ут даже не важно было длЯ сюжета, что, едва фильм кончилсЯ, зажегсЯ свет и
съемочнаЯ группа взобралась на подмостки: принимать цветы и служить объектом
восторга и поклонениЯ, весь “‘’ќЊ демонстративно встал с мест и направилсЯ к
дверЯм: обычнаЯ инверсиЯ, ничего не менЯющаЯ в конструкции, то же
<i>признание</i>, только с обратным знаком. „олгомостьеву, однако, не хватило
объективности так все это и воспринЯть, в дроби хлопнувших сидений услышал он
барабаны публичной казни, глубоко на ребЯт обиделсЯ и даже не стал звонить
Ђлевтине, считаЯ себЯ в состоЯнии ссоры с нею, причем ссоры по алевтининой
несомненной винеѕ<p>
‡а окнами черной «‚олги» хлюпала слЯкотью сентЯбрьскаЯ Њосква. „олгомостьев,
зажатый на заднем сиденье между молодым человеком в коже и вельвете и еще
одним, как капитаны Љукки друг на друга, похожим на первого, ехал покорно, не
задаваЯ вопросов, потому что и так все зналѕ Џокорно и спокойно. Ќо внутри
„олгомостьева что-то было не в порЯдке: его пусто поташнивало, словно уже
середина днЯ, а еще не успел позавтракать. Џравда, когда машина, едущаЯ по
Џетровке, миновала €звестное ‡дание, занЯла на перекрестке левый рЯд и,
дождавшись зеленой стрелочки, покатила к ‡данию ‡начительно Ѓолее €звестному,
„олгомостьев несколько удивилсЯ всеведущности Ћрганов, удивилсЯ, впрочем, с
оттенком восхищениЯ: ну, действительно, откуда смогли они узнать, что это не
он, а Ља'гтавый, что преступление (но раз Ља'гтавый, тут следует еще выЯснить,
преступление ли!) вовсе не уголовное, а, каздалевский, политическое? ‚се-таки,
решил „олгомостьев, охрана нашего государства в надежных руках!<p>
—то вызов не имеет отношениЯ к убийству ђээт, „олгомостьев понЯл не вдруг,
где-то на десЯтом уже вопросе следователЯ, представившегосЯ как €горь
Љонстантинович15 и интерсовавшегосЯ исключительно эпизодом с несчастной этой
таллинской демонстрацией, что случайно попала на пленку. Ќо когда понЯл&nbsp;--
особого облегчениЯ не испытал, скорее наоборот: значит, еще раз придетсЯ
переживать пустое, нехорошее поташнивание. €звестие, что единственный дубль
финального кадра <i>они</i> изымают, тоже не вызвало в „олгомостьеве сильных
эмоций, и он даже не попыталсЯ выпросить начало дублЯ, <i>до</i> поЯвлениЯ в
кадре мальчиков и девочек. Љогда „олгомостьев выходил из кабинета, он увидел
дожидавшегосЯ в приемной на стуле €вана ‚асильевича: везли, стало быть, двумЯ
машинами&nbsp;-- чтоб <i>не было сговора</i>.<p>
‘кажите (едва опасность миновала, в голосе „олгомостьева снова прорезались
обычные его, либерально-оппозиционные, иронические нотки), скажите, спросил он
у сопровождающего молодого человека, это непременно надо было делать во времЯ
смены? Њолодой человек ответил: мы выпишем вам повестку и отметим половину
рабочего днЯ.<p>
Ќесколько дней спустЯ ‘езанов пригласил „олгомостьева в университет посмотреть
предсмертные видеозаписи одного барда, известного на всю страну, либерала,
приЯтелЯ <i>уехавшего</i> кумира: концерт в Ћстанкино, кинопробу длЯ какого-то
американского режиссера. Ќенавижу блатных, говорил „олгомостьев по дороге.
Ќенавижу и, знаешь, боюсь. ‚стречает тебЯ на темной улице компаниЯ человек из
пЯти: ножи, золотые фиксы и, главное, глаза совершенно оловЯнные: разговаривать
бессмысленно. („олгомостьев как-то в юности, в “., драл что есть духу от
подобной компании.) џ много думал о (тут „олгомостьев образовал притЯжательное
прилагательное от имени барда) популЯрности: она, по-моему, вызвана тем только,
что ђоссиЯ, пройдЯ двадцатилетний всевобуч лагерей, тотально заражена блатным
духомѕ ‘транный вы человек, ответил ‘езанов, то вы блатных ненавидите, то
милиции опасаетесь. “ж не убили ль кого? Њожет, эстоночку свою светлоокую? Ћна
вас бросила, а вы ее за это и убили. „олгомостьев, понимаЯ, что ‚итенька шутит,
и ухом не повел, правда, потребовалось значительное усилие воли, чтоб не
повести ухом и вернуть мысли к барду.<p>
„олгомостьев позволил себе назвать барда по имени потому, что именно его около
года назад, сам, не доверЯЯсь ни ассистенту, ни второму, пыталсЯ заполучить на
главную роль в своей картине: с кумиром сотрудничество не вышло&nbsp;-- вдруг
выйдет с бардом. Ѓард прочел сценарий и наотрез отказалсЯ, чем сильно ущемил
„олгомостьева и обидел, и на разнообразные вопросы со всех сторон отвечать
приходилось эдак между прочим, пренебрежительно и фамильЯрно, что да, мол,
хотел снимать (имЯ барда в родительном падеже), и тот был не против, но что
что-то там не совпало по срокам, а вот в следующей картине обЯзательно совпадет
и бард сниметсЯ непременно, пообещал, просил даже никого другого не пробовать.
