  „о последней  минуты  Љлотильда  оставила  лица  обоих  незаконченными,
словно задернутыми туманом. ђастроганный Џаскаль, стоЯвший позади,  угадывал
ее замысел и подшучивал над нею. ’ак и случилось на самом деле;  несколькими
штрихами карандаша она закончила  рисунок:  старый  царь  „авид  был  он,  а
сунамитЯнка  Ђвисага  -  она,  но  оба,  окутанные  светлою  дымкою   грезы,
обожествленные. €х волосы  -  седые  и  белокурые  -  окутывали  их,  словно
королевской мантией. ‹ица были преображены восторгом, взоры и  улыбки  сиЯли
бессмертной любовью. Ћни достигли блаженства небожителей.
     - Ћ, милаЯ, - воскликнул Џаскаль, - ты сделала нас  слишком  красивыми!
’ы опЯть в царстве мечты, да, да, как в те дни,  помнишь,  когда  Я  упрекал
тебЯ за твои фантастические таинственные цветы!
     € он показал ей на стены, где распускалсЯ  причудливый  цветник  старых
пастелей, эта нездешнЯЯ флора, словно расцветшаЯ в раю.
     - ‘лишком красивы? - весело возразила она. -  Ќет,  мы  не  можем  быть
слишком красивыми! “верЯю тебЯ, Я чувствую и вижу нас именно такими. Њы и на
самом деле такие... ‚от, смотри, разве это - не чистаЯ правда?
     Ћна взЯла старую библию XV века, лежавшую возле  нее,  и  показала  ему
наивную гравюру на дереве.
     - Њожешь убедитьсЯ, вот точно такое же.
     Џаскаль добродушно рассмеЯлсЯ, услышав это необыкновенное  утверждение,
сделанное спокойным тоном.
     - Ђх, ты смеешьсЯ! - сказала Љлотильда. - ’ы видишь детали  рисунка,  а
нужно проникнуть в суть... ‚зглЯни на остальные гравюры, все они  на  ту  же
тему! џ нарисую Ђвраама и Ђгарь, ђуфь и ‚ооза, нарисую  пророков,  пастухов,
царей - всех, кому эти кроткие девушки,  родственницы,  рабыни  отдали  свою
юность. Ћни все прекрасны и счастливы, ты видишь это сам.
     Џерестав смеЯтьсЯ, они склонились над старой библией, которую Љлотильда
перелистывала своими тонкими пальцами.  …го  седаЯ  борода  смешалась  с  ее
белокурыми волосами. Ћн чувствовал ее всю, вдыхал  ее  всю.  €  он  прижалсЯ
губами к ее нежному затылку, целуЯ  ее  цветущую  юность,  пока  перед  ними
проходили эти наивные гравюры на дереве, весь этот библейский  мир,  оживший
на пожелтевших  страницах.  ‚сюду  чувствовалсЯ  свободный  порыв  сильного,
жизнеспособного народа, которому предстоЯло завоевать мир. ‚сюду  мужчины  с
неоскудевающей мужественностью,  плодовитые  женщины  -  упорнаЯ  живучесть,
стойкость расы, наперекор преступлениЯм и кровосмешениЯм, вопреки возрасту и
рассудку.
     Џаскаль   был   глубоко   взволнован,   он   чувствовал    безграничную
благодарность, ибо мечта его  исполнилась:  странница  любви,  его  Ђвисага,
пришла к нему на склоне дней,  чтобы  снова  наполнить  его  жизнь  весенним
благоуханием. Џотом очень тихо и словно вбираЯ всю  ее  одним  дыханием,  он
прошептал ей на ухо:
     - Ћ, твоЯ юность, твоЯ юность, как Я жажду ее, как она  питает  менЯ!..
Ќо разве ты, такаЯ юнаЯ, не жаждешь юности? ‡ачем ты  выбрала  менЯ,  такого
старого, старого, как мир?
     Љлотильда вздрогнула от удивлениЯ и, обернувшись, взглЯнула на него.
     - ’ы старый?.. - сказала она. - „а нет же, ты совсем  молодой,  моложе,
чем Я!
     € она  так  рассмеЯлась,  сверкнув  зубами,  что  Џаскаль  сам  не  мог
удержатьсЯ  от  смеха.  Ќо  он  продолжал  настаивать,   все   еще   немного
обеспокоенный:
     - ’ы не отвечаешь мне... ђазве ты, такаЯ молодаЯ, не хочешь молодости?
     ’огда она протЯнула ему губы, она  поцеловала  его  и  тоже  прошептала
совсем тихо:
     - џ алчу и жажду лишь  одного:  быть  любимой,  любимой  больше  всего,
сильнее всего, так, как ты менЯ любишь.
     Љогда Њартина увидела на стене эту пастель, она некоторое  времЯ  молча
смотрела на нее, потом перекрестилась, причем нельзЯ  было  понЯть,  принЯла
она ее за икону или за дьЯвольское наваждение. ‡а несколько  дней  до  пасхи
она попросила Љлотильду пойти с ней в церковь; та  ответила  отказом.  ’огда
Њартина, относившаЯсЯ теперь к ней с  молчаливой  снисходительностью,  вышла
наконец из терпениЯ. ‘реди всех новшеств, изумлЯвших ее,  самым  потрЯсающим
было это внезапное неверие ее молодой хозЯйки. € вот она разрешила себе, как
в прежние годы, прочитать ей целое наставление и выбранить ее, словно  перед
ней была прежнЯЯ маленькаЯ девочка, не желавшаЯ помолитьсЯ богу. Ќеужто  она
потерЯла страх божий? Ќеужто не боитсЯ, что  будет  вечно  кипеть  в  адском
котле?
     Љлотильда не могла удержатьсЯ от улыбки:
     - Ќу, знаешь, Я и прежде не очень-то боЯлась ада!.. Ќо  ты  ошибаешьсЯ,
если думаешь, что Я больше не верю. џ перестала ходить в церковь, потому что
теперь молюсь в другом месте. ‚от и все.
     Њартина, разинув рот, смотрела на нее,  ничего  не  понимаЯ.  ‚се  было
кончено, барышнЯ погибла навеки. € она никогда больше не  просила  Љлотильду
пойти с ней в церковь св.  ‘атюрнена.  Ќо  ее  набожность  еще  усилилась  и
перешла в настоЯщую одержимость. ’еперь в  часы  отдыха  ее  уже  не  видели
пулЯющей со своим вечным чулком, который она вЯзала  даже  на  ходу.  Љаждую
свободную минуту она бежала в церковь и молилась без конца.  Ћднажды  стараЯ
г-жа ђугон, бывшаЯ всегда начеку, застала ее там, за колонной, хотЯ уже  час
назад видела ее на том же месте. Њартина покраснела и стала извинЯтьсЯ,  как
служанка, уличеннаЯ в безделье.
     - џ молилась за него, - сказала она.
     Њежду тем Џаскаль  и  Љлотильда  все  больше  расширЯли  границы  своих
владений. ‘ каждым днем их прогулки становились продолжительней; теперь  они
уже уходили за город, в открытое поле. Ћднажды после полуднЯ, отправившись в
‘егиран, они пережили душевное потрЯсение, проходЯ мимо распаханного унылого
участка земли, где некогда тЯнулись волшебные  сады  Џараду.  Џред  Џаскалем
возник образ Ђльбины, и он как  будто  вновь  увидел  ее,  цветущую,  словно
весна. Љогда-то он приходил сюда, считаЯ себЯ уже стариком, весело поболтать
с маленькой девочкой и теперь никак не мог убедить себЯ, что она  давно  уже
умерла, а вот ему жизнь принесла  в  подарок  такую  же  весну,  наполнившую
благоуханием его закат. Љлотильда, почувствовав, как между ними  встало  это
видение, потЯнулась к Џаскалю с вновь проснувшимсЯ желанием ласки. Ћна  была
такой же Ђльбиной, вечной возлюбленной. Ћн  поцеловал  ее  в  губы,  они  не
обменЯлись ни одним словом, но какой-то трепет  пробежал  по  ровным  полЯм,
засеЯнным овсом и  пшеницей,  там,  где  прежде  зыбилось  чудесное  зеленое
царство Џараду.
     Џаскаль и Љлотильда шли теперь голой, выжженной равниной, по хрустевшей
под ногами пыли. Ћни любили эту природу,  пышущую  жаром,  полЯ,  засаженные
тощими миндальными деревьЯми и карликовыми оливами, любили  линию  безлесных
холмов на горизонте с беловатыми пЯтнами домиков в черной  ограде  столетних
кипарисов. ќто было похоже на старинные пейзажи, классические пейзажи старых
художников, с жесткими красками, спокойными и  величественными  очертаниЯми.
Љазалось, тот же густой солнечный зной, который спалил эти полЯ, кипел в  их
жилах; под этим вечно голубым небом, изливавшим Ясный огонь вечной  страсти,
они были еще  жизнерадостнее,  еще  прекраснее.  Љлотильда,  в  легкой  тени
зонтика,  казалось,  расцветала  под  этими  волнами  света,  словно   южное
растение; а Џаскаль молодел, чувствуЯ, как жаркие соки земли проникают в его
жилы, разливаЯсь в них радостью жизни.
     Џрогулка в  ‘егиран  была  задумана  доктором,  услыхавшим  от  тетушки
„ьедоннэ  о  предстоЯщем  браке  ‘офи  с  молодым   соседом-мельником;   ему
захотелось узнать, здорова ли и счастлива она в своем уголке. Љак только они
очутились под высоким зеленым  сводом  дубовой  аллеи,  их  тотчас  охватила
приЯтнаЯ  свежесть.  Џо  обеим  сторонам  дороги  неустанно  бежали   ручьи,
взрастившие эти тенистые громады. ЏодойдЯ к дому сыромЯтника,  они  как  раз
натолкнулись на влюбленных:  ‘офи  и  ее  мельник  целовались  взасос  возле
колодца, пользуЯсь тем, что тетушка отправилась полоскать  белье  за  ивами,
туда, пониже по течению ‚ьорны. ‡астигнутаЯ парочка была очень смущена,  оба
густо  покраснели.  Ќо  доктор  и  Љлотильда   добродушно   рассмеЯлись,   и
влюбленные, ободрившись, рассказали, что  их  свадьба  назначена  на  €ванов
день, что ждать еще долго, но в конце концов это  времЯ  настанет.  Љонечно,
‘офи   еще   поздоровела   и   похорошела.   Ћна   избавилась   от   тЯжелой
наследственности и росла  под  жарким  солнцем  так  же,  как  эти  деревьЯ,
пустившие прочные корни в сырую землю, орошаемую ручьЯми.  Ћ,  это  огромное
знойное небо! Љакую силу вливало оно в людей и природу! ‘офи горевала только
об одном - о своем брате ‚алентине,  которому  осталось  жить,  быть  может,
меньше недели. Љогда она заговорила о нем, на  глазах  ее  выступили  слезы.
‚чера ей передали, что он безнадежен. Џаскаль был вынужден солгать, чтобы ее
утешить, ибо и сам с часу на час ожидал  неизбежной  развЯзки.  Љлотильда  и
Џаскаль медленно возвращались в Џлассан, взволнованные и  растроганные  этой
здоровой любовью, которую овеЯл тонкий холодок смерти.
     ‚ старом квартале одна женщина, пациентка  ЏаскалЯ,  сообщила  им,  что
‚алентин только что скончалсЯ. „вум соседкам пришлось увести ѓирод, котораЯ,
рыдаЯ, как сумасшедшаЯ, вцепилась в тело умершего сына. Џаскаль вошел в дом,
оставив  Љлотильду  у  дверей.  Џотом  они  молча  направились  в   ‘улейЯд.
‚озобновив посещениЯ больных, он, казалось, только исполнЯл долг  врача,  не
ожидаЯ больше чудес от  своего  лечениЯ.  Ћднако  его  удивило,  что  смерть
‚алентина наступила так поздно; он понЯл,  что  продлил  больному  жизнь  по
крайней мере на год. Ќо, несмотрЯ на замечательные  результаты,  которых  он
добилсЯ, Џаскаль хорошо знал, что смерть  неизбежна,  неодолима.  €  все  же
такое долгое сопротивление ей  могло  польстить  его  самолюбию  и  смЯгчить
незатихающую боль после  смерти  ‹афуасса,  -  он  невольно  ускорил  ее  на
несколько месЯцев.  Ќо,  казалось,  Џаскаль  ничего  этого  не  испытывал  -
глубокаЯ морщина на его лбу не разгладилась и тогда, когда они  вернулись  в
свою усадьбу. ‡десь его ожидало новое  волнение.  Ћн  увидел  на  дворе  под
платанами, где его усадила Њартина, шапочника ‘артера из ’юлет, которого так
долго лечил своими уколами. Ќа этот раз рискованный опыт как будто удалсЯ  -
впрыскиваниЯ нервного вещества укрепили его волю; помешанный, утром уйдЯ  из
убежища, сидел теперь здесь и клЯлсЯ, что более не подвержен припадкам,  что
совсем избавилсЯ от мании убийства, под влиЯнием  которой  он  мог  внезапно
броситьсЯ на прохожего и удушить его. Џаскаль внимательно  присматривалсЯ  к
нему - это был маленький, очень смуглый  человек  с  покатым  лбом  и  лицом
наподобие птичьего клюва, причем: одна  щека  у  него  казалась  значительно
толще другой.  ‘ейчас  ‘артер  был  в  здравом  уме  и  совершенно  спокоен;
преисполненный благодарности,  он  горЯчо  целовал  руки  своего  спасителЯ.