—уть-чуть страшно было „олгомостьеву, что поймают за руку на лжи, но тут как
раз бард умер и от опасений освободил.<p>
‚ообще с актерами на картине&nbsp;-- взЯть, к примеру, еще и главную
героиню&nbsp;-- случались у „олгомостьева сплошные недоразумениЯ и неурЯдицы.
—то вроде бы может быть приЯтнее, престижнее длЯ любой провинциалки (а ќстониЯ,
как ни крути, все-таки не больше, чем провинциЯ), чем снЯтьсЯ в центральной
роли у столичного режиссера? Ћднако, прежде чем найти исполнительницу,
„олгомостьев получил два вежливых, но очень как-то неЯсно мотивированных
отказа, нечто вроде стандартного <i>ma ei oska</i>: от девочки из Њолодежного и
от актрисы из «‚анемуйне». ђээт позже, у «ЏЯти свечей», в тот самый вечер,
когда расставались перед заграничным путешествием и она плакала, объЯснила
„олгомостьеву: безнравственно играть эстонку, влюбленную в русского; вот если
эстонец соблазнЯет русскую&nbsp;-- это можно, это нравственно и даже в каком-то
смысле лестно. ‚прочем, третьЯ актерка, к которой „олгомостьев подослал
ассистента, играть согласилась, причем согласилась с большим энтузиазмом, и
„олгомостьев осталсЯ своим выбором в результате доволен.<p>
‘ейчас „олгомостьев и еще несколько избранных сидели в небольшой комнате,
заставленной аппаратурой, и смотрели на экраны трех рЯдком стоЯщих мониторов:
двух цветных и черно-белого. Џредгрозовой воздух пах озоном и расплавленной
канифолью. ‚ темном незанавешенном окне билсЯ по ветру подсвеченный флаг над
куполом казаковского сената да горели две кремлевские звезды: побольше на
ближней, Ѓоровицкой, и какаЯ-то далекаЯ. ЏоЯвились звезды над шатрами в
тридцать седьмом, и „олгомостьев решил поделитьсЯ несвежей этой информацией с
юным ‚итенькой. ’от кивнул, но раздраженно: ему не хотелось отвлекатьсЯ от
экранов на либеральные разговоры.<p>
Ќа экранах же происходило следующее: бард, которому телевизионщики лживо
посулили, что концерт <i>может</i> пойти в эфир, выбирал песни, уже записанные
на пластинки или шедшие в кино или спектаклЯх, забывал собственные тексты,
краснел, нервничал: дескать, извините: возможно, вам все это и не интересно, но
вы уж потерпите, послушайте, ради •риста. ‡ачем? снова склонилсЯ „олгомостьев к
уху художника. ‡ачем он заискивает перед публикой? ‘ловно не покорил ее лет уже
двадцать назад. ‘ловно не из каждого окна, из каждого парадного хрипит не его
голос? Ћн не перед публикой заискивает, возразил ‘езанов. Џеред ѓосударством.
ЏопулЯрность-то у него какаЯ была? ЌеутвержденнаЯ. ЏолудозволеннаЯ. ‘тало быть,
не вполне настоЯщаЯ. ѓлЯдите, как он сам это чувствует! кивнул художник на
экраны. ‚от вам, пожалуйста: смерть от любви. Ћт неразделенной любви к
ѓосударству. „олгомостьева покоробил витенькин цинизм, но печать смерти на лице
барда: рыхлом, одутловатом, <i>потустороннем</i>&nbsp;-- читалась внЯтно. ’ут,
может, и было самым удивительным это сочетание смерти и суеты.<p>
‚ыходЯ из видеолаборатории, „олгомостьев задержалсЯ на минуту перед
вестибюльным зеркалом, поглЯдел на собственное лицо: нету ли на нем этой
сакраментальной печати? € ничего не сумел разобрать. Ќет, так и не удалось ему
продвинутьсЯ в постижении ’айны ‘мерти, в постижении ‚ечности.<p>
ђади просмотра „олгомостьев отменил вечернюю половину смены и сейчас, в без
каких-то минут девЯть, оказалсЯ ненужно, обременительно свободен. ЏопрощалсЯ с
‘езановым у университетского подъезда и привычно направилсЯ к метро, чтобы
ехать домой, но, едва спустилсЯ под землю, понЯл, каково будет провести полтора
часа, оставшиесЯ до сна, наедине с ‹едою, и выбралсЯ на поверхность.<p>
„олгомостьев чувствовал, что, ежели б ему случилось когда переделывать
собственную жизнь в киносценарий, налицо имелась бы серьезнаЯ композиционнаЯ
перегрузка женщинами, то есть не просто женщинами, не случайными, проходными
знакомками и любовницами, а такими, кто сыграл или играл в его судьбе
достаточно серьезную роль. „ействительно, необходимо попали бы сюда и обе ђээт,
и Ђлевтина, и ‚ероника Ђндреевна, и даже Ќаденька, и, увы, разумеетсЯ, ‹еда.
Ћхотнее всего вымарал бы „олгомостьев именно эту последнюю из воображаемого
сценариЯ, но именно она менее всего такому вымарыванию поддавалась. Ќе слишком
сведущий в вопросах ѓреха и ‚оздаЯниЯ, тем не менее ощущал „олгомостьев, что
‹еда дана ему в наказание заѕ ну, скажем, за Ђлевтинуѕ да и вообщеѕ&nbsp;-- и в
прежнее, относительно спокойное времЯ крест свой нес с покорностью, проЯвлЯЯ к
жене ровное дружелюбие, что позволЯло сводить ее вспышки раздражениЯ к
одной-двум в месЯц&nbsp;-- расклад терпимый. ’еперь же, вернувшись из ќстонии,
„олгомостьев осознал, что тащить эту ношу дальше ему уже не по силам, что он
просто <i>видеть ‹еду не может</i>, и, чтобы чего не вышло, следовало срочно от
нее уходить, но, помимо того, что уходить было очень <i>неудобно</i> (желание
остатьсЯ хорошим со всеми и длЯ всех на свете не истребилось в „олгомостьеве с
детства; вот довести б дело, мечтал он по ночам, чтобы ‹еда сама его бросила:
тогда вдобавок к облегчению поЯвилось бы еще и чувство возвышающей, обиженной
правоты!)&nbsp;-- итак, помимо того, что уходить было очень <i>неудобно</i>,
<i>неловко</i>&nbsp;-- уходить было и <i>некуда</i>. Њожет, в другую, более
спокойную, несъемочную пору „олгомостьев не спеша подыскал и арендовал бы себе
жилье, хотЯ тоже врЯд ли, но теперь уж во всЯком случае как-то совсем было не
до того. Ќу, положим: в том, что он женилсЯ именно на этой женщине, проЯвилась
ђука ‘удьбы, вот даже именем ‹еду таким наградила, но зачем же он, дурак,
согласилсЯ <i>собственный</i> кооператив (вместе с лединой коммунальной
комнаткою) сменЯть на их нынешнюю квартиру? сменЯть так, что назад уже не
разменЯешьсЯ, да и ‹еда хрен поедет теперь в коммуналкуѕ<p>
€ еще хорошо было бы взЯть другую монтажершу, а то „олгомостьев боЯлсЯ обитой
жестью двери монтажной, словно за нею не при рождении первой по-настоЯщему
своей картины предстоЯло ему присутствовать, а больные зубы лечить,&nbsp;-- но
и открепить ‹еду характера не доставало.<p>
‚прочем, не из-за одной ‹еды и даже, пожалуй, не столько из-за ‹еды пугала
„олгомостьева дверь монтажной, а и потому еще, что, наперекор лихорадочному
квази-творческому подъему, Ясно видел „олгомостьев в просмотровом зале, как
мало годитсЯ весьма и весьма изысканно отснЯтый материал длЯ так называемой
‚ечности, как мало имеет он отношениЯ к так называемому €скусству. «Џоцелуй»
получилсЯ, надо думать, по той только причине, что удивительно точно настроение
малопопулЯрного, полузабытого чеховского рассказа легло на долгомостьевскую
душу. „олгомостьев, сам, может, того не осознаваЯ, почувствовал внутреннее
сродство с некрасивым, бесталанным артиллерийским офицериком, получившим на
балу в замке предназначенный другому поцелуй. Ћт поцелуЯ, хоть и догадываЯсь,
что здесь простаЯ ошибка, qui pro quo, офицерик оживает, распрЯмлЯетсЯ,
становитсЯ чуть ли не выше ростом; товарищи буквально не узнают его, а он все
лето, все лагерЯ одним только этим поцелуем, одним этим воспоминанием и
существует и с нелогичной, ничем не мотивированной надеждою ожидает возвратного
пути. Ќо, увы, как и следовало полагать, на возвратном пути чудо не
повторЯетсЯ, ошибка становитсЯ неопровержимо очевидной, и офицерик сламываетсЯ:
теперь уже, вероЯтнее всего, навсегда. Ђ что? ђазве „олгомостьев не так же
тосковал по случайному, неповторимому поцелую времени? ’олько вот какого
времени? Ћтцовского, с профилем, погонами и «Џрощанием славЯнки» или кумира,
Ђлевтины, ребЯт из “‘’ќЊа?<p>
‚ теперешнем же сценарии, хоть и выбранном самим, никакого смыканиЯ почему-то
не происходило, никакого сродства не обнаруживалось, и получалось, что к
картине, к которой „олгомостьев так долго и целеустремленно, только что не по
чужим головам рвалсЯ, он остыл; причем не теперь, не после убийства остыл, а
много раньше, едва получив ее (хотЯ замечал, что едва получил-то к сорока годам
только, за гребнем жизни), и что ђээт&nbsp;-- да-да!&nbsp;-- и что ђээт просто
не было бы, отнимай картина столько душевных сил, сколько отнимал
дуловский&nbsp;-- ну, разумеетсЯ, дуловский: это ведь просто из титров
видно!&nbsp;-- «Џоцелуй». Ќе было бы ђээт. Ќе было. Њеста на нее в душе б не
осталось.<p>
ќх, взамен того, чтобы возвращатьсЯ домой, к ‹еде, склеить бы сейчас прЯмо на
улице девицу да провести с нею вечер, а то и ночь! Ќо не станешь же с первых
слов объЯснЯть, что ты <i>не просто так</i>, а кинорежиссер и все такое прочее,
а чем кроме этого способен привлечь рыжий, плешивый, низкорослый „олгомостьев?
Џрежде, в “., да и первые два-три года в&nbsp;-- Њоскве, ему каким-то странным
образом случайные знакомства изредка удавались,&nbsp;-- теперь же прошлые удачи
представлЯлись необъЯснимыми и неповторимыми. Љ тому же, куда эту девицу вести,
если вдруг и получитсЯ познакомитьсЯ?<p>
‚ таких мыслЯх брел сорокалетний „олгомостьев по Љалининскому, еще не по тому
Љалининскому, который <i>бродвей</i>, а по начальному, доарбатскому, и едва не
столкнулсЯ с выходЯщей из переулка за «‚оенторгом» внучкою одновременно ЂлексеЯ
Њаксимовича и ‹аврентиЯ Џавловича. Љаздале-е-е-вский!&nbsp;-- вспомнил, словно
услышал, „олгомостьев жиденький старческий тенорок с четырнадцатого этажа.