ђастроганный Џаскаль ласково простилсЯ с ним, посоветовав опЯть вернутьсЯ  к
трудовой жизни - лучшему способу сохранить телесное и нравственное здоровье.
Џосле его ухода Џаскаль, умиротворенный, уселсЯ за стол и весело заговорил о
другом.
     Љлотильда смотрела на него с удивлением, даже с некоторым возмущением.
     - Љак, учитель, - сказала она, - ты и теперь недоволен собой?
     Ћн пошутил:
     - Ћ, собой Я никогда не бываю доволен! —то же касаетсЯ медицины,  то  и
тут, видишь ли, день на день не приходитсЯ!
     Ќочью, в постели, между ними возникла перваЯ  размолвка.  Ћни  погасили
свечу и лежали в объЯтиЯх друг друга, окутанные глубокой  тьмой.  Ћн  крепко
обнимал ее, а она, гибкаЯ, тоненькаЯ, прижалась к нему,  положив  голову  на
грудь, против сердца. Ќо Љлотильда сердилась на  него  за  то,  что  он  так
скромен,  и  снова  начала  выговаривать  Џаскалю:  почему  он  не  гордитсЯ
выздоровлением ‘артера и даже тем, что настолько  продлил  жизнь  ‚алентина?
’еперь она сама страстно жаждала его славы. Ћна напомнила о его  собственной
болезни, - разве он не вылечил  себЯ?  Њожет  ли  он  после  этого  отрицать
плодотворность своего метода? ѓрандиознаЯ мечта,  котораЯ  когда-то  владела
им, повергала ее в  трепет:  победить  слабость,  эту  единственную  причину
болезней, исцелить страждущее человечество, сделать  его  здоровым  и  более
совершенным,  ускорить  наступление  всеобщего  счастьЯ,   создать   будущее
общество, гармоничное и благоденствующее, оказав ему  помощь  и  даруЯ  всем
здоровье!.. ‚едь в его  руках  эликсир  жизни,  целебное  средство  от  всех
болезней, позволЯющее питать эту великую надежду!
     Џаскаль молчал, прильнув губами к обнаженному плечу Љлотильды. Џотом он
прошептал:
     - „а, это так. џ вылечил  себЯ,  вылечил  многих  других.  џ  и  сейчас
уверен, что мои уколы в большинстве случаев действуют положительно...  џ  не
отрицаю медицины: угрызениЯ совести  в  свЯзи  с  этим  несчастным  случаем,
смертью ‹афуасса, не заставЯт менЯ быть несправедливым... Џойми, работа была
моей страстью, именно она отнимала у менЯ все силы. ‚едь  Я  чуть  не  умер,
желаЯ доказать себе возможность возродить одрЯхлевшее  человечество,  сделав
его могучим и разумным... Ќо это мечта, прекраснаЯ мечта!
     Ћна тоже крепко обнЯла его своими гибкими  руками,  словно  слившись  с
ним.
     - Ќет, нет! Ќе мечта, а действительность, - действительность,  открытаЯ
твоим гением, учитель! - воскликнула она.
     € в этой тесной близости он стал шептать еще тише; его  слова  звучали,
как признание, как едва уловимый вздох:
     - ‘лушай. џ хочу сказать тебе то, чего не скажу никому в мире, чего  не
говорю открыто даже самому себе... Ќужно ли исправлЯть природу,  вмешиватьсЯ
в ее дела, изменЯть ее и препЯтствовать  ей  в  достижении  неведомой  цели?
Љогда мы лечим,  отсрочиваем  смерть  больного  ради  его  личного  счастьЯ,
продлеваем его жизнь, несомненно во вред всему его роду,  мы  разрушаем  то,
что хочет сделать природа. €меем ли мы право  мечтать  о  более  здоровом  и
сильном человечестве, созданном сообразно нашим представлениЯм о здоровье  и
силе? —то же мы  станем  делать,  зачем  нам  вмешиватьсЯ  в  работу  жизни,
средства и цели которой нам не известны? Ѓыть может, все  хорошо  и  так?  Ђ
вдруг мы убьем любовь, гений, самую жизнь... ’ы слышишь, Я исповедуюсь  тебе
одной, - сомнениЯ обуревают менЯ, Я содрогаюсь при  мысли  об  этой  алхимии
двадцатого века, Я прихожу к выводу, что благороднее и полезнее предоставить
природу ее естественному развитию.
     Ћн помолчал и прибавил так тихо, что она едва расслышала:
     - ‡наешь ли, теперь Я впрыскиваю им воду. ’ы сама заметила, что в  моей
комнате больше не слышно шума ступки, а Я на это сказал,  что  у  менЯ  есть
запас настойки... ‚ода приносит  им  облегчение,  -  тут,  наверное,  просто
механическое воздействие. Ћ, Я, конечно, хочу облегчить страданиЯ, устранить
их! Ѓыть может, это моЯ последнЯЯ слабость,  но  Я  не  могу  видеть,  когда
страдают, страдание выводит менЯ из себЯ как некаЯ чудовищнаЯ и  бесполезнаЯ
жестокость природы... џ лечу теперь  только  длЯ  того,  чтобы  избавить  от
страданий...
     - ‚ таком случае, - ответила Љлотильда,  -  раз  ты  не  хочешь  больше
исцелЯть, не нужно говорить всю правду. ‚едь жестокаЯ необходимость обнажать
все Язвы могла быть оправдана только надеждой на их излечение.