Ќаденька-то наша в дурдом загремелаѕ ‚от тк вот: в сумасшедший до-о-о-о-омѕ<p>
‚прочем, не вдруг, а после того только, как сама она окликнула его, радостно и
печально, узнал „олгомостьев Ќаденьку и голос дуловский дребезжащий прокрутил в
памЯти. Ќемудрено: переменилась Ќаденька совершенно: глаза ввалились,
оттенились густой синевою, русые волосы поблекли и посерели, и „олгомостьев
разглЯдел (это уже позже разглЯдел, уже дома у Ќаденьки), что поблекли и
посерели от седины. „ома же у Ќаденьки увидел „олгомостьев, и как располнело и
порыхлело ее тело, как раздула шею болезненно увеличившаЯсЯ щитовидка. Љогда
снимали «‹юбовь и свободу», „олгомостьев, восхищенно поглЯдываЯ на партнершу,
не раз отмечал, что не ей бы играть эту роль, что прототипша, сколько известно,
была куда как нехороша собою. Ђ теперьѕ теперь все было в самый раз и очень
грустно. Ђ мне сказалиѕ заикнулсЯ было „олгомостьев, но Ќаденька перебила:
да-да, верно, Я полгода пролежала в больнице. Ќо давай (прежде они, помнитсЯ,
были на «вы»),&nbsp;-- давай не будем <i>об этом</i>. ’ы не торопишьсЯ? “ тебЯ
деньги есть? “спеем взЯть чего-нибудь в …лисеевском? ‘ коньЯком и апельсинами
сели в такси и поехали к Ќаденьке.<p>
†ила она теперь не с родителЯми, не в доме на ѓорького, возле ћриЯ „олгорукого,
а в собственной квартирке, где-то на отшибе, в новом районе: Ѓибирево не
Ѓибирево, Ћтрадное не Ћтрадное: стройки, слЯкоть, побитый асфальт. Љомната
неуютнаЯ, необжитаЯ, <i>не женскаЯ</i>,&nbsp;-- и много икон. Ќе таких икон,
какие привык видеть „олгомостьев в разных интеллигентских домах, не позапрошлый
и даже не прошлый век, а сегоднЯшних, маленьких, ширпотребовских,
репродуцированных фотоспособом и раскрашенных вручную анилиновыми красками. ќто
не важно, сказала Ќаденька, какие они. Ћни не образ Ѓога, даже не напоминание о
Ќем. Ћни&nbsp;-- случайно обозначенные окна, через которые отправлЯетсЯ молитва
и снисходЯт благодать и прощение. …сли, конечно, снисходЯт. …ще недавно, еще
год какой-нибудь назад „олгомостьев, окажись в сходной ситуации, не преминул бы
лЯпнуть нечто едкое по поводу икон и Ѓога, лЯпнуть, впрочем, безо всЯкого зла,
по всегдашней своей привычке не церемонитьсЯ с тем, что самому кажетсЯ смешным,
несущественным, не существующим (вот, например, с религией), но сегоднЯ был
удивительно тих и тактичен, словно и не „олгомостьев. ‘колько же лет Ќаденьке?
задал себе неожиданный вопрос и, произведЯ простейшие арифметические действиЯ,
решил, что никак не меньше тридцати пЯти. ђезультат потрЯс: если Ќаденьке,
милой, веселой, легконогой Ќаденьке уже тридцать пЯтьѕ Љогда же, <i>куда</i>
улетело времЯ?!.<p>
„олгомостьеву было неприЯтно, что рюмки у Ќаденьки липкие, а на чашках&nbsp;--
жирный коричневый налет неотмытого чаЯ. Ќаденьку минут через десЯть начало
развозить, и она ударилась в длинный монолог и, хоть сказала час назад: не надо
<i>об этом</i>,&nbsp;-- говорила исключительно <i>об этом</i>. Ћ том, как
однажды пошел за нею лысый, беззубый старик в драном пиджачке, а потом
остановил ее и стал кричать: будь проклЯт весь твой род до седьмого колена! до
седьмого колена! € почему этот шизик так подействовал на нее, она не знает,
только стало ей страшно, она побежала, а он&nbsp;-- за нею и кричал все: до
седьмого коленаѕ до седьмого коленаѕ € Ќаденька, испугавшись, что до дому не
успеет, что догонит старик и убьет, нырнула в полуподвал спасительного женского
туалета на ‘толешниковом. ’уалет набит был голыми и полуголыми бабами,
примерЯющими лифчики, кофточки, трусики, свитерочки: <i>за делом</i> сюда
заходил мало кто, в основном шла торговлЯ, но Ќаденька, одевающаЯсЯ за границею
или, на худой конец, в «Ѓерезке», ничего не знала про быт и нравы московских
сортиров, и показалось беднЯге, что попала она в фантастическое какое-то место,
куда и положено попадать после проклЯтиЯ,&nbsp;-- не на шабаш ли?.. Ќаденька
забилась в кабину, защелкнулась шпингалетиком, чтобы старик с безумным
взглЯдом, прожигающим насквозь, не отыскал, и замерла, вжавшись в угол. ’ак и
стоЯла, покуда не стихли бабьи голоса, и тогда выбралась осторожненько: в
туалете было совсем почти темно, тусклый фонарный свет, обогнув десЯток углов,
едва проникал сюда сквозь узкие зарешеченные полуокна. Ќаденька не вдруг
решилась выглЯнуть на улицу: что если старик все ждет? Љогда же
решилась&nbsp;-- оказалось, что дверь заперта снаружи. “тром уборщица пришла
открывать туалет, и Ќаденька, собрав из сумочки и карманов все свои деньги,
упросила сбегать позвонить родителЯм. ’е прибыли и забрали дочь. Ќо домой идти
она отказалась, опасаЯсь, что старик найдет ее и там; <i>там</i>, может быть, в
первую очередь. „ело кончилось психиатрическим отделением на «Њолодежной»;
потом, снова не заглЯнув домой, поехала Ќаденька на море. ђодители тем временем
устроили ей квартирку в этом самом Ћтрадном-Ѓибирево. ‚идать, и им не Ѓог весть
как хотелось возитьсЯ с сумасшедшею, котораЯ назойливо приставала к ним с
требованием какого-то <i>покаЯниЯ</i>.<p>
ђассказывала Ќаденька сбивчиво, не по порЯдку, все вскакивала, металась по
кухоньке, впадала в истерику, <i>покаЯние</i>, кричала, <i>покаЯние! </i>’олько
покаЯние может теперь спасти, и не менЯ одну, а нас всех, а „олгомостьев сидел,
словно на иголках, и не знал, как уйти. ‚от уже где-то за стеною спели по радио
свою песенку каздалевские куранты („олгомостьев вообразил полнощную Љрасную
площадь: освещенную прожекторами верхушку ‘пасской башни; флаг над сенатом;
караульных, печатающих шаг), а Ќаденька все мельтешила перед глазами,
представлЯла в лицах обитательниц ‘толешникова туалета, пациентов психбольницы
и того лысого старичка. Ќу, мне пора, решилсЯ, наконец, „олгомостьев и
привстал, но Ќаденька с таким отчаЯньем бросилась к нему: не уходи! побудь до
утра! мне страшно! џ постелю тебе, а сама посижу в кресле,&nbsp;-- что
„олгомостьеву просто не хватило воли настоЯть на своем.<p>
Ќасчет кресла&nbsp;-- это, конечно, была глупость, иллюзиЯ: о каком
<i>кресле</i> могла идти речь в таком возрасте, да еще под бутылкою
коньЯка?!&nbsp;-- и „олгомостьев лежал <i>после</i> на спине и, повернув
голову, смотрел, как в зеленоватом за толстым стеклом живом огне лампадки все
определеннее проступают сквозь наденькины сегоднЯшние черты те, прошлые,
желанные,&nbsp;-- и так „олгомостьеву больно стало, что при обжигающем свете
электричества, при безразлично-оптимистическом&nbsp;-- днЯ черты эти снова
уйдут, сотрутсЯ, исчезнут,&nbsp;-- и так стало жалко и Ќаденьку, и себЯ, что
начал „олгомостьев искать виноватых и тут же нашел: старички!
старички!!&nbsp;-- и наденькин, и собственные: отец, елки-моталки, с агентурою,
‘ерпов, „улов, Њолотов,&nbsp;-- нашел и произнес длинный безумный монолог, что
хорошо б, дескать, всех, кому исполнЯетсЯ, скажем, шестьдесЯт, изолировать от
общества навсегда; ну, конечно, гуманно, безо всЯких там мучений и ужасов,
просто отдать им какой-нибудь, каздалевский, город, вот хоть бы и ‹енинград, он
как раз отлично длЯ этой цели подходит, солнечный!&nbsp;-- пусть живут себе там
на здоровье, работают или отдыхают, устраивают театры и спортклубы, получают
<i>пензию</i>&nbsp;-- и пусть не мешаютсЯ в живую жизнь, не отравлЯют миазмами
своей памЯти, своих обид, своих биографий детей и подростков, да и нормальных,
каздалевский, зрелых, в расцвете сил людей, вроде вот их с Ќаденькоюѕ Ќаденька
заснула под монолог, и „олгомостьев совсем было собралсЯ, воспользовавшись
моментом, встать потихоньку, одетьсЯ и ускользнутьѕ вот толькоѕ на минуточкуѕ
прикрыть глазаѕ отдохнуть самую капелькуѕ Ќо, едва глаза закрылись, как, словно
мстЯ за безумный прожект, Явилась рЯдом с „олгомостьевым разодетаЯ невестой
лысаЯ старуха (еще, чего доброго, и ее придетсЯ включать в воображаемый
сценарий жизни!) и, цепко ухватив „олгомостьева под руку, повлекла по красной
ковровой дорожке к полированному двухтумбовому столу, за которым, под чеканным
гербом ѓосударства, поджидал их с книгою регистрации браков мистический
Љаздалевский,&nbsp;-- нет, не „улов вовсе, а вот именно сам Љаздалевский: это
„олгомостьев, хоть и рассмотреть его никак не мог, понЯл сразу. €з невидимого
динамика гремели фанфары мендельсонова свадебного марша, незаметно, с некоторой
ехидцею, переходЯщего в совершенно другое музыкальное произведение&nbsp;-- то
самое, что тогда, в купе «ќстонии», насвистал „олгомостьеву на ухо Ља'гтавый:<p>
<A href="redsquar3.gif">Click here for Picture </A><p>
„олгомостьев очнулсЯ, трЯхнул головою и напролом полез из нечистой наденькиной
постели, так что хозЯйка ее непременно проснулась бы, не будь столь глубоко
пьЯна. Ђ что, любопытно, поделывает сейчас капитан “рмас Љукк? Ќеужто сбилсЯ со
следа?<p>
Ќа дворе шел частый мелкий дождь, хлюпала грЯзь под ногами. ‚ салоне
подвернувшегосЯ очень не вдруг старого, разболтанного таксомотора тошнотворно
вонЯло бензином. ‘ледовало придумывать что-то длЯ ‹еды, но мучительно не
хотелось, было <i>лень</i>, и все попытки наталкивались на не идущую в дело
мысль, что вот, значит, и с ‹едою <i>получилось</i>, и с Ќаденькою&nbsp;--
хи-хи&nbsp;-- <i>получилось</i>, а ведь когда возвращалсЯ из ’аллина,
нафантазировал, что теперь, после той ночи в купе с мертвою ђээт, никогда
больше ни с одной женщиною получатьсЯ у него не должно. € правильно, что не
должно, и так ему и надо!<p>
Љончились однообразные кварталы новостроек, замелькали улицы и переулки центра.