     - Ќет, нет! Ќужно знать, знать  во  что  бы  то  ни  стало,  ничего  не
скрывать, выведать точную  истину  обо  всем  существующем!..  Ќеведение  не
приносит счастьЯ, только познание может обеспечить  спокойную  жизнь.  Љогда
люди больше будут знать, они, конечно, примирЯтсЯ со  всем...  ђазве  ты  не
понимаешь, что желание все  исцелить,  все  возродить  -  только  незаконное
притЯзание нашего эгоизма, бунт против жизни, которую мы  объЯвлЯем  дурной,
потому что судим о ней с точки зрениЯ наших интересов!  џ  хорошо  чувствую,
что стал спокойнее духом, что мысль моЯ шире и возвышеннее с тех пор, как  Я
признал право на естественное развитие. Џричина этого - моЯ страстнаЯ любовь
к жизни, торжествующаЯ победу; Я перестал  с  пристрастием  доискиватьсЯ  ее
целей, доверилсЯ ей весь, и до такой степени, что растворилсЯ в ней, даже не
испытываЯ желаниЯ исправлЯть ее в соответствии  с  моими  представлениЯми  о
добре и зле. Ћдна только жизнь - наша верховнаЯ владычица, она  одна  знает,
что творит и куда идет; Я в силах лишь постаратьсЯ понЯть  ее,  чтобы  жить,
как она этого требует... € вот, видишь ли, Я постиг ее лишь с тех  пор,  как
ты стала моей. Џока ты не  была  моей,  Я  искал  истину  вовне,  Я  мучилсЯ
неотвЯзной мыслью спасти мир. Ќо ты пришла, жизнь стала полна. Њир  ежечасно
спасает себЯ любовью, огромной и  неустанной  работой  всего,  что  живет  и
размножаетсЯ  в  беспредельном  пространстве...   Ћ   жизнь!   ЌепогрешимаЯ,
всемогущаЯ, бессмертнаЯ жизнь!
     ‚се это прозвучало как символ  веры,  как  трепетный  вздох  покорности
высшим силам. Љлотильда не возражала больше, она тоже смирилась.
     - “читель, - прошептала она, - Я не хочу выходить из твоей воли. ‚озьми
менЯ и сделай своей, чтобы Я исчезла и вновь возродилась вместе с тобой!
     € они отдались друг другу. Џотом снова послышалсЯ шепот, они мечтали  о
сельской идиллии, о спокойной и здоровой жизни в деревне. Љ  этому  простому
пожеланию жить в укреплЯющей силы обстановке и сводилсЯ его врачебный  опыт.
Ћн проклинал города. Џо его мнению, можно быть здоровым и счастливым  только
на вольном просторе, под горЯчим  солнцем,  но  при  условии  отказатьсЯ  от
денег, от честолюбиЯ, даже от напрЯженных умственных занЯтий, которые  тешат
нашу гордость. Ќужно только одно: жить и любить, обрабатывать свою  землю  и
родить хороших детей.
     - Ћ дитЯ, - продолжал он тихо, - наше дитЯ, которое могло бы родитьсЯ у
нас...
     Џаскаль не  окончил,  глубоко  взволнованный  мыслью  об  этом  позднем
отцовстве. Ћн стиралсЯ не говорить о детЯх, и всЯкий раз, когда они,  гулЯЯ,
встречали улыбающуюсЯ им девочку или мальчика, отворачивалсЯ  в  сторону,  с
глазами, полными слез.
     Љлотильда просто, со спокойной уверенностью сказала:
     - Ќо ведь оно родитсЯ!
     ќто представлЯлось ей естественным и необходимым: завершением любви.  ‚
каждом ее поцелуе таилась мысль о ребенке, ибо любовь без этой цели казалась
ей ненужной и низменной.
     Ѓыть может даже, это было одной из  причин  ее  нелюбви  к  романам.  ‚
противоположность матери Љлотильда не слишком увлекалась  чтением;  ей  было
достаточно собственного воображениЯ, и всЯкие вымышленные  истории  казались
ей скучными. ‹юбовные романы, где никогда не  думают  о  ребенке,  постоЯнно
вызывали у нее глубокое удивление и негодование. ’ам ребенок всегда  ЯвлЯлсЯ
неожиданностью; если случайно он зачиналсЯ среди  любовных  утех,  это  было
катастрофой, глупостью, серьезным затруднением. ‚ этих  романах  влюбленные,
отдаваЯсь друг другу, даже не подозревают о том, что они творЯт дело  жизни,
что у них родитсЯ ребенок. ‚  то  же  времЯ  занЯтиЯ  естественными  науками
открыли ей, что природа заботитсЯ лишь об одном - о  плоде.  ’олько  это  ей
важно, это ее единственнаЯ цель, и все ее ухищрениЯ направлены к тому, чтобы
семЯ не пропало даром и чтобы мать  произвела  на  свет  детеныша.  —еловек,
наоборот, придав любви утонченность  и  благородство,  избегает  даже  самой
мелели о ребенке. ‚ самых замечательных романах пол героев стал лишь орудием
страсти. Ћни обожают друг друга, сходЯтсЯ, расстаютсЯ, тысЯчу раз умирают  и
воскресают, целуютсЯ, убивают друг друга, вызывают целую  бурю  общественных
бедствий - и все это ради одного наслаждениЯ, независимо от законов природы;
они просто забывают  о  том,  что,  отдаваЯсь  любви,  зачинают  детей.  ќто
нечистоплотно и глупо.
     Љлотильда  развеселилась.  Ќемного  смущеннаЯ,   она   с   пленительной
смелостью влюбленной женщины шептала ему на ухо:
     - Ћно родитсЯ... ‚едь мы делаем длЯ этого все, что нужно. Џочему же  ты
не веришь, что оно будет?
     Џаскаль не сразу ответил ей.  Ћна  почувствовала,  как  он,  охваченный
скорбью и сомнением, вздрогнул в ее объЯтиЯх, словно от холода. Џомолчав, он
печально прошептал:
     - Ќет, нет! ‘лишком поздно... Џодумай, любимаЯ, о моем возрасте!
     - Ќо ты же молодой! - воскликнула она в новом порыве  страсти,  обжигаЯ
его своим телом и покрываЯ поцелуЯми.
     Џотом они рассмеЯлись. € заснули в объЯтиЯх друг  друга;  он  лежал  на
спине, обнимаЯ ее левой рукой, а она прильнула  к  нему  всем  своим  гибким
телом, положив голову ему на грудь и  смешав  свои  рассыпавшиесЯ  белокурые
волосы с его белой бородой. ‘унамитЯнка спала,  прижавшись  щекой  к  сердцу
своего царЯ. ‚ большой темной комнате, объЯтой тишиной и такой благосклонной
к их любви, слышалось только их спокойное дыхание.
 
        IX 
 
     „октор Џаскаль продолжал лечить своих больных в городе  и  в  окрестных
деревнЯх. Џочти всегда его сопровождала Љлотильда, навещавшаЯ вместе  с  ним
весь этот бедный люд.
     Ќо теперь, как ей призналсЯ сам Џаскаль  однажды  ночью,  это  делалось
только чтобы  утешить  и  облегчить  страданиЯ.  Ћн  и  прежде  не  мог  уже
заниматьсЯ своей практикой без чувства отвращениЯ, потому что  сознавал  всю
ничтожность  современного  врачеваниЯ.  …го  приводил  в  отчаЯние  эмпиризм
медицины.  Џоскольку  она  ЯвлЯлась  не  наукой,  основанной  на  опыте,   а
искусством, он испытывал тревогу  и  сомнение,  сталкиваЯсь  с  бесконечными
видоизменениЯми болезни и  лекарств,  в  зависимости  от  больного.  ‘пособы
лечениЯ менЯлись сообразно тем или другим гипотезам  -  сколько  людей  было
отправлено на тот свет лекарствами, от которых теперь совершенно отказались!
—утье врача  заменЯло  все:  он  превращалсЯ  в  какого-то  высокоодаренного
кудесника,  который  тоже  шел  ощупью,  но,  случалось,  вылечивал  больных
благодарЯ своей  удачливости.  ‚от  почему  после  двенадцати  лет  практики
Џаскаль мало-помалу забросил своих пациентов и всецело отдалсЯ чистой науке.
Џотом, когда глубокие исследованиЯ в области  наследственности  привели  его
одно времЯ к надежде изменить  положение  вещей,  он  снова  занЯлсЯ  своими
подкожными впрыскиваниЯми. ќто увлечение продолжалось  до  того  днЯ,  когда
вера ЏаскалЯ в жизнь, побуждавшаЯ его оказывать  ей  помощь,  восстанавливаЯ
жизненные силы людей, стала еще  сильнее.  Ћна  превратилась  в  возвышенную
уверенность, что жизнь со  всем  справитсЯ  сама,  ибо  она  -  единственный
источник здоровьЯ и силы. € он, как всегда, спокойно улыбаЯсь, стал посещать
только тех больных, которые настойчиво взывали к его  помощи  и  чувствовали
необыкновенное облегчение даже в том случае, если он  им  впрыскивал  чистую
воду.
     ’еперь Љлотильда иногда позволЯла себе подшучивать над ним.  ‚  глубине
души она все еще преклонЯлась перед тайной и весело повторЯла, что  если  он
творит чудеса, значит, есть у него такаЯ власть, значит,  он  и  правда  сам
господь бог! ’огда он, в свою очередь, посмеивалсЯ над ней,  утверждаЯ,  что
только благодарЯ ей их посещениЯ приносЯт пользу. Џо его словам, когда ее не
было с ним, лечение не давало результатов, значит, именно в ней было  что-то
от мира иного, какаЯ-то неведомаЯ,  но  необходимаЯ  сила.  Џоэтому-то  люди
богатые, буржуа, к которым она  избегала  заходить,  охают  по-прежнему,  не
чувствуЯ ни малейшего облегчениЯ. ќтот  любовный  спор  забавлЯл  их  обоих.
Љаждый раз они выходили из дому, словно им предстоЯли новые  открытиЯ,  а  у
постели больного они обменивались сострадательными,  понимающими  взглЯдами.
Љак возмущал их этот демон мучений, с которым они боролись! Љак  они  бывали
счастливы, когда им удавалось победить его! €  они  чувствовали  глубочайшее
удовлетворение, видЯ, как проходит у больных холодный пот, как стихают вопли
и оживлЯютсЯ помертвевшие лица. Ќесомненно, их  любовь,  которую  они  всюду
приносили  с  собой,  давала  успокоение  этой   малой   части   страдающего
человечества.
     - “мереть-то пустЯки, это в порЯдке вещей, - часто говаривал Џаскаль. -
Ќо зачем страдать? ќто отвратительно и нелепо!
     Ћднажды после полуднЯ  Џаскаль  и  Љлотильда  отправились  в  маленькую
деревушку св. Њарты, навестить больного. †алеЯ  „обрЯка,  они  решили  ехать
поездом, и на вокзале им была уготована неожиданнаЯ встреча. €х поезд шел из
’юлет. ‘танциЯ св. Њарты была первой остановкой на  пути  в  противоположную
сторону, к Њарселю. Љогда поезд прибыл, они поспешили к нему и уже открывали
дверь вагона, когда из купе, которое им показалось свободным,  вышла  стараЯ
г-жа ђугон.
     Ћна не сказала им ни слова, легко соскочила  с  подножки,  несмотрЯ  на
свой возраст, и направилась дальше с весьма  непреклонным  и  добродетельным
видом.
     - ‘егоднЯ первое июлЯ, - сказала Љлотильда,  когда  поезд  тронулсЯ.  -
Ѓабушка возвращаетсЯ из  ’юлет  после  своего  ежемесЯчного  визита  к  тете
„иде... ’ы видел, какой взглЯд она бросила на менЯ?
     Џаскаль в глубине души был очень  доволен  размолвкой  с  матерью:  это
освобождало его от постоЯнного беспокойства, свЯзанного с ее посещениЯми.
     - Ќу что ж! - спокойно заметил он. - Љогда люди не понимают друг друга,
им лучше не встречатьсЯ.
     Ќо  Љлотильда  была  огорчена  и  задумчива.  Џомолчав,   она   сказала
вполголоса:
     - Џо-моему, она изменилась, побледнела... ’ы заметил, у нее  только  на
одной руке была перчатка - зеленаЯ перчатка на правой  руке?..  Ђ  ведь  она
всегда так аккуратна... Ќе знаю почему, мне стало ее очень жаль.
     ЏаскалЯ это тоже смутило, он сделал неопределенный жест рукой. Љонечно,
его мать в конце концов состаритсЯ,  как  и  все  люди.  Ћна  еще  и  теперь
чересчур деЯтельна, чересчур близко все принимает к  сердцу.  Ћн  рассказал,
что она намерена  завещать  свое  состоЯние  городу  Џлассану  на  постройку
богадельни имени ђугонов. Ћба они рассмеЯлись, как вдруг Џаскаль воскликнул:
     - Џогоди-ка, ведь завтра мы сами едем в ’юлет к нашим больным.  Љстати,
Я обещал отвезти арлЯ к дЯдюшке Њаккару.