Ћгоньки редких автомобилей, фонари, светофоры отражались в мокром блестЯщем
асфальте, и „олгомостьеву почудилось вдруг, что это не улицы и переулки Њосквы,
а речки и каналы ‘анктъ-Џетербурга. Љогда же, свернув у Љитайского проезда,
покатила машина вдоль набережной, за темным гранитом парапета Явственно длЯ
долгомостьевского слуха заплескала свинцоваЯ вода Ќевы.<p>
“ подъезда „олгомостьева ждали с вечера и, едва он вышел из такси, арестовали и
отвезли в следственный изолЯтор.
<h2>
<a name="RTFToC7">6.
Ќ…‘’ђЂЌ›‰ ‘“„<br>или<br>‡Ђ™€’Ђ ЉЂ‡„Ђ‹…‚‘ЉЋѓЋ
</a></h2>
Ћкончилась в Њоскве Ћлимпиада = ‚ стечении количества народаѕ&nbsp;-- печально
сказал поэт Џригов. Џечально и справедливо. ’олько хлопали по ветру цветным
иноземным брезентом так и не использованные ни разу летние кафе да
нереализованные плюшевые медведи с кольцами по брюху пылились на задворках
витрин. €ногда на полиэтиленовом пакете в руке стоЯщей за молоком старушки или
на стекле автобуса, рЯдом с ликом усатого генералиссимуса, мелькала похожаЯ на
кладбищенскую увенчаннаЯ звездочкою полустертаЯ пирамидка, но к пирамидкам этим
уже приглЯделись, как и к кафе: словно были они всегда.<p>
‡авершилсЯ праздник, однако, не позволЯЯ впасть столице в уныние, в победном
грохоте маршей, в плеске знамен и лозунгов, в великолепии усеЯнных теми же
звездочками портретов надвигалсЯ уже новый, и Яркое осеннее солнце, на сей раз,
кажетсЯ, не искусственное, не дорогостоЯщее, а сиЯющее без помощи ракетчиков и
артиллеристов, само по себе, рисует на обитой жестью стенке камеры-обскуры, в
которую превратилсЯ по чьему-то недосмотру (крохотнаЯ щелка в обшивке) интерьер
«черного воронка», несколько нефокусные и перевернутые вверх ногами, но
разноцветные и вполне оптимистические картинки наружной городской жизни.
ЏокачиваЯсь в такт «воронку» на неровностЯх асфальта и пересекаемых трамвайных
линиЯх, наблюдает „олгомостьев на импровизированном жестЯном экране, как ликует
население в неделовой этот, <i>короткий</i> день: как разбегаетсЯ с заводов и
из контор по предпраздничным своим делам, бережно и гордо, словно знаки
отличиЯ, несЯ сумки, авоськи и коробки с <i>заказами</i>: копченой колбасой по
четыре рублЯ, зеленым горошком, сельдью тихоокеанской, а наиболее ценные члены
общества&nbsp;-- даже и с красной рыбкою; как пошатываютсЯ, счастливо улыбаЯсь
и с энтузиазмом подпеваЯ репродукторам, первые небудничные пьЯные. „а и у
самого „олгомостьева, несмотрЯ, каздалевский, на то, что всего через
какой-нибудь час начнетсЯ Ќародный ‘уд над ним, настроение тоже приподнЯтое,
чтоб не сказать&nbsp;-- ликующее.<p>
‘ самого того момента, как, арестовав, водворили „олгомостьева в четыреста
восемнадцатую камеру Ѓутырской тюрьмы, душевное его равновесие, столь грубо и
надолго нарушенное встречею с ђээт на Ѓелорусском вокзале, полуторачасовой
маЯтою на Љрасной площади и прочими событиЯми памЯтного июльского днЯ,&nbsp;--
душевное равновесие восстановилось, и если временами и возвращались дурные
мысли, скверные воспоминаниЯ, подавленное настроение, то их, скорее, имело
резон причислить к области так называемых <i>остаточных Явлений</i>,
кратковременных психических расстройств, чем считать нормою. …ще на приемке,
когда дежурный старший лейтенант спросил у „олгомостьева: враги есть? (обычнаЯ
превентивнаЯ мера против разборок между подследственными)&nbsp;-- „олгомостьев
воспринЯл вопрос в широком, <i>космическом</i> смысле и неожиданно понЯл, что
врагов у него, в сущности, нету, если не считать нескольких постаревших
неудачников из “‘’ќЊа да безумного капитана “рмаса Љукка, до седых волос так и
не сумевшего уловить разницу между неким теоретическим и, разумеетсЯ,
мелкобуржуазным государством и ѓосударством Ќового, каздалевский, ’ипа, в
котором он прожил и которому верой-правдою, но не слишком умно прослужил бльшую
часть жизни,&nbsp;-- и „олгомостьев с твердой убежденностью отрицательно качнул
перед старшим лейтенантом плешивой своей головою. Љамень, тЯжелый камень
свалилсЯ с души, и это не был камень убийства как такового, потому что мало ли
кто кого может, каздалевский, убить и при каких обстоЯтельствах, да и не всЯкое
насильственное лишение жизни признаетсЯ кодексом за убийство, а только
<i>противоправное</i>,&nbsp;-- но камень обмана, камень секрета от своего
ѓосударства, камень тайного конфликта с ним. ’еперь же, когда тайна раскрылась,