     ”елисите действительно возвращалась из ’юлет, куда  она  ездила  каждый
месЯц, первого  числа,  справлЯтьсЯ  о  тетушке  „иде.  “же  много  лет  она
чрезвычайно интересовалась состоЯнием ее здоровьЯ. ЃольнаЯ все еще  жила,  и
это изумлЯло г-жу ђугон; такаЯ жизнеспособность, превосходившаЯ все  обычные
границы, это подлинное чудо долголетиЯ выводили ее из себЯ. Љакое облегчение
почувствовала бы она,  похоронив  в  одно  прекрасное  утро  эту  неприЯтную
свидетельницу   прошлого,   этот   призрак   долготерпениЯ   и   искуплениЯ,
воскрешавший все ужасы семьи ђугонов! ‚едь столько людей отдали душу богу, а
эта безумнаЯ, сохранившаЯ искру жизни  только  в  глазах,  казалось,  забыта
смертью. ‘егоднЯ ”елисите опЯть застала ее в  кресле,  такую  же  сухонькую,
прЯмую и недвижную. Џо  словам  сиделки,  нечего  было  и  думать,  что  она
когда-либо умрет. …й уже исполнилось сто пЯть лет.
     ”елисите ушла из “бежища  длЯ  умалишенных,  чувствуЯ  глубокую  обиду.
Љстати она вспомнила и дЯдюшку Њаккара. Ћн тоже мешал ей, тоже засиделсЯ  на
этом свете с каким-то несносным упрЯмством! •отЯ ему было восемьдесЯт четыре
года - всего только на три года больше, чем ей, - он казалсЯ  ей  старым  до
смешного,  непозволительно  старым.   €   этот   человек,   шестьдесЯт   лет
предававшийсЯ   распутству,   мертвецки   пьЯный   каждый    день,    живет!
Ѓлагоразумные, воздержанные умирали, а он цвел, толстел,  сиЯЯ  здоровьем  и
весельем. ‚ свое  времЯ,  когда  он  только  водворилсЯ  в  ’юлет,  ”елисите
прислала ему в подарок вино, ликеры и коньЯк, в  тайной  надежде  освободить
семью  от  этого  грЯзного  шалопаЯ,  который  не  сулит  ей  ничего,  кроме
неприЯтностей и позора. Ќо очень скоро она заметила, что достигла совершенно
противоположного  результата:  алкоголь,  казалось,  поддерживал  у  Њаккара
прекрасное  настроение,  его  физиономиЯ  расплывалась   в   улыбке,   глаза
насмешливо блестели. € она перестала делать ему подарки, он  только  толстел
от этого Яда, на который  она  так  уповала.  ”елисите  питала  против  него
страшную злобу и, если бы осмелилась,  охотно  убила  бы  его.  ќто  желание
возникало у нее при каждой встрече, когда он,  твердо  стоЯ  на  отекших  от
пьЯнства  ногах,  смеЯлсЯ  ей  в  лицо,  -  Њаккар  отлично  знал,  что  она
подкарауливает его смерть, чтобы похоронить вместе с ним кровавые и  грЯзные
событиЯ, свЯзанные с двукратным завоеванием Џлассана, и мысль о том, что  он
не доставлЯет ей этого удовольствиЯ, приводила его в совершенный восторг.
     - ‚идите ли,  ”елисите,  -  частенько  говорил  он  со  своей  жестокой
усмешкой, -  Я  торчу  здесь,  чтобы  беречь  нашу  старую  мамашу.  €  если
когда-нибудь мы с нею решим умереть, то только длЯ того, чтобы  оказать  вам
любезность. ‚от именно!  ’олько  длЯ  того,  чтобы  избавить  вас  от  труда
навещать нас ежемесЯчно с такой сердечностью.
     Ћбычно ”елисите, не обольщаЯ себЯ больше надеждой, даже не  заходила  к
Њаккару, разузнаваЯ о нем в “бежище. Ќо на этот раз, услышав,  что  он  пьет
запоем, не выходЯ из дому, и ни разу не протрезвилсЯ в течение двух  недель,
она полюбопытствовала взглЯнуть собственными глазами, до какого состоЯниЯ он
дошел. € вот, возвращаЯсь на вокзал, она сделала  крюк,  чтобы  пройти  мимо
усадьбы дЯдюшки Њаккара.
     ‘тоЯла прекраснаЯ погода, был жаркий,  сиЯющий  летний  день.  …е  путь
лежал проселочной дорогой; по обе стороны тЯнулись тучные полЯ, которые  она
принуждена  была  купить  длЯ  него,  заплатив  этой  ценой  за  молчание  и
пристойное поведение. „ом дЯдюшки Њаккара, с розовыми черепицами  и  стенами
густо-желтого цвета, был весь залит солнцем  и  показалсЯ  ей  необыкновенно
веселым. Ќа  террасе,  под  тенью  старых  шелковиц,  ”елисите  отдохнула  в
приЯтном  холодке,  наслаждаЯсь  прекрасным  видом.  Љаким  достоинством   и
мудростью дышал этот счастливый уголок, где старый человек мог бы окончить в
мире дни свои, исполненные добра и сознаниЯ выполненного долга!
     Ќо она его не видела и не слышала. ‘тоЯла глубокаЯ тишина.  ‹ишь  пчелы
гудели над огромными мальвами. Ќа террасе в тени, вытЯнувшись  во  всю  свою
длину, лежала маленькаЯ желтаЯ собачка, "лубе", как их зовут в Џровансе. Ћна
было с ворчанием поднЯла голову, готоваЯ залаЯть, но,  узнав  гостью,  снова
опустила голову и больше не двигалась.
     ’огда, среди этого  безлюдьЯ,  среди  этих  потоков  солнечного  света,
”елисите почувствовала легкий озноб от страха. Ћна позвала:
     - Њаккар, Њаккар!..
     ‚ходнаЯ  дверь  домика  под  шелковицами  была  широко  распахнута.  Ќо
”елисите не решалась войти - этот  пустой  дом  с  открытой  настежь  дверью
тревожил ее. € она позвала опЯть:
     - Њаккар, Њаккар!..
     Ќи звука, ни движениЯ в ответ.  ‘нова  глухое  молчание;  только  пчелы
гудели сильнее над высокими мальвами.
     Ќаконец ”елисите устыдилась своей боЯзни и смело вошла в дом. Ќалево, в
прихожей,  дверь  на  кухню,  где  дЯдюшка  обычно  проводил   времЯ,   была
притворена. ’олкнув ее, она сначала не могла ничего разобрать, - видимо,  он
закрыл ставни,  чтобы  спастись  от  жары.  Ћна  только  почувствовала,  что
задыхаетсЯ от удушливого запаха алкоголЯ,  наполнЯвшего  комнату;  казалось,
его выделЯла каждаЯ вещь, словно весь дом насквозь был пропитан  им.  Џотом,
когда ее глаза привыкли к полутьме, она наконец различила фигуру дЯдюшки. Ћн
сидел возле стола, на котором стоЯли стакан  и  пустаЯ  до  донышка  бутылка
восьмидесЯтиградусного коньЯка. ѓлубоко осев в своем кресле, он крепко спал,
мертвецки пьЯный.  ќта  картина  вызвала  у  нее  обычный  приступ  злобы  и
презрениЯ.
     - „а ну же, Њаккар! - закричала она. - Љак неразумно и  низко  доводить
себЯ до такого состоЯниЯ!.. Џроснитесь же, ведь это просто срам!
     Ќо его сон был так глубок, что ее слышалось даже дыханиЯ  Ќапрасно  она
кричала все громче и шумела, Яростно хлопаЯ в ладоши:
     - Њаккар! Њаккар! Њаккар!.. „а что же  это  такое!..  Ќа  вас  противно
смотреть, мой милый!
     Ќаконец она оставила его в покое и, не церемонЯсь, стала  распорЯжатьсЯ
в комнате. Џосле пыльной дороги ужасно хотелось пить.  Џерчатки  мешали  ей,
она снЯла их и положила  на  край  стола.  Џотом  ей  посчастливилось  найти
кувшин, она вымыла стакан, наполнила его до  краев  водой  и  уже  собралась
напитьсЯ, как вдруг она заметила нечто необыкновенное, потрЯсшее ее до такой
степени, что, не сделав ни глотка, она  опустила  стакан  на  стол  рЯдом  с
перчатками.
     ‚ комнате, освещенной узкими лучами солнца, пробивавшимисЯ сквозь  щель
старых, рассохшихсЯ ставней, она видела все Ясней и Ясней. ’еперь  она  Ясно
разглЯдела дЯдюшку Њаккара; на нем, как всегда, был костюм из синего  сукна,
а на голове меховаЯ каскетка, которую  он  носил  круглый  год.  Ћн  здорово
растолстел за пЯть или шесть последних лет и превратилсЯ в  какую-то  глыбу,
обвисавшую жирными складками. ”елисите заметила, что он  курил,  засыпаЯ,  -
его короткаЯ чернаЯ трубка  упала  ему  прЯмо  на  колени.  €  вот  тогда-то
”елисите остолбенела от изумлениЯ. Џо-видимому, рассыпавшийсЯ  табак  прожег
брюки: сквозь дыру величиной  с  большую  монету  виднелась  голаЯ  лЯжка  -
краснаЯ лЯжка, от которой поднималсЯ маленький голубой огонек.
     ‘начала ”елисите подумала, что горит его белье: кальсоны,  рубашка.  Ќо
сомнений быть не могло: она Ясно различила голое тело  и  маленький  голубой
огонек над ним  -  легкий,  танцующий,  каким  бывает  пламЯ  скользЯщее  по
поверхности  зажженной  чаши  с  пуншем.  Џока  он  был  не  больше  слабого
бесшумного Язычка ночника и колебалсЯ от малейшего движениЯ воздуха.  Ќо  он
быстро становилсЯ выше и шире, кожа начала трескатьсЯ, зашипел жир.
     Ќевольный крик вырвалсЯ у ”елисите:
     - Њаккар!.. Њаккар!..
     Ћн не пошевельнулсЯ. „олжно быть, он ничего не чувствовал, винные  пары
погрузили его в состоЯние какого-то оцепенениЯ, парализовав все чувства;  но
он был жив, он дышал, его грудь поднималась медленно и ровно.
     - Њаккар!.. Њаккар!..
     ’еперь сквозь трещины на коже стал  сочитьсЯ  жир,  и  огонь  усилилсЯ,
охватываЯ живот. ’огда  ”елисите  понЯла,  что  дЯдюшка  горит,  как  губка,
насквозь пропитаннаЯ спиртом. “же много лет он поглощал его, при этом  самый
крепкий, самый горючий. ‚от-вот он вспыхнет весь с ног до головы.
     € у ”елисите пропало желание его разбудить - уж очень крепко  он  спал.
…ще одно показавшеесЯ бесконечным мгновение она растерЯнно смотрела на него,
постепенно приходЯ к какому-то решению. Ќо пальцы ее дрожали мелкой  дрожью,
которую она не могла сдержать. ‡адыхаЯсь, она обеими руками поднесла к губам
стакан воды и сразу осушила его. Џотом направилась на цыпочках к  двери,  но
вспомнила о  своих  перчатках,  возвратилась  обратно  и  ощупью,  торопливо
захватила их, - ей  казалось,  что  она  взЯла  обе.  Ќаконец  она  вышла  и
тщательно закрыла  за  собой  двери,  стараЯсь  не  шуметь,  словно  боЯлась
кого-нибудь побеспокоить.
     Ћчутившись снова на свежем воздухе,  на  террасе,  залитой  живительным
солнцем, опЯть увидев бесконечные полЯ, слившиесЯ с небом на горизонте,  она
облегченно вздохнула. ‚округ не было ни души; наверное, никто не видел,  как
она вошла в дом и вышла оттуда. ’олько желтаЯ собачка  лежала,  вытЯнувшись,
на прежнем месте, не удостаиваЯ даже поднЯть голову. € ”елисите  отправилась
дальше своими маленькими проворными  шажками,  легко  покачиваЯсь  на  ходу,
словно молоденькаЯ девушка.  ЋтойдЯ  немного,  она  против  воли,  повинуЯсь
какой-то непреодолимой силе, обернулась и в последний раз  взглЯнула  назад.
„ом на косогоре казалсЯ таким приветливым и  спокойным  в  лучах  заходЯщего
солнца. ’олько в поезде, когда она захотела надеть перчатки,  она  заметила,
что одной не хватает. ”елисите решила, что потерЯла ее на перроне, садЯсь  в
вагон. …й казалось, что она совершенно спокойна, а все же так и  осталась  с
одной перчаткой на правой  руке.  ќто  свидетельствовало,  если  знать  г-жу
ђугон, о чрезвычайно сильном потрЯсении.
     Ќа следующий день Џаскаль и Љлотильда с трехчасовым поездом  выехали  в
’юлет. Њать арлЯ, жена  шорника,  привела  к  ним  мальчика,  которого  они
взЯлись отвезти к дЯдюшке, - там он должен был остатьсЯ на целую  неделю.  ‚
семье снова начались раздоры: отчим арлЯ наотрез отказалсЯ терпеть у себЯ в
доме чужого ребенка, этого дворЯнского сынка, тупицу и  бездельника.  арль,
которого бабушка одевала по своему вкусу,  действительно  напоминал  в  этот
день своим черным бархатным костюмом, расшитым  золотым  шнуром,  маленького
аристократа, пажа былых времен, отправлЯющегосЯ ко двору. Љлотильда во времЯ
этого пЯтнадцатиминутного путешествиЯ, сидЯ в купе, где, кроме  них,  никого
не было, забавлЯлась, играЯ его кудрЯми. Ћна снЯла с него  берет  и  гладила
чудесные белокурые локоны, царственно падавшие ему на плечи. Ќо на ее пальце
было кольцо, и, проведЯ рукой по его  затылку,  она  была  поражена,  увидев
кровавый след. Љ арлю нельзЯ было прикоснутьсЯ, чтобы на его коже сейчас же
не выступила краснаЯ роса, - это была  слабость  тканей,  до  такой  степени
усиленнаЯ вырождением, что стоило только дотронутьсЯ до него, как начиналось
кровотечение. Ћбеспокоенный Џаскаль тотчас спросил арлЯ, бывают ли  у  него
так же часто, как раньше, кровотечениЯ из носа. Њальчик не сразу ответил  на
этот вопрос: сначала он сказал "нет", потом вспомнил, что  на  днЯх  у  него
долго текла из носа кровь. „ействительно, он  казалсЯ  слабее  прежнего;  он
впадал в младенчество по мере того, как становилсЯ  старше;  его  умственные
способности  не  только  не  развивались,  но  все  более  ослабевали.   …му
исполнилось пЯтнадцать лет, а на вид ему не дали бы и десЯти; он  был  похож
на хорошенькую бледную девочку, на цветок, выросший  в  тени.  ђастроганнаЯ,
огорченнаЯ Љлотильда сначала  держала  его  у  себЯ  на  коленЯх,  но  потом
пересадила на скамейку, заметив, что он пытаетсЯ просунуть руку в  вырез  ее
корсажа. ’о было раннее и бессознательное проЯвление  порочности  маленького
животного.
     Џриехав в ’юлет, Џаскаль решил сначала проводить арлЯ к дЯдюшке. € они
стали  взбиратьсЯ  на  довольно  крутой  подъем,  по  которому  шла  дорога.
‚идневшийсЯ издали маленький домик, как и  вчера,  залитый  Ярким  солнечным
светом, словно  улыбалсЯ  своими  розовыми  черепицами  и  желтыми  стеками.
‡еленые шелковицы, простиравшие узловатые ветви над террасой, ронЯли на  нее
пустую тень листвы. Ѓлаженный покой царил в этом  укромном  уголке,  в  этом
убежище мудреца. ‘лышалось только гудение пчел над высокими мальвами.
     - Ђх, этот мошенник-дЯдюшка! - пробормотал Џаскаль, улыбаЯсь. -  џ  ему
завидую.
     Ћднако дЯдюшки не было видно, как обычно, на  террасе,  и  это  удивило
ЏаскалЯ. арль побежал вперед, увлекаЯ за собой  Љлотильду,  чтобы  поскорее
посмотреть на  кроликов,  и  доктор,  поднЯвшись  один  к  дому,  еще  более
удивилсЯ, никого не найдЯ там. ‘тавни были закрыты, входнаЯ дверь распахнута
настежь. ’олько желтаЯ собачка стоЯла на пороге, судорожно упершись  в  него
лапами, шерсть на ней стоЯла дыбом; она тихо, не  переставаЯ,  выла.  “видев
ЏаскалЯ, которого знала, она на мгновение замолкла, потом отбежала в сторону
и снова начала тихонько скулить.
     Ћхваченный тревогой, Џаскаль не  мог  сдержать  своего  беспокойства  и
невольно позвал:
     - Њаккар!.. Њаккар!..
     Ќикто не отвечал, дом  хранил  гробовое  молчание,  широко  распахнутаЯ
дверь казалась зиЯющей черной дырой. ‘обака выла, не переставаЯ.
     ‚ нетерпении Џаскаль закричал еще громче:
     - Њаккар!.. Њаккар!..
     Ќичто не шевельнулось, гудели пчелы, бесконечное спокойствие  царило  в
этом уединенном уголке. ’огда Џаскаль решилсЯ  войти.  Ѓыть  может,  дЯдюшка
просто-напросто спит. Ќо как только он толкнул дверь в кухню, налево, ему  в
нос ударил ужасный запах - невыносимый запах костей  и  мЯса,  брошенных  на
горЯчие угли. ‚ самой кухне он  едва  не  задохнулсЯ,  ослепленный  каким-то
густым паром, каким-то висевшим в воздухе тошнотворным  дымом.  ’онкие  лучи
света, проникавшие в щели, помогали мало,  он  не  мог  ничего  рассмотреть.
’огда он быстро подбежал к камину, но сейчас же отказалсЯ от мысли о пожаре:
огнЯ там не было, всЯ мебель кругом стоЯла нетронутой. Ќичего не  понимаЯ  и
чувствуЯ, что в этой  отравленной  атмосфере  силы  оставлЯют  его,  Џаскаль
резким движением открыл оконные ставни. ‚ комнату ворвалсЯ поток света.
     ‡релище, открывшеесЯ ему, было  поразительно.  ЉаждаЯ  вещь  стоЯла  на
своем месте, стакан и пустаЯ бутылка от коньЯка находились на столе;  только
на кресле, где обычно восседал дЯдюшка, были следы  огнЯ  -  передние  ножки
почернели, солома на сиденье почти сгорела. Ќо  что  случилось  с  дЯдюшкой?
Људа он девалсЯ? Џеред  креслом,  на  каменном  полу,  залитом  лужей  жира,
виднелась только небольшаЯ кучка пепла, а  рЯдом  с  ней  лежала  трубка,  -
чернаЯ трубка, даже не разбившаЯсЯ при  падении.  ’ут  и  был  весь  дЯдюшка
целиком, - в этой горсти тонкого пепла, в этом рыжем облаке дыма,  уходившем
в открытое окно, в этом слое сажи, покрывавшем  кухню,  -  ужаснаЯ  сажа  от
сожженного мЯса облепила все, жирнаЯ, омерзительнаЯ на ощупь.
     ќто был один из самых замечательных случаев самопроизвольного сгораниЯ,
который когда-либо случалось наблюдать  врачу.  Ћ  некоторых  из  них,  тоже
совершенно исключительных, Џаскалю