и между „олгомостьевым и ѓосударством снова восстановились обычные,
каздалевский, <i>доверительные</i> отношениЯ, до самого сакраментального
июльского днЯ ни разу прежде не нарушавшиесЯ, ибо юношеские “‘’ќЊовские бунты
проходили, в сущности, в рамках дозволенного и даже под эгидою горкома
комсомола: времЯ <i>такое</i> шло, вот и все, и важно было только уловить,
когда оно кончитсЯ,&nbsp;-- теперь же сомневатьсЯ в благоприЯтном исходе дела
было просто нелепо. ’Ягостный, неприЯтный быт тюрьмы, грубость следователЯ и
конвоЯ, относЯщихсЯ к „олгомостьеву как к обычному уголовному
преступнику,&nbsp;-- все это воспринималось временным недоразумением с низшими
служителЯми ѓосударственного Ђппарата, не допущенными до ѓлавных Џружин, до
ЏониманиЯ ‘ути, и „олгомостьев даже не пыталсЯ разрешить эти недоразумениЯ на
таком уровне, а ожидал Ќародного ‘уда.<p>
‚прочем, на одном из допросов „олгомостьев все же сорвалсЯ, не вынес ложного
своего положениЯ: стал требовать, чтоб перевели в ‹ефортово, потому что
<i>если</i> он и преступник, то <i>государственный</i>, а после, когда
знакомилсЯ с подшитыми в одиннадцать томов материалами, проговорилсЯ и
адвокату, пожилому лысоватому еврею, рассказал ему то, что приберегал
исключительно длЯ последнего слова, и вот как это случилось: зачем, ну зачем
сообщили вы следствию, сокрушалсЯ адвокат, об изнасиловании, о половом сношении
с трупом?! <i>ЋтЯгчающие </i>ведь <i>обстоЯтельства</i>, а у нас с вами и без
того уже есть <i>беременность</i>! ‘крывать, каздалевский, что бы то ни было от
ЏравосудиЯ, наставительно произнес „олгомостьев, значит обманывать ѓосударство,
а такой обман мало что безнравствен&nbsp;-- мог бы повести еще и к новым
недоразумениЯмѕ €шь, какой вы нравственный! удивилсЯ адвокат. Ђ сто втораЯ, «е»
и «ж» вместе взЯтые&nbsp;-- это, по-вашему, <i>до</i>разумение. ќто, простите,
скаламбурил, скорее <i>до</i> расстрела. Ќу, расстрелЯть-то, положим, сказал
„олгомостьев, менЯ не могут ни в коем случае, даже и осудить не могут, потому
что у менЯ <i>врагов нету</i>. Љапитан Љукк&nbsp;-- разве ж это, каздалевский,
враг? Ќо адвокат, не впервые сталкивающийсЯ с легкомысленным оптимизмом
подзащитных, пропустил замечание мимо ушей и только, покачав головою, сказал
как бы про себЯ: дело-то грозит обернутьсЯ оч-чень, оч-чень нехорошо! потом
картинно задумалсЯ и подал идею: что вы думаете насчет, напримерѕ
<i>ревности</i>? Ђффекта? ‘ами-то вы как оправдываете перед собою свой
поступок? ‚идите ли, решилсЯ, наконец, приоткрытьсЯ „олгомостьев. ‘ам Я не
ощущаю этот, как вы выразились, <i>поступок</i> вполне своим. €, приблизЯсь
вплотную к адвокату, шепнул в веснушчатое, поросшее рыжими волосками ухо: это,
в сущности, не Я. ќто <i>Ља'гтавый</i>. ’о есть, убивал и насиловал физически
Я, но Ља'гтавый заставил менЯ это сделать. Џриказал. Џосоветовал.
<i>“говорил</i>. Ћн уверил, что насилие&nbsp;-- повивальнаЯ бабка любви и вот
что насвистел мне по секрету? € „олгомостьев, сложив губы трубочкою, неумело,
так что адвокат и не разобрал, воспроизвел:<p>
<A href="redsquar4.gif">Click here for Picture </A>„а
ведь он, впрочем, и всегда так: только подбивает, советует, обосновывает.
„улова вон подбил восьмерых свЯщенников в распыл пустить. Ђ сам-то,
каздалевский, по-моему, и мухи за свою жизнь не обидел. Ќо так или иначе,
поскольку ни Ља'гтавого, ни его теории осудить у нас не могут даже
теоретически, да оно с ѓосударственной ’очки ‡рениЯ было бы и вредноѕ Ќу-ка,
ну-ка! заинтересовалсЯ адвокат, и в зеленоватых его глазах зажглись огоньки.
„авайте-ка поподробнее про этого вашего Љартавого! Њне многие актеры говорили,
начал „олгомостьев, это не у менЯ одного: когда сыграешь какую-нибудь серьезную
роль, она не растворЯетсЯ в пространстве, а поселЯетсЯ где-то в тебе, в дальнем
уголке сознаниЯ, личности, а в некоторые моменты завладевает тобою целиком и от
твоего имени действует, как раньше&nbsp;-- на сцене или на съемочной
площадке&nbsp;-- ты действовал от ее имени. ‚ы ведь знаете, какую Я сыг'гал
'голь в свое в'гемЯ? ‚ам ‹еда 'гассказывала? ‹еда? удивилсЯ адвокат, но еще
прежде, чем удивилсЯ, понЯл, кого имеет в виду „олгомостьев под Љартавым, и
огоньки в глазах погасли. ЉакаЯ ‹еда? ЊенЯ нанЯл ‘оюз кинематографистов. Ќу да,
согласилсЯ „олгомостьев. ђазумеетсЯ, не ‹еда. ђазумеетсЯ, ‘оюз. ‘ ‹едою все
Ясно, и слава Ѓогу. € это наказание тоже закончено. Ќет, продолжил адвокат.
’акой путь нам годитсЯ еще меньше, чем труположство через изнасилование. Ќа
первый взглЯд, действительно весьма заманчиво: раздвоение личности, институт
‘ербского, психиатрическаЯ экспертиза и так далее. Ќо тут что-нибудь вышло бы
только в том случае, если б вами владела любаЯ другаЯ роль: Њакбет
какой-нибудь, ђичард ’ретий, Ѓорис ѓодунов, наконец! ‚ашего Ља'гтавого судить,
конечно, не станут, тут вы правы, но и мы на <i>этой</i> роли ничего не
выиграем, кроме спецбольницы тюремного типа, поверьте моей интуиции. Ђ
спецбольница немногим лучше высшей меры, а то еще и страшнее. ‚прочем, решать
вам. Ќо если будете настаивать на своем, придетсЯ вам нанимать другого
адвоката. ‘ диссидентами Я дела не имею принципиально. „а какой Я диссидент?!
взорвалсЯ „олгомостьев. ‚ы ничего не понЯли! ЊенЯ ж на убийство не ’роцкий
подбил и не академик ‘ахаров! Ќо адвокат обсуждать дальше предложенную тему не
пожелал, и „олгомостьеву осталось только каЯтьсЯ, что вылез раньше срокуѕ<p>
«‚оронок» покачиваетсЯ, перевернутые цветные картинки незаметно переходЯт одна
в другую. Ќе может быть, думает „олгомостьев, чтоб слухи о моем суде не
разошлись уже по Њоскве. Ќароду небось у дверей&nbsp;-- видимо-невидимо. Ђ чего
только не болтают! € в сознании „олгомостьева, словно на озвучании массовки,
возникают отрывочные фразы, произносимые разными голосами: неужели
<i>его</i>?&nbsp;-- ЌевероЯтно!&nbsp;-- Џосле пЯтьдесЯт шестого все
вероЯтно!&nbsp;-- ‘тало быть, мавзолей теперь уж совсем закроют?&nbsp;-- Ђ вы
не читали в «‚ечерке»? ‡акрыли уж, со вчера.&nbsp;-- ’ак это на ремонт, на
профилактическийѕ&nbsp;-- “ них всегда сперва на <i>профилактический</i>, а
потомѕ&nbsp;-- Ќе <i>его</i>, не <i>его</i>! ќто артиста судЯт, который
<i>его</i> игралѕ&nbsp;-- …сли б артиста, мэриканьцы б не понаехали. ‚он,
глЯди, из машины вылазЯт! Љорреспондентыѕ&nbsp;-- Ђртист действительно имеет
место, товарищ еврей прав, только артист просто <i>его</i> представлЯть будет.
—тоб скамьЯ подсудимых не пустовала. „лЯ наглЯдности. „лЯ исторической, так
сказать, достоверности.&nbsp;-- € далось же им мертвецов судить!&nbsp;-- ‚ечно
живых!&nbsp;-- вон лозунг читайте.&nbsp;-- Ђ чего ж портретов не
поснимали?&nbsp;-- Ђ <i>те</i> портреты когда поснимали? Ђж через шесть
лет!&nbsp;-- Џочему не во „ворце ‘ъездов?&nbsp;-- ’ак политические процессы
всегда в горсуде проводЯт, а то и в районных: во избежание ненужной
сенсации.&nbsp;-- “ нас политических не бывает, одни уголовные.&nbsp;--
Џостойте-постойте, а <i>за что</i> <i>его</i>?&nbsp;-- ‡а что, за чтоѕ <i>‡а
все</i>!<p>
„олгомостьев встрЯхивает головою: не так должен разговаривать народ, не
так!&nbsp;-- это какаЯ-то либерально-интеллигентскаЯ пародиЯ,&nbsp;-- но
как?&nbsp;-- понЯть, услышать не может и переключает воображение на двор
соседнего с нарсудом дома, где уже с раннего утра сидЯт в детской песочнице
трое стариков и, защитЯсь от пронзительного солнца огромным зонтом деревЯнного
мухомора, копаютсЯ во влажном песке. ѓенерал ‘ерпов, €ван Џетрович, в мундире,
при всех регалиЯх, лепит холмики и крепости, обводит их рвами трехсантиметровой
глубины, строит из папирос «ќлита» на валах и в крепостЯх городошные фигуры и
приговаривает: вот сюда, понимаешь, мы пушку поставили, сюда, понимаешь,
часовых, а здесь пулеметное, понимаешь, гнездоѕ ‘ерп и Њолот, буркает по
ассоциации название еще одной городошной фигуры чистенько вымытый, светлоглазый
‚. Њ. Њолотов в долгополой кавалерийской шинели и фуражечке-кировке,
оторвавшись на мгновение от монотонного своего монолога: ничего мне не жалко,
города только жалко. ѓород у менЯ отобрали. Џермь сейчас называетсЯ. € слово-то
какое глупое: <i>пермь</i>ѕ ‘ерп и Њолот, понимаешь, тут не при чем, возражает
генерал. € ‘ерп, и Њолот мы потом уж установили, а пока, понимаешь, весь лес
прочесали, а <i>куратов</i>, понимаешь, нету. Ќу Я тогда, понимаешь, и говорю,
чтоб заложников брать и, понимаешьѕ <b><i>ђаз!</i></b>&nbsp;-- <b><i>по тюрьмам
по двуглавым</i></b>, вспоминает „олгомостьев стихи либер-ральнейшего поэта.
<b><i>Ћ-го-го! ђеволюциЯ играла озорно и широко!</i></b><a
href="redsquar_fn.html#fn5">[16 Ќа открытой папиросной коробке, к которой времЯ
от времени тЯнетсЯ генерал длЯ производства все новых и новых фигур, с
внутренней стороны крышки написано: ]</a><i>восстановлены по образцу 1937
